Едва ли не самых жестких правил в жизни придерживаются опытные лоцмана. Одно из таких железных правил гласит: осмотрись перед опасным поворотом, приготовь якорь к отдаче и уточни показатели эхолота, отмечающего глубины под килем… ну и конечно — «По местам стоять к повороту!». Премьер Ито находился как раз в положении такого лоцмана, от рекомендаций которого во многом зависело, сумеет ли Япония успешно миновать опасный корейский перекат или же разобьется о камни. Или хуже того: бездарно застрянет на мели, став мишенью для тех, кто остался на плаву… В общем, в его положении осмотрительная решительность была единственным выходом из складывавшейся ситуации.

Ситуация, напомним, была следующей. Главная ставка, сформированная для управления экспедиционным корпусом, была готова переместиться в Хиросиму за сутки. Командир отдельной бригады Осима держал своих солдат в Инчхоне в пятичасовой готовности к выступлению. Корабли адмирала Ито находились в Инчхоне и вели постоянную разведку в Желтом море. Генеральный штаб негласно вел подготовку к мобилизации, продолжая перебрасывать в Корею воинские контингенты. То есть шел непрерывный и весьма динамичный процесс, которым было необходимо управлять.

При этом главного повода, из-за которого началась вся эта суета, больше не существовало! Восстание тонхаков, столь грозное вначале, неожиданно быстро выдохлось, и никаких серьезных катаклизмов в Корее не вызвало, если не считать перепуганного королевского двора в Сеуле. Китайские войска — около трех тысяч человек — не имели единого командования и единой задачи, размещались скученно в Асане и в Кончжу (провинция Чунчондо), и уходить не собирались. Их присутствие никого особенно не напрягало (по крайней мере, до поры до времени), поскольку они не сами заявились, как японцы, а были званы королем.

Ко всему прочему, Ито приходилось заниматься еще и парламентским кризисом, случившимся как нельзя некстати. На пятой сессии парламента (декабрь 1893 года) была принята специальная резолюция по поводу разразившегося накануне скандала со взятками, в которых были изобличены министр земледелия и торговли граф Гото Сёдзиро и его помощник Сайто Сюитиро. 29 декабря 1893 года премьер распустил нижнюю палату. Но пыла у оппозиции это не убавило: на шестой чрезвычайной сессии, созванной в мае 1894 года, оппозиция предложила выразить правительству вотум недоверия по поводу «затягивания вопроса о пересмотре договоров». Однако это предложение не прошло, палата его не приняла. Оппозиция не унималась: 31 мая на обсуждение парламента был представлен проект петиции императору с требованием укрепления дисциплины в государственных учреждениях и уменьшения расходов на административные цели. Это был, по сути, завуалированный намек на «перераспределение» средств, выделенных по военно-морской программе, в карманы многочисленных представителей клана Сацума, видевших флот собственной вотчиной. Этот ход оказался более удачным: ста пятьюдесятью тремя голосами против ста тридцати девяти петиция была принята, и 1 июня председатель нижней палаты парламента Кусумото Масатака прибыл во дворец и вручил петицию министру двора для вручения императору. Поскольку случай был беспрецедентный, император поостерегся от необдуманных действий и отказал в приеме петиции, хотя ее содержание ему довели устно.

Формально правительству Ито было выражено недоверие. На этом основании Ито Хиробуми принял решение о роспуске палаты — втором за полгода. В стране реально назревал парламентский кризис. 2 июня, на чрезвычайном заседании кабинета министров, обсуждалась сложившаяся ситуация. Ближе к середине дня министр иностранных дел привез срочную депешу Сугимуры из Сеула, в которой говорилось об официальной просьбе Кореи к Китаю о посылке войск. Это было подарком судьбы! У правительства сразу появился предмет срочной и неотложной деятельности, и важно было, чтобы этот предмет деятельности существовал как можно дольше! Оппозиция в этом случае нейтрализовалась намертво, поскольку любое ее несогласие с действиями правительства можно было трактовать едва ли не как государственную измену. На заседание правительства немедленно был вызван начальник Генштаба и его заместитель, решение послать в Корею объединенную бригаду было принято тут же. А чтобы оппозиция не мешала важным государственным делам, одновременно было принято решение о роспуске парламента.

Правительственного кризиса, который неизбежно последовал бы за парламентским, Ито удалось избежать. Но проблема присутствия значительных воинских контингентов в Корее существовала, причем объяснить необходимость их нахождения в стране уже не получалось. И не только Отори в Сеуле, но и Муцу в Токио. Напряженность росла, иностранные государства не удовлетворялись ответами о новой угрозе восстания тонхаков. Доклады Отори, поступавшие из Сеула до 18 июня, достаточно ясно рисовали ситуацию: европейские державы не дадут возможности Японии действовать в полной мере самостоятельно и исключительно в собственных интересах.

Выводить войска из Кореи было категорически нельзя, даже одновременно с китайцами. Поскольку угроза нового восстания реально существовала — а если нет, то ее запросто можно создать, причем китайцам это сделать не в пример проще — то угроза возвращения китайских войск существовала точно так же. И бог весть, удастся ли Японии столь удачно закрепиться на полуострове, как это удалось сейчас! Кроме того, смешанная бригада — не корзина с рыбой, которую можно таскать с одного базара на другой, пока кто-нибудь не купит. И уж если она находится в Корее, то должна произвести некое действие для оправдания собственного присутствия и как инструмент государственной политики. Если нет тонхаков, что она может сделать?

Из этого сложного положения Ито нашел своеобразный выход: он предложил правительству рассмотреть возможность создания совместной японо-китайской комиссии для реформирования внутреннего устройства Кореи. Его план рассматривался на заседании правительства 14 июня. Вот некоторые выдержки из его плана: «…После усмирения мятежников правительства Японии и Китая, ставящие своей задачей улучшить внутреннее управление в Корее, в интересах вышеуказанных задач создадут из представителей обеих стран смешанную японо-китайскую комиссию, поручив ей произвести следующую работу: а) проверить состояние финансов; б) провести чистку правительства и чиновников на периферии; в) создать необходимые охранные войска и поддерживать порядок и спокойствие в стране; г) сократить расходную часть бюджета. Активное сальдо использовать для выплаты процентов по займам. Если позволит обстановка, выпустить государственный заем. Средства, полученные от займа, использовать на постройку дорог и другие полезные для государства мероприятия».

