Тихомир вернулся где-то глубоко за полночь вместе с Керри. С утра я не стал при тетушке Сесиль и странных провожающих расспрашивать его о том, куда он снова дел Никс и как посмел не привести ее к нам, — дождался, пока выедем из города, ограничиваясь многозначительными взглядами, призванными воззвать к отсутствующей у Бродяжки совести.
Из гостевого дома нас провожали, внезапно, большой толпой. С самого раннего утра под домом собрались какие-то странные люди с окрашенными в светлые оттенки волосами. Тетушка Сесиль сказала, что все они — ее семья, а, стало быть, и моя тоже. Ага, человек двадцать "семьи". Хорошо же они тут живут. Отдельно Сесиль представила нам четверых молодых людей возрастом от четырнадцати до тридцати — собственных сыновей. Они улыбались, переговаривались между собой, изредка, как бы украдкой, бросали любопытные взгляды на меня и остальных. Они вели себя таким образом, что было понятно: мы не на одном уровне, мы с ними — в каких-то разных плоскостях. Вот только в чем именно разница, я понять не мог. Это нервировало и вызывало недоумение.
Впрочем, останавливать нас или следовать за нами никто не пытался и вопросов тоже никто не задавал, так что мы спокойно выехали из двора и из города прямо в снежные рассветные сумерки.
Пока мимо проносился пригород, Тиха рассказал нам, что Никола возвращалась. С ней, вроде бы, все было в порядке — по его словам. Как именно она исчезла снова, он поведал как-то скомкано, и мне показалось, что что-то он недоговорил. В этот раз, по его словам, он не успел даже моргнуть — буквально. Никола сменилась Керри, пока Тихомировы веки были сомкнуты, как это с ними случается у обыкновенного человека сколько-то раз в минуту. Керри добавил, что, пока был в мороке, успел разобраться с накопившимися делами, и мы не стали уточнять у него, кого он там именно убивал.
А когда небо окрасилось лиловым и алым, на горизонте проявилась протяжная, уходящая ввысь громада Цинары, самые высокие пики которой уже золотило солнце. Силуэт горной гряды вынырнул из светлеющего неба как-то неожиданно, до этого скрытый сумраком и воздушной перспективой, и оттого сумел удивить и ошеломить. Казалось, что, когда мы подъедем к самому основанию этих еще молодых гор, нас попросту придавит их величием, раскатает в тонкий блин.
Кей, Ирвис и Тихомир были безусловно очарованы и восхищены раскинувшимся перед ними пейзажем. Керри, очевидно, не впечатлился.
Для меня ощущение новизны довольно быстро сошло на нет, и я заново привык к виду огромного силуэта на горизонте, перестав обращать внимание на его размеры.
Согласно нашим старым планам, мы должны были бы въехать в поселок под горой и идти к замку главной дорогой. Но мы поступили иначе. Тиха учуял путь — другой, не очевидный, но, по его словам, оттого более безопасный.
Не было причин не доверять его чутью.
Я, впрочем, сам до конца не понимаю, как так получилось, что в эту дыру мы суемся такой разношерстной компанией, в которой, тем не менее, обходится пока что без смертельных противоречий. Ведь даже вчера, еще до того как появлялась Никс, у нас не вышло большого скандала, когда я заявил Ирвис и Керри, что им неплохо бы подождать нас в гостевом доме Сесиль. Ирвис тогда поджала губы и покачала головой: мол, нет. Не дождешься. Так — неправильно. Керри промолчал. И, как итог, закутанные по уши в лохматые пуховики, они теперь едут на заднем сидении и источают решительность и непреклонность. Ирвис источает. Керри, кажется, считает столбы, иногда слегка осоловело поглядывая на дорогу.
Шапка-ушанка, надетая набекрень, делает его каким-то особенно инфернальным. На Ирвис красуется берет с большим розовым помпоном. Кей ничего не надела и многострадальную прическу уже в машине зачем-то планомерно распустила — назло мне, что ли? Ну, ничего — отморозит уши, пожалеет, раскается. Будет ей кара небес за особенности характера.
Сбоку от дороги, качество которой становилось чем дальше, тем сомнительней, замелькали высокие, лохматые сосны и стрельчатые ели, а электрические столбы взяли и кончились. Когда лес вокруг стал выше и плотней, настолько, что громада Цинары скрылась за разлапистыми, укрытыми снегом деревьями, Тиха свернул на проселочную дорогу, ведущую куда-то в самую еловую гущу. Казалось, что он едет попросту в лес. Минивэн с трудом перебирался через сугробы, дороги стало не видно вовсе. Тихомир сдавленно сквернословил, но рулил уверенно и упрямо. Через некоторое время он остановился и заявил нам, что, во-первых, настало время утреннего перекуса, а во-вторых, мы можем поразмять немного ноги, пока он будет ставить на шины цепи противоскольжения.
Когда мы выбрались на мороз, утопнув в снегу по щиколотки, я заново ощутил всю прелесть севера, от которой пытался бежать. Презрев все мои попытки утеплиться, включая уродующий пуховик, перчатки и шерстяную шапку, холод прокрался под одежду, и озноб мгновенно переменился с легкого на трясущий. Я силой воли сдержал порыв и запретил себе стучать зубами.
Спокойно. Расслабиться. Вспомнить, что эта стихия все еще мне подвластна, и она — на моей стороне, пускай и способна убить, защищая.
Вокруг очень много снега. Он откликается мне, притягивает взгляд, зовет меня, тычется исподволь мелкой белой крошкой, будто бы проверяет — буду ли я играть с ним? Вот только я вовсе ему не рад.
Скорей бы все это кончилось.
Кей закурила. Сверху, между ветвями, пролетели какие-то черные птицы.
Тиха принялся возиться с цепями: раскладывать их перед колесами, проверять инструменты. Ирвис достала из продуктовых мешков два шоколадных батончика — правильный выбор в таких условиях, в общем-то.
Вскоре было покончено и с завтраком всухомятку, и с установкой цепей. Машина пошла уверенней, несмотря на дорогу, которой не видел никто, кроме Тихомира.
Лес ненадолго отступил, чтобы явить нам белые поля от края до края с редкими вкраплениями желтоватой сухой травы. Затем мы снова погрузились в хвойные объятия укутанного сугробами леса, и дорога пошла вверх.
Через час, когда был преодолен заледенелый глухой серпантин, пришлось остановиться: дорога сошла на нет, потерявшись на относительно широкой заснеженной поляне. Мы снова выбрались наружу, в этот раз прихватив с собой кое-какие рюкзаки. Берса, уже не стесняясь, понесла свое устрашающее оружие в руках — как она объяснила, на случай незапланированных волков или медведей. Мы не стали с ней спорить на эту тему. Более того, никто не воспротивился тому, что Кей вручила маленький дамский пистолет Ирвис, предупредив, что это — на крайний случай.
К девяти утра мы вышли к отвесному склону, возле которого располагалось нагромождение колотых серых камней, некоторые из которых были в два раза выше меня. Казалось, что это результат обвала или чего-то подобного. Снег карабкался по ним с трудом. Тиху обвал не смутил — он стал обходить эти камни, и, в самом деле, следуя за ним, мы стали продвигаться все ближе к самой скале, отвесно уходящей вверх, поросшей кривыми соснами и бурыми пятнами лишайников. За острыми валунами обнаружился темный проход, обрамленный породой чуть более светлой и слоистой. В кривой, несимметричный узкий зев задувал ветер, затягивая в черные глубины снег и мелкие камешки, издавая при этом устрашающий рваный вой.
