Медленно тянулись недели и месяцы в городе, захваченном чужеземцами. Трудно жилось Ковальчукам. Терпели нужду, голод и холод и ждали, ждали, когда же вернутся советские войска, когда прогонят ненавистных гитлеровцев с украинской земли. Но ничто ещё не предвещало близкого наступления этого желанного дня. Бои шли где-то далеко, радио хвасталось победами гитлеровской армии и уверяло, что в ближайшие дни падёт Москва, и тогда Россия покорится и сдастся на милость победителей. Костя не .верил этому, он помнил, как убеждённо сказал однажды покойный Назар Степанович:

- Не видать фашистам Москвы.

После казни Назара Степановича и его товарищей к Косте никто больше не приходил. И от Остапа Охрименко не было никаких вестей. Мать, вернувшаяся на днях из Камышевки, сообщила:

- Кузнец-то, Панас Карпович, оказывается, тайную работу вёл. Вот тебе и нелюдим, и кто бы подумал!

- А что с ним?-заволновался Костя.

- С ним-то?- переспросила мать.- А ничего, слава богу! Хитрющий старик оказался. Сказывают, пришли ночью гестапы - а его и след простыл. Какой-то хороший человек предупредил, должно быть.

Костя был очень рад, что старому кузнецу удалось избежать гибели. Но он-то теперь остался совсем один. И тут же мальчик подумал: «Нет, я не один. Со мной знамя, которое я должен сберечь». Костя понял, что он как бы остался на ответственном посту с важным заданием.

Лето было на исходе. Скоро наступит осень, начнутся дожди, а потом и зима нагрянет. Тоскливая пора, тяжёлое время. Костя сидел на скамье под вишней, глубоко задумавшись.

Стукнула калитка, и в садик вбежал запыхавшийся соседский мальчик Митя.

- Смотри-ка, смотри!- и он протянул Косте отпечатанную в типографии листовку на русском и украинском языках.- У нас в Куреневке школа открывается. Понимаешь?

Костя внимательно прочитал листовку. В ней извещалось, что с согласия властей в городе открываются школы для обучения украинскому и русскому языкам; дети, желающие учиться, должны явиться на регистрацию 1 сентября 1942 года к 5 часам дня. Далее сообщались адреса школ, куда следовало собираться. В числе прочих был указан и адрес куренёвской школы.

- Ну, что скажешь, Костя?-радостно заговорил Митя.- Здорово, а? Учиться будем, понимаешь?

- Брехня всё это, наверно,- не очень уверенно возразил Костя.

- А мы сходим, посмотрим,- уговаривал Митя.

- Сходить можно,- согласился Костя.

Наступило первое сентября. Мать с утра хлопотала, собирая Костю в школу. Достала из подполья припрятанные учебники.

- Книжки возьмёшь, Костенька?

Костя подумал и решительно ответил:

- Нет. Учебники-то ведь советские. За них ещё влетит, пожалуй. Да сегодня, наверно, занятий не будет, а только запишут по классам. Пойду просто так, без всего.

На улице Костю уже поджидал Митя. Они вместе направились к школе, которая была расположена в центре посёлка. Обгоняя их и весело переговариваясь, туда же спешили мальчики и девочки. Митя торопил, но Косте почему-то не очень хотелось идти в школу, и он не спешил. Ему не верилось, чтобы фашисты всерьёз решили заняться образованием советских детей.

На широком школьном дворе толпились мальчики и девочки. Костя осмотрелся. Никого из знакомых учителей и учительниц не было видно. По двору сновали какие-то неизвестные люди в штатском, у ворот стояло до десятка вооружённых полицаев. Медленно тянулось время. Самые нетерпеливые из ребят начали громко кричать:

- Чего нас здесь держат?

- Где директор?

- Начинайте, а то уйдём.

Несколько ребят решительно двинулись к воротам. Костя присоединился к ним. Но полицаи преградили дорогу.

- Назад! Назад! Не велено.

У Кости заныло сердце от какого-то неясного предчувствия: «Что они хотят с нами делать?»

В это время на школьное крыльцо поднялся седобородый старик в старомодном сюртуке. «Наверно, директор»,- подумал Костя. Затем вынесли столик и стулья. Невзрачный чахлый писарь сел за столик и развернул тетрадь. Старик поднял руку.

- Дети!-заговорил он хрипловатым голосом.- Сейчас вас запишут в школьный журнал, затем вы получите обмундирование и завтра с утра - с богом за учёбу. Начинайте!- махнул он рукой писарю, а сам отошёл в сторону, утирая платком вспотевший лоб.

Началась регистрация. Писарь у каждого спрашивал имя и фамилию, адрес, сведения о родителях и в каком классе учился. Прошёл час, другой, третий. К удивлению Кости, без всяких возражений записали даже двух еврейских мальчиков. «Как же так?- подумал он.- То они евреев отовсюду гонят, а этих приняли. Тут что-то не то, не настоящее». Но, в чём дело, всё ещё не мог догадаться.

