Я очнулся. Ничего не ощущалось: ни тепла, ни холода, ни собственного веса, только внутри мерзко свербило. Упакован плотно, но мягко. Я попробовал пошевелиться — едва-едва, ровно настолько, чтобы нигде ничего не затекло от неподвижности. ОЧ-ЧЕНЬ знакомо. Не смешно.
Чувство пространства, как бы извиняясь за задержку, спешно доложило обстановку. Помещение сравнительно большое — метров шесть в ширину и метров двадцать в длину, три метра до фальшпотолка и ещё около метра пространства над ним. «Моя» половина заставлена какой-то работающей электроникой… Дальняя стена, похоже, стеклянная — слишком тонкая и гладкая, за ней ещё небольшое помещение, со столом и стульями, но обесточенное и неосвещённое. Я лежу на каменной плите два на три метра и чуть больше метра высотой, накрытый — точнее, тщательно замотанный — в нечто мягкое и очень, очень сильно фонящее магией… Впрочем, быстрая проверка позволяет рассчитывать, что на меня эта магия пока никак не подействовала.
Хуже ситуация с трубками — их много, и воткнуты они в самые разные места… Некоторые — очевидно гигиенические, и, судя по всему, уже использовались, значит, я здесь уже как минимум несколько часов, вероятно, даже более суток. Другие, потоньше, воткнуты в сосуды или просто в ткани и явно чем-то меня накачивают. Именно от мест уколов и расползается нестерпимый свербёж… Очень характерной направленности.
Самое неприятное — Половинка в полном расколбасе. Не знаю, как долго всё это уже продолжается, но ей явно совсем хреново, так что про форсаж можно прочно забыть… да и про сильный разгон тоже, по крайней мере, пока она не прочухается — моё возвращение её немножко приободрило, но и только. Значит, в первую очередь — трубки.
Вопрос: как избавиться от иглы, воткнутой сквозь чешую в вену и накрепко зафиксированной? Ответ: только вместе с чешуёй. А вот фиг! Короткий спазм, чешуйка дёргается — буквально на полмиллиметра, но этого хватает, чтобы сломать иглу, будто ножницами перерезать. Форсирую регенерацию — сломанное остриё поначалу мешает, но потом выдавливается между чешуйками. Так, сколько их всего? Методично ломаю все — на руках, на ногах, на туловище, на хвосте. Сложнее всего на животе — там чешуя мелкая, а иглы длинные и толстые, уходят в брюшную полость, сразу выдавить не получается, потом придётся вытаскивать по отдельности. На шее тоже сложно — там, наоборот, чешуя лежит в несколько переплетённых слоёв. Ага, и в черепе тоже несколько игл? Ню-ню! Позвоночник — вот это реально неприятно, но тоже справляюсь, благо, что основную спинную плиту не пробили.
Что ещё? Провода… Датчики… Наклеены на тело, те, которые были воткнуты — я уже сломал вместе с иглами. Это я не подумавши сделал: наверняка дежурные получили сигнал и скоро здесь кто-нибудь появится. Пытаюсь освободиться из кокона — слишком мягкий и слишком плотно прилеплен… Надо будет иметь в виду на будущее и озаботиться чем-нибудь. А сейчас — у меня, кажется, гости… гостья, судя по фигуре. Ну что ж, посмотрим-посмотрим. До предела форсирую метаболизм: во-первых, зарастить все лишние дырки в моей любимой тушке, во-вторых — помочь Половинке прочухаться, а самое главное — пережечь этот адов свербёж, при одной мысли о женщине чуть не доведший уже до греха. Свинство!
— Ну-с, и что мы здесь имеем? — Ну, хоть голос не в моём вкусе, слишком грудной, слишком бархатисто-воркующий… Но всё равно тяжко. Терпи, казак — атаманом будешь! Если доживёшь. — Мы очну-у-улись! Какая пре-е-елесть!
На меня она не смотрит, смотрит на приборы. С моего места их не видно, голову не повернуть, а чувством пространства картинку я не вытяну. Походка… Да, безусловно, будь я лет на пятнадцать хотя бы моложе — у них были бы шансы… Небольшие, но были бы. Лет двадцать назад, а ещё лучше двадцать пять — это была бы прямо-таки заявка на победу, но — увы, опоздали. Опыт, сын ошибок трудных… И свой — пусть и небольшой, но очень ласковый — гарем. Мы с девочками реально очень сблизились за эти полгода, и даже новенькие уже вполне включились в нашу связь.
— Так, гормональный фон на уровне… Что ж, поздравляю! Сейчас мы тебя ещё немножечко простимулируем. — Слово прозвучало, как жуткая непристойность. — И через каких-нибудь семь-восемь месяцев у тебя будет восхитительный выводочек маленьких котяточек! Штучки три-четыре, или даже все пять — у этих гормончиков чудесненькие побочненькие эффектики! Ну разве это не прекрасненько? Родить в срок миленьких малышечек, кормить их, растить… Ах! — Она картинно сложила руки на груди, хлопая глазками. Сюсюкающие интонации очень раздражали, но незнакомка явно была очень довольна собой и ситуацией, только переигрывала. Что ж, пора её чуть-чуть огорчить.
— Есть проблемы. — Голос не хрипит, связки слушаются. Или за мной ухаживали лучше, чем я думал, или я провёл здесь не так много времени, как опасался. — Совершенно объективные.
— И какие же? — Она явно ожидала от меня похожего начала. Неудивительно — штамп, да ещё и предсказуемый. — Твой гарем? Но они тебя не нашли до сих пор, а значит, уже и не найдут, это помещение волшебненько экранировано — и от магии тоже, да-да! Даже от магии крови — мы очень-очень хорошенечко подготовились!
