Я раб, я бог в обличье человека... Я синий червь, я прошлогодний снег. Я бригадир толпы презренных зеков, И сам – презренный вымученный зек. Как овцы соль, сознанье мысли лижет. Что ты напомнишь мне, овечий пир?.. ...Был пир в аду, а может, где-то ближе, и я там был, и пил тяжелый спирт. Вон людоед глодает чей-то палец, Вон два фашиста пьют чужую кровь. Полсотни харь мне дико улыбались, И черный Вий ершил густую бровь. Я придремнул, башку держа на лапах И овеваем крыльями совы И вдруг мой нюх рванул знакомый запах, И закричал петух без головы. Я пьяный взгляд сквозь всех гостей низринул, И он меня, как дикий конь, понес... Раскрылись двери с хрипом глухариным, И два мента внесли златой поднос. На том подносе в уксусе и луке Лежала ты, заламывая руки. И не успел я встать тебе навстречу, как чей-то нож скользнул к тебе, как кречет [12] . И все, кто был на этом адском пире, К тебе на грудь метнулись, как огни. Тебя, Мою, Единственную в мире, Давясь и ссорясь, слопали они.