Пометим на полях: Ито явно противоречит самому себе. С одной стороны, он усердно убеждает Китай в том, что Корея самостоятельная страна, и с этим нужно считаться. С другой — предполагает совместные с Китаем действия относительно Кореи, совершенно не считая нужным ее об этом спрашивать. Стремление подчинить Корею полному влиянию Японии — вот единственное, что может объяснить подобное поведение. От того, как к этим намерениям отнесутся западные страны, в значительной степени зависело, будет ли Япония считаться с Китаем в своих намерениях, или же будет поступать так исключительно в интересах собственной выгоды. В общем, Ито подсознательно понимал более чем реальную возможность войны с Китаем и вел игру для создания условий оперативно-тактического перевеса. В общем, это ему удалось…

Министр иностранных дел Муцу, будучи ознакомленным с замыслом Ито, принципиально против него не возражал. Он, однако, своей должностью принужден был думать прежде всего о реакции из-за рубежа на практические действия в эту сторону. На следующий день он изложил свои соображения в специальном письме Ито: «Сейчас пришел момент, когда императорское правительство должно использовать первую же дипломатическую возможность, которая ему представится…Девяносто шансов из ста за то, что китайское правительство не согласится с нашим предложением, но вполне понятно, что мы из-за этого не можем отказаться от нашего плана. Более подходящего проекта, чем предложенный премьером, нет. Однако в случае его отклонения Китаем возникают опасения, с одной стороны, не дойдет ли дело до открытого столкновения наших взглядов со взглядами китайского правительства, а с другой — не закроем ли мы себе дипломатические пути, если не примем твердого решения проводить внутриполитические реформы в Корее самостоятельно». Эта дилемма была регулирующим фактором совсем недолго, всего неделю.

15 июня на заседании кабинета общие замыслы Ито и Муцу были поддержаны большинством. Теперь все зависело от того, поддержит ли эти намерения сам император. Кабинет сделал перерыв в своем заседании, а Ито и Муцу направились во дворец. После детального обсуждения ситуации с обоими сановниками император санкционировал проект совместных с Китаем реформ в Корее.

Это был очень важный шаг, поскольку с этого момента Китай становился главным направлением политики, ранее именовавшейся корейской. В своей речи на заседании правительства, которое продолжилось тотчас после возвращения Ито и Муцу от императора, министр иностранных дел заявил: «…все зависит от того, примет ли правительство Китая наш проект или нет. Но какие бы шаги оно ни предприняло — пусть даже отклонит проект — наше правительство не может остаться молчаливым наблюдателем. Следовательно, В БУДУЩЕМ НЕ ИСКЛЮЧЕНА ВОЗМОЖНОСТЬ СТОЛКНОВЕНИЯ МЕЖДУ ДВУМЯ СТРАНАМИ (курсив мой. — М. К.). В конечном счете мы будем вынуждены провести в жизнь принятое нами решение самостоятельно». В этом заявлении, как в капле воды, отразилась вся сущность японской внешней и внутренней политики последних десяти лет. Мы намерены добиться своего и стать лидирующей страной на Дальнем Востоке. Наш император поддержал наши намерения. Наши армия и флот готовы к войне. Все, кто нам мешает, должны быть либо обмануты, либо уничтожены. В общем, обычная идеология страны, осознающей свое силовое превосходство.

На следующий день министр иностранных дел Муцу пригласил китайского посланника в Японии Ван Фынцзао и известил его о решениях кабинета министров и императора. Ему было вручено заявление, в котором, в частности, говорилось: «Мы хотим совместно обсудить события, ибо весьма прискорбно, что Японии и Китай испытывают затруднения и неприятности всякий раз, когда возникают беспорядки, а в такой стране как Корея, они возникают часто. Китай и Япония были вынуждены отправить в Корею свои вооруженные силы, ибо там сложилась обстановка, чреватая серьезными последствиями. Однако если мы сейчас эвакуируем свои войска и уйдем из Кореи под тем предлогом, что смута уничтожена, то ни в коем случае нельзя поручиться, что она не вспыхнет снова. Современная корейская действительность дает немало доказательств того, что мы не могли быть спокойны даже после подавления там беспорядков. Мы считаем чрезвычайно важным, чтобы правительства наших стран всесторонне и со всей серьезностью обсудили вопрос о теперешнем корейском правительстве, стараясь не только ликвидировать нынешнюю смуту, но и предпринять такие меры по улучшению положения, которые были бы действенными много лет…. мы выдвигаем следующие предложения.

После подавления смуты в Корее наши правительства создают смешанную комиссию, включив в нее по три члена с каждой стороны, и направят членов этой комиссии в Корею, где они должны провести следующую работу: Наметить меры по оздоровлению финансовой системы Кореи, а также по чистке государственного аппарата.

Содействовать созданию собственных вооруженных сил Кореи, хотя бы таких, которые позволили бы усмирить мятеж, подобный теперешнему, без помощи вооруженных сил других стран.

Вполне возможно, что в итоге этой работы будут найдены пути для развития промышленности и перспективы оздоровления финансов Кореи. Мы надеемся, что правительство Китая, обеспокоенное дальнейшей судьбой Кореи, даст свое согласие на наше предложение».

Помимо этого, Муцу настаивал на совместном участии японских и китайских войск в подавлении восстания тонхаков.

Даже будучи весьма заинтересованным в дальнейшей судьбе Кореи, правительство Китая не пошло бы на реформирование государственного аппарата, который целиком и полностью был прокитайским. Вообще новая тема, появившаяся в дипломатических переговорах, уводила от той линии, которая настоятельно проводилась китайской стороной, а именно: вывод войск из Кореи как главное условие всех дальнейших переговоров и совместных консультаций. Поэтому посланник Ван Фынцзао выразил крайнее недовольство японским проектом. Беседа между японским министром иностранных дел и посланником Китая продлилась до неприличия долго — больше четырех часов, что не умещалось ни в какие рамки официального дипломатического протокола. И, тем не менее, даже разъехавшись за полночь 17 июня, оба собеседника не предались отдыху. Ван Фынцзао скрупулезно изучал японский документ, пытаясь найти в нем подводные камни, на которые можно сослаться, дабы не выполнить предложенное. Муцу написал несколько телеграмм, которые были спешно переданы временному поверенному в делах Японии в Китае Комура и японскому консулу в Тяньцзине Аракава как инструкции о том, как и какие разъяснения дать соответствующим китайским официальным властям по поводу совместных действий в Корее.

