Незаметно для себя я задремала. Проснулась от того, что прекратилась убаюкивающая качка. Рука онемела. Это Михаил, положив голову мне на плечо, мирно посапывал, представляя себя, вероятно, в своей мягкой постели. «Пусть отдохнет», — подумала я, сдвинув его на свое сиденье, а сама села за руль. Проспали мы, видимо, несколько часов, так как до пункта назначения оставалось еще километров восемьдесят, а уже светало. Я посмотрела на часы: 04.20. Мир вокруг нас пробуждался: в траве, блестевшей капельками росы, неуклюже двигались жуки разных видов; в розово-оранжевом небе, на фоне восходящего солнца, то тут, то там пролетали стрекозы, пчелы, мухи, мошки; бутоны цветов, склонивших свои головы ближе к земле в ночное время суток, начинали раскрываться и тянуться к яркому солнышку. Перейдя в салон, я надела униформу, нацепила на спину блокиратор, взяла в руки автомат и вышла наружу. Прислушавшись к мирному шелестению листьев деревьев и легкому скрежету сминаемых травинок, я села обратно за руль. Погони за нами не было. Значит, нас еще не хватились. У нас есть еще полтора часа до пробуждения горожан, чтобы укрыться в бункере сектора номер 57.

Я завела мотор, попутно включив солнечные батареи (топливо нужно экономить), и рванула вперед, следуя стрелочке на картографе. В этом районе уже давно не было поисковых групп. Тропа заросла густым кустарником, так что скорость движения пришлось снизить до семидесяти километров в час. Но полянка, образовавшаяся в ходе раскопок шестилетней давности, по всей видимости, осталась, так как лес заметно редел. Вдалеке за деревьями проглядывали красноватые пятна. Я пыталась вглядеться вдаль, но слезная жидкость застилала мои глаза. Мне показалось, что я снова заснула и вижу свой вечный сон — тропинку, ведущую к ярко-красной маковой полянке, на которой стоит знакомая мне женщина и зовет меня не моим именем: «Лера, Лерочка…».

Я остановила автомобиль и вышла наружу. Ярко-красный цвет ослеплял меня. Если это сон, то слишком уж реальный. Я ощущала свежий запах влажного от утренней росы леса, осязала тоненькие стебельки травинок, тянувшиеся к солнцу. И вот я вышла на полянку и замерла: это полянка из моего сна, полностью усыпанная огромными красными маками, не дающими ни одной зеленой травинке пробиться сквозь них. Сбросив с себя оцепенение, я побежала к автомобилю, крича:

— Михаил, Михаил, проснись!

— Что случилось? — вскрикнул Михаил, пытаясь очнуться от сна.

— Мы приехали. Мы там, где нужно. Это наш дом! — я даже начала заикаться от радости.

Михаил пересел на водительское кресло и поехал прямиком к красным макам. Заехав на середину поляны, он начал раздавать команды, как настоящий руководитель поисковой группы:

— Просканируй почву, найди вход в бункер.

Я бросилась исполнять его приказ, а Михаил начал выгружать экскаваторное оборудование.

— Здесь! — крикнула я, очертив место обнаружения металла.

Михаил, не долго думая, направил туда ковш, скребнув по железной стенке. При стандартной вылазке такого расточительства оборудования не допускалось. Железо могло запросто погубить весь ковш.

— Автомобиль отгони подальше в лес, накрой его дождевиком. Может, так незаметнее будет, — отдал очередное распоряжение Михаил.

Выгрузив часть оружия, я спрятала автомобиль в лесной чаще. Михаил уже срезал пласт железа и соорудил лебедку.

— Лезь вниз. Я следом.

Под землей все мои страхи, как всегда, ушли. Здесь я чувствовала себя, как рыба в воде. Прямо под входом я поставила пару парализаторов, чтобы ни насекомое, ни человек не могли войти внутрь. Достав из походного рюкзака два мотка прочного проволочного каната, я приварила их к торчащему из стены бункера выступу. Другим концом тросов я перевязала себя и Михаила, уже успевшего спуститься вниз и натянуть над люком тонкую, но, несмотря на это, прочную сеть, не дающую никому постороннему заглянуть внутрь шахты.

