Глава 1. Марсианское танго

Январь 2448, Венера, Альфа

Служба дворцовой охраны занимала целое крыло. Это был свой мир, со своими законами, обычаями и порядками. Административные здания, полигоны, казармы, королевский гараж, королевский ангар и многое-многое другое. Всего, что здесь есть, Изабелла перечислить не могла, как и назвать всё, чем занимается эта структура. Ведь под яркой благородной вывеской дворцовой стражи прятались самые подводные, самые тайные дела клана, в курсе которых были только Сирена, мать, отец и тетя Алиса. И, частично, сестра, но лишь в какой-то степени.

Как могло так случиться, что мама и Сирена, две враждующие женщины, не поделившие мужчину, смогли помириться, и чтобы мама доверила своей главной сопернице такой важный пост, Изабелла не понимала. Она ведь фактически вручила ей в руки свою безопасность! Свою и своей семьи! Отдала важнейшие рычаги влияния на планете! Тетя Сирена после этого приобрела такую власть, какая не приснится в самом сладком сне, какую не имела и не могла иметь на посту главы корпуса телохранителей!

Ведь что есть корпус? Батальон вооруженных до зубов ряженых девочек, клоунов. Да, ими тетя Сирена в свое время припугнула несколько не в меру ретивых кланов, поставила их на место. Но от этого они не стали НЕ ряжеными девочками. Вся планета втихую смеется над этим заведением, считая причудой и атавизмом, традицией семьи Веласкес, на которую можно закрыть глаза, ибо не мешает. И корпус во избежание всю свою историю старается «не мешать». Да, иногда ангелочки проявляют норов и характер, иногда офицеры устраивают в городе показательные кровавые вендетты, но большинства обывателей они не задевают и преследуют сугубо конкретные цели. Корпус — страшилка, которой пугают, но страшилка не страшная. Случись что серьезное, все прекрасно понимают, три сотни стволов да еще в женских ручках не значат ничего.

Иное дело дворцовая стража. Структура государственная, официальная, наделенная множеством полномочий и имеющая солидный авторитет. А кроме того, штаб всего силового блока семьи Веласкес, королевского клана, в который входит в том числе упомянутый корпус телохранителей, но далеко не только он.

Они сидели в машине недалеко от входа в главный корпус этого штаба, окруженные двумя десятками ангелочков из разных оператирвных групп, рассеянных по территории вокруг, в полном молчании. Изабелла нервничала. С момента встречи с Фрейей все пошло не так, сразу, и она не могла остановить эту неправильную волну. Да в общем и не хотела. Она, отчаялась до такой степени, что была готова, как сказала Лана, «продать душу дьяволу», найти Хуанито даже руками сестры, со всеми возможными последствиями. Главное из которых — эта белобрысая дрянь Феррейра.

— Привет…

Изабелла опешила. Встала возле столика, переводя недоуменный взгляд с сестры на потенциальную соперницу, которую жаждала видеть здесь в последнюю очередь, не зная, как бы тактично намекнуть, что не сильно рада ее видеть. Фрейя, видя ее растерянность, загадочно улыбнулась и хлопнула по столу напротив себя. Пришлось взять волю в кулак и сесть.

— Я так понимаю, дело касается твоего мальчика, — сразу перешла к делу сестра. Изабелла кивнула.

— Как ты догадалась?

Они с Сильвией переглянулись.

— Мы хотели ставки делать, когда же ты решишься обратиться за помощью, — улыбнулась Фрейя.

— Бэль, не обижайся, но заниматься поисками с нуля — не твое, — мягким голоском проворковала Сильвия. — Это было не трудно предугадать. Мы видели твои метания и бесплодные попытки. Твое обращение к нам — дело времени. Я не права?

— «К нам»? — Изабелла все-таки вспыхнула. Ее бесило, что Фрейя бездумно посвящает Сильвию во все свои дела, словно так и должно быть. В отличие от сестры, она не была уверена, что та не предаст и не ударит в спину. Но все разговоры об этом заканчивались ничем — у нее не доставало авторитета в глазах сестры, чтобы та относилась к ее словам серьезно. — Вообще-то я обратилась к своей сестре, а не к «нам»!

— Не кипятись, — мягко улыбнулась Сильвия в своей коронной миротворческой манере. — Я не враг тебе. Ни тебе, ни Фрейе. И готова помочь. Честно и бескорыстно. И я единственная, кто может это сделать, обойдя все запреты твоего отца.

Изабелла снова вспыхнула, но вступать в дискуссию не решилась.

— И как же ты обойдешь запреты?

— Подключив к поиску свою службу безопасности, — ответила Сильвия. — С одной стороны ты искала сама, и сама вышла на меня. Где взяла информацию я — мое дело, но твоя совесть чиста. С другой, этим займутся профессионалы, которые распутают все следы, запутанные людьми твоего отца. Это опытные люди, Бэль, детективы, собаку съевшие в подобных вещах. Ты же — новичок. Не любитель даже. И твои девочки — тоже. Они воины, а тебе нужны именно детективы.

Бэль почувствовала, что злость отпускает. Действительно, простое решение проблемы, и весьма эффективное. Но неприемлемое.

— Через сколько времени после нахождения Хуанито вся его подноготная будет известна твоему отцу? — произнесла она. — И как он будет намерен использовать эту информацию против меня и моей семьи?

Фрейя фыркнула. Сильвия же мило улыбнулась.

— Бэль, зачем моему отцу информация о каком-то твоем увлечении? Как я поняла, это твой случайный знакомый, человек из народа. Это не серьезно. А моего отца интересует лишь то, что серьезно. Максимум, что он сделает, это бегло просмотрит его досье и хмыкнет.

Изабелла покачала головой. С недавних пор ей не нравились такие разговоры, не нравились высокоумные рассуждения свысока о «плебеях». Но в словах Сильвии была правда: скорее всего, дону Октавио, действительно нет дела до того, с кем она спит за пределами дворцов и салонов. Однако, она упрямо сложила губки и стояла на своем:

— Тогда не вижу здесь твою выгоду. А ты без выгоды ничего не делаешь.

— Выгоду? — Сильвия вздохнула и покачала головой, дескать, как же с тобой трудно. Фрейя же, которой надоел этот концерт, прокашлялась и бросила с укором:

— Ты права, Бэль, она ничего не делает без выгоды. И ее выгода — мое спокойствие.

Ты третий месяц ходишь сама не своя. Забросила подруг, забросила развлечения. Все грешат на покушение, на депрессию после него, но в отличие от всех, мы видим, чем на самом деле ты все это время занимаешься.

— Ты изменилась, Бэль, — продолжила она, добавив в голос сочувствия. — Очень сильно. И мы за тебя переживаем. Даже отец переживает, хотя он сам дал тебе это задание. И Сильвия хочет сделать мне приятное, сделать так, чтобы я не переживала за тебя. И готова помочь найти тебе то, чем заняты все твои мысли вот уже который месяц, в надежде, что успокоишься и остепенишься.

Изабелла задумалась. Разумеется, она не права насчет белобрысой. Она ревнует к ней, и ревнует не только Хуана, но и сестру. И поняла это как раз в разговоре с ним. А Сильвия, действительно, хочет помочь, поскольку ее считают своей без кавычек, и негативных чувств к ней, Изабелле, не испытывает.

Но подпускать Сильвию к Хуану нельзя! Ни в коем случае! Она отберет его у нее, и она, Изабелла Веласкес, даже не пикнет! Воевать с Сильвией очень сложно, та слишком умная и слишком красивая. А аргумент, что она — принцесса… Изабелла подозревала, что Хуану плевать на это. Он не из тех, кто бросается на девушку ради ее титула и богатства. Мама Мия, она вообще не знает, как он отнесется, узнав, что она принцесса!..

Она почувствовала, что воздух покинул ее легкие и больше в них не поступает. Пришлось взять себя в руки и отдышаться.

…И Хуану Сильвия понравилась — она видела из-за колонны в галерее, как он на нее смотрел. И как она на него — он ей тоже определенно понравился. И это очень, очень-очень плохо!

— Я не могу принять твою помощь, Сильвия, — произнесла она похоронным голосом. — Это было бы нечестно. А я должна играть честно, иначе рискую нарваться на новую каверзу отца. Он настроен решительно, а когда он такой, с ним нельзя спорить. Спроси у Фрейи.

Фрейя утвердительно кивнула.

— Это так. Когда он упрется… Кстати, моя сестра в этом его точная копия. Так что спорить с ней тоже бесполезно.

Обе девушки захихикали, бросая на нее веселые взгляды. Изабелла не выдержала и засмеялась вместе с ними:

— Я вам это еще припомню!

Обстановка за столом разрядилась.

— Правильно, — услышала она голос Ланы в берушах. — Все правильно, девочка. Продолжай.

— Так мы остались ни с чем. Лана предложила вернуться и… Обработать комиссара, выбить из него правду. Но это было слишком… Опрометчиво. Могло иметь большие последствия.

— Когда это наша Бэль думала о последствиях? — вздохнула Сильвия, подняв глаза к небу. — Ее что, укусил кто-то? Или это ее таинственный Хуанито так влияет? Даже на расстоянии?

Фрейя сидела задумчивая, не обращая внимания на сторонние реплики. Изабелла поймала себя на мысли, что Сильвия не так уж и не права — действительно, она унаследовала от отца его упрямость. Сестра же унаследовала от матери ее серьезность, настрой на работу. Нет, веселиться она умеет, и любит, но когда дело касается работы — тушите свет! Фрейи Веласкес не существует! Есть лишь инфанта, наследная принцесса королевского дома Венеры, и точка.

— Хорошо, я поняла, — вздохнула ее старшее высочество, найдя какое-то решение. — Ты права, если вернуться к комиссару, последствия будут. Но скорее всего, всем будет наплевать на это. «Благодетели» комиссара и так в дерьме после осознания, на кого напал их человек, и раздувать скандал не станут. А без их благословения оппозиция не влезет в это дело — не тот размах. Но рисковать все же не стоит, тут ты тоже права. Оставим это как крайний вариант.

— Что предлагаешь? — оживилась Изабелла. В ней вновь забрезжил свет надежды.

— Для начала попробуем найти изображение твоего мальчика. Настоящее, реальное. Фоторобота, как я понимаю, у тебя с собой нет? — усмехнулась она. Глаза ее смеялись, и Изабелле стало не по себе.

— Нет. Я во дворце забыла… — вспыхнула она, чувствуя, что краснеет. Сидящая напротив Сильвия обреченно вздохнула и покачала головой — «ты неисправима».

— Не важно, продолжила Фрейя. — Все равно мы его увидим. Только не рисунок, а реальное изображение, как есть. — Ее глаза снова пронзили, и Изабелла опустила взгляд в столешницу.

— Нам нужно его четкое изображение. Как только оно у нас появится, я проведу его по базе данных, и как бы далеко люди отца твоего мальчика не спрятали, найду его. Хоть за орбитой Урана.

— Я уже проверяла по базам, — вздохнула Изабелла. — Не помогает.

— А с маминого терминала?

Фрейя улыбалась. Изабелла же чуть не хлопнула себя по лбу от досады. Вот это она лопухнулась!

Мадонна, почему она сразу не подумала о мамином терминале? Ведь у сестры есть туда доступ. Не ко всем документам и разделам, естественно, но вряд ли Хуанито будут прятать среди агентов внедрения или сотрудников специальных служб. А всех остальных, простых людей, обывателей, этот терминал покажет. При условии, что они находятся на территории, подконтрольной королевству, конечно же. И все сложные схемы запутывания для этой системы ровным счетом ничего не значат — все-таки терминал главы государства. А она мучилась с базами данных министерств и гвардии…

Довольная эффектом последней фразы, Фрейя растянула рот до ушей:

— Начать поиски предлагаю с Королевской галереи.

— Почему? — Изабелла приложила все силы, чтоб не вздрогнуть.

— Потому, что в тот день мы тоже были там. И данные камер в связи с моим ее посещением были изъяты. Официально изымались только те, где запечатлена я, но у Сирены в архиве должна быть полная их версия, из которой вырезали нужные моменты и вернули назад.

Изабелла почувствовала, что рот ее непроизвольно открылся от удивления. Еще одна ниточка, о которой она не подумала.

— Полностью все записи? Всего дня?

— Первой половины, до обеда — пока мы не ушли.

— А зачем? — не поняла она.

Фрейя пожала плечами.

— Они всегда изымают все, что есть. Если ты говоришь, что ушла раньше нас, то твой мальчик по определению где-нибудь запечатлен. Галерее передали записи с вырезанными фрагментами, на которых я и моя охрана, и именно они были галереей «утеряны». Но оригиналы все еще должны находиться в хранилищах дворцовой стражи. А значит, нам нужно ехать к Сирене и договариваться.

— А она даст? — неуверенно потянула Изабелла.

Фрейя ободряюще улыбнулась.

— Должна. Мне — должна, — поправилась она. — Только ты не лезь в это дело, подожди меня на улице. Я сама буду с нею разговаривать.

Здесь Изабелла не спорила, действительно, так лучше. Более мягкая и менее вредная Фрейя давно нашла с Сиреной общий язык. В отличие от нее. И ей вновь захотелось хлопнуть себя по лбу — как же она раньше не догадалась привлечь сестру к поискам? С ее светлой головой и умением договариваться?

— А отец? — Ее мысли переключились на другой аспект проблемы. — Она расскажет ему. А он может рассердиться…

— Это я тоже беру на себя. — Фрейя подмигнула. — Незачем мужчине знать женские секреты, правда?

Все три девушки, сидящие за столом пустого кафе, рассмеялись.

— Девчонки, извините, но к вашей мачехе я не поеду. Сильвия вздохнула, поднялась и поправила юбку. — Мне хорошо и вдали от нее. Давайте лучше встретимся позже в городе?

Девчонки не возражали.

Из раскрытого (немыслимое для дворца дело) шлюза входа в административный корпус начали высыпаться девочки в белом. Скучающая Изабелла, все эти полчаса вынужденная слушать какую-то новую неизвестную музыку Ланы, скрипящую и шипящую, крайне низкого качества звучания, хотя чем-то напоминающую ту, что любила она, только на старорусском языке, подобралась. Это была группа-один ее сестры, и группа эта быстро приближалась, ведомая явно недовольной шатенкой с голубыми глазами и выражением холодной властности на лице.

Группа поровнялась с их «Мустангом», люк машины поехал вверх, через секунду на сидение перед ней опустилась бесстрастная мордашка Оливии, начальницы опергруппы Фрейи, а затем и она сама.

— Видимо, все плохо, — констатировала Изабелла, внимательно изучая до предела сосредоточенное лицо сестры.

— Не то слово! — воскликнула та.

— Что случилось? — Изабелла напряглась. Остальные ангелочки принялись рассаживаться по машинам.

— Она меня послала. Сказала, чтоб я не лезла в дела, меня не касающиеся.

— С каких пор твое посещение Королевской галереи тебя не касается? — вспыхнула Изабелла. У нее были нелады с Сиреной, всегда, и любое негативное воздействие со стороны мачехи вызывало бурю эмоций.

— С таких, что за мою безопасность отвечает она, моя задача всего лишь ей не мешать! — повысила Фрейя голос, осаждая сестру. — Она сразу расколола, что я это делаю для тебя, и сказала, что не участвует. Я просила, уговаривала, но она ни в какую. Не дам, и все. «Занимайтесь своими делами, девочки, безопасность же — не игрушки».

Из груди Изабеллы вырвался вздох отчаяния.

— Почему она так?

Фрейя покачала головой.

— Не знаю. Она ведь не такая. Обычно она добрая, и отзывчивая. Всегда помогает, если хорошо попросить. А тут уперлась…

— А вы уверены, что эти записи у нее вообще есть? — обернулась со своего сидения Лана.

Лишь через несколько секунд до Изабеллы дошел смысл этого вопроса, и она открыла рот в изумлении. Как она об этом не подумала?! Видимо, то же чувствовала и Фрейя, переглянувшаяся с нею.

— Поясни, — попросила сестра, повернувшись к ее телохранительнице.

— Я говорю, вы уверены, что эта запись у нее есть?

— Но она же изымалась! Значит должна быть!

— «Должна быть» и «есть» — разные понятия, — усмехнулась марсианка. — Вероятно, они были. Но сейчас их нет. Потому она послала тебя сходу, не торгуясь — ей нечего тебе дать. Но признавать этого она не может, ей проще создать «воспитательный момент» на пустом месте. «Идите, девочки, занимайтесь своими делами».

Воцарилось молчание.

— К галерее, — попросила Фрейя через пару минут, обернувшись к Оливии. Та начала отдавать приказы. Машины тронулись, но напряжение осталось.

— Итак, девчонки, мозговой штурм, — начала сестра, когда подъехавшая Сильвия села в машину. Все лишние люди, включая охрану, кроме Ланы и Оливии — как особо доверенных людей, выставились наружу. — Какие у кого мысли и предложения?

— Я думаю, — начала Изабелла, — что отец зашел слишком далеко, и это плохой знак. Если он попросил жену нарушить все мыслимые правила и инструкции, и забрал себе данные с камер даже из хранилища дворцовой стражи?.. Да что же я ему сделала, девочки! — воскликнула она в отчаянии.

Сильвия отрицательно покачала головой.

— На твоего отца не похоже. Он разумный человек, рациональный. Тут дело в другом.

— В чем? — спросила Фрейя. Сильвия пожала плечами.

— Не могу сказать. Но у меня такое чувство, что Изабелла здесь не при чем. Может, виноват сам твой Хуанито? Может они раскопали про него нечто, что решили от тебя спрятать, а его, по-тихому, убрать?

— Да нет ничего в моем Хуанито! — закричала Изабелла, срываясь. — Как вы меня достали! Нормальный он! Обычный! Никакой не бандит!

— Опустим, — заключила Фрейя. — У нас нет данных ни о том, ни о том, но на отца это, Бэль, и правда, не похоже. Что-то тут не чисто.

— Пойти поговорить с ним? — предложила она.

— Не думаю, что поможет, — покачала головой Фрейя. — Давай оставим этот вариант как самый крайний. Отец не любит слабых, а если ты придешь к нему, вытянув лапки кверху, не использовав всех возможностей добиться своего самостоятельно, он будет считать тебя слабой. А значит, недостойной. Главное ведь не спросить, главное убедить, что твои возможности исчерпаны, а как ты сможешь ему это доказать?

Изабелла не знала, как. Действительно, поход к отцу лучше оставить на потом, на самый-самый крайний случай.

— Предлагаю выяснить, что же произошло в галерее, и кто изъял записи отсюда.

— Что это даст? — пожала плечами Сильвия.

— След. Мы поймем, кто изъял эти записи. Это Королевская галерея, девочки. В тот день там было множество людей самого высшего общества. Исчезновение этих записей дело само по себе из ряда вон, скандал. А скандала нет. Кроме того, изъять их просто так невозможно, след должен быть. Тебе навешали лапши, Бэль, что их не могут найти. И тем более невозможно просто так удалить эти данные дистанционно. Вот кто это сделал — мы и должны выяснить.

— Зачем? — все еще не понимала Изабелла.

— Если Хуанито бандит, — объяснила понявшая Сильвия, — мы это узнаем. Узнаем по тому, какая служба эти данные уничтожила. Люди твоего отца так не работают, Фрейя дело говорит.

— Итак, решено. — Ее старшее высочество оглядела лица подруги и сестры. — Так и делаем.

Изабелла кивнула.

Она активировала перед лицом меню навигатора и выбрала кого-то из быстрого набора.

— Дэн, ты мне нужен. Мне все равно, что ты ночь не спал, меньше играй. Игры приводят к отупению, это вредно. А дела полезны, работа облагораживает человека. — Затем долго что-то слушала в ответ, явно непечатное. — Я сказала, дуй ко мне, Дэн! Живо! Жду тебя возле Королевской галереи, пять минут назад! И захвати кого-нибудь еще из ребят, кто поадекватнее. Хорошо, идет. — Она отключилась.

— У них вчера одна четвертая была, отсыпаются, — пояснила она. Сильвия заулыбалась. Изабелла тоже хотела улыбнуться, но передумала. Она еще ни разу не общалась со взломщиками сестры, группой специалистов по различным не совсем законным манипуляциям с информационными сетями, которых та выдернула из тюрем и негласно опекает. И эксплуатирует на благо государства, естественно. С позволения матери.

— Спасибо, девчонки, — вырвалось у Изабеллы. Как-то непроизвольно получилось. Но искренне.

— Потом поблагодаришь, рано, — отмахнулась сестра, но было видно, ей приятно.

Февраль 2448, Венера, Альфа, Золотой дворец. Корпус королевских телохранителей

С какого слова начинаются неприятности? Как правило с «Послушай, мне надо тебе кое-что сказать». Иногда с «Эй, я не понял/не поняла, почему…» И описание события. Но иногда с таких, как в этот раз: «Смотри, как я могу!» Да-да, старый анекдот, бородатый, однако в нашем случае донельзя актуальный.

— Стой! Не высовывайся! — осадила Кассандра. Я откинул голову назад, сев на место. Теперь я ей верил — так будет лучше. Верил настолько, что пойду за ней с закрытыми глазами, в огонь, в бой, сквозь медные трубы. Буду прыгать в омут, если скажет.

— Что предлагаешь делать дальше? — усмехнулся я не без нотки ехидства. Она молчала. — Пока они нас не нашли, но если попробуем высунуться… — покачал головой. — Сколько тогда человек погибнет?

Кассандра закусила губу. Мы не можем сидеть в этом гребанном мусорном баке вечно, в девять утра у нас развод. И если не явимся на построение после ПЕРВОГО моего увала…

Так что лучше явиться. Грязными, вонючими, ранеными — но к девяти ноль-ноль. Вылезать все же придется, и в самое ближайшее время.

Но что потом? Мы уйдем, победим и уйдем, не тот у парней уровень. Но за нами останутся трупы. Горы трупов! Ангелочки берут всего лишь скоростью: жмут на гашетку на мгновение быстрее, чем противник, или на мгновение раньше наносят смертельный удар. Все, что им дано — убивать, сразу выводя противника из боя, самым радикальным из способов. Ни на что иное они не способны. Тем более, учитывая, что противников несколько десятков, и вооружены они до зубов.

Вру, еще ангелочки способны напугать, взять авторитетом. Катарина, например, моя куратор, специалист в этом вопросе. Но напугать около сотни не самых слабых ребят из марсианского квартала?.. Непосильная задача даже для нее, что говорить о Кассандре.

— Ребят, мы пробились, въехали в район, — ожили беруши(z). — Здесь полно гвардии! Мы не сможем к вам подобраться.

Сестренки. Блин, где же вы раньше были?!

— Роза, видишь нас на карте? — воодушевилась Кассандра.

— Да.

— Смотри на северо-запад отсюда. Через два квартала жирная точка — обелиск. Веди машину туда, встретимся там. Мы прорвемся, вам надо будет нас всего лишь подобрать.

— Так точно, поняла, — отозвалась та.

— Почему туда? — спросил я. — Что-то чувствуешь?

Кассандра отрицательно покачала головой.

— Нет, ничего особенного. Просто знаю район. Там прямая. Если прорвемся через заслон здесь, по прямой они нас не догонят. Если будем бежать быстро, конечно. Если нам дадут бежать быстро… — поправилась она

— Остается проблема, как проскочить мимо этой прорвы народа… — заметил я, все же поднимая голову над краем контейнера.

— Cazza roba! Ты видишь другие способы? — воскликнула она, добавив в оборот несколько совсем непереводимых словечек, явно заимствованных из других языков, так же поднимая глаза над краем, оглядываясь. — Пятеро. Не густо, может и повезет. На счет «три» рванули. Готов? — Я кивнул. — Раз. Два. Три!!!..

— Мы высадим вас здесь и будем кружить вокруг. — Роза остановила машину. Мия сидела рядом с ней с потерянным видом, пялясь в вихрь карты района. — Ты точно уверена, что это нужно?

Кассандра кивнула.

— Он не верит. Надо показать.

— Может, как-то по-другому покажешь? Здесь же марсианский квартал. Забыла, что случилось в прошлый раз?

Наша старшая отрицательно покачала головой.

— Чем сильнее угроза, тем лучше мой дар проявляется. Он должен это увидеть. Он не верит, а ему с нами в связке ходить. Ты должен представлять себе, что это такое, — повернулась она ко мне.

Из моей груди вырвался тяжелый вздох. Я представлял.

У меня есть интуиция. Нереальная, просто зашкаливающая, если сравнивать меня с обычным человеком. Эта сеньора спасала меня не раз, не два, и, надеюсь, спасет еще. Ее проявление всегда выражалось в том, что я в последний момент, повинуясь внутреннему чутью, что-то делал, или наоборот не делал, избегая при этом крупных неприятностей. Но судя по словам девчонок, интуиция Кассандры зашкаливает даже по сравнению с моей.

Правда, есть одно «но». Причем существенное. Моя сеньора просыпается в любой момент, в любую минуту, что бы я ни делал и какую бы глупость не планировал совершить. У нее же просто развито чувство опасности. Малейшая угроза для здоровья и жизни, и она точно определяет ее направление и степень риска. И вот в уникальности последнего она и пыталась меня сегодня убедить, истратив на это весь остаток вечера моего первого увала и ночь.

— Ладно, о месте встречи условились, — заключила Роза, подводя итог дискуссии. — Не опаздывайте!

Наша старшая кивнула. Люк с ее стороны пополз вверх, она вылезла наружу. Я последовал за ней в полном молчании. И лишь когда машина отъехала, позволил себе вопрос:

— А что было в прошлый раз?

Кассандра скривилась.

— Лучше не спрашивай.

— А если спрошу? — Я ухмыльнулся. — А говоришь, напарники. Какие напарники, если сама что-то скрываешь? Не доверяешь?

Есть, получилось. Кассандру вообще легко взять на пушку, тем более сейчас, когда она нервничает. Нет, она не глупая, не поймите неправильно. Ту же Долорес оставит далеко позади. Просто не всем в этой жизни дано. И это не страшно — для женщин оно и не обязательно. Но как она с таким мыслительным аппаратам стала комвзвода — вопрос еще тот.

Но выбора у командиров не было, учитывая, что кроме Кассандры после Полигона в «чертовой дюжине» осталось всего три человека, из которых одна закомплексованная неконтактная Маркиза-Гюльзар, а две другие — безбашенные Сестренки, за которыми глаз да глаз. Я бы на их месте серьезно рассмотрел еще и кандидатуру Розы, однако, я не на их месте.

— Паулу в прошлый раз сцапали. Чуть не изнасиловали. При всем ее умении драться, — с обреченным выражением на лице выдавила итальянка. — Паула не любит вспоминать этот момент, так что я тебе ничего не говорила. И только попробуй сдай меня! — она подняла кулак к моему носу.

— Не сдам. — Я не мог не улыбнуться.

— Смотри! — Еще раз погрозила она. — Мы подоспели вовремя, перестреляли гадов, конечно. Неподалеку были. Но все-таки…

«Но все-таки». Несмотря на раскрученный ореол суперсеньор, ангелочки не всесильны, и с каждым прожитым днем я все более и более в этом убеждался. Даже Огонек, мастер рукопашной, гордость и земных, и наших тренеров, спокойно работающая на учетверенной скорости, может попасть в ситуацию, когда ее «чуть не изнасилуют». И такие примеры на каждом шагу.

— Нас тогда сильно ругали, — продолжила Кассандра. — Четыре трупа в марсианском квартале само по себе скандал, а тут еще и ангелочки, вассалы королевы. Спасло то, что один был со спущенными штанами, да и другие… — Вздох. — В общем, дело замяли, диаспору заткнули, скандал погасили. Но нас наказали. А Мишель после этого предупредила, что еще один залет — и мы в запасе. Вот так.

Запас. Я хмыкнул. Страшное для девчонок слово. Когда уходишь в запас, автоматически лишаешься всех льгот, всех перспектив и благ, становишься никем. Все, что остается — вассальная клятва, но и ею из подоблачных далей воспользоваться затруднительно. Кроме того, учитывая, что за исключением науки лишать кого-то жизни, ангелочки ничего делать не умеют, области их применения за пределами корпуса можно пересчитать по пальцам. И самое популярное — использование их в спецслужбах, как агентов, профессиональных соблазнительниц. То бишь, как умеющих убивать шлюх.

Кстати, именно одна из них слила Бенито информацию о моем разговоре с его отцом. Ее подложили под него, преследуя свои цели, и она не имела права пикнуть — работа. Да уж, лучше погибнуть, чем в запас!

— Тогда мы тоже ей дар показывали, — закончила итальянка. — Она ведь как и ты, не с начала с нами. И тоже не верила, что такое возможно.

— Теперь верит?

Губы Кассандры растянулись в улыбке.

— Теперь верит!

