— Кремчик лечит. Но ладонь мужика! — Найк слегка вывернул плечо к себе. — Ладно, следы от зубов мне даже понравились — круто выглядят, наверное, хотя надо в нормальное зеркало посмотреть. Незапланированное такое бесплатное шрамирование. Но ладонь мужика?

Никс не могла отрицать: след от пятерни Константина отпечатался на плече Найка не в пример четко и ровненько. Она закрутила тюбик с мазью от ожогов и сунула его в пакет.

По правую руку шумело море. Чужое, темное — но море. Светлый, почти белый песок, водоросли на границе воды, бетонный парапет. В их родных краях песок почти всегда желтый, словно золоченый. Здесь берег другой.

Путь из поросших соснами предгорий к морю занял около двух часов. Найк почувствовал боль от ожога через полчаса после того, как они вырвались из стен колонии. Очевидно, адреналин схлынул — и боль, как незваная гостья, нагрянула, не обрадовав. Они не сразу нашли аптеку, только в третьем по счету поселке. Идти в травмпункт Найк отказался, заявив, что, мол, пустяки, слабенько как-то жег его Константин. Никс тоже это было непонятно: выходит, Константин не хотел Найку смерти? Но почему тогда без зазрения совести убил чтеца? Может, он не знал, что Абеляр — последний?

Смерть Абеляра никак не давала Никс покоя. Может, у Абеляра с ее отцом была какая-нибудь давняя вражда? И почему Абеляр не применил на Константине свои способности чтеца? Почему он пытался выиграть одним огнестрельным оружием и скоростью? В скорости он Константину проиграл. Может, действительно, они уже сталкивались, и разум блудного папашки защищен от магии этого конкретного чтеца?

Впрочем, что уже гадать.

Закупив мази от ожогов, они еще немного прокатились на запад, и вот притормозили у берега, рядом с неработающим кафе и одиноко стоящей телефонной будкой. Найк уселся на парапет, и Никс принялась наносить лекарство на его обожженное плечо и запястье.

Это было немного странно: лечить человека от последствий применения магии огня. Чуялось в этом и что-то должное, верное. Никс хотелось коснуться и здорового плеча тоже, волос, шеи — но она сдерживалась. Мало ли, что подумает. Сейчас… не то место и не то время.

— Так намного лучше, — сообщил Найк, повернувшись к ней. — Спасибо. Пойду звонить нашим.

Телефонная будка оказалась такой же нерабочей, как кафе.

Найк, цыкнув, снова уселся за руль, и они двинулись дальше на запад. Море пару раз отступало, но дорога снова и снова выводила их к берегу. Становилось все суше и теплей. На исходе третьего часа езды на горизонте показался город — сравнительно небольшой, прибрежный, чем-то похожий на давно покинутый дом.

"Чаячий Ильмен" — гласила надпись на стеле, возвышающейся на въезде в предместья. Здесь было совсем тепло, почти жарко, люди ходили в легкой цветной одежде. Чувствовалось, что лето решило задержаться тут чуть подольше.

Они закатили мотоцикл на холм и пристроили его в тени дерева, чтобы осмотреться и слегка размяться, а заодно чего-нибудь перекусить. Никс, по правде сказать, в заточении кормили хорошо — да вот кусок особо в горло не лез. Тут же на нее напал просто зверский аппетит. Они быстро разыскали закусочную — непрезентабельную, затрапезную, с самым простецким меню, но сейчас им этого было более чем достаточно. Только наевшись от пуза жареного мяса, Никс вспомнила, что все еще расхаживает в порванной смирительной рубашке с закатанными рукавами.

Ясно теперь, почему хозяйка харчевни так на нее смотрела.

Но ничего не поделать, не голой же ходить?

Пока Никс расправлялась с пирожком с повидлом, Найк сумел договориться с владелицей забегаловки и позвонить от нее остальным, оставшимся далеко позади.

Вернулся, сел напротив Никс, сложил руки замком перед собой, и принялся невидящим взором смотреть куда-то в деревянную лавку.

— Ну, что говорят? — спросила Никс, не дождавшись рассказа.

Найк очнулся, вздрогнув.

— Что-то я засыпаю совсем, — он протер глаза. — Еще и жарко… разморило, — выдохнул. — А эти… я пообщался с Рином. Говорит, удалось уйти без потерь, почти.

— Почти?

— Он не уточнял, но, говорит, все живы. Они прибыли в Половинчатый Замок и сейчас отдыхают. Как проспятся — выедут к нам.

— Это хорошо, — протянула Никс. — Сколько им добираться?

Найк снова смотрел в пустоту. В этот раз очнулся без оклика.

— Ох. М-м… скорее всего, ехать им дольше, чем нам. Смотря чем, конечно. Но не больше пары суток, я думаю.

— Сильно спать хочешь? — участливо спросила Никс.

Найк выдохнул:

— Терпимо. Пока не время для спанья. Пойду сейчас себе кофе возьму. Еще есть дела.

Он поднялся и пошел внутрь забегаловки. Когда вернулся, Никс спросила:

— Насколько мы далеко от… от того места? — она старалась говорить осторожно.

Найк взял салфетку, солонку и перечницу, и расположил их на столе на порядочном расстоянии друг от друга:

— Если это — море, — он указал на салфетку, — то вот тут — континент. Вот — Поющая, — он положил на стол вилку. — Это — откуда мы приехали. А вот здесь у нас Ильмен, где мы сейчас. Думаю, — он стал говорить тише, — найти нас тут быстро ни у кого не выйдет.

— Что ж, это не может не радовать, — Никс отхлебнула сока. — Кстати, как твое плечо?

— Ноет немного, — Найк поежился, — жить буду.

— Что-то с тобой не так, — все же сказала Никс. — Какой-то ты напряженный, а не только сонный. Какие у нас еще остаются дела?

Найк хмыкнул, негромко рассмеялся, потом посерьезнел. Вздохнул.

— Ну, видишь ли…

Никс вся обратилась во внимание.

— Видишь ли, есть небольшая проблема.

— Какая?

— Проблема эта, скажем так, несколько… практического толка.

— Ну, не томи же!

— Хорошо. Дело в том, что… — он наконец решился и выдал: — Денег нет. То есть, есть — но крайне мало.

Никс выдохнула.

— Слушай, человек может продержаться на воде трое суток! Я уже было подумала, что там что-то совсем серьезное.

— Ну, как сказать, — Найк почесал затылок, старательно избегая смотреть ей в глаза. — Я слегка в растерянности. Я много где путешествовал и в разных ситуациях бывал, но, в основном, один. А тут… короче, все мои сбережения остались в машине. Машина — в Тасарос-Фессе. Почему я ни у кого не занял — моя ошибка, забыл. Дурак, согласен, каюсь. А идти сейчас в Тасарос-Фесс — можно пропустить ребят. И я б, если б сам был, поспал бы на улице, но тебя же…

— Слушай, вот касательно "спать на улице" — это не меня греть надо будет, — сказала Никс. Тут же поняла, что именно ляпнула и густо покраснела. — В смысле, сейчас что-нибудь придумаем. В крайнем случае… еще что-нибудь придумаем.

— Возможно, есть смысл попробовать загнать мотоцикл, — задумчиво проговорил Найк. Все же взглянул на Никс. — Как ты считаешь? Хоть бы на металлолом. Документов у нас на него нет, но и так могут взять. В дальнейшем он нам ни к чему — все равно компанией на него не влезем. Денег должно хватить на несколько дней нормальной жизни и даже на пару шмоток тебе и мне. Тут, конечно, все полуголые, но мне несколько неуютно.

— Звучит как план, — хмыкнула Никс.

