19

Обычно, когда подплываешь к главному острову микронезийского атолла Бикини, еще издали видишь дымок над травяной кровлей. Сейчас безжизненность плоской земли нарушали лишь останки фортификационных сооружений. Вдоль берега, там, где некогда окаймляли пляж высокие панданусы, торчали полуразвалившиеся башни.

В 1964 г. биологи группы Дональдсона вскользь упомянули об огромной массе металла, сохранившей радиоактивность. За четыре года коррозия съела почти все. К 1968 г. остались лишь скелеты понтонов у причалов, металлические фермы, искореженная арматура. Все это напоминало какие-то чудовищные орудия пыток на прокаженной земле.

В глубине острова густая растительность скрывала уродливые порождения американской оккупации. Но на галечнике в прибрежной части громоздилось автомобильное кладбище, мрачное царство металлолома. Кокосовые пальмы исчезли, словно никогда и не росли здесь. Скальпированный остров покрывала саванна.

Верховный комиссар Норвуд пригласил Лоре сопровождать его в инспекционной поездке, разрешив взять с собой восемь-девять алабов; вместе они должны были составить представительную делегацию. При отплытии с Кваджалейна офицеры, физики-атомщики, чиновники, этнографы и фотографы заняли все спальные места на борту географического судна «Джеймс М. Кук». Лоре и восемь бикинийских делегатов всю ночь дрожали от холода на открытой палубе, скорчившись под брезентом на пропитанных сыростью матрацах.

На рассвете они побрились и облачились в праздничный наряд: белые рубашки и черные брюки, любовно выстиранные накануне женщинами их кланов. Лоре прицепил бабочку, алаб Килон повязал черный галстук. Потом они осторожно втиснули ноги в новые штиблеты, купленные дорогой на Маджуро.

Гости спустились в десантные шлюпки и указали рулевым удобные места для причала. Островитяне первыми выскочили на берег, за ними бегом устремились фотографы, чтобы не пропустить волнующий момент. Но бикинийцы решили, что американцы тоже торопятся взглянуть на Бикини, и прибавили шагу. Им было невдомек, что репортеры спешили запечатлеть «радостное волнение на лицах людей, впервые за двадцать два года ступивших на родную землю».

В программе была предусмотрена церемония подъема флагов в честь передачи острова бикинийцам. Норвуд хотел провести ее на берегу, но Лоре сказал, что флаги надо поднимать на кладбище, среди могил предков, где они попрощались с островом в 1946 г. и где будет покоиться прах Джуды согласно его последней воле.

— Что ж, ведите нас!

Американцы боялись потеряться в хитросплетении дикого винограда. Сами бикинийцы не могли отыскать привычных ориентиров.

Люди углубились в растительный лабиринт. Когда-то к обители вечного покоя предков, туда, где сейчас должна была начаться новая жизнь общины, вел прямой путь. Но кладбище как будто исчезло вместе с бывшим селением. С ожесточением они махали мачете, прокладывая дорогу сквозь ветви и кустарники. Бикинийцев охватило какое-то неистовство, они торопились пробиться через нелепое препятствие, словно вели битву за освобождение предков из плена растений-паразитов.

Наконец после часа рукопашной схватки враждебный частокол расступился, и они вышли на кладбище. Килон пал ниц, тихий стон вырвался у него из груди; он произнес несколько ритуальных фраз на языке ларойдж. Его спутники опустились на колени и гладили могильные камни. Алаб Мозес Лоури порезал руки, раздвигая колючие ветви. Найдя могилу своих предков, он лег на коралловую плиту и обнял ее, словно драгоценный камень.

— Это моя! — зарыдал он.

Алабу казалось, что он держал в объятиях тень своего отца.

— Это моя!

Подошли запыхавшиеся американцы и начали усердно расчищать площадку. Верховный комиссар, словно министр при закладке первого камня, старательно орудовал тяпкой: управляющий Маршалловыми островами, капитан корабля и часть экипажа рубили ветки, утрамбовывали землю. Вскоре место было готово. Оставалось водрузить две мачты, на которых взовьются флаги Соединенных Штатов Америки и Микронезии — россыпь белых звезд на ярко-синем фоне. Сгодились бы два дерева… но их не было на острове. Моряки достали из трюма «Джеймса М. Кука» два шеста.

Минутное замешательство. Каков ритуал при подъеме флагов? Норвуд поворачивается к советнику по развитию местных общин:

— Дик, как, по-вашему, должны висеть флаги относительно друг друга?

Дик в растерянности обращается с тем же вопросом к управляющему районом.

— Флаг Штатов должен быть слева, а микронезийский — справа, — решает тот.

Когда шесты воткнули в землю, оказалось, что флагшток Микронезии на добрый фут возвышается над древком американского флага — какая честь для подопечной территории! Пускай дети наших островов чувствуют себя здесь как дома!

Торжественная церемония началась. Алаб Килон читает «Отче наш», прося небеса о хлебе насущном. Кончив молитву, девять бикинийцев открывают глаза и смотрят, как национальные флаги медленно ползут вверх. На полпути американский застревает: сошел с колесика шнур. Моряки замирают, чиновники смущенно переглядываются — «шишки» падут на них. Фотографии знаменитого момента в истории американо-микронезийского культурного сотрудничества будут испорчены. Если не выправить положения, оно останется в памяти как провал внешней политики великой державы. Самый молодой бикиниец проворно скидывает лаковые штиблеты, быстро карабкается на шест и освобождает застрявший флаг. Аплодисменты. Вот когда пригодился навык лазания по кокосовым пальмам.

Норвуд, облегченно вздохнув, начинает заготовленную речь. В ней отмечается искренняя дружба обоих народов и особенно подчеркивается забота его правительства:

— Вы — сыновья Америки, а правительство Соединенных Штатов никогда не бросает своих детей. Доверив нам эту землю, вы тем самым помогли укрепить мир во всем мире. Теперь вы сможете пожать здесь плоды честно заработанного мира…

Лоре от имени своих соотечественников поблагодарил Соединенные Штаты.

— Как хорошо, — сказал он, — что такой могучий народ услышал из такого далека наш слабый голос и возвратил нам родную землю. Это поистине акт щедрости и великодушия.

Советник по делам развития общин символично высаживает в землю четыре кокосовые пальмы, морща нос от острого запаха удобрений. Представитель Комиссии по атомной энергии подходит к Лоре и его спутникам, держа в руках большую коробку с памятными медалями, на которых выбито: «Бикини, 1968». Каждая медаль на серебряной цепочке. Опять «накладка»: одной медали не хватило. Физик обещает оставшемуся без награды, что непременно вышлет ему медаль по возвращении в Вашингтон. Надо же было так случиться, что не повезло тому самому алабу, который спас положение, высвободив застрявший флаг! Кстати, островитянин не понял заверений представителя, он вообще не понимал английского.

Из кустов появился опоздавший офицер с тесаком в руках: лоб в испарине, форма вся в колючках, руки изодраны, ноги подкашиваются — он словно только что вырвался из засады вьетнамских партизан.

— Куда подевалось это чертово кладбище! — хрипит он.

Гражданский администратор тихо объяснил ему, что бикинийцы давно вывели всех на место и церемония уже закончилась. Офицер ужасно раздосадован: надо же было потеряться на таком маленьком островке. Оглядев зажатый между лагуной и морем клочок суши, он проворчал:

— Сколько шума вокруг этого Бикини! Я бы не стал лезть в драку за право жить здесь.

Ей-богу, это выше человеческого понимания: разводить канитель из-за такого пустяка.

Представитель КАЭ в восторге оглядывает свою добычу: он подобрал на берегу два больших стеклянных шара-поплавка от японской сети. Шары украсят вход в его виллу. «Какая прелесть», — восхитятся гости.

Американцы рассыпались по острову в поисках сувениров. Обломок железа из атомного ада будет выглядеть возле дома куда оригинальней скульптуры в стиле «поп». Бикини — сущий кладезь подобных вещиц!

Пока офицеры и чиновники охотились за сувенирами, Лоре, горестно вздыхая, пытался отыскать следы домов, останки церкви или хотя бы пни срубленных пальм. Куда исчезли панданусы, дававшие и пропитание, и древесину для пирог, и стропила для жилищ? Из чего строить теперь дома, в которых куда прохладней, чем в американских бунгало? Все исчезло без следа…

Главная улица бывшего селения с трудом прослеживалась в густой саванне, пучки травы проросли сквозь гравий, безлистные кустарники тянули щупальца во все стороны, колючки больно секли по ногам.

