За ней гонялись тройками и цугом, над ней стреляли сонным порошком. Ее манили запахом и звуком и в волчьи ямы гнали прямиком... Ура ловцам – настойчивым и мудрым! Ура творцам научного огня!.. ..Гипотезу поймали перед утром простого дня, внепраздничного дня. И вот уже минут через десяток по всей Земле дискуссии гремят. Качнулись где-то столбики цитаток, чтоб где-то рухнул каменный догмат. Профессора, отбросивши "ермолки" [6] , скребут затылки резвой пятерней... В ученом мире бродят кривотолки... Всему она, гипотеза, виной! Хрипят часы о жребии суровом, холодный дождик плачет за окном... Футляр из стали зверю уготован. "Теория" – написано на нем. Галдит народ, в успех еще не веря, летают снимки стаей лебедей... А черный глаз невиданного зверя без любопытства смотрит на людей. Как далеки луга, пески и рощи, как недоступна влага из ручья!... И входит в клетку хмурый дрессировщик, упругий бич по стружкам волоча. Он любит мясо, пиво и науку, он любит бокс и маленьких детей... И хочет он, чтоб зверь пошел по кругу, слегка скрипя пружинами когтей. Чтоб зверь кричал по знаку режиссера и умолкал – по просьбе из толпы... Чтоб весь накал звериного позора раздумьем морщил зрительские лбы... Но этот зверь, таинственный, как полночь, толчком лежал во всю свою длину... И дрессировщик, злобой переполнясь, вспорол бичом тугую тишину. Он бил и бил... Желание мельчало: "Хотя б поднять, хотя бы разозлить!..." Напрасно все. Гипотеза молчала. И вышел он и крикнул: "Пристрелить!"