— А почему именно марсианский квартал? — окинул я глазами вокруг. Мы уже являлись центром внимания, хотя, еще не совершили того, ради чего приехали. — Что, трущоб в городе мало?

Касандра беззаботно пожала плечами.

— Они дикие. Другая культура, другой менталитет. И всех венерианок считают шлюхами, которых можно и нужно бесплатно иметь. Что им обязаны.

— Короче, местных вам не жалко, — перевел я. — В отличие от венериан.

Подтверждения не требовалось.

Марсиане — наша головная боль. Действительно, чуждый менталитет, действительно, они дикие. В свое время наша королева при поддержке сеньоров олигархов весьма мудро разрешила марсианский вопрос, прибрав к рукам Венеры Красную планету. Издержками же, на которые сеньоры буржуи пошли, стало то, что пришлось переселить сюда около трети их планеты, более десяти миллионов человек, дав всем статус беженцев. Война у них там шла. Может, для экономики в целом это было и к лучшему, такой колоссальный впрыск рабочей силы, готовой работать за жалкие центаво, не спорю, но вот культурные различия оказались фатальными. Здесь не жалуют даже русских, представителей «обратной стороны Венеры», а марсиане не походили ие на них.

К тому же, все эти переселенцы — дети войны, видевшие, как гибнут люди, зачастую умеющие убивать. Преступный мир Венеры заштормило от притока этих десяти миллионов. Марсианские банды считаются самыми отмороженными, с ними борются и власти, и наши родные, венерианские преступные сообщества, но пока окончательной победы что-то не видно.

Но самое прискорбное началось позже, значительно позже войны. Заигрывая с подконтрольным Марсом, делая вид, что тот равноправный член космического Альянса, власти над марсианами буквально трясутся. Им прощается многое, что не простится никому из «имперцев», и тем более «русским». И даже после свершения легких преступлений, бывает, их выпускают на свободу. «По убедительной просьбе диаспоры», под честное слово. Я сам лично пару раз с этим сталкивался, а один раз даже участвовал. Шел мимо, увидел, как трое марсиан бьют какого-то парня и заступился. Потом почти сутки сидел в камере в участке нашей доблестной гвардии, ожидая окончания разборок, в полном одиночестве. Марсиан из соседней камеры почти сразу отпустили по домам, притом, что это они спровоцировали того парня, и чуть его не убили. Нас же вместе с ним «назначили» зачинщиками. Правда, тоже отпустили, погрозив пальцем — избиение было заснято на камеру внешнего наблюдения, потому улик против нас просто «не нашлось». Слава богу, это было еще в старой школе — из новой меня вышвырнули бы после этого в два счета.

В общем, марсиане у нас хорошо устроились. И за это мы их, даже говорящие с ними на одном языке русские, люто ненавидим. И ненависть эта взаимна.

Мы вышли к небольшой площади, на которой яркими огнями горел вход в ночной клуб. Перед клубом наблюдалась толпа разномастно, но не особо презентабельно одетых людей, как правило крепкого сложения, с выражениями хозяев вселенной на лицах. Крутота, блин! Я догадывался, что в самом клубе таких еще больше, и мне резко захотелось свалить отсюда. Хоть в ту же казарму, ненавистную, опостылевшую за два с половиной месяца. Или еще дальше.

— Марсиане, Хуанито, не подданные Короны, — продолжила Кассандра свои мысли. — Почти все они прошли армию, у них это обязательно — воинская повинность. Все они физически развиты и при этом до безобразия тупы. Но самое сложное, почему мы ходим именно в этот район, это то, что при этом никого нельзя убивать…

Она загадочно улыбнулась. И я ее понял. Даже в Северном Боливаресе они дома. Здесь же законы королевства не работают, они никто, а это дополнительное препятствие.

— Какова диспозиция?

Она пожала плечами.

— Разозлить их. И убегать.

— И все? — Кажется, по моей спине поползли мурашки нехорошего предчувствия.

— А что еще?

— Резервный план отхода. Дублирующий. «Норы», где можно залечь и оторваться от погони. Ну, не знаю! Но не дуром же, без подготовки!

Ее мои слова оставили равнодушной.

— Они — стая, Хуан. Загоняющая жертву, знающая здесь каждый угол. Какие такие «норы»? А резервный план отхода… Роза и Мия нас подберут. У них даже оружие есть, если что.

Кажется, она не совсем понимает значение слова «резервный». «Она точно прошла офицерский курс?» — задался я вопросом.

— Мешать нам никто не будет — гвардия почти не заглядывает в марсианский квартал, — продолжила итальянка. — Так что прорвемся, Чико!

— Не называй меня «Чико».

— Тогда, надеюсь, тебе все понятно, что и как будем делать?

Я пожал плечами.

— Кроме одного. Как ты собираешься разозлить их?

— Вот так. — В ее руке появился спрятанный до этого во внутреннем кармане куртки баллончик с краской. — Стой здесь.

Я повиновался. Она же медленно, на глазах у полусотенной толпы, внимание которой мы привлекли своим появлением, подошла к стене и нарисовала «копье Марса» — символ Красной планеты. Кольцо с отходящей от него на северо-восток стрелкой. Обернулась, посмотрела на заинтересованно окружающих нас аборигенов района. Улыбнулась. И медленно-медленно, демонстративно, дорисовала под кругом вертикальную и горизонтальную перекладины — «зеркало Венеры».

Это было оскорбление. «Копье» символизирует Марс и мужское начало, «зеркало» Венеру и женское. Вместе же, считается, получается какой-то гермафродит. То есть, только что она показала, что здесь присутствующие — гермафродиты, не мужчины, как и все представители Красной планеты в целом. Не понимаю сути намека в подробностях, по логике, мы тоже должны обижаться, так как коверкают и символ и нашей планеты, однако считается, что это наезд на Марс и только Марс, венерианам обижаться не следует. И именно поэтому марсиан этот знак так бесит.

Парни, например, стерпеть такое не смогли. Масла в огонь подлило и то, что вокруг — центр их района, их территории, куда даже гвардия редко рискует заглядывать, а рисовала этот знак не кто-нибудь, а презренная «венерианская шлюха». И теперь проучить ее станет для них делом чести.

Человек десять тут же встали вокруг Кассандры, которая никуда не спешила, повернувшись к парням лицом, прислонившись спиной к стенке — чтоб не окружили. Меня тоже взяли в кольцо, и тоже человек десять. Но четверо встали в опасной близости, готовые в любую секунду сорваться и завалить меня на землю. Я приготовился драться, вогнал себя в предбоевой режим, эдакий режим готовности, выпуская в кровь порцию адреналина.

— Так, а кто это у нас тут безобразничает? — подался вперед один из них, парень с более наглой, чем у остальных, рожей и рыжими волосами. Мод. — Пакассо нашлись, млин?

Остальные молодчики оскалились. Двое же некрасиво подперли меня плечами, вроде как намекая, чтобы не рыпался.

— А что, некрасиво? Тебе не нравится? — с вызовом бросила итальянка, не показывая ни капельки страха. Правильно, в стае волков уважают только силу, злить тоже надо уметь. И «волки» эту силу почувствовали.

— Красиво. Но мне не нравится, — покачал головой этот тип, локальный авторитет. — Знаешь, детка, а тут малевать нельзя. Это место культурного досуга молодежи, — кивнул он на заведение сбоку от себя. — А ты гадости рисуешь. Непорядок!

Мощно он о «досуге молодежи»! Даже меня проняло!

— В общем, детка, мы сегодня добрые, — перешел он к делу. — Сейчас твой мальчик подождет здесь, — кивок на меня, — а ты пойдешь с нами и отработаешь ротиком за свой проступок небольшой штраф. И мы забудем, что видели вас обоих. Как тебе такое царское предложение?

Некоторые из марсиан довольно оскалились. Их забавляла ситуация, поскольку никакой угрозы с нашей стороны они не видели. Но Кассандра не желала давать им поводы получать удовольствия, даже в мелочах.

— А иначе? Если мы не согласимся?

Авторитет задумался. Девчонка вела себя неподобающим образом, это сбивало с толку. И его, и всех остальных. Но он был на своей территории, и их было много.

— А иначе нам придется сделать тебе немножечко больно, — усмехнулся он. — Ты ведь понимаешь, что штрафы платить надо? Да и мальчику твоему придется лицо разукрасить совсем не баллончиком, — кивнул он за плечо на меня. — А портить такое смазливое личико не хочется.

Это о ком он про «смазливое личико»? Обо мне, что ли? Мои кулаки непроизвольно сжались, а адреналин начал искать выхода, толкая на действия.

— Ну и какое будет твое положительное решение? — закончил он, и все вокруг засмеялись. Двое из «волков», окончательно осмелев, неосмотрительно сцапали итальянку за руки — вроде чтоб не смогла убежать. Но Касандра и не пыталась. Она все так же довольно скалилась в ответ. И когда была выдержана достаточная пауза, зло выдавила:

— Мы вас трахали! И здесь, у нас, и на вашей гребанной планете! И впредь будем трахать! Вы здесь никто! Я же на своей земле, на своей планете! Ты понял, ублюдок?

Если она собиралась выполнить какой-то определенный план по разжиганию злости в парнях, то она его на сегодня перевыполнила. Они попытались выкрутить ей руки или сделать нечто подобное, но неуловимый глазу финт, и оба «волка», держащих ее, упали, стукнувшись друг о друга головами.

Хрясь!

Прямой в челюсть впереди стоящему авторитету. Хана челюсти, на ближайшие пару месяцев парень выведен из строя. Окружающие «бойцы трущобного фронта» от такого резкого поворота опешили, всего на секунду, но этой секунды мне хватило, чтобы войти в боевой режим и начать действовать, внеся в их ряды смятение.

Я поразил троих. И двоих вывел из строя на непродолжительное время. Кассандра достала еще двоих, после чего кинулась ко мне и зацепила за локоть:

— Бежим!!!

Самое время! «Стражи района», дезориентировавшись, отхлынули от нас, и чтобы сообразить, что надо начать делать дальше, им потребуется несколько драгоценных секунд. За которые мы, растолкав зазевавшихся на пути, вырвались из кольца и быстрее ветра понеслись вдаль, вдоль по ярко освещенной огнями улице.

Сзади раздался рев, полный ярости и ненависти. Кричали не только те, кто окружал нас — через секунду к ним присоединились почти все, кто стоял на площади. А камера заднего выхода услужливо показала, что еще через некоторое время к тем, кто погнался за нами, начали присоединяться выбегающие из клуба и некоторых окрестных кабаков люди.

Причем, кабаки были не только за нами. Впереди нас тоже ждали, человек семь, и это количество явно увеличивалось.

— В переулок! — потащила Кассандра в сторону. Боковым зрением я увидел, что за нами бежит уже более, чем полусотня человек. У кое-кого в руках блестели предметы, не требующие двоякого осмысления в предназначении: складные дубинки, цепи, кастеты и даже самодельные нунчаки.

Что последовало дальше, можно описать одним словом — петляние. Мы уходили от погони как зайцы, запутывая следы. Марсианский квартал был не самым презентабельным местом и до того, как здесь компактно стали расселять беженцев; теперь же он походил на самый настоящий Лабиринт Минотавра. Бесконечные склады, промзоны, заборы и изгороди перемежались здесь с жилым фондом такого ветхого качества, что возникал вопрос, как это до сих пор не рухнуло? Трущобы, классические, самые настоящие, во всей своей неприглядной красе. Целые лабиринты улиц и закоулков, проходов, проездов и строений. Мы кружили вокруг них, перебегая из одного переулка в другой, следуя логике, понятной одной итальянке, и к моему удивлению, толпа более чем в сто человек (еще понабежали, а как же) никак не могла при всей своей численности припереть нас к стенке. С мелкими группировками до пяти — семи человек мы справлялись, от крупных ускользали под носом.

— Не сюда! — удерживала меня девушка всякий раз. — Сюда! — и тянула в другом направлении. Лицо ее в этот момент было донельзя сосредоточенным. И мы бежали «туда». И позже, убегая, через активированный на козырьке выход задней камеры, видел, что с того места, куда хотел бежать я, выбегало несколько десятков очень злых на нас людей.

Она чувствовала угрозу. Три слова, которые сложно понять, читая. Она. Чувствовала. Угрозу. Нет, даже так трудно осознать масштабность ее дара. Она будто знала, с какой стороны придет опасность и сворачивала до того, как это случалось. И происходило это на таком большом расстоянии, что мне оставалось только даваться диву. Это было что-то сродни экстрасенсорике, провидению. У меня нет слов, чтобы описать это.

Что было бы, если б нас поймали? Не знаю. Их было ОЧЕНЬ много. И они были ОЧЕНЬ злы.

— Стой! — раздалось сзади, когда я ринулся в один из проходов между домами. — Нельзя!

Я послушно шарахнулся обратно.

— Бежим сюда! — потянула она куда-то вбок, но затем остановилась и покачала головой.

— Только не говори, что всё, — выдавил я, пытаясь отдышаться. Было только три выхода из тупика, где мы оказались; по одному за нами гнались, оба другие, судя по ее ощущениям, не лучше.

Кассандра принялась озираться. Подняла голову вверх.

— Туда! Скорее!

В ее голосе было столько безысходности, что я счел за лучшее вскарабкаться на козырек одного из технических люков здания как можно быстрее, после чего рвануть по узкому карнизу в сторону виднеющейся вдали пожарной лестницы.

— Не туда, — остановила она. — Туда. — И показала в противоположном направлении.

Тем временем внизу, со всех трех сторон, почти одновременно начали выбегать люди, переговариваясь друг с другом на марсианском диалекте русского языка. Увидеть нас для них было делом нескольких секунд, после чего некоторые начали запрыгивать и карабкаться на козырек следом.

— Быстрее! — торопила Кассандра.

Карниз был преодолен слету, чувство равновесия — одно из немногих положительных качеств, которые самостоятельно развиваются после работы на «мозговерте». У преследователей он займет примерно в три раза больше времени, чем у нас. А вот и лестница, но другая, не такая.

— Наверх! — скомандовала итальянка.

Мы вылезли на крышу, и началась наша гонка по крышам. Дома здесь стояли настолько плотно, что можно было перепрыгнуть с одного на другой. А где нельзя, там мы спускались и залезали вновь — «волки» преследовали нас по «нижнему этажу», то есть по земле, и не могли быть сразу везде. И к моменту, когда они появлялись в поле зрения, мы уже преодолевали очередное препятствие.

— С Паулой то же самое было? — выдавил я, окончательно запыхавшись. Сколько времени мы уже вот так убегаем? Часа полтора-два, наверняка!

— Нет… — Старшая покачала головой, стараясь держать дыхание. — Там все просто было…

Внизу послышались вои сирен. Гвардия. Только этого нам не хватало!

— Гости, — констатировала Кассандра.

— Это хорошо или плохо?

Она пожала плечами.

— Если нас загребут — плохо. Мишель нас убьет. Накажет так, что бедные мы будем. Все мы. Если не загребут — плохо. Тогда нас растерзают марсиане.

— А ты та еще оптимистка! — усмехнулся я. — По-твоему, больше вариантов нет?

— Я хорошо информированная реалистка, Хуан! — серьезно парировала она. — Побежали!

Когда мы спустились с очередной крыши, нас вновь обложили. И больше карабкаться было некуда.

— Что теперь? — застыл я, готовя тело к архимощнейшему боевому режиму. Я еще не приучен драться на скорости, как она. Да, стрелять уже могу, и думать ускоренно тоже могу, но драться… Пока еще выше моих физических сил. Не тяну даже до двукратного ускорения.

— Туда, — указала она вбок, на стоящие в углу и отдающие всеми ароматами свалки мусорные контейнеры. — Внутрь, быстрее!

Я не хотел, честно. Брезговал. Но знал, что иначе нельзя. И точно, как только мы нырнули в этот пахнущий всеми возможными продуктами разложения контейнер, снаружи раздались голоса. Много голосов. И судя по репликам на страшнейшем диалекте русского, я понял, что они нас потеряли. Получилось!

— Они где-то здесь! — прокричал кто-то. — Далеко уйти не могли!

— Разделяемся!

Парни начали делиться на группы и бегать взад-вперед, но нас пока не нашли. А может не искали — судя по репликам, их больше интересовали крыши и карнизы.

Раздался топот, крики. Все начали разбегаться. Я порвался высунуться, чтоб увидеть глазами, что к чему, но был остановлен судорожным сжатием руки на запястье. Приложив указательный палец к губам, моя спутница давала понять, что не стоит двигаться вообще. Я повиновался. И точно, послышался шум проезжающей машины, а на задней стенке дома мы разглядели блики мигалок. Гвардия.

Убежать успели не все, машина на кого-то наткнулась, и мы услышали все подробности процесса проверки документов у лиц, в чем-то подозреваемых служителями правопорядка. То бишь, когда эти лица стоят на коленях лицом к стене или лежат мордой в землю, со сцепленными на затылке руками. А что вы хотите, ножи, кастеты и иные орудия «самообороны» гвардией не приветствуются!

Машина через время уехала, то ли увезя с собой, то ли отпустив марсиан — я не понял. Однако голоса вдалеке все так же слышались, то приближаясь, то отдаляясь.

— Что предлагаешь делать дальше? — усмехнулся я не без нотки ехидства. Меня забавляло то, что у нее, этой девушки-грозы, имеющей такую колоссальную интуицию, не оказалось запасного плана отхода. Сестренки не в счет — они без документов, любая проверка — и они в застенках. Хоть они и ангелочки, но без документов и разрешений… Без вариантов.

— Пока они нас не нашли, но если попробуем высунуться… — Я покачал головой. — Сколько тогда человек погибнет?

Кассандра закусила губу. А что ей ответить?

— Ребят, мы пробились, въехали в район, — ожили вдруг подзабытые беруши. Сестренки, имея на руках две скорострельные винтовки, не рискнули лезть на рожон и свернули куда-то, играя в кошки-мышки с севшей им на хвост машиной патруля. И видимо все-таки выкрутились. «Вот вам и „резервный“ план, вот и „заберут“!» — подумал я про себя. — Здесь полно гвардии. Мы не сможем к вам подобраться.

— Роза, видишь нас на карте? — воодушевилась Кассандра.

— Да.

— Смотри на северо-запад отсюда. Через два квартала жирная точка — обелиск. Веди машину туда, встретимся там. Мы прорвемся, вам надо будет нас всего лишь подобрать.

— Так точно, поняла! — отозвалась Сестренка.

— Почему туда? — спросил я. — Что-то чувствуешь?

Кассандра отрицательно покачала головой.

— Нет, ничего особенного. Просто знаю район. Там прямая. Если прорвемся через заслон здесь, по прямой они нас не догонят. Если будем бежать быстро, конечно. Если нам дадут бежать быстро… — поправилась она

— Остается проблема, как проскочить мимо этой прорвы народа… — заметил я, все же поднимая голову над краем контейнера.

— Cazza roba! Ты видишь другие способы? — усмехнулась она. — Три! Два! Один! Вперед!

Мы выпрыгнули. На пути находилось всего пятеро противников. Но у нас была четкая цель — проскочить, не задерживаясь, и было четкое направление. Был ПЛАН, хоть какой-то (наконец-таки)! И я не собирался терять время и силы понапрасну.

Бум! Первый противник, загородивший дорогу, отлетел в сторону. Справа от меня своего атаковала и отбросила Кассандра. И вперед! Не останавливаясь! Их тут много, очень много! Лишь бы успеть проскочить, пока они не опомнились!

Получилось. Почти. Бежать надо было около полутора километров, но пробежали мы метров восемьсот. Дорогу нам все-таки перекрыли, небольшая группа, но тараном через семнадцать человек не проскочить — это не пять. Сзади народ тоже подтягивался — итого вокруг нас собралось до полусотни бойцов. Шах и мат, кажется, нам не поможет и умение агелочков убивать.

— Ну, что делать будем, ребятки? — раздался голос одного из тех, что сзади. Я внимательно оглядел его. Сильный соперник! Явно служил в ВКД! Они все здесь такие, сильные, мощные, раскачанные — последствия обязательной двухлетней службы в марсианских ВС, лучшей армии мира на сегодняшней день. Нет, нам точно не справиться. Но то ли остуженные повышенным вниманием к району гвардии, то ли понявшие, что мы не простые противники, парни нападать не спешили, и возникшая пауза была использована, как попытка переговоров.

— Разойдемся? — предположила моя спутница и активировала «бабочки»(z).

Нейрокибернетический артефакт заставил некоторых из присутствующих побледнеть, но решимости в их глазах не убавилось. И я невольно зауважал марсиан еще больше. Но нападать первыми никто по-прежнему не спешил.

— Не получится, — озвучил мысль тот, что начал переговоры.

— Тогда что предложишь? — попытался потянуть время я.

Придумать, что они могут предложить, никто не успел. Раздался визг тормозов, и со стороны обелиска, памятника погибшим марсианам в их гражданской войне, перед нашей группой остановилась белая легкая машина купольного класса — явно не та, на которой Сестренки уезжали. Однако, это были они, выскочив каждая со своей стороны с иглометами наперевес.

— Разойдись!

Молодчики подались в стороны, обескураженные таким поворотом событий. Я же подумал, что неплохо бы сходить в мамину церковь и помолиться святой Деве Марии, без помощи которой такое произойти не могло.

— Ах вы ж… — Один из парней вскинул руку, но тут же шарахнулся назад, вскнув от боли. Рука его безвольно повисла вдоль тела, на землю же упал простенький огнестрельный пистолет довоенной конструкции. Но достаточно смертоносный, надо отметить, пистолет, несмотря на возраст.

— Назад! — заорала Мия, водя стволом вдоль толпы. — Следующая на поражение!

— Чико, Кассандра! Бегом! — крикнула Роза.

Нас не нужно было просить дважды. Резко дернувшись, мы преодолели отделяющее нас от машины расстояние, и главное, отделяющих от нее людей. Забрались в люк, на заднее сидение. Сестренки, держа пеструю толпу на прицеле, медленно отошли. Первой за руль села Роза, затем в салон бросилась Мия, и машина резко включила реверс, на полную мощность. И только после этого люки встали на место.

— Фуух! — облегченно вздохнула Мия, вытерев пот со лба. Я заметил, и у Розы лоб был покрыт испариной. — Мы думали, не успеем!

— А где «Мустанг» бросили? — усмехнулась Кассандра.

— Пришлось оставить. Примелькался, — пожала плечами Роза.

— А эту где нашли? — не мог не спросить я.

— Угнали, — беззаботно ответила Мия. Ее факт противозаконного деяния заботил мало.

— Ну вот, самое сложное позади… — начала она…

…И накаркала. За следующим поворотом наш передний капот уперся в преграду из двух броневиков гвардии. Справа и слева на нас смотрели «Кайманы» бойцов, закованных в полную штурмовую желто-голубую броню.

— Гвардия! Выйти из машины! — донеслось до нас из громкоговорителя.

— Думаю, девочки, все только начинается, — усмехнулся я. Роза разблокировала люки нашего салона, и, вздохнув, я полез наружу, сцепляя ладони на затылке.

* * *

Меня уже арестовывали, опыт был. Потому что делать я знал и не дергался, скупо выполняя все требования. Выйти из машины? Вышел. Руки за голову? Пожалуйста. На колени? Да ради бога! Девчонкам моим повезло меньше, они пытались брыкаться, но у них был величайший козырь всех времен и народов — они были девчонками. То есть там, где меня шандарахнули бы со всей дури, без жалости, их просто толкали, обозначая, что они не правы. Когда же вся наша веселая команда стояла перед машиной на коленях, сцепив руки на затылках, двое гвардейцев принялись нас старательно ощупывать, а один полез обыскивать машину.

— М-да, — выдавил командир патруля, подняв забрало, внимательно рассматривая винтовки Сестренок, извлеченные из салона, - И как это называется?

Поскольку вопрос вроде как предназначался нам, я честно ответил:

— Скорострельная линейная винтовка ALR-112-M2 «Жало», сеньор. Усовершенствованный гражданский образец. Масса — 3,8 килограмма. Скорострельность — до полутора тысяч выстрелов в минуту. Емкость магазина — тысяча гранул. Емкость батареи…

— Отставить! — по-военному гаркнул он, не скрывая раздражения. — Умник нашелся! Я знаю, ЧТО это такое. Меня интересует, ОТКУДА это у вас? И почему оно у вас СЕЙЧАС, во время беспорядков?

Беспорядки. Ключевое слово. Итак, гвардия следит за районом достаточно плотно, и коллективный поиск несколькими сотнями марсиан двоих нарушителей спокойствия на пульте восприняли как беспорядки. На которые немедленно отреагировали. Этим и объясняется такое плотное присутствие сотрудников правопорядка в проблемном квартале. Как там сказал тот рыжий, «млин»?!

— Я думаю, сеньор, этот вопрос за гранью вашей компетенции, — огорошила его Кассандра. Конечно огорошила, когда человеку говорят так спокойно и свысока, стоя при этом на коленях, да еще с насмешкой в голосе, это всегда огорашивает. Однако, офицер и так понимал, что это вопрос не его компетенции, и без нее, потому лишь скрипнул зубами.

— Грузите их! — только и осталось скомандовать ему подчиненным.

Тем временем у нас забрали все имеющееся на теле оружие, то бишь метательные ножи девчонок, да простой, обычный нож Кассандры, который та зачем-то таскала, имея в запястьях гораздо более острые и компактные «бабочки». После чего перестегнули магнитные наручники, заведя каждому из нас руки за спину.

— И поосторожнее с ними! — крикнул напоследок командир, залезая на место в переднем салоне.

Нас запихнули в просторный задний отсек полицейской «Араньи»,(z) прозванной так за стойки дюз, способные выдвигаться и менять положение в пространстве, добавляя транспорту мобильности. Натуральный «Паук»! Трое молодчиков в броне присоединились к нам, пятеро других сели в заднюю машину. Патрули в марсианском квартале состоят из «двоек», пар броневиков, как во время усиления — на всякий случай.

Ехали мы не долго. Любые разговоры друг с другом жестко пресекались — после обнаружения винтовок гвардейцы посчитали возможным… Нет, не бить, но пихать девчонок гораздо сильнее, и те сочли за лучшее не лезть на рожон. Оставалось лишь думать о том, что теперь будет.

А будет задница. Беспорядки в марсианском квартале (которые теперь будут проходить по всем сводкам именно как беспорядки) — это пресса. Журналисты устроят властям хороший душ, обвинив во всех смертных грехах, даже к которым те не имеют отношения. Властям придется выдержать прорву нападок и придирок, настроение у них будет соответствующее, и им нужно будет срочно назначить виноватого, чтоб отдать на растерзание. А тут мы, голенькие и тепленькие…

С другой стороны стоит диаспора. Кто-то вломился к ним, в их анклав, живущий вроде как под властью Золотой Короны, но по своим законам, напакостил и устроил дебош, в котором пострадали граждане Марсианской республики. Диаспора тоже будет рвать и метать, требовать жертв. А за ней стоит сама Марсианская республика, член космического Альянса.

Альянс… Этот союз прежде всего нужен Венере, правительству не с руки ссориться с Марсом из-за мелочей. А значит, власти с легкостью сдадут виноватых, даже не напрягаясь по поводу того, что это подданные ее величества. В простом, обычном случае, без накладок. А теперь накладка: виноватые — вассалы королевы!..

Да, это международный скандал. Королева сможет защитить нас, на то она и королева, вытащит, но поизмываются над ней все, кому не лень. И так не шибко высокая репутация королевской власти рухнет до критических показателей. Королеве придется пойти на уступки, сдать позиции, которые она отвоевывала наверняка не один год, просто так, потому, что трое не самых умных ее вассалов сдуру решили продемонстрировать удаль четвертому, вассалу будущему. Ну и как картинка? Вот-вот!

Размышления мои были прерваны неожиданным образом: машина резко затормозила. Настолько резко, что по инерции я чуть не свалился с сидения. Гвардейцы всполошились, поудобнее перехватывая массивные «Кайаны», активируя их. Люки переднего салона раскрылись и трое сидящих там людей, включая командира и водителя, вылезли наружу. Со стороны задней машины, так же остановившейся вместе с нами, послышались гулкие металлические шаги штурмовиков — подкрепление.

Я попытался приподняться, и разглядеть за рядом кресел, в переднее стекло, что происходит. Стекло не было поляризовано, и, на секунду привстав, у меня получилось: прямо перед нами стоял тяжелый коричневый «Мустанг». Перед ним расплывался силуэт уперевшей руки в бока черноволосой сеньоры в белой парадной ангельской форме.

— Сиди не дергайся! — огрел меня латной рукавицей по затылку один из штурмовиков. Я послушался — главное увидеть успел, остальное детали. Луч надежды во всех нас забрезжил.