На том и порешили. До самого вечера они занимались тем, что стучали в разнообразные шиномонтажные и прочие слесарные мастерские, ехали дальше по указке людей, кому левый мотоцикл не нужен, приезжали в очередной ангар, говорили с непременно усатым мужиком, испачканным машинным маслом, и снова оставались с мотоциклом, но без гроша. Ближе к вечеру им повезло. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая затихающий Ильмен в теплые охристые тона. Криминального вида мужчина, неодобрительно поглядывая на зеленые волосы Найка и странную одежду Никс, предложил за мотоцикл смехотворную цену, добавив, что лучшего предложения им не найти. Посоветовавшись, решили брать деньги.

К берегу шли пешком и оказались рядом с городской набережной уже в сумерках. Окруженные алчными старушками, желающими сдать им жилье, выбрали ту, что просила самый минимум, и вскоре оказались в тесной комнатке с холодильником, телевизором, тумбочкой и одной неширокой кроватью. Остальные удобства располагались во дворе, по пути к калитке, ведущей на спуск к морю, как и общая с другими жильцами открытая летняя кухня. Сверху маленький домик и все пристройки были увиты виноградом, заборы топорщились пышными ежевичными зарослями. Во дворе было уютно, но сам дом оказался крайне старым, а внутри коморки к тому же пахло сыростью. Никс не имела никакого желания возмущаться — ей было хорошо и радостно.

— Я буду спать на полу, — сказал Найк, когда старушка отдала им ключи и ушла.

Никс, оценив его решимость на десять из десяти, не стала отговаривать, решив поступить хитрее:

— Ты пока располагайся, — сказала она, — а я схожу на рынок. Видела по пути. Надо же есть чего-то, а в нашем текущем положении по кафешкам ходить не вариант.

— Я с тобой, — Найк, фальшиво бодрясь, поднялся с кровати, на которую успел присесть.

— Нет, ты давай лежи, — Никс была непреклонна.

— Но… Вдруг…

— Я не потеряюсь, — заверила она. — Здесь пять минут идти. Сам сказал — нас не найдут. Никто не знает, где мы, кроме наших, верно? Ну и, в самом деле, не можешь же ты мне постоянно нянькой быть?

Найк ничего ей не ответил, хоть и видно было, что он не согласен. Но усталость брала свое, и он сел, ссутулившись, на край кровати и махнул рукой:

— Ладно, иди. Но потом… я тебя все равно найду, так и знай.

— Я скоро, — Никс, развернувшись, улыбнулась, вышла и прикрыла за собой дверь.

В отличие от него, она была полна сил. Уж что-что, а на сон в колонии у нее было полно времени.

Незнакомый город показался и знакомым одновременно. Словно Змеиная Коса разрослась вширь раз в восемь, а то и девять, особо не поменявшись. Здесь, конечно, всюду слышался иной говор, а названия улиц звучали непривычно, но дух приморского города пронизывал все насквозь, как и влажный, соленый ветер, бессовестно напоминая о доме.

Никс спустилась по крутым улочкам на пару кварталов и действительно застала работающий продуктовый рынок — вокруг ламп суетились мошки, вокруг прилавков — запоздалые покупатели. Она купила хлеба, масла и яиц, немного сыра и кое-каких овощей, и четыре куриных бедрышка. В ларьке рядом с рынком продавали подержанные книги — паршивую фантастическую беллетристику в мягких обложках. Никс взяла себе один томик наугад, по цене шоколадки.

Когда она вернулась, Найк уже спал, улегшись наискосок и заняв большую часть кровати.

Никс вздохнула, включила лампу на тумбочке, умостилась с краю и попыталась читать.

Вышло не очень — интересней было смотреть, как Найк спит. Лица видно не было, но на пояснице вдруг обнаружилась крохотная татуировка — парусник на волне. Что бы это могло значить?

Никс прикрыла томик. Поджала губы.

Это сейчас он спит, она сидит рядом, в окно бьется мошкара, и у них есть еще как минимум сутки. Но это все ненадолго. Приедут другие — приедет Эль-Марко. Она расскажет им, что с ней было. Расскажет про Константина, про других девчонок, про Абеляра. Про то, что рассказал ей чтец — мол… пророки сказали, что, если разбудить Вьюгу — всему конец. Но это слова Абеляра. Мог ли он специально наврать? Нет, тогда бы он сказал что-то такое, чтобы Никс вообще даже не пробовала идти к озеру Явер. Но он оставил ей возможность выбора. Он хотел, чтобы она попыталась сделать все возможное, чтобы… чтоб не случилось непоправимого. Но как? Все такие умные, всем чего-то от нее надо. Вьюга хочет проснуться, чтецы хотят этого не допустить. Кто она такая, эта Вьюга? Как ее будить? Никаких идей об этом у Николы не было. Разве что, они сами все поймут, когда доберутся до темницы Вьюги. Там, конечно, не отправишься в сеть и не поищешь чужого опыта. Может, там будут какие-нибудь древние скрижали по стенам? Или что-то вроде этого?

Информации мало, вопросов — слишком много. Зачем Вьюга хочет, чтобы ее разбудили? Кто заставил ее уснуть? Зачем ее усыпили? И как она может обещать встречу с тем, кого Никс ищет?

В последнее время Никола мало думала о Ромке Заболотницком, хотя, что касается заточения, тут уж ей не повезло так не повезло. А потом оказалось, что Абеляр на ее стороне. А потом… Неужели ее проклятье перекинулось на него, и… или… вошло в какую-нибудь смертельную фазу? Неужели теперь и правда стоит ждать кирпича с крыши?

Никс приказала себе не паниковать. В конце концов, они выбрались. И это — не везение. Это — слаженная работа всех тех, кому не все равно. Рин со своими големами, Ирвис, как рассказал Найк, вызвала дождь, там же были Камориль, Мйар и даже Ари. Об Эль-Марко и говорить нечего. И даже наглая Катерина Берса участвовала в ее освобождении, защищая Рина, пока тот колдовал. А значит, неприятностей можно не ждать.

И все же с этим определенно нужно заканчивать. Стоит ли ее спокойная жизнь риска разрушить мир? Кому рассказать, кто не в теме — вот будут смеяться. С чего они вообще взяли, что чтецы не врут? Пожалуй, стоило расспросить внезапно объявившегося отца получше. Но тогда как-то в голову ничего не лезло. Он сказал, что с ним тоже говорило божество… И огонь — его слуга. Скорее всего, с ним говорил Дух Огня тогда, когда Камориль показалось, что он умер. Но Константин не сказал ничего о том, куда Дух Огня его направил и что приказал делать. Предположим, это он приказал ему напоить Никс "солнечной кровью бога".

У Никс появилось ощущение, что она знает теперь, что это за "огненный цветок" такой. Скорее всего, это и есть проявление той силы, которую обрел и успел потерять Камориль. Но если он — некромант, и на него "солнечная кровь" подействовала, вытащив наружу паучью суть, усилив ее во сто крат, то, выходит, у Никс, элементалиста, сила эта преобразовалась в "огненный цветок". То есть Дух Огня опосредованно передал Никс силу, которая… которая может пробудить Вьюгу.

И именно поэтому чтецы не хотят этого допустить — как там Камориль рассказывал? Зорея считал своим долгом защитить родную землю от "порождений внешних миров"…

Дух Огня действовал тонко. Это ведь очень ненадежный способ делать дела. Через поколения… через время… С другой стороны, что для таких существ значит срок человеческой жизни?

Никс решила повременить с волнениями и тревогой. Все равно сейчас она ничего изменить не сможет. И понять что-то свыше того, что ей, человеку, дозволено — тоже. Волноваться она будет завтра или послезавтра — когда приедут остальные, и они все вместе отправятся на это самое озеро. Камориль и Мйар уже были в мороке. Она тоже там была. В мороке — Керри, и он, если что, поможет. Вместе они смогут разобраться, что к чему. Керри, конечно, говорит, что попасть на утес Серого Крыла неспособен, но это они еще посмотрят.