Натянутая сеть притупила яркий свет солнца. Мы включили налобные фонарики и осторожно двинулись в путь. Все подземные убежища, в которых прятали наши предки криокамеры, защищая их от разрушительных действий природы и от самого человека, были похожи друг на друга: те же пустые длинные коридоры; те же мрачные стены из металлических сплавов, не дающие почве просочиться внутрь бункера: те же огромные залы, могущие вместить в себя не один десяток криокамер и древнего оборудования. Однако проходя по коридорам этого убежища, я убеждалась, что я уже была здесь. В памяти проскальзывали отрывки моей прежней жизни. Пятьсот тысяч лет назад я, как и сейчас, медленно продвигалась к нужному мне помещению. Михаил шел рядом, крепко держа меня за правую руку. Но мы здесь были не одни. По левую руку от меня, тяжело дыша, задыхаясь от пыли и сухого воздуха, шла пожилая женщина. Я так и вижу её любящие глаза, смотрящие на меня с огромной нежностью и теплотой. Кто эта женщина, я не могла вспомнить. Но то, что она имела для меня большое значение, я знала точно. «Скоро придем, Лерочка» — услышала я её голос в своей голове. Я резко остановилась. Воспоминания нахлынули на меня, как волны разлившегося моря, захлестывающего иллюминаторы поисковых автомобилей-амфибий.

— Что с тобой? — не на шутку испугался Михаил.

— Мы здесь уже были. Я помню это место, — сдавленным голосом сказала я ему.

Мы пошли дальше. Михаил, как и пятьсот тысяч лет назад, взял меня за руку и крепко-крепко сжал, удерживая меня от падения.

Спустя пару минут мы, всё также держась за руки, подошли к раскуроченной поисковиками двери, ведущий в большой пустой зал.

— Здесь стояли наши криокамеры. Ты помнишь? — спросила я Михаила.

— Да, — также тихо прошептал Михаил.

Я стояла в совершенно пустом, темной помещении, но моя память рисовала мне иные картинки. Прямо перед входом яркой голубой подсветкой сверкают две новенькие, до блеска вычищенные криокамеры. Рядом стоит компьютер, готовый начать подачу жидкого азота. Ярко горит большая красная кнопка «ПУСК». Эта знакомая до боли женщина берет в руку шариковую ручку (я видела эти древние принадлежности для письма в тайной комнате правителя) и красивыми большими буквами выводит имена на криокамерах: Валерия Красных, Михаил Красных.

— Это тупик, — сказал Михаил, оглядывая стены подземного зала. — Одна единственная комната. Артефакты были вывезены до нас.

— Нет, это не всё. Должна быть еще одна комната.

Я пыталась напрячь свою память, чтобы вспомнить все свои действия до мельчайших подробностей:

— Я помню другую комнату. Ярко зеленые стены, высокий потолок. Мы там жили какое-то время, втроем: ты, я и… эта женщина. Не могу вспомнить её имя. Мы сидели на большом старинном диване и читали книги вслух, по очереди. Ты помнишь?

— Я знаю, где эта комната, — вдруг сказал Михаил и потянул меня к выходу из просторного зала.

Он был прав. Рядом со входом мы увидели небольшое углубление в стене. На первый взгляд, это была обыкновенная ниша, предназначенная для установки электрического счетчика или противопожарного стенда. Но нет, это была дверь. Осветив стену, мы обнаружили еле видные выемки для петель. Запирающего механизма не было. Не было ни дверной ручки, ни какого-либо обозначения этой комнаты. Поэтому она и осталась без внимания поисковиков, нашедших наших криокамеры.

— Нужен сварочник, — сказал Михаил.

— Он в автомобиле, — ответила я.

— Я схожу, а ты оставайся здесь, — приказал мой одноименный.

Михаила не было почти час. Терзаемая неуемным волнением, я уже собралась выходить наружу. Мое буйное воображение рисовало мне разные варианты развития событий, самым безобидным из которых было нападение гигантского насекомого. А что если нас выследили, и Михаил сейчас находится в руках правителя? Это еще хуже. При встрече с созданием природы ты просто умираешь. Это меньшее из зол. Но правитель, я в этом была уверена, не позволит нам просто умереть. Он заставит нас жить в вечных муках, предоставляя свой организм для антигуманных генетических опытов.

Я встала с холодного металлического пола, слегка размяла онемевшие ноги и направилась к люку, ведущему наружу. Вдруг раздались одинокие шаги, гулко звучащие по пустынному коридору подземного убежища. Поддавшись инстинкту самосохранения, я направила боевой автомат в сторону приближающегося человека, готовая в любую секунду спустить курок. Это был Михаил. Вздох облегчения вырвался у меня из груди:

— Что ты так долго?

— Не бойся, тут нам ничто не угрожает, — успокоил меня Михаил и протянул мне энерготюбик. — На, позавтракай, пока я вожусь с дверью.

