Наша первая «вылазка» была запланирована на вторник, 25 сентября. Оставалось меньше недели. За это время мы должны были теоретически изучить предоставляемые нам виды оружия для борьбы с насекомыми и зонды для «просвечивания» поверхности земли с целью обнаружения мест захоронения артефактов. С зондами всё было достаточно просто, тем более эти устройства мы изучали на предмете современных архивных технологий. При радарном зондировании почвы используется зонд, при помощи которого в землю посылаются электрические импульсы и улавливаются волны, отраженные подземными объектами. При зондировании архивариус с радарным блоком за спиной обходит предполагаемое место захоронения артефактов, проводя антенну зонда вдоль поверхности. В случае обнаружения большого скопления артефактов, проводятся экскаваторные работы и работы по их перемещению из глубин земли в нашу атмосферу с требованием минимального их разрушения.

Что касается оружия, эта область лично для меня, совершенного бездаря в технике, была наиболее сложной. Прежде всего, мне необходимо было уяснить назначение всех типов оружия, которых было великое множество. Поскольку популяцию насекомых на данном этапе их эволюции истреблять ни в коем случае нельзя, приоритетными видами борьбы с нашим общим врагом были инфразвуковое и радиочастотное оружие. Модели инфразвукового оружия используют направленные излучения инфразвуковых колебаний с частотой ниже шестнадцати герц, которые воздействуют на отдельные органы насекомых, вызывают болевые ощущения и, как следствие, способствуют их стремительному бегству с «поля боя». Человек, попадая в радиус действия инфразвукового оружия, теряет контроль над собой и испытывает чувство страха и паники. Поэтому каждый член поисковой группы был защищен блокиратором, вмонтированным в ранец униформы, который отражает инфразвуковые излучения. Радиочастотное оружие основано на использовании электромагнитных излучений сверхвысокой чистоты (от 300 до 30000 МГц), которые производят аналогичный эффект. Однако постепенное или резкое увеличение частоты электромагнитного излучения позволяет не только спугнуть насекомых, но и в отдельных случаях привести к их гибели. Как показывает практика, иногда истребление части насекомых необходимо для успешного завершения поисковой операции. С этой же целью (уничтожение насекомых) в арсенал поисковой группы входит и лазерное оружие, воспламеняющее всё живое в радиусе его действия за счет генерирующего электромагнитного изучения широкого диапазона длин волн.

— А если мы вдруг окажемся на большом расстоянии от автомобиля, оружие ведь будет недоступно. Что тогда? — просила я у Романа.

— В этом случае каждому члену поисковой группы выдается автомат с боевыми патронами. Но его использование крайне ограниченно, и за каждый выстрел мы отвечаем перед самим правителем, — объяснил Роман.

«Получается, что мы имеет довольно ограниченное право защищать самих себя. Значит, жизнь насекомого ценнее жизни горожанина?» — пронеслось у меня в голове.

На следующий день нам выдали униформу, предназначенную для поисковых работ за пределами купола. Она состояла из футболки с коротким рукавом, широкого комбинезона со множеством карманов (позднее я насчитала семь карманов: по два кармана спереди, сзади и по бокам брюк и один нагрудный карман) и такой же просторной, не стесняющей движения, куртки. В принципе, нормальная, многофункциональная униформа, в которой удобно и в грязи покопаться. Что меня больше поразило — это её цвет: футболка была синевато-серого цвета, а комбинезон и куртка сшиты из черной ткани с темно-синими вставками для выделения карманов. Наконец-то что-то не белое! По Купольному городу в униформе поисковиков ходить не позволяется, как объяснила Ольга, которая всегда в курсе всех правил. Даже в день, запланированный для выезда за пределы купола, мы приходим в одном из трех вариантов нашей повседневной бело-кремовой одежды, а уже в автопарке облачаемся в униформу. Однако я помню, как во время экскурсии в медкорпус на первом году обучения вбежала группа поисковиков в своих черно-синих униформах с окровавленной горожанкой в такой же изодранной и грязной от запекшейся крови одежде. Значит, каждое правило имеет свое исключение. Ну конечно, у них ведь не было времени переодеться. Я высказала свои мысли Ольге. Та в ответ лишь хмыкнула:

— Каждое исключение из правил имеет свои последствия. Ведь ты не знаешь, что было с этой поисковой группой после того случая. Может, их вовсе лишили права деятельности за пределами купола за несоблюдение правил.

— Но ведь они просто пытались спасти члена своей группы, — ужаснулась я жестокости наших городских правил. «А что случится, если Ольга сама будет ранена, и время на переодевание окажется для нее смертельным», — подумала я про себя, но решила не высказывать свои мысли вслух, помня, что даже у стен есть уши.

Помимо униформы, нам выдали головной убор, страшненный на вид капор с небольшим козырьком такого же черного цвета, как и остальные детали униформы (он предназначался для защиты поисковиков от губительного воздействия лучей палящего солнца при работе на открытой местности), и кевларовый бронежилет, защищающий грудную клетку человека от жал ос и хоботков комаров. В его прочности я, честно говоря, несколько сомневалась. Представьте себе жало осы диаметром пять-семь сантиметров. Оно не только бронежилет, но и наноуглеродную стену прошибет без малейшего усилия.

В первом выезде участвовали все восемь поисковых групп нашего автопарка. Целью выезда был в данном случае не поиск криокамер или артефактов, а проверка ориентации поисковиков на местности вне Купольного города, приобретение навыков работы в условиях дикой природы. Восемь автомобилей-амфибий караваном отправлялись на уже полностью освоенные территории бывшей России. На всех автомобилях был выставлен единый пункт назначения — бывшая Владимирская область, сто девяносто километров от Купольного города. Время в пути — около двух часов, если брать в расчет использование только водородного двигателя.

25 сентября, в день первого выезда, я примчалась в автопарк чуть позже восьми часов утра. Хорошо хоть использование личного времени в угоду научной деятельности не наказывается. Войдя в свой блок, я, наверное, уже в сотый раз, проверила свою униформу, бронежилет, автомат, пересмотрела по списку необходимое оборудование для поиска и извлечения артефактов (на первой вылазке оно не требовалось, но минимальный набор, состоящий из вакуумной и холодильной камеры и средств дезинфекции предметов старого мира, был взят с собой на случай внепланового обнаружения места захоронения), пересчитала количество тентов для ночлега, переносной мебели, постельного белья, энерготюбиков, фляг с чистой водой. Я хотела быть уверена, что всё идет по плану, что мы ничего не упустили.

Ближе к девяти часам начали прибывать другие члены поисковых групп. На лицах бывалых поисковиков не отражалось никакого волнения. Еще бы, ведь они проделывали это сотни раз. Новички не выказывали столь уверенного спокойствия, хоть и пытались скрыть одолевавшие их сомнения. Для каждого горожанина купол — это средоточие безопасности, надежности, бессмертия, наконец. Выезд за пределы купола лишал горожан всего этого. Безопасность, надежность и даже бессмертие здесь иллюзорны: орудийные парализующие установки имеют свойство выходить из строя, боевое оружие — давать осечки, а наш общий враг — насекомые — абсолютно непобедим в диких условиях. Горожанин, столкнувшийся один на один с насекомым, не имеет шансов на продолжение жизни. На лицах некоторых новичков читалась откровенная паника: их глаза горели первобытным страхом перед неизвестным, руки беспорядочно обшаривали многочисленные карманы на униформе в поисках чего-либо, способного успокоить расшалившиеся нервы, ноги вышагивали круги вокруг каравана автомобилей. Наверняка, они уже раскаивались в своем добровольном отказе от вечной жизни под куполом в пользу странствий по дикой планете.

