– Сидишь?

Я кивнул и подобрался, указывая на место напротив.

– Входи.

Она была не одна. Их оказалось много, около двадцати человек. Вся бригада Белоснежки в полном составе и несколько сочувствующих из других подразделений, включая трех человек из диаспоры. С виноватым видом все расселись вокруг моего стола, за несколькими соседними, а так же по диванчикам и креслам вдоль стен.

– Мы отчего-то не сомневались, что найдем тебя в библиотеке, – усмехнулась мулатка. Я пожал плечами – мест, где мне хотелось бы быть, осталось не так много – выбор не большой.

– Новости есть?

Кивок.

– Все четверо признаны виновными, единогласно. Мораторий не приняли, шестью голосами против пяти.

Отчего она меня не удивила?

– Хуан, шестью против пяти! – воскликнула мулатка, обращая на эту цифру особое внимание. – Это же победа!

– Разве? – Из моей груди вырвалась горькая усмешка. – Не думаю, что 'сорок четвертые' с тобой согласятся.

– Но если бы не твое эмоциональное выступление, этих пяти голосов не было бы вообще! – не сдавалась она.

– Как и голосования по поводу моратория, – ядовито заметил я.

– Хуан, ты понимаешь, о чем я, – она недовольно фыркнула. – Ты навязал позицию, которая считалась неприемлемой пяти членам Совета, сукам из сук. Корпус никогда не щадил неудачников, а тут почти половина из них поддержала мораторий. Это победа, поверь!

– Кто именно голосовал, вам известно? – не стал спорить я. Она кивнула в ответ и начала перечислять, хотя теоретически это была информация не для общего пользования. Интересно, 'телеграф' появился одновременно с корпусом, как одна из естественных и неотделимых функций, или раньше? Ну явно не позже!

С первой названной сеньорой я не был знаком, однако остальные имена мне сказали о многом.

– Бестия. Норма. Марселла. И… Капитошка, – закончила она.

– Капитошка? – Кажется, челюсть моя отвисла.

– А что тут такого? – округлила глаза собеседница. – У нее что, не может быть своего мнения? Меня больше удивляет сеньора министр. Она, член команды королевы, и 'за'?..

Да, меня это тоже удивило. Но не настолько, чтобы раструсить навалившуюся меланхолию. Покачав головой, я задумался и ушел в себя, намекая девочкам, что хорошо, все понял, спасибо за поддержку, они свободны. Но они сделали вид, будто не поняли.

– Хуан, дальше что? – не выдержала мулатка спустя несколько долгих минут, и фоновый гул разговоров за ее спиной мгновенно стих.

– Что, 'дальше что'?

– Что будет дальше? – повторилась она. – Что собираешься делать?

– Делать? – Я усмехнулся. – Хороший вопрос. Не знаю. Могу только предположить, что будет в принципе. А будет одно из двух: либо их завтра расстреляют, либо не расстреляют.

И глядя на недоуменные мордашки, продолжил:

– Я тут помозговал, пока сидел, и пришел к выводу, что у них вышла неплохая постановка. И логичным ее завершением была бы амнистия. Личная королевская. Перед самым-самым расстрелом, когда наказующие поднимут винтовки. Если эта афера закончится без крови, это будет красивое решение, а они любят красивые решения.

– Значит, думаешь, все закончится благополучно? – У Марты-Белоснежки радостно заблестели глаза. И, кажется, не только у нее, но я тут же постарался развеять феерическое настроение.

– Думаю, нет. Это вероятно, но не факт, что они решат именно так.

– ???

– Смотрите сами, – усмехнулся я, – мой проект провален. Мне никогда не стать одним из вас – после пережитого навсегда останусь белой вороной. Уже говорил, я не принц, но это не так важно. Я буду вороной, из-за которой пожертвовали взводом ваших сослуживиц. Какие после этого могут быть перспективы? Кто согласиться доверяться мне, подставлять в бою спину?

И даже присяга не спасет. После нее останется стена отчуждения похлеще, чем у Паулы.

– То есть, в корпусе мне не место, – подвел я итог. – А зачем тогда 'прокачивать' мою персону именно здесь?

Девчонки молчали.

– Далее, мой взвод, моя команда. Девочки испугались, оказались банально не готовы к контакту. А я не смог подобрать к ним ключик. Дошло до того, что я стрелял в них, метал ножи, понимаете? Какие они 'свои' после этого? В своих не стреляют!

У нас нет перспектив, нет будущего, а значит, держать меня ради них так же нет смысла. Второй цели, ради которой сюда запихнули, я не достигнул, команды у меня нет.

– А 'пятнашка'? – задал кто-то вопрос из задних рядов.

– 'Пятнашка' – хранители, стража. – А для ИХ целей мне потребуются не совсем силовики. Скажем так, это должны быть люди с некоторыми уникальными способностями, в том числе паранормальными, и 'пятнадцатые' такое не потянут. Да и воспитывать их, подгонять под уровень, слишком долго – маленькие еще.

Вновь обвел всех глазами.

– Тогда что? Правильно, ничего. Гораздо больших успехов достигну на 'гражданке'. 'Мозговерт' прошел, самую сложную его часть, драться и стрелять умею. Организовать несколько занятий на нейронном ускорителе вне этих стен, найти грамотных инструкторов, подобрать толковую команду и спокойно ваять из меня то, что и собирались изначально. Что проще? Как вариант, запихнуть меня в военное училище – отличный выход!

В зале вновь поднялся шепот, переходящий в ропот. Я продолжил:

– Корпус мне не нужен, понимаете? Они хотели на меня посмотреть и посмотрели, хотели 'прокачать' первичные навыки, организовать курс молодого бойца – сделали это. И теперь с легким сердцем уберут. А девочек расстреляют, ибо сами видите, гайки закручены, личному составу указали место, остался последний штрих – чтобы не было прецедентов.

– А что, нельзя оставить тебя после расстрела? – задала вопрос одна из девочек лет восемнадцати-двадцати, самая младшая из присутствующих. В ее сторону тут же обернулось несколько иронично скривившихся мордашек.

– Сколько по-твоему ЧАСОВ после этого я проживу? – фыркнул я. Она не смутилась.

– Но ты же был против! И все это видели! Ты защищал их! – возмущалась она, и возмущалась искренне. Я лишь горько усмехнулся.

– Поверь, после привода приговора в исполнение это не будет играть никакой роли. Их кровь ляжет на меня, как на первопричину всего действа.

– Мы с тобой, Хуан! – выкрикнул кто-то, вновь поднялся ободряющий ропот. Марта-Белоснежка пересела поближе, на мой диван, и сжала руку.

– Хуан, не бойся! Мы попытаемся защитить тебя! Чего бы это ни стоило! Поговорим с остальными, объясним ситуацию…

Я даже не стал отвечать. Лишь глубокомысленно скривился. Она поняла, убрала руку и опустила голову.

– Все равно, не переживай. Иди с легким сердцем. Мы знаем, что к чему, и всегда будем помнить. А потом, через время, если тебе понадобится помощь…

– Не надо мне никакой помощи! – взорвался я и вскочил. – Вы хороните их! Хороните раньше времени! А я не могу так! Я еще не сдался, буду бороться!