— Все изменилось, — твердит Лоре алабу Килону.

Выскочивший земляной краб шевелит тонкими ножками и сверлит его стебельчатыми глазами. Лоре отшатывается: физик-атомщик Томми Макгроу предупредил, что мясо крабов таит опасность. Либокра, готовясь к их возвращению, превзошла самое себя.

Повсюду кишат крысы. Алаб запустил в них галькой, бормоча проклятия.

Среди зелени торчат щиты, установленные в то время, когда уровень радиоактивности был еще высок. Надписи хорошо сохранились: «Осторожно! Употреблять в пищу плоды, растущие на этом острове, запрещается». В 1958 г. эти предупреждения должны были остановить людей, случайно оказавшихся в запретной зоне. Опасность миновала, но щиты забыли убрать, и издали они напоминали уведомление «По газонам ходить воспрещается». Но, вглядевшись в полинявшие от дождей строчки, человек ощущал, как по коже пробегает мороз.

Томми Макгроу подносил счетчик Гейгера к металлическим останкам на берегу, перешагивал через телефонные кабели, змеившиеся между каркасами тракторов, джипов и понтонов.

— Каждый скелет в отдельности не опасен, — заключает физик. — Обломки «остыли». Но если собрать их в кучу, я не рекомендую никому устраиваться на ней на ночевку!

Бикинийцы не улавливают смысла сказанного, они вопросительно смотрят на Макгроу всякий раз, когда он задерживается у очередной груды металлолома.

— Все в порядке! О’кей! — говорит Томми, приглашая следовать дальше.

Островитяне пытаются улыбнуться волшебнику, изгоняющему дьявола с помощью маленького прибора. Завезенные из другого мира стальные громадины вызывают у них страх и отвращение. Пляж, некогда сверкавший белизной песка, захламлен искореженными механизмами: люди, научившиеся метать молнии, уничтожают свою собственную технику. Зачем? Это не перестает поражать островитян. Американцы не привыкли ничего беречь. Создание искусственных руин? Подобная расточительность непонятна бикинийцам, для них это просто варварство. Столько грузовиков и железных лодок уничтожено зря… А языковой барьер не позволяет понять, что говорит им симпатичный эксперт.

Двоим бикинийцам удалось отыскать одинокую кокосовую пальму, внешне вполне нормальную. Они сорвали орех, разрубили его пополам. Но можно ли пить молоко? Алабы не осмеливаются доверять собственному опыту, вековым привычкам. Приходится обращаться к американцам. Килон берет орех и подносит его ко рту. Макгроу ободряюще кивает:

— Давайте, давайте, это вкусно! О’кей!

Алаб не решается. Томми весело смеется и, запрокинув голову, выпивает половинку кокоса. Бикинийцы вежливо следят за ним. Поистине мир перевернулся: белые пришельцы учат их пить традиционный напиток на их собственной земле. Не окажись здесь милосердных попечителей, «дикари» умерли бы с голоду за пиршественным столом!

Корабль везет гостей и хозяев на второй по величине остров атолла — Эниу. Их встречает такое же неистовство дикой растительности. Люди вновь вступают врукопашную с цепкой саванной, шумно пыхтя и кружась на одном месте. Час спустя добираются до бывшей авиабазы. Взлетно-посадочные полосы заросли кустарником, сквозь щели ангаров торчат ветки. Такое впечатление, будто археологи трехтысячного года раскопали аэродром доатомной эры. Вот, очевидно, диспетчерская башня, цистерны для горючего, мастерские. В этом лабиринте уже невозможно понять, где бетон, а где растительность.

В Хиросиме и поныне в 250 метрах от эпицентра взрыва поднимается к небу купол бывшего промышленного училища, чудом уцелевший посреди засыпанной пеплом пустыни. Единственный свидетель атомной катастрофы. Точно так же в центре Эниу сохранился бетонный каркас огромного ангара. Джунгли плотно закрыли двери и окна. Пришлось прорубаться внутрь помещения с помощью мачете и топоров. Целая армия крыс ждала пришельцев на пустом полу.

— Сборочный цех, — объявил Томми Макгроу.

В этом ангаре сотни рабочих и техников собирали водородную бомбу. Неосведомленные пришельцы могли принять его за тысячелетний храм страшного бога войны.

— Что это? — удивленно спрашивает Лоре. Американцы застыли на месте, благоговейно подняв взор к высоким сводам. Может, здесь была церковь оккупационных войск? Томми жестами пытается объяснить им смысл и назначение святилища. Он делает вид, что поднимает непосильную тяжесть, потом вздымает руки и кричит: «Бум-м-м!»

Интермедия прерывает томительную тишину, офицеры аплодируют миму. Лоре легким поклоном благодарит «артиста» за исчерпывающие разъяснения. В разговорах между собой атомщики избегают слова «бомба»; они предпочитают назвать ее «системой». Нейтральный термин.

Инженер, а за ним несколько фотографов полезли через окно на второй этаж в столовую для рабочих, монтировавших бомбу. Гости оказались в кухне. Дикий виноград буйно рос в мусорных баках, обвивался вокруг труб и холодильных камер. Инженеру пришла в голову удачная мысль: почему бы не переоборудовать это помещение для островитян? Здесь вполне может разместиться общинный дом или даже церковь.

— А мне кажется, — прервал его подошедший физик, — из этого здания выйдет прекрасная больница.

Верховный комиссар подбирает с пола несколько графинчиков для уксуса и масла: чудесный бикинийский сувенир для жены. Присутствующие следуют его примеру — один берет на память кофейник, другой — деталь от мясорубки, кастрюлю, пустую бутылку. Потом, дома, из этого можно будет сделать забавный ночник. Второго такого наверняка не найдешь во всем Техасе…

Американцы разглядывают свои туристские трофеи, радуясь, как дети. Норвуд, шествуя по сувенирной лавке, присел на пустой котел. Фотографы тут же защелкали камерами. Верховный комиссар имитирует позу усталого монарха разоренного царства в окружении почетной стражи электронных роботов. Аудитория покатывается от хохота. Исключение составляют лишь девять бикинийцев, чьи лица сохраняют похоронное выражение среди резвящихся на пикнике скаутов.

Начинает сказываться жара, одежда прилипает к телу. Но фляги пусты, а кокосовых орехов, так утоляющих жажду, не осталось на выжженной земле. Карманы мундиров оттянуты сувенирами. На Эниу больше нет ничего заслуживающего внимания, пора на корабль.

Усталые туристы бредут по прорубленной тропинке. Когда же кончатся треклятые джунгли? Взмокшие американцы вдруг обнаруживают, что кружат по одному и тому же месту. А бикинийцы? Им, похоже, нет до этого никакого дела. Пусть хоть сейчас пригодятся на что-нибудь — надо вывести заблудившихся американских дядюшек. Какой-то офицер раздраженно бросает этнографу Джеку Тобину:

— Послушайте! Вы ведь понимаете их язык. Спросите у них, как выйти на чертов берег к кораблю… Ведь это же их родной остров!

Но бикинийцы тоже не уверены, что идут правильной дорогой: их остров изменился до неузнаваемости за эти десятилетия. Наконец сквозь ветви блеснула гладь моря.

Турне по островам продолжалось.

— Давайте съездим на Наму, взглянем на кратер, вырытый первой водородной бомбой, — предложил один офицер. — Тот, что сфотографировали со спутника. Как называлась та операция?

— «Браво» — подсказал Томми Макгроу.

Четыре года назад Дональдсон и его спутники купались в зоне, считавшейся навеки зараженной. Эксперты полагали, что почва в результате взрывов будет стерилизована. Наличие следов даже самых примитивных форм жизни граничило с чудом. Появление рыбы в лагуне и птичьих гнездовий на островах превзошло самые смелые предположения.

Бикинийцы не могли оценить прогресса. Они сравнивали нынешние джунгли с прежними ухоженными рощами, рядами плодовых деревьев. Они ведь покинули не первобытный хаос. Представшее зрелище показало им случившееся несчастье во всем масштабе.

Островок Наму — не что иное, как покрытый слепящим песком риф. К «цоколю» намертво прилепили куб из бетона и стали, в который упрятали измерительные приборы. Бетонный колпак был наполовину погружен в воду, и белые цветы мессершмидии росли на крыше, словно причудливые похоронные венки. По песку тянулись следы черепах, огибавших выброшенные волной дезактивационные контейнеры. «Инструкция по использованию находится внутри», — гласили надписи на ящиках.