Получивший практически одновременно донесения от Юань Шикая (напомним: о якобы достигнутом предварительном соглашении о совместном выводе войск), от посланника Китая в Японии Ван Фын Цзао и от японского консула в Тяньцзине Аракава, Ли Хунчжан… ничего не понял. Первое донесение было абсолютной противоположностью двум последним, а из этих двух трудно было понять, каким образом Япония собирается проводить реформы в суверенной стране, какой они всегда называли Корею, и чего в этом смысле хотят от Китая, кроме принципиального согласия о совместных действиях. Для него было совершенно очевидно, что стремление японцев к совместным карательным действиям — не более, чем повод остаться в Корее. Еще неделю тому назад был повод для переговоров, но через три дня после разгрома восстания, какими могли быть «совместные операции»? Что касается «совместной деятельности по проведению реформ» — на каком юридическом основании Япония и Китай могли вообще осуществлять подобную деятельность в стране, которую Япония считала сугубо самостоятельной? Корея не обращалась за такой помощью. Ответ Ли Хунчжа- на можно было предвидеть в точности: посланнику Ван Фынцзао была отправлена директива об отказе китайской стороны в сотрудничестве по намеченным направлениям деятельности.

Посланник передал ответ сановника по делам Севера министру Муцу. Ответ был также вполне ожидаемым: Япония ни под каким видом не выведет войска до тех пор, пока в Корее не будут осуществлены реформы внутреннего управления, направленные на устранение причин, приведших к восстанию тонхаков. Попытки Ван Фынцзао найти малейший компромисс с японской стороной потерпели полное фиаско. Он вынужден был запросить у Ли Хунчжана окончательных инструкций для ответа на предложения японской стороны.

21 июня на аудиенции у министра иностранных дел китайский посланник вручил ему заявление в ответ на выдвинутые ранее предложения японской стороны. Содержание этого заявления сводилось к следующему:

«Усмирение мятежников в Корее закончено. Китайские вооруженные силы никаких карательных операций против повстанцев не ведут, поэтому отпадает малейшая надобность в совместных карательных операциях. Необходимо дать возможность корейскому правительству для проведения необходимых реформ самостоятельно, без участия третьих стран. Даже Китай не вмешивается во внутренние дела Кореи, тем более не имеет на это права Япония, поскольку она сама признала независимость и самостоятельность Кореи (выделено мной. — М. К.). Эвакуация войск после усмирения повстанцев предусмотрена Тяньцзинским договором. Новые переговоры по этому вопросу излишни».

Муцу принял заявление, но в ответ на него заявил, что возможность новых восстаний сохраняется и далее, и до тех пор, пока не устранены причины, породившие смуту, говорить об умиротворении не приходится. Корейцы никогда не станут проводить реформ самостоятельно, поскольку совершенно в этом не заинтересованы. Фраза «даже Китай не вмешивается во внутренние дела Кореи», звучит для японцев оскорбительно. Тем более оскорбительно звучит фраза о том, что Япония не имеет права вмешиваться во внутренние дела Кореи на основании того, что «даже Китай» не делает этого. Таким путем Китай желает жестоко ущемить права Японии. В этом проявляется постоянное стремление китайского правительства, и в особенности Ли Хунчжана, держаться надменно и гордо. Правительство Китая не желает считаться с реальной действительностью, в то время как правительство Японии «принимает свое последнее решение».

22 июня Муцу направил Ван Фынцзао ноту, которую правильнее назвать ультиматумом. Этот документ настолько важен в нашем исследовании, что его стоит процитировать по возможности подробнее.

«События прошлого заставляют прийти к убеждению, что ожесточенная борьба партий и групп, внутренние раздоры и смуты являются причиной чрезвычайно печального положения дел на Корейском полуострове. Частое повторение подобных событий объясняется тем, что правительство Кореи не несет ответственности, как то подобает правительству независимой страны, и что Корея не располагает достаточными силами, чтобы защитить себя. Учитывая географическое соседство, а также важные торговые связи и другие интересы Японской империи в Корее, Япония не может оставаться безучастным наблюдателем тяжелого положения, сложившегося в этой стране. Оставаться при такой ситуации сторонним наблюдателем значит не только отступить от традиционной дружбы Японской империи с Кореей, но и поставить под серьезный удар оборону собственной страны.

Принимая во внимание вышеуказанные обстоятельства, японское правительство считает необходимым провести в Корее различные мероприятия в интересах мира и порядка в стране. В данном вопросе оно не может занимать пассивную позицию. Времени терять нельзя, ибо смута и беспорядки еще шире распространяться по Корее. Поэтому если не будет достигнута определенная договоренность о необходимых гарантиях сохранения в будущем мира и порядка, а также установления надлежащего внутреннего управления в Корее, императорское правительство Японии не сможет эвакуировать из этой страны свои войска. Императорское правительство Японии уверено, что дальнейшее пребывание японских войск в Корее не только не нарушит духа Тяньцзиньского договора, но и будет содействовать улучшению положения на Корейском полуострове.

Возможно, что откровенное и прямое заявление императорского правительства Японии будет с неудовлетворением воспринято правительством Вашей страны. Тем не менее, японское правительство категорически заявляет, что в настоящих условиях оно не может отдать приказа об эвакуации находящихся в Корее японских войск».

На этом японо-китайские переговоры о совместных усилиях по реформированию Кореи были прерваны. Японское правительство намеревалось осуществить эти реформы самостоятельно, о чем и был извещен соответствующей инструкцией посланник Отори. На основании чего незамедлительно приступил к действиям, подробнее о которых — несколько позже.

Артур Павлович Кассини

Следует сказать, что напряженность в отношениях между Китаем и Японией уже давно отслеживалась дипломатическим корпусом и в Токио, и в Сеуле, и в Пекине, и в Тяньцзине, где постоянно находился Ли Хунчжан. Это понимали и Ито, и Муцу. Не допустить активного вмешательства западных стран было их наиважнейшей задачей — хотя бы до первой победы Японии в будущей войне.