– Их приговорил совет офицеров в полном составе! – тоже вскочила и заорала Марта в ответ. – Да, мы похоронили! Потому, что знаем, что это такое! Ты тут полгода, а мы с тринадцати лет, и видели побольше тебя!

Повисла зловещая пауза. Наконец, сообразив, что так только хуже, она продолжила тише, опускаясь на место:

– Если их приговорили – их расстреляют, и им плевать на твою борьбу.

Я опустился следом. Обхватил колени, до боли сжав кулаки. Начался приступ, мой вечный спутник, однако сейчас он ничем, совершенно ничем не мог помочь. Кажется, я даже рычал, но, слава богу, ни на кого не набросился.

Минут через пять отпустило. Девчонки не вмешивались, не трогали, лишь молча наблюдали с вытаращенными глазами.

– Все в порядке? – участливо спросила Белоснежка, когда я опустил ноги и бессильно откинулся на спинку.

– Да, уже лучше. Извини, ты права. Я маленький выпендристый мальчик, так и не научившийся проигрывать.

Она молчала, чувствуя, что надо дать выговориться.

– Понимаешь, я, действительно, Веласкес, – понесло вдруг меня. Никогда в жизни не позволял себе такого, и, наверное, не позволю. Но это были именно СВОИ девочки. Те, кто пришел поддержать в трудную минуту ради того, чтобы именно поддержать, а не позлорадствовать или за чем-то другим. Хотя для большинства из них я никто – не служил с ними, не ходил в наряды, не стоял в карауле. Само собой, не участвовал в боевых операциях. А со взводом мулатки даже успел немного поцапаться. Но именно они пришли сюда, тогда как другие, более близкие, нет.

– Приступы у меня были всегда, сколько себя помню, – продолжил я. – В детстве, конечно, не такие сильные, но мама из-за меня помучалась. В школе тоже, но школа в рабочем районе это не серьезно. Однако, я даже на учете нигде не стоял, понимаете? Кто-то могущественный всячески ограждал меня от лишних неприятностей из-за наследственности.

А потом была частная школа. Чтобы попасть туда с моим заболеванием… – Я глубоко вздохнул. – Сами понимаете, кто там учится и какой там контроль. Но я попал, и это вновь нигде не всплыло – вновь кто-то прикрыл. Ресурсов моей мамы на такое не хватит – нет у нее никаких ресурсов!

– А еще кто-то нам деньги подкидывал, – из груди вырвался смешок. – Всегда, всю мою жизнь. Понемногу, совсем по чуть-чуть, но каждый месяц. И я всегда знал, чтобы ни случилось, этот таинственный некто вытащит из любой передряги.

Нет, ситуаций, необходимости для этого не было, не поймите неправильно, – оговорился я. – Все, что со мной случалось, я всегда разруливал сам. Даже когда с другом загремели в 'кутузку' за драку с марсианами. Но где-то на уровне подсознания спокойно лез на рожон, зная, что тылы у меня прикрытые, вытащат. Я не безрассудно смелый, как говорит Жанка, 'рубаха-парень', просто я обладал информацией, которой не обладали мои потенциальные противники.

То же произошло и в школе. Когда прижало, я заставил маму связаться с этими родственничками и решить проблему с отчислением. Как это произошло, кто какие струнки задел – не знаю, но сами подумайте, королевы просто так в проблемные школы с бухты-барахты не срываются. Да, попиарилась она там хорошо, и ее реформа очки заработала, получила зеленый свет, но на уровне главы государства такие дела за одну ночь не делаются, согласитесь?

Девчонки кивали. Молча слушали и кивали. Я же подвел итог:

– Таким образом, все мои проблемы всегда решались, и я всегда знал, что они решатся. Единственный раз, когда этого не произошло, я совершил безумство – пришел к вам вербоваться. Безумство, да, но вновь сработало, и больше чем уверен, таинственные струны в момент рассмотрения дела о моем принятии где-то беззвучно звенели. Не берут к вам мальчиков, хоть семи пядей во лбу! А меня взяли.

С этим девчонки согласились, закивали – дескать, наконец, признал то, что они 'и так давно знали'. Да уж, наконец-то!

– А сегодня я проиграл, понимаете? Всухую. И за спиной нет никого могущественного, кто поможет, вытащит, возьмет часть проблем на себя. Сегодня я сполна расплатился за самоуверенность всех минувших лет. Но самое страшное, завтра за нее расплатятся девчонки.

– Ты не виноват в этом, они ведь сами хотели убить тебя, – попыталась возразить Белоснежка, но я покачал головой.

– Они запутались. Всего лишь. Они не злые, Марта. Вот Толстый – да, злой. И его дружки. С ними я выходил драться совсем с другим сердцем. А это… Дурочки! Просто дурочки, которых подвели к черте! Во многом, кстати, из-за необходимости протестировать мою персону на соответствие ИХ стандартам. Так что как ни крути, косвенно вина все равно ляжет на меня. Нет, Марта, я не могу так.

– Ты не виноват, Хуан, – попыталась возразить она, но наша беседа была грубым образом прервана. Сзади Марты, со стороны входа в библиотеку, вошли двое с… Скажем так, взволнованным решительным видом. Все перевели глаза на гостей.

– Добрый вечер, – кивнул я. Кто-то из девчонок за столом освободил им место, как вестникам важных новостей. Я выжидательно прищурился.

– Хуан, – смущаясь, начала Жанка, – мы тут это…

– Девочки на побегушках, – сформулировал я то, что она стеснялась сказать. Жанка кивнула.

– Можно сказать и так. Мы все, абсолютно все, следили за процессом… И я это…

– Давай к сути, – хмыкнул я. Не хватало еще ставить ее в неловкое положение.

– Вот. – Она кивнула напарнице из своего взвода и та протянула мне пластиковый конверт. Я открыл его, вытащил на свет лист бумаги с подписями и печатями.

– Что это? – вытянулась Марта. Я усмехнулся.

– То, о чем мы говорили. Пропуск. На выход с вещами. На шесть утра завтрашнего дня. Обязательно при всех отдавать было?

Жанка пожала плечами.

– На этот счет распоряжений не было. Сказали просто, отдать.

Интересно все присутствующие застыли с раскрытыми ртами, или только я?

– То, о чем я только что говорил, – обратился я к сидящей рядом мулатке. – Меня забирают, девочек расстреливают.

– Хуан, мы это… – вновь попробовала что-то сказать Жанка, но я не дал.

– Я все понимаю. От вас мало что зависит. А что дальше делать они не сказали?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет. Велели передать и все. Внизу подпись королевы, бумажка действительная.

– Вижу, – задумчиво хмыкнул я. – И что, королева, ничего не сказала? Не просила передать?

– Нет. – Вновь покачивание головы.

– Что будешь делать? – пришла в себя Белоснежка.

– Ничего.

– То есть, как? – не поняла она. А с нею и все присутствующие, включая хранителей.

– Вот так. – Я пожал плечами.

– Но это же приказ королевы!

– Это УВОЛЬНИТЕЛЬНАЯ с подписью королевы, – не согласился я. – А если останусь? – спросил я у них. Теперь плечами пожала Жанка.