Вошла Ольга. Её выдержке и спокойствию мог бы позавидовать любой новичок. Я уверена, что она уже просчитала все варианты развития событий и подготовила пути к отступлению в случае атаки насекомых и любой другой неприятности, которая может произойти за пределами купола. Её уверенность понемногу передалась и мне, и я уже с хитрой ухмылкой смотрела на всклокоченных новичков-поисковиков и трясущихся новичков-механиков.

Для переодевания для каждого члена поисковой группы был выделен свой блок, с трудом вмещающий небольшой гидрошкаф для хранения и чистки униформы и сменной одежды, табурет и буквально один квадратный метр свободного пространства. Я сняла кремовые туфли, белоснежный городской костюм и повесила их в гидрошкаф, натянула на себя довольно узкую серовато-синюю футболку с нашитым на спине номером нашей поисковой группы (ПГ№26), на футболку — бронежилет, затем — просторный черный комбинезон и куртку такого же черного цвета с яркими синими пятнами — карманами. Поправив неудобный браслет слежения, я вышла из блока и направилась к стоявшим в центре автопарка, у нашего автомобиля, Михаилу, Антону и Роману. Увидев их, я еле сдержала улыбку: Одинаково одетые в мешковатую униформу, но такие разные по своей комплекции, мужчины напомнили мне матрешек — старинных деревянных кукол одинаковой расцветки, но разных по размеру, макеты которых стояли в нашем корпусе архивного дела. Казалось, крепкий мускулистый Роман вот-вот откроется, и внутрь него запрыгнет точно такой же черно-синий Михаил, в котором уже, улыбаясь, сидит худенький Антон.

— Кто это у нас такой улыбчивый? — с явно различимой издевкой спросил меня Роман?

— Ей бы всё хиханьки да хаханьки. Вон другие новички как трясутся стоят, а нашей Валерии хоть бы хны, — в своем стиле поддержал Романа Антон.

— Да просто вспомнила один интересный артефакт с учебы, — попыталась я развеять их сомнения насчет моего психологического состояния.

Тема была закрыта. Некогда было обсуждать то, что меня так насмешило, так как члены других поисковых групп уже начали усаживаться в свои автомобили. Роман как главный в нашей группе раздал нам каждому по капору, который легко уместился в нагрудный карман комбинезона, и по паре темных очков.

— Это что? — спросила Ольга, опередив меня на несколько миллисекунд.

— Солнцезащитные очки, — ответил Роман. — У кого нет инфолинз, синхронизируйтесь со своей базой.

— А когда их одевать? — просила я.

— Ты почувствуешь, — хихикнул Антон.

«К чему такая таинственность?» — подумала я и аккуратно положила их в боковой карман брюк.

Наш автомобиль был третьим по счету в колонне. На месте водителя сидел Роман, но в данной поездке он был нужен только для подстраховки. При караванном способе перемещения, то есть когда в выезде участвует несколько поисковых групп и, соответственно, несколько поисковых автомобилей, полноценный водитель необходим только в начале каравана. Остальные автомобили оснащены системой активного круиз контроля. Иначе говоря, они полностью выполняют те же маневры, что и предыдущий автомобиль. Поэтому наш Роман устроился поудобнее в кресло водителя и вывел на лобовое стекло карту бывшей Владимирской области с обозначенными на ней местами стоянок для приема пищи и ночлега.

Все приготовления закончены. Мы заняли свои места. Михаил сел рядом с Романом. Я и Ольга — на параллельном ряде сидений. Антон занял боковое место, поскольку он отвечал за излучение паралитических волн во время движения. Волны действовали на расстоянии трех метров с боков и крыши автомобиля, так что насекомые чисто физически не могли приблизиться к поисковой группе, находящейся внутри транспортного средства. Причем, как нам объясняли на энтомологии, эти волны в основном рассчитаны на нервную систему насекомых. На животных, обитавших в густых лесах и бескрайних полях планеты, действие волн было значительно меньше, что связано с их физиологией. Однако животные обладали толикой разума, которая не позволяла им подходить близко к человеческим существам. Они всё еще обладали первобытным чувством страха перед людьми, которое сохранилось со времен жизни человечества до э.н., убивавшего животных ради шкур, клыков, кожи и даже (о ужас!) ради их мяса. Только через пятьсот тысяч лет после своей гибели человек признал, что вегетарианство — это залог долгой и здоровой жизни.

Наша колонна выехала из автопарка и направилась к вратам. Вратами мы называем большой крытый туннель, с одной стороны которого начинается Купольный город, а с другой — мир вне купола. В этом туннеле находится операционная система голограммы, которая окутывает весь город. Без этой голограммы горожане бы жили в постоянном страхе, видя, что происходит вокруг них, за пределами города. Даже стоя перед границей голограммы, жители наблюдают продолжение улиц, те же кристально белые здания, мраморные тротуары, по которым изредка проносятся другие горожане, как будто спешащие на службу. Однако эта картинка — всего лишь иллюзия, созданная правителем в первый год его новой жизни для того, чтобы оградить вновь появившихся от страшной реальности, от новой планеты, заселенной мутантами — насекомыми, по своим размерам не сравнимыми даже с самыми крупными животными, известными человечеству. Причем большинство горожан даже не догадывается о существовании голограммы. Они просто уверены, что многоквартирный блок, стоящий вдалеке — вполне реальный, что в нем живут такие же, как они, люди, посвятившие свою жизнь науке. Но если разрушить голограмму, на месте этого здания может оказаться, к примеру, огромный глаз мухи размером с окно многоквартивного блока, наблюдающей за жизнью горожан и потирающей свои мохнатые лапы-столбы, будто от удовольствия.

Заехав в туннель, мы оказались в огромном пустом здании, освещаемым только тусклым желтоватым светом от редких галогенных ламп. Какова цель такого скудного и, я уверена, удручающего для обслуживающих голограмму горожан освещения, я не могла понять. Возможно, правитель хочет напугать наиболее безрассудных горожан от побега. Но кто решится на побег? Куда бежать? На верную смерть от лап жуков и хоботков комаров? Мы наблюдали из окна, как поисковик из головного автомобиля вышел из транспорта, подошел к маленькому горожанину в белом классическом костюме, казавшимся грязным при тусклом свете устаревших по своей мощности ламп, подал документы, вероятно, разрешающие выезд, и быстро сел обратно в свой автомобиль.

— Сейчас будет самое интересное, — сказал Антон. — Наденьте очки.

Мы безропотно повиновались. Тут и без темных очков не было ничего видно, а нацепив их, я будто ослепла.

