Спиртное играло роль товара, нужного всем, этакого всеобщего эквивалента. Вот чрезвычайно поучительный отрывок из воспоминаний боевого офицера, поручика С.И. Мамонтова: «Перед нами был город Славянск, в нем соляные озера, добыча соли и курорт. Мы пытались взять город с налета, но это нам не удалось. Красные нас ждали и приготовились. Бой принял затяжной характер… Но Славянск был все же взят, и это благодаря нюху нашего пулеметчика поручика Андиона.

– Говорите, что хотите, а пахнет спиртом, – сказал он, поводя своим большим носом с бородавкой.

Он исчез и вдруг появился снова на шикарной тройке белых лошадей.

– Где ты их взял?

– У пожарных, конечно. Но посмотрите, что тут.

В пулеметном тарантасе было несколько ящиков с бутылками водки.

– Мой нюх меня не обманул. Там громадные склады спирта, но красные рядом.

Мы вытаращили глаза. Новость распространилась молниеносно среди казаков. Они атаковали, как львы, и захватили город, склады и не дали красным их поджечь. Склады оказались громадными, что называется, неисчерпаемыми. Дело в том, что с начала войны (в 1914 г.) продажа водки была запрещена. Продукцию заводов складывали в места, которые держались в строгой тайне. Конечно, водку во время войны доставали, но из частных складов и в ограниченном количестве. Люди так изголодались по водке, что один казак даже впопыхах свалился в цистерну и моментально умер.

Мы выбросили все вещи, кроме патронов и снарядов, и нагрузили ящики с водкой всюду, где только было возможно. Мобилизовали повозки всех окрестных деревень, и на этот раз крестьяне сами являлись с повозками, потому что им платили водкой. Между прочим, полковник Шапиловский приказал Андиону вернуть лошадей пожарным…

Неудивительно, что после взятия Славянска большинство было пьяно. Я пьян не был и потому был позван к полковнику Шапиловскому.

– Вы пойдете к генералу Топоркову, ему нужен офицер, который не пьян и прилично выглядит. Все казаки перепились.

Я тут же явился к генералу Топоркову.

– Передадите этот пакет начальнику штаба Армии в собственные руки. Штаб находится в Горловке, в сотне с лишним верст отсюда. Красные как будто отошли, и путь свободен. Возьмите паровоз и несколько вагонов и отправляйтесь. Вот приказ о вашей командировке. Я просил дать нам патронов и снарядов. Вы погрузите сколько возможно и доставите сюда. Дивизия уходит завтра утром. Вы последуете за дивизией со снарядами и патронами. Поняли?

– Так точно, ваше превосходительство, но…

– Никаких “но”. Это приказание. Поторопитесь. У нас осталось мало патронов. Ваша командировка из самых важных.

Я откозырял и вышел в самом плохом настроении. Хм… А если путь не свободен? Он не хочет рисковать казаком. Я не могу поверить, что все поголовно пьяны. Вот что случается, если не пьян. Лучше бы я напился – послали бы другого.

Мне вовсе не улыбалось путешествовать на паровозе. Можно встретить красный разъезд, или испорченный путь, или наскочить на мину. Но делать было нечего. Я поручил Дуру и карабин брату, взял с собой непьющего казака-старовера, два ящика водки и отправился на вокзал.

Оставив водку под охраной моего непьющего казака, я явился к коменданту станции, капитану, очевидно, мобилизованному из местных.

Капитан, читая мою командировку, зевнул, потянулся и сказал, чтобы я пришел через несколько дней. Сейчас мой отъезд невозможен.

– Я должен ехать сейчас же, чтобы вернуться перед уходом дивизии.

Вместо ответа он пожал плечами.

– Если вы не можете или не хотите помочь мне в моей командировке, то я устроюсь и без вас.

Моя молодость ему, видимо, не импонировала. Он посмотрел на меня с улыбкой.

– Действуйте, молодой человек.

Было ясно, что он надо мной насмехается. Он еще не успел проникнуться духом Добровольческой армии и исполнял свою должность с прохладцей. Я кипел, но сдержался, повернулся и пошел к начальнику станции.

– Невозможно. Уверяю вас. Все паровозы…

– Взгляните, – сказал я ему. – Вот совершенно исключительный пропуск.

И я показал ему две бутылки водки.

– Они будут ваши, если я смогу уехать через час.

Глаза его заблестели, он облизал губы и почесал за ухом:

– Вот ведь какое дело. Я сделаю все от меня зависящее, но сомневаюсь…

Он понизил голос и обернулся на дверь.

– Машинисты и особенно кочегары ненадежны… Они могут устроить саботаж…

– Можно мне с ними поговорить?

