Отдыхаю в своем бараке и Сережку с работы жду. Гостинцы припас, разложил по разным уголкам, в Сережкину подушку книгу всобачил. Хорошая книжка, фантастическая. В больнице я ее приобрел.

Ладно.

Идет.

Не Сережка...

Немой Сенька-мусорщик идет.

Сел против меня и сложил свои руки мне на плечи. Немые, они страшно доверчивый народ.

– Соскучился? – говорю. – То-то брат... А как же...

А немой сидел, сидел и вдруг говорит:

– Торинка!.. Ах ты, грех тяжкий, – вишь, какая у него радость: говорить он учится и вот уж как этим доволен!.. Молодец, немтырь, так и действуй!.. А еще какое слово говоришь? Ну, скажи: Ба-ра-ба-нов...

– Торинка! Торинка!.. – Тут Сенька захлопал крыльями, как косач на току, замычал что-то и тянет меня на улицу.

Иду...

Ночь на дворе...

Серега, видно, в ночную смену оставлен за то, что норму дневную не дал... Куда ему без меня!.. Теперь отмучился...

Иду...

Ночь на дворе...

И вдруг, будто кто меня поленом по башке саданул. Встал я, как бык с топорного удара, и к стене мордой приткнулся...

Не могу...

Не могу!..

Не пойду!..

В голове моей каша варится такая, что ни одну крупинку не споймаешь. Крупинку бы хоть одну, с о р и н к у!.. Господи, чего это я говорю?..

Мать моя, заступница!.. Люди, люди, люди!..

Помогите!.. Гибнет во мне последнее, чем жил на свете...

К хренам собачьим людей!.. Вон они бесятся в бараке, аж дым коромыслом!..

Куда ты ведешь меня, проклятый немтырь?.. Не пойду! Сердце меня не пускает... Мне надо вернуться, еще раз Сережкины гостинцы по-другому разложить. Чтоб он не сразу все нашел, а постепенно: там – конфету, там – книжку, там – носки нейлоновые, что я в больнице на кисет выменял...

Немтырь на барак впереди указывает и говорит:

– Торинка!..

Чудак ты, Семен, некогда мне шляться, надо Сережкины гостинцы в порядок произвести...

Ладно...

Переживем...

А переживем ли, а, Барабанов?

Вернусь я, некогда мне...

Вернулся...

Конфету – в носок, а носок – в подушку, а подушку...

Стоп, а зачем же я подушку прячу?

Ладно...

Книжку – в конфету, конфету – в подушку, а подушку – в носок...

Стоп!..

Разговаривают!..

– У Финка опять свадьба. Сам Соринкой натешился, теперь его за Ивана-Тумана замуж отдают. Умора да и только!.. Соринка пьяный, хохочет и "барыню" пляшет. Платье на нем голубое, нейлоновое... И где они, черти, материю берут?..

– Тс-с-с!.. Барабанов сюда глядит... Выйдем на улицу...

Ушли... Правильно...

Я ведь гляжу, хотя и ни хрена не вижу. Умора!.. Вроде сквозь людей смотрю..

А хорошие люди, тактичные, – как наш ветеринар сказывал. Хороший мужик – ветеринар!..

Ладно...

Переживем...

А переживем ли?..

Так... Подушку – в книжку, а книжку – в подушку. Пошло дело!..

Время что-то тихо катится...

Сережка мой, поди, уморился на работе, вот я ему и гостинчик предложу... Ага!.. Лучше все-таки подушку в подушку, а носки сверху конфетой придавить... Чтоб Сережка прямо от порога увидел...

Только, видно, не дождать мне Сережку...

Что же вы наделали, люди?!.

Что же вы, люди, наделали?!.

Что же вы натворили?!.

Говорит Москва... Всем, всем, всем... Сегодня... апреля... тысяча девятьсот шестьдесят шестого года... стихийное бедствие... экономические районы Ташкента... разрушения... пожары... человеческие жертвы... помощь организаций, коллективов, отдельных граждан... помощь Красного Креста и Красного Полумесяца... сплотиться под флагом единства и человеческой взаимовыручки...

 Всем, всем, всем, небывалое стихийное бедствие... девять баллов... сплотиться... флагом единства... Вот вам, гады, за все хорошее!.. Сплачивайтесь теперь под любым флагом!.. А Ташкент подпрыгивает!.. Пляшет ваш Ташкент, барыню пляшет!..

А ну, поддай, Земля, музыки!.. Поддай, Земля, музыки!..