Девчонки наперебой принялись переглядываться со мной, чтоб я маякнул, что увидел, но я пока воздерживался от каких либо знаков. И действительно, радоваться было рано.

Нас не освободили по мановению волшебной палочки. У власти корпуса есть свои границы, и в данный момент Катарина, а я больше чем уверен, это была она, не смогла задавить гвардейцев авторитетом, как тогда, в тюрьме. Штурмовики расселись по машинам, и мы снова двинулись, плевав на оставшегося у обочины ангелочка. В салоне царило гробовое молчание.

Через пять минут мы ыехали за пределы района, в «имперские» кварталы. Я ждал. Не верил, что корпус сдастся. Но вот что они могут придумать — не знал, слишком непредсказуемо это заведение, как и женская логика его руководителей. Вопрос, откуда они узнали и так оперативно сработали, решил себе не задавать — мало ли? На мне все-таки работающие жучки. Не думаю, что их прослушивают круглосуточно, но в теории такое возможно. Так что тот момент я бездумно ожидал развязки. И она наступила.

Нет, я не думал, что будет так. Я ждал высокой инспекции, визита в участок кого-то, вплоть до Мишель, с бумагами, позволяющими забрать нас откуда угодно. Или звонка королевы начальнику патруля, вот сейчас, среди ночи, в машину. На худой конец визит ее высочества принцессы Алисии, главы ДБ(z). Но что они просто возьмут в «коробочку» машины патруля на пути следования?.. В голове не укладывалось.

В салоне загорелась красная лампочка тревоги. Штурмовики опустили забрала, вновь активировали «Кайманы», ожидая дальнейших распоряжений. Все бойцы общались по внутренней связи скафандров, мы их не слышали. Зато видели три «Мустанга»: один встал прямо перед нашей колонной, вырулив боком, два других соответственно справа и слева. За их линией мелькали вооруженные фигуры в белой легкой броне. Сзади, видимо, стояла четвертая машина, отрезавшая «Араньям» дорогу назад.

Правый люк переднего салона снова открылся, командир патруля вновь вылез из машины, но на сей раз один. Через несколько секунд к месту действия подъехал еще один «Мустанг», и из него вновь вылезла Катарина — теперь, в боковое стекло, я увидел — точно, она. Несмотря на то, что сегодня у нее выходной, она не планировала появляться в бело-розовом здании вообще, тем более к ночи. Катарина вновь заговорила с командиром, но теперь, судя по ее мимике, разговаривала совсем с иных позиций.

Из задней «Араньи» все-таки выскочили люди, мы поняли это по звукам шагов — штурмовой доспех гораздо тяжелее легкого. Гвардейцы выстроились вокруг своих машин, ощетинились винтовками, но все понимали, что выбора у них нет — все они полягут в первые же секунды возможного боя. Численный и позиционный перевес не за ними. И командир, наконец, согласился.

Охраняющие нас парни, получив от него какие-то распоряжение по внутренней связи, кивнули, открыли левый люк нашего салона и вылезли наружу, выталкивая нас. Я огляделся — точно, путь назад «Араньям» отрезан. Ангелочков же я насчитал больше трех десятков, все в боевой броне, с иглометами, и даже мелькнуло несколько деструкторов. Единственная без брони была, как обычно, Катарина, резким голосом скомандовавшая:

— В машину, живо!

Это обращалось к нам. Штурмовики выпихнули вперед вначале меня, затем девчонок. Нас тут же подобрала безликая в шлеме фигура, потащившая к дальнему «Мустангу». Уже залезая в люк, я услышал:

— Нет, сеньор старший лейтенант, оружие вам так же придется отдать. И мне плевать, что это «вещдоки»…

— Она хоть понимает, чем рискует? — спросил я сеньору, севшую в салон вместе с нами. Люк закрылся и машина, не дожидаясь развязки, тронулась.

— Понимает, — ответила та, сняв шлем. Мы с девчонками ахнули — Норма. — Еще как понимает. Потому и идет на такой риск. Эх, вы!..

Она разочарованно махнула рукой. После чего откинулась на спинку своего кресла, взгляд ее стал отстраненным. До самого дворца она больше не проронила ни слова.

 

Глава 2. Кассандра

Возле шлюза к нам присоединилось несколько бойцов сопровождения. Шли сзади нас, молчали, никакой активности не проявляли. То ли это конвой, то ли эскорт — я так и не понял, что их присутствием хотели показать.

Шла Норма, как я мог догадаться, к кабинету Мишель. Да, оказывается тут тот еще бодрячок: корпус кишел теми, кого здесь быть вроде как не должно. Ведь и у Мишель, и у Нормы, и даже Катарины график работы дневной, на ночь они остаются только во время усиления. Суббота же и воскресение у них, как и у всех рядовых тружеников планеты, законный выходной, их не должно быть тем более. Норма или Катарина иногда могут остаться за дежурного офицера — в связи с нехваткой кадров здесь это практикуется — но не обе сразу. И тем более ожидать в воскресение ночью на работе Мишель?..

Да-да, Шимановский! Все они по вашу душу! Оторвали их от дел, понимаешь, из-за проблем с четверыми не самыми умными представителями homo erectus. И теперь они будут расплачиваться, вымещать недовольство. Угадай, на ком? — «приободрил» внутренний голос.

Перед знакомым гермозатвором Норма остановилась, приказала нам стоять на месте и вошла внутрь. Вышла минут через десять, знаком приказала входить, сама же направилась в сторону кубрика. «Конвой» по ее знаку так же развернулся и пошел назад, к главным воротам. Мы, ежась от дурных предчувствий, вошли.

Мишель сидела одна, листая что-то на завихренной на столе голограмме. Думаю, она хотела использовать старый психологический прием, заставить нас стоять и ждать, пока «освободится», но аромат, исходящий от меня и Кассандры, заставил ее изменить планы — тяжело потянуть носом, скривиться и деактивировать визор.

Подняла глаза на нас, внимательно осмотрела, пригвождая взглядом к земле, затем скупо выдавила:

— Ну?

Кассандра пришла в себя первой, как и положено старшим, вытянулась:

— Сеньора, разрешите доложить!..

Жалко как-то вытянулась. Что, учитывая проступок, логично. После же последовавшего рыка Мишель ей вообще пришлось втянуть голову в плечи, забыв о том, что она какой-никакой, а командир.

— Я знаю, мать вашу, что вы мне хотите доложить! — заорала златоволосая. — Мы полночи разгребаем то, что ты «хочешь доложить»! У вас вообще есть голова на плечах, или нет? Вы когда в увал шли, почему мозги с собой не взяли? Как это так, оружие взяли, протащить умудрились, а мозги оставили?..

На ее искореженное злобой лицо было страшно смотреть. Мы были готовы провалиться сквозь землю, но вот с землей были неполадки — не хотела она под нами проваливаться. Орала Мишель минут пять, выпуская пар. И это хорошо — люблю людей, умеющих разом выпустить из себя всё и успокоиться. Особенно, если они — твои начальники.

— Вы представляете, что было бы, если бы вас все-таки доставили в участок и оформили? — продолжила она уже тише. — Представляете масштабы скандала? Даже наше нападение на патруль с угрозой применения силы ничто, по сравнению с ним! Идиоты! Балбесы! Бездари!.. — Она добавила несколько эпитетов, которые не стоит приводить здесь по этическим соображениям, но которые характеризуют нас более точно. — Дар показать захотели?! Ты его еще покажешь, Кассандра! Обещаю! Так покажешь, что взвоешь!

Она опала, успокоившись окончательно.

— Ладно, кроме Хуана остальные свободны. Решение по вам уже принято: всем по десять ударов. Тебе, Кассандра, тридцать, как старшей. Экзекуция завтра… Сегодня, — поправилась она. В девять, после развода. Кроме того, всем, всему взводу, включая Маркизу и Паулу, на два месяца запрещен выход в город. И это не обсуждается! — повысила она голос. — Всё, можете приводить себя в порядок. Шагом марш!

Девчонки, откозырнув, вышли. Я же остался с сеньорой Тьерри один на один.

Она вздохнула, откинулась на спинку кресла. Помолчала, видно, давая возможность высказаться мне. Я тоже молчал — был виноват, да признавал это, добавить что-то еще мне было нечего.

— Хуан, ладно, понимаю, они дуры, — начала она. — Но ты-то куда смотрел? Тебя зачем к ним приставили?

— Меня? К ним? — все-таки озвучил я вслух. Да, она меня удивила.

— Не думаешь же ты, что оказался в самом сложном взводе просто так?

— Нет, сеньора, не думаю. — Я покачал головой. — Однако у меня были иные соображения по этому поводу.

— Поделись? — Мишель улыбнулась.

— Паула — имперская аристократка, стреляющая с двух рук, непревзойденная среди своего поколения мастер рукопашной, — начал озвучивать мысли я. При слове «имперская аристократка» Мишель непроизвольно скривилась. — Сестренки — единый слаженный механизм из двух человек, чувствующий друг друга и координирующий действия на расстоянии волшебным образом, без всякой связи. Маркиза — снайпер, какого поискать. Я не видел никого, кто стрелял бы так же хорошо, как она, хотя знаю здесь уже достаточно многих.

— Есть, — прервала меня Мишель. — Поверь, у нас такие есть. Но это другая история. Продолжай.

Я кивнул.

— Теперь Кассандра. Какая-то экстрасенсорика, магия, не иначе. Я не думал, что такие интуиты могут существовать!

— Могут, — Мишель озадаченно покачала головой. — И за ними ведется настоящая охота. Нам повезло ее найти. Лет сто назад их вывели с помощью генетики, выявили и усилили какой-то ген, отвечающий за предрасположенность к этому. Но активация способности происходит только под действием психологических факторов, генетика здесь бессильна. Или долгие тренинги, или нервный срыв, или еще что-то. Так же и сила способности — даже у первого поколения она была разная, вплоть до нулевой, при наилучшем сочетании генов. Кассандра — девочка войны, чудом выжившая, и теперь ты знаешь имя этому чуду.

Она демонстративно задумалась.

— Ладно, я тебя поняла, ты прав. Завершающий штрих — толковый мод со способностями, усиленными по всем фронтам. Но я думала, ты понял, что это не главное. Эти дуры, — она вновь презрительно скривилась, — еще не взвод. Взвод становится таковым только при наличии толкового командира. И с этим у них до тебя был дефицит. С командирами вообще всегда дефицит! — воскликнула она.

— Они не дуры, — возразил я. — Вы не правы. Просто их нужно организовать. Они умные и способные…

— Так организуй их, Хуан! — вновь закричала Мишель, перебивая. — Организуй, чтобы не повторялось такое, как сегодня! Ты думаешь, это их первый залет? Третий! Третий, когда отмазывать их приходится мне, активируя все возможности влияния! А сколько их было на более мелком уровне — даже не могу сосчитать!

— Организовывай их, Хуан. Выбивай дурь, — подытожила она.

— Не могу, сеньора! — ответил я, задирая взгляд в верхний угол, стараясь не смотреть ей в глаза. — Не сейчас! Я — белая ворона. У меня недостаточно авторитета. Я должен заслужить право стать командиром, а на это надо время. Я и сегодня не смог убедить ее, что это опасно, хотя пытался. Она не стала бы меня слушать, даже будь я чемпионом мира по красноречию в полусреднем весе.

— Вот поэтому всего по десять палок, — улыбнулась Мишель, ставя под этой темой логическую точку. — Пока. Хотя могли довести дело до Совета, а там не мелочатся. Думай, Хуан, как и что тебе сделать, и думай быстро. Время не ждет.

— Быстро только крысы плодятся, — возразил я. Она согласилась.

— Да, понимаю. Но судя по тестам, ты парень сообразительный, а времени на раскачку у нас нет. Если тебе нужны какие-нибудь проблемы, на волне решения которых ты этот авторитет можешь заработать — всегда пожалуйста. Где мой кабинет ты знаешь, сделаю все, что возможно, в кратчайшие сроки. Так что не мелочись, нам нужен результат — следующего эпизода, как сегодня с гвардией, Лея нам не простит.

Я вытянулся:

— Так точно, сеньора!

— Все, иди. — Она облегченно вздохнула. — Чай сегодня не предлагаю, от тебя разит, как от помойной ямы. Приводи себя в порядок. Свободен!

— Так точно, сеньора!

Я откозырнул и бодрой походкой направился к гермозатвору. Но когда тот поднялся вверх, ободренный фактом предложения чая, задержался и сделал шаг назад, позволив многотонной железяке встать на место. Мишель подняла глаза.

— Что-то еще?

— Да. Сеньора, можно вопрос?

— Разумеется?

— Когда с меня снимут эти дурацкие жучки?

Она долго смотрела непонимающе, затем рассмеялась. И смеялась весело.

— Чико, на тебе нет жучков. Сняли. Поверь. Ты же можешь разговаривать с… Достаточно высокопоставленными особами, чтобы предмет вашего разговора не был перехвачен, — сформулировала она. — А лучший способ избежать утечки — уничтожить ее каналы. Ты меня понял?

Я кивнул. Как не понять? Лопух, а об этом не подумал!

— Тогда как вы узнали?

— Не все проблемы, Хуан, решаются с помощью техники, — назидательно покачала она головой. — Всё, больше ничего не скажу, ищи сам. Не смею тебя задерживать! — повторила она приглашение покинуть кабинет, которому я незамедлительно последовал.

Снаружи меня никто не ждал — девчонки ушли в каюту. И это к лучшему — слишком много свалилось вещей, которые надо срочно обдумать.

М-да-а-а-а!

* * *

«Ну что, Шимановский? Сел в лужу?»

«Пока не совсем».

«Правильно, пока у тебя есть кредит доверия. Но он не безграничен. И тебе открытым текстом сказали, чего от тебя ждут».

«Ждать не вредно…» — заметил я и чуть не взвыл. Ну как, как объяснить ей, что она не права?! Нельзя так! Я и без этого хожу по самому краю, по лезвию ножа! Один неверный шаг — и окажусь гораздо дальше от цели, чем можно представить! Один неверный шаг, и меня похоронят здесь! Закопают!

А без звания вассала я не буду нужен ни Мишель, ни Сирене, ни королеве. Без корпуса на данном жизненном этапе я никто. И вылезть в дамки, в командиры, слету, прыгнув с места…

Разобрало зло. Я понял, что мне придется вступить на тонкий лед и метаться меж двух огней. Сеньора Тьерри — не тот человек, к которому не стоит прислушиваться, тем более, в данный момент ее интересы совпадают с интересами всех заинтересованных блоков клана Веласкес. С другой, мне придется искусственно тормозить процесс, чтобы не наломать дров. «Сообразительный» — хорошая характеристика, лестная. Но кроме нее должен быть опыт, на который можно опереться, и как показала первая ночь здесь после пробуждения, без него у меня ничего не получится.

Значит, с Мишель придется разговаривать, ходить к ней «на чай». И преподносить такие идеи, которые не смогут помешать в реальном деле становления командиром. А командиром стать все же придется. Девчонкам и правда нужен вожак, и это точно не Кассандра.

Роза может заменить ее, но ей это не нужно. Паула тоже потянет, и встала бы во главе с удовольствием, вот только авторитета у нее еще меньше, чем у меня — ее никто не будет слушать. Она пришла позже, и у нее нет моих стартовых позиций. Они простят мальчика во главе, как изначально чужого, смирятся, но возвышение «младшей выскочки» не потерпят.

То есть, только я могу выправить ситуацию. А получиться у меня может только в случае, если буду работать не спеша, постоянно оглядываясь назад. Любой авторитет, заработанный быстро, становится ореолом: это круто, но невыносимо тяжело. А я не святой, не пророк, не посланник высших сил, чтоб вынести подобное. Ведь к носителям ореола совершенно иные требования, одна ошибка — и тот превращается в пыль. И тогда лучше уж совсем не лезть наверх — больше перспектив.

Так что решено, в гости к Мишель хожу, мозги ей пудрю, но делаю все осторожно, без лишней спешки.

…И как… Как, скажите, бога ради, можно вылезти наверх быстро? Даже в теории? Где взять такой план? Как его придумать в месте, где царит женская логика и где вообще ничего не понятно?..

Основательно разозленный, я подошел к гермозатвору каюты номер «13». Поднес к глазку браслет. Створка начала свое движение вверх, и меня буквально оглушили царящие внутри крики, ор и ругань.

Я медленно вошел, прислушиваясь, но пока не влезая в дискуссию. Проследил, чтобы створка опустилась на место — лишние слушатели нам ни к чему. И попытался вникнуть в суть.

Суть же была проста: Кассандра обвиняла Мию, и особенно Паулу, в предательстве. И поливала их обеих самыми грязными словами, которые знала. А знала она их немало, минимум на четырех языках.

Роза орала в ответ на Кассандру, защищая сестру. Мия же сидела, опустив голову, не отстаивая правоту, но и не соглашаясь с позицией итальянки.

Паула не орала, а интеллигентно, словно ядовитая змея, отвечала, и мне казалось, лучше б уж орала — Кассандре было бы проще.

Гюльзар тоже пыталась защищать красноволосую, но вяло — видно, поступок Паулы ее не вдохновлял. И только тут, при виде этой сцены, оттесненный более важными размышлениями, я понял намек Мишель относительно проблем, решаемых «без помощи техники». Вот оно как!

— Да, сказала! — подвела в этот момент итог Паула, пытаясь закрыть дискуссию. — И не раскаиваюсь в этом! Если ты забыла, что было в прошлый раз, то это твои сложности! Я не виновата, что некоторые из нас наделены от природы ресурсами весьма экономно! И если бы не сказала, где бы вы сейчас были?

Кассандра покраснела и заорала с новой силой:

— Какая разница, где бы мы были и что бы с нами было?! Главное, что ты предала нас! Ты и Мия! А ты… Вообще!.. Ты как была нам чужой, так ею и осталась!

— Это я-то чужая?

— Слышишь, ты! Курица!

— Кассандра, остынь! — попробовала осадить Роза, хватая итальянку за плечи и отталкивая назад.

— Не остыну! Она чужая! И всегда была чужой!

— Я для вас старалась, дура! Для вашего же блага! — начала свирепеть Паула и тоже подалась вперед, но ее схватила Гюльзар.

— А ты спросила, нужно ли нам такое благо? — У Кассандры изо рта только пена не капала. — Такой ценой?

— Нужно! Нормальная цена! Все живы, здоровы и только по десять ударов каждому! Я о вас заботилась! Вы мне дороги, и небезразличны!

— Да ты знаешь, что…

— Что?..

— Заткнулись! Обе! — заорал я, вкладывая в голос все силы.

В каюте сразу воцарилась тишина. Все пятеро девчонок посмотрели на меня с отвиснутыми челюстями. Воодушевленный началом, я продолжил:

— Что здесь происходит? Кто может мне спокойно, не переходя на крик, все объяснить?

Я прислонился к тумбочке, окидывая всех внимательным взглядом.

Роза попыталась что-то ответить, нечто эмоциональное, но Маркиза остановила ее, взяв за руку:

— Я могу!

— Ну-ну? — Я картинно нахмурил бровь.

Игра началась. Моя игра, которую я запустил неосознанно, и от которой зависело многое в моем здесь положении. Теперь нужно было вытянуть ее, во что бы то ни стало. Впрочем, в противном случае, без меня, судьба взвода будет туманной — такими словами, как «предательство», здесь не бросаются.

— Паула сдала вас, — начала восточная красавица. — Рассказала о ваших планах Норме, та сегодня за дежурного офицера. А Норма объявила тревогу, подняла всех на ноги.

…Мне надо было срочно заткнуть и развести девчонок, пока итальянка не наломала дров. И пока у меня был эффект неожиданности — в следующий раз они вряд ли присмиреют под моим рыком. Сейчас они на взводе, готовы сорваться, и подсознательно готовы к любой помощи, если это позволит избежать взрыва внутри взвода. Даже если миротворцем и судьей буду я. Гюльзар поняла это первой, потому не стала устраивать цирка с субординацией, а начала докладывать, будто я — старший по статусу, а она — подчиненный. И остальные девчонки, вслушиваясь в ее спокойный голос, глядя, как она отчитывается передо мной, это проглотили.

— Откуда она сама об этом узнала? — перевел я глаза на красноволосую бестию. Та сидела с гордым видом оскорбленного достоинства. Она была в легком шоке от моей бесцеремонности, как и все, но я видел, как в отличие от других, в ее черепной коробке лихорадочно проносятся мегабайты просчета ситуации, и выводы по ней были явно в пользу моего вмешательства.

— Я ей сказала, — обреченно вздохнула Мия. — Поделилась. По секрету. Но я не просила ее никому говорить! — закричала она.

Есть! Эмоционально, да, но Сестренки меня приняли. Перешли к сути проблемы, признав правомочной форму отчетности. А это победа.

Я кивнул и перевел взгляд на Маркизу:

— Дальше.

Та прокашлялась.

— Норма тут же вызвала Катарину, как куратора. А та, даже не доехав до дворца, отзвонилась Мишель. Которая тоже примчалась, в течение получаса. И началось.

Пауза.

— Когда все были в сборе, нас вызвали и допросили. Затем лишили связи. И объявили «желтую» тревогу готовности для всех. Нас же заперли в каюте, чтоб не болтали, и выпустили только что, перед вашим приездом.

— Понятно. — Я снова оглядел всех. Остановил взгляд на Кассандре. Мне осталось малое — задавить ее, а это трудно. Слишком горячий темперамент. Она не приняла моей бесцеремонности, но молчала, ошарашенная поведением подруг. Наконец, окинув всех присутствующих гневным взглядом, гордо вскинулась и начала:

— Эта сука сдала нас, Хуан! Предала! Ей не место среди нас! Я больше не могу ей доверять!

Есть!!! Не думал, что получится! Не с первого раза! Все же думал, она будет бодаться. Но нет, итальянка тоже перешла к сути, сделав мое вмешательство легитимным и создав тем самым прецедент. Да уж, женская логика непознаваема! «Опустить» противницу и получить поддержку важнее, чем сохранить уникальность статуса?..

Но это только половина победы, главная задача по-прежнему возвышалась надо мной марсианским Олимпом. И я начал ее решать, грубо, вкладывая в голос все накопившиеся эмоции:

— А я не могу больше доверять тебе! — Челюсть итальянки вновь недоуменно отвисла. — Это ты — сука, подставившая взвод, корпус и королеву! — закричал я на нее в ответ, получив признанием легитимности дополнительные силы. — Всех сразу! Что тебе говорили? Не надо! Не спеши! Нет, ты сделала по-своему.

А ты думала, почему сюда приехала сама Мишель, в течение получаса? Почему объявили «желтую» тревогу? Кто ты такая, чтоб объявлять ее ради тебя? Но ее все равно объявили, и именно ради тебя!!!

Кассандра молчала, молчали и девчонки.

— Если бы нас довезли до участка, во всем происходящем обвинили бы корпус, — продолжил я тише. — Я имею в виду беспорядки. Только представь: «Корпус королевских телохранителей занимается провокациями и отстрелом граждан Марсианской республики!» Интересная новость? Оппозиция бы после этого съела королеву, смешала с дерьмом! Кланы оторвали бы у нее еще один жирный кусок чего-нибудь! Народ обозлился бы на нас, а республиканские настроения в обществе стали бы гораздо более сильными! Это лавина, Кассандра, камнепад, который ты устроила одной своей прихотью! Об этом ты не задумывалась, наезжая на Паулу? И я намеренно опустил политический вопрос, что стало бы с космическим Альянсом. Да еще сейчас, когда вся страна по-тихому готовится к войне. А, Кассандра? Об этом ты тоже не задумывалась?

Итальянка тяжело задышала, но не проронила ни слова. Пока я трактовал это в свою пользу.

— Так я ставлю вопрос: зачем мне служить во взводе, где командир не думает ни о чем, кроме самолюбия? Где не взвешивает и не просчитывает шаги? В ком я никогда не буду уверен, и за кем у меня не будет ни малейшего желания идти?

— А если бы мы не вернулись?! — продолжил я, переходя на крик. — Если бы Сестренки не успели бы отбить нас?! Это же была случайность! Мы бы не выстояли, ты знаешь это! Паула хотела спасти нам жизни, буренка ты эдакая! Твою и мою!

Паула хмыкнула. Родная, только не испорть мне всё! И так на волоске держусь!

— В общем так, девочки, — подвел я итог, сбавив интонацию до обычной разговорной. — Мы все на нервах, и это плохо. Ты пытаешься согнать злость на Пауле, хотя именно она спасла тебя от трибунала. Да-да, от трибунала, mia cara! От запаса точно, а возможно, и от казни. Тебе надо остыть.

— Ты, — повернул я голову к Пауле, — тоже хороша. Вместо того, чтобы решать проблему внутри взвода, вынесла ее наружу! — И глядя на попытавшуюся возразить красноволосую, грубо перебил:

— Нет, Паула! Никаких! Ты тоже виновата!

Та осунулась, но поняла меня и промолчала. Нельзя топить одну Кассандру, их надо разводить, делая виноватыми как минимум обеих. Сомневаюсь, что у Паулы был выбор, как поступить, но об этом завтра.

— Нам всем надо успокоиться и обдумать произошедшее еще раз, в спокойной обстановке, без криков и ругани. Тем более, завтра у нас экзекуция. Предлагаю собраться после нее и всё-всё еще раз хорошенько обсудить. Всем вместе. Повторю, без эмоций, крика и ругани. Ты — указал я на Кассандру, — предъявишь свои аргументы, ты — на Паулу, — свои. Как вам такое предложение?

— Мы согласны! — поспешила ответить за себя с сестрой Роза. Гюльзар тоже кивнула и поддакнула. Паула все так же сидела с видом оскорбленного достоинства, но выражением лица давала понять, что не против.

— Вот и отлично, — подвел я итог баталии. — Тогда вы — спать! Все! Мы — в душ!

Я быстро подошел к итальянке, и пока она не успела оказать сопротивления, потащил в сторону душевой.

— Мы около часа сидели в мусорном баке, и если не помоемся, грозим превратить в мусорный бак всю нашу каюту. Как чуть не превратили кабинет Мишель…

Кассандра начала сопротивляться, но было поздно — точка в семейной сцене была поставлена. Ей не оставалось ничего, кроме как последовать за мной.

Я закрыл за нами дверь и принялся срывать одежду, запихивая ее в приемную корзину домового.

— Чего стоишь? — бросил стоящей с потерянным видом девушке. — Давай, раздевайся, да включим стиральный цикл, пока тут все белье не провонялось!..

Она кивнула, начала скидывать с себя куртку, а затем и все остальное. Правильно, теперь ее надо охладить, отвлечь, переключить на что-то другое, и только после серьезно разговаривать. ДО разговора с Паулой. Надеюсь, девчонки к тому моменту уснут!

* * *

Душ. Для меня в корпусе это отдельная, и очень длинная тема. Особенно душ «дома», в собственной каюте. Начать стоит с того, сам по себе он — ценность. Не знаю, как обстоят дела на Земле, но в колониях вода стоит дорого, позволить ее себе в неограниченном количестве могут далеко не все, а для некоторых представителей не самых богатых районов принятие водных процедур вообще событие. В первую очередь для неудачливых гастербайтеров, алкоголиков, бомжей и иных элементов «дна». Тот, кто работает, как правило, может себе позволить достаточную степень гигиены, но если ты не Феррейра, душ или ванная в любое время дня и ночи — роскошь.

Для нас с мамой он тоже был роскошью. Сколько себя помню, когда купался, всегда мысленно представлял перед глазами счетчик, оттикивающий драгоценные литры, и как следствие, империалы нашего бюджета. Потому, попав сюда, я был в прострации от того, что душ дважды в день здесь вещь обязательная, а воды можешь тратить, сколько хочешь.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я, испытывая незабываемый кайф, впервые встал под струи здешней воды, но привыкнуть до сих пор никак не могу. Несмотря на то, что знаю, что это дворец, что это щедро финансируемый кланом Веласкес корпус телохранителей, что вода здесь имеет собственные очистные и несколько параллельных рециклов, и что если не мыться здесь два-три раза в день, завоняешься, но каждый раз все равно мысленно видел перед собой счетчик.

Второй аспект душа, как можете догадаться, это вопрос, с кем его принимаешь. Принимать его по очереди нереально, слишком долго ждать, особенно, если в него забурятся Кассандра или Паула — наши землянки, не привыкшие экономить воду с детства. А распылителей в душевой стандартной каюты три. На самом деле это мало, в иных подразделениях, как правило, от восьми до двенадцати человек, но я уже упоминал об ордене и спартанских условиях. С учетом экономии времени, реально одновременно его может принимать до шести человек, так что в целом по корпусу эта цифра терпимая.

