© Алина Кут, 2016

ISBN 978-5-4474-9494-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

Глава 1. Эра науки

Я появилась на свет второго марта 23 г. э. н. Эра науки, как назвали первые горожане период новой жизни на нашей планете, оправдывает свое название. Если мозг человека, жившего в период до эры науки, функционировал лишь на три — семь процентов, то современный человек эры науки стал более работоспособным как в физическом, так и в интеллектуальном плане, более изобретательным, проще говоря, умным в различных областях своей жизнедеятельности, что было вызвано увеличением процентной доли кислорода в атмосфере Земли. Во время своего первого года обучения, которое проходит каждый вновь появившийся горожанин, я узнала, что около пятисот тысяч лет назад атмосфера Земли содержала всего лишь 20 процентов кислорода на фоне 78 процентов азота и незначительного количества других газов (аргона, неона, галлия, метана, водорода и т.д.). В связи с этим мозг древнего человека постоянно испытывал кислородное голодание. Однако и при таком содержании кислорода в атмосфере люди добились, можно сказать, многого (хоть это и не идет ни в какое сравнение с достижениями людей эры науки). Именно знания наших предков позволили нам добиться совершенства в физике, химии, информатике, медицине (в частности, в генетике). Увеличение массовой доли кислорода в атмосфере обновленной Земли позволило людям достичь нового уровня технического прогресса: сегодня мы лечим все известные науке болезни, которые раньше заканчивались смертельным исходом (например, рак, СПИД, сахарный диабет, астма); мы увеличили срок жизни человека, практически достигли бессмертия благодаря новым генетическим исследованиям человеческой природы; мы окружили себя новейшими приборами, механизмами, чтобы жить в наибольшем комфорте; мы изобрели новые виды оружия, защищающие нас от других живых созданий природы новой эры.

Мое тело, как и тела всех остальных жителей Купольного города, пролежало в криокамере под толщей земли более пятисот тысяч лет. Криоконсервацию (проще говоря, заморозку) человека внедрили еще наши предки, когда над ними повисла угроза полного исчезновения. Сегодня весь процесс криоконсервации знает каждый вновь появившийся: уже в первую неделю обучения нам закладываются основы крионики, которая, по сути, подарила человечеству новую жизнь. Наши предки, поняв, что всему населению планеты остались считанные годы до полного вымирания, изобрели криокамеры, конечно, далеко не совершенные (сейчас новое поколение человечества упростило и модернизировало процесс криоконсервации, доведя его до идеального состояния). При криоконсервации капсулы с биологическим материалом помещаются в криокамеры с жидким азотом. Биологическим материалом, конечно же, являются люди. Но тут доходит и до смешного: наши предки надеялись, что процесс декриоконсервации (проще говоря, разморозки) может успешно пройти лишь с частью головного мозга человека. До чего смешна их наивность! Они были уверены, что мы, люди новой эры, эры науки, сможем организовать их появление на свет без тела. Как нам объясняли в образовательном корпусе, их надежды зиждились на вере в клонирование, как будто из мозговых клеток мы сможем воссоздать и тело человека, полноценного горожанина. Уже спустя два года после декриоконсервации первых горожан стало ясно, что клонирование ушло в небытие. Создание клонов не есть будущее планеты. Это лишь иллюзия жизни. Создание новых горожан, с их отличительным умом, своими интересами и предпочтениями — вот главная задача современной генетики. Уже на протяжении двадцати трех лет ученые горожане пытаются сделать этот процесс идеальным. И, вероятно, в ближайшем времени мы уже сможем пополнять численность Купольного города, единственного, как мы полагаем, города на всей нашей необъятной новой планете, не только при помощи декриоконсервации, но и путем выращивания новых человеческих особей.

Да, наивность наших предков не знала предела! Поисковики до сих пор продолжают находить за границами Купольного города криокамеры с сухим льдом. Сегодня каждому вновь появившемуся (как сказали бы наши предки, каждому ребенку) известно, что температура сухого льда (-79 градусов Цельсия) сильно, я бы даже сказала, фатально проигрывает температуре жидкого азота (-196 градусов Цельсия).

Согласно статистике 22 г. э.н., за весь период существования Купольного города было найдено 527623 криокамеры с сухим льдом. К сожалению, их декриоконсервация невозможна. Вы только представьте: больше трети потенциального населения Купольного города (а нас, по статистике на прошлый год, 1215310 человек) не удалось вновь появиться на свет из-за невежества и наивности предков, поместивших их в криокамеры с сухим льдом.

Сейчас я вместе с остальными ста тридцатью шестью вновь появившимися на свет прохожу двухгодичный курс обучения. Сто тридцать шесть учащихся — это только на вчерашний день, конечно. Буквально каждую неделю наш курс пополняется, ведь поисковики постоянно привозят из-за границы Купольного города найденные камеры для декриоконсервации. Первый год мы изучаем, вернее, повторяем то, что мы знали до новой жизни. Экспресс-курс позволяет нам вспомнить основные принципы математики, физики, химии, лингвистики (вот что меня больше всего интересует — лингвистика, наука о мертвых языках, на которых говорили наши предки), астрономии, биологии и т. д. Экспресс-курс длится около недели, что неудивительно, ведь наш мозг эволюционирует практически мгновенно, насыщаясь необходимым количеством кислорода, которого, к сожалению, не было у наших предков.

Остаток года мы изучаем основы каждой науки, известной новому человечеству, Например, на сегодняшний день я могу спокойно спроектировать новую модель поискового автомобиля-амфибии, внедрить разработку кислородного парка, теоретически воспроизвести состав сверхтаблетки (кстати, хорошая штука, лечит всё: от простуды до рака). Конечно, это всё в теории. Только после аттестации по результатам первого года обучения каждый вновь появившийся выбирает свою область науки, где бы он хотел развиваться.

Тут многие начинают метаться из крайности в крайность, ведь надо выбрать что-то одно. Признаться, меня тоже мучает этот выбор. Мне ужасно нравится крионика, ведь здесь я имею возможность помогать людям вновь появляться на свет. Я знаю весь процесс от и до: первый этап — кровь законсервированного разжижается криопротектором — специальным раствором, без которого декриоконсервация в принципе невозможна; второй этап — криораствор постепенно удаляется и замещается водой, а температура в криокапсуле потихоньку доводится до тридцати шести градусов по Цельсию (многие криотехники пытались ускорить этот процесс, но каждый раз терпели неудачу); третий этап — тело помещается в инкубатор, где оно получает все необходимые вещества и проходит процедуру восстановления памяти. Вот этот последний этап я так и не смогла понять до конца: почему мы, вновь появившиеся на свет, вспоминаем основные физиологические процессы, то есть теоретически подготавливаем себя к тому, как ходить, есть, спать, одеваться и вести себя с другими горожанами и вновь появившимися, но никто из нас не помнит, что было до криоконсервации: что произошло, как мы жили раньше. А ведь каждый из нас имел свою особую жизнь. Мне интересно, проходила ли я курс обучения до э.н. (у них это называлось «школа», довольно странное, непонятное слово), работала ли и какова была моя научная область. С самого первого взгляда на жителей Купольного города понятно, что у нас у всех разный возраст, чисто по физиологии. Я, например, обладаю мягкой, гладкой кожей, то есть не нуждаюсь в пластической хирургии, мое зрение идеально, хотя многим после декриоконсервации делают лазерную коррекцию. Получается, мне было примерно двадцать лет, когда на планете случился кислородный взрыв. А, к примеру, вновь появившийся Петр0323 выглядит на шестьдесят — семьдесят лет, судя по стереоизображениям, которые нам показывали на визуализаторе в образовательном корпусе. Каждому вновь появившемуся известно, что процесс восстановления после декриоконсервации имеет свою исходную точку — наш биологический, а не интеллектуальный возраст. То есть какими мы пришли в этот мир, такими мы и останемся навечно, или до наступления смерти (нам внушают, что мы бессмертны, что мы можем вылечить любую болезнь, но многие поисковики, механики и архивариусы, надолго выезжающие из Купольного города, не возвращаются назад).

Например, на прошлой неделе произошел интересный случай. Мы с нашей группой были в медкорпусе, где учились вводить сверхтаблетку умирающим или уже умершим вновь появившимся (умерший вновь появившийся может быть декриоконсервирован только в течение четырех — пяти минут после смерти, потом сверхтаблетка бесполезна). Тут вбегают три поисковика (их легко можно распознать по униформе сине-черной цветовой гаммы) и несут на себе четвертого — девушку архивариуса, у которой из ноги торчит огромное жало осы: в длину оно было не менее одного метра, а в ширину — где-то с мою руку, то есть около семи сантиметров в диаметре.

— Таблетчика, скорее, таблетчика! — кричат поисковики, перебивая друг друга.

— Что случилось, это пчела? — спросил на удивление спокойный таблетчик тем же скучнейшим тоном, каким он рассказывал нам о чудесных свойствах сверхтаблетки.

— Нет, мы наткнулись на осиное гнездо, а Валентина полезла вперед всех, вот умалишенная!

— А мы ей кричали, кричали…

— Она вообще непредсказуемая, лезет, куда не просят!

Поисковики пытались перекричать друг друга, так что сложно было понять, кто и что говорит (я никогда не видела столько эмоций на лицах своих однокурсников и учителей). В это время таблетчик спокойно подключил к архивариусу Валентине0520 «аппарат смерти», как мы его шутливо называем (этот механизм определяет время наступления смерти с точностью до секунды) и четко произнес:

— Двадцать две минуты, она мертва.

Он тут же, следуя инструкциям, позвонил в морг («Смерть от укуса осы»), затем в отдел по контролю населения («Пришлите информацию об архивариусе группы…», — глянул на номерной знак, — «…группы номер 18»), затем в ЗАГС («Архивариус Валентина0520 поисковой группы номер 18. Дата смерти: 25 января 24 года. Время смерти: 13 часов 26 минут. Причина смерти: осиное жало»).

Вот и всё. Человека нет. Я впервые видела смерть, во всяком случае, за одиннадцать месяцев своей новой жизни. Я не знала эту горожанку, но во мне что-то бушевало внутри, там, где находится сердце. Оно стучало слишком быстро для стандартного биения здорового организма. Грудь сдавливало от нехватки кислорода. Может, я тоже умираю?

— Илья0118, — обратилась я к таблетчику ослабевшим голосом, — проверьте, пожалуйста, мои импульсы, мне пло…

И снова это видение, игра моего перенасыщенного кислородом мозга. Я иду по извилистой тропинке. Вокруг шумят деревья: березы, осины, дубы, клены, всё вперемешку. Какой-то странный лес, ничуть не похожий на наши кислородные парки. Я знаю, что я нахожусь за пределами Купольного города, где-то далеко, даже связь не работает. Я продолжаю идти по этой тропинке. Я вроде знаю, куда я иду. Есть такое чувство уверенности, но в то же время куда точно я иду, не понятно. Опять, в сотый, тысячный раз, лес мутнеет, мои ноги подкашиваются…

Когда я очнулась, я увидела над собой озабоченное лицо таблетчика (этот горожанин умеет волноваться?) и недоуменные лица моих однокурсников.

— Валерия0323, Вы как себя чувствуете? — спросил таблетчик.

— Голова кружится, слабость в теле. А что произошло?

— У Вас констатирован спад мозговой активности. Но так как нет никаких опасений насчет Вашей жизнедеятельности, Вы пока будете переведены в особый медкорпус для анализа здоровья.

— О-ох! — вырвалось у всех моих однокурсников разом.

Особый медкорпус. Это место является одним из самых пугающих зданий в Купольном городе, причем не в архитектурном плане, а именно в плане деятельности его работников. Сюда помещают вновь появившихся, у которых при первичном медосмотре выявляются признаки какой-либо болезни, требующей лечения. Здесь же проводятся исследования по энтомологии, то есть изучаются насекомые, трупы которых удалось провести в город. Скорее всего, жало осы, ставшее причиной смерти архивариуса поисковой группы номер 18, извлекут и привезут в лабораторию особого медкорпуса. Мы до сих пор очень мало знаем о природе насекомых, населяющих планету. Наши знания основываются лишь на биологических исследованиях ученых, живших в эпоху до кислородного взрыва, да на некоторых образцах частей насекомых, извлеченных из автомобилей и людей (подозреваю, что большинство поисковиков, столкнувшихся лицом к лицу с гигантскими насекомыми, также погибли, как три дня назад умерла архивариус Валентина).

Мы еще не успели пройти в курсе обучения природу насекомых. И я допускаю, что подробные сведения о сущности гигантских комаров, клопов и водомерок получат только те вновь появившиеся, которые выберут стезю биолога-историка или, на худой конец, поисковика.

Но я, провалявшись на казенной койке целых три дня, уже успела продумать собственную теорию о происхождении насекомых. Очевидно, что они мутировали из обычных насекомых, населявших планету до эры науки. Из тех знаний биологии, имплантированных мне во время экспресс-курса после декриоконсервации, я помнила, что до кислородного взрыва насекомые были вполне безобидны: укус комара вызывал небольшой зуд, укус осы мог привести к летальному исходу только в случае анафилаксии. А такие насекомые, как бабочки, божьи коровки, кузнечики вообще, мне кажется, являлись одним звеном пищевой цепочки животного мира, не принося вреда человеку. Однако мне также известно, что до появления человечества Землю населяли разные виды насекомых, имеющих гигантские размеры. Так что можно предположить, что именно человек стал причиной уменьшения размера насекомых. Следовательно, их размер напрямую зависит от атмосферного состава. Уменьшение кислорода, вызванное деятельностью человека (вредная для экологии промышленность, выхлопные газы несовершенных транспортных средств и т.д.) привело к разрушению озонового слоя и, как следствие, к уменьшению количества кислородного компонента в составе воздуха. Однако спустя пятьсот тысяч лет после кислородного взрыва, атмосфера Земли полностью восстановилась. Сейчас же мы живем в эру кислородного насыщения, назову её так. Это повлияло не только на умственные способности человека, но и на размер насекомых. Обычный комар, которого наши предки убивали взмахом ладони, стал размером с трехэтажный многоквартирный блок. Одно только введение его хоботка в тело человека вызывает несовместимые с жизнью разрывы тканей, а когда он начинает питаться нашей кровью, даже подумать страшно…

— Привет, Валерия, — прервал мои мысли Михаил.

Какой же он ответственный, каким-то образом добился разрешения на посещение.

— Привет, Михаил. Как тебя сюда пустили? — поинтересовалась я.

— Как — как, я же будущий изобретатель. Для меня это проще простого.

— А всё-таки?..

— Ну ты вроде как одна из немногих, кто за все двадцать четыре года существования Купольного города пропустила занятия по болезни. Они что, не могли тебе дать сверхтаблетку, чтобы всё как рукой сняло?

— Хотят сделать дополнительные анализы. Но мне ничего не объясняют.

— Я принес тебе диск для визуализатора. Тут всё, что мы прошли за эти три дня.

Как же легко с ним общаться. Михаил — это тот человек, с кем я могу обсудить любые проблемы, любые вопросы. Ни с кем из моих однокурсников и даже учителей я не испытываю такого комфорта при общении. Может, это связано с тем, что мы — одноименные?

Мало на чьей криокамере написано имя. Чаще всего вновь появившимся дает имя ЗАГС. Например, наш учитель по истории эры науки, Ирина1108, не имела имени при появлении на свет, то есть целую неделю к ней обращались исключительно по регистрационному номеру — 1108 (это месяц и год появления, как у каждого горожанина). Моему однокурснику Константину криокамера дала это имя. А вот нам с Михаилом повезло больше других (хотя это спорный вопрос: кто знает, на чём это скажется в будущем). Мы вновь появились на свет с двумя именами, причем второе имя у нас одно и то же. Я — Валерия Красных, он — Михаил Красных. Это, кстати, очень странно, так как выходит за рамки всей установленной управой системы. Более того, мы вновь появились в один день — нас обоих нашли поисковики в секторе номер 57, в заброшенном старинном жилище, в подвале. Это должно иметь большое значение. Но вот какое?..

— О чем задумалась? — прервал мои мысли Михаил.

— Да вот думаю, какой же ты всё-таки молодец, что пришел ко мне. Мне так не хватает… занятий.

Я чуть не сказала: тебя… Я точно больна, причем не в физическом, а в психологическом плане. Согласно правилам Купольного города, горожане не могут иметь близких отношений. Следовательно, я не должна скучать по определенному человеку. Это — преступление или болезнь, одно из двух.

— Я тут кое-что придумал, — прошептал Михаил.

— Я и не сомневалась. Фантазии у тебя хоть отбавляй.

Я даже немного напряглась от его интригующего шепота.

— Слушай. Надо выяснить, что с тобой. Ты говоришь, что сидишь тут взаперти?

— Да. Меня выпускают только в парк подышать кислородом на два часа в день.

— Я так и думал. Не зря этот корпус называют «особым». Как ты думаешь, почему я пришел только на третий день?

— Был занят, наверное.

Его заговорщицкий тон сделал свое дело — мне стало ужасно интересно послушать о его новом изобретении (он ведь постоянно разрабатывает новые механизмы, это ни для кого не секрет).

— Да, я был очень занят. Но это всё только ради тебя, моя дорогая одноименная, — при этих словах кровь прилила к моим щекам. Боюсь, я даже покраснела. — Я изучил системы безопасности, которые используют в городе. Здесь применяются замки типа… — он внимательно осмотрел замок на двери в мою палату, — типа О-526. Я так и думал!

— Ну и что из этого?

— А то, что я смастерил вот этот небольшой приборчик. Он распознает коды систем от Н до П. Как я хорошо угадал!

Ага, угадал он! У него же мозг, как у ученого-изобретателя Николая1202, создавшего лазерную установку против комаров и известного теперь на весь Купольный город.

— И что мы с ним будем делать?

— Не мы, а ты. Я же не смогу остаться здесь на ночь. Для этого мне нужно как минимум лишиться рассудка.

— Но так что тогда мне с ним делать?

— Сегодня ночью, сразу же после отбоя, не медли, — начал Михаил объяснять свой план. — Ты откроешь эту дверь, пройдешь по коридору до конца, повернешь налево. Там будет дверь с надписью «Ординаторская». Её замок тоже наверняка типа О. Там ты найдешь свою медкарту. Чтобы её не хватились, отсканируешь её.

— У тебя и сканер с собой?

— Конечно. Усовершенствованная модель. Держи.

Он дал мне что-то наподобие спичечного коробка (нам показывали на визуализаторе, как им пользовались наши предки для разжигания огня).

— Разберешься, как он работает? — ухмыльнулся он.

— Естественно. Я же не из двадцать первого века! — вспылила я.

Он меня когда-нибудь доведет до белого каления своими шуточками!

— Посещение закончено! — послышался зычный голос медсестры Екатерины0322, молодой, но ужасно сварливой и привередливой горожанки, ведущей себя так, будто она вновь появилась двадцать лет назад, не меньше.

— Ладно, я пошел. Удачи, Валерия. Завтра я найду способ с тобой связаться.

— Пока, Михаил. Спасибо, что помогаешь мне.

— Но мы же одноименные. Мы должны держаться вместе, — сказал Михаил, подмигнув мне.

Настала ночь. Как же странно, необычно, даже неприятно бодрствовать в темное время суток. Когда в девять часов вечера приятный женский голос сообщил из радиопередатчиков, вмонтированных в стены каждого здания в городе, «Время 21.00. Отбой», я чуть было по привычке не нырнула в приготовленную постель. Мои глаза сами собой закрывались, отяжелевшие веки не давали возможности рассуждать здраво. Я решилась прямо сейчас, пока еще не уснула, использовать изобретение Михаила. Я подошла к двери и поднесла прибор к замку. Та бесшумно открылась, но даже еле слышное скольжение уплотнителя по порогу заставило меня вздрогнуть.

Я выглянула за дверь: никого, только ночники мерцают вдоль стен, делая помещение неестественным, похожим на старинные деревянные жилища, которые показывали нам на истории старого мира. «Правитель мой! Я же нарушаю все правила!», — пронеслось у меня в голове. «Я же совсем как та умалишенная архивариус из группы номер 18, как её называли поисковики». Но, повинуясь, отчасти, своему безрассудству и любопытству и, отчасти, надеждам и стараниям Михаила, я вышла из палаты и осторожно двинулась по коридору, стараясь ступать как можно тише. Так, до конца коридора и налево. Всё, как и говорил Михаил. Вот ординаторская.

Нелегальный приборчик моего одноименного бесшумно отворил и эту дверь. Чтобы у охраны (а она наверняка здесь есть) не возникло подозрений, я заперла за собой дверь изнутри и зажгла настольную лампу.

Полки, полки, полки… А на них огромное количество элетронолистов, документов, папок, э-книг. Мне даже не хватит одной ночи, чтобы отыскать информацию о себе. «Хотя, подожди», — сказала я сама себе, — «моя медкарта должна быть где-то поблизости». Так и есть. Я нашла свою карту в верхнем ящике стола:

«Табельный номер: Валерия0323.

Имя при декриоконсервации: Валерия Красных.

Декриоконсревация — 02.03.23 г. э. н. Подпись: Врач-декриоконсерватор Валентин0916.

Первичный медосмотр. Диагноз: Инородное тело в брюшной полости.

Извлечение инородного тела — успешно. Подпись: Врач-хирург Олег0114.

Госпитализация. Особый медкорпус. Дата поступления: 25.01.24 г. э.н.

Манипуляции:

1. Биохимия крови

2. Бронхоскопия.

3. УЗИ брюшной полости.

4. УЗИ головного мозга.

5. Эндоскопия пищевода.

6. ЭЭГ.

7. Психодиагностическая коррекция.

Диагноз: Избыточная эмоциональность.

Назначено: контроль за состоянием в течение 1 месяца. Сверхтаблетка не требуется.

Выписана: 28.01.24 г. э. н. Подпись: врач-психолог Алексей0809».

Завтра меня отпустят. Это уже хорошо. Диагноз непонятный. Посоветуюсь завтра с Михаилом, может, у него получится прояснить ситуацию. Но что за инородное тело в брюшной полости? Мне об этом ничего не говорили. Так как время поджимало, я быстренько отсканировала свою медкарту, вышла из ординаторской и побежала в свою палату. Вернувшись, я наконец-то перевела дыхание. У меня никогда так не колотилось сердце, как будто сейчас выпрыгнет из груди. И неудивительно: я же впервые в жизни (во всяком случае, в новой жизни) нарушила правила, украла информацию. Меня успокаивало лишь то, что я украла информацию о себе. Всё-таки я имею на это право. Я должна знать, что же со мной не так, почему я отличаются от моих однокурсников.

Как и было указано в медкарте, меня на следующий день выписали из особого медкорпуса и отправили в образовательный корпус. После занятий однокурсники завалили меня вопросами. Оно и понятно, они ведь никогда в сознательном состоянии (я имею в виду помимо первичного медосмотра, куда поступают еще в состоянии комы) не бывали в особом медкорпусе. Отвечая на их вопросы, я искоса поглядывала на Михаила, давая ему понять, что моя «вылазка» прошла успешно.

Однако показать ему сканы мне удалось только через четыре дня. Наш курс приближался к первогодичной аттестации, поэтому количество занятий и экскурсий увеличилось в несколько раз. За эти дни мы посетили механический отдел, в котором механики изобретали всё новые, оснащенные высокотехнологичными приборами, автомобили, разные механизмы, включая оружие; пищевой отдел, в котором производилось энергетическое генетически-модифицированное питание для всего населения Купольного города; отдел связи, в котором занимались разработкой высокочувствительных видео-, свето- и нанокамер, теле- и видеофонов, радиоволновых приборов оповещения и т. д. Только на четвертый день, во время принятия кислородной терапии (каждую субботу мы по восемь часов сидим в кислородном парке, насыщая наш мозг живительной энергией для обучения) мне удалось поговорить с Михаилом. Чтобы не вызывать подозрений у остальных однокурсников, я взяла из библиотеки две э-книги по аэродинамике (как будто я хочу, чтобы Михаил объяснил мне некоторые нюансы, ведь слава о его изобретательности ходит по всему образовательному корпусу). Мы сели на скамейку под большущим раскидистым кленом и, смотря в книгоэкраны и время от времени тыкая в них пальцами для пущей достоверности, начали обсуждать мою историю болезни.

Михаил просмотрел сканы и, к моему удивлению, больше заинтересовался моим недавним диагнозом «избыточная эмоциональность», нежели инородным телом, извлеченным из моей брюшной полости сразу после декриоконсервации.

— Ты ведь знаешь, что эмоциональность в наше время не в почете, — тихо, но убедительно начал Михаил.

— Ну да, конечно. Главное, ум, рациональность и повышение уровня интеллекта. Это же все знают. Но ведь мне не назначили лечение. Значит, я здорова.

— Не уверен.

— Что значит не уверен?

— Помнишь Кристину, которая проучилась с нами месяца три, а потом пропала. Ну Кристину, такую любопытную девушку, которая везде совала свой нос.

— Ну да, помню. У нее вроде нашли какие-то отклонения, не совместимые с жизнью.

— И куда же она делась, по-твоему?

— Может, долго лечили, а потом отправили учиться с другим курсом. Даже меня исследовали целых три дня, хотя ничего такого не нашли.

— А меня её долгое отсутствие заинтересовало, и я немножечко покопал…

— Знаешь, ни капли не удивительно, с твоим-то складом ума.

— Ну да, я знаю, — согласился со мной Михаил. — Многие меня считают чокнутым изобретателем и фантазером. Но мне кажется, я тогда был близок к разгадке…

— Продолжай. Ну? Что же ты выяснил?

— Ни на одном из последующих курсов обучения Кристины0323 не зарегистрировано. Я прошерстил все документы на зачисление и отчисление образовательного корпуса.

— А второй курс?

— Там тоже нет: ни в поисковиках, ни в архивариусах, ни в историках, ни в учителях, ни в пищевиках, ни в связистах. Нигде. Она как будто испарилась.

— И что же, ты думаешь, с ней случилось?

— Догадки-то у меня есть. Но я не могу быть на данном этапе ни в чем уверенным. Поэтому и пустые домыслы тебе сообщать не буду. Ты же такая доверчивая… Но я попробую снова поднять это дело, поразмыслить, поискать.

— Михаил, тебе надо идти в поисковики, а не в механики, — съязвила я.

— Кислородный парк закрывается. Всего доброго! — услышали мы приятный женский голос. Интересно, есть ведь и такая работа: сообщать информацию. Чего только не придумает правительство, чтобы обеспечить во всём полный порядок и создать четкую систему.

 

Глава 2. Первые шаги

Подошло время первогодичной аттестации. Если Михаил был уверен в своем выборе (он шел на механический факультет), то я до сих пор металась. Мне нравилось многое. Почему нельзя пройти несколько курсов обучения?

Лингвистика очень заманчива. Доподлинно известно, что до эры науки на планете существовало двести пятьдесят восемь стран и независимых территорий. Наши исследователи пока активно работают в странах бывшей Европы. На очереди страны бывшей Азии, такие как Индия, Монголия, Япония. Архивариусы обнаружили достоверные карты миры, на которых отмечены все государства наших предков. Задача горожан — исследовать все эти страны в поисках вновь образованных городов. Пока мы считаем, что наш город — единственный на планете, образовавшийся после кислородного взрыва. Однако не исключается возможность появления других городов на более отдаленных территориях планеты (например, в Африканских странах или странах Северной, Южной и Центральной Америки). Пока догадки остаются догадками. За двадцать три года нашего нового существования мы можем с уверенностью говорить только о странах Европы. Ни в Греции, ни в Испании, ни в Болгарии, нигде мы не нашли следов существования нового человека. Везде полная разруха, буйство природы на некогда ухоженных асфальтированных дорогах, кирпичных зданиях, железнодорожном полотне… Криокамеры с биологическим материалом с каждый годом найти всё сложнее. Поисковики теперь передвигаются на новейших внедорожниках-амфибиях, позволяющих пробираться по зарослям, лесам, рекам и морям, надежно защищая людей и транспорт от нашего главного врага — насекомых. Экскаваторная техника необходима для раскопок. Только в недрах земли мы можем найти интересующие нас криокамеры и те немногие артефакты прежней жизни, которые смогли сохраниться до наших дней в старинных бомбоубежищах, подвальных помещениях и долгоразлагаемых контейнерах.

Главный артефакт — это, конечно, электронные и аудиокниги. Бумажные издания, к сожалению, уже полностью разрушены, кроме музейных экспонатов, обнаруженных поисковиками и архивариусами в вакуумных коробах. Но чтобы прочесть эти книги, мы должны знать все языки (теперь уже мертвые). Для этого и нужны лингвисты. Пока мы исследовали огромную территорию России, требовались, в основном, только русский и английский языки. Позднее, при выходе на рубежи европейских стран, лингвисты набросились на немецкий, итальянский, французский. Оказались нужными также китайский, японский и корейский языки. Архивариусы находят письменные источники и на других (пока только европейских) языках. Например, недавно поисковики провели несколько месяцев на раскопках на территории бывшей Польши и обнаружили несколько артефактов. Все лингвисты с этого момента усиленно изучают структуру польского языка. Единственный минус работы лингвиста — это безвылазное существование в пределах Купольного города. Это-то мне и не нравится. Я, наверное, слишком любопытная, чтобы сидеть на одном месте изо дня в день, листая очередные электронолисты (если об этой черте характера прознают вышестоящие лица, они точно заново упекут меня в особый медкорпус).

Сочетать интерес к мертвым языкам и общее любопытство насчет наших предков можно, работая архивариусом. Конечно, большинство архивариусов, как и лингвисты, запрутся в своем корпусе и в полном одиночестве изучают выданные им артефакты. Но по желанию архивариусы имеют возможность сопровождать поисковые отряды (все понимают опасность этих вылазок, поэтому здесь первоочередное значение имеет добровольное участие человека, его желание).

Только я услышала мягкий женский голос («Время 21.00. Отбой»), как тут же началось мое непрекращающееся видение, порой изматывающее меня всю ночь напролет. Я, как и в каждом моем сне, иду по тропинке в лесу. Какая красота вокруг: деревья, кустарники, растущие везде, без определенной системы, совсем не как в наших кислородных парках, где положение деревьев четко высчитано и вымерено. Переплетение веток, сучьев, листьев, цветов напоминает мне хаос расположения нейронов в моем головном мозге: всё также сумбурно, иррационально, асистемно.

Вдруг мое видение начинает меняться. Такого раньше никогда не было. Лес постепенно редеет. Я как будто различаю даже небольшую полянку, заросшую гигантскими красными цветами, похожими на маки. Я чувствую, что должна идти туда, в это маковое царство. Что же меня туда так тянет?..

— Время 6.00. Подъем, — сообщил всё тот же женский голос, прервав мое видение. Но, даже проснувшись, я четко различала эту полянку в лесу. Игра моего воображения иногда пугает меня.

Наступила неделя первогодичной аттестации. Мы (вновь появившиеся, успешно прошедшие курс обучения в течение одного года) надеялись, что принимать аттестацию будут наши же учителя. Но оказалось, что учителя выступают в качестве наблюдателей, а оценивают наши знания представители правительственного комитета по образованию. Такое новшество в системе образования было введено с целью оценивания способностей каждого нового горожанина (полноценными же горожанами мы будем считаться тогда, когда пройдем весь двухгодичный курс образования и начнем трудиться в выбранной нами области на благо всего Купольного города, то есть станем частью системы).

Несмотря на большое волнение (я бы не призналась в нём даже под дулом лазерной пушки, сжигающей всё на своем пути), я успешно и без особых трудностей прошла аттестацию по обществознанию (это новая и старая история, география до э.н., статистика), экологии (инженерная и промышленная экология, климатология) и лингвистике. В частности, аттестационную комиссию поразил, как мне показалось, мой проект по совокупному обучению первогодок мертвым языкам старого мира. Меня признали истинным гуманитарием и предложили список профессий, на которые у меня уже есть автоматическое одобрение по результатам первогодичной аттестации: историк, учитель, лингвист, архивариус.

Так поступали с каждым аттестующимся. Михаил, успешно защитивший свой проект по электрофизике, был включен в список кандидатов в механики, изобретатели и декриоконсерваторы. Аттестующийся Борис0423 получил единственную «путевку» в отдел искусственного интеллекта, так как его схема новейшего оружия массового поражения насекомых, не требующая, в теории, управления и действующая полностью по своему плану, привела в восторг даже видных деятелей наук в данной области.

Я, после долгих раздумий, всё же выбрала факультет архивного дела. Ведь именно здесь я смогу проявить себя как полноценный горожанин. В корпусе нашего образовательного отделения нам — вновь поступившим — выдали довольно плотное расписание. «Да, тут уже не посидишь в кислородном парке», — подумала я с горечью. Ведь теперь, когда наши пути с Михаилом разошлись, кислородный парк оставался единственным местом, где бы мы смогли видеться, помимо пищеблока и общих собраний в большом конференц-зале. Ни по кому я так не скучала, как по одноименному. Только с ним мне хотелось обсудить свое расписание, поэтому я сразу же закрыла его. «Завтра», — подумала я, — «завтра посмотрю его, а сегодня подготовлюсь к выпускному вечеру».

Выпускной вечер бывает только раз в жизни. Поэтому каждый новый горожанин основательно готовится к нему. До 18.00 я должна была успеть приготовить комнату для новых первокурсников: до выпускного вечера я, как член факультета архивного дела, должна быть переехать в корпус архивариусов. В принципе, разница была невелика. Что здесь я занималась и проводила свободное время в своей небольшой комнатке корпуса вновь появившихся, среди остальных первогодок, занимавших точно такие же комнаты, что и в корпусе архивариусов мне предоставлялось отдельное помещение, только моими соседями теперь были будущие служащие архивов.

Я быстро собрала свои вещи, так как их было немного: одежда, гигиенические принадлежности, э-книга, инфоконтактные линзы (я их предпочитала инфоочкам, несмотря на то, что они выполняли ту же функцию — позволяли соединяться со всеми библиотечными материала Купольного города и входить в глобальную сеть), а также все учебные файлы. Свой довольно примитивный ноутбук, в котором я хранила свои конспекты, проекты и учебные материалы, я должна была оставить для следующего вновь появившегося, который займет эту комнату после меня. На втором курсе обучения нам уже доверяли более сложную технику. Поэтому я скопировала все мои файлы, подчистила систему и, стоя на пороге своей теперь уже бывшей комнаты, услышала знакомые шаги. Эти шаги я узнаю из миллиона.

— Приветствую, архивариус Валерия!

Я не ошиблась. За моей спиной стоял сияющий улыбкой до ушей Михаил. Значит, и он чувствует нашу скорую разлуку, раз пришел, нарушив все правила образовательного корпуса.

— И я Вас приветствую, о великий механик нового человечества! — подражая тону Михаила, ответила я.

— Ну как, съезжаешь? Ничего не оставила? Я уже пару раз вернулся, всё забывал свои навороченные приборчики. Какой же я механик без них.

— Да у меня и забывать-то нечего. Всё, что нужно, на флешке. Это ты у нас барахольщик.

— Не переживай. Вот станешь архивариусом, будет у тебя большущая квартира, с кучей книг и артефактов. И я тебе, думаю, смогу подкинуть несколько новшеств для упрощения работы, — как всегда, заговорщицки подмигнул мне Михаил.

Я даже не могла отшучиваться, как всегда, от его слов. Меня как будто изнутри душили, сжимали горло и легкие, так, что трудно было дышать. Я боялась, что за год у Михаила появятся новые интересы, новые товарищи, и он уже не захочет вот так просто заходить ко мне, чтобы сказать «привет».

— И чего ты стоишь? Давай донесу сумку до входа в твой корпус, а то еще потеряешь её ненароком, растеряша, — как будто издалека донесся до меня звук голоса Михаила.

Мы шли совсем рядом, плечом к плечу, как на каждодневной прогулке в кислородном парке, и я чувствовала, что это последняя наша встреча, по крайней мере, на период следующего года. Да и потом… Что будет потом? Мы будем жить в разных районах Купольного города и всё равно не сможем часто видеться. Эх, вот если бы он записался в поисковики, я бы за ним пошла и за границы купола.

— Я тут подумал, — изрек Михаил каким-то более тихим голосом, чем обычно.

Опять что-то замышляет, и к гадалке не ходи.

— Ты уже смотрела свое расписание?

— Только мельком. Решила оставить на завтра.

— Короче, тут такое дело… Мы ведь теперь учимся в разных корпусах, с утра до вечера. Даже прогулки будут далеко не каждый день.

— Я это уже поняла, — с еле заметным вздохом вымолвила я.

— Так вот, я подумал, не хотела бы ты записаться на факультатив по энтомологии?

— По энтомологии? Он же вроде для поисковиков.

— Ага, и для тех, кто желает войти в поисковую группу. Туда принимают и механиков, и архивариусов.

— Ты имеешь в виду… Ты хочешь, чтобы мы были в одной факультативной группе, как бы вместо прогулок в кислородном парке?

Я не была уверена, что правильно поняла его затею. Может, он предлагает факультатив не для того, чтобы чаще видеться со мной…

— Смотри шире. Если мы изъявим желание участвовать в поисковых работах, мы должны изучить энтомологию. Без знаний о природе насекомых нас никто не допустит к этой работе. По прохождению курса мы опять же изъявляем свое желание на определение нас в одну из поисковых групп. Тут уж, будь уверена, мы с тобой окажемся в одном отряде.

Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Секунду назад я ведь тоже думала о столь простом решении проблемы! И, кроме того, я теперь уже знала, что и Михаил чувствует эту нашу связь. Еле подавив волнение в голосе, я сказала одноименному:

— Хорошо. Через месяц приходим в корпус энтомологии.

Михаил не успел ничего ответить, так как к нам подошла горожанка с жетоном «Доктор наук, архивариус Прасковья1004». Должно быть, это за мной.

— Валерия 0323?

— Да, это я.

— Вы заставляете ждать весь курс. Все будущие архивариусы уже на местах, кроме Вас. А Вы что здесь делаете? — набросилась она на Михаила.

— У меня э-книга полетела, пришел скачать пару учебников, а то без них, как без рук. Но я уже всё сделал. Убегаю. До свидания.

Еле заметно подмигнув мне, Михаил умчался с глаз долой. «Уф, чуть не засекли», — подумала я и зашагала за архивариусом Прасковьей. Интересно, это ЗАГС устроил её такое имя, или она вновь появилась с ним?

Сразу с порога я поняла, что корпус архивного дела не идет ни в какое сравнение с образовательным корпусом для первогодок. С одной стороны, здесь, как и в прежнем моем жилище, стены окрашены в кристальный белый цвет, так, что белоснежные двери в подсобные помещения и отдельные комнаты сливаются с ними. Только присмотревшись, привыкнув к ослепительной белизне (в образовательном корпусе белый цвет был не насколько «чистым»), я начала различать косяки дверей, такие же белые колонны, платиновую отделку потолка.

Войдя в следующий зал, который я сразу же окрестила залом славы, я была поражена сначала количеством, а потом и качеством стереоснимков артефактов, которые в своё время откопали архивариусы, вышедшие из стен этого факультета. Архивариус Прасковья, похоже, сразу поняла мой ступор. Наверное, каждый новичок, войдя в этот зал, несколько минут стоит на одном месте, как громом пораженный, ведь на стенах этого зала вывешена вся история архивного дела эры науки. На стене справа от меня располагался ряд стереоснимков старинной техники, бывшей в употреблении как минимум пятьсот тысяч лет назад: это были графические стереоизображения старинных автомобилей, компьютеров (во всяком случае, это было несколько похоже на компьютеры), медтехники, даже вертолетов и самолетов. Жаль, что мы не можем использовать воздушный транспорт для передвижения за пределами Купольного города — это было бы крайне удобно и экономично. Но из-за возросшего количества гигантских насекомых горожане вынуждены были смириться с потерей этого вида транспорта.

Прямо передо мной располагалась галерея стереоснимков, которая меня заинтересовала больше всего. Это были трехмерные изображения книг! Настоящих бумажных изданий, которые широко использовались во все времена существования человека до кислородного взрыва: Дарвин «Происхождение видов», Коперник «О вращении небесных тел», Леви «Периодическая таблица», Эйнштейн «Теория относительности». От созерцания этого чуда меня оторвала архивариус Прасковья:

— Валерия, нас ждут. Уже 17 часов. Пора готовиться к выпускному вечеру. Опаздывать нельзя.

Она отвела меня в предназначавшееся мне жилище. Это была точно такая же комната, как и моя «бывшая» комната в образовательном корпусе: та же кровать со стерильно белым матрасом, тот же стол из белого сверкающего пластика, но столе ноутбук (на первый взгляд, более современная модель), гидрошкаф с функцией автоматической ультразвуковой чистки одежды. Напротив двери — окно с открытыми шторами опять же белого цвета. Почему везде всё такое белое? Добавить бы хоть немного разнообразия.

Архивариус Прасковья подошла к гидрошкафу и взяла оттуда потрясающий белый брючный костюм: классические брюки со «стрелками», с завышенной талией, узкий топ с небольшим рукавчиком, на молнии, и приталенный пиджак, уже кремового цвета. Слава правителю, в наряде на выпускной вечер проявилась хоть капля разнообразия.

— У Вас есть десять минут, чтобы переодеться. Потом спускайтесь в главный зал, — сказала мне Прасковья.

— Это зал со стереоснимками? — уточнила я.

Она кивнула в знак подтверждения и вышла, прикрыв за собой дверь.

Я сняла с себя убогое, как мне теперь казалось, платье-униформу первокурсников (пока не было другого выбора в одежде, я как-то и не обращала на нее никакого внимания): платье прямого покроя чуть ниже колена с длинными рукавами, выцветшего белого цвета. Надела на себя великолепный выпускной наряд. Сняла резинку белого цвета с волос. Расчесалась. Сделала высокий пучок (хотя бы не снова этот надоевший конский хвост). На всё это у меня ушло минуты три. Оставалось время на то, чтобы осмотреться. Комнату я еще успею изучить, так что пойду гляну, что делается снаружи.

Я прошлась вдоль длинного коридора, в другую сторону от лифта. На этаже было не менее сорока комнат, белые двери которых сливались со сверкающими от белизны стенами. Я вернулась к лифту, нажала кнопку первого этажа. Двери лифта начали бесшумно закрываться.

— Подождите, пожалуйста, — послышался женский голос и быстрый цокот каблучков по кафельной плитке.

В лифт вошла совсем молодая девушка, на вид ей вот-вот исполнилось пятнадцать до криоконсервации. В образовательном корпусе я с ней не встречалась. Значит, училась на параллельном курсе.

— Вы вниз? — спросила она меня.

— Да.

— Меня зовут Ольга. Я из комнаты 53.

— Меня — Валерия. Я из пятьдесят седьмой.

На Ольге был точно такой же костюм бело-кремового цвета, те же туфли на устойчивом широком каблуке, только волосы были собраны, как принято в образовательном корпусе, в высокий конский хвост.

— А что, можно было сменить прическу? — спросила она меня, покосившись на мой элегантный пучок. Я даже смутилась.

— Я, право, не знаю. Почему бы и нет?

— Ну не знаю. Система там. Правила.

Двери лифта бесшумно раскрылись. Мы с Ольгой вышли в главный зал.

Что здесь творилось! Каждый сантиметр зала был занят разновозрастными людьми: вот, например, мужчина, биологических лет около восьмидесяти, на котором кристально белые брюки и кремовый пиджак (строгий, не приталенный, как у женщин) смотрелись как-то нелепо. Поставить его рядом с пятнадцатилетней Ольгой, так он был бы больше похож на почтенного доктора наук или, по крайней мере, учителя-гуманитария.

— Вы что себе позволяете? — гневно прошептала какая-то женщина у меня над ухом. Я резко обернулась. Судя по белой до пола юбке, а не брюкам, в которые были облачены второгодники, я поняла, что передо мной — учитель.

— Вы это мне? — спросила я, уже начиная догадываться, о чем пойдет речь.

— Конечно, кому же еще, Валерия0323, — прочла она мой табельный номер на жетоне. — Немедленно уберите это со своей головы и сделайте приличный конский хвост. Вы грубо нарушаете правила!

— Извините, я не знала, — промямлила я и убежала к лифту, где быстренько переделала прическу.

Когда я вернулась в главный зал, все уже стояли в ожидании выхода. Выстроившись в ряды по четыре человека, мы вышли из корпуса и направились в конференц-зал, где нас ждала праздничная встреча в честь окончания первого года обучения. Позади меня шла моя новая знакомая Ольга, которая мне шепнула:

— Молодец, что сменила прическу.

Еще бы я её не сменила. Тут такое бы началось! Но, благодаря этому нагоняю, я поняла, что самое главное в нашей новой жизни — не выделяться из толпы. И я твердо решила придерживаться этого нового своего собственного правила.

Я думала, что казус с прической испортит мне весь выпускной вечер. Но, казалось, больше никто не видел во мне великого нарушителя правил. Я полностью слилась с толпой, вышагивая вслед за остальными по мраморному тротуару.

Конференц-зал еще издали показался мне огромным. Но когда мы подошли к нему вплотную, я поняла, что ошибалась. Он был не огромным. Он был гигантским, как будто его размер, как и у насекомых, зависел от количества кислорода в атмосфере.

Фасад здания, в котором размещался конференц-зал, блистал видеоэкранами: на них сменяли друг друга стереоизображения выдающихся технических открытий эры науки: новейшая криокамера, способная к самодекриоконсервированию; новый внедорожник, оснащенный винтом, как у вертолета (для чего он, ведь летающие насекомые сразу нападут на него целым роем?); учебный визуализатор со спутниковой связью; инновационный лазер для излечения ран от укусов насекомых. Мы всей гурьбой вошли в здание. Огромный вестибюль, также увешанный видеоэкранами разного типа, поражал своими размерами. Окажись здесь в одиночестве, просто-напросто заблудишься в этих толстенных резных колоннах. С потолка вестибюля свисали гигантские люстры. Хм, странно, а не реликт ли этого прошлого? Во всяком случае, во всех зданиях, в которых мне довелось побывать, включая особый медкорпус, для освещения помещений использовались светодиодные лампы. Стану архивариусом и получу свободу от этих глупых правил, обязательно найду информацию о люстрах.

Из вестибюля мы направились к двустворчатой двери (казалось, мы добирались до неё целый час), и вошли в конференц-зал, который состоял из сцены, размещенной на небольшом помосте, и бесконечного количества довольно простеньких кресел, обитых кристально белым велюром.

Наконец, все расселись по своим местам. Воцарилась тишина. На сцену вышел низенький горожанин с густыми длинными волосами. «Почему бы и ему не сделать конский хвост», — злорадно подумала я. Как мне не хватает Михаила. Я бы ему высказала все свои мысли и обиды и успокоилась. Он, кстати, должен быть где-то здесь».

— Добрый вечер, уважаемые новые горожане и почтенные горожане, их наставники, — не сказал, а будто прокричал низенький горожанин. — Рад приветствовать вас на выпускном вечере 24 года эры науки. Прошу полнейшей тишины. Слово предоставляется великому правителю Купольного города Василию0101, основателю нашего города, правилодателю и представителю исполнительной власти.

Послышался шорох одежды со всех сторон. Все старались усесться удобнее, чтобы не пропустить ни одного слова, сказанного правителем. Я, как и все остальные новые горожане, видела правителя впервые. Да что уж там говорить, нас вообще ограничивали в общении. Наш круг — это такие же, как мы, однокурсники да учителя, и иногда горожане из отделов, которые мы посещали во время экскурсий.

На сцену вышел, в принципе, ничем не примечательный мужчина средних биологических лет (лет сорок — сорок пять, по-моему). Он бы одет в белые брюки и белый свободного покроя пиджак, кремовые ботинки на низком каблуке. Отличительной чертой его наряда была черная рубашка, слегка видневшаяся из-под пиджака. «Значит, для правителя правила не столь строги, как для остальных горожан», — сделала я вывод. Хотя, с другой стороны, его табельный номер — 0101 — говорит о том, что он — как минимум, один из первых, кто вновь появился на новой Земле. Образно говоря, он Адам, то есть первый человек на планете, если сравнивать нашу жизнь с теорией предков о происхождении человечества.

— Дорогие мои новые горожане, — так началась речь правителя. Он говорил мягко, даже тихо, не так, как кричащий волосатый горожанин до него. Его тембр голоса сразу располагал к себе. Все горожане, даже, признаюсь, я, были без ума от его голоса. Благодаря убедительному тону, его слова принимались беспрекословно. — Сейчас я обращаюсь именно к новым горожанам. Сегодня вы вступаете в новую профессиональную жизнь. Если раньше вы были всего лишь первокурсниками, то с сегодняшнего дня вы становитесь действительно важными членами научного общества Купольного города.

Ни единого звука, кроме его голоса. Мы боялись даже вдохнуть. Сидели, затаив дыхание.

— Каждый из вас, — продолжал правитель, — успешно прошел первогодичную аттестацию и выбрал будущую научную деятельность. Мы, новое человечество, нуждаемся в вас. Ваши свежие идеи позволят сделать производство экологически безопасным, ускорить процесс освоения планеты и, я надеюсь, других планет Солнечной системы, упростить процесс декриоконсервации, спасти всех новых горожан, даже содержащихся в криокамерах с сухим льдом. Система научного распределения позволит нам разработать мощный человеческий механизм, способный побороть враждебные нам создания природы и самим жить в гармонии с растительным и животным миром. Вполне вероятно, что скоро мы сможем расширить купол, очистив территории Земли от наших врагов — насекомых, заселив людьми всю сушу и океаны. А теперь ваши наставники покажут вас преимущества выбранной вами научной отрасли. Я же от себя хочу пожелать вам самого главного — научных открытий и новых находок. Ведь именно в этом состоит наша цель существования на вновь обретенной планете.

Правитель поднял обе руки, ознаменовывая тем самым окончание торжественной речи. Как гром, грянули аплодисменты. Горожане вскочили со своих мест, приветствуя слова правителя. Эта фантасмагория длилась, как мне показалось, минут десять. Да, не зря именно он занимает пост великого правителя. Его речи вдохновляют, окрыляют, открывают смысл нашего существования на новой Земле.

После выступления правителя на сцену по очереди поднимались деканы всех факультетов. Каждый из них произносил торжественную речь, которые после восторженных слов Василия0101 показались мне скучными и неинтересными, и вызывал бывших первогодок, выбравших эту сферу науки.

Пищевой факультет, факультет палеобиологии, факультет квантовой физики, факультет крионики, факультет компьютерной инженерии, лингвистический факультет… Каждый новый горожанин ждал своего выхода. Но не я. Я ждала выхода Михаила. Я хотела снова увидеть, как светятся его глаза, как играет его улыбка. А вдруг он подмигнет мне, как всегда? Ведь он знает, что я сижу здесь и жду его.

— Декан механического факультета Владислав0909, — прокричал, как обычно, длинноволосый ведущий вечера. Я старательно прислушивалась к тому, что говорит их декан. Ну наконец-то:

— Михаил0323.

Послышался шквал аплодисментов с одной стороны — там, вероятно, сидели все механики. Я захлопала в ладоши, как сумасшедшая, от радости, что он сейчас выйдет на сцену. Ольга, сидевшая рядом, одернула меня:

— Ты что делаешь? Это же не наш.

Сказала, как отрезала. Вот она, система. Второй залет за вечер. Кошмар!

— Михаил0323, — сказал декан факультета механики. — Поздравляем со вступлением в нашу систему механиков. Я уверен, Вы будете ценным кадром. Хочу заметить, что Михаил успешно спроектировал ряд научных приборов уже на первом курсе, включая минисканер, считыватель информации с жетонов и множество других механизмов. Рад видеть Вас, Михаил0323, на нашем факультете.

Как я и ожидала, Михаил стоял во всей своей красе. Он прямо сиял от удовольствия. Он что-то сказал декану (наверное, слова благодарности за столь лестный отзыв) и… подмигнул в зал. Надеюсь, только я это заметила. Ведь он мне подмигнул, мне и никому другому! «Как же я его… уважаю за это», — сказала я про себя. Вообще-то, я хотела сказать что-то другое, но сама не поняла, какое слово хотела произнести.

Вскоре настала и моя очередь выхода на сцену. Декан нашего факультета Алевтина1009 назвала мое имя. Я послушно встала со своего кресла и пошла по направлению к сцене. Всё было, как в тумане. Я еле передвигала ноги от волнения, отчасти, потому что деканом нашего факультета была та горожанка, которая сделала мне замечание насчет прически.

— Валерия0323. Истинный гуманитарий. На первогодичной аттестации проявила способности к языкам и истории старого мира…

Мне казалось, что я продвигаюсь к сцене слишком медленно. Каждый шаг — длиною в вечность, то есть в пятьсот тысяч лет, что я пролежала в криокамере без надежды на спасение. Конференц-зал постепенно менял свои очертания. Новые горожане, сидящие на своих местах, уже не были похожи на людей. Их лица вытягивались, руки и ноги испарялись, как океаны в эру кислородного взрыва… И вот я уже иду по лесу из своего видения. Ветки, сучья, стволы переплелись в сплошную серо-черную паутину. Я чувствовала, как меня засасывает этот лес, как деревья протягивают ко мне свои руки-ветви, как будто хотят захватить меня в свои цепкие лапы и никогда уже не отпускать. Лишь полянка красных маков, сверкающая вдалеке, на самом краю леса, удерживает меня от падения, убеждает продвигаться дальше, шаг за шагом, шаг за шагом. Кто-то ласково зовет меня. «Лера, Лерочка», — слышу я как будто знакомый женский голос. Зовет меня, я в этом уверена, хотя и называет меня не моим именем. «Лера, Лерочка, Валерия… Валерия…»

— Валерия0323!

Я будто очнулась от кошмарного видения.

Это был голос декана:

— Поздравляют Вас с вступлением в ряды архивариусов.

Манящий голос исчез. Декан смотрит на меня вопросительно. Ах да, я должна слегка склонить голову и поблагодарить её за лестный отзыв. Машинально проделав все нужные в данный момент действия, я отошла на край сцены и встала рядом с Ольгой.

— Чудная ты, — проронила Ольга.

— Спасибо, — невпопад ответила я.

Церемония подошла к концу. Деканы факультетов, выстроив нас, своих подопечных, в те же ряды по четыре человека, выводили нас из здания конференц-зала. Стоящие рядом со мной новые горожане весело перешептывались, обсуждая детали выпускного вечера. Ольга пару раз пыталась обратиться ко мне, но, похоже, безуспешно, так как вскоре отвернулась к другим горожанкам — второгодкам. У меня же было лишь одно желание — вернуться в свою комнату, скинуть эти ужасные туфли на каблуках — и спать.

 

Глава 3. Факультет архивного дела

— Время 06.00. Подъем!

«Кто-нибудь, выключите это оповещение», — пронеслось у меня в голове. Некогда приятный женский голос, объявляющий время подъема и отбоя, стал совершенно невыносимым. Поменяли бы хоть раз в год оповестителя. Не трудно ведь сделать новую запись. Это, скорее всего, очередное правило, до чертиков надоедать горожанам своим однообразием.

Нужно вставать. Сегодня первый день второгодичного обучения. А я еще даже не изучила расписание.

Наскоро умывшись и натянув на себя вчерашний бело-кремовый костюм (в гидрошкафу больше ничего не оказалось), я выбежала в коридор и понеслась к лифту. Интересно, где здесь пищеблок? Умираю с голоду.

Я постояла у лифта, ожидая кого-нибудь из второгодок. Ну наконец-то. Кто-то идет. Я услышала цокот каблучков по кафельному полу.

Это Ольга. Я была даже рада видеть её. Хоть одно знакомое лицо.

— Привет. Ты на завтрак? — спросила Ольга.

— Ага. Ты знаешь, где находится пищеблок?

— Конечно. Вот же схема здания, — она показала пальцем куда-то позади меня. Так и есть, в конце коридора висит план здания. Странно, что я его раньше не заметила.

— Пойдем вместе. Я знаю дорогу, — Ольга нажала кнопку вызова лифта.

— Ты уже смотрела расписание? — спросила я.

— Еще вчера.

Ольга продолжала что-то быстро говорить, пока мы ехали на девятый этаж. Но я уже не слушала.

День прошел незаметно. Новые предметы, новые учителя, новые однокурсники. Меня всё это «новое» выбило из колеи. Только к концу дня, вернувшись в свою комнату, я немного пришла в себя. Чтобы побороть в себе чувство одиночества (да, я чувствовала себя одинокой именно здесь, в корпусе архивариусов, куда я так стремилась), я решила на часик заглянуть в кислородный парк. Только там, в тени зеленоватой кроны деревьев, я чувствовала себя настоящим человеком, а не бездушным роботом, от которого все ждут инновационных открытий и научных свершений.

В парке гуляла группа новых первогодок. Они удивленно оглядывались, рассматривая идеальную точность расстояния между стволами, симметрию расположения скамеек, квадратную форму кроны деревьев. В системе есть своя прелесть. Когда тебя окружает что-то постоянное, неменяющееся годами, десятками лет, это наводит на мысли о бесконечности всего сущего и ничтожности отдельно взятого человека вне системы.

Просидев в парке около двух часов, я вернулась в свой корпус. Чувство одиночества так и не покинуло меня. Мне было жаль времени, потраченного впустую. Целью моего посещения кислородного парка было, конечно же, не насыщение мозга дополнительной порцией кислорода. Я надеялась встретить там его, Михаила, поболтать о том, о сем, запланировать наши будущие встречи, если они вообще когда-нибудь состоятся. Факультатив энтомологии уже не казался мне таким заманчивым. Теперь я на девяносто процентов была уверена, что осталась одна в этом новом мире, никому не нужным звеном проклятой системы, разлучившей нас с Михаилом.

Постепенно я втянулась в новую для меня жизнь. Так как до записи на факультативы оставался еще целый месяц, я решила как можно реже думать об этом, погрузив себя в образование целиком и без остатка.

В нашем расписании было шесть основных предметов: история до э.н., география до э.н., артефактоведение, библиотечное дело, архивоведение и современные архивные технологии.

На истории до э.н. мы продолжили изучение истории старого мира, которую нам преподавали в первый год обучения. Основной упор делался на глобальных неудачах наших предков. Прогресс неизбежен, как ни крути. Неизбежно и доминирование людей над природой. Человек, живший до эры науки, бездумно и неограниченно использовал природные ресурсы планеты, что привело к её истощению. Отсутствие должного внимания к экологии Земли стало причиной климатических изменений. Планета будто выживала человека со своих владений, пыталась избавиться от него, как от паразита, питающегося её телом и кровью, но ничего не дающего ей взамен. Человек науки, напротив, прилагает все усилия для гармонии людей и природы. Первые горожане создали статистический отдел, который вычисляет урон, наносимый природе человеком, и предлагает способы его возмещения. Климатический отдел наблюдает за малейшими изменениями в климате. Именно с целью защиты природы от человека был и создан купол, своего рода защитный экран, позволяющий нам свести к минимуму вредные выбросы в атмосферу Земли.

Другим немаловажным фактором глобальной катастрофы стала вражда человека с человеком. Наши предки убивали себе подобных ради материальных благ, а страдала опять-таки природа. Войны, терроризм, использование ядерного оружия, уничтожение всего живого на Земле… Люди сами убили себя, своими собственными руками. Если бы не было разобщенности между странами, если бы люди всей планеты объединились, количество жертв от кислородного взрыва устремилось бы к нулю. Довольно часто поисковики привозят криокамеры без биологического материала, то есть кому-то из наших предков они не достались. Спаслась лишь мизерная часть людей, так как не была организована действенная широкомасштабная эвакуация. Этот человеческий барьер был нами, людьми новой эры, преодолен при помощи создания системы. У нас нет богатых, способных купить себе билет в новый мир, и бедных, вынужденных смириться со смертью от удушья или рук себе подобных. У нас нет умных и глупых: каждый человек осваивает свою область знаний, то есть абсолютно каждый полезен в общей человеческой системе. Случись кислородный взрыв в нашу эру, мы бы не кинулись выбирать самых умных и полезных для криоконсервации. Мы бы спасли всех: полтора миллиона или семь миллиардов, не важно.

Курс географии до э.н. предполагает изучение стран и территорий старого мира и их сопоставление с новой картой Земли. Эта научная область является наименее изученной на данный момент. Во-первых, границы бывших стран на территории новой Земли определить с большой точностью невозможно. Одним из последствий уменьшения массовой доли кислорода в атмосфере планеты стало быстрое испарение океанов с поверхности Земли. Буквально за несколько десятков лет процентное соотношение суши и океана увеличилось в пять раз в пользу суши. Современные географы высчитали, что в 2030 году процент суши составлял около шестидесяти процентов, по сравнению с тридцатью процентами в 2010 году до э. н. Более мелкие водоемы (реки, озера) испарились полностью, поэтому не исключена возможность расположения криокамер с новым биологическим материалом и под руслами рек. Проблема их поиска в настоящее время состоит в том, что после полного восстановления планеты (мы считаем, что за пятьсот тысяч лет Земля восстановлена на все сто процентов), процентное соотношение суши и океана сильно изменилось. Если судить только по тем территориям, которые мы уже исследовали (это бывшие страны Европы и Азии), то суши стало в два раза меньше. Пока всем декриоконверсированным места вполне хватает. Но наша численность растет. С такими темпами даже новые купольные города на территориях бывших Европы и Азии не спасут положение. Поэтому изобретатели большую часть своего времени уделяют разработке проектов новых купольных городов, стоящих на воде.