Её слова вызвали вспышку воспоминаний — не моих, настиных — как именно они спасали меня там, на острове, с оторванной головой. Магия крови — именно она. Они, все трое, пили кровь, мою и друг друга, а потом сцеживали Насте, и она, напитав лечебной магией, вливала её обратно мне… Хуже только некромантия — неудивительно, что они мне не рассказывали… Сначала они выжали досуха мою «старую» голову — то-то она была такая мумифицированная! Но этого, конечно же, не хватило: магия на меня почти не действует, моя чешуя её… нейтрализует или рассеивает, для большинства заклятий и магических эффектов я — как пустое место, они просто не воспринимают меня как цель — или хотя бы объект. И это без учёта моих «антимагических» способностей… Насколько я помню, на меня только туман Майки смог подействовать, причём лишь один из почти дюжины его эффектов, и лишь потому, что я его вдохнул… Исследования, проведённые в моей лаборатории, при всей их неполноте, с очевидностью показывали: прямое магическое воздействие на меня практически бессмысленно.
Пока я переваривал внезапное откровение, незнакомка разделась. М-да, кто там любит хентай с футанарями? Идите на… в общем, вот к ним и идите, а потом все вместе — куда подальше, в моих представлениях о прекрасном нет места дилдоквин! Совсем! Всю жизнь был сторонником исключительно традиционных отношений (ну ладно, сделаем скидку женщинам: они красивые, им простительно; опять же, должен же кто-то укрощать строго лесбийских пиджи), так что такая экзотика меня совершенно не возбуждает, несмотря на все старания Веры…
— Да нет, милочка, всё гораздо проще. Не знаю, в курсе ли вы, но у большинства так называемых разумных существ есть межушный ганглий. И те, которые и вправду хоть сколько-то разумны, даже умеют им пользоваться! В отличие от вас и ваших коллег. — Я позволил себе саркастическую ухмылку. «Знание — сила» утверждал Фрэнсис Бэкон, и я не поленился использовать возможности лаборатории, чтобы узнать о себе как можно больше. — Видите ли, даже если бы я хотел — или не имел бы достаточного контроля над своим организмом, а оба этих положения неверны, как вы можете догадаться — я всё равно не смог бы никого родить. И если бы вы провели простейшее медицинское сканирование, то тоже знали бы, что у меня нет ни яичников, ни матки, ни прочей женской машинерии. И даже грудь, на которую вы столь плотоядно облизываетесь — да-да, я вижу, милочка, я всё вижу — вовсе ни разу не молочные железы. О подробностях, впрочем, умолчу — ни к чему они. Ни вам, ни вашим недалёким коллегам… Ни вашим хозяевам.
— А у меня вот яиц нет, как и у тебя, кстати, но мне это нисколько не мешает кого-нибудь обрюхатить! — Смешок её был неприятным и каким-то на редкость похабным… Ну, хоть прежняя сюсюкающая ласковость исчезла из голоса напрочь. — Сейчас сам убедишься!
Говорить-то было сравнительно легко, а вот с практической стороной было хуже: не знаю, чем уж там меня накачали, пока я был в отключке, но мне нереально свербило… Всё равно с кем, всё равно как — лишь бы поскорее и побольше. Даже в далёкие и уже почти забытые подростковые годы было легче, насколько я помню… Впрочем, лучше бы мне сосредоточиться на здесь и сейчас, а конкретно — на побеге из этого утомительно «гостеприимного» заведения. И некоторых успехов на этом пути я уже достиг — с немалым трудом втянув подушечки на всех пальцах (что у них за клей такой адский?), я всё-таки вывернул когти наружу и воткнул их в мягкий материал кокона. Мягкий и очень эластичный — прогнулся, растянулся, но рваться пока не собирался. Гуделка тоже не включалась — слишком плотно чешуя была приклеена. Жаль, что магия мне недоступна совсем — даже обычной «бижутерией» нормально пользоваться не могу… Стоп! А это идея!
«Эй, Иштван, дух проклятых цепей! Ты тут?» — Ответом мне было изрядно напуганное ощущение согласного кивка. «Отлично! Вот тебе и первая серьёзная работёнка: хочу, понимаешь, переодеться. В комбинезончик какой-нибудь, какой не жалко — тут грязно донельзя, всякая дрянь так и липнет, так и липнет. Осилишь?» — Опять испуганно-настороженный кивок и вокруг что-то начинает меняться… Нет, СОВСЕМ отодрать мой кокон он не смог — всё-таки, всего лишь дух проклятого одёжного артефакта… к тому же, с самого начала ни силой, ни удачностью решения не отличавшегося. Тем не менее, все мои конечности теперь могли двигаться независимо — и более-менее свободно. И тело больше не было приклеено к этой чёртовой плите. Разогнавшись, насколько смог без помощи Половинки, я сфокусировал чувство пространства и попытался «оглядеться» вокруг… Сто метров — это много или мало? В моей ситуации — заметно меньше, чем нужно, но всё равно на целых сто метров лучше, чем ничего! Тем временем дилдоквин подошла уже почти вплотную. С каждым шагом возбуждение её росло, видать, неизвестные хозяева для верности не только меня обкололи, но и воздух вокруг тоже накачали… или это просочилось из сломанных игл? Чёрт! Я же не подросток! Я МОГУ себя контролировать!