— Ну что, вы все еще со мной? — спросил я, перекрикивая ветер, обернувшись к Кей, Ирвис и Керри.
— Не потеряй Тихомира! — бросила Ирвис, обходя меня и исчезая в темноте пещеры следом за уже ушедшим туда Тихой.
Я, хмыкнув, последовал за ней. Тьма укрыла нас сразу. Тьма и ледяной холод.
Я наклонился, снял перчатки и зачерпнул в пригоршню снега. Он и не думал таять. Я резко расправил пальцы, подбрасывая снежинки вверх, и призвал элементарнейшее волшебство, заставляющее их сложиться в определенную структуру, являющуюся начертанием еще одного связанного заклинания.
И вспыхнул свет.
— Вот вы без этого не можете, — цыкнула Кей. — А вдруг?..
— Вдруг — что?
— Не знаю. Что-нибудь.
— Включай фонарик и смотри под ноги, — посоветовал я. — А, у тебя ж ружье. Тогда просто не отвлекайся.
Я протянул другую, свободную руку и коснулся промерзшего камня стен. Это все — рукотворно. Моя мягкая, вкрадчивая, ограниченная "разведывательная" магия позволяет видеть недалеко. Я знаю теперь, что у самого входа было гнездо ледовых сор — мелких всеядных зверьков, в честь которых и назван замок. Я знаю, что скоро проход перестанет быть узким, и нам предстоит увидеть что-то еще. Большее стены говорить отказывались.
Все-таки я чужак, пусть и кажется, будто свой.
— Мы пройдем через эти тоннели, — повторил Тиха, когда я с ним поравнялся, — и окажемся там, где надо. Слышишь эхо? Рано или поздно мы выйдем в пещеру побольше. А то и в подвалы замка, какие-нибудь удаленные, возможно.
— Как ты знаешь, что там везде будет открыто?
— Я ничего не знаю наверняка, кроме того, что этот путь приведет нас в Сорос.
Тиха светил перед собой большим переносным фонарем.
Луч уходил, не встречая препятствий, куда-то в черную даль. Проход действительно расширялся, но очень медленно. Наклонный пол пещеры был покрыт сияющим инеем, как и каменные стены, испещренные глубокими трещинами.
Становилось все холоднее. Студеный воздух стягивал кожу, то и дело вспыхивая облачками пара перед лицом.
Звуки наших шагов многократно отражались от промерзших стен, превращаясь как будто бы в белый шум. Четверть часа мы спускались по прямой, по медленно расширяющемуся тоннелю, и поэтому не сразу заметили, что потолок ушел куда-то во тьму, а вскоре и стены разбежались, чтобы явить перед нами пологую лестницу в несколько сотен ступеней.
Тиха повертел фонарем, цыкнул. По бокам лестницы на больших темных валунах стояли каменные изваяния — приземистые, обглоданные временем. Человеческое изображение угадывалось в них с большим трудом.
— Похоже на плохо сохранившиеся скульптуры эпохи Рассеченного Змея, — прокомментировала Ирвис.
Тиха направил луч вверх. Рассеянный из-за расстояния и сырости свет зацепил огромные полупрозрачные сталактиты под самым куполом пещеры. Исследующий луч фонаря прочертил дугу, раскрывая размеры каменной залы — титанические, следует отдать им должное. Очевидно, мы вошли в толщь горы уже достаточно глубоко.
— Вот это да-а, — протянула Кей.
— Случайные путешественники не заходят сюда из-за замаскированного камнями входа, — предположил Тихомир. — А местным, наверное, мешает какая-нибудь красивая и кровавая легенда. Пойдемте дальше, нам наверх.
— А может, тут просто воровать нечего? — хмыкнула Ирвис, поднявшись на первую черную ступень гигантской лестницы.
Мы начали восхождение. Посередине чуть передохнули, еще раз оглянувшись по сторонам. Когда мы достигли площадки наверху, перед нами раскинулась длинная прямая полоса черного камня, обрамленного с двух сторон бассейнами с тусклым серо-зеленым льдом. Мне показалось, что я различаю слабое сияние под толщей застывшей воды, но предлагать выключить фонари я не стал.
Предупредил только:
— Не заходите на лед. Мало ли.
Черная полоса тянулась вперед. Свет самого мощного фонаря отскочил от чего-то впереди, вернувшись — я не сразу понял, что это. Присмотревшись, я различил, что дорога оканчивается огромным круглым проходом — этаким обрамленным лепными изразцами колесом, в котором вместо спиц проросли белесые, слегка полупрозрачные кристаллы, похожие на исполинские мечи. Спицы эти загораживали проход целиком и полностью. Может, и смог бы какой-то мелкий зверь просочиться через узкие черные дыры между кристаллами, но человеку такое явно не под силу.
— Вот это я понимаю — образчик магической архитектуры, — заметил Тихомир.
— Ты что-то слишком воодушевлен, учитывая, что прохода дальше нет.
— Проход есть, — уверенно сказал Тиха. — Более того, он возможен. Я думаю… Я думаю, это в твоей компетенции. Ледяные пещеры, кристаллы, все вот это вот.
— Да, там, за этим проходом, определенно что-то есть, — сказала шедшая за нами Ирвис. — Я чувствую — там еще какое-то помещение, возможно, оно еще больше.
— Сквозняки? — предположил я.
— Они самые, — согласилась Ир.
Мы подошли к самому "колесу", и каждый почувствовал, как веет от него могильным холодом. Вблизи кристаллы переливались, словно опалы. Острые, трех и четырехгранные, они были шириной с хороший такой орех, а то и дуб. Я глянул вверх, оценивая "масштаб поражений". Люди, построившие это, страдали гигантоманией, и очень хотели ошеломить и впечатлить.
Ладно. Я ошеломлен и впечатлен. Но дальше-то что?
Я протянул руку и коснулся твердой гладкой поверхности кристалла. Толика профильной магии — самую чуть, шепот, легкое дыхание, взмах крыла бабочки — большего и не надо, чтобы распознать, что это такое, какой это лед, какова его структура, возраст и состояние.
Итак, опаловые прожилки — растворенная золатунь. На всем "колесе" — заклинание. Я не могу его определить — рисунок мне не знаком. Зря мы подошли так близко. Может быть, это… какая-то огромная мясорубка?.. Задраенный клапан, защитный механизм?
Я не успел подумать об этом — под моей рукой разлилось сияние и раздался тонкий мелодичный звон. Керри дернулся, оборачиваясь на него, взъерошенный, как воробей. Сияние распространилось от руки по всему кристаллу, и, вторя ему, срезонировали, запели и другие ледяные пики.
Я отошел на два шага, все остальные тоже стали пятиться.
Колесо заскрежетало и, осыпая пыль и ледяную труху, стало поворачиваться. Кристаллы, словно огромные зубья, начали уходить куда-то в невидимые пазы в стене. Двигаясь неровно и на первый взгляд хаотично, они втянулись в промерзший камень, открывая нам путь в еще одну непроглядную темноту.
— Это было… неожиданно, — признался я, когда отгремели трели ворот-колеса. — Ума не приложу, с какой стати все именно так.
— То есть ты их открыл и не знаешь, как это получилось? — уточнила Берса.