Если истории и география до э.н. были мне и другим второгодкам в некоторой степени известны, то остальные четыре предмета были совершено новыми. На артефактоведении мы изучали все найденные за двадцать четыре года предметы наших предков. Конечно, сохранилось очень не много, только то, что изначально, еще до полного исчезновения человечества с лица Земли, было помещено под землю (в бункеры, бомбоубежища, подвалы-контейнеры, вакуумные коробы и т.д.). Нам, второгодкам, были доступны архивы с макетами предметов быта наших предков, выполненных на трехмерном оборудовании: макеты мебели, светильников, одежды, посуды, старинной техники. В одном из подвальных архивов нам даже показывали макет примитивного старинного автомобиля, которым пользовались люди до кислородного взрыва. Доступ к «настоящим» артефактам был только у работников архивов. Эти артефакты были реальными предметами, сохранившимися до наших дней. Чаще всего их находили при раскопках музеев. Эти артефакты были настолько ценны, что даже наш воздух мог повлиять на их сохранность, в связи с чем каждый экспонат помещался в вакуумное помещение, а для работы с артефактами архивариусы облачались в защитный скафандр, в который был впаян кислородный баллон. Но мы имели возможность изучать эти артефакты по их стереоизображениям. К примеру, нам показывали хлопковые салфетки, которыми пользовались древние космонавты, найденные при раскопках Ивановского музея ситца; одежду, сохранившуюся в вакуумных пакетах в заваленных подвалах; прослушивающие устройства, минифотоаппараты и диктофоны 1970-х гг. до э.н., обнаруженные в засекреченных музеях Донецка; большое количество драгоценных каменей и выполненных из них украшений, которые были достоянием музея Московского Кремля; фрагмент солнечной батареи из Инсарского историко-краеведческого музея в бывшей Монголии; даже шапку Мономаха из Оружейной палаты Москвы, головной убор царей и князей (типа нашего правителя) XIV века до э.н.

На архивоведении мы учились вести учет артефактов, классифицировать их, создавать каталоги, выбирать оптимальный способ хранения того или иного артефакта, принимать архивные документы, оценивать условия их выдачи третьем лицам.

Библиотечное дело касалось, в основном, книжных артефактов. Книга — это главное достояние всего человечества. До нас дошли, по большей части, только электронные, аудио- и видеоисточники научных изданий, которые, как и любой другой артефакт, классифицировались, каталогизировались и архивировались. Что касается бумажных изданий, доступ к ним был строго ограничен. Далеко не каждый архивариус Купольного города мог похвастать тем, что брал в руки (или хотя бы видел своими глазами) настоящее бумажное печатное или рукописное издание древности.

Все книги без исключения хранятся в архивной правительственной библиотеке — это полностью вакуумированное здание, исключающее возможность порчи книг. Строение такого вакуумного здания и других способов оптимального хранения изучается на современных архивных технологиях. Здесь нам объясняют устройство трехмерного сканера и принтера, предназначенного для создания объемных моделей артефактов, механизма реставрации артефактов, витрин с микроклиматом, воссоздающим климат планеты до кислородного взрыва, ультрафиолетоулавливателей, необходимых для сохранности бумажных артефактов, и т. д.

Развить в нас, будущих архивариусах, необходимые навыки работы с артефактами было основной задачей второго года обучения. Индивидуальная работа каждого второгодника, конечно, поощрялась, как и на первом курсе. «Каждый из нас — часть системы и должен приносить ей научную пользу» — гласит основное правило Купольного города. Однако на втором курсе большее значение уже отдается коллективному труду. В каждом правиле есть исключение, как ни крути. Коллективность в нас вырабатывается, прежде всего, парными и групповыми проектами, которые мы, хочешь — не хочешь, должны периодически сдавать на оценку учителя. Благодаря этим проектам, я очень сблизилась с Ольгой0623, моей соседкой из пятьдесят третьей комнаты. Несмотря на её, я бы сказала, очень молодой биологический возраст, она взяла надо мной шефство еще с момента моего ляпа с прической на выпускном вечере. Ольга — вот кто истинный член нового общества, винтик единой системы. Открутись он, вся система канет в Лету (кажется, так говорили наши предки о безвозвратной утере чего-либо).

Хотя я и одиночка по своей натуре, общество Ольги меня не только не напрягало, но и было мне полезным. Раньше все свои, не постесняюсь этого слова, глупые вопросы я задавала Михаилу. Он был единственным человеком, который не потащил бы меня в управу, даже если бы я нелестно отозвалась о системе или даже самом правителе. Сейчас же все свои сомнения и метания души были доступны и Ольге. Но здесь ответная реакция была совершенно другая, можно сказать, абсолютно противоположная. Нет, она бы не стала закладывать меня. Я в этом практически уверена. Но на любое мое предположение первой её реакцией было: «Ты что! Это же правило!». При произнесении этой фразы она смешно округляла глаза и часто-часто моргала от страха, что мои «бунтарские» слова может кто-то услышать. Меня это даже забавляло, причем настолько, что порой я намеренно несла несусветную чушь, лишь бы увидеть это милое испуганное выражение лица.

Так завелось, что каждое утро мы вместе с Ольгой ходили в пищеблок. Проходя мимо этажерок с энергетическими тюбиками, она неизменно выбирала молочный экстракт (это выжимка кокосового ореха, выращенного на Закупольной ГМО плантации), ячнево-гречневую смесь и сливовый мусс (крупы, овощи и фрукты выращивались там же). Я же, напротив, предпочитала выбирать. Выбор в пище и научной сфере — это единственное, что у нас есть в новом мире. Всё остальное должно четко следовать системе. Иногда я выбирала рыбную массу и творожный десерт, совершенно несовместимые, по мнению Ольги, тюбики. Иногда я останавливалась на черничном желе и свекольно-морковном соке. Адское сочетание, как однажды выразилась Ольга, после прохождения эпохи христианства на истории старого мира.

Сегодня был волнительный день для меня — день открытия факультативов (я ждала этого дня целый, бесконечно долгий и мучительный, месяц). С самого утра я не могла не думать ни о чем, кроме факультатива по энтомологии. Ведь на нем я увижу Михаила! Месяц — это долгая, мучительно невыносимая разлука. На завтраке я машинально схватила вслед за Ольгой молочный экстракт и ячнево-гречневую смесь, на что моя соседка отреагировала изумленно раскрытыми глазами:

— Ты случаем не заболела? Как это ты решилась на крупяной завтрак?

Против обыкновения, сегодня эта её реакция на мои каждодневные бунтарские выходки осталась без моего внимания.

— Может, тебя отвести в медкорпус? — громче спросила Ольга, уже всерьез обеспокоенная моей отрешенностью.

— Какой медкорпус? Даже не думай, — был мой ответ. Я реально испугалась, что она заявит о моем неадекватном поведении.

Ведь день она на меня косилась, пытаясь понять, что творится в моей голове. Подумаешь, отказалась от выбора в пищеблоке. Подумаешь, пару раз невпопад ответила на вопросы учителей. У каждого бывает не «его» день. Но когда я таким образом ответила Ольге на её вопрос о моем физиологическом состоянии, её такой ответ крайне не устроил:

— Давай, выкладывай, что с тобой? Я чего-то не знаю?

— Да всё нормально, — попыталась выкрутиться я стандартной отговоркой. Но не тут-то было. Под напором её вопросов и под угрозой сдать меня медикам, я, наконец, решила поведать ей о моих опасениях.

— Не переживай. Я просто немного нервничаю из-за открытия факультативов, — объяснила я свое странное поведение.

— Так вот в чем дело! Так бы сразу и сказала. Боишься, не возьмут?

— Ага, есть такое опасение.

— И куда ты решила податься?

— На языки старого мира, — попыталась соврать я (хотя, почему соврать, туда я действительно собиралась записаться).

— На языки тебя по-любому возьмут. Ведь тебя прочили в лингвисты. Я думаю, не в этом проблема, так ведь?

— Не в этом, — призналась я. — Мне нужно на энтомологию.

— Не хочешь ли ты сказать, что собираешься стать добровольцем?

Снова это наивное испуганное личико с широко раскрытыми глазами.

— Собираюсь. И это уже решено, — с вызовом ответила я.

— Но ты не можешь! У тебя нет подготовки для жизни за куполом. Тебя даже от физзанятий освободили.

— Пройду и физзанятия, какой-нибудь экспресс-курс. Не страшно. Пусть меня еще раз обследуют и отменяют диагноз. Добровольцам везде дорога.

— Этого я и боюсь. Как добровольца тебя примут и…

— Что и..? Продолжай.

— Ты погибнешь там. У тебя… нет шансов.

— С чего это ты взяла?

— Ты ведь… — Ольга тщательно подбирала слова, будто боясь обидеть меня. — Ты — не как все. Я это вижу. И другие это видят. В тебе есть мутация. И диагноз об этом говорит.

— То, что я не вижу смысла в системе, не говорит о том, что я мутирую! — сказала я громко, с вызовом, так что все обедающие с интересом уставились на нас с Ольгой.

Но она, казалось, не собиралась отступать:

— Хорошо. Иди в добровольцы. Погибай там. Ты ни о ком не думаешь, кроме себя! — выкрикнула Ольга и убежала из пищеблока.

Я совершенно ничего не поняла. Почему она так отреагировала? Даже если я погибну там, за куполом, что с того? Меня заменят вновь появившимся архивариусом, и всё. Открутивший винтик заменят новым, блестящим, точно таким же винтиком.

На подачу заявления на факультативы я пришла, как в воду опущенная. Преподаватели мертвых языков приняли меня с распростертыми объятиями, как я и ожидала. Как и на выпускном вечере, учитель мертвых языков доброжелательно кивнул мне, поздравил с правильным, на его взгляд, выбором и пожелал удачи в моих начинаниях.

В корпус энтомологии я уже шла не так резво. Это не был выбор профессии. Это был единственный способ видеть человека, без которого моя жизнь теряла всякий смысл. И довольно опасный способ. Ольга права. Этот выбор может стать билетом в один конец. Но если я должна заплатить такую цену за возможность быть рядом с Михаилом, я сделаю это без долгих раздумий.

Не может быть! На пороге в корпус энтомологии стоит… не Михаил, которого я так жаждала увидеть, а Ольга:

— Привет, Валерия. Что-то ты не торопишься. Не боишься, что для тебя места не останется?

— Я и не ожидала, что энтомология — столь популярный факультатив, — съязвила я, помня о недавнем сравнении меня с мутантом.

— Ты что здесь забыла? — гневно и в то же время обиженно выкрикнула я.

— Извини, если обидела тебя.

— Ладно, забыли, — смирилась я. — Так что ты тут делаешь?

— Я пришла за тобой. Твой выбор — безумие. Откажись от него!

— Мы это уже обсудили. Мне это нужно, понимаешь? Я не могу поступить иначе.

— Хорошо. Тогда другой ультиматум. Если ты записываешься в добровольцы, такой же выбор делаю и я.

— Ты что, совсем спятила?

— Ты думаешь, только тебе можно спятить? Да, можешь думать, что я спятила. Если и это тебя не остановит, то я хотя бы смогу при необходимости защитить тебя.

— От кого? От насекомых?

— От самой себя. Ты не можешь бросить вызов системе в одиночку.

— Ты далеко замахнулась, — поразилась я. Откуда такие мысли в её маленькой наивной головке? — Я никому не бросаю вызов.

— В этом я и хочу убедиться. Если это твой выбор, я буду рядом с тобой. Причем, заметь, я не прошу у тебя разрешения. Я лишь констатирую факт.

— Так ты не боишься смерти? — ошеломленно спросила я. Ольга — это тот человек, который соблюдает абсолютно все правила и никогда не сможет сделать что-либо, нарушающее систему. И она идет за пределы купола?

— Страх у нас не в почете. Ты и сама это прекрасно знаешь. Я смогу преодолеть свой страх. И не в угоду системе, как ты думаешь. Мне не безразлична твоя дальнейшая жизнь. Ты понимаешь?

Да, я всё поняла. Я была права с самого начала. Мы не индивидуумы и не личности, не герои и не великие изобретатели, если за нашей спиной (или наоборот, впереди нас с невидимым щитом, обороняя нас) не стоят люди, такие же индивидуумы. Только взаимоотношения (я не могу подобрать правильного слова, как я смогла бы выразить нашу связь с Ольгой или Михаилом) строят новое общество. У каждого винтика должна быть своя шайба. Болт бесполезен без гайки. Иными словами, без человеческой поддержки, без такого же, как мы, горожанина, готового подставить нам свое плечо, мы — никто. И никакая система здесь не будет иметь смысла.

— Тогда идем вместе? — желая удостовериться в правильности своих умозаключений, спросила я Ольгу.

— Идем, — тихо ответила она.

Рука об руку, мы вошли в корпус энтомологии. Я была настолько поражена поступком Ольги, что едва не сбила с ног какого-то горожанина.

— Валерия, куда спешишь?

Этот голос я узнаю из тысячи даже спустя полмиллиона лет.

— Михаил! — чуть ли не завопила я от радости, почти запрыгнув в его объятия. Опять эта избыточная эмоциональность. — Сто лет тебя не видела, — выговорила я, пытаясь несколько скрыть свои чувства, что у меня довольно плохо получалось.

— Положим, не сто лет, а всего лишь один месяц, — ухмыльнулся, как всегда, Михаил.

От избытка эмоций я совсем забыла про Ольгу, которая, слегка ткнув в меня плечом, попросила:

— Может, познакомишь?

— Ах, да, — быстренько пришла в себя я. — Это Михаил. Мы с ним учились на первом курсе. А это Ольга, будущий архивариус.

— Будем знакомы, — отозвался Михаил и подмигнул. Но не мне, а Ольге. Какая-то новая эмоция заполнила меня, доведя до удушья. Я всегда была уверена, что имею своеобразный патент на нежное и в то же время игривое подмигивание Михаила. И вдруг мой одноименный флиртует с моей коллегой. Я готова была закипеть от негодования.

— Очень приятно познакомиться, Михаил, — ответила Ольга своим безупречным почтительным тоном.

— Нам, я думаю, пора. Скоро окончится прием заявлений, — продолжила она.

Здесь подача заявлений была более проблематичной. Всех подавших заявление (кроме нас троих, было еще трое горожан) по одному вызывали в кабинет председателей поисковых отрядов. Михаил пошел первым. За ним зашла Ольга. Я стояла и гадала, что же там происходит.

Настал и мой черед. Я зашла в кабинет. За массивным столом из белого пластика сидел горожанин биологических лет около тридцати. Он головой указал на стул перед собой. Я села, вцепившись в подлокотники от страха перед неизвестным.

— Валерия0323. Вы изъявили желание стать добровольцем. Именно с этой целью Вы подали заявление на посещение факультатива по энтомологии? — задал вопрос председатель комиссии.

— Так точно, — ответила я, чувствуя в себя всё возрастающую дрожь.

— Вы должны понимать всю ответственность данного выбора. По окончании курса обучения по энтомологии и по присвоении квалификации архивариуса, Вы будете призваны в один из поисковых отрядов для поиска, перевозки и хранения обнаруженных артефактов за пределами купола. Научная деятельность за пределами купола представляет угрозу здоровью и жизни горожан. Вы должны устно подтвердить ознакомление с данной сферой деятельности.

— Подтверждаю, — ответила я, но про себя подумала: «К чему такая церемонность и торжественность? Я подала заявление. Значит, я согласна на всё».

— Ваше заявление принято. Проходите сюда для подписания положения о добровольцах, — председатель указал на небольшую белую дверь позади него.

Там меня уже ждали Михаил с Ольгой.

— Поздравляю с началом конца, — пошутила Ольга, имея в виду нашу скорую смерть от лап гигантских насекомых.

— Да ладно тебе. Они просто перестраховываются, снимают с себя всю ответственность, если нас кто-нибудь укусит, или мы утонем, или застрянем в собственноручно вырытой яме. Зато это единственный легальный способ оказаться по ту сторону купола, — выпалил Михаил. Было видно, что его тоже слегка потряхивает от всей этой процедуры бесконечных предупреждений об опасности. Лично мне наплевать на опасность. Ведь я буду рядом с ним.

С момента записи на факультативы времени на хандру, одолевавшую меня целый месяц, совершенно не осталось. С 9.00 до обеда мы ходили на занятия в архивном корпусе. После обеда, на который иногда даже не оставалось времени, мы с Ольгой делали многочисленные проекты, задаваемые учителями на вечерние часы: систематизация каталогов, усовершенствование переписи макетов, способы реставрации бумажных артефактов, определение границ стран и территорий старого мира, презентация по истории XIX века до э. н. Проектами мы занимались до 15.00, часто совмещая их выполнение с кислородным насыщением в парке (просто отдыхать, наслаждаясь результатом фотосинтеза, у нас физически не оставалось времени).

К 16.00 три дня в неделю я ходила на языки старого мира, где осваивала общую типологию мертвых языков (языки аналитические и синтетические; изолирующие и аффиксирующие; флективные и агглютинативные; корневые и полисинтетические), семьи языков (индоевропейские, сино-кавказские, урало-алтайские языки), структуру отдельных языков, необходимых для работы с уже имеющимися у нас артефактами (немецкий, французский, китайский, японский, польский) и с наибольшей вероятностью требуемые для дальнейшего исследования территорий нашей планеты.

Другие три дня в неделю я посещала энтомологию вместе с Ольгой и Михаилом. Обучение велось, как и на факультативе по языкам старого мира, от общего к частному: мы осваивали основные отряды насекомых (прямокрылые, полужесткокрылые, жесткокрылые, чешуекрылые, перепончатокрылые, двукрылые), их отдельные виды (стрекозы, кузнечики, жуки, клопы, водомерки, бабочки всех разновидностей, осы, муравьи, комары, мухи), урон, который они могут нанести человеку в физиологическом или материальном плане (например, стрекозы одним взмахом уничтожали наши вертолеты). Некоторые насекомые приносят пользу. Прежде всего, большинство насекомых опыляет растения, часть которых также после кислородного взрыва эволюционировали вместе с насекомыми. Эта их функция лишает нас возможности полностью истребить весь их род, поэтому остается только одно — обороняться. Муравьи и личинки насекомых участвуют в почвообразовании. Результаты жизнедеятельности пчел (мед, прополис) успешно используются в пищевой, медицинской и гигиенической индустрии, шелкопряда — в текстильной промышленности. Узнавая всё новые подробности о жизни насекомых, мы учились оценивать риск после уничтожения отдельных разновидностей, выбирать правильные виды оружия (чаще всего при поисковых работах использовались паралитические вещества, а не средства полной ликвидации особей).

С физпоготовкой у меня возникли небольшие проблемы. Я изначально была освобождена от физических занятий из-за поставленного в прошлом году диагноза «избыточная эмоциональность». Без каких-либо более или менее толковых объяснений, мне выдали электронолист о физиологической нетрудоспособности. Однако, став добровольцем, я обрела право на получение физического обучения в рамках подготовки поисковиков. Оно и понятно: если я уже считаюсь дефектным членом общества, большой утраты при моей гибели, по определению, быть не должно. Физически развивались мы каждый день в своих комнатах. Каждому добровольцу на вечное (вернее, относительно вечное) пользование выдавали несколько спортивных тренажеров, снарядов и силового инвентаря, а один раз в неделю устраивался веломарафон или кросс, на котором проверялась выдержка будущих членов поисковых команд.

Выходной день, единственный на неделе, мы проводили, как и все остальные новые горожане Купольного города, с наибольшей пользой, как считала управа. Каждое воскресенье для нас организовывались выставки, экскурсии, галереи, научные презентации, на которых принимали участие либо полноценные горожане, либо, в особенных случаях и исключительно за особые заслуги перед научным обществом, новые горожане — второгодки. Расписание научных «выходов», как это называли второкурсники, было спланировано таким образом, чтобы каждый новый горожанин мог посетить все представленные в расписании выставки, однако и имел свой собственный выбор. Расписание составлялось на четыре недели и состояло из четырех выходов. То есть каждую неделю мы выбирали те экскурсии, которые еще не успели посетить. Но по сути получалось, что мы выбираем из ограниченного набора, то есть выбора как такового нет, ведь каждый из нас в обязательном порядке посещает все представленные мероприятия и не имеет права пропустить одно из них или придти дважды на одно и то же мероприятие. Мне такая постановка проблемы казалась абсурдной: выбор есть, но его, в то же время, и нет. Мне, к примеру, совершенно не интересна органическая химия в любом из её проявлений, будь то познавательная наглядная лекция или конкурс изобретений в этой области. Я бы с удовольствием заменила этот выход на повторное посещение, скажем, музея искусственного интеллекта. Но нет, так нельзя. Повторное посещение невозможно (имена посетителей записываются в строгом порядке), как и пропуск одного из выходов. Обсудив это с Ольгой, я в который раз убедилась, что я излагаю «бунтарские» мысли и непримиримо воюю с системой. То есть выбор из ничего для нее естественен. Что ж, пусть будет по-твоему, госпожа вездесущая и всеобъемлющая система. Тебе виднее. Я сама начала замечать, что абстрактное понятие системы постепенно становилось для меня олицетворением несправедливости, персонализированным врагом, как и предрекала Ольга. Может, я правда скоро буду готова бросить вызов системе? Не дай правитель!

Сегодня в вестибюле вывесили расписание на ближайшие четыре недели:

«Научные конференции на 03.02.25, 10.02.25, 17.02.25, 24.02.25.

Выставка полноразмерных макетов космического оборудования XXI века до э.н.

Концерт «Полиглот». Выступления лингвистов.

Шоу-программа «Энтомовойны». Выступления поисковиков.

Выставка новых горожан. Факультет механиков и факультет изобретателей».

«Этот месяц полностью по моей части», — потирала я руки от предвкушения. Даже не знаю, какой выход выбрать на той неделе. Наверное, пойду на новых горожан. Здесь и факультет Михаила отмечен. Он наверняка в курсе, что там будет.

При первой же возможности я спросила Михаила о выставке:

— Ты уже видел расписание выходов?

— Ага, — ответил он, что-то тщательно пережевывая.

Тоже нарушает правила. Питание за пределами пищеблока не допускается. Я не упустила случая высказать ему свое мнение о его нарушении:

— Михаил, скажи мне, ты в курсе о правилах питания?

— Конечно же в курсе, моя дорогая, — ответил он с явной иронией в голосе. Мало того, фамильярничает, так еще и при всех нарушает правила среди бела дня.

— И что же ты жуешь так тщательно? Неужели где-то ириски откопал? Они, наверное, за пятьсот тысяч лет стали несъедобными.

Мой сарказм, разумеется, не такой элегантный, как у одноименного, но я была отчасти горда собой, что и меня криокамера не обделила чувством юмора.

— Ты почти угадала, Валерия. Это жвачка.

— Жвачка? В смысле, жевательная резинка, которой от нечего делать забивали себе рты наши предки?

— Не совсем. Моя жвачка — не бесполезна.

Опять замолчал. Любит он наигранные паузы! Наверное, в прошлой жизни, в смысле, в старом мире, он был актером. Была такая профессия — лицедейство, кривляние в угоду публике.

— Каковы же её полезные свойства и как тебе позволяют жевать её вне пищеблока?

— Только тебе скажу. По большому-пребольшому секрету. Не проболтаешься?

— Нет, — я аж губу прикусила от предвкушения вселенской тайны.

— Я тестирую новый продукт.

Повисла пауза.

— И всё? В этом весь секрет?

— Приходи в воскресенье на выход механиков и изобретателей, всё узнаешь, — прошептал мне на ухо Михаил.

— Так ты выступаешь на этом выходе? Я только-только хотела тебя спросить, что там будет. Что-то интересное?

— Ты сама знаешь, что я тебе ничего не скажу. И так жалуешься постоянно на вечную воскресную скуку. Интрига тебе не помешает.

В этом весь Михаил. Ладно. Поживем — увидим.

Действительно, выход механиков и изобретателей был фееричным. Весь вестибюль испытательного корпуса был заставлен тумбами с непонятными приборчиками. Прежде всего, поражал их внешний вид. Юные изобретатели постарались на славу: смешали металлические, пластиковые, стеклянные, резиновые, наноуглеродные, кевларовые, деревянные (даже дерево им выдается для экспериментов!) корпуса; детали разных форм и размеров, от десятиметрового куба до мизерного шарика, который можно было увидеть в действии только под микроскопом. Оторопев от увиденного, я не сразу разглядела Михаила, но, найдя его, тут же потащила Ольгу к его стойке. Рядом с ним стоял… обыкновенный 3Д-принтер. Я даже немного разочаровалась. Михаил — не плагиатчик, чужые идеи красть не станет. Как же сильно я ошибалась!

Казалось, он только нас и ждал, чтобы начать объяснять функции своего творения.

— Думаю, все собрались, — начал Михаил, подмигнув мне, по обыкновению. — Хочу вам представить мою модернизацию всем известного трехмерного принтера. Ни для кого не секрет, как и для чего он используется. Вкратце скажу, специально для присутствующих здесь гуманитариев, — он выразительно посмотрел на нас с Ольгой, — 3Д-принтер, как мы называем его неофициально, предназначен для создания макетов существующих предметов. Архивариусы не дадут мне соврать, что 3Д-принтер — это основной источник сохранения артефактов в их неизменном виде и безопасного их изучения.

Мы с Ольгой закивали головами.

Михаил продолжал:

— Макет формируется из специального жидкого фотополимера, который затвердевает под воздействием лазерного излучения. В настоящее время картриджи трехмерного принтера заправлены, по большей части, растворами пластмассы или наноуглерода. Мы же в команде с новым горожанином Анатолием0123, проходящим курс обучения на пищевом факультете, создали новый состав раствора для картриджа, имеющий пищевую ценность. Благодаря нашему открытию, уже сегодня мы можем получить вкус и консистенцию некоторых продуктов, не прибегая к их выращиванию на ГМО плантациях. Анатолий, заряжай.

Мы все недоверчиво наблюдали за действиями Анатолия, который на наших глазах создал нечто, напоминающее пластилин.

— Позвольте представить, — продолжал Михаил, — жвачку. В старом мире жвачка использовалась лишь для освежения дыхания человека и чистки зубов в труднодоступных местах. Однако эта маленькая жевательная пластинка способна заменить, к примеру, обед и ужин без каких-либо последствий для наших желудков. Берите, пробуйте.

Михаил отламывал небольшие кусочки от жевательной пластинки и раздавал их зрителям. Те с опаской отправляли их в рот. Мы с Ольгой, признаюсь, тоже смутились. Спустя несколько минут жевания (а время близилось к обеду), я, как и остальные горожане, на которых испытывали новый продукт, обнаружила, что у меня совершенно исчезло чувство голода, которое бывает в это время суток.

Все зааплодировали. Вкус и, главное, консистенция нового пищевого генетико-модифицированного продукта понравились всем без исключения. Михаил и Анатолий благодарно принимали похвалы в их адрес.

Более или менее стоящие разработки новых горожан отправляли, как правило, на аттестацию в правительственную комиссию управы для утверждения проекта и введения его в эксплуатацию. Я не ошиблась, предположив, что изобретение Михаила ждет великое будущее. Любой пищевой продукт, особенно эта «обеденная жвачка», как назвала я её про себя, был настоящим открытием и полезным подспорьем для поисковых групп, которым зачастую некогда было питаться по введенному в Купольном городе режиму.

Увидев Михаила на следующей неделе на энтомологии, я сразу же поинтересовалась судьбой его изобретения:

— Ну как, отправили жвачку на аттестацию?

— Отправить-то отправили, — угрюмо ответил Михаил, — только на следующий же день забраковали.

— Как забраковали? Почему?

— Официальный ответ — не соответствует принятой системе.

— В каком смысле?

— Вот и я не понял, хотя, вроде, и не тупой. Как объяснил мне наш декан, любая твердая пища, а жвачку посчитали твердой пищей, как яблоко или необработанный кокос, не приемлема для питания в Купольном городе.

— Но почему?

— Сказали, что в энергетических тюбиках содержатся все необходимые человеческому мозгу и телу полезные вещества, а твердая пища насыщает лишь желудок и ведет к чревоугодию, как это называли в старом мире. Грубо говоря, мою жвачку сравнили с куском мяса.

— Тише, тише, не кричи так, — цыкнула на Михаила Ольга, присутствовавшая при нашем разговоре. — Еще подумают, что ты и мясо на 3Д-принтере распечатал, обвинят в нарушении правила о вегетарианстве.

«Опять эти правила! Всё подчинено этим дурацким правилам», — возмутилась я, но вслух ничего не сказала. Шипящий шепот Ольги всегда говорил о великом преступлении. Она-то в правилах разбирается лучше нас с Михаилом вместе взятых.

— Не расстраивайся, — пыталась я приободрить Михаила. — Станем полноценными горожанами, вступим в поисковую группу, и ты наделаешь нам этих жвачек. Будем пировать!

— Уже не попируешь, — с горечью в голосе отозвался Михаил. — Они изъяли все разработки. Вплоть до картриджа. А ведь я трудился над ним три месяца.

Я вернулась в комнату в упадочническом настроении. Проклятая система!

— Время 21.00. Отбой, — произнес всё тот же женский голос, уже не казавшийся мне милым, как раньше. И я начала проваливаться в сон. «Они что, распыляют какой-нибудь усыпляющий газ?» — подумала я напоследок, отдаваясь в цепкие лапы моего непрекращающегося видения: красные маки, красные маки…

 

Глава 4. Жизнь в Купольном городе

Второй год обучения подошел к концу. Оставались считанные дни до второгодичной аттестации. Ни с Ольгой, ни с Михаилом мы практически не виделись. Каждый корпел над своим научным проектом. На этот раз никаких коллективных проектов. Только собственная разработка, причем обязательно важная и необходимая для общества. Но как определить её важность и необходимость? Например, жвачка Михаила, которая никак не идет у меня из головы, реально полезна по своим функциям. Причем Михаил сам вот-вот столкнется с жизнью и бытом поисковиков. Он её разрабатывал для себя. И вдруг — не нужна.

Не знаю, над чем работали Михаил и Ольга. Катастрофически не хватало времени даже на прием пищи, а не то что на болтовню. По своей основной научной области — архивному делу — я разрабатывала классификацию способов сохранения бумажных артефактов вне вакуумных комнат. Моей целью было показать не только архивариусам и историкам, но и горожанам естественных научных отраслей реликты старого мира. Взять хотя бы Михаила. Он совершенно не разбирается в книгах. Для него существует единственный вариант — э-книга, которую он может прочесть в любом месте на планшете или ноутбуке. Аудиокниги и инфоочки он не признавал. Он считал, что на слух информация, особенно его формулы, не воспринимается по определению, а инфоочки ему не нравились по их дизайну (модник какой!). Я же была без ума от бумажных книг и бредила вакуумной комнатой, в которую я наконец-то смогу попасть в качестве признанного архивариуса. На мои увещевания в пользу бумажных изданий Михаил отвечал:

— Зачем? Брать разрешение на посещение вакуумной комнаты, которого вряд ли допросишься, надевать скафандр, перелистывать и без того хрупкие странички, если можно закачать всю информацию в планшет или, на крайний случай, войти в библиотечные материалы через очки, и спокойно изучать любую книгу, не боясь её испортить.

Это отношение Михаила к бумажным носителям знаний и подтолкнуло меня к теме моего аттестационного проекта. Согласно моей теории (на практике мне испытывать её не дали), если каждую страничку бумажного издания обработать специальным раствором, состав которого, кстати сказать, напоминает криопроектор, а затем поместить в вакуум буквально на двадцать четыре часа, книга становилась если не вечной, то, по крайней мере, могла прослужить несколько сотен лет. Опять же, для установления точных сроков вакуумизации и более реального срока службы книги после обработки необходимо практическое испытание. Как мне сказала декан нашего факультета Алевтина, только на второгодичной аттестации я смогу доказать правильность своей теории и убедить комиссию в необходимости опытов. На это я очень надеялась. Однако, помня историю со жвачкой Михаила, я иногда опускала руки. «Ну и пусть забракуют мой проект», — утешала себя я. Я всё равно иду за пределы купола, а там не будет времени на всякие эксперименты. Там я буду трогать бумагу своими собственными руками, без скафандра, без вакуума. Это будут только мои книги, во всяком случае, до сдачи их в архивную правительственную библиотеку.

Помимо защиты проекта по архивному делу, мне предстояла аттестация по факультативам: энтомологии и языкам старого мира и общая оценка физиологического состояния для дальнейшего вступления в должность архивариуса поисковой группы. В сдаче факультативных предметов я была уверена на сто процентов. На энтомологии и мертвых языках не требовались собственные разработки, только общее собеседование по пройденному материалу. Однако физподготовка вызывала у меня некоторые сомнения. И дело не в том, что я чувствовала в себе слабость в физиологическом плане. Вовсе нет. Еженедельные беговые марафоны и сдача нормативов сделали свое дело. Я была сильна, как бык; бегала быстрее лани, а выносливость просто зашкаливала. Слепое подчинение системе помогло мне стать выносливой. Я привыкла жить в стрессовой ситуации. Порой только Ольга помогала мне не влипнуть в конфликт с правительством, как выражалась моя соседка. Но, благодаря бесконечным и, на мой взгляд, бессмысленным правилам, я научилась сливаться с толпой, сглатывать обиду и несправедливость. Взять, к примеру, тот же пучок вместо конского хвоста. Идиотизм полный!

Как я и ожидала, аттестация факультативов прошла на ура, как и оценка физиологического состояния. Перед защитой архивного проекта я немного нервничала. Но всё прошло, на первый взгляд, успешно. Комиссия приняла мои теоретические разработки и удостоверила меня, что они обязательно попадут в правительственную комиссию управы для полного одобрения проведения практических опытов.

Единственное, что разочаровало меня, это отсутствие выпускного вечера, как после первогодичной аттестации. Безо всяких прелюдий, всех второгодок начали подготавливать к переселению. Каждый полноценный горожанин занимал не комнату, а целую квартиру в одном из многоквартирных блоков жилых районов. Что особо радовало, мы имели право сами выбирать район места жительства. То есть я могла поселиться где угодно, по соседству с физиками, историками, инженерами искусственного разума, с кем захочу.

В день сдачи проектов, несмотря на усталость, я, Ольга и Михаил отправились в кислородный парк под предлогом восстановления умственных способностей после аттестации. Как ни странно, предлог прокатил. Разрешение на прогулку было получено. Придя в парк, мы нашли уединенную скамейку, чтобы в спокойной обстановке и без лишних глаз обсудить наши планы на дальнейшую жизнь.

Михаил прихватил с собой карту Купольного города, на которой были обозначены все жилые районы и знаком «+» отмечены новые, только построенные многоквартирные блоки. Мы решили, естественно, что будем жить в одном районе, тем более что нам предстояла поисковая работа в одном отряде. Михаил уверял, что всё устроит. Благодаря своим изобретениям, он успел установить приятельские отношения со многими поисковиками (не удивлюсь, если он использовал запасы своей жвачки, каким-то образом упрятанной от изъятия).

После долгого обсуждения разных вариантов, мы остановились на районе номер 12. Во-первых, он расположен далеко не в центре и считается одним из наиболее спокойных районов Купольного города. Во-вторых, в центре этого района располагается небольшой кислородный парк. Для нас троих он может стать не только средством обогащения живительным кислородом, но и идеальным местом для встреч. Одним из наиболее примитивных и, на мой взгляд, бесполезных правил Купольного города является запрет на близкие отношения горожан вне научной деятельности, то есть встречи людей просто так, без какого-либо повода, могут быть замечены и пресечены правительством. С какой целью было введено это правило, я пока не поняла, но во мне жила уверенность, что и в этом вопросе я смогу со временем разобраться.

Многовартирные блоки мы выбрали, конечно, разные. Причина всё та же — избежать подозрений со стороны правительства. Получается, мы заранее «шифровались» от работников управы, как будто уже совершили преступление. Честно говоря, кроме крамольных мыслей да некоторых несущественных, на мой взгляд, ляпов типа несоблюдения правила о внешнем виде горожан, меня не в чем было упрекнуть. Недовольство системой, как мне кажется, есть у многих горожан. Запрет на близкое общение лишает возможности узнать это. И тут я прозрела! Наконец я поняла, откуда ноги растут у этого правила. Как всё просто! Горожане занимаются каждый своим делом, друг с другом практически не общаются. Следовательно, не могут найти единомышленников. Для системы такой расклад оптимален: на улицах Купольного города всё абсолютно спокойно вот уже на протяжении двадцати пяти лет. Во всяком случае, об инцидентах с неповиновением я никогда не слышала.

Обсудив все подробности переезда, мы с Михаилом договорились пока не общаться, не искать друг друга, по крайней мере, в течение недели, пока всё не устаканится.

Итак, мой график на эту неделю был достаточно плотным. В этот же день после кислородного парка я зашла в кабинет декана и обсудила место жительства после выселения (во избежание толчеи выпускников второго года обучения у здания управы, деканы факультетов сами собирали информацию и пересылали её в распределительный отдел управы). Вернувшись в почти уже бывшую комнату, я собрала свои вещи и, в принципе, была готова к переезду.

На следующий день я отправилась в медкорпус, расположенный в центре города. Вызвав голосовое такси из таксопарка, я быстро добралась до пункта назначения. Идти пешком сегодня не хотелось. Вернее, меня больше прельщала мысль опробовать мои новые возможности как полноценного горожанина. Поездка на такси — одна из услуг Купольного города, доступная только полноценным горожанам. В качестве такси используется небольшой одноместный автомобиль без ручного управления. Посредством голосового мониторинга (то есть просто назвав место назначения) я включила автопилот и прибыла к медкорпусу буквально за десять минут.

В медкорпусе для горожан, только что окончивших второй год обучения, была организована выдача ухофона, который был также доступен только полноценным горожанам. Ухофон — это традиционное средство связи по городу и в ограниченном радиусе за пределами купола. Он представляет собой микрочип, встраиваемый в ухо человека, позволяющий принимать и передавать звонки и оставлять голосовые сообщения другим горожанам. Что самое удобное, ухофонная база была единой. На обратном пути я немного покопалась в ней (база была перенесена в мои инфолинзы) и нашла даже номер ухофона правителя! Интересно, я могу вот так запросто позвонить ему и рассказать о своем наболевшем? Сомнительно, да и вряд ли кто захочет пробовать. Попадешь еще «в опалу» (как же мне нравятся словесные выражения наших предков; в одной фразе — столько различных эмоций!).

Первый в моей новой жизни звонок я получила из распределительного отдела управы (так отразилось на инфолинзах). Вернее, я просто прослушала автоответчик. Милый женский голос (мне показался он очень похожим на голос, объявляющий время отбоя и подъема) сообщил мне, что во вкладке «Квартиры» сайта управы я могу скачать на одно из своих портативных устройств каталог интерьерных вещей для новых квартир. Как я поняла, я теперь могу сама выбирать себе мебель и технику для своего жилища. Мою догадку подтвердила Ольга на обеде в корпусе архивариусов:

— Смотри, что надо сделать. Давай планшет, я всё тебе покажу. Проходишь по присланной ссылке и скачиваешь каталог. Готово.

Я открыла каталог. Ух ты, глаза разбежались от разнообразия столов, гидрошкафов, табуретов, кроватей, умывальников, различной техники.

— А вот тут, — ткнула Ольга пальцем в экран, — есть список полагающихся тебе вещей.

Список был огромен, по сравнению с набором предметов в комнатах образовательных корпусов. Вернувшись в пока еще мою комнату в корпусе архивного дела, я принялась тщательно изучать весь список. На мою двухкомнатную квартиру (одна — жилая, другая — рабочий кабинет) с кухней и гигиеническим отсеком мне полагалось на жилую комнату:

Стол письменный — 1 шт.

Стул — 2 шт.

Гидрошкаф — 1 шт.

Кровать — 1 шт.

Зеркало настенное — 1 шт.

Тумбочка прикроватная — 1 шт.

Диван или кресло — 1 шт.

Люминесцентные шторы — 1 шт.

Ноутбук или планшет — 1 шт.

Для подсобных помещений квартиры:

Стол обеденный — 1 шт.

Табурет кухонный — 2 шт.

Холодильная камера — 1 шт.

Умывальник — 1 шт.

Унитаз — 1 шт.

Душевая кабина — 1 шт.

Зеркало малое — 1 щт.

Гигиенические принадлежности — 5 шт.

Для рабочего кабинета: по согласованию с главным архивариусом Купольного города.

Я выбрала себе все положенные предметы быта, отгрузив стереоизображения и в память планшета (вдруг не то привезут). Тут же раздалась вибрация ухофона. Снова милый женский голос сообщил:

— Ваш заказ принят. Доставка 25 июля в 08.00. Переезд — 25 июля с 09.00.

— Всё ясно. Спасибо за информацию, — вежливо пообщалась я с автоответчиком. Так хочется с кем-нибудь поболтать по ухофону… А не позвонить ли Ольге?

Я назвала табельный номер своей соседки и в правом ухе услышала её, как мне показалось, испуганный голос:

— Просто пробуешь ухофон?

— Привет, Ольга. Конечно, пробую. Как дела у тебя?

— Валерия, ухофон предназначен исключительно для рабочих звонков. Прочти еще раз свод правил, — почти прошипела Ольга и отключилась.

Её сухой тон несколько обидел меня. Только спустя некоторое время я поняла, что все наши разговоры должны прослушиваться, ведь близкое общение запрещено правилами. Впредь буду иметь это в виду.

На следующее утро я, как всегда, проснулась от ласкового, когда-то мне казавшегося милым, голоса:

— Время 06.00. Подъем!

В пищеблоке Ольга безо всяких приветствий начала по обыкновению меня отчитывать за очередной мой ляп.

— Извини, Ольга. Подставила я тебя вчера. Откуда же я могла знать это правило? — пыталась оправдаться я.

— Я же знаю, — парировала Ольга.

Неожиданно ухофон завибрировал.

— Валерия0323? — раздался мужской голос.

— Да, я слушаю.

— Вы вызваны на медицинское освидетельствование в особый медкорпус. Просим явиться завтра 26 июля в 09.00.

И отключились. Даже слова вставить не дали.

— Кто звонил? — спросила Ольга заинтересованно.

— Меня вызвали в особый медкорпус.

— Я так и знала, что этим всё кончится, — казалось, Ольга была всерьез обеспокоена. Впрочем, как и я сама. Опять этот медкорпус. И Михаил ко мне уже не проберется, это точно.

— Что же мне делать? — воскликнула я в отчаянии.

— Рано паниковать, — как всегда рассудительно начала Ольга. — Вполне вероятно, что ты вызвана по причине своего диагноза. Перед началом поисковых работ они, скорее всего, хотят убедиться, что твое здоровье позволяет тебе быть добровольцем.

— Кстати да, вполне возможен такой вариант, — обрадовалась я.

— Но — продолжила Ольга, — есть и другой вариант. Они наверняка приглядывают за тобой в течение всего года и знают все твои проколы.

— Я ничего такого и не делала, вроде…

— Слушай меня внимательно, — прервала меня Ольга. — Избыточная эмоциональность — это психологическая болезнь, так ведь?

— Да, считается психологической.

— Значит, единственное, что тебе нужно будет сделать, — это показать полное подчинение и полнейшее спокойствие, отсутствие всяких эмоций.

— Ты думаешь, это прокатит?

— Думаю, да. Они не будут заваливать добровольца. Их и так очень мало, а впереди еще вся неисследованная планета.

— Наверное, ты права, Ольга. Так и поступлю.

Я решила про себя, что бесполезно паниковать, продумывать варианты разговора с психиатром. Что будет, то будет. Сегодня переезд. Очень много дел: добраться до моей новой квартиры, всё расставить, разобрать вещи, осмотреть район…. Так что об особом медкорпусе подумаем завтра.

Не теряя ни минуты (было уже 09.00, на которые запланирован мой переезд), я схватила свои вещи, из главного зала факультета вызвала голосовое такси и помчалась в свою новую квартиру. Выйдя из такси, я огляделась вокруг: белые мраморные тротуары, прозрачно-белая транспортная дорога из закаленного стекла, сверкающе-белые многоквартирные блоки из тканебетона, похожие друг на друга как две капли воды. Каждый объект района — сияющего, ослепительного, кристального белого цвета, который, возможно, и олицетворяет свежесть и чистоту, но его однообразие в конце концов доводит до глубочайшего уныния. Единственным пятном краски в этом молочно-белом районе был изумрудно-зеленый, плавно переходящий в благодатную черноту стволов и корней деревьев кислородный парк. Даже странно, что биологи до сих пор не добрались до процесса фотосинтеза в листьях растений, чтобы сделать их идеально-белыми, как и всё вокруг.

Зайдя в идеально-белый подъезд, освещенный белым, режущим глаза светом, я по ступенькам четкой прямоугольной формы поднялась на свой третий этаж, подошла к двери, на которой уже висела табличка с моим табельным номером, и поднесла свой жетон к запирающему устройству. Дверь бесшумно отворилась.

Квартира по своей планировке и интерьеру была великолепна. Стены выкрашены в матовый белый цвет (спасибо и на том, что не кричащий известково-белый), на окнах — заказанные мной люминесцентные шторы, от которых шел мягкий желтовато-молочный свет, на кровати из белового пластика — мягкий белого же цвета матрас, а на нем — комплект постельного белья, всё того же белого цвета. Рядом с кроватью стоит небольшая тумбочка с двумя выдвижными ящиками, тоже из пластика. Напротив — небольшой уютный диванчик, обшитый мягким бархатом. У входной двери расположилось большое зеркало с мягкой подсветкой по всему периметру и небольшой полочкой сбоку.

Кухонное помещение было размером примерно в три квадратных метра, однако этого вполне хватало для размещения белоснежной холодильной камеры для хранения энергетических тюбиков, со встроенной системой оповещения главного пищеблока о необходимости пополнения камеры, и стеклянного обеденного стола с двумя табуретами. В принципе, жить можно. Единственное, что хотелось бы поправить, — это убрать стол к окну (сейчас он стоял прямо посередине кухни), чтобы было больше свободного пространства. Однако, помня о бесконечных правилах, я пока не стала его трогать. Тем более, завтра меня вызывают «на ковер». Лучше не рисковать лишний раз.

В моем рабочем кабинете было пусто. Значит, согласование пока еще не прошло. На всякий случай я еще раз просмотрела список положенных мне вещей. Информация не изменилась: «по согласованию с главным архивариусом Купольного города». Будем ждать…

Остаток дня я провела в изучении архивных корпусов города: просмотрела личные страницы всех архивариусов, ведь мне с ними предстоит работать; посетила интерактивные экскурсии по музеям артефактов; попыталась зайти на сайт вакуумной комнаты: «в доступе отказано» высветилось на экране. На ужин я взяла из холодильной камеры тюбики с картофельной пастой и огуречно-помидорной смеси, и, посасывая их содержимое, подошла к окну. На улице было практически пусто. Иногда по дороге бесшумно проносились голосовые такси, изредка появлялись горожане на электроскутерах или мотороликах. А так, полнейшая пустота и тишина. Действительно, мы выбрали самый тихий район Купольного города.

Мое вечное ночное видение сегодня, как ни странно, несколько изменилось. Такая же зловещая тишина вокруг. Но я иду не по густому лесу, а по своему району: белизна квартирных блоков и тротуаров ослепляет до боли в глазах. Мимо меня проносятся горожане на электроскутерах, но, приблизившись ко мне, каждый как будто замедляет скорость, практически зависает в воздухе, и с укоризной смотрит на меня, как на преступника. Я задыхаюсь, как и в том лесу, чувствую, что вот-вот упаду, и горожане толпой навалятся на меня, будут царапать, кусать, рвать на мне одежду. Единственное, что не дает мне упасть — нет, это не полянка красных маков, это величественное белое здание вдалеке, окна которого подмигивают мне зловещим красным цветом.

— Время 06.00. Подъем!

Ну наконец-то. Я думала, не очнусь от этого видения.

Наскоро позавтракав первым подвернувшимся под руку энергетическим тюбиком, я одела свой неизменный бело-кремовый костюм, стянула волосы в тугой конский хвост и отправилась в особый медкорпус. Я вышла за два часа до назначенного времени, хотела прогуляться пешком, успокоить бешено стучащее, вырывающееся из груди сердце. Утром улицы города были намного оживленнее. С обеих сторон от тротуара бесшумным вихрем проносились голосовые такси и электромобили, рядом со мной сновали спешащие по своим делам пешие горожане, по велосипедным дорожкам проскальзывали унициклы, мотоскейты, лыжероллеры, антигравы, электроциклы. Часть горожан пользовалась для передвижения реактивными ранцами, позволяющими им парить в метре над проезжей частью. Своим ходом передвигались не многие, в основном, как я думаю, фрилансеры, то есть те горожане, которым не предоставлялось рабочее место в каком-либо научном институте Купольного города, а таких служащих на данный момент было немало даже среди архивариусов. Многие горожане, занятые в архивном деле, исследовали, каталогизировали, создавали макеты найденных артефактов в своем жилом помещении, и только раз в несколько месяцев выносили плоды своих трудов на суд общественности. Фриланс — это, конечно, удобно во всех смыслах: управе не приходится заботиться о новых рабочих местах для горожан, да и горожанам, по всей вероятности, нравится работать в одиночестве. Меня тоже, наверняка, ждет та же участь фрилансера, помимо выездов за пределы купола.

Я подошла к зданию особого медкорпуса, отличавшегося от остальных сооружений большим количеством огромных окон с зеркально-белой тонировкой. В фойе меня встретила горожанка в белом халате (наверное, что-то типа секретаря), просканировала мой жетон и повела к ординаторской, тому самому кабинету, куда я незаконно вломилась и выкрала копию медкарты чуть больше года назад.

— Валерия0323 по вызову, — сообщила секретарь по ухофону. — Подождите здесь, Вас вызовут, — продолжила она, уже обращаясь ко мне.

Я послушно села на белоснежный диван, обитый искусственной кожей, и стала разглядывать знакомый мне коридор, однако при дневном освещении он не казался таким мрачным и таинственным. Скорее, уныло сверкающим, как и все помещения Купольного города. Стараясь не думать о предстоящем разговоре, я разглядывала схему здания на противоположной стене, будто бы готовясь к побегу.

Минуты через три дверь в ординаторскую отворилась и показалась голова уже известного мне горожанина — врача-психолога, поставившего мне диагноз «избыточная эмоциональность».

— Валерия0323? — сказал он с неясной вопросительно-утвердительной интонацией. — Проходите.

Я зашла в знакомый мне кабинет. Всё те же многочисленные полки, заваленные папками и документами. Всё тот же кристально белый письменный стол, на котором стояла лишь карандашница и электронолист. Он, наверное, здесь по мою душу.

За столом сидел незнакомый мне горожанин биологических лет около семидесяти. «Игорь1201», — прочла я табельный номер, выгравированный на его жетоне. Его новый возраст тоже впечатляет — двадцать четыре года. Должно быть, большой специалист в своем деле.

— Валерия0323, вновь появившаяся на свет из криокамеры типа Б, обнаруженная в секторе номер 57 два года назад, — отчеканил он как будто вызубренную наизусть информацию. — Всё верно?

— Т-так точно, — мой голос предательски дрогнул.

— Вас, наверное, интересует, зачем Вас вызвали сюда?

— Я считала, что я вызвана по поводу моей предстоящей должности архивариуса поисковой группы, — я старалась говорить четко, спокойно, как будто мне нечего бояться. Да и вообще, страх — это дополнительная эмоция, которая мне сейчас ни к чему.

— Вы абсолютно правы. Вы находитесь в списке добровольцев. Вы ведь не желаете изменить свое решение?

— Нет. Я сделала свой выбор.

— Замечательно. Также вы в курсе о диагнозе, поставленном вам 28 января 24 года?

— Так точно.

— Чтобы избежать рецидива болезни, мы должны оценить Вашу эмоциональную устойчивость. Для этого нужно пройти ряд психологических тестов. Вы готовы прямо сейчас?

— Так точно, — я специально отвечала сухими, не выражающими ни грамма эмоции фразами, пытаясь скрыть свое волнение.

— Тогда приступим. Алексей, начинайте, — обратился он к моему врачу.

Тестирование моего психического состояния продолжалось около часа. Оно состояло, по большей части, из довольно глупых вопросов типа «что я ем на завтрак», на которые я обязана была отвечать честно. Пытаясь запутать их, на большинство вопросов я отвечала не о себе, а об Ольге. Вот кто действительно поступает всегда легально. В правильности же своего поведения я была далеко не уверена. Результатов тестирования я ждала довольно долго (я была настолько взволнована, что даже не посмотрела на часы). Наконец, Алексей вынес мне справку о том, что я гожусь для поисковых работ. Всё оказалось достаточно просто. Спасибо Ольге!

В последующие дни в мою квартиру завезли мебель для рабочего кабинета (куча полок, этажерок, многофункциональный планшетный стол с выходом в общую архивную базу Купольного города), оборудование для проведения исследований (вакуумные камеры, стандартные трехмерные сканер и принтер, грязеочистители, реставрационные панели, каталогизаторы и ряд сопутствующих механизмов), пополнили холодильную камеру энергетическими тюбиками, доставили набор сменной одежды и постельного белья, установили новое программное обеспечение, связывающее все мои инфоприборы в одно целое, то есть теперь информация, занесенная мною в ноутбук, автоматически просматривалась и на других устройствах, что было очень и очень удобно. Рабочий кабинет я полностью обставляла сама. Никаких предписаний насчет точного расположения предметов в кабинете не было. В связи с этим я сделала вывод, что и в жилых помещениях могу менять всё на свое усмотрение. В первую очередь, я придвинула обеденный стол к окну, чтобы за приемом пищи можно было наблюдать за жизнью Купольного города. Только через неделю, убедившись, что меня не вызывают «на ковер» и не пытаются обвинить в неподчинении правилам, я полностью переставила мебель и в жилой комнате: диван переместила в правый угол, по диагонали к кровати, чтобы сделать помещение менее квадратным (хорошее дизайнерское решение, на мой взгляд); зеркало убрала от входной двери, повесив его напротив кровати, визуально увеличив, таким образом, размер комнаты; письменный стол, как и в кухне, поставила вплотную к окну, чтобы чаще работать при дневном свете и реже использовать это режущее глаза освещение, исходящее из встроенных в потолок светодиодных ламп. Перепрограммировав люминесцентные шторы, я убрала подсветку и вывела на их поверхность изображение рабочего стола ноутбука — хоть одно цветное пятно в комнате.

 

Глава 5. Поисковая группа номер 26

На вечер пятницы был запланирован общий сбор добровольцев, о котором мне сообщил всё тот же управный автоответчик по ухофону. Готовиться к нему, вернее, к своему внешнему виду на столь нечастых встречах с другими горожанами, я начала с самого утра. Во-первых, я пересмотрела доставленную мне одежду (до этого у меня совершенно не было времени на это). Здесь было уже три комплекта: белые классические брюки с пиджаком кремового цвета, как униформа второго года обучения, опять же белые, но уже расклешенные брюки с легкой кофточкой на заклепках сероватого, грязно-белого оттенка и строгий сарафан ниже колена, с V-образным вырезом, с рукавами три четверти (о цвете лучше даже не думать: опять белый!). Немного поколебавшись, я всё же решила не экспериментировать и не смешивать детали комплектов, остановившись на брюках-клеш с кофточкой. Во-вторых, я заказала через каталог реактивный ранец, или, как его называли попроще, эр-ранец (каждый горожанин мог, при необходимости, выбрать одно и транспортных средств себе в пользование, что я незамедлительно и сделала). Доставка была отмечена только на субботу, так что мне придется ехать на общий сбор на такси, а жаль. Что же я не подумала об этом раньше! В-третьих, я сделала по привычке тугой конский хвост, решив сначала проверить на других горожанах, могу ли я менять прическу. Не хотелось очередного ляпа, тем более на общем сборе. В принципе, я была уже готова.

Через час я вызвала голосовое такси и поехала в конференц-зал, в котором всегда проводились обширные собрания и заседания такого типа. Целью общего сбора добровольцев было формирование новых поисковых групп. Каждая группа состояла, как минимум, из водителя-механика, оружейника и трех поисковиков, основной задачей которых был поиск криокамер с биологическим материалом. В некоторые поисковые группы включали также архивариуса или историка, написавшего заявление на вступление в ряды добровольцев. Замечу, что такие случаи нельзя назвать частыми. Большинство гуманитариев предпочитают сидеть в своих квартирах или работать в научных институтах и не подвергать свою вечную жизнь опасности за пределами купола. Поэтому каждый доброволец с любого факультета — это всегда находка для управы. Может, поэтому врачи и закрыли глаза на поставленный ими диагноз. Всё равно, члены поисковых групп рано или поздно сталкиваются с ранениями и болезнями, не совместимыми с жизнью. А уезжая за тысячи километров от Купольного города, они просто не имеют возможности получить квалифицированную медицинскую помощь. По статистике, из десяти поисковиков (включая и других членов поисковых групп) четверо погибают еще в поездке, и двое — по приезду в медкорпус. То есть шансов на выживание в этой области деятельности — даже не пятьдесят на пятьдесят. «Ну и вляпалась же ты, дорогая», — сказала я сама себе, подражая лексическим особенностям высказываний моего одноименного. А вот и он сам.

— Привет, Михаил! Как я рада тебя видеть! — закричала я, не боясь, что меня кто-то услышит. Среди поисковиков проявление товарищества — не редкость, так как только тесное сотрудничество и симпатия к человеку со стороны другого горожанина может помочь вырвать поисковика из цепких лап смерти.

— Одноименная! Ты ли это? Я тебя не узнал, — промолвил Михаил, осматривая мой костюм.

Я в замешательстве оглянулась. Ну да, большинство новеньких добровольцев предпочло стандартный классический брючный костюм. Я же, как всегда, выделилась. Ну да ладно. Я же не сама его сшила. Раз выдали, значит, правилами не запрещено.

— Привыкай. Я уже не второкурсница, — пошутила я. — Что там с поисковой группой? Тебе удалось, что ты запланировал?

— Да, всё получилось. С Ольгой были небольшие проблемы, но я всё уладил.

— Что ты имеешь в виду?

— Управа ни в какую не соглашалась включать сразу двух архивариусов — добровольцев в одну поисковую группу, ссылаясь на то, что поисковые архивариусы — большая редкость. Но я всё-таки убедил их.

— Как тебе это удалось?

— Я предложил сменить назначение нашей группы. Пусть другие поисковики ищут криокамеры. Нашей же основной задачей будет, как я объяснил в управе, исключительно поиск артефактов и обеспечение их сохранности до нашего возвращения в Купольный город.

— И они согласились?

— Куда они денутся. Это же отличная идея. Криокамеры ищет каждая группа, а артефакты остаются за кадром. Иногда даже приходится оставлять их на открытой местности. После этого они уже не подлежат восстановлению. А наша группа будет пока что единственной, которая нацелена именно на артефакты. Так мы сможем принести больше пользы.

— А ведь ты прав.

— А когда я был не прав?

Наконец, все добровольцы собрались в конференц-зале. Ольга уже давно здесь, сидит в первом ряду, выделенном для новеньких. Еле заметно переглянувшись с ней, я заняла место чуть поодаль, а Михаил прошел в начало ряда. Конспирация, что поделаешь.

На сцену вышел руководитель поисковиков. Он же являлся и распределителем поисковых групп. Состав каждой группы поочередно вызывался на сцену. Каждому новому поисковику и добровольцам с других факультетов на запястье закреплялся браслет с номером его группы и маячком слежения. Я заметила, что архивариусов в составе поисковых групп очень мало: на двадцать шесть групп, присутствующих здесь, было выделено только шесть архивных служащих, и только мы с Ольгой — с потока 25 года выпуска.

— Состав поисковой группы номер 26, — выкрикнул руководитель поисковиков. — Поисковик Роман1020.

На сцену поднялся молодой человек среднего биологического возраста, около сорока лет, крепкого телосложения, роста под два метра, невероятно мускулистый. Я бы сказала, гора мышц. Несомненно, он — спец по отпугиванию и даже истреблению насекомых.

— Оружейник Антон0221, — вызвал очередного члена нашей поисковой группы руководитель.

Этот горожанин был полной противоположностью Романа1020 — щупленький, низенький, кожа да кости. «Разве таких берут в поисковики?» — подумала я. Но, встретившись с ним глазами и увидев бесстрашный, я бы даже сказала, безрассудный взгляд, я поняла, в чем его сила — в вере в систему, в спасение каждого человека, до сих пор находящегося в состоянии глубокой заморозки.

— Механик Михаил0323, — вновь раздался голос руководителя.

Михаил шел мягкой, слегка подпрыгивающей походкой. Обаятельная улыбка не сходила с его губ. Кажется, он вот-вот готов сорваться с места и пуститься завоевывать мир за пределами купола.