При этом различные участники будущего конфликта оценивали европейские страны и США в различном количестве. Ли Хунчжан сделал главную ставку на Россию и Англию, причем каждую по отдельности. Посланник России граф А. П. Кассини, собиравшийся в отпуск, отложил это намерение и приступил к консультациям. В беседе с ним, состоявшейся 20 июня, Ли Хунчжан аппелировал к джентльменскому соглашению, достигнутому еще в 1886 году между ним и российским посланником Н. Ладыженским относительно совместных действий по сохранению статус-кво в Корее. При этом сановник по делам Севера особо подчеркнул, что в сохранении существующего положения в Корее Россия и Китай заинтересованы в равной степени. Японские войска, находящиеся в Корее, значительно осложняют ситуацию в регионе, тем более, что все мыслимые поводы для их присутствия там исчерпаны. Поэтому он обращается к господину полномочному посланнику с официальной просьбой: предложить правительству России принять на себя функции посредника в разрешении японо-китайских противоречий. При этом особо было оговорено то условие, что, если Япония даст России обязательства вывести войска из Кореи, Китай немедленно сделает то же самое.

Пометим на полях: о требовании Японии относительно проведения реформ в Корее Ли Хун Чен не сказал российскому посланнику ни слова! Было лишь вскользь упомянуто о поисках причин для вмешательства во внутренние дела Кореи, на что Кассини даже не обратил внимания. В этой ситуации российский посланник был явно дезориентирован относительно реального положения вещей. Все его дальнейшие действия «работали» исключительно на одного участника событий: Китай. Мало того, существовавшая дипломатическая практика не давала возможности прямых консультаций с посланниками в сопредельных странах без специального на то разрешения МИДа. Посланник в Японии Михаил Хитрово узнал о намерениях российского посредничества уже от министра иностранных дел России де Гирса. У него были совершенно иные взгляды и мнения относительно происходящего.

После беседы с Ли Хунчжаном Кассини сделал вывод о том, что Россия без особых для себя усилий может значительно укрепить свой авторитет на Дальнем Востоке, выступив посредником в столь серьезном конфликте. Конфликт непосредственно у границ России был весьма нежелателен. Кассини немедленно снесся с правительством России и изложил суть предложений Ли Хунчжана.

Николай Карлович Гирс

Русский посол в Японии Михаил Хитрово

Телеграмму Кассини российский министр иностранных дел Николай Карлович де Гирс получил 22 июня — в тот самый день, когда Муцу вручил свою ноту-ультиматум Ван Фыну Цзао. Министр в целом согласился с точкой зрения российского посланника относительно возможных выгод для России от этой посредничества, особо отметив при этом, что Китай избрал именно Россию, а не Англию для этой функции. Добиться санкции императора Александра III труда не составило, и она была получена в тот же день. Однако при принятии этого решения не была учтена позиция посланника в Японии — и это было большой ошибкой. 23 июня об императорской санкции были извещены Кассини и Хитрово.

Для Хитрово это решение было совершенной неожиданностью. Он сразу понял, что Россия допустила большую политическую ошибку, которую, впрочем, еще была возможность исправить. Посланник в Японии понимал, что решение о посредничестве сильно запоздало: японские войска уже в Корее, в дневном переходе от Сеула, их отправка продолжается, в стране идет мобилизация. Ли Хунчжан сознательно обрисовал ситуацию в интересах Китая, намеренно скрыв множество важных обстоятельств, с которыми ему, Хитрово, придется считаться в своих действиях. Причем в состоянии «ведомого» китайским посланником Кассини — что еще более усложняло его положение. Тем не менее, Хитрово запросил аудиенции у министра иностранных дел, каковая была ему немедленно дана.

В беседе с Муцу Хитрово известил его об обращении Китая за посредничеством и описал сложившуюся ситуацию, какой она виделась Российскому правительству: «В настоящее время китайские и японские войска могут в любую минуту открыть военные действия на территории Кореи. В этих условиях правительство России готово любыми средствами не допустить возникновения войны и считает своим долгом сделать японскому правительству настоящее заявление. Судя по сообщению китайского правительства правительству России, отправка китайских войск была осуществлена по просьбе корейского правительства для подавления восстания. Однако вслед за этим Япония также послала в Корею крупные военные силы. Несмотря на то, что восстание уже подавлено, японское правительство выдвинуло новые предложения и отказывается эвакуировать свои войска». И далее: «Если японское правительство не возражает против вывода войск при условии, что китайское правительство также выведет свои войска, то было бы весьма желательно сообщить об этом моему правительству в форме соответствующего заявления министра иностранных дел».

Ответ был вполне ожидаем. «В принципе это предложение не встречает возражений с нашей стороны. Но при сопоставлении политики, проводимой Китаем и Японией, не может не возникнуть ряда подозрений, а уж коль скоро они возникают — их очень трудно ликвидировать. Китай уже давно, используя различные коварные методы, вмешивается во внутренние дела Кореи и ведет двуличную политику. Мы серьезно опасаемся, что, если обе стороны эвакуируют свои войска из Кореи, китайское правительство, пренебрегая суверенитетом и независимостью Кореи, вновь введет туда свои войска: для переброски войск из Китая потребуется тринадцать часов, а из Японии — сорок. Поэтому вывод японских войск будет осуществлен только после того, как Китай первым эвакуирует свои войска и примет одно из следующих условий: ^правительство Китая соглашается совместно с японским правительством провести реформы внутреннего управления Кореи; 2) в случае, если правительство Китая по каким-либо причинам отказывается от проведения совместных с Японией реформ, японское правительство будет самостоятельно поддерживать независимость Кореи и способствовать улучшению системы ее внутреннего управления. В этом случае китайское правительство должно гарантировать, что оно не прибегнет ни к прямому, ни к косвенному вмешательству во внутренние дела Кореи». В конце беседы Муцу добавил: «Какие бы действия не предпринимались правительством Китая, японское правительство само никогда не объявит войны. Если же война все-таки возникнет, то это будет следствием обстоятельств, к которым Япония была вынуждена Китаем».