— Могу предположить, что они пропускают меня как представителя гильдии.
— А я говорил, что есть проход, — Тиха подхватил с пола поставленный туда генераторный фонарь. — Идем.
— Пускай Рейнхард тут постоит или лучше на самом колесе — вдруг оно захлопнется за ним или за нами? — нервно потребовала Берса.
Я без пререканий встал прямо на каменное колесо, дожидаясь, пока остальные пройдут. Берса была права: мало ли. А если бы ледяные кристаллы решили сомкнуться на мне — что ж, теперь я знаю об их структуре достаточно, чтобы в случае чего разрушить. На их месте я бы и не пытался.
Ребята прошли без проблем. Колесо и не подумало резко сворачиваться, даже когда я ушел с него. Только потом, когда мы были уже достаточно далеко, оно сомкнулось — но нам было уже не до того.
Преодолев очередной долгий подъем, пройдя мимо куда более сохранных статуй, что выстроились друг за другом по бокам лестницы, мы оказались на площадке перед горбатым мостом с резными перилами. Статуи, оставшиеся позади, изображали угловатых зверолюдей, похожих на запаянных в пластинчатую броню грифонов, у которых вместо орлиной головы — человеческие торсы, принадлежащие воинам с копьями и флагштоками. А прямо перед нами, внизу, под выгнутым и резным, словно спортивный лук, мостом, в слабом рассеянном сиянии застыла невероятно огромная ледяная армия. Скульптуры были недвижны. Шеренги искусно вырезанных изо льда солдат выстроились, словно на плаце, и казалось, что для того, чтобы ожить, им не хватает только команды.
Мы ступили на мост и шли по нему, с трепетом оглядываясь по сторонам и вниз, отмечая, как меняются типы и виды солдат, как переливаются в смутном сиянии морды ледяных лошадей, крылья ледяных горгулий, доспехи полупрозрачных воинов-исполинов, каждый из которых был втрое выше обычного человека.
Мы шли молча, и никто не задавал вопросов. Я думаю, они бы хотели спросить у меня, способен ли я оживить весь этот фигурный лед? Я бы не смог ответить ни им, ни себе: я не знаю. Если на этом всем уже запечатано что-то древнее, но еще не утратившее силы — вполне. И это пугает. Это было бы грандиознейшее действо и зрелище — видеть, как оживает и движется ледяная армия. И кому-то же хватило воображения и духа чтобы сотворить все это. И сумасшествия, конечно, ведь лед — материал капризный. Если же эти батальоны — просто такой вот замысловатый элемент декора, то, конечно, сил моих хватит максимум на одного. Да и то, полагаю, шоу не будет таким уж занятным: я неумелый кукольник и моя марионетка двигалась бы так же изящно, как эпилептик в припадке.
Но архимаги старой школы, полагаю, справились бы, если бы не война и не Тишина.
Резной мост уперся в узкий стрельчатый проход в глухой стене. Узкий — относительно пройденной нами величественной пещеры, так-то туда вполне можно было войти втроем. Я оглянулся на входе и увидел, что на темной поверхности моста остались наши следы. Это ж сколько тут никого не было?
Тиха направил свет фонаря вперед и высветил в проходе длинный, совсем уже цивилизованно оформленный коридор: по бокам кладка, под потолком — балки из каменного дерева, а в самом конце — вроде какое-то помещение. По мере продвижения вглубь стал нарастать запах плесени и затхлой сырости. В конце концов проход вывел нас в круглую комнату с высоким куполообразным потолком, где, как и в полу, имелось большое круглое отверстие. Мы подошли еще чуть ближе к центру комнаты, я заглянул за край отверстия в полу и обнаружил там спокойную, черную, словно око бездны, воду. Тиха посветил в нее — она была мутной, но ни разу не заледеневшей.
— Это как это возможно при такой температуре? — удивился Тиха.
Заграждений вокруг резервуара с водой посреди комнаты не имелось, зато стены украшали панели из благородного, нержавеющего металла оттенка янтаря.
— Итак, мы в тупике, — констатировала Кей. — Судя по всему. А скалолазной экипировки я не брала. Зря.
— Но разве не должно тут быть нормального пути наверх? — задумчиво проговорила Ир. — Как иначе жители замка сюда спускались?
— Может быть, использовали какие-то механизмы, — предположил я, оглядываясь по сторонам.
— Какие тут могут быть механизмы? — удивилась Кей. — Или ты думаешь, сюда проведено электричество?
— Ну, какая-нибудь мини-гидроэлектростанция, учитывая незамерзающую воду, может и найтись где-нибудь в подвалах замка, — рассудил я. — Плюс питаемый ею тепловой насос… ну или, на крайний случай, что-нибудь, приводимое в действие ручной работой, — Я обратился ко всем: — Ищем что-то вроде рычага или кнопки. Может, найдем потайной ход. Я верю Тихомиру. Тут должен быть какой-то путь. Очевидно, нам просто надо его найти.
Все покивали и без споров начали осматривать стены комнаты, щедро декорированные абстрактными металлическими барельефами.
Керри, молчавший всю дорогу, ничего не искал — он смотрел в незамерзающую воду посредине помещения.
Я тоже принялся шарить пальцами по холодному металлу, прощупывать завитки барельефа, похожего на укрытую снегом еловую ветвь.
Я провел подушечкой пальца по выемке, в которой скопилась пыль, до перекрестья с другой деталью рисунка, потом еще, до места переплетения пяти металлических лепестков…
Я ничего не нашел. Но кое-что вспомнил. Память, блеклая, словно увиденный краем глаза силуэт, всколыхнулась где-то внутри, промелькнула перед глазами белой бабочкой.
Это место… кажется знакомым. Как будто бы я уже был здесь. Но что я тут делал? Когда? Не играет ли со мной шуток моя больная голова, измученная вечным ознобом?
Я позволил этому призраку прошлого вести меня, стал двигаться инстинктивно, поддался памяти тела.
Но нет. Ощущение чего-то знакомого, того, что я знал, но забыл, пропало так же внезапно, как появилось. Я взглянул перед собой и снова увидел Керри, смотрящего в черную воду.
Я подошел ближе. Взглянул вверх, в дыру в потолке.
Здесь у нас минимум метров пять.
— Тиха, — я разыскал его взглядом, — а посвети-ка туда.
Тихомир подошел к нам с Керри и направил свет прожектора в потолок. Луч скользнул по металлическим украшениям на стенах и потерялся в темноте за круглым отверстием.
— Ты что-то придумал?
— Нет, я кое о чем забыл, — я невесело хмыкнул. — И вот вдруг внезапно вспомнил.
Конечно же, я не имел в виду того действительного ощущения узнавания, которое испытал минуту назад. Сейчас я вспомнил, кто я такой на самом деле.
— Все держитесь у стен, — стал говорить я, обходя резервуар с водой по кругу. — Керри, отойди, — я коснулся его плеча и мягко отодвинул.
— Ты чего задумал? — кажется, Кей догадалась. — Колдовать?
— Колдовать, — я присел возле воды и коснулся ее поверхности раскрытой ладонью, — я буду колдовать.
Итак, в ледяной инженерии я не слишком хорош, хоть и прилежно изучил курс и так же прилежно все сдал, ну и, понятно, прошел ритуал, как полагается. Но выбора, судя по всему, нет. Итак, теперь мне известен объем имеющейся воды — ее в достатке, колодец уходит весьма глубоко. За основу возьмем параллелепипед, пускай в высоту пойдет сантиметров тридцать, соответственно таким же будет смещение по высоте. Поворот в двадцать три градуса — оптимален. Растить будем все сразу, вместе с опорным столбом, предварительно создав крепкую основу.