Никс вспомнила, как они все собрались в золоченой ванной комнате в гостинице, еще в Тасарос-Фессе, и как все пообещали пойти в морок вместе с ней и Рином, и как она решила тогда, что станет помогать Рину с его собственным "проклятием", что риск стоит того. Они тогда тоже, смеясь, предполагали — а не решит ли Вьюга, проснувшись, радостно осуществить светопреставление? Тогда, кажется, эта идея показалась всем не слишком жизнеспособной.

Как оказалось, целая гильдия чтецов, а с ними, судя по рассказу Найка, и целителей — все они верят, что пробуждение Вьюги… А кому верить Никс?

Древним богам, даровавшим силу? Чтецам, навязывающим свое агрессивное добро?

Она подумала, что правильней всего будет верить себе. Ну и друзьям можно, наверное. Вместе им удалось вытащить ее из тюрьмы чтецов. И точно так же, вместе, они смогут понять, что делать с этой самой Вьюгой.

Никс, вроде бы, успокоилась, но смутная тревога все равно не давала сосредоточиться на сюжете книги. Что-то она, кажется, упустила в своих размышлениях. Но что? Сощурившись, она смотрела в маленькое окошко за желтой кружевной шторкой и никак не могла понять, что именно не так. Ее опекун, его друзья и ее друзья — все умные и на многое способны, действуя сообща, это точно. Хватит ли этого? Не готовит ли морок сюрпризов? Это вполне может быть. Но пытаться их предугадать на данный момент — пустая трата времени.

Здесь, сейчас, в привычном и твердом, стабильном мире, морок действительно кажется миром снов. Но если войти туда во плоти…

Никс взглянула на спящего Найка. Он размеренно дышал во сне, лежа к ней спиной, так, что она видела его израненное плечо. Без его обычного свитера было заметно, что он загорел неравномерно — на коже остались более светлые следы от майки. Он был очень близко, но она почему-то ощущала себя полностью защищенной. Вообще было сложно думать о нем как о полностью чужом человеке. Хотя, казалось бы, сколько они знают друг друга? Меньше года? Лето не считается — целое лето они не виделись. Что остается? Несколько дней?

Что она знает о нем? Ничего — о семье, ничего — о профессии и увлечениях. Ну, разве только он хорошо умеет водить, отлично готовит на костре и слушает приятную музыку. Он сильный и, благодаря своей магии, быстрый. Но она даже не знает, в каком месяце он родился. На вид ему около двадцати, — но это тоже только догадки. Когда его лицо спокойно, он разом кажется младше года на два. Когда курит — сразу выглядит старше. И тогда, в храме, он сказал, что пришел сюда откуда-то еще.

Никс готова была ему поверить, учитывая бардак, творящийся вокруг нее и ее семьи.

В голове зародилась очень, очень странная, сумасшедшая мысль. Это ничего, что она мало знает о нем. Все равно. Они одни в этом городе. Сегодня. Завтра.

Завтра они пойдут на море, наверное. Или в кино. Не сидеть же дома целый день? Если подумать — она сто лет не была в кино. Что хоть сейчас там крутят? А затем…

Одна мысль об этом заставила пальцы на ногах поджаться. Как-то ей стало слегка душно, сердце заколотилось предательски, так, что показалось, все соседи его услышат.

Ладно, пора попытаться поспать.

Никс, выключив лампочку, свернулась калачиком на свободной части кровати, обняла ногами покрывало и закрыла глаза.

Как же хотелось ей в этот миг, чтобы Найк проснулся и обнял ее. Или чтобы повернулся, протянул руку и, может быть, поцеловал? Тут бы все и решилось. Ей казалось, что тут бы все, в самом деле, стало понятно и ясно: почему они тут, зачем и что делать дальше. Просто… пускай повернется, улыбнется, их лица окажутся близко-близко, и тогда… Но он спал — глубоким, спокойным сном человека, вымотанного до предела.

Для Никс это был первый раз, когда она ночевала в одной постели с парнем — и это показалось ей очень волнующим. Впрочем, она еще много чего собиралась сделать впервые. До того, как она уйдет в Морок, будить эту их Вьюгу.

Утро настало внезапно. Ну как утро — часы показывали полдень, и Никс, встрепенувшись, обнаружила себя в пустой комнате. Найка рядом не оказалось. Когда он ушел? Оттого, что она спала одетая, было слегка некомфортно.

Никс, поднявшись, нацепила на ноги белые шлепанцы, оставшиеся еще со времени заточения, поправила обрезанные под сарафан остатки смирительной рубахи. Вообще, надо бы с этим разобраться — вчера на рынке бабки смотрели на нее странно, наверное, не могли решить: все-таки она проститутка, наркоманка или просто очень верующая? Но никаких лотков с одеждой там не было. Также надо бы где-то раздобыть зубную щетку, расческу и прочие мелочи. На данный момент собственный внешний вид Николу особо не смущал — как-то ей стало все равно, как именно она выглядит, после всех этих приключений в камере. Но, конечно, по уму с этим стоило бы разобраться поскорей, а то ведь… мало ли.

Никс выдохнула, решительно открыла дверь и вышла во дворик. Найка увидела сразу — он над чем-то колдовал на летней кухне. Проходя мимо, она отметила, что фартук на голую спину ему определенно идет, и задумалась — он сам-то понимает, как это выглядит?..

— О, ты проснулась? — Найк заметил ее.

— Ага, умоюсь пойду, — Никс кивнула в сторону душа и туалета.

В душ вода поступала из бака, покоящегося наверху кабинки. Грелась вода от солнца, и потому была только слегка теплой. Никс вытерла лицо полотенцем, взглянула на себя в зеркало — хмыкнула, отметив действительно почти исчезнувшую припухлость щек и в общем слегка усталый вид. "Может, я еще вырасту?" — безнадежно подумала она.

Вернувшись на летнюю кухню, обнаружила, что все уже готово: Найк разложил яичницу с беконом и помидорами по тарелкам, а чайник как раз вскипел.

— Еда! — обрадовалась Никс.

— Не шик, но сойдет, — Найк, сделав две кружки чаю, уселся на деревянную скамейку, подпер голову рукой и стал недоуменно смотреть, как Никс за обе щеки уплетает еще не остывшую яичницу и пьет сладкий кипяток. Она, поняв, что его смущает, притормозила: точно, ему-то все еще горячо.

— Я от соседей нашим позвонил, — сообщил Найк.

— О! Что говорят?

— Говорят, выехали, — он подул на свой чай. — Будут завтра к полудню примерно.

— Они знают, где нас искать?

— Да, они — знают. Больше никто не в курсе.

— Это хорошо.

Никс, жуя, заметила на столе за Найком открытую пачку соды.

— А зачем тебе сода? — спросила она.

Найк то ли смутился, то ли нахмурился. Почесал нос:

— Ну-у… я встал рано, сходил за недостающими продуктами. Хотел испечь творожных печенек, но… что-то пошло не так.

— Сгорели?

Он понуро развел руками.

— Духовка старая, не рассчитал температуру.

— Ты их выкинул? Может, там все не так ужасно было?

— О нет, поверь, все было очень плохо, — он усмехнулся. — Чистые угли. Что-то последнее время не везет мне с огнем.

Никс деланно улыбнулась, не зная, как интерпретировать эту фразу. Обратила внимание на его шрамированное плечо:

— Болит?

— Еще немного. Но мазь и вправду помогает. Думаю, скоро пройдет.

— Ясненько. Какие у нас дальнейшие планы?

— Купим тебе и мне нормальной одежды, а там посмотрим.

— Точно, это не помешает.

Они еще немного поболтали ни о чем — про погоду и температуру воды, о том, что можно будет искупаться, как зной спадет, или еще раз подняться и осмотреть город с другого холма. Никс вызвалась мыть посуду. Закончив, она прихватила пачку соды с собой.