– У меня никаких инструкций нет. Сказали, попробовать тебя уговорить, но ты вроде и так не маленький, должен сам понимать. Их расстреливать будут, твое присутствие там… Мягко говоря…

– Да уж! – Из моей груди вновь вырвался вздох. – Пропуска на вход, после этого, естественно, нет, – обратился я скорее сам к себе, но окружающие подумали, что к ним. Жанка покачала головой и уткнулась в столешницу.

– Ты же понимаешь…

– Я остаюсь, – жестко заявил я, демонстративно вложил пропуск обратно в конверт, перегнулся через стол и придвинул его к 'русской принцессе'. – Так и передайте.

– Хуан!.. – Жанка замерла с открытым ртом – такой глупости не ждала.

– Я все сказал, свободны.

Сам не знаю, откуда во мне взялись силы, но состояние отрешенности, в котором находился, вдруг резко сменилось новой песнью борьбы. Я шел против, как шел не раз и не два до этого. Как обычно, как всегда. Да, за моей спиной больше нет таинственных сил, но я НЕ УМЕЮ сдаваться.

– То есть, так и передать?.. – все еще надеялась, что неправильно поняла Жанка. Я кивнул.

– Да, так и передай.

Из ее груди вырвался обреченный вздох, они переглянулись с напарницей, молча встали и вышли.

– А не делаешь ли ты ошибку? – сформулировала вопрос, читающийся у всех на лицах, Белоснежка. Я отрицательно покачал головой.

– Мне надо пройтись. Будете сидеть, ждать новостей? – Пальцы активировали перед лицом козырек визора и вывели меню связи. Девчонки начали вразнобой кивать.

– Конечно! – вновь за всех ответила мулатка. Кажется, сегодня ночью не спать будут многие.

Пальцы тем временем вызвали службу коротких сообщений и на завихренном мини-планшете отбили вопрос: 'Можно на минутку?'

Ответ пришел почти сразу, секунд через десять.

'Заходи'.

Когда я вышел в межсекционный коридор, меня догнал еще один персонаж текущего действа, но, в отличие от неопытной и разрывающейся меж двух огней, Жанки, обладающий и полномочиями, и желанием их использовать.

– Стой!

Обернулся. Она догнала меня, и, схватив за грудки, прижала к стене. Во всяком случае, попыталась.

– Ты что делаешь, muchacho? Покрасоваться перед девочками захотелось, какой ты крутой и несогласный?

Я с силой отпихнул ее, приводя этим в себя.

– Отвали! Тебе какое дело?

– Это я должна была уговорить тебя воспользоваться пропуском. Но я убедила, что я – не лучшая кандидатура.

– Хоть здесь у тебя мозги работают! – усмехнулся я ей. Оливия, а это была она, не смутилась.

– Язви. Только сейчас ты возьмешь ЭТО, а завтра с утра воспользуешься им. Предварительно собрав вещи. Что не унесешь – передадут потом девчонки Кассандры. Все ясно?

Я отрицательно покачал головой.

– Я остаюсь.

– Дурак! – закричала она. – Думаешь, они не знают, что ты хочешь сделать? Да, они дадут тебе выпендриться, устроить дебош перед казнью, но они ГОТОВЫ к этому! Тебя скрутят и вышвырнут! Ничего ты не добьешься, только усугубишь!

– Показав, что не хочу казни?

– Показав лицемерие! Как делаешь вид, что не хочешь казни тех, кто пытался убить тебя и твою мать! И что тебя все-таки надо грохнуть, не только из чистой мести, а чтоб неповадно было!

На такое я и ответить ничего не смог.

– Лив, можно тебя так называть? – вспомнил я обращение к ней, когда приходил в себя на татами. – Лив, тебе до этого какое дело?

Она замялась. Я уставился ей в лицо и выжидательно молчал. И она сдалась.

– Мы все-таки будем работать вместе, в любом случае, при любом сценарии. Не спрашивай меня подробности, я не могу отвечать, но ты…

– …Избран, как подушка для ее высочества инфанты. Или ее сестры, если с первой не получится. Не красней, я уже давно догадался.

Она вздохнула с видимым облегчением.

– Когда всё образуется, они продолжат. Что это будет, не знаю, честно. Ходят слухи о королевском флотском училище, но это только слухи. А потом мы продолжим, приступим к основной фазе.

– А где гарантия, что они не грохнут меня… Там? После?

– Ты не будешь маячить на глазах, не будешь пытаться быть одним из них. Будешь ТАМ. А там – это там. В конце концов, 'сорок четвертые' пытались убить тебя. Эмоции схлынут и всё нормализуется, войдет в русло. А если останешься, только усугубишь, и закончится это плохо.

Она сделала паузу.

– Я не могу говорить, Хуан, но ты важен. Ты даже не догадываешься, насколько. Не надо рисковать. Это глупый риск, из такого дерьма тебе не выплыть.

Из моей груди вырвался смешок.

– Почему просто пропуск? Не приказ?

Оливия покачала головой.

– Не знаю. Говорят, ОНА не хочет неволить. Юридически ты как бы уйдешь сам, а это для ваших будущих отношений важно.

Пауза.

– Хуан, не спрашивай, там наверху разброд. Лея давит на офицеров, гнет свою линию насчет тебя, а они не хотят этого исполнять. Но и сами ничего предложить не могут. Могу сказать только, что она до сих пор верила в тебя, что ты выкрутишься. До последнего. Даже когда убили Рыбу. А теперь подписала тебе пропуск. Не глупи, Хуан. В шесть буду ждать тебя за гермозатвором шлюза главного входа, подброшу до дома, тогда и поговорим обо всем, что попытаюсь нарыть за сегодняшнюю ночь. Но сейчас просто поверь мне, как врагу – враг всегда объективнее друга – уходи. Не делай глупостей.

Ее рука силой вложила пластиковый конверт в мою ладонь, другой рукой сжала ее.

– До утра!

И пошла по коридору в обратном направлении. На душе играли кошки, царапая аргументом: 'Враг всегда объективнее друга'. Да уж, это точно! Предстоящий разговор с Мишель тет-а-тет приобретал все большую и большую важность.

* * *

Гермозатвор поднялся, я вошел. И тут же попал под перекрестье взглядов аж пяти пар глаз – всех сеньор 'решающих'. М-да, главное вовремя! Стол по давней традиции хозяйки кабинета был уставлен всевозможными сладкими яствами, в середине его возвышался горячий фарфоровый чайник, а из чашек шел невообразимый букет ароматов, причем из всех разный.

– Доброй ночи! – вежливо склонил я голову. Мишель, сидящая во главе стола, кивнула на другой его конец.

– Ты хотел поговорить?

Я кивнул. Сел. Выдержал паузу.

– Почему вы не ввели мораторий? – решил начать я со 'свойской' претензии. А что, обстановка душевная, располагает…

Брови всех присутствующих удивленно взметнулись вверх – не ожидали такой наглости. Однако я был не тем человеком, которого они могли просто так послать куда подальше. Я – ИХ проект, и все прекрасно это понимали.

