Минуты проходят на цыпочках, приложив палец к губам; я вспоминаю, как после школы, чтобы набрать для вожделенного журфака стаж, я устроился в городскую газету, и первое же письмо, которым мне поручили заниматься, было от мальчика, который написал, что его, сестру, маму бьет папа. Когда пьяный. А пьяный он каждый день.

Послушайте, я был мальчишкой, меня любили дома так, что дышать было невмоготу, я ничего такого о жизни не знал! Моим маме с папой был дан высокий дар любить Живое! В том мире, откуда я родом, из-за обычной затрещины разверзлись бы небеса, а тут… Лицом об стенку, раскаленным утюгом, холодной водой по ночам да из шланга.

Кутаиси, даром что сказочный, невеликий город, чтоб мигом не прознать, правду написал пацан или погрешил. Написал правду. Мой старший брат предложил брутальным образом вывести мразь из строя – избиением до полусмерти.

Не судите меня строго; годы спустя открою: мы так и сделали. Не читая при этом нотаций, что ребенок есть чудо, есть поцелуй Бога… тут миндальничанье ни к чему! Такие нелюди отчетов не дают, а если и готовы дать, кому эти отчеты нужны?!

Розы, слезы, грозы, грезы, розги; мы обрекаем наших детей на незащищенность, наши дети боятся возвращаться домой, глотают слезы, пьют горькую, осознав однажды, что никому не нужны.

У вас случаются приступы межреберной невралгии? У меня всякий раз, когда я слышу, как обижают наших детей. То есть каждый день.

Мы выбираем между равнодушием и идиотским доказательством своего превосходства над ними, и не хватит на нас домов для престарелых; монстрам – монстрово. Я понимаю, что надо об этом говорить, писать, бить в набат. Еще я понимаю значение слова «самосуд»; вечно у меня с социумом разночтения, грубый я для социума; тех, кто унижает детей, бил, бью и бить буду.

Дети приходят в наш испоганенный нами мир с чувством радостного ожидания, умея отличить симфонию от какофонии, умея летать над миром, где солнце и звезды, где ласковый ветер и где все люди добрые, аж светятся.