Ночь укрыла академию непроглядной темнотой, точно таинственной вуалью. В кабинете ректора Вальмонта горел тусклый свет настольный лампы. Ректор, как всем казалось, редко спал по ночам, а многие и вовсе утверждали, что сон никогда не мог овладеть им. Вальмонт разглядывал своё отражение в зеркале, наблюдая за своим отражением, точно за каким-то преступником. В его окно что-то врезалось, издав приглушённый жалостливый писк. Поспешив заглянуть через массивные шторы, ректор усомнился в том, что вообще что-то слышал. В кабинете его стало слишком много замкнутого пространства, в котором он больше не захотел находиться ни минуты. Открыв окно, он вдохнул холодный ночной воздух, пропитанный запахом мокрой земли. Ступив на балкон, он тут же замер, услышав неприятный хруст под ногой. Это был голубь, всё ещё воркующий, но не способный подняться.
— Эх, бедное создание, — Вальмонт поднял его, приблизив к своим глазам, чтобы рассмотреть раны птицы. Его крыло было сильно повреждено, но не меньше чем само тельце, на которое он случайно наступил. Ректору было жаль это несчастное создание, хоть он и понимал, что без потерь в жизни не может быть гармонии.
В этот момент ректор ощущал тревогу и ответственность за это слабое, сломленное жизнью существо, поэтому-то он и решил принять голубя в стены академии, дав возможность излечить эти физические и душевные раны.
Глаза мои слепил приглушённый свет настенных свечей и огромной люстры посреди шикарного зала, заставленного декором классицизма. В помещении был приятный мне холодок, который успокаивал и убаюкивал меня. Камин, истощающий языки алого пламени, смотрел на меня, точно спрашивая, достаточно ли мне тепла, которое, по сути дела, было не так уж и важно для меня. Я уверен, что был в этом здании один, но скоро по шикарной резной лестнице раздались торопливые шаги, раскатом грома отзываясь в моём сердце. Я знал это место, я помнил эти шаги, но не мог понять, что мешает мне вспомнить жизнь в этих стенах…. Точно очень давно меня лишили всех дорогих воспоминаний. Шаг и ещё один шаг…. Сердце волнительно трепеталось в моей груди. Время томило меня, но я был город, с терпением встретив женщину в пышном платье чёрно-бежевого цвета, держащаяся за руку мужчины в строгом костюме. Глаза женщины загорелись, на лице её не было определённой эмоции, все они смешались, не имея возможности собраться в одно единое чувство.
— Энгис, мы так долго ждали тебя, — сорвавшись с места, женщина бросилась на меня, вглядываясь в отражение моих взволнованных глаз, — Как же мы скучали, ожидая того момента, когда ты сможешь снова вернутся к нам, вернуться домой.
— Мы знаем, что ты ничего не помнишь, но порой воспоминания уничтожают всё живое, — добродушная улыбка осветила лицо мужчины, на которого, как мне показалось, я был невероятно похож, — Энгис, с возвращением домой!
Дом, в котором я был рождён, в котором провёл счастливое время детства и где я когда— то был потерян. Поместье Кёллерспот смотрело на всё свысока, выглядывая из игольных верхушек елей. Здесь никогда не восходит солнце, не проникает ни единый луч света, а всё потому, что жизнь за гранью реальности не может ужиться с миром людей.
— Хозяин, — снова демоны склонили передо мной колени, признав как своего наставника, отчего мне было как-то не по себе, иными словами, я не хотел этого подчинения со стороны моего прошлого.
— Поднимитесь, — приказал я им, вызвав удивление в их глазах.
— Вы не требуете нашего подчинения к Вам?! — на лице пепельноволосой застыло удивление, что заразило и других, — Мы готовы пойти ради Вас на всё, поверьте.
— Я знаю, но любой из вас достоин того, чтобы обращаться ко мне на ты, даже если вам кажется это иначе.
— В любом случае, мы всегда будем твоими верными единомышленниками, — голос рыжеволосого парня звучал несколько странно, растеряно. Ему было сложно обратиться ко мне на ты.