Нести ее пришлось в руках, и Найк, заметив это, спросил, зачем ей сода. Никс, еще не уверенная насчет своего плана, сказала, что пока что это секрет.

Она не могла не заметить, что Найк все еще какой-то необычно задумчивый. Если вчера это можно было списать на сонливость и усталость, то… очевидно, его задумчивость неспроста.

Когда они спускались по узкой улочке, мощеной большими покатыми булыжниками, вытертыми сотнями ног, Никс спросила:

— Тебе здесь не нравится?

Найк оглянулся:

— Да нет, приятный городок. Вполне уютное место.

— Но что-то не так.

Найк сперва ничего не ответил, но потом сказал:

— Знаешь, это похоже на последний выходной день. Или на лето. Я не люблю лето, потому что за ним идет осень, а потом зима. Но мне нравится сырая, слякотная весна — ведь за ней следует лето.

Никс поняла, о чем он. Он тоже чувствует, что они тут ненадолго, и поэтому, наверное, грустит.

— Ну, в таком случае можно постараться взять от лета все, — сказала она. — Чтобы было, что вспоминать зимой.

— Или зимовать южнее, — Найк хмыкнул. — Но ты права. Надо уметь жить в настоящем. Итак, что именно мы ищем?

Они вышли на небольшую площадь под каменной башней со старинными часами. На площади располагался рынок. Скорее туристический, чем для своих, но тут была и просто одежда — дурацкая, пляжная, дрянного качества. Впрочем, им было не до изысков. Никс присмотрела себе коралловый сарафан до середины бедра и узкие штаны чуть ниже колена, цвета морской волны. Найк приобрел пару светлых хлопковых маек и свободную рубашку с ярким принтом — цветы, попугаи, пальмовые листья. Обувь они нашли в подворотне неподалеку, в темном, пыльном магазинчике, где продавалось все уже ношеное, но еще не убитое, зато по низкой цене. Найк с радостью стянул с себя армейские ботинки, променяв их на фиолетовые шлепки. Никс, долго промучившись между босоножками без каблука и с каблуком, остановилась на танкетке, молясь, чтобы новая обувь натерла хотя бы не в первый же час.

Обзаведясь расческой, зубными щетками, пинцетом и набором пластырей, они зашли еще в магазин с художественными принадлежностями, где Никс купила себе коробку мела.

— И все-таки, зачем тебе сода и мел? — спросил Найк, идущий следом за ней и несущий на плече пакет со своими старыми ботинками.

Никс, от нетерпения обгоняя его, стремилась поскорее вниз, к морю, и потому перескакивала через две ступеньки, но идеи своей раскрывать пока не спешила. Мало ли, вдруг ничего не получится? Все же она в первый раз будет пробовать делать что-то серьезное.

— Увидишь, — все же сказала она по возможности загадочно.

Густые древесные кроны разошлись как-то сразу и вдруг. Небо над морем ослепило белизной кучевых облаков, поприветствовало криками чаек, планирующих на прибрежном ветру. Белоснежная каменная набережная была полна людей, подступы к морю — галечные, темные — также оказались покрыты густым ковром из подстилок и заставлены шезлонгами. На набережной было слишком людно. Чересчур. То есть, конечно, для такого города это нормально — но Никс поняла, что для осуществления затеи ей нужно найти… какое-то другое место. К тому же, тут одна галька… а это никак не подходит.

Найк поравнялся с ней:

— Почти как дома, — заметил он с некоторой иронией. — Ну, куда пойдем?

— Тут никуда не пойдем, — решительно сказала Никс. — Вон карта. Ее глянем.

Они подошли к стенду со схематично изображенным городом и предместьями.

— Вот тут какие-то еще пляжи? — Никс указала на край карты.

— Похоже на то, — Найк осмотрелся по сторонам, показал направо. — Вон причалы, оттуда могут возить в отдаленные бухты. Наверное, местные тоже не особо любят отдыхать в тесноте.

— Там, похоже, целый паром, — Никс потянула Найка за край рубашки. — Пойдем-пойдем-пойдем! Скорее-скорей!

Паром выдал длинный гудок — скоро отплытие. Поднажав, они пронеслись мимо последних ларьков с сувенирами, преодолели раскаленный на солнце причал и запрыгнули на борт. Купив билеты, сразу перебрались поближе к перилам, чтобы можно было смотреть на удаляющийся город, утопающий в зелени, и белые резные скалы вокруг него. Паром шел плавно, лишь чуть покачиваясь.

Никс оглянулась по сторонам и, заприметив то, что ей нужно, по возможности незаметно шмыгнула к мусорному баку и заглянула внутрь.

— Так, Никс, или ты мне расскажешь, что задумала, или я сам придумаю — и это может быть гораздо хуже того, что ты собралась делать на самом деле, — Найк, по всей видимости, отчаялся гадать. Его можно было понять: видеть, как приличного вида девушка достает из мусорного бака чью-то пустую пивную бутылку — это довольно странно.

— Это еще не все, — серьезно сказала Никс и вынула оттуда же темно-зеленую тару из-под минеральной воды.

— Мы не настолько бедны, — в голосе Найка послышалась робкая надежда на то, что Никс в своем уме. — Сдавать бутылки это, конечно, выход, но…

Никс посмотрела на него исподлобья, пытаясь взглядом выразить всю гамму чувств, мол, за кого ты меня принимаешь?

Найк, дурашливо улыбнувшись, развел руками.

— У меня родилась кое-какая идея, — Никс, сжалившись, решила немного приоткрыть завесу тайны. — Увидишь. Я просто не уверена, что получится. Бутылки мне нужны для этого.

— Ладно, — Найк облокотился на перила, повернувшись спиной к морю.

За ним проплывала земля — фигурные скалы с полуразрушенными поместьями на вершинах, поросшие соснами холмы, утесы, иссеченные сверкающими на солнце жилами каких-то более гладких пород. Ветер трепал Найку отросшие зеленые волосы, выбивая из глаз слезы. В брызгах волн то и дело вспыхивала радуга.

Другие пассажиры галдели, пили что-то, хрустели чипсами, спорили и пялились по сторонам, но на Никс с Найком никто особо не смотрел.

Кто-то из отдыхающих заметил дельфинов вдалеке, и пока на борту царила восторженная суматоха, паром медленно преодолел мыс и завернул в бухту.

Никс, положив голову на сложенные вместе руки, наблюдала, как к ним приближается укромный, защищенный скалами пляж — людей там было всего ничего, и это весьма ее воодушевило.

Спустившись по трапу, они ступили на белый песок.

Песок! Уже хорошо.

— Пойдем вон по тем камням, уйдем еще дальше от людей, — сказала Никс.

— Да я ж не против, но там ведь дно, наверное, не слишком облагорожено — можно будет пораниться… К тому же, раздевалок нет.

— Я пока купаться не буду, — сказала Никс.

Найк хмыкнул:

— А если солнечный удар? — но тут же поправился: — А, точно, я опять забыл.

— Да, я слегка огнеупорная, — подтвердила Никс. — Можно не бояться.

Сняв обувь, которая здесь только мешала, они пробрались по расколотым бурым камням еще дальше, в следующую небольшую бухту. Выбрав пологий булыжник, Никс разложила на нем все, что принесла. Огляделась по сторонам: люди были далеко. Шанс, что кто-то почует неладное — крайне мал. Ей не терпелось начать. В голове не было какого-то стройного плана или конкретной идеи — хотелось делать по наитию и верилось, что получится.

Она, решаясь, зачерпнула горсть песка. И высыпала обратно, засмотревшись, как Найк стягивает майку. Он, обернувшись, поймал ее взгляд, улыбнулся:

— Ну, я пошел.