— Архивариус Ольга0623.

Ольга шла спокойной, уверенной походкой горожанина, знающего себе цену. Даже под угрозой выселения из Купольного города она бы не призналась, что подала заявление в добровольцы не из жалости к человечеству, медленно погибающему в недрах когда-то густо населенной людьми Земли, а из сочувствия к одному единственному горожанину, постоянно влипающего в истории — сочувствия ко мне (даже не сочувствия, а желания защитить).

— Архивариус Валерия0323!

Пока я поднималась на сцену для получения своего браслета, распредрук, как мы в дальнейшем за глаза стали называть руководителя поисковиков, нашего непосредственного начальника, объяснил всем присутствующим в конференц-зале назначение нашей группы, так как многие, без сомнения, были удивлены наличием двух архивариусов в одном отряде.

После торжественного вручения браслетов слежения, для нас в вестибюле конференц-зала (того самого, с огромной люстрой на потолке) устроили минибанкет. По всему вестибюлю были расставлены двадцать шесть столов и, соответственно, сто тридцать стульев (для каждой группы, состоящей из пяти горожан, по отдельному столу). Целью этого банкета было знакомство членов группы. Изменение состава группы было крайне нежелательно, поэтому распредрук позаботился о нашем более близком знакомстве еще до начала выездов за границы купола.

— Кто-нибудь скажет мне, этот браслет нужно носить постоянно? — подала я голос, только мы уселись за наш столик, разбирая приготовленные для нас энергетические тюбики. «Прямо пир горой», — вспомнилась мне древняя русская традиция устраивать застолья.

— Можешь снимать его вне выездов, — отозвался Антон. — Он нужен только для идентификации члена группы перед выездом и по прибытии обратно. То есть это своего рода пропуск в наш автопарк. Любишь кататься — люби и саночки возить. Я хотел сказать, хочешь за город, одевай браслет.

— Ты что, посещал лингвистику? — удивилась я. Эти словесные выражения, которые использовали наши предки, совершенно не употребляются в речи горожан Купольного города. Во-первых, их мало кто знает. Во-вторых, это… не престижно, что ли.

— Ну да, ты что? — засмеялся Антон.

Михаил прояснил ситуацию:

— Это у него такой жаргон. Свой язык, понимаешь? Просто вставляет в речь такие вот шутки — прибаутки.

— Пословицы — поговорки, ты хотел сказать, — поправила Михаила я.

— Да, они самые, — согласился Михаил.

— А откуда ты их знаешь? — поинтересовалась я у Антона.

— А черт их знает. Берутся откуда-то. Как снег на голову, и приплыли.

— Ха-ха-ха, — рассмеялась я, так что сидящие за соседними столиками удивленно покосились на нас.

— Давайте к делу, — напомнил Роман, до этого не проронивший ни слова.

— Мы почти все знакомы, так что долго представляться не нужно. Я с Антоном работаю уже два года. Про него сразу могу сказать: горожанин ответственный, выполняет работу качественно и с большой охотой. Для него, как и для меня, выезд — это больше приключение, минивойнушка с гигантскими мутантами-насекомыми.

— Михаила мы оба знаем около года. Вы еще дольше, я полагаю, — продолжил Роман. — Они ведь в курсе про «ж»? — спросил он таинственно у Михаила.

— Конечно, — ответил Михаил.

— Что за «ж»? — спросила я заинтригованно.

— Это жвачка, — мечтательно произнес Антон. — Такая штука — пальчики оближешь! Жаль, что запрещенная.

— Давайте-ка потише. Услышат! — испуганно зашептала Ольга.

— А это Ольга, — представил Ольгу Михаил. — Насчет архивного дела я пока не знаю, но в правилах и системе разбирается, как в своих пяти пальцах.

— Спасибо за столь умный комментарий, — вспыхнула Ольга.

— Но ведь так и есть, — оправдывался Михаил. — К тому же, это очень полезный навык.

— Но только в пределах города, — продолжил за него Антон. — За границей купола нет никаких правил. Только ты и дикая природа. Так сказать, хочу халву ем, хочу — пряники, — засмеялся Антон.

— Так, а это что за выражение? Я такого не слышала даже на мертвых языках, — поразилась я.

— Да я ж и говорю, черт знает, откуда у меня в голове такая белиберда берется, — снова засмеялся Антон. — Кстати, тебя, любопытная ты наша, мы знаем от и до. Михаил нам уже все уши прожужжал: Валерия — то, Валерия — это.

— Да не ври ты, — Михаил даже покраснел. — Я просто пытался вас заочно познакомить, чтобы ускорит процесс привыкания друг к другу.

— А у тебя правда проблемы с психикой? — начал было Антон, но Ольга быстро прервала разговор, зная мое отношение к этой теме.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — выпалила она.

— Ого! Да тут целое сборище лингвистов. Ха-ха-ха, — засмеялся Антон.

— Ладно. Вроде все познакомились. Завтра собираемся в автопарке. Девочки, знаете, где это? — спросил Роман.

— Найдем, — сказала Ольга. По её лицу было видно, что ей не понравилась такая фамильярность. Или это очередное правило?

Придя в квартиру, я сразу легла спать. Ужинать не хотелось (на банкете я успела высосать два энерготюбика, один — с земляничным муссом, другой — с тыквенной выжимкой). Я сразу же провалилась в сон, без объявления отбоя, устав от событий сегодняшнего дня и от столь интенсивного общения с новыми горожанами.

Едва заснув, я мгновенно перенеслась всё в тот же лес. Однако и сегодня в нем что-то было не так. Помимо легкого, еле слышного шороха листьев и треска сучьев, в лесу появились новые звуки. Сначала я не могла различить их, но вскоре слова становились отчетливее: «Лера, Лера, иди к нам». Я всмотрелась вдаль. Моё — или не моё? — имя выкрикивали Антон с Романом, стоя на полянке из красных маков. От неожиданности их появления в своем видении я подпрыгнула на кровати и с криком проснулась. Взглянула на часы — 04.30. Но спать уже не хотелось. Как и накануне вечером, не дождавшись оповещения о подъеме, я встала, заправила кровать мягким белоснежным полиэфирным покрывалом, умылась и пошла завтракать, прихватив с собой планшет. Кстати, спать не хотелось только на кухне, тогда как в жилой комнате глаза сами собой закрывались. Я боялась, что просто-напросто упаду на пол и буду досыпать положенное время. Поэтому до утра я решила остаться в своей малюсенькой кухоньке.

Сидя за столом, я открыла карту Купольного города, набрала в строке поиска «автопарк». Планшет выдал три возможных пункта назначения. И куда именно ехать мне?

Время уже было семь часов утра, поэтому я решила позвонить Михаилу, не боясь его разбудить.

— Михаил0323 слушает, — в ухофоне зазвучал самый лучший голос на свете.

— Привет, Михаил. Это Валерия.

— Я знаю, Валерия. Ты, похоже, еще не разобралась с ухофоном. Он выводит табельный номер абонента на все твои устройства.

— Успею еще. Куда спешить-то? Я что хотела спросить: в какой автопарк нужно ехать? Карта выдала целых три штуки.

— Выбирай в такси автопарк района номер 13. Ты ведь на такси приедешь?

— Придется. Мой эр-ранец будет доставлен только в девять часов.

— Ты эр-ранец заказала? А я шароцикл. По-моему, удобнее.

— Кому как.

— Ну ладно. В 09.00 в автопарке района номер 13. Приезжай вовремя.

Добралась я до автопарка не просто вовремя, а на целых полчаса раньше. Проснулась слишком рано (впервые в новой жизни), теперь весь день насмарку. Минут через двадцать на своем электроскутере прикатил Антон:

— Эгей, Валерия, — крикнул он. — Кто рано встает, тому бог подает.

— И тебе доброе утро, — откликнулась я на приветствие. Странно, но я уже начала привыкать к его витиеватым высказываниям.

— Заходи. Дождемся остальных и начнем, — сказал Антон.

— Начнем что?

— Ну, типа экскурсии. Покажем вам всю технику автопарка, объясним принципы действия нашей ласточки.

— Ты это так автомобиль сейчас назвал?

— Ага. Клёвое название. Только вот не летает наша ласточка. Зато плавает как профессиональный катер.

Вошли Ольга и Михаил. У меня создалось впечатление, что они приехали вместе. «Какая чушь», — сказала я сама себе. Выдумаю всякий вздор. Но первый росток начал прорастать внутри меня. Росток чего? Я не могла дать ответа на этот вопрос. Какая-то новая эмоция, та же, что я ощутила, когда Михаил однажды подмигнул Ольге, а не мне, как обычно.

— Привет всем, — почти хором сказали Ольга и Михаил.

— Доброе утро, — тяжело дыша, отозвался запыхавшийся Роман. — Мотоскейт сломался. Пришлось почти бегом добираться. Засняли бы меня после девяти часов на улице, проблем бы было…

— Правильно сделал. Использование рабочего времени в личных целях строго наказывается, — отчеканила Ольга вызубренную статью из свода правил.

— А как наказывается? — поинтересовалась я.

Ольга не нашла, что ответить. Наконец, выдавила из себя:

— Не знаю, честно говоря. Таких инцидентов, вроде, никогда не было.

— В сервисный центр сообщил? — спросил Михаил.

— Да, сразу же. Сказали, подъедут, заберут. Потом сообщат, когда доставят после ремонта, — ответил Роман.

— Так, начнем нашу экскурсию, раз уж все в сборе, — начал Антон.

Он долго рассказывал нам про автомобили, использующиеся поисковыми группами, сыпал научными терминами не хуже, чем пословицами старого мира. Нам с Ольгой много знать было не нужно. Автотехника по части механика, то есть Михаила, в нашем случае.

Я уяснила себе следующее. Во-первых, все автомобили данного автопарка (да и других автопарков) принадлежат правительству. Ни один из нас не имеет на них никаких прав. Горожанам по правилам положено иметь лишь один вид городского транспорта, однако раз в год мы имеем право заменить его таким же либо другим транспортным средством, по нашему усмотрению.

Во-вторых, автомобилями и всей техникой данного автопарка пользуется восемь поисковых групп, включая нашу. Распределение техники происходит «по принудительному выбору», как выразился Антон, то есть поисковики выбирают из ограниченного набора, отмеченного для данной миссии.

В-третьих, для «вылазок», как на профессиональном жаргоне называются спасательные миссии за пределами купола, поисковые группы используют автомобили с разными типами двигателей. Сравнить, к примеру, с голосовыми такси, использующимися в пределах города. Их двигатель работает исключительно на водородных топливных элементах, то есть энергия для движения автомобиля вырабатывается при помощи водорода и кислорода. Такой тип двигателя был еще только в стадии разработки людей до эры науки. Наши соотечественники же довели эти разработки до совершенства. Ведь в пределах Купольного города наибольшее значение имеет экологичность транспорта, а при использовании водородного топлива единственным отходом является вода, что оптимально в наших условиях экологической зависимости от взаимодействия человека и природы. Однако для вылазок до сих пор используются двигатели старого типа с нефтяным топливом. Опять же, чтобы не засорять атмосферу Земли, давшую человечеству второй шанс, в автомобилях старого типа применяется всё разнообразие фильтров нового поколения, в разы уменьшающих урон природе. Чаще всего топливные двигатели используются в автомобилях наравне с другими типами двигателей. Так, в двугибриде, помимо двигателя внутреннего сгорания, полноценно функционирует также электродвигатель или двигатель, работающий на сжатом воздухе. В трехгибриде, помимо топливного и электродвигателя, используются солнечные батареи, которые позволяют преобразовывать энергию света солнца в электроэнергию, тем самым заряжая аккумуляторные батареи. Естественно, что трехгибриды — наиболее популярный среди поисковиков вид транспорта, поэтому за них всегда ведется нешуточная борьба.

В-четвертых, каждый автомобиль, вне зависимости от его типа, буквально напичкан самыми разнообразными датчиками. Нам с Ольгой объяснили лишь ту часть, без которой мы не сможем нормально проводить исследования. Прежде всего, в автомобиле есть стандартный навигатор, позволяющий ориентироваться на местности при помощи воссозданных карт старого мира. Каждый автомобиль имеет также датчик спутникового слежения, за счет которого распредрук осуществляет постоянный мониторинг наших передвижений в режиме онлайн. Как пояснил Роман, эта система мониторинга однажды спасла жизнь поисковику. В далеком 10 году э.н. одна из поисковых групп была атакована осами. Они просто-напросто не заметили осиного гнезда (как они могли его не заметить, он же размером как минимум с десятиэтажный многоквартирный блок!). В итоге четыре члена группы скончались от нанесенных им ран, а пятый — поисковик Виталий0608 — успел запереться в автомобиле, но от полученного укуса в ногу потерял сознание. Распредрук, обнаружив, что автомобиль не движется и не отвечает на звонки, послал другую поисковую группу для выяснения обстоятельств. Виталий0608 был спасен. Говорят, ему полностью ампутировали ногу и заменили конечность углеродным протезом. Хотя, где он сейчас и чем занимается (в поисковых работах он точно не участвует, как с полной уверенностью заявил Михаил), никому из поисковиков не известно.

 

Глава 6. За пределы купола

Наша первая «вылазка» была запланирована на вторник, 25 сентября. Оставалось меньше недели. За это время мы должны были теоретически изучить предоставляемые нам виды оружия для борьбы с насекомыми и зонды для «просвечивания» поверхности земли с целью обнаружения мест захоронения артефактов. С зондами всё было достаточно просто, тем более эти устройства мы изучали на предмете современных архивных технологий. При радарном зондировании почвы используется зонд, при помощи которого в землю посылаются электрические импульсы и улавливаются волны, отраженные подземными объектами. При зондировании архивариус с радарным блоком за спиной обходит предполагаемое место захоронения артефактов, проводя антенну зонда вдоль поверхности. В случае обнаружения большого скопления артефактов, проводятся экскаваторные работы и работы по их перемещению из глубин земли в нашу атмосферу с требованием минимального их разрушения.

Что касается оружия, эта область лично для меня, совершенного бездаря в технике, была наиболее сложной. Прежде всего, мне необходимо было уяснить назначение всех типов оружия, которых было великое множество. Поскольку популяцию насекомых на данном этапе их эволюции истреблять ни в коем случае нельзя, приоритетными видами борьбы с нашим общим врагом были инфразвуковое и радиочастотное оружие. Модели инфразвукового оружия используют направленные излучения инфразвуковых колебаний с частотой ниже шестнадцати герц, которые воздействуют на отдельные органы насекомых, вызывают болевые ощущения и, как следствие, способствуют их стремительному бегству с «поля боя». Человек, попадая в радиус действия инфразвукового оружия, теряет контроль над собой и испытывает чувство страха и паники. Поэтому каждый член поисковой группы был защищен блокиратором, вмонтированным в ранец униформы, который отражает инфразвуковые излучения. Радиочастотное оружие основано на использовании электромагнитных излучений сверхвысокой чистоты (от 300 до 30000 МГц), которые производят аналогичный эффект. Однако постепенное или резкое увеличение частоты электромагнитного излучения позволяет не только спугнуть насекомых, но и в отдельных случаях привести к их гибели. Как показывает практика, иногда истребление части насекомых необходимо для успешного завершения поисковой операции. С этой же целью (уничтожение насекомых) в арсенал поисковой группы входит и лазерное оружие, воспламеняющее всё живое в радиусе его действия за счет генерирующего электромагнитного изучения широкого диапазона длин волн.

— А если мы вдруг окажемся на большом расстоянии от автомобиля, оружие ведь будет недоступно. Что тогда? — просила я у Романа.

— В этом случае каждому члену поисковой группы выдается автомат с боевыми патронами. Но его использование крайне ограниченно, и за каждый выстрел мы отвечаем перед самим правителем, — объяснил Роман.

«Получается, что мы имеет довольно ограниченное право защищать самих себя. Значит, жизнь насекомого ценнее жизни горожанина?» — пронеслось у меня в голове.

На следующий день нам выдали униформу, предназначенную для поисковых работ за пределами купола. Она состояла из футболки с коротким рукавом, широкого комбинезона со множеством карманов (позднее я насчитала семь карманов: по два кармана спереди, сзади и по бокам брюк и один нагрудный карман) и такой же просторной, не стесняющей движения, куртки. В принципе, нормальная, многофункциональная униформа, в которой удобно и в грязи покопаться. Что меня больше поразило — это её цвет: футболка была синевато-серого цвета, а комбинезон и куртка сшиты из черной ткани с темно-синими вставками для выделения карманов. Наконец-то что-то не белое! По Купольному городу в униформе поисковиков ходить не позволяется, как объяснила Ольга, которая всегда в курсе всех правил. Даже в день, запланированный для выезда за пределы купола, мы приходим в одном из трех вариантов нашей повседневной бело-кремовой одежды, а уже в автопарке облачаемся в униформу. Однако я помню, как во время экскурсии в медкорпус на первом году обучения вбежала группа поисковиков в своих черно-синих униформах с окровавленной горожанкой в такой же изодранной и грязной от запекшейся крови одежде. Значит, каждое правило имеет свое исключение. Ну конечно, у них ведь не было времени переодеться. Я высказала свои мысли Ольге. Та в ответ лишь хмыкнула:

— Каждое исключение из правил имеет свои последствия. Ведь ты не знаешь, что было с этой поисковой группой после того случая. Может, их вовсе лишили права деятельности за пределами купола за несоблюдение правил.

— Но ведь они просто пытались спасти члена своей группы, — ужаснулась я жестокости наших городских правил. «А что случится, если Ольга сама будет ранена, и время на переодевание окажется для нее смертельным», — подумала я про себя, но решила не высказывать свои мысли вслух, помня, что даже у стен есть уши.

Помимо униформы, нам выдали головной убор, страшненный на вид капор с небольшим козырьком такого же черного цвета, как и остальные детали униформы (он предназначался для защиты поисковиков от губительного воздействия лучей палящего солнца при работе на открытой местности), и кевларовый бронежилет, защищающий грудную клетку человека от жал ос и хоботков комаров. В его прочности я, честно говоря, несколько сомневалась. Представьте себе жало осы диаметром пять-семь сантиметров. Оно не только бронежилет, но и наноуглеродную стену прошибет без малейшего усилия.

В первом выезде участвовали все восемь поисковых групп нашего автопарка. Целью выезда был в данном случае не поиск криокамер или артефактов, а проверка ориентации поисковиков на местности вне Купольного города, приобретение навыков работы в условиях дикой природы. Восемь автомобилей-амфибий караваном отправлялись на уже полностью освоенные территории бывшей России. На всех автомобилях был выставлен единый пункт назначения — бывшая Владимирская область, сто девяносто километров от Купольного города. Время в пути — около двух часов, если брать в расчет использование только водородного двигателя.

25 сентября, в день первого выезда, я примчалась в автопарк чуть позже восьми часов утра. Хорошо хоть использование личного времени в угоду научной деятельности не наказывается. Войдя в свой блок, я, наверное, уже в сотый раз, проверила свою униформу, бронежилет, автомат, пересмотрела по списку необходимое оборудование для поиска и извлечения артефактов (на первой вылазке оно не требовалось, но минимальный набор, состоящий из вакуумной и холодильной камеры и средств дезинфекции предметов старого мира, был взят с собой на случай внепланового обнаружения места захоронения), пересчитала количество тентов для ночлега, переносной мебели, постельного белья, энерготюбиков, фляг с чистой водой. Я хотела быть уверена, что всё идет по плану, что мы ничего не упустили.

Ближе к девяти часам начали прибывать другие члены поисковых групп. На лицах бывалых поисковиков не отражалось никакого волнения. Еще бы, ведь они проделывали это сотни раз. Новички не выказывали столь уверенного спокойствия, хоть и пытались скрыть одолевавшие их сомнения. Для каждого горожанина купол — это средоточие безопасности, надежности, бессмертия, наконец. Выезд за пределы купола лишал горожан всего этого. Безопасность, надежность и даже бессмертие здесь иллюзорны: орудийные парализующие установки имеют свойство выходить из строя, боевое оружие — давать осечки, а наш общий враг — насекомые — абсолютно непобедим в диких условиях. Горожанин, столкнувшийся один на один с насекомым, не имеет шансов на продолжение жизни. На лицах некоторых новичков читалась откровенная паника: их глаза горели первобытным страхом перед неизвестным, руки беспорядочно обшаривали многочисленные карманы на униформе в поисках чего-либо, способного успокоить расшалившиеся нервы, ноги вышагивали круги вокруг каравана автомобилей. Наверняка, они уже раскаивались в своем добровольном отказе от вечной жизни под куполом в пользу странствий по дикой планете.

Вошла Ольга. Её выдержке и спокойствию мог бы позавидовать любой новичок. Я уверена, что она уже просчитала все варианты развития событий и подготовила пути к отступлению в случае атаки насекомых и любой другой неприятности, которая может произойти за пределами купола. Её уверенность понемногу передалась и мне, и я уже с хитрой ухмылкой смотрела на всклокоченных новичков-поисковиков и трясущихся новичков-механиков.

Для переодевания для каждого члена поисковой группы был выделен свой блок, с трудом вмещающий небольшой гидрошкаф для хранения и чистки униформы и сменной одежды, табурет и буквально один квадратный метр свободного пространства. Я сняла кремовые туфли, белоснежный городской костюм и повесила их в гидрошкаф, натянула на себя довольно узкую серовато-синюю футболку с нашитым на спине номером нашей поисковой группы (ПГ№26), на футболку — бронежилет, затем — просторный черный комбинезон и куртку такого же черного цвета с яркими синими пятнами — карманами. Поправив неудобный браслет слежения, я вышла из блока и направилась к стоявшим в центре автопарка, у нашего автомобиля, Михаилу, Антону и Роману. Увидев их, я еле сдержала улыбку: Одинаково одетые в мешковатую униформу, но такие разные по своей комплекции, мужчины напомнили мне матрешек — старинных деревянных кукол одинаковой расцветки, но разных по размеру, макеты которых стояли в нашем корпусе архивного дела. Казалось, крепкий мускулистый Роман вот-вот откроется, и внутрь него запрыгнет точно такой же черно-синий Михаил, в котором уже, улыбаясь, сидит худенький Антон.

— Кто это у нас такой улыбчивый? — с явно различимой издевкой спросил меня Роман?

— Ей бы всё хиханьки да хаханьки. Вон другие новички как трясутся стоят, а нашей Валерии хоть бы хны, — в своем стиле поддержал Романа Антон.

— Да просто вспомнила один интересный артефакт с учебы, — попыталась я развеять их сомнения насчет моего психологического состояния.

Тема была закрыта. Некогда было обсуждать то, что меня так насмешило, так как члены других поисковых групп уже начали усаживаться в свои автомобили. Роман как главный в нашей группе раздал нам каждому по капору, который легко уместился в нагрудный карман комбинезона, и по паре темных очков.

— Это что? — спросила Ольга, опередив меня на несколько миллисекунд.

— Солнцезащитные очки, — ответил Роман. — У кого нет инфолинз, синхронизируйтесь со своей базой.

— А когда их одевать? — просила я.

— Ты почувствуешь, — хихикнул Антон.

«К чему такая таинственность?» — подумала я и аккуратно положила их в боковой карман брюк.

Наш автомобиль был третьим по счету в колонне. На месте водителя сидел Роман, но в данной поездке он был нужен только для подстраховки. При караванном способе перемещения, то есть когда в выезде участвует несколько поисковых групп и, соответственно, несколько поисковых автомобилей, полноценный водитель необходим только в начале каравана. Остальные автомобили оснащены системой активного круиз контроля. Иначе говоря, они полностью выполняют те же маневры, что и предыдущий автомобиль. Поэтому наш Роман устроился поудобнее в кресло водителя и вывел на лобовое стекло карту бывшей Владимирской области с обозначенными на ней местами стоянок для приема пищи и ночлега.

Все приготовления закончены. Мы заняли свои места. Михаил сел рядом с Романом. Я и Ольга — на параллельном ряде сидений. Антон занял боковое место, поскольку он отвечал за излучение паралитических волн во время движения. Волны действовали на расстоянии трех метров с боков и крыши автомобиля, так что насекомые чисто физически не могли приблизиться к поисковой группе, находящейся внутри транспортного средства. Причем, как нам объясняли на энтомологии, эти волны в основном рассчитаны на нервную систему насекомых. На животных, обитавших в густых лесах и бескрайних полях планеты, действие волн было значительно меньше, что связано с их физиологией. Однако животные обладали толикой разума, которая не позволяла им подходить близко к человеческим существам. Они всё еще обладали первобытным чувством страха перед людьми, которое сохранилось со времен жизни человечества до э.н., убивавшего животных ради шкур, клыков, кожи и даже (о ужас!) ради их мяса. Только через пятьсот тысяч лет после своей гибели человек признал, что вегетарианство — это залог долгой и здоровой жизни.

Наша колонна выехала из автопарка и направилась к вратам. Вратами мы называем большой крытый туннель, с одной стороны которого начинается Купольный город, а с другой — мир вне купола. В этом туннеле находится операционная система голограммы, которая окутывает весь город. Без этой голограммы горожане бы жили в постоянном страхе, видя, что происходит вокруг них, за пределами города. Даже стоя перед границей голограммы, жители наблюдают продолжение улиц, те же кристально белые здания, мраморные тротуары, по которым изредка проносятся другие горожане, как будто спешащие на службу. Однако эта картинка — всего лишь иллюзия, созданная правителем в первый год его новой жизни для того, чтобы оградить вновь появившихся от страшной реальности, от новой планеты, заселенной мутантами — насекомыми, по своим размерам не сравнимыми даже с самыми крупными животными, известными человечеству. Причем большинство горожан даже не догадывается о существовании голограммы. Они просто уверены, что многоквартирный блок, стоящий вдалеке — вполне реальный, что в нем живут такие же, как они, люди, посвятившие свою жизнь науке. Но если разрушить голограмму, на месте этого здания может оказаться, к примеру, огромный глаз мухи размером с окно многоквартивного блока, наблюдающей за жизнью горожан и потирающей свои мохнатые лапы-столбы, будто от удовольствия.

Заехав в туннель, мы оказались в огромном пустом здании, освещаемым только тусклым желтоватым светом от редких галогенных ламп. Какова цель такого скудного и, я уверена, удручающего для обслуживающих голограмму горожан освещения, я не могла понять. Возможно, правитель хочет напугать наиболее безрассудных горожан от побега. Но кто решится на побег? Куда бежать? На верную смерть от лап жуков и хоботков комаров? Мы наблюдали из окна, как поисковик из головного автомобиля вышел из транспорта, подошел к маленькому горожанину в белом классическом костюме, казавшимся грязным при тусклом свете устаревших по своей мощности ламп, подал документы, вероятно, разрешающие выезд, и быстро сел обратно в свой автомобиль.

— Сейчас будет самое интересное, — сказал Антон. — Наденьте очки.

Мы безропотно повиновались. Тут и без темных очков не было ничего видно, а нацепив их, я будто ослепла.

— Ух ты, как темно. Не уснуть бы, — попытался беззаботно хихикнуть Михаил. Его шутка если не взбодрила меня, но хотя бы уменьшила чувство одиночества, предательски оцепившее мое сердце.

— Сейчас Виктор, служащий туннеля, отключит голограмму на выходе, и мы сможем ехать дальше, — сказал Роман.

Внезапно на меня обрушился ярчайший свет. Такое ощущение, как будто в тело вонзилось тысяча острых иголок. Хотелось кричать, но я не могла произнести не звука. Хотелось отвернуться от этого болезненно яркого света, но я сама находилась в парализованном состоянии. «Может, мой блокиратор сломался?» — в панике подумала я, но попыталась успокоиться, разумно рассудив, что покрытие автомобиля должно само по себе обеспечивать сохранность горожан внутри. Иначе какой смысл от этого оружия?

Колонна возобновила движение. Мы выезжали из туннеля вслед за головным транспортом, причем нас трясло так, будто мы ехали по булыжникам. Действительно, тропа, утоптанная колесами тысяч автомобилей, выезжаюших и возвращающихся в Купольный город каждый год, не могла сравниться с гладким покрытием городских дорог из закаленного стекла или даже с мраморными тротуарами Купольного города.

— У всех всё в порядке? — крикнул Роман. — Никто от света не пострадал? Проводим перекличку. Михаил?

— Здесь, — ответил Михаил не своим голосом, будто охрипшим от долгого крика.

— Ольга? — продолжал перекличку Роман.

— Здесь, — сказала Ольга, тяжело дыша, словно только что вынырнув из душевой кабины, доверху наполненной ледяной водой.

— Валерия?

— Жива, — прошептала я, так что остальные слегка хихикнули, оправившись от первой реакции на болезненную яркость света.

— И Антон?

— Тут как тут, выше высочество, — отчеканил Антон. Здесь уже никто не удержался. В кабине автомобиля раздался оглушительный смех. И я смеялась взахлеб, не думая о последствиях, о правилах и наказаниях. Но об этом напомнила, как всегда некстати, Ольга:

— Прекратите смеяться. Смех — проявление эмоций!

— Ольга, всё в порядке. Я же говорил всем вам еще на банкете: за пределами купола нет никаких правил. Можете смеяться сколько душе угодно, только когда мы впятером. Другие горожане могут и донести… — проговорил Роман.

Повисло молчание. Каждый подумал то же, что и я. Я в этом уверена. Можем ли мы надеяться друг на друга? Кто такие Роман и Антон? Я их знаю чуть больше месяца. Может, они сразу по возвращении в город пойдут в управу и доложат об инциденте со смехом. Что тут говорить, даже в Ольге я не была уверена на сто процентов. Да, мы тесно общаемся. Да, она закрывает глаза но мои вечные мелкие нарушения правил. Донесет ли она? Процентов на девяносто я была уверена, что не донесет. Но девяносто — это не полная уверенность, а лишь надежда. Только насчет Михаила я не сомневалась ни на секунду. Наша одноименная связь играет большую роль в наших взаимоотношениях. Я для него — не просто бывшая однокурсница и не просто коллега по поисковой группе. Это что-то большее, чем совместная научная деятельность. Странно, что такие отношения не имеют словесного обозначения. Например, я чувствую, что я сижу на чём-то мягком, обшитом приятной на ощупь тканью светло-серого цвета. Для этого есть название — кресло. И я испытывают такое же приятное, мягкое, теплое чувство к Михаилу. Но вот для него нет названия, хотя иногда и кажется, что я вот-вот смогу придумать правильное слово, чтобы назвать свое чувство.

— Все привыкли к свету? — спросил Антон. — Ни у кого больше не возникает желание бежать, куда глаза глядят?

— Да вроде нормально стало, почти не режет глаза и не колет, как раньше.

— Тогда открываю светофильтры. Посмотрим на внешний мир. Готовы? — скомандовал Антон.

— Готовы! — ответила Ольга за всех нас.

— Тогда смотрите во все глаза. Такого вы еще точно не видели.

С этими словами Антон крутанул какой-то рычажок у своего окна. Стекло начало понемногу светлеть. Всё ярче, ярче, как будто весь свет огромного солнца пытается просочиться в это маленькое окошечко. Я повернула голову к своему иллюминатору и прильнула к нему с открытым от удивления ртом. Мы едем по широкой тропе (дорогой это нельзя назвать), единственной полоске земли нейтрального серо-коричневого цвета. За пределами тропы — великолепное, не передаваемое словами буйство красок: свежайшая высоченная трава ярко-зеленого цвета; ветвистые кустарники с желто-коричневыми ветками и изумрудными листочками; яркие цветы — красные, оранжевые, желтые, синие, фиолетовые, голубые, розовые — на толстых темно-зеленых стеблях, разных размеров — от малюсеньких, едва ли не с палец высотой, до огромных, напоминающих десятиэтажные многоквартирные блоки. Чуть поодаль виднеется опушка темного леса, похожая на стену из прочного наноуглерода.

— Замедляем ход, — крикнул Роман. — Можете понаблюдать за насекомыми.

Мы еле плелись, и это позволило нам взглянуть на жизнь других созданий природы, враждебных для человека, но необходимых для благоприятной экологической ситуации на всей планете. В высокой траве медленно движется какой-то округлый гладкий камень буро-зеленого цвета — вероятно, один из многочисленных видов жуков, в принципе, безопасных для человека, если только не попасться под одну из его огромных лап. Вот яркий желто-оранжевый цветок с белой сердцевиной, наклонившийся к самой земле под тяжестью гигантской божьей коровки, сидящей на его лепестках. Каждое из черных пятен на её ярко-красной спине — размером с мой кулак. Метрах в десяти от тропы виднеется желто-черное полосатое тело осы, жадно поглощающей нектар белой ромашки, лепестки которой вот-вот оторвутся и полетят ввысь от сильного, шквального ветра. Вдруг я услышала нарастающий гул, будто разом включились тысячи трансформаторов — это на огромной скорости пронеслась большущая стрекоза на своих четырех прозрачных крыльях, отражающих чистое голубое небо.

Небо — вот что особо удивило меня. Его цвет сильно отличался от цвета того неба, которое мы видим каждый день в пределах Купольного города. Здесь небо зеркального голубого цвета, с яркими желтоватыми проблесками солнечных лучей. Цвет неба в Купольном городе более насыщенный, более темный или даже, я бы сказала, мрачный. Защитный купол не дает проявиться полной цветовой гамме настоящего земного неба. А может, и небо — это часть голограммы, лишь создающей иллюзию жизни. «Потом спрошу у Михаила. О голограммах он знает побольше меня», — подумала я и продолжила созерцать невиданную красоту дикой природы, боясь нарушить её даже чуть более глубоким вздохом или случайно вырвавшимся возгласом удивления.

В полнейшей тишине, совершенно забыв о присутствии других горожан в кабине, мы проехали около часа. Первой подала голос Ольга:

— Правитель мой! Какая красота!

— Да, да, — закивали мы в ответ.

— И мы бы не увидели этой красоты, если бы не записались в добровольцы. Никогда! — полушепотом произнесла Ольга, и только я поняла, что она имела в виду. Мы с ней — товарищи по несчастью (хотя сейчас уже у меня языке не повернется назвать службу в поисковой группе несчастьем, совсем наоборот — это великое счастье, созерцать дивную прелесть нетронутой человеком природы). Я пошла в добровольцы ради призрачной надежды работать с одной команде с одноименным, без которого жизнь моя будет пуста и бессмысленна. Ольга же шла на смертельный риск жизни вне купола из-за меня, чудаковатой однокурсницы, поставив перед собой цель защитить меня от напастей, которые то и дело сыпались мне на голову даже в городской жизни, не говоря уже о выживании в условиях дикой природы.

Немного расслабившись и попривыкнув к этой красоте, мы начали наперебой говорить что-то, выкрикивать, показывать пальцем, тыкая в холодное стекло:

— Ух ты, видели, шмель пролетел, такой пузатый!

— А вон там жук сидит, смотрите, какой интересный, с четырьмя крыльями!

— Эй, стрекоза! Вот бы прокатиться на ней!

— Осиное гнездо, смотрите, осиное гнездо!

— А из него целый рой ос! Они ведь не проломят нашу защиту?

И так продолжалось еще минут двадцать, пока мы не подъехали к водному препятствию. Этим водным препятствием оказалась речка Пекша, протекавшая раньше на территории Владимирской области, а теперь разлившаяся на десятки километров как в ширину, так и в длину, частично изменив свое русло, как и большинство рек России и других стран, расположенных на нашем материке. Да и границы материка стали значительно уже. К примеру, половина бывшей Германии сейчас находилась не только под толщей почвы и зарослей, но и, по оценкам наших статистов, под уровнем бывшего Балтийского и Северного морей, слившихся в результате таяния ледников и постепенного увеличения водного пространства на планете.

Встретившаяся нам на пути река не стала, в принципе, большим препятствием для наших современных автомобилей-амфибий. Если люди, жившие до эры науки, использовали исключительно наземный (или подземный) транспорт для передвижения по суше и исключительно водный транспорт для передвижения по воде, то мы модернизовали эту транспортную систему и создали, вернее, усовершенствовали автомобили-амфибии, которые служили для перемещения горожан и грузов как по суше, так и по воде.

Наш автомобиль, повинуясь головному транспортному средству и в точности имитируя все его движения, смело ринулся в воду. Возможно, только пассажиры были не так смелы при этом движении. Лично у меня слегка кольнуло в груди и сердце забилось быстро-быстро, как при длительном беге. Как только сработал датчик воды, из углубления в корпусе автомобиля разложились подводные крылья, обеспечивающие высокую скорость передвижения по воде. Само движение по реке обеспечивается водомётом, хотя первые версии амфибий были оснащены гребным винтом. Однако механики скоро поняли, что водомёт, по сравнению с гребным винтом, имеет больше преимуществ. Прежде всего, у него нет ни одной выступающей из линии корпуса части, которая могла бы быть повреждена при движении по грязным водам (например, болотам и мелким илистым речушкам).

Движение по реке было вначале пугающим. Вскоре я ощутила, что плыть по воде намного приятнее: я уже не чувствовала постоянных толчков от подпрыгивающих на каждом ухабе колес. Движения нашей амфибии были на удивление плавными, хотя и довольно быстрыми (я глянула на спидометр — стрелка перевалила за сто километров в час). Мои глаза устали от постоянного вглядывания вглубь зарослей. Поэтому я с большим трудом, но всё-таки рассмотрела гигантскую водомерку, мерящую речку своими мохнатыми — каждый волосок как мой мизинец — лапками.

Каждый автомобиль каравана успешно переправился через речку. Головной транспорт объявил длительную остановку — один час. Наш караван встал на обед. Роман и Михаил перебрались в пассажирскую кабину, отключив перед этим круиз-контроль и поставив автомобиль на ручной тормоз (мало ли что). Антон достал, не глядя, горсть энерготюбиков из мини холодильной камеры и раздал всем членам экипажа.

— Надеюсь, ни у кого нет особых предпочтений в еде? — спросил Антон, обращаясь больше к нам, новичкам.

Мы не ответили, молча взяв предложенные энерготюбики.

Минут на десять в кабине нашего автомобиля воцарилось полнейшее молчание. Все старательно высасывали содержимое выданных им энерготюбиков, думая о своем. «Наверное, мысленно воспроизводят события первой половины дня», — подумала я, но всё же решилась нарушить молчание вопросом:

— Роман, сколько нам осталось до пункта назначения?

— Полчаса пути, — ответил Роман как всегда ровным, безучастным голосом.

— Тогда у меня другой вопрос, возможно, самый наиглупейший, — продолжила я.

— Валяй, — заинтересовался Антон, как и, в принципе, все остальные.

— Зачем делать часовую остановку для обеда, если мы могли сначала спокойно добраться до места назначения, а уже там, никуда не торопясь, пообедать?

— Вопрос ничуть ни глупый, — начал объяснять Роман, — а вполне даже резонный. Сегодня поездка, так сказать, учебная, то есть полностью контролируемая. Мы даже сами не движемся, нас ведет круиз-контроль. Каждая остановка выверена по времени вплоть до минут. Этого графика мы обязаны придерживаться.

— Да и вообще, — добавил Антон, — обед в строго установленное время — это правило, которым мы не можем пренебрегать. Однако, — он сделал многозначительную паузу, — представь себе ситуацию: мы уже добрались до пункта назначения и начали проводить зондирование поверхности почвы. Излучатели уже расставлены по всему периметру поисков, но бродящие и летающие вокруг нас насекомые несколько нервируют, так как мы находимся на значительном расстоянии от автомобиля. И тут в ухофоне раздается уведомление о часовом перерыве на обед. Неужели мы бросим работу недоделанной, помчимся к автомобилю, будем обедать целый час, зная, что нам придется начинать всё с начала: снова прокладывать путь к точке поиска, таща на себе оборудование. Нет, в этом случае мы доделываем работу до конца и только тогда идем обедать. При обычных вылазках так и бывает. Делу — время, а потехе — час, — закончил Антон свой монолог.

— А распредрук в курсе этого? — спросила Ольга.

— Распредрук, конечно, знает о сдвиге приемов пищи. Ведь он и сам когда-то был простым поисковиком, — объяснил Роман. — Но я сомневаюсь, что об этом знает правитель и его управа. Я думаю, он бы не позволил так банально нарушить созданные им правила даже ради успешного окончания раскопок. Так что об этом лучше не распространяться.

— А я думала, что вся кабина автомобиля прослушивается, и по приезду нас схватят за горло за наше веселье в начале пути, — высказала я свои мысли остальным членам экипажа.

Этот вопрос пояснил Михаил:

— У правителя есть эта возможность. Взять хотя бы наши ухофоны, в которые изначально вмонтирована система слежения и прослушки, или наши инфоочки. Скажу больше, практически каждый механизм, присутствующий в кабине, имеет датчик слежения. То есть если мы когда-нибудь вызовем подозрения у управы, все наши действия и разговоры будут для них как на ладони.

— Короче, лишнего не болтайте, и никаких проблем, — подытожила Ольга.

— Двадцать шестая группа, приготовьтесь к возобновлению движения, — сообщил головной транспорт по громкой связи. Мы вернулись на свои места, пристегнулись ремнями безопасности и тронулись в путь, удаляясь всё дальше и дальше от цивилизации.

Пейзаж не менялся: те же густые заросли кустарников, те же пестрые цветы и плодоносящие деревья. Вот только темный пугающий лес стал значительно ближе. Я уже могла различить в серо-коричневой массе деревьев отдельные стволы с густой зелено-красно-оранжевой кроной. Буквально через двадцать минут мы уже двигались по узенькой тропке, а вокруг нас шумел величественный, мрачный, опасный лес, кишащий самыми причудливыми созданиями природы, не менее опасными, чем гигантские насекомые. Мне представлялись разные картины из прошлого Земли: на невысоком пеньке, обросшим неимоверным количеством опят, сидит громадный рыже-бурый медведь; сквозь крону упавшего дерева вдалеке гневным желтым огнем сверкают глаза стаи волков; совсем рядом проскользнул пушистый рыжий хвост лисицы; тут и там видны запутанные заячьи следы. Но это всего лишь мои фантазии. Мутация насекомых привела к почти полному истреблению многих видов животных, населявших планету до кислородного взрыва. Даже самые опасные крупные хищники теперь прячутся в далеких лесных чащах от смертоносных укусов гигантских насекомых. От результатов эволюции и возрождения планеты с новым атмосферным составом пострадал не только человек, вынужденный ютиться на нескольких тысячах квадратных метров, спасаясь от природы (а не защищая её) под голограммным куполом, но и все виды животных, влачащих теперь жалкое существование в роли жертвы, а не охотника.

За своими думами я даже не заметила, как мы достигли пункта назначения. Наш автомобиль плавно затормозил, повинуясь действиям головного транспорта, и окончательно остановился на подъезде к большой зеленой поляне, каким-то чудом возникшей перед нами среди леса.

— Приехали, — сказал Роман. — Согласно старой карте, это — бывший город Владимир. Собираемся на выход. Не забываем экипировку и оружие.

Мы надели свои капоры, натянули солнцезащитные очки, за спину повесили блокиратор, на плечо — автомат. Первыми вышли Роман и Михаил из рулевой кабины. Антон открыл двери пассажирского салона, пропустил вперед Ольгу, затем меня, и, наконец, сам спрыгнул на землю, подняв вокруг себя облако серой пыли, и захлопнул дверь.

Я огляделась вокруг: абсолютно круглая, без малейших изъянов, полянка, заросшая густой травой и молодыми кустарниками. Вокруг — сплошная зелень: трава, листочки, веточки кустиков, как будто лес специально отступил, открывая нам место для научной деятельности. Под моими ногами зеленела чуть примятая трава, а под ней чернела настоящая жирная, рыхлая почва, созданная природой, а не полученная человеком в результате химических реакций. Я нагнулась, отодвинула травинки своей рукой (трава на ощупь чуть влажная, бархатистая, словно велюровая обивка моего дивана) и зачерпнула целую горсть такой же влажной почвы, которая медленно расползлась по ладони и утекла сквозь пальцы обратно вниз.

— Ты что делаешь? — гневным шепотом, почти не раскрывая рта, прошипела Ольга.

Я резко разжала ладонь, позволив почве вернуться на свое место, и незаметно вытерла руку о комбинезон. И вовремя, так как к нам подошел поисковик головного транспорта — главный в нашей экспедиции — для переклички. Он медленно читал наши табельные номера на нагрудном кармане куртки, не поднимая голову.

— Валерия0323, — спокойным тихим голосом произнес он и, вопреки моим ожиданиям, всё же поднял голову и уставился своими практически бесцветными глазами, не выражающими абсолютно ничего, никакой эмоции, в мои испуганные глаза. — Прошу не производить никаких действий без предварительных указаний.

Сказал, как отрезал. Я, скорее всего, должна была извиниться за свои действия. Но я не понимала, в чем состоит мое нарушение. Вернее, немного догадывалась (очередное правило, как всегда). Поэтому я стояла молча, глядя прямо в его бесцветные, холодные, лягушачьи глаза.

— Вы меня поняли? — решил удостовериться он в моей адекватности.

— Так точно, — четко проговорила я, даже громче, чем сама того хотела.

Руководитель перешел к другим автомобилям и стоящим возле них членам экипажей, больше не глядя в нашу сторону. От несправедливого упрека и непонимания моего прегрешения меня била мелкая противная дрожь, ознаменовывающая желание ответить, высказать свою точку зрения на их дурацкие правила. Увидев мое состояние, Михаил под шумок сдвинулся со своего места и незаметно встал рядом со мной. Легкое прикосновение его локтя к моей руке имело, как ни странно, положительный эффект: я несколько успокоилась, дрожь перестала бить так сильно. Эх, еще бы положить свою непутевую голову на его крепкое мужское плечо. Тогда меня точно выпрут из поисковых работ, или вообще из Купольного города…

Перекличка закончена. Руководитель вернулся к своему транспорту и дал разрешение начинать. Работа закипела. В ухофоне раздавался его тихий, но четкий голос, координирующий наши действия:

— Механики, выгрузите инфразвуковые передатчики и установите их по кругу сектора на расстоянии пяти метров друг от друга. Поисковики Антон0221, Дмитрий0319, Алексей0622, Тимур1123, соорудите каркас павильона. Остальные поисковики, натяните на каркас пленочное покрытие. Валерия0323, Ольга0623, Анфиса1220, Регина0318, установите электротепловые пушки на каждый угол павильона.

Приказы раздавались каждую секунду. Работа всех участников выезда была полностью скоординирована. Павильон, который должен был стать нашим жилищем на несколько дней, соорудили буквально за два часа. Тепловые пушки, установленные в нем, предназначались не сколько для согрева членов экспедиции в ночное время суток, сколько для создания благоприятной климатической обстановки для переноски артефактов, которые, вероятно, лежат под толщей земли и травы, покрывающей эту полянку. Установив пушки, архивариусы были направлены на зондирование поверхности земли. Перед этим группа горожан из шести человек скосила всю росшую на полянке траву, так что теперь мы стояли на совершенно голой иссиня-черной земле, из которой то тут, то там пробивалась непокорная травинка, спрятавшаяся от ножа человека и вновь поднявшая голову, как только он отвернулся.

Каждому из архивариусов был выделен отдельный сектор, поэтому зондирование прошло довольно-таки быстро, буквально за сорок — сорок пять минут. Под поляной ясно прорисовывалось подземное помещение, подвал с железными стенами либо бомбоубежище. Руководитель подтвердил наши догадки. Оказывается, пятнадцать лет назад здесь уже проводились поисковые работы. Поэтому на этом месте, в лесной глуши, и образовалась такая ровная круглая полянка: поверхность уже была раскопана, обнаруженные криокамеры с биологическим материалом были извлечены из недр подземного убежища наших предков. Но в те года основной задачей поисковиков было спасение новых горожан, поэтому после выполнения своей задачи поисковики благополучно зарывали место раскопок, оставляя драгоценные артефакты внутри помещения. Теперь же на первых выездах новых поисковиков проводились повторные экскаваторные работы по извлечению артефактов и пустых криокамер, которые доставлялись в изобретательный отдел для их последующей реставрации.

Близилось время ужина. Каждая поисковая группа соорудила пятиместную палатку для ночлега в разных ответвлениях павильона. Такое разделение групп по павильону, как объяснил Роман, было необходимо в целях нашей безопасности. В случае отключения одного из инфразвуковых передатчиков, насекомые могли найти брешь в магнитном поле и пробраться в павильон. В этом случае под угрозой окажется только одна группа, а не весь состав экспедиции. «Да уж, гуманно. Пусть сожрут пять человек, а остальные тридцать пять членов экипажа спокойно доберутся до бронированных автомобилей и переждут нападение. Но ведь они могут спасти этих пятерых ни в чем не повинных поисковиков, если окажутся рядом. Никакой логики в этом разделении», — подумала я с горечью.

— Время 19.00. Ужин, — раздался в ухофоне женский голос системы оповещения. Следом за ним голос руководителя:

— Главные поисковых групп собираются у выхода в павильон для получения энерготюбиков. Остальные члены экспедиции, пройдите в палатки.

Роман пошел к выходу, а мы послушно поплелись к палатке, как стадо баранов под плетью овчара. Такая усталость во всём теле. Физическая работа утомляет не меньше умственной. Как же хочется сесть и сидеть без движения всю ночь.

С такими мыслями я зашла в палатку, с виду напоминающую полупрозрачный вакуумный контейнер для артефактов. Палатка оказалась намного просторнее, чем я ожидала. В центре стоял небольшой белый столик, вокруг него — складные табуреты без спинок, сиденья которых были обиты мягкой искусственной замшей. В стенах палатки располагались такие же контейнеры, только в уменьшенном варианте, предназначенные для сна. Для большей безопасности поисковиков контейнеры были оснащены крышкой, автоматически закрывающейся, когда тело примет лежачее положение. Закрытые контейнеры для сна давали большую вероятность выжить при нападении в ночное время суток. Я так и представила, как в палатку врывается большущий комар, ломая всё на своем пути, и хоботом пытается открыть крышку контейнера и достать свой ужин. Аж мурашки по коже побежали.

Вошел Роман, неся с собой коробку энерготюбиков.

— Налетай! — сказал он с измученной улыбкой смертельно уставшего человека.

— Щи да каша — пища наша, — потирая руки, произнес Антон.

— Тсс, разговорился тут своими поговорками, — прошипела Ольга.

— Да не волнуйся ты так, — успокоил её Михаил. — Вечер полностью наш, никаких приказов, никаких ухофонов. Не слышала щелчок? Руководитель уже десинхронизировался.

— Мало ли что, — недоверчиво сказала Ольга.

— Так здорово тут, вы не находите? — перевела я тему разговора.

— Да-а, — мечтательно протянул Михаил. — Мы как искатели сокровищ до кислородного взрыва. Ищем сундук с золотом, ночуем на природе… И тишина здесь иная.

Действительно, тишина была здесь совершенно другая. В это время суток в Купольном городе тоже царила тишина, нарушаемая только тиканьем датчиков, щелканьем люминесцентных штор, ноутбука, стоящего на подзарядке. Здесь же тишина была наполнена еле слышным шорохом травы за павильоном, едва заметным скрипом старых деревьев, редким призрачным свистом крыльев проносившихся над нами насекомых и птиц.

Оставшееся время, отведенное на ужин, мы провели в полном молчании, прислушиваясь к дикой природе, живущей по своим биологическим часам и не подчиняющейся нашим городским правилам. После ужина Роман с Антоном засели за планшетом, изучая план подземного бункера, который завтра предстояло исследовать в поисках сохранившихся там артефактов и предметов. Михаил молча сидел на своем месте в инфоочках, вероятно, тоже готовясь к завтрашнему дню. Мы с Ольгой перепроверили списки архивного оборудования, привезенного с собой, осмотрели сохранность капсул с тимолом, гидрохлоридом, париленом и другими средствами дезинфекции артефактов для их дальнейшей транспортировки в Купольный город.

Михаил так неслышно подкрался к нам, что я даже подпрыгнула на месте:

— Чем заняты, девчонки?

— Да уже ничем. Всё проверили-перепроверили в сотый раз, — ответила я.

— Я пошла в гигиенический блок, пока он свободен, — сказала Ольга и оставила нас с Михаилом наедине.

— Вот бы посмотреть на ночной лес, — мечтательно прошептала я, не боясь, что Михаил осудит меня за подобные мысли.

— Это возможно только после отбоя. Раньше нас никто не выпустит, — ответил Михаил.

— А кто же нас ночью-то выпустит? Ночью все должны спать.

— Вот именно. Ночью все спят, а под воздействием фторотана тем более.

— Что за фторотан? — спросила я.

— Ну ты даешь! — тихонько рассмеялся Михаил. Ты никогда не удивлялась, почему так быстро засыпаешь после оповещения, стоит только положить голову на подушку?

— Пару раз у меня возникала мысль, что в комнату пускают какой-то усыпляющий или успокаивающий газ.

— И ты была права. Передатчиками фторотана снабжены все жилые комнаты Купольного города. У тебя ведь есть рабочий кабинет в квартире?

— Есть, — ответила я, пока не понимая, к чему он клонит.

— Попробуй когда-нибудь во время оповещения находиться там. Можешь даже прилечь. Ты так быстро не уснешь. Я тебе больше скажу — уснуть вне жилой комнаты достаточно сложно.

— Ты что, пробовал?

— Ага. В своем кабинете. Я перетащил туда матрас и лег, как обычно, в 21.00. И не уснул.

— Вообще?

— До трех часов ночи точно не спал. Потом как-то само нашло, проснулся только в 8.00, даже не услышал оповещения. Еле успел в автопарк.

— Значит, они пускают к нам в комнаты фторотан?

— Да.

— Но для чего?

— Есть у меня одна теория, но на сто процентов быть уверенным в ней не могу. Пятьсот тысяч лет назад, когда процентная доля кислорода в атмосфере была всего лишь около двадцати процентов, человеческий мозг испытывал кислородное голодание. Так ведь?

— Ну да, это факт.

— Так вот, для восстановления мозговой деятельности древнему человеку требовался длительный сон, как минимум восемь часов в день, то есть треть суток наши предки спали, чтобы восполнить свои физические и интеллектуальные силы.

— Но сейчас мы спим также, даже на час больше, — возразила я. — Что же поменялось?

— Вот именно, что по факту ничего не поменялось. Но, проведя ряд экспериментов над своим мозгом и своим телом, просто засыпая, когда мне этого хотелось, а не как предписывают правила, я определил, что человеку в нынешних условиях, при большей насыщенности мозга кислородом, даже в пределах Купольного города, достаточно трех часов на сон. Я на протяжении четырех недель спал с трех до шести часов утра, до оповещения о подъеме, и не испытывал никаких неудобств ни физически, ни умственно.

— Правда?

— Сегодня ночью я спал три часа. По мне видно, что я устал? Я спокойно выполнил всю тяжелейшую физическую работу в течение сегодняшнего дня и уверен, что смогу выдержать до трех часов утра без сна.

— Но тут, в палатках, нас тоже травят фторотаном?

— Да не травят. Сейчас напридумываешь себе, как всегда. Маленькая доза, которая подается в жилые комнаты, никаким образом не влияет на наше здоровье. Просто мы бесполезно тратим шесть часов из каждых суток — это примерно 180 часов в месяц и 2190 часов в год.

— Получается, мы спим без надобности 91 день в году, тогда как могли бы спать…

— ..всего лишь 45 дней, — высчитал Михаил.

— И к чему это всё ведет? — так и не поняла я, что хочет сказать Михаил.

— Пока не знаю. Но тут что есть. Или наш мозг специально притупляют, или просто заполняют оставшиеся часы, которые мы могли бы потратить на себя и на свои исследования. Может, это кому-то не выгодно?

— Всё равно не понимаю.

— Хочешь сама попробовать?

— Не спать? — удивилась я. — Но тут же наверное та же система.

— Ты права. Глянь в верхний угол палатки над самой дверью. Видишь небольшое углубление?

— Да, еле заметное.

Я приметила небольшую вмятину на потолке, как будто палатка расправилась не до конца или это дефект внутреннего покрытия.

— Это система газораспыления. В 21.00. она автоматически включится, а утром в 06.00 также автоматически выключится, — пояснил Михаил.

— И как ты предлагаешь обойти эту систему? — спросила я, не веря в успех очередной авантюры Михаила.

— Это предоставь мне. Просто не пугайся, когда я тебя разбужу.

«Посмотрим, что из этого получится», — подумала я.

— Время 21.00. Отбой!

Вся наша группа, как и, я уверена, все остальные члены экспедиции, находящиеся от нас на небольшом расстоянии, нырнули в свои спальные контейнеры, распределили свой вес по поверхности кровати для закрытия защитной крышки и благополучно заснули. Как я не противилась, не пыталась держать глаза открытыми или мысленно прорабатывать свой проект по сохранению бумажных изданий на воздухе, чтобы мозг не отключался, я заснула.

Я снова очутилась в том же самом лесу. Деревья всё также тянут ко мне свои лапы, а из самой чащи на меня смотрят чьи-то злые узкие желтые глаза с красными искорками, пляшущими у самых зрачков. Только манящий женский голос — Лера, Лерочка — не дает мне сойти с узенькой пыльной тропинки и увязнуть навечно в цепких лапах дикого леса. Снова передо мной маячит видение полянки, только на ней сегодня (как странно) нет красных маков, лишь густая высокая изумрудная трава, лоснящаяся под яркими лучами неугомонного солнца. Голос продолжает манить меня, меняя свой тембр, переходя постепенно в до боли знакомый мужской голос, голос Михаила.

— Валерия, проснись, — шепчет Михаил. Я понимаю, что это уже не видение, не сон, а реальность. Вокруг тишина. Слышен чей-то храп, мягкое посвистывание, сонное ворчание. Я проснулась среди ночи.

— Собирайся. Уже 01.00. Идем за мной, — сказал Михаил тихим, не терпящим возражений голосом.

Я послушно натянула униформу, накинула куртку, показавшуюся мне ужасно тяжелой спросонья, и медленно вышла из палатки, настойчиво подталкиваемая Михаилом. Он немного помедлил и тоже вышел.

Тишина среди ночи уже не такая тихая, как вечером. Вдалеке слышно чье-то уханье (наверное сова, если они еще не вывелись в этих краях), треск сухих веток и шишек под чьими-то массивными лапами, редкие вскрики неизвестных животных, выходящих ночью на охоту, еле слышное жужжание неуснувшей осы. Ужас как страшно и в то же время интересно.

Страх немного отступил, когда Михаил включил фонарик. Он взял меня за руку (у меня голова закружилась от прикосновения его теплой, чуть влажной ладони) и повел за собой, как я догадалась, к выходу из павильона. Тут он отпустил мою руку. Я почувствовала ужасное одиночество, как будто лишилась чего-то самого важного во всей моей новой жизни.

— Иди сюда, — позвал меня Михаил. Он стоял на выходе из павильона, весь сияющий на фоне бесконечного звездного неба, видного из чуть приоткрытого входа. Я видела лишь очертание его силуэта, обрамленное ярким серебристым светом, будто исходящим из его тела. Лучи мягкого лунного отражения пронизывали протянутую ко мне ладонь. Я схватилась за его призрачную руку, как утопающий за брошенный ему спасательный круг, и вышла в совершенно иной мир.

Окружающий пейзаж изменился до неузнаваемости. Трава, кусты, деревья, днем искрящиеся всевозможными яркими оттенками зеленого цвета, сейчас выглядели абсолютно черными, без единого светлого пятнышка. Лес вдалеке сливался с чернеющей перед нами почвой. Но вот небо — это нереальное, захватывающее зрелище. Как будто я блуждаю на космическом корабле по бескрайним просторам вселенной и упиваюсь видом многочисленных мерцающих серебристым светом скоплений звезд. Некоторые звезды горят ярче открытого огня, другие — еле видны за туманной дымкой.

— Удивительно, — прошептала я, замерев от восторга.

— Красота, — так же тихо промолвил Михаил. — Когда еще такое увидишь.

— Это… это что такое! — как гром среди ясного неба, сзади нас раздался голос.

Мы с Михаилом резко обернулись… и увидели Ольгу, стоящую перед нами босиком, одетую в ночную пижаму, с всклокоченными ото сна волосами.

— Это что такое! — повторила она громким голосом. — Вы что творите!

— Ольга, успокойся. Всё нормально. Мы вышли на пять минут, — пытался успокоить её Михаил.

— Успокойся? Вы что тут делаете? — как заведенная, голосила Ольга. Её крики эхом разносились по всему лесу и, что самое страшное, по всему павильону. Она могла разбудить всех. — Вы нарушаете правила! Вы не спите! Это запрещено! Вас поймают!

— Ольга, да успокойся ты уже, — примирительным тоном с улыбкой сказала я, пытаясь обратить всё в шутку.

— Как я могу быть спокойна! Вы же преступники! Мне придется…

Ольга, не договорив, покачнулась и упала на пол павильона, по другую сторону двери. Я посмотрела на Михаила — он стоял с инфразвуком в руках, пальцами сжимая рычаг переключения мощности.

— Ты убил её, — с ужасом прошептала я.

— Не убил, просто отключил её. Она же всех могла разбудить!

— Да как же так?

— А что ты предлагаешь делать? Стоять и ждать, когда прибегут все остальные?