Всё происходящее здесь не даёт мне покоя. Нет ни единой минуты, чтобы я остался один, без присмотра. Вглядываясь в глаза Терезы и Чарльза, как позже выяснилось, моей матери и отца, я видел незримое великое счастье, наверное, которое было присуще только родителям, ведь только они могут видеть тебя таким, какой ты есть на самом деле. Из всех тех рассказов, которые они с гордостью рассказывали мне, я понимал, дороже того места, где тебя ждут и любят, на свете нет, кроме родного дома.
— Позволь показать тебе комнату, в которой ты взрослел, — Тереза и Чарльз вели меня по длинному коридору третьего этажа, остановившись у двери с изогнутой чёрной металлической ручкой, — мы каждыми вечерами собирались в этой комнате, чтобы представить, как твои годы взросления могли бы уместиться здесь.
Прикоснувшись рукой к холодной дверной ручке, я медленно повернул её, вдохнув неведомый запах одиночества. Дверь распахнулась, и огромное пространство ослепило мои глаза чернотой. Здесь всё напоминало меня: этот холод, молчание, строгость, изящность, запечатлённый на шахматном столе из белого камня. Даже запах чем-то напоминал меня. Неужели Кёллерспот помнил обо мне в мельчайших деталях, сохранив всё, что позволяло назвать меня по имени? Столько лет он хранил эту память, столько лет я был отсечён от своего дома, от своего прошлого…. Что мне остаётся делать теперь? Вернуть себя, даже если мне придётся пожертвовать своей человечностью.
— Энгис, рад тебя видеть здесь! — за шахматным столом из сумрака появился силуэт, со времен приняв человеческий облик.
Я знал его, ведь трудно было не узнать того, кто постоянно приходил ко мне во снах, называясь моим дядей Джениэлом, с тех давних пор, как я попал в академию. Он присматривал за мной во снах, отделяя реальность от вымысла даже тогда, когда всё было наоборот, маскируя тем самым мою настоящую жизнь и сущность, ведь человеком я никогда не был, хоть он отчаянно пытался доказать иное.
— Я обязательно выиграю тебя в этот раз, — вспомнив тот сон, в котором он проиграл мне партию в шахматы, Джениэл поднял фигурки в воздух одной только мыслью.
— Ты серьёзно так думаешь?! — наигранное лукавство сверкнуло на миг на моём лице, ведь пока никто не смог меня обыграть, кроме меня самого.
В шкафу что-то застучало. Это был назойливый стук чего-то очень сильного, что пыталось вырваться наружу любым способом, лишь бы больше не сидеть взаперти. Эта клетка уже столько времени удерживало неведомое, не позволяя ему прорваться в жизнь, на свободу, о которой оно уже очень давно мечтало. Борьба за эту свободу была нелегка, но стоило побороться, ведь впереди столько событий, которые зависят только от него. Оно стучало там, в этом массивном шкафу, разрывало всё вокруг на мелкие детали, пытаясь прорвать путь из тёмного узкого пространства. Этот звук резал по моим ушам, точно невидимым осколком лезвия, причиняя незримую боль одиночества. Я не мог больше терпеть этой ярой отречённости неведомого от жизни, распахнув двери шкафа, вызволив сущность на свободу. Старая книга белого цвета лежала в этом шкафу, издавая скрежет и одинокий вой, который терзал и мою душу тоже, не оставляя ни капли покоя. Мои глаза почернели, когда я дотронулся до неё. Книга распахнулась, начиная пролистывать одно событие за другим, пронося всю эту неведомую жизнь перед моими глазами. Я помню….. Я помню это всё! Жизнь с самого рождения, данная мне, вернулась, открыв нечто ужасное в моём сердце, без чего я не мог носить фамилию Кёллер, называться своим именем, быть тем, кем я являюсь на самом деле. Исчерпав все свои воспоминания, книга рассыпалась, образовав горсть холодного пепла. Адское пламя горело в моих глазах, переливаясь всеми оттенками огня и крови.
Свечи в поместье заколебались, точно от страха и волнения, пламя в камине погасло.
— Он вернулся, — тихо прошептал Лео, обратившись к другим демонам с улыбкой, полной дьявольского лукавства.