Наполовину скатившись, наполовину — всё-таки спрыгнув с плиты, я рванул к выходу — не к тому, откуда пришла эта пиджи, а к другому, замурованному, судя по всему, очень-очень давно… Но — всё равно слишком близко: этот запах, запах женщины… женщины, пришедшей ко мне.
Последнее, что отложилось в моей памяти прежде, чем яростный туман поглотил остатки разума — жалобный писк, когда я впечатал её лицом и грудью в липкую и шершавую каменную плиту, одновременно ухватив нижней парой рук — прямо когтями, до крови — за тазовые гребни…
Я потом её убил — и это не тот поступок, которым стоило бы гордиться. Просто в какой-то, не знаю который по счёту раз, когда туман наконец-то начал рассеиваться, когда она, до крови ободравшая грудь и живот о грубый камень, практически растёкшаяся по плите, мелко подрагивавшая от почти непрерывных спазмов, уже не могла ни кричать, ни стонать, только едва хрипела, напрочь сорвав голос, мой хвост, как будто по собственной воле, проткнул её от промежности и до горла, разорвав внутренние органы, диафрагму, сердце и лёгкие, и перерезал широким наконечником трахею и сосуды шеи, заставив в последней судороге залить камень семенем. По крайней мере, она умерла быстро и без мучений, хоть и весьма неопрятно.
Не знаю, почему никто не вмешался — то ли подумали, что всё идёт достаточно близко к плану, а потом стало поздно, то ли мне просто повезло, и никто в этот момент не наблюдал, но факт остаётся фактом: из комнаты я вышел без проблем. Отдирая на ходу оставшиеся куски кокона — в «процессе» изрядная часть и его, и моей одежды пали жертвой страсти — я направился в сторону, показавшуюся мне наиболее перспективной: вниз.
* * *
Сто метров — это, если грубо, тридцать этажей. И вверх, и вниз этажи уходили за пределы моей чувствительности. Рассудив, что и так нахожусь под землёй, я решил спуститься как можно глубже: во-первых, это нелогично, а во-вторых, в подземных комплексах самое интересное обычно в самом низу. Или самое опасное, но на этот риск придётся пойти.
Максимально растянув поле восприятия по горизонтали, в эдакий эллипсоид (но не фокусируя в луч — только нарваться и пропустить сюрприз не хватало), я неспешно спускался по лестнице. Живых не обнаруживалось, зато электроники было много… А магии — на диво мало, похоже, что экранировано было только то помещение, где меня держали. Попытка дотянуться до моих пиджи, тем не менее, провалилась — даже до Насти не достучался. Ощущалось это скорее как большое расстояние, чем глухая стена, как было раньше. Ну, хотя бы была уверенность, что они живы и в порядке, и я продолжил спуск.
По дороге я думал. Меня зацепили слова «раз до сих пор не нашли» — это такой намёк, что я недалеко от дома или просто попытка сбить с толку? Учитывая все обстоятельства, оба варианта примерно равновероятны. Значит, нужно добраться до дна этой истории — в том числе и буквально — и как следует объяснить, что я предпочитаю ходить в гости самостоятельно и категорически настаиваю на возможности отказаться от приглашения. Короче, перед уходом сломаю тут всё, до чего дотянусь. Дойдя до этого пункта в своих рассуждениях, я решительно остановился: прямо подо мной были ещё два этажа уже знакомой планировки, под ними — большой зал с высоким потолком на редких колоннах, а ниже — только скальный монолит, насколько я мог дотянуться. Дно. И в зале было что-то живое. Большое.
Спустившись ещё на один этаж, я внимательно «разглядывал» непонятный живой клубок. Ткани обычной плотности, не облегчённые птичьи, как у Магды или Лилы, и не тяжёлые, как у какой-нибудь амачамп. Впрочем, это ни о чём не говорит. Форма… Судя по всему, спит, свернувшись в клубок — буквально. Вес — три с половиной центнера или чуть больше, на таком расстоянии я могу оценить достаточно точно. Очень характерная энергетика, магическая в том числе. Пиджи, однозначно. Варианты — мочить спящую или будить, а если будить — то потом или говорить, или всё равно мочить, или драпать, наводя на противников, которых, кстати, до сих пор нигде не видно… Не люблю необратимые решения.
Спускаюсь ещё на этаж, сфокусированным восприятием методично «осматриваю» всё, до чего могу дотянуться. Нижние четырнадцать этажей базы представляют собой прямоугольники сорок на пятьдесят метров, причём с моей стороны десять метров отгорожены довольно толстой стеной и если не знать заранее, то можно поверить, что этажи квадратные. Справа относительно меня — вторая лестница, а по центру, видимо, шахта большого подъёмника. Разгороженное пространство пересекают крестом два широких коридора, метра по четыре, помещения между ними — видимо, какие-то склады, сейчас практически пустые. С моей стороны коридор один, идёт вдоль внешней стены этажа, шириной всего два метра, с равномерно идущими пронумерованными дверями. Видимо, кто-то приложил изрядные усилия, чтобы качественно спрятать маленький фрагмент базы. Странно, что до сих пор никто не нашёл и не вскрыл. ОСОБЕННО странно, учитывая достижения магии и способности пиджи.
Нижний этаж — тридцатиметровый зал с восьмиметровым потолком, подпёртым несколькими колоннами. Вокруг зала — маленькие комнаты, узкие, как пеналы, два на четыре метра, в одну из которых спускается другая лестница. Проём подъёмника перекрыт толстой металлической плитой, похоже, приваренной — или просто приржавевшей. Та лестница, по которой пришёл я — давно заброшена, вторая, похоже, используется. В «пеналах» непонятное барахло, похожее на старую неисправную электронику — но кое-что всё ещё под напряжением, надо быть осторожнее. С моей стороны, в «потайном» сегменте базы, в пару к залу два маленьких этажа, абсолютно пустых, даже без мебели и проводки. Самый нижний мне не интересен, так как выход в «пеналы» есть в двух комнатах предпоследнего. Пытаюсь выйти на связь со своими — то же самое ощущение очень-очень большого расстояния, которое тупо не «перекричать».