Четверо бикинийцев заметили возле берега стайку рыб-попугаев цвета топаза. С громким воплем, не щадя воскресного платья, бросились они в воду и выгнали рыбешек на неглубокое коралловое ложе. Двадцать два года судьба не давала им рыбацкого счастья. Теперь, когда они вернутся в родную лагуну, можно будет устраивать «рыбные праздники», кормить жен и детей! Рыбы-попугаи были тут же проткнуты длинными прутьями, поджарены на костре и съедены.

Только алаб Килон, сидевший возле огромной мессершмидии, не принимал участия в пиршестве. Темные очки скрывали его набрякшие веки. Отсюда, с Наму, он неотрывно вглядывался в горизонт. Пусто. А прежде здесь поднимались над водой два цветущих островка, частичка Ламорена, принадлежавшая его клану. Взрывы водородной бомбы в 1954 г. испепелили землю и пальмовые рощицы.

Мечта алаба канула в небытие. Все годы он черпал силы в надежде увидеть хоть на миг заветный кокосовый сад. Ожидание длилось треть жизни и кончилось крахом.

Лоре тоже переживал. Ведь теперь, став вместо Джуды главой маленького народа, именно он должен сообщить всем горестную весть. Иройджа потрясло состояние главного острова. Как они смогут жить там? Поднимутся ли когда-нибудь пальмы на атолле, где агонизируют остовы грузовиков, торчат пилоны, ржавые башни и бетонные доты?

* * *

Вечером на борту «Джеймса М. Кука» состоялся ужин. С удовольствием лакомясь шейкой омара и жаренными на углях бикинийскими красноперками, Норвуд пытался развеселить Лоре:

— Дивная рыба! Теперь я понимаю, почему вы так настаивали на возвращении в эту лагуну.

Ответ Лоре влил ложку дегтя в расточаемый верховным комиссаром мед. Время благодарностей и цветочных гирлянд миновало.

— Когда наш народ жил здесь, он питался не одними лангустами и рыбой. Бикини для нас не просто остров. Это земля-кормилица… Мы были счастливы здесь. А что получаем сейчас? Обезображенный берег, по которому бродят отравленные крабы. Американские руины с полчищами крыс. Все изменилось. Многое исчезло…

Это зрелище переполнило наши сердца болью и горечью… Жизнь на Кили была печальной, но мы старались сохранить силы. Мы мечтали в один прекрасный день вернуться домой и залечить старые раны. Как же теперь рассказать нашим братьям, сколь истерзана родимая земля, как больна? Они потребуют от Соединенных Штатов ответа: что вы намерены сделать для нас? Мы хотим не просто возвращения «территории». Мы хотим, чтобы на ней можно было жить…

Старик Килон тоже был возмущен разыгранным фарсом. Нет, он не был на Бикини, он ничего не видел! Вот когда ему покажут пальмы, он сможет сказать, что ездил на Бикини и видел атолл.

— Сто лет жизни и упорной работы вложили мы в остров, — сказал он с рыданиями в голосе. — Штаты все разрушили. Пусть теперь Штаты все восстанавливают.

— Следовало ожидать подобной реакции, — сказал Джек Тобин Норвуду. — Я лично был уверен. Двадцать два года островитяне жили ожиданием этой встречи и не рассчитывали на такое зрелище.

Верховный комиссар согласился. Прежде чем везти хозяев смотреть оставленные владения, следовало навести хоть какой-то порядок на разоренном атолле: почистить, подмести, посадить деревья — все выглядело бы иначе. Вид молодой поросли подбодрил бы их.

— Да, но ведь нельзя было ни к чему приступать до того, как уровень радиоактивности не войдет в норму. А эксперты представили доклад совсем недавно, — вступил в разговор прибывший из Вашингтона представитель Комиссии по атомной энергии.

Норвуд попытался успокоить старика Килона:

— Плантация кокосовых пальм поднимается не за сто, а всего лишь за семь лет.

Он даст распоряжение благоустроить главные острова. Разумеется, это обойдется очень дорого…

— На разрушение Бикини ушли сотни миллионов долларов, — горячо возразил Джек Тобин. — Долг Соединенных Штатов — проявить щедрость и показать, что мы действительно великая нация. Когда Америка хочет, она прекрасно справляется с такими задачами.

— Все это замечательно, — прервал его один офицер. — Но получить кредиты будет нелегко. У нас столько трат: война во Вьетнаме, гражданские права, космическая программа…

 

20

На Кваджалейне, прощаясь с Норвудом перед отплытием на Кили, Лоре напомнил верховному комиссару о его обещании.

— Когда вы намерены очистить Бикини? Нам бы хотелось участвовать в работах… Мы надеемся, что Америка умеет не только разрушать, но и восстанавливать.

— Могу вас заверить, мы полностью разделяем ваши надежды, — ответил Норвуд. — Масштаб восстановительных работ теперь ясен. Разумеется, я не в состоянии гарантировать возвращения вашему острову прежнего облика. Но я обещаю, что мы непременно выплатим компенсацию за ущерб.

— Что мне объявить совету старейшин? Все уверены, что мы переедем совсем скоро… Мы хотим жить на Бикини сейчас, а не через десять лет!

Девять бикинийцев понуро отправились к себе, в место ссылки. Полная неясность будущего. Они целиком и полностью зависят от великой державы, которая находится от них далеко-далеко; а замыслы ее непредсказуемы, как ураганы. Ясно было одно: им придется пережить в изгнании еще не один сезон.

Верховный комиссар назначил комиссию по делам Бикини из экспертов, сопровождавших его в поездке.

На первом заседании выступил советчик по сельскому хозяйству Маршалловых островов Джеймс Т. Хайен:

— Соединенные Штаты морально обязаны восстановить атолл. Двадцать три ядерных взрыва превратили цветущую землю в безжизненную зону. В таком виде атолл не сможет прокормить даже дюжину человек. Белый дом намеревается построить образцовое селение для общины.

— Если будут деньги, Нью-Бикини сможет принять со временем все семьи, живущие ныне на Кили, — откликнулся другой оратор. — Более того, там можно будет создать экологическую базу…

— Да, но где взять фонды? — вздохнул Норвуд. — Бюджет комиссариата по делам подопечных территорий ограничен. Мы располагаем только оборотными средствами. Если не предпринять решительные шаги, восстановление действительно затянется на сто лет, как говорил тот рыдавший старик. Я должен вскоре ехать в Вашингтон. Составьте мне подробный доклад для министерства обороны и для министерства внутренних дел.

Xайен. Если у нас будет пятьдесят рабочих-добро-вольцев с Кили и несколько специалистов-техников, первую часть программы восстановления земель и плантаций можно закончить за год. Потребуется посадить как минимум 7500 кокосовых пальм. Все это обойдется примерно в 170 тысяч долларов.

Норвуд. Где строить новое селение?

Дж. Тобин. Желательно на месте прежней деревни. Это сохранит общественную культурную структуру. Островитяне всегда ставят дома вблизи могил предков.

Томми Макгроу. Если исходить из соображений безопасности, лучше строить деревню на втором острове атолла — Эниу. Там остаточная радиация в два раза меньше, чем на Бикини.

Физик. Прежде чем что-либо строить или сажать, необходимо очистить землю от «горячего» металлолома. В забытом богом уголке нужную очистку сумеет произвести только специализированная техническая организация. Потребуется вывезти тысячи тонн металлолома. Как доставить туда мощную технику? Как производить разгрузку и выгрузку? При таких масштабах придется пролить на атолл долларовый дождь.

Томми Макгроу. Хорошо бы, перед тем как строить селение на Бикини, покрыть всю площадку слоем кораллового щебня. Это хороший изоляционный материал. На Эниу таких мер безопасности не потребуется.

Тобин. У меня нет возражений, это соответствует традициям маршалльцев. В их домах полы устланы слоем мелкой гальки.

Норвуд. Идея использовать работоспособных мужчин с Кили кажется мне превосходной. Мы сможем менять их каждые три месяца или раз в полгода. Перевозку обеспечим на вспомогательном интендантском судне.

Норвуд улетел в Соединенные Штаты, увозя в портфеле подробный доклад и проект создания Нью-Бикини. Предстоящая операция должна была обойтись в один миллион долларов. В проекте особо подчеркивались аргументы Хайена. Восстановление атолла явится не только компенсацией ущерба и гуманным жестом — средства будут вложены в своеобразную агрономическую лабораторию. Можно превратить Бикини в базу интереснейших экологических исследований.