Никс смущенно улыбнулась в ответ. Где-то в груди ожило и засветилось теплое, тихое торжество, словно предчувствие чего-то необычайного. Никс тряхнула головой, намереваясь сосредоточиться на предстоящем процессе, пошлепала себя по щекам. Не отвлекаться!

Итак, поехали.

Толчем мел. Какая там пропорция? Ладно, попробуем на глаз. Достаточно ли далеко уплыл Найк? Ага, вон, рассекает кролем, намереваясь, наверное, доплыть до высокого камня вдалеке и забраться на него — значит, звука он не услышит. Никс взяла пивную бутылку и решительно разбила ее о другой камень. Собрала осколки в кучку. То же самое сделала и с зеленой бутылкой. Перемешала мел с песком и содой, положила смесь на ладонь, прикрыла другой и… призвала магию.

Действовать надо было быстро. Впрочем, довольно скоро она нашла подходящий для себя ритм, освоилась с материалом. Что есть искусство, если не структурирование реальности? Не потому ли красив наутилус, что похож на горн и розу одновременно? Ритм, равновесие, нюансировка — чередуем все понемногу, приправляем фактурой, добавляем глубинный смысл — пускай это будет не просто абстрактное скопище пятен, а… парусник, летящий над волнами? Корабль, несущий тысячу перламутровых парусов, с веером острых весел, снасти — словно ажурное кружево. Здесь как раз хватит имеющихся цветов. И как последний штрих — вытянуть тонкую нить и согнуть в петельку, чтобы было, на чем носить этот амулет.

Никс отложила на камень первый получившийся "блин". На ее взгляд он вышел совсем недурно. Сама бы она не стала такое носить, но она вообще почти не носила украшений, не имея даже проколов в ушах. Но кто-нибудь другой вполне мог бы…

Никс, боясь потерять вдохновение и запал, взялась за дело снова. Из ее рук вышло шипастое солнце с человеческим лицом — зеленые глаза, темно-карамельные геометрические узоры. Солнце показалось Никс менее удачным, но она не знала, как его исправить, потому оставила остывать рядом с парусником.

На что там у нас еще может сгодиться зеленый? Точно! Цветы. Мягкий, пастельный оттенок получившегося светлого стекла подошел как нельзя лучше: фигурные каллы изогнулись в миниатюрном водовороте, сплелись в изящный симметричный узор. Никс снова вытянула и закрепила петельку, повертела кулон в руках, представляя, какая женщина могла бы его носить, и положила на камень к первым двум.

Видно было, что последние цветы сделаны много лучше парусника, но он все равно был хорош.

Никс расплавила еще немного осколков коричневого стекла и вылепила из них плоского котика, выгнувшегося дугой — тонкий хвост, колючие лапы, хитрые зеленые глазища. Петелька. Положить остывать. Придумать что-то еще.

На восьмом амулете-кулоне она наконец заметила, что за ней уже давно наблюдают. Найк выбрался из воды, сидел неподалеку и молчал, зачарованно глядя, как она расправляется со стеклом. Судя по мурашкам, ему было немного холодно (на камни наползла тень), но он смотрел, не отрываясь.

— Ну как? — спросила Никс. Ей, по правде говоря, стало неловко: он, получается, видел и неудачные две попытки. Какой позор!

— Это… это очень красиво! — живо ответил Найк. Кажется, он говорил искренне. — А стрекозу сделать можешь? Или махаона?

— Попробую, — серьезно ответила Никс. — Может, даже обоих.

Обмозговав, как бы можно было сопоставить этих насекомых, она принялась за работу. Вскоре, выуженные из бесформенной массы плавленого стекла, зеленобрюхая стрекоза с матовыми желтоватыми крыльями и коричневая бабочка с белыми узорами закружились в танце вокруг перламутрового цветка-звездочки.

— Как у тебя выходит так легко вписывать их в узор? — подивился Найк. — Ты уже что-то такое делала?

— Не, — она покачала головой. — Я вообще выжиганием занималась, ну и так, наброски всякие в тетрадках рисую. Со стеклом работаю впервые. А, из бисера еще плела — но кто не плел?

— Я не плел.

— Ну… — Никс смутилась. — Из пластилина-то хотя бы лепил?

Он оживленно закивал.

— Слушай, цветного стекла осталось мало — хватит еще на пару цветочных кулонов, — она оглянулась по сторонам. — Можешь поискать что-то вроде веревки, каната? Может, на берегу где валяется? Я изначально думала делать эти штуки довольно грубыми, с ракушками, чтобы был этакий нарочито-угловатый стиль, но элегантный в то же время. Конечно, кое-что вышло тонковатым, но, думаю, люди перевесят на что-то более подходящее сами, если купят.

— Ах во-от оно что, — уже понимающе улыбнулся Найк. — Один момент — сейчас я что-нибудь найду. Ну ты даешь!

Никс, довольная похвалой, расплылась в счастливой улыбке. Самой ей казалось, что вышло не очень. Ей бы инструментов побольше, кроме собственных пальцев, пинцета и палочек… Но со стороны виднее, решила она, если, конечно, Найк не врет. Впрочем, врать ему, наверное, незачем.

Он вернулся довольно скоро, действительно неся с собой кусок оборванного каната, какие-то еще тесемки и плоскую, обглоданную волнами и солнцем дощечку.

— А покажи, как ты выжигаешь, — попросил он, устраиваясь на камне рядом.

Никс, смущаясь пуще прежнего, приняла деревяшку из его рук. Что же изобразить?.. Гарантированно неплохо у нее выходили плоские линейные лица, и она, молясь, чтобы правый глаз получился симметрично левому, принялась "рисовать", легко прикасаясь к дереву и оставляя на сероватой поверхности темные выжженные следы. Волосы решила сделать стилизованными, узорчатыми, и потому заплела их в косы, перевитые лентами, добавила снизу колких роз, а на фон — раковин и звездочек. На шею нарисовавшейся девушке она надела колье-ошейник, к которому присоединила кулон в форме корабля.

Найк смотрел на нее с восхищением. То на нее, то на дощечку.

— Я пойду теперь поплаваю, — сказала Никс, — займешься тесемками?

— Да, конечно… — он осекся. — Эм… Далеко только не заплывай.

Никс направилась к воде. Она было думала плавать прямо в одежде, купальника-то нет. Но неудобно ведь будет… Решалась она с минуту. Затем мельком оглянулась: Найк, похоже, был полностью занят кулонами и по сторонам не смотрел. Никс, плюнув на всяческую осторожность, решительно стянула сарафан, бросила его на ближайший большой камень, сняла обувь и ступила в воду. Немного потоптавшись на мели, привыкла к температуре, а потом, выйдя на достаточную глубину, нырнула вперед, в густую холодную синь, стремительно оттолкнувшись от дна и вытянувшись по струнке.

Чужое море оказалось более соленым, чем свое, родное, и плавать было даже немного легче. Никс плавно скользила по волнам почти у самой поверхности воды. Замерла, позволив морю держать ее, убаюкивая песнями глубины и криками чаек, закрыла глаза. Солнце проникало сквозь веки, и оттого все вокруг казалось красным.

Чудилось, будто откроешь глаза — увидишь привычный берег, желтые иссушенные холмы, город вдалеке, тонкую песчаную косу…

Но это все в какой-то другой жизни.

Никс, сплавав на глубину, неспешно двинулась назад, к берегу. Выбираться стала, спрятавшись за большим камнем, на который бросила сарафан — впрочем, Найк все равно деликатно отвернулся. Одевшись, Никс выбралась на песок, и, выжимая волосы, подошла к камню в тени, на котором лежали кулоны уже с тесемками, которые были аккуратно расправлены.

— Знаешь, у меня такое впечатление, что они не остывают до конца, — сказал Найк. — Такое может быть? Может быть так, что в них сохранилась часть твоей магии?