Доклад Хитрово в Санкт-Петербург заметно поубавил оптимизма в Министерстве иностранных дел. В своей телеграмме от 25 июня он сообщал: «Японское правительство зашло слишком далеко в этом важном для него вопросе, и не может отступить без какого-нибудь благовидного предлога или хотя бы мнимого успеха. С другой стороны, по многим признакам другие державы весьма желали бы видеть нас занятыми на Дальнем Востоке (курсив мой. — М. К.). Посему и ввиду возможных последствий прошу инструкций, должен ли я продолжать настаивать и должен ли изложить наши советы письменно или ограничиться одними словесными внушениями».

Однако посланник в Китае, получивший поддержку своей посреднической миссии на самом высоком уровне, был воодушевлен оказанным доверием и всеми силами стремился его оправдать. Направленный им к Ли Хунчжа- ну представитель посольства А. Павлов заверил сановника по делам Севера, что Россия считает мир в Азии благом, ради которого она не пожалеет никаких усилий: «Если японцы нарушат мир и спокойствие, мы не останемся сторонними наблюдателями». Но вместе с тем Ли Хунчжан услышал то, чего услышать от российских дипломатов не ожидал: «Если же корейский король в своем безрассудстве будет сохранять беспорядок в управлении государством, то в стране должна быть установлена законность и улучшены государственные дела». Ли Хунчжан посчитал, что его идея о привлечении России к посредничеству оказалась более чем продуктивной.

Тем временем министр иностранных дел Российской империи Николай Карлович де Гирс начал постепенно осознавать, в какой неудобной ситуации оказалась российская дипломатия. Прежнее убеждение в том, что вывод войск не будет оговорен никакими условиями, кроме одновременности вывода, он вынужден был изменить после доклада Хитрово из Токио. Мало того, японцы, серьезно опасаясь возможного российского вмешательства в назревавший конфликт, предприняли упреждающие шаги с целью перехватить китайскую инициативу на дипломатическом фронте, имея в виду убедить российский кабинет в правомерности и законности своих действий. Для этого посланник Японии в Санкт-Петербурге Ниси Токодзиро посетил директора Азиатского департамента МИДа графа Капниста и изложил ему основы японской политики в Корее и в отношении Китая.

Ниси заявил, что Япония имеет в виду лишь воспользоваться создавшейся обстановкой для обеспечения независимости и мирного существования Кореи. Японское правительство не может вывести свои войска из Кореи, не договорившись предварительно с Китаем либо о создании смешанной комиссии для подготовки необходимых реформ, либо о том, чтобы Китай не вмешивался в мероприятия, которые будет проводить Япония для улучшения внутреннего положения Кореи. На вопрос Капниста о том, что намерена предпринять Корея в случае, если Китай откажется выполнить эти условия, Ниси не дал ясного ответа.

Японский посланник в России Токодзиро Ниси

По итогам встречи Капниста с японским посланником де Гирс сделал вывод о том, что обстановка гораздо сложнее, чем казалась вначале. Требования, выдвигаемые противостоящими сторонами, были явно невыполнимы каждым из них в отношении другого. Кроме того, выяснилось, что Ли Хунчжан ведет собственную игру, пытаясь использовать российских дипломатов исключительно в интересах Китая. Вследствие этого де Гирс принял решение о приостановке посредничества — которое, впрочем, пока и не начиналось — до окончательного прояснения обстановки. О чем и известил Кассини и Хитрово. Впрочем, последнему были даны дополнительные указания относительно позиции Японии: «В случае, если японское правительство будет противиться одновременному с Китаем выводу войск из Кореи, вся ответственность за последствия ляжет на японское правительство».

Эта позиция российского правительства была доведена до Муцу 30 июня. По итогам встречи и беседы с ним Хитрово докладывал в Санкт-Петербург: «…выношу впечатление, что всякие словесные убеждения японцев бесполезны: они опьянены самомнением, их отрезвит только урок, который они неминуемо получат от Китая (курсив мой. — М. К.). Успех они могут иметь разве кратковременный, в конце одолеют китайцы. Так как японцы обещают не начинать военных действий без вызова, китайцы будут иметь полное время подготовиться. Если же желателен непременно мирный исход инцидента, то, по моему мнению, разрешение инцидента не в Пекине и Токио, а в Сеуле. Пусть корейское правительство, требуя удаления японских войск, само предложит внутренние реформы под надзором комиссаров китайских, японских и русских. Тогда у Японии будет отнят предлог». Доклад производит удручающее впечатление. Трудно поверить, что посланник недооценивал возможности японской армии и флота или боевой дух японской нации, чему он был свидетелем. Он переоценивал возможности и влияние России на Дальнем Востоке, и в этом была его главная ошибка. А суть его рекомендаций ясна, как божий день: пускай японцы попробуют одолеть Китай, получат как следует — угомонятся. Так что нет особенной нужды выступать посредниками в предотвращении войны, которая безусловно ослабит и Китай, и Японию. Чем и воспользуемся…

Однако Япония не согласилась на создание трехсторонней комиссии, в чем Хитрово убедился после аудиенции у премьер-министра Ито. Токио не видел Россию участником процесса, и делал все, чтобы лишить ее посреднических функций. Однако заявить об этом прямо было бы неразумно. Поэтому переписка между японским МИДом и российской миссией продолжала иметь место. 1 июля Муцу дал ответ на вопросы Хитрово, поставленные им в беседе накануне.

«Полученная нами 30 июня от Его Превосходительства чрезвычайного и полномочного посланника России нота имеет огромное значение и была внимательно изучена императорским правительством.

…по нашим достоверным данным, до сих пор не только не уничтожен источник, порождающий беспорядки, но и сами волнения, вызвавшие необходимость посылки японских солдат, все еще продолжаются, и для их подавления необходимо принять соответствующие меры. Если мы сейчас не уничтожим полностью источник волнений, беспорядки будут неизбежно вспыхивать в дальнейшем. Меры, принимаемые императорским правительством, не должны быть истолкованы как агрессия. Их следует рассматривать как совершенно необходимые в создавшейся в настоящее время обстановке. В связи с этим императорское правительство берет на себя смелость заявить Его Превосходительству посланнику России, что находящиеся в настоящее время в Корее японские солдаты будут отозваны оттуда, как только в Корее будет установлен мир и спокойствие и создастся уверенность, что и в будущем ей ничто не угрожает. Императорское правительство выражает благодарность за дружеский совет императорского правительства России. В своих действиях оно исходит из соображений взаимной преданности и дружбы, связывающих оба правительства…».