В свое время верховный комиссар успешно выступал в сфере рекламного бизнеса в Гонолулу. И теперь он приберег про запас настоящую рекламную «бомбу». На этих островах можно построить роскошный отель, а лагуна станет идеальным местом для катаний на водных лыжах и гарпунной ловли рыбы. На необитаемых островах организовать фотосафари на птиц, а селение превратить в живой этнографический музей. Включить в маршруты кругосветных путешествий на роскошных теплоходах остановку на Бикини: «Лучшее в мире место для купаний!» Наклейка «Нью-Бикини» должна красоваться на чемоданах туристов. И вообще, почему бы не поручить Уолту Диснею коммерческую эксплуатацию суператолла?!

* * *

Миллион долларов. Смета была явно занижена. Одна доставка техники и рабочей силы обойдется дороже содержания поисковой партии на Аляске. На Бикини придется восстанавливать аэродром, чтобы наладить снабжение воздушным путем. Счет за разработку плана благоустройства достигнет астрономической цифры. Понадобится бюджет минимум втрое больше первоначально предусмотренного.

Три миллиона долларов. Эта сумма без труда нашлась бы для предвыборной кампании, подготовки химической и бактериологической войны, изысканий нефти, для операций ЦРУ. Но экология, кокосовая цивилизация? В благословенном 1968 г. вряд ли кто рискнет вкладывать такие деньги без особой надежды на возврат.

Три миллиона долларов… Следовало добиться решения как можно скорей, не дать администрации в который раз похоронить проект.

С Кили, а для пущей верности с Джалуита и Маджуро, Ральф засыпал прошениями Организацию Объединенных Наций; он писал в ведущие газеты Гавайев, беспокоил сенаторов в надежде поднять общественное мнение и вынудить американский конгресс проявить «щедрость».

История бикинийцев тронула сердце сотрудника газеты «Гонолулу адвертайзер» Сэмюеля Кронинбурга. Он придал ей форму сказания дри-канана и в декабре 1968 г. напечатал в газете.

«Жил-был могущественный король, правивший целым континентом, раскинувшимся от океана до океана. То был самый богатый властитель. Его армии покорили и подчинили себе многие народы. Его корабли бороздили все океаны. Его города сверкали белыми домами. Его поля давали обильный урожай, а закрома были всегда полны. Его сундуки ломились от золота и сокровищ. Да, в целом мире не было империи, способной сравниться великолепием с этой.

Однако король не знал ни сна, ни отдыха. Дерзкие мечты уносили его далеко-далеко, в заброшенный уголок империи посреди огромного океана. Там жил один бедняк, который добывал себе пропитание, возделывая свой крохотный участок и собирая дары моря. Простой человек, он не ведал ни о могуществе государя, ни о его богатстве, ему не было до этого дела.

Мечты о завоевании не тревожили сон праведника, жажда золота была чужда ему; он вполне довольствовался тем, что имел. Он не обращал завистливые взоры на дворец короля и не помышлял отдыхать в его садах. Он хотел лишь, чтобы ему оставили его коралловый остров, чтобы море кормило его, чтобы небо было чистым, а земля приняла бы после смерти его прах.

Но однажды могущественный король вышел из золо-| ченых покоев и в сопровождении пышной свиты отправился обозревать свои владения. Едва взглянув на завоеванные земли, он нетерпеливо пересек океан, пока не оказался перед жалкой хижиной — целью необычного путешествия. Король приказал:

— Уходи с этой земли, я желаю уничтожить ее. Удались с земли, где покоятся останки твоих предков, ибо; я заражу твой остров и смету все, что растет на нем, отравлю твое море и все, что в нем водится. Я навеки изгоню память об острове, сотру его с лица земли.

И бедняк уехал. Что ему оставалось? Он бросил на острове все, чем владел, а с собой взял лишь слезы и горе.

Шли годы, десятилетия. Могущественный король вершил суд в спорах между народами. Не раз посылал он свои армии и корабли на защиту слабых, вступался за обиженных и порабощенных.

На заседаниях Совета наций он клеймил агрессора. Он объявил, что будет кормить бедняков из своих кладовых. И вот, когда король, счастливый от мысли, что творит добро, мирно заснул в своем большом белом дворце, ему явился изгнанный бедняк, состарившийся раньше времени из-за лишений и долгого ожидания. Призрак задал один-единственный вопрос:

— Скажи мне, о могучий государь, что стало с коралловыми пляжами Бикини?

Король очнулся ото сна и заплакал».

На Сэмюеля нашло вдохновение и он добавил:

«Если мы в состоянии по-прежнему считать себя гуманной нацией после всего содеянного с Бикини, мне нечего больше сказать. Но если нас гложет стыд за все это, мы обязаны исправить причиненное им зло. Давайте же поможем благородным смиренным людям, которым мы нанесли тяжкую обиду. Залечим раны Бикини и согреем сердца детей океана. Сотворим добро после зла.

Пусть это послужит искуплением. Сделаем больше того, что может требовать господь бог от раскаявшегося человека или народа, охваченного угрызениями совести. И сделаем это, чтобы не проснуться однажды ночью от кошмара и не зарыдать».

* * *

Добрыми пастырями, которым надлежало заниматься делом Бикини, были не проповедники слова божьего, а вашингтонские специалисты, дипломаты и пентагоновские стратеги. Они знали лучше, как надлежит поступать. Да, какой-нибудь широкий жест на публику успокоит умы… О, простой расчет показывает: достаточно просыпать манну в одном месте, построить одно образцовое селение, чтобы утихомирить страсти во всем Тихоокеанском бассейне.

Вирус протеста — вещь заразная. Всегда находились строптивые упрямцы, требовавшие возвращения реквизированных для военных нужд земель. А тут еще международный коммунизм может подать микронезийцам мысль затеять шумиху вокруг Бикини. Если Вашингтон не возьмет инициативу, не анестезирует болячку, наивные островитяне, взбудораженные примером японцев на Окинаве и вьетконговцев, в один прекрасный день вывесят на своем райском острове глупый лозунг, сочиненный безответственными горлопанами, «Янки, убирайтесь домой!»

Нет, если мы хотим сохранить свои базы на Кваджалейне и Эниветоке и чувствовать себя там спокойно, не надо скаредничать в проекте Нью-Бикини. Очень хорошо! На островах прекрасно уживутся сверхсекретная ракетная база и лаборатория по разработке средств химической войны, с одной стороны, и райские кущи и Музей мира — с другой. Равновесие будет сохранено, а крикуны замолкнут. Движение за независимость будет подавлено в зародыше. Американская стратегия в Тихом океане стоит презента в размере трех миллионов долларов.

* * *

На главных островах атолла развернулся широкий фронт работ. Прекрасное место — хочешь, строй военные укрепления, тюрьму, хочешь, сажай кокосовые пальмы.

Первая фаза программы реконструкции Бикини началась с очистки двух главных островов. В начале марта 1969 г. фирма «Холмс и Нарвер» поручила Чарльзу Данлопу привести в порядок развороченные джунгли. У этой лос-анджелесской фирмы имелся богатый опыт работ в тропических районах: именно она оборудовала секретную военную базу на Эниу. Инженеры фирмы возвели там в свое время огромный цех для сборки водородной бомбы, построили башни и бетонные бункеры вдоль побережья. Чарльз Данлоп был менеджером всей операции. Он же осуществлял эвакуацию жителей атолла Ронгелап, которых засыпало пеплом бикинийского взрыва в 1954 г.

Базовый лагерь опять устроили на Эниу. Туда доставили армейские палатки, лебедки, спальные вагончики — все помеченное клеймом «Сделано в США». На базе поселилась бригада рабочих и маленький гарнизон под командованием полковника Джона В. Роулингса.

Посадочную полосу очистили от цепких плетей дикого винограда. Теперь раз в неделю здесь приземлялся транспортный самолет. Восстановили причалы для выгрузки прибывавших в лагуну судов.

«Мусорщики» работали и на адском солнцепеке, и под шквалами летней грозы. Убирать следы пребывания Либокры — это не то, что подметать посыпанную коралловым щебнем аллею. Не получай бригада платы за страх, можно было бы решить, что это мученики гнут спину в наказание за атомный грех.

Взрывы вновь сотрясали остров и могилы предков. Для рыб, привыкших иметь дело с килотоннами и мегатоннами, динамитные шашки казались цирковыми петардами. Чарльз взрывал обветшавшие бункеры и проржавевшие башни — «горячие» радиоактивные развалины.