– Зачем? – усмехнулась Мишель, моя теоретически любовница, принимая правила игры. – Смысл? Ну, введем. Повесим большой дамоклов меч, и над ними, и над тобой. Проблема же этим не решится.

– Но проблема…

– Хуан, – вежливо, но жестко отрезала пришедшая в себя сеньора Гарсия, – они напали на тебя, и более того, напали на твою знакомую Афину, полноправную представительницу этого заведения. Которая выжила только благодаря случайности. Если мы простим, спустим это, создадим нехороший прецедент. Мы и так поступаем с ее взводом не очень порядочно, не стоит нагнетать атмосферу. А потом и другие недовольные подтянутся.

– То есть, они будут расстреляны в любом случае, – констатировал я. Она кивнула.

– Так надо. А все твои изыскания по их спасению, во-первых, глупы, во-вторых, непонятны.

– Это чувство вины, – покровительственно улыбнулась ее высочество. От нее веяло добродушием – было видно, приняли сеньоры не только по чашечке чая. Однако, 'не чая' совсем чуть-чуть, лишь ослабить напряжение после такого эмоционального мероприятия, как прошедший трибунал. – Косвенно он считает себя причастным, их 'слили' для его тестирования. Вот и нервничает.

Сеньорины повесили на лица улыбки разной степени ироничности. К горлу подступил ком.

– Хуан, – вздохнув, начала увещевать Сирена, – ты не прав. Мы использовали лишь их слабости, недостатки. Которые при работе и статусе хранителя недопустимы. Понимаешь? – Я отрицательно покачал головой. – Не важно, кто они, не важно, что сделали мы, важно, как они в итоге себя повели. А повели недопустимым образом. И ты здесь совершенно ни при чем.

– С ними можно было работать, – продолжил гнуть я свою линию. – Изначально, подтягивая к вашим требованиям, а не толкая к проступку. Здесь же столько психологов!..

– А зачем? – вновь улыбнулась сеньора Гарсия. – Смысл? А как же естественный отбор? Как же показательные выступления для остальных? Где тогда возьмем наглядный пример для молодежи?

Mierda! Нашел с кем о гуманизме говорить! Я уткнулся в столешницу.

– Ты наливай, наливай себе! – кивнула Мишель. – Не стесняйся. Конфеты бери, варение… А может, чего покрепче, пару капель? Пока инструкторы не видят? – И лукаво подмигнула.

Не будь ситуация так раскалена, я бы рассмеялся, честное слово!

Поднял глаза, вновь окинул присутствующих цепким взглядом. Кажется, не так я и не угадал с тактикой – они действительно были свои, просто пока я не дорос до их круга. Сеньоры смотрели на меня без злобы, с интересом, и было видно, с удовольствием посидели бы и потрепались 'за жизнь', как взрослые мудрые тетушки с неразумным племянником. В том числе и с 'парой капель'. Возможно, в будущем нам придется тесно работать с каждой из них, с каждой мы будем на 'ты' и почти с каждой со временем примем эти пресловутые 'пару капель'. Но не сейчас. Сейчас даже чай не полезет в горло.

– Спасибо, не голоден, – покачал я головой. – А меня теперь куда? После их казни? Во флотское училище?

Они вопросительно переглянулись.

– Пока это не решенный вопрос, – вздохнула Сирена. – Будет видно. Но на завтрашнем мероприятии тебе присутствовать не рекомендуется – не обостряй. И так все на взводе. Тебе передали пропуск?

Я достал из внутреннего кармана конверт и положил перед собой на стол.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнула она. – Прямо к шести подходи к шлюзу, тебя будут ждать.

– А как же мои здесь успехи? – горько усмехнулся я. – Я ведь многого достиг! Бросить все это?

– Хуан, ты большой мальчик, – мило улыбнулась сеньора Гарсия, – и все понимаешь. Тебе не надо было мешать своим девочкам выполнить свою работу. За этот глупый порыв тебе теперь придется расплачиваться. И как это исправить мы думали, не знаем.

'Своим девочкам свою работу'. Кулаки мои непроизвольно сжались. Самое прискорбное, сеньоры были искренни, и честно не понимали моего поведения. Для них уничтожение проблемных 'сотрудников' дело обыденное, и такое желание вытащить из петли тех, кто пытался убить и меня, и близкого мне человека, вещь мягко говоря не укладывающаяся в их норму. Как и попытка не дать собственному взводу решить проблему.

– Неужели вы не понимаете, что так нельзя? – начал я старую песню, ни на что в общем, не надеясь. И закономерно был перебит:

– Это называется юношеский максимализм, – покровительственно улыбнулась Сирена. – Ты подрастешь и все поймешь. А пока положись на старших – поверь, так будет лучше.

Действительно, она права. Действительно, максимализм и так будет лучше. В ее системе координат. Но я не в ее системе, и от этого все проблемы.

– Мне нужна связь с королевой, – выдавил я, чувствуя, как захлестывает волна протеста против чуждых мне ценностей. Пока еще чуждых. – Я понимаю, что не принял присягу, но ввиду серьезности ситуации прошу сделать исключение.

Разговор с королевой – это самое мудрое, что я придумал, сидя в библиотеке, пока заседание трибунала шло к концу. Надежда оставалась только на то, что она не такая, что ее удастся переубедить. Все-таки не стоит недооценивать влияние сеньора. Однако, надежда эта была сродни соломинке, за которую хватается утопающий.

Сеньоры вновь переглянулись, сказав друг другу что-то одними глазами, после чего Мишель вздохнула, и, активировав перед лицом вихрь, выбрала один из пунктов меню. Стена сбоку от меня подернулась рябью, но изображение пока не появилось.

– Ты еще у себя? – обратилась она к неведомому мне собеседнику. Ответ шел ей непосредственно в уши. – Нет, все хорошо. Тут с тобой хочет поговорить один наш общий знакомый… И мы думаем, разговор пойдет ему на пользу. А кто ж еще! Да, соединяю.

Через секунду передо мной во всю стену предстало изображение ее величества, сидящей за своим рабочим столом в строгом деловом костюме. Вид у нее был усталый, замученный, лоб пересекла морщинка, а под глазами прописались круги – к разговорам с посторонними она явно не готовилась. Обратная связь включилась одновременно, потому, что увидев меня, ее величество расплылась в улыбке.

– Здравствуй, здравствуй, Хуан! Чем-то могу помочь?

– Да, ваше величество. – Я кивнул. – Вы знаете, сегодня был…

– Трибунал? – Она хмыкнула, откинулась на спинку кресла, готовясь внимательно слушать. – Да, я следила за его ходом. И внимательно выслушала твое выступление. Браво, очень эмоционально. Меня тронуло.

Сказано было без тени ехидства, просто как констатация.

– Тогда вы все знаете и должны меня понять, – чуть подался вперед я. – Ваше величество, введите, пожалуйста, мораторий на их казнь. Хотя бы на время.

– А что изменится после этого времени? – она тоже задала вопрос, на который я так и не смог найти ответа. Чувствовал, что надо подождать хотя бы несколько дней, но объяснить свои ощущения не мог. Оттого лишь виновато опустил голову.

– То есть, я должна просто так, без веских причин, ввести мораторий на исполнение приговора, – добавила она в голос сталь, – вынесенного советом офицеров в полном составе? Ты хочешь попросить меня об этом?