Де Гирс понял окончательно, что попытка российского посредничества была совершенно непродуманным действием. Теперь необходимо было выходить из сложившейся ситуации с наименьшими для себя потерями, коль скоро выгод от этого в обозримом будущем не предвиделось. Донесения Хитрово оптимизма не добавляли: «Военные приготовления продолжаются. О числе посланных войск японцы упорно секретничают. По моим сведениям, должно быть до сих пор послано около восьми тысяч человек. Некоторые из зафрахтованных коммерческих пароходов вооружены и вооружаются для пригодности к крейсерству. Позволяю себе повторить мое крайнее убеждение, что мирный исход может быть достигнут только при помощи какого-нибудь видимого предлога, который дал бы возможность Японии отступить без крайнего ущерба для национального самолюбия…» (телеграмма от 2 июля).

Де Гирсу не оставалось ничего другого, как только рекомендовать Хитрово вести линию на совместный вывод войск из Кореи как необходимое условие для осуществления реформ. Путь тупиковый. А в официальном плане правительство Японии в лице министра иностранных дел было извещено, о том, что «правительство России счастливо, что имеет возможность вновь выразить свои дружеские чувства по отношению к Японской Империи», поскольку Японская Империя известила Россию относительно отсутствия у нее агрессивных намерений в отношении Кореи. После чего Муцу, а за ним и Ито сделали вывод: Россия не вмешается в конфликт. Ставка Китая бита.

Но Ли Хунчжан ухватился за идею трехсторонней комиссии, как утопающий за соломинку. На этом основании он даже был готов признать необходимость реформ в Корее, чему противился еще неделю назад! Кассини докладывал из Пекина 30 июня: «Ли объявил, что Китай осознает необходимость реформ во внутреннем управлении Кореи и согласен, чтобы вопрос об этих реформах был обсужден и решен в форме конвенции между уполномоченными Японии, России и Китая» И тут же добавлял: «Япония, видимо, стремится устранить участие России…Крайне важно настоять на отозвании Японией своих войск. Китай выведет свой отряд одновременно. Первый вероятный успех японцев сделает их окончательно несговорчивыми». Кроме того, появился и новый фактор, оказывавший заметное влияние на возможности русской дипломатии: уже 1 июля Кассини стало известно от самого Ли Хунчжана, что английский посланник в Пекине усиленно предостерегает китайское правительство против нашего посредничества, настойчиво внушая, что Россия тайно одобряет действия Японии. Положение становилось почти безвыходным, любые усилия России по предотвращению войны становились бесполезными. Мало того, ее могли сделать виноватой в том, что эта война вообще начнется.

Известие о готовности Ли Хунчжана к проведению конференции трех держав по поводу реформ в Корее Японию не озадачили. Было немедленно выдвинуто требование составить программу и самой конференции, и будущих реформ. А тем временем войска в Корею продолжали переправляться…

7 июля Кассини посылает в Петербург отчаянную телеграмму: «По моему глубокому убеждению, ныне наступил для нас момент определенно решить, можем ли мы допустить водворение в Корее исключительного влияния Японии и вероятный захват ею полуострова; при ясно обнаруживающихся беспокойных стремлениях японской политики и ввиду многих других политических причин Япония, несомненно, является нежелательным для нас соседом на материке. Как бы то ни было, нам невозможно далее оставлять в неопределенности китайское правительство, которое настойчиво требует от нас теперь же ответа, намерены ли мы твердо настаивать на очищении Кореи от японских войск и какое положение мы займем к Китаю, если наши настояния в Токио окажутся безуспешными и между Китаем и Японией возникнет неизбежная в таком случае война. Убедительно прошу возможных скорых указаний…».

10 июля пришел ответ от министра иностранных дел. «Мы отнюдь не желаем вмешиваться в настоящие корейские замешательства вслед за корейцами и японцами, имея возможность всегда оградить наши интересы. Не теряйте из виду, что наши представления Японии имели характер дружеского, хотя весьма настоятельного, совета прийти к соглашению с Китаем относительно очищения Кореи, чтобы избежать столкновения. Из ответа Японии усматривается некоторая готовность прийти к соглашению, и мы желали бы, чтобы Китай воспользовался этим обстоятельством. Имеем основание полагать, что Англия действует пока в одинаковом приблизительно направлении». В заключение министр писал, что, если интересы России в Восточной Азии не будут ущемлены, вмешательство в конфликт между Японией и Китаем нежелательно. На этом российское посредничество можно считать законченным…

Де Гирс вскользь упомянул о посреднических усилиях Англии в этом конфликте. Напомним, что Ли Хунчжан призвал Англию в качестве возможного посредника и третейского судьи практически одновременно с Россией, то есть в конце первой декады июня. При этом позиция английского посланника сэра Николаса О'Коннора была крайне осторожной, что и побудило Ли Хунчжана практически сразу прибегнуть к российскому посредничеству. Кроме того, англичанин, приверженный традициям классической дипломатии, все свои действия согласовывал с цзунлиямынем, что сильно затягивало принятие решения. Тем не менее, после активизации русской дипломатии в Пекине и Токио, англичане изменили отношение к событиям.

Прежде всего, англичанин попытался всесторонне выяснить ситуацию, для чего связался с временным поверенным в делах Англии в Японии Ральфом Пэджетом, и выяснил от него суть происходящего в Японии. Обстоятельства были неясными, поэтому ОКоннор телеграфировал министру иностранных дел Великобритании лорду Кимберли обстоятельства своего положения и рекомендовал организовать в Лондоне переговоры между посланниками Японии и Китая в Англии, виконтом Аоки Сюдзо и Гун Чжаоюанем, предполагая свои дальнейшие действия в зависимости от результатов этих переговоров. Ли Хунчжана такая пассивная позиция никак не устраивала: он настоятельно просил посланника дать соответствующее распоряжение о сосредоточении английской эскадры у берегов Кореи или Тайваня, о задействовании в игре английского посланника в Токио, который должен был оказать соответствующее давление на японцев. Однако методичный ирландец каждое свое действие согласовывал с цзунлиямынем и действовал не спеша, чтобы не сказать — лениво. А время шло, и количество японских войск в Корее увеличивалось с каждым днем…

Ли Хунчжан обратился к дипломатам Соединенных Штатов и Франции с целью выяснить возможность их участия в качестве посредников в противостоянии. В конце июня китайский посланник в Англии Гун Чжаоюань известил лорда Кимберли о согласии российской стороны на посредничество. И сообщил также, что Ли Хунчжан через русского посланника предложил в качестве возможного варианта разведение войск на полуострове: китайских — в Пхеньян, японских — в Пусан. Это резко меняло дело: если сообщение соответствовало действительности, то практическая роль России становилась весьма влиятельной, и Англию это никак не могло устроить.