Нас как раз шесть. Но больше двух мы сюда набиваемся редко — что-то вроде традиции, неписаного правила. Однако о том, чтобы принять его одному, закрывшись ото всех, не может идти речи. Здесь даже замкового устройства с внутренней стороны нет. Душевая — общая, и это тоже правило.

Первое время я стеснялся девчонок, и сильно. Да, на Венере к голому телу относятся спокойно, но стеснялся я не тела, а своей реакции на тела девчонок. Воздержание — скверная штука, особенно когда тебе восемнадцать, а они в самом соку. Поверьте, мысли, что это «сестры», приходят в голову в последнюю очередь. Они тоже стеснялись, и первый месяц из-за этого был на нервах, как в тумане. Однако, мы это прошли, нашли ключи к поведению и друг к другу, и здесь у нас тоже установились некие неписаные законы.

Первый. Паула со мной не моется. Никогда. Она вообще шарахается от меня, когда либо она, либо я без одежды. Как от огня. Вначале я грешил на имперский менталитет, однако, причина гораздо проще. Она не уверена, что удержится. Там, за воротами, она прошла огонь, воду и медные трубы, на ней печать ставить негде, но здесь… Нам нельзя, и такое поведение с ее стороны — лучший способ избежать близкого контакта. Не так, единственный способ!

И это мудро, поскольку останься я с нею в душевой наедине, тоже не выдержу — это объективная оценка. Мне нравится эта дрянь, меня к ней тянет, в ней единственной я до сих пор не вижу сестру. И непонятно, увижу ли когда-нибудь.

Сестренки смотрят на жизнь просто, просто они смотрят и на меня. Надо — значит надо, а постыдного или стеснительного в «надо» нет и быть не может. Я для них вроде братишки, но не родного, а дальнего. Достаточно родного, чтобы со мной не спать, но достаточно дальнего, чтобы позволить себе невинные шалости, вроде разных обнимашек. Они единственные не видят во мне мальчика в принципе, и если меня от избытка гормонов начинает вести, уверенно бьют по рукам. Или иным конечностям. Остужают. У них всего один запрет — их нельзя трогать ниже пояса. Все остальное можно. Поражаюсь их выдержке!

Кассандра так не умеет. Но старательно делает вид, что все нормально, что она себя держит. Стеснения как бы не испытывает, но и прикасаться к себе не разрешает. С другой стороны, ей и положено — она все-таки командир и должна держать дистанцию. Так что мы ведем с ней себя хоть и не как брат с сестрой, но как взрослые люди, выросшие на Венере. И нас обоих это устраивает.

С Гюльзар все просто, до безобразия. Она девственница. И гордится этим. Сестренки сказали мне об этом по секрету, но оказалось, что секрета из этого та не делает. Именно Маркиза первая пришла ко мне в душевую, в первый мой день тренировок, подавая остальным пример. Она не стесняется ни бога, ни черта, ни тем более, меня. И самое поразительное, я ее не трону. Я воспринимаю ее как нечто, предмет, который только выглядит, как красивая девчонка, не как объект вожделения. Я остановлюсь в последний момент, она это чувствует, потому с нею у нас никогда никаких проблем не было, и, вероятно, не будет.

Обнимашки она позволяет, и даже не останавливает мои не в меру обнаглевшие ручонки, в отличие от Розы и Мии. Она от этого тащится, как любая порядочная девственница, уверенная, что достояния своего от ласк не потеряет. Но лапать ее мне совершенно не хочется именно по этой причине — какой кайф, если продолжения не будет? И споткнувшись на обнимашках с нею один единственный раз, я больше никогда подобного не делал — иногда красоту лучше созерцать со стороны.

Мы простояли, помолчав, каждый под своим распылителем, с полчаса. Кассандра, наконец, успокоилась — я больше не видел, чтобы ее колотило. И как положено после встряски, на нее накатила апатия.

— Иди сюда! — позвал я, подался вперед и притянул ее к себе. С нею мы не играли в обнимашки, но сейчас я чувствовал, что это единственный выход из ситуации. Если, конечно, хочу оную удержать. Она девочка, в первую очередь девочка, и сейчас с нею надо как с девочкой, а не с комвзвода.

— Не злись. Она хотела как лучше, погладил я ее по волосам.

Кассандра кивнула и плотнее вжалась спиной мне в грудь.

— Ты прав. Это чудо, что мы выжили. Что Мия и Роза успели. Прости. Это все из-за меня. — Она развернулась и крепко ко мне прижалась.

Я чуть не задохнулся от такого поворота событий. Вот так-так! И даже не столько опешил, что обнимаю красивую обнаженную девушку, и не столько от того, что она моя комвзвода и сама обняла меня, и даже не столько от того, что признает себя неправой — для девушек это нонсенс, и тем более для комвзвода… А, наверное, от всего сразу.

— Мне нужно было послушать тебя. Но я спешила.

— Почему?

— Не знаю. Просто спешила. Считала, что выкрутимся, что ничего страшного не произойдет.

— Интуиция?

Она замотала головой.

— Интуиция — лишь чувство опасности. Чувство направления. Я не пророчица, как дочь царя Приама. Я не вижу будущего.

Она уткнулась в плечо.

— Как думаешь, не будь тебя, они бы меня казнили?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, отправили бы в запас. А при чем здесь я?

— Не прикидывайся. — Она вздохнула и подняла на меня глаза. — Мы же не маленькие, все понимаем.

Затем вновь поплотнее прижалась ко мне.

Я чувствовал, что держу себя из последних сил. И держаться мне нужно, во что бы то ни стало — то, что происходит сейчас, часть переговоров, от последствий которых будет многое зависеть. Она же чувствовала, что я на пределе, но именно этот мой предел и доставлял ей удовольствие.

— Ты правда племянник королевы?

Я чуть не закашлялся. Захотелось рассмеяться.

— Нет, — весело ответил я и провел рукой ей по волосам. Так она мне и поверила.

Я решил пободаться, хотя бы ради того, чтобы внутри взвода меня не считали треплом:

— Правда, нет. Мы с мамой жили в нищете, всю жизнь. Таинственные родственники моего отца давали нам иногда деньги, но их едва хватало, чтоб не пойти по миру. И сюда я пришел… По глупости.

Она замотала головой.

— Это ничего не значит.

— И королеву я видел первый раз в жизни. И она была со мной… Холодна.

— Тоже ничего не значит. Она не обязана любить отпрысков соперниц ее матери.

Я снова открыл рот, чтоб что-то возразить, но понял, что у меня нет аргументов. Вот так всегда, удобная гипотеза становится теорией только потому, что всем нравится, и аргументов ее опровергнуть не хватает. Но пока ее не опровергнут, все дружно будут считать оную истиной!

Впрочем, из слов Кассандры можно сделать и обнадеживающий вывод — ее величеству не за что любить отпрысков от соперниц. Даже будь я на самом деле ее племянником, мне нужно заслужить ее любовь и уважение. Просто так, нахаляву, я не получу ничего даже в этом случае. И все триста с хвостиком обитателей корпуса телохранителей это прекрасно понимают.

— А я правда толстая? — вновь подняла на меня глаза итальянка, нарушая установившееся молчание.

— Что? — не понял я.

— Я говорю, я что, правда, толстая?

Я чуть не поперхнулся.

— С чего ты взяла?

— Ты сказал, что я буренка…

Я заржал, как конь. Она засмеялась вместе со мной и напряжение, витавшее до этого в душевой, развеялось окончательно.

— Пойдем, наверное… Хватит плескаться! — сказал я, отсмеявшись, выключая воду. — Ты спать, или еще посидим?

Она пожала плечами и направилась к сушилке, где висели полотенца. Бегло посмотрела на браслет.

— Какой тут сон! Полпятого, в семь подъем. Потом экзекуция. Может кофейку?

Я был не против. Уснуть сейчас — только раззадорить себя. Девчонки могут не спать сутками, их этому учат (программа подготовки кадрового резерва — мало ли, кем они будут после контракта?) Я пока эти спецдисциплины не проходил, но опыт в длительном бодрствовании у меня имелся и собственный.

— Тогда ты свари кофе, а я в оранжерею — посмотрю что там осталось накрыть на стол. Да поядреней делай… — усмехнулся я. Она улыбнулась в ответ.

Оранжереи здесь не то же самое, что в школе генерала Хуареса. Их здесь не пять, не десять и не двадцать пять. Их здесь по количеству взводов, плюс около десятка «гостевых», общественных, за которыми по очереди следит «зелень». Женская логика и здесь поразила меня непредсказуемостью: условия обитания в каютах у девчонок просто спартанские (кроме кают хранителей, но об этом отдельно), но к каждому взводу приписывалось достаточно большое помещение, отданное полностью на откуп этого взвода. Оранжереи не запираются, это единственное их отличие, но здесь никто ни у кого не ворует, никто не портит чужие вещи, и никто просто так не ходит по местам, ему не принадлежащим, так что замки таким местам как бы и не нужны. У каждого взвода в личной оранжерее целый склад того, что они хотели бы видеть в каютах, но что размещать там не полагается.

Например, мягкие диваны. Столы. Уютные ковры. Собственные кухонные панели. Холодильники со съестным, принесенным с «воли». Бутылки с редким и как правило дорогим пойлом. В общем, здесь девчонки хранят все, чему не находится места в каютах, и используют оранжереи как нечто вроде загородного домика. Иногда и спят здесь, хотя последнее не приветствуется. Говорят, в давние времена, лет двадцать назад, у одного из подразделений в оранжерее нашли самогонный аппарат. Правда, нет — никто не знает, но я грешу, что байка. Ведь иметь аппарат мало, надо иметь его для чего-то, а зачем он ангелам, если с алкоголем на базе никаких проблем?

Так или иначе, у «чертовой дюжины» имелась своя оранжерея, находящаяся в сотне метров от каюты, где девчонки расслабляются, готовятся к занятиям (Маркиза и Паула учатся, Сестренки собираются поступать, а Кассандра хочет взять еще год на определение — куда ее все-таки тянет), и где устраивают «пикники на природе». В плане зелени мои девчонки подошли к «загороднему домику» с минимализмом, буйством тропических кущ здесь не пахнет, но все равно здесь уютненько, и легко дышится. Наш главный же сибарит, аристократка в отставке по имени Паула, оборудовала это место так, что многие ходят посмотреть на нашу оранжерею, как на произведение искусства. Диванов роскошнее и мягче, во всяком случае, нет ни у кого, как позолоченных подсвечников на столе и многого-многого другого по мелочи.

Я активировал кухонную панель и закипятил воду. Кофе Кассандра варит сама, не доверяет кофемашинам, но подготовить воду лучше заранее. Порылся в сумках, сообразил какие-то бутерброды и остатки печения. Убрал со стола архаичные учебники Паулы — четыре вида разных «Юриспруденций», и выложил все найденное. Затем притушил общий свет и зажег настольные свечи. Да просто так зажег! Почему нет, для чего-то же эти свечи тут стоят?! Впрочем, усердствовать не стал, верхний свет до конца не убрал, оставил.

Кассандра вошла, завернутая в два полотенца. Одно банное, обтягивало фигуру, другое в виде тюрбана было замотано вокруг ее головы. Банное, надо отметить, закрывало только саму фигуру; две ровные стройные ножки, спускающиеся от него вниз, оставались совершенно не прикрытыми. Я снова почувствовал, что завожусь, что меня начинает мелко трясти, отвернулся и сделал несколько упражнений на самоконтроль. Да-да, это она специально. Форма мести. Могла б и одеться, если б захотела.

С другой стороны, кажется, именно такая форма общения в данный момент мне и требуется — максимально раскрепощенная, почти интимная. Нужно заново выстроить с ней отношения, и более того, настроить на конструктивный диалог с остальными девчонками. А достучаться до нее легче так, чем когда она командир.

Болтая со мной о чем-то нейтральном, Кассандра сварила кофе и мы уселись напротив друг друга. Выпили по первой чашке. И только отставив пустую чашку в сторону, она перешла к главному:

— Хорошо. Я подумала.

— Что именно? — собрался я.

— Я не буду больше обвинять ее. Ради тебя. И ради взвода.

Я медленно покачал головой.

— Не надо ничего делать ради меня. И ради взвода тоже.

— Но она предала нас! Такое не прощают!

— Нет. Ты должна ее простить. И не ради кого-то. Ради себя самой.

— Но…

Я вздохнул и подался вперед:

— Пойми, Кассандра…

— Патрисия… — потупила она глаза. — Меня зовут Патрисия…

Значит, дорос. Что ж, вот и славненько!

— Пойми, Патрисия, — начал я с новой силой. — Все, что ты делаешь ради кого-то и ради чего-то, не исчезает. Оно останется, и будет лишь накапливаться. И в один прекрасный момент взорвется, пробив плотину «ради». Только прощение! Полное и безоговорочное!

— Еще будешь? — вновь взялась… Патрисия за кофейник. Я кивнул. Хороший кофе, мозги прочищает. Да и подъем скоро, «час собаки», лишний кофеин не помешает.

— Она предала нас, — продолжила девушка, разливая напиток по чашкам. — Что бы ты ни говорил, как бы не оправдывал ее, это так. Она могла связаться со мной, закатить истерику. И обратиться к Норме только тогда, когда ее послала бы я. Но она мне не звонила. Понимаешь?

Я кивнул. Задумчиво хмыкнул.

— Знаешь, был такой один человек. Ходил по земле, учил людей, облегчал их страдания. Однажды зашел в одну деревню, где жители хотели побить камнями женщину. Женщина была виновата, безусловно виновата! Но ты помнишь, что сказал им этот человек?

Кассандра опустила глаза.

— «Кто без греха — пусть первым кинет камень»…

— Да, знаешь. Ты же христианка. Вспомни, чему он учил? Прощению. Безусловному. Паула старалась помочь и помогла, как могла. Как считала, что будет лучше. Благими намерениями вымощена дорога в ад, согласен, но все же если ты без греха — кидай этот камень. Я не скажу ни слова.

Она задумалась. Сделала солидный глоток. Наконец, ответила:

— Никто не без греха. Но у меня такое было, когда я в «малышне» ходила, до Полигона.

— А она прошла Полигон только весною.

Кассандра вновь опустила голову. Я же продолжил:

— Ты видишь в ней соперницу, конкурентку, не так ли? Потому, что она умнее тебя. Потому ты подсознательно все время держишь ее на расстоянии, не считаешь полноправным членом взвода. «Чертова дюжина» это четверо вас и Паула, и никак иначе. А теперь еще и я, но я всегда буду стоять отдельно.

А так нельзя, Кассандра. Надо принять ее, принять в мыслях, окончательно. И тогда с ее стороны подобных финтов больше не последует. Когда ей будет проще позвонить тебе, а не идти к дежурному офицеру. Ты меня понимаешь?

Она кивнула. И долго сидела в задумчивости, смакуя подостывший от такой скорости пития напиток.

— Откуда ты все это знаешь, Хуан? — Она поставила чашку и перелезла ко мне на диван. Села рядом, закинув ногу на ногу. Я же поймал себя на мысли, что мы с нею сейчас действительно напоминаем семью. Супруги приняли ванную и пьют на кухне кофе при свечах. И знаете, мне это понравилось. Не знаю, когда я на самом деле женюсь, когда у меня будет истинная супруга, но и это мимолетное ощущение близости пришлось по душе.

Я вздохнул:

— Понятия не имею. Просто вижу. Девчонки ее приняли, ты — нет. Потому и говорила она с Мией, а не с тобой. С Мией ей проще. Подумай об этом!

— Подумаю.

— А фамилия у тебя какая? — усмехнулся я, закрывая тему. — Если не секрет?

— Лаваль. Патрисия Лаваль.

— Француженка?

Она отрицательно покачала головой.

— А Мишель — француженка?

— Мишель родилась здесь. Как и ее отец. А ты из Европы.

При слове «Европа» она нахмурилась. Затем ее лицо разгладилось, по нему пробежали тени воспоминаний.

— Мы жили в Италии. На севере. Из нашего дома по утрам было видно Альпы. Я не знаю, кто мои родители, но кто-то из них был подданный Короны. Скорее всего, они убегали, прятались от венерианской Agencia de Inteligencia. Почему — не знаю. Наверное, разведка искала отца, мне так кажется, а мать могла быть как венерианкой, так и итальянкой. Спросить теперь не у кого. Но назвали они меня так, как назвали.

— А ты…

В этот момент дверь открылась, и в оранжерею вошли две девчонки с оружием за плечами в голубых повязках дежурных. Не наказующие, из взвода Белоснежки, обе хорошо мне знакомые.

— Ой, а что это у вас… — начала одна, но осеклась. Вторая, окинув помещение взглядом, притушенный свет, свечи и Кассандру в полотенце, кстати, почти съехавшем и почти ничего не прикрывающем, потянула ее за рукав назад, в коридор.

— О-о-о-о-о!.. — воскликнула та. Взгляд ее наливался желанием как можно скорее поделиться увиденным со всем белым светом. — Не будем мешать!

Дверь закрылась.

— Иногда я жалею, что нельзя повесить сюда замок, — воскликнула девушка и села, поджав колени. — Завтра весь корпус будет знать.

— Знать что? — усмехнулся я, вспоминая мысли относительно супружеского уюта. На лицо мне неумолимо набегала улыбка.

— Что у нас с тобой… — Кассандра осеклась.

— Мне кажется, это не их дело. Это наш взвод, и все, что происходит внутри него — только наши проблемы.

— Да, конечно, но все-таки…

Что все-таки она договорить не успела. Я притянул ее к себе и впился ей в губы.

— Хуан, ты сошел с ума! — все-таки отстранилась она через пару минут, в продолжение которых как-то не особо сопротивлялась.

— Я знаю! — снова притянул я ее, скидывая ненавистные полотенца, и одно, и второе.

После этого как прорвало плотину. У меня уже давно никого не было, даже Катарины. Кассандра… Пардон, Патрисия же была совершенно не такая, как та черноволосая стерва. Да, у той солиднее формы, интереснее тело; от Катарины за версту несет красотой женщины в самом соку… Но эта девочка была именно девочкой, а не опытной наглой стервой. Искреннее и неумелое существо, с которым интересно, потому, что интересно. А ее тело… Я сходил от него с ума, несмотря на то, что оно не дотягивало даже до параметров Паулы. Я был в состоянии безумия…

…Которое резко закончилось перевернутым кофейником.

— Ай! Ай! Ты что?!

Она сделала это специально. Села мне на колени, мы сползли на пол, я был в двух мгновениях от того, чтобы взять ее… И тут ее рука и кофейник!

Надо отдать должное справедливости, кофе в нем основательно подостыл, ожога не будет. И было там его на дне. Да и перевернула она его не только на меня, но частично и на себя. Но подействовало это, как отрезвляющий душ.

— Прости! — испуганно бросила она, схватила полотенце и тут же выбежала в коридор.

Я приподнялся, залез на диван и дал волю своим эмоциям, используя весь доступный арсенал гадких слов, какой знал, благо, меня никто не слышал. И только минут через десять почувствовал, что прихожу в норму.

Жизнь не окончена, надо жить дальше, и то, что случилось… Если бы она не вылила этот долбанный кофейник, у меня было бы гораздо больше проблем, чем сейчас!

…Но, блин, как же хочется залезть на стенку!

Понимая, что мало что соображаю, я решил бросить все, как есть, и идти спать. Во всяком случае, пытаться. Два часа — тоже сон. Хоть и маленький, но лучше, чем ничего. А обдумать произошедшее лучше потом, завтра, на спокойную голову.

Уснуть сразу у меня не получилось. Да и не получилось бы — рядом, на соседней кровати, лежала и точно так же делала вид, что спит, девушка, с которой только что чуть не произошла близость. Лежала и тяжело сопела в подушку. А я все-таки был мальчиком, сопливым юнцом — мне далеко до выдержки взрослых умудренных опытом и битых жизнью мужиков. Я знал, что это неправильно, что так нельзя, но мне ХОТЕЛОСЬ этого. И промаявшись минут двадцать, все-таки не выдержал.

Откинул одеяло. Сел. Ничего. Потихоньку пересел на ее кровать. Вновь ничего. Нет, она так же не спала, как и я. Положил руку ей на плечо, принялся гладить. Прошелся по ее шее, волосам. Почесал за ушком — девчонкам это нравится, как и кошкам. Почувствовал, как она дрожит под моими прикосновениями. Затем моя рука осмелела и двинулась дальше, ниже и ниже, по ее спине, и еще дальше…

…Как вдруг в берушах прозвенел гудок — сигнал о сообщении.

Я отвлекся. Кому это не спится в такой час? С внешнем миром на базе связи нет, активна только внутренняя связь, значит, кто-то из своих. Девчонки из патруля? Вряд ли. Эти могут трепать языком, но мне они не позвонят. Катарина? Если вернулась, дрыхнет сейчас в подсобке, на «офицерском» месте. Нет ей резона наблюдать за мной через установленные в каюте (ручаюсь, установленные!) камеры. Мишель тоже дрыхнет, если домой не уехала…

Это оказалась Паула. Сообщение от Паулы. Я активировал перед глазами козырек и прочел всего два слова:

«Не смей!»

Глянул поверх Кассандры, через кровати мирно посапывающих Сестренок на место красноволосой бестии. Да уж! Как все запущено! После чего встал, крякнул от досады и поплелся в ванную. Облил себя ледяной водой и вновь поплелся в оранжерею, накинув что-то из одежды.

Мозги заработали. Наконец! Давно пора! Грех жаловаться, они у меня и так выдерживают сумасшедшие нагрузки, только их заслуга, что я до сих пор не слетел с катушек. Но возраст — есть возраст. Гормоны, будь они неладны!

Итак, подведем итог. Что было бы, переспи я с Кассандрой сейчас? Правильно, я стал бы ее парнем. Потому, как альтернативы нет — ни с кем из девчонок взвода у меня ничего нет и в мыслях, а остальных наши внутренние дела не касаются. Кассандра же не из тех женщин, которые позволят обращаться с собой, как с девочкой на одну ночь. Нам с нею служить, это накладывает отпечаток. С любой другой в этом здании такое возможно, но не с нею. А став ее парнем, я похороню себя, как потенциального командира.

Перевожу для тех, кто не понял. Не я должен стать ее парнем, а она — моей девушкой. Разницы нет лишь на первый взгляд, на самом деле она принципиальная. Будь я трижды умнее, талантливее, сильнее ее, и вообще супер-пупер, я все равно буду ПАРНЕМ КОМАНДИРА. Ее придатком. Тем, кем она будет спокойно распоряжаться. И это навсегда — остальные после этого никогда не воспримут как командира меня, мои приказы никогда не станут для них приказами без ее подтверждения. Повторюсь, даже если она была бы тупой, как пробка, а я семи пядей во лбу.

Другое дело, когда ОНА станет моей девушкой, моей тенью. «Заместитель бога во взводе» — вот каковой должна быть ее должность. А я еще не набрал авторитета для положения «бога», и сама она не торопится распрощаться с властью.

Она знает, что нам предстоит бодалово, «племянники королевы» просто так тут не оказываются. Однако понимает, что право рождения не есть право автоматического командования. Она будет сопротивляться, бросит на борьбу со мной все силы…

…И только после поражения с нею можно будет спать. Когда все поймут, кто есть кто. В качестве утешительного приза для нее.

Ай, да Паула! Ай да… имперская аристократка!

Я добрел до оранжереи, в прострации плюхнулся на диван, полчаса назад ставший ареной жестких баталий, активировал виртуал и набрал ответное сообщение:

«Спасибо!»

Через полминуты получил ответ:

«Должен будешь! Я люблю красное эквадорское!»

На что хмыкнул, и написал:

«Она тебя простит за вчерашнее. 1:1».

На сей раз ждать пришлось чуть дольше. Но ответ меня не разочаровал:

«Договорились!»

 

Глава 3.Будни юного оперативника

Месяцем ранее

Жизнь налаживалась. Головные боли сошли на нет, как и сказала Рамирес, примерно через две недели. Нахлынувшая после этого эйфория так же прошла. Нагрузки увеличивались каждый день, но постепенно, и пока не достигли пиковых значений. Отношение девчонок в целом было все так же настороженным, но появлялись и первые успехи в этом направлении, чего стоит одно решение проблемы душа. Да-да, это для меня в один день стало проблемой, когда Мишель, росчерком пера, запретила после занятий бегать в каюту, обязала мыться на месте, в общей душевой. Но об этом, пожалуй, позже.

Занятия с каждым днем становились все интереснее и интереснее. Преподаватели выкладывались, стараясь вложить в меня как можно больше знаний, теперь нажимать на кнопку мотиватора не было их целью. И за это я уважал их. Даже в школе имени генерала Хуареса такой выкладки не видел. А еще они подстраивались под меня, приноравливались к моему темпу усвоения знаний, который, если честно, поражал даже меня самого. Не ожидал подобного, хоть тресни! Все-таки сочетание добросовестного усвоения с мотивационной составляющей — великая вещь!

Почему предметы интересные? Сложно объяснить. Про оружие я промолчу, это понятно и так — какому мальчику не будет интересно? Все виды огнестрельного, скорострельного, пневматического. Деструкторы (правда, пока только в теории, испытание оных штуковин в поле производится только на базе в Сьерра дель Мьедо), ракетницы (то же самое), ножи. Ножи метательные, ножи штурмовые, ножи штыковые, для десантных и тяжелых доспехов. Разбор и сбор типовых моделей оружия с завязанными глазами, разбор и сбор оружия в доспешных перчатках. И многое, очень многое другое. И практика, обучение стрельбе из всего этого арсенала, под руководством специального тренера и под надзором молчаливой Маркизы, с которой отношения хоть и налаживались, но медленно.

Но и кроме этого предметов хватало. Развитие внимания. Развитие памяти. Логическое мышление. Мы проштудировали все известные сборники задач по математической логике для поступающих в ВУЗы, я в уме решал то, для чего требуется исписать формулами целый лист виртуальной планшетки. Но преподавателю и этого казалось мало. Кроме того каждый день было языкознание. Либо испанский, либо иностранные, но Гонзалес я видел каждый день, даже в выходные, и зверствовала она… Никому не пожелаю! Но акценты и выговоры вбивались в меня железно, намертво, я чувствовал, что в некоторых регионах Империи и в некоторых странах Земли запросто сойду за своего. Чего стоят только четыре (!) разных марсианских акцента! И два — английских!

Для чего меня так готовили? Что задумала королева? Я не знал. Качали головами и девчонки. Даже Паула, имеющая аристократические корни и знающая мир чуть больше других, не могла сделать ни одного внятного предположения, где все это требуется использовать. За глаза называли меня «юным оперативником», но это была просто шутка.

Распорядок дня так же устоялся. С утра и до развода шла пробежка. Абсолютно все здесь бегали скопом и не на время, лишь бы пробежать, по одной единственной трассе в три километра. Я бегал шесть, по выделенной, на которой каждый раз оказывались различные препятствия, всегда разные. И на время. Иногда со мною бегали провинившиеся из других подразделений, наказанные, так я начал заводить собственную сеть связей. Как правило, это были одни и те же личности, так что я сдружился примерно с полудюжиной девчонок разных групп разных возрастов, с которыми нас объединяло одно — вздорный характер. Мы поладили, с каждой из них, и трудно было ожидать иного — на трассе нужно держаться друг друга, прикрывать спину и подавать руку, а что сближает людей больше? Некоторые даже стали ближе, чем девчонки взвода, и я не считал, что это плохо.

Затем шли развод и завтрак. А после — практические занятия. Практические занятия это отдельная и очень емкая песня, которую не озвучишь просто так. Ножи, техника использования. И наоборот, техника блокировки. Техника их метания, ибо то, чего я достиг, показатель для улицы, по местным меркам уровень слабый. Рукопашная. Этот предмет вела Норма, и этих слов для характеристики происходящего на занятиях достаточно. Когда она занималась со мной, на мне не было мотиватора, но лучше бы был он — система мотивации самой Нормы оставляла технический прогресс далеко позади. Учитывайте, всё это с использованием боевого режима и без, как разные стороны одной медали. Я учился входить в предтранс — «режим ожидания», собственно в боевой режим, учился выходить из него и регулировать скорости мышления. Это было сложно, невероятно сложно! Гораздо сложнее, чем просто изучать боевые приемы! Но шел я сюда именно за этим — учиться драться, и сцепив зубы ни разу не произнес ни одного недовольного слова. Даже про себя. Первое время Норма специально пыталась вывести меня из равновесия, получить жалобу или иную негативную реакцию, хотя бы просто написанную на лице (ладно уж, чего вслух-то произносить, не девочка), но через неделю, убедившись в тщетности, поставила меня в собственном табели о рангах на ступеньку выше, а ее занятия приобрели большую направленность и меньшую ненужную агрессию. В общем, о Норме мне говорить не хочется, именно на ее занятиях я понял главное — то, что нам преподавали в спортивной школе, детский сад.