Я запретил себе думать о том, что что-то может не получиться. Это, конечно, не снежинки с тарелку выращивать и не детскую горку в парке.
Но где наша не пропадала.
И я воззвал к той силе, что определила мою судьбу. Накатывая волнами, пытаясь вырваться хаотичным потоком, она пришла откуда-то из глубин естества, и, усмиренная, хлынула через пальцы наружу, впилась в черную воду ледяными клыками, пронзила колодец насквозь, ударилась в камень.
— Когда я закончу, — я поднялся и стал обходить леденеющую воду по кругу, — я поднимусь наверх первым и буду держать конструкцию. Постарайтесь не медлить — долго я ее не удержу.
Я снова опустился на одно колено возле воды и коснулся ее поверхности, направляя вглубь поток силы. Встал, прошел к третьей запланированной точке, наблюдая, как над белеющей поверхностью начинает расти конструкция, еще пока неочевидная, состоящая из кристаллов, которые будто бы хаотически врезаются друг в друга и ветвятся так, словно нет никакого конечного плана, как будто стихии плевать на ожидаемый мной результат. Я опустился на одно колено в третий раз, и снова магия вырвалась на свободу и вгрызлась в податливое тело воды, и кристаллы льда, скрипя и скрежеща, стали расти быстрей, спутались и сплелись в игольчатое геометрическое кружево, уже поднявшееся выше моей головы, и продолжающее шириться и подниматься. Я ступил вперед, на затянутую коркой льда воду, и аккуратно коснулся подножия разрастающегося ледяного цветка, корректируя направляющие, укрепляя слабые места и сочленения, упорядочивая структуру, добавляя ажурной конструкции прочности и силы.
Полупрозрачный белый лед слегка мерцал. Кристаллы, словно штыки, уперлись в пол, а те, что на самом верху, достигли потолка и впились в него, цепляясь, словно побеги вьюнка. Я выудил из ледяной бездны внутри себя еще силы, и направил ее вверх, к кристаллам-перекладинам, к гроздьям фигурного льда, чтобы те выпустили еще ледяных шипов и они сомкнулись с основанием, завершая проект.
Через миг я снова ощутил отступивший было озноб, пускай лишь на самой границе восприятия.
Колдовство кончилось. Теперь надо напрячь оставшиеся силы и сдержать конструкцию, когда (если) она начнет разрушаться.
Я поднял сброшенный было на пол рюкзак и стал подниматься по получившейся у меня ажурной винтовой лестнице вверх. Остальные пока стояли недвижно, раскрыв рты. На середине лестницы я остановился, поняв, что никто не смеет пошевелиться. Они рассматривали получившуюся конструкцию как что-то ну вовсе невероятное.
— Чего встали? Говорю же: долго не продержу, давайте за мной.
Первым опомнился Тиха и, подхватив рюкзак и фонарь, встал у основания лестницы, намереваясь идти последним и светить остальным.
Я же, перестав обращать внимание на копошение внизу, отсчитывал ступени и время, какое конструкция способна еще продержаться. Достигнув самого верха, я ступил на каменный пол следующего этажа и быстро оглянулся вокруг. Тот снег, с помощью которого я призвал свет, я, конечно, давно где-то потерял, и потому сейчас оказался в почти кромешной темноте. Можно отколоть льда… Но лучше его все-таки больше не трогать.
Что ж. Вздохнув, я присел на край дыры в полу и, держась одной рукой за бок ледяной лестницы и контролируя тем самым ее состояние, стал ждать остальных.
Они оказались похвально расторопными: вот уже Ирвис, Керри и Кей, немного скользя, добрались до верха и повключали фонари, рассматривая, что находится вокруг. Я пока не мог отвлекаться, ожидая Тихомира, который так же не стал медлить по чем зря и мигом взлетел наверх следом за Кей.
Как только он ступил на каменный пол, я отпустил руку.
Лестница даже не шелохнулась.
Кто знает, сколько она еще простоит. Я не могу предугадать, когда трещина разрушит ее вчистую, раздробив на осколки.
Я поднялся с пола и обернулся, чтобы увидеть наконец куда нас занесло.
Больше всего это было похоже на склад. Свет фонаря выуживал из темноты какие-то пыльные ящики и затянутую в тканевые чехлы мебель, поставленную друг на друга. Ящиками, полками и мебелью дыра, откуда мы выбрались, была как будто бы специально огорожена.
Подойдя ближе к стеллажу и светя между полками, Тиха констатировал:
— Там еще ряда два разного хлама, а вот за ним, похоже, пусто. Я вижу кусок деревянной двери.
— Ну, тогда давай, двигаем что-нибудь и вперед, — я пожал плечами.
Так и сделали.
— И все-таки, — задумчиво проговорила Ир, пока мы с Тихой, кряхтя, оттаскивали в сторону набитый чем-то позвякивающим контейнер, — хорошо, мы пробрались наверх благодаря способностям Рейни. Но как сюда предполагалось попадать простым, обычным людям?..
— Кто знает, — пожала плечами Кей. — Вдруг это место специально спрятали. Кто-то всю эту мебель сюда приволок… может, и не предполагалось сюда никому попадать. Секретный ход, все дела.
— Может, кто-то через него бежал и как-то демонтировал лестницу, по которой спускался, — кивнула Ир. — Утопил, например.
— В воде не было ничего — колодец до самой земли, — сообщил я, утерев лоб.
— Странное место, — подытожила Ирвис. — Ну, хотя бы тут теплее, чем в пещере.
Она была права: в этом подвале с низким потолком все еще было холодно, но уже не так, как раньше. Я, впрочем, особой разницы не ощущал: и тут, и там — много хуже, чем летом, на юге, под ласковыми солнечными лучами.
— Вот этот еще, — Тиха выбрал стеллаж, заставленный темными деревянными ящиками. — Погнали!
Я взялся за металлическую конструкцию ближе к основанию и приподнял. Так, вместе мы отодвинули еще одно препятствие, расчищая путь к двери.
Большие деревянные створки оказались заперты, причем, судя по всему, снаружи, то есть — мы оказались перед очередным препятствием.
— Ну е-мое, — Тиха посветил фонарем в щель между створками, — точно, навесной замок.
— Экий ты путь выбрал более безопасный, — прокомментировал я, — просто загляденье.
— Я и не обещал, что будет просто, — Тиха обиженно засопел. — Но кто ж знал!..
— С петель мы это не снимем, шибко здоровые, — я задумчиво потер подбородок. — Может, попробовать заморозить металл да раскрошить, если он без циркония…
— В крайнем случае я могу отстрелить замок, — предложила Кей, — но шуметь, честно говоря, не хочется.
— Стойте, — Ирвис вышла вперед. — Не надо ни во что стрелять. Дайте, я сначала попробую.
— Ну прям шоу талантов, — насмешливо прокомментировал Тиха, тем не менее отходя от двери.
Ирвис, осмотрев деревянные створки со всех сторон, подошла к ним в плотную, встала, как и я до этого, на одно колено и взглянула в щель правым глазом. Затем чуть отодвинулась, набрала в грудь воздуха, сложила губы трубочкой и, прикрыв глаза, принялась дуть на замок.