Приняв решение, открываю дверь с номером 8807, снимаю стенную панель, аккуратно пролезаю в проём и спрыгиваю вниз. Толстая металлическая дверь на совесть заварена, как и в большинстве других «пеналов». Что характерно, всё ещё включённое оборудование — как раз за открытыми дверями. Зато стены вокруг сравнительно тонкие, и можно легко найти достаточно слабое место, чтобы пробить дыру и пролезть. Ещё раз убедившись, что неведомая пиджи спит, с разворота пинаю в самое большое «окно» между балками каркаса правой стены. Ещё четыре удара — и пролезаю в следующий «пенал», дверь в котором опять заварена, а вот в следующем — уже нет, там и выйду. На полу и на полках навалены разные детали — какие-то электромоторы, сложные приводы, непонятные загогулины — похоже на склад запчастей.
Пиджи проснулась, когда я пролез в тот самый пенал с открытой дверью. Активной электроникой оказался древний автоматический уборочный комплекс, воткнувшийся в зарядный док. Интересно, куда он девает мусор — ведь этот этаж самый нижний! Видимо, мусор как-то подаётся наверх… Да, вот две трубы, прямо над уборщиком — хоть и достаточно широкие, чтобы протиснуться, но забитые цепями мусороподъёмника. Быстро не пролезть, зато и сорваться не получится.
Встав в уголке, чтобы не отсвечивать, внимательно разглядываю ворочающуюся пиджи. Первое, что бросается в глаза — щупальца, тысячи их! Ну, не тысячи, конечно, но явно больше десятка… и даже двух. Второе — она БОЛЬШАЯ! Грудь — два баскетбольных мяча, почти метровой ширины плечи, бёдра ещё раза в полтора шире… кто там МИЛФ любит? Сидя на попе — лишь чуть ниже меня стоящего… Хотя… Если бы её, скажем, раза в два уменьшить — получилось бы очень-очень ничего: бёдра и попа на зависть Майке, талия, конечно, не осиная, но вполне тонкая, изящная шея, треугольное личико с бровями вразлёт, губки бантиком… Вот только на голове — вовсе не волосы, а тонкие щупальца, извивающиеся, как змеи сказочной Медузы, длиной до пояса, и вот их, похоже, и вправду тысячи… как минимум — несколько сотен! Руки чуть выше локтя превращаются в пучки… да, по семь щупалец, не толще моего запястья, зато метра два длиной. Ноги… Понятно, почему «корма» такая широкая: примерно там, где кончалась бы миниюбка, каждое пышное бедро расходится на шесть щупалец: толстенных, в четверть метра диаметром и метра по три длиной.
Медленно приподнявшись на щупальцах — очень забавно выглядит: если на человеческие пропорции, как будто на колени встала — пиджи плавно поплыла к «моей» комнатке. Кто бы сомневался! Устраиваюсь поудобнее в уголке за уборщиком, между какими-то тяжеленными коробками. От двери меня точно не видно.
Ненадолго остановившись перед дверью, пиджи нажимает на стене кнопку. Ой, как интересно! Двери открываются, и уже другое щупальце нажимает на кнопку на передней панели уборщика. С обиженным гудением уборщик включается полностью, и, поскрипывая древними колёсиками, медленно выкатывается из чулана мимо этой громадины. Перепрятываться поздно, Половинка всё ещё не совсем в форме, но хотя бы обычный разгон осиливает.
Внимательно смотрим друг на друга. Чем плохо чувство пространства — оно передаёт КУЧУ информации, но только не цвет. Окрас у пиджи был жутковатый. Синюшная с прозеленью кожа, губы и соски — нездорово-фиолетовые, цвета то ли позавчерашних синяков, то ли чего похуже, глаза — грязно-серые, с желтыми крапинками, зрачки узкие, будто булавкой прокололи. Бугристые и морщинистые щупальца к концам темнеют, но выглядят от этого только хуже. Уши — очень тонкие и довольно крупные, похожие на рыбьи плавники, но чешуи на теле нигде нет. Больше всего похоже на зомби, но она явно живая, мертвяка я бы за три этажа опознал.
Глаза пиджи вдруг меняются, в них, и без того мерзких, появляется нехороший огонёк. В мою сторону тянется мелко подрагивающее щупальце, язык нервно облизывает губы — такой же фиолетовый, как губы, да ещё и раздвоенный. Щупальце не преодолело и половины дистанции, а я уже чувствую запах… Ох ты ж! Довольно приятный запах, и хорошо знакомый: именно так пахло в той комнате, где я очнулся, только здесь он не такой концентрированный. Щупальце дрожит, ещё два тянутся ко мне, но замирают в метре — думаю, по мне хорошо видно, что ещё чуть-чуть — и я начну зверствовать! Запах — вот что меня злит больше всего! Неужели эта тварь думает, что сможет меня… заманить на такое? Злость и возмущение что-то меняют во мне самом — какое-то непонятное тянущее ощущение в носоглотке… И запах пропадает, а вместе с ним — и возбуждение тоже сходит на нет. Похоже, мой ОЧЕНЬ интересный организм научился бороться с афродизиаками, как минимум — с этим конкретным. А вот пиджи передо мной, похоже, только начала разогреваться — к щекам прилил румянец, губы припухли… и не только губы… Пиджи явно хочет, прямо-таки жаждет приручения, но даже закрыв глаза, я всё равно вижу это синюшное лицо и как будто варёные глаза…
— Кто ты? — спрашиваю резко, стараясь сбить настрой. — Что ты здесь делаешь?