Один-два раза в неделю, и обязательно в выходные, когда тренеров на базе минимальное количество, я проходил науку работать в коллективе. Вела ее особый тренер, практику отрабатывал вначале с Сестренками, затем и с остальными членами взвода. Бег в одном темпе, зеркальное повторение того, что делает напарница, выполнение специальных упражнений, которые нельзя выполнить, не понимая друг друга на расстоянии. То есть, когда нет связи, находишься в режиме молчания. Как ни странно, лучше всего у меня получалось работать с Кассандрой, а хуже всего — с Мией и Розой. Почему — не знаю.

Постепенно вырисовалось отдельное занятие — тактические приемы современного боя. Обнаружение противника, окружение, схема обездвиживания и захвата. Пока на примитивном уровне, все-таки главное на этом этапе лишь уметь понимать друг друга, но я вживую видел, для чего именно это нужно. Потоком полилась информация о жестикуляции бойцов спецподразделений, что чего означает, о имеющихся схемах на тот или иной случай, о сильных и слабых сторонах каждой, о том, кого куда и с какой силой нужно ударить, чтоб получить тот или иной результат. И многое-многое-многое другое.

Стрельба — отдельная тема. И снова наука включения и выключения боевого режима, перемежающаяся с наукой использовать тело в пространстве с максимальной эффективностью. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего поворота — такой у них тут девиз. Я не успевал, катастрофически не успевал, совершал ошибки, но пока не дотягивал до уровня своего коэффициента погружения.

К обеду после всех этих передряг я был как выжатый лимон, до столовой еле доползал. После начинались новые круги ада, теперь уже теоретические. После них вновь шла разминка, закрепление пройденного, и сон. Перед сном я все-таки выуживал часок для повторения теоретических занятий, которые записывались и сбрасывались мне в навигатор в конце каждого. И о чудо, в этот момент мне никто не мешал и ничего от меня не требовал! Времени, чтобы общаться с остальными обитателями базы, не оставалось.

Девчонки… Они относились ко мне, как к игрушке, как к собственности. Я принадлежал их взводу, они несли за меня ответственность, но на этом всё. Я не стал частью взвода, они не пускали меня в свой круг. Я чувствовал, что я для них лишь мостик, их собственная лестница в небо. Они будут сдувать с меня пылинки, но только из за этого. На таком фоне мои тайные занятия с Маркизой казались хорошим знаком — хоть с кем-то я надеялся подружиться на самом деле, но тайные, разумеется, они были только для Маркизы. Катарина внимательно следила за ними, чтобы я не наделал ошибок, и у меня пока получалось. Как быть с остальными — не знал, но был полон уверенности, что это знание придет.

По вышеупомянутой причине отсутствия контактов с другими обитателями базы занятия с Катариной так же были сугубо теоретическими. Пока. Но я уже примерно знал, что от меня хотят и как правильно действовать в подобной ситуации. А опыт… По ее словам он придет.

— Ты не понимаешь, Хуан, — улыбалась она мне, — они проходят почти то же самое, только относительно мальчиков. По программе банальной подготовки ко взрослой жизни, даже не на уровне потенциальных агентов-соблазнительниц. И для них эти занятия так же сугубо теоретические. Так что ты, выйдя к ним и попытавшись испробовать изученное, первым делом нарвешься на зеркальную методику. Тебе надо не только уметь самому, но и уметь распознавать. И защищаться.

— Не вижу проблемы в «защищаться», — ответил я.

— Зря. — Она покачала головой. — У тебя гормоны. А они все молодые и сексапильные. Делай поправку.

Иногда Катарина оставалась за дежурного офицера. Тогда в моей жизни наступал праздник — я ходил ночевать к ней, в их дежурную каморку. Они тайно используют одну из кладовок, оборудовав в ней нечто наподобие очень уютной лежанки, куда ходят спать, если все спокойно. Я имею в виду дежурных офицеров. Их четверо, это таинственные личности, обладающие большими полномочиями, и с ними надо дружить. И я пытаюсь. Помещения с диваном для них не предусмотрено по уставу, ибо дежурят сутками, потому эти сеньоры выкруживаются, как могут, и комнатка считается тайной, хотя о ней знают абсолютно все.

Почему так? С Катариной? В этом не обремененном моралью женском монастыре?

Потому, что с ней просто. Голый перепих, никаких обязательств, никаких чувств и эмоций. Никакой привязанности. Мне это нужно, чтобы не сойти с ума прежде, чем я разберусь, с кем тут можно мутить, чтоб не было последствий, а с кем нельзя. Ей же… Ей для того же самого. Как я выяснил из посторонних источников, ее Адальберто погиб, так и не помирившись с нею, и серьезных отношений после разрыва с ним у нее не было. Точно такие же перепихи, как со мной, на один раз. А тут я, паренек молодой и горячий, в любое угодное время…

Бэль. Эта девочка вспоминалась все реже и реже. Я начал подзабывать, как она выглядит, ее черты лица. Я уже не был уверен, что она действительно существовала, но это не пугало. Я не искал себе девочек здесь совсем не из-за нее — в конце концов, мы взрослые люди, и наши отношения не успели зайти так далеко, чтобы что-то друг другу обещать и в чем-то клясться. Я больше чем уверен, даже если она меня еще и помнит, вряд ли соблюдает целибат, особенно если учитывать ее поведение в день нашего знакомства, то зажигательное представление в воде перед первым встречным. Я все еще что-то чувствовал к ней, но понимал, что это не серьезно, у этого нет будущего. Я найду ее, позже, и стану тем самым «мальчиком на ночь», обязательно — возьму свое. Но раз будущего нет — зачем что-то строить и пыжиться? Надо жить будущим, а она, какой бы ни была, прошлое.

Если же судьба вновь выкинет фокус и приведет меня к ней, и если она до сих пор будет что-то ко мне испытывать… Я скажу судьбе «спасибо». Если же нет… Я огорчусь. Но включу свое обаяние, активирую знания, вложенные Катариной, и у нас с нею будет совсем иной разговор. Что будет после этого — ведают только Древние, отчего-то очень почитаемые здесь, в корпусе. Пока же единственное, о чем я жалел, это то, что отказался от помощи девчонок по ее поиску. Глупая ненужная сентиментальность, слабость, боязнь… Теперь уже не важно. Сейчас, безвылазно сидя на базе, я не буду их просить. Просить и брать то, что предлагают — разные вещи, а я не хочу выглядеть слабым. Будь что будет!

* * *

— Следующая картинка. Внимание!

Голос Очень Важной Сеньоры звучал ровно, четко, будто со мной разговаривает робот. Я находился в полутрансе, и окружающее воспринималось немного искаженно, через эхо. Кроме ее голоса.

На визоре передо мной завихрилась картинка со следующим заданием. Детский сад, детская площадка. Дети, девочки и мальчики, лет четырех — пяти. Сразу пошла мысленная разбивка картинки на сектора. Вот песочница, в которой играют пятеро детей. Мозг выделил примерное количество игрушек, сосчитать которые точно возможным не представлялось. Их цвета и форму, яркие пятна среди общего натюрморта. Вот зона подвижных игр — ровная площадка, покрытая специальной резиной. Дети играют в догонялки, носятся друг за другом. Память зафиксировала разбивку детей по полу и по цветам одежды. Чуть дальше качели, на которых катаются две девочки, и еще трое детей стоят рядом. А здесь куклы и велосипеды.

Картинка схлопнулась. Я закрыл глаза и произвел мысленную ревизию, удерживая в памяти все зоны картинки, мысленно раскидывая по ним детей по цветам одежды и иным броским признакам. Здесь два желтых пятна, там три фиолетовых. Здесь зеленое и два красных. Фоном в моей модели за площадкой встали два дерева и забор светло-серого цвета.

— Хуан? — потянула сеньора. Я открыл глаза.

— Я готов.

— Хорошо. Сколько на площадке было детей в кепочках?

Снова закрыл. Мысленно пробежался по своей модели еще раз. Первое время в голове набатом гудело: «Двадцать секунд! Двадцать секунд!..» Я торопился, нервничал, и, как правило, получал в итоге удар током. Теперь сознание привыкло и больше не обращало внимание на такие вещи. «Времени всегда мало» — это тоже один из главных постулатов, который мне вбивали.

На мысленном, неосознанном счете «четырнадцать» я знал ответ и запустил тестовый режим, проверяя определенное мною количество. Вновь передо мной пронеслась вся картинка, все цветовые сполохи. Вроде несоответствий нет. Хорошо. На счете «девятнадцать» глаза мои открылись.

— Пять. В кепочках было пять детей.

— Месторасположение?

— Мальчик возле качели. Девочка в песочнице, что справа. Двое на резиновой площадке и один на заднем плане, около дерева.

Молчание. Она сверялась. На самом деле могла и не делать этого, но так положено, чтобы устранить погрешность человеческого фактора. На данном этапе обучения произвол с мотиваторами не приветствовался, это не учебка.

— Да, правильно. — Где-то глубоко-глубоко в душе я облегченно выдохнул. Все-таки к боли нельзя привыкнуть, ее нельзя не бояться, кто бы что ни говорил. И это правильно — как только мне будет наплевать на боль, на мне можно будет ставить крест.

— Сколько из них в желтых? — последовал ее новый вопрос. Я прикрыл глаза и вновь пробежался по модели.

— Две.

— А зеленых?

Пауза.

— Одна.

— Правильно. Можешь взять конфетку.

Про конфетку это такая шутка. Нечто из арсенала юмора их конторы. Для нее обучаемый вроде собаки академика Павлова, открывшего и научно описавшего условный рефлекс. Никакой конфетки в помине нет, разумеется, но я молчу.

— Следующая картинка.

Я прогнал из головы все лишние мысли и снова ощутил подобие транса. Визор завихрился, и передо мной предстало изображение строительной площадки. Хаотичное нагромождение различных конструкций, приспособлений и гор строительных материалов. Снующие люди в униформе, едущие по делам дроиды. Двое рабочих в сервокомплексах без шлемов, несущие на руках блок весом в пару тонн.

Через три секунды я начал раскадровку по зонам, определяемым или видом рабочих, или фоном, или тем, что они в этот момент делают. Секторов получилось пять, но один из них — те самые рабочие в сервах. Мысленный таймер отщелкунул: «Шесть», и я принялся за подробное изучение каждого из секторов, разбивая их на цвета и формы. Любой массив данных можно запомнить только так, разбивая, анализируя и нумеруя образы. «Десять секунд…»

— На последний слог ударение, Хуанито, на последний! — возмущалась сеньора Гонзалес. Как всегда, одетая в неизменно короткую юбку, сверкающая коленками. Сегодня она надела чулки на подвязках, и это, скажу вам, что-то! Возбуждает! Но причиной шандарахнувшего меня только что удара током были, естественно, не они. А ошибка, которую я допустил. В старой школе, и даже в частной, я имел право хоть раз ошибиться. Ошибся, понял ошибку, поправился — что здесь такого? Сейчас же я этого права не имел.

— Разведчик, как и сапер, не может ошибаться дважды, — любила говорить она. — Если на условно вражеской территории, на задании, ты всего один раз поставишь ударение не на тот слог, и это заметят… Считай, ты раскрыт. Самое умное, что ты сможешь после этого сделать — принять яд или активировать комплект самоуничтожения. Ибо нет такой информации, которую можно было бы скрыть, сидя в современном допросном кресле. Если попадаешь туда — это с концами.

— Агентов готовят для работы в определенной стране, сеньора, — как-то возразил я ей. — Они знают язык этой страны в совершенстве, но это язык конкретной страны, а не всего мира! Вы же гоняете меня мало того, что по всей Латинской Америке, так еще и по всему Земному шару! Представляете, какой объем информации?

Она усмехнулась.

— Чико, тот, кого готовят для определенной страны, изучает не только язык. Но и историю, и социокультурные особенности аборигенов, и их национальные привычки. Крылатые слова и выражения, принятые там. Сленг. Поверь, Чико, это не меньший объем данных, от которых так же зависит их жизнь и успех задания. Тебя же я гоняю всего лишь по акцентам, и поверь, это не так много.

Отчего-то я ей верил.

— Следующая установочная фраза. — Она сделала паузу, достаточную лишь для того, чтобы сделать вдох. Или для того, чтобы очистить «временные файлы памяти», как я прозвал их про себя, и войти в трансовый режим запоминания. С каждым днем установочные фразы становились все сложнее и сложнее, и получить разряд только за то, что не запомнил правильно цитату, мне не улыбалось.

— «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, — начала она. — Каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе. Джон Донн»…

Каждая установочная фраза с первого дня несла скрытый смысл, воспринимаемый подсознанием. Это были цитаты и афоризмы великих людей, благодаря которым человек, подспудно заучивавший их (в данном случае я), знакомится с их идеями. Декарт, Макиавелли, Бэкон, Кант, Вольтер… И даже Фрейд и Маркс! То есть воздействие здесь осуществляется на всех возможных уровнях, что говорит о серьезности методик, и о том, что корпус всегда был не только игрушкой для императоров. Просто кто-то должен быть «мясом», куклами, ряжеными девочками, отвлекающими внимание, а кто-то изначально сюда берется для серьезной работы. И для тех, и для других, у службы вербовки есть свои многоступенчатые тесты, исключающие ошибку, а сама она по стоимости содержания сравнима со всем остальным корпусом телохранителей. И во взводах, кстати, разное количество людей по этой же причине.

— А теперь повтори это на диалекте, принятом в Мату-Гроссу и других провинциях Центрально-Западного региона Бразилии, — улыбнулась сеньора Гонзалес…

Ноги были ватные, в глазах мелькали искры. Не помешал бы впрыск в дыхательную систему глотка чистого кислорода, но с этим у меня проблемы: тренировочный скафандр настраивается так, чтобы создать максимальное число проблем, а не облегчать жизнь его носителю. Я почувствовал, что ноги заплетаются, и долго не вытяну.

Сколько я пробежал? Пять километров? Десять? Пятьдесят? Интерфейс, услужливо подсчитывающий такие мелочи, молчал. Это вообще странное задание, сравнимое с легендарным армейским афоризмом: «Копай отсюда и до обеда». Только существенное отличие: грозит ли мне обед — неизвестно. Пока никто такой команды не давал.

Началось все с утяжелений. Двадцать килограмм сменились тридцатью, затем сорока, и, наконец, половиной центнера. Каждый вес я отрабатывал неделю — медслужба страховалась на случай, если будут проблемы с ногой. На пятой неделе мне начали удлинять трассу. По чуть-чуть, но каждый день. Как-то я справился с этим, хотя до финиша в прямом смысле слова доползал. И, наконец, сегодня, в первый день шестой недели, ограничители сняли совсем.

То есть, я должен просто бежать. Или идти. Или ползти. Без цели. Без сроков. Без нормы километража. Тупо двигаться и двигаться вперед, пока мучителям, пардон, инструкторам, не надоест издеваться.

И я бежал. Потом шел. И, наконец, поплелся вперед. И такое чувство, скоро буду ползти.

«Скоро» настало раньше, чем мог предположить. Нога подвернулась, и я свалился на землю. Растянулся пузом, а балласт придавил, не давая пошевелиться.

Выругался. Затем из последних сил собрался и дополз до стены тоннеля. Привалился к ней спиной. Откинул забрало, вдохнул гнилостный сырой запах дворцовых подземелий. В них нет времени, нет пространства — без интерфейса их не ощущаешь совсем. Есть только вот этот сыростный запах, необходимость идти и воля шевелиться. И с последним у меня назрели проблемы. Я был готов, чтобы меня пристрелили, но двигаться дальше не собирался. Пусть расстреляют, пусть посадят в карцер, пусть, наконец, выгонят — плевать! Я не двинусь с места! Так и буду сидеть до скончания времен!

Ожил пятый, оперативный канал:

— Что, малыш, совсем плохо?

Катарина. Голос участливый. У, змеюка! Сквозь зубы я выругался.

— Значит, да, — перевела она.

— Если знаешь, чего спрашиваешь?! — зло ответил я. Я бы вспылил, но на эмоции не хватало сил.

— Так надо, малыш. Так надо.

И не давая вставить ничего язвительного, продолжила:

— А теперь переключись на седьмой канал и включи защиту.

Недоумевая, зачем это, я последовал приказу.

— Теперь просто откинься назад и расслабься. — Ну, это меня и просить не надо! — Отключи все остальные каналы. Совсем. — Недоумевая, я сделал и это. — А теперь слушай.

То, что последовало дальше, трудно описать без эмоций. Однако придется, ибо невозможно передать с помощью текста на бумаге одновременное состояние удивления, растерянности, страха, ехидства, радости от осознания победы, и рвущегося наружу смеха, охвативших меня одновременно. Потому опишу обывательски: из наушников шлема на меня полилась музыка.

Это была та самая группа, которую я включал на вступительном испытании, только другая песня. И она так же вначале лилась медленно и лирично, а затем резко ушла в отрыв, набирая обороты и заводя меня, давая силы для рывка. Того единственного и последнего, который невозможен в обычном, естественном состоянии организма, но который только и поможет мне дойти до логического финиша. Где-то ведь здесь есть этот долбанный финиш!

Я все-таки рассмеялся. Но моя рука к этому моменту уже сжимала винтовку, а ноги подобрались, чтобы встать.

— Закрой забрало! — скомандовала моя куратор. Я вернул щиток на место. — Дальше ты знаешь, что делать, встретимся на финише, малыш…

Я на секунду прикрыл глаза, и когда открыл, почувствовал, что по телу разливается нечто, к которому можно подобрать лишь один эпитет — жидкий огонь. Этот огонь горел, и заставлял меня двигаться. Давал мне энергию, которую я не мог не воспринимать, которую тут же перерабатывал и пускал в ход, забывая о боли, об усталости. О том, что еще минуту назад был готов к тому, чтоб меня расстреляли. И на сей раз я был более подкован и развит физически, чем на том испытании: сознание автоматически нырнуло в боевой режим, а тело, раскачанное непрерывными тренировками на износ, почти не почувствовало нагрузки, так давившей к земле десять минут назад.

Я слышал мотив, воспринимал речь вокалиста, подстраивался под ее энергию и летел, пока работала эта магия — ведь магия тоже не вечна. Расплата придет, обязательно, но это будет там, на финише. Пока же в моей корке стучало, звенело и гудело, почти не касаясь сознания смыслом:

— Привет!

Я поднял глаза. Катарина. Улыбалась. Принесла связку бананов. За ее спиной люк гермозатвора опустился, отсекая палату медблока от внешнего мира.

— Ты понял?

Я кивнул.

— Почему?

— Потому, что это оружие, Хуан. Твое секретное оружие. Музыка — активатор. Я не знаю подробностей, мы как раз и хотим их выяснить, но это не просто так.

— Почему? — повторил я.

— Потому, что это не работает больше нигде и ни с кем. Пробовали. Не у нас, в армии. Да, музыка бодрит, концентрирует, и результаты боец выдает более… Хорошие, — нашла она слово. — Но это лишь ступень концентрации. В элитных частях такого добиваются тренингом. Человек сам активирует этот механизм, без всякой музыки. Ты же…

Она покачала головой, вздохнула.

— Что, я же? — усмехнулся я, рассматривая голограмму, показывающую очередной альпийский пейзаж релаксационной программы.

— У тебя все иначе. Это активатор каких-то твоих способностей. Как, каких, каким образом это работает — как раз это мы и собирались выяснить.

— Нагрузив меня так, что захотелось повеситься?

— Это проявляется только на пределе, Хуан, — повысила она тональность для пресечения несущественных аргументов. — И я не виновата, что он у тебя такой высокий. Однако, теперь мы знаем, как его достичь, и что это безопасно. Относительно, конечно… — улыбнулась она, а мне захотелось сжать кулаки от досады. Медики, прогнав меня через свои приборы и анализаторы, заявили, что со мной все в порядке. Вкололи дополнительную питательную инъекцию, вдобавок к тому, чем обкололи на финише, и разрешили идти домой, в каюту. Когда войду в норму, разумеется, ибо я все еще ощущал слабость. Нога моя так же была в порядке.

В туннелях меня гоняли по кругу, центр которого был финишем. И после «активации» они открыли прямой выход к нему, почти по радиусу, так что в запредельном состоянии (согласно их классификации, раз оно наступило после предела) я пробыл недолго. И только потому со мной ничего не произошло.

Но окажись мой путь раза в три длиннее… Не знаю, что бы было. Однако Катарина права, это работает, и я сам отдал бы душу, чтобы понять детали — не стоит брюзжать и обвинять ее, как бы не хотелось этого делать

«Свой выбор ты сделал, Шимановский! — вякнул вдруг внутренний голос, как всегда не в тему. — Там, перед сеньорой на Совете. Теперь терпи!»

«Мне послать тебя, или как?» — не выдержал я.

— Что теперь будет? — спросил я вслух.

Катарина пожала плечами.

— Это противоречит всем уставам и инструкциям, музыка в режиме боя, однако, мы продолжим изучать ее воздействие. Правда, не слишком часто — мало ли! — она окинула взглядом палату медблока. — Ты же не должен распространяться об этом — не хватало кому-то знать, что ты особенный и мы экспериментируем!

— Королева знает? — усмехнулся я, переходя к самому важному вопросу. Она кивнула.

— И королева, и все члены Совета, кто в тебе заинтересован. С их стороны утечки ждать не стоит, так что дело в тебе. Просто молчи, никому не говори. Ты не особенный, ты обычный, просто мы тебя «любим», и у королевы на тебя «свои планы». Понял?

Я закачал головой. В обществе не особо любят модов, и чем более их способности отличаются от усредненных показателей серой массы, тем «не любят» сильнее. И местные обитатели, пусть они и сами не похожи на «серую массу», узнав о том, что рядом с ними подобный человек, скорее всего проявят агрессию, неприязнь. А на меня и так смотрят волком, я СЛИШКОМ ото всех отличаюсь.

— Рад, что ты понял. — Катарина улыбнулась.

— Своим можно сказать?

— Да. Я проведу с ними беседу. Чтоб если что, подстраховали тебя. Но им распространяться об этом запрещу. И предупрежу, что случись утечка — накажу тебя. За их болтливый язык.

Я про себя усмехнулся. Принцип коллективной ответственности во всей своей красе. Это они здесь умеют!

— Все, спи! На сегодня у тебя в графике только ужин, до завтрашнего развода ты свободен. Набирайся сил, — подытожила Катарина. Помахала мне ручкой и пошла к выходу. Но когда двери раскрылись, вдруг обернулась:

— Хуан, тебе придется самому подбирать себе музыку. Ты не представляешь, чего мне стоило перебрать эту скрипящую ересь и выбрать что-то стоящее. Я же не разбираюсь в этом!

— Но ты не ошиблась, твое «что-то стоящее» выстрелило. — Я улыбнулся. — Попало в точку.

— Где гарантия, что такое повторится? Вся база данных корпуса в твоем распоряжении, Мишель на днях скопировала в нее абсолютно все музыкальные архивы планеты, до которых смогла дотянуться. Изучай, подбирай.

Она снова улыбнулась и вышла. Я же взял принесенные ею бананы, в состоянии полного отупения, когда нет и проблеска мыследеятельности, съел несколько и завалился спать. Я устал, очень устал! И что ждет впереди — неизвестно. Не стоит пренебрегать таким подарком судьбы!

* * *

Перекат. Выстрел. Мимо, снова выстрел. Перекат. Есть, зеленая лампочка. Вскочить, бежать. Дальше, дальше, быстрее, быстрее…

Поворот. Вмазаться в стену, оттолкнуться, и на землю. Кувырок, приземление, оружие наизготовку. Есть, теперь цель. Гашетка, еще гашетка. Вскочить. И бежать. Бежать, бежать, бежать!..

Новая «точка». Упасть. Приземление, кувырок, гашетка. Интерфейс сигнализирует об опасности, еще один перекат, выстрел в сторону опасности. Есть, дроид. Замер. Снова перекат и снова выстрел, теперь по мишени… Porca Madonna, красная лампа!

— Стоп! — голос инструктора по стрельбе оглушил. Я вышел в нормальный режим восприятия, почувствовал, как тяжело дышу, а по лицу градом стекает пот. — Чико, честное слово, корова на лугу и то проворнее!

Я промолчал. Препираться с тренерами — последнее дело. Тренер всегда прав.

Поднялся, пошел вдоль загоревшейся по центру тоннеля зеленой светящейся линии. «Зеленый коридор» тут не только на полосах смерти, но за их пределами включают его только после выполнения задания, или наоборот, невыполнения, останавливая тем самым всех дроидов и блокируя все ловушки на полигоне. Настроение было на нуле, и неудивительно — у меня НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ двигаться с такой скоростью, с какой они требуют. Я дам сумасшедшую фору себе прежнему, решу практически все задачи, которые в свое время себе ставил, даже не вспотев… Но этого мало.

Впереди показался свет — выход из туннеля трассы. Я вышел, откидывая щиток забрала и щурясь с непривычки от яркого света, готовясь к очередному разносу, но тут же подобрался. Перед полигоном не было моих девчонок, вместо них рядом с тренером наблюдалась целая делегация сеньор в полковничьем ранге.

— Ай-яй-яй! — покачала головой Мишель.

Пришлось опустить глаза в пол. Я не чувствовал себя виноватым — я старался, делал всё, что в моих силах, не филонил. Просто не дано. Но объяснить это другому человеку чертовски сложно.

— Все в порядке? — поддерживающее улыбнулась сеньора штандартенфюрер. Та самая, председатель Совета. Я навел относительно нее кое-какие справки и теперь невольно отдавал ей дань уважения. Действительно, она самая крутая из всех. Показно игнорирующая мою персону стоящая рядом сеньора Гарсия тоже имеет некислую славу, но ей далеко до этой сеньоры, как и в прошлый раз одетой в черную глянцевую форму дворцовой стражи. Сирена Морган, подруга королевы, ставшая бывшей подругой, а затем вернувшая исходный статус. Человек, не боящийся говорить ей в глаза всю правду, как думает, каковой бы нелицеприятной та ни была. Более того, посмевшая увести у нее мужа и отца детей, наследников престола. И все равно оставшаяся на достаточно солидной вершине, после всех перипетий. Во дает!

Я выдавил улыбку в ответ:

— Так точно, сеньора!

— Быстро в душ и ко мне в кабинет! — бросила Мишель, обозначая, что разговор закончен. — Я приказала вышвырнуть девок оттуда, там никого нет, так что не задерживайся. — После чего принялась что-то деловито объяснять сеньоре Гарсия, оживленно жестикулируя.

Я развернулся и пошел к душевым. Душевые для меня до сих пор место проблемное. «Девки» ведут за мной охоту, постоянно, и мне некуда от них деться. Особенно там, где я оказываюсь «прижатым к стенке» благодаря нормальным физиологическим реакциям. «Что в этом такого»? — спросите вы. — «Ну, перетоптал бы одну, вторую, третью, раз сами вешаются… Дело молодое…» Молодое-то оно молодое, но есть нюанс. Не я, как сильный заправский мачо, проявлю свою крутость и обаяние, зажимая их в душевой толпами, а они покажут, какие они разэдакие, творят со мной, что хотят и где хотят. Я стану для них трофеем, а не наоборот. А это много для заведения, в котором мне кровь из носа нужно повысить свой статус. «Один неверный шаг, одно единственное оступление, малыш, и ты никогда не выпутаешься из дерьма» — говорит мне Катарина почти на каждом занятии, и я все больше убеждаюсь в ее правоте. — «Ты должен будешь делать это, но на своем поле, на своих условиях, и только подчиняя»…

Подчиняя… Куда мне подчинять с таким раскладом?! Они все властные стервы, палец в рот не клади — откусят! И дело даже не во мне, не в моей личностной составляющей — надо будет, отпор дам. Камилле же дал! Мне просто некогда заниматься иерархическими проблемами, время «своего поля» еще не настало. Либо тратить энергию на «личное», либо на тренировки — иначе тут сдохнешь. И пока у меня никто не интересовался, куда именно я хочу свою энергию потратить…

А значит, я, либо плюнув на все, моюсь с этими заразами-охотницами, используя кое-какие вложенные Катариной тренинги, либо изматываю себя до изнеможения, пока у них не кончится терпение и они не уйдут восвояси — то есть, пока душ не освободиться естественным образом. Слово «честь» здесь не пустой звук, девочки играют по неписаным правилам, согласно которым должны уступить, если я выполню базовые условия противостояния. В частности, если закончу вечернюю тренировку не в восемь, а в десять вечера, упав от изнеможения. Но сегодня мне это не грозит.

После душа почувствовал себя легче. Оставил скафандр возле полигона и бодрый направился в сторону административного сектора. Бросил беглый взгляд на браслет, настроение поднялось еще выше — скоро ужин, и после разговора с офицерами ничто не успеет омрачить мне поход в столовую вовремя — занятия на сегодня завершены. С этой радостной мыслью я и вошел в кабинет Мутанта, как ее все называют про меж себя, вопреки официальному позывному.