Я дрожащими руками взяла у него тюбик и снова уселась на холодный пол. Я была полностью истощена. Бессонная ночь, побег, несанкционированные раскопки плюс постоянное волнение дали о себе знать. Организм требовал отдыха, который мы в данный момент не могли себе позволить. По несколько замедленным движениям Михаила я поняла, что он тоже вымотан до предела. Я протянула ему свой тюбик, в котором оставалось еще больше половины фруктового пюре, усадила его на свое место, не внимая его вялым протестам, и сама принялась за работу. Так, сменяя друг друга, мы, наконец, вскрыли желанную дверь.

— Первая пойдешь? — спросил Михаил, глядя в чернеющую пустоту открытого нами помещения.

Кивнув в знак согласия, я включила переносную лампу, так как свет налобного фонарика не позволял увидеть пространство на расстоянии дальше вытянутой руки, и шагнула внутрь комнаты. Оглядев полупустое пространство, я несколько разочаровалась. На что я рассчитывала? Что всё здесь останется как прежде? За пятьсот тысяч лет большинство материалов превратилось в труху. Расставив по периметру помещения четыре переносных лампы (именно столько было в нашем распоряжении), мы с Михаилом медленно обходили комнату, всматриваясь в каждый предмет интерьера. По левой стене располагался некогда мягкий, уютный диван, от которого сейчас осталась лишь часть пружинного блока на сиденье и на спинке. Это был тот самый диван, на котором мы проводили большую часть времени, ожидая криоконсервации, читая любимые книги, разговаривая друг с другом, строя планы на будущее. Могли ли мы ожидать, что вернемся в эту комнату лишь спустя пятьсот тысяч лет? Ко мне в голову приходили мозаичные воспоминания, которые постепенно складывались в единую картину. Вот мы с Михаилом раскладываем диван, стелим простынь, кладем на нее подушки, укрываемся ярким лоскутным одеялом, слишком тонким, чтобы согревать в холодном подземном жилище. Михаил, лежа рядом со мной, нежно обнимает меня, зарывается лицом в мои распушенные волосы и засыпает. Я же наслаждаюсь его теплом и долго не могу заснуть. Я тихонько убираю его руку и встаю с дивана, чтобы взять книгу при тусклом свете торшера. Я даже помню эту книгу, которую я прочла уже не один десяток раз: твердый черный переплет, на котором желто-золотой краской выведено название «Таинственный остров. Жюль Верн». Я взглянула на стену, на которой в давние времена висела необычная деревянная книжная полка, которую Михаил сделал для меня своими руками.

Воспоминания накатывали волнами. Комната постепенно преображалась. Я уже не замечала осевшего и скукожившегося от времени стола с остатками краски непонятного цвета. Вместо него в моей памяти всплывала довольно красивая голубовато-сиреневая столешница, на которой стояла электрическая плитка, алюминиевый чайник, аккуратные стопки керамических тарелок, большая чугунная сковорода. Я будто перенеслась обратно, в XXI век до э. н. Вот та женщина, которая постоянно зовет меня к себе в моих снах, стоит спиной ко мне и, слегка пританцовывая в такт звучащей из МР3-плеера музыке, готовит ужин. Я даже чувствую манящий запах настоящей, натуральной еды. Наша генетически-модифицированная пища практически не имеет запаха, к сожалению. Вот Михаил, одетый в широкие брюки синего цвета и короткую красную курточку, сидит за столом и возится с радиоприемником, безуспешно пытаясь поймать нужную нам волну. Одно воспоминание сменилось другим: я лежу на диване, укрытая ворохом одежды, меня бьет озноб, я задыхаюсь; Михаил долго роется в многочисленных ящиках, находит то, что искал, и приносит мне лекарство — флакончик белого цвета с невкусным аэрозолем, который, однако, сразу снимает одышку.

Воспоминания резко оборвались. Я посмотрела на Михаила — пока я бродила по комнате, прикасаясь к каждому предмету, будто гладя его (наверное, со стороны я выглядела, как сумасшедшая), он нашел ноутбук, лежавший в ящике письменного стола, и уже принялся доставать жесткий диск. Он отсоединил аккумулятор, снял крышку, под которой находится жесткий диск, и уже старательно откручивал ручной отверткой фиксирующий винт.

— Думаешь, диск рабочий? — спросила я Михаила.

— Не знаю. Но попробовать стоит, — ответил Михаил, подключая провода жесткого диска к своему рабочему ноутбуку.

— Не получается. Диск испорчен, — удрученно сказал Михаил после нескольких попыток скопировать данные с древнего диска на свое устройство.

— Давай отдохнем. Мы же почти не спали. Уже 10 часов вечера, — предложила я, доставая из своего рюкзака очередные энерготюбики.