По-хорошему, допрашивать надо было ту дилдоквин, а не эту явно пленницу, но в начале нашего знакомства, думаю, она бы отвечать не захотела… А под конец — уже просто не могла.
— Пожааа! — Голос больше похож на хрип, и одно щупальце стремительно прыгает ко мне, замирая буквально в миллиметре, и очень-очень нежно касается груди. На голых рефлексах отмахиваюсь, вижу, как щупальце отдёргивается, из пары быстро затягивающихся глубоких порезов сочится кровь… Совершенно нормального красного цвета. Но скорость! До чего же эта тварь быстрая!
— Нет! — Резкий окрик заставляет пиджи вздрогнуть, она прижимает к себе пораненное щупальце — ей явно больно, хотя большинство пиджи даже внимания не обратили бы на такую царапину, тем более, при наличии регенерации — и продолжает смотреть на меня с надеждой, смотрящейся на её лице просто гротескно.
— Пожааа! Очч ннад! — Говорит явно с трудом, всё ещё протянутые ко мне щупальца крупно дрожат, иногда чуть придвигаются и тут же отдёргиваются. Кажется, пиджи дрожит уже вся. Из уголка рта тянется ниточка густой слюны… Видно, что пиджи уже на грани, и даже страх боли её не останавливает… Блин, она же почти такая же быстрая, как я, и впятеро тяжелее — она меня просто массой задавить может, и, скорее всего, понимает это, но даже не пытается действовать силой, стоит тут передо мной, глядя… на что — на что глядя? Ах вот оно что…
Вдруг до меня доходит. Уши, щупальца, жуткий вид…
— Вода? Ты — вода? — спрашиваю её, надеясь, что она поймёт.
— Да! Да! Вводда!!! Ннад! Очч ннад!! Очч-очч!! — Она, со слезами на глазах, остервенело кивает головой.
— Здесь есть вода? — Не понимает. Переспрашиваю: — Где вода? Покажи!
— Ннет ввода… Кконнч ввода… — На лице — горечь пополам с отчаяньем. И искра надежды: — Тты? Тты — ддать ввода? Пожааа…
— Нет вода! — блин, глядя на неё сбился с нормального языка. — Нет у меня воды, и взять негде.
— Ттак ввода! — Одно щупальце спускается… на уровень «пониже пояса». — Ллюбба ввода! Ссовсс ллюбба! Очч ссухх! — последнее слово звучит, как ругательство.
Гляжу на неё почти с ужасом. Водяные пиджи, насколько я знаю, без воды могут запросто помереть, но чтобы согласиться на, простите, такое? Медленно опускаю руки к шортам, на лице пиджи надежда сменяется предвкушением, почти мечтательным… Нет, не могу я так! Ну неправильно это! С утробным рыком бью по стене кулаком.
— Погоди! Тебя здесь поили? Где? Здесь БЫЛА вода. Где? Покажи! — Надежда опять почти утонула под отчаянием, но пиджи медленно движется в дальний левый угол. Там по стене с потолка спускается труба, обмотанная проводом, на нижнем конце — автоматический вентиль, обесточенный и весь смятый. Видимо, сломался или был отключён, и пиджи пыталась его оторвать, но не смогла… При её-то габаритах? Ничего не понимаю! Но вода в трубе есть, правда, наверняка уже плохая.
— Отойди! — Командую твёрдо, но без злости. Правильно мне говорили — я слишком добрый для этой жизни, особенно с женщинами. Вот уже и это страшилище жалею…
Скребу металл трубы когтем — хороший металл, нержавейка, но крепкая, не вдруг пропилишь. Вентиль на трубе заварен, открутить-разломать тоже не получится. Значит, надо ломать трубу! Ухватившись покрепче, пытаюсь согнуть — не хватает сил. Вот ведь… Впрочем, логично: лучший способ замордовать водяную пиджи — ограничить её в воде, ровно настолько, чтобы только не померла. Цепляюсь за стенку руками, поглубже втыкаю когти и перехватываю трубу ногами. Гнётся, но с трудом — хорошая, блин, труба… Кто-то робко скребётся внутри черепа. Дух? Что такое? «Мастер! Меч!» — дух на грани обморока от собственной наглости, но идею подкинул хорошую. «Молодец! Хвалю за инициативу! Так держать!» — дух чуть опять не падает в обморок от облегчения, но всё-таки выдаёт мне меч: длинный, тяжёлый и явно острый.
Перехватываю по-всякому — не мой размерчик, двумя руками тяжеловато, а больше на рукояти не помещается. Показываю духу нагинату — лезвие вполовину легче, зато рукоять втрое длиннее. Меч меняется прямо у меня на глазах, вот теперь — совсем другое дело! Перехватываю в четыре руки — всё равно тяжёлый, но сейчас мне как раз такой и нужен. Отхожу в сторону, замахиваюсь и со всей дури рублю наискось. В последний момент подключается Половинка, добавляя скорости, и на трубе появляется солидная зарубка. Неведомая пиджи вздрагивает от резкого звука и шарахается назад. Чуть меняю стойку, подключаю Половинку уже осознанно, и рядом с первой зарубкой появляется вторая — вдвое глубже. Ещё удар — на этот раз между зарубками. Ещё удар! Ага, первая зарубка! Замах! Удар! Замах! Удар! Попадания приходятся на полусантиметровый участок трубы — точнее прицелиться не получается, но прогресс, хоть и медленный, всё-таки есть. После десятого удара попадания стали всё чаще приходиться на уже готовые зарубки, и дело сдвинулось с мёртвой точки. Шестисантиметровая труба, с двухсантиметровыми стенками — паранойя во всей красе!