— Проклятые маги, — беззлобно протянула Кей, с зачарованной улыбкой глядя на Ирвис, которая, если начистоту говорить, выглядела весьма нелепо, дуя в щель. Продолжалось это действо не так чтобы очень долго — с минуту. По истечении шестидесяти секунд что-то в замке щелкнуло. Ирвис продолжила несильно дуть в щель, щелчок повторился два раза, а затем замок разомкнулся. Ирвис обернулась к нам:
— Есть у кого что длинное и узкое? Надо теперь его как-то поддеть, чтобы из петель вынуть.
У Тихи нашелся складной нож. С его помощью Ирвис завершила свое кропотливое предприятие: замок с той стороны дверей шлепнулся на пол, и Ирвис распахнула створки настежь.
Мы вышли в очередной темный и длинный коридор, в стенах которого тут и там имелись точно такие же деревянные двери на замке. Комната, из которой мы выбрались, не была последней — до тупика и конца коридора можно было насчитать еще два закрытых на замки прохода. Тиха уверенно произнес: "Нам — туда", — и направился влево, подсвечивая себе фонарем.
Мы двинулись следом.
Коридор вывел нас к скрипящей деревянной лестнице, а она, в свою очередь, в новый коридор, и уже из него мы внезапно выбрались, поднявшись на пару пролетов, в открытый полуденному солнцу замковый двор, широкий и гулкий.
Как-то неожиданно нас окружили взметнувшиеся ввысь темные острые башни, припорошенные снегом, открытые балконы, выстроившиеся вереницей на противоположной стене, стилизованная под иней лепнина.
Внутри замок казался столь же заброшенным, сколько жилым. Снег был девственно белым и без единого следа человеческой ноги, но мне все равно отчего-то казалось, что в любой момент из-за угла может кто-то выйти, а из башен высунуться… лучники? Вероятно, это в мозгу шевелятся призраки просмотренного кино. Какие в наше время лучники.
— Ну, вот мы и пришли в Сорос, — сообщил Тихомир. — А куда идти дальше и где искать…
— Тш, — я приложил палец к губам. — Я понял. Тебе нужна цель. Что ж, пускай это будет… тронный зал.
— Понял, — Тиха обернулся вокруг своей оси, и, оказавшись спиной к огромным закрытым воротам, пошел прямо вперед, по направлению к вросшему в скалу основному массиву замка.
— Почему тронный зал? — спросила догнавшая меня Кей.
— А почему бы и нет?
— Логично.
— Все равно мы не знаем, где именно искать, — аргументировал я. — Так почему бы не попробовать с самого главного?
— А может, оно было в одной из тех комнат в подвале? — предположила Ирвис.
— Возможно, — согласился я. — Ну, тогда вернемся и перепроверим. Еда есть, спальники есть — если что, останемся тут на ночь. Будем искать, сколько понадобится.
— Не прельщает меня такая перспектива, — призналась Ирвис.
— Я тебя понимаю, — я вздохнул. Поежился. Взглянул вверх, на мелкое северное солнце: что же ты не греешь?.. В следующий миг его загородила замковая башня, мимо которой мы прошли, а потом нас полностью поглотила тень от длинного торжественного козырька перед входом в основную громаду замка.
Массивные двери из черного дерева оказались погорелыми, раздробленными и поваленными. Внутрь помещения вольно проникала поземка. Мы, перебравшись через завалы перед главным входом, понедоумевали, гадая, что же тут произошло, а оказавшись внутри, поняли: очевидно, здесь был пожар. Его, видимо, успели потушить достаточно быстро, вот только красоту отделки он подпортил: сожрал дерево, искорежил металл.
Первое помещение, через которое мы прошли, было основательно разграблено, а на следующих дубовых дверях обнаружился еще один навесной замок и обмотанная вокруг металлических ручек цепь, толстая, надежная, каждое звено — с добрый кулак.
Тут уже я, подошедший первым, коснулся замка и обнаружил, что сталь, конечно, не самая простая, но и меньшей температуры, на которую рассчитана, не выдержит. Под моими руками металл вмиг побелел, покрывшись инеем, и разлетелся вдрызг от удара притащенным от входа булыжником.
Я сначала дернул створки на себя — не пошли. И я толкнул их.
Они подались с трудом, со скрипом, обсыпав меня пылью и штукатуркой, даже чихнуть пришлось. Утерев нос, я прошел вглубь помещения. Ребята последовали за мной. Мы разбрелись недалеко, оглядываясь по сторонам, в который раз поражаясь любви старых мастеров к помпезности и масштабу: тронный зал был огромным, просторным и светлым. Между изукрашенным мифологическими сюжетами потолком и мраморным полом протянулись два ряда тонких витых колонн. Стекло в потолке все еще было целым, ну, по большей части. Кое-где все же обнаружились дыры, и в солнечных лучах, проникающих сквозь них, танцевал то ли снег, то ли пыль. В самом конце зала, на возвышении, стоял трон — с высокой спинкой, как и положено, в окружении латунных статуй, изображающих все тех же грифонов с людскими торсами вместо орлиных голов.
Мы подошли чуть ближе, и я распознал материал: белый трон был почти целиком сработан из опала. Это где ж они добыли такой здоровенный камень? Или… столько их на этот трон ушло? Если эта штука — не реконструкция, то, по идее, в те времена их еще не умели выращивать искусственно… Хотя, о чем это я. Довоенные элементалисты земли вполне могли сотворить что-нибудь этакое на королевский заказ. Основная масса трона оказалась, к тому же, инкрустированной огненными опалами поменьше и, кажется, золатунью.
— Ну нифига ж себе, — Тиха присвистнул. — Это то, о чем я думаю?
— Как тут все не разворовали? — поинтересовалась Берса.
— Ну, может, мы уже призвали по наши души пару дюжих стражей порядка, — я пожал плечами. — Или пропустили мимо ушей несколько охранных заклинаний.
— Я ничего не заметила, — ответила Ирвис. — Хотя и прислушивалась к сквознякам.
— Это ты молодец, — похвалил я. — Продолжай в том же духе.
— И никого, — добавила Ирвис. — Ветра говорят о том, что чужаков здесь, кроме нас, нет.
Я поднялся по ступеням к трону. Вблизи он казался еще более монументальным. Огромная резная спинка… что это на ней такое предполагалось? А, стилизованные белые змеи — извечные враги снежных сор. Вблизи я рассмотрел, что трон действительно составлен из множества крупных камней, и каждый немного отличается по оттенку и по качеству и количеству играющих всеми цветами спектра жил.
Я протянул руку и коснулся благородного камня. Ничего не произошло. Камень показался мне теплым. Отчего-то. И знакомым. Но где я мог трогать такие опалы? На выставке самоцветов? Нет, там такого не было. Может, я путаю этот отполированный веками драгоценный камень с обыкновенным белым мрамором?..
— Эй, Рейнхард, — меня отвлек Тихомир, — глянь-ка сюда.
Он тоже поднялся к трону, но, в отличие от меня, не стал его разглядывать, а осмотрелся по сторонам. Сейчас он стоял за троном и взирал на завешенную полуистлевшим гобеленом стену.
Рисунок на гобелене лишь смутно угадывался.
— Это летающий голубой жираф? — предположил я. — Эпично.
— Нет, это что-то другое, — Тиха сощурился. — Дракон! Точно, когда-то это был дракон!