Когда очередь дошла до него, он, неожиданно для себя, на вопрос писаря: «Фамилия?»- ответил:

- Бондаренко Константин.

Удивлённый Митя дёрнул друга за рукав. Но Костя только кивнул ему, дескать, подожди, потом узнаешь. Недоумевающий Митя отошёл в сторону. Он даже пропустил свою очередь, чтобы расспросить товарища, почему он сказал неправду. Сообщив такие же вымышленные сведения и на другие вопросы, Костя облегчённо вздохнул. Так будет лучше. Кто их знает, для чего они всё это записывают.

- Зачем ты соврал?- шёпотом спросил Митя.

- А так, на всякий случай,- также шёпотом ответил Костя.- Тут что-то нечисто. Может, нас вовсе и не в школу записывают.

- А куда?

- Не знаю. Только лучше бы и ты чужую фамилию сказал.

Митя задумался, но тут же нашел выход.

- А знаешь, Костя, что? Я и записываться не стану. Может, не заметят,- вон ведь нас сколько тут.

- Верно,- согласился Костя,- может, сойдёт.

Отойдём-ка в сторону.

Перепись тем временем продолжалась. Приближались уже сумерки.

Незадолго до конца регистрации Костя заметил, что директор поминутно, с каким-то нетерпением поглядывает на ворота, около которых неподвижно стояли полицаи.

Внезапно с улицы послышался шум подъезжающих машин и громкая команда. Ворота распахнулись, и во двор вошла группа солдат во главе с офицером.

- Построиться по четырёх!- на ломаном русском языке приказал офицер.

Среди ребят возникло замешательство. Высокий русоволосый паренёк выступил вперёд и спросил:

- А куда вы нас повезёте?

- Мольшать!- заорал офицер.

С крыльца громко заговорил «директор»:

- Дети! Вы сейчас поедете на станцию. Там вам прямо из вагонов выдадут школьное обмундирование единого образца.

- А почему конвой?!- выкрикнул тот же паренёк.

- Это для порядка,- ответил директор.- Так приказал господин бургомистр.

«Ой, что-то тут не то»,- тоскливо подумал Костя. И вдруг его осенила догадка: «Да уж не в Германию ли нас угоняют?» И он вспомнил, что в городе уже ходили слухи об этом. Костя огляделся по сторонам. Убежать было невозможно. «И зачем только я послушал Митю?»

Ребят построили и вывели на улицу. Подталкивая автоматами, их быстро посадили в грузовики и повезли на вокзал.

Костя оказался рядом с Митей. Стиснул ему плечо.

- Митя, уж не в Германию ли нас увозят?

- Ой, мама!-вскрикнул Митя.

- Надо удирать.

- А как?

В это время грузовики повернули влево и по переулку выехали в поле.

- Смотри, смотри,- шепнул Костя,- а ведь они нас не на вокзал везут, а к разъезду, должно быть. Видишь?

Митя присмотрелся. Действительно, вокзал остался в стороне. Костя торопливо шепнул:

- Как будет овраг, прыгнем через борт - и будь что будет.

Митя согласно кивнул головой.

Заметно темнело. Дорога шла по перелеску, постепенно поднималась на пригорок. Вот и овраг.

- Прыгай!- шепнул Костя и мгновенно перемахнул через борт.

Митя тоже прыгнул, но неудачно. У него подвернулась нога, и он упал, ударившись головой о камень. Костя наклонился над ним: мальчик был неподвижен. В это время конвой открыл стрельбу: надо спасаться! Кубарем скатываясь в овраг, Костя услышал крики и беспорядочные выстрелы. Рокот машин затих. Наверху, возле дороги, засветились огоньки ручных фонариков. «Погоня»,- догадался Костя и быстро побежал сквозь кусты.

Постепенно крики становились всё глуше. Костя остановился, чтобы приглядеться, в какую же сторону ему идти. Но в темноте выбрать правильное направление было трудно. Он решил переждать в кустах до поры, когда чуть-чуть посветлеет. «Ах, Митя, Митя,- горестно думал мальчик.- Как же ты это так?» Ему было невыносимо тяжело от сознания, что он ничем не мог помочь товарищу.

На рассвете Костя пробрался домой. Встревоженная мать всю ночь провела без сна. Увидев Костю, она заплакала от радости и крепко прижала его к груди. Она уже узнала, что этой ночью оккупанты отправили с переезда эшелон с детьми в Германию и думала, что сына ей больше не видать.

Утром к ним зашла заплаканная соседка Марья Тимофеевна, мать Мити. Костя рассказал ей всё, как было. Она обшарила все кусты в овраге и возле него, но тщетно. Мити не было, видимо, его увезли на далёкую каторгу.

Было решено, что Костя, на всякий случай, некоторое время будет прятаться в погребе, на огороде. Но прошла неделя, другая, а их никто не тревожил. «Это потому,- решил Костя,- что я обманул их. Как хорошо я придумал!»

Когда наступила зима, Костя перебрался в хату. И опять потянулись длинные, тоскливые дни, полные страха и лишений.