Машинист явился. Вся его осанка говорила, что он полон дурной воли и, вероятно, коммунист.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы привести в готовность ваш паровоз?

– Машина не в порядке. Нужно ее пересмотреть и заменить некоторые части, которых у нас здесь нет. И потом…

– Я хочу ехать через двадцать минут.

Он усмехнулся снисходительно и не удостоил меня даже ответом.

– А это?

Я показал ему две бутылки водки.

Его усмешка исчезла. Он вытаращил глаза и пробормотал:

– Действительно, паровоз… Не знаю, право…

– Если мы уедем через двадцать минут – бутылки ваши. Если нет – я буду искать другой паровоз.

– Не валяй дурака, Никита, – сказал начальник станции. – Попользуйся таким случаем. Все наши бутылки зависят от тебя.

– Я посмотрю, что можно сделать.

Он протянул руки за бутылками. Я их отвел.

– Обещано? Через двадцать минут?

– Да.

Я протянул ему бутылки. Он замялся.

– Нужно будет дать одну кочегару.

– Он ее получит. Оставьте бутылки дома. У меня есть другие на дорогу. Захватите только рюмки.

Он побежал бегом. От враждебности ничего не осталось.

Все изменилось как по мановению волшебного жезла. Все вдруг стали мне улыбаться, старались услужить. С водкой все пошло как по маслу.

– Вы просто колдун, – сказал начальник станции.

– Пойдемте к телефонисту.

Мы отправились.

– Здравствуйте. Сделайте мне, пожалуйста, одолжение… Вот ваша бутылка. Вы, наверное, знакомы со всеми телефонистами на других станциях?

– Понятно, всех знаю.

– Поговорите с ними и узнайте, не подавая вида, есть ли красные на их станциях. Вы меня поняли?

– Совершенно.

На стене висел план железной дороги с названием станций. Он звонил и болтал со своими коллегами, а я рядом слушал и показывал на следующую станцию. Как будто красных нигде не было.

В это время явились машинист и кочегар.

– Машина готова у перрона.

Я себя чувствовал диктатором. Я приказывал – и все бросались исполнять. Правда, один ящик с водкой опорожнился. Сторож, смазчик, стрелочник, прицепщик, жандарм, подметальщик, носильщик, помощник (не знаю чей) и инвалид-железнодорожник – все как по щучьему велению появлялись на моей дороге, вытягивались и отдавали честь, а я сыпал, как фортуна из рога изобилия.

– Прицепите один вагон… Дайте приказ на все станции, чтобы прямой путь был свободен, чтобы нам не останавливаться… Беги быстро, достань хлеба, огурцов, томатов и соли… Рюмки не забыли?.. Грузите ящик…

Я доставил себе еще удовольствие пойти к капитану-коменданту. Комната его выходила на улицу, и он, видимо, не был в курсе того, что происходит.

– Ах-ах! – воскликнул он, увидя меня. – Как же так случилось, что вы еще здесь? Я думал, что вы по крайней мере в Лондоне. Ха-ха-ха.

Я дождался неподвижно и молча конца его раскатистого смеха.

– Паровоз у перрона, и я сейчас уезжаю.

Смех оборвался, и он выпучил глаза.

– …Я должен вам сказать, что вы или бездарны, или саботируете. Вы ни в чем не помогли мне в моей чрезвычайной командировке. Берегитесь. Если, возвращаясь, я не найду здесь десять подвод для погрузки патронов, я доложу о вас генералу Топоркову, который шутить не привык.

Он проглотил мое замечание.

– Когда вы думаете вернуться?

– Ночью.

– Где же я найду подводы?

– Это уж ваше дело. – Я отдал честь и вышел.

Конечно, хорошие организаторы редки. Но этот! Сидит и книжку читает и ненужные бумажки отписывает. Кочегары и машинисты делают что хотят, а он и в ус не дует. Какая шляпа. Повесить бы его за одну ногу…

Паровоз двинулся и стал набирать скорость. Мы с моим казаком влезли на паровоз, и я открыл первую бутылку. Мы проходили, не останавливаясь, мимо станций, и я выкидывал пустые бутылки. Я все больше братался с машинистом и кочегаром. Мы поклялись уже в вечной дружбе, но я все же не доверял им и попросил объяснить мне управление машиной. Оно крайне просто: рычаг в одну сторону – вперед, в другую – назад. Чем больше наклоняешь рычаг, тем скорей движение.

– Главное, не останавливайте что бы ни случилось.

Я старался передергивать, когда было возможно, выливал рюмку за борт. Но все же пришлось выпить много. Но я был хорошо натренирован в этом спорте, молод и здоров и мог долго сохранять светлую голову. Все же под вечер я задремал. Я проснулся, потому что паровоз стал тормозить и остановился.