После ужина мы, проверив работоспособность парализаторов, установленных под входом в бункер, легли спать на голом полу, положив под голову походные рюкзаки и укрывшись широченными униформенными брюками. Я надеялась, что новый день принесет нам новые открытия. Усталость и перенапряжение, как умственное, так и физическое, не дают нормально мыслить. Это научно подтвержденный факт. Не зря наши предки говорили: утро вечера мудренее.

На следующее утро, проспав восемь часов беспробудным сном, несмотря на адский холод, проникающий в каждую частичку уставшего тела, я почувствовала необыкновенный прилив сил. Мы относительно спокойно позавтракали, особо не экономя на энерготюбиках, так как наших запасов вполне хватило бы на пару месяцев. После завтрака мы сменили полуразрядившиеся парализаторы, расположенные у входа в наш бункер, и продолжили изучение подземного убежища. В нашем положении самой главной находкой был древний ноутбук. Поскольку его жесткий диск оказался неработоспособным, мы принялись обшаривать каждый угол комнаты в поисках других электронных носителей. Целый час усиленной работы не дал никаких мало-мальски заметных результатов. Все артефакты, которыми я раньше восхищалась (ненужные никому безделушки, статуэтки, кухонные принадлежности, элементы интерьера), сейчас попросту отбрасывались в сторону. С каждым часом наши шансы на выживание уменьшались. Михаил не сомневался, что в скором времени правитель с его ищейками соберут всю информацию о нас и приедут в этот сектор, надеясь обнаружить нас здесь. Если они прибудут сюда, им останется только дождаться момента, когда у нас иссякнут запасы парализаторов, спуститься в убежище и убить нас. Поэтому мы шаг за шагом обыскивали каждый миллиметр комнаты, надеясь всё-таки обнаружить что-либо, что укажет нам дальнейший путь.

Мы нашли этот артефакт — это был старинный сотовый телефон, более или менее сохранившийся благодаря алюминиевому корпусу. Его флеш-карта могла содержать в себе важнейшую информацию. Тут я со всей ответственностью приступила к своей работе: тонким пинцетом открыла разъем и вытащила карту, которая выглядела вполне рабочей, присоединила к продезинфицированной переносной камере кардридер с вставленной в него флеш-картой, вывела его контакты наружу и запаяла переноску. Таким образом, мы могли спокойно выносить флешку на воздух, не боясь её стремительного разрушения, и уже там посредством кардридера перенести всю информацию на свое устройство.

Когда я закончила с консервацией флешки, Михаил уже собрал все вещи и был готов выходить наружу.

— Что дальше? — спросила я его, надеясь, что у него, как всегда, найдется отличный план.

— Здесь нам больше делать нечего. Уедем подальше, хотя бы на пятьсот километров, причем в сектор, где не было и не намечалось раскопок. Там просмотрим информацию с флеш-карты. Мне кажется, твой сон, повторяющийся каждую ночь на протяжении шести лет, — это не просто игра воображения, а твои воспоминания. Эта флешка должна иметь большое значение и для тебя, и для меня.

— Я тоже так считаю, — согласилась я, хотя в глубине души не была уверена, что наша находка окажется действительно стоящей.

Михаил отметил маршрут на картографе и посадил меня за руль. Самое опасное в нашем положении было наткнуться на одну из поисковых групп, поэтому мы выбрали давно заброшенное направление, где уже несколько раз побывали поисковики, надеясь, что ни правитель намеренно, ни один из руководителей поисковых групп по неведению не разыщет нас.

Тропы, как мы и ожидали, оказались давно заброшенными, поэтому приходилась пробираться сквозь разросшиеся кусты и молодые деревья очень и очень медленно. Уединенная просека, к которой мы стремились, показалась нам идеальным вариантом: с одной стороны, здесь было достаточно места для парковки автомобиля; с другой — она была удалена от главной тропы, через которую пролегал путь большинства поисковых автомобилей. За время передвижения Михаил успел скопировать информацию с флешки на свой планшет. Для просмотра некоторых из них требовалась установка дополнительных программ: файл avi, скрывающий, по всей видимости, достаточно весомую видеозапись, можно было открыть в стандартной программе для просмотра видео, которая имелась в каждом электронном устройстве, произведенном в Купольном городе. Поэтому с ним, в принципе, проблем возникнуть не должно. Другие файлы, которых было больше пятидесяти, имели устаревший формат jpg, для просмотра которого была необходима установка дополнительного программного обеспечения. В последнее десятилетие в Купольном городе были в ходу стереоизображения, а статичные фотоснимки давно ушли в прошлое, в связи с чем в современных планшетах отсутствовала программа для их просмотра. Михаил уверил меня, что справится с этой задачей за пару часов. Но, видя его усталость, ведь уже наступила ночь, я предложила ему поужинать в спокойной обстановке и поспать, чтобы восстановить как физические, так и умственные возможности наших организмов, а уже с утра начать исследование найденной флешки. Если бы я знала, что в обнаруженном артефакте спрятан ключ к освобождению горожан от ига правителя, я бы, конечно, не смогла спокойно уснуть и снова попасть, как и практически каждую ночь, на теперь уже известную маковую полянку, скрывающую под толщей земли наш с Михаилом родной дом. Теперь, когда я нашла заветные маки, мой сон разительно изменился. В центре полянки расположился полуразрушенный деревянный сарайчик, как раз у входа в подземный бункер, а на крыльце сарайчика стоит та пожилая женщина, как всегда зовущая меня своим ласковым, до боли знакомым голосом:

