Он любил пироги, да оладьи, да ватрушки с парным молочком... Он любил в домотканом халате посидеть на крылечке молчком. ...А когда Михельсон [16] со дружиной подкатил свои пушки в упор, Пугачев, проглотив матерщину, с укоризной потрогал топор: – Этой штукой сражаться с похмелья, али дудочки резать в кустах... Мне бы танки! – взбодрился Емеля, спохватился – и плюнул в сердцах. Но средь ночи услышал Хлопуша [17] – "царь" порол несусветную чушь: – Нам поможет, пожалуй, "Катюша", только нету пока что "Катюш"... ...А в конце самозваного пира он сказал палачу-упырю: – Ну-ка, врежь мне по шее секирой, как когда-нибудь врежешь царю! И палач размахнулся неспешно, и качнулся упруго вперед... Пугачевскую бороду нежно обагрил петроградский восход.