Обломки зараженной арматуры извлекали из зарослей кустарника и складывали на пляже. Оттуда их грузили на баржу, отвозили в океан и сбрасывали в глубокие впадины. Более двухсот тонн вредоносных останков было захоронено таким способом.

Летчик, совершавший разведывательные полеты над густой саванной, не заметил ряда строений. Так, бульдозеристы с удивлением обнаружили клуб, построенный для офицеров атомного полигона. Стены остались целыми, сгнила лишь мебель, и то не вся: в спортзале сохранился стол для пинг-понга. Барак окрестили «отель „У крабов“». Уцелела и часовня бывшей военной базы. Если все как следует убрать, ее можно использовать.

На Бикини и Эниу в свое время провели вдоль берега окружную дорогу. Поперечные трассы пересекали острова от лагуны до океана. По этим артериям сейчас безостановочно двигались грузовики с бетонным щебнем и землей. Остров был обезображен ямами и воронками, их надо было засыпать и выровнять. Шестьсот семьдесят пять раз — обливавшиеся потом люди считали ездки, как считают оставшиеся до возвращения дни, — самосвалы вываливали грунт, закрывая зияющие раны Эниу.

Очищенные и разровненные островки разбили на участки под плантации.

В общей сложности ушло полгода на то, чтобы обработать несколько гектаров земли. Шеф Чарльза Данлопа получил благодарность от начальника оперативного отдела Комиссии по атомной энергии: «Вы успешно справились с трудным заданием, потребовавшим от Ваших сотрудников большого напряжения сил в тяжелых условиях».

Обнаженную и обезоруженную Либокру можно было наконец показать гостям. С Кили доставили алабов на торжественный акт вступления в эру возрождения. Присутствовали только что назначенный на место Норвуда верховный комиссар Джонсон и управляющий Маршалловыми островами.

— Видите, — заметил он Лоре, — насколько преобразился остров? Можно и ходить пешком, и разъезжать в автомобиле!

Алабы первым делом отправились на семейное кладбище Бикини. Лоре сказал, что община желает поселиться вблизи могил предков.

Представитель администрации на строительстве Нью-Бикини Чудзи Чутаро попросил алабов указать место для будущих общинных домов и размежевать личные участки кланов. С помощью Лоре, Мозеса и Килона он установил разграничительные колышки наследственных наделов.

Советники по сельскому хозяйству отвели старейшин на будущие плантации — они уже были вспаханы и удобрены.

— Мы собираемся посадить несколько тысяч деревьев рядами шириной по 24 фута… Кокосовые пальмы будут еще лучше прежних. Кстати, за двадцать три года те бы уже состарились и перестали плодоносить. Орехи на новых посадках будут высшего качества, поскольку мы отобрали селекционные семена… Представляете, что здесь будет через десять лет!

 

21

Трехмоторный реактивный лайнер компании «Эйр-Микронезиа» заложил крутой вираж перед заходом на посадочную полосу, тянувшуюся между лагуной и морем. Атолл Маджуро раскинулся звездой на поверхности океана; местами главный остров сужался настолько, что казался насыпной дамбой. По тонкой полоске земли бежало тридцатикилометровое шоссе.

Пассажиров, севших в самолет в Гонолулу, шесть часов убаюкивала сладкая гавайская музыка, под которую стюардессы в ярких нарядах разносили напитки. Они с сожалением покинули рай с кондиционированным воздухом и окунулись в духоту; даже ночь не приносит здесь желанной прохлады. Лозунг «Иокве юк» выделялся на фасаде аэровокзала, словно название острова. Очень экзотично.

Таможенник безразличным взглядом проводил единственного среди пассажиров француза: гость явно выделялся среди людей, одетых в шорты, джинсы, яркие рубашки и военные мундиры. Аккуратно подстриженный сорокалетний мужчина в тропической пиджачной паре напоминал колониального администратора былых времен. Его оксфордский выговор привел в легкое замешательство местных переводчиков, перенявших английский у солдат-янки.

Перелет из Парижа занял 27 часов, и сейчас Пьеру Дюнну казалось, будто он оставил свою тень на границе смены суток, которую самолет пересекал дважды за одно утро. Его попытки быстро протолкнуть свой объемистый багаж к выходу напоминали ужимки клоуна, пытающегося играть на шести инструментах сразу.

Убожество земли и отсутствие зелени было для него первым разочарованием. Пьер Дюнн ожидал увидеть гирлянды цветов, веерные пальмы, гологрудых островитянок в пестрых юбках, летающих рыб. Он надеялся перенестись в мир темнокожих братьев Гогена. А тут… Куда он попал? Война на Тихом океане и миссионерское рвение породили новый пейзаж — «океанский пригород».

Хозяйка единственного отеля, толстоногая евразийка с миловидным лицом, предложила отвезти его в город. Пьер попросил выгрузить его прямо на причале: он страшно боялся пропустить судно, раз в месяц курсирующее по маршруту Маджуро — Кили — Бикини.

Два года он добивался этой поездки. Главная трудность заключалась в том, чтобы оказаться в списке немногих пассажиров местного бюро путешествий. Зафрахтованное администрацией Маршалловых островов судно редко заходит на Бикини: только чтобы забрать очередную группу рабочих-островитян, благоустраивающих обетованную землю, снабдить лагерь продовольствием, лекарствами и запасными частями. Твердого расписания нет, а маршрут меняется в последнюю минуту. Иногда судно отправляется на какой-нибудь дальний остров взять на борт заболевшего. Кроме того, у администрации может возникнуть срочное задание. Каждый такой заход означал крюк в добрую тысячу миль, поэтому пассажирам надлежало быть в полной готовности за одну-две недели до выхода корабля в море.

Канцелярия верховного комиссара вначале просто не отвечала на просьбы Пьера, надеясь на то, что у него иссякнет терпение. Однако француз оказался упрямым. Тогда ему сообщили, что «в данное время на Бикини нет возможностей для ведения изысканий этнологического и биологического характера». В задачу канцелярии входило не допускать частных посетителей на остров. База на атолле не могла принять на довольствие лишние рты. Обеспечение водой и провизией шло с перебоями, запаса хватало лишь для ограниченного числа работавших на острове. Между тем уже выпущенные рекламные брошюры расхваливали «сказочную рыбную ловлю, которая может обеспечить питанием всех приезжающих».

Пьер письменно заверил власти, что не станет обузой и возьмет с собой все необходимое на время пути и пребывания на Бикини. Верховный комиссар отослал его к управляющему Маршалловых островов на Маджуро. Тот, в свою очередь, запросил канцелярию на Сайпане. Прошение француза путешествовало от острова к острову. Наконец Пьер получил разрешение сесть на дежурное судно… если это ему удастся.

* * *

Такси японской марки неслись от аэропорта к центру города. Из радиоприемников раздавались маршалльские напевы, прерываемые изредка передачей местных новостей. Такси на Маджуро выполняет роль омнибуса и сажает едва ли не каждого, кто «голосует» по дороге. Ничего, в тесноте, да не в обиде. Молодые островитяне садятся, чтобы проехать двести-триста метров: американцы отучили их ходить пешком даже в гости к соседу, так что такси кружат безостановочно до глубокой ночи.

Автомобиль хозяйки гостиницы то и дело проваливался в рытвины и колдобины: главная улица Маджуро представляла собой грунтовую полосу, которую первая же тропическая гроза превращала в ручей жидкой грязи. А в сухой сезон приходилось ездить по глубоким колеям, проложенным тяжелыми грузовиками.

По берегу лагуны теснились разнообразные жилища — от традиционной хижины до лачуг из картона и толя. Пьер пометил в блокноте: «Разрушение общинных связей». Правда, чуть дальше он заметил могильные камни на откосе между бараками. Значит, обитатели этого квартала жили в согласии с духами предков.

В центре виднелись ангары, доки и отель, напоминавший блиндаж. Между двумя складскими помещениями поднималось здание районного управления, сооруженное из сборных панелей.

Вдоль берега океана тянулся ровный ряд бунгало, в которых жили чиновники районного ведомства, там же располагались больница, школа, протестантский храм и католическая церковь, сплошь деревянные постройки.

У причала Пьер увидел лишь два судна: одно из Сан-Франциско, второе с Оаху. Француз забеспокоился. Что, дежурное судно уже ушло? Нет, просто сухогрузам предоставляют наиболее удобные стоянки, а «дежурное» стоит в лагуне, и его не видно за огромными корпусами «американцев».