На рельсах впереди лежало бревно, а с обеих сторон к нам бежали солдаты.

Проклятие! Так и есть! Я схватился за револьвер.

– Слезайте! – приказал первый.

Я не ответил, но вздохнул с облегчением и вложил револьвер в кобуру. У него были офицерские погоны.

Я показал ему свою командировку, пакет для начальника штаба Армии, но он все же не хотел верить, что до самого Славянска нет больше красных, и решил вести меня в штаб батальона в деревню. Этого я никак не хотел – была бы потеря времени, и черт их знает в чужой части…

– Кроме того, у меня имеется чрезвычайный пропуск.

– Чрезвычайный пропуск? А ну-ка покажите.

Я протянул ему две бутылки. Он расцвел.

– Э… Хм… Я вижу, что бумаги у вас в порядке и вы можете ехать… Эй, там. Уберите бревно с рельс. Счастливого пути.

Мы приехали в Горловку в два часа ночи. Я пошел разбудить дежурного офицера. Капитан раскрыл сонные глаза и взглянул на стенные часы.

– У меня весьма спешный пакет для его высокопревосходительства начальника штаба Армии.

– Приходите завтра утром.

– Я должен передать пакет в собственные руки немедленно. Это очень важно!

– Вы спятили, подпоручик? В два часа ночи?

– Это рапорт генерала Топоркова. Мы взяли Славянск. Я оттуда.

Он пожал плечами с досадой.

– Мы захватили хорошую добычу, посмотрите. – Я протянул ему бутылку.

Сразу он совершенно проснулся и застегнул мундир.

– Конечно, это важные новости. Я пойду попробую. – Он запер в шкаф свою бутылку. – Хм… Найдется у вас добыча для генерала?

– Да.

– Тогда я могу его разбудить.

Двадцать минут спустя сам его высокопревосходительство начальник штаба Армии (не помню, кто это был, не Шатилов ли?) появился на перроне. Я отрапортовал и отдал пакет.

Он меня расспросил о взятии Славянска, о свободном железнодорожном пути и замялся.

– Я слышал, что…

– Так точно, ваше высокопревосходительство.

Я побежал в свой вагон и принес четыре бутылки (все же генерал!). Я передал просьбу Топоркова о снарядах и патронах.

– Когда вы хотите ехать?

– Как только нагружу патроны.

– Хорошо. Я дам вам сто тысяч патронов и сто снарядов. Это все, что я могу дать в данный момент. Но скажите генералу Топоркову, что я буду посылать ему необходимое. Сейчас вам принесут мой ответ генералу Топоркову… Капитан, озаботьтесь немедленно погрузить снаряды и патроны. До свиданья, поручик, и спасибо.

Наш паровоз с вагоном передвинули на другой путь для погрузки. Думаю, что водка все же подействовала на машиниста, потому что двигавшийся бронепоезд зацепил наш вагон и чуть было его не опрокинул. Оба машиниста изливали потоки ругани. Я высунулся из паровоза. Офицер тоже высунулся из бронепоезда.

– Лагутин!

– Мамонтов!.. Иди ко мне, влезай сюда… Эй, там… Довольно ругаться. Попяться и поставь вагон на место.

Лагутин был офицер нашей батареи, которому я когда-то поручил Гайчула.

– Что ты делаешь в этом бронепоезде?

– Я им командую. А ты? Все в батарее, на солдатской должности? Расскажи, что нового?

Я рассказал и сказал, что привело меня в Горловку.

– Все же странно, – сказал Лагутин. – Я командую бронепоездом, положение довольно важное. Но никогда в жизни мне не придется говорить с начальником штаба Армии. А ты на положении простого солдата, ты будишь его среди ночи, и он приходит с тобой говорить. Ведь странно.

– Ты забываешь магическое действие водки.

Я оставил у Лагутина несколько бутылок, а он дал мне два десятка снарядов» [82] .

Итак, универсальная валюта всех времен под названием «водка» играет роль исключительного пропуска. Она открывает двери к начальству. Она позволяет «решить вопрос» с железнодорожниками. Она и на дефицитные боеприпасы фактически обменивается. Она – причина взятия Славянска. Ведь казаки «атаковали, как львы», узнав о ее складах. И она же – важнейший фактор морального разложения войск. Один казак сразу погибает в цистерне, другие быстренько оказались небоеспособны. Нагрянь в этот момент отряд красных – произошла бы позорная бойня. Сколько раз такое было на разных войнах…

