Финк сидел в изоляторе. Схлопотал за что-то десять суток и сидит, скучает.

Слышу я на вахте беседу. Серый со товарищи по оружию, с конвоем то есть, беседует:

– Всех отказчиков от работы – ко мне. Я их буду дедовским способом воспитывать: с применением современных средств психиатрического централизма... Иванов вон уже воспитался, как побывал в руках. Позовите его сюда.

И ведут этого беднягу Иванова чуть не под руки, как царя заморского. Он, значит, сам ходить пока что не в состоянии.

– Ну, – говорит Серый, – куда пойдешь: на работу или опять к Финку, в изолятор?

Иванов слезой омылся, скрипнул зубами и говорит:

– На работу, гад, на работу!..

– Ах, гад?!. Ну-ка еще его на сутки к Финку!

Это Серый вымолвил и добавил: "Пошло дело!" А сам смеется:

– Вот Финку подарок от Дедушки Мороза, чтоб не скучал в изоляторе. Вишь, как он разделал Иванова... Страсть у Финка прямо испанская: доберется до свежего человека – замучит. Вот, Барабанов-Тюльпанов, откажешься мне две нормы дать – быть тебе любовницей Финка. Правда, ты шибко уж костистый да старый... Вы, ребята, мне помоложе нарушителя найдите. Срочно! А то Финк жалобу хочет писать прокурору, не ту натуру, говорит, подсовываете. Серый это говорит, а сам смеется.

Веселый капитан. Хороший.