— Плохая! Вода! — Выдыхаю на каждый удар. — Пить! Нельзя! Только! Мокнуть! Надо! Терпеть! Поняла?!
Пиджи, нервно выплясывающая в центре зала, судорожно кивает, не сводя глаз со звенящей трубы. Из первых сквозных зарубок начинает сочиться мерзко воняющая жижа. Пиджи всем телом дёргается, но удерживается на расстоянии. Ещё десяток ударов — и из трубы уже бежит тоненькая струйка. Запах по-прежнему плохой, но пиджи подбирается ближе и макает «ножные» щупальца в крохотную лужицу, всем видом выражая райское блаженство. Продолжаю остервенело рубить, с каждым разом всё больше привыкая к увесистому клинку и углубляя уже всего две «основные» зарубки. Удивительно, но никому, кажется, нет до нас никакого дела! Наконец, вспомнив, как надо рубить деревья, начинаю вырубать из трубы кусок — несколько ударов почти поперёк, а потом один почти вдоль, чтобы вырубить клин. И опять — поперёк, чтобы заглубиться, и опять вдоль, чтобы расчистить. На четвёртой серии в трубе открывается дыра почти в полсантиметра, и из неё конкретно бьёт струя воды — поначалу очень мутной, но постепенно светлеющей. Не дожидаясь разрешения, пиджи плюхается в лужу, обливается водой, и — пьёт, пьёт, пьёт, не обращая внимания ни на запах, ни на вкус — готов спорить, тошнотворный.
А я с интересом рассматриваю, с кем же свела меня судьба. Если не обращать внимание на размер — красивая спина, два роскошных полушария ягодиц, широкие, полные — ОЧЕНЬ полные — бёдра, длинная шея — все «волосы» сейчас вытянуты вперёд и плещутся в воде. Старомодные «водяные» ушки, похожие на плавники, украшены несколькими меленькими серебряными колечками вдоль нижнего шипа. Неожиданно несколько толстых нижних щупалец подползли ближе и под моим недоверчивым взглядом собрались в живое кресло — с двумя парами подлокотников и даже с проёмом для хвоста между сиденьем и спинкой. Садиться я, однако, не стал, небрежным жестом отмахнувшись. Кресло исчезло — похоже, пиджи видит меня, хоть я и нахожусь у неё за спиной… Что ж, учту.
Видимо, наконец-то напившись, пиджи поворачивается ко мне. Я замечаю, как по всему её телу раз за разом пробегает волна магии — лечебной и весьма сложной. Синюшность медленно сходит с лица, сменяясь просто бледностью с нежным голубоватым отливом. Глаза тоже светлеют, жёлтые крапинки пропадают, лёгкая зелень затягивает склеру, изумрудом оседая на радужке. Зрачок расширяется до нормального — ну, почти нормального — размера, цвет губ из мерзко-фиолетового становится… пусть и не классически-алым, но всё равно вполне нормальным красным… Во всяком случае, у Люды была помада и пострашнее! Щупальца наливаются и разглаживаются, такие же белые в голубизну, заметно синея к концам, грудь тоже явно прибавила размер, и даже, кажется, не один. Соски, того же цвета, что и губы, выделяющиеся ярким пятном, режущим глаз контрастом, недвусмысленно торчат… Ниже талии — ещё одно яркое пятно, хорошо заметное в неярком свете большого зала.
— Ммасста! Пожаа! — Щупальца, и нижние, и верхние, боязливо, но требовательно тянутся ко мне. — Пожаа! Очч ннад! Очч-очч! — В глазах опять надежда пополам с мольбой. Что интересно — в отличие от большинства водных пиджи, у этой щупальца не покрыты слизью, на ощупь — вполне обычная кожа, сейчас просто мокрая…
Всё-таки, не получится из меня хороший укротитель — и всех-то пиджи мне жалко! Хотя нет, мазоку я убил не колеблясь, так что, видимо, не всё ещё потеряно… да и дилдоквин тоже… Укротить пиджи — да какое там укрощение, она иным домашним фору в послушании даст! — оказалось не так-то просто: уж очень она большая. Опять же, щупальца поначалу меня порядком напрягали, особенно постоянные попытки проявить лишнюю инициативу и пристроить их куда не надо: видимо, как и у многих водных пиджи, лесбийские тенденции у неё преобладали. В конце концов, мне всё-таки удалось убедить её лечь на спину на эдакий матрас из её же щупалец, и дело пошло на лад. Всё-таки, определённая прелесть в укрощении БОЛЬШИХ пиджи тоже есть, недаром тот гномик из анекдота радовался. А вот результат оказался крайне неожиданным — с громким стоном она окуталась волной магии и стала втрое меньше, тем не менее, не только не уронив меня, но даже не выпустив… с предсказуемой реакцией на такой «сюрприз». В общем, следующие минут пять нас можно было брать голыми руками, если бы хоть кто-нибудь этим озаботился. А она, получается, ещё и чиби, ко всем своим странностям! Однако времени разбираться нет — пора валить из этого подземелья, интуиция, до сих пор спавшая, теперь явно проснулась, настороженно оглядываясь и принюхиваясь в поисках неприятностей.