– Да, ваше величество… – Я был готов провалиться сквозь землю.

– Зачем? – Она усмехнулась. – Эти девочки совершили преступление, их приговорили. Отсрочкой, а тем более амнистией я уроню авторитет тех, кто вынес этот приговор, поставлю его под сомнение. А это недопустимо, Хуан. Как человек, которому придется заниматься политикой, ты должен был понять это прежде, чем пытаться установить со мной связь.

– Меня убьют, – с жаром воскликнул я, вскидывая голову. – Кто-нибудь из местных. Посчитает, что их кровь на моих руках!..

– Я знаю. – Она кивнула. – И мы сделали все возможное, чтобы от этого уйти.

Повисла пауза, во время которой ее взгляд пригвоздил меня, а сам я снова чуть не провалился.

– То есть, по твоей логике, – вновь продолжила давить она, – я должна создать прецедент ради тебя? Ради человека, не захотевшего решать проблемы, когда их можно было решить?

Я покачал головой.

– Нет. Просто… Так нельзя, ваше величество. Так нельзя поступать со своими людьми, со своими вассалами. Их подвели к черте. Если бы их казнили за совершенные ошибки БЕЗ манипулирования… А так этой казнью вы в гораздо большей степени роняете авторитет Совета, ибо именно его члены разработали и осуществили операцию. Это нужно в первую очередь им, а так же вам, как сеньору.

Королева вздохнула.

– Хуан, я не хочу с тобой спорить. Я не хочу ни с кем спорить. У меня есть люди, достаточно компетентные для принятия подобных решений, и они единогласно постановили, твои девочки виновны. Так же было принято решение не вводить мораторий, шестью голосами против пяти. Я уважаю голоса тех, до кого тебе удалось достучаться, кого ты смог убедить, но шестеро членов Совета проголосовало против, и их голоса я тоже уважаю. Извини. Это все?

Вот тебе и соломинка! Захотелось выматериться.

– Понтий Пилат. 'Я умываю руки', – ехидно процитировал я, но как-то грустно, без издевки. Она улыбнулась.

– Не совсем. Если бы возникла обоснованная необходимость в этом решении, я приняла бы его. Но таких оснований нет, есть лишь твои собственные эмоции. Так что извини, Хуан, предлагаю закрыть эту тему. Что-нибудь еще?

Я утвердительно кивнул.

– Что будет со мной? Вы планируете… Как-то заниматься мною дальше?

По ее лицу было видно, что она чуть не рассмеялась. Да, планирует, и вопрос этот для нее глупый.

– Планирую. Но как именно – пока не знаю. У меня есть люди, которым поручено об этом думать, и повторюсь, я доверяю их профессионализму. И мне не кажется, что от тебя целенаправленно будут что-то скрывать, когда появится ясность.

Что ж, логично.

– А что, если я останусь в корпусе? Несмотря на риск? – пошел я ва-банк.

Она задумалась, по лицу ее пробежала тень, но держать себя в руках эта женщина умела, я не смог прочесть по ее лицу ничего.

– Ты же понимаешь, это опасно? – наконец, выдавила она с напряжением в голосе.

– Понимаю, ваше величество. Но все-таки? Вы вышвырните меня, издадите приказ, или дадите возможность попытаться решить проблемы самому?

Вздох.

– Хуан, ты не мой сын Эдуардо, и проходишь не краткий курс молодого бойца. Ты пришел сюда официально, прошел тесты, и тебя официально же приняли. Если захочешь остаться – я не властна, пробуй. Но по-человечески делать этого не советую.

Я удовлетворенно кивнул.

– Спасибо, ваше величество. За доверие.

– Теперь все? – криво улыбнулась она. Я так и не понял, осталась она довольна этим моим решением или нет? Ждала его или не очень? То мне казалось, что да, именно этого поступка она и ждала, то наоборот, что я разочаровал ее. Эх, где вы, уроки Катарины! Как же все сложно!

– Теперь все. – Я склонил голову. – Извините, что побеспокоил.

Она улыбнулась.

– Ничего страшного. Иногда такие разговоры просто необходимы. Удачи тебе, мне кажется, ближайшее время она тебе понадобится!

Связь разорвалась. Я перевел глаза на внимательно за всем наблюдавших сеньор офицеров. Сеньоры молчали.

Молчал и я, собираясь с мыслями. Что ж, решение принято, но осталась последняя попытка решить дело миром. Так сказать, последний заход на логово врага.

– Прошу простить мою фамильярность, – начал я, усмехнувшись. – Сеньоры доверенные, наделенные полномочиями, разрешите озвучить вам мое предложение… Как сказал бы Виктор Кампос, финальное?

Они улыбнулись, заинтересовались. Хорошо.

– Суть предложения такова. Давайте сделаем следующее: я беру на себя взвод Камиллы, договорюсь с ними, чтобы не было никакого 'прецедента' и претензий, вы же вводите мораторий на казнь и отсылаете провинившихся черту на кулички, пока рак на горе не свистнет.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями. Не перегнуть бы палку раньше времени!

– Что это даст? – Усмешка. – Я, без встрясок, в полной мере прохожу ваш курс молодого бойца, изучаю необходимые дисциплины и через год, как запланировано, перехожу на следующий уровень обучения. Вы же получаете меня на следующем уровне подготовки без эксцессов и обид на ваши персоны, готового не просто работать, а впахивать, как папа Карло. На благо ее величество и дело корпуса.

– А не слишком много на себя берешь? – скривилась Железная Сеньора. От остальных присутствующих повеяло холодом – видно, не привыкли еще к моей патологической наглости. Я усмехнулся в ответ.

– Никак нет, сеньора полковник. Вы же получаете в итоге больше меня. Вы получаете полностью дрессированный и подготовленный в срок объект воздействия, который под вашим чутким руководством нахрапом влезет в Большую Политику, претворяя в жизнь ваши заветные планы овладевания миром. Оттрахает ваших принцесс, сделает из них контролируемых вами кукол, пардон, политических фигур…

Кажется, челюсти у сеньор отвисли, во всяком случае у Сирены, принцессы Алисии и сеньоры Сервантес. Мишель, худо-бедно знающая, на какие выходки я способен, лишь лукаво улыбнулась, а сеньора Гарсия так и осталась эталоном невозмутимости – прошла слишком хорошую подготовку.

– Что получаю я? – продолжил я и снова усмехнулся. – Я получаю жизнь, а так же возможность спокойно, без встрясок доучиться и закончить программу подготовки. И сформировать-таки себе команду на будущее, ибо наработки есть, мне просто нужно время для реализации. На воле всего этого я не сделаю, останусь весь такой злой, недовольный и разобиженный на ваши персоны, лишенный местных, давайте говорить честно, немаленьких уникальных ресурсов для развития. Там я превращусь в субъект, с которым вы еще помучаетесь. А заодно и я, а я не люблю мучиться. А так с благодарностью в душе примусь осуществлять запланированные вами авантюры, без долгих разговоров и торговли. И все будут довольны – и я, и вы. Как вы думаете?

Повисло молчание. Первой в себя пришла ее высочество.