— Лера, дочка, иди скорее сюда.

Я подхожу к ней, заглядываю в её добрые глаза, смотрящие на меня с великой нежностью, и говорю:

— Я нашла тебя, мама.

Картинка в моем сне резко меняется. Память начинает подбрасывать мне картинки из моего прошлого: вот мама держит меня, совсем маленькую, на руках; вот я спрыгиваю с качели и несусь к ней, а она раскрывает свои объятия навстречу мне; вот мы с ней сидим за ужином, с ложками в руках; вот я стою с большущим ярко-розовым рюкзаком на спине и с букетом дивных желтых цветов в руках, а мама в это время снимает меня на камеру. Нескончаемый поток воспоминаний кружит меня. Я чувствую, что сейчас проснусь и не увижу своей мамы рядом с собой. Нарастает паника. Я в холодном поту просыпаюсь и, не вставая со своей импровизированной постели, пытаюсь повторить в памяти всё то, что я видела минуту назад. Я боюсь забыть свой сон, раскрывший тайны моей прошлой жизни.

Удивительно, как я, да и все остальные горожане Купольного города, могли забыть такое важное слово как «мама». С момента своей декриоконсервации я никогда не задавалась вопросом, как я действительно появилась на свет. Странно, что мы, люди новой эры, знаем абсолютно всё об анатомии человека, но, подобно нашим предкам, верим, что нас создала какая-то сверхсила: для людей до эры науки этой сверхсилой был Бог (Аллах, Будда, Ишвара; люди давали множество имен этой силе), для нас, человека действительно разумного, живущего в эру науки, это криокамера, позволившая нам перенести восстановление нашей планеты и возродиться в наиболее благоприятный для нас период. О репродуктивных возможностях человеческого организма мы, конечно, знали, но почему-то не задумывались о связи между нами и людьми, породившими нас более пятисот тысяч лет назад. Мама, семья, — эти новые для меня, да и для всего нового человечества, слова могли устроить настоящую революцию в Купольном городе. Только как заставить горожан вспомнить свои семьи и свергнуть правителя, лишившего их семейных уз? Я приобрела новые воспоминания благодаря тому, что попала в свой родной дом, где я прожила долгое время вместе со своей мамой. Переместить каждого горожанина в тот сектор, где хранилась его криокамера, не представляется возможным. Я в этом уверена. Более того, в некоторых бункерах находят десятки криокамер с биологическим материалом. Но ведь это не значит, что все двадцать — тридцать человек являются членами одной семьи. Нужно придумать другой способ открыть глаза горожанам на предательство правителя. Я ни капли не сомневалась в том, что лишить нового человека семьи, как и друзей, и любимых людей, — это идея Василия. Если человек не привязан к другим людям, если у него нет близкого человека, ему не за что бороться. Благодаря этому Купольный город кажется идеальным: никаких преступлений, нарушений правил, спокойная научная деятельность и одиночество каждого из нас.

Михаил еще спал. Не сдержав своего желания скорее поделиться с ним новым открытием своей памяти, я начала тормошить его:

— Михаил, просыпайся, просыпайся.

Михаил нехотя открыл глаза и посмотрел куда-то вскользь меня, будто до сих пор находясь в паутине своего сна.

— Я видел тебя во сне. Странно, никогда раньше не видел снов, просто засыпал и просыпался, а теперь… — медленно проговорил Михаил. Вдруг он быстро встал на ноги, сбросив с себя сонное оцепенение, взял в руки планшет и начал копаться в программной директории, выискивая нужное ПО для просмотра информации с флешки. Прошло не менее тридцати минут, когда он с сожалением сообщил, что мы не сможем просмотреть фотоснимки с его электронного носителя, однако возможно воспроизвести видеозапись. Этого уже было немало.