— Пожалуй, — Никс взяла шипастое солнышко в руки, глянула на свет. — Но если и так, шлейф будет очень слабый. Не думаю, что кто-то с нас за это спросит.

— Да нет же. Это может быть фишкой, — он явно загорелся идеей. — Что-то вроде "привези домой кусочек лета, запаянный в стекло". Вам, магам, вообще можно такое делать?

— Да оно не должно было так получаться, без золатуни-то, — Никс задумчиво склонила голову вбок.

— Но получилось!

— Ну ладно. Значит, надо пробовать продавать их, когда уже стемнеет и станет прохладней.

— Кстати, как именно ты думала их продавать?

— Об этом я еще не думала, — сказала она, тушуясь. — Ну, может, разложу на тряпочке…

— Погонят, — Найк покачал головой.

— Ну тогда, может… хм…

— Попробуем договориться с кем-то из лоточников, за небольшой процент.

— Во! Это идея. И самим не надо будет стоять. Но… ты думаешь… возьмут?

— Я уверен.

Они отправились обратно не на пароме, а поверху. Подъем на горку был сложным, но Никс справилась. Кое-где приходилось забираться по почти вертикальной лесенке, выдолбленной в камне. Зато, когда они оказались наверху, им открылся вид на Чаячий Ильмен со всеми его заливами, парками, причалами и отдаленными предместьями. Ветер трепал волосы, вздувая подол, море тут и там рассекали следы от катеров и моторных лодок, белые скалы казались ослепительными, хоть солнце уже давно пересекло зенит.

Оказалось, что работа над амулетами заняла прилично времени, и, пока они пробирались по горным тропкам, а затем и по трассе обратно в город, настал теплый вечер цвета корицы и меда.

Поблуждав по тенистым аллеям, снова выбрались на набережную и тут же пристали к какому-то парню-лоточнику, одетому максимально неформально. Он согласился поторговать стеклянными амулетами с наценкой ровно в стоимость каждого, и Никс пришлось срочно придумывать, сколько же денег она хочет за один такой взять. Подсмотрев цену того, что уже лежало на витрине, она выдала что-то усредненное, переживая, что продешевила и одновременно заломила слишком много и никого ее поделки не соблазнят.

Лоточнику пришлось верить на слово, но да невелика потеря, если даже он решит оставить амулеты себе. Жалко будет, конечно, но не смертельно.

Договорившись вернуться к продавцу к девяти, они решили, что пора подкрепиться. Идти в снятый домик совсем не хотелось, поэтому было решено ужинать дешевыми, но сытными пирожками, сидя на скамеечке с видом на море.

Никс, жуя пирожок, понимала с ужасом, что время утекает неумолимо, а вечер лишен романтики совершенно. Казалось бы, чего не хватает? И интересно же: и поездка на пароме, и поход по горбу белой скалы, и атмосфера вокруг царит нарядная, почти праздничная: везде мерцают разноцветные фонарики, море шепчет, люди смеются, нет назойливой музыки, на фоне темного парка крутится сверкающее колесо обозрения…

Никс взглянула на колесо повнимательнее, раздумывая, а не прокатиться ли.

Но передумала: нет, настроение не то.

— Многие приморские города похожи, — произнес Найк. Он пил кофе из бумажного стаканчика, глядя на близкие волны, темно-фиолетовые в сумерках.

— Этот напоминает тебе о доме? — спросила Никс.

— Не знаю, — он нахмурился, выдохнул: — Никс… честно сказать, я не хотел напрягать тебя этими разговорами, все же у нас только один день передышки. По крайней мере, у меня такое впечатление. Хотелось, чтобы сегодня мы могли забыть обо всем, что произошло и еще намеревается быть… Но это все не дает мне покоя, я пытаюсь не думать об этом и все равно срываюсь, — он обернулся к ней. Обернулся и замер, замолчав. Никс, нахмурившись, ждала, решив его не торопить. Найк глубоко вздохнул, мельком глянул в сторону, потом снова на Никс и наконец произнес: — Так вот… я все хотел спросить. Что это за сила — та, которой твой опекун на меня воздействовал? Что это?

— Он… воздействовал на тебя?

— Да. Именно благодаря этому я тебя и нашел — в определенный момент я увидел путь, какого раньше видеть не мог. Что это было?

Никс задумчиво смотрела на проходящих мимо лавочки людей. Никто не будет подслушивать их — можно и рассказать.

— Ну… История скорее запутанная, чем длинная, — начала она. — Если вкратце — судя по всему, это подарок той самой Мертвари. От нее же, как я теперь понимаю, и моя сила — та, за которой охотятся наши приятели-чтецы. Мертварь — это перевертыш Духа Огня. То, что использует Марик, он сам называет "зажатием струны". Сила мага меняется, эволюционирует, что ли. Может быть, это даже приближает нас немного к возможностям, которые были доступны довоенным волшебникам.

— Угу, — кивнул Найк. — То есть Эль-Марко как бы раскрывает тайный потенциал каждого.

— Ну, не каждого. Кому-то и раскрывать нечего. У тебя вот, оказывается, потайное дно было.

— Да уж… потайное дно. Вообще, столько всего случилось, пока тебя не было.

— Но ты мне почему-то особо не рассказываешь ни о чем — все поверху, — Никс печально вздохнула.

— Я не знаю, как обо всем рассказать, — признался Найк. — Пока мы тебя не вытащили, я был как закрученная пружина, все события казались мне не особо значительными в сравнении с тем, что я должен сделать. Но если так посмотреть… Еще этот твой отец… Рейнхардова ледяная армия… Тот "рой", который… Хм, а чего стоит хотя бы допрос, устроенный Кей — страшный она человек. Да и…

— Ты думаешь, что чтецы охотились за мной не зря? — серьезно спросила Никс. — Я — потенциально опасный маг огня. Рин — разрушил форт, покалечил кучу народу, пускай это преступники и чтецы с множеством тел.

— Не мне судить Рейнхарда. И уж, понятное дело, я не думаю, что чтецы имели право держать тебя в плену. Я не о том. Просто тут, в этой атмосфере, напоминающей о доме, я вспоминаю все произошедшее и многого не могу понять. И я не могу… — он осекся. — Я не уверен, действительно ли вам стоит идти дальше.

— Я тоже не уверена, — честно сказала Никс. — Абеляр говорил, что верит в меня и, мол, знает, что я сделаю все, что возможно, чтобы плохого не допустить. Мол, лучше пойти туда и все вручную решить, настроить, исправить, чем ждать, пока эти самые божества сами чего удумают и натворят. Вылечить, вроде, простуду, а не запускать. К тому же — на кону еще и жизнь Рина. Я не смогу простить себя, если не попробую ему помочь. Не потому что он там какой-то особенный или вроде того — просто потому что не смогу.

— Мы обречены, — произнес Найк с улыбкой.

— Ну, вроде того.

Настроение Никс совсем упало. К тому же, она почувствовала себя черствой скотиной: пока Найк не мог переварить пережитые события, она только и думала о том, как бы подстроить все так, чтобы ситуация сложилась, как в лучших образчиках романтического кино. Бесполезно. Наверное, стоит признать, что ситуация — не та. Люди — те, место — хорошее, но все равно: не срослось. Еще и ноги она все-таки натерла, пора признать.

— Пойдем домой, — сказала Никс понуро. Поднялась с лавки, стряхнула с подола крошки. — Поздно уже.

— Погоди, сначала же надо кулоны проверить…

— Да фиг с ними, пошли.

— Нет, — Найк решительно покачал головой. — Ты не для того работала. К тому же, они и правда вышли красивыми — нельзя дарить такое первому встречному торговцу с набережной!

Он взял ее за руку и потянул за собой.

— Мы уже и так подарили счита-а-а-й!..

— Еще нет.