— Ух ты, как темно. Не уснуть бы, — попытался беззаботно хихикнуть Михаил. Его шутка если не взбодрила меня, но хотя бы уменьшила чувство одиночества, предательски оцепившее мое сердце.

— Сейчас Виктор, служащий туннеля, отключит голограмму на выходе, и мы сможем ехать дальше, — сказал Роман.

Внезапно на меня обрушился ярчайший свет. Такое ощущение, как будто в тело вонзилось тысяча острых иголок. Хотелось кричать, но я не могла произнести не звука. Хотелось отвернуться от этого болезненно яркого света, но я сама находилась в парализованном состоянии. «Может, мой блокиратор сломался?» — в панике подумала я, но попыталась успокоиться, разумно рассудив, что покрытие автомобиля должно само по себе обеспечивать сохранность горожан внутри. Иначе какой смысл от этого оружия?

Колонна возобновила движение. Мы выезжали из туннеля вслед за головным транспортом, причем нас трясло так, будто мы ехали по булыжникам. Действительно, тропа, утоптанная колесами тысяч автомобилей, выезжаюших и возвращающихся в Купольный город каждый год, не могла сравниться с гладким покрытием городских дорог из закаленного стекла или даже с мраморными тротуарами Купольного города.

— У всех всё в порядке? — крикнул Роман. — Никто от света не пострадал? Проводим перекличку. Михаил?

— Здесь, — ответил Михаил не своим голосом, будто охрипшим от долгого крика.

— Ольга? — продолжал перекличку Роман.

— Здесь, — сказала Ольга, тяжело дыша, словно только что вынырнув из душевой кабины, доверху наполненной ледяной водой.

— Валерия?

— Жива, — прошептала я, так что остальные слегка хихикнули, оправившись от первой реакции на болезненную яркость света.

— И Антон?

— Тут как тут, выше высочество, — отчеканил Антон. Здесь уже никто не удержался. В кабине автомобиля раздался оглушительный смех. И я смеялась взахлеб, не думая о последствиях, о правилах и наказаниях. Но об этом напомнила, как всегда некстати, Ольга:

— Прекратите смеяться. Смех — проявление эмоций!

— Ольга, всё в порядке. Я же говорил всем вам еще на банкете: за пределами купола нет никаких правил. Можете смеяться сколько душе угодно, только когда мы впятером. Другие горожане могут и донести… — проговорил Роман.

Повисло молчание. Каждый подумал то же, что и я. Я в этом уверена. Можем ли мы надеяться друг на друга? Кто такие Роман и Антон? Я их знаю чуть больше месяца. Может, они сразу по возвращении в город пойдут в управу и доложат об инциденте со смехом. Что тут говорить, даже в Ольге я не была уверена на сто процентов. Да, мы тесно общаемся. Да, она закрывает глаза но мои вечные мелкие нарушения правил. Донесет ли она? Процентов на девяносто я была уверена, что не донесет. Но девяносто — это не полная уверенность, а лишь надежда. Только насчет Михаила я не сомневалась ни на секунду. Наша одноименная связь играет большую роль в наших взаимоотношениях. Я для него — не просто бывшая однокурсница и не просто коллега по поисковой группе. Это что-то большее, чем совместная научная деятельность. Странно, что такие отношения не имеют словесного обозначения. Например, я чувствую, что я сижу на чём-то мягком, обшитом приятной на ощупь тканью светло-серого цвета. Для этого есть название — кресло. И я испытывают такое же приятное, мягкое, теплое чувство к Михаилу. Но вот для него нет названия, хотя иногда и кажется, что я вот-вот смогу придумать правильное слово, чтобы назвать свое чувство.

— Все привыкли к свету? — спросил Антон. — Ни у кого больше не возникает желание бежать, куда глаза глядят?

— Да вроде нормально стало, почти не режет глаза и не колет, как раньше.

— Тогда открываю светофильтры. Посмотрим на внешний мир. Готовы? — скомандовал Антон.

— Готовы! — ответила Ольга за всех нас.

— Тогда смотрите во все глаза. Такого вы еще точно не видели.

С этими словами Антон крутанул какой-то рычажок у своего окна. Стекло начало понемногу светлеть. Всё ярче, ярче, как будто весь свет огромного солнца пытается просочиться в это маленькое окошечко. Я повернула голову к своему иллюминатору и прильнула к нему с открытым от удивления ртом. Мы едем по широкой тропе (дорогой это нельзя назвать), единственной полоске земли нейтрального серо-коричневого цвета. За пределами тропы — великолепное, не передаваемое словами буйство красок: свежайшая высоченная трава ярко-зеленого цвета; ветвистые кустарники с желто-коричневыми ветками и изумрудными листочками; яркие цветы — красные, оранжевые, желтые, синие, фиолетовые, голубые, розовые — на толстых темно-зеленых стеблях, разных размеров — от малюсеньких, едва ли не с палец высотой, до огромных, напоминающих десятиэтажные многоквартирные блоки. Чуть поодаль виднеется опушка темного леса, похожая на стену из прочного наноуглерода.

— Замедляем ход, — крикнул Роман. — Можете понаблюдать за насекомыми.

Мы еле плелись, и это позволило нам взглянуть на жизнь других созданий природы, враждебных для человека, но необходимых для благоприятной экологической ситуации на всей планете. В высокой траве медленно движется какой-то округлый гладкий камень буро-зеленого цвета — вероятно, один из многочисленных видов жуков, в принципе, безопасных для человека, если только не попасться под одну из его огромных лап. Вот яркий желто-оранжевый цветок с белой сердцевиной, наклонившийся к самой земле под тяжестью гигантской божьей коровки, сидящей на его лепестках. Каждое из черных пятен на её ярко-красной спине — размером с мой кулак. Метрах в десяти от тропы виднеется желто-черное полосатое тело осы, жадно поглощающей нектар белой ромашки, лепестки которой вот-вот оторвутся и полетят ввысь от сильного, шквального ветра. Вдруг я услышала нарастающий гул, будто разом включились тысячи трансформаторов — это на огромной скорости пронеслась большущая стрекоза на своих четырех прозрачных крыльях, отражающих чистое голубое небо.

Небо — вот что особо удивило меня. Его цвет сильно отличался от цвета того неба, которое мы видим каждый день в пределах Купольного города. Здесь небо зеркального голубого цвета, с яркими желтоватыми проблесками солнечных лучей. Цвет неба в Купольном городе более насыщенный, более темный или даже, я бы сказала, мрачный. Защитный купол не дает проявиться полной цветовой гамме настоящего земного неба. А может, и небо — это часть голограммы, лишь создающей иллюзию жизни. «Потом спрошу у Михаила. О голограммах он знает побольше меня», — подумала я и продолжила созерцать невиданную красоту дикой природы, боясь нарушить её даже чуть более глубоким вздохом или случайно вырвавшимся возгласом удивления.

В полнейшей тишине, совершенно забыв о присутствии других горожан в кабине, мы проехали около часа. Первой подала голос Ольга:

— Правитель мой! Какая красота!

— Да, да, — закивали мы в ответ.