Все три сеньоры полковника сидели вокруг стола хозяйки кабинета, к ним присоединились Рамирес, главный специалист корпуса по нейронному ускорению, Катарина, мой куратор, и, отчего-то, Норма.

— Садись, — указала мне на место в противоположном конце стола Мишель. Я вытянулся, послушно прошел и сел, выжидательно сложив руки на подлокотниках. Воцарилось молчание.

На сей раз они изучали меня не долго, и первая заговорила Норма:

— Хуан, мы провели консилиум. Посмотрели на твои результаты сегодня. И пришли к выводу, что ты не успеваешь за графиком «погружения».

— Я знаю, сеньора. — Я кивнул.

— Твой мозг успевает, даже несколько опережает график, — продолжила Рамирес. — Однако, твое тело, мышечные реакции… Они не дают тебе раскрыться. Тормозят.

— Способности берсерка в какой-то мере перекрывают этот недостаток, — взяла слово сеньора Гарсия. — Контролируемые способности! — Она бросила на Норму уважительный взгляд, та незаметно кивнула. — Но берсеркизм — это берсеркизм, это иное состояние тела. Которое ты пока можешь активировать только музыкой.

— Виноват, сеньора! — вытянул я спину. Она покачала головой.

— В этом нет твоей вины. Уже то, что мы можем на них воздействовать — прогресс. Твоих предшественников, точнее предшественниц, нам пришлось ликвидировать. Всех. — При этих словах я поежился, а Норма уткнулась глазами в столешницу. — Но я повторю, это ОСОБЫЕ способности. А то, что должно быть у тебя в арсенале ОБЫЧНЫХ… — Она покачала головой. — Ты не сдвинулся с места, хотя прошел месяц с прошлого нашего мониторинга.

— Я старался, сеньора! Видит бог, как старался!

— Мы верим, — примирительно улыбнулась сеньора Морган. Кажется, я ей нравлюсь. Во всяком случае, неприязни она ко мне не испытывает. — Ты стараешься. Но есть вещи, которые выше человеческих сил.

— Ты должен уметь это сам по себе, Хуан, — добавила Мишель. Без использования берсеркизма, пусть и контролируемого. Это обязательно. В противном случае нам придется остановить твои занятия на «мозговерте», во избежание. И ты навсегда останешься в той поре, которую достиг сейчас. А это мало, крайне мало!

Я опустил голову, одолеваемый нехорошими предчувствиями.

Точно.

— Мы решили, — продолжила сеньора Гарсия, — что процесс нужно форсировать. Во что бы то ни стало. Твоя проблема — мышцы, которые не успевают за мысленной реакцией, и с завтрашнего дня мы начнем их тебе разрабатывать. До того, как мы увидим прогресс, все твои занятия прекращаются. Сегодня отдыхай и отсыпайся, а с завтрашнего утра готовься.

— Так все серьезно, да? — усмехнулся я, чувствуя, что сейчас мне позволено немного покуражиться и побахвалиться. Что-то эти сеньоры скрывают, и очень серьезное, иначе бы не собирали по этому поводу целый консилиум.

— Это больно, Хуан, — озвучила мои сомнения сеньора Морган, читавшая меня в этот момент по лицу. — Очень больно. Очень-очень! Но тебе придется это вытерпеть.

Из моей груди вырвался вздох, я снова опустил голову вниз.

— Как понимаю, выбора у меня нет?

— Выбор? — улыбнулась Мишель. — Забудь это слово.

Дальше начался ад. Впрочем, даже ад по сравнению с тем, что меня ожидало, курорт. Во всяком случае, я очень туда хотел, чтобы хоть немного передохнуть от неотступной, разъедающей всего меня боли. Я не знал, что так может быть!

Эти методики… Их придумали психи, изуверы. Люди, не знающие, что такое ценность человеческой жизни, не знающие, что такое цена достижения результата. Не буду их описывать, ибо даже спустя годы воспоминания о том периоде не вызывают ничего, кроме отчаяния. Меня рвали на части, ломали, и делали все это без средств обезболивания. Я должен был быть в сознании, я должен был ощущать каждую мышцу, каждую связку, которую они разрабатывали, несмотря на то, что каждая из мышц, обколотая специальной химией, горела изнутри нестерпимым огнем.

Как я выжил в первый день — не знаю. В каюту меня несли. Следующий день стал повторением предыдущего, и я взмолился, чтобы меня пристрелили. Но пристреливать меня никто не собирался, наоборот. Еще на следующий тесты показали, что дело с мертвой точки сдвинулось — наметились успехи. Но это было только начало.

Пытка продолжалась неделю, и вся неделя промчалась, как в тумане. Единственным ее плюсом стали Сестренки — взаимоотношения с ними начали налаживаться, и я подозреваю, дело в материнском инстинкте. Им требовалось защищать кого-то слабого, а слабее существа, чем я в этот момент, трудно сыскать.

— …А он такой и говорит: «Вы же не скажете маме, девочки? Правда?» — усмехнулась Мия.

— Козел! — Мои кулаки сжались.

— Это точно!

— И сколько так продолжалось?

— Пару лет.

— А вы?

— Привыкли! Что ты хочешь от маленьких девочек? — оскалилась Роза, подсознательно включая механизм агрессивной защиты. — Раз взрослые что-то делают, это нормально, так и должно быть. Пока само не всплыло.

— И как такое всплыло? — покачал я головой. Случайно?

— Нет. Кто-то из соседей заметил странности, — ответила Мия и эротично прижалась ко мне, доводя меня этим до неистовства. — Сам понимаешь, район бедный, все друг друга знают. Кто-то обратился в гвардию, а те проверили.

— И нас забрали в приют, продолжила Роза. — Отчима же посадили. И слава богу! — Она повторила жест сестры с другой стороны, и я чуть не взвыл.

— Да уж, девчонки! — только и вырвалось у меня, когда я обрел дар речи. Руки мои, чуть развернув их обеих, принялись активно изучать мягкость их грудей. Обе бестии захихикали и начали томно выгибаться, играя на зрителя.

— Так, а вот этого не надо! — воскликнула Мия, когда моя рука уверенно пошла ниже разрешенной зоны. — Только выше пояса!

— Выше пояса, выше пояса… — передразнил я ее, но руку убрал. Периодически я проверял ее оборону, но скорее из желания позлить.

— Самое смешное, нам теперь некому мстить, — грустно усмехнулась Роза, отстраняясь. — Этого урода прикончили в тюрьме, всего через четыре месяца. Когда мы и в приюте обвыкнуться не успели.

Я присвистнул. Стоило ожидать! Насильников в тюрьмах не любят, особенно педофилов. Такие там долго не живут. К сожалению для Сестренок.

— А мать?

— А чего ей мстить? — хмыкнула Роза. — Она же мать…

— Так-то вот, Хуан, — вздохнула Мия и тоже отстранилась.

— Вы видитесь? — продолжил я.

Роза пожала плечами.

— Нет. Только один раз вделись, когда ее выпустили из тюрьмы. Ее же тоже посадили, за пособничество и сокрытие.

— И что?

— Посмотрели ей в глаза и ушли! Вот что! — воскликнула Мия.

Я выдержал паузу, давая девчонкам успокоиться. И когда те немного пришли в себя, все-таки додавил:

— Что вы увидели в ее глазах?

— Хуан, давай не будем об этом?! — нервно воскликнула Роза и села ко мне лицом, прижавшись к противоположному борту.

Действительно, перебор. Поняв, что зашел слишком далеко, я решил разрядить атмосферу и резко повалил Мию себе на колени. Та хлебнула воды, закашлялась и заехала мне кулаком по плечу, отчего я взвыл, но затем легла на колени сама, расплываясь от удовольствия. Вода доставала ей до подбородка, а какая юная сеньорита из колоний не любит поплескаться?

..Вот так я и ищу общий язык с Сестренками. При помощи слов, рук и душещипательных бесед в горячей ванной. Ванная, кстати, недавнее изобретение — горячая вода благотворно действует на мои воспаленные, разъеденные химией мышцы, лежать в ней по часу после занятий мне прописала коллегия инструкторов. А валяться в ней одному опасно — в любой момент какая-нибудь из мышц может отказать, и я утону.

На самом деле не утону, не все так плохо, но вот залезть в ванную самостоятельно, как и вылезть, я не мог, и это был хороший повод, чтобы затащить сюда кого-нибудь из девчонок. И единственными приемлемыми «кем-нибудь» оказались Сестренки: Гюльзар позиционировала себя, как скромницу, Кассандре было не по статусу, а Паула шарахалась от голого меня, как от огня. Конечно, первые две тоже составляли мне компанию, не без этого, но Сестренки, как я уже говорил, относились ко мне спокойно, не нервничали, и итальянка с восточной красавицей их постоянно подставляли.

— У вас были мальчики после этого? — задал я давно мучавший вопрос. Я начал понимать этих двух девочек, по сути психологических калек, которых калечил отчим с молчаливого попустительства родной матери. У Розы этот вопрос вызвал бурю эмоций, каждая из которых носила явно негативный характер, но она сдержалась, подавив это в себе. Мия же отнеслась к вопросу спокойно.

— Были. Но перед тем, как начало получаться, я одного убила, одного покалечила. Нет, двоих убила. Или не двоих? — она вопросительно посмотрела на сестру.

— Если ты о Пабло, то его не считай, — подсказала та. — Он нас домогался. Значит, одного.

— Да, одного. — Лежащая на коленях девушка перевела на меня кристально чистый, почти по-детски наивный взгляд. — И одного покалечила, но не серьезно — уже поправился. Ему сделали операцию за счет Короны. Роза в последний момент не дала его добить.

— Но… Почему? — вырвалось у меня. И ее грудь, которую я до того ласкал, перестала вызывать у меня эротические мысли. — Тоже приставал? Вел себя грубо, оскорблял?

— Нет, просто сорвалась. — Она пожала плечами. — Нашло что-то. С тех пор офицеры запретили мне в одиночку трахаться. Сказали, или в присутствии Розы, или чтобы на базе сидела. С тех пор мы так и ходим, всегда вдвоем. Кстати, мальчики не жалуются… — Они с сестрой переглянулись и довольно прыснули.

— Она еще пару раз пыталась, — вновь пояснила Роза. — И я ее останавливала. Это не просто так, понимаешь?

Я понимал. Но вернуть челюсть на место долго не мог.

— А ты? Ты срываешься?

Роза пожала плечами.

— Бывает. Но я могу избить, а она сразу «бабочки» активирует. Это как крышу сносит, Хуан. Ничего-ничего, все нормально, и тут раз — ощущаешь себя прижимающей парня локтем к горлу. Тот весь бледный, сам не свой, а ты… Как просыпаешься!

— Но местные психологи… — я сбился. Вспомнил Гюльзар. — Им это не надо, да? — усмехнулся я и посмотрел девчонкам в глаза. — Им нужно, чтобы у вас были слабости, чтобы вы держались за корпус и друг за друга?

— Не совсем. — Вздох. — Нами занимались. И занимаются. И занятия помогают. Просто…

— Просто прогресс в занятиях мог быть и большим, — перевел я. Девчонки отвели глаза и промолчали.

— Мы же не хранители! — выдала Мия заключительную все объясняющую фразу. — Нас в наказующие готовили. И нас с Розой, и Кассандру, и Гюльзар. И еще двоих. Но их отсеяли на Полигоне — списали по ранению.

— А мы уперлись, в наказующие не пошли, — вновь оскалилась Роза, включая защитный механизм.

— Потому, что ваших подруг подставили на Полигоне.

— Их не подставили, — покачала головой Мия. — Они просто не прошли. Не выдержали психологически — не смогли первыми нажать на курок. А урки смогли.

— Мы покрошили их, отбили девчонок, — продолжила Роза с грустью. Но если бы им не грозила опасность… Я не знаю, получилось бы у меня.

— Ты когда-нибудь стрелял в людей, Хуан? — усмехнулась Мия. Я задумался.

— Нет. Но я шел убивать Толстого. Я вам рассказывал.

— Ты ненавидел его, он припер тебя к стенке. — Роза отрицательно покачала головой. — У тебя не было выбора. А нам надо было стрелять в людей, которых не знаем, которые нам ничего не сделали. И девчонки спасовали. У нас был стимул — угроза их жизни, а у них его не было. Вот и всё.

— Потому мы и не пошли в наказующие, — подвела итог Мия. — И мы, и Кассандра, и даже Маркиза, которую мурыжили больше всех. Ведь наказующие, настоящие, не «морпехи», как ты их окрестил, это именно убийцы. Это их основная работа. А никак не охрана дворца и лиц королевской крови.

Я откинулся на борт и прикрыл глаза. Как все сложно! Секрет «чертовой дюжины» раскрыт, но он потянул за собой несколько новых выводов, выставляющих корпус в ином свете, чем казался ранее. Набор подразделений в соответствии с изначально заложенной специализацией. Кто-то — «мясо» в первом кольце окружения, способное отреагировать на угрозу быстрее любого возможного убийцы, либо закрыть охраняемую персону своим телом. Кто-то — «ряженые девочки» — охрана дворцовых покоев и боевой резерв на случай, если королеве понадобится несколько десятков винтовок для операции, которую не могут или не должны выполнять официальные службы планеты. А кто-то — изначально убийцы, устранители неугодных, имеющие сверхспособности, но и имеющие огромные-преогромные скелеты в шкафах. Которые, несмотря на имеющуюся базу психологической подготовки, никто им чистить не собирается.

И именно во взводе с такой специализацией оказался я. Но в «белом», не омраченном сотрудничеством с кровавой организацией Елены Гарсия.

А девчонки… Они простые. Но их рассуждения о смерти, о том, кого кто и как убил, вскользь… Сказанные с кристально чистыми, по-детски наивными глазами… Это страшно. Очень страшно!

Но других девчонок у меня нет. И только с этими мне придется работать бок о бок, доверять свою спину. А значит, я должен понять их. Хотя бы понять. И только потом пытаться построить свое мнение.

— Ну что, закончили с водными процедурами? — усмехнулась Роза, прочтя по моему лицу отразившиеся эмоции.

— Да, пожалуй, хватит уже… — Я попытался приподняться, скривился. Мия поднялась и села рядом, готовая подержать, если что. Но вставать я пока не собирался — не мог собраться с духом.

— Эх, девчонки!.. — внимательно оглядел я их прелести. — Если бы я хоть что-нибудь представлял из себя, как мужчина!..

— Если бы ты хоть что-то представлял из себя, как мужчина, — захихикала Мия, — мы бы с тобой в одной ванной не сидели!

— Мы бы шарахались от тебя, как Паула! — добавила ее сестра. — Кстати, тем более пора вылезать — эта дрянь должна с минуты на минуту вернуться с гулядок, у нее пропуск до семи.

Я попытался подняться, опершись на плечо Мии. Рука и ноги мои задрожали, тело пробила сквозная волна боли, но, приподнявшись, я упорно держался, пока Роза вылезала из ванны, готовая поддержать меня с той стороны.

— Кстати, почему вы с ней так? «Гулядки», «шалавиться»?.. Грубо, девочки! Очень грубо! Она же ваша напарница!

— Грубо? — Невозмутимая обычно Роза закатила глаза. — Ты с ней мало общался! Она тот еще фрукт, хоть и напарница!

— На ней пробы негде ставить! — срезюмировала Мия, так же вылезая наружу. — И она этим всех достала.

Я хотел добавить относительно красноволосой что-то еще, в оправдание, но боль пронзила настолько сильно, что заматерился вслух и чуть не упал. Девчонки перехватили меня и в буквальном смысле потащили в спальную.

— Все хорошо! Все хорошо, Хуан!.. — причитала Роза, успокаивая меня, словно я ребенок. — Еще шажочек! И еще! А теперь ножками, ножками…

Паула, действительно, вернулась, когда мы вошли в спальную. Вошла, вся такая красивая и накрашенная, в жестком красном платье, оставляющем для фантазии не особо много места.

— О, ванная свободна, да? — Она бросила через две кровати сумочку и начала скидывать туфли. И не только туфли. Я вновь заматерился сквозь зубы.

— Все, Ангелито, теперь спать! Только спать! Сейчас мы тебя намажем… — Роза потянулась к тюбику специальной мази, стоящей на моей тумбочке. Я перебил:

— Укольчик! Пожалуйста! Сделайте укольчик! Я не могу больше это терпеть!

Но Мия уже уложила меня на живот и принялась размазывать по рукам мазь, которую выдавила ей на ладони сестра.

— Укольчика сегодня не будет. Укольчик завтра. Укольчик он на крайний случай, Хуанито. А у нас он далеко не крайний. Правда же?

Ее монотонный голос успокаивал. Я настраивался на него и боль отступала. Потом они в четыре руки принялись растирать меня, игнорируя мои судорожные попытки сопротивляться, когда от их нажатий было особенно плохо. Когда все закончилось, поднялись:

— Все, Хуанито! Теперь спать! Включай свою музыку и до завтра!

Действительно, от мази и массажа становилось легче. Но не настолько, чтобы забыть горящую во всем теле боль. Мне оставалось только одно — впасть в небольшой транс, обусловленный… Даже не знаю какими способностями. Просто от него становилось легче, и можно было заснуть. К тому же, я совмещал приятное с полезным, выполнял негласное распоряжение делать подборку вещей, влияющих на регулировку способностей берсерка.

— Кузя! «Внутри искушения», случайный выбор, — произнес я так, чтобы наш домовой искин, совсем недавно получивший от меня гордое имя «Кузя», понял и сделал требуемое. До этого он носил имя «Кустодио», оставшееся еще от предыдущих владелиц каюты, но я убедил девчонок, что оно не подходит для истинного домового. И назвал именем домовенка из маминой сказки, кстати, созвучным со старой версией.

Под потолком раздалась одновременно приятная, но в то же время жесткая мелодия. Девчонки скривились.

— Как ты можешь это слушать? — вздохнула Роза.

— Ты ничего не понимаешь, — ответил я и прикрыл глаза. Теперь спать. Спа-ать!

Каюту огласил приятный женский голос, что-то поющий на высоких нотах, плохо сочетающийся с жесткой суровой мелодией. Но он сочетался, и это было главной особенностью исполнения. Сейчас так не играют!

Через пятнадцать минут из ванной, завернутая в банное полотенце, вышла высокая красноволосая девушка. Окинула взглядом помещение, спящего на крайней кровати юношу и сидящих на соседних внешне одинаковых девушек, в состоянии прострации слушающих льющуюся с потолка мелодию. Скривилась.

— Спит?

Ответом был кивок одной из девушек.

— Давай что-нибудь из нашего…

Красноволосая скинула полотенце, вытерлась, накинула халат и плюхнулась на свою кровать, пока одна из девушек отдавала приказ искину. Через несколько секунд каюту огласили новые звуки, совсем не похожие на предыдущие. Это тоже было из репертуара Хуана, что-то из древности, но в отличие от большинства его последних вещей, они понимали смысл того, что слышали. Или хотя бы пытались понять.

Проигрыш закончился, и все три девушки принялись напряженно вслушиваться, разбирая жуткий акцент слов, ловя необъяснимую магию их исполнения:

Одна из близняшек прикрыла глаза, вторая все так же смотрела перед собой в прострации. И только красноволосая пыталась накрутить себе образы на услышанные слова, ассоциируя их с окружающей реальностью.

— Для чего они его так готовят? — задала она вопрос в потолок. Ответом ей стало молчание. — Девчонки, что будет дальше?

Ее подруги не знали ответа.

 

Глава 4. Сочинитель

— Всё, на сегодня достаточно.

Катарина выключила все виртуальные окна с рисунками и схемами и откинулась на спинку кресла. — Можешь задавать вопросы.

Первые пару минут я просто сидел, складывая услышанное в удобоваримые «штабеля» и рассовывая их по полочкам багажного отделения своих мыслей. И когда все улеглось и состыковалось, задал первый всплывший вопрос:

— Почему я не могу оперировать непосредственно с «королевой»?

Катарина пожала плечами.

— Ты не справишься. Заклюют. Если хочешь свалить «королеву», тебе нужно найти «дурнушку» и сделать «королевой» ее, иначе это не работает. Как — объяснила. Девочки должны трудиться сами, за тебя, ты — только собирать сливки.

— Откуда ты все это знаешь? — я усмехнулся. — Тебе ведь доводилось использовать эти знания. Ты проверяла их. Сама.

— Скажем так, кое-что проверяли на мне. — Она выдавила постную улыбку. — Те, для кого корпус телохранителей — источник живых тренажеров. И эти уроки я никогда не забуду.

По ее молчанию понял, большего не добьюсь. И так сказано достаточно. Но это, действительно, опробованные методики, разработанные далеко за пределами бело-розовых стен.

— Женщины знают себе реальную цену, Хуан, кто бы что ни говорил об их повышенном самомнении. В общении друг с другом самомнения нет, каждая знает свое место, свой статус в негласной иерархии и свои шансы. И та девочка, которую ты возвысишь, продаст душу дьяволу за то, чтобы остаться «королевой», даже если будет знать, что ты ее «разводишь». Такова природа человека, не нам ее менять. Если же попытаешься воздействовать на «королеву» напрямую, если считаешь, что победа над Камиллой была не случайна… — Она покачала головой. — Что ж, успехов!

— Ты не представляешь, чего мне стоила та победа! — вырвалось у меня. — И чего стоило разгрести ее последствия.

— Ну, вот и выяснили! — Улыбка.

— Как оставить ей этот статус потом? Не ломать ее? — задал я животрепещущий вопрос.

— Хочешь всегда быть белым и пушистым? — усмехнулась она. Я покачал головой.

— Нет. Но буду к этому стремиться.

— Всё будет зависеть от тебя, от твоей позиции. Но мой совет, если хочешь чего-то достигнуть, иди по трупам. Забудь про сопли.

— Жестоко!

— Женщины любят львов, а львы жестоки. Это природа. Еще они любят тех, кто делает им больно. Это тоже жестоко, и это тоже природа. К сожалению.

Я вновь покачал головой, но промолчал.

— Есть еще один метод, называется «битва королев». Это если «королевы» две, и тебе надо утопить обеих. Но об этом в следующий раз, на сегодня хватит.

Она встала, поправила ремень, к которому была прикреплена кобура ее игольника, и пошла к выходу. Занятие закончено.

Я вышел вслед за ней, все еще ощущая себя в прострации. Как бы ничего нового на ее занятиях я не услышал, однако даваемые ею знания, систематизированные и поданные в удобоваримой форме, очень помогали. Я практически погасил конфликты внутри взвода и ближайшие дни планировал выйти на межвзводный уровень. Свободное время у меня появилось — график физических нагрузок стабилизировался, а сами нагрузки даже снизились за счет того, что теперь я оттачивал не все подряд, а какую-то определенную способность, определенное умение. Больше времени теперь посвящалось теории, а теория требовала тщательного повторения «дома», и, учитывая серьезность материала, мне просто не могли не давать на это времени.

Раскачка мышц закончилась относительно хорошо. «Относительно» потому, что я все равно отставал от девчонок, начавших заниматься в тринадцати-четырнадцатилетнем возрасте, но это отставание уже не догнать. Я и так дважды перепрыгнул через себя, и если форсировать мои способности дальше… Будет ай-яй-яй! Уже то, чего я добился — подвиг!

Следом за раскачкой последовало закрепление, затем началась специализация. На мозговерте я продолжал заниматься, но скорость прогресса отныне была черепашья, только и достаточная, чтобы процесс не остановился на месте. Это слабая сторона нейронного ускорения — как только бросаешь «мозговерт», как только нервная система «устаканивается», расшевелить ее чертовски сложно. Вероятность сумасшествия в пятьдесят процентов в этом случае — детский сад. Мне давали прийти в себя, давали научиться управлять способностями, не насилуя и не подводя к черте, и я был за это благодарен.

Я вошел в оранжерею. Паула училась. Сидела за столом, обложенная книгами. Ну, книгами их называют по привычке, на самом деле это такие же генераторы вихревых полей, как и капсулы, только более мощные, и с функцией обновления через сети с сервера выпустившего их учебного заведения. Вокруг нее вихрились поля во всех пяти возможных измерениях, даже сверху, создавая своего рода прозрачный кокон.

— Занимаешься? — усмехнулся я, присаживаясь напротив. Она бросила рисовать что-то на одной из граней виртуала и посмотрела на меня.

— А?

— Говорю, занимаешься?

Кивок.

— Скоро сессия. А я не готова.

— «Прошлындалась семестр непонятно где…» — озвучил я характеристику, данную ей одной из Сестренок. Красноволосая лишь пожала плечами.

— Нагоню. Я способная. Кстати, ты думал, куда поступать потом будешь?

— Солнце, дай мне школу закончить! — фыркнул я. Встал, и чтобы не мешать, вышел в коридор.

Проблема с поступлением у нас открыто обсуждается, но связана она не со мной, а с Розой и Мией. Они до сих пор не определились, куда хотят. Мия склоняется к медицинскому, Роза хочет попробовать себя на ниве психологии. А для близняшек-клонов, всю жизнь привыкших быть вместе, и даже вместе трахающихся с мальчиками, такая разлука — серьезное испытание. Но я пока стараюсь дистанцироваться от этой проблемы — не дорос до ее решения.

Снаружи меня ждали. Ну, не ждали, но ждали бы, не выйди я сам.

— Привет! — помахал я рукой.

Тереза покраснела. Они всё ещё краснеют, хотя мы с ними давно на «ты». Я часто гощу у них, они поят меня превосходным мате, который на Венере не много кто может готовить так вкусно, мы треплемся о жизни и вообще всячески наводим мосты. Инициатором такого общения стала Мари-Анж, девочка, к которой я тогда прибежал с аптечкой. Она упрекнула меня, что они подарили мне феникса, а я их чуть ли не избегаю. Пришлось выкруживать время между занятиями и после тренировок, чтобы знакомиться поближе. Но теперь я об этом не жалею. У меня два взвода, и в отличие от первого, основного, во втором меня признают авторитетом и старшим братом. Совсем чуть-чуть старшим, но тем не менее. И это льстит.

— Приходи к девяти. У нас праздник! — она расплылась в улыбке.

— Кристи, наконец, сдала тесты?

Тереза довольно кивнула.

— Мы свободны! Понимаешь, Хуан, мы свободны!!!

Она подпрыгнула на месте, выражая бурю эмоций, бушующую внутри.

— Поздравляю!

Летом они станут ангелами, пройдут посвящение. Но перед посвящением нужно сдать кучу тестов, чтобы доказать, что ты можешь носить это гордое звание. Тесты сложные, как физические, так и умственные, и даже психологические. А зачет, как и везде у них, по последнему. Кристина была последней, кто не мог сдать один далеко не самый сложный тест, задерживала всех. Сдавала около трех месяцев! Видать, сегодня девочке повезло.

— Придешь? — вновь расплылась в улыбке Тереза. Я глянул на браслет, на часы.

— Приду. Может, чуть задержусь.

Девушка убежала. Я же направился к одному мне известной цели, обдумывая на ходу план действий. Итак, «развод кур». Хорошая методика, умная, и главное, девочки делают все сами. Давно пора — второго поединка, как с Камиллой, я не перживу. Осталось сделать три вещи: найти «королеву», настроенную ко мне враждебно, найти в ее окружении явную «дурнушку», достаточно умную, чтобы поддалась методике, и продумать, стоит ли разыгрывать с ними представление. Ведь серьезной необходимости для этого нет, у меня пока нет явных врагов, а если «куры» раньше времени поймут, что я пытаюсь манипулировать…

Кажется, я крякнул. Катарине легко, она сидит в сторонке и потихоньку наблюдает за процессом. И делает выводы, о которых строчит «наверх». Мне же жить здесь дальше, определенно еще немалое время.

Пока я видел единственный плюс от ее занятий — мне дали время на «знакомство с личным составом», на отсутствие которого я грешил. «Как я буду тестировать твои методики, если мне банально некогда?» — высказывал я ей.

«Что ж, Шимановский. Хотел — получай!» — поддел внутренний голос.

Ноги принесли меня в искомый сектор, и я принялся открывать все двери подряд, пока не нашел нужное. Собирался давно, да все некогда, некогда… Да и оранжереи… Это теперь я понимаю, что неприлично вламываться в первую попавшуюся. Отмазка хорошая — не знал, но все же ворошить проблему не хотелось.

Она. Та самая оранжерея, где я сидел после битвы с Камиллой и читал книгу. Старинную, из домашней коллекции семьи Веласкес. Книги были тут и сейчас — так же лежали на столе в большом количестве. Но в отличие от прошлого раза оранжерея была не пуста. На меня поднялись две удивленные пары глаз девчушек лет двадцати, почти моих ровесниц.