– Мне кажется, Хуан, ты все-таки слишком много на себя берешь. Надо ограничить доступ к тебе некоторых излишне разговорчивых телохранителей ее высочества, они создают у тебя извращенное понимание важности твоей персоны. Это неправильно.

Далее она глубоко вздохнула и продолжила отповедь с энергией, какой я не ожидал.

– Ты – никто, Хуан! Сын проститутки из оккупированного сектора, имеющей в прошлом тюремный срок! Представитель самого низа общества, которому сказочно, нереально повезло! Вот давай и остановимся на этом, и будем работать ровно в том ключе, который необходим для реализации как наших программ, так и твоих планов на завоевание мира. Согласен?

– А если нет? – продолжал нарываться я, чувствуя ее неуверенность. Несмотря на профессиональный самоконтроль ее высочества, я ощущал, что все эти слова бравада, с целью лишь поставить меня на место.

– А если нет – мы найдем тебе замену, – довольно улыбнулась она, но я так же видел, что это довольство напускное. – Как ты правильно догадался, подготовка к 'траханию' принцесс и созданию из них подконтрольных фигур дело небыстрое, время у нас есть. Свободен!

Не получилось. Жаль. Впрочем, я не особо и старался. Это скорее был укол напоследок – не мог я оставить их просто так, не сделав какую-нибудь, пусть даже невинную гадость.

Встал, всячески давя иронию поклонился, по-военному развернулся и бодрой походкой направился к гермозатвору, когда сзади окрикнули:

– Ты забыл пропуск на завтра!

Развернулся, посмотрел ее высочеству в глаза.

– Сеньора, не думаю, что мне подойдет форма офицера флота. Она меня будет полнить…

Затем вновь поклонился и как можно быстрее выскочил в коридор. Пока счет два – ноль не в мою пользу, но матч не завершен. Впереди еще весь второй тайм, и кто знает, хватит ли у них духа идти до конца, как они декларируют?

– Вот стервец! – Алисия пылала. Кулаки ее безвольно сжимались и разжимались. – Нет, вы это слышали? 'Претворяя ваши планы завоевания мира'! 'Трахая ваших принцесс, делая из них ваши марионетки'!

Она добавила в речь несколько совсем уж нецензурных оборотов.

– Мишель, как ты с ним управляешься?

Сияющая улыбкой белобрысая пожала плечами.

– Ко всем нужен подход.

– Действительно, поплачете вы еще с ним! – глубокомысленно произнесла молчавшая до того момента Аделия. – Может не стоит так все же? Может, отыграете назад?

Сирена покачала головой.

– Поздно. Маховик запущен.

– Значит, Принцесска уверена, что все получится… – задумчиво продолжила сеньора министр. – Кажется, теперь я ее понимаю.

– Итак, сейчас наша с вами задача, – вернула всех на грешную землю Елена, – попытаться понять, что он может завтра выкинуть. Что он выкинет, вы и сами убедились, но каковы его реальные возможности?

Все присутствующие при этих словах либо отвернулись, либо уставились в столешницу. Это был самый скользкий момент, ибо Аделия знала, когда дело касается этого мальчишки, все стандартные приемы отчего-то срабатывают не должным образом. Причем, девочки совершили большую глупость, вышвырнув де ла Фуэнте. У той получалось хоть что-то, вспомнить хотя бы ее триумфальную операцию по его возвращению, с погонями, стрельбами и ограблениями. Без Лока Идальги у них не получается вообще ничего.

* * *

В себя я пришел минут через десять, от вибрации встроенного в браслет напоминальника. Сообщение по внутренней связи. Видно, пришло, когда я сидел в кабинете Мишель и общался с ее боевыми подругами. Активировал вихрь перед глазами, вывел текст. 'Девятая каюта. Срочно'. Про себя хмыкнув, направился в сторону пятого блока – каюты хранителей располагались там.

Нажал на кнопку вызова, гермозатвор сразу же пополз вверх. Вошел. Так и есть, обе мои старые знакомые хранительницы – и проштрафившаяся Бергер, и Мамочка. Сидели на огромном диване перед столиком с чашками остывшего кофе и увлеченно болтали о чем-то своем, женском.

– Заходи! Кофе будешь? – улыбнулась хозяйка каюты и махнула рукой. Оливия старательно отвела глаза в сторону.

– Буду, – не стал ломаться я, кивнул, сел. Мамочка сорвалась с места, схватила кофейник и унеслась в пищеблок. Надо сказать, каюты хранителей не то же, что наши спартанские. У них каюта – целый дворец, в котором есть общая, гостевая зала, в которой мы в данный момент находились, пять спальных – то есть примерно по комнате на два человека, и пищеблок – нечто наподобие кухни. Все это не считая стандартных раздевалки, душевой и собственной оранжереи.

– Знаешь, я, пожалуй, пойду… – не выдержала Оливия моего присутствия и поднялась.

– Хорошо, давай! До завтра! – выглянула и махнула ей хозяйка, после чего опять исчезла. Черненькая, так и не встретившись со мной глазами, выскочила наружу.

Минут через пять вошла Мамочка, неся еще одну чашку и дымящийся кофейник.

– 'Пост сдан!' 'Пост принят!' – усмехнулся я ей, но она не отреагировала. – И что такого можешь сказать ты, что не сказала она? Не знаю, как тебя зовут на самом деле, но…

– Амаранта. Меня зовут Амаранта. Можно Мара. Но лучше Мамочка, – перебила она.

– Хорошо… Мара. И что же такого скажешь ты, чтоб убедить меня воспользоваться приглашением покинуть сию обитель?

Она загадочно усмехнулась и протянула… Покоившийся за поясом игольник, которого, когда она уходила заваривать кофе, у нее при себе не было.

– Вот. Просил?

Я так и застыл с отвисшей челюстью.

– Гранату тебе решили не давать, слишком опасно. Но его превосходительство приказал передать тебе муляж. Сказал, пригодится. Держи.

Она встала, прошлась ко встроенному в стену шкафу, отодвинула створку и вытащила из стоящей на полке сумочки… Гранату RD-2. Точнее вещь, напоминающую ее, как две капли воды.

– А… – Я кивнул на гермозатвор. – …Оливия?..

– Они должны думать, что я тоже попытаюсь тебя уломать. – Лучезарная улыбка.

– А на самом деле ты и есть связной его превосходительства, о котором говорила Камилла… – ошарашено закончил я.

Девушка замотала головой.

– Я… Скажем так, выполняю для него некоторые щекотливые поручения. Но я не связной. И понятия не имею, как ты передал ему информацию. Просто сделала то, что он попросил, как знак уважения и плата за старый должок. Вот и всё.

Я кивнул, затем поднял глаза к соединению потолка и противоположной стенки.

– А… Наших сеньор не боишься? Что вычислят?

Она покачала головой.

– Эта каюта защищена от прослушивания. Все знают, у нас паранойя, мы терпеть не можем слежки за собой в родной каюте, потому 'жучки' сюда не ставят. Пройденный этап. – Она усмехнулась. – Однажды мы, уже будучи хранителями, вооружились приборами и нашли несколько, после чего закатили скандал. Больше они не рискуют. К тому же, сейчас работает глушитель, и это тоже из области паранойи.