— И мы бы не увидели этой красоты, если бы не записались в добровольцы. Никогда! — полушепотом произнесла Ольга, и только я поняла, что она имела в виду. Мы с ней — товарищи по несчастью (хотя сейчас уже у меня языке не повернется назвать службу в поисковой группе несчастьем, совсем наоборот — это великое счастье, созерцать дивную прелесть нетронутой человеком природы). Я пошла в добровольцы ради призрачной надежды работать с одной команде с одноименным, без которого жизнь моя будет пуста и бессмысленна. Ольга же шла на смертельный риск жизни вне купола из-за меня, чудаковатой однокурсницы, поставив перед собой цель защитить меня от напастей, которые то и дело сыпались мне на голову даже в городской жизни, не говоря уже о выживании в условиях дикой природы.

Немного расслабившись и попривыкнув к этой красоте, мы начали наперебой говорить что-то, выкрикивать, показывать пальцем, тыкая в холодное стекло:

— Ух ты, видели, шмель пролетел, такой пузатый!

— А вон там жук сидит, смотрите, какой интересный, с четырьмя крыльями!

— Эй, стрекоза! Вот бы прокатиться на ней!

— Осиное гнездо, смотрите, осиное гнездо!

— А из него целый рой ос! Они ведь не проломят нашу защиту?

И так продолжалось еще минут двадцать, пока мы не подъехали к водному препятствию. Этим водным препятствием оказалась речка Пекша, протекавшая раньше на территории Владимирской области, а теперь разлившаяся на десятки километров как в ширину, так и в длину, частично изменив свое русло, как и большинство рек России и других стран, расположенных на нашем материке. Да и границы материка стали значительно уже. К примеру, половина бывшей Германии сейчас находилась не только под толщей почвы и зарослей, но и, по оценкам наших статистов, под уровнем бывшего Балтийского и Северного морей, слившихся в результате таяния ледников и постепенного увеличения водного пространства на планете.

Встретившаяся нам на пути река не стала, в принципе, большим препятствием для наших современных автомобилей-амфибий. Если люди, жившие до эры науки, использовали исключительно наземный (или подземный) транспорт для передвижения по суше и исключительно водный транспорт для передвижения по воде, то мы модернизовали эту транспортную систему и создали, вернее, усовершенствовали автомобили-амфибии, которые служили для перемещения горожан и грузов как по суше, так и по воде.

Наш автомобиль, повинуясь головному транспортному средству и в точности имитируя все его движения, смело ринулся в воду. Возможно, только пассажиры были не так смелы при этом движении. Лично у меня слегка кольнуло в груди и сердце забилось быстро-быстро, как при длительном беге. Как только сработал датчик воды, из углубления в корпусе автомобиля разложились подводные крылья, обеспечивающие высокую скорость передвижения по воде. Само движение по реке обеспечивается водомётом, хотя первые версии амфибий были оснащены гребным винтом. Однако механики скоро поняли, что водомёт, по сравнению с гребным винтом, имеет больше преимуществ. Прежде всего, у него нет ни одной выступающей из линии корпуса части, которая могла бы быть повреждена при движении по грязным водам (например, болотам и мелким илистым речушкам).

Движение по реке было вначале пугающим. Вскоре я ощутила, что плыть по воде намного приятнее: я уже не чувствовала постоянных толчков от подпрыгивающих на каждом ухабе колес. Движения нашей амфибии были на удивление плавными, хотя и довольно быстрыми (я глянула на спидометр — стрелка перевалила за сто километров в час). Мои глаза устали от постоянного вглядывания вглубь зарослей. Поэтому я с большим трудом, но всё-таки рассмотрела гигантскую водомерку, мерящую речку своими мохнатыми — каждый волосок как мой мизинец — лапками.

Каждый автомобиль каравана успешно переправился через речку. Головной транспорт объявил длительную остановку — один час. Наш караван встал на обед. Роман и Михаил перебрались в пассажирскую кабину, отключив перед этим круиз-контроль и поставив автомобиль на ручной тормоз (мало ли что). Антон достал, не глядя, горсть энерготюбиков из мини холодильной камеры и раздал всем членам экипажа.

— Надеюсь, ни у кого нет особых предпочтений в еде? — спросил Антон, обращаясь больше к нам, новичкам.

Мы не ответили, молча взяв предложенные энерготюбики.

Минут на десять в кабине нашего автомобиля воцарилось полнейшее молчание. Все старательно высасывали содержимое выданных им энерготюбиков, думая о своем. «Наверное, мысленно воспроизводят события первой половины дня», — подумала я, но всё же решилась нарушить молчание вопросом:

— Роман, сколько нам осталось до пункта назначения?

— Полчаса пути, — ответил Роман как всегда ровным, безучастным голосом.

— Тогда у меня другой вопрос, возможно, самый наиглупейший, — продолжила я.

— Валяй, — заинтересовался Антон, как и, в принципе, все остальные.

— Зачем делать часовую остановку для обеда, если мы могли сначала спокойно добраться до места назначения, а уже там, никуда не торопясь, пообедать?

— Вопрос ничуть ни глупый, — начал объяснять Роман, — а вполне даже резонный. Сегодня поездка, так сказать, учебная, то есть полностью контролируемая. Мы даже сами не движемся, нас ведет круиз-контроль. Каждая остановка выверена по времени вплоть до минут. Этого графика мы обязаны придерживаться.

— Да и вообще, — добавил Антон, — обед в строго установленное время — это правило, которым мы не можем пренебрегать. Однако, — он сделал многозначительную паузу, — представь себе ситуацию: мы уже добрались до пункта назначения и начали проводить зондирование поверхности почвы. Излучатели уже расставлены по всему периметру поисков, но бродящие и летающие вокруг нас насекомые несколько нервируют, так как мы находимся на значительном расстоянии от автомобиля. И тут в ухофоне раздается уведомление о часовом перерыве на обед. Неужели мы бросим работу недоделанной, помчимся к автомобилю, будем обедать целый час, зная, что нам придется начинать всё с начала: снова прокладывать путь к точке поиска, таща на себе оборудование. Нет, в этом случае мы доделываем работу до конца и только тогда идем обедать. При обычных вылазках так и бывает. Делу — время, а потехе — час, — закончил Антон свой монолог.

— А распредрук в курсе этого? — спросила Ольга.

— Распредрук, конечно, знает о сдвиге приемов пищи. Ведь он и сам когда-то был простым поисковиком, — объяснил Роман. — Но я сомневаюсь, что об этом знает правитель и его управа. Я думаю, он бы не позволил так банально нарушить созданные им правила даже ради успешного окончания раскопок. Так что об этом лучше не распространяться.

— А я думала, что вся кабина автомобиля прослушивается, и по приезду нас схватят за горло за наше веселье в начале пути, — высказала я свои мысли остальным членам экипажа.

Этот вопрос пояснил Михаил:

— У правителя есть эта возможность. Взять хотя бы наши ухофоны, в которые изначально вмонтирована система слежения и прослушки, или наши инфоочки. Скажу больше, практически каждый механизм, присутствующий в кабине, имеет датчик слежения. То есть если мы когда-нибудь вызовем подозрения у управы, все наши действия и разговоры будут для них как на ладони.