— Привет. — Понимая, что стоять на пороге нехорошо, я вошел и прикрыл дверь.

— Чем-нибудь помочь? — спросила одна из этих созданий.

— Даже не знаю, как сказать. — Я замялся. Взгляд мой зацепился за то, что одна из них держала в руках. Это была книжка, такая же, бумагопластиковая, да еще и того же самого польского автора.

— Мне нужен «Повелитель снов» — сформулировал я и кивнул я на раритет в ее руках. — Я читал его здесь, когда очутился в корпусе в первый раз. Ну, когда очнулся после испытания.

— А!.. — На их лицах засквозило понимание. Читавшая девушка посмотрела на обложку своей книги, на подругу, затем подняла глаза на меня.

— А зачем?

Глупее вопроса я не слышал.

— Хочу дочитать, — спокойно признался я. — Тогда не получилось.

Они вновь переглянулись. И переглядывались долго-долго, передавая глазами терабайты информации. Наконец повернулись ко мне.

— Приходи через часок. Наши соберутся, тогда все и обсудим.

Когда двери за моей спиной закрылись, я позволил себе несколько фразеологизмов на языке Кассандры. Тут пахло каким-то заговором, тайной, и вряд ли мне эта тайна понравится.

Час тянулся, как все десять. Я не привык к тому, что у меня может быть столько свободного времени, и не знал, чем себя занять. В каюте сидеть — тошно, в оранжерее занимаются девчонки, их лучше не трогать. У обеих скоро сессии. В игровой играют в карты, а мне не хочется — подсяду, в других помещениях кубрика люди тоже чем-то заняты. А я заниматься ничем не хотел. Надо искать «королеву», надо планировать акцию «развода кур»… Но этим я заниматься не хотел тем более, предпочитая обдумать план возможных действий до утра. Утро оно как-то мудренее вечера.

Так и шатался по коридорам, пока черти не столкнули меня с моей старой знакомой древней богиней, страстно целующейся со своей подружкой. М-да-а-а!

Я стоял в ступоре и смотрел, как они это делают, пока девочки не заметили моего появления.

— Что, Чико, передумал? — усмехнулась Камилла. Ее девочка заулыбалась и отвернулась, предоставляя ведение переговоров… Возлюбленной.

— Нет, еще не созрел, — покачал я головой

— Хорошо, мы подождем.

Они вернулись к прерванному занятию, демонстративно показывая все ожидающие меня прелести, если я соглашусь и присоединюсь к ним. Я же развернулся, и хотя час еще не прошел, с какой-то злостью пошел в направлении оранжереи Белоснежки — кажется, там были ее девочки, я уже худо-бедно знал в лицо почти всех здешних обитателей.

Лесбийская тема в корпусе отдельная и емкая, о ней рассказывать много и долго. Вкратце упомяну лишь, что «розовые» отношения не могли не возникнуть как явление в месте, где находятся одни представительницы слабого пола, и где в возрасте шестнадцати — восемнадцати лет их почти не выпускают в большой мир. Офицерами же издревле эти отношения не то, что не порицались, а наоборот, поощрялись, ставясь под контроль. Здесь это называется «горизонтальные связи», имея в виду связи внутри взводов и между подразделениями.

Изначально это была форма контроля над молодняком, способ выплеснуть его лишнюю энергию. Но фактически подобное отношение к такому… нетрадиционному за воротами сексу, делает его в этих стенах явлением обыденным, традиционным. И хотя истинных лесби среди девочек почти нет, практически каждая имеет или имела наряду с мальчиками еще и «подружек».

Гомосексуальность тут не в тренде, мысль о том, что это ненормально, к счастью, вбивается в юные головки местного молодняка пудовой кувалдой. «Отношения между мужчиной и женщиной святы, что бы ни происходило у вас друг с другом» — как-то так это звучит, не вдавался. Это банально нужно для выживания организации — если процент тех, кто любит «только розовое», зашкалит, общество Венеры отвернется от монарха, как от человека, поддерживающего чуждые ценности, а наши королевы не в том положении, чтобы бодаться с подданными из-за такого глупого вопроса. Несмотря на наследие, наше общество достаточно консервативное, у нас не путают гомосексуализм с проституцией. И ярые ревнители «чистоты» в случае чего обязательно найдутся, потянув за собой общественное мнение и устроив репутации Веласкесов форменный обвал. А так вроде ничего — мало ли у кого какие причуды? Они ж, причуды, никому не мешают? Обычные девочки, замуж выходят, с мальчиками «дружат»…

Причуды у всех есть, а вот то, что все они убийцы, это гораздо интереснее!

Так что процент тех, кто любит «только розовое» здесь не превышает общий процент таковых «за воротами». Но вот бисексуальность… Хм… В той или иной степени бисексуальны они все. И я отчего-то совсем не был готов к такому повороту сюжета, несмотря на то, что Хуан Карлос меня честно предупреждал. И первое время, видя целующихся сеньорит (и не только целующихся, Mama Mia!), ходил в ступоре.

В оранжерее все уже собрались, и, похоже, ждали одного меня. Пять человек, пять девчонок лет двадцати под предводительством шоколадной мулатки с приятными чертами лица, но очень злыми глазами, сидели вокруг стола и пили ядреный кофе, что-то обсуждая. Точнее, не что-то, а кого-то. И я даже знаю кого, ибо слишком резко с моим появлением они замолкли.

— Проходи, садись — указала Белоснежка на место напротив себя. Я так и не узнал, как ей дали такое прозвище, но звучало оно как издевательство.

Сел. Сложил руки на коленях. Приготовился слушать. В воздухе витало напряжение, которое впитывал кончиками пальцев. Я не знал его причины, но эта пятерка явно не благоволила моей персоне.

— Хуан, ведь правильно? — усмехнулась мулатка. Я скривился — глупый вопрос. — Хуан, мы знаем, зачем ты здесь, — продолжила она, кривясь, явно выражая презрение. — Тебя тут все любят, ты вошел всем в доверие, потому мы не хотим связываться с тобой и начинать войну.

Я мысленно подобрался. Такого начала не ждал!

— Твой предшественник тут славно покуражился в свое время, — продолжила она, и из ее рта будто выливалась желчь. — Покуралесил, поигрался и… Исчез. То же будет и с тобой — как придешь, так и уйдешь. Потому, пока ты не ведешь себя, как он, пока не ломаешь девчонкам судьбы, мы договорились тебя не обижать. Усек?

— Предшественник? — усмехнулся я.

— Только не говори, что ты не понимаешь, о чем я, — вызывающе улыбнулась она.

— Понимаю, отчего же! — парировал я. Ситуация меня позабавила бы, не будь она такой грустной.

— Вот и договорились. Отныне считаем, что мировое соглашение между нами подписано.

Я отрицательно покачал головой.

— Я — не Эдуардо. Не принц, не сын королевы. Я вообще не Веласкес, если вы об этом. И знаете, сеньорита, в мои намерения не входит подписывать здесь какие бы то ни было пакты и соглашения. Ни с кем.

— Что, думаешь, ты самый умный, Хуанито?! — выдавила она, теряя контроль. Ее аж затрусило — господи, да что ж я ей сделал-то? — Да, ты не сын королевы. А потому тебя прогонят до конца и заставят принять присягу, в отличие от него. Сделают ангелом, создав прецедент. Только знаешь, дорогой, это ничего не изменит. Ни-че-го! Мы знаем, кто ты, ты знаешь, что мы знаем, и плевать, как считается официально. Ты не дин из нас.

Мы НЕ ПОЗВОЛИМ тебе стать одним из нас! НЕ ПОЗВОЛИМ брать на себя много, куражиться с девчонками, издеваться над ними! Пока ты не морочишь никому голову — ты живешь! Как только попробуешь что-то выкинуть — мы устроим тебе веселую жизнь, и ты вылетишь отсюда, как и он! Ясно тебе?

— Он тоже хотел стать ангелом, а ему не дали? — вновь усмехнулся я.

— Нет. Но ты хочешь. И ты не сын королевы, чтобы тебе это запретить, как бы она к тебе не благоволила. Так что имей в виду, Хуанито…

— Я понял, спасибо, сеньорита, — перебил я и сделал намек на поклон. — А не подскажите, какое это имеет отношение к книге?

Белоснежка стушевалась.

— Никакого. Мы просто хотели поговорить.

— Тогда может быть вы отдадите мне книгу, почитать, да я пойду?

Мой тон, моя реакция произвели на нее впечатление. Будто душем холодным ее облил! Что, так достал ее этот Эдуардо?

Учитывая возраст, он был здесь года два назад. Им тогда, судя по всему, было восемнадцать. Возраст розовых очков и ошибок, особенно учитывая, что они перед этим два года сидели взаперти. Да, представляю, что мог сотворить с ними избалованный неприкосновенный принц крови! Бедные девочки!

— Что ты можешь за нее предложить? — усмехнулась она, расслабляясь и откидываясь на спинку стула. Я сразу и не понял, куда она начала клонить. И почему.

— В смысле?

— Я говорю, что ты готов отдать за обладание ею?

Из моей груди вырвался вздох.

— Сеньорита, вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? Это не ваша книжка. Судя по подписи, она принадлежит Лее Аманде Катарине Веласкес, законной главе семьи Веласкес, наследнице своих предков. И вы тут… Ни при чем.

Она кивнула.

— Естественно. Только знаете, сеньор, здесь действует право «первой руки». Кто взял первый — тот и пользуется. Пока не надоест и этот человек не отправит предмет туда, где его могут взять другие. И вы не владелец, чтобы потребовать его обратно. К тому же, мы говорим совсем не о материальных вещах…

Глаза этой змеи ехидно прищурились. Я же прикидывал в уме знания, полученные от Катарины, и пока выходило, что стоящие у меня на вооружении методики не позволяют ее уничтожить. Она «королева», но «развести» ее возможным не представляется.

— Назови цену, — усмехнулся я.

— Один раз — одна книга. Любая, мы хранители библиотеки, у нас их много.

— Хранители библиотеки… — потянул я. — А ты не лопнешь, девочка?

— А кто сказал, что она одна? — прищурилась одна из девчонок за столом, не принимавших доселе участия в баталии.

— Нас девять, — продолжила другая. — Можешь выбрать. Можем жребий кинуть. — Она одарила меня плотоядной улыбкой, в которой читалось одно — презрение. Презрение самки богомола, съедающей самца во время спаривания. Вот он, результат женошовинистского воспитания!

— Мы ведь знаем, для чего ты пришел сюда, юноша, — вновь взяла слово Белоснежка.

— Для чего же? Просвети меня! — Я тоже откинулся на спинку и выдавил ехиднейшую из улыбок.

Она демонстративно задумалась.

— Такой умный и сильный мальчик! В частной школе учился!.. Чего бы это ему идти в корпус телохранителей, к бывшим бродяжкам? Его бы и так прокачали, и от бандитов защитили — вон, войсковые операции ради него одного устраивали!..

По моим кончикам пальцев пробежала волна ярости, но я сдержался.

— Но нет, явился. Именно сюда! Зачем, не подскажешь?

Она оглядела подруг. Те солидарно молчали.

— Ах, да, конечно! Девочек потрахать! И их мозги. Развлечься, покуражиться. Что делать, порода! Ведь еще никто из Веласкесов-мужчин не проходил корпус, не становился ангелом. Это ж какой престиж! А престиж, сочетаемый с развлечением… — Она причмокнула. — Это клево!

— Что-то я отстою от собственного графика… Покрывания вашего коллектива, отстраненно заметил я.

— Цену набиваешь. — Она пожала плечами. — Чтоб эти дуры побегали за тобой. Да передрались потом. И они бегают! Дуры, что с них взять! И обсуждают! Ты до сих пор тема номер один в кубрике! Что, не так? Я не права?

Я промолчал. Что тут возразить? Любые аргументы бессильны.

— Что же и вы, как дуры? — усмехнулся я. — Вы же умные, зачем оно вам надо?

— Мы не дуры, — заговорила одна из незнакомых мне сеньорит. — Мы честные. Всё есть, как есть, не юля. Нравится — давай поступим так. Нет — эдак. Не хочешь — ради бога, но честно, не бегая и не прячась.

— И не пудря мозги, — улыбнулась другая.

— Честно… — потянул я и усмехнулся. Вот оно что. Продуманные девочки, ничего не скажешь! «Принцы семьи Веласкес» на дороге не валяются, тем более, если вопрос о постели этого «принца» до сих пор тема номер один. И при этом всё … Честно!

— Ну, и каково будет твое положительное решение? — улыбнулась Белоснежка.

Я снова вздохнул и посмотрел на заветную книжку с подписью Евы Веласкес, демонстративно положенную на центр стола, с такой тоской, какую от себя не ожидал. Но винить девчонок язык не поворачивался, мне их было просто жаль.

— А не пошли бы вы, уважаемые… — И я указал им точный адрес. После чего встал и в молчании покинул это негостеприимное помещение.

Браслет показывал девятый час. Приду раньше — не убьют, лучше посижу у девчонок — и я бодро зашагал в сторону оранжереи пятнадцатой каюты.

Когда почти дошел, в ушах пискнуло — сообщение. Само собой, внутреннее, база отсечена от внешних сигналов. Учитывая, что Сестренки в городе, остальные занимаются, а Катарина свалила куда-то по делам, вызывать меня некому, я удивленно активировал перед лицом визор с меню связи. Палец коснулся виртуальной кнопки «Прочитать».

«Подожди, надо поговорить». Абонент незнакомый. Я набрал ответ:

«Шлюз пятнадцатой каюты. Жду».

Через пять минут к гермозатвору моего младшего взвода подошла девушка, одна из сидевших за столом бойцов Белоснежки. Я сразу же атаковал:

— Ну, и? Что это было?

— Прости ее, — сказала она на чистом русском обратной стороны Венеры. — Она… Многое пережила. Ее можно понять.

— Что-то из разряда «поматросил и бросил»? — поддел я. Девушка отрицательно кивнула.

— Если бы. Видел бы ты, как матросил! А после этого весь наш взвод исключили из кандидатов в хранители. Из-за нее. Что может мстить.

— Печально! — вздохнул я, но ирония из меня так и перла. — А причем здесь я? И тем более секс со мной?

— Сам подумай! Как ей еще самовыразиться?

Я не знал, как ей самовыразиться. И строить предположения не хотел.

— Хуан, что-то прозвучало лишнее, само собой, — продолжила девушка. — Но не всё. И ты это понимаешь.

Я отрывисто кивнул.

— Так что делай выводы. Не про нее, а про… Ну, ты понял.

— Понял.

Она развернулась и пошла назад. Я окликнул.

— Стой! — Обернулась. — Спасибо!

Губы девушки расплылись в улыбке.

— Не за что. Мы должны помогать друг другу.

Она помолчала.

— Покажи ей… Покажи всем, что ты не такой! Что не все принцы одинаковые! И она первая за тобой пойдет, обещаю.

— Ты в меня веришь? — удивился я.

Она смутилась.

— Жанка верит. А ей я доверяю.

Вот даже как. То есть, интуитивные способности чувствовать людей не только у меня. Тоже результаты каких-то экспериментов?

— Спасибо, — вновь поблагодарил я. — Кстати, к слову. Передай ей, у меня есть подборка музыки, чтоб «грузиться». Некоторым вашим тогда понравилось!

— Я ей напишу, — кивнула девушка. — Завтра она сменится и подойдет к тебе. Ну, все, давай?

— Давай!

Девушка помахала рукой и ушла. Я же остался наедине с целой кучей интересных мыслей и выводов, и учитывая, что браслет показывал почти девять, времени на их обдумывание сегодня не осталось. Что ж, к текущим проблемам добавляются и добавляются новые, хватило бы на них всех утрешней мудрости!

Впрочем, глоток хорошего, правильно заваренного мате мозги прочищает не хуже кофе, а у меня еще есть пара часов до отбоя, которые проведу в хорошей компании — что так же проясняет мысли.

На следующий день, в обед, после занятий, по дороге в столовую, меня перехватила Белоснежка. Лично. Не говоря ни слова, показала следовать за собой. Я повиновался. Отвела в комнатку в их секторе, хозкладовую, заваленную не мылом и тряпками, а различными раритетами, но в основном книгами.

— До нас всё это было разбросанно, по всей базе. Нам приказали собрать воедино и вести учет. Повесили на нас, как наказание, — прокомментировала она мой удивленный взгляд.

— Провинились?

— Да. Но мы оставили это за собой, как привилегию — у каждого же должны быть какие-то привилегии?

С этим не поспоришь! Вопрос статуса.

— С тех пор так и повелось, что мы отвечаем за вещи из коллекции клана. Держи. — Она протянула мне электронный ключ от гермозатвора каморки. — Бери что хочешь. А это то, что просил. — Она достала из наплечной сумки бумажный томик, из-за которого вчера и произошел весь сыр-бор. — Извини, насчет книг я была не права.

Затем молча обернулась и вышла. Ну, спасибо хотя бы на этом!

* * *

— Как тебя зовут на самом деле? — спросил я. Спросил неожиданно, промежду прочим, и Паула, приготовившаяся блокировать мой удар, была вынуждена отскочить назад, чтобы разорвать дистанцию. Ее мордашка удивленно вытянулась.

— Что?

— Я говорю, как тебя зовут на самом деле?

Есть, получилось! Давно хотел задать ей этот вопрос, но нужно было четко подгадать момент, когда она не успеет соврать. И ответ напечатается у нее на лице.

— Не понимаю, о чем ты!

На этом можно было остановиться, все и так ясно, но я решил давить дальше — в конце концов, это тоже способ налаживания контактов.

— Я о твоем имени. Не думаешь же ты на самом деле, что окружающие верят, что тебя зовут Паула? На мой взгляд, с головой у тебя все в порядке. Значит, как минимум понять, о чем я, ты должна. Так может не стоит прикидываться?

Она задумалась, затем провела серию настолько злых и молниеносных ударов, что я сам вынужден был позорно бежать, разорвав дистанцию.

— Нет, не думаю, — неожиданно согласилась она после этого. — Но тут такое дело, Хуан…

Новая атака, я получил сильный прямой и отскочил.

— …Понимаешь, здесь принято уважать чужие секреты, этим мне и нравится наше заведение. Здесь они есть у каждого, и никто никому не лезет в душу. Да и как не быть секретам с такими биографиями, как у местного контингента?.. — Вновь атака, удар, и моя голова отлетела назад, а из носа потекло что-то теплое. — Но ты мальчик чужой, не привычный к приютским реалиям. Так что я сделаю вид, что ничего не слышала. Ты согласен?

Я отрицательно покачал головой и сам провел молниеносную серию, действуя на пределе. Получилось, она отступила. Не панически убежала, как я, гордо отступила, но атака удалась.

— Паула, родная, они — это они. А мы — это мы. Все считают меня лицом залетным, пройду курс молодого бойца и исчезну, но ты-то знаешь, что это не так. Я — действительно эксперимент вашего доблестного корпуса. НАШЕГО, — поправился я. — И нам суждено действовать в одной связке, даже если это не будет то, к чему вы тут все привыкли. «Чертову дюжину» для чего-то готовят, и вы тоже будете в этом задействованы. А раз так, то имею ли я право знать, с кем мне придется работать бок о бок?

Я снова атаковал, но на этот раз она все мои удары блокировала.

— Что привело тебя к такой мысли?

— Наша спецподготовка. Маркиза стреляет. Сестренки — единый механизм. Кассандра… Пророчица, — сформулировал я, вспоминая мифическую дочь царя Приама. — Я — лошадка, центровой. Мальчик. Вокруг которого и будут кружиться все особенности заданий грядущей работы, ибо я один единственный. И ты.

— А что я? — усмехнулась она и попробовала напасть, но я был настороже.

— То, что хорошо дерешься… Деточка, «хорошо» всегда относительно. Здесь есть девочки не хуже тебя, даже из ближайших возрастных групп. Обоерукая? Сейчас не средневековье, чтоб холодное оружие играло решающую роль. Стреляешь с двух рук?.. Такие тут тоже есть.

Таланты Сестренок на мой взгляд существеннее. Ты хороший боец, Паула, но не особенный. Понимаешь разницу?

Она молчала, я снова атаковал, но только чтоб не стоять на месте.

— Твоя сила в том, что у тебя в голове, чего нет у этих «бродяжек». Аристократка, знающая этикет, знающая повадки высшего света. Образованная, разбирающаяся в моде, нравах и вкусах высшего общества. И самое главное, в этом обществе уже легализованая! Что бы ни случилась, ты всегда будешь там «своей», по праву рождения!

Мы обменялись краткими сериями. Я продолжил:

— Скажи, тот «дядя», от которого ты бежала, его зовут случайно не Себастьян?

Вновь получилась. Красноволосая рассвирепела настолько, что бросилась в яростную неконтролируемую атаку, от которой, впрочем, спастись мне удалось с трудом — слишком много в ней было напора.

— С чего бы его императорскому величеству перекрывать доступ в Форталезу какой-то незаконнорожденной аристократке, пусть и из знатного рода? — продолжил я. — С чего бы посылать собственную службу безопасности перехватить ее — ему что, делать больше нечего? Нет, он мог «не дать улизнуть к заклятой сестре» только тому человеку, которого хорошо знал и ценил, и терять которого, упускать в руки «заклятой сестры» — падение прежде всего императорского престижа, и только потом чьего-то еще. Например, если эта девочка — его собственная дочь…

Я все-таки получил. Так получил, что с полминуты стоял в прострации, жалкий и беззащитный. Ни дай бог так оргести в реальной драке! Эх, ну и разозлил же я ее!

— Все в порядке? — ее участливое лицо. Кивнул. — Не слишком сильно?

Я отрицательно покачал головой.

— Сам виноват. Пропустил. — И вновь встал в стойку.

Мы обменялись по паре серий, но вялых, скорее демонстративных. Приступ прошел, она четко держала себя в руках, словно и не теряла контроль.

— Так ты скажешь? — снова усмехнулся я, подводя итог поединку как в прямом, так и в переносном смысле. — Как тебя зовут на самом деле и кто ты?

— Нет. Для тебя я — Паула. Просто Паула. И прошу больше ни при ком не поднимать эту тему.

Я согласно кивнул — действительно, посторонние здесь не нужны. Именно поэтому мы разговаривает на татами, даже не в каюте и не в оранжерее, где нас могут услышать девчонки. Кстати, о них.

— Девчонки знают?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, но догадываются. Но я уже сказала, здесь уважают право на секреты. Меня приняли, и принимали не то, что тебя, несколько лет. Еще год назад я не была уверена, что дойду до присяги.

— Но ведь дошла же!

— Угу.

— И приняла ее?

Она замерла, и снова кивнула. После чего виновато опустила глаза. Естественно, вину она чувствовала не передо мной.

Я присвистнул:

— Вот это у тебя зуб на его величество!

Она не ответила, лишь вернулась в боевую стойку.

— Но рано или поздно ты все равно должна будешь признаться, — не унимался я. — Ты это понимаешь? Я вообще удивлен, что девчонки не настояли на этом перед присягой.

Паула вновь атаковала, но теперь соизмеряла силы.

— Я не ты. Они не знали, что меня оставят. Думали, заберут. Но Лея решила подержать меня какое-то время здесь. А теперь появился ты, и все, что было — прошло. Теперь другие реалии.

— И что планируешь делать теперь? Как выкручиваться?

— Я скажу вам, кто я и какова моя история, — грустно потянула она и попробовала мою защиту. — Но только перед твоей присягой. Перед самой-самой присягой! Обещаю. Но не раньше.

Я вновь усмехнулся и провел достаточно успешную серию.

— Что же тебя останавливает? Я ведь и так расколол тебя!

Она вновь ответила на выпад так, что я чуть не зашатался — но на сей раз это был размеренный удар профессионала, без злобы и ярости.

— Ты меня не расколол. Ты выдвинул версию, которая тебе нравится. И я не сказала ничего, ни чтобы подтвердить ее, ни чтобы опровергнуть. Впрочем, — она отступила на несколько шагов, — хочешь, я скажу тебе правду? Прямо сейчас?

В ее глазах забегали бесенята, я почувствовал подвох. Но гордо вскинулся:

— Давай!

— Продержишься против меня двадцать секунд — и все тайны твои. Но бить буду всерьез, без поблажек.

Надежда — та еще сеньора. Особенно надежда случайно победить в неравной схватке. И я дал слабину.

— Согласен!

— Начали!..

…Я продержался одиннадцать секунд. Да и то потому, что первые секунд шесть она пробовала меня на прочность, щупала защиту. Затем молниеносная атака, и я ощутил себя лежащим на земле. А на груди покоилось ее колено.

Красноволосая бестия не спеша поднялась, сняла перчатку и протянула руку:

— Вставай, герой! И больше на рожон не лезь — чревато!..

* * *

Получив предостережение бригады Белоснежки, вновь и вновь прогнав перед мысленным взором перспективы, я решил, что Катарина подождет. Не стоит пакостить там, где живешь. Да, здесь серпентарий, окружающие — те еще… Змеи, но пока я тут, а мне тут быть долго, не стоит разжигать конфликты там, где можно обойтись. А методики манипулирования? Опробую позже: жизнь длинная, возможности еще представятся.

Я сидел в одном из помещений кубрика, предназначенном для работы, и занимался — просматривал и повторял то, чем «грузили» меня на теоретических занятиях. Здесь была точка пересечения людей из разных подразделений, чтобы учиться и помогать друг другу. Контрольные домашние задания лучше делать «дома», где никто не мешает. Но когда что-то не получается, можно выйти вот так «в люди» и попросить совета или помощи. Некоторые приходят сюда именно за помощью, некоторые — оказать помощь, а многие предпочитают здесь и заниматься. Хоть тут гораздо более шумно, чем «дома», но веселее, пусть и не так весело, как в «игровой». А многие сидят здесь от скуки — пришли пообщаться, даже если им не нужно грызть зубами гранит науки. Люди в корпусе разные, у всех свои интересы, и в этом месте сложился свой мир со своими темами для обсуждения и уникальным кругом общения. Единственное правило этого места — соблюдать относительную тишину, и худо-бедно оно выполняется.

Первоначально меня встретили в штыки. Я только начал втягиваться в коллектив, ко мне еще привыкли недостаточно, и все разговоры за столами и на диванах, как я вошел, смолкли. Но мало-помалу, жизнь начала входить в колею, общение возобновилось, и, перебросившись со мной парой реплик, выяснив, что я «не угрожаю», тусовка вернулась к своим делам.

Я тоже не отсиживался в окопах. Пара фраз, брошенных там, пара фраз здесь, несколько удачных шуток, оброненных вовремя, помощь-подсказка в каком-то вопросе, в котором одна девочка не разбиралась, и тоже начал втягиваться. Конечно, своим стану не скоро, но отторжения избежал. И понял, что давно уже надо было начинать наводить мосты, не прятаться за собственный взвод.

Итак, от испытания методик я отказался. Но сидя здесь и наблюдая за поведением местных представительниц серпентария, постигал иные практические уроки женской психологии. Тут все не так, как «на воле», мы разные, очень разные, и я все больше и больше понимал, куда влез. Яд, источаемый с улыбкой на лице, невинные подколки с большим подтекстом… Господи, сколько же в их арсенале оружия?! Друзья-подруги не разлей вода, раз, и гадость за спиной! Нет уж, лучше по-нашему, по-мужски, кулаком в морду. Так честнее и проще.

Но кулаки еще будут, попозже. Когда приму присягу. А пока нужно вырабатывать иммунитет к змеиному яду. Как я уже говорил, для взвода я сейчас — собственность, игрушка, и надеяться на их помощь нечего. Если я сам не защищу себя, мне не поможет никто. И я учился, старательно прислушиваясь к разговорам, к интонациям, присматриваясь к жестам и мимике. И в один момент даже поймал себя на мысли, что мой опыт в какой-то мере будет уникальным.

Первые два дня меня не трогали — привыкали. После начали со мной общаться, вначале прощупывая по мелочи, потом дошло до небольших разговоров, вопросов о биографии, моем отношении к чему либо. И вот сегодня выстрелило — первый полноценный контакт.

Эта девочка села напротив и построила мне глазки. Она уже была здесь, когда я пришел, и какое-то время «раскачивалась». Но пересилила себя и подошла. Поначалу от нее веяло неким страхом, она боялась сделать что-нибудь не так, но я не стал осложнять ей работу и «поддался».

— Привет! — бросил все и посмотрел на нее.

— Привет…

Я знал, что меня будут клеить, ждал этого давно — после уроков у Катарины был немного в этом вопросе подкован. И если честно, ожидал более решительных действий. Но, с другой стороны, более решительные я как бы сам все время пресекал и пресекаю, не оставляя желающим залезть мне в постель, ни шанса. Из тех, кто любит «сверху», конечно, но другие пока на контакт не шли — выжидали. И вот период ожидания, видимо, закончился.