Кимберли немедленно запросил посланника в Петербурге Фрэнка Лассельса относительно действий и заявлений России по корейскому вопросу. 30 июня Лассельс посетил начальника Азиатского департамента МИДа графа Капниста и ознакомил его с запросом Лондона. Капнист был изумлен до крайности, поскольку ничего подобного он не слыхал ни от посланника Китая в России Сюй Цзинчена, с которым встречался буквально два часа тому назад, ни от самого посланника Кассини. Граф заверил сэра Лассельса, что подобного заявления в действительности не существует и что правительство России не имеет намерения участвовать в осуществлении планов, направленных против Японии или Китая. В конце аудиенции он добавил, что это, скорее всего, ложные слухи, которые распространяет Ли Хунчжан, дабы втянуть правительство Англии в конфликт на Дальнем Востоке.

Однако О'Коннору были даны соответствующие указания о возможной роли Англии в разрешении ситуации. Во встрече с главой цзунлиямыня посланник заявил, что, если Китай согласится на проведение реформ в Корее, Англия, скорее всего, сможет убедить Японию вывести войска. Ему ответили, что реформы в принципе возможны, если это не повредит престижу и внутреннему устройству Китая. Об этом немедленно было сообщено посланнику Пэджэту, который встретился с Муцу и известил последнего о том, что Китай готов вести переговоры о реформах в Корее при условии сохранения ее вассальной зависимости от Китая. Дав тем самым Муцу неубиенный козырь: «Поскольку Япония не считает необходимым обсуждать вопрос о независимости Кореи, Китай также не должен ставить на обсуждение вопрос о вассальной зависимости Кореи от Китая… Вопрос о выводе войск должен быть рассмотрен в начале переговоров. Императорское правительство требует равноправного с Китаем положения в Корее, как в политическом, так и в торговом отношении».

Заметим на полях: японцы первыми решили использовать мировое общественное мнение в собственных интересах. 1 июля по прямому указанию Муцу японский посланник в Лондоне виконт Аоки Сюдзо дал интервью агентству «Рейтер», которое попало в российские газеты двумя днями позже. В интервью отмечалось, что настоящее разногласие Китая с Японией есть борьба прогресса, представителем которого является Япония, с реакционным консерватизмом, олицетворяемым Китаем. Япония не отступит от исполнения долга, невзирая на препятствие, делаемое Китаем, чтобы загородить Японии дорогу. Независимо от вопроса необходимых реформ японское правительство намерено отстаивать во всех отношениях свои права в Корее, покровительствуя всеми силами неприкосновенности корейского королевства. Переговоры между сторонами еще продолжаются, но Япония решительно будет настаивать на выполнении необходимых административных реформ в Корее. Английское общественное мнение, безусловно, было за прогресс. Активная пропаганда японской позиции не прекращалась и во время войны. Много шума в США наделала статья японского посланника Курино Синтиро, опубликованная в октябрьском номере за 1894 год «North American Revue». В статье утверждалось, что в японо-китайской войне столкнулись силы современной цивилизации в лице Японии и сила инерции китайского консерватизма. Американцы конечно были на стороне прогресса! Браво, Япония!

Английский посланник, обсуждавший все свои действия с цзунлиямынем, не учел того важного обстоятельства, что китайское министерство иностранных дел ничего не будет решать без учета мнения Ли Хунчжана. А его мнение относительно реформ было однозначным, о чем он и сообщил в ответ на запрос цзунлиямыня относительно предложений английского посланника. Сановник по делам Севера ответил, что ни английский посланник, ни чиновники в Пекине не отдают себе отчета в значении того, что называется реформами внутреннего управления в Корее. Если это случится, Корея станет вассалом Японии. Условия русской стороны о создании трехсторонней комиссии по реформированию Кореи гораздо выгоднее, и принимать нужно именно их, а не предложения английского посланника. Активность англичанина Ли Хунчжан объяснял ревнивым отношениям к возможным успехам российской дипломатии.

Цзунлиямынь внял гласу разума — то есть указаниям сановника по делам Севера — и заявил английскому посланнику, что возможность реформ в Корее может быть осуществлена только на основании трехсторонней комиссии — то есть по русским нотам. Сэр Николас был неприятно уязвлен.

И дело было не только в личных амбициях посла. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах Россия не должна была занять место ведущего политического партнера на Дальнем Востоке. Поскольку Англия считала, что это место занято ею, и уступать его не намеревалась. Поэтому посланник пробудился ото сна и начал активно действовать, причем эти действия сильно смахивали на суету, отнюдь не приличествующую дипломату Ее Величества.

Интенсивные переговоры в цзунлиямыне не прекращались ни на день. Все предложения английского посланника упирались в одно: японские войска уже стоят в Корее, по донесениям Юань Шикая, идет активная деятельность по подготовке смены корейского правительства, то есть всякие переговоры с Японией — если они еще возможны — могут начаться только после вывода войск. Ситуация оказалась патовой: любой следующий шаг посланника вел к неминуемому провалу миссии.

Доложив о складывающейся ситуации, О'Коннор запросил новых инструкций в Лондоне. Проблема состояла в том, что Англия была менее всех заинтересована в войне, от которой могла сильно пострадать английская торговля. Поэтому сохранение мира любой ценой вынуждало английского посланника к учету прежде всего интересов сильной стороны, то есть Японии. Предложения, которое посланник Англии делал цзунлиямыню, не принимались именно потому, что их выполнение однозначно работало на интересы Японии, и китайские чиновники это отлично понимали. То, что эти обстоятельства могут быть временными, то есть необходимыми для сохранения переговорного процесса, они не учитывали. Цзунлиямынь оправдывал свои действия просто: малейшая уступка Японии — начало конца Китая. Если англичанин этого не понимает — значит, нет смысла его слушать. Но сам-то англичанин так не считал!