Действительно, где-то возле доков Пьер заметил непритязательное каботажное суденышко под названием «Хафа Адай». Интересно, какого оно цвета? Сейчас, во всяком случае, краска не видна из-под слоя ржавчины. Старая океанская калоша потаскалась на своем веку из порта в порт и вышла на пенсию здесь, возле райских врат.

От нее отделяется шлюпка с подвесным мотором и подходит к причалу. Капитан и стармех, оба филиппинцы, спрыгивают на берег и направляются развлекаться в аэропорт, который по прибытии каждого самолета превращается в клуб, биржу, олимпийский стадион.

— «Хафа Адай» уходит с Маджуро завтра вечером, — сказал капитан Пьеру. — Советую прибыть пораньше, если вы не хотите спать на палубе: у нас всего двенадцать двухъярусных коек. В этом рейсе будет довольно много народу — рабочая смена с Кили, школьники с Маджуро, которые разъезжаются на каникулы по своим островам, депутаты конгресса, направляющиеся на Кваджалейн…

Канцелярия управляющего Маршалловыми островами закрыта до завтрашнего утра. Пьеру ничего не остается, как фланировать по берегу бухты. На пляж страшно ступить — песок усеян обломками автомобилей, кусками водопроводных труб, дырявыми кастрюлями, консервными банками, гнилыми ветками пандануса. Лагуна была столь же «привлекательной», как Сена в месте впадения в нее парижской канализации. А вот и объявление, вывешенное на видном месте санитарными властями:

«Вода в лагуне заражена»

Охота к купанию пропала. Расхотелось даже нанять такси и поехать на отдаленный «чистый» пляж для белых (которым рекомендовалось, выйдя из моря, тут же вымыть тело с мылом).

* * *

Девять часов утра. Канцелярия управляющего районом Маршалловых островов начинает работу. Отдел развития общин помещается в деревянном бараке. Служащие-островитяне раскрывают пухлые гроссбухи и делают первые записи нетвердым ученическим почерком. Их движения напоминают замедленную киносъемку; они долго-долго смотрят вам прямо в глаза, прежде чем ответить на самый простой вопрос. Объясняется это тем, что они боятся неверно понять вас и отвечают почти шепотом, чтобы скрыть свое английское произношение, которого стыдятся.

Джек Тобин, расстегнув успевшую взмокнуть рубашку, печатает на допотопной машинке, сохранившейся со времен «золотой лихорадки» на Аляске и списанной сюда за ненадобностью. Вентилятор со скрежетом разгоняет горячий воздух. Управление подопечных территорий — небогатая организация.

Штатный этнограф вручает Пьеру фотокопию карты 27 островков атолла Бикини.

— Северная часть атолла формально не является больше запретной зоной. Наму очищен от обломков, и туда можно совершить экскурсию, но эксперты не рекомендуют задерживаться там надолго. Сейчас центром стал Эниу, там разбит базовый лагерь. Земли Бикини является собственностью общины. Рабочие бригады меняются каждые три месяца; это в основном бикинийцы, отряженные советом Кили. Рабочим предоставляется жилье, питание, им платят жалованье.

— Строительство идет только на Эниу?

— Нет. Каждое утро катер доставляет бригаду за три мили на главный остров Бикини. Там строится новый поселок.

— Когда предусмотрено возвращение жителей?

— Репатриация будет проходить постепенно, партиями по 70–80 человек.

Почему она до сих пор не начата? Управление по опеке сочло необходимым подождать, пока деревья начнут давать тень и плодоносить. Без этого жизнь на Бикини невозможна. Программой предусмотрено также строительство водопровода, причалов и складов.

— Значит, это будет нетрадиционное селение из сборного алюминия, как на Ронгелапе?

— Ни в коем случае! План был составлен в проектном бюро на Сайпане с учетом местных особенностей, ежедневных потребностей и обычаев островитян. Их вожди одобрили его. На атолле будет мастерская по строительству больших парусных пирог. Бикинийцы смогут свободно передвигаться между островами, вести лов в открытом море и возле рифов. Мы хотим, чтобы у них было все необходимое для ведения традиционного хозяйства. Вместе с тем планом предусмотрено улучшение средств производства и расширение ресурсов. Нельзя забывать, что через десять лет их на острове будет уже пятьсот человек… А в один прекрасный день и тысяча… Я полагаю, что после переезда община будет гораздо богаче. Бикини станет цветущим краем.

* * *

Отец Франсуа-Ксавье Зевен раскрыл блокнот с перечнем дел на сегодняшний день. Католическая миссия была расположена на берегу океана, и священник с наслаждением подставил лицо прохладному бризу. Десять лет назад этот пухлый розовощекий человечек имел приход в глухой деревушке Великого Герцогства Люксембург. Однажды он поведал епископу о желании стать миссионером в Южных морях. Очутившись на Новых Гебридах, он заболел лихорадкой, но не пожелал уехать с Тихого океана. Ему предложили перебраться на атоллы, где климат гораздо мягче и нет малярии. Так слабое здоровье привело его на Маджуро.

Пьер быстро узнал, что здесь есть человек, говорящий по-французски. Отец Зевен встретил Дюнна с распростертыми объятиями. Юные прихожане с удивлением слушали, как их наставник говорит на незнакомом языке: французская речь еще никогда не звучала под сводами часовни.

— Да, бикинийцы, еще вчера бывшие бедными сиротами, слывут сегодня балованными детьми Микронезии, любимчиками дяди Сэма. В прошлом они не раз оказывались на пороге гибели от голода и болезней, но никому до них не было дела. А сейчас их возвели в символ. В ожидании, пока подрастут кокосовые деревья, американцы держат их под крылышком. Бикинийцы получают пенсию из Вашингтона, они гораздо богаче остальных маршалльцев. И, как все балованные дети, молодые — не пострадавшие от переезда, ибо они родились уже в изгнании, — стали капризными. За примером недалеко ходить: представьте себе, они устроили забастовку!

— Забастовку? А в какой связи?

— Они жалуются на перебои с мясом и требуют новую обувь. И не просто обувь, а подбитые мехом сапоги! Это последний крик моды среди молодежи на Маджуро. Сюда пришел американский каталог зимней моды, и им всем захотелось иметь меховые сапоги. Самое интересное, что живущие здесь американцы — кооператоры, парни из Корпуса мира, студенты, как и аборигены, ходят в пластмассовых сандалиях на босу ногу… Если так пойдет дальше и молодые маршалльцы решат, что на Маджуро можно жить, как в Филадельфии или Бостоне, они скоро будут щеголять по тропикам в дубленках.

— Значит, обычаи исчезли?

— Обычаи — нет. Но островитяне не хотят больше служить экзотическим прикрытием американских военных баз и административных центров подопечных территорий.

— Антропологи, как, например, Джек Тобин, весьма озабочены процессами распада традиционных общин на атоллах. Как это случилось на Маджуро…

— Да, американцы стараются не нарушать традиций маршалльцев. В результате получается следующее: если молодой парень на Маджуро, оторванный от дома и родных, начинает хлестать пиво или красть, не вздумайте попрекать его! Он вам ответит: «Таков наш обычай». «Обычай» стал теперь защитой от всего. На Маджуро появилось доселе неизвестное на Маршалловых островах явление: юношеская преступность. На Кили совет старейшин запретил употребление спиртных напитков. Л здесь молодежь не знает удержу. Не имеет значения, одна перед ними бутылка или десять: они считают своим долгом выпить все до последней капли. Они ничего не берегут, не хранят даже продуктов питания.

Отец Зевен был озабочен также оккультной практикой, принимавшей сплошь и рядом извращенный характер. Люксембургский священник рассказал о недавнем случае на Маджуро. Внезапно заболел один молодой парень. В больнице врачи не нашли у него никаких патологических изменений. Тогда члены семьи начали раскапывать землю у подножий деревьев и в конце концов нашли кокосовую скорлупу, в которой агонизировала ящерица. Скорлупу разбили, и сутки спустя парень был на ногах…

Пьер Дюнн спросил, верны ли сведения о том, что у ряда животных на Бикини изменились инстинкты. Отец Зевен пожал плечами.

— Представители комиссариата по делам подопечных территорий, ездившие туда, уверяли, что не заметили ничего особенного. Не знаю, насколько дезориентировано потомство животных, получивших облучение на Бикини. Но совершенно ясно, что молодые аборигены, оказавшиеся в лачугах на Маджуро, стали неуправляемыми.

— Пример Кили, однако, показал, что оторванная от корней община не обязательно теряет лицо. Народ Джуды удивил мир преданностью своим традициям, верой в будущее, тесной спаянностью.