Девочка не спешила, основательность, с которой она подошла к проблеме, чувствовалась волосками на коже. Вначале разговорила меня на нейтральные темы: «о погоде», как мне у них, как к кому и чему отношусь. Выспрашивала о доме и маме, о том, «как там за воротами». Затем начала щебетать, рассказывая что-то малозначимое о себе. Я улыбался — она допускала все ошибки, какие только можно, но словно не замечала этого. Или может делала специально?

В то, что она делала это специально, я убедился спустя еще какое-то время. Но ошибками ее действия выглядели для меня, она же серьезно воспринимала их, как оружие, которое гарантировано должно было меня «свалить». У них есть сходный курс, как соблазнить мужчину — примитивненький, на бытовом уровне, но больше им и не требуется. Они — мясо, а агентов-соблазнителей готовит императорская гвардия из того материала, который корпусу не нужен — из увечных и отправленных в запас. Но они знают, что я прохожу свой курс, на котором изучаю все те уловки, что преподают им. А значит, готов к их использованию. Должна же она понимать это? Или не должна?

Но с другой стороны, а почему она должна думать дальше, чем на шаг вперед? Она не шахматист, и мы играем не в шпионские игры. Это меня учат манипулированию и защите от женских чар, возможно, у них все гораздо проще? Не зря же мной занимается лично Катарина — второй человек в службе вербовки, а не обычный инструктор?

У девочки цель — обворожить меня, сделав это неспешно, совсем не пошло, чтобы не спугнуть, и она выполняет поставленную задачу с успехом. Мало кто даже из сидящих здесь и внимательно, во все глаза и уши наблюдающих за процессом, может орудовать чарами так ювелирно непринужденно. И не будь я хоть немного подкован в этом деле, быть бы мне уже у ее ног! Да-да, я прежний не выстоял бы, и ничего бы не заподозрил — она далеко не Долорес.

Осознав это, я успокоился окончательно и продолжил наблюдать за ее ужимками с любопытством ценителя. Во мне вертелся один-единственный вопрос: стоит ее бить, или все же нет? В итоге пришел к выводу, что не стоит — она мне ничего плохого не сделала, и унижать при всех — последнее дело. Вот прямо сейчас, в данный момент, мы установим с ней правила игры, по которым впоследствии я буду играть со всеми ними, и это важнее опробывания методик Лока Идальги.

— Зайка! — Я нежно провел девушке по волосам, перебивая. Забыл сказать, в этот момент она уже пересела ко мне на диван, и дистанция между нами все сокращалась и сокращалась. — Не стоит!

— Что не стоит? — не поняла она и подалась назад, догадываясь по моим глазам, что сейчас произойдет.

Я посмотрел на ее грудь, выделяющуюся из небольшого, но все же декольте блузки, и все-таки решил остановить представление.

— Не стоит делать то, что ты делаешь. У тебя не получается.

— Что не получается? — не поняла она еще больше. Кажется, даже искренне. Все помещение вокруг затихло, все ушки, которые и так были на макушке, повернулись в нашу сторону. Блин, опять игра на зрителя! Кажется, начинает надоедать.

Но нет, сегодня игры на зрителя не будет. Сегодня будет урок. И если они так хотят — урок для всех.

Я вновь вздохнул, но уже по другому поводу, и пересел на стул напротив нее, выжидательно забарабанив пальцами по столу, подбирая слова. Наконец, нашелся:

— Первое — голос. Немного повышенный, почти детский. Мужчины любят «куколок», и ты проецируешь этот образ на себя. Далее, жесты. Солнышко, поверь, меня действительно сводит с ума, когда вот так непроизвольно прикасаются пальчиком к губкам. И когда вот так поправляют волосы. — Я повторил некоторые ее жесты, медленно, словно на уроке. — И всех мужчин сводит. Мило, доходчиво, воздействие на подсознание — замечательно!

Далее, поведение. Твои учителя могут гордиться, ты прилежная ученица. Так непроизвольно «зеркалить» людей, работать в одном ритме… Меня уж по крайней мере никто так не «зеркалил»! Точно тебе говорю! А как ты слушаешь? Ты умеешь слушать. Профессионально! — выделил я это слово. — Даже если я буду рассказывать о применении теории относительности в квантовой механике, я найду в тебе прилежного слушателя. А дыхание? — Я снова осмотрел ее грудь. — И дышишь ты правильно. Умение слушать и посылать невербальные сигналы у тебя на уровне!

Теперь внешность. У тебя хорошая помада, яркая. — Я прикоснулся пальцем к своим губам, а затем покрутил головой и улыбнулся. — Можешь указать мне хоть кого-нибудь с подобной?

Ввиду отсутствия сильной половины человечества с косметикой здесь заморачивались не особо. И даже «горизонтальные связи» положения не спасали — почти все окружающие были или вообще не накрашены, или по-минимуму. Девушка же все больше и больше серела. — Но перегиба нет, не пыхти; ярко, но не вульгарно. И вот это…

Я перегнулся и вытащил из декольте ее тотем — маленького леопарда, которым она несколько раз на протяжении разговора «непроизвольно» играла рукой. Причем «непроизвольно» в кавычках.

— Хороший кулон — что еще надо, чтоб привлечь внимание к груди? Даже если это тотем-подвеска! Про декольте промолчу: редко, но встречал его здесь. Хотя что-то подсказывает, сегодня эта блузка надета специально для меня. Такая скромная, но со вкусом. Я не прав?

Сел на место.

— У тебя все хорошо получилось, зая, ты молодец. Умеешь говорить, умеешь слушать, уверенно говоришь «языком жестов». Но проблема в том, солнышко, что я ЗНАЮ все эти уловки и ухищрения, они на меня не действуют. У меня иммунитет к ним, понимаешь?

— Но я… — Она попыталась что-то сказать, но промолчала, боясь испортить и так хрупкое равновесие. Девочки за соседними столами такого поворота событий не ожидали: кто смотрел на нее со злорадством, кто с сожалением, как обычно в женском коллективе, но равнодушных не было.

— Ты это делала специально, не надо, — покачал я головой. — Я внимательно наблюдал. Ты сделала еще много глупостей, пардон, ошибок, я озвучил лишь самое основное, верхушку айсберга, что бросается в глаза. И сделано все было неискренне, ЦЕЛЕНАПРАВЛЕНО. У тебя не получилось. Мне жаль…

Мне самому было жаль. Я… Скажем так, соскучился по женскому обществу. Катарина «осчастливливала» меня больше недели назад, а без секса, в окружении такого богатства, можно свихнуться и за несколько дней. И мысль о том, как бы я мог провести ближайшие несколько часов до отбоя, изучая вот эти самые губы и вот это самое декольте вблизи… И то, что под одеждой хозяйки этого декольте… Mierda!!!

Но нет, сделанного не воротишь. Поздно метаться.

Девочка помолчала, лицо ее налилось краской.

— Слушай… Хуан! — Видимо, она хотела сказать грубое слово, но не стала, назвав меня по имени. — Может хватит из себя целку строить? Кто из нас девочка — мы или ты? Тебе нормально предлагают — ты не хочешь. К тебе красиво подходят, — выделила она это слово. Ай, молодец, как сформулировала! — Опять не так. Или тебе одни старухи нравятся?

Старухи… Я про себя усмехнулся. Точно, серпентарий! Все всё знают, никаких секретов! Хотя, вроде, шифровались, никто ничего видеть не мог…

— А я чем тебе не хороша? Ведь нормально подошла, по всем правилам осады! Чтобы было красиво, раз не любишь пошло! — снова выделила она это слово. — Что не так?

Да, что-то было не так, напрягся. Слишком она нервная. Если девочка хочет «познакомиться» с мальчиком, имеется в виду горизонтальный аспект проблемы, и у нее не получается, так себя не ведут. Зла, раздражена, раздосадована… Как будто корову проиграла!

Мозг уцепился за эту мысль. Porca troia, какой же я лопух!

Ну что же, девочки, урок продолжается. Сами напросились.

Я деланно вздохнул и откинулся на спинку стула, нацепив на лицо бесшабашную улыбку.

— Знаешь, солнце мое, пару месяцев назад меня ТОЖЕ одна шалава загадала…

«Тоже». Ключевое слово. Чтобы расставить акценты. Господи, почему я так нервно на подобное реагирую? Здесь другие реалии, а я…

…А может только так и надо? Хоть где?

Девочка от моего «тоже» дернулась, но удержалась. Тишина же вокруг зазвенела.

— Загадала другой шалаве, — продолжил я как ни в чем не бывало. — Которая должна была залезть ко мне в постель. Эту, вторую, я смешал с дерьмом на глазах у всей школы, но до первой, к сожалению, добраться не успел. Знаешь в чем ваше отличие? Они играли в «лотерею». Вы же — в карты. Только и всего. И там и там вы загадываете, и там и там вы — шалавы. Не проститутки, не шлюхи, опустившиеся шалавы. У которых нет ни грамма самоуважения.

По залу прошел ропот, но возразить мне было нечего. Я попал. И был бы удивлен, если бы это было не так.

— Та, вторая, до которой у меня дошли руки, поняла, как низко пала. К счастью. И изменилась. Хотя с умишком у нее были явные накладки. У тебя же с мозгами все в порядке, ты ей сто очков форы дашь, но к сожалению, понять то, что поняла она, тебе будет гораздо сложнее. Именно поэтому. А значит, мой тебе совет — не играй. Просто не играй. Или играй с теми, кого знаешь, и кто не подставит тебя так, как сейчас. А иначе, зайка, о тебя будут вытирать ноги, и гораздо сильнее, чем я вытер сейчас. Извини.

Я встал и вышел, деактивировав и свернув в капсулы все накопители. Выходя в дверь, заметил, как по ее лицу текут слезы. Все остальные сидели, задумавшись, в полном молчании. Что ж, думайте девочки, думайте.

* * *

— Ну, здравствуй-здравствуй, Ангелито!

Я поднял голову, отрываясь от визора, на котором усердно выводил конспект сегодняшнего занятия по теории оружия. Сама запись урока звучала у меня в ушах, но если надо хорошо все запомнить, обязательно нужно конспектировать — на слух запоминается менее пятнадцати процентов информации. Так и есть, Белоснежка, и не одна.

Я свернул визор в капсулу, обреченно вздохнул и откинулся на спинку дивана. По понятным причинам сидел я не в общей зале, где все занимаются, а в одной из соседствующих с ней небольших библиотек, выжидая, когда всё утихнет. Что это будет не сегодня — однозначно, но я рассчитывал минимум на пару дней. Однако, меня нашли сами, хотя поводов к этому вроде бы нет — вчерашний инцидент вчера же и был исчерпан.

Их было пятеро, почти все из разных подразделений, минимум из трех. То есть Белоснежка, придвинувшая стул и севшая напротив, будет говорить не только от своего имени. Остальные девочки разошлись по комнате, кто сев на другие диваны, кто встав, прислонившись к стенкам и шкафам, заняв пространство вокруг меня. Ну-ну, девочки, что дальше? Я и с одной Белоснежкой не справлюсь, к чему такое силовое прикрытие?

Однако «прикрытие» агрессии не проявляло, скорее выполняя роль массовки, повышая своим присутствием статус переговоров. Сама же севшая напротив мулатка сначала молчала, выжидательно прищурившись, затем подалась вперед, нарушая затянувшуюся паузу:

— Хуанито, что ты хочешь? Зачем ты сюда пришел?

— Не понимаю сути вопроса, — почти честно ответил я. Правда, не понимаю, к чему этот цирк.

— Ты мог вчера ее уничтожить. Или, как ты говоришь, «смешать с дерьмом». Я посмотрела ваш разговор в записи, видела. Но не сделал этого.

— Она мне не враг, — признался я, разводя руками. — Но мне не нравится, когда меня используют в собственных разборках, как какой-то презерватив. Я не бомж с окрестностей Санта-Марты, чтоб меня загадывать.

— Я поняла. И именно поэтому удивлена, что ты ее не унизил, не наказал. Она была не права, как и та, что тебя загадала, и ты мог спокойно это сделать. Имел право. Но ты не сделал.

— И тебя гложет вопрос, почему?

Она кивнула.

— Не хочу иметь врагов. Достаточный аргумент? Я не Эдуардо, пойми. И даже не родственник королевы. Я — сам по себе. Вы не принимаете меня, но это не значит, что я из другой касты.

Она задумалась.

— Ты ведешь себя неправильно. Мальчик не должен вести себя так.

— А я вообще никому ничего не должен! — зло воскликнул я.

Подействовало. Она вздохнула.

— Не заводись, я хочу тебе помочь. Помочь нам понять друг друга.

— Нам?

— Нам. Тебе и нам, девчонкам.

— С чего бы такой альтруизм?

— Ты ее не уничтожил, — повторилась она. — И для меня это значит многое. Но ты ведешь себя неправильно, провоцируешь на агрессию, на негатив. Ты сам держишь всех на расстоянии, показывая, какой ты святоша, а вокруг — поганое низкородное быдло, недостойное твоей высокой персоны. Что, не так?

Я рассмеялся от души. Но за смехом замаячили достаточно серьезные вопросы, которые озадачивали, и от которых веселиться не хотелось совершенно.

— Ты так и не сказала, почему вы здесь и для чего это всё. Кого ты представляешь? — окинул я стоящих вокруг четырех ее подруг.

— Всех. Всех адекватных. Твое поведение многое здесь нарушило, и девчонки не хотят, чтоб наши порядки окончательно сошли с рельсов. Мы или должны найти с тобой общий язык, понять, как нам общаться, или выжить тебя.

— Выжить? — Я вновь хотел рассмеяться, но не стал. Слишком серьезно звучало. — А как же Совет и его решения?

— Совет сам по себе. Мы — сами. Мы не можем саботировать приказы, но у нас хватает и своих рычагов воздействия. Например, мы можем изолировать тебя, чтоб ты остался в одиночестве. И ни один Совет не сможет этому помешать. Тогда они сами вышвырнут тебя, «переведут на другую работу». Не веришь?

Поверил. По ее глазам.

— И давно у вас такая власть?

Ответ мне новую планету не открыл.

— С момента ухода Эдуардо. Мы решили, что заставим считаться с собой, пусть даже перед нами будет принц крови.

— Странно, что вас с такими замашками не разогнали… — заметил я и задумался.

Да уж, налицо классический «профсоюз». Руководство само по себе, «профсоюз» сам по себе. Профсоюз не оспаривает приказы руководства, он всего лишь защищает своих членов от непривычных угроз, вроде принцев крови, сваливающихся на них с неба, чтобы пройти свою службу. Возможно, решает попутно иные мелкие вопросы. А Совет… Совету это не выгодно, но он особо не мешает — власти у «профсоюза» все равно нет. Зато девочки играют в демократию, а дать им поиграться, почувствовать себя свободнее, офицерам на руку. Все-таки, корпус задекларирован, как военная демократия, почему нет?

И надо находить общий язык с «профсоюзом», обязательно. Пускай у него нет официальной власти, пускай, возможно, в него входят не все члены этого сообщества, но они могут сильно осложнить жизнь, если оставить дело на самотек. Они настроены в штыки, с первого дня, и если бы я вчера «смешал» ту девочку «с дерьмом», это было бы воспринято как нормальное начало давно планировавшихся боевых действий, к которым все были готовы. А что такое боевые действия в женском коллективе? Уже увидел, знаю. Нет, не заподлянки, не встречи «за углом» с кулаками. И даже не полное игнорирование, как она только что обрисовала. Это яд, сочащийся ото всюду, подлости, которые делают тебе вслед, улыбаясь в глаза; это милый щебет с тобой, переходящий в насмешки, когда ты отвернешься. И, соответственно, полное отсутствие какого бы то ни было авторитета.

А значит, этот путь неприемлем. Да, я не стану главой корпуса. Но об этом знаем наверняка лишь я и королева. Да и та, скорее всего, будет использовать меня так, чтобы тень корпуса незримо висела за моими плечами. То есть, я в любом случае должен стать своим, хотя бы в какой-то мере, иначе путь наверх мне будет заказан. Ну, во всяком случае, самый легкий из возможных, который взяли на прицел королева и офицеры.

Я снова вздохнул и посмотрел ей в глаза. Что ж, раз так — играем в открытую.

— Знаешь…

Закончить я не успел — в библиотеку вломились двое «морпехов» с голубыми повязками. «Старые девы», взрослые тетки, завершающие контракт, но иных «морпехами» тут не ставят. Вошли быстро, придерживая руками притороченное за спиной оружие, тяжело дыша — было видно, что спешили. И, естественно, стали центром внимания всех, кто до этого находился в помещении.

— Все в порядке?

Вопрос предназначался всем нам, но я предоставил отвечать Белоснежке. Та развернулась и скупо выдавила:

— Да, разумеется. Все в порядке.

— Тогда что здесь происходит?

Я тем временем осмотрел верхнюю часть стен. Где-то здесь есть камеры. Впрочем, они есть везде, в каждом помещении, это не нонсенс. Просто с пульта в диспетчерской кто-то увидел приход девочек сюда и посчитал это актом агрессии. А акты агрессии здесь пресекаются жестко.

— Все нормально, просто сидим, разговариваем, — продолжила мулатка извиняющимся голосом.

— Хуан? — Взгляд на меня.

Я подтвердил:

— Да, просто разговариваем. Мосты наводим… — И внимательно посмотрел ей в глаза.

Она глаза опустила и что-то прошептала под нос.

— Ну, разговаривайте, разговаривайте… — поддержала второй «морпех». — Мы вам мешать не будем. — И обе сели на дальний диван, внимательно следя за развитием событий. — Марта, без глупостей!

Та обернулась и кивнула.

— Так точно!

Я понял, что говорить придется при них. Впрочем, где бы мы с Белоснежкой не говорили, мы всегда будем под прицелом камер, и в любом случае нужно разговаривать, не обращая внимания на окружающих. Все равно кто надо, тот и так послушает наши беседы.

— Марта, — назвал я ее по имени, — вы не правы в одном. Это не высокомерие. Я не считаю вас низшими существами. Может вам кажется иначе, но это не так. Я просто защищаюсь, пытаюсь не опустить себя в чужих глазах. А лучшая защита — нападение.

То же и с вашими девочками, которые вешаются напропалую. Я не хочу быть трофеем. Если бы кто-нибудь из них был искренен… — Я сделал многозначительную паузу. — …Все было бы по-другому. Никто бы не ломался. Ты понимаешь, о чем я. Больше всего шансов было у вашей подруги вчера. Она молодец. Но опять-таки, она была не искренняя. Это не высокомерие, просто я такой сам по себе, понимаешь?

Мулатка молчала.

— Я не знаю, что делать дальше и как нам жить. Но я не желаю здесь никому зла. И ни над кем не хочу ставить опытов. И не знаю, как донести это до остальных. Мои слова фильтруют, встречая в штыки, и что бы ни сказал… — Я сделал жест, означающий отрицание.

— Ты проходишь спецкурс. Не отрицай, это все знают! — воскликнула она, используя последний аргумент, видимо, козырный. — Тебя там учат нами манипулировать! Как куклами, тренажерами!

Мне снова захотелось рассмеяться, но я сдержался. Господи, никаких секретов! Ни в чём!

— Но пока я не использовал на вас ничего из того, что узнал.

— Пока да. А что будет дальше? — Она поежилась. Я же бросил косой взгляд в сторону — «морпехи» слушали нас с большим вниманием.

— Ты сам вчера убедился, наша подготовка оставляет желать лучшего, тебя готовят на порядок серьезнее. Мы просто не поймем, что ты делаешь, пока не станет поздно. А второй Эдуардо нам не нужен.

— Сильно насолил? — усмехнулся я.

Она промолчала.

— Ладно, Марта. Я обещаю, что не буду использовать полученные знания против вас. Не имею понятия откуда ты знаешь про мои уроки, но допущу, что знаешь про них всё. И обещаю, что ничто из изучаемого не уйдет дальше кабинета Катарины. Пока не выйду на волю, где и буду все это отрабатывать.

Это было смелое заявление. Потому, как и Катарина, и Мишель обязательно посмотрят запись этого разговора, раз уж даже «морпехи» здесь присутствуют. Ну что ж, пусть смотрят! Не жалко! Я отдаю отчет своим словам и поступкам. Не буду.

— Где гарантия? — усмехнулась она.

— Гарантия? — Я задумался. — Мое слово. И факт того, что если я захочу, я сделаю любую из вас даже без всяких сверхъестественных знаний.

— Не поняла? — вскинулась она. Я улыбнулся, задумав каверзу, горя желанием тут же ее опробовать.

— Я говорю, я и так, вот здесь, прямо сейчас, могу творить с вами, что хочу. Без всяких уроков Катарины. И никуда вы не денетесь.

Повисло удивленное молчание. Такой наглости они не ожидали.

— Я могу заставить вас плакать, — продолжил я. — Могу заставить смеяться. И вы будете моими с потрохами. И не делаю это только потому, что уже сказал — считаю вас равными, не хочу вбивать между нами клинья.

Она натужно рассмеялась:

— Смелое заявление, Хуанито! А не боишься?

— Чего?

— Что попросим продемонстрировать? Как будешь заставлять нас плакать?

В душе я возликовал — сработало! Червячок сомнений грыз, но я склонялся к мысли, что моя задумка все-таки сработает. Они — девочки из приюта, оторванные от жизни. IQ их немаленький — откровенно тупых тут отсеивают. И подготовку они проходят специфическую, с упором на быстроту и ловкость, а не обширные знания. Потому шансы у меня имелись.

— А хочешь? — вцепился я в нее взглядом. — Хотите? — поправился и обвел глазами ее товарок.

Все в недоумении молчали. Не ждали такого поворота. Я же был непоколебим. И это единственно выигрышная тактика. Пока я атакую, я не обороняюсь, а иначе решить проблему просто не получится. Любая защита с моей стороны в их представлении акт слабости. Только нападать! Пусть даже так, как я задумал — нападения бывают разные, главное результат.

— Давай, чего уж там! — озвучила общую мысль девочка, стоящая за моей спиной справа. Я обернулся к «морпехам» — они смотрели во все глаза, боясь что-то пропустить. И не возражали. Итак, публика в сборе.

Встал, вперевалку прошелся по библиотеке, собираясь с мыслями. Бил легкий мандраж, но он не имел со страхом ничего общего. Это было нечто вроде активации внутренних резервов, я готовился к битве, и организм так на это реагировал.

— Итак, я должен сделать так, чтобы вы плакали, используя только то, с чем пришел сюда, — начал я, формулируя задачу — на всякий случай. Потом они могут о ней не вспомнить. — Не употребляя ничего из арсенала воздействия на слабый пол, что здесь изучаю. — Я вновь выдержал паузу. Заинтригованы были все. — Итак, Джон Уэлш, «Монолог тряпичной куклы». Испанская классическая литература, рубеж XX–XXI веков, программа средней школы имени генерала Хуареса.

И я начал.

— «Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, я бы тогда, наверное, не говорил все, что думаю, но точно бы думал, что говорю. Я бы ценил вещи не за то, сколько они стоят, но за то, сколько они значат.

Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Я бы шел, пока все остальные стоят, не спал, пока другие спят. Я бы слушал, когда другие говорят, и как бы я наслаждался чудесным вкусом шоколадного мороженого!..»

Это была одна из редких вещей, которые мне нравились на ненавидимой «испанке». Написанная во время, когда испано- и португалоязычная литература были всего лишь одной из скромных составляющих мировой, причем не на первых ролях, и не были пронизаны духом последующего имперского высокомерия. Вещь душевная, и каждый, читая ее в первый раз, «загружается», экстраполируя написанное на себя и свою жизнь. А девчонки… Разумеется, они проходили «испанку» поверхностно, далеко от курса моей частной школы, и не могли даже приблизительно знать о подобных вещах. Сомневаюсь, что они знают, кто такой Кастаньеда или Коэльо, не говоря уже о более незначительных авторах. И теперь я читал им по памяти тот «грузовой» отрывок, используя весь дар выражения, отпущенный мне природой, пытаясь голосом и интонацией донести то, над чем они вряд ли когда задумывались и что вряд ли будет их интересовать ближайшие пару десятков лет. Но они были обречены, ибо они — женщины.

— «Всегда говори то, что чувствуешь, и делай, то, что думаешь. Если бы я знал, что сегодня в последний раз вижу тебя спящей, я бы крепко обнял тебя и молился Богу, чтобы он сделал меня твоим ангелом-хранителем. Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал тебя и позвал снова, чтобы дать тебе больше. Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на пленку все, что ты скажешь, чтобы слушать это еще и еще, бесконечно. Если бы я знал, что это последние минуты, когда я вижу тебя, я бы сказал: „Я люблю тебя“, и не предполагал, глупец, что ты это и так знаешь. Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам еще одну возможность, чтобы все исправить, но если я ошибаюсь, и сегодня это все, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду.»

Да-да, вот так. И я был бы удивлен, если бы у кого-то из них после этих слов не выступили слезы. И они начали выступать, сначала неохотно, потом все больше и больше, у одной, второй, третьей… Я же снова почувствовал дрожь: мои руки подрагивали, а кончики пальцев, прислони я их к столешнице, отбивали бы чечетку. Но я чувствовал подъем — он шел изнутри меня, рвался наружу. Я не мог хранить это в себе, и говорил, говорил… И я давал, если вспомнить озвученную ранее Камилле теорию. Это была победа, но надо было не просто победить, а уничтожить их, вогнать в землю — только тогда мне поверят и перестанут относиться, как к врагу. Я продолжал:

— «Сегодня, может быть, последний раз, когда ты видишь тех, кого любишь. Поэтому не жди чего-то, сделай это сегодня, так как если завтра не придет никогда, ты будешь сожалеть о том дне, когда у тебя не нашлось времени для одной улыбки, одного объятия, одного поцелуя, и когда ты был слишком занят, чтобы выполнить последнее желание. Поддерживай близких тебе людей, шепчи им на ухо, как они тебе нужны, люби их и обращайся с ними бережно, найди время для того, чтобы сказать: „мне жаль“, „прости меня“, „пожалуйста“ и „спасибо“ и все те слова любви, которые ты знаешь. Никто не запомнит тебя за твои мысли. Проси мудрости и силы, чтобы говорить о том, что чувствуешь. Покажи твоим друзьям, как они важны для тебя. Если ты не скажешь этого сегодня, завтра будет таким же, как вчера. И если ты этого не сделаешь никогда, ничто не будет иметь значения…»

Мощно. Эмоционально. И в точку. Они рискуют жизнью: некоторые охраняют главу государства, что само по себе опасно, некоторых кидают на выполнение различных спецопераций. И каждая из них уже прошла бессмысленный кровавый Полигон, цель которого до безобразия банальна — обагрить руки кровью, переступить через смерть. Никто из них не может с уверенностью сказать, что «завтра» точно придет, все ходят под богом. И кому, как не им, понять этот отрывок и сделать выводы?

Этот текст пришел в голову случайно, только что. И я рискнул, огорошив их, сыграв на эмоциях. И судя по установившейся в библиотеке звенящей тишине, не прогадал.

— Прости, Марта, — нарушил я паузу, выждав, примерно с минуту. Ее девочки зашевелились, как и «морпехи», посмотревшие на меня пустыми непонимающими глазами. — Я не считаю вас низшими существами. И обязуюсь никогда не применять против вас того, что может причинить вам вред или унизить.

Затем неспешно сгреб со стола капсулы и вышел, оставив их «довариваться в собственном соку». Рисков было два: первый — что они «не догонят», не поймут. В моей последней школе, например, с некоторыми такой фокус бы не прошел. Такими, как Долорес и ее бандой. Но к счастью, служа вербовки хлеб ест не зря, и все присутствующие оказались оделены природой в достаточной степени. И второй — что не вытяну я. Надо было не просто рассказать им байку из древности, но прочитать так, будто это я та самая тряпичная кукла. Но я смог, пускай мне на самом деле пришлось ею стать, прогнав весь текст через себя, через свою душу. Внутри меня колотило, я ощущал пустоту постэффекта… Но оно того стоило!

Девочки сидели в прострации и, кажется, не заметили моего ухода. «Морпехи» заметили, но уходить не спешили. Итак, сегодня я снова победил, расставив в общении с коллективом все точки над «i». Но плодов этой победы придется ждать еще какое-то время, это всплывет не сразу. Однако я не отчаиваюсь — там, где нельзя победить классическими методами, я буду сочинять что-то свое, новое, нестандартное, непривычное обывателям. Как сегодня. Потому, что только так у меня есть шанс — никакие стандартные «кабинетные» приемы не сработают. А сочинять… На фантазию я пока не жалуюсь. Посмотрим!..