— Ладно, пускай дракон, — я вздохнул. — Что это нам дает?
— Что охраняет дракон? — спросил Тихомир и посмотрел на меня.
— Клад, ясное дело, — ответствовал я. Тоже сощурился: — Ты предполагаешь, что…
— Я ничего не утверждаю, но чутье и опыт игры в некоторые персональные компьютерные игры подсказывает мне, что нам следует снова поискать что-то вроде потайного рычага. Более того, вот теперь я это и почувствовал тоже: тут есть проход.
— Вот эти два по бокам? — уточнил я, показывая на дубовые стрельчатые двери.
— Нет, — Тиха покачал головой, — проход в стене. Потайной.
— Отлично, — я сосредоточился. — Тогда ищем. Пока что твое чутье нас не обманывало.
И мы продолжили стоять, где стояли, вперясь взглядами в занавешенную гобеленом стену.
— Так. Давай его снимем для начала, — предложил я. — Ну, или отодвинем. Кажется, он крепится примерно как штора.
Я взялся за пыльный выцветший край и поволок его в сторону. Тяжелый гобелен, морщась складками, поддался, и оказалось, что он на самом деле маскировал собой арочный проход, ведущий куда-то в темноту.
К нам побежали Ирвис, Кей и Керри.
— Теперь — туда? — оживленно спросила Кей.
— Постойте, — это вдруг заговорил Керри. Я уже успел отвыкнуть от его странного бесполого голоса, благо, он молчал чуть ли не со вчерашнего дня. Ввиду неожиданности заявления мы все прислушались к тому, что он решил сказать. — Если искомое — там, во тьме, то не лучше ли будет мне пройти туда и восстановить его целостность? Я ведь и сам из морока. И, кроме этого, мне любопытно, что будет, если я на него взгляну? Усну ли я? Я видел, как спите вы. Ваши тела как будто лишаются душ, теряют на время хозяев. Случится ли то же со мной? И какие сны я увижу?
— А он дело говорит, — Кей кивнула. — Тебе, Рейнхард, там точно на ощупь шариться придется, а ему-то что? Вдруг на него вообще не подействует?
— Похоже на вариант, — Тиха кивнул.
— Так, погодите, — я встряхнул головой. Потом посмотрел на Керри: — И ты погоди. Разве ты ни разу еще не засыпал, пока ты здесь?
Он покачал головой.
— Ладно, — я поразмыслил с секунду. — Хорошо. Еще не известно, что там. Может, там и нет ничего. Сделаем так: Керри, — я снова повернулся к нему, — фрагмент зеркала пока останется у меня. А ты просто сходи туда и посмотри, что там. Вернешься — расскажешь. Если тебя не будет дольше пяти минут… не знаю… что-нибудь придумаем. Но ты лучше так: посмотрел — вернулся. Ладно?
— Я безмерно ценю оказанное мне доверие, — ответил Керри и слегка склонил голову.
— Вот, возьми, — Кей всучила ему включенный карманный фонарик.
— Благодарю, — отозвался Керри и, светя себе под ноги, прошел под арку.
Мы наблюдали, как он движется через недлинный коридор с низким потолком, как толкает двойные двери, и как они без скрипа поддаются ему и он исчезает в ярком дневном свете.
Следующая минута тянулась невероятно долго. Кей зачем-то стала примеряться к трону, а потом — к постаментам, на которых стояли скульптуры грифонов. В конце концов она выбрала левый постамент и установила на нем свое устрашающего вида оружие, направив его дуло на вход в тронный зал.
На исходе третьей минуты, когда я уже успел напредставлять себе, что Никс вернулась именно сейчас и находится сейчас там, за дверьми, и не знает, где она и что делать, двери распахнулись и мы увидели Керри.
Он, включив фонарик, двинулся к нам. Когда он подошел ближе, мы рассмотрели на его лице озадаченность.
— Ну, что там? — спросила Ир.
— Кажется, это оно, — ответил Керри. — За дверьми — комната, круглая, под высоким куполом. Сверху свисают цепи. На цепях подвешено большое разбитое зеркало.
— Это оно! — не удержался я.
— Я прикоснулся к нему. Разбитые куски составлены вместе и чем-то закреплены.
— Ты смотрелся в него — и ничего не произошло? — обеспокоенно уточнила Ирвис.
— Да, — ответил Керри. — Оно меня игнорирует. Но кроме зеркала я обнаружил еще обглоданные мышами скелеты в углах этой светлой комнаты.
— Ну, скелеты — наверное, не шибко угодные чтецам спящие, — предположил я. — Бывшие спящие.
— А кроме этого… — Керри замешкался.
— Что там? Что еще ты увидел? — забеспокоился я.
— В зеркале не хватает не одного осколка, — тихо проговорил Керри, — а четырех.
Я не знал, что сказать. Все рухнуло враз. Через мгновение, придя в себя, я все же смог выговорить:
— Но… ты уверен?
— Да, — просто ответил Керри. — Если хочешь — пойдем, я проведу тебя за руку, и ты сам удостоверишься.
— Я верю тебе, — ответил я, — но вот моя рука: веди. Удостоверюсь.
Ирвис хотела что-то сказать, но лишь прикрыла рот ладошкой.
Тиха, хмуро наблюдавший чуть со стороны, ничего не сказал. Ну а то. Он-то свою работу выполнил четко, пускай для достижения цели нам и пришлось применить все свои таланты.
Я опустил рюкзак на пол, удостоверился, что осколок Лок — в кармане, и закрыл глаза. Подняв руку, нащупал плечо Керри.
— Веди, — сказал я.
— Рейни, может, глаза лучше завязать? — спохватилась Ирвис. — Вдруг забудешься?
— Точно, — согласился я. Снял очки, стянул с шеи фиолетовый шарф и набросил на глаза, завязав на затылке. — Вот теперь — идем.
Керри медленно пошел вперед.
— Пригнись, — посоветовал он.
Вовремя: иначе бы я хорошенько приложился лбом об потолок тоннеля. Вскоре мы достигли двери. На что я надеюсь?.. Что Керри соврал? Но… я не мог просто взять и сказать "Ну, ладно". Нет. Нужно попробовать… что-то еще. Хорошо, я просто найду место, откуда выпал наш осколок и верну его туда, куда следует. Может, после этого Никс перестанет пропадать? Может, если "ее" осколок вернется, ее отпустит? Вряд ли. Но шанс есть. Микроскопическая вероятность.
Керри открыл двери и, взяв меня за локоть, провел внутрь.
В помещении было так же холодно, как и везде, но тут прибавился едва уловимый цветочный запах. Цветочный? Скелеты, изъеденные мышами, пахнут цветами? Что за бред.
— Обходим зеркало справа, — сказал Керри. — Оно ко входу тыльной стороной. Висит под углом, на цепях, не слишком высоко. Кажется, есть возможность опустить его горизонтально — в стене механизмы, цепи идут к ним через перекладины под потолком.
— Подведи меня к зеркалу. Покажи, где не хватает кусков, — попросил я.
Керри потянул меня за локоть вперед и влево. Развернул. Взял за запястье и поднял мою руку вверх.
Пальцы коснулись холодного, странной фактуры стекла. Мгновеньем позже я нащупал выемку, ровные, острые сколы по ее краю и шероховатый металл между ними.
— Вот тут, — сказал Керри.
— Еще, — попросил я.