— Короче, лишнего не болтайте, и никаких проблем, — подытожила Ольга.

— Двадцать шестая группа, приготовьтесь к возобновлению движения, — сообщил головной транспорт по громкой связи. Мы вернулись на свои места, пристегнулись ремнями безопасности и тронулись в путь, удаляясь всё дальше и дальше от цивилизации.

Пейзаж не менялся: те же густые заросли кустарников, те же пестрые цветы и плодоносящие деревья. Вот только темный пугающий лес стал значительно ближе. Я уже могла различить в серо-коричневой массе деревьев отдельные стволы с густой зелено-красно-оранжевой кроной. Буквально через двадцать минут мы уже двигались по узенькой тропке, а вокруг нас шумел величественный, мрачный, опасный лес, кишащий самыми причудливыми созданиями природы, не менее опасными, чем гигантские насекомые. Мне представлялись разные картины из прошлого Земли: на невысоком пеньке, обросшим неимоверным количеством опят, сидит громадный рыже-бурый медведь; сквозь крону упавшего дерева вдалеке гневным желтым огнем сверкают глаза стаи волков; совсем рядом проскользнул пушистый рыжий хвост лисицы; тут и там видны запутанные заячьи следы. Но это всего лишь мои фантазии. Мутация насекомых привела к почти полному истреблению многих видов животных, населявших планету до кислородного взрыва. Даже самые опасные крупные хищники теперь прячутся в далеких лесных чащах от смертоносных укусов гигантских насекомых. От результатов эволюции и возрождения планеты с новым атмосферным составом пострадал не только человек, вынужденный ютиться на нескольких тысячах квадратных метров, спасаясь от природы (а не защищая её) под голограммным куполом, но и все виды животных, влачащих теперь жалкое существование в роли жертвы, а не охотника.

За своими думами я даже не заметила, как мы достигли пункта назначения. Наш автомобиль плавно затормозил, повинуясь действиям головного транспорта, и окончательно остановился на подъезде к большой зеленой поляне, каким-то чудом возникшей перед нами среди леса.

— Приехали, — сказал Роман. — Согласно старой карте, это — бывший город Владимир. Собираемся на выход. Не забываем экипировку и оружие.

Мы надели свои капоры, натянули солнцезащитные очки, за спину повесили блокиратор, на плечо — автомат. Первыми вышли Роман и Михаил из рулевой кабины. Антон открыл двери пассажирского салона, пропустил вперед Ольгу, затем меня, и, наконец, сам спрыгнул на землю, подняв вокруг себя облако серой пыли, и захлопнул дверь.

Я огляделась вокруг: абсолютно круглая, без малейших изъянов, полянка, заросшая густой травой и молодыми кустарниками. Вокруг — сплошная зелень: трава, листочки, веточки кустиков, как будто лес специально отступил, открывая нам место для научной деятельности. Под моими ногами зеленела чуть примятая трава, а под ней чернела настоящая жирная, рыхлая почва, созданная природой, а не полученная человеком в результате химических реакций. Я нагнулась, отодвинула травинки своей рукой (трава на ощупь чуть влажная, бархатистая, словно велюровая обивка моего дивана) и зачерпнула целую горсть такой же влажной почвы, которая медленно расползлась по ладони и утекла сквозь пальцы обратно вниз.

— Ты что делаешь? — гневным шепотом, почти не раскрывая рта, прошипела Ольга.

Я резко разжала ладонь, позволив почве вернуться на свое место, и незаметно вытерла руку о комбинезон. И вовремя, так как к нам подошел поисковик головного транспорта — главный в нашей экспедиции — для переклички. Он медленно читал наши табельные номера на нагрудном кармане куртки, не поднимая голову.

— Валерия0323, — спокойным тихим голосом произнес он и, вопреки моим ожиданиям, всё же поднял голову и уставился своими практически бесцветными глазами, не выражающими абсолютно ничего, никакой эмоции, в мои испуганные глаза. — Прошу не производить никаких действий без предварительных указаний.

Сказал, как отрезал. Я, скорее всего, должна была извиниться за свои действия. Но я не понимала, в чем состоит мое нарушение. Вернее, немного догадывалась (очередное правило, как всегда). Поэтому я стояла молча, глядя прямо в его бесцветные, холодные, лягушачьи глаза.

— Вы меня поняли? — решил удостовериться он в моей адекватности.

— Так точно, — четко проговорила я, даже громче, чем сама того хотела.

Руководитель перешел к другим автомобилям и стоящим возле них членам экипажей, больше не глядя в нашу сторону. От несправедливого упрека и непонимания моего прегрешения меня била мелкая противная дрожь, ознаменовывающая желание ответить, высказать свою точку зрения на их дурацкие правила. Увидев мое состояние, Михаил под шумок сдвинулся со своего места и незаметно встал рядом со мной. Легкое прикосновение его локтя к моей руке имело, как ни странно, положительный эффект: я несколько успокоилась, дрожь перестала бить так сильно. Эх, еще бы положить свою непутевую голову на его крепкое мужское плечо. Тогда меня точно выпрут из поисковых работ, или вообще из Купольного города…

Перекличка закончена. Руководитель вернулся к своему транспорту и дал разрешение начинать. Работа закипела. В ухофоне раздавался его тихий, но четкий голос, координирующий наши действия:

— Механики, выгрузите инфразвуковые передатчики и установите их по кругу сектора на расстоянии пяти метров друг от друга. Поисковики Антон0221, Дмитрий0319, Алексей0622, Тимур1123, соорудите каркас павильона. Остальные поисковики, натяните на каркас пленочное покрытие. Валерия0323, Ольга0623, Анфиса1220, Регина0318, установите электротепловые пушки на каждый угол павильона.

Приказы раздавались каждую секунду. Работа всех участников выезда была полностью скоординирована. Павильон, который должен был стать нашим жилищем на несколько дней, соорудили буквально за два часа. Тепловые пушки, установленные в нем, предназначались не сколько для согрева членов экспедиции в ночное время суток, сколько для создания благоприятной климатической обстановки для переноски артефактов, которые, вероятно, лежат под толщей земли и травы, покрывающей эту полянку. Установив пушки, архивариусы были направлены на зондирование поверхности земли. Перед этим группа горожан из шести человек скосила всю росшую на полянке траву, так что теперь мы стояли на совершенно голой иссиня-черной земле, из которой то тут, то там пробивалась непокорная травинка, спрятавшаяся от ножа человека и вновь поднявшая голову, как только он отвернулся.

Каждому из архивариусов был выделен отдельный сектор, поэтому зондирование прошло довольно-таки быстро, буквально за сорок — сорок пять минут. Под поляной ясно прорисовывалось подземное помещение, подвал с железными стенами либо бомбоубежище. Руководитель подтвердил наши догадки. Оказывается, пятнадцать лет назад здесь уже проводились поисковые работы. Поэтому на этом месте, в лесной глуши, и образовалась такая ровная круглая полянка: поверхность уже была раскопана, обнаруженные криокамеры с биологическим материалом были извлечены из недр подземного убежища наших предков. Но в те года основной задачей поисковиков было спасение новых горожан, поэтому после выполнения своей задачи поисковики благополучно зарывали место раскопок, оставляя драгоценные артефакты внутри помещения. Теперь же на первых выездах новых поисковиков проводились повторные экскаваторные работы по извлечению артефактов и пустых криокамер, которые доставлялись в изобретательный отдел для их последующей реставрации.