— Эй, куда мы идем? — возмутилась Никс, когда они свернули с набережной. Найк все еще держал ее за руку — глупый, дурацкий жест, но от него на душе было уже не так темно. — Тот прилавок в другой стороне!

Найк обернулся к ней, улыбаясь:

— А время еще не пришло, у нас еще час. Я видел, ты смотрела на колесо. Так вот. Мы идем на колесо.

— Уже и посмотреть нельзя!

— Да ладно, все любят кататься на колесе. Или ты боишься высоты?

— Не боюсь. Ну как… чуть-чуть боюсь. В пределах нормы.

Почему на колесе страшней, чем лететь в мороке на огромном расстоянии от цветастой лоскутной земли? Непрерывно вращающаяся громадина из толстых стальных труб, слегка проржавевшая тут и там, скрепленная огромными облупленными болтами, подсвеченная разноцветными лампочками, иногда вздрагивала, и Никс, чувствуя себя совершенно вправе пугаться, судорожно цеплялась за колесо посередине кабинки. На предельной высоте страх отступил, проиграв вчистую панораме города, мерцающего миллионом огней. Море было совсем черным, а над далекими, пологими горами все еще тлела узкая розовая полоса. Никс разыскала взглядом улочку, на которой они поселились, а обернувшись в другую сторону, увидела мыс, за которым спрятался тот самый укромный пляж, куда возит паром.

Высота пошла на спад. Никс, опомнившись, обратила внимание на спутника: Найк сидел, подставив ладонь под щеку, и задумчиво смотрел куда-то вбок. На лице его блуждала мечтательная улыбка. О чем он думает?

Кабинка поравнялась с верхушками деревьев, и сразу стало таинственней и темней.

— Ну как? — спросил Найк, судя по всему, вернувшийся в реальность.

— Как всегда сначала кажется, что очень медленно, а кончается слишком быстро, — призналась Никс.

— Может, еще?

— Не, пойдем уже.

Зазвенела цепочка ограждения, они выгрузились и не спеша пошли по затененному парку обратно к набережной. Поездка и недолгое стояние в очереди обошлись им где-то в полчаса, и чем еще себя занять в оставшееся время, кроме гуляния по набережной, Никс не знала. Танцы шли мимо, детские батуты и гонки на машинках тоже, и вообще…

— О! Тир! — Никс, уже было разочаровавшаяся в местных праздных развлечениях, воспарила духом. — Пойдем в тир!

Найк как-то побледнел.

— Я что-то не то сказала? — испугалась Никс.

— Да нет-нет, все в порядке. Я… просто, я уже слегка настрелялся. Ты, если хочешь, иди. Я так, сбоку посмотрю.

— М-м, мне одной не хочется, — сказала она. — Ладно, пошли уже к тому ларьку. Вдруг есть какие-то результаты?

По правде сказать, чем ближе они подходили к тому концу набережной, где Никс оставила свои первые попытки стеклянного рукоделия, тем больше она волновалась. Вариантов исхода мероприятия было полно: и что купят все, и что не купят ничего, и промежуточные вроде того, где лоточник попросту собирается и сваливает прежде, чем они добираются проверить, как все прошло.

Но продавец вместе со своими собственными сувенирами оказался на месте. У прилавка стояли девочки школьного возраста и рассматривали побрякушки.

Никс с Найком подошли ближе, поздоровались, и Никс задала животрепещущий вопрос:

— Ну что?

Продавец изобразил восторженное одобрение:

— Могу вас поздравить. Взяли парусник и деревяшку.

Никс шокированно замерла с открытым ртом.

— Д… де… — попыталась выговорить она.

— Угу, женщине так понравился рисунок, сказала — приеду домой, сразу в рамку и на стену. Если сами делаете — вы подумайте, может, вам шкатулки такие собирать. Только я бы узорчиками больше занялся, люди-то они сложнее, да и не везде пойдут. Цветочки там, ракушки, кораблики — вот это все, сюда за ними едут, собственно.

— Ох. С-спасибо, — все же выговорила Никс, получая на руки пару смятых банкнот и завернутые в пакетик оставшиеся кулоны.

— Можете мне и завтра их принести, — продолжил продавец. — Один за вечер — это весьма недурно, для оригинального дизайна и неизвестного автора — так вполне.

Никс деревянно улыбнулась, прижимая пакетик и деньги к груди:

— Спасибо еще раз. Мы подумаем.

— Приходите! — вслед им напутствовал парень.

Найк, улыбаясь, приобнял ее за плечо:

— Ну что? С почином?

— У-уф… — выдохнула Никс, все еще слега ошарашенная. — Парусник забрали. А я же его самым первым сделала! Как так? Они б еще солнышко купили — оно, по-моему, хуже всего вышло.

— Ну, порою сложно понять, что людям понравится, а что нет. Мне, например, все понравились.

— И что мне теперь с ними делать? — растерянно спросила Никс. — Нет, я, конечно, не думала, что прям все сразу купят, но… дощечку! Кто-то купил тот быстрый портрет девушки! Довольно кривой, кстати сказать.

— Никс, они действительно очень красивые, — Найк приостановился. — Правду тебе говорю. Поклянусь, если хочешь.

— Ты пристрастен, — сказала она, развернулась и пошла вперед, чтобы он не видел, как она совершенно по-дурацки улыбается.

Внутри и правда ощущался небывалый подъем — будто у нее не один талисман купили, а сразу все. Это было очень странное чувство. Никс понимала, что думать так, наверное, не очень правильно. И все же, она ничего не могла с собой поделать: ей казалось, что пускай бы Найк был единственным человеком в целом мире, кому вообще нравятся ее работы, одно это уже сделало бы ее счастливой. Да, пожалуй, этого бы было достаточно, чтобы продолжать и никогда в себе не сомневаться.

Никс развернулась к нему лицом и стала идти задом наперед, раздумывая вслух:

— Итак, на что бы мне спустить мои первые заработанные деньги?

— Твои деньги. Тебе решать. Вроде тебе сумки не хватало днем?..

— Не хочу тратить их на что-то полезное. Хочу отпраздновать. О! — она повела носом в сторону палатки со сладостями. — Яблоки в карамели!

В итоге они наелись еще и сладких яблок, обсыпанных шоколадной крошкой, а потом Никс купила два больших стакана пряного медового глинтвейна.

Из-за белых скал выплыла пузатая луна.

Собственно, вот и все. Больше ничего ей особо не нужно было. Они шли, держась за руки, пили сладкое вино из бумажных стаканчиков, хохотали, болтая о каких-то сущих глупостях, рассказывали истории из жизни, а мимо них пролетала ночь, все еще теплая, будто бы летняя, хотя с моря уже тянуло прохладой.

Никс даже забыла о боли в натертых ступнях — так ей было хорошо и весело.

— Может, я кулоны остальным раздам, как приедут, — заявила она, шествуя по парапету. Так она была с Найком одного роста, даже чуть выше. — Вроде в благодарность за спасение. Осталось как раз семь штук. Правда, надо еще подумать, кому какой — Эль-Марко, например, не любит каллы.

— Вариант, — согласился Найк. — Только знаешь… я вот тут подумал… если тебе удалось запечатать в них немного тепла, смогу ли я сделать то же самое?

— В смысле?

— Смогу ли я своей силы туда запихнуть?

— Ну-у… — Никс стала идти медленнее, задумавшись. — У тебя, я так понимаю, чистая ступень мифа работает в основном, хоть и не ясно, какая именно. Можешь ли ты откопать в себе первую ступень? Если никогда ее не ощущал. Я думаю — почему бы и нет? Но, наверное, это надо как-то хитро медитировать, там, или книжек почитать по теме… Проявляющего зелья нам не достать, так что…

— Ты мне дай их на хранение ненадолго, я в свободное время попробую их погипнотизировать, — сказал Найк решительно. — Вдруг получится?

— Туда б золатуни — дело б быстрей пошло.