— Что теперь делать? Что теперь делать? — повторяла я, не находя ответа на свой вопрос.

Михаил снова взял всё в свои руки.

— Валерия, слушай меня! Ты берешь её за ноги, я за руки. Оттащим её до нашей палатки.

— Что теперь? — спросила я, когда мы стояли уже на входе в палатку.

— Сделаем так. Я сейчас занесу Ольгу, уложу её в контейнер и выйду. Ты жди меня. Потом зайдем вместе, я помогу тебе добраться до контейнера, если ты заснешь.

— А ты сам не заснешь?

— Лучше пусть меня обнаружат спящим на полу, чем Ольгу или тебя. Готова? Жди меня.

С этими словами Михаил взвалил на плечо хрупкое неподвижное тело Ольги и исчез в глубинах палатки. Три минуты. Пять минут. Семь минут. Он не появляется. Что же делать? Я лихорадочно обдумывала возможные способы решения проблемы. Выход один: задержать воздух в легких, не вдыхать фторотан, пока не уложу Михаила. Он, вероятно, уснул, не успев выйти их палатки.

Я несколько раз вдохнула-выдохнула, затем сделала глубокий вдох, как будто собиралась нырнуть под воду, и вошла в палатку. Так и есть. Михаил лежит у Ольгиного контейнера. Стараясь не выдыхать, я подбежала к Михаилу, схватила его за руки, оттащила к его контейнеру, закинула туда его ноги… Больше нет сил, надо вдохнуть. Вдохнув уже полной грудью усыпляющего газа, я с неимоверным усилием затолкнула Михаила боком на его место, с грохотом сама захлопнула его крышку, не дожидаясь автомата, бегом пересекла палатку и плюхнулась на свою походную постель.

— Время 06.00. Подъем!

Открыв глаза, я сначала удивилась своим видениям. Надо же, видеть ночное небо собственными глазами, тащить бесчувственных Ольгу и Михаила. Тут мой одноименный поднялся из контейнера и подмигнул мне, как бы говоря «спасибо». И я поняла, что всё случившееся ночью было реально: блокиратор фторотана, темный павильон, звезды, ладонь Михаила, сживающая мою руку, бьющаяся в истерике Ольга… Ну и приключение!

Я с опасением глянула в сторону Ольги. Она уже встала, натянула наверх пижамы комбинезон и как ни в чем не бывало отправилась в гигиенический блок. Ха, как всё оказалось просто. Мы совершили страшное преступление против правил, и всё обошлось. Прекрасно!

После завтрака мы продолжили поисковые работы: прозондировали еще раз почву, нашли место стыка железных опор, ввезли экскаваторный механизм, раскопали яму диаметром три метра, отчистили место раскопок вручную и нашли массивную железную плиту, сильно покореженную от времени, однако еще достаточно крепкую благодаря её расположению под землей изначально, а не в процессе зарастания планеты новой растительностью. Осталось только отодвинуть эту плиту — и мы внутри, в самом сердце старинного жилья наших предков. Может быть, я, или Ольга, или Антон, или сам руководитель прятались в этом бункере от стихии и мародеров. Но тут — обед. Как всегда не вовремя.

Во время обеденного отдыха к нам в палатку зашел руководитель экспедиции.

— Это не вы, случайно, потеряли? — сказал он, держа в руках… фонарик Михаила.

— Это мой, — отозвался Михаил.

Ну зачем ты сознаешься! Он же вычислит тебя!

— Я его еще вчера потерял, при установке павильона, — продолжил Михаил совершенно спокойным голосом. Его самообладанию можно только позавидовать.

— Что же не сообщил? — спросил руководитель, передавая Михаилу найденную улику, и не подозревая, что значит эта его находка.

— Забегался совсем. Только сейчас и вспомнил про него, увидев его в Ваших руках.

— Ну ладно. Обедайте.

«Пронесло», — подумала я. «А может, и нет», — возразила я сама себе, увидев растерянную Ольгу, переводящую взгляд то меня, то на Михаила. Она всё вспомнила. Это читалось в её глазах. Может, и с самого утра помнила, но подумала, что это лишь сон, игра воображения от пережитого вчера эмоционального состояния. Но теперь она всё поняла.

После обеда Ольга подошла ко мне.

— Валерия, можно задать тебе один вопрос? — спросила Ольга.

— Конечно, — ответила я с внешним спокойствием на лице, но внутри я вся сжалась, словно в ожидании удара кулаком.

— Помнишь, ты мне рассказывала, что иногда у тебя случаются видения ночью.

— Да, раньше случалось. Это у всех, я думаю, бывает, — осторожно сказала я, не зная, чего ожидать дальше.

— У меня раньше такого не было. Я даже волновалась за твое психологическое здоровье. Я сегодня ночью у меня самой было видение, — как будто призналась Ольга, но я читала в её словах вполне определенный контекст: «Я знаю, что было этой ночью».

— Что за видение? Расскажи, — сказала я, попытавшись сделать заинтересованное и недоуменное лицо.

— Да, я расскажу тебе. Я тебе доверяю и могу открыть тебе любую тайну. Как и ты мне доверяешь, ведь так?

Это была вторая попытка вывести меня на чистую воду, заставить меня признаться. Но я не сдавалась:

— Конечно, я тебе доверяю.

— Мне привиделось, как будто я проснулась среди ночи, представляешь? Кто же просыпается раньше шести часов утра? Проснулась, а твой контейнер открыт, и тебя в нем нет. Оглянулась и увидела пустой контейнер Михаила. Услышав какой-то шорох за пределами палатки, я выглянула и увидела двух людей, крадущихся к выходу из павильона при свете фонарика, точно такого же, какой принес сегодня руководитель Михаилу.

Она замолчала на секунду, ожидая какой-то ответной реакции. Я не сказал ни слова, лишь одобрительно кивнув в ожидании продолжения истории.

— Я подошла к выходу, а там, при свете луны, стояли вы оба, твоя ладонь в его руке. Представляешь, вы держались за руки, как жители старого мира, и созерцали звездное небо.

— И что ты сделала? — наивно спросила я.

— А ты не знаешь?

— Нет, это же твое видение.

— Я начала убеждать вас, чтобы вы вернулись обратно и не нарушали правила. Но тут Михаил вырубил меня.

— Как это вырубил?

— Инфразвуком. Все мышцы свело. Я не могла пошевельнуть ни рукой, ни ногой. А потом проснулась. И знаешь, что самое странное?

— Что?

— Что я до сих пор ощущаю давление изнутри, как будто часть моих органов до сих пор парализованы. И тут этот фонарик. Словно это было не во сне, а наяву.

— Ты этот фонарик наверняка видела уже у Михаила, вот он тебе и приснился. Может, даже видела, как он вчера выронил его. А что до боли, я её тоже ощущаю. Мы испытываем сейчас большую физическую нагрузку, не считая того, что дышим непрореженным воздухом и находимся целый день под прямыми лучами солнца.

— Может, ты и права, — Ольга сделала вид, что согласилась со мной, поняв, что правду из меня не вытянешь.

Но она не поверила. Мои объяснения вполне разумны. Но она всё равно не поверила. Впредь надо быть осторожнее. Кто знает, может и донесла бы о преступлении. Это ведь долг каждого горожанина. Такая политика прививается с первого момента нашего появления на новой Земле.

 

Глава 7. В миллиметре от гибели

— Группы, выдвигаемся, — раздался голос руководителя в ухофоне.

Время переместиться в недра планеты, узнать её тайны, прочно запечатанные под двадцатиметровым слоем земли. Я была абсолютно уверена, что здесь будет что-то стоящее. Первый выезд предполагает практику навыков новичков, а какая практика у нас, архивариусов, может быть без артефактов.

Пока два поисковика раздвигали заржавевшие засовы, пытаясь образовать достаточно широкий проем, в который пролезет и человек, и криокамера с биологическим материалом, если таковая вдруг здесь обнаружится, руководитель сообщил нам имеющуюся у него информацию об этом бункере. Оказывается, на этом месте пятьсот тысяч лет назад располагался центр по криоконсервации, откуда развозились криокамеры по всей Владимирской области, во всяком случае, по важнейшим районным центрам. Жесткий диск компьютера, найденного в этом бункере первыми поисковиками, указал местоположение еще четырехсот пятидесяти криокамер на территории городов Гусь-Хрустальный, Муром, Суздаль и Покров. Но так как этот район был одним из первых исследуемых секторов, то остальные «сокровища», погребенные под покровом растительности, остались нетронутыми, следовательно, у поисковых команд еще много работы в этом и в других подобных секторах. Плана бункера как такового не было, поэтому изучать всё подземелье пришлось заново. За железной плитой (это оказался верхний люк в бункер) когда-то была лестница. Её отдельные фрагменты до сих пор были различимы, однако спускаться по ней было крайне небезопасно. В связи с этим Антону и Роману из нашей поисковой группы было дано задание установить подъемный механизм, который позволит всем членам экспедиции спуститься внутрь и после исследования выбраться наружу.

Вниз спускались в том же порядке: наша группа была третьей по счету, как и наш автомобиль в составе каравана. В лебедку, как её называют поисковики по-простому, входило три человека, поэтому спуск занял довольно длительное время. Я с Ольгой и Антоном начали спускаться, всё ниже, ниже, вот уже свет солнца виден только с запрокинутой головой. Мы включили встроенные в капор фонарики и с изумлением озирались вокруг себя. Стены бункера были сделаны из листов прочного металла, но коррозия всё-таки добралась и до них. Во многих местах ржавчина разъела стены настолько, что металл казался тоненькой паутинкой, дунь на которую, и она разлетится в разные стороны. Высадились. Ступили ногами на линялый и практически стершийся в порошок линолеум. Не дожидаясь остальных, пошли вглубь бункера, откуда раздавались голоса других поисковиков.

Бункер оказался настоящим лабиринтом. Синхронизировать инфоочки не представлялось возможным, так как под толщей земли связь не работала. Мы были полностью отрезаны не только от Купольного города, но и от оставшихся наверху механиков, подготавливающих павильон к принятию артефактов и криокамер. Мы вышли в достаточно большой темный зал, освещенный лишь светом многочисленных фонариков на капорах поисковиков. Из этого зала в разные стороны отходили ответвления — туннели, ведущие к нашей цели. Руководитель, спустившийся последним, распределил всех членов экспедиции, работающих внизу, на группы по четыре человека: восемь туннелей — восемь групп поисковиков. В центре бункера вбили анкер, и один человек из каждой группы приварил себя к нему стальным канатом. Такой способ, довольно банальный и, я бы сказала, нисколько не инновационный, был единственно возможным для обеспечения нашего возвращения в этот зал и потом наверх. Кто знает, вдруг каждое ответвление имеет другие туннели. Так недолго и заблудиться.

Мы направились в один из темных, мрачных, местами влажных туннелей, на стенах которых светился буро-зеленый мох, а иногда и выдавались вперед корни деревьев, пробивших себе путь даже сквозь железо. Как сильна сила жизни природы, уничтожившей все признаки присутствия человека на Земле. Уменьшение количества кислорода привело к почти мгновенному разрушению всех бетонных сооружений, деревянные постройки превратились в труху под действием солнца, дождей и зубов термитов. Осталось только железо, пластик и частично стекло. Другие органические и неорганические материалы сохранились только в контейнерах, коробах и помещениях из вышеперечисленных материалов. Поэтому и зонды почвы настроены исключительно на поиски железа и пластика.

Мы продвигались вперед, прислушиваясь к собственным шагам и гулкому эху, гулявшему по темному коридору, казавшемуся бесконечным. Нет, коридор отнюдь не бесконечный: пройдя еще метров десять, мы практически носом уткнулись в закрытую дверь когда-то синего цвета, но теперь облупленную, с кусками синей краски, свисавшей с нее, точно старая змеиная кожа.

Попытки открыть дверь ни к чему не привели: она была либо закрыта на замок с той стороны, либо до такой степени приржавела и спеклась со стеной.

— Намертво закрыта, — сказал Антон. — Есть что использовать в качестве рычага? Можно сдернуть её с петель, и дело в шляпе.

— Нет, тут надо сварочник, — ответил Роман. — Придется продолжать завтра. Тем более скоро конец рабочего дня.

— Подождите-ка, — загадочно сказал Ольга, внимательно вглядываясь в стену, граничащую с дверью. — Тут что-то есть.

Ольга достала кисть, которая предназначена для первичного очищения артефактов от пыли, грязи и микробных отложений, и принялась энергично ей махать, так что мельчайшие крупинки пыли закружили в свете налобных фонариков, создавая иллюзию сумасшедшего хоровода.

— Это блок управления, — торжествующе взглянула на нас Ольга.

— Молодец, Ольга. Значит, сможем обойтись без сварочника. Завтра попробуем отключить запирающую систему. А сейчас идем обратно, — на правах старшего группы сказал Роман.

— Может сейчас попробуем? — попросила я. Мне не хотелось целый вечер провести в ожиданиях и надеждах. — Еще ведь есть время. Заглянем внутрь, а уж завтра всё опишем и обработаем.

— Не вижу смысла, — отказал мне Роман. — Даже если нам получится открыть эту дверь, продезинфицировать артефакты мы всё равно не успеем, следовательно, гнилостный процесс начнется уже сегодня, а это чревато потерей органических материалов.

— Он прав, Валерия. Утро вечера мудренее, — поддакнул ему Антон и скомандовал: — Возвращаемся.

До главного зала мы добрались на удивление быстро, не обращая внимания на легкое свечение мха и на гулкое эхо от наших шагов, гулявшее по бесконечным тоннелям этого полупризрачного прошлого мира. В главном зале уже стояли члены четвертой группы. Двое поисковиков бережно держали на трясущихся руках холодильную камеру.

— Что-то обнаружили? — спросила я, кивком головы указав на их ношу.

— Ткань. Одежда, — сказал поисковик с табельным номером Прохор1206, выгравированном на его жетоне.

— Хороший улов, — прошептала Ольга, как будто боясь, что обладатели этой одежды выйдут из стен их мрачного склепа и отнимут эту драгоценность.

Дождавшись остальных, мы, наконец, выбрались наружу. В павильоне было уже темновато. Сквозь пленку просвечивало хмурое облачное небо. Снаружи шел дождь: было слышно и даже ощутимо, как тяжелые капли ударяются о пленочное покрытие павильона, разбиваясь на тысячи сверкающих осколков и оставляя мутные разводы на нашем временном жилище.

Руководитель экспедиции распустил всех на время ужина, отдав приказ всем подойти к его палатке для доклада после принятия пищи.

В палатке нас уже ждал Михаил, который, как и все механики, весь день провел у транспорта, проверяя работоспособность датчиков и механизмов автомобилей.

— Что там было? Рассказывайте, — потребовал Михаил, старательно высасывая содержимое своего энерготюбика.

— Сплошные лабиринты. Четвертая группа нашла одежду, представляешь? Одежду, которой пятьсот тысяч лет, — с восторгом рассказала я.

— А у вас что? — поинтересовался Михаил.

— А мы наткнулись на закрытую дверь с блоком управления, — сказал Роман. — Завтрашний день начнем с того, что попытаемся её открыть.

— Раз там кодовый замок, за дверью может быть что-то действительно важное, — мечтательно произнесла Ольга.

— Возможно, — ответил ей Антон. — Но не факт. Поживем — увидим.

— Подождите-ка, — произнес Михаил, направляясь к своему рюкзаку. Перебрав всё его содержимое, не выпуская из рук свой энерготюбик и жадно заглатывая его содержимое, он с торжествующим видом достал небольшой прибор с жидкокристаллическим экраном почти во всю длину прибора и кучей проводков, старательно намотанных на шнуродержатель.

— Это может вам помочь, — сказал Михаил, показывая свой прибор. — Меня завтра опять должны оставить наверху. Мы не всё успели сделать за день. Только этот прибор нигде не значится, не показывайте его никому.

— Хорошо, — согласился Антон. — Расскажешь мне принцип его действия после общего собрания.

— Да. Кстати, уже пора идти, — сказал Михаил, одновременно вставая и направляясь к выходу из палатки. Мы пошли вслед за ним.

У палатки руководителя собрались все сорок членов экспедиции. Каждая группа, исследовавшая свой туннель, докладывала о результатах проверки. Первая группа, как выяснилось, обнаружила спальное помещение. Они отсканировали все предметы мебели (кровать, прикроватные тумбочки, стулья) для их последующей печати на 3Д-принтере и вырезали часть пружинного блока для изучения его состава. Вторая группа исследовала помещение для приема и приготовления пищи. Находок здесь было очень много: керамическая посуда, стеклянные банки и бутылки, алюминиевые и чугунные сковороды, деревянные ложки, стальные ножи, серебряные вилки (по крайней мере, согласно первичному осмотру они были серебряными). Третья группа, это мы, доложили об обнаружении запертой двери и запросили необходимые инструменты. Четвертая группа пришла в тупик, то есть наткнулась на стену, перекрывающую дальнейший проход. Члены пятой группы вынесли из своего туннеля какие-то железные банки с запаянной крышкой. Обнаружить их содержимое можно было только в вакуумной комнате, во избежание гнилостных процессов, которые могут начаться на открытом воздухе. Оставшиеся туннели вели в совершенно пустые комнаты. Вероятно, в них располагались криокамеры, которые вывезли первые поисковики.

Таким образом, осталась только наша дверь. У меня была надежда, что именно она ведет к настоящим сокровищам. Вероятно, поисковики не смогли (или не захотели?) вскрыть её. Может, просто не нашли отпирающий механизм. Так или иначе, было решено нашей группе в полном составе с утра спускаться в бункер и пытаться открыть эту дверь. Остальные поисковики работали в павильоне, обрабатывая и упаковывая найденные артефакты.

С самого утра нам выдали сварочник и капсулу с взрывным устройством на крайний случай, если не получится открыть дверь другим, более безопасным, способом. Михаил прихватил свой приборчик, надеясь только на него. Антон получил разрешение провести обед в бункере, чтобы не тратить время на лишние подъемы и спуски. Мы с Ольгой схватили холодильную камеру.

Полностью экипированные, мы спустились к заветной двери. Михаил присел к блоку управления и начал что-то колдовать над ним, производить одному ему известные манипуляции. Прождав два часа и не видя результатов работы Михаила (блок никак не хотел поддаваться), Роман с Антоном начали работать сварочником. Мы с Ольгой, наблюдая за мужчинами, мечтали поскорее оказаться внутри замурованной комнаты и приступить к своей работе.

Щелкнул замок. Ура! Нам удалось! Михаил окинул нас торжествующим взглядом.

— Не надо благодарностей, — Михаил весело подмигнул нам.

Помогая себе ломами и самодельными рычагами, мы приоткрыли заржавевшую дверь, один за другим протиснулись внутрь комнаты… и ахнули от разочарования. Комната была пуста. Вернее, не совсем пуста: в правом углу мы обнаружили массивную лестницу с полусгнившими деревянными периллами. Железный каркас ступеней позволил остаткам дерева удержаться на своих местах и не рухнуть под воздействием процессов гниения. Так как связи с поверхностью не было, мы решили на свой страх и риск продолжить поиски и подняться по этой ненадежной лестнице.

Я стала подниматься первая. За мной осторожно ступали остальные члены группы, след в след, чтобы не разрушить и без того хрупкую конструкцию. Казалось, мы поднимались целый час, хотя на самом деле прошло около десяти минут. В полнейшей темноте, нарушаемой лишь тусклым светом наших налобных фонариков, узкие лестничные пролеты казались невесомыми. Ступи на них — и всё превратится в прах, а мы полетим с пятидесятиметровой высоты вниз, прямо на жесткие кирпичные полы, застеленные таким же жестким разодранным линолеумом. Адреналин зашкаливал. Куда ведет лестница? Этого никто не знал и поэтому рисовал себе самые невероятные картины. Я представляла себе, что, поднявшись до последней ступени, мы обнаружим комнату, полную бумажных изданий, отлично сохранившихся благодаря герметичной двери. Михаил, наверняка, мечтал об обнаружении командного пункта с кучей компьютеров, которые можно потом разобрать по запчастям и подробно изучить каждую его составляющую. О чем думала Ольга, интересно?

— Время обеда, — сказала она.

Всё ясно. Сейчас скажет, что мы должны сесть в полной темноте на эти полусгнившие ступени и целый час высасывать живительную генномодицифированную пищу.

— Здесь у нас нет никаких условий, — отозвался Антон. — Чуть просрочим обед. Никто не против?

— Не против, — откликнулись все, даже Ольга.

Прошло еще десять минут. Мне катастрофически не хватало воздуха. Пот стекал со лба прямо на глаза, я то и дело вытирала его рукавом куртки. Становилось нестерпимо больно от нехватки кислорода.

— Нужно передохнуть, — еле слышно сказала Ольга, задыхаясь от бесконечного подъема.

— Здесь мало воздуха. Если сядем, мы не сможем сдвинуться с места. Нужно идти до конца, — ответил ей Роман таким же запыхавшимся, чуть слышным голосом.

Мы продолжали подниматься из последних сил. Вдруг я увидела проблеск света. Сначала я подумала, что у меня галлюцинации. Это нормальная реакция организма на кислородное голодание. Но нет, другие тоже его видели:

— Там свет, — сказал Роман.

— Это еще одна дверь, — произнес Михаил. — Причем, не такая плотная, как предыдущая.

— Да будет свет! — радостно воскликнул Антон.

«И дышать вроде легче стало», — подумала я.

Мы подошли к двери вплотную. За ней действительно был свет, причем казалось, что это не свет лампы или светодиодов, а свет солнца. Мы поднялись на поверхность?

— Открываем? — спросил Михаил.

— Конечно. Спускаться обратно будет полнейшим безумием, когда мы уже так близко, — ответила я.

Я несколько опасалась, что запирающее устройство и на этой двери будет достаточно сложным. Это было бы естественно, учитывая относительно современный кодовый замок на предыдущей двери. Но я ошиблась. Эта дверь, которая сейчас для нас была единственной возможностью выжить в этом темном бескислородном лабиринте, имела простейшее устройство с винтовым самозапирающимся механизмом, так что открыть её не представляло большого труда. Буквально через пару минут Михаил выдохнул: «Готово!», и с оглушающим хлопком раскрыл перед нами путь к свободе.

Правитель мой! Мы стоим на выходе из бункера, а вокруг нас цветет, буйствует, дышит живая природа планеты. Под нашими ногами — нежнейшая оливково-зеленая трава, растущая так густо, что цвета черной плодородной почвы не могут прорваться сквозь эту травяную какофонию. Среди травы изредка мелькают крошечные бело-серебристые цветочки, собравшись в большую группу на одном тоненьком темно-салатовом лепестке. Над нашими головами — бесконечное, бездонное небо, не светящееся-голубое, каким оно было при нашей высадке на полянку, а темно-синее, почти сиреневое из-за рассеянных лучей солнца. Причина этому — огромные серые, фиолетовые, чернеющие в вышине тучи, готовые вот-вот разорваться над нами.

Вдруг раздался громкий звук, похожий на отдаленную канонаду огнестрельного оружия. Может, пока нас не было, на павильон произошло нападение, и сейчас они всеми силами пытаются отстреливаться от чудовищных созданий новой природы?

— Это гром, — сказала Ольга. — Наверное, будет дождь.

Дождь. Это знакомое, в принципе, слово звучит так необычно. В Купольном городе никогда не было дождя, как и других атмосферных осадков. Защитный купол не дает попасть на улицы города ни одной капельке жидкости, ни одному кристаллику льда, поэтому и само слово горожане не используют в своей речи.

Снова раздался оглушающий взрыв грома, уже ближе, прямо над нами. Наши уши, более привычные к тихой, спокойной обстановке вокруг нас, не выдерживают столь агрессивных звуков дикой, необузданной природы, которая будто пытается напугать нас своими ужасающими воплями. Я инстинктивно приложила ладони к ушам, словно это может спасти меня от природного шума.

Но природа не отступала. Вслед за громом, она наслала на нас шквальные порывы ветра, которые пытались сбить нас с ног, сорвать с нас униформу, лишить защиты, уничтожить нас, тех, кто без разрешения вторгся в её владения. Порывы ветра всё усиливались, но мы продолжали стоять на месте, пораженные буйством этой незнакомой природы. Мои ноги словно приросли к поникшей под напором дикого вихря траве. Тысячи, нет, сотни тысяч травинок обняли мои ноги, будто говоря: «Стой на месте. Мы с тобой». Но и этой невидимой защиты лишил нас наш враг. Природа теперь показала свое истинное лицо. Она — главный враг человечества. Она повелевает стихиями, которые могут запросто разрушить наш город, превратить наш транспорт в груду бесполезного металла, смести всё на своем пути и добраться до нас, до людей, уже во второй раз пытающихся показать свое превосходство. Да мы для нее — просто ничтожные букашки. Мы не трогаем её — и она спокойна. Но стоит её разозлить — и она сможет раздавить нас малейшим движением пальца.

Я почувствовала небольшой удар, потом еще один, и еще один, в ускоряющемся темпе. Это вода, огромные капли воды, прорвавшие тучи и устремившиеся на землю. С бешеной скоростью капли дождя обрушивались на голову, плечи, руки. Мне казалось, что по мне стучат уже не капли воды, а целые глыбы льда.

— Это град! — закричал Михаил. — Заходим обратно в бункер!

Голос Михаила вернул меня с небес на землю. Зелень травянистого луга исчезла, испарилась, оставив вместо себя бело-черное месиво из воды, грязи и льда.

— Дверь захлопнулась! — крикнул Антон. Его голос был едва слышен из-за неистовых воплей ненавидящей нас природы.

— Так открой её! — послышался слабый голос Ольги.

— Не получается! Не получается! Она не открывается! — в голосе Антона была слышна паника. Он был напуган, как и все мы, встретившись лицом к лицу с разрушающей стихией.

— Слушайте все меня! — старался перекричать оглушающие порывы ветра и треск падающего льда Роман. — До павильона около двухсот метров. Наверняка, это он чернеет там, смотрите. — Роман показывал рукой на темное пятно, которое было всего лишь на пару оттенков темнее окружающей нас местности.

— Точно. Это он, — закричали все мы, увидев в этой пугающей темноте наше спасение.

— Придется бежать по поверхности. Дверь заклинило, — пытался раздать указания Роман. — Закройте головы ранцами.

— Но там же блокираторы. Нам придется отключить паралитики, или они подействуют и на нас, — ужаснулась я.

— Значит, отключаем их. В таких погодных условиях насекомые не выживут. Они, должно быть, попрятались в лесу. Давайте, без разговоров, — приказал Роман, и мы повиновались. Возможно, это был единственный вариант добраться до павильона и спастись от града. Вихрь усиливался, неся с собой всё большие потоки льда, которые обрушивались на наши головы с неистовой яростью.

Мы отключили спасающее нас от насекомых оружие, сняли рюкзаки со спины и на вытянутых руках держали их над головами.

— Так, бежим след в след. Я — первый, за мной Ольга, Антон, Валерия и последний Михаил, — скомандовал Роман. — Вперед!

Мы рванули от двери, открывшей нам новый, доселе невиданный мир действительно разрушительной природы, к спасительному павильону, чернеющему на фоне такого же иссиня-черного неба. Бежать было до невозможности сложно: ноги увязали в размокшей глинистой почве; руки затекали от тяжелого ранца с блокиратором, который приходилось постоянно держать над головой, защищая её от огромных градин; промокшая насквозь широкая куртка, которую я не потрудилась застегнуть перед выходом за дверь, замедляла движения. Только слышимое позади затрудненное дыхание бегущего вслед за мной Михаила ободряло меня. Мы добежим. Мы спасемся. Мы сможем.

— Роман! — раздался душераздирающий крик Ольги. — Держись!

В пяти шагах от нас я увидела Ольгу и Антона, распластавшихся на грязной сырой земле. Подбежав ближе, я поняла, что случилось. Трава, примятая ливнем и градом, скрыла нору какого-то насекомого, в которую и угодил Роман, болтаясь теперь над чернеющей пропастью, одной рукой держась за земляной уступ, а другой — за руку Ольги, успевшей придти ему на помощь. Антон пытается дотянуться до второй руки Романа, но тот, находящийся в состоянии паники, не может отпустить кажущийся ему спасительным клочок земли. Михаил, подбежавший вслед за мной, сбросил свой ранец и начал искать веревку.

— Есть! Держи, — кинул он мне веревку.

Ослабленными руками я завязала прочный узел (на это ушла, казалось, целая вечность) и передала веревку Антону, который в ту же секунду накинул петлю на Романа, который вот-вот сорвется и полетит вниз, в смертельно опасную темноту. Схватившись за другой конец веревки, мы все вместе стали тянуть Романа наверх. Раз подход, два подход. Вот уже голова Романа показалась из норы. Он судорожно цеплялся за каждую травинку, пытаясь выбраться из норы, которая в любую секунду может стать его могилой.

Вдруг он издал нечеловеческий крик и исчез в норе. Веревка выскользнула из рук, но Ольга, стоящая у самого края, удержала веревку, крича:

— Тяните! Тяните! Там медведка!

Правитель спаси и сохрани! Вот тебе и отключение паралитиков. Говорила я, что лучше град, разбивающий голову, чем насекомые, способные сожрать нас живьем. Снова включить их было нельзя: Роман уронил свой ранец при падении, так что инфразвук мог парализовать и его, если не убить. Дрожащими руками я отпустила веревку, сняла со спины автомат и на ватных ногах подошла к самому краю норы. Роман был в ловушке: мы тянули его вверх — медведка, зацепившись своими лапами-клешнями за ногу бедного поисковика, утаскивала его вниз, в свою нору, готовясь хорошенько поужинать человечинкой. Не бывать этому! Я прицелилась и уже хотела стрелять прямо в огромный шаровидный глаз медведки, но тут меня окликнул Михаил:

— Не стреляй! Ты попадешь в Романа! Направь инфразвук в нору!

— Но Романа он тоже заденет! — в ужасе воскликнула я.

— Убавь мощность. Медведку это спугнет, и Роман выживет.

— Хорошо. Одевайте ранцы.

Я убавила мощность инфразвука на две единицы, надеясь, что этого будет достаточно для того, чтобы медведка убралась восвояси, и повернула рычаг. Раздался дикий крик боли Романа, который спустя пару секунд неподвижно повис на веревке. Зрелище было невыносимым. Я непроизвольно зажмурилась, не желая видеть, как от моих рук погибает горожанин.

— Тянем! Раз, два три!

Голос Михаила заставил меня, наконец, открыть глаза. Роман неподвижно лежал на сырой земле. На его безмятежное лицо (он спит или умер?) падали кристаллики льда. Медведка отступила. Но выживет ли он?

Антон с Михаилом подхватили обездвиженное тело товарища и вновь побежали по липкой и скользкой траве, уже не обращая внимания ни на тяжеленные куски льда, пытающиеся пробить их головы, ни на шквальные порывы ветра, старающиеся сбить их с ног. Мы с Ольгой побежали впереди них, к спасительному павильону, очертания которого уже четко виднелись буквально в ста метрах.

Добравшись, наконец, до павильона, мы не обнаружили в нем остальных членов экспедиции, как и их автомобилей. Они уехали. Бросили нас. Как же так?

Павильон был почти полностью разрушен: пленка не выдержала напора ветра и града. Спасительным убежищем теперь его не назовешь, но это всё же лучше, чем открытое пространство. Мы добрались до палатки, которая стояла на месте, нетронутая, включили инфразвук и забрались внутрь. Антон и Михаил уложили Романа в спальный контейнер. Ольга в это время разрывала аптечку в поисках нужного лекарства. Сверхтаблетки мы не обнаружили, да я и не была уверена, что она выдается поисковикам. Надо будет уточнить этот вопрос у распредрука. Пришлось довольствоваться найденными микробиоцидными пластырями, которыми мы обернули пострадавшую от клешней медведки ногу Романа, и маской с обезболивающим газом.

Пока мы возились с раненым, Михаил пытался связаться с головной группой по портативному передатчику (ухофоны вышли из строя из-за попадания воды). Ничего не получилось.

— Они уже далеко. Сигнал не доходит, — сказал он.

— Нужно идти в автомобиль и связаться с Купольным городом, — предложил Антон.

— Я пойду, — сказала я.

— Я с тобой, — откликнулся Михаил.

— Я справлюсь, — попыталась отказаться я от его помощи.

— Нет, идем вместе. Одну я тебя не пущу, — не терпящим возражений тоном сказал Михаил.

Ольга с Антоном остались сторожить раненого Романа.

Мы добрались до нашего автомобиля. Инфразвуковое оружие было исправно. Значит, мы можем спокойно ехать обратно. Относительно спокойно.

Мысли беспорядочно роились у меня в голове. Не решаясь мешать Михаилу, я сама себе задавала вопросы и не могла найти мало-мальски правильных ответов или хотя бы могущих казаться другим горожанам правильными. Почему остальные поисковые группы не дождались нас? Вероятно, они так и не смогли связаться с нами (что неудивительно, ведь аппаратура вся намокла и побита градом) и решили, что мы столкнулись с чем-то в бункере и погибли. В этом случае, почему они не пошли за нами? Вдруг нам нужна была помощь? Или другой вариант: они решили, что мы переждем буйство стихии в подземном бункере, благополучно вернувшись потом в Купольный город самостоятельно. Но тут опять же несостыковка: в нашей группе трое новичков из пяти, то есть только два поисковика теоретически знакомы с местностью и смогут довести остальных до врат.

Другой вопрос, который мучил меня в данный момент: как быть с раненым Романом? Как его перевозить? Не умрет ли он по дороге, и не окажемся ли мы виновными в его смерти?

— Мне удалось связаться с головным транспортом, — прервал мои размышления Михаил.

— Группа номер 26, прием, — раздался голос руководителя первой группы в бортовом передатчике.

— Мы на связи, — ответил Михаил.

— Доложите обстановку.

— Попали под град. Оружие пришлось отключить. Поисковик Роман1020 ранен, наткнулись на медведку.

— Перевозка раненого возможна?

— Не могу сказать точно. Прошу разрешения перевозить раненого в спальном контейнере под действием обезболивающего газа.

— Даю разрешение. Есть кому управлять автомобилем?

— Я смогу, Михаил0323.

— Новичок?

— Да, но в управлении я разобрался еще до выезда. Дорогу помню. Как пользоваться картографом, знаю.

— Хорошо. Следуйте моим указаниям: стихию пережидаете в автомобиле. Броня защитит и поисковиков, и всё оборудование. Артефактов и криокамер не обнаружено?

— Нет. Дверь оказалась выходом на поверхность.

— Ясно. Значит, пережидайте град. Завтра с утра, если погода улучшится, отправляйтесь в обратный путь.

— Ужин и ночь тоже в автомобиле? — спросил Михаил.

— Придется потерпеть неудобства.

— Указания приняты. Разрешите выполнять?

— Выполняйте. Конец связи.

Мы провозились целый час, сооружая носилки для транспортировки спального контейнера Романа (подъемники экспедиция увезла с собой, пришлось нести всё на себе, включая оборудование и палатку). В первую очередь мы проверили раненого, дополнили его контейнер обезболивающим газом, сменили повязку на истерзанной гигантской медведкой конечности. К слову сказать, его нога выглядела уже значительно лучше. Вот оно, чудо медицины эры науки.

Только в половину восьмого вечера мы смогли снять с себя промокшую да нитки униформу, облачиться в сменный комплект теплого, сухого ночного белья и развалится на сиденьях автомобиля. Слава правителю, они додумались оставить нам нашу «ласточку», а не похоронили нас заживо в этой красивой, но исключительно опасной бескупольной глуши.

— Мы пропустили ужин, — сказала Ольга.

— Сейчас нагоним, не переживай, — успокоил её Антон. — У нас форс-мажор. Имеем право.

Михаил пересчитал энерготюбики и уверил нас, что еды нам хватит еще на неделю. Раскладывать стол не было смысла. Сидя на своих местах, мы старательно высасывали пищу в полном молчании. Каждый из нас, я уверена, был на пределе своих физических возможностей. Происшествия в бункере, беговой марафон на чистом воздухе — этого уже достаточно для того, чтобы лишить сил обычного горожанина, привыкшего к спокойной, размеренной и напичканной гаджетами жизни. Добавить к этому еще тяжелейший физический труд в неприемлемых погодных условиях. Сказать, что мы были обессилены, значит ничего не сказать. Каждый мускул наших тел ныл от нестерпимых растяжений; каждая клеточка в наших организмах требовала длительного отдыха; глаза застилала пелена тумана, вероятно, от действия прямых солнечных лучей; кожа зудела от многочасового нахождения в сырой униформе; желудок выворачивало от голода, так что пришлось употребить двойную порцию энерготюбиков.

Спальных мест в кабине автомобиля не предусмотрено. Поэтому Михаил, который стал считаться неофициальным руководителем группы на период болезни Романа, распорядился спать на полу. Жестко, неудобно, тесно, но всё-таки в лежачем положении. Мы с Ольгой разместились на сиденьях, Антон и Михаил — практически на голом полу, подложив под простыни тонюсенькие переносные матрасики. Всё же лучше, чем ничего.

То ли насыщенные события дня, то ли неудобная поза для сна не давала мне заснуть. Я лежала с закрытыми глазами, пытаясь успокоить свои мысли, которые так и кружили в моей голове, не давая покоя и без того уставшему мозгу. А может, причина в перенасыщении кислородом. Мы целый день провели вне павильона, без защиты от удушающей атмосферы нашей планеты. Кислород, как оказалось, имеет довольно странное влияние на наш организм. Его нехватка вызывает удушье, замедление мыслительной деятельности, общее отупение всего человечества и даже его вымирание; излишество же приводит к головокружению, беспрестанной работе мозга, мешающей жить нормальной жизнью. Теперь я понимаю идею Купольного города: он защищает нас не только от страшных творений новой природы Земли, но и от губительного влияния атмосферы. Правитель высчитал оптимальное процентное соотношение кислорода в воздухе, которым мы дышим, которое, с одной стороны, не дает нам деградировать, как случилось с нашими предками, но и не убивает нас, как прямые лучи солнца на незащищенной местности.

В кабине послышался легкий сдержанный вздох. Ольга, похоже, тоже не может уснуть. На полу кто-то из мужчин ворочался, как медведь в своей берлоге, который пытается поглубже зарыться в ворох осенних листьев. Михаил закашлялся — наверное, получил простудное заболевание. Не дай правитель, он тоже будет недееспособен, как Роман. Кто же тогда нас отвезет в спасительный купол?

— Черт побери, — еле слышно проворчал Антон.

— Что, тоже не спится? — также шепотом спросил Михаил.

— Вообще нереально заснуть. Всё тело ноет, не знаю, куда деть ноги — руки, как голову удобно положить, — ответил ему Антон.

— И я не сплю, — отозвалась Ольга.

— Ну и я голос подам, раз никто не спит, — уже громче и веселее сказала я.

— Я первый раз за всю свою новую жизнь не могу заснуть, — пожаловалась Ольга. — Может, это какой-то вирус, инфекция? Может, нас лечить надо?

— А ты не знаешь, в чем дело? — хвастливо произнес Михаил, будто только ему известны все тайны вселенной.

— Просвети меня, о умнейший из умнейших, — дурачилась Ольга.

— Автомобиль не предназначен для ночевок, — начал Михаил объяснять свою теорию. — Каждая группа обязана устраиваться на ночлег в палатке, в котором горожане легко засыпают на всю ночь, хотя там тоже не так удобно, как в собственной кроватке в Купольном городе.

— И в чем же дело? — заинтересованно спросил Антон, слегка приподнявшись с пола, окончательно сбив сон.

— А дело в том, что все спальные помещения Купольного города, как и выездные палатки, оборудованы газопроводом, автоматически подающим усыпляющий газ с 21.00 до 06.00. Конечно, в маленьких пропорциях, иначе мы бы не услышали оповещения и проспали весь день.

— С чего ты это взял? — спросила Ольга недоверчиво.

— Да так, изучал когда-то устройство наших квартир, — таинственно сказал Михаил.

— Изучал? — Ольга начала о чём-то догадываться. — И понял, как его перекрывать, наверное? И здесь может ты перекрыл, чтобы мы все нарушили правила и не спали?

— Здесь его просто нет. Автомобиль — это средство транспорта, а не жилое помещение. Поэтому нет необходимости в газопроводе. Следовательно, его здесь не было и быть не может.

— А вчера в палатке? — спросила Ольга.

— Что в палатке? — Михаил притворился, что не понял вопроса.

— Ты делал что-то с этим газопроводом? — настаивала Ольга на своем.

— Ты ведь это о своем сне? — попыталась я выручить Михаила. — Это был всего лишь сон, я же тебе объясняла. Незнакомая обстановка, перенасыщение кислородом. Наш мозг трудится на всю катушку, работая даже во время сна нашего тела.

— Я такой голодный! — сказал вдруг Антон. — Вот бы высосать парочку — другую энерготюбиков! — и весело засмеялся.

Тема была закрыта. Во всяком случае, мне так показалось. Антон позвал Михаила в кабину управления, якобы проверить датчики, раз уж всё равно не спим.

Мы остались с Ольгой наедине.

— Скажи мне, что я не схожу с ума, что всё, что я видела собственными глазами, не игра моего воображения, будь оно не ладно. Это останется за пределами купола. Обещаю! — Ольга говорила с таким жаром и напором, что я не смогла отвертеться.

— Я могу тебе полностью доверять? — спросила я после минутного раздумья.

— Ну а как не можешь! Мы же с тобой вместе учились, работаем в одной научной области, выезжаем в составе одной поисковой группы. Я никогда не доносила ни на тебя, ни на Михаила. А знаю я достаточно. Например, я уверена, что Михаил припрятал часть своей обеденной жвачки и в настоящий момент они сидят и жуют её в кабине управления вместе с Антоном.

— Ну хорошо. Это действительно было не видение, — согласилась я рассказать всё. Будь что будет. — Мы с Михаилом проводили эксперимент, вот и всё. Отключили на минутку газопровод, чтобы посмотреть на наш мир в ночное время суток. Это так завораживает, — мечтательно произнесла я, вспомнив скопление маленьких сверкающих звездочек на фоне необъятного черного неба.

Ольга помолчала, обдумывая мои слова, а потом неожиданно выдала:

— Мы ведь можем сейчас приоткрыть светофильтры и полюбоваться ночным небом прямо из автомобиля.

— Ты этого хочешь?

— Я никогда не забуду это свое видение, которое стало теперь реальностью. Такую красоту мы можем больше никогда не увидеть.

— А как же правила?

— Антон же говорил, что за пределами купола нет никаких правил.

Мы с Ольгой переглянулись, на цыпочках подошли к закрытой на ночь панели, отделяющей салон автомобиля от рулевой кабины, и открыли её. В кабине, как Ольга и думала, сидели Антон и Михаил, тщательно перекатывая жвачку во рту.

— А нас не хотите угостить? — спросила Ольга, подмигнув Михаилу, замершему от неожиданности.

— У меня с собой немного. Держите одну на двоих.

Однако у Ольги не хватило смелости предложить открыть иллюминаторы Михаилу. Поэтому мы молча дожевали жвачку (она была восхитительна, со вкусом сочной ягодной смеси) и разошлись по своим спальным местам.

В конце концов мы всё-таки заставили сами себя лечь, если не спать, то хотя бы полежать с закрытыми глазами, дать своему телу отдохнуть перед завтрашним днем. Не знаю, сколько времени я пролежала без сна, может, десять минут, а может, и пару часов. С разных углов кабины раздавалось недовольное ворчание и сопение Михаила и Антона, проклинающих всю ночлежную систему Купольного города, не дающую им уснуть в диких условиях. Ольга ворочалась с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее на ужасно жестких автомобильных сидениях, впервые использующихся в качестве кроватей. Я лежала с открытыми глазами, уставившись на черные защитные светофильтры иллюминаторов, представляя себе, что за ними скрывается необъятное, великолепное, умопомрачительное ночное небо, по непонятной мне причине запрещенное для просмотра горожан.

Созерцая бездонное звездное небо в своем воображении, я медленно погружалась в свое извечное видение. Только на этот раз мой перетруженный мозг выдавал совершенно другую картинку. Лес, по которому я брожу в своих снах, стал еще более пугающим. На фоне совершенно черного неба (куда делись все звезды?) переплетения сухих веток, путаница черных стволов напоминали мне огромную паутину, ужасающий лабиринт шелковых канатов, каждый из которых неизбежно ведет к одному результату — к мучительной смерти в цепких лапах мохнатого паучище, ждущего свою добычу в кромешной тьме вечной ночи. Пробираясь сквозь запутывающую сеть, я медленно иду к своей цели — ярко-красной маковой полянке. Цвет ночи плавно переходит в оттенки багрового, который становится всё светлее и светлее. Почва и трава, примятая моими униформенными ботинками, приобретает густой красный цвет. Оказывается, я иду не по лесной тропинке, а по мелкому ярко-красному ручью, который ведет в самый центр маковой полянки. Нет, это не полянка. Это пруд, манящий меня в свои кровавые воды. Кровь, повсюду кровь. Под моими ногами, над моей головой. Руки, ноги, вся одежда в крови. Зрелище до того реально, что я не могу заставить себя проснуться, и только прошу неизвестно кого: «Верните полянку. Умоляю, верните мне мою маковую полянку!».

Я резко сажусь, жмурясь от яркого солнца, бьющего в окно кабины нашей амфибии.

— Доброе утро! — слышу я знакомый голос, резко оборачиваюсь на звук и вижу ухмыляющуюся физиономию Романа.

— Ты выздоровел? — вместо приветствия сказала я.

— Чувствую себя превосходно, — ответил Роман. — А вот вы все, похоже, подхватили какую-то редкую тропическую болезнь. Время 06.30. Группа номер 26. Подъем! — скомандовал Роман.

Остальные, наконец, зашевелились, подымаясь со своих импровизированных спальных мест.

— Который час, ты сказал? — переспросила Ольга.

— 06.30, — повторил Роман. — Вы проспали подъем!

Неудивительно, что мы проспали. Хоть Михаил и утверждает, что современному человеку эры науки хватает три часа сна, но привычка плюс насыщенный событиями вчерашний день дали о себе знать.

— Поисковая группа номер 26. Прием! — донеслось из связного пункта рулевой кабины.

Роман сел за руль и включил передачу сообщений:

— Поисковая группа номер 26 на связи. Поисковик Роман1020.

— Доложите обстановку, Роман, — это был голос распредрука.

— Личный состав группы в полном сборе. Ждем указаний.

— Что с погодой?

— Температура воздуха — 31 градус по Цельсию. Относительная влажность воздуха, — Роман глянул на приборную доску, — 90 процентов. Скорость ветра — 3 метра в секунду.

— Начальник группы, как я слышу, здоров?

— Так точно, болезнь отступила, — отчеканил Роман.

— Хорошо. После завтрака выезжайте. До обеда вы должны прибыть в автопарк.

— Указания получены. Разрешите выполнять? — официальным тоном спросил Роман.

— Разрешаю, — ответил распредрук и отключился.

За завтраком Михаил доложил Роману о происшествиях вчерашнего вечера, умолчав, конечно, о проблемах со сном. Так как у Романа не возникло вопросов по поводу ночлега в салоне автомобиля, мы, наскоро высосав по два энерготюбика, двинулись в путь.

На этот раз все были на удивление серьезны. Никаких тебе возгласов восхищения дикой природой, никаких жалоб на невыносимо палящее солнце: система кондиционирования была повреждена градом, поэтому, когда мы подъехали к вратам, одежда была насквозь пропитана потом.

— Хоть выжимай, — сказал Антон.

Это была единственная фраза, произнесенная кем-либо из нашей команды за все два часа поездки.

Мы заехали в туннель. Врата за нами неспешно закрылись. Стало темно и холодно, как будто кто-то нажал на кнопку и выключил солнце.

Роман вышел из автомобиля, расписался в электронном журнале выездов, что-то сказал голограммщику и снова запрыгнул в кабину. Время поджимало. До обеда оставался час, а нам нужно было успеть добраться до автопарка и переодеться. Проезжая по улицам города и наблюдая за неестественной тишиной и пустотой окружающего нас купольного мира, я окончательно уяснила себе, что спокойная, размеренная жизнь — не для меня. Пусть даже выезды чреваты смертельной опасностью, пусть я или мои коллеги могут пострадать, но только за пределами купола чувствуешь силу природы, настоящую жизнь и свободу.

В городе же на меня напала невыносимая, опустошающая тоска. Гневный «разбор полетов», как назвал наш разговор с распредруком Антон, объяснение каждого действия, приведшего к невыполнению миссии, куча отчетов для управы — это всё так ничтожно, так мелко по сравнению с тем, что мы пережили там, на свободе.

 

Глава 8. Мечты сбываются

Следующий выезд был назначен на 29 октября, то есть целый месяц мы были невыездными. Романа госпитализировали в особый медкорпус для обследования функционирования организма. Не понимаю, зачем это нужно, ведь его раны, благодаря нанопластырю, полностью зарубцевались, оставив лишь еле заметный шрам, тянувшийся от колена до большого пальца ступни. Как говорили наши предки, шрамы украшают мужчину. Но в нашем мире не существовало такого стереотипа. Для горожанина иметь неидеальное, нездоровое тело — то же самое, что показывать всем свою несостоятельность в научном плане.

Остальных членов нашей группы, включая и меня, также вызвали в особый медкорпус для замены ухофонов на новые. Как только мой ухофон прошел синхронизацию, мне поступили копии двух голосовых сообщений. В первом сообщении меня уведомили, что мой проект по архивации бумажных изданий был одобрен управой. Во втором сообщении личный секретарь правителя попросил меня перезвонить, когда я буду на связи. Личный секретарь правителя! Я не могла поверить своим ушам. Мой проект, по всей видимости, заинтересовал самого правителя. Или есть другая причина?

Мое воображение рисовало мне лестные картины моего награждения за вклад в архивное дело Купольного города. Я видела себя, стоящей на сцене конференц-зала, по правое плечо от правителя, который с улыбкой кивает мне в знак одобрения. Зал неистово рукоплещет, восхваляя меня. С такими мыслями я довольно быстро добралась до своей квартиры, так как мой новенький эр-ранец развивал скорость до ста километров в час. Немыслимая скорость для передвижения по тротуарам. Можно запросто влететь в другого горожанина, спешащего на службу или со службы.

Возвратившись в свою квартиру, я на скорую руку пролистала свой выпускной проект, чтобы освежить память и не упасть в грязь лицом перед правителем. После этого, находясь в предвкушении одного из самых значимых событий в своей новой жизни, я произнесла: «Вызов секретаря правителя». Казалось, целую вечность в ухофоне раздавались только длинные гудки. Мое сердце бешено колотилось, в голове проносились отрывки моего проекта, руки автоматически переключали страницы на э-книге, создавая иллюзию увлекательного чтения. Но мои глаза не видели ни единой строчки, ни единой буковки. Я уставилась в одну точку (на свой белоснежный пластиковый стол) и нетерпеливо ждала ответа.

— Секретарь правителя Ирина1507 слушает.

— Валерия0323, — представилась я. — Я получила голосовое сообщение с просьбой перезвонить по этому номеру.

— Подождите секунду, я найду запрос в базе…

Повисло молчание. Я слышала только стук ногтей по клавиатуре и тихое щелканье компьютерной мыши. Секретарь снова объявилась:

— Валерия0323. В связи с утвержденным проектом по архивации бумажных изданий, Вы вызываетесь на встречу с правителем Василием0101 для уточнения всех подробностей Вашей научной разработки. Насколько я знаю, вы находитесь в составе поисковой группы.

— Всё верно, — ответила я.

— Когда у вас запланирован ближайший выезд.

— На 29 октября.

— До этого времени Вы, значит, относительно свободны. Подождите секунду, я уточню дату встречи.

Снова повисло молчание, но ненадолго. Похоже, секретарь общалась по громкой связи, поскольку я могла слышать всё, что происходит в её кабинете. Послышался её голос, обращавшийся уже не ко мне:

— Василий0101, на линии Валерия0323 по проекту архивации бумажных изданий. Нужно уточнить время встречи.

Она немного помолчала. Вероятно, прослушала, что ей ответил правитель. Затем обратилась ко мне:

— Валерия0323, встреча назначена на 1 октября. Место проведения встречи — здание правительства, кабинет 2501, это двадцать пятый этаж. Приходите к 09.00.

— Всё понятно. До свидания, — подтвердила я.

— До связи, — ответила Ирина1507.

Прошло несколько минут. Ухофон молчал. Но я продолжала сидеть неподвижно, не в силах встать с места. Чувство триумфа (ведь мой проект утвердили, признали нужным для горожан) было бы абсолютно полным и всепоглощающим, если бы не одно «но»: в моей душе начала быстро разрастаться горошинка страха перед разговором с правителем, вернее, даже не страха, а опасения, что я могу всё испортить, не успев даже начать работу.

Весь вечер я провела в думах о своей новой службе. Я была уверена, что после личного разговора с правителем я получу возможность как минимум посетить вакуумную комнату архивной правительственной библиотеки, а как максимум — притронуться к настоящим бумажным изданиям, пока только в защитных перчатках и в условиях полного отсутствия кислорода, губительного для ветхих бумажных листочков. Возможно, это и есть смысл моей новой жизни, то, для чего меня сохранила в своем чреве криокамера. Если перефразировать основное правило Купольного города, то каждый из нас — это часть планеты и должен сделать всё возможное для сохранения гармонии между деятельностью человека и природы.

За этими думами я провела весь оставшейся вечер, а на следующее утро я схватила свой эр-ранец и помчалась в автопарк, чтобы обсудить мое будущее назначение с Михаилом. Я не могла держать всё в себе. Я серьезно боялась, что эти эмоции, смесь торжества и страха перед неизвестным, разорвут меня на части, не дав мне даже приступить к столь желанному эксперименту.

Влетев на полной скорости в автопарк, я обескуражила всю поисковую группу. И не удивительно: волосы, аккуратно уложенные в конский хвост с утра, от бешеной езды на реактивном ранце разлетелись в разные стороны; глаза горят бешеным огнем нетерпения; рот лихорадочно хватает невесомый воздух, стараясь до конца насытить легкие живительной энергией нашей земной атмосферы.

— Валерия, не надо было так спешить, еще целых пятнадцать минут до начала рабочего дня, — серьезно сказал Роман, увидев меня в таком виде.

— Да я просто проверила, какую скорость может развивать мой эр-ранец, — предложила я одну их версий моего столь бурного появления на работе.

— Не врежься ни в кого со своими экспериментами. Тише едешь — дальше будешь, — нравоучительно прокомментировал Антон мою версию лихачества на улицах Купольного города.

Время тянулось мучительно медленно. Каждая группа приводила в порядок оборудование и транспорт после вылазки, заливала резервуары водой, пополняла баки с водородным топливом, проверяла функциональность оружия и сменяла вышедшие из строя единицы на новые. Каждые десять минут я поглядывала на часы. Ну когда же уже обед? Только в обеденное время я смогу вызвать Михаила и Ольгу на тайный разговор, который возможен только в одном месте в пределах купола — в кислородном парке. С момента нашего переезда в многоквартирные блоки мы так ни разу и не выбрались подышать насыщенным кислородом воздухом и побеседовать о том о сем без лишних ушей.

Во время обеда я начала задуманное издалека:

— Не знаю, только у меня такое чувство, будто я задыхаюсь здесь, в городе?

— Лично у меня всё в порядке, — ответила Ольга слегка обеспокоенным голосом. — Ты, случаем, не заболела?

— Многие поисковики в первые свои вылазки простужаются или получают тепловой удар, — подтвердил её опасения Роман.

— Да нет, всё в порядке. Я имею в виду, что здесь, в куполе, как-то неуютно стало. На раскопках не было никаких ограничений, можно дышать полной грудью до головокружения. А здесь такого чувства насыщения не возникает, — объяснила я.

— Это нормальное состояние. Тебя тянет на дальнейшие приключения, вот и всё. Потерпи месяц, и снова в дорогу, на свежайший воздух, в темноту леса, прямо в лапы насекомых, — сыронизировал Антон.

— Интересно, какой процент кислорода поддерживается в кислородных парках? Явно больший, чем в тканебетоновых стенах города? — я закинула удочку и ждала, что Михаил попадется на крючок, поняв мои явные намеки. И он попался.

— В парках за счет оптимального соотношения растений на небольшом расстоянии друг от друга вырабатывается примерно на пять процентов кислорода больше, чем в других местах Купольного города. Но это всё равно меньше, чем за пределами купола, процентов на семь-восемь, — объяснил мне Михаил, наивно считая, что я этого до сих пор не знаю.

— Вот я и нашла лекарство для лечения своей кислородозависимости, — улыбнувшись, сказала я. — Надо бы выбрать время, например, сегодня перед ужином, и посидеть в парке, подышать, обдумать дальнейшие планы, — я попыталась подмигнуть Михаилу и Ольге, сидящим напротив меня. Возможно, это получилось не столь элегантно, как у Михаила, но в глазах коллег промелькнула догадка. Они поняли, к чему я клоню.

Так и есть. В десять минут шестого (именно столько времени мне потребовалось для того, чтобы спокойно, не привлекая внимания, добраться до кислородного парка в нашем районе) я уже припарковала свой эр-ранец на входе в парк и пошла в глубь уникального симметричного леса в поисках Михаила и Ольги. Кислородный парк района номер 12 ничем не отличался от парка, предназначенного для вновь появившихся, в котором мы проводили треть каждого дня на первом курсе обучения: те же деревья одинаковой высоты и толщины ствола, та же абсолютно квадратная, без малейших исключений, крона ровного темно-зеленого цвета (перед моими глазами возникла зелено-желто-красная цветовая гамма закупольного леса, разительно отличавшегося от искусственно взращенных деревьев), те же белоснежные пластиковые скамейки, расположение которых было точно выверено паркоархитекторами. Этот парк нисколько не был похож на дикий лес, не ограничиваемый никакими рамками, не терпящий никаких правил о симметрии и квадратной форме его стволов, листьев и ветвей.

Я села на ближайшую скамейку и стала ждать. В парке было на удивление пусто. Помнится, в первый год обучения мы с Михаилом искали незанятую первогодками скамью, чтобы спокойно поболтать без лишних свидетелей. Теперь же весь парк был в нашем распоряжении. Похоже, жители района номер 12 не жалуют это место. Времени нет или желания, не понятно. Я заметила только одного горожанина, сидящего чуть поодаль, что-то печатающего на своем ноутбуке. Хоть один человек нашел время выбраться из душных стен города, совместить приятное с полезным, научную деятельность с кислородным насыщением.

Не прошло и десяти минут, как я услышала звук заглушаемого мотора. Это был шароцикл Михаила. Следом за ним примчалась Ольга на своем электроцикле. «А ведь вид выбранного городского транспорта сильно характеризует человека», — подумала я, сопоставив черты характера моих коллег с их средством передвижения. Михаил выбрал в качестве личного транспорта огромное колесо с небольшим сиденьем внутри него. Движение колеса осуществлялось за счет ножных педалей. Шароцикл имел и небольшой электродвигатель, но, насколько я знаю, Михаил чаще использовал силу собственных мышц для передвижения, то есть сочетал неизбежные перемещения по городу с физической подготовкой. В этом весь Михаил: любой механизм, изобретенный им, многофункционален. Так и выбранный им шароцикл: и средство передвижения, и поддерживание необходимой физической формы. Ольга же выбрала стандартный электроцикл, чаще всего встречающийся на улицах Купольного города, небольшое транспортное средство на устойчивых (в отличие, например, от уницикла) двух колесах, приводимых в движение при помощи электродвигателя, работающего на сжатом воздухе. Этот транспорт не требует больших физических затрат, отвечает всем требованиям безопасности, хотя и может развивать скорость до трехсот километров в час (к слову сказать, Ольга никогда не превышала скорость шестидесяти километров в час, так как это может привести к аварии, то есть очередному незначительному нарушению правил). Использование электроцикла показывает Ольгину осторожность во всех делах, строгое подчинение правил, заботу об экологии города и жизни горожан. Почему тогда я выбрала реактивный ранец? Мне нравится полет, ощущение полной свободы, бешеная скорость. Эр-ранец — это мой способ жить полной жизнью, той жизнью, которой я хочу, а не которую мне навязывает система. Хочу — передвигаюсь в сантиметре над тротуаром, хочу — парю в пяти метрах над стеклянной дорогой, смотря свысока на крошечных горожан, вечно спешащих на службу и не чувствующих дискомфорта от отсутствия свободы, от слепого подчинения правилам.

— Что случилось, рассказывай, — с места в карьер начала Ольга, присаживаясь на скамейку напротив меня. Михаил сел на другой конец занятой мной скамьи, надев инфоочки и делая вид, будто изучает очередное инновационное устройство и его функции в библиотечной сети Купольного города.

Я дословно передала им мой разговор с секретарем правителя, пожаловавшись попутно на мое нервозное состояние. Я боялась сказать что-нибудь неположенное при встрече с главным горожанином Купольного города и лишиться привилегии работать с настоящими бумажными изданиями, что было мечтой всей моей новой жизни.