Близилось время ужина. Каждая поисковая группа соорудила пятиместную палатку для ночлега в разных ответвлениях павильона. Такое разделение групп по павильону, как объяснил Роман, было необходимо в целях нашей безопасности. В случае отключения одного из инфразвуковых передатчиков, насекомые могли найти брешь в магнитном поле и пробраться в павильон. В этом случае под угрозой окажется только одна группа, а не весь состав экспедиции. «Да уж, гуманно. Пусть сожрут пять человек, а остальные тридцать пять членов экипажа спокойно доберутся до бронированных автомобилей и переждут нападение. Но ведь они могут спасти этих пятерых ни в чем не повинных поисковиков, если окажутся рядом. Никакой логики в этом разделении», — подумала я с горечью.

— Время 19.00. Ужин, — раздался в ухофоне женский голос системы оповещения. Следом за ним голос руководителя:

— Главные поисковых групп собираются у выхода в павильон для получения энерготюбиков. Остальные члены экспедиции, пройдите в палатки.

Роман пошел к выходу, а мы послушно поплелись к палатке, как стадо баранов под плетью овчара. Такая усталость во всём теле. Физическая работа утомляет не меньше умственной. Как же хочется сесть и сидеть без движения всю ночь.

С такими мыслями я зашла в палатку, с виду напоминающую полупрозрачный вакуумный контейнер для артефактов. Палатка оказалась намного просторнее, чем я ожидала. В центре стоял небольшой белый столик, вокруг него — складные табуреты без спинок, сиденья которых были обиты мягкой искусственной замшей. В стенах палатки располагались такие же контейнеры, только в уменьшенном варианте, предназначенные для сна. Для большей безопасности поисковиков контейнеры были оснащены крышкой, автоматически закрывающейся, когда тело примет лежачее положение. Закрытые контейнеры для сна давали большую вероятность выжить при нападении в ночное время суток. Я так и представила, как в палатку врывается большущий комар, ломая всё на своем пути, и хоботом пытается открыть крышку контейнера и достать свой ужин. Аж мурашки по коже побежали.

Вошел Роман, неся с собой коробку энерготюбиков.

— Налетай! — сказал он с измученной улыбкой смертельно уставшего человека.

— Щи да каша — пища наша, — потирая руки, произнес Антон.

— Тсс, разговорился тут своими поговорками, — прошипела Ольга.

— Да не волнуйся ты так, — успокоил её Михаил. — Вечер полностью наш, никаких приказов, никаких ухофонов. Не слышала щелчок? Руководитель уже десинхронизировался.

— Мало ли что, — недоверчиво сказала Ольга.

— Так здорово тут, вы не находите? — перевела я тему разговора.

— Да-а, — мечтательно протянул Михаил. — Мы как искатели сокровищ до кислородного взрыва. Ищем сундук с золотом, ночуем на природе… И тишина здесь иная.

Действительно, тишина была здесь совершенно другая. В это время суток в Купольном городе тоже царила тишина, нарушаемая только тиканьем датчиков, щелканьем люминесцентных штор, ноутбука, стоящего на подзарядке. Здесь же тишина была наполнена еле слышным шорохом травы за павильоном, едва заметным скрипом старых деревьев, редким призрачным свистом крыльев проносившихся над нами насекомых и птиц.

Оставшееся время, отведенное на ужин, мы провели в полном молчании, прислушиваясь к дикой природе, живущей по своим биологическим часам и не подчиняющейся нашим городским правилам. После ужина Роман с Антоном засели за планшетом, изучая план подземного бункера, который завтра предстояло исследовать в поисках сохранившихся там артефактов и предметов. Михаил молча сидел на своем месте в инфоочках, вероятно, тоже готовясь к завтрашнему дню. Мы с Ольгой перепроверили списки архивного оборудования, привезенного с собой, осмотрели сохранность капсул с тимолом, гидрохлоридом, париленом и другими средствами дезинфекции артефактов для их дальнейшей транспортировки в Купольный город.

Михаил так неслышно подкрался к нам, что я даже подпрыгнула на месте:

— Чем заняты, девчонки?

— Да уже ничем. Всё проверили-перепроверили в сотый раз, — ответила я.

— Я пошла в гигиенический блок, пока он свободен, — сказала Ольга и оставила нас с Михаилом наедине.

— Вот бы посмотреть на ночной лес, — мечтательно прошептала я, не боясь, что Михаил осудит меня за подобные мысли.

— Это возможно только после отбоя. Раньше нас никто не выпустит, — ответил Михаил.

— А кто же нас ночью-то выпустит? Ночью все должны спать.

— Вот именно. Ночью все спят, а под воздействием фторотана тем более.

— Что за фторотан? — спросила я.

— Ну ты даешь! — тихонько рассмеялся Михаил. Ты никогда не удивлялась, почему так быстро засыпаешь после оповещения, стоит только положить голову на подушку?

— Пару раз у меня возникала мысль, что в комнату пускают какой-то усыпляющий или успокаивающий газ.

— И ты была права. Передатчиками фторотана снабжены все жилые комнаты Купольного города. У тебя ведь есть рабочий кабинет в квартире?

— Есть, — ответила я, пока не понимая, к чему он клонит.

— Попробуй когда-нибудь во время оповещения находиться там. Можешь даже прилечь. Ты так быстро не уснешь. Я тебе больше скажу — уснуть вне жилой комнаты достаточно сложно.

— Ты что, пробовал?

— Ага. В своем кабинете. Я перетащил туда матрас и лег, как обычно, в 21.00. И не уснул.

— Вообще?

— До трех часов ночи точно не спал. Потом как-то само нашло, проснулся только в 8.00, даже не услышал оповещения. Еле успел в автопарк.

— Значит, они пускают к нам в комнаты фторотан?

— Да.

— Но для чего?

— Есть у меня одна теория, но на сто процентов быть уверенным в ней не могу. Пятьсот тысяч лет назад, когда процентная доля кислорода в атмосфере была всего лишь около двадцати процентов, человеческий мозг испытывал кислородное голодание. Так ведь?

— Ну да, это факт.

— Так вот, для восстановления мозговой деятельности древнему человеку требовался длительный сон, как минимум восемь часов в день, то есть треть суток наши предки спали, чтобы восполнить свои физические и интеллектуальные силы.

— Но сейчас мы спим также, даже на час больше, — возразила я. — Что же поменялось?

— Вот именно, что по факту ничего не поменялось. Но, проведя ряд экспериментов над своим мозгом и своим телом, просто засыпая, когда мне этого хотелось, а не как предписывают правила, я определил, что человеку в нынешних условиях, при большей насыщенности мозга кислородом, даже в пределах Купольного города, достаточно трех часов на сон. Я на протяжении четырех недель спал с трех до шести часов утра, до оповещения о подъеме, и не испытывал никаких неудобств ни физически, ни умственно.