– То есть, работающий глушитель в вашей каюте норма… – хмыкнул я скорее сам для себя. – Что еще просил передать его превосходительство?

– Чтобы ты был осторожен. И ни в коем случае не оставался. Но он знает, что твое 'оставаться' немного не то, что подразумевают наши сеньорины, потому это просто пожелание.

Я вновь хмыкнул. Да уж, интриги, интриги! Я еще не прошел подготовку, еще не вступил в игру, к которой меня готовят, а голова уже кругом от проблем, которые могу заработать себе на пятую точку.

– Спасибо!.. – Я обалдело кивнул. – Передай, что постараюсь. Буду предельно осторожным!

– Главное, никого не убей, – подмигнула она. Вроде весело, но веселость эта была наигранная.

– И это тоже постараюсь! – отрапортовал я, приложив ладонь к виску.

– А теперь встань смирно, – кивнула Мамочка-Мара на центр комнаты. Я поднялся и послушно встал.

Она несколько раз провела вокруг моего тела каким-то прибором, после чего выдала вердикт:

– Ты чист. Во всяком случае, мои сенсоры на тебе ничего не увидели. Но все равно держи вот это, на всякий случай.

И протянула мне небольшую змейку на цепочке. У нее самой на шее висела такая же.

– Тотем?

– Не совсем. Средство подавления сигналов, замаскированный под него. Естественно, далеко не всё может подавить, есть множество штуковин, для которых он бесполезен, но, как правило, наши технари ими пользуются редко. Активация – поворот головы змейки вокруг оси.

Я пригляделся и только тут заметил, что голова у змеи вывернута наизнанку.

– Это, думаю, тебе тоже пригодится, – улыбнулась она. Кстати, деактивируй.

– Спасибо… Амаранта, – вздохнул я, и, повинуясь указу, вернул голову в исходное положение. Ничего не произошло. Точнее, я ничего не почувствовал. Она удовлетворенно кивнула.

– Удачи! – помахала рукой, подвела меня к гермозатвору и вручную его открыла.

– Спасибо… – повторился я, вышел, после чего плита за моей спиной встала на место. Вот так-так! Чем дальше, тем интереснее и интереснее!

Но пятнадцатиминутка между таймами не была закончена, более того, я бы сказал, она только началась. Тренеры еще не сделали всех замен. Пальцы вновь активировали визор перед глазами, нажали на короткий номер быстрого доступа – связь с диспетчером.

– Слушаю, – раздался достаточно бодрый для позднего времени голос.

– Мне нужна оперативная. Она у себя?

Оценивающая пауза

– Нет. По какому она нужна вопросу? Соединить?

– Соединяй, – отсек я первую часть фразы. Девочка-оператор послушно выполнила требуемую команду, не уточняя. Пока я свой, пока внутри подземелий, это не обязательно. Правда, только пока я здесь, а она – мой непосредственный начальник.

'Интересно, на кого они стучат?' – пронеслось в голове. Они абсолютно точно стучат старшим офицерам, в том числе на непосредственное начальство, но не постукивают ли при этом иным силам? Его превосходительству, например? Или ее высочеству?

– Слушаю! – раздался недовольный, как обычно, голос Капитошки.

– Сеньора Ортега, есть разговор, – сразу взял я быка за рога, вложив в голос как можно больше тревоги. – Важный. Нужно встретиться.

– Зачем? – не поняла она.

– Надо, – ушел я от ответа.

– Хорошо, подходи к…

– В вашей комнате для сна, через пятнадцать минут! – выдохнул я и рассоединился. Ага, вот такой я наглый. А как они хотели? Но это не просто наглость, комната для их сна – единственное место в подземельях, которое, я знал абсолютно точно, по этическим соображениям не просматривается системой внутреннего контроля.

Она вошла минут через десять. Я уже ждал ее внутри, полуразвалившись на софе. При ее появлении подобрался.

– И что ты хотел мне сказать? – недовольно прищурила она глаза. Я демонстративно достал тотем Мамочки и перекрутил голову змеи.

– Это связано с завтрашней казнью.

Капитошка подобралась – сообразила, что у меня в руках.

– Сороки на хвосте принесли информацию, – продолжил я, – что вы не одобряете поступок наших командующих. Потому я рискнул и обратился к вам. С просьбой о помощи.

Она задумчиво кивнула. Такого от меня не ожидала.

– Я понимаю, вы настроены к моей персоне враждебно, но сейчас речь идет не обо мне. Речь идет о жизни людей, которых и вы, и все остальные здесь считаете своими. Я должен вытащить их, спасти, и собираюсь попытаться сделать это. Но без технической поддержки мне не справиться.

Она молчала. Пронзила своими чернющими глазами и молчала. Оценивала. Слишком неожиданно я на нее свалился. Я выдержал паузу и рискнул продолжить:

– Если держите обиду за былое – извините. Но сейчас прошу помочь, несмотря ни на какие прошлые эксцессы.

– Что ты задумал? – выдавила, наконец, она, сложив руки перед грудью и облокотившись на плиту гермозатвора.

Я пожал плечами.

– Не могу рассказать всего, боюсь, информация может дойти до верха, сеньора, но если кратко, завтра утром собираюсь драться.

Она покачала головой.

– Этого мало. Я же должна знать, что ты задумал. Хотя бы общий план действий. Или ищи других помощников.

Из груди моей вырвался тяжелый вздох – не было у меня никакого плана. Пока не было. Но надо выкручиваться.

– Они хотят нарушить древнюю традицию, – сверкнул я глазами. – Я попытаюсь не дать им это сделать, воззвав ко всем присутствующим. Устрою шоу.

– Сегодняшнее шоу у тебя не очень-то получилось, – улыбнулась она. Я улыбнулся в ответ.

– Сегодня я не был готов. Завтра же сделаю так, что ко мне прислушаются. К некоторым аргументам нельзя не прислушаться, поверьте. Особенно, когда за говорящим стоят правда и полторы сотни разделяющих его взгляды вооруженных бойцов.

– А не боишься переиграть? – усмехнулась она. Я покачал головой.

– Нет. В любом случае, я буду рисковать жизнью, вам же предлагаю рискнуть только карьерой. Ну, так как, поможете?

Сеньора Ортега вновь задумалась, и думала долго. Наконец, кивнула.

– Ты ведь знал, когда шел сюда, что, когда на кону жизни девочек, любая из нас выберет риск карьеры, не правда ли?

Отвечать на этот вопрос не требовалось, но я возразил:

– Не любая, поверьте!

– Что тебе конкретно нужно? – перешла она к сути.

…Победа. Это была не просто победа, а… Скажем так, перевербовка заклятого врага в друга. Относиться ко мне по-прежнему после сегодняшнего предложения она никогда не сможет. В случае, если ее не вышвырнут из корпуса за помощь мне, конечно же.

* * *

Девчонки все еще сидели. Не все, ряды их все же поредели, но не значительно. Я посмотрел на часы – почти половина первого.

– Не спится?

Все головы моментально повернулись в мою сторону.

– А разве тут уснешь? – усмехнулся кто-то из диаспоры.