Роль абсолютно всесильной валюты спиртное могло играть и на территории красных. Водка могла и от расстрела спасти «морды белые», пытавшиеся бежать от красных к деникинцам и попавших в руки большевиков: «Были комиссар-большевик и человек сорок солдат. Было пять конных.– Куда и зачем идете?Все, и мы в том числе, сказали, что идем на Украину за мукой, так как в Москве голод. Комиссар объявил:– Вы все можете идти, кроме вас и вас, – он указал на брата и меня.– Почему, товарищ комиссар, вы хотите нас задержать? Мы все одной артели.– Это верно? – спросил он у остальных. К нашему облегчению, они ответили: – Да.– И все же вы оставайтесь.Остальные радостно ушли.– Но почему вы нас задерживаете?– Вы хотите это знать? Ну что же, я вам скажу: морды у вас белые.Дело портилось, он нас отгадал. Мы, конечно, отрицали.– Я отведу вас в штаб, там решат, что с вами делать.У нас не было желания идти в штаб – там нас, конечно, расстреляют. Нас не обыскали. Мы шли группой, разговаривая…Брат потянул за руки наших новых друзей. Мы отошли немного. Комиссар стал говорить тихим голосом, собрав людей в кружок.– Петя, друг мой, ты бы должен был это устроить. Я вовсе не хочу идти в штаб, – сказал брат.– Ты совершенно прав. Там расстреливают без допроса.– Вот видишь. Пойди поговори с комиссаром по-хорошему. Чего он хочет? Я согласен заплатить ему бутылку водки.– Ах, это дело. Подождите меня здесь, я с ним поговорю.Он вернулся очень скоро.– Комиссар согласен.– В добрый час. Сколько стоит тут бутылка?– Сто рублей.– Сто рублей! Как дорого. В Москве можно за сорок достать. Ну уж ладно. Сто так сто.Он отсчитал мелочью. Не надо было иметь богатый вид. Что могло помешать нашим друзьям нас ограбить?– Вот сто рублей и три для тебя на выпивку.Договор был заключен, но договор шаткий. Захочет ли комиссар его выполнить? Вероятно, он заключил его не добровольно – не намерен ли он нас пристрелить в последний момент? Самое трудное было теперь уйти от наших новых друзей. Мы вернулись к остальным. Комиссар что-то тихо говорил и при нашем приближении замолчал. Брат пожал ему руку с чувством.– Мы погорячились и наговорили лишнего, не в обиду будь сказано. Мир всегда лучше ссоры.Брат больше не отходил от комиссара, не давая ему возможности сговориться со своими приспешниками (чтобы нас прикончить). Мы уселись в кружок, нам предложили папирос. Мы не курили, но взяли, курили и рассказывали московские новости.Брат взглянул на луну. Нервы были так напряжены, что я понял без слов. Довольно большая туча подходила к луне. Через несколько минут стемнеет. Надо воспользоваться темнотой, чтобы уйти. В темноте у нас больше шансов скрыться от пуль и преследований. Туча закрыла луну. Мы поднялись.– Очень приятно с вами разговаривать, но нужно поспешить найти наших компаньонов. Иначе они уйдут и увезут наши деньги на покупку муки (все придумано, чтобы облегчить уход). Когда мы будем возвращаться назад, не задерживайте нас и, главное, не отберите муку… До свиданья, Петр. Поклонись от меня тетке Марье… До свиданья, Павел, я был рад с тобой, старина, встретиться. Мы с тобой пережили вещи, которые не забываются. До свиданья, друзья. В жизни еще увидимся. Спасибо вам за хорошее, человеческое отношение.Мы пожали всем руки.– Подождите еще немного. – Комиссар пытался нас задержать.– Нет-нет, невозможно. Мы и так задержались сверх меры. Наши уйдут, и мы их больше не найдем.Было темно. Мы повернулись и пошли широким шагом. Комиссар стал шептаться со своими сателлитами. Мы были почти вне поля их зрения.– Бегом, на носках (чтобы не слышно было топота), – прошептал брат.Мы побежали изо всех сил, чтобы как можно больше отдалиться от них.– Вправо, в пшеницу, зигзагами и ложись.Мы вбежали в высокую пшеницу и побежали врозь зигзагами, чтобы не оставить видимого следа, и затем упали на землю, закрыв лицо рукавом (освещенное луной лицо видно), и больше не двигались…Бутылка водки за две жизни – недорого. С тех пор водка стала для меня чем-то вроде живой воды – я ей обязан жизнью…» [83]А уж каким побудительным мотивом желание добыть выпивку для грабежей служило. Конечно, грабили не только для того, чтобы спиртное раздобыть. Водоворот событий, влекущих за собой всеобщее разложение и усиление хаоса, затронул практически всех участников происходящей катастрофы, от банальных уголовников до идейных бандитов-махновцев, от крестьян и красноармейцев до белых офицеров. В процесс втягивались люди, которые до того и представить себя не могли в такой роли.