— Правда?

— Сегодня ночью я спал три часа. По мне видно, что я устал? Я спокойно выполнил всю тяжелейшую физическую работу в течение сегодняшнего дня и уверен, что смогу выдержать до трех часов утра без сна.

— Но тут, в палатках, нас тоже травят фторотаном?

— Да не травят. Сейчас напридумываешь себе, как всегда. Маленькая доза, которая подается в жилые комнаты, никаким образом не влияет на наше здоровье. Просто мы бесполезно тратим шесть часов из каждых суток — это примерно 180 часов в месяц и 2190 часов в год.

— Получается, мы спим без надобности 91 день в году, тогда как могли бы спать…

— ..всего лишь 45 дней, — высчитал Михаил.

— И к чему это всё ведет? — так и не поняла я, что хочет сказать Михаил.

— Пока не знаю. Но тут что есть. Или наш мозг специально притупляют, или просто заполняют оставшиеся часы, которые мы могли бы потратить на себя и на свои исследования. Может, это кому-то не выгодно?

— Всё равно не понимаю.

— Хочешь сама попробовать?

— Не спать? — удивилась я. — Но тут же наверное та же система.

— Ты права. Глянь в верхний угол палатки над самой дверью. Видишь небольшое углубление?

— Да, еле заметное.

Я приметила небольшую вмятину на потолке, как будто палатка расправилась не до конца или это дефект внутреннего покрытия.

— Это система газораспыления. В 21.00. она автоматически включится, а утром в 06.00 также автоматически выключится, — пояснил Михаил.

— И как ты предлагаешь обойти эту систему? — спросила я, не веря в успех очередной авантюры Михаила.

— Это предоставь мне. Просто не пугайся, когда я тебя разбужу.

«Посмотрим, что из этого получится», — подумала я.

— Время 21.00. Отбой!

Вся наша группа, как и, я уверена, все остальные члены экспедиции, находящиеся от нас на небольшом расстоянии, нырнули в свои спальные контейнеры, распределили свой вес по поверхности кровати для закрытия защитной крышки и благополучно заснули. Как я не противилась, не пыталась держать глаза открытыми или мысленно прорабатывать свой проект по сохранению бумажных изданий на воздухе, чтобы мозг не отключался, я заснула.

Я снова очутилась в том же самом лесу. Деревья всё также тянут ко мне свои лапы, а из самой чащи на меня смотрят чьи-то злые узкие желтые глаза с красными искорками, пляшущими у самых зрачков. Только манящий женский голос — Лера, Лерочка — не дает мне сойти с узенькой пыльной тропинки и увязнуть навечно в цепких лапах дикого леса. Снова передо мной маячит видение полянки, только на ней сегодня (как странно) нет красных маков, лишь густая высокая изумрудная трава, лоснящаяся под яркими лучами неугомонного солнца. Голос продолжает манить меня, меняя свой тембр, переходя постепенно в до боли знакомый мужской голос, голос Михаила.

— Валерия, проснись, — шепчет Михаил. Я понимаю, что это уже не видение, не сон, а реальность. Вокруг тишина. Слышен чей-то храп, мягкое посвистывание, сонное ворчание. Я проснулась среди ночи.

— Собирайся. Уже 01.00. Идем за мной, — сказал Михаил тихим, не терпящим возражений голосом.

Я послушно натянула униформу, накинула куртку, показавшуюся мне ужасно тяжелой спросонья, и медленно вышла из палатки, настойчиво подталкиваемая Михаилом. Он немного помедлил и тоже вышел.

Тишина среди ночи уже не такая тихая, как вечером. Вдалеке слышно чье-то уханье (наверное сова, если они еще не вывелись в этих краях), треск сухих веток и шишек под чьими-то массивными лапами, редкие вскрики неизвестных животных, выходящих ночью на охоту, еле слышное жужжание неуснувшей осы. Ужас как страшно и в то же время интересно.

Страх немного отступил, когда Михаил включил фонарик. Он взял меня за руку (у меня голова закружилась от прикосновения его теплой, чуть влажной ладони) и повел за собой, как я догадалась, к выходу из павильона. Тут он отпустил мою руку. Я почувствовала ужасное одиночество, как будто лишилась чего-то самого важного во всей моей новой жизни.

— Иди сюда, — позвал меня Михаил. Он стоял на выходе из павильона, весь сияющий на фоне бесконечного звездного неба, видного из чуть приоткрытого входа. Я видела лишь очертание его силуэта, обрамленное ярким серебристым светом, будто исходящим из его тела. Лучи мягкого лунного отражения пронизывали протянутую ко мне ладонь. Я схватилась за его призрачную руку, как утопающий за брошенный ему спасательный круг, и вышла в совершенно иной мир.

Окружающий пейзаж изменился до неузнаваемости. Трава, кусты, деревья, днем искрящиеся всевозможными яркими оттенками зеленого цвета, сейчас выглядели абсолютно черными, без единого светлого пятнышка. Лес вдалеке сливался с чернеющей перед нами почвой. Но вот небо — это нереальное, захватывающее зрелище. Как будто я блуждаю на космическом корабле по бескрайним просторам вселенной и упиваюсь видом многочисленных мерцающих серебристым светом скоплений звезд. Некоторые звезды горят ярче открытого огня, другие — еле видны за туманной дымкой.

— Удивительно, — прошептала я, замерев от восторга.

— Красота, — так же тихо промолвил Михаил. — Когда еще такое увидишь.

— Это… это что такое! — как гром среди ясного неба, сзади нас раздался голос.

Мы с Михаилом резко обернулись… и увидели Ольгу, стоящую перед нами босиком, одетую в ночную пижаму, с всклокоченными ото сна волосами.

— Это что такое! — повторила она громким голосом. — Вы что творите!

— Ольга, успокойся. Всё нормально. Мы вышли на пять минут, — пытался успокоить её Михаил.

— Успокойся? Вы что тут делаете? — как заведенная, голосила Ольга. Её крики эхом разносились по всему лесу и, что самое страшное, по всему павильону. Она могла разбудить всех. — Вы нарушаете правила! Вы не спите! Это запрещено! Вас поймают!

— Ольга, да успокойся ты уже, — примирительным тоном с улыбкой сказала я, пытаясь обратить всё в шутку.

— Как я могу быть спокойна! Вы же преступники! Мне придется…

Ольга, не договорив, покачнулась и упала на пол павильона, по другую сторону двери. Я посмотрела на Михаила — он стоял с инфразвуком в руках, пальцами сжимая рычаг переключения мощности.

— Ты убил её, — с ужасом прошептала я.

— Не убил, просто отключил её. Она же всех могла разбудить!

— Да как же так?

— А что ты предлагаешь делать? Стоять и ждать, когда прибегут все остальные?

— Что теперь делать? Что теперь делать? — повторяла я, не находя ответа на свой вопрос.

Михаил снова взял всё в свои руки.

— Валерия, слушай меня! Ты берешь её за ноги, я за руки. Оттащим её до нашей палатки.