Это точно! Фиг тут уснешь!

– Сам, вижу, спать тоже не собираешься? – поддела мулатка.

Я сел на свое старое место, так и оставленное незанятым. Покачал головой.

– Не до сна.

– Ну и? Какие новости? Утешительные?

Пожал плечами.

– Нет. Их казнят. А я остаюсь.

– Хуан, не дури! – вновь воскликнул кто-то сзади, но на говорившую быстро шикнули.

– Тогда мы с тобой! – воскликнула Белоснежка и глаза ее сверкнули.

Я расхохотался. Откинулся на спинку и расхохотался. Этим смехом из меня вышло все напряжение минувшего дня и вечера. Она, естественно, обиделась, но я не дал ей сказать ни слова:

– Марта, милая! Слушай внимательно! – подался вперед, нависая над ней, резко переходя от веселости к злости. – Вы никуда ни с кем не пойдете, и ни с кем ничего делать не будете! Я ясно выражаюсь?

Она недоуменно захлопала глазами. Я продолжил:

– Я – это я, понимаешь? Я – Веласкес! Во всяком случае, будем отталкиваться от этого утверждения! Если это не так – меня вышвырнут, но именно вышвырнут! Как нашкодившего щенка! Если так – тоже вышвырнут, но самому мне за это ничего не будет! Ни-че-го!!! – закричал ей в лицо. А тебя расстреляют! За неповиновение, за организацию дебоша и прочие 'радости'! Я – проект, эксперимент, а вы – одни из них!

– Поэтому никуда вы не пойдете, лезть нигде не будете, а будете смирненько стоять и ждать окончания линейки! – закончил я тише, успокаиваясь. – Ясно выражаюсь?

Она уткнулась в стол, надув губы. Я вздохнул, переходя на нежный, почти ласковый голос – встряску она получила, не стоит отталкивать дальше.

– Поверь, если не получится у меня одного, а я трезво оцениваю свои шансы, то тем более не получится с вашей помощью. У одного меня шансов больше, гораздо больше. Понимаешь?

По ее щекам побежали слезы.

– Хуан, мы…

И она зарыдала. Да, не у одного меня такой напряженный день, у других он не лучше. Перекинул ноги на ту сторону стола, присел рядом и уткнул ее лицо себе в грудь.

– Знаю. Все я знаю… Но это не выход, поверь. Просто расстреляют не четверых, а всех, кого ты попытаешься вывести. В придачу к 'сорок четвертым'. Это не выход, пойми. Ты ведь понимаешь, неправда ли?

За ее спиной раздался ропот, девчонки принялись шептаться, переговариваться, спорить, но постепенно все стихло, в библиотеке установилась гробовая тишина. До девочек дошло. И слава богу – еще и их жизни на свой счет… Этого я не перенесу. Марта так же постепенно успокоилась.

– А почему ты 'Белоснежка' – заглянул я ей в глаза, пытаясь отвлечь.

– Я… Это… – Она смутилась, убрала мою руку, и, сжав губы, уткнулась в столешницу. – Я не люблю об это говорить.

– В приюте назвали? – давил я.

Покачала головой.

– Нет. Здесь.

– За цвет кожи?

Она вспыхнула, и это хорошо – злость, агрессия на что-то постороннее, на отвлекающий фактор – лучшее средство от возможных безумств.

– Да, за цвет кожи! Как насмешка, ирония! Доволен?

Я покачал головой и вложил в голос как можно больше тепла.

– На самом деле Белоснежка была жгучей брюнеткой. Жгучей-прежгучей. А брюнетки в те годы в Северной Европе были знаешь какой редкостью? – Я усмехнулся, она озадаченно захлопала ресницами. – Так что то, что ты – мулатка это сродни черноволосости той, сказочной Белоснежки. Те, кто прозвал тебя так, были не так уж правы, и ирония, насмешка, тут совершенно не при чем.

Кажется, я озадачил не только ее. Все полтора десятка присутствующих застыли с отвиснутыми челюстями.

– А ты знаешь Белоснежку? Сказку? – задал кто-то глупый вопрос. Но глупый для меня, мальчика, воспитанного мамой. И не просто мамой, а лучшей мамой на свете. Для них же, сирот, весьма и весьма болезненный – сомневаюсь, что подавляющему большинству в детстве вообще что-то читали. А в приюте… Да уж, не стоит об этом!

Я кивнул.

– Разумеется. Хотите, расскажу?

Мог и не спрашивать. Теперь все глаза уставились на меня с ожиданием, переходящим в восхищение. И это правильно – лучше пусть слушают сказки, чем строят злокозненные 'глобальные' планы на завтрашнее утро. И я начал.

– В далеком-далеком королевстве давным-давно жили король и королева. Счастливо жили, хорошо, но вот беда, детей у них не было. И вот однажды зимним холодным днем королева сидела у окна и шила, и нечаянно уколола палец. И подумала: 'Ах, если бы у меня родился ребенок, такой же белокожий, как снег, румяный, как кровь, и черноволосый, как эта оконная рама…'

Сказка произвела фурор. Я сидел на столе, возвышаясь над всеми, словно на трибуне, а слушавшие смотрели на меня, раскрыв рты. Я рассказывал без прикрас, средневековую жесткую версию, совсем не детскую, и это наложило дополнительный отпечаток – видно, кое-кто все же эту сказку знал. В детской редакции.

– Ну и извращенец же этот принц! – гадливо выплюнула одна из девочек Марты. – Мертвую!.. Насиловать!..

Я покачал головой.

– Она была не мертва. Это, говоря нашим языком, летаргический сон. Но сказка не об этом. Дело в том, что мир тогда был более жестоким, понимаете? Прав был тот, кто сильнее. Зажать и отсемафорить какую-нибудь крестьянку, или припозднившуюся горожанку, считалось само собой разумеющимся, это даже преступлением не считалось. Тогда ничего не стоила сама жизнь человека, что уж говорить о более мелких прегрешениях?

Эта сказка о том, что принцесса, даже будучи мертвой, сумела воздействовать на принца, изменить его. Он стал лучше от любви к ней, хотя она, заметьте, лежала в летаргическом сне. Эта сказка о большой и чистой любви, которая заставляет раскаяться закоренелых жестоких извращенцев, изменяет их в лучшую сторону. Принц был скотом, а стал нормальным, и это ее заслуга.

Девчонки сидели подавленные. Молчали. Долго сидели. Наконец, по лицу Марты потекли слезы, она в голос всхлипнула и зарыдала.

– Я плохая Белоснежка!..

Я как сидел, так чуть не упал. Рассказал, называется! На свою голову!

Она снова уткнулась мне в грудь. Mierda, будь проклят миг, когда я выбрал именно эту сказку! Мог ведь выбрать любую, почему именно ее?

– Я не смогла воздействовать на своего принца! – продолжала она. – Не сделала его лучше!

– Успокойся… Все хорошо… – пытался воздействовать я на нее, но без видимого успеха. – От тебя ничего не зависело, Марта!.. Принц принцу ведь тоже рознь!

Она подняла взгляд, внимательно посмотрела мне в глаза.

– Хуан, почему не все принцы такие, как ты?