После трансформации пиджи сильно постройнела и убавила в росте — поднявшись на щупальцах до примерно «стоящего» положения — по пропорциям — она была на голову ниже меня. Щупальца её стали вдвое короче и гораздо тоньше… Не сказать, чтобы она стала прямо тростиночкой, хотя и грудь, и попа поменьше моих, но по сравнению с той секс-бомбой, что была раньше — разница радикальная… И, на мой вкус, в лучшую сторону, не понимаю я этой мании «ещё побольше», чтобы в дверь, как стол заносить, огибая косяк с разворотом… Хотя, конечно, «такая большая — и вся моя» тоже приятно… мягкая такая… Что-то я не о том думаю!
От размышлений меня отвлёк электрический треск — автоматический уборщик, про которого я напрочь забыл, въехал в струю воды и заработал короткое замыкание где-то в своих потрохах. Лужа на полу медленно росла… Зал, конечно, большой, а труба тонкая, да и вряд ли у неведомых хозяев этого комплекса есть в запасе столько воды, но проверять почему-то не хотелось.
И возвращаться тем же путём — тоже, не говоря уже про вторую лестницу. Оставался очевидный вариант — лезть через мусоропровод, но именно его очевидность мне и не нравилась. Внимательно «прощупав», насколько дотянулся, все «пеналы» и идущие наверх коммуникации, я нашёл более подходящий вариант: достаточно большого сечения вертикальный кабель-канал, практически пустой на всём видимом участке. Стенки у него тонкие и регулярно встречаются окна в распределительные щитки: словом, проблема только в том, что если сорвёшься — падать придётся до самого низа, никаких поворотов или уступов нет. Как и следовало ожидать, дверь в этот пенал была заварена — как и соседних с обеих сторон, а выдавать путь отхода пробитыми стенами или вскрытыми дверями мне показалось плохой идеей, как и тратить на это время: задней стенкой нужный пенал примыкал к «потайному» сегменту, и щиток был как раз с изнанки.
— Имя! — Я ткнул пальцем в стоящую рядом пиджи. Я определённо её «чувствовал», то ли она владела психическими способностями и старательно укрепляла нашу альфа-связь, то ли мои собственные способности, в отсутствие «родного» гарема, цеплялись за всех, до кого могли дотянуться. Потом разберусь, а сейчас — очень кстати.
— Ннет иммн. — Говорила она всё так же странно, как и в самом начале — некоторые звуки сдваивая, а некоторые глотая вовсе. Хотя стонала очень даже завлека… Чёрт, опять я не о том думаю!
— Будешь Наяда. Набери как можно больше воды, и бежим отсюда. Кажется, я нашёл дорогу. И расскажи, что умеешь. Я никогда не встречал похожих на тебя пиджи, и даже не слышал. Кто ты?
Новонаречённая Наяда стремительно за… правильно сказать — заползла, ибо на щупальцах, но так быстро, что скорее «запрыгнула» — в лужу. Ну, хотя бы по дороге не отстанет. Ещё бы знать, насколько сильно ей нужна вода… Струя воды из прорубленной трубы била прямо в неё и исчезала, даже не оставляя брызг, впитываясь, похоже, прямо в тело, а лужа под её нога… щупальцами уменьшалась на глазах.
— Вводдаа. — С удовольствием протянула она. — Ллёд! — Коротко, как отрубила. — Нно сслаббййа. — Это уже грустно, указывая кончиками нескольких щупалец на себя. Затем она явно сосредоточилась, и не ударила, вполне отчётливо передав мне ощущение тугой струи, способной сбить с ног человека, а в усиленном варианте — далеко откинуть даже многих пиджи. Веер брызг, напрочь закрывающий обзор и болезненно режущий открытую кожу. Стена воды, гасящая пламя и способная ослабить некоторые удары. Ледяной луч, замораживающий всё, на что попадёт. Ледяное копьё, способное пробить человека насквозь или сильно поранить пиджи. Залп градин, не очень сильный, но от которого трудно увернуться. Ледяная чешуя, подвижная и довольно прочная. А вот это уже не показала — её щупальца обернулись вокруг меня и решительно притянули к ней, а затем, внезапно став скользкими от покрывшей их тонкой плёнки воды, заскользили по моему телу; струйки воды, щекоча, побежали по груди, щупальца заёрзали энергичнее, переплетаясь с хвостом и заползая…
— Стой! — Удивлённая и даже немного обиженная, она послушалась. — ТУДА — нельзя! Понятно? — Ещё более удивлённая, она помотала головой. — Потом объясню, а пока просто не делай так, ладно? — С выражением крайнего недоумения на лице, она склонила голову на плечо. Я тяжело вздохнул. — ЗДЕСЬ — можно. — Я указал пальцем. — А там и там — нельзя! Даже грудь — можно, чёрт с тобой. — Я опять указал пальцем. — Хвост — тоже можно. — Как выяснила неугомонная Вера, основание хвоста — очень чувствительное место. — А тут и тут — нельзя! Запомнила? — Всё ещё недоумевая, она кивнула. — А теперь можешь смыть с меня остатки этой липкой гадости? Мы сейчас, конечно, опять испачкаемся, но хоть прилипать не буду.