— Да, вы правы. Но ведь триста пятьдесят бикинийцев жили на Кили в полной изоляции. Короткая интермедия на Кваджалейне слегка затронула умы молодежи, но по прибытии на Кили все вошло в прежнее русло. Суровые испытания заставили общину сплотиться вокруг Джуды. Не так получилось с их юными братьями, чьи родители рассыпаны по другим островам. Их около двухсот пятидесяти. Эти ребята не получили духовной закалки, не воспитываются на культе родины-матери, рассказы старых алабов не воздействуют на их воображение.

Я думаю, что мальчики с Кили, поступившие в школу на Маджуро, тоже вырастут иными. Что представляет для них Бикини? Наследственный надел, источник дохода, разменную монету для получения привилегий… Не знаю, смогут ли они прижиться там по возвращении. Бикини далек от образа «земли обетованной», жившего все эти годы в мечтах скитальцев и изгнанников Кили. Нынешний иройдж-лап-лап бикинийцев Леджоланг надеется извлечь выгоду из нынешней ситуации, когда закончится стройка. Однако молодежь общины не склонна признавать его права, она хочет вести диалог непосредственно с американцами. Опекуны пока не решили, чью сторону принять. Политический курс предписывает им строго соблюдать маршалльские обычаи, а значит, увековечить «феодальный режим». На практике же они ведут себя гораздо проще; имеют дело с выборным мэром. В сущности, американцы довольны тем, что молодежь отметает «непонятное прошлое».

Резюмируя разговор со священником, разочарованный Пьер Дюнн, сидя перед сном под вентилятором, дававшим иллюзию движения воздуха, записал в дневнике:

«Двадцатипятилетняя ссылка извратила любовь к родине. Осталось желание использовать с выгодой землю предков».

* * *

Американки, приехавшие с мужьями к месту службы, на тихоокеанские атоллы, полностью сохранили привычку к комфорту, неприязнь к окружающим и эксцентричность поведения. Они умели лишь нажимать на кнопки. Если им везло и они попадали на базу Кваджалейна в квартиры, оборудованные кондиционерами, то чувствовали себя весь год пассажирами океанских лайнеров. Зато супруги гражданских чиновников районных управлений переживали в глубине души адские муки.

Летти Маклур, секретарь управляющего Маршалловыми островами, оказалась на пирсе Маджуро одновременно с Пьером Дюнном. Ей хоть на несколько дней хотелось оставить опостылевший остров. Но куда можно поехать в такой глуши? Летти решила отправиться к мужу. Он работал на Бикини по выгодному двухгодичному контракту техническим советником по реконструкции атолла.

Летти, брезгливо поджав губы, поднимается по шаткому трапу на борт «Хафа Адай». Джек Тобин внутренне усмехается, но как подобает джентльмену помогает ей устроиться поудобней — вносит складное парусиновое кресло, походный холодильник и банки с пивом. Американка делает вид, что не замечает бикинийцев, которые семьями располагаются на циновках прямо на палубе. Антрополог сложил багаж леди на кушетку в трюме.

— Боже, какая ужасная ночлежка! — с гримасой отвращения говорит Летти.

Трюмы забиты досками, балками, ящиками и бидонами так, что некуда ступить. Добрая часть груза еще лежит на пирсе, а солнце уже начало клониться к горизонту. Капитан объявляет, что швартовы будут отданы завтра. Все спускаются на берег.

На молу Пьер встретил маршалльского бизнесмена, владельца большого магазина на Маджуро. Раньше он жил в Лос-Анджелесе, но удушливая пелена бензинового смога вызывала у него приступы астмы и он перебрался делать доллары сюда. Французу пришлось выслушивать его жалобы:

— На стройке производительность труда аборигена вшестеро меньше, чем американского рабочего. Но что делать — приходится нанимать их. Вы видели, как они грузят судно? Выход в море обязательно задерживается на один-два дня, а о времени прибытия к месту назначения знает только господь бог.

На следующее утро Летти восседала в парусиновом садовом кресле на второй палубе, подальше от сбившихся тесной группой «дикарей». Она со вздохом закрыла детективный роман и обратилась к Пьеру, которого полузабавляло-полураздражало ее нытье.

— Посмотрите, у них опять набит рот! Эти люди только и делают, что спят и едят.

Алабу Лоре предложили спальное место, но глава общины сказал, что все будут спать по очереди, по два часа. Просыпаясь среди ночи, Пьер видел каждый раз новое лицо. Справедливость торжествовала.

На рассвете грузовое судно вошло в лагуну Кваджалейна. Едва ступив на сушу, Летти начала страдальчески жаловаться на лень маршалльцев и их неумение работать. Пьер довольно сухо отрезал:

— Но они ведь не хотят стать американцами. У них собственные обычаи и представления о труде…

Летти залилась саркастическим смехом:

— Ах, вот оно что! Вы сторонник «кокосовой цивилизации»! Значит, вы хотите, чтобы они и дальше прыгали по деревьям? Может, вы станете упрекать нас за то, что мы стряхнули их с пальм, открыли им двери школ и университетов, показали молодежи, что существует иная жизнь?!

Судну предстояло заправиться топливом и питьевой водой в военном порту Кваджалейна. В ожидании разрешения на заход в порт торговые суда всегда бросают якорь возле островка Эбей.

Неприятная новость: вынужденная стоянка продлится неопределенное время. Суда, пришедшие раньше «Хафа Адай», все еще ждут своей очереди. В результате суточной задержки на Маджуро пароход прибыл на Кваджалейн рано утром в пятницу. В порт он не попадет раньше 17 часов, и, если опоздает к последней смене, ему придется ждать до утра понедельника, когда после уикенда к работе приступит очередная смена. В выходные дни база не работает.

Но это еще не все! Следующий понедельник, как нарочно, приходится на День независимости. Атоллы Кваджалейн и Маджуро находятся по разные стороны линии смены дня. Воскресенье на Кваджалейне — это понедельник на Маджуро.

Так Пьер Дюнн оказался в вынужденном карантине на голом островке Эбей. Он спросил, можно ли посетить Кваджалейн. Ответом было категорическое «нет»: только американские граждане, имеющие паспорт Соединенных Штатов, могут посещать секретную ракетную базу. Рабочих-аборигенов утром привозят туда, а вечером отправляют назад, причем каждый раз тщательно проверяют. Женам и детям рабочих доступ на Кваджалейн строго воспрещен. Семьи американцев на Кваджалейне дышат кондиционированным воздухом, а местное население теснится на пустырях Эбея в нескольких милях от «стратегического пункта».

В воскресенье днем Пьер Дюнн решил попытать счастья и забрался в катер, направлявшийся на Кваджалейн. Портовая охрана дремала в тени, паспортного контроля не было.

Француз погулял между складами по нумерованным улицам. Неожиданно его окликнул полицейский патруль. Нарушителя тотчас доставили в кабинет начальника службы безопасности. Тот служил на Кваджалейне шестой год и не мог припомнить, чтобы какой-нибудь француз появлялся на этом атолле (исключение составил член делегации ООН, приехавший на подписание официального акта передачи атолла Бикини комиссариату подопечных территорий в марте 1970 г.). Француз, разгуливающий в одиночку по Микронезии, — это невидаль.

Полицейский погрузился в раздумье. Дотошный допрос показал, что этот человек не шпион. Но офицер никак не мог взять в толк, как мог Пьер спутать Маджуро с Папеэте:

— Раз вы француз, вам надо ехать в Полинезию. Что, вас интересуют последствия атомных взрывов в Тихом океане и их влияние на окружающую среду? Но Бикини — это прошлый век. Теперь Франция взрывает водородные бомбы в Полинезии. Поезжайте туда и посмотрите, что стало с пальмами на ваших атоллах и с рыбой в ваших лагунах!

Он вызвал дежурного офицера и поручил ему доставить Пьера на Эбей. Так закончилась экскурсия. Француз снова оказался на Эбейе с Лоре и стариком Килоном. Оба алаба находились в обществе Бвейна, пастора Кили. Они приехали для участия в конгрессе протестантских церквей Маршалловых островов. Бо́льшую часть дня все трое проводили в часовне. Бесконечные заседания прерывались пением.