— Да где ж ее взять.

— Может, у Камориль с собой есть.

Парапет внезапно закончился. Никс не успела запротестовать — Найк приподнял ее за талию и закружил. Ей осталось только хохотать и смотреть на то, как вращается сверху усыпанное звездами небо, пока у обоих не закружилась голова и Найк не опустил ее рядом с собой на покатый камень. Оказалось, что они уже прошли набережную и остановились возле подъема наверх, к аллее, ведущей в съемный домик.

Никс, отдышавшись, взглянула Найку в глаза. Кто-то сейчас должен был сделать то, что следует, иначе миг будет потерян навсегда. И это было страшно так, что коленки подгибались, но у нее не было времени на страх. Она, со все еще сбитым дыханием, уткнулась Найку лбом в плечо и, смотря вниз, заговорила быстро-быстро и отчаянно:

— Слышишь, ты мне теперь тоже очень-очень нравишься. Я совсем не умею о таком разговаривать, думаю, что, наверное, так неправильно, ни к чему сейчас, но я ничего не могу с собой сделать. Я рада, что встретила тебя, и ты — хороший, может, я ошибаюсь, но сейчас я думаю, что…

Он ласково заставил Никс поднять лицо, стер откуда-то взявшуюся на ее щеке слезу и, помедлив лишь мгновение, поцеловал в губы. Никс никогда не думала, что от такого простого прикосновения может пронзить настолько жарким огнем, а яркая ночь, цветущая вокруг — померкнуть.

Целоваться Никс не умела — совсем. Отвечать ему побоялась, поэтому замерла этаким покрасневшим до самых пяток бревнышком, понимая, что вот оно, то, чего она так хотела.

А делать-то дальше что?

Паниковать и бегать кругами хочется, но не вариант.

Поэтому, пускай ее сердце прямо выпрыгивало из груди, она сидела, не шевелясь.

Впрочем, Найк, заметив, что она впала в ступор, отстранился и спросил слегка обеспокоенно:

— Что-то не так?..

— Все… все в порядке. Все очень хорошо. Просто я… — она досадливо закусила губу. — Не знаю, как это делается. Я пробовала на помидорах, как советуют. Но оказалось не очень похоже.

Найк засмеялся. Затем тепло улыбнулся:

— Знаешь, это не самая хитрая наука вообще-то. Ты освоишься. Конечно, это все немного меняет, но ничего страшного.

— Что меняет?! — испугалась Никс.

— Ну, я правильно понимаю… если это твой первый поцелуй, то это значит…

Ей показалось, что она краснеет заново — как бы поверху того, что уже было. Можно ли таким образом стать полностью пунцовой?..

— Если я правильно понимаю, о чем ты… то да. И я планировала разрешить этот вопрос… сегодня, — она закрыла глаза, и выпалила, чувствуя, что собственные слова придавливают ее, как гранитная плита: — …не без твоей помощи.

Он долго ей не отвечал. Никс приоткрыла один глаз, проверить, вообще, не убежал ли он в ужасе? Найк сидел напротив, задумчивый и серьезный.

— М-м… — протянул он. — Не-а.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду — нет. Не сегодня.

— Но почему? — Никс растерянно нахмурилась. — А если я там умру? Там, куда мы идем. Я не хочу умирать, не попробовав всего, что положено девушкам в моем возрасте!

— Ну, прыгнуть с парашютом ты уже не успеешь. И вообще. Какое "умру"? То есть жизнь Рина для тебя важна, а сама ты готова пойти туда и умереть? И переспать с первым попавшимся парнем на всякий случай?

Никс была крайне возмущена использованным им словом. Это показалось ей отчего-то грубым кощунством. Она скрестила руки на груди и нахохлилась:

— Эй, ты меня воспитывать пытаешься, что ли?

— Ну… да, наверное, — Найк был обезоруживающе прям. — Это, наверное, тоже неправильно — но мне не все равно. И я не хочу так. Словно мы все завтра умрем. Словно у нас есть только один день. Даже если это правда. Я хочу быть с тобой долго — не беспокоясь, что все это скоро закончится. И любить тебя — как ты того заслуживаешь, без страха, без спешки и привкуса отчаяния, без всей этой дурацкой драмы.

Он сказал "любить тебя". Да, он это сказал. Не так она представляла чье-либо признание в любви — но это случилось. Другие слова отошли на задний план. Забылась боль в натертых ступнях. Все, что было до, и все, что будет после, показалось неважным и далеким, бессильным, несущественным. Никс расслабила плечи, выдохнув — и Найк взял ее за руку. Его пальцы были сухими и шершавыми. Никс смотрела на него, ощущая этот миг особенно остро и выпукло: вот блестят в ночи темные, глубокие карие глаза, золотится контражур растрепанных волос; ветер приносит запах соли и жженого сахара; камень с трещиной порос мхом, он все еще хранит дневное тепло; ночной воздух наоборот прохладен и свеж. И кажется отчего-то, будто все это определенно стоит того, что пришлось преодолеть, чтобы оказаться здесь и сейчас. Награда небес за пережитые несчастья крайне сомнительна, если смотреть со стороны, но для нее — неоценимо дорога.

Никс улыбнулась. Приподнялась и сама поцеловала Найка в губы — повторить усвоенное оказалось легко.

— Да что же ты делаешь, — задыхаясь, проговорил он. — Но тебе меня не одолеть. Я держу себя в руках.

— В руках ты держишь меня, и этим стоит воспользоваться.

Он провел ладонью по ее бедру, пальцы нырнули под ткань сарафана и коснулись талии… затем замерли. Через несколько долгих секунд Найк мягко ее от себя отодвинул и поднялся. Никс смотрела на него снизу вверх, немного с досадой, немного с задором, и с некоторым волнением. Что будет дальше?

— Вставай на камень, — сказал Найк. — И залезай. Наверх тебя понесу.

— Да я и сама дойду.

— А разве босоножки тебе не натерли?

— Я потерплю, — Никс ни в какую не хотела сдаваться.

— Да ладно. Может, я люблю катать девушек на себе?

— Ты пони?

Он повернулся спиной:

— Тяжеловоз. Ну же, давай. Оп!

— Как это по-дурацки, — хохотнула Никс, хватаясь ему за шею. — О! Э-э-эй! Куда ты так быстро пошел!

Он двигался на удивление мягко — это ж какая силища? Ну, она, конечно, была достаточно легкой, но все равно, с таким утяжелением — и в горку? Наверное, со стороны они выглядели как какая-нибудь развеселая подвыпившая парочка. А впрочем, почти так оно и было. Никс, освоившись и перестав опасаться, что Найк ее уронит (вместе с собой), успокоилась, расслабилась и стала наслаждаться моментом. Она даже почти простила ему его упрямый и глупый отказ. Можно подумать, часто девушки такое предлагают!

Возле калитки, ведущей во дворик, Найк поставил ее на землю. Сам остановился чуток отдышаться, поэтому Никс занялась борьбой с заедающим замком.

Потом они еще пили чай, сидя на веранде перед домиком. На исходе вечера Найк рассказал ей про то, как он на самом деле расправился с "роем" чтецов, и Никс поняла, что именно это он хотел, но не смог рассказать ей раньше, там, на берегу моря. И она была благодарна ему за то, что он все-таки рассказал. Потом они долго молчали.

К полуночи легли спать — снова одетыми, умостившись на узкой кровати в позе чайных ложечек. Было жарко, но они все равно лежали очень близко друг к другу. Найк обнимал ее, и какое-то время она чувствовала, что на самом деле он вовсе не против был бы продолжить начатое, ну или, по крайней мере, его тело весьма красноречиво на это намекало, и это успокаивало и помогало верить, что он ничего не предпринимает действительно только лишь из-за идеологических причин.

Повернувшись к нему лицом и подтянув колени к груди, Никс наконец уснула.