— Она еще нервничает! — с еле заметным оттенком зависти сказала Ольга. — Да это же лучшая служба среди всех архивариусов Купольного города. Ты станешь одним из самых полезных членов системы, работая с настоящими артефактами, а не их макетами и стереоизображениями.

— А тебя куда-нибудь уже определили кроме выездов? — спросила я, уловил нотки отрешенности в её голосе.

— Я остаюсь в автопарке. Буду на проверке артефактов, завезенных в Купольный город, — ответила Ольга.

— Замечательная служба, — искренне призналась я. — Ты будешь решать судьбу каждого артефакта, быть им запертыми в главном архиве или использоваться в макетном или графическом варианте. Ты только представь: ты увидишь собственными глазами каждый артефакт, не только те, которые откопаешь собственными руками.

— Я тоже была сначала в восторге от назначенной службы. Но твоя будущая работа действительно заманчивее. Сам правитель будет говорить с тобой с глазу на глаз. Этого удостаивается далеко не каждый горожанин.

— Зато теперь Валерия будет под круглосуточным присмотром правительства, — вмешался в наш разговор Михаил.

— Почему это? — недоверчиво переспросила Ольга.

— Работа в верхах означает полное подчинение правилам. Ты сможешь? — обратился ко мне Михаил.

— Ради бумажных изданий я готова на всё. Даже запереть себя в четырех стенах и не видеть света настоящего, живого солнца, — с полной уверенностью проговорила я. — Но всё-таки я надеюсь, что мне позволят совмещать работу в архиве и вылазки, — продолжила я излагать свои опасения.

— Когда у тебя встреча с правителем? — спросил Михаил.

— Послезавтра.

— Так вот, за два оставшихся дня продумай все доводы в пользу совмещенной службы. Добровольцев с каждым годом становится всё меньше и меньше. Горожане не хотят рисковать своей вновь обретенной жизнью не только ради людей, оставшихся за пределами купола в криокамерах, но даже ради научных открытий. Поэтому тебе необходимо лишь направить разговор в нужное русло, и всё будет отлично.

Идеи Михаила имели здравое зерно. Действительно, группы уже сформированы. Вряд ли меня отстранят от поисковой работы в пользу библиотечного дела. Рассуждая таким образом, я не спеша добралась до своего блока, поставила эр-ранец на зарядку, вошла в квартиру и с вечерним энерготюбиком села перед люминесцентными шторами, вновь и вновь повторяя детали моего теоретического исследования.

За полчаса до встречи с правителем я вызвала голосовое такси, так как здание правительства располагалось в центральном районе Купольного города, куда я ни разу не оправлялась своим ходом. Сидя в маленьком одноместном электромобиле, я с интересом разглядывала жизнь за пределами ставшего уже родным спального района номер 12. Дорожное движение было здесь довольно интенсивнее. Пару раз мое такси даже попало в небольшой затор из-за столь плотного движения автотранспорта. На тротуарах творилось невообразимое: каждый метр пешеходных и велосипедных дорожек был занят горожанами, быстро перебирающими ногами, крутящими педали или нажимающими на рычаги газа в электротранспортных средствах передвижения. Что меня больше всего поразило в центре нашего города — это буйство красок. Как и все остальные районы Купольного города, его центр также сиял ослепительным белым цветом: дорога, здания, двери, окна, столбы связи — всё было выкрашено в чистейший белый цвет. Однако на большинстве зданий преимущественно служебного, а не жилого характера, сияли разноцветными красками бесчисленные видеоэкраны. Вот я проехала мимо здания, на фасаде которого расположился средних размеров экран, на котором показывалась процедура введения нового связного чипа в висок горожанина для замены ухофона. Да, на такое устройство я пока, пожалуй, не согласилась бы. На видеоэкране на левой стороне улицы рекламировались новые транспортные средства, которые будут доступны всем горожанам в кратчайшие сроки. Что ж, посмотрим, что новенького придумали наши изобретатели. Я бы поменяла свой эр-ранец на более мощное транспортное средство.

Такси остановилось перед высочайшим (этажей тридцать, не меньше) зданием обычного для Купольного города кристально белого цвета, с большими широкими дверями, которые то открывались, то закрывались, впуская вновь прибывавших служащих. Каждое окно сверкало своей известково-белёсой тонировкой, а часть оконных рам в районе пятых — седьмых этажей были вовсе закрыты очередным видеоэкраном, с которого лилась чья-то плавная, спокойная, правильная речь. Я подняла голову и увидела на экране нашего правителя, который вещал о надежности города, о его неприступности, о безопасности всех горожан, об их пользе, приносимой общему делу. Интересно было бы послушать его речь полностью, но я уже опаздывала: на часах было 08.45. Я поспешила залезть в толпу горожан, по очереди втискивающихся в массивные двери здания правительства (да, это было именно оно), и людской поток плавно внес меня в распахнутые ворота. Внезапно вся толпа горожан, окружавших меня на входе, отхлынула и понеслась в глубины вестибюля к лифтам и лестницам. Я же, помедлив буквально пару секунд, приметила в конце зала небольшой столик и сидевшую за ним горожанку, приятно улыбающуюся каждому проходящему мимо служащему или гостю.

Подойдя к ней, я назвала свое имя и сообщила о цели моего прихода. Сделав пару движений руками, она проверила свою базу и, подтвердив правомерность моего присутствия здесь, в святая святых Купольного города, проводила меня к лифту.

— Вам на двадцать пятый этаж. Кабинет 2501. Доложите секретарю правителя, — сказала девушка — регистратор и ушла на свое рабочее место встречать очередных гостей здания правительства.

Лифт оказался скоростным, что не удивительно, принимая во внимание этажность здания. Из-за стремительного подъема вверх, а затем такой же резкой остановки, у меня заложило уши. Ища нужный мне кабинет, я попутно пару раз сглотнула, пытаясь привести свой слух в порядок.

Вот и кабинет 2501. «Приемная правителя Купольного города Василия0101» — висела табличка на двери. Избавившись от боли в ушах и пытаясь сделать волнительное дрожание рук менее заметным, я постучалась и, не дожидаясь ответа, приоткрыла дверь в кабинет, не решаясь зайти без официального разрешения. Напротив двери, прямо у окна, стоял огромный белоснежный стол с четырьмя экранами, занимавшимися большую часть его пространства. Маленькая, худенькая горожанка, сидевшая за этим громадным столом, казалась еще меньше и стройнее из-за его размеров.

— Валерия0323? Входите, — сказала мне Ирина1507. Во всяком случае, такой табельный номер был написан на её жетоне.

— Посидите здесь, — она указала на массивный велюровый диван постельных бежевых оттенков.

Секретарь приоткрыла дверь в кабинет, находящуюся справа, и сообщила кому-то о моем приходе (вероятно, правителю… как же дрожат руки).

— Входите, — сказала она, обращаясь уже ко мне, пропуская меня в обитель самого главного горожанина нашего Купольного города.

Собравшись с силами и изобразив на лице полнейшее спокойствие, несмотря на то, что в моей душе бушевали сильнейшие запретные эмоции, я вошла в такой же, как приемная, сверкающий белизной стен, окон и мебели кабинет, отличающийся интерьером в духе минимализма. Помещение было размером не менее тридцати квадратных метров, однако такое обширное для одного горожанина пространство практически исключало мебель: здесь стоял большой резной стол (его материал на первый взгляд определить не удалось, но наблюдалась имитация старинных деревянных столов наших предков); мягкое роликовое кресло с высоким подголовником и лоснящимися подлокотниками для хозяина кабинета; такое же роликовое кресло, но чуть меньше размерами, предназначенное, по всей видимости, для посетителей; и огромный, занимающий всю стену справа от двери, дерматиновый диван, на вид скользкий и неудобный. Вот и вся мебель. Создавалось ощущение, что при разговоре здесь гуляет эхо. На белоснежных стенах я обнаружила, к своему изумлению, изображения дикой природы. Да, да, настоящей закупольной природы, лесов, полей и рек. В одном изображении, подписанном как «Шишкин. Утро в сосновом лесу», на фоне беспорядочного леса (это явно не кислородный парк) лежит сломанное напополам дерево, а на него карабкаются животные. «Это медведи», — догадалась я, вспомнив занятия историей старого мира. В другом, подписанном как «Васнецов. Скит», также на фоне густого непроходимого леса изображено небольшое деревянное строение, явно из старого мира, на крыльце которого сидит человек, но не горожанин, а наш предок, судя по его разноцветной несуразной одежде. В третьем (подпись: «Айвазовский. Девятый вал») уже царит полный хаос: никакого леса, лишь бескрайний океан, или море, или даже разлившаяся река, и горстка людей, пытающихся спастись от беспощадной стихии на обломках своего водного транспортного средства.

— Замечательные картины, не правда ли? — раздался тихий, но в то же время глубокий и очень приятный голос. Голос правителя.

Я резко обернулась, пытаясь отыскать источник голоса. Немудрено, что я его сразу не заметила. Стройная, грациозная фигура главного горожанина нашего города слегка вырисовывалась на фоне огромного белого окна, из которого как на ладони обозревался весь центр города, слегка заретушированный кристальной тонировкой стекол. Правитель протянул руку, указывая на кресло для посетителей, приглашая меня присесть. Я повиновалась. Кресло мягко обхватило мое тело, подголовник автоматически настроился под мою голову, подлокотники приблизились ближе друг к другу, чтобы я чувствовала себя наиболее комфортно.

Правитель сел напротив стола, положив руки на белоснежную поверхность слова, испещренную несчетными трещинками и сколами, придавая столу вид старинной мебели, которой пользовались, вероятно, еще наши предки.

— Так Вам понравились картины? — снова спросил меня правитель.

— Да, очень интересные изображения, — я немного помедлила, пытаясь подобрать правильное слово для характеристики увиденного, — необычные, не похожие на другие изображения.

— В этом вся суть. Это не изображения. Это фоторепродукции творений известнейших художников старого мира, моих любимых художников. Их обнаружили поисковики при раскопках Третьяковской художественной галереи, еще когда купол был размером с два многоквартирных блока.

— А настоящие картины… они сохранены? — спросила я, решившись поддержать разговор.

— К сожалению, картины сохранить не удалось. Новая атмосфера сыграла свою роль. Они практически рассыпались в моих руках, когда их подняли на поверхность. В те времена мы еще не обладали всеми механизмами консервации артефактов. Но теперь, когда мы практически достигли вершины айсберга науки, мы можем спасти каждый артефакт без исключения. Вы, как архивариус, можете подтвердить мои слова.

— Конечно, — согласилась я. — Новейшее оборудование позволяет сделать процесс перемещения артефактов из глубин Земли в Купольный город с минимальными потерями. Однако с бумажными артефактами до сих пор дела обстоят не очень хорошо. Мы не можем гарантировать их сохранность вне вакуума, поэтому многие издания прибывают в главный архив полуразрушенными.

Этими словами я надеялась перейти к теме моего проекта и узнать, при каких условиях я смогу проводить эксперименты. И это оказалось как раз вовремя, так как через пару секунд в кабинет зашла секретарь Ирина и сообщила, что у правителя через полчаса встреча в управе и ему нужно скоро выезжать.

— Через десять минут вызовите голосовое такси, — сказал Василий0101 своему секретарю и снова обратился ко мне:

— Вы абсолютно правы. Ваш теоретический проект может решить эту проблему раз и навсегда. С этой целью мы Вам предлагаем должность правительственного архивариуса. Вы будете проводить практическое исследование здесь, в здании правительства. Под моим непосредственным контролем. Вам будет выделен отдельный кабинет и завезено всё необходимое оборудование. Вы согласны?

— Да, согласна, — ответила я. — Но есть один вопрос.

— Да, я слушаю, — сказал правитель.

— Я бы хотела совмещать должность правительственного архивариуса и поисковые работы. Это возможно?

— У меня тогда встречный вопрос, — сказал правитель, глядя на меня в упор. — Каков основной мотив вашего добровольного выбора профессии выездного архивариуса? Я бы хотел понять степень вашей мотивации.

На пару секунд я задумалась. Моя будущая жизнь зависит сейчас от моего ответа. Если он не устроит правителя, то я уже не смогу выезжать за пределы купола, наслаждаться настоящей свободой. Мне кажется, я нашла правильный вариант ответа:

— У меня есть стойкое желание помочь архивному делу развиваться. Я далеко не уверена, что поисковики, основная задач которых заключается в поиске нового биологического материала, могут оказать квалифицированную помощь в транспортировке артефактов. Иными словами. если возникнет выбор: криокамера или артефакт, они выберут криокамеру. Я же считаю, что без знания нашей истории мы не можем полноценно существовать как новое человечество. А знание истории зиждется на артефактоведении.

— Меня устраивает степень вашей мотивации, — сказал правитель.

Я еле сдержала торжествующую улыбку, которая бы явно не сочеталась со столь пламенными речами, произносимыми мною.

— Попробуем совместить расписание Ваших выездов и новую должность. Только учтите, что Ваша разработка очень важна для всего нового человечества, для его истории. Вы не должны рисковать за пределами купола. Поэтому за всей группой будет установлен дополнительный контроль. Ваш отряд будет вооружен новейшим оборудованием и транспортом. Так я буду уверен, что вы вернетесь с очередного выезда целой и невредимой.

— Спасибо, правитель, — поблагодарила я, вспоминая почти пророческие слова Михаила о тотальном контроле.

— И еще одно, — сказал правитель, вставая со своего кресла, собираясь идти на запланированную встречу. — Я теперь Ваш непосредственный начальник. Поэтому прошу называть меня по табельному номеру. Хорошо, Валерия0323?

— Договорились, Василий0101.

Правитель (Василий0101, поправила я сама себя) вышел из кабинета, оставив меня в полном одиночестве. Буквально через минуту в кабинет зашла секретарь Ирина и позвала меня в приемную для составления графика моей работы. Она созвонилась с нашим распредруком и доложила ему о моей новой должности. Они договорились между собой, что за четыре дня до выезда я буду работать в автопарке, как и три дня после него для приведения поискового инструментария в порядок. Остальные три недели я должна буду проводить исследования в правительственном корпусе, причем начиная уже с завтрашнего дня. Ну и замечательно. Меня такой распорядок вполне устраивает. Я буду заниматься любимыми бумажными книгами, но в то же время получу возможность бывать на дикой природе с одноименным. Узнай правитель об истинной причине моего решения стать добровольцем, он бы запер меня в своем правительственном здании навечно, лишь бы я приносила пользу нашему научному обществу.

Перед ужином я решила позвонить Ольге, как будто для того, чтобы сообщить ей, что я не появлюсь в автопарке последующие три недели, так что всю подготовку архивного оборудования придется проводить ей. На самом деле я хотела предупредить её, что со мной всё в порядке. Она наверняка будет волноваться.

«Ольга0623», — высветилось на моих инфоконтактных линзах и через секунду раздался как всегда официальный тон Ольги:

— Ольга0623 слушает.

— Добрый вечер, Ольга. Надеюсь, я тебе не помешала своим звонком?

— Конечно нет, — так же сухо ответила Ольга, как и подобает при чисто рабочем общении.

— Я хотела предупредить тебя заранее, хотя завтра, наверное, начальство поставит всю группу в известность, что меня утвердили в должности правительственного архивариуса.

— Поздравляю, — сказала Ольга тем же официальным тоном, но я, находясь в нескольких километрах от нее, интуитивно почувствовала её радость за мои успехи.

— Ты остаешься в поисковой группе? — спросила она.

— Да, остаюсь. Но в подготовке к выездам участвовать не смогу. Мне выделен один день в неделю на групповую физподготовку и четыре дня перед каждым выездом.

— Всё ясно. Ждем тебя, значит, 27 сентября.

— Да, всё верно.

— До свидания, — попрощалась Ольга.

— Пока, — ответила я, но Ольга уже отключилась.

Вот и настало время моего настоящего одиночества. Мечта всей моей новой жизни — чтение настоящих, бумажных книг — отстраняет меня от общения с нужными мне людьми. Мне нравится общаться с Ольгой, Михаилом, Антоном и даже с неразговорчивым, строгим Романом. Я обожаю работать с ними, принимать пищу и ночевать в одной палатке, вместе претерпевать все трудности, которые встают на нашем пути. Но за мечты надо платить. Я добьюсь своей цели и сделаю мир книг доступным для каждого горожанина. Возможно, именно для этого меня сохранила криокамера, дала мне второй шанс.

 

Глава 9. Вакуумная комната

На следующее утро, как всегда, солнечное, яркое, пробуждающее интерес к жизни (в Купольном городе никогда не бывает хмурой погоды, спасибо голограмме), я достала единственный вариант городского наряда, который я до сих пор ни разу не надевала: строгий белый сарафан ниже колена. В нем я надеялась выглядеть более опытным правительственным служащим, чем я есть на самом деле. В сборище горожан, толпящихся у входа в правительственное здание, я выглядела как минимум нелепо со своим открытым от удивления ртом и беспомощно бегающими глазами от растерянности. Сегодня же я собралась вернуться в это здание раз и навсегда уверенной в себе горожанкой, от которой зависит судьба всей дальнейшей научной деятельности Купольного города.

Эр-ранец для воплощения моего нового имиджа не подходил никаким образом, во всяком случае, мне так казалось. Поэтому я снова вызвала голосовое такси, благо, что эта услуга доступна безлимитно. Прибыв в пункт назначения, я протиснулась в толпу правительственных служащих и позволила ей плавно занести меня в здание правительства под звуки мягкого, убеждающего голоса правителя на видеоэкране: «Мы живем в новую эру, эру науки. Только наука и еще раз наука поможет человечеству выжить, а не потерпеть крах в поединке с природой, как пятьсот тысяч лет назад. Залог нашей вечной жизни — это гармония человека и природы. Мы её не трогаем, и она не трогает нас. Мы её защищаем, не давая побочным действиям нашей промышленности навредить ей и её творениям, и она нас защищает, не позволяя лучам палящего солнца сжечь наши тела, не давая ветрам и дождям разрушать наш спасительный купол».

Голос правителя затих, уступив место бесконечному цоканью каблуков и шарканью мужских туфель по виниловому полу, еле слышным разговорам служащих между собой, тихому тиканью голограммных схем здания. Я прошла к лифту, поднялась на двадцать пятый этаж, заранее сделав несколько глотательных движений, чтобы избежать заложенности в ушах, и прошла в приемную к Ирине.

— Доброе утро, Валерия0323. Пройдемте со мной в Ваш кабинет, — сказал Ирина, не давая мне вставить ни слова приветствия, и повела меня к лифту. Нажав кнопку «-15», мы стремительно рухнули вниз на скорости, я ничуть не преувеличиваю, около сорока километров в час. Выйдя из лифта, Ирина уверенной походкой зашагала по чистому, как будто только что выкрашенному белому коридору, я — вслед за ней, еле успевая, на ватных ногах и с ужасным головокружением после скоростного спуска.

— Ваш кабинет находится на минус пятнадцатом этаже, так как Ваша научная деятельность подразумевает работу с артефактами, находящимися в вакуумной комнате. Она находится на минус шестнадцатом этаже. Вот лестница, если не захотите пользоваться лифтом, — Ирина указала на небольшую дверь, сливающуюся со стенами, без какой-либо надписи на ней. «Эту дверь придется сначала поискать», — подумала я, уже раздражаясь от ослепляющего белого цвета.

Мы подошли к такой же белой двери, ничем не отличающейся от других. Ирина вынула из кармана своего сарафана пластиковую карточку и быстрым, ловким движением прикрепила её на дверь теперь уже моего кабинета. «Правительственный архивариус Валерия0323» значилось на табличке.

— Кто-то еще работает на этом этаже? — спросила я, поскольку мне показалось, что мы здесь совершенно одни. Даже как-то жутко стало, почти так же жутко, как в лесу, без парализатора, один на один с огромной зубастой медведкой.

— Да, конечно. Все архивариусы, следящие за состоянием вакуумной комнаты. Возможно, Вы их позднее встретите внутри библиотеки.

— А я имею доступ в вакуумную комнату? — спросила я, чуть не поперхнувшись от восторга.

— Несомненно. Вакуумная комната полностью в Вашем распоряжении. Вы обязаны докладывать только об изъятии изданий. В остальном Вы совершенно свободны.

Ирина выдала мне пластиковую карту со словами «Вы должны носить её с собой постоянно» и открыла дверь в мой кабинет, слегка коснувшись моей картой запирающего устройства.

— Располагайтесь. Правитель спустится к Вам в 11.00.

И ушла. Я осталась совершенно одна. Не похоже было, что здесь кто-то еще работал. Меня окружала неестественная тишина, от которой я уже начала сходить понемногу с ума. А что же будет дальше?

«Ладно. Начнем обустраиваться», — сказала я сама себе и оглядела свой кабинет. Это была большая комната, даже больше, чем кабинет правителя, где-то сорок квадратных метров. Напольное покрытие, как и в вестибюле правительственного здания, из винила; стены, окрашенные белой водно-дисперсионной краской; разумеется, ни одного окна из-за подземного размещения комнаты, но их иллюзию создавали люминесцентные шторы, повешенные прямо на стену; посередине кабинета — стол с тремя выдвижными ящичками; большое, удобное, на первый взгляд, роликовое кресло; в дальнем углу навалены еще не собранные полки и стеллажи для экспонатов, как я поняла.

Так, а что же с оборудованием? Я села в кресло (сидеть в нем действительно оказалось очень комфортно), придвинулась поближе к столу и вывела на его поверхность рабочую страницу. Посмотрим, что мне здесь предлагается: программа для формирования стереоизображений, текстовый редактор, каталогизатор, браузер. Используя браузер, я набрала свой табельный номер. Так и есть, мне открыта ссылка на архивное оборудование. Я выбрала основные пункты, необходимые для проведения эксперимента: химикаты для дезинфекции, консерваторы, вакуумную камеру, холодильный контейнер, пару переносок, необходимые реактивы, керамические ванночки. Вроде, ничего не забыла. Осталась только книга, настоящая бумажная книга, над которой мне позволят проводить эксперимент. Покопавшись в каталоге, я не нашла ничего похожего и решила ждать правителя, чтобы задать ему этот вопрос.

Раздался щелчок захлопывающихся дверей лифта. Звукоизоляция здесь, похоже, плохонькая. Зато сразу услышу, что у меня намечаются гости. Действительно, раздался короткий стук, дверь распахнулась, и вошел правитель.

— Приветствую, архивариус Валерия0323.

— Проходите, Василий0101.

— Освоились в новом кабинете? Как он вам? — поинтересовался правитель.

— Очень просторный, — ответила я.

— Как бы еще тесновато не было. Вы заказали столько оборудования, что, может, всё и не вместится, — с мягкой улыбкой сказал правитель, вероятно, пытаясь пошутить, но с чувством юмора у него явно проблемы.

— Только самое необходимое, — проинформировала его я. — Возможно, в дальнейшем потребуется дозаказ, уже в процессе выполнения опытов. Пока не хватает только одного… — начала я.

— Книги? — спросил правитель.

— Да, бумажного издания. Причем я не уверена на все сто процентов, что консервация продет успешно с первого раза. Возможно, я могу подпортить его.

— Без проб и ошибок не бывает научного открытия, — философски сказал правитель. — Найдем мы Вам такую книгу.

— Какую? — уточнила я, не понимая, что он имеет в виду под словом «такая».

— Не очень важную, так скажем. Наши предки были людьми, далекими от науки. Вы это уже знаете.

Я слегка кивнула в знак подтверждения его слов.

— Так вот, они тратили ценнейшую бумагу, настоящую бумагу из древесины, на никому не нужные записи.

— Например? — спросила я, до сих пор не понимая, что он хочет сказать.

— Например, какие-то свои мысли, эмоции, даже чувства, всё записывалось на бумаге, печаталось, подшивалось, оформлялось в книгу. Причем больше восьмидесяти процентов бумажных изданий, найденных за всё существование нового человека — именно этого рода. Бесполезные находки.

— А что происходит с этими бесполезными находками, можно узнать?

— Они перерабатываются и используются для экспериментов изобретателей.

— Но некоторые всё же остаются? — продолжала я задавать интересующие меня вопросы.

— Несколько таких книг я вам найду. Единственное — Вы не имеете права их читать. Их содержание не приемлемо в нашей системе. Они крамольны и могут вызвать ненужные эмоции. А ведь Вы уже были под влиянием эмоций, не так ли? — правитель противно прищурил глаза, ожидая от меня собственного рассуждения на тему моего диагноза.

— Я бы не сказала, что это влияние эмоций. С моей точки зрения, спад мозговой активности, который случился у меня на первом году обучения, обусловлен тем, что поисковики, появившиеся на экскурсии первогодок, не переодели свои униформы и занесли в нашу атмосферу губительный вирус, которому я оказалась подверженной. — Это объяснение я продумала уже давно, поэтому сейчас излагала его с полной уверенностью.

— Если на улицах это влияние незаметно, — продолжала я, — то в замкнутом пространстве наличие трех грязных униформ, а также испарения от осиного жала, торчащего из ноги архивариуса той поисковой группы, привели к моему краткосрочному инфицированию.

— Ваше мнение вполне логично. Но все медицинские работники настаивали, что спад мозговой активности был вызван чувством, а именно, страхом смерти.

— Смерти боятся все. Это я теперь знаю не понаслышке, особенно после схватки нашей поисковой группы с медведкой. Гораздо проще говорить, что не боишься смерти, не выходя за пределы купола, ничем не рискуя.

— Вы правы. Для этого я и начал строительство купола в 1 году э. н. Лишь горстка вновь появившихся вынуждена была жить какое-то время без защиты, чувствуя постоянное присутствие смерти. Однако теперь мы всегда защищены, поэтому не должны испытывать этого чувства.

— Но как вы выжили, без защиты, без оружия, один на один с дикой природой? — поразилась я откровениям правителя.

— Почти год я с первыми декриоконсервированными прятался в подземном бункере, в котором и вновь появился на свет. За год мы создали модель купола, который разросся до современных размеров всего за двадцать шесть лет. Это здание, в котором мы с Вами сейчас находимся — это и есть тот самый бункер, хотя теперь, конечно, от первичного нашего убежища не осталось ничего. Всё модернизировано, усовершенствовано.

— Я этого не знала, извините. Возможно, я что-то пропустила в период обучения, — я даже смутилась от своего незнания истории эры науки.

— Это не Ваша вина. Проходили годы. Горожане, в конце концов, забыли те опасные времена, и перестали меня спрашивать, что было в начале нового мира. Я думаю, это защитная реакция нашего мозга на неприятные воспоминания. Поэтому я исключил эту информацию из учебной программы. Она ни к чему. Вы — единственный человек, кто поинтересовался о начале нового мира за последние пятнадцать лет.

В этот момент прозвучало оповещение о времени обеда. Какая жалость! Я могла бы узнать столько нового из нашей беседы с правителем, этим великим человеком, поистине великим, ведь он спас всё новое человечество от верной гибели в условиях дикой природы.

— Пойдемте, я покажу Вам пищеблок, — предложил правитель.

Я послушно поплелась за ним, разочарованная резко оборванным разговором. По пути мы не обмолвились ни словом. Лифт остановился на втором этаже.

— Пищеблок прямо по коридору. После обеда Вам доставят всё необходимое оборудование. А завтра с самого утра я вас отведу в вакуумную комнату. Поищем подходящую книгу, — сказал Василий0101.

Двери лифта закрылись. Постояв несколько секунд, проводив уезжающего правителя глазами, я направилась в пищеблок.

Пищеблок здания правительства представлял собой помещение гигантских размеров. Сюда бы влезла не одна сотня стандартных квартир. Длинные столы (с одного конца стола не было видно его другого конца) стояли параллельными рядами, как и небольшие табуреты, прочно прибитые к полу, чтобы не нарушать симметрии помещения. Справа от столов, за которыми уже обедали некоторые служащие правительства, стояли этажерки с различными энерготюбиками. В принципе, всё то же самое, тот же пищеблок, что и в образовательном корпусе, и в здании факультета архивного дела, только размерами побольше. Хотя нет, далеко не то же самое. Большим отличием было разнообразие энерготюбиков. Я даже не могла определить содержимое некоторых из них по их названиям. Я проходила вдоль этажерок, дивясь диковинной пище (вот чем кормят в правительстве!): чечевично-бататовый мусс, баклажанно-бобовая смесь, ржаной артишоковый кисель, соево-грибной соус, горохово-кукурузное желе, дынно-перловый смузи, пшено-реповый крем, персиково-имбирный сорбет, арахисово-редисный хумус, перечно-облепиховый коктейль, абрикосо-манное пюре, пшенично-овсяный паштет, огуречно-жимолостная нуга, виноградно-инжировое повидло, фасолевый сироп и тому подобное. Выбор огромный и далеко не ограниченный, как принято в нашем всесистемном обществе.

Я выбрала свободное место за столом, между двумя горожанками, ни одна из которых даже не посмотрела в мою сторону, когда я присела рядом. В пищеблоке царила полнейшая тишина, если не считать редкие всхлипы энерготюбиков, из которых особо голодные горожане выдавливали последние капли живительной генетико-модифицированной пищи. Целый час тратить на питание — это слишком много. Это я полностью осознала только сейчас, в полнейшей тишине правительственного пищеблока. Казалось, остановились даже кислородные фильтры, оборвав свою деятельность на время обеда. Я с ностальгией вспоминала приемы пищи в образовательном корпусе. Мы сидим с Михаилом, плечом к плечу, весело болтаем о том новом, что узнали за первую половину дня. А тогда ведь всё казалось новым, каждая ниточка знания, тянувшая за собой воспоминания из прошлой жизни, необходимые для успешной научной деятельности сейчас, через пятьсот тысяч лет недвижимого замороженного существования без какой-либо надежды на спасение. Даже обеды в корпусе архивного дела были веселее, хотя Ольга, моя неизменная обеденная спутница, и не одобряла праздные разговоры во время принятия пищи. Почему? Зачем нужен этот запрет на общение? Неужели только для того, чтобы предотвратить разрастание недовольства в Купольном городе? Да и откуда возьмется это недовольство, если для всех всё вокруг идеально. Для всех, кроме меня.

Остаток дня прошел незаметно. Сразу после обеда ко мне в кабинет доставили выбранное мной в каталоге оборудование. Двое горожан — крепких, биологически молодых мужчин — предложили свои услуги по сборке мебели и приборов. Мне оставалось лишь указывать, где всё должно стоять, а так как я еще не распланировала свой кабинет, пару этажерок им пришлось таскать из угла в угол несколько раз. Сервис тут, конечно, на высоте! Что в своей квартире, что в автопарке, мы всё оборудование переносили с места на место вручную, сами. Мужская половина поисковой группы, несомненно, часто берет наиболее тяжелые предметы на себя, но это лишь дань врожденной галантности, доставшейся нам от предков. Странно, но раньше женщин называли слабым полом, поэтому всю тяжелую работу всегда выполняли мужчины. Сейчас же все равны. Изучение человеческой физиологии позволило нам, людям эры науки, понять, что мужчины и женщины также отличаются друг от друга, как, скажем, биологически двадцатилетние и восьмидесятилетние горожане, то есть только внешним видом. Мускулы, мозг — всё это в нас идентично.

В правом ухе раздалась едва ощутимая вибрация, прервав мои размышления о человеческой природе. На инфолинзах появилась надпись: Правитель Василий0101.

— Валерия0323, — ответила я на звонок.

— Успели оборудовать кабинет? — спросил правитель.

— Да, вот только несколько минут назад ушли доставщики. Она даже помогли мне всё собрать и расставить как надо.

— Признаюсь, это я их попросил Вам помочь. Боялся, что Вы не успеете, а завтра у нас с Вами очень плотный график.

— Ясно. Спасибо за помощь, — как можно нейтральнее попыталась ответить я, хотя до конца еще не понимала этого знака внимания. Или это попытка сблизиться со мной? Тогда это было бы нарушение правил. Парадокс: правитель нарушает правила, которые сам ввел в систему.

— Пусть это останется нашим секретом, Валерия. Я вижу в Вас большой потенциал. Не хотелось бы в Вас ошибиться.

«Что это было?» — подумала я, когда правитель отключился. «Сначала похвала, а потом сразу угроза? Как же Вас понять, Василий0101?».

В этот же день, сидя в своей уютной квартирке на третьем этаже и созерцая пустоту улиц, я с точностью до деталей планировала завтрашний день: в 8.40 я вызову голосовое такси; в 8.55 открою свой кабинет (только подумайте, свой собственный кабинет!); в 9.05 ко мне спустится правитель; около 09.30 мы будем стоять перед главным архивом, готовясь ко входу; до обеда я буду созерцать бесчисленные сокровища старого мира — настоящие бумажные издания великих ученых старого времени, физиков, химиков, математиков и апологетов других научных областей; время обеда я проведу в унылом безмолвном пищеблоке, наедине сама с собой, не считая тысячи упорно молчащих и старательно питающихся правительственных служащих; в 14.00 я получу бесполезную, по мнению Василия0101, книгу и начну готовить её к эксперименту. Поистине захватывающий день.

С утра я начала свои действия по строго намеченному плану. Я вызвала такси и прибыла к правительственному зданию. Созерцая безмолвный ряд стереоизображений, выводимых на видеоэкран, и прислушиваясь к каждодневной пламенной речи правителя на главном экране города, вещающего о важности науки и прогресса и о необходимости обучения новых кадров в каждой научной области, я прошла к лифту и буквально за две секунды спустилась на свой минус пятнадцатый этаж. Зайдя в полупустой кабинет, я плюхнулась на роликовое кресло в ожидании правителя. 09.10. Правителя нет. 09.30. Правителя нет. Весь мой тщательно спланированный график дня полетел к черту, как бы сказал оружейник нашей группы Антон. «Что-то они сейчас делают?» — подумала я с толикой грусти. Не то чтобы я не была довольна своей новой службой. Отнюдь нет, не в этом проблема. Я собираюсь заниматься любимым делом, когда правитель, наконец, соизволит выдать мне материал для исследования. Но здесь мое вечное чувство одиночества выходит на первый план, чего никогда не бывает в компании моих коллег по поисковым работам.

10.00. По подземному коридору прокатилось гулкое эхо от раскрывающихся дверей скоростного лифта. По виниловому полу послышался легкий цокот женских каблуков. Это явно не правитель. Так и есть: в кабинет зашла незнакомая мне горожанка биологических лет около пятидесяти, на нагрудном табельном номере которой я прочла: главный архивариус Мария1205. Встряхнув своими темно-русыми волосами, завязанными, по правилу, в тугой конский хвост, она оглядела меня с ног до головы, вероятно, оценивая нового правительственного архивариуса, явно осталась недовольна моим внешним видом (скорее всего, моим слишком молодым биологическим возрастом), но с большой долей почтительности произнесла:

— Архивариус Валерия0323. Правитель ждет Вас на минус шестнадцатом этаже. Я вас провожу.

Ни слова ни говоря, я вышла за этой грузной горожанкой в коридор, еле успев запереть свой кабинет, проведя картой по считывающему устройству. Она повела меня к лифту, хотя я, честно говоря, предпочла бы спуск по лестнице, не травмируя лишний раз свои барабанные перепонки.

Минус шестнадцатый этаж был точной копией этажа, на котором находился мой кабинет: те же серо-белые стены, освещаемые ярким холодным свечением светодиодов, симметрично расположенных вдоль коридора. Мы проходили сквозь бесчисленное количество белоснежных дверей. Только на некоторых из них были таблички: «Зал приемки», «Зал обработки», «Главный каталог», «Зал реставрации», «Зал выдачи». Наконец мы пришли к последней двери, отделяющей нас от вожделенной мною вакуумной комнаты, на которой было написано «Допуск А», то есть самая высокая степень допуска, которую одобряет сам правитель.

Главный архивариус открыла дверь своей картой, пропустив меня вперед. Я зашла в абсолютно темное помещение, однако через секунду щелкнул датчик движения, и пространство озарилось мягким желтовато-белым светом. Я оглянулась вокруг. Кабинет был абсолютно пустой, не считая ряда шкафчиков, стоящих у стен, и висевших рядом с ними прозрачных контейнеров высотой в человеческий рост.

Не говоря ни слова, главный архивариус подошла к одному шкафчику и откинула крышку контейнера, указав мне на него кивком головы. Сама она подошла к противоположной стене и молча встала, скрестив руки на груди. Я, искоса поглядывая на свою спутницу, сняла жакет, блузу и брюки-клеш, сменив стандартный наряд горожанина на мягкий хлопковый комбинезон неестественного телесного цвета, и перешагнула перегородку контейнера, встав спиной к стене и лицом к Марии. Она медленно, как будто нехотя, подошла ко мне, закрыла крышку контейнера, так что я оказалась изолированной от внешнего мира, и резко дернула боковой рычаг. Еле слышно заворчали механизмы, спрятанные городскими изобретателями внутри контейнера. Включился механизм невесомости. Я оторвалась от поверхности и повисла в центре контейнера. Из четырех отверстий снизу, справа и слева от меня появились извивающиеся ленты, похожие на опасных ядовитых змей, до сих пор обитающих в диких лесах нашей новой планеты, и начали симметрично обматывать мои ноги, руки, туловище и шею. У меня возникло ощущение, что я нахожусь в коконе, как гусеница, готовящаяся стать большекрылой разноцветной бабочкой. Более мелкие ленточки старательно обматывали каждый мой палец на руках, создавая таким образом аналог высокопрочных перчаток. Когда процесс «коконизации», как я его себе представляла, был завершен, часть верха контейнера открылась, и из отверстия появился последний элемент вакуумного костюма — что-то наподобие поискового капора, только много прочнее по своему материалу и со стеклянным забралом, закрывающим всё мое лицо. Невесомость пропала, я вернулась в обычное положение, стоя ногами на полу контейнера. На лицевом экране, встроенном в стеклопластиковое забрало, появилась надпись: «Наденьте рюкзак». Я оглянулась, нашла небольшой ранец, состоящий из двух вместилищ для баллонов, которые при соприкосновении со скафандром автоматически включили подачу кислорода в мои легкие. Я была готова. Скафандр, насколько я могла судить, находясь в тесном контейнере, ни капли не стеснял мои движения. Он был практически невесомым, только стекло забрала перед глазами несколько ухудшало видимость.

Я уже приготовилась перешагивать через порог контейнера, чтобы выйти обратно в комнату. Но мои ожидания не оправдались. Перед глазами появилась надпись: «Внимание. Подача дезинфицирующего раствора» и буквально через секунду на меня обрушился поток едкого газа. Я инстинктивно зажмурилась, чтобы защитить глаза от сжигающего всё живое раствора. «Дезинфекция завершена». Надписи появлялись каждую секунду. «Шлюз открыт» — контейнер развернуло на сто восемьдесят градусов, теперь я стояла лицом к открывшемуся проему в стене, к зияющей черной дыре, ведущей в самую запретную комнату Купольного города. «Начало перемещения» — мой контейнер медленно двинулся в проем; я оказалась в кромешной тьме. «Перемещение прошло успешно» — темнота отступила, стена медленно поехала в сторону. Теперь я находилась в слегка освещенном помещении. Полумрак после яркого белого цвета Купольного города даже немного пугал своими серо-желто-коричневыми тонами. «Открытие контейнера» — передняя прозрачная стенка контейнера бесшумно поднялась. Я, преодолев врожденное чувство страха перед неизвестным, перешагнула порог контейнера и встала, как вкопанная, пытаясь рассмотреть помещение.

Комната, в которую меня перенес контейнер, ничем не освещалась. В таинственном полумраке невозможно было оценить размеры помещения. В разных углах мерцали неясные источники света, направленные на небольшие тумбы, стоящие, по всей вероятности, вдоль стен.

Я услышала щелчок в правом ухе. Мой ухофон синхронизирован с другим устройством. Здесь кто-то есть кроме меня?

В ухофоне раздался голос правителя:

— Валерия0323, проходите вперед, не стойте у шлюза.

Я с трудом оторвала ноги от пола. Казалось, что мой вес увеличился вдвое. Защитный скафандр только в контейнере казался невесомым, а на деле он весил как минимум пятьдесят килограмм.

— Я Вас не вижу, Василий0101. Здесь так темно.

Скафандр исключал попадание посторонних звуков. Я слышала только свой голос и дыхание правителя, медленно, под тяжестью собственного скафандра, идущего в мою сторону. Вскоре я различила неясные очертания человека и пошла к нему навстречу.

— Это уже вакуумная комната? — спросила я правителя.

— Вы не так её себе представляли? — вопросом на вопрос ответил он.

— Совершенно не так.

— Условия в этом помещении максимально приближены к первоначальным условиям хранения бумажных изданий, — объяснил Василий. — Интенсивность света равна 415 люмен от каждой сорокаваттовой лампы накаливания. Плюс бескислородная среда — всё это создает оптимальные условия для хранения книг. Во всяком случае, пока Вы не разработаете новое средство их консервации.

Мы медленно шли к противоположной стене, собираясь начать оттуда просмотр изданий. Для каждой книги была выделена отдельная тумба кристально-белого цвета, который, однако, из-за тусклого освещения казался больше грязно-белым, почти серым, не болезненно ослепляющим, как все остальные здания и предметы быта Купольного города, а спокойным, умиротворяющим, вселяющим в сердце непонятную, необъяснимую грусть. Тумб было относительно немного, во всяком случае, я представляла себе намного большее количество бумажных изданий, хранящихся в вакуумной комнате.

— Сколько здесь книг? — спросила я у правителя полушепотом, как будто боясь нарушить абсолютную вакуумную тишину.

— Сто тридцать, — ответил он таким же шепотом, и я почувствовала его благоговейный восторг от атмосферы спокойствия, окружающей нас, от тусклого света, не слепящего глаза, как лучи безапелляционного дикого солнца. «Мы так с ним похожи», — невольно подумалось мне, и тут же появился жуткий страх, что правитель каким-то образом поймет мои чувства, и я лишусь возможности созерцать невиданное доселе чудо.

— Это всё, что нашли поисковики за двадцать пять лет? — удивилась я. Я-то представляла себе бесчисленные этажерки, доверху заполненные книгами разных форматов и размеров. Я была даже несколько разочарована тем, что мои ожидания не оправдались.

— Это наиболее важные книги, наше достояние, азы всех наук, без которых бы не было современного мира, — ответил правитель.

— А остальные, менее важные книги? — поинтересовалась я, хотя в душе противилась такому безответственному отношению к бумажным изданиям. Для меня каждая книга — это наше достояние, свидетельство нашей мощи, доказательство нашей прежней жизни.

— Их намного больше, но не все они сохранены. Во-первых, они в довольно изношенном состоянии, я имею в виду сам материал страниц. А во-вторых, их содержание не соответствуют принципам и правилам эры науки.

Больше я расспрашивать не стала, чувствуя, как мало-помалу распаляется правитель, видя безуспешность своих попыток объяснить тому, для кого книга — это величайшая ценность во всём новом мире, что книга может быть бесполезной и ненужной.

Я медленно пошла вдоль тумб, рассматривая каждую книгу, осторожно гладя защитной перчаткой нежный, готовый вот-вот рассыпаться в прах переплет, перелистывая хрупкие странички, стараясь не задеть ни одной пропечатанной на них буковки. «Вот они, основы основ», — думала я про себя, считывая название каждой книги, выставленной в вакуумной комнате. Здесь представлены фундаментальные научные исследования наших предков по физике (Эйнштейн, Максвелл, Гувер, Фарадей), астрономии (Ньютон, Чижевский, Циолковский, Коперник), биологии (Дарвин, Флеминг, Вавилов), химии (Менделеев, Дальтон, Томсон, Кюри), геометрии (Евклид, Лобачевский), грамматике (Ломоносов, Щерба). Большинство бумажных изданий датировалось XX — XXI вв. до э.н., хотя здесь были и совсем древние образцы. Например, бумажное издание 1543 года выпуска под названием «Коперник. О вращениях небесных тел», одно из первых исследований прежнего мира в области космонавтики. Помимо бумажных изданий, я, к своему глубочайшему изумлению, обнаружила свитки из папируса, рукописи на пергаменте и бересте, которые были в ходу еще до изобретения бумаги как таковой. Например, в одном из бывшеевропейских музеев архивариусы обнаружили фрагменты древнейшего математического сочинения под названием «Евклид. Начала», которое было написано еще до начала летоисчисления наших предков.

Находясь в состоянии всепоглощающей эйфории, я не замечала, как проходила минута за минутой, час за часом. Я не могла оторваться от этого великолепия, погребенного под толщей земли и наноуглерода и не имеющего возможности вырваться на поверхность, на свободу, как и все мы, жители Купольного города, которые не могут (а зачастую и просто не желают) выбраться за пределы стекло-мраморно-бетонной могилы, дающей им лишь иллюзию настоящей жизни.

— Валерия0323, пора уходить, — раздался в ухофоне голос правителя. Я слегка вздрогнула, от нахлынувших эмоций забыв о его присутствии в вакуумной комнате. С огромным сожалением оторвав взгляд от бумажных сокровищ, я посмотрела ему прямо в глаза и тихим голосом произнесла:

— Мы должны выпустить их наружу. Дать возможность горожанам увидеть это чудо.

— Для этого Вы здесь и работаете, — с мягкой улыбкой сказал правитель. — Если эксперимент удастся, в вакуумной комнате уже не будет необходимости. Мы построим огромную библиотеку, чтобы каждый желающий мог приобщиться к великим научным открытиям всех времен. Вы уверены в успехе своего проекта?

— Я на это очень надеюсь, но уверена буду лишь после практических опытов, — сухо сказала я. Непонятно откуда взялась злость на наших предков, не сумевших уберечь планету; на природу, обрушившую весь свой гнев на ни в чем не повинных людей; на новое человечество, запершее настоящее сокровище в подземной темной клетке. Правитель уловил горечь и зачатки гнева в моих словах и попытался меня успокоить:

— Меня обуревают те же эмоции, когда я прихожу сюда. С каждой вновь обнаруженной книгой я будто получаю весточку от прежнего мира. И я уверен, что только Вы, Валерия, сможете сделать мечту явью и вынести из этого склепа каждое издание.

Он в точности повторил мои мысли. Нет, я была неправа насчет него. Он не запирает их в клетке. Он их сохраняет, вынашивает, заботится о них, как криокамера хранит нас до нашего нового рождения. Придет день — и мы получим возможность спасти их.

С этими мыслями я стояла у шлюза, терпеливо ожидая, когда правитель пришлет за мной контейнер. Я прошла обратную процедуру извлечения из вакуума. На выходе я встретилась с главным архивариусом Марией1205, которая отвела меня к лифту и сразу же ушла по своим, я уверена, неотложным делам.

Я же почти бегом добралась до своего кабинета и приступила к подготовке вакуумной камеры к транспортировке издания в мой кабинет — лабораторию. Еле отсидев положенный час в многолюдном, но тихом пищеблоке, я возобновила свою подготовку, надеясь, что уже сегодня мне выделят издание для опытов. Но, несмотря на все мои ожидания, только на следующий день я получила сообщение о том, что материал для моего исследования готов к транспортировке.

С этого дня я начала без устали работать над своим проектом. Бумажное издание, выделенное для опыта (это был справочник по химии 2001 года до э.н. выпуска), по словам правителя, не имело особой ценности для нового человечества, так как дублировало уже известную информацию. На всякий случай я отсканировала все страницы издания и начала экспериментировать с каждым бумажным листочком, скрупулезно высчитывая пропорции дезраствора, оптимальное время вакуумизации, стараясь довести процесс консервирования до совершенства.

 

Глава 10. Две жизни, две любви

Всё свободное время я отдавала эксперименту, отвлекаясь лишь на ежемесячные выезды за пределы купола. Каждая вылазка была для меня глотком живительного кислорода, небольшой порцией свободы, дикой жизни в палатках, один на один со смертельно опасной природой нашей новой планеты. Немногие могут похвастать, что проживают сразу две уникальные, неповторимые жизни. Волнующие эксперименты с бумажными изданиями, общение с правителем, который постепенно становился для меня самым близким товарищем, с которым я с упоением обсуждала свои надежды на успех в своих начинаниях, — это моя первая жизнь, жизнь правительственного архивариуса, проводящего большую часть суток в своей лаборатории в полном отречении от настоящей жизни. Если бы не помощь Василия, который постоянно подбадривал меня, присутствовал на наиболее значимых этапах моих опытов, я бы даже возненавидела эту жизнь: никакой свободы, никакой опасности, отсутствие палящего солнца и пышущего кислородом воздуха, от которых кружится голова, слабеют ноги, бешено бьется сердце. Вылазки за пределы купола — это моя вторая жизнь, полная неожиданностей, захватывающих приключений, позволяющая мне знакомиться с жизненным укладом наших предков. Каждый артефакт, найденный нашей группой при раскопках очередного сектора, уже прошерстенного другими поисковиками в поисках криокамер с биологическим материалом, приводил меня в жуткий восторг, будь то обычные железные банки с консервированной пищей, которые мы даже не транспортировали в Купольный город (таких артефактов у нас навалом), или же необычный предмет быта предков, которому нет названия в лексиконе горожан. Например, на вылазке в бывшую республику Марий Эл при раскопках краеведческого музея наша группа обнаружила несколько старинных нарядов из чистейшего конопляного холста, полностью вышитых разноцветными нитками и испещренных сферо- и шаровидными украшениями из металла, пластика и стекла. На фоне этой древней одежды наша черно-синяя униформа казалось уродливой.

За столь интересными занятиями, будь то вакуумизация книг или поиски артефактов, время пролетало незаметно. Один месяц сменял другой, я даже перестала следить за датами, находясь в непрекращающемся водовороте увлекательных событий. Через шесть месяцев утомительных опытов с бумажными изданиями, требующих огромной концентрации внимания на мельчайших деталях, я, наконец, объявила правителю о первом вакуумированном бумажном издании, готовым к подъему наверх, на тусклое купольное солнышко, на оценку широкой общественности. Правитель был в полнейшем восторге: он без конца перелистывал страницы, которые на вид оставались как старинная, покореженная от времени бумага, но на ощупь представляли собой твердую, как стекло, поверхность, которой не страшны ни воздух, ни ослепляющий свет, ни влияние вездесущих микробов, ни прикосновения человеческих рук.

Для презентации моего успешного исследования правитель устроил научный вечер в конференц-зале. Моя книга, получившая шанс на вечное существование, мелькала на всех видеоэкранах Купольного города. Мое имя было включено в учебники по архивному делу для архивариусов — второгодок. Я была даже приглашена на одно из занятий с целью привить любовь к настоящим бумажным изданиям и научить вновь появившихся, выбравших стезю архивариуса, добиваться своей цели.

Единственное, что огорчало меня в этот период — это то, что правитель постоянно уговаривал меня отказаться от выездов и работать только в своей области. Как он не понимал, что вылазки — это мое второе я. Там Михаил и Ольга, которых мне пришлось бы лишиться, откажись я от поисковых работ. Там чистейший воздух, буйство красок. Нет, без моей второй жизни мне и первая не нужна. Конечно, я не могла таким образом объяснить свое упорство Василию. Я пыталась настаивать на том, что без раскопок я утрачу свое трепетное отношение к артефактам. Ведь только там я могу прикоснуться к их девственной чистоте, увидеть окружающую их обстановку, воссоздать оптимальные условия для консервации. Время от времени мы возвращались к этому вопросу по инициативе правителя, но я оставалась непреклонной. «Я всё успею за свою вечную жизнь, и в грязи покопаться, и в вакууме поработать», — любила говорить я ему. На что он неизменно отвечал:

— Я не могу гарантировать тебе вечную жизнь за пределами купола. Только здесь я могу тебя защитить.

Я даже не заметила, когда мы с правителем перешли на неформальное общение. Он стал для меня таким же коллегой, как Антон или Роман. Да что уж там говорить, иногда, изнемогая от жары, натянув на себя капор и выставив перед собой боевой автомат, откапывая очередной бункер, я даже скучала по общению с Василием, по его мягкому, спокойному тембру голоса, по его тихим шагам, раздающимся в пустом коридоре минус пятнадцатого этажа, по тем редким часам в его кабинете, когда вся жизнь в Купольном городе замирала на время обеда, а мы сидели друг напротив друга, посасывая экзотические энерготюбики и одновременно обсуждая судьбу нового человечества. Порой у меня в голове сливались два образа: образ моего одноименного, с которым у нас была врожденная тесная связь, и образ правителя, с которым связь была не менее тесной, несмотря на то, что мы декриоконсервировались в совершенно разные эпохи существования нового человечества: он — в период полной разрухи, я же — в момент процветания Купольного города.

Вечер в честь первого вакуумно-бумажного издания, как его прозвал правитель, должен был состояться накануне моей очередной вылазки. В воскресенье 13 июля 26 г. э.н. в 14.00, сразу после обеда, я явилась в конференц-зал для презентации своего детища. У входа в здание меня уже ждал Василий, и я была крайне раздосадована, что на этот раз прикатила на свое эр-ранце, а не воспользовалась услугами голосового такси. Я уже сделала заказ на другое городское транспортное средство, которое каждый полноценный горожанин имеет право менять раз в год — это небольшой одноместный электромобиль с функцией автопилота. Я посчитала, что это хорошая замена такси. Но, к сожалению, доставка была назначена только на 1 августа, поэтому сегодня я выглядела, как мне казалось, очень противоречиво в белоснежно-кремовом брючном костюме, как настоящий правительственный служащий, но верхом на парящей над тротуарами стеклопластиковой раме и с двумя огромными баллонами на спине, приминающими мой тщательно приготовленный пиджак.

Но это только мои размышления. Василий, как мне показалось, даже не обратил внимания на мое транспортное средство, лишь сверкнув глазами по необычному сочетанию традиционных деталей одежды, причитающихся каждому горожанину. В этот раз я не боялась экспериментировать, заменяя отдельные детали и создавая свой собственный неповторимый образ. Для кого я так наряжалась? Я сама не могла понять. То ли ради Михаила, который, как и вся моя поисковая группа, был приглашен на вечер, то ли ради Василия, который в данный момент восхищенно глазел на меня, таким образом одобряя мой выбор.

Василий провел меня в отдельную комнату, в которой я могла бы повторить свою речь и спокойно дождаться своего выхода, а сам ушел отдавать дальнейшие распоряжения.

Меня колотила мелкая, неприятная дрожь, будто небольшие капельки измороси, так часто бывающей за пределами купола, барабанят по моей коже, мешая сосредоточиться. Справившись с волнением (на это ушел почти час), я вышла в зал и села на специально приготовленное для меня место в первом ряду, рядом с нашим правителем и его секретарем Ириной. Зал постепенно заполнялся горожанами. На вечер были приглашены особо значимые фигуры Купольного города, по большей части из гуманитарных областей. В первый же ряд, чуть поодаль от меня, примостилась, вернее, плюхнулась всем своим весом главный архивариус Мария1205, на лице которой не отражалось ничего, кроме смертельной скуки. Впрочем, она меня не сильно интересовала. Я снова и снова пробегала глазами по бесчисленным рядам кресел, ожидая увидеть добрые, улыбающиеся лица своих поисковых товарищей, которых я упросила пригласить Василия, несмотря на их научную область, далекой от архивного дела. К сожалению, я их так и не увидела до самого начала вечера. Не пришли? Не может быть. Они не могут пропустить мой триумф. Я надеялась, что просто не различила их в толпе полузнакомых или вовсе незнакомых мне лиц.

Раздался резкий звук, взывающий к полной тишине. Я вжалась в кресло, вцепившись ногтями в подлокотники, пытаясь унять вновь нарастающую в моем теле дрожь. На сцену вышел бессменный длинноволосый ведущий с крикливым голосом и неопрятной внешностью, который объявил тему вечера (как будто о ней кто-нибудь не знает) и предоставил, по традиции, слово правителю. Василий, как всегда, говорил плавным, тягучим, тихим, но разборчивым и уверенным голосом, а все присутствующие в зале в полнейшей тишине внимали его речам. Правитель рассказал практически всю мою биографию, начиная со дня находки моей криокамеры в секторе номер 57 и заканчивая настоящим моментом. Однако та горожанка, которую он так пламенно описывал, вовсе не была мной. Он меня расписал таким образом, что даже я не поняла, что речь идет обо мне. Интересно, откуда во мне взялось это ложное чувство скромности? Нужно привыкать, что я теперь — видный правительственный сотрудник, работающий в паре с самим правителем Купольного города, старающийся на благо всей цивилизации. Возможно, так оно и есть, но я не чувствовала себя достойной такого приема.

После своего выступления правитель объявил мой выход. Я, опасаясь попасть впросак, как это всегда со мной происходит, постаралась твердой походкой выйти на сцену и представить плод своего труда, на который ушел почти год моей новой жизни. Пламенные речи у меня никогда не получались. Произнося вступительные слова, поблагодарив горожан за внимание к моему изобретению и вкратце обрисовав перспективы дальнейшей работы, я начала объяснять суть своего изделия. Здесь я чувствовала себя как рыба в воде, так как от и до знала весь процесс консервации бумажного издания. Поэтому речь моя становилась увереннее, голос — более твердым и громким, даже, я бы сказала, убеждающим. А раздавшиеся оглушительные аплодисменты по окончании моей презентации возвестили о моем успехе и в декламаторском деле.

После выступления всех горожан, присутствующих в конференц-зале, пригласили в малый зал, в центре которого на высокой белоснежной тумбе, которая, как и стол в кабинете Василия, имитировала резную работу мастеров прошлой донаучной эры, лежал тот же «ненужный» справочник по химии (часть листов, несомненно, были утеряны из-за длительных поисков оптимальных пропорций вакуумного раствора), который я впервые взяла в руки почти десять месяцев назад и только сейчас его отпустила, давая возможность другим полистать настоящее бумажное издание. Небольшими группами или поодиночке, горожане подходили к тумбе и пролистывали несколько страниц книги, изучая их толщину, размер, шрифт, переплет. Некоторые даже умудрялись понюхать книгу. Бумагой она, к сожалению, уже не пахла. Возможно, наши умы дойдут до того, что мы сможем сохранять полную консистенцию каждой странички, включая запах типографской краски как минимум полмиллионогодичной давности.

Вечер, в общем и целом, удался. Единственное, что меня расстроило, — это отсутствие Михаила и Ольги. Они так и не пришли, не понятно, по каким причинам. «Ну да ладно», — успокоила я сама себя, — «завтра я их увижу и допрошу с пристрастием, как они могли пропустить мой вечер».

Тут со мной соединился Василий. В моем ухе зазвучал как будто незнакомый, игривый, даже интригующий голос правителя:

— Валерия, после церемонии спустись в вакуумную комнату. У меня есть для тебя небольшой сюрприз.

И отключился, ничего не объяснив. Может, нашли новую книгу, и он хочет дать мне новый заказ на вакуумизацию? Я стояла возле тумбы со своим сокровищем, машинально улыбаясь горожанам, всё еще подходившим к книге, желая взглянуть на нее еще раз перед уходом, а сама думала о предстоящем сюрпризе.

— Привет, Валерия.

Этот голос я уже и не рассчитывала услышать.

— Михаил! Ты всё-таки пришел! — попыталась спокойным голосом сказать я, но глаза выдавали мои эмоции. Лишь бы никто не заметил.

Михаил был весь взмокший, вероятно, от сверхскоростного кручения педалей на своем шароцикле. Тяжело дыша, он с ноткой обиды в голосе заявил мне:

— Как же я приду, если меня никто не уведомлял.

— Как не уведомлял? Василий сказал мне, что тебя, Ольгу, Антона и Романа пригласили на вечер, — я оправдывалась, как первогодка, попавшаяся на преступном поступке.

— Василий? Вы настолько сработались, что ты уже можешь фамильярничать? — завелся Михаил.

— Извини, Михаил. Тут, должно быть, закралась какая-то ошибка. У меня был разговор с правителем о вашем присутствии в конференц-зале. Она уверил меня, что его секретарь уведомит всех вас.

— Может, и ошибка, — смирился Михаил, но в его глазах горели злющие огоньки гнева. — Я из автопарка мчался, как угорелый, чтобы успеть хотя бы к концу вечера. Мне ведь не выдано разрешение на передвижение в рабочее время.

— Я позже выясню, в чем дело, почему вас не позвали. Ты хочешь посмотреть книгу?

— Я хотел посмотреть на тебя, героиню вечера. А теперь мне пора. Завтра увидимся, — сказал Михаил на прощание и быстро зашагал к выходу.

Какая досадная ошибка. Наверняка, это Ирина забыла их уведомить, ведь на нее взвалили такой объем работы в последние дни. Вся организация вечера была на ней.

Успокоив себя таким образом и решив по возвращении в купол после выезда уладить это недоразумение, я вошла в лифт и нажала кнопку минус шестнадцатого этажа.

Возле входа в вакуумную комнату стоял Василий.

— Давно ждешь? — спросила я, увидев необычное выражение нетерпения на его лице, соседствующее с некоторой загадочностью. Его глаза горели непонятным огоньком. Такое же выражение лица я наблюдала у Михаила, когда он готовил новую проделку, нарушающую все правила Купольного города.

— Я тебя ждал с 1 года э. н. Еще полчаса ничего не решает, — тихо ответил правитель.