Керри снова направил мою руку к следующему недостающему куску зеркала. Я исследовал форму на ощупь. Что ж, Керри не врал: вот уже второго осколка нет. Почему мы были так глупы? Почему мы считали, что Лок не хватает всего одного осколка? Почему мы думали, что ответ так прост и так близок? Разве бывает так в жизни?
— Давай следующий.
Керри отвел меня немного назад и, снова взяв за запястье, поднял мою руку вверх.
— Еще чуть-чуть, — сказал он, — встань на цыпочки и нащупаешь.
Я подчинился и в самом деле обнаружил выемку под очередной осколок.
— И где четвертая? — спросил я.
— До нее тебе, боюсь, не достать, хоть ты и высок, — задумчиво ответил Керри.
— Ясно, — ответил я.
— Вести обратно? — спросил Керри.
— Погоди, — я самостоятельно ступил на шаг вперед и разыскал предыдущую выемку по памяти. — Погоди… мне нужно подумать.
— Тебе не мешать? — вежливо поинтересовался Керри.
— Мне сначала нужно немного помочь, — ответил я. — Говоришь, механизмы на стене? Что там? Рычаги? Или шестерни? Или крутить что-то надо?
— Там металлические колеса, они — на осях, на осях еще есть зубцы, и цепи держатся за них.
— Понятно. Попробуй что-нибудь покрутить. В идеале нужно сделать так, чтобы зеркало располагалось горизонтально, отражающей стороной вверх. Думаешь, это возможно?
— Не знаю, — ответил Керри. — Я попробую.
— Только осторожно! — напомнил я.
Керри ничего не ответил — отошел. Я почувствовал себя беспомощным и — внезапно — по-настоящему одиноким. Кромешная темнота вокруг. Даже стоять ровно без чужой помощи не так-то просто. На что я надеюсь? Кем я себя возомнил? Но я не могу бросить все так. Сейчас. Не могу.
Послышался скрип и лязганье цепей: Керри принялся пробовать. Очень скоро лязганье прекратилось. Какое-то время в комнате была тишина, но потом Керри снова начал что-то крутить, в этот раз дольше. Наверное, нащупал правильное направление.
— Два шага назад, пожалуйста, — проговорил он.
Я подчинился и медленно отошел.
— Еще на шаг, иначе заденет, — снова попросил Керри.
Я сделал еще шаг назад. В третий раз послышалось лязганье цепей и скрип механизмов. Я ощутил дуновение ветра — вероятно, это мимо меня прошел край огромного зеркала. Судя по тому, что я успел нащупать, зеркало в самом деле было не маленькое: метра три в длину, овальное. Прошлые хозяева здешних мест любили размах.
Щелканье и скрежет прекратились, что-то в последний раз звякнуло и затихло.
— Зеркало установлено горизонтально, — произнес Керри. — Эти механизмы предназначены именно для его координации в пространстве по трем осям.
Я протянул руки перед собой и осторожно подался вперед. Нащупал металлические переливы рамы. Золатунь. Она тянет в себя всю магию, до которой может достать. Но нет, рано, незачем. Нечего кормить изголодавшийся металл, в котором, вполне возможно, спят иссушенные долгой жаждой чужие, неизвестные заклинания.
— Керри, — произнес я, — иди к остальным. Скажи им, что мне нужен как минимум час, как максимум — три.
— Хорошо, — ответил он покорно.
— Потом возвращайся. И да, пока ты не ушел… ты видишь на этом зеркале какой-либо рисунок?
Керри некоторое время молчал, вероятно, вглядываясь.
— Это зеркало не абсолютно гладкое, — произнес он. — Как будто рябь идет по стеклу. Но складывается ли она в рисунок? Не думаю. По крайней мере, я его различить не могу.
Я ничего ему не ответил. Дождался, пока он пройдет мимо, к двери, откроет ее и уйдет.
Затем я достал из кармана наш осколок, развернул носовой платок. Пальцы ощутили ту же фактуру, которой была покрыта поверхность Лок.
Я не стал сразу же вставлять осколок на место.
Я добавлю его последним.
Но сначала я попробую… я попробую сделать то, что могу сделать только я.
Мироходцы: плетение
Все в этот момент было отчетливо настоящим, ощутимым, реальным до боли, до рези в глазах. Шершавая столешница. Пыль в горячем воздухе, пропахшем древесной смолой. Ножки стула царапают лакированный пол, когда Ветивер — точнее, теперь Марта — отодвигается, чтобы сесть поудобней.
Почему-то здесь и сейчас Ветивер перестал отбрасывать сорок теней, перестал быть бледным и узколицым скелетом, пародией на человека. Он превратился в Марту — розовощекую, фигуристую женщину с полными алыми губами и роскошными красными волосами, достигающими талии. У Марты были красивые, маленькие кисти рук, проворные пальцы и острый взгляд.
Пока Айра еще плохо соображал, пытаясь приспособиться к настоящести окружающего, Марта сняла им комнатку на третьем этаже деревянной усадьбы, оставила Айру одного и ушла за покупками. Вернулась она через два часа, принеся с собой корзинку, полную лески, проволоки, маленьких ножниц, ниток разного цвета и толщины, и, конечно, бисера — самого разнообразного. Тряпичные мешочки были полны маленьких искристых бусин: темных, с отливом, прозрачных, рубленых, больших и мелких, правильных и бракованных. Были там и мешочки с бусинами побольше: одни оказались вылитыми из стекла, другие представляли собой просверленные жемчужины, черные, розовые и белые, третьи были сработаны из запеченной и эмалированной поверху глины, другие были деревянными и керамическими.
Марта велела Айре сесть за стол. Айра понял, что очень проголодался, да и в животе заурчало требовательно. Но Марта была непреклонна:
— Садись, смотри и слушай. Мы начнем с основ. Сегодня сплетем простой браслет, завтра — клубничинку, а потом перейдем к чему посложнее.
— Но я хотел бы сначала подкрепиться, — запротестовал Айра. — Боже. Я давно так не хотел есть. Это что-то! Кажется, меня сейчас сомкнет посередине.
— Не удивительно, — отвечала Марта, впрочем, без какого-либо сочувствия. — Посмотри на себя. Конечно, ты хочешь есть. Ты же растешь.
Айра взглянул в пыльный поднос, висящий на стене и заменяющий зеркало, и увидел в нем мальчишку шестнадцати лет: белобрысого, тощего, с выбритыми висками и раскосыми карими глазами.
— И зачем мне бисероплетение? — возмутился Айра.
— Не спорь, садись и делай, — сказала Марта. — Иначе ужина не получишь.
Пришлось подчиниться.
Этот день показался Айре вечностью. Браслет, несмотря на то что Марта нарисовала для него схему на пергаменте, выходил каким-то кривым: то ли Айра неверно подобрал бусины, то ли где-то ошибся, то ли леску перетянул — словом, начало было кривое, словно традиционный первый блин. Марта и не думала проявлять жалость: она заставила Айру распустить браслет и начать сначала. На третий раз у Айры получилось что-то относительно приличное. К тому времени солнце уже опустилось за горизонт, и над городом, что раскинулся в устье реки, стали по одной зажигаться звезды.
Марта сказала:
— Вот теперь пойдем есть.
— Я готов сожрать быка! — Айра встал из-за стола. — Пойдем скорей!