Тугая струя воды — только потоньше, чем она показывала — ударила в меня, рассыпаясь брызгами и буквально сдирая с чешуи грязь. Из экипировки у меня остались только цепочки — неудивительно, никто в своём уме проклятую вещь даже трогать не станет, один я такой «сообразительный» — так что после «омовения», стряхнув воду «гуделкой», я напряг духа комбинезоном и парой мечей — на всякий случай. Увидев воочию, как я вдруг оказался одет и вооружён, Наяда вздрогнула и посмотрела на меня с неким уважением — видимо, поставив какую-то мысленную галочку. До чего же приятно быть чистым! Я покрутился, с удовольствием ощущая, как ткань скользит по чешуе и повернулся к Наяде.
— Как будешь готова — так и пойдём. Извини, тебе с одеждой помочь не могу, это персональное проклятие. — При слове «проклятие» она нахмурилась, но кивнула, не задавая вопросов.
— Ййа гттофф. — Всё-таки странная у неё манера речи…
— Тогда идём. — Я махнул рукой в сторону всё ещё открытого «пенала». — Сейчас немножко вернёмся по тому пути, которым я пришёл, пройдём через второй этаж и спустимся на первый. — Я опять указал рукой. — Оттуда идёт кабель-канал, он достаточно широкий, чтобы мы смогли пролезть, если ты не будешь переключаться во взрослую форму. — Она кивнула. — Канал прямой, лезть высоко, сто метров точно, но надо будет посмотреть. Ты как, высоты не боишься? — На этот раз она помотала головой. — Отлично! Полезли!
В «лоли»-форме она была несколько меньше меня, и хотя щупальца были весьма длинными, они нисколько не мешали пролезать сквозь сделанные мной проломы, а когда мы добрались до «пенала», через который я вошёл, она просто поднялась на нижних щупальцах практически вдвое выше моего роста, протянула верхние щупальца — и легко и изящно затянула себя в лючок. Обернулась, видимо, собираясь помочь мне подняться, но я просто запрыгнул, ухватившись всеми шестью конечностями за края проёма, чтобы не врезаться в неё. Вздрогнув и отшатнувшись, она вздохнула и посторонилась, пропуская меня вперёд.
— Идём, не бойся! Я довольно ловкий и шустрый, да и другими достоинствами не обделён.
Спуск по лестнице и коридор с десятком дверей.
— Намочи пол в коридоре и в комнатах, через щели под дверями, чтобы не было следов.
Вот и нужная комната, номер 8903… Это что же, получается, нам почти девяносто этажей подниматься? Дверь, похоже, не открывалась годами, но поддалась со второй попытки. Изнутри был замок, но, мгновение подумав, оставил незапертым, как и остальные: нечего вызывать лишние подозрения у возможных преследователей. Аккуратно снял стенную панель, открыл щиток и пролез внутрь.
— Осторожно! Здесь многое под напряжением. Электричество. — Пояснил я на её задумчивый взгляд. Она поморщилась, но осторожно проскользнула вслед за мной..
— Это хорошо, что у тебя такие тонкие щупальца! Я сейчас прикрою щиток, а ты аккуратно подними стенную панель и поставь на место. Осторожно, не прищеми щупальце! Вот так… Так… Теперь вон ту задвижку поверни, чтобы не выпало, и вытягивай щупальце. А теперь вот эти две, и тоже вытягивай. Отлично, последняя задвижка, и я закрываю щиток. Не поранилась? Умница, девочка! Теперь самое сложное: надо ползти вверх.
Я поковырял стенку когтем. Бетон, вполне обычный, довольно шершавый. Никаких проблем зацепиться, а если ещё и в распор — то вообще халява. Опять же, сбоку идут трубы с проводами, можно лезть по ним.
— Смотри: здесь можно лезть вот так, в распор, или вот так, по трубе, она крепкая, если что — я предупрежу. Я могу вообще прямо по стене, так даже быстрее будет. Попробуй, как тебе удобнее, и полезли. — Я перешёл на шёпот: моя интуиция с мрачной решимостью отсчитывала секунды до только ей известного момента «Ж». Наяда, видимо, проникнувшись обстановкой, вообще молчала.
В распор ей подниматься оказалось неудобно — быстро натирала слишком нежную кожу, зато по трубе она двигалась… ну прям, как танцовщица по шесту — тонкие, едва в пару сантиметров, верхние щупальца скользили по трубе, нежно нащупывая удобные места, нижние, по уже разведанному, страстно стискивали, удерживая хрупкое тело… Что-то меня опять не туда заносит, к чему бы это? Я двигался спиной к узкой стенке лаза, вывернув пальцы и втыкая когти лишь насколько необходимо, чтобы не сорваться: правая верхняя — левая верхняя, правая нижняя за спиной — левая нижняя за спиной, правая нога — левая нога, опять, и опять, и опять, изредка упираясь хвостом, чтобы подправить положение туловища в пространстве, если вдруг начинал крениться.
«Двигаться вниз по лестнице было гораздо проще», подумал я на высоте около пятидесяти метров. Мы уже почти прошли нижние «узкие» этажи, и наверху база расширялась в две стороны, оставляя «потайной сегмент» «за кадром». Ста метров моего сжатого до упора чувства пространства не хватало, чтобы дотянуться до дальних углов этой подземной базы, но вылезать на разведку я счёл рискованным. Тем более, что там, на краю чувствительности, я засёк движение… и, кажется, характерную энергетику. Впрочем, последнее я мог и додумать — кого ещё тут можно встретить, кроме пиджи? До комнаты, в которой я очнулся, оставалось примерно тридцать пять этажей, но метрах в шестидесяти над нашими головами кабель-канал упирался в небольшое помещение, судя по мощным трансформаторам — местную силовую подстанцию. С электричеством шутки плохи, но лучше защиты от магического обнаружения и желать нельзя.