Что бы это значило? Он совершенно не похож на себя. В его беспорядочных, еле заметных движениях руками (он теребил какую-то белую ткань в своих ладонях) я усмотрела тщательно скрываемое волнение.

— Где сюрприз, о котором ты говорил? — спросила я.

— Он за дверью, — кивком головы Василий указал на вход в вакуумную комнату.

— Входим? — еле слышно спросила я. Волнение Василия постепенно передавалось и мне, оставляя после себя сладостное чувство предвкушения удивительного вечера.

— Я хочу завязать тебе глаза.

— Зачем? — даже возмутилась я, однако позволила надеть на себя широкую белую ленту, которую Василий без устали теребил в руках. Повязка плотно закрыла мне глаза, так что я абсолютно ничего не видела.

— Но как я пойду? Я же совершенно ничего не вижу, — сказала я, чувствуя, что моя дрожь становится внешне ощутимой. Не дай правитель, Василий заметит.

— Я тебя проведу, — таинственно шепнул мне на ухо Василий. Я услышала, как раздвигаются двери, ведущие в скафандрную комнату, и почувствовала, как правитель своими сильными теплыми ладонями обхватил меня за плечи и медленно повел вперед. Мои эмоции выплыли наружу от этого прикосновения: колени дрожали, руки покрылись мельчайшими пупырышками, сердцебиение участилось раза в два, не меньше.

— Мы на месте, — наконец сказал Василий, убирая руки с моих плеч. Я испытала огромное облегчение, избавившись от преступных прикосновений, и одновременно жалость от того, что я лишилась теплоты его ладоней, мягко согревающих мое тело.

Василий развязал повязку, которая, теперь уже бесполезная, медленно упала к моим ногам. Перед моими глазами было всё то же помещение, предназначенное для облачения в защитный скафандр перед посещением вакуумной комнаты. Но отдельные детали совершенно изменили его визуальный облик. Обычно ослепляющий желто-белый свет был слегка притушен, так что в комнате царил полумрак. Вдоль стен были развешены переносные светодиодные лампы, накрытые сверху разноцветными лоскутами: синими, красными, зелеными, желтыми, отчего по полу и потолку скакали такие же цветные огоньки. Вид комнаты мне теперь напоминал калейдоскоп, откопанный нами в секторе номер 157 и, к сожалению, ликвидированный из-за отсутствия научной ценности.

— Как тебе иллюминация? — спросил правитель, глядя мне прямо в глаза.

— Как красиво! Замечательный сюрприз! — восторженно ответила я, уже не боясь, что он увидит мои эмоции, тем более они запросто читались в моих широко открытых от изумления глазах.

— Это еще только начало, — таинственно сказал Василий, подходя к стене и спуская вниз контейнер для перемещения. Затем он открыл один из шкафчиков, достал оттуда комбинезон телесного цвета, одновременно снимая с себя свой кремово-белый пиджак, белые брюки, по которым пробегали разноцветные тени от развешенной иллюминации, и свою неизменную черную рубашку, которая так поразила меня во время первой нашей встречи в конференц-зале. Оставшись в одном нижнем белье, он будто нарочно медленно натягивал на себя рабочий комбинезон, позволяя мне рассмотреть его мускулистые плечи, огромную, вздымающуюся от каждого движения грудь, густо заросшую мелкими черными волосками, сильные ноги с синеющими прожилками вен. Закончив приготовления к перемещению, он перешагнул порог контейнера и нажал кнопку «Пуск», бросив через плечо:

— Жду тебя в вакуумной комнате.

Контейнер, скрыв Василия в облаке дезраствора, увез его в шлюз. Я осталась одна в этой будто незнакомой разноцветной комнате, пытаясь собраться с мыслями. Вид обнаженного мужского тела потряс меня, вызвав во мне бурю непонятных эмоций. Сейчас я уже не чувствовала ни гордости за успешно проделанную работу, ни обиды из-за товарищей, бросивших меня в самый знаменательный день моей новой жизни. Только чувство восхищения от доселе невиданного, от красоты человеческого тела на фоне мерцающих разноцветных огоньков.

Контейнер вернулся на свое место. Спохватившись, я быстренько переоделась в комбинезон и приготовилась к перемещению, находясь в предвкушении от дальнейших сюрпризов. Процедуру перемещения я совершала сотни раз. Практически на автомате я дернула рычаг, закрывавший стекло контейнера, и приготовилась к стандартной процедуре облачения в скафандр. Тут меня ждал еще один сюрприз. Вместо ослепительно белых лент, обычно вырывающихся из стен и пола контейнера, мое тело начали опутывать невыносимо яркие цветные полоски ткани, создавая причудливый узор, не поддающийся никакому научному анализу. Красные ленты наслаиваются на желтые, синие — на зеленые, бардовые — на черные, розовые — на оранжевые. Я даже почувствовала легкое головокружение от красочной какофонии. Наконец, меня обдало дезинфицирующим раствором и понесло в черную дыру, ведущую в мое самое любимое помещение во всём Купольном городе.

Несколько раз усиленно моргнув, чтобы привыкнуть к полумраку вакуумной комнаты, я перешагнула порог контейнера и пошла вперед в поисках Василия. Сегодня, из-за предвкушения остальных сюрпризов, я даже не обращала внимания на ценные бумажные артефакты, которые мне в будущем, возможно, предстоит вакуумировать.

— Валерия, проходи к Ньютону, — послышался голос в ухофоне, за секунду до этого синхронизированного со средством связи правителя.

Расположение книг, представленных в этом зале, я уже знала наизусть, поэтому без труда нашла Василия, стоявшего за тумбой в полном полумраке. Не говоря мне ни слова, правитель слегка отодвинул тумбу с бумажным изданием. Вдруг стена за его спиной начала мутнеть, исчезать, испаряться, как будто её здесь и не было. Образовался небольшой проход. «Еще один шлюз?» — подумала я. Василий взял меня за руку (жаль, из-за перчаток я не могу почувствовать тепла его тела) и повел за стену. В полнейшей темноте мы шли несколько минут. Правитель не говорил ни слова. Я тоже молчала, не желая нарушать изумительного мгновения постижения тайны. Темному тоннелю, казалось, не будет конца, и мы так и будем блуждать в полной темноте, пока не закончится запас кислорода в баллонах. Вот где-то вдалеке, или совсем близко, промелькнул красный огонек. Может, мне показалось? Но нет, неяркая красная точка на мгновение погасла (это Василий поднес к ней руку) и снова появилась, неся с собой нарастающий теплый желтый свет.

Мы вошли в еще одну комнату. После кромешной тьмы мутное освещение на мгновение ослепило меня.

— Снимай шлем, — сказал Василий.

Я повиновалась. Освободившись от затемняющего зрение стекла забрала, я оглянулась вокруг и онемела от увиденного. Вдоль одной стены комнаты, в которую меня привел правитель, стояли высоченные, до самого потолка, шкафы, доверху заполненные бумажными изданиями разных размеров и расцветок. Вот она, настоящая сокровищница, о которой я даже не смела мечтать.

Но не только обилие книг поразило меня. Дизайн комнаты был очень необычным, во всяком случае, в сравнении со стандартными помещениями Купольного города. У противоположной стены стоял небольшой диван пестрой зеленовато-бордовой расцветки, перед ним — маленький столик, на котором стояли макеты древней посуды: тарелки, блюдо с имитацией фруктов, ваза с цветами, сделанными, на первый взгляд, из гибкого пластика, высокие стеклянные бокалы. По двум противоположным сторонам стола стояло два стула. Такие стулья я видела только на визуализаторе: материал, похожий на дерево (какая-то инновационная имитация), резные ножки причудливой формы, мягкое сиденье темно-бардового цвета, вогнутая спинка с поперечными брусьями, скрепляющими каркас всего стула. Напротив дивана расположился невысокий, но широкий шкафчик с тремя выдвигающимися ящичками. Подойдя к нему, я глазами попросила у Василия разрешения открыть их. Получив молчаливое согласие, я заглянула в один из них. Там лежала одежда, но разительно отличающаяся от стандартной городской униформы. Как учащийся первого курса, я с упоением перебирала юбочки, кофточки разных цветов и размеров, шорты, укороченные брюки, жилеты, накидки, простые лоскуты нежнейшей ткани, проскальзывающей между моими пальцами и падающей обратно в ящик, словно не желая выходить из своего секретного убежища. Дотронувшись до самого шкафа, я поняла, что это не имитация, а настоящее дерево. Как такое может быть?

Я пошла дальше, разглядывая и трогая все предметы, составляющие убранство этой поистине невероятной комнаты. Вот какое-то подобие визуализатора: выпуклый экран, вставленный в большую пластиковую коробку черного цвета, на передней панели которой выпирали небольшие кнопки с полустертыми непонятными изображениями на них.

— Это телевизор, — сказал Василий. — Он работает. Я, конечно, немного модернизировал его, добавил пару разъемов. Хочешь включить?

Радостно взглянув на него, я нажала на одну из кнопок. Экран очень медленно, невыносимо медленно начал светлеть, проявляя изображение. Я смотрела, не отрываясь, как по глубокому снегу (вот бы увидеть это чудо природы вживую!) шагает неуклюжая молодая женщина, одетая в непонятную мохнатую куртку, смешную такую же мохнатую шапку, в огромных ботинках (не знаю, как они называются, да это и не важно).

— Это старинный фильм, — пояснил Василий.

— Из какой научной области? — спросила я, почувствовав себя неловко от сказанного, потому что Василий громко засмеялся, глядя на меня.

— Это не наука. Это развлечение. Предки много чего делали просто так, без какой-либо потенциальной пользы, — сказал он, продолжая игриво улыбаться.

— И много у тебя таких фильмов? — спросила я.

— Достаточно, — уклончиво ответил правитель.

Подходя к бесчисленным навесным полочкам, я рассматривала странные, порой вообще не напоминающие ничего из нашей новой жизни предметы, слушая краткие пояснения Василия:

— Это подсвечник, источник света в старые времена. Это икона, то есть изображение существа, которому поклонялись наши предки, считая его самым могущественным и главным.

— Как ты, правитель, главный во всём Купольном городе? — спросила я.

— Типа того. Но не совсем. А это, — сказал он, взглянув на то, что я держу в руке, — это, как бы тебе сказать, древний макет животного.

— Это медведь, — угадала я, вспомнив занятия историей старого мира. — По макету изучали его анатомию?

— Нет, это тоже для развлечения, для украшения дома.

— Дома? — переспросила я, услышав еще одно незнакомое слово.

— То есть жилища, — поправил себя Василий. — Наши предки называли своё жилище, будь то комната в образовательном корпусе или квартира в многоквартирном блоке, домом.

— А это ведь калейдоскоп? — удивленно спросила я, взяв в руки знакомую мне вещицу с разноцветными стеклышками внутри, которую я своими собственными руками откопала в секторе номер 157.

— Да, ты права, — ответил Василий.

— Этот тот самый, который мы привезли с раскопок? Он же ликвидирован, — несмело спросила я.

— Возможно. Я не прослеживаю места раскопок, откуда прибыли эти артефакты. Я просто сохраняю их здесь, в этой комнате. Это своего рода кладбище ненужных старинных предметов.

— Значит, артефакты не уничтожаются?

— Некоторые артефакты, чаще всего повторные, ликвидируются. Зачем мне, к примеру, второй калейдоскоп?

Василий предстал передо мной совершенно другим человеком, не безжалостным правителем, который уничтожает ценные артефакты, каким он мне казался совсем недавно, а преданным, любящим свою историю горожанином, пытающимся сохранить осколки прежнего мира, даже если для этого приходится нарушать созданные им самим правила.

— Ну как, понравился сюрприз? — спросил Василий.

— Это незабываемо, — ответила я искренне. Я стояла в своем цветном скафандре на мягком шерстяном ковре, сотканным руками людей, живших пятьсот тысяч лет назад, освещаемая светом многочисленных древних светильников, ламп, торшеров и люстры, в одиночестве висящей на потолке.

— Хочешь посидеть на настоящем деревянном стуле? — такое предложение правителя меня удивило?

— Так это настоящее дерево? Не имитация?

— Конечно. Здесь всё — настоящее. Никаких стереомакетов, никакой бутафории. В этой комнате попадаешь в старый мир до кислородного взрыва. Кроме этих скафандров, которые сейчас одеты на нас, здесь нет ни одного предмета или устройства из нового мира.

— А как же связь, подача кислорода и тому подобное? — спросила я.

— Связи с этой комнатой нет. Кислород подается естественным путем. Смотри, — он указал на достаточно большое отверстие в стене, закрытое потемневшей от времени пластиковой решеткой. — Это естественная вентиляция с поверхности, как делали наши предки в своих жилищах.

— Но как это могло сохраниться? — удивилась я.

— А ты не чувствуешь, что здесь намного хуже дышится? — вопросом на вопрос ответил правитель.

Только после его слов я почувствовала некоторую сложность дыхания, приводящую к еле слышным хрипам в легких.

— Процентное соотношение кислорода здесь занижено, ведь так?

— Молодец. Догадалась.

— Поэтому и книги в полной сохранности, и дерево не разлагается, — продолжила я. — Так ведь это идеальный способ сохранения артефактов. Зачем тогда нужен мой проект, зачем консервировать книги, если мы можем читать их в подобных помещениях?

— Нахождение в этой комнате губительно для интеллекта. При пониженном процентном соотношении кислорода в воздухе наш мозг испытывает кислородное голодание, которое в больших дозах приведет к постепенному отупению всего нового человечества. Нам это невыгодно. Поэтому об этой комнате не должен знать никто. Это будет наш с тобой секрет. Ты согласна, Валерия?

Я молча кивнула, соглашаясь с доводами правителя.

— Ну что же ты стоишь? — спросил Василий, вновь повеселев. — На этом сюрпризы не закончились.

— Уже время ужина. Пора идти, — неуверенно сказала я, чувствуя себя неловко от того, что указываю правителю на необходимость соблюдения введенных им самим правил Купольного города.

— Всё продумано, не беспокойся, — ответил правитель. — Мы будем ужинать сегодня здесь.

«Замечательно», — подумала я, — «теперь я нарушаю правила не одна, а в компании с самим правителем. Ужас!»

Я с большой осторожностью села на предложенный Василием стул, стараясь не давить своим весом, огромным из-за тяжеленного скафандра, на хрупкое дерево. Сидеть было на удивление приятно. Все стулья, диваны и кресла Купольного города были достаточно жесткими, так как доподлинно известно, что удобство расслабляет и не дает полноценно работать. Мягкая обивка этого старинного стула как будто и была рассчитана на отдых, праздное времяпрепровождение, недопустимое в нашем городе. Василий достал из небольшого шкафчика старинную бутылку, сделанную из толстого стекла, в которой плескалась жидкость темно-красного цвета, и поставил её на стол. Там же он взял несколько энерготюбиков. Я было протянула руку, чтобы получить свою порцию пищи (строгий пищевой режим давал о себе знать, я была ужасно голодна), но правитель с улыбкой помотал головой:

— Мы с тобой находимся в старом мире. Никаких тюбиков. Будем есть из тарелок.

Вот это новость! Я и не умею обращаться с древними столовыми приборами. Я запаниковала, представляя себе, как неловким движением разбиваю этот великолепный артефакт.

Василий выдавил содержимое тюбиков на тарелку, стараясь создать красивый узор из желтовато-зеленого мангового желе, темно-коричневой гречнево-рисовой массы и ярко красного яблочно-персикового пюре. Открыв бутылку, он налил непонятную красную жидкость в высокие стеклянные бокалы и сел напротив меня, сказав мне:

— Смотри на меня и повторяй мои движения.

Василий взял в правую руку ложку, медленно зачерпнул из тарелки манговое пюре и отправил его в рот. Я повторила, стараясь делать всё так же медленно. Но алюминиевая ложка так громко стукнула о тарелку, что я испугалась и начала искать трещину.

— Не беспокойся. Тарелок у нас много. Можешь бить, — успокоил меня правитель.

Такое потребление пищи было для меня в новинку, чего не скажешь о Василии. Он уверенно зачерпывал очередную порцию пищи, от чего раздавался тихий звон керамики. В конце концов и у меня начало получаться. Удивительно, насколько сам процесс приема пищи меняет вкус продуктов питания. Обыкновенная гречнево-рисовая масса стала настоящим деликатесом. Яблочно-персиковое пюре с трудом давалось мне в руки, стекая по ложке обратно в тарелку, но когда мне удавалось его схватить, я чувствовала во рту удивительный новый привкус, вероятно, от самой ложки.

— Вкусно? — спросил Василий, когда наши тарелки опустели.

— Ничего вкуснее в новой жизни не пробовала, — ответила я, старательно соскребая остатки пюре с тарелки.

— Ну ты и грязнуля, — улыбнулся правитель, протянув руку к моему лицу. Он с робкой нежностью провел пальцем по моим губам, стирая с них остатки ужина. От этого прикосновения меня бросило в дрожь, кровь прилила к лицу. Я инстинктивно отдернула лицо от его руки.

Как будто не заметив моей реакции, он взял в руки мой бокал, наполненный до краев непонятной красной жидкостью, и подал его мне. Я неуверенно приняла бокал, не зная, что с ним делать.

— Это вино, — сказал Василий. — Изумительный напиток. Попробуй.

Я, глядя на действия правителя, поднесла бокал к губам и попробовала отпить, но жидкость потекла мимо моего рта, по подбородку, попадая на скафандр, оставляя после себя кроваво-красные пятна.

— Что я наделала! — испуганно вскрикнула я.

— Ничего страшного, скафандр всё равно одноразовый. Не переживай. Попробуй так, — сказал Василий, вынув из посудного шкафа небольшую полую трубочку. Он поместил один её конец в мой бокал, а другой конец захватил губами, отпив капельку моей порции вина. «Действительно, так удобнее», — подумала я, наслаждаясь вкусом великолепного напитка и обескураживающим запахом моего товарища по нарушению правил, который остался после него на трубочке.

Василий подошел к очередному артефакту, старинному механизму для воспроизведения компакт-дисков, насколько я могла судить, глядя на него издалека. Обнаружение компакт-дисков сегодня не редкость, однако я не знаю ни одного диска, который не был бы ликвидирован из-за отсутствия научной ценности. С другой стороны, если эта комната, как говорит Василий, — кладбище артефактов, возможно, все они хранятся здесь.

Я оказалась права. Из ящика тумбы, на котором стоял этот прибор, правитель, несколько секунд основательно покопавшись в поисках более или менее подходящего диска, извлёк сверкающую круглую пластинку и поместил её в открывшееся отверстие прибора. Взяв дистанционный пульт, он вернулся к дивану и сел рядом со мной, предварительно сделав глоток вина.

— Что сейчас будет? — спросила я, еле сдерживая свое неизвестно откуда взявшееся веселье.

— Слушай, — прошептал Василий и нажал кнопку включения прибора.

Неожиданно комната наполнилась громкими, травмирующими мои уши звуками. Казалось, будто все горожане собрались у входа в потайное хранилище и издавали эти показавшиеся мне сначала ужасными шумы чем ни попадя. Затем послышались мужские и женские голоса, проговаривающие порой незнакомые мне слова в определенном ритме. Не пытаясь разобраться в тексте, я просто слушала ставший уже приятным гармоничный звук голосов.

Запись закончилась. Я попросила включить еще раз, теперь пытаясь вслушиваться в слова людей: «Россия — священная наша держава, Россия — любимая наша страна. Могучая воля, великая слава, твое достоянье на все времена». Понятно, речь идет о бывшей России, на территории которой расположился Купольный город. Но многие слова были просто мне не знакомы, поэтому и смысл прослушанного терялся. Что значит «отечество», «отчизна» (явно, это однокоренные слова), «братский», «родной», «хранимый богом»? Пытаясь вспомнить занятия по мертвым языкам (кислородное голодание в этой комнате действительно немного ослабляет мозг, мне стало очень сложно здраво рассуждать), я так и не смогла добраться до сути услышанных слов. Но само их воспроизведение укачивало, умиротворяло, успокаивало, заставляло мое сердце биться в такт ритму.

— Ты знаешь, что это? — спросил меня правитель.

Я судорожно, превозмогая слабость во всём теле, пыталась найти нужное слово, которое крутилось у меня на языке. Вот-вот его вспомню. Как же это всё называется? И тут, где-то в глубине моего подсознания, всплыло видение, подобное тому, как это бывает во время сна. Я стою на сцене. Возле меня — красивое зеленое дерево, украшенное разноцветными шарами и светящимися лентами. Напротив меня на маленьких стульчиках сидят люди, в основном, женщины, много женщин, но мой взгляд направлен только на одну из них. Я издаю похожие на запись звуки, непринужденно и безо всяких усилий слетающие с моих губ. Я пою, вот как это называется: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла, зимой и летом стройная, зеленая была», а все вокруг мне хлопают, умиляются, глядя на меня. Какая же это красивая музыка.

— Это музыка, — приглушенно ответила я правителю, теперь отчетливо понимая, что он включил мне музыку, пение людей. И я сама пела, не знаю когда, но явно не в новой жизни. Либо это полет моей безудержной фантазии, либо я вспомнила свою прежнюю жизнь.

Я даже заулыбалась во весь рот от своей догадки.

— Ты где-то уже встречала это слово? — спросил меня правитель, глядя мне прямо в глаза. Его взгляд стал чужим, несколько обеспокоенным или даже озлобленным. Мой изнывающий от кислородного голодания мозг давал о себе знать.

— Давай вернемся. Мне, по-моему, нехорошо, — попросила я, надеясь, что он не повторит свой вопрос.

— Хорошо. Пойдем. Скоро отбой, — сказал правитель, натягивая на ходу шлем и перчатки.

Из последних сил проделав все эти действия, я быстро зашагала за Василием. На этот раз он не брал меня за руку, и я была вынуждена идти наугад в полной темноте, пока не дошла до контейнера.

— Переодевайся и поднимайся наверх. Эр-ранец не используй, вызови голосовое такси, — раздался в ухофоне голос правителя. Я покорно зашла в контейнер, вернулась во всё еще сверкающую разноцветными лампочками скафандрную и, не дожидаясь Василия, отправилась в свою квартиру, пытаясь воспроизвести в памяти свое недавнее видение.

 

Глава 11. Первые преступления

Проснувшись на следующее утро, я с ужасом поняла, что заболела. В голове шумело, в глазах стоял белёсый туман, мешавший мне надеть инфолинзы. Успокаивая себя тем, что это всего лишь влияние кислородного голодания из-за нескольких часов, проведенных в тайном хранилище правителя, я, превозмогая боль, стала собираться в автопарк. Ведь сегодня очередной выезд. Впервые за всю свою службу в поисковой группе я не присутствовала при подготовке. И всё из-за этого триумфального вечера. Михаил, наверняка, злится на меня, да и Ольга, я думаю, не в восторге от того, что её даже не пригласили в конференц-зал. Об эмоциях Василия я могла только догадываться. Он мне открыл страшную тайну, способную привести к непоправимым последствиям, расскажи я об этом кому-либо. Плюс мое вчерашнее видение. Эта песня до сих пор не выходит у меня из головы. Да и вообще раньше я не знала слов «песня», «музыка». Откуда я их взяла? Может, я действительно психологически больна и мне нужна изоляция? Если так, то правитель не даст мне спокойно выехать за пределы купола и упечет меня в особый медкорпус.

На инфоочках отразился табельный номер правителя. Лёгок на помине.

— Валерия, приветствую, — раздался обычный мягкий и нежный голос правителя.

— Здравствуйте, Василий, — отозвалась я в официальном, но в то же время товарищеском стиле, избежав перечисления надоевших цифр табельного номера.

— Как ты себя чувствуешь? У меня голова раскалывается после вчерашнего вечера. Слишком много времени провели в вакууме.

Услышав эти слова, я сразу успокоилась. Конец вчерашнего дня был не идеален, но он не мог затмить всего вечера, как торжественной части, так и неофициальной.

— Честно говоря, у меня есть признаки недомогания. А сегодня же выезд.

— Вот поэтому я тебе и звоню. Прими таблетку номер 5. Она есть в аптечке. И… счастливого пути.

— До свидания, Василий, — попрощалась я, нашла эту таблетку и быстро проглотила её.

Буквально через пару минут я почувствовала себя намного лучше. Тысячи молоточков, тихонько забивающих невидимые, но вполне ощутимые минигвоздики в мою черепную коробку, постепенно сдавали свои позиции, а по прибытии в автопарк и вовсе затихли, делая вид, что и не устраивали никакого шума в моей голове. Несмотря на полное выздоровление в физиологическом плане, я всё-таки чувствовала себя некомфортно, как бы сказал Антон, не в своей тарелке. Вероятно, меня мучило чувство вины за совершенные вчера вечером преступления. И даже тот факт, что инициатором нарушений был сам глава нашего города, не мог улучшить моего психологического состояния.

Что еще более странно: мне казалось, что все вокруг знали о моих нарушениях, читали о них в моих глазах, движениях или еще правитель знает как. Первый же горожанин, которому я попалась на глаза, — это был распредрук — молча взглянул на мой браслет и легким прикосновением указательного пальца отметил в сопроводительном электронолисте мой сегодняшний маршрут. В принципе, всё как обычно. Но что-то неуловимое (настороженный взгляд куда-то поверх меня или легкое, будто удивленное, поднятие бровей) указало мне на мое неправильное поведение.

То же было и с остальными поисковиками нашей группы: Ольга сухо поздоровалась, не проронив ни слова о моем вчерашнем триумфе; Роман, делая вид, что занят картографией, даже не взглянул на меня; Антон, всегда жизнерадостный и неистово возбужденный от очередной вылазки, смотрел на меня мрачно-угрюмо. Только Михаил, прикативший позже всех, весело поприветствовал меня, поздравив с моей новой книгой. «Если дело лишь в том, что их не пригласили в конференц-зал», — подумала я, успокаивая саму себя, — «то вечером, когда у нас будет свободное время между ужином и отбоем, я всё им объясню».

Но объяснить пришлось раньше. Как только врата в Купольный город закрылись, и мы, подгоняемые жаждой новых открытий, понеслись со скоростью ветра к месту раскопок, Ольга подняла этот вопрос. Спасибо Михаилу, мои коллеги поняли всю ситуацию и даже высказали предположение, что им намеренно не выдали разрешение на передвижение по городу в рабочее время, ведь они — помеха на моем пути к архивным свершениям. Вернее, не они, а сама поисковая деятельность, от которой меня безуспешно пытался отговорить правитель. Я же была уверена, что это лишь недочет работы секретаря Ирины. Я даже дала своим коллегами слово сразу по возвращению в Купольный город прояснить этот вопрос.

На этот раз раскопки оказались очень удачными. В ранее обнаруженном бункере в районе бывшего Татарстана, из которого было изъято около двух десятков криокамер с биологическим материалом, мы проконсервировали и вынесли наружу более сотни артефактов разных видов: предметы интерьера (несколько светильников, каркасы табуретов, кроватей, пара холстов, чудом сохранившихся в таких условиях), стеклянная и керамическая посуда, большущий сундук с ворохом одежды, механические устройства, даже древний велосипед, проеденный ржавчиной, но до сих пор стоявший на своем месте, а не превратившийся в прах, как это часто бывает.

Пока Антон с Ольгой переносили вакуумные камеры со всем добром в нашу «ласточку», мы с Михаилом укладывали в переноски ненужную, по мнению правительства, мелочевку, которая подлежала пересмотру и последующей ликвидации в Купольном городе. Теперь, зная, что артефакты не уничтожаются, а продолжают радовать новых хозяев (меня и Василия) в тайной комнате, я уже более бережно перебирала безделушки. Здесь были фигурки уже вымерших животных, алюминиевые каркасы для каких-то картинок (типа современных рамок для стереоизображений), тюбики с уже испарившимися лекарствами, украшения и т. д. Одно из украшений — массивная брошь из драгоценных металлов (вроде, из платины с серебром), с многочисленными камушками бордового цвета — настолько понравилась Михаилу, что он, задорно подмигнув мне, положил её в боковой карман комбинезона. Я вопросительно взглянула на него, но он бесшабашно улыбнулся, прижив указательный палец к губам. Его мелкое укрывательство подзадорило меня. Прислушавшись, не раздаются ли шаги наших коллег по гулкому темному подземелью, я вытащила из переноски небольшую, размером с мою ладонь, шкатулку, которая когда-то была обшита мягкой розовой тканью: её обрывки до сих пор остались на боковых стенках, свисая, как усохшая трава с тяжелых железосодержащих входов в подвалы прежнего мира. На переднем бортике шкатулки виднелось небольшое отверстие, вероятно, замочная скважина. Стоит соорудить ключик нужной формы, и ящичек откроет новому миру свои сокровища.

Довольные друг другом, мы с Михаилом, чувствуя тепло старинного быта в своих карманах, подхватили переноску и вернулись в павильон, где остальные готовились к ужину. Остаток вечера мы провели в приятных хлопотах, маркируя вакуумные коробы и составляя списки артефактов.

Три дня после вылазки я работала в автопарке, как и было оговорено с Василием, каталогизируя и архивируя найденные артефакты. Только теперь я поняла, зачем мы тратим свое время и ценные дезрастворы на предметы старого мира, готовящиеся к ликвидации: большинство из них попадут в тайную комнату правителя и продолжат свою жизнь в мрачных стенах малокислородного помещения. Возможно, я смогу их еще раз увидеть, если Василий разрешит мне повторное посещение своей сокровищницы. Даже если не разрешит, у меня осталась частичка сектора номер 123 — непонятная шкатулка, хранившая в себе свою тайну.

Кстати, эту тайну я всё-таки открыла. Шкатулка была пуста, к моему глубокому сожалению, но при открытии пружинный механизм создавал приятную музыку, не песню, которую мне давал послушать правитель, а просто мелодию, без слов, но настолько красивую, что в момент её прослушивания мне становилась тяжело дышать, а глаза начинали вырабатывать слезную жидкость. Более того, процесс открытия шкатулки (довольно долгий и нудный, к слову сказать, ведь я не технарь, чтобы с ходу открывать древние заржавевшие замки) позволил мне проверить гипотезу Михаила насчет фторотана в жилых помещениях Купольного города. Полночи я проводила в рабочем кабинете, бодрствуя до 2—3 часов утра, а затем бегом добиралась до постели и засыпала мертвецким сном до ежеутреннего оповещения.

Усталости я не ощущала. Теория Михаила действительно работала. Появившиеся дополнительные часы я проводила с большой пользой: высчитывала пропорции дезраствора для нового вакуумно-бумажного издания, проводила опытные работы, изучала многогигабайтные труды ведущих архивариусов Купольного города, совершенствуя свой мозг.

Правитель откровенно восхищался моими успехами. Благодаря ночным бдениям, я делала свою работу в два, а то и в три раза быстрее. На моем счету уже было три вакуумно-бумажных издания, каждое из которых было встречено горожанами бурными овациями. Для Василия я стала чем-то вроде правой руки: я его сопровождала на каждом торжественном мероприятии, вместе с главным архивариусом Марией1205 принимала новые бумажные издания (хотя чувствовала, что Мария от моего столь быстрого карьерного роста была не в восторге).

Моя тесная связь с Василием обеспечила мне полную свободу действий. Некоторые даже считали, что я злоупотребляю доверием правителя, наживаясь за его счет. Как говорил Антон, я стала «фавориткой» главы Купольного города. Я и не отрицала, что с удовольствием принимаю дополнительные блага от правителя. В каталоге интерьерных вещей мне был одобрен безлимитный доступ к любым предметам для комфортной жизни. Однажды я поведала Василию о том, что я не могу определиться с выбором транспортного средства. Для поездок в центр города к правительственному зданию я использовала электромобиль, но для поездок в автопарк или прогулок по кислородному парку я бы предпочла эр-ранец. На следующий же день Василий распорядился о доставке новенького ультрасовременного реактивного ранца в мою квартиру. Я была единственной обладательницей сразу двух транспортных средств. Но я считала, что вполне имею на это право, так как работаю в разных условиях: в претенциозном правительственном здании, где я должна выглядеть серьезно и респектабельно, согласно своей должности, и в диких условиях закупольной жизни, копаясь в грязи и мокнув под частыми проливными дождями. Для своего рабочего кабинета я заказала две пары люминесцентных штор, которыми закрыла этажерки с награбленными сокровищами.

Милая музыкальная шкатулка стала первым экспонатом моей собственной тайной коллекции, о которой не знал правитель. После этого я начала с жаром собирать ненужные Купольному городу артефакты, тайком пронося их в свою квартиру, обрабатывая их в полной тишине спящего города и устанавливая на этажерку, прикрытую от чужих глаз новенькими шторами. Я не понимала, как может кто-то увидеть мою коллекцию, если в моей квартире (как и в квартирах всех остальных горожан) не могли находиться посторонние. Однако я вняла уговорам Михаила, который был в курсе моей невинной, как мне казалось, шалости, и оборудовала свой рабочий кабинет дополнительным самозапирающимся замком с голосовой идентификацией.

Помимо коллекционирования ненужных артефактов, я занялась растениеводством здесь же, в собственном рабочем кабинете многоквартирного блока, расположенного в самом центре района номер 12. Пользуясь своим привилегированным положением, я без лишнего труда проносила в квартиру комки настоящей Земной почвы, не искусственно созданной, использующейся в кислородных парках Купольного города, а той самой, которая веками образуется трудами насекомых и процессами гниения живой природы. Во время выездов я находила красивые цветы, аккуратно транспортировала их до автопарка, а оттуда — напрямую в свое тайное хранилище. Сейчас у меня насчитывалось двадцать два растения, адаптировавшихся к нашим условиям и растущих в старинных чашках, мисках и банках. Таким образом, я сочетала хранение артефактов с выращиванием диких цветов.

Спустя год упорной работы, я достигла такого мастерства в консервации вакуумно-бумажных изданий, что правитель дал мне новое сверхсекретное задание. Я стала консервировать его собственную библиотеку. Василий выдал мне разрешение на посещение тайной комнаты в любое время, производить на месте первичную обработку, а затем, книга за книгой, создавать новую библиотеку, не боящуюся света и атмосферы Купольного города.

Я с остервенением набросилась на работу, уверенная, что в итоге не только правитель, но и я смогу прочесть все свои вакуумно-бумажные творения. Но, как ни странно, от Василия не поступало таких предложений. Через полгода его библиотека пополнилась на двадцать изданий, ни одно из которых я так и не увидела. Правитель контролировал каждое мое движение, не давая возможности даже прикоснуться к окончательному изделию. Я, конечно, понимала, что чтение этих книг противоречит правилам Купольного города. Но сам же правитель привил мне чувство наплевательства к всеобщему уставу: я с завидной самой себе регулярностью принимала пищу в тайной комнате, иногда в обществе Василия, иногда в полном одиночестве, овладев в совершенстве ложкой, вилкой и даже ножом; сидела на мягком диване, окунув босые ноги в чуть теплые шелковистые ворсинки ковра; слушала музыку, которую мне предлагал Василий; смотрела отрывки видеофильмов, опять же с его подачи, сама выбирать пока не могла.

Одного я не понимала: для чего нужна моя работа? Зачем я воссоздаю наследие наших предков, если его не увидит ни одна живая душа. Однажды я не утерпела и спросила об этом Василия. Это стало моей первой ошибкой. Услышав мой вопрос, заданный в интимной обстановке в тайной комнате, Василий отставил свой бокал с вишневой выжимкой в сторону и сказал мне:

— Те книги, что ты сейчас консервируешь, Валерия, далеко не научны. Я бы даже сказал, антинаучны.

— Но для чего они были написаны и изданы нашими предками? Ведь столько драгоценных деревьев было срублено для их создания!

— Это художественная литература. Этого термина ты не знаешь.

— Нет, не знаю, — согласилась я.

— Наши предки, как тебе известно, не были людьми науки. Очень многое в древние времена создавалось просто для увеселения, — пытался объяснить мне Василий.

— Тогда зачем мы их храним и пытаемся воссоздать? — не могла понять я.

— Ты выполняешь эту работу лично для меня. Ты — мне, я — тебе, понимаешь? Ты мне даешь книги, я тебе — комфортные условия для жизни. Тебя это разве не устраивает?

Его замысел стал мне теперь понятен. Дав мне всё, что я хочу, я имею в виду материальные блага, Василий купил мою работу. Всем известно, что древнее общество существовало благодаря денежным отношениям. Оно и погибло из-за денег: те слои населения, которые имели меньше этих самых денег, не смогли купить себе криокамеру и пережить кислородный взрыв. Я с ужасом осознала, что мы с Василием возобновляем губительные денежные отношения, что неизбежно приведет… к чему? К смерти общества как такового? К моей или его смерти? Даже смешно думать о смерти одного человека в условиях относительно вечной жизни.

— А вы читаете её, художественную литературу? — спросила я, в надежде получить искренний ответ.

Правитель меня не разочаровал:

— Да, я прочел все эти книги, причем многие не по одному разу. Но я — человек другого склада ума, если хочешь, человек другой эпохи. Я создал наш мир науки. Я создал каждого из вас, жителей Купольного города, такими, какими вы и являетесь в настоящий момент. Только чтение этих ненаучных книг позволило мне понять, что же действительно нужно современному горожанину.

Его ответ был вполне логичен. Поколебавшись немного, я всё-таки рискнула спросить:

— А я не могу прочесть их?

Спросила и поняла, что сделала вторую грубейшую ошибку: сама нарушила правила, высказала крамольные мысли и кому: самому правителю!

Василий посмотрел мне прямо в глаза, как будто пытаясь понять мои истинные намерения.

— Тебе это ни к чему, поверь мне. Ты и так стоишь выше остальных горожан, находясь здесь, в этой комнате, тогда как другие и не догадываются о её существовании.

— Тогда зачем всё это? — я развела руками, показывая убранство комнаты, имея в виду не только само нахождение здесь, но и все совершаемые под его началом противоправные действия.

— Потому что я устал жить в одиночестве, — честно сказал Василий. — Все двадцать восемь лет жизни в Купольном городе я был один, как и остальные сорок лет прежней жизни. И только сейчас я нашел человека, которому могу довериться, которого полюбил всем сердцем.

Правитель говорил с таким жаром и вдруг умолк, как будто сказал что-то лишнее. Только я совершенно не поняла его слов, словно он говорил на неизвестном мне языке.

Василий, вероятно, увидел мое замешательство, быстро встал, убрал всё со стола и велел мне собираться на выход.

 

Глава 12. Тотальный контроль

С момента признания правителя в особых чувствах ко мне (я догадывалась, что Василий выразил словами то, что и я чувствовала, но не по отношению к нему, а по отношению к своему одноименному), моя спокойная, вальяжная жизнь потекла по иному руслу. Во-первых, правитель начала тщательнее следить за мной в правительственном здании. Несколько раз в течение рабочего дня в ухофоне раздавался его голос. Он контролировал каждый мой шаг. Он звонил и в свободное время, и в дни работы в автопарке.

Во-вторых, в скафандрной комнате меня стала неотступно преследовать главный архивариус Мария1205. Всё время моего нахождения в тайной комнате она не отлучалась со своего поста, записывая в свой электронный журнал время моего входа и выхода, проверяя количество вынесенных изданий.

В-третьих, что самое страшное, Василий изменил состав нашей поисковой группы. Уже на протяжении двух выездов он стал наведываться в автопарк для личной проверки нашего транспорта и оружия. Перед третьим выездом Василий появился на пороге автопарка с неизвестным горожанином довольно грозного вида. Как оказалось, это был новый глава нашей поисковой группы, а Романа перевели к новичкам, в группу номер 32. Сергей0403, так звали нашего «надзирателя», оказался отменным водителем. В картографии он разбирался не хуже, чем Роман, владел всеми видами оружия. Михаил высказал предположение, что это выпускник механического факультета. Возможно, он прав. Как говорит Антон, рыбак рыбака видит издалека.

Вылазки теперь стали иными. Да и вылазками называть наши поездки за пределы купола мы теперь опасались. Общение внутри группы стало строго официальным: никакого профессионального жаргона, никакого смеха, ликования, восторга, вообще никаких эмоций, как и принято в Купольном городе. Я видела, что такое положение дел тяготит не только меня, но и остальных членов группы. Михаил старался высказываться сдержаннее, полностью исключив жизнерадостную мимику и флиртующие подмигивания из своего арсенала. Антон вовсе предпочитал отмалчиваться, зная, что его древние шуточки могут привести к серьезным последствиям. Только Ольга осталась прежней. Она стала даже спокойнее, ведь ей не приходилось несколько раз на дню утихомиривать расшалившихся коллег, катающихся по салону от гомерического хохота. Приемы пищи проходили в полнейшей тишине и, естественно, исключительно в павильоне. Никто даже не заикался о возможности пообедать под землей, ведь это было нарушением купольных правил.

Только внутри бункеров мы были относительно свободны. Сергей, как оказалось, панически боялся замкнутого пространства. Этот факт выяснился в первый же день на дикой природе. После четырехдневной поездки в сектор номер 324 (это был бывший город Хабаровск), мы, согласно протоколу раскопок, установили павильон, провели экскаваторные работы, обустроили место ночлега. Новенький целый день маячил возле нас (в основном, возле меня, практически дыша мне в спину), но и палец и палец не ударил, чтобы помочь нам в работе. Михаил начал было объяснять Сергею обязанности, которые выполнял до него Роман, но тот только отмахнулся, буркнув в ответ:

— У меня свои инструкции.

Что у него за инструкции, мы уточнять не стали.

На следующее утро, вскрыв крышу подземельного сооружения, мы по очереди спустились в бункер. Сергей — вслед за нами. Не знаю, как он продержался до обеда: он весь взмок, глаза лихорадочно бегали по мрачным полуразвалившимся стенам древнего убежища, плечи его сотрясались от страха, так что блокиратор за его спиной то и дело звякал, ударяясь о кевларовый бронежилет. После обеда он заявил, что останется снаружи, якобы для проверки оборудования. Больше мы его внутри не видели.

— Клаустрофобия, — сказала Ольга, когда мы, наконец, оказались вне зоны видимости нашего надсмотрщика. — И как его допустили к поисковым работам?

— Никакой он не поисковик, — сказал Михаил, — а ищейка, кляузник.

— Это всё ты, — указал на меня пальцем Антон. — Твоя работа. Правитель так тебя опекает, что посадил к нам на шею этого сыщика!

Я почувствовала резкий укол обиды, но не могла не согласиться с ним. Абсолютный контроль со стороны Василия начал мне надоедать, но я ничего не могла с этим поделать.

— Новенького можно использовать в своих целях, — шепнул мне Михаил, когда мы консервировали найденные артефакты, разбившись, как всегда, на пары.

— Как? — удивилась я. Хотя ничего удивительного. Михаил полон идей, зачастую не вполне правозаконных.

— Будь готова ночью. Как проснешься, сразу выходи из палатки.

В девять часов вечера все члены поисковой группы, как по команде, улеглись в свои контейнеры. Только я начала проваливаться в сон, приближаясь к изнуряющей меня маковой полянке, раскинувшейся цветным пятном среди мрачного дикого леса, как тут же в ухофоне прозвучал голос Михаила: «Пора!». Я села, взмахом руки открыв крышку контейнера, и пулей выскочила из палатки. Снаружи стоял Михаил, держа в руках рюкзак новенького.

— Что ты задумал? — спросила я, потирая глаза, готовые снова закрыться и унести меня в пугающий темный лес моих снов.

— Ставлю жучок, — прошептал Михаил.

— Жучок? — переспросила я, не совсем понимая его действий.

— Ага, — медленно проговорил, будто пропел, Михаил, быстро запаивая подклад рюкзака, в который до этого поместил небольшое устройство.

— Это прослушка. Сергей не расстается с этим рюкзаком, что не удивительно.

Михаил раскрыл рюкзак и дал мне заглянуть внутрь: там лежали какие-то неизвестные мне механизмы, мигающие красными и зелеными светодиодами.

— Тут столько оружия, что можно полгорода захватить в плен, — прокомментировал Михаил.

— Но зачем? — удивилась я.

— Это шпион. Одно неверное движение — и мы трупы. Нас проверяют. Советую тебе избавиться от своей коллекции сразу, как вернешься в город.

Противоречить я ему не стала, хотя и не могла до конца поверить, что мы теперь находимся под колпаком.

— Чем я могу помочь? — спросила я, зная, что Михаил не стал бы рисковать и будить меня ради пустой болтовни.

— Сейчас ты бежишь с рюкзаком Сергея до своего контейнера. Блокиратор фторотана уже не работает, так что у тебя секунд десять. Бросишь рюкзак в центр палатки и ляжешь в контейнер. Остальное я сделаю. И еще, — Михаил посмотрел мне в глаза, крепко сжав мою руку. — На обратном пути после службы каждый день проезжай через наш кислородный парк. Увидишь мой шароцикл, значит, у меня есть новости.

«Неужели всё так серьезно?», — не могла поверить я в то, что вишу над пропастью на тоненькой ниточке, готовой вот-вот оборваться.

Я в точности выполнила его указания, швырнув рюкзак в центр палатки и рухнув в свою походную постель, и мигом заснула, положив под щеку свою ладонь, еще хранящую тепло руки Михаила.

По всей видимости, идея Михаила удалась. Во всяком случае, Сергей не заметил ничего необычного в своем рюкзаке, который он даже клал рядом со своим контейнером для сна.

По приезду в автопарк наш новенький испарился, будто его и не было.

— Небось, докладывать побежал, — с горькой ухмылкой сказал Антон. — Даже выгрузиться не помог, работничек.

Несмотря на то, что с заменой Романа работы нам прибавилось, мы все вздохнули с облегчением, когда наш новый коллега убрался восвояси.

На следующий день Михаил шепнул мне, что хорошо бы было подышать кислородом в парке, чтобы избежать акклиматизации. «Уже что-то накопал на шпиона», — подумала я и поехала не в квартиру, а в наше безопасное, как нам казалось, место встречи. Как ни странно, Михаил не объявился, как не пришел он и в автопарк, грубо нарушив, тем самым, главное правило Купольного города о научной занятости горожан.

Я взволновалась не на шутку. С надеждой прояснить ситуацию, я подошла к распредруку, но тот только развел руками, сообщив, что ему об этом ничего не известно. Я пыталась настаивать на том, чтобы он как наш непосредственный начальник узнал о судьбе одного из своих служащих. Но тот справедливо с точки зрения правил Купольного города отметил, что не имеет права проявлять интерес к отдельному горожанину, находящемуся в данный момент в пределах купола. Ольга подтвердила его слова, выдав, как всегда, цитату из всеобщего устава Купольного города.

Оставалось просто ждать, когда Михаил появится и сам всё объяснит. Но сидеть сложа руки, когда товарищ, возможно, нуждается в помощи, я не могла. Вот оно, наше современное научное общество, общество эгоистов, создающее видимость всеобщего благополучия, но на самом деле разрушающее связь от человека к человеку, бросающее отдельных людей на произвол судьбы, вернее, на произвол правительства. Я была уверена, что Михаил узнал страшную тайну, за что поплатился собственной жизнью.

Только я могла узнать судьбу одноименного. Моя тесная связь с правителем может помочь в поиске Михаила. Я была уверена, что поступила бы также, если бы на месте Михаила оказалась Ольга, Антон или Роман. Поэтому, вернувшись в конце рабочего дня в свою квартиру, я для начала очистила свой рабочий кабинет от запретных артефактов, рассовав их в ящики, под матрас, в холодильник, куда только можно. Что же делать с цветами? Измельчить и выкинуть в мусоропровод? Спустить в канализацию? Это единственный выход. Несколько лет упорного труда было уничтожено моими собственными руками. Это лишь мера предосторожности. Если всё обойдется, начну свою коллекцию заново. Ведь у меня впереди еще долгая, возможно вечная, жизнь.

Прибрав следы противоправных действий с моей стороны, я набрала номер Василия, надеясь, что он сможет мне помочь.

— Валерия, привет, моя дорогая! — раздался кажущийся веселым голос правителя.

— Здравствуйте, Василий. Извините, что звоню в столь поздний час, но мне нужна ваша помощь.

— В чем дело? Что-то случилось? — его голос теперь казался обеспокоенным. Как же не правы были мои коллеги, сваливая всё на правителя.

— Как вы знаете, мы вчера вернулись из бывшего Хабаровска. Никаких происшествий не случилось, все живы и здоровы. Но сегодня один из членов нашей поисковой группы не явился на службу. Я бы хотела узнать причину его отсутствия.

— Его табельный номер?

— Михаил0323.

— Сейчас уже все службы закрыты. Но завтра с самого утра я постараюсь всё выяснить.

— А сегодня не получится?

— Нет, не получится, — отрезал правитель. — Можешь завтра подойди ко мне в кабинет, я выпишу тебе разрешение на пропуск одного рабочего дня в автопарке, и мы вместе всё выясним. Хорошо?

— Да, спасибо, Василий.

— До встречи, Валерия.

В 8 часов утра я уже на всех парах мчалась к зданию правительства. На службе еще никого не было. В центре города одиноко мерцали видеоэкраны. Слышен был лишь тихий голос правителя, вещавшего с главного экрана, расположенного на правительственном здании. Я поднялась по ступенькам, ведущим к главному входу, добежала до лифта и нажала кнопку двадцать пятого этажа. Скоростной лифт двигался в своем обычном темпе, пара миллисекунд на каждый этаж. Однако и этого не показалось недостаточно. Каждая секунда была на счету.

Выйдя из лифта, я также бегом добралась до кабинета правителя и ворвалась в приемную. Секретаря Ирины еще не было на месте, ведь до начала рабочего дня оставалось еще сорок минут. К своему удивлению, я услышала приглушенные голоса, доносящиеся из кабинета Василия. Я тихо постучалась. Голоса смолкли. Послышались шаги по виниловой поверхности пола, и дверь отворилась. На пороге кабинета стоял Сергей. Он угрюмо, почти угрожающе посмотрел на меня, оскалив свои белоснежные зубы в подобии улыбки, и оставил меня наедине с правителем.

— Сергей0403 здесь по тому же вопросу, что и ты, — сказал Василий, уловив немой вопрос в моих глазах.

— Он тоже интересуется судьбой Михаила? — удивилась я.

— Он — свидетель случившегося, — ответил Василий.

— Случившегося чего? — спросила я. Мое сердце сжало от предчувствия беды.

— В районе номер 12, ведь там ты живешь, как и Михаил0323, и Ольга0623? — правитель помолчав, ожидая, по всей видимости, подтверждения информации.

— Да, мы живем в одном районе, — ответила я. Отрицать не было смысла.

— Какое совпадение! В вашем районе случилось происшествие. Михаил0323, подъезжая к кислородному парку в центре района номер 12, не справился с управлением и совершил наезд на голосовое такси, в котором в этот момент находился Сергей0403.

— С ним всё в порядке? — испуганно спросила я.

— С Сергеем0403, как ты видишь, в полном, — ответил Василий, явно издеваясь надо мной.

— Я имела в виду Михаила, — процедила я сквозь зубы, ощущая в себе нарастающее чувство ненависти к правителю.

— Михаилу больше досталось. Шароцикл — более опасное средство передвижения, как оказалось. Согласно медзаключению, у него сломано бедро и два ребра, ушиблены внутренние органы и получено небольшое сотрясение мозга.

— Правитель мой! — не сдержалась я. — Опасности для жизни нет?

— Конечно, нет. Медики подоспели вовремя. Он сейчас уже в полном порядке. Через несколько недель его выпишут из особого медкорпуса.

— Несколько недель? — переспросила я, не веря своим собственным ушам. Для чего его держать там так долго, если опасности нет?

— Так мне сообщили в медкорпусе.

— Могу я попросить разрешение на посещение?

— Зачем? — удивился правитель. — Ты теперь знаешь все подробности. Необходимости в дополнительной информации нет. Или у тебя есть другой мотив для посещения?

— Информацию я приняла. Спасибо за помощь, Василий. Но мне бы хотелось поговорить с ним, хотя бы для того, чтобы он дал рекомендации по подготовке к следующему выезду. Он — единственный механик, плюс Романа у нас теперь нет. Антону одному не справиться с транспортом и оружием.

— Других мотивов нет? — опять с же с издевкой спросил Василий.

— Есть, — с вызовом сказала я, не боясь его гнева. Я слишком много знаю, чтобы меня злить. — Я хочу услышать от него самого, что всё в порядке. Просто по-человечески спросить, как дела?

— Внерабочие отношения между горожанами запрещены уставом, — четко проговорил правитель.

— Если бы с вами случилось подобное, — сказала я Василию, глядя ему прямо в глаза, — я бы подняла на уши все городские структуры, чтобы поговорить с вами.

— Спасибо за откровенность, — рассмеялся Василий. Его смех был насквозь пропитан ненавистью и агрессией.

— Ну хорошо, — подумав несколько секунд, согласился правитель. — Посещение, я полагаю, будет излишним, однако я могу позволить тебе один звонок.

Кивнув в знак согласия, я развернулась и направилась к двери.

— Ты можешь позвонить прямо отсюда, — остановил меня Василий. — Включи громкую связь.

Деваться было некуда. Я назвала табельный номер Михаила и услышала его тихий, слабый голос:

— Валерия?

— Михаил, правитель дал мне разрешение на один звонок. Он сейчас как раз стоит рядом и тоже желает узнать, как у тебя самочувствие.

Василий понял, что я его провела, с ходу намекнув Михаилу о том, что нас слушают.

— Здравствуйте, Михаил0323. Как же вас угораздило столкнуться с такси? — произнес Василий с недовольным выражением лица.

— Я практически ничего не помню. Ударился головой. Наверное, это акклиматизация. В тот день я как раз направлялся в кислородный парк для восстановления дыхания. — Михаил лгал так умело, как будто два года учился этому в образовательном корпусе.

— Как у тебя здоровье? — прервала я эту наглую ложь.

— Теперь уже хорошо. А как Сергей, не сильно пострадал? Ирония судьбы: столкнуться в собственном жилом районе с человеком, живущим на другом конце города. Он, наверное, решил оценить наш кислородный парк, который мы ему разрекламировали в автопарке? — Михаил не пытался вывести Василия на чистую воду, а лишь дал понять, что ему известны мотивы произошедшей аварии.

— Да, вы правы, — ответил Василий. — Я уже допросил его. Сергей услышал ваш разговор про кислородный парк, а так как он и сам испытывал сильнейшую акклиматизацию, ведь он впервые был за пределами купола, то он решил испытать на себе чудодейственность вашего парка.

— Теперь всё ясно, — ответил Михаил с еле слышной язвительной усмешкой.

— Что там с тобой делают? Проводят обследование? — спросила я, пытаясь перевести разговор в менее опасное русло.

— Ничего не делают. Сплю целыми днями. Чувствую, сегодня ночью не смогу заснуть, до такой степени выспался, — ответил Михаил, и я поняла, что это послание для меня. Его нужно вытаскивать оттуда, а это возможно только ночью.

К счастью, Василий даже не догадывался, что кто-то может открыть его затею с фторотаном. Во всяком случае, я на это сильно надеялась, иначе мне не удастся вызволить Михаил из цепких лап медработников, ведомых, конечно, самим Василием.

— Валерия, вы что-то хотели узнать насчет автопарка, — повернулся ко мне правитель.

— Да, конечно.

Михаил для вида дал мне ряд рекомендаций по дальнейшей работе, которые я должна была передать Ольге и Антону. На этом разговор закончился.

Я поблагодарила Василия за проявленную доброту и пошла к выходу, чувствуя на своей спине его пронзительный, всепроникающий взгляд. Любовь, в которой он мне однажды признался, сменилась другим чувством, чувством ненависти к моему окружению, к Михаилу, к поисковому отряду, ко всему, что отдаляло меня от него. Я знала, что на этом всё не закончится. Василий будет продолжать действовать, чтобы вывести из строя всех моих товарищей, чтобы в итоге я принадлежала только ему.

— Кстати, Валерия, — остановил меня правитель, когда я уже потянулась к дверной ручке. — Я сам очень давно не был за пределами купола. Растения действительно помогают при акклиматизации?

— Конечно. Содержание кислорода в куполе и за его пределами слишком разное, чтобы его мог вынести неподготовленный организм, — ответила я, не поворачиваясь к нему.

— Тогда у тебя, наверное, проскальзывала мысль создать свой минипарк в квартирах поисковиков? Не деревья, конечно, но какие-нибудь красивые цветочки, расставить их по полкам и наслаждаться живительным кислородом?

Я ощутила смертельный холод внутри себя. Он был в моей квартире! Он видел мою коллекцию! Он всё знает! Это конец.

— Идея интересная. Можно её обсудить когда-нибудь за обедом, — повернувшись к Василию, сказала я, пытаясь выдавить из себя непринужденную дружелюбную улыбку, затем быстро открыла дверь и вышла из его кабинета, стараясь не сорваться и не побежать, куда глаза глядят, подальше от этого бесчеловечного монстра, совсем недавно казавшегося мне идеальным горожанином.

На выходе из правительственного здания я нос к носу столкнулась с Ольгой и Антоном.

— Вы что здесь делаете? — удивленно спросила я.

— Нас вызвал правитель, — ответила Ольга.

— По какому поводу?

— Не знаю. Но ни к чему хорошему это не приведет, я уверена, — ответила Ольга, всегда спокойная и выдержанная, но сейчас на её лице читалась откровенная паника.

— Учти, подставлять себя из-за твоих делишек мы не собираемся, — злобно добавил Антон. — Всё будем говорить, как на духу.

— Какие делишки? — я ошарашено взглянула на своих товарищей, теперь уже бывших, как я понимаю, так как они не захотят иметь со мной никакого дела.

— Ваши ночные прогулки с Михаилом, укрывательство артефактов. Думаешь, мы совсем тупые и ничего не видим? Теперь все пострадают из-за вас! — почти заорал на меня Антон.

Теперь я точно осталась одна, как и хотел правитель. Самого преданного товарища он устранил, остальных сейчас запугает до смерти, так что они не подойдут ко мне и на расстояние выстрела инфразвука. Я молча развернулась и пошла в сторону парковки, услышав тихий шепот Ольги:

— Валерия, всё будет хорошо.

 

Глава 13. Побег

Я погубила всю свою жизнь и жизнь других людей, которые действительно дороги мне. Единственный вариант всё исправить — это исчезнуть, испариться. Решение проблемы появилось в моей голове внезапно. Оно казалось единственно правильным. Я уйду за пределы купола, чтобы никто больше не рисковал своей вечной жизнью из-за меня. Михаила я уже подставила по полной, поэтому его я обязана вытащить. А потом — убежать, скрыться, найти ту маковую полянку из моего сна, сесть в высокую траву, выключить парализатор и ждать, когда смерть придет за мной.

С такими мыслями я доехала до своей квартиры, максимально успокоившись и пытаясь мыслить разумно. Рухнув на бархатный диван, однако не ощущая его обычно умиротворяющей мягкости, я стала продумывать свои дальнейшие действия. У меня есть час-два, чтобы собрать необходимые вещи. После обеда я должна добраться до автопарка и подготовить транспорт к отъезду. Пешком я идти не собиралась. Туда, куда я хотела добраться, своим шагом не дойти. Я твердо решила, что моя новая жизнь закончится там, где началась — в секторе номер 57, где почти шесть лет назад поисковики обнаружили наши с Михаилом криокамеры. Я вывела на экран штор карту освоенных территорий и наложила её на карту старого мира. Вот и нужный мне сектор — это бывшая Орловская область, всего триста шестьдесят километров от Купольного города. На нашей ласточке я доберусь до пункта назначения за пару часов. Сейчас поисковики не работали в том направлении, поэтому я надеялась, что если меня и обнаружат, то очень не скоро, несмотря на близость сектора к вратам Купольного города. Но до этого сразу после отбоя нужно наведаться к особый медкорпус и вытащить оттуда Михаила.

Я положила в рюкзак все энерготюбики, что были у меня в холодильнике, комплект сменной одежды, средства гигиены, планшет с закаченной картой и отправилась в автопарк. На что я рассчитывала, я и сама не знала. Первичные приготовления к своему побегу я сделала, но что дальше? Что будет с Михаилом, если я его вытащу из особого медкорпуса? Лучше бы его не впутывать в свою войну с правителем. С другой стороны, авария была не случайной. В этом я была уверена на сто процентов. Более того, я догадывалась, что сбить Михаила было вовсе не идеей Сергея. Он всего лишь марионетка, а Василий — это тот, кто дергает за веревочки. Значит, Михаил узнал действительно что-то важное, что и поставило на карту его дальнейшее существование в стенах Купольного города.

В автопарке на меня никто не обращал внимания. Наших никого не было (что-то долго они заседают у правителя): распредрук носился туда-сюда, отправляя сразу две группы на выезды, так что ему было не до меня; Сергей наверняка не должен был появляться здесь до нашего следующего выезда, который теперь уже вряд ли состоится, во всяком случае, в прежнем составе. Пользуясь полнейшей свободой и абсолютной тишиной, я забралась в кабину нашей ласточки и по мере своих возможностей пыталась подготовить её к незапланированной поездке. Я включила встроенные парализаторы в сеть, надеясь, что до наступлении ночи они успеют подзарядиться, установила новый маршрут, синхронизировав автомобильный картограф со своим планшетом, перевела систему спутникового слежения в спящий режим, чтобы исключить доступ в автокомпьютер со сторонних источников, затем погрузила в салон всё оборудование, проверила состояние экскаваторных механизмов, пополнила запас пищи и перенесла две пары униформы, одну из них про запас. Кто знает, сколько мне придется пробыть в диких условиях, пока я не рискну довести свой замысел до конца.