Он, конечно, переоценил свои силы и удовольствовался тремя куриными лапками и пригоршней разваренной пшенки под жирным соусом. Казалось бы, никакими физическими упражнениями его в этот день не мучили, и тем не менее следующую ночь Айра спал как убитый.
На утро Марта заставила его сбегать на пляж и проплыть несколько раз вдоль берега, и, снова шантажируя едой, опять усадила за стол, расставив перед Айрой мешочки с разноцветным бисером.
— Не мужское это дело, — сообщил ей Айра, уныло разглядывая схему плетения бисерной ягодки. — Зачем мне это? Не лучше ли освоить какую-нибудь другую профессию, если мы собираемся тут оставаться? Кстати, надолго мы здесь?
— Пока ты не научишься плести, — ответила Марта, не особо обращая на него внимание. Она читала какую-то старую пожелтевшую книгу, язык которой Айре был незнаком.
— Я не понимаю…
Марта резко захлопнула книгу и посмотрела Айре прямо в глаза. Айра не выдержал первым и опустил взгляд, взялся за леску и принялся неумело нанизывать бусины в нужном порядке.
В эту ночь ему приснился сон о городе у моря, где берег часто изъеден оползнями, где в ночное небо смотрит мыс, похожий на рог, где туманное утро, пронзенное лучом маяка, сменяется жарким полднем, где дороги пылят, где на ветках, стремящихся прорасти прямо внутрь дома, висят абрикосы — протянул руку, сорвал и съел.
Айра проснулся, глянул в окно и не узнал города. Здесь все дома — деревянные и низкие. Море… да, тут тоже есть море, но это не то. Не то море.
В этот день он сумел сплести ровную ягодку, ровный браслетик и начал плести еще один — посложней, состоящий из повторяющихся и чередующихся элементов, похожих на цветки и снежинки. На второй день он продолжил плести его же, а на третий день завершил.
Марта была не очень удовлетворена его успехами, но не могла не отметить, что терпение и труд начали постепенно перетирать и криворукость, и невнимательность, и незнание материала.
Следующим заданием было создание широкого мозаичного полотна из стекляруса, и Марта позволила Айре самому придумать рисунок, который он будет выплетать, а потом помогла ему разработать схему для этого рисунка. Работа предстояла серьезная и Марта наставляла Айру, чтобы он был крайне внимателен и не отвлекался.
Мозаичное полотно заняло неделю. Айре оставалось совсем чуть-чуть.
В эти дни, наполненные чужим морем, работой по дому, редким общением с другими постояльцами поместья, и, конечно, бисероплетением, Айре некогда было особо размышлять о том, кто он и откуда. Но почти каждую ночь ему во снах являлся другой город, пустой, правда, совсем обезлюдевший. Айра ходил по нему и искал кого-то, и найти никак не мог. Будто некого было искать.
Конечно, рисунок на мозаичном полотне не был секретом. Но почему-то, даже когда до завершения оставалось совсем чуть-чуть, Айра не мог осознать до конца, что же это такое получается и каким оно будет в итоге.
И вот, когда он нанизал последнюю бусину, а затем закрепил узелок и обрезал ножницами торчащий кусок лески, ему явился окончательный лик его трудоемкой, кропотливой работы: мыс, похожий на рог, маяк на фоне старой горы и город, раскинувшийся на выгнутом побережье, сверкающий золотом в свете закатных лучей.
И Айра вспомнил, кто он. По крайней мере, осознал. Точного имени, конкретной своей внешности он вспомнить не мог — да и незачем это было сейчас. Но он осознал, зачем он здесь, и почему пошел за Мартой — за Ветивером, конечно же.
Айра поднял взгляд на Марту:
— Так когда мы вернемся домой?
Марта отвлеклась от книги и впервые за много дней улыбнулась. Вышло это у нее невесело, но хоть так.
— Ну вот, ты вспомнил.
— Не все.
— Хоть что-то. Итак, ты доплел свое первое готовое изделие. Как ты находишь его?
— Ну… — Айра задумался. — Я мог бы и лучше, пожалуй. В некоторых местах я допустил ошибки, приходилось переплетать. Так что, я мог бы быстрей. Кроме того, схему я рассчитал не сам, а только придумал основу рисунка. В общем, мне еще очень многому предстоит научиться.
— Только если захочешь, — мягко сказала Марта.
— То есть?
Марта вздохнула. Встала, прошлась по комнате ближе к столу Айры и присела на стул рядом.
— Миры, по которым мы путешествуем, связаны примерно так же, как бисеринки в изделии, — начала она. — Бывают такие, через которые проходит множество путей, бывают тупиковые. Да и сам бисер разный: некоторые бусины — просто копии друг друга, растиражированные на станке, другие — уникальная ручная работа. Некоторые — простые и понятные, другие — аляповатые и цветастые. И каждый глубок ровно настолько, насколько глубоко может видеть глаз смотрящего на бисеринку. И в каждом есть ровно столько возможностей, сколько их есть у бисеринки в браслете: она может быть незаметной, может быть основой, а может испортить все.
Айра кивнул. То, что говорила Марта, не противоречило его внутренним ощущениям.
— Кроме того, теперь ты знаешь главное, — продолжила Марта. — Только тот, кто побывал в огромном числе миров, может увидеть все изделие целиком.
Айра попытался осмыслить ее слова.
— Но разве это не грустно, — спросил он, — понимать, что ты живешь… ну, в бисерном слонике, например?
— Именно поэтому мироходец со временем понимает, что не свободен, — кивнула Марта. — И начинает искать выход. Пока что единственный выход — прокладывать новые пути. Возможно, рано или поздно, это превратит твоего слоника в лошадь или даже дракона.
— А что, если изделие — не слоник? — живо спросил Айра. — Что, если невозможно найти границы миров? Или ты нашла их?
— Границы миров ищет тот, кто не может найти своего места там, где родился. Изменить слоника на дракона хочет тот, кто недоволен собой, но не может изменить себя. В конце концов, все сводится к любви. Но это такая банальная истина, что я даже повторять ее не хочу.
— К любви к себе?
— К себе.
— А не к кому-нибудь?
— Ну, и к кому-нибудь. Но кого-нибудь ты сможешь полюбить, лишь полюбив себя, — Марта откинулась на спинку стула, и ее лицо снова стало скучающим. — Слушай, Айра, ты с легкостью осваивал вещи и посложней. С чего ты впился в эту дурацкую тему? Почему ты барахтаешься в ней, словно маленький ребенок? Почему она так влечет тебя? Я не соглашалась учить тебя любви. Я согласилась лишь обучить тебя моему ремеслу, раз уж ты имеешь к нему склонность, и помочь тебе взамен на твою помощь мне.
— Ты и не сможешь обучить меня любви, ведь ты — мироходец, который прокладывает пути, чтобы изменить слоника на дракона. А значит, по твоим словам, ты ничего в любви не смыслишь.
— Ты все понял по-своему. Я не говорила, что я прокладываю пути по этой самой причине. Ты не думал, что не может все быть так просто?
— Зачем же тогда ты бежишь от судьбы?
— Я ищу за пределом известных миров то, чего нет в известных.
— Человека, который сможет тебя терпеть?
— Ай да шутник, Айра! — Марта рассмеялась.
— Что же тогда? Лекарство от смерти? Власть, которая подчинит тебе всего дракона? То есть пока что — слоника?
— Айра, Айра, глупыш. Ты поймешь меня не раньше, чем будешь готов. Тогда ты сам узнаешь ответ.