* * *

Прошла неделя. Судно беспрерывно меняло маршрут, опаздывало, подолгу стояло. Пьер решил больше не спрашивать капитана о программе на завтра. Сколько раз он поднимался на борт со всеми своими пожитками, чтобы час спустя снова сойти на берег. Первые дни Дюнн волновался, потом пришло смирение. Пусть его, подобно кокосовой скорлупке, мотает по океану, вряд ли еще когда-нибудь доведется попасть в эти места. Но подспудно француза точило чувство беспомощности — той самой, что терзала столько лет бикинийцев. Беспомощности перед немой непостижимой силой. Разве Бикини — не остров, куда никому не дано попасть?

 

22

Пьер с наслаждением плавал кругами возле лодки, глядя на проступавшее сквозь сорокаметровую толщу воды дно. На Маджуро море было в нефтяных разводах, как повсюду на атоллах, где началась «индустриализация». Ни разу во время бесконечных остановок его не тянуло купаться. Только здесь, на краю света, его ждало редкое удовольствие. В коралловом аквариуме на Бикини можно бултыхаться без боязни.

Льюис Гленн, вынырнув рядом с Дюнном, влез в лодку. С пояса у него свисало несколько розовых рыб.

— Сейчас вокруг Бикини самая чистая в мире вода, — сказал он. — Здесь нет микробов, нет промышленных отходов и сточных вод.

Льюис Гленн, атлетического сложения блондин, жил на Эниу с женой и тремя детьми, в комфортабельном вагончике-«трайлере». Должность представителя комиссариата по опеке была необременительной, и все свободное время он тратил на подводную охоту и уроки естествознания своим детям.

— Подводный лов здесь сказочный. Возле мелких островков атолла человек не появлялся давным-давно, и рыбу можно брать голыми руками! Есть ли акулы? Есть. Они нахлынули сразу после взрывов, привлеченные массой оглушенной рыбы. Но на людей они не нападают. Во всяком случае, на моей памяти не произошло ни одного инцидента.

Увлекшись охотой, Льюис забывал о правилах погружения — поднимаясь с глубины, он не всегда делал остановки для декомпрессии. И месяц спустя его пришлось эвакуировать в госпиталь на Кваджалейн с лопнувшей барабанной перепонкой.

А пока они лежали вдвоем на пляже. Льюис просеивал между пальцами тонкий песок.

— Настоящая мука, — сказал он Пьеру. — Один специалист по грунтам утверждает, что до атомных бомбардировок зернистость песка была более крупной. Кстати, вы знаете, что означает слово «бикини» на местном наречии? «Пальмовый песок»…

Он указал рукой на группу островков, окаймлявших на горизонте лагуну:

— Это необитаемые. На одном из них гнездятся птицы. Дивные экземпляры.

Льюис с сыновьями фотографировал и рисовал их: белохвостых пастушков, морских ласточек, мускатных голубей.

Когда Пьер спросил, где можно посмотреть кладбище морских черепах, Льюис залился смехом:

— Это сказки! Черепахи прекрасно сохранили чувство ориентировки. До расчистки Бикини они приползали сюда откладывать яйца. Если вам удастся отыскать скелет одной из них — лично я такового не видел, — то скорее всего черепаха не смогла вернуться в море, натолкнувшись на понтон или бетонный бункер. Бедняга истощила последние силы, пытаясь одолеть препятствие! Но с тех пор как на Эниу и Бикини идет стройка, черепахи предпочитают выползать на необитаемые островки. Ночью на Наму или Птичьем острове вы можете услышать мощные вздохи: это они с усилием приподнимают свою огромную массу и продвигаются на несколько сантиметров…

Утром бригады рабочих на катере отправились с Эниу на главный остров. 80 процентов плантаций уже засажены, кокосовые пальмы выросли на два с половиной метра. Коллективные дома нового селения готовы.

— Жизнь для бикинийцев пойдет куда легче, чем прежде, — сказал Льюис французу. — О, я вовсе не хочу сказать, что разрушения и тяготы изгнания прошли для них даром. Эвакуация — это всегда несчастье. Но факт есть факт: новые деревья дадут плоды лучшего качества.

— А проект «суператолла», разрекламированный Норвудом?

— Дело движется. Сейчас посадочная полоса на Эниу — самая большая на Маршалловых островах, не считая базы на Эниветоке. Вот-вот начнут прибывать туристские группы, желающие ознакомиться с историческими достопримечательностями. Судя по ежегодному докладу Соединенных Штатов в ООН, туризм может стать одной из главных статей дохода в бюджете подопечных территорий.

Пока же Нью-Бикини, к вящему удивлению Пьера, служил местом круглогодичных каникул одной-единственной американской семьи. Сын Льюиса ездил верхом на громадной морской черепахе, прозванной Уонни («уон» на маршалльском диалекте — «черепаха»). Семья Гленнов втайне мечтала о том, чтобы эра организованного туризма никогда не настала…

* * *

При взгляде на плантации кокосовых пальм и хлебных деревьев, при виде того, как рабочие после смены нежатся на белом песке пляжа или потягивают в тенечке пиво, заедая его вяленой рыбой, можно было подумать, что «грех» Бикини уже исправлен. О Бомбе никто не вспоминал. Но Пьер, чем дальше, тем больше, не мог отделаться от поднимавшегося в его душе протеста. Ведь этот кошмарный эпизод длиной в четверть века должен был побудить к запрету испытаний термоядерного оружия в атмосфере, и особенно в океане. Так нет же! Урок не пошел впрок, он лишь вызвал дух соперничества.

Возрождение из пепла опустошенного взрывами атолла успокоило тех, кто принял эстафету испытаний Бомбы в Тихом океане. Правда, мы во Франции гордимся «чистой» бомбой. По телевидению нам показывали, как министр обороны через пять с половиной часов после взрыва водородной бомбы в лагуне атолла Муруроа купается в нескольких сотнях метров от эпицентра. Это купание было призвано символизировать в глазах полинезийцев, японцев, американцев с Кваджалейна и наблюдателей со всего света «чистоту» бомбы. Однако никто в дальнейшем не упоминал о том, что пять лет спустя после первых французских испытаний полинезийцам все еще было запрещено ловить рыбу в лагуне Муруроа.

Обошли молчанием и то, что взрывы разнесли в клочья рифовый барьер. Зараженным оказался не только обширный сектор акватории лагуны — Облако унесло тяжелые радиоактивные частицы в средние и высокие слои атмосферы. Была объявлена «горячая тревога». Ветры часто меняли направление и грозили отнести смертоносное облако за пределы запретной зоны. Как тогда из предосторожности эвакуировали коренных жителей атолла Гамбье. Но история не повторяется: ссылка длилась лишь месяц. Пустяк в сравнении с четвертью века скитаний бикинийцев…

Миф о «чистой» Бомбе куда опасней первых робких испытаний, пугавших самих участников. Верно, что средства местной защиты от радиации усовершенствовались. Но эффект долговременного воздействия радиоактивных выпадений на окружающую среду полностью не изучен. Неужели во имя «чистой» Бомбы Микронезии суждено стать вместо Окинавы плацдармом для ядерного вооружения, накапливаемого американцами в Тихом океане?

Вернувшись во Францию, Пьер Дюнн не стал предрекать смертельный риск последствий ядерных испытаний. У окружающей среды немало других опасностей. Из своей поездки на Маршалловы острова он сделал выводы, которые, быть может, не так бросаются в глаза.

Атомная бомба не только загрязнила среду обитания; она нарушила гармонию, роднившую микронезийцев с океаном, нарушила равновесие между человеком и природой. Что изменилось на коралловых островах? Все.

По возвращении на Бикини пасынки Тихого океана привезли с собой яд тревоги, навеки поселившейся в сознании перемещенного народа.

Преступление начинается там, где нарушается естественный порядок, где прерывается цепь, обеспечивающая сосуществование, человека с другими формами жизни.

В 1968 г. на обожженной земле Бикини старый алаб Килон плакал по исчезнувшим кокосовым плантациям, а Лоре — по разрушенной деревне. Все это восстановимо.

В суператолл были вложены деньги: компенсация за ущерб, причиненный термоядерной войной. Но чем компенсировать омертвение душ, атомизацию жизни?

За экоцид нельзя заплатить ничем.

Природа смеется над войнами людей. Она возрождается всякий раз благодаря неисчерпаемым внутренним ресурсам, благодаря бесконечному циклу, заведенному не нами. Облучая заброшенные уголки планеты или загрязняя свои собственные берега, мы, цивилизованные люди, уничтожаем лишь самих себя.

И, как свидетельствует история Бикини, худшее, что с нами может случиться, — это не исчезнуть безвозвратно с лица планеты, а остаться навсегда за кадром живой жизни.