— Что теперь? — спросила я, когда мы стояли уже на входе в палатку.

— Сделаем так. Я сейчас занесу Ольгу, уложу её в контейнер и выйду. Ты жди меня. Потом зайдем вместе, я помогу тебе добраться до контейнера, если ты заснешь.

— А ты сам не заснешь?

— Лучше пусть меня обнаружат спящим на полу, чем Ольгу или тебя. Готова? Жди меня.

С этими словами Михаил взвалил на плечо хрупкое неподвижное тело Ольги и исчез в глубинах палатки. Три минуты. Пять минут. Семь минут. Он не появляется. Что же делать? Я лихорадочно обдумывала возможные способы решения проблемы. Выход один: задержать воздух в легких, не вдыхать фторотан, пока не уложу Михаила. Он, вероятно, уснул, не успев выйти их палатки.

Я несколько раз вдохнула-выдохнула, затем сделала глубокий вдох, как будто собиралась нырнуть под воду, и вошла в палатку. Так и есть. Михаил лежит у Ольгиного контейнера. Стараясь не выдыхать, я подбежала к Михаилу, схватила его за руки, оттащила к его контейнеру, закинула туда его ноги… Больше нет сил, надо вдохнуть. Вдохнув уже полной грудью усыпляющего газа, я с неимоверным усилием затолкнула Михаила боком на его место, с грохотом сама захлопнула его крышку, не дожидаясь автомата, бегом пересекла палатку и плюхнулась на свою походную постель.

— Время 06.00. Подъем!

Открыв глаза, я сначала удивилась своим видениям. Надо же, видеть ночное небо собственными глазами, тащить бесчувственных Ольгу и Михаила. Тут мой одноименный поднялся из контейнера и подмигнул мне, как бы говоря «спасибо». И я поняла, что всё случившееся ночью было реально: блокиратор фторотана, темный павильон, звезды, ладонь Михаила, сживающая мою руку, бьющаяся в истерике Ольга… Ну и приключение!

Я с опасением глянула в сторону Ольги. Она уже встала, натянула наверх пижамы комбинезон и как ни в чем не бывало отправилась в гигиенический блок. Ха, как всё оказалось просто. Мы совершили страшное преступление против правил, и всё обошлось. Прекрасно!

После завтрака мы продолжили поисковые работы: прозондировали еще раз почву, нашли место стыка железных опор, ввезли экскаваторный механизм, раскопали яму диаметром три метра, отчистили место раскопок вручную и нашли массивную железную плиту, сильно покореженную от времени, однако еще достаточно крепкую благодаря её расположению под землей изначально, а не в процессе зарастания планеты новой растительностью. Осталось только отодвинуть эту плиту — и мы внутри, в самом сердце старинного жилья наших предков. Может быть, я, или Ольга, или Антон, или сам руководитель прятались в этом бункере от стихии и мародеров. Но тут — обед. Как всегда не вовремя.

Во время обеденного отдыха к нам в палатку зашел руководитель экспедиции.

— Это не вы, случайно, потеряли? — сказал он, держа в руках… фонарик Михаила.

— Это мой, — отозвался Михаил.

Ну зачем ты сознаешься! Он же вычислит тебя!

— Я его еще вчера потерял, при установке павильона, — продолжил Михаил совершенно спокойным голосом. Его самообладанию можно только позавидовать.

— Что же не сообщил? — спросил руководитель, передавая Михаилу найденную улику, и не подозревая, что значит эта его находка.

— Забегался совсем. Только сейчас и вспомнил про него, увидев его в Ваших руках.

— Ну ладно. Обедайте.

«Пронесло», — подумала я. «А может, и нет», — возразила я сама себе, увидев растерянную Ольгу, переводящую взгляд то меня, то на Михаила. Она всё вспомнила. Это читалось в её глазах. Может, и с самого утра помнила, но подумала, что это лишь сон, игра воображения от пережитого вчера эмоционального состояния. Но теперь она всё поняла.

После обеда Ольга подошла ко мне.

— Валерия, можно задать тебе один вопрос? — спросила Ольга.

— Конечно, — ответила я с внешним спокойствием на лице, но внутри я вся сжалась, словно в ожидании удара кулаком.

— Помнишь, ты мне рассказывала, что иногда у тебя случаются видения ночью.

— Да, раньше случалось. Это у всех, я думаю, бывает, — осторожно сказала я, не зная, чего ожидать дальше.

— У меня раньше такого не было. Я даже волновалась за твое психологическое здоровье. Я сегодня ночью у меня самой было видение, — как будто призналась Ольга, но я читала в её словах вполне определенный контекст: «Я знаю, что было этой ночью».

— Что за видение? Расскажи, — сказала я, попытавшись сделать заинтересованное и недоуменное лицо.

— Да, я расскажу тебе. Я тебе доверяю и могу открыть тебе любую тайну. Как и ты мне доверяешь, ведь так?

Это была вторая попытка вывести меня на чистую воду, заставить меня признаться. Но я не сдавалась:

— Конечно, я тебе доверяю.

— Мне привиделось, как будто я проснулась среди ночи, представляешь? Кто же просыпается раньше шести часов утра? Проснулась, а твой контейнер открыт, и тебя в нем нет. Оглянулась и увидела пустой контейнер Михаила. Услышав какой-то шорох за пределами палатки, я выглянула и увидела двух людей, крадущихся к выходу из павильона при свете фонарика, точно такого же, какой принес сегодня руководитель Михаилу.

Она замолчала на секунду, ожидая какой-то ответной реакции. Я не сказал ни слова, лишь одобрительно кивнув в ожидании продолжения истории.

— Я подошла к выходу, а там, при свете луны, стояли вы оба, твоя ладонь в его руке. Представляешь, вы держались за руки, как жители старого мира, и созерцали звездное небо.

— И что ты сделала? — наивно спросила я.

— А ты не знаешь?

— Нет, это же твое видение.

— Я начала убеждать вас, чтобы вы вернулись обратно и не нарушали правила. Но тут Михаил вырубил меня.

— Как это вырубил?

— Инфразвуком. Все мышцы свело. Я не могла пошевельнуть ни рукой, ни ногой. А потом проснулась. И знаешь, что самое странное?

— Что?

— Что я до сих пор ощущаю давление изнутри, как будто часть моих органов до сих пор парализованы. И тут этот фонарик. Словно это было не во сне, а наяву.

— Ты этот фонарик наверняка видела уже у Михаила, вот он тебе и приснился. Может, даже видела, как он вчера выронил его. А что до боли, я её тоже ощущаю. Мы испытываем сейчас большую физическую нагрузку, не считая того, что дышим непрореженным воздухом и находимся целый день под прямыми лучами солнца.

— Может, ты и права, — Ольга сделала вид, что согласилась со мной, поняв, что правду из меня не вытянешь.

Но она не поверила. Мои объяснения вполне разумны. Но она всё равно не поверила. Впредь надо быть осторожнее. Кто знает, может и донесла бы о преступлении. Это ведь долг каждого горожанина. Такая политика прививается с первого момента нашего появления на новой Земле.