Уже к 20 июля все его предложения были окончательно отвергнуты.

Следует отметить, что важность дальневосточных событий вышла на первый план в английской дипломатии еще в конце июня, когда стало известно о первом ультиматуме Муцу. Лорд Кимберли отставил все дела МИДа в пользу собственного участия в разрешении кризиса на Дальнем Востоке. И это сразу почувствовалось. О кризисе на Корейском полуострове заговорила пресса: агентство «Рейтер» активно освещало события на полуострове, и эти корреспонденции практически на следующий день попадали в российскую прессу. Газета «Владивосток» особенно внимательно следила за событиями у соседа, перепечатывая новости не только европейских, но и японских агентств. 10 июля «Владивосток» опубликовал телеграмму из Иокогамы: «Япония отказывается вывести свои войска из Кореи, разве по собственному почину. Война с Китаем неизбежна » (курсив мой. — М. К.)».

Тем временем лорд Кимберли решил задействовать для давления на Японию весь дипломатический корпус европейских государств в Китае, Корее и Японии. Им были даны указания английским дипломатам официально обратиться к дипломатическому корпусу в Петербурге, Вашингтоне, Париже, Берлине с целью объединить усилия для недопущения военных действий. Об этом даже говорила Ее Величество Королева Виктория на сессии закрытия парламента! Однако усилия оказались тщетными. Госсекретарь США Уолтер Грэшем заявил, что участие третьих стран должно быть «исключительно дружественным», о чем уже даны соответствующие указания посланнику в Японии и Корее — поскольку корейское правительство обратилось за помощью к США в разрешении конфликта. Министр иностранных дел Германии барон Ротенган в беседе с посланником Англии в Германии сэром Эдвардом Малетом заявил, что правительство Германии совершенно не заинтересовано в корейском вопросе и, хотя оно желает мирного разрешения конфликта между Японией и Китаем, тем не менее, не намерено принимать активного участия в совместном вмешательстве в этот конфликт. Министр иностранных дел Франции Габриэль Ганото дал исчерпывающую информацию послу Англии Эдмунду Монсону: Франция не имеет крупных интересов в Корее, она воздерживается от ответа на предложение Англии до тех пор, пока не поступят точные сведения по этому вопросу. Заинтересованность «поучаствовать» выразила лишь Италия — точно зная, что ничего серьезного сделать не сумеет, но заявит себя в числе «влиятельных».

Япония не ожидала ничего серьезного от английских усилий. Поэтому к поднявшейся в Европе шумихе Муцу и Ито относились спокойно: в Корее все шло по плану. Время «Ч» неотвратимо приближалось…

Неудачными оказались и усилия США, предпринятые непосредственно по просьбе Кореи. Обращение к посредничеству США было продиктовано исключительно высоким авторитетом секретаря американской миссии в Сеуле Х. Н. Аллена — врача-миссионера, излечившего после «почтового» мятежа нескольких родственников королевы Мин. Он был своеобразным агентом влияния США при корейском дворе, и посланник Джон Силл весьма прислушивался к его мнению. Официальная просьба о посредничестве была получена 18 июня. В ней говорилось, что восстание тонхаков подавлено, причин для присутствия японских и китайских войск в стране нет, необходимо их вывести. Аналогичная просьба о посредничестве США была передана телеграммой посланнику Кореи в США И Сынь Су. По согласованию с американцами, корейские власти обратились с соответствующими просьбами к дипломатам европейских стран, находившимся в Сеуле. Результатом их совместной деятельности стал так называемый меморандум 25 июня.

В этот день посланник Силл пригласил в американскую миссию представителей Англии, России, Германии и Франции, получивших аналогичные обращения. Американский посланник предложил направить японскому посланнику Отори и резиденту Китая Юань Шикаю меморандум с требованием одновременного вывода войск обеих стран. Консул Германии Ф. Крин отказался принять участие в демарше, ссылаясь на отсутствие соответствующих инструкций от своего правительства. Представители трех других государств согласились с предложением Силла. Текст меморандума гласил:

«Ваше Превосходительство, мы имеем честь сообщить Вам, что правительство Кореи обратилось к нам с просьбой оказать дружескую услугу в вопросе о создавшемся в Корее положении и предлагает в качестве разрешения существующих затруднений одновременный вывод китайских и японских войск с корейской территории. Мы, нижеподписавшиеся дипломатические представители, торжественно представляем Вашему благосклонному вниманию это предложение как путь, отвечающий чести и достоинству двух великих наций, с которыми наши правительства находятся в дружеских отношениях.

Мы уверены в том, что Ваше Превосходительство поймет, что интересы наших правительств глубоко затронуты, поскольку дальнейшее пребывание иностранных войск на корейской земле может легко привести к осложнениям, неблагоприятным для безопасности наших народов.

Мы сочтем за честь, если Ваше превосходительство соблаговолит при первой возможности вручить эту ноту своему правительству. Мы, безусловно, одновременно передадим просьбу корейского правительства нашим правительствам. Примите и прочее.

Джон М.Б. Силл — от Соединенных Штатов Америки

Павел де Керберг — от России

Ж. Лефевр — от Франции

К. Т. Гарднер — от Англии».

Пометим на полях: меморандум сильно запоздал. Три дня тому назад Муцу прервал переговоры с Китаем, и для их возобновления требовалось нечто гораздо более серьезное, чем совместное письмо нескольких дипломатических представителей в стране, которую всерьез не рассматривали ни в Пекине, ни в Токио. Японцам было даже на руку, что европейские дипломаты усердно мусолят тему совместного вывода войск из Кореи — в то время как японские войска прибывали в страну. Эти дипломатические изыски были своего рода отвлекающим маневром для мирового общественного мнения. Под их прикрытием Япония методично делала свое дело: готовилась к войне.

Тем временем корейский посланник в США И Сынь Су изо всех сил пытался склонить государственного секретаря Уолтера Грэшема к тому, чтобы его усилиями привлечь к проблеме мировое общественное мнение — вплоть до созыва по этому вопросу чрезвычайной конференции мировых держав. Однако в личной беседе Грэшем разъяснил ему, что правительство США сочувствует корейскому правительству и уважает суверенитет