Время 17.00. Пора уходить из автопарка. Но куда мне идти? В своей квартире я боялась появляться. Вдруг меня там уже ждут? Про кислородный парк Василий также в курсе. В конце концов я решила переждать четыре часа до отбоя в кислородном парке образовательного корпуса. Я надеялась затеряться среди учащихся, и это мне удалось. Если меня уже искали, то у них не хватило ума заявиться сюда, в нашу альма-матер. А мы еще восхваляем наш ум. Да, в каких-то областях мы стали в разы умнее и изобретательнее, но другие функции мозга, такие как интуиция, догадка, логика, до сих пор нам не доступны, как и нашим предкам. Внезапно я осознала, что мы действительно ничем не лучше их, древних людей, живших до эры науки. Я имею в виду не отдельных личностей, а всё общество в целом. Мы добились полного равенства, избежали последствий денежных отношений. Это факт. Но соотношение власть — простой народ осталось прежним. Власть (правитель и его прихлебатели типа Сергея, наверняка он не единственный) создает правила и сама же их нарушает, а простой народ (я не имею в виду себя, я тоже люблю совершать преступления, но Ольга, Антон, Роман, они-то тут причем), простой народ боится посмотреть не в ту сторону или лишний раз посмеяться от души. Жаль, что я поняла это слишком поздно. Теперь я не смогу ничего исправить, и мне придется либо умереть, либо навсегда уйти из-под защитного купола, дающего нам всем иллюзию безопасной вечной жизни.

8 часов вечера. Стало понемногу темнеть. На улицах — ни души. Все сидят в своих уютных квартирках, на мягких вельветовых и бархатных диванах, копаясь в библиотечной сети или просматривая свои научные планы на завтрашний день. Одна я — изгнанница, которой некуда податься. Меня охватил леденящий душу страх: темные безлюдные улицы, матовый свет в бесконечных бело-серых окнах, такой близкий, и в то же время такой далекий. А не сдаться ли мне? Включить связь и вызвать ухофон правителя. Пусть он решает, что со мной делать. Хуже смерти, на которую я уже почти решилась, всё равно не будет.

Меня останавливало только послание Михаила. Он не будет спать. Он будет ждать меня. Поэтому я должна сначала добраться до него, а потом уже решу, что мне делать дальше.

Стараясь не привлекать к себе внимание видеокамер, которыми был доверху напичкан Купольный город, я быстрым и уверенным шагом подошла к выходу из парка и включила дистанционное управление своим электромобилем. Выставив маршрут и скорость в тридцать километров в час, чтобы сидящие за видеокамерами (такая должность, наверняка, существует в Купольном городе) не бросились перекрывать моему транспорту дорогу, я, встав за ближайшее дерево, следила за подъездом к парку. Через двадцать минут электромобиль прибыл. Хоть какая-то польза от Василия: у моего эр-ранца не было функции дистанционного управления, в отличие от новенького ультрасовременного электромобиля. Закинув реактивный ранец в небольшой багажник, я, придерживаясь той же скорости в тридцать километров в час, направилась к особому медкорпусу. Лишь бы успеть до девяти часов. Я даже, честно говоря, не имею понятия, что будет, если после отбоя обнаружат движение на улице.

За десять минут до отбоя я заехала на парковку стоящего рядом с медкорпусом многоквартирного блока. Выключив фары, но не глуша электромотор, я стала ждать. Эти десять минут тянулись ужасно медленно. Я то и дело поглядывала на часы на приборной панели, но время от этого нисколько не ускорялось. Вдруг ужасно захотелось спать. Я надеялась, что это лишь сила привычки, которую не победить даже полуторагодовалым бодрствованием до двух часов ночи, а не действие фторотана. На всякий случай я вышла из электромобиля и села на корточки позади него. На улице я точно не усну.

В пять минут десятого, когда город погрузился в кромешную тьму, я нацепила выездной капор с налобным фонариком и при его тусклом свете пошла к зданию особого медкорпуса. Я не имела ни малейшего понятия, как я туда зайду, как я найду Михаила в этом лабиринте похожих друг на друга дверей. Я встала перед дверьми в полном замешательстве.

— Кого-то ждете, Валерия0323?

Я даже вздрогнула от шепота Михаила. Я резко обернулась и, увидев его слегка осунувшееся от пережитого шока, на такое же, как прежде, улыбающееся лицо, обняла его крепко-крепко, прижимаясь лицом к его колючим щекам.

— Ух ты, какая встреча! — весело прошептал Михаил.

Я не хотела отрываться от него. Так бы и стоять до утра, пока нас не обнаружат и не поставят перед правителем.

— Пойдем, Валерия. Нам пора уходить, — нежно прошептал Михаил, хотя и ему, я это чувствовала, не хотелось отпускать меня из своих объятий.

— У меня электромобиль на парковке, — сказала я, вытирая неизвестно откуда взявшуюся слезную жидкость.

— Умница моя! Я знал, что ты всё организуешь как надо.

Мы быстрым шагом добрались до электромобиля, еле влезли на одно сиденье (так вот для чего у нас выпускают только одноместные автомобили, во избежание всё того же тесного общения).

— Куда тебя отвезти? — спросила я Михаила. Скорее почувствовав, а не увидев его замешательство, ведь было темно, хоть глаз выколи, я объяснила:

— Этой ночью я уезжаю из Купольного города. Другого пути у меня нет. Но тебя я в свои проблемы втягивать не хочу.

— У нас общие проблемы. Ты думаешь, куда я могу пойти, после того, что узнал? Мы теперь в одной лодке. Всю нашей группу, и тебя, и меня, и даже Ольгу с Антоном и Романом, собираются ликвидировать. Я это слышал собственными ушами.

— Ликвидировать, значит убить? — в ужасе спросила я.

— Не совсем убить, но лучше бы сразу убили.

— Что это значит?

— Давай доедем до автопарка. Ты ведь туда собиралась?

Я кивнула, не уверенная, что он увидит этот жест в кромешной темноте. Но он понимал меня без слов, как всегда.

— Включай автопилот.

Пока мы ехали, он рассказал мне всё, что знает о планах правителя, причем, как оказалось, он уже давно копал в этом направлении, с момента таинственного исчезновения нашей любопытной однокурсницы Кристины0323. Михаил выяснил, что Василий нашел довольно оригинальный способ использовать неугодных ему горожан в своих целях. Особый медкорпус не зря внушал панический страх всем жителям Купольного города. Только снаружи это было медицинское учреждение, но на самом деле это была огромная генетическая лаборатория. Ни одного из когда-либо раненых в вылазке поисковиков не возвращали в общество. После встречи со смертью человек приобретает чувство страха, а страх для нашего научного сообщества, отрицающего любые эмоции, — это неизлечимая болезнь. На этих горожанах генетики Купольного города под эгидой правителя испытывают свои разработки, пытаясь создать вечную жизнь. С научной стороны, вполне разумно испытывать медицинские препараты и пробовать различные манипуляции на больном человеке, а только потом внедрять разработки в массы. Но все эти люди, страдающие во имя науки, идут на пытки против своей воли.

— Ты знаешь, что стало с Ольгой, Антоном и Романом? — спросил меня Михаил.

— Романа перевели в другой автопарк. А Ольгу и Антона я встретила сегодня у входа в правительственное здание. Их вызвал правитель.

— Боюсь, они теперь находятся в ожидании своей участи в особом медкорпусе. Роман точно там. Я видел его медкарту в ординаторской.

— Правитель мой!

— Мучитель мой, ты хотела сказать? Это происходило со всеми: с Кристиной0323, с Виталием0608, которого спасли от роя ос. Все они стали подопытными кроликами. Одного я не могу понять…

— Чего же? — спросила я.

— Почему они отпустили тогда тебя после твоего обморока?

— Я думаю, это Василий приказал. У него на меня, как бы это сказать, особые планы, — созналась я.

— Не понял, что еще за планы? — удивился Михаил.

— Он мне недавно признался в любви. Ты знаешь, что такое любовь?

Михаил молчал, пытаясь вспомнить значение этого слова.

— Любовь — это еще одно запрещенное чувство, — продолжала я. — Я вспомнила это чувство. Вернее, я его и не забывала, глядя на тебя. Это когда ты не можешь жить без другого человека и готов пожертвовать всем ради него.

— И ты его, правителя, тоже…? — пытался задать свой главный вопрос Михаил. Так я и думала, он всегда меня ревновал к Василию.

— Я тоже испытываю это чувство, но не к Василию, как бы он этого не хотел.

Михаил молчал. Я практически призналась ему в своих особых чувствах, за которые меня запросто поместят в операционную на долгие века. Как я ждала, что он скажет: «Я всегда любил тебя, Валерия», но этого не произошло. Для осознания своего чувства требуется время. Так что подождем.

Мы подъехали к автопарку. Михаил вышел из электромобиля, открыл гаражные ворота и знаками показал мне заезжать внутрь. Припарковав транспорт в дальнем углу, за большим локомотивом, чтобы его не сразу заметили, я закрыла ворота и включила свет. Михаил в это время уже шуршал в нашей ласточке, производя известные одному ему операции.

— Валерия, пройди по остальным автомобилям, собери все энерготюбики и всё переносное оружие, что найдешь. Я пока отключу связь, и рванем.

— Подожди, — остановилась я. — Про выезд понятно, пункт назначения я загрузила в картограф. Но что делать с голограммщиком?

— Не волнуйся, — успокоил меня Михаил. — Я в курсе, как там всё устроено. А Виктор появится не раньше 08.30. Так что за дело.

Мы готовились к отъезду два часа. Время уже приближалось к полуночи, когда мы были готовы к побегу.

— А почему сектор номер 57? — спросил меня Михаил, взглянув на карту.

— Это наше место. Мы там провели пятьсот тысяч лет. Я уверена, что мы там можем найти ответы.

— Ответы на что?

— Почему мы одноименные. Почему нас тянет друг к другу.

— Окей, — весело крикнул Михаил в духе Антоновских шуток-прибауток и завел автомобиль.

— Переодеваться не будем? — спросила я.

— Ну ты даешь! — засмеялся Михаил. — Мы нарушаем уйму правил. Возможно, нас сразу убьют, не привозя в особый медкорпус. А ты собралась соответствовать их правилам о внешнем виде?

— И то верно, — рассмеялась я в ответ, села на соседнее с Михаилом сиденье и закрыла за собой дверь.

— Чуть не забыл, — хлопнул себя по лбу Михаил. — Ухофоны надо убрать.

— Это больно? — спросила я, вжавшись в автомобильное кресло.

— Не знаю. Сейчас проверим. Поворачивайся правым ухом.

Михаил взял щипцы и резким движением вырвал прибор из моего уха. Я закричала от боли, будто меня режут на кусочки. Мне казалось, что он мне вырвал ухофон вместе с ушной раковиной.

— Теперь моя очередь, — сказал Михаил и подставил ухо. Вот тут-то я ему отомстила! Любовь любовью, а за боль расплачиваются болью.

Михаил взревел, как стадо орангутанов, но тут же весело рассмеялся и вышвырнул оба ухофона из окна.

— Вот теперь мы полностью свободны! — прокричал он и нажал педаль газа. Автомобиль взревел и понесся по улицам Купольного города с высоченной скоростью.

— Ну как тебя езда шестьсот километров в час? — расхохотался Михаил.

— Ты нас убьешь! — закрыла я лицо руками.

— Это еще не предел. На природе будем выжимать все семьсот, вот увидишь. Они нас и догнать-то не смогут. Мы ведь забрали единственный экспериментальный четырехгибрид с реактивным двигателем. Спасибо правителю!

На бешеной скорости мы влетели в туннель голограммы. Как и говорил Михаил, врата никем не охранялись. В принципе, зачем их охранять? Какой безумец решится выехать за пределы купола без разрешения?

Михаил вышел из автомобиля, открыл врата и долго, минут десять, колдовал у голограммной панели. Я посмотрела за врата — темнота, но совершенно иная, не та абсолютная темнота Купольного города, исключающая и малейшие проблески света, а темнота, наполненная тусклым, отраженным от солнца светом луны и точечным свечением бесчисленных звезд, усеявших дикое небо планеты Земля.

— Я небольшой кипиш им устроил, — весело сказал Михаил, садясь обратно в кабину.

— В смысле? — не поняла я.

— Я отключил голограмму, всю полностью. То-то будет у них удивление, когда вместо привычного ясного неба они увидят облака, тучки, пролетающих мимо стрекоз и других насекомых размеров с многоквартирный блок.

— Вот бы еще дождь пошел! — подхватила я фантазии Михаила. Его веселье передалось и мне, перемешиваясь со злорадством. Месть — приятная штука.

Как только мы выехали за врата, наше веселье мигом улетучилось. Отъезжая всё дальше и дальше от Купольного города, казавшегося когда-то оплотом нашей безопасности, я с каждой минутой явственнее ощущала чувство одиночества. Я была по гроб жизни обязана Михаилу за то, что он не бросил меня в трудный час. Но, несмотря на его присутствие совсем рядом, в темноте кабины автомобиля, несущегося на скорости не менее пятисот километров в час, меня охватило всепроникающее чувство безысходности. За шесть лет моей новой жизни Купольный город стал частью меня. Как бы сказали наши предки, мы сейчас покидали родной дом, не в силах отвоевать его у нашего врага — правителя. Именно правитель был виновен во всех испытаниях, выпавших на нашу долю. Какое он имеет право лишать человечество основополагающих ценностей: он лишил нас дома, заменив его стандартными, ничем не отличающимися друг от друга квартирами в многоквартирных блоках; он лишил нас друзей, вытеснив из памяти каждого вновь появившегося само понятие дружбы и заменив его исключительно рабочими взаимоотношениями; он лишил нас права любить и быть любимыми, чувствовать свою важность для одного единственного человека, который готов пройти ради нас и огонь, и воду, и медные трубы. Внезапно я поняла, что не могу просто скрыться, уйти из жизни Купольного города или даже сознательно умертвить свое тело. Я должна попытаться сделать новый мир лучше, показать горожанам, что их жизни — это не очередное научное открытие. Криокамера была создана не для того, чтобы сохранить науку. Она была призвана сохранять личность с его сильными сторонами и слабостями, со всеми его эмоциями и чувствами.

Мы уезжали всё дальше и дальше. А внутри купола остались наши настоящие друзья, даже не подозревающие о существовании такого понятия, как дружба. Взять хотя бы Ольгу. Мы с ней — две противоположности: я — взбалмошная, неподчиняющаяся правилам, способная на преступление; Ольга — образец веры в общество, в науку, в закон. Несмотря на такой «правильный» характер, она была способна на всё ради дружбы. Или взять Антона. После мнимого перевода Романа в другую поисковую группу он как будто сдулся, выдохся. У него исчезла цель с уходом единственного друга, с которым он на протяжении всей своей новой жизни противостоял дикой природе, но вот дать отпор цивилизованному обществу не смог. Как же мы можем их бросить?

— Мы их не бросим, Валерия. Переждем время. Потом что-нибудь придумаем, — сказал Михаил. Он прочел мои мысли? Или я говорила вслух, забыв о его присутствии?

Тем не менее, он был готов к войне. Хотя, война — это громко сказано. Наша замышляемая революция была подобием попыток мухи противостоять цепким лапам паука, уже сосущего её кровь. Пусть так. Пусть это будет лишь предсмертная агония, но мы покажем горожанам истинную сущность их любимого правителя.

 

Глава 14. Родной дом

Незаметно для себя я задремала. Проснулась от того, что прекратилась убаюкивающая качка. Рука онемела. Это Михаил, положив голову мне на плечо, мирно посапывал, представляя себя, вероятно, в своей мягкой постели. «Пусть отдохнет», — подумала я, сдвинув его на свое сиденье, а сама села за руль. Проспали мы, видимо, несколько часов, так как до пункта назначения оставалось еще километров восемьдесят, а уже светало. Я посмотрела на часы: 04.20. Мир вокруг нас пробуждался: в траве, блестевшей капельками росы, неуклюже двигались жуки разных видов; в розово-оранжевом небе, на фоне восходящего солнца, то тут, то там пролетали стрекозы, пчелы, мухи, мошки; бутоны цветов, склонивших свои головы ближе к земле в ночное время суток, начинали раскрываться и тянуться к яркому солнышку. Перейдя в салон, я надела униформу, нацепила на спину блокиратор, взяла в руки автомат и вышла наружу. Прислушавшись к мирному шелестению листьев деревьев и легкому скрежету сминаемых травинок, я села обратно за руль. Погони за нами не было. Значит, нас еще не хватились. У нас есть еще полтора часа до пробуждения горожан, чтобы укрыться в бункере сектора номер 57.

Я завела мотор, попутно включив солнечные батареи (топливо нужно экономить), и рванула вперед, следуя стрелочке на картографе. В этом районе уже давно не было поисковых групп. Тропа заросла густым кустарником, так что скорость движения пришлось снизить до семидесяти километров в час. Но полянка, образовавшаяся в ходе раскопок шестилетней давности, по всей видимости, осталась, так как лес заметно редел. Вдалеке за деревьями проглядывали красноватые пятна. Я пыталась вглядеться вдаль, но слезная жидкость застилала мои глаза. Мне показалось, что я снова заснула и вижу свой вечный сон — тропинку, ведущую к ярко-красной маковой полянке, на которой стоит знакомая мне женщина и зовет меня не моим именем: «Лера, Лерочка…».

Я остановила автомобиль и вышла наружу. Ярко-красный цвет ослеплял меня. Если это сон, то слишком уж реальный. Я ощущала свежий запах влажного от утренней росы леса, осязала тоненькие стебельки травинок, тянувшиеся к солнцу. И вот я вышла на полянку и замерла: это полянка из моего сна, полностью усыпанная огромными красными маками, не дающими ни одной зеленой травинке пробиться сквозь них. Сбросив с себя оцепенение, я побежала к автомобилю, крича:

— Михаил, Михаил, проснись!

— Что случилось? — вскрикнул Михаил, пытаясь очнуться от сна.

— Мы приехали. Мы там, где нужно. Это наш дом! — я даже начала заикаться от радости.

Михаил пересел на водительское кресло и поехал прямиком к красным макам. Заехав на середину поляны, он начал раздавать команды, как настоящий руководитель поисковой группы:

— Просканируй почву, найди вход в бункер.

Я бросилась исполнять его приказ, а Михаил начал выгружать экскаваторное оборудование.

— Здесь! — крикнула я, очертив место обнаружения металла.

Михаил, не долго думая, направил туда ковш, скребнув по железной стенке. При стандартной вылазке такого расточительства оборудования не допускалось. Железо могло запросто погубить весь ковш.

— Автомобиль отгони подальше в лес, накрой его дождевиком. Может, так незаметнее будет, — отдал очередное распоряжение Михаил.

Выгрузив часть оружия, я спрятала автомобиль в лесной чаще. Михаил уже срезал пласт железа и соорудил лебедку.

— Лезь вниз. Я следом.

Под землей все мои страхи, как всегда, ушли. Здесь я чувствовала себя, как рыба в воде. Прямо под входом я поставила пару парализаторов, чтобы ни насекомое, ни человек не могли войти внутрь. Достав из походного рюкзака два мотка прочного проволочного каната, я приварила их к торчащему из стены бункера выступу. Другим концом тросов я перевязала себя и Михаила, уже успевшего спуститься вниз и натянуть над люком тонкую, но, несмотря на это, прочную сеть, не дающую никому постороннему заглянуть внутрь шахты.

Натянутая сеть притупила яркий свет солнца. Мы включили налобные фонарики и осторожно двинулись в путь. Все подземные убежища, в которых прятали наши предки криокамеры, защищая их от разрушительных действий природы и от самого человека, были похожи друг на друга: те же пустые длинные коридоры; те же мрачные стены из металлических сплавов, не дающие почве просочиться внутрь бункера: те же огромные залы, могущие вместить в себя не один десяток криокамер и древнего оборудования. Однако проходя по коридорам этого убежища, я убеждалась, что я уже была здесь. В памяти проскальзывали отрывки моей прежней жизни. Пятьсот тысяч лет назад я, как и сейчас, медленно продвигалась к нужному мне помещению. Михаил шел рядом, крепко держа меня за правую руку. Но мы здесь были не одни. По левую руку от меня, тяжело дыша, задыхаясь от пыли и сухого воздуха, шла пожилая женщина. Я так и вижу её любящие глаза, смотрящие на меня с огромной нежностью и теплотой. Кто эта женщина, я не могла вспомнить. Но то, что она имела для меня большое значение, я знала точно. «Скоро придем, Лерочка» — услышала я её голос в своей голове. Я резко остановилась. Воспоминания нахлынули на меня, как волны разлившегося моря, захлестывающего иллюминаторы поисковых автомобилей-амфибий.

— Что с тобой? — не на шутку испугался Михаил.

— Мы здесь уже были. Я помню это место, — сдавленным голосом сказала я ему.

Мы пошли дальше. Михаил, как и пятьсот тысяч лет назад, взял меня за руку и крепко-крепко сжал, удерживая меня от падения.

Спустя пару минут мы, всё также держась за руки, подошли к раскуроченной поисковиками двери, ведущий в большой пустой зал.

— Здесь стояли наши криокамеры. Ты помнишь? — спросила я Михаила.

— Да, — также тихо прошептал Михаил.

Я стояла в совершенно пустом, темной помещении, но моя память рисовала мне иные картинки. Прямо перед входом яркой голубой подсветкой сверкают две новенькие, до блеска вычищенные криокамеры. Рядом стоит компьютер, готовый начать подачу жидкого азота. Ярко горит большая красная кнопка «ПУСК». Эта знакомая до боли женщина берет в руку шариковую ручку (я видела эти древние принадлежности для письма в тайной комнате правителя) и красивыми большими буквами выводит имена на криокамерах: Валерия Красных, Михаил Красных.

— Это тупик, — сказал Михаил, оглядывая стены подземного зала. — Одна единственная комната. Артефакты были вывезены до нас.

— Нет, это не всё. Должна быть еще одна комната.

Я пыталась напрячь свою память, чтобы вспомнить все свои действия до мельчайших подробностей:

— Я помню другую комнату. Ярко зеленые стены, высокий потолок. Мы там жили какое-то время, втроем: ты, я и… эта женщина. Не могу вспомнить её имя. Мы сидели на большом старинном диване и читали книги вслух, по очереди. Ты помнишь?

— Я знаю, где эта комната, — вдруг сказал Михаил и потянул меня к выходу из просторного зала.

Он был прав. Рядом со входом мы увидели небольшое углубление в стене. На первый взгляд, это была обыкновенная ниша, предназначенная для установки электрического счетчика или противопожарного стенда. Но нет, это была дверь. Осветив стену, мы обнаружили еле видные выемки для петель. Запирающего механизма не было. Не было ни дверной ручки, ни какого-либо обозначения этой комнаты. Поэтому она и осталась без внимания поисковиков, нашедших наших криокамеры.

— Нужен сварочник, — сказал Михаил.

— Он в автомобиле, — ответила я.

— Я схожу, а ты оставайся здесь, — приказал мой одноименный.

Михаила не было почти час. Терзаемая неуемным волнением, я уже собралась выходить наружу. Мое буйное воображение рисовало мне разные варианты развития событий, самым безобидным из которых было нападение гигантского насекомого. А что если нас выследили, и Михаил сейчас находится в руках правителя? Это еще хуже. При встрече с созданием природы ты просто умираешь. Это меньшее из зол. Но правитель, я в этом была уверена, не позволит нам просто умереть. Он заставит нас жить в вечных муках, предоставляя свой организм для антигуманных генетических опытов.

Я встала с холодного металлического пола, слегка размяла онемевшие ноги и направилась к люку, ведущему наружу. Вдруг раздались одинокие шаги, гулко звучащие по пустынному коридору подземного убежища. Поддавшись инстинкту самосохранения, я направила боевой автомат в сторону приближающегося человека, готовая в любую секунду спустить курок. Это был Михаил. Вздох облегчения вырвался у меня из груди:

— Что ты так долго?

— Не бойся, тут нам ничто не угрожает, — успокоил меня Михаил и протянул мне энерготюбик. — На, позавтракай, пока я вожусь с дверью.

Я дрожащими руками взяла у него тюбик и снова уселась на холодный пол. Я была полностью истощена. Бессонная ночь, побег, несанкционированные раскопки плюс постоянное волнение дали о себе знать. Организм требовал отдыха, который мы в данный момент не могли себе позволить. По несколько замедленным движениям Михаила я поняла, что он тоже вымотан до предела. Я протянула ему свой тюбик, в котором оставалось еще больше половины фруктового пюре, усадила его на свое место, не внимая его вялым протестам, и сама принялась за работу. Так, сменяя друг друга, мы, наконец, вскрыли желанную дверь.

— Первая пойдешь? — спросил Михаил, глядя в чернеющую пустоту открытого нами помещения.

Кивнув в знак согласия, я включила переносную лампу, так как свет налобного фонарика не позволял увидеть пространство на расстоянии дальше вытянутой руки, и шагнула внутрь комнаты. Оглядев полупустое пространство, я несколько разочаровалась. На что я рассчитывала? Что всё здесь останется как прежде? За пятьсот тысяч лет большинство материалов превратилось в труху. Расставив по периметру помещения четыре переносных лампы (именно столько было в нашем распоряжении), мы с Михаилом медленно обходили комнату, всматриваясь в каждый предмет интерьера. По левой стене располагался некогда мягкий, уютный диван, от которого сейчас осталась лишь часть пружинного блока на сиденье и на спинке. Это был тот самый диван, на котором мы проводили большую часть времени, ожидая криоконсервации, читая любимые книги, разговаривая друг с другом, строя планы на будущее. Могли ли мы ожидать, что вернемся в эту комнату лишь спустя пятьсот тысяч лет? Ко мне в голову приходили мозаичные воспоминания, которые постепенно складывались в единую картину. Вот мы с Михаилом раскладываем диван, стелим простынь, кладем на нее подушки, укрываемся ярким лоскутным одеялом, слишком тонким, чтобы согревать в холодном подземном жилище. Михаил, лежа рядом со мной, нежно обнимает меня, зарывается лицом в мои распушенные волосы и засыпает. Я же наслаждаюсь его теплом и долго не могу заснуть. Я тихонько убираю его руку и встаю с дивана, чтобы взять книгу при тусклом свете торшера. Я даже помню эту книгу, которую я прочла уже не один десяток раз: твердый черный переплет, на котором желто-золотой краской выведено название «Таинственный остров. Жюль Верн». Я взглянула на стену, на которой в давние времена висела необычная деревянная книжная полка, которую Михаил сделал для меня своими руками.

Воспоминания накатывали волнами. Комната постепенно преображалась. Я уже не замечала осевшего и скукожившегося от времени стола с остатками краски непонятного цвета. Вместо него в моей памяти всплывала довольно красивая голубовато-сиреневая столешница, на которой стояла электрическая плитка, алюминиевый чайник, аккуратные стопки керамических тарелок, большая чугунная сковорода. Я будто перенеслась обратно, в XXI век до э. н. Вот та женщина, которая постоянно зовет меня к себе в моих снах, стоит спиной ко мне и, слегка пританцовывая в такт звучащей из МР3-плеера музыке, готовит ужин. Я даже чувствую манящий запах настоящей, натуральной еды. Наша генетически-модифицированная пища практически не имеет запаха, к сожалению. Вот Михаил, одетый в широкие брюки синего цвета и короткую красную курточку, сидит за столом и возится с радиоприемником, безуспешно пытаясь поймать нужную нам волну. Одно воспоминание сменилось другим: я лежу на диване, укрытая ворохом одежды, меня бьет озноб, я задыхаюсь; Михаил долго роется в многочисленных ящиках, находит то, что искал, и приносит мне лекарство — флакончик белого цвета с невкусным аэрозолем, который, однако, сразу снимает одышку.

Воспоминания резко оборвались. Я посмотрела на Михаила — пока я бродила по комнате, прикасаясь к каждому предмету, будто гладя его (наверное, со стороны я выглядела, как сумасшедшая), он нашел ноутбук, лежавший в ящике письменного стола, и уже принялся доставать жесткий диск. Он отсоединил аккумулятор, снял крышку, под которой находится жесткий диск, и уже старательно откручивал ручной отверткой фиксирующий винт.

— Думаешь, диск рабочий? — спросила я Михаила.

— Не знаю. Но попробовать стоит, — ответил Михаил, подключая провода жесткого диска к своему рабочему ноутбуку.

— Не получается. Диск испорчен, — удрученно сказал Михаил после нескольких попыток скопировать данные с древнего диска на свое устройство.

— Давай отдохнем. Мы же почти не спали. Уже 10 часов вечера, — предложила я, доставая из своего рюкзака очередные энерготюбики.

После ужина мы, проверив работоспособность парализаторов, установленных под входом в бункер, легли спать на голом полу, положив под голову походные рюкзаки и укрывшись широченными униформенными брюками. Я надеялась, что новый день принесет нам новые открытия. Усталость и перенапряжение, как умственное, так и физическое, не дают нормально мыслить. Это научно подтвержденный факт. Не зря наши предки говорили: утро вечера мудренее.

На следующее утро, проспав восемь часов беспробудным сном, несмотря на адский холод, проникающий в каждую частичку уставшего тела, я почувствовала необыкновенный прилив сил. Мы относительно спокойно позавтракали, особо не экономя на энерготюбиках, так как наших запасов вполне хватило бы на пару месяцев. После завтрака мы сменили полуразрядившиеся парализаторы, расположенные у входа в наш бункер, и продолжили изучение подземного убежища. В нашем положении самой главной находкой был древний ноутбук. Поскольку его жесткий диск оказался неработоспособным, мы принялись обшаривать каждый угол комнаты в поисках других электронных носителей. Целый час усиленной работы не дал никаких мало-мальски заметных результатов. Все артефакты, которыми я раньше восхищалась (ненужные никому безделушки, статуэтки, кухонные принадлежности, элементы интерьера), сейчас попросту отбрасывались в сторону. С каждым часом наши шансы на выживание уменьшались. Михаил не сомневался, что в скором времени правитель с его ищейками соберут всю информацию о нас и приедут в этот сектор, надеясь обнаружить нас здесь. Если они прибудут сюда, им останется только дождаться момента, когда у нас иссякнут запасы парализаторов, спуститься в убежище и убить нас. Поэтому мы шаг за шагом обыскивали каждый миллиметр комнаты, надеясь всё-таки обнаружить что-либо, что укажет нам дальнейший путь.

Мы нашли этот артефакт — это был старинный сотовый телефон, более или менее сохранившийся благодаря алюминиевому корпусу. Его флеш-карта могла содержать в себе важнейшую информацию. Тут я со всей ответственностью приступила к своей работе: тонким пинцетом открыла разъем и вытащила карту, которая выглядела вполне рабочей, присоединила к продезинфицированной переносной камере кардридер с вставленной в него флеш-картой, вывела его контакты наружу и запаяла переноску. Таким образом, мы могли спокойно выносить флешку на воздух, не боясь её стремительного разрушения, и уже там посредством кардридера перенести всю информацию на свое устройство.

Когда я закончила с консервацией флешки, Михаил уже собрал все вещи и был готов выходить наружу.

— Что дальше? — спросила я его, надеясь, что у него, как всегда, найдется отличный план.

— Здесь нам больше делать нечего. Уедем подальше, хотя бы на пятьсот километров, причем в сектор, где не было и не намечалось раскопок. Там просмотрим информацию с флеш-карты. Мне кажется, твой сон, повторяющийся каждую ночь на протяжении шести лет, — это не просто игра воображения, а твои воспоминания. Эта флешка должна иметь большое значение и для тебя, и для меня.

— Я тоже так считаю, — согласилась я, хотя в глубине души не была уверена, что наша находка окажется действительно стоящей.

Михаил отметил маршрут на картографе и посадил меня за руль. Самое опасное в нашем положении было наткнуться на одну из поисковых групп, поэтому мы выбрали давно заброшенное направление, где уже несколько раз побывали поисковики, надеясь, что ни правитель намеренно, ни один из руководителей поисковых групп по неведению не разыщет нас.

Тропы, как мы и ожидали, оказались давно заброшенными, поэтому приходилась пробираться сквозь разросшиеся кусты и молодые деревья очень и очень медленно. Уединенная просека, к которой мы стремились, показалась нам идеальным вариантом: с одной стороны, здесь было достаточно места для парковки автомобиля; с другой — она была удалена от главной тропы, через которую пролегал путь большинства поисковых автомобилей. За время передвижения Михаил успел скопировать информацию с флешки на свой планшет. Для просмотра некоторых из них требовалась установка дополнительных программ: файл avi, скрывающий, по всей видимости, достаточно весомую видеозапись, можно было открыть в стандартной программе для просмотра видео, которая имелась в каждом электронном устройстве, произведенном в Купольном городе. Поэтому с ним, в принципе, проблем возникнуть не должно. Другие файлы, которых было больше пятидесяти, имели устаревший формат jpg, для просмотра которого была необходима установка дополнительного программного обеспечения. В последнее десятилетие в Купольном городе были в ходу стереоизображения, а статичные фотоснимки давно ушли в прошлое, в связи с чем в современных планшетах отсутствовала программа для их просмотра. Михаил уверил меня, что справится с этой задачей за пару часов. Но, видя его усталость, ведь уже наступила ночь, я предложила ему поужинать в спокойной обстановке и поспать, чтобы восстановить как физические, так и умственные возможности наших организмов, а уже с утра начать исследование найденной флешки. Если бы я знала, что в обнаруженном артефакте спрятан ключ к освобождению горожан от ига правителя, я бы, конечно, не смогла спокойно уснуть и снова попасть, как и практически каждую ночь, на теперь уже известную маковую полянку, скрывающую под толщей земли наш с Михаилом родной дом. Теперь, когда я нашла заветные маки, мой сон разительно изменился. В центре полянки расположился полуразрушенный деревянный сарайчик, как раз у входа в подземный бункер, а на крыльце сарайчика стоит та пожилая женщина, как всегда зовущая меня своим ласковым, до боли знакомым голосом:

— Лера, дочка, иди скорее сюда.

Я подхожу к ней, заглядываю в её добрые глаза, смотрящие на меня с великой нежностью, и говорю:

— Я нашла тебя, мама.

Картинка в моем сне резко меняется. Память начинает подбрасывать мне картинки из моего прошлого: вот мама держит меня, совсем маленькую, на руках; вот я спрыгиваю с качели и несусь к ней, а она раскрывает свои объятия навстречу мне; вот мы с ней сидим за ужином, с ложками в руках; вот я стою с большущим ярко-розовым рюкзаком на спине и с букетом дивных желтых цветов в руках, а мама в это время снимает меня на камеру. Нескончаемый поток воспоминаний кружит меня. Я чувствую, что сейчас проснусь и не увижу своей мамы рядом с собой. Нарастает паника. Я в холодном поту просыпаюсь и, не вставая со своей импровизированной постели, пытаюсь повторить в памяти всё то, что я видела минуту назад. Я боюсь забыть свой сон, раскрывший тайны моей прошлой жизни.

Удивительно, как я, да и все остальные горожане Купольного города, могли забыть такое важное слово как «мама». С момента своей декриоконсервации я никогда не задавалась вопросом, как я действительно появилась на свет. Странно, что мы, люди новой эры, знаем абсолютно всё об анатомии человека, но, подобно нашим предкам, верим, что нас создала какая-то сверхсила: для людей до эры науки этой сверхсилой был Бог (Аллах, Будда, Ишвара; люди давали множество имен этой силе), для нас, человека действительно разумного, живущего в эру науки, это криокамера, позволившая нам перенести восстановление нашей планеты и возродиться в наиболее благоприятный для нас период. О репродуктивных возможностях человеческого организма мы, конечно, знали, но почему-то не задумывались о связи между нами и людьми, породившими нас более пятисот тысяч лет назад. Мама, семья, — эти новые для меня, да и для всего нового человечества, слова могли устроить настоящую революцию в Купольном городе. Только как заставить горожан вспомнить свои семьи и свергнуть правителя, лишившего их семейных уз? Я приобрела новые воспоминания благодаря тому, что попала в свой родной дом, где я прожила долгое время вместе со своей мамой. Переместить каждого горожанина в тот сектор, где хранилась его криокамера, не представляется возможным. Я в этом уверена. Более того, в некоторых бункерах находят десятки криокамер с биологическим материалом. Но ведь это не значит, что все двадцать — тридцать человек являются членами одной семьи. Нужно придумать другой способ открыть глаза горожанам на предательство правителя. Я ни капли не сомневалась в том, что лишить нового человека семьи, как и друзей, и любимых людей, — это идея Василия. Если человек не привязан к другим людям, если у него нет близкого человека, ему не за что бороться. Благодаря этому Купольный город кажется идеальным: никаких преступлений, нарушений правил, спокойная научная деятельность и одиночество каждого из нас.

Михаил еще спал. Не сдержав своего желания скорее поделиться с ним новым открытием своей памяти, я начала тормошить его:

— Михаил, просыпайся, просыпайся.

Михаил нехотя открыл глаза и посмотрел куда-то вскользь меня, будто до сих пор находясь в паутине своего сна.

— Я видел тебя во сне. Странно, никогда раньше не видел снов, просто засыпал и просыпался, а теперь… — медленно проговорил Михаил. Вдруг он быстро встал на ноги, сбросив с себя сонное оцепенение, взял в руки планшет и начал копаться в программной директории, выискивая нужное ПО для просмотра информации с флешки. Прошло не менее тридцати минут, когда он с сожалением сообщил, что мы не сможем просмотреть фотоснимки с его электронного носителя, однако возможно воспроизвести видеозапись. Этого уже было немало.

 

Глава 15. Видеодневник

Михаил настроил изображение, звук, поставил планшет на подставку и нажал на просмотр. На экране появилась чья-то рука, устанавливающая камеру и включающую запись. Затем человек сел на стул, поставленный перед объективом. Это была та самая женщина, которая звала меня во сне на маковую полянку. Её облик, мутный и неясный после недавнего сна, теперь полностью восстановился в моей памяти. Эта та женщина, благодаря которой я появилась на свет.

— Это мама, — прошептала я Михаилу.

— Я знаю, я помню, — также тихо произнес одноименный.

Мама начала говорить, обращаясь к тем, кто найдет эту видеозапись:

«Прошу передать эту запись моей дочери, Валерии Красных, до замужества Сергеевой, или её мужу, Михаилу Красных, законсервированных первого февраля 2030 года в бомбоубежище завода „Оптик“, расположенного в г. Орел Российской Федерации».

С первой же фразой, произнесенной пятьсот тысяч лет назад моей мамой, мой мозг начал усиленно восстанавливать информацию, аналогично тому, как мы приобретали первичные воспоминания из прошлой жизни на экспресс-курсе обучения в первые две недели пребывания на обновленной планете. Ранее неизвестные слова, такие как «дочь», «замужество», «муж», начали приобретать для меня смысл. Семейная структура древнего общества стала теперь понятной, как и мои чувства к Михаилу, ведь до криоконсервации мы с ним образовали новую ячейку общества, создали семью, чтобы вместе жить, вести хозяйство, а в условиях начала кислородного взрыва находить вместе пропитание, противоастматические ингаляторы и инъекции, без которых жизнь в разрушенной атмосфере Земли в начале XXI века была невозможной.

Слова мамы складывались в последовательную цепочку событий, произошедших до и во время кислородного взрыва. В Купольном городе единственным человеком, знавшим все подробности этого несчастья, был Василий. Остальные же, как и мы до недавнего времени, пребывали в полном неведении о событиях, в которых участвовал каждый из них. Да, мы обладали общей информацией о кислородном взрыве: что к нему привело, на чем отразилось разрушение озонового слоя в планетарных масштабах. Но сегодня мы с Михаилом получили возможность восстановить свою память и понять всю катастрофу в условиях отдельной семьи, нашей семьи.

Великие умы человечества неоднократно исследовали потенциальные последствия индустриального развития. Еще в XIX в. до э.н. ученые говорили о возможности довольно быстрого разрушения озонового слоя, возросшего количества озоновых дыр, что в итоге вызовет повышение уровня ультрафиолетовой радиации, губительной для живых организмов, так как ультрафиолетовое излучение приводит к генетическим изменениям в ДНК и РНК человека. Однако человечество забило тревогу лишь в 2017 г. Тогда мне было семь лет. Слушая голос мамы, доносящийся из планшета, я вспоминала телепередачи, которые мы каждый вечер смотрели всей семьей: моя мама, преподававшая английский язык в моей же школе, мой папа, работавший на производстве электронных табло, прототипов современных видеоэкранов, которыми сегодня напичкан Купольный город, я и мой младший брат Алешка, которому на тот момент было всего четыре года. По телевизору, по радио, в интернете на всеобщее обозрение передавались исследования климатологов, утверждающих, что процесс уменьшения кислорода в атмосфере Земли необратим. Человек не просто сам, своими руками, уничтожал атмосферу планеты, но и вырубал деревья в таких количествах, что пропорции кислорода не успевали восстанавливаться, а соотношение углекислого газа, соответственно, росло в той же прогрессии, что и раньше. Постепенно закрывались школы (я даже не успела закончить первый класс), детские сады, торговые центры, общественные организации. Все промышленные предприятия стали в панике переоборудовать под производство первых криокамер, поскольку после долгих дебатов правительства всех стран пришли к выводу, что криоконсервация — это единственный путь спасти человечество как биологический вид.

Паника возросла, когда люди один за другим начали погибать от удушья. Мой маленький брат умер, когда мне было восемь лет, задохнулся во сне, не успев позвать родителей. Рассказывая об Алешке, мамины глаза наполнились слезами. Только теперь я поняла, что человек способен плакать, что так позорно в нашем новом обществе. Причем люди плачут не только от боли, но и от горя, потери родных и любимых, предательства, обиды и других эмоциональных переживаний, отвергающихся жителями Купольного города. Я, как и мама, с самого рождения страдала бронхиальной астмой. Сейчас, в 28 г. э.н., с этой болезнью сталкивается каждый вновь появившийся на свет горожанин, но наша медицина далеко шагнула вперед, позволив медикам сразу после декриоконсервации излечивать астматиков. Но именно благодаря астме, как утверждала мама, мы с ней и выжили. Папа, который не был подвержен ни одной хронической болезни, что было даже странно в обществе, испещренном различного вида вирусами и генетическими отклонениями, переносил кислородное голодание намного тяжелее нас. В день ему требовалась тройная доза бронхолитиков, которые лишь снимали приступ удушья на какое-то время. Больницы были переполнены. Чтобы получить квалифицированную помощь, люди штурмовали все лечебные учреждения, прибегая к угрозам и насилию. Вскоре все больницы и аптечные пункты были опустошены. Люди, пребывая в состоянии паники, грабили магазины, дома. Мародерство достигло таких пределов, что находиться дома стало небезопасно.

Постепенно стало трудно доставать не только продовольствие и лекарства. Дефицитна стала вода. Все водоемы Земли начали стремительно испаряться. Я вспомнила, как наша семья, покинув свой дом, как и остальные жители, проходила мимо небольшой речки Кокшаги, протекающей по нашему городу. Каждое лето мы ходили на центральный пляж: мама и папа загорали на берегу, а мы с Алешкой плескались в теплой водичке. Мне казалось, что счастливее нас не было на всём белом свете. Но в тот день вместо голубовато-зеленой воды я с ужасом обнаружила мутное илистое дно, превратившееся в свалку отходов.

Все бетонные сооружения начали рушиться. Асфальт вздыбился, как после бомбежки. Буквально за год наш некогда красивый город, восхищавший жителей и туристов уходящими ввысь многоэтажками и необычными, почти сказочными кирпичными домиками, превратился в пыль. Эвакуация населения не была организована. Тогда я не задумывалась об этом, но, как объяснила мама, вещая с экрана планшета, только члены правительства и их семьи получили возможность укрыться в инновационно оборудованных подземных убежищах и при необходимости законсервировать себя в криокамерах, надеясь на последующую разморозку. Таким образом, город опустел. Большинство жителей, собрав свои небогатые пожитки, кто на транспорте, а кто и пешком отправились в более крупные города в надежде добиться выделения им криокамер. Также сделали и мы. По средствам связи (я помню, у нас был старинный радиоприемник, работавший от батареек, который папа включал раз в несколько часов) мы узнавали местоположение пунктов бесплатной криоконсервации. Шансы пробиться туда были невелики, но всё же это лучше, чем сидеть у разрушенного дома и ждать смерти от удушья, от голода и жажды, или от рук себеподобных, готовых убить ради банки тушенки.

Идти было трудно. Папа где-то нашел сломанную магазинную тележку, кое-как поставил её на колеса. Мы сложили туда одежду, палатку, одеяла, а на спинах несли рюкзаки с едой и лекарствами во избежание воровства, что стало в то время нормой. Тележка спасала не всегда. Из-за уменьшения количества кислорода в атмосфере поверхность планеты стала рушиться, как и наши дома. Мы пробирались по всклокоченной, потрескавшейся земле, сбивая ноги в кровь, стирая руки до водянистых мозолей, перетаскивая на себе не только вещи, но и эту самую телегу. В конце концов её пришлось выбросить и взвалить все пожитки себе на плечи. Так было легче перебираться через ямы и выбоины на дорогах.

Мы думали, что хуже уже и быть не может. Постоянные приступы удушья, голод, ночлег в лучшем случае в отдаленном незанятом никем подвале или деревянном домишке, зудящие солнечные ожоги. Мне тогда казалось странным, что солнца как такового практически не видно, повсюду царили вечные сумерки, но мы все были покрыты ожогами. Кожа была воспаленной, расцарапанной ногтями от постоянного зуда. Теперь я понимаю, что сумерки были вызваны уменьшением количества отражающих частиц, а ожоги — тем, что те молекулы кислорода, которые пока еще были в нашем распоряжении, не могли полноценно защитить нас от губительного ультрафиолета.

Запас лекарств таял на глазах. Все города, поселки и деревни, мимо которых проходили мы по пути в Москву, теперь уже не существующую столицу Российской Федерации, были полностью разграблены. Чаще всего мы пробирались по опушкам лесов, прячась от других людей, ставших озлобленными из-за голода, холода и постоянного удушья. Дойдя до очередного населенного когда-то пункта, папа раскладывал палатку, вручал маме ружье (мы им еще ни разу не воспользовались, но его наличие оказывало большое успокоительное действие) и уходил на поиски воды, продовольствия и, что важнее всего, бронхолитиков. Он никогда не рассказывал нам о своих походах, хотя зачастую приходил весь в крови от резаной или колотой раны. Однажды, это было в том же 2020 году, папа не вернулся. Мы прождали его три дня, не решаясь двинуться с места. Я помню, как мама плакала. Не будь меня рядом с ней, она бы пошла на его поиски. Но она не могла оставить десятилетнюю дочь одну в огромной лесу, кишащем… нет, не животными, животных мы могли найти способ отпугнуть, а людьми, которых мы боялись больше всего.

На третью ночь мама всё-таки решилась идти на его поиски. Раскопав землю у большой сухой сосны, мы сложили в яму все наши вещи, еду, лекарства, оставив лишь один ингалятор, который мама положила в карман моей курточки, закидали яму почвой и травой и направились в сторону разрушенной деревни, куда три дня назад пошел отец в поисках продовольствия и питьевой воды. Осторожно ступая на потрескавшуюся землю, мы с мамой под покровом ночи крались по пыльным улицам, заглядывая в каждую канаву, раскидывая ногами кучи мусора, громко шептали имя отца в распахнутые двери покосившихся деревянных избушек, чернеющих глазницами разбитых окон. Но все поиски были напрасны. Помню, как мама спустила меня на дно одной из ям на краю деревни, а сама полезла в обнаруженный подвал у поросшего зарослями лебеды деревянного дома, строго наказав не издавать ни звука и не включать фонарик до утра, что бы не произошло, а с утра, если она не вернется, откопать припрятанные вещи, найти карту и продолжать идти в Москву уже одной. Как я плакала, умоляя маму не оставлять меня одну.

К утру мама вернулась, неся в руках несколько трехлитровых банок с огурцами и литровых баночек с вареньем, но без папы. В этот же вечер она сообщила мне, что папы больше нет, что она обнаружила его в том подвале и похоронила. Но на видеозаписи мама призналась, что в тот день она его так и не нашла. Многие люди, испытывая муки голода и не видя возможности добыть еду, начали убивать себе подобных и использовать их в качестве пищи. Раз мы не нашли папу, то, вероятнее всего, он попался на глаза этим убийцам, без зазрения совести питающимся человечиной. Я мысленно поблагодарила маму за то, что она не сказала мне этого раньше.

Запас бронхолитиков вскоре закончился. Наверное, во всём мире уже не осталось ни одной неразграбленной аптеки, поэтому мы с мамой даже не пытались достать лекарство. Единственным выходом в данной ситуации стало посещение так называемых зеленых комнат. Зеленые комнаты устраивались довольно примитивно: активисты-добровольцы, то есть те люди, которые не захотели уходить из родного города и оставались там жить, тщетно ожидая эвакуации, свозили в крупные подвалы многоквартирных домов нетронутые мародерами домашние растения и прямо в горшках устанавливали по всему помещению. Сюда же свозилась гуманитарная помощь, присылаемая властями в каждый районный центр России (что творилось в других странах, мама, к сожалению, не знала): кислородные маски, которые прикручивались к потолкам и стенам подвалов; куски мыла, складываемые в импровизированных душевых кабинах; кварцевые лампы, обеззараживающие помещение, одежду и кожу людей для предотвращения появления новых вирусных эпидемий.

Зеленые комнаты частенько проверялись полицией, в связи с чем находиться в них было относительно безопасно. Каннибалы обходили их стороной, поскольку патруль, проверяющий окружение зеленых комнат, не разбираясь в обстоятельствах, сразу же пускал пулю в лоб человеку, который на их глазах убивал других людей. Вход в зеленые комнаты помечался специальным знаком — зеленым треугольником с черным кругом внутри. Увидев этот знак, мы с мамой с нетерпением забирались в темноту теплого, пахнувшего плесенью подвала, садились в уголок и с наслаждением вдыхали чистый кислород, затем мылись в душевой кабине вкусно пахнущим цветочным мылом.

В одной из зеленых комнат мы и нашли Михаила. Это было весной 2022 года. Мама периодически устраивала мне и себе отдых от бесконечных переходов от городу к городу. В каждом достаточно большом населенном пункте мы находили пустующий подвал или деревянный домик, в котором я сидела целыми днями одна (однако не скучала, читала книги, которые мама собирала для меня в чужих домах), а мама в это время обшаривала подвальные помещения крупных общественных организаций в поисках криокамер. На этот раз мы остановились в городе Пенза. В тот день я, как всегда, осталась в сухом, чистом подвале, сохранившемся на месте разрушенной многоэтажки. Мы уже несколько недель не видели знаков зеленой комнаты, поэтому приступы удушья уже стали постоянными. Мама вернулась к вечеру, с улыбкой сообщив, что сегодня мы идем на кислородотерапию (так она шутя называла посещение зеленых комнат) и в душ. Положив в рюкзак сменную одежду, потрепанную конечно, но всё-таки чистую, и несколько маленьких недозревших яблок, набранных в ближайшем лесочке, мы пробрались в спасительный подвал, освещаемый внутри тусклым голубым кварцевым светом. Увидев в дальнем углу зеленой комнаты скопление пальмовых деревьев, растущих в большущих глиняных кадках, мы, не медля ни секунды, пошли в том направлении. Патруль патрулем, но быть незаметными даже в зеленой комнате не мешало. Наше излюбленное место было, к сожалению, занято: на голом полу сидела красивая женщина с распущенными, чуть влажными волосами, а рядом с ней, положив голову ей на колени, спал мальчонка примерно моего возраста. Не желая упускать такое хорошее место, да и люди выглядели вполне прилично, мама, вынув из рюкзака два яблока, предложила их женщине и попросила разрешения сесть рядом. Так мы и сидели вчетвером, наслаждаясь живительным кислородом.

Незаметно для себя я заснула. В зеленой комнате всегда спалось на удивление хорошо. Внезапно я услышала звук выстрела и вскочила на ноги, готовая по привычке убегать от мародеров и каннибалов. Мама остановила меня и усадила на место, прижав меня к себе. Я взглянула на мальчика: он, как и я, полностью залез на свою маму, обняв её маленькими худенькими ручонками. Выстрелы слышались всё чаще. Казалось, они гремят над нашими головами. Вдруг в комнату ввалились грязные, оборванные мужчины, один из них прижимал руку к ноге, из которой, как из фонтана, хлестала ярко-алая кровь. Мужчины, явно разбойники, встали перед входом в зеленую комнату и, выглядывая из-за двери, то и дело палили из своих ружей. В воздухе просвистел нож, сверкнув в кварцевом свете, как луч яркого солнца, пролетел несколько метров и поразил одного из мужчин прямо в грудь. Он упал навзничь и больше не поднимался. Остальные двое продолжали отстреливаться, не давая их преследователям зайти внутрь комнаты. Но последние всё-таки изловчились и оттолкнули раненого человека, что позволило им войти внутрь. Последний мужчина продолжал метаться по зеленой комнате, стреляя без остановки. Мы с мамой склонили головы, моля бога, чтобы он случайно не зацепил нас в своем азарте. Прозвучал последний выстрел. На пол грохнулось грузное тело убитого преступника. Патрульные обвели взглядом комнату, погрузили себе на спину убитых и ушли.

Мы же в панике начали собирать свои вещи, намереваясь покинуть место перестрелки. Взглянув на мальчика, я увидела, что он всё еще сидит на маме, громко крича и вытирая ей лоб худенькой ладошкой. Его мать подстрелили. Пуля попала прямо в лоб, убив женщину в ту же секунду. Моя мама, не долго думая, оттащила мальчика от убитой женщины, схватила его за руку и потащила наружу. Мальчик вырывался, кричал, просил оставить его здесь, но моя мама была непреклонна. Затащив его в наш подвал, мы посадили его на одеяло, дали флягу воды и яблоко. Мальчик несколько успокоился, хотя его до сих пор трясло.

— Как тебя зовут? — спросила мама.

— Миша, — ответил мальчик.

— Вы были только с мамой вдвоем? У тебя есть здесь еще кто-то?

— Папу умер уже давно, — рассказывал Миша с полным ртом, одновременно жуя кислое яблоко. — А мама… Теперь я остался один.

Миша заплакал, выронив яблоко из своих рук.

— Не плачь, Мишенька, — успокаивала его моя мама. — Ты не один. Хочешь пойти с нами?

Миша кивнул, снова взял свое яблоко и спросил:

— Куда вы идете?

— Наверное, в Москву. Ищем криокамеры, — ответила мама.

— Мы тоже с мамой шли в Москву.

«Так мы нашли Мишку, твоего будущего мужа», — продолжала мама свой видеорассказ.

Михаил резко встал, нажал на паузу и вышел из автомобиля. Я схватила автомат и выбежала вслед за ним.

Я застала Михаила в метре от автомобиля. Он стоял спиной ко мне. По его хаотично вздымающимся плечам и опущенной голове я поняла, что его душат слезы. Я ни разу не плакала во всей своей новой жизни, но иногда бывали моменты, когда горе или сострадание к ближнему настолько сильно, что кажется, сердце не выдержит и расколется на мелкие кусочки. А сейчас, начиная вспоминать все подробности своей прежней жизни, мы испытывали неизведанные доселе эмоции, которые просачивались наружу в виде крупных слезинок, застилающих глаза, стекающих по щекам и подбородку и несущих неимоверное облегчение. Видя его страдание, скорбь по вот-вот найденной, но уже умершей матери, я тоже не смогла сдержать слез. Михаил тихо подошел, обнял меня за плечи, и мы так долго стояли, не смея нарушить скорбного молчания.

Спустя несколько минут Михаил шепнул мне на ухо:

— Грустить будем потом. Наших матерей уже не вернуть. А вот раскрыть глаза всем горожанам на их великого правителя мы можем попытаться. Идем!

Его решимость передалась и мне. Он прав, у нас уйма дел. Нужно досмотреть мамину «исповедь», как я её про себя называла, а затем придумать план революции.

«Постепенно мы стали привыкать к такой жизни», — продолжила свой рассказ мама. «Мы по полгода, а иногда по году жили в опустошенных деревеньках, стараясь оставаться поблизости от зеленых комнат. В ночное время суток мы ходили по лесам, собирая грибы, ягоды и коренья. Мишка изловчился в охоте. Благодаря нему на нашем столе постоянно было мясо. Однажды мы чуть его не потеряли. В лесу он встретился с медведем, шкура которого потом долгие годы согревала нас».

Да-да, я помню этот случай. Нам тогда было лет по шестнадцать. Мама нехорошо себя чувствовала, и я с ней осталась дома. Михаил, как всегда, пошел на охоту с самодельным арбалетом. Уже в те времена он проявлял свои изобретательские способности, которые в современном мире развились до настоящего таланта. Обычно он управлялся с добычей мяса за три-четыре часа. Но в тот день он отсутствовал восемь часов. Сказать, что я волновалась, значит ничего не сказать. Я буквально билась в истерике. Каннибализм в то время хоть и несколько снизился, однако опасность наткнуться на любителей человеческого мяса оставалась. В шесть часов утра я, оставив маме ружье, отправилась на поиски Михаила, как когда-то сделала мама, решившаяся на поиски пропавшего отца. Михаил, к моему ужасу, отыскался быстро лежащим бездыханным телом на опушке леса. Я взвалила его тяжелое тело на свои хрупкие плечи и принесла домой. Спустя пару недель он уже поднялся на ноги. Именно в тот день я поняла, что люблю Михаила всем сердцем. Ведь любовь проверяется не в радостные времена, а в моменты смертельной опасности.

Скитаясь по разным городам и селам, мы провели еще шесть лет. Мы с Михаилом росли у мамы на глазах. Дикие и опасные условия жизни закалили нас. Пышущие силой и здоровьем (вот что делает природа с людьми, в отличие от цивилизации), мы вдвоем добывали пропитание, занимались огородом, лазили по подвалам в надежде найти криокамеры. Хотя, насколько я помню, мы уже давно отчаялись найти спасение в виде хотя бы самодельных капсул с жидким азотом. Мама настаивала на том, чтобы мы не прекращали поиски. Сама она сильно сдала. Условия жизни, не щадящие никого, плюс смерть отца сделали свое дело. Её единственной целью было загрузить наши с Михаилом тела в криокамеры и спокойно умереть, выполнив свой долг.

Мама не могла нарадоваться на нас. Видя наши взаимные чувства, она предложила нам сыграть свадьбу. Помню, тогда мы даже посмеялись над ней. Государства как такового уже не существовало. Власти, попрятавшись в свои капсулы, бросили свой народ на произвол судьбы. Гуманитарной помощи не было уже несколько лет. Зеленые комнаты приходили в упадок без патрульных, которые испарились вместе со своими начальниками. Радио молчало. Большинство людей жили семьями, объединившись по три — пять человек, как мы. Некоторые пытались организовать что-то типа государственных структур, но все их попытки не увенчались успехом. В 2028 году человечество было уже обречено. Единственным оплотом оставалась церковь. Я бы ни за что не поверила в слова мамы, рассказывающей нам историю кислородного взрыва и его последствия с экрана, если бы сама не вспомнила, что во мне жила вера в Бога. Священников, держащих ворота своих церквей открытыми во все времена, не трогали даже каннибалы. Встречая на своем долгом пути церквушку, мы обязательно заходили помолиться, послушать плавные и, главное, обнадеживающие речи священников.

Говоря о свадьбе, мама имела в виду венчание перед богом. Она всегда была строгих правил, поэтому отношений вне брака не признавала. Её постоянные намеки на наше венчание, наконец, сделали свое дело. Теперь мы двинулись в путь в поисках церкви, а не криокамер (хотя попутно их тоже пытались найти).

Церковь мы обнаружили в городе Орле. Поговорив со священником, мы поняли, что мы не одни такие странные, хотя я, честно говоря, ожидала, что он откажет нам. Бог отвернулся от нас, послав на человечество муки и страдания. Следовательно, он не примет и слияние душ в церковном браке. Так я думала, но оказалась абсолютно не права. Батюшка уверял нас, что самые трудные времена позади, и жизнь скоро начнет возвращаться в свое русло. Выжило много людей. Они не смогут вечно скитаться в поисках криокамер. В один прекрасный день они поймут, что общество нужно возрождать. Восстанут города, пусть без бетона, асфальта и электричества, будут создаваться семьи, рождаться дети, следовательно, заново строиться школы. Не важно, что земля изрыта морщинами — мы залатаем её раны. Не важно, что солнце обжигает нашу кожу — мы придумаем защитную одежду и крема от ультрафиолета. Не важно, что день похож на вечер, а ночь темна как никогда раньше — мы используем силу ветра для освещения городов. Не важно, что человек дышит с трудом в разреженном воздухе — наши легкие постепенно адаптируются.

Прослушав пламенные речи священника, мы воспрянули духом. Действительно, всё уже не настолько плохо, как это было даже пять лет назад.

Венчание состоялось 16 ноября 2028 года, в день моего восемнадцатого дня рождения. Перед венчанием мы с Михаилом, по древним христианским традициям, исповедались в своих грехах и причастились. Для торжественного случая батюшка достал припрятанный им несколько лет назад кагор (в последние годы причастие совершалось льняной лепешкой и освященной водой вместо положенных просвирок и кагора — тела и крови Иисуса). Мама сшила мне простенькое, но очень красивое белое платье из старой хлопковой простыни. На голову я накинула платок, который она хранила уже пятнадцать лет — подарок отца на годовщину свадьбы. Для Михаила мама выстирала и отгладила горячим камнем, нагретым ультрафиолетовым свечением солнца, извергаемым с небес, старые брюки, которые выглядели после этого очень даже сносно, зашила самую нарядную ситцевую рубашку. Вместо традиционных венчальных свечей мы использовали тоненькие церковные свечки. Венцы же сохранились, настоящие, позолоченные, обрамленные синими драгоценными камнями. Вот что значит преданность Богу. Священник, страдающий от голода, как и все мы, не пожертвовал реликвиями ради пищи и лекарств. Своих икон у нас тоже не было. Хоть церковь и была несколько раз разворована, батюшка отдал нам иконы спасителя и божьей матери как символ нашей любви, одобренной богом — вечной любви. Ирония судьбы: мы получили вечную жизнь, но вот вечная любовь, да и любое мимолетное увлечение под запретом в новом научном обществе. Если бы об этом мог знать священник наперед, он бы, я думаю, проповедовал самоубийство во избежание бесцельной вечной жизни.

Чтобы соблюсти все традиции, в свидетельстве о венчании я вписала себе фамилию Михаила — Красных, несмотря на то, что смена фамилии — это традиция государства, а не церкви. После венчания мама устроила пир горой: она сварила борщ, настоящий русский борщ, достав остатки картошки, свеклы, моркови и лука и отварив их на густом бульоне из зайчатины. Мы ели суп впервые за несколько лет. Вода была дефицитным товаром. Я не знаю, откуда мама взяла три литра воды, наверное, целый месяц ставила миски у дождевых стоков.

В этом же городе мы и остались, хотя последнее время избегали больших городов, предпочитая их небольшим селам и деревенькам. С неделю мы жили в той же церкви — в небольшом пристрое, пока подыскивали себе подходящий домик или подвальное помещение.

После венчания, а особенно после пламенной речи священника о скором окончании наших невзгод, мы уже и думать забыли о криокамерах. Нет их — и не надо. Мы уже приспособились жить в условиях кислорододефицита. Именно тогда, когда нам они были не нужны, они и появились. Как говорится, закон подлости.

В поисках подходящего жилья мы с Михаилом целыми днями блуждали по улицам Орла. На второй день мы наткнулись на неприметную сторожку, рядом с которой четко выделялось кольцо, открывающее люк в подземный бункер. Сторожка располагалась на окраине города, поэтому мы справедливо рассудили, что здесь, по всей видимости, еще не побывали мародеры. На сохранность бункера указывали и многочисленные ростки ивняка, проложившие себе путь сквозь некогда асфальтированную дорожку. Более того, ключ от замка в подземное помещение, наше будущее жилище, как я полагала, на несколько лет, висел в сторожке на вешалке. Хочешь — не хочешь, поверишь в судьбу и Божий промысел. Будто кто-то свыше сохранил это место в целости и сохранности.

На карте города Орла, которую предложил нам священник, узнав, что мы хотим остановиться в его городе на некоторое время, было указано, что до начала разрушения кирпично-бетонных зданий здесь располагался завод по производству оптического оборудования, в 2018 году переквалифицировавшийся под изготовление криокамер. Давно исчезнувшая надежда найти свою долю жидкого азота и, следовательно, шанс на выживание, теперь ожила в нас обоих. Помню, как я представляла себе, что мы открываем люк, заходим в большущий зал, освещенный тысячами кварцевых механизмов (по аналогии с зелеными комнатами), внутри которого расположились сотни, нет, тысячи криокамер, готовых принять в свое нутро всех желающих. Может, поэтому две капсулы, одиноко стоящие в углу большой комнаты, несколько разочаровали меня. Михаил, напротив, был в полном восторге. Осталась только одна криокамера, и наша семья будет в безопасности! Оставив меня сторожить наше жилище в компании с заряженной двустволкой, Михаил побежал обратно в церковь за мамой и оставшимися там вещами.

Увидев две одинокие криокамеры, мама сходу начала готовить нас к криоконсервации. Еще в период первых разработок крионики она активно заинтересовалась устройством криокамер, условиями жизнеподдержания в жидком азоте, процессом замораживания человека. То есть она была в курсе всего, что касалось как промышленных, так и самодельных устройств. Во всяком случае, так было до тех пор, пока мы имели связь с окружающим миром: в интернете, на телевидении, на радио, даже в периодике, везде подробно описывались все новинки крионики XXI века, включая чертежи биокапсул.

Услышав наш отказ от заморозки, мама практически впала в истерику. И я её теперь, спустя пятьсот тысяч лет, понимала. После папиной смерти её основной задачей стало спасение своих детей: меня и Михаила, Мишутку, как она его частенько называла. Но мы не могли повести себя столь эгоистичным образом, бросив женщину, заботившуюся о нас в этот смутный период эволюции планеты, недоедавшую и недосыпавшую ради нас.

Разговоры об использовании найденных криокамер не прекращались ни на минуту. Мама пускала в ход все доступные ей средства: уговоры, мольбы, угрозы. Но мы с Михаилом твердо решили, что будем жить в этом бункере, охраняя ценные капсулы с жидким азотом, до тех пор, пока не разыщем еще одну криокамеру для мамы, пусть на этой уйдет не один десяток лет.

В этом бункере мы прожили больше года. Ни в одном городке мы не задерживались так надолго. Но тут были, можно сказать, идеальные условия. Свободное время мы проводили в соседней с криокамерным залом комнатке, оборудованной всем необходимым. Для нас оставалось загадкой, почему это место пустовало: помимо биокапсул с жидким азотом, на которые велась настоящая охота во всём мире, здесь было много продовольственных запасов (консервированные овощи и фрукты, тушеное мясо, копченая рыба, колбасы в вакуумной упаковке, мешки с крупами), отличные кухонные принадлежности (минипечка, работающая на дровах, коптильня, мангал, даже электроплитка, которая единственная осталась в стороне из-за повсеместного отключения электричества), средства связи. Здесь была даже небольшая библиотека, что меня, помню, особо обрадовало. Когда накатывали приступы удушья, мы садились на мягкий пружинистый диван и читали книги, журналы, старые газеты, кому что больше нравилось.

Конечно, мы знали, что не сможем прожить здесь всю свою жизнь. В любой момент сюда могли заявиться другие люди, возжелавшие захватить бункер для себя. А что с нас возьмешь: две слабые женщины (один Михаил не смог бы нас защитить), ружье да самодельный арбалет.

Однако и не этот факт стал причиной нашего согласия на заморозку. В Новый 2030 год я сообщила всем, что беременна. Скрывать беременность было бесполезно: мое состояние здоровья резко ухудшилось, приступы удушья повторялись с регулярностью в два, а то и три раза в неделю. Мама боялась, что ребенок не выживет и унесет меня с собой в могилу. Только под этим предлогом я, будучи уже на четвертом месяце беременности, согласилась на криоконсервацию. И первого февраля 2030 года мамина мечта сбылась — она, уверившая нас, что пойдет дальше на поиски криокамеры и что мы встретимся через несколько сотен лет, закрыла нас в капсулы, впустила жидкий азот и настроила компьютер на бессрочное поддержание необходимой температуры.

Мы с Михаилом сидели в полном молчании несколько минут, переваривая в своей голове весь мамин рассказ.

— Получается, у нас был ребенок? — спросил меня Михаил.

— Получается так, — ответила я, мельком взглянув на свой живот. — Я помню, как ты гладил меня по животу, разговаривал с ним.

— Но я не видел детей в Купольном городе. Я даже не задумывался об их существовании, честно говоря.

Тут меня осенило. В моей медкарте, которую я тайком отсканировала, была подозрительная, непонятная мне запись.

— Извлечение инородного тела из брюшной полости, — медленно проговорила я записанную в карте операцию, проведенную сразу после моей декриоконсервации.

— Что? — переспросил Михаил, не поняв, что я имела в виду.

— Помнишь, я показывала тебе скан моей медкарты? Там была указана эта операция. Всё совпадает. Я была беременна в момент заморозки. Ребенок, скорее всего, не выжил. Его извлекли из меня, не сказав мне об этом.

— Интересно, а ребенок и правда погиб? В медицине я не очень разбираюсь… Вот бы спросить у медиков, как протекает беременность в условиях криоконсервации.

Казалось, Михаил нашел себе новую головоломку. Я же была уверена, что любой горожанин имеет право знать о медицинских манипуляциях, проводимых с ним. Сообщают ведь вновь появившимся о коррекции зрения или об удалении раковой опухоли. Следовательно, сокрытие прерывания беременности — намеренное. Всё вполне логично. Горожане не знают, что такое семья, что такое любовь. Если бы они задумались о естественном рождении детей, вопросы создания семьи всплыли бы наружу, что было бы очень неудобно для Василия. Итак, список антигуманных преступлений правителя продолжал увеличиваться: он у каждого из нас, жителей новой эры, украл родителей, братьев и сестер, мужей и жен, друзей, а также, как выяснилось, нерожденных детей.

Внезапно меня посетила еще одна мысль: куда делись уже рожденные дети? Все матери мира, узнав о кислородном взрыве, побежали криоконсервировать своих детей, от мала до велика. Но в Купольном городе я не видела никого младше пятнадцати-шестнадцати биологических лет. Где же они? Он убивает их? Проводит на них опыты? При любом раскладе действия правителя были преступлениями против всего человечества. Это мы и должны рассказать горожанам.

— Что делаем дальше? — полная решимости вывести правителя на чистую воду, спросила я у Михаила.

— У тебя есть какой-то план? — вопросом на вопрос ответил он.

— Возможно, — проговорила я, одновременно размышляя над своим планом. — Нам нужно обратно в Купольный город. Не знаю, как мы туда проберемся, но здесь мы бессильны. Ведь так?

— В принципе, да, — согласился со мной Михаил. — Что дальше?

— Ты сможешь подключиться к глобальной сети? То есть все ухофоны, планшеты, можно даже видеоэкраны, всё оборудование горожан?

— Теоретически это возможно. Предположим, что нам удалось войти в сеть.

— Ты выведешь меня на все экраны, все инфоочки Купольного города, чтобы каждый услышал, как их обманывают.

Михаил отрицательно покачал головой.

— Во-первых, как только мы войдем в сеть, нас засекут сыщики, тот же самый Сергей, а таких Сергеев у правителя, я думаю, сотни. Во-вторых, про нас уже наверняка сочинили правдоподобную сказочку. Вспомни-ка, как мы отключили голограмму. Мы напугали горожан. Это мы — террористы, преступники, а правитель — белый и пушистый.

— Значит, нужно сделать так, чтобы горожане поверили нам. Заставить их вспомнить свою прежнюю жизнь, как вспомнили её мы.

— Фотографии, — сказал Михаил, торжествующе подняв указательный палец.

— Что фотографии? — не поняла я.

— Мы выведем на экраны фотографии. Я войду в сеть, скачаю нужную программу, и фотоснимки с маминого телефона можно будет показать всему городу. Может, глядя на изображения семьи, друзей, горожане вспомнят и свои семьи.

— Точно, — обрадовалась я такому простому решению. — Ты выведешь фото, если они подойдут для этой цели, мы ведь их еще не видели, а я по ухофонной связи синхронизируюсь с каждым горожанином и расскажу о преступлениях правителя, о его укрывательстве, убийствах.

— У меня еще есть запись разговора Сергея с правителем. Они оба сознаются в опытах над горожанами. Это тоже можно включить.

— Ты прав, — обрадовалась я, что наш план вполне реален.

— Тут появляется вторая проблема. Откуда нам вещать? Мы должны где-то спрятаться, чтобы нас не нашли на первой же минуте.

— Я знаю такое место! — воскликнула я.

— И что же это за место? — недоверчиво спросил Михаил.

— Правительственное здание, — с гордостью сказала я, радуясь от того, что я знаю вещи, неизвестные Михаилу.

— Ты с ума сошла! — с ужасом прошептал Михаил.

— В правительственном здании есть вакуумная комната. Ты ведь слышал о ней?

— Конечно, но как она нам поможет?

— В вакуумную комнату ведет лишь один шлюз. На перемещение каждого горожанина тратится около пяти минут. Двоим одновременно туда не попасть. У выхода из шлюза можно поставить парализаторы на полную мощность.

— Ты хочешь сказать, что они обнаружат нас, но войти к нам не смогут какое-то время?

— Заметь, довольно долгое время. У нас шесть парализаторов. Заряда каждого хватает где-то на двое суток. У нас уже есть двенадцать дней. Плюсом к этому они долго не смогут обнаружить, откуда идет сигнал.

Я многозначительно замолчала.

— Почему? Не томи, я ведь знаю эти твои паузы. Что ты хочешь сказать?

— Из вакуумной комнаты есть проход в личное хранилище правителя. О существовании этого помещения знает только Василий и я. Это настоящая сокровищница. Там есть музыка, развлекательные фильмы, напитки, твердая пища.

— Всё, что запрещено другим горожанам, — начал понимать мою мысль Михаил.

— Да, об этом я и говорю. Там хранится вся история наших предков. Мы сможем транслировать фильмы о любви на все экраны города, включать музыку, читать художественную литературу на ночь для всех горожан.

— И правитель не захочет раскрывать тайное хранилище своим подчиненным. Это ведь докажет его несостоятельность как человека эры науки.

— Вот именно. Ну как тебе такой план? — спросила я, гордая собой.

— Замечательный план. И он может выгореть. На горожан нахлынут воспоминания. Они пойдут в атаку на правительственное здание. А тут и мы под шумок скроемся.

— Теперь осталось решить, как нам попасть в Купольный город, — сказала я.

— Это уже я продумал. Возьмем поисковую группу в заложники и под видом поисковиков проберемся за врата.

Михаил вкратце обрисовал свой план, который мне показался достаточно простым, но эффективным. Конечно, направлять боевое оружие на своих же коллег не хотелось, но у нас не было другого выбора.

 

Глава 16. Революция

С самого утра мы начали подготовку к штурму Купольного города. Прежде всего, мы занялись изменением своей внешности доступными в данный момент средствами, ведь наверняка каждая видеокамера города запрограммирована на поиск наших лиц в толпе горожан. Михаил выкопал небольшую ямку в земле и, набросав туда сломленных веточек (как же жалко жечь ценную древесину!), развел небольшой костерок. С помощью сажи, полученной после прогорания дров, мы надеялись сменить мой русый цвет волос на иссиня-черный. Усевшись перед огнем, сняв капоры с защитным козырьком и подставив лицо яркому солнышку (так мы надеялись сделать лицо более смуглым или, по крайней мере, красным от ультрафиолетовых лучей), мы достали большие никелевые секаторы и сделали друг другу новые стрижки. С моими волосами было меньше проблем. Михаил просто-напросто состриг мои длинные золотистые локоны и обмазал их смоченной в воде сажей. Наденьте на меня мужской брючный костюм, и никто не признает во мне Валерию0323. Я теперь вылитый солидный горожанин с густой копной черных, отдающих солнечным блеском, коротких волос. С Михаилом дело оказалось сложнее. За время нашего мытарства по просторам дикой Земли, он довольно сильно оброс, что совсем немного упростило задачу. Я подстригла ему тыльную часть головы, оставив на макушке волнистый пушок, длинную челку до бровей и густые бакенбарды на висках, и намазала его волосы оставшейся сажей. Передо мной предстал загорелый мужчина биологических лет около сорока (как сильно влияет прическа на визуальные характеристики человека).

Решив переодеться в форменную одежду Купольного города сразу по прибытию, мы загрузили вещи в автомобиль и поехали к основной дороге, ведущей к голограммным вратам. Мы должны были попасть в правительственное здание сегодня же, поэтому, выжав из нашей реактивной ласточки самую высокую скорость, когда-то обещанную Михаилом (семьсот километров в час), мы добрались до пункта назначения буквально за сорок минут. Я бы не хотела еще раз испытывать новый скоростной транспорт. При столь быстрой езде пыль затрудняет видимость, становится трудно дышать, тело вжимается в спинку сиденья. Кажется, что автомобиль вот-вот оторвется от земли и взлетит к небесам.

Недалеко от развилки, через которую проезжает каждый поисковый автомобиль, покидая или возвращаясь в Купольный город, в высокой траве мы сложили все необходимые нам вещи, поставив рядом с ними один парализатор (аккумуляторы приходилось экономить, так как сколько времени нам предстояло провести на обочине дороги в ожидании поисковиков, было неизвестно). Прямо посередине дороги, с целью заставить поисковый автомобиль остановиться, мы выгрузили срубленные заранее тонкие и длинные стволы берез в хаотичном порядке. Возвратившись к своим вещам и спасительному парализатору, мы сели на землю, ожидая наших будущих заложников.

К счастью, ждать пришлось не слишком долго, всего пару часов. 11.30. — идеальное время для осуществления нашего плана. Обязательная остановка на обеденный перерыв давала нам дополнительный час.

— Едут! — крикнул мне Михаил. — Ты берешь на себя тех, кто выйдет из автомобиля, а я пойду внутрь. Всё поняла?

— Конечно, ты мне уже тысячу раз это говорил, — разозлилась я, но тут же утихомирила свой пыл. Как мы можем кричать друг на друга, ведь мы не чужие люди, мы муж и жена, разлученные на долгие пятьсот тысяч лет. Злость и досада — это результат волнения. Я знала всю схему действий наизусть. Каждое мое движение было четко спланировано, отхода от плана не предполагалось. Поэтому я быстро взяла себя в руки.

Как мы и рассчитывали, поисковики, обнаружив препятствие на дороге, мешающее им проехать дальше, остановили транспорт. Я лежала в высокой траве, слева от автомобиля, ожидая, когда наши будущие заложники выйдут из салона оценить сложившуюся ситуацию. Михаил спрятался справа от дороги, рассчитывая атаковать горожан, находящихся в рулевой кабине. Прошло несколько минут. Мне уже казалось, что поисковики, вопреки инструкциям, не решатся выйти наружу. В этом случае наш план будет провален. Мы не сможем захватить транспорт вовремя и не дать поисковой группе связаться с командованием. Уже разочаровавшись в нашем, казалось, идеальном плане захвата, я увидела, как раздвижная дверь из пассажирского салона медленно открывается, выпуская на волю поисковиков одного за другим. Не давая себе времени на раздумья, я поднялась с земли, не выпуская из рук боевого автомата, и в три прыжка очутилась прямо перед изумленными горожанами.

— Никому не двигаться! Руки поднять! — закричала я троим мужчинам, которые недоверчиво уставились на меня. В их глазах промелькнуло сначала недоумение, переходящее в недоверие, затем неописуемый страх. Один из поисковиков, вероятно, принял мои действия за шутку, так как пытался непринужденно ухмыльнуться, но я резко оборвала его начавшееся было веселье:

— Я не шучу! Снимайте инфолинзы, или я буду стрелять!

Для пущей уверенности я поместила указательный палец на курок, показывая тем самым, что у меня хватит смелости нажать на него.

Поисковики повиновались мне, не найдя иного выхода.

— А теперь ты (я дулом автомата указала на одного из поисковиков) свяжи руки своему товарищу, — сказала я, бросив ему стальную стяжку.

— Теперь твоя очередь, — подошла я вплотную к другому поисковику, подавая ему очередную стяжку. Третьего поисковика я связала сама.

В это время к нашему нестройному ряду подошел Михаил со своей группой связанных заложников — водителем и механиком, занимавших, по обыкновению, места в рулевой кабине автотранспорта. Направляя оружие то на одного, то на другого заложника, мы с Михаилом загнали их в салон, усадили на кресла вдоль иллюминаторов, крепко привязав их к спинкам сидений.

— Сейчас будет немного больно, — сказал Михаил твердым, уверенным голосом, доставая из кармана куртки пинцет и вырывая из ушей поисковиков ухофоны, один за другим. Мне было больно смотреть на их страдания. Но такие меры необходимы для нашей общей победы.

— Вы те террористы, которые отключили голограмму? — наконец решился спросить глава экспедиции.

Михаил усмехнулся:

— Да, это мы отключили голограмму. Что, сильно напугали народ?

— Началась настоящая паника. Большинство горожан ведь никогда не видели закупольного мира, — рассказывал главный поисковик. — Всем жителям без исключения ввели успокоительную смесь под кожу. А это не очень приятная процедура. Всё это вы сделали.

— Нам пришлось это сделать, чтобы показать горожанам, что их обманывают. Вот вы, — Михаил обвел взглядом всю поисковую группу, — и другие поисковики видели жизнь не только изнутри, но и снаружи. Горожане же других научных областей живут в своем маленьком мирке и не подозревают, что их жизнь — это сплошной обман. Ради разоблачения лжи мы и затеяли ваше похищение. Мы не причиним вам вреда, если вы будете выполнять наши указания.

— Голограмма создана для комфорта человека. Не каждая психика вынесет соседство чудищ, которые теперь населяют нашу планету, — пытался спорить главный поисковик.

— А если мы докажем, что голограмма — это не единственный обман правителя? — спросил Михаил, глядя поисковикам прямо в глаза.

— Что вы имеете в виду? — не понял глава экспедиции.

Тут Михаил повернулся ко мне.

— Валерия, покажи им отрывки маминой записи. Протестируем способность их мозга к давним воспоминаниям.

Я вывела на лобовое стекло видео с найденного мобильного телефона и, перескакивая с одного отрывка на другой, показывала нашим заложникам наиболее фантастические для современного горожанина моменты: как мама плачет, рассказывая о смерти моего отца; как она с улыбкой на лице описывает нашу с Михаилом свадьбу и мою беременность; как она жертвует собой ради своих детей, оставаясь в одиночестве в опасном бескислородном мире.

Поисковики смотрели видеозапись, не отрывая взгляд от лобового стекла. Я не знаю, что творилось в их головах, какие воспоминания зарождались в их умах. Подумать о том, что эта запись может быть инсценировкой, они не могли, ведь они не знали, что такое вымысел, умышленный обман. Изначально мы, горожане, все слова правителя и друг друга принимаем на веру. В этом первый промах Василия. Нашим словам могут не поверить, однако фразы, произнесенные чужими устами, будут восприняты всеми жителями Купольного города.

Время обеденного перерыва приближалось к концу. Пока мы смотрели видеозапись, Михаил, подключив свою планшет к транспортной связи, скачал из глобальной сети программу для просмотра файлов jpg.

— Посмотри фотографии с телефона, пока я расчищаю завал на дороге, — сказал он мне и вышел за дверь.

Я была уверена, что фотографии с телефона являются яркой иллюстрацией маминого рассказа. В них показана вся наша с Михаилом прежняя жизнь. Поэтому я не стала прятаться от наших заложников, решив посмотреть фото на большом экране, попутно комментируя их своими воспоминаниями.

На первом фото была изображена моя мама, еще молодая, с большущим свертком в руках, перевязанным розовой атласной ленточкой. В свертке, по всей видимости, лежала я, только что рожденная. Я помню это здание на заднем плане. Проходя мимо него, мама постоянно напоминала мне: «Столько-то лет назад в этом роддоме ты и родилась».

На втором фото я сижу на небольшом четырехколесном велосипеде, придерживаемым за руль отцом. Я вспомнила, что в прошлой жизни я обожала велосипед, готова была днями напролет колесить по скверу, в котором мы часто гуляли с папой. Но как только отец снял два боковых колеса, я потеряла всякий интерес к этому виду транспорта, так как не хотела учиться держать равновесие на уже двухколесном велосипеде.

На третьем фото я в красивом серо-фиолетовом, в клеточку, сарафане сижу за партой в школьном классе. Помню, как мне нравился этот предмет одежды. Я его примеряла несколько раз в день и не могла дождаться первого сентября, чтобы наконец одеть его в школу. Однако, придя в класс и увидев, что все девочки поголовно пришли в точно таких же сарафанах, я горько расплакалась. Я долго не могла понять, почему школьники должны ходить в одинаковой одежде, пусть даже настолько красивой. Смешно подумать, а ведь и сейчас, через пятьсот тысяч лет, я ненавижу однотипную белоснежную униформу Купольного города. Эта неприязнь к банальности и неоригинальности в одежде у меня, как выяснилось, с самого детства.

На следующем фото я увидела таких же молодых родителей, сидящих у открытого костра: мама держит на коленях маленького Алешку, папа на корточках сидит перед мангалом, рядом с мамой расположились мужчина и женщина, а у их ног в черной земле копается малыш. Увидев это фото, я сразу вспомнила их: это друзья нашей семьи, с которыми мы часто выезжали на природу. Я любила играть с этим мальчонкой. Как же его звали? Имя я так и не вспомнила. Интересно, где они сейчас? Может, живут в одном из районов Купольного города, не подозревая о тесной родственной связи друг с другом, а о нас, своих друзьях, и подавно. Может, до сих пор лежат в спасительных криокамерах в ожидании разморозки. А может, они и вовсе погибли при кислородном взрыве, от удушья, как мой брат, или от рук мародеров — каннибалов, как мой отец.

— Трогаемся! — крикнул Михаил, пересадив одного из наших заложников — механика — в кабину, чтобы у голограммщика и работников автопарка не возникло вопросов.

Только сейчас, очнувшись от нахлынувших детских воспоминаний, вызванных фотогалереей, предусмотрительно скачанной мамой с домашнего компьютера в телефон, я присела на кресло напротив захваченных поисковиков, дав своим натруженным ногам отдохнуть перед последним рывком. Мой взгляд блуждал по салону автомобиля в поисках чего-либо, способного отвлечь меня от горьких мыслей. Внезапно я наткнулась на сострадающий, жалостливый взгляд главного поисковика захваченной группы.

— Вы плачете? — спросил он, глядя в мои глаза.

Я, смахнув слезу с пылающих то ли от духоты, от ли от нахлынувших воспоминаний щек, ответила ему с вызовом:

— Да, я плачу. Я, в отличие от вас, истинных горожан, помню свою жизнь до кислородного взрыва, и знаю, чего я лишилась сейчас, возродившись в Купольном городе. И я уверена, что вы, обретя память, тоже сможете выражать свои эмоции: смеяться, плакать, держать любимого человека за руку.

— Я бы хотел вам помочь, — робко предложил поисковик. — Я бы… хотел увидеть свою мать, услышать её голос, хотя бы так, как вы, на экране.

Я посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь прочитать в них его намерения. Может, он лжет, чтобы обезоружить меня и донести правителю? Но горожане не умеют лгать априори. Ложь — изжитый способ добиваться желаемого в нашем сверхнаучном обществе. Более того, по его выражению лица, по мягкому голосу, едва уловимой нотке сострадания к ближнему я поняла, что он говорит искренне.

— Вы можете нам помочь, — начала я.

— Что мне делать? — с готовностью отозвался поисковик.

— Нам нужно два браслета и транспорт, чтобы добраться до… — я немного помедлила, опасаясь выдавать наш с Михаилом план действий, — до пункта назначения.

— Берите, — пытался протянуть связанные руки поисковик. — В автопарке стоят лыжероллеры. Можете их взять.

— У меня эр-ранец. Возможно, он будет удобнее, — сказал другой поисковик.

— Спасибо, — поблагодарила я их, снимая браслеты с их запястий. Однако освобождать их было неразумно в нашем положении, поэтому я перегнулась через переднее сиденье и прошептала Михаилу:

— Мне снять веревки?

— Потом, в автопарке. Мы подъезжаем к вратам. Садись на свое место, — приказал Михаил напряженным голосом.

Я послушно села, прислушиваясь, как механик докладывает о прибытии их группы и просит открыть врата. Внутри тоннеля мы остановились. Михаил вышел из кабины, расписался в электронном журнале выездов голограммщика и сел обратно за руль. Ни один из захваченных поисковиков даже не попытался подать какой-либо знак о внештатной ситуации (а у механика, сидящего впереди, в рулевой кабине, были все возможности открыть иллюминатор или хотя бы закричать, ведь на него не был направлен мой автомат).

Главный поисковик, чей браслет я зацепила на свое запястье, сказал мне, когда мы уже подъезжали к автопарку района номер 9:

— Я должен быть за рулем. Руководитель автопарка всегда подходит к вернувшемуся из экспедиции транспорту со своим журналом. Если меня не будет на месте, он может что-то заподозрить.

— Он прав, — сказал Михаил, который, конечно же, слышал весь наш разговор от начала до конца. — Валерия, развяжи его. Как вас зовут?

— Матвей0212, — ответил главный поисковик.

— Матвей, перелезь ко мне в кабину. Сможешь на ходу?

— Конечно, — ответил Матвей, выполнив все указания Михаила. Теперь наша с ним судьба и готовящаяся революция зависели от этого горожанина. Нам оставалось только надеяться, что он искренне предложил свою помощь.

— Что нам делать после остановки? — подал голос другой поисковик Павел, чей браслет достался Михаилу.

— Сделаем так, чтобы и мы добрались до своей цели, и вы остались жертвами, и вам бы не приписали пособничество террористам, кем нас сейчас считают все горожане. Матвей сразу по приезду доложит руководителю о поломке ухофонов. Можно сказать, что попали под сильный дождь, с нами такое уже случилось однажды. Всю группу отправят в особый медкорпус для их замены. Мы с Валерией и трое из вас, — Михаил указал на водителя, он же главный поисковик Матвей, механика и на третьего участника экспедиции, предложившего нам свой эр-ранец, — выйдем из автомобиля. Остальные останутся в салоне связанными. Когда вас обнаружат, скажете всё как есть, ну то есть что мы вас захватили и силой заставили делать всё, что мы скажем. Мы же впятером выедем из автопарка и отправимся каждый своей дорогой. Всем понятен такой план? Возражения есть?

Все промолчали. Следовательно, всех этот план устроил.

Как и было задумано, мы въехали в автопарк района номер 9, который оказался, кстати, полной копией нашего автопарка, что не удивительно, если учесть любовь правителя к порядку и симметрии. Матвей припарковался, вышел из автомобиля и направился навстречу горожанину, уже спешащему к нам со своим электронным журналом. После разговора с руководителем автопарка, который показался нам слишком долгим, Матвей вернулся к автомобилю и похлопал по кузову:

— Все в особый медкорпус на смену ухофонов.

Значит, не подвёл. Не выдал. Всё-таки наш план имеет будущее, ведь эти поисковики поверили нам, опасным террористам, лишившим Купольный город спасительной голограммы. Мы с Михаилом, следуя за поисковиком Павлом, зашли в блоки для смены одежды, облачились в чистую униформу Купольного города (мне пришлось надеть мужской брючный костюм, что еще сильнее изменило мою внешность, вкупе с коротко состриженными иссиня-черными волосами и загорелым лицом) и вышли за ворота автопарка.

Михаил, надевая на себя лыжероллеры, пожал руку нашим спасителям (не уверена, что они поняли этот его жест, ведь горожане никогда не прикасаются друг к другу), шепнул мне: «Встретимся на той парковке у правительственного здания» и уехал. Я, стараясь как можно быстрее исчезнуть из этого опасного для меня места, улыбнулась поисковикам, одними губами прошептав: «Спасибо», и взлетела на чужом эр-ранце в воздух.

Вот и правительственное здание. Если поисковая группа доложила о нас, то и меня, и Михаила уже ждут у самых дверей. Но мы зашли слишком далеко. Обратного пути нет. Мы бросили транспортные средства на парковке, положив рядом браслеты слежения, и направились к главным дверям.

Михаил был здесь впервые. Он никогда не видел такого скопления народа и не слышал такого оглушающего шарканья, цокота, топота тысяч ног, спешащих в свои многоквартирные блоки после насыщенного рабочего дня. С видеоэкрана, нависающего над всеми этими людьми и над нами, соответственно, как всегда вещал правитель. Только теперь темой его обращения были мы, преступники, ожидающие, с его слов, своего наказания:

— Горожане Купольного города. Все вы знаете, что на наш мирный город обрушилось несчастье. На целых восемь часов мы лишились привычного неба над головой, величия наших зданий, всего великолепия, которое до этого ужасного дня окружало нас на протяжении двадцати восьми лет. Преступники, как вы знаете, пойманы и ждут суда. Это Валерия0323 и Михаил0323 (на экране появились наши стереоснимки). Но я не могу позволить двум самонадеянным, не уважающим свой город преступникам (горожанами я их назвать уже не могу, они лишили себя этого права), позволить им напугать вас или навредить вам. До этого злополучного дня в Купольном городе не существовало исправительных мер, так как не было и преступности. И я считаю, что этот случай — единичен, и ради него не стоит строить тюрьмы, как наши предки пятьсот тысяч лет назад. Путем всекупольного голосования мы решим их судьбу все вместе. Звоните в приемную правителя и выбирайте вариант наказания: а) смерть через инъекцию хлорида калия; б) бессрочная криоконсервация; в) изгнание за пределы купола. Сделайте свой выбор. Лично я голосую за вариант «а». Эти преступники заслуживают смерти.

Я ускорила шаг. Изменение внешности было незначительно, так что нас могли узнать. Михаил, идя в нескольких шагах от меня, повторил мои движения. Нужно было думать только о главном, о цели нашего возвращения в Купольный город. Но я не могла пересилить себя. В мою голову снова закрался вопрос о выборе. Опять же, выбор в Купольном городе есть, но он иллюзорен. Горожане могут решить нашу судьбу, но правитель озвучил свой вариант, поэтому многие бессознательно поддержат его идею с инъекцией. Во избежание подобного манипулирования народом, в донаучном мире практиковалось анонимное голосование. Наше же общество, похоже, до этого еще не доросло и вряд ли когда-нибудь дорастет с Василием во главе, этим хитрим обманщиком.

Большая часть правительственных служащих уже покинула здание. Преодолев опасный ряд ступенек, где мы были у всех на виду, мы, наконец, оказались в пустом зале, в относительной безопасности. Зная привычку Василия засиживаться на рабочем месте, я повела Михаила не к лифту, а к лестничному пролету. Лестницей служащие никогда не пользовались. Зачем, если есть сверхскоростной лифт? Поэтому и мы, особо не опасаясь быть услышанными, ринулись топать вниз по ступенькам, ведущим на минус шестнадцатый этаж. Сумки, в каждой из которых лежало по два парализатора и по боевому автомату, оттягивали нам руки. Но без оружия мы ни за что не справимся. Правитель в конце концов обнаружит нас в своем тайном хранилище, и тогда… Я старалась не думать, что будет потом.

Минус десятый этаж. Ноги ужасно болят от бесконечных ступенек. Я лихорадочно ищу в недрах наполненной доверху сумки свой пропуск в вакуумную комнату. Не дай правитель я его выронила. Нет, вот он! Я сжала в руке искомую пластиковую карту, подбежала к двери с надписью «Допуск А», открыла её и, пропустив Михаила вперед, прошмыгнула внутрь. Дальше уже я была полностью в своей стихии. На автомате я открыла шкаф, достала для себя и Михаила телесного цвета комбинезоны, спустила контейнер и начала переодеваться.

— Скорее переодевайся, — подгоняла я Михаила.

— Может, в этой одежде пойдем? — умоляюще спросил Михаил.

— Ты что, там же бумажные книги. Я не позволю их испортить, — выкрикнула я.

Михаил понял, что лучше не спорить, быстро переоделся и, подчиняясь моим указаниям, забрался в стеклянный контейнер для дезинфекции и перемещения. Я закрыла за ним крышку, повернула рычаг и не стала дожидаться окончания процесса дезинфекции (хотя на испуганное лицо Михаила, наблюдающего за бесконечными белыми лентами, облепляющими его тело, стоило посмотреть). Я попыталась заблокировать дверь, выбивая шкафчики для сменной одежды из стены и накладывая их под дверь, надеясь, что это хоть как-то замедлит наших преследователей.

Контейнер вернулся на свое место. Я запрыгнула внутрь и повторила процедуру дезинфекции за Михаилом. Когда шлюз открылся, я увидела одноименного, стоящего перед шлюзом с одной из тумб для книг в руках, поднятых над головой. «Правитель мой, он трогал книги!» — пронеслось у меня в голове. Правильно, для него книга — это всего лишь кусок переработанного дерева со слоем типографской краски, и ничего больше.

Неуклюжие из-за тяжести скафандра действия Михаила были, однако, очень полезны в данной ситуации. Он со всей силой опустил тумбу на блок управления контейнером перемещений, отчего тот панически замигал и потух. Для пущей безопасности Михаил поместил один из парализаторов в кабину и, знаками показав мне, что нужно включить свою блокировку, врубил парализатор на полную мощность.

Я повела Михаила к тумбе с Ньютоном, повернула её и открыла тайный проход. Казалось, Михаил ничему не изумлялся. Он действовал на удивление четко и слаженно со мной. Войдя в нишу, он поставил на виниловый пол еще один парализатор. Войдя в тайное хранилище правителя, мы первым делом забаррикадировали вход и сняли тяжеленные скафандры.

— Ух ты, как дома, — промолвил Михаил, удивлено обведя взглядом потайную комнату Василия.

— Да, здесь очень уютно, — согласилась я с ним. — Вот только мозги начинаются отказывать уже после пяти часов, проведенных здесь без перерыва.

— Ты сидела тут так долго? С ним? — спросил Михаил. В его глазах загорелись злобные огоньки.

— Ты ревнуешь, ведь так? То есть, чувствуешь себя обиженным и оскорбленным из-за того, что я проводила здесь свое время не с тобой, а с другим мужчиной?

Как же всё стало просто, когда я вспомнила все те слова, которые стерлись из моей памяти шесть лет назад. «Ревность» — одно из таких слов, которое не привил нам правитель после декриоконсервации.

Михаил отрицать не стал. Значит, я права. Я почувствовала такую огромную нежность к стоящему передо мной мужчине, что, отринув все стеснения, я подошла к нему и прикоснулась своими губами к его холодным, сухим, колким губам. Он сначала испугался, оттолкнул меня, посмотрев на меня, как на сумасшедшую. Но, видимо, это прикосновение пробудило в нем воспоминания. Он также резко, как до этого оттолкнул меня, притянул меня к себе и поцеловал уже теплыми, даже горячими губами. Он целовал мои щеки, глаза, лоб, пока я, наконец, не вырвалась из его объятий, сказав:

— Нужно закончить то, что мы начали.

С сожалением оторвавшись друг от друга, мы с Михаилом приступили к завершающей стадии нашей импровизированной революции. На карту было поставлено всё, что нам было дорого: наши друзья, наша любовь, память наших родителей, наши жизни, наконец. Если видеоконференция не выгорит, всё, к чему мы стремились, превратится в смешную шутку, неуместный фарс, вялую попытку свергнуть существующее правительство и дать горожанам обрести память и свободу.

Основной задачей Михаила было настроить аудио- и видеосвязь с каждым электронным устройством Купольного города. Он освободил стоящий перед диваном журнальный столик, разместив на нем планшет, модем и другие одному ему известные приборы и механизмы. Я на минутку остановилась, с умилением глядя на него. Я всегда любила смотреть на него в процессе работы, будь то простая деревянная полочка для книг или сложнейшее устройство для доступа в глобальную сеть.

— Валерия, очнись. У нас мало времени. Как только я настрою связь, счет пойдет на минуты.

Слова Михаила вернули меня обратно в реальность.

— Да, да, я знаю. Я подготовлю музыку и, может, фильмы.

Я знала, где Василий хранит электронные носители с запрещенными аудио- и видеофайлами. Раскрытие своего тайника стало второй ошибкой правителя. Его маленькие шалости, такие как прослушивание песен, просмотр художественных фильмов, будут известны всем без исключения жителям Купольного города. Хотя, конечно, нашим главным козырем оставался жучок в рюкзаке Сергея. Во-первых, мы рассчитывали предъявить всему городу их разговор о пленении членов нашей поисковой группы. Как я желала, чтобы мы успели спасти Ольгу, Антона и Романа из лап генетиков. Я надеялась, что еще не всё потеряно. Во-вторых, Михаил высказывал мнение, что его жучок до сих пор на месте, будто его невозможно обнаружить ни металлоискателями, ни чем-либо другим. Если он прав, то мы будем знать наперед обо всех действиях Василия, и это станет большим подспорьем в нашем нелегком деле.

Уверенными движениями я начала искать наиболее компрометирующие правителя и весь государственный строй Купольного города файлы. Честно сказать, я уже успела раньше, в бытность правительственного архивариуса, порыться в заветных ящичках, хранящих старинную музыку и развлекательные видеофильмы. Поэтому я знала даже то, чего мне не показывал правитель, а именно то, что в самом нижнем ящике комода располагался механизм, больше похожий на современный ноутбук, чем на одно из устройств донаучной эры типа телевизора или аудиопроигрывателя. Конечно, будучи послушным (относительно послушным) архивариусом, я не решалась включить этот ноутбук, боясь навлечь на себя гнев правителя. Теперь уже было всё равно (ведь я уже навлекла его гнев), так что я без зазрения совести включила устройство в сеть и запустила процессор. Если это стандартный ноутбук со знакомой мне операционной системой, то при помощи него мне, по крайней мере, будет значительно проще отыскать нужные файлы.

Однако то, что я обнаружила в недрах памяти тайного устройства, повергло меня в шок. Это была огромная картотека файлов на каждого горожанина. Я открыла первую папку в списке под названием «Алексей0809». Табельный номер показался мне знакомым. Ах да, это же мой психолог, вечно проверяющий меня на избыточную эмоциональность. В папке было три типа файлов: один текстовый документ с обычными регистрационными данными горожанина (место и дата обнаружения криокамеры, дата и время разморозки, перенесенные заболевания, медицинские манипуляции, факультет, место работы), другой текстовый документ с известными данными его прежней жизни (имя и фамилия, место и год рождения), видеофайл с записью процесса декриоконсервации (я впервые видела подобное зрелище, хотя и знала его теоретически от и до), стереоизображение его лица и множество старинных фотоизображений формата jpg, подобно тем, что мы обнаружили в найденном мобильном телефоне моей матери.

Открыв сою папку, а затем папку с табельным номером Михаила, я не нашла ничего нового, не считая видео декриоконсервации. Попробовала найти Ольгу. В её папке набор файлов был гораздо разнообразнее. Во-первых, здесь было два видеофайла. Первый, как я и думала, был сделан в зале декриоконсервации. Начав просмотр второго видеофайла и поняв, где происходит действие, я в ужасе вскрикнула и чуть не рухнула с шаткого табурета. Михаил в туже секунду подбежал ко мне:

— Что случилось?

— Смотри. Это Ольга и правитель.

На видеозаписи был запечатлен процесс допроса Ольги, вероятно, в день нашего побега из Купольного города. Нам было видно только Ольгу, привязанную к подлокотникам и спинке кресла. Она отвечала на вопросы правителя. Хотя сам Василий не появлялся в кадре, его голос невозможно было спутать ни с чьим другим.

Правитель грозно спрашивал Ольгу:

— Где Валерия0323? Где она спряталась? Какие у нее были планы? С кем она тесно общалась? Вы обсуждали её побег с рабочего места? Где вы это обсуждали?

После каждого вопроса правителя появлялась чья-то рука и со всей силы ударяла по лицу, животу, ногам, голове моей подруги. Под давлением Ольга рассказала всё, что знала: про наше ночное бодрствование, про звездное небо, про прикосновения, про смех и веселье, про жвачку, в общем, всё, что в Купольном городе считалось нарушением правил. И я не виню её ни в чем. Она держалась до последнего, еле слышно шепча после очередного удара:

— Я ничего не знаю! Я ничего не скажу!

Михаил, который был поражен увиденным не меньше меня, сказал мне:

— Скинь мне это видео. И найди папки Антона и Романа. Их наверняка постигла та же участь. А это что за снимки?

— Не знаю, не смотрела еще, — ответила я, включая слайдшоу. На экране мы увидели улыбающуюся Ольгу в окружении различных незнакомых нам людей. Ольга была заснята в разные возрастные периоды — от маленькой девочки шести — семи лет до уже взрослой шестнадцатилетней девушки, стоящей в обнимку с каким-то молодым парнем.

— Это её фотографии из прошлой жизни, до кислородного взрыва, — ошеломленно сказала я. Это была лучшая находка. Нужно проверить все папки и вывести на экраны устройств Купольного города эти снимки. Пусть каждый узнает себя. Но, когда я предложила это Михаилу, он лишь покачал головой:

— Мы физически не успеем просмотреть всё. Тут ведь терабайты информации.

— Может как-нибудь выборочно? — несмело предложила я. Мне не хотелось терять столь ценную информацию, которая позволит всем горожанам обрести память.

— Я могу присоединить это устройство к своему планшету и настроить случайное воспроизведение всех файлов формата jpg, — сказал Михаил.

— Замечательно! — обрадовалась я. — А в фоне слайдшоу поставь вот эти аудиофайлы. Это песни о любви, о маме. Пусть горожане услышат новые слова, почувствуют их значимость, поймут, чего их лишили.

— Тогда начинаем? — спросил меня Михаил. — Но учти, как только мы подключим связь, правитель начнет искать источник передачи сигнала…

— И когда найдет, он нас убьет, — закончила я мысль за него.

— Мы прожили уже две жизни. Может, будет и еще одна, — подмигнул мне Михаил, как в прежние беззаботные времена, когда мы были обычными горожанами и не знали о нашей любви друг к другу.

Михаил подошел ко мне, крепко обнял, как будто прощаясь на очередные пятьсот тысяч лет, и включил передачу сигнала.

Впервые за всё существование Купольного города экраны всех устройств опустели, ухофонная связь прервалась, реклама на навесных видеоэкранах застыла, голос правителя, сутки напролет вещающего с фасада правительственного здания, умолк. Я физически ощущала эту тишину. Настало мое время её заполнить. Мой голос должен был поведать горожанам о предательстве главного человека Купольного города, который ежедневно обещал процветание всего человечества, вечную жизнь. Но те слова, которые я повторяла про себя уже тысячу раз, не могли сорваться с моих губ. Меня парализовало. Мозг опустел, потух, словно кто-то выдернул вилку из розетки. Михаил, видя мое замешательство, нежно взял мою руку в свои ладони, пытаясь отогреть меня, вернуть к жизни. И я, наконец, заговорила, направив камеру на себя:

— Жители Купольного города. Настал тот день, когда вы узнаете правду. Наш правитель Василий0101 обманывает всех нас. И у меня, Валерии0323, есть неопровержимые доказательства. Вам сообщили, что меня поймали, и я преспокойно жду наказания. Это обман. Я на свободе и продолжаю бороться за наше с вами светлое будущее. То, что я сейчас стою перед вами — первое неопровержимое доказательство. Руководитель поисковой группы номер 26, Роман1020, был якобы переведен в другую поисковую группу. Это снова обман. Включаю видео, в котором запечатлены пытки правителя над этим горожанином.

Михаил вовремя воспроизвел на экраны города видеофайл из папки Романа, перемотав его на самый конец, где наш друг, окровавленный, обессиленный, терпит удар за ударом, иногда теряя сознание, иногда открыто рыдая от ужасной боли.

— И это не единичный случай. Остальных членов поисковой группы номер 26, в которой до недавнего времени состояла и я, постигла та же участь, — продолжала я комментировать отрывки из видеофайлов Ольги и Антона.

— Правитель обещает нам вечную жизнь. Возможно, горожане будут жить вечно, но далеко не все. Те люди, которые неугодны правителю, отправляются в особый медкорпус в качестве подопытных. Учебный курс двадцать третьего года, вспомните Кристину0323. Она была помещена в генетическую лабораторию медкорпуса. Для нее вечной жизни не предусмотрено. Очередной обман правителя. Поисковики Купольного города, вспомните Виталия0608, которого спасли из осиного гнезда, вылечили, выходили. Так где же он? Он там же, где и Кристина, Ольга, Антон, Роман, вне своей воли предоставляет свое тело для опытов. Это не пустые слова. Есть доказательство, из-за которого чуть не погиб мой товарищ Михаил0323. Это аудиозапись разговора правителя с его правой рукой, избивающей горожан до полусмерти. Слушайте!

Не прошло и пяти минут, как Михаил шепнул мне:

— Валерия, нас пытаются заткнуть. Они блокируют мой сигнал. Не знаю, сколько я смогу его удержать.

— Выводи фото с тайного ноутбука, — сказала я Михаилу, а сама снова обратилась к народу:

— А что мы знаем о нашей прошлой жизни? Лишь общие факты. Себя мы не помним и не можем помнить, потому что сразу после декриоконсервации у нас изымают нашу личную память. Я, Валерия0323, и Михаил0323 проделали долгий и опасный путь, чтобы обрести эту память. Нам это удалось. И вы можете вспомнить свои семьи, матерей и отцов, мужей и жен, любимых людей, своих детей, близких друзей. Все эти слова, что я сейчас произнесла, кажутся вам незнакомыми. Этого и добивался правитель. Но мы нашли его тайное хранилище наших жизней. Практически на каждого горожанина правитель имеет досье. Возможно, все файлы мы показать не успеем. Правитель в данный момент пытается заткнуть нам рот и вам глаза и уши, чтобы его обман не всплыл наружу. Михаил, включай слайдшоу!

На экране стали появляться изображения счастливых, улыбающихся людей. Кто-то залез на колени к своей маме, кто-то копается в старинном автомобиле с отцом, кто-то сидит за большим столом, ломящемся от вкусной натуральной, не генетико-модифицированной, пищи, в компании друзей, кто-то обнимает мужа/жену, кто-то держит за руку своего родного малыша. Я, не отрываясь, рассматриваю кадр за кадром, пытаясь угадать в этих счастливых лицах знакомых горожан Купольного города, притоптывая ногой в такт медленной, текучей песне о настоящей любви. Голос исполнителя кажется мне знакомым. Под аккомпанемент одинокой гитары девушка рассказывает историю своей несчастной любви, длившейся лишь один миг и оставившей глубокую кровоточащую рану в груди, которая не затянется никогда.

Меня не покидает ощущение, что я уже слышала эту песню. Незаметно для самой себя я повторяю за звонким, но печальным женским голосом слова песни, не понимая, откуда я могу их знать: «Мы встретились с тобой случайно, на переломе двух эпох. В тот день сказал ты мне печально: Тебя послал мне, верно, Бог…». Я уже не видела снимков улыбающихся людей. Слезы застилали мне глаза. Я чувствовала тяжелое дыхание смерти над моим плечом. Предчувствие беды полностью захватило меня. Я явственно ощущала свою потерю, потерю Михаила. «Но он здесь, со мной», — пыталась я убедить себя. Поэтому когда Михаил сказал мне, что выйдет в вакуумную комнату проверить парализаторы, я, уже не боясь, что нас могут услышать, закричала:

— Нет, не уходи! Останься со мной! Не выходи за эту дверь, пожалуйста!

Я рыдала, валялась в его ногах, пытаясь удержать его от роковой ошибки.

— Всё в порядке, Лерочка. Я просто заменю парализатор и вернусь к тебе.

Он вырвался из моих рук, как мне показалось, с тихим вздохом облегчения. Я так крепко держала его, что подушечки на пальцах покалывало от онемения.

Что это? Я схожу с ума? Сколько я уже нахожусь в этом малокислородном помещении? Мое психологическое состояние — это следствие кислородного голодания. Можно одеть скафандр, и всё придет в норму. Я нашла глазами свой защитный костюм. Оставалось только встать, сделать пару шагов, и мой мозг придет в полный порядок. Но я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Я лишь отрешенно смотрела на закрывшуюся за Михаилом дверь тайного хранилища, чувствуя, что наша революция вот-вот подойдет к своему завершению.

Песня продолжала звучать, уже, наверное, в пятый или шестой раз проигрывая знакомую мелодию: «Мы встретились с тобой случайно, на переломе двух эпох…». Внезапно в моей памяти возникла новая картинка, новое воспоминание. Я нахожусь в той заветной комнате, под ярко-красной маковой полянкой. Мама жарит мясо на мангале. Вкусно пахнет слегка подгоревшей корочкой. Прекрасны звуки капающего на древесные угли растопленного сала. Рядом со мной стоит… нет, не Михаил, а Василий. Он нежно обнимает меня за плечи, будто успокаивая. Но я не чувствую его прикосновений. Я с головой ушла в свои записи: в тоненькой тетрадке я вывожу слова: на переломе двух эпох.

Я не могу понять, что со мной происходит. Из моего рта вырываются нечеловеческие крики. Громкие рыдания сотрясают всю комнату. Сквозь собственный крик я слышу голос Василия, как всегда нежный, мягкий, успокаивающий:

— Лера, Лерочка, ты слышишь меня?

Я в панике ищу источник звука. Откуда он говорит? Как он смог связаться со мной?

— Лера, я здесь, совсем рядом…

Я понимаю, что звук идет из динамиков планшета. Слайдшоу прервано, музыка выключена. Он нас нашел!

— Ты всегда включаешь одну и ту же песню, — продолжает говорить со мной правитель. — Скажи мне, что это за песня.

— Это… это моя песня, — сквозь рыдания говорю я. — Я её написала.

— Молодец, — хвалит меня Василий, как первоклассницу, правильно решившую задачу. — А теперь вспомни, где ты её пела, с кем?

От его голоса мурашки бегут по коже. В моей голове рождаются воспоминания, которые не могут быть моими. Я будто вспоминаю иную прежнюю жизнь. Моя память подбрасывает мне ответ на вопрос Василия. Я нахожусь в этой же тайной комнате, сижу на удивительно мягком диване, зарыв босые ноги в теплый ворс ковра, и пою эту песню. Рядом со мной сидит Василий с гитарой в руках, аккомпанируя моему пению.

Я резко отгоняю эти воспоминания, навязанные мне правителем. Наверняка он пустил сюда галлюциногенный газ. Точно, по вентиляции! Он же мне показывал её. Я вскочила на ноги, схватила с дивана подушку и, встав на ноги, попыталась заткнуть вентиляционное отверстие.

— Никакого газа здесь нет, — снова раздался голос Василия.

— Ты меня не обманешь! — злобно проговорила я. — Ты ведь построил эту комнату. Наверняка, заранее напичкал её всякими трубками, а теперь спокойно наблюдаешь, как этот газ сводит меня с ума. Сейчас вернется Михаил и снова включит передачу сигнала. Все жители Купольного города узнают о существовании твоего тайного хранилища.

— Валерия, ведь это твое тайное хранилище. Разве ты не помнишь? Ты сама спроектировала эту комнату. Ты перенесла сюда все свои книги из сектора номер 57. Взгляни на полку.

Я резко рванула к стене, на которой висела несуразная деревянная полочка, на которой стояло не менее двухсот настоящих бумажных томиков. Не в силах сдерживать свою злость на обманщика-правителя, я скинула все книги на пол и с ожесточением начала перерывать их, пытаясь доказать Василию, что я никогда не видела этих книг. Но тут мой взгляд наткнулся на потрепанное издание с обложкой глубокого черного цвета, на которой большими желто-золотыми буквами написано «Таинственный остров. Жюль Верн».

— Этого не может быть! Этого не может быть! — рыдала я, закрыв лицо рукам.

— Полочка тоже тебе знакома, не так ли? Ты её реставрировала целый год, — снова раздался увещевающий голос правителя.

Как же я раньше не замечала, что эта та самая полка, которую сделал для меня Михаил пятьсот тысяч лет назад. От наплыва эмоций я не могла различать, что реально, а что происходит лишь в моей голове. С мольбой в голосе я попросила Василия:

— Пожалуйста, скажи мне правду. Что всё это значит? Откуда здесь мои книги и моя полка?

— Ты сама их сюда принесла двадцать восемь лет назад. Эти предметы стали первыми артефактами в твоей коллекции. С самого первого дня ты колесишь по бывшей Европе в поисках предметов старого мира.

— Ты лжешь! Ты — обманщик! Тебе нельзя верить! — кричала я, не желая слушать его паранойю.

— Эх, — вздохнул Василий. — Придется снова пускать в ход оружие.

— Снова? — еще больше разгорячившись, спросила я. — Что значит снова? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Такова твоя человеческая природа. Ты не можешь жить спокойно, как все остальные горожане. Тебе каждый раз нужна революция.

Я уже не слушала его. Я вспомнила про Михаила, который уже долгое время не возвращался из вакуумной комнаты.

— Где Михаил? Что ты с ним сделал? — потребовала я ответа от правителя, направив автомат в сторону экрана, надеясь чисто психологически вызвать чувство страха от направленного в лицо дула смертоносного оружия.

— Михаила нет, Лерочка. Он погиб в 2027 году до эры науки.

— Что ты такое говоришь? Ты его убил? Почему он до сих пор не вернулся из вакуумной комнаты?

— Он не пережил кислородного взрыва, — продолжал врать правитель.

— Ты меня не обманешь! — крикнула я, подбежала к двери, открыла её и, услышав крик Василия «Стой!», упала навзничь.

 

Глава 17. Обратно в криокамеру

«Откуда здесь туман?» — думала я про себя, пытаясь подняться с холодного, твердого пола, но не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Я пыталась закричать, но мои губы не могли разомкнуться. В ушах жутко гудело, до боли в висках. Казалось, что кто-то разом включил миллион ламп дневного света.

Надо мной склонилось озабоченное лицо Василия. Послышался голос Сергея, этого двуличного сыщика:

— Снова выбежала без блокиратора?

Василий не ответил ему, лишь коротко раздавал указания невидимым мне горожанам:

— Сергей, Алексей, выносите её наверх. Мария, восстанови вакуумную систему.

Я вдруг взлетела над полом и поплыла к шлюзу, ведущему в скафандрную комнату. Я понимала, что это лишь действие парализатора, и на самом деле меня несут на носилках, просто мои нервные окончания на время отключились. Меня занесли в лифт (ох, лучше бы по лестнице, ненавижу этот скоростной лифт), оттуда по вестибюлю — к выходу из правительственного здания, где меня уже ждал медицинский перевозчик.

«Куда меня везут? В особый медкорпус? Я стану подопытным, как Ольга, Антон, Роман», — с горечью подумала я. «Но, может, я там увижу Михаила, его ведь тоже не отпустят так просто».

Я заснула. На этот раз не было ни маковой полянки, ни мамы, тихо зовущей меня. Только тишина и покой.

Я очнулась от яркого света, бьющего в мои воспаленные глаза. Вокруг меня ходили какие-то люди, но я не узнавала их, видя лишь серые тени на фоне ослепляющего света и белизны помещения. Снова этот вездесущий белый цвет. Как же он мне надоел!

Глаза начали понемногу привыкать к свету. Я уже осознавала, что лежу на операционном столе, а тот мучительный свет сочится из круглой лампы, висящей прямо надо мной.

Словно ниоткуда, из пустоты, вынырнуло лицо Василия. Он, как ни в чем не бывало, ласково улыбался мне:

— Проснулась, родная?

«Какая я тебе родная», — подумала я, пытаясь сжать кулаки и со всей силы врезать этому самонадеянному типу. Но руки до сих пор меня не слушались. Ни одна мышца тела не смогла выполнить приказ моего мозга.

— Всё будет хорошо, любимая, — продолжал говорить со мной Василий. — Ты немного поспишь, а потом мы снова будем вместе.

Я бы хотела всё высказать этому обманщику, но не могла вымолвить ни слова.

Василий продолжал говорить, но я, проваливаясь в пустоту, не понимала значения его слов:

— Я люблю тебя всем сердцем, Лерочка. И я не отпущу тебя никогда. Тебе нужен адреналин — ты его получишь, снова и снова. Мы тебе, как всегда, подыграем.

Я уже не слушала его. Мое сердце постепенно успокаивалось. Я не думала ни о Михаиле, лежащем сейчас где-нибудь в луже собственной багряно-красной крови, ни о маме, пожертвовавшей собой ради меня, её дочери, ни о своем неродившемся ребенке, ребенке Михаила. Было ли всё это на самом деле? Уже не важно, ведь он победил.

Постепенно теряя сознание, я слушала разговор Василия с медиком, но не могла толком разобрать слова, как будто они говорили на незнакомом мне языке.

— Правитель, куда её поместить? Снова в её криокамеру?

— Да, туда же. Хотя бы сценарий революции останется прежним. Будет меньше сюрпризов на этот раз.

— На сколько ставить таймер? На два года, как в прошлый раз?

— Нет, думаю, одного года достаточно…

Я появилась на свет девятого сентября 29 г. э. н. Мой табельный номер — Валерия0929. Я — единственный человек на новой Земле, которому повезло не только пережить кислородный взрыв, но и придти в новую жизнь с одноименным, Михаилом0929. Наша духовная связь друг с другом не случайна, я в этом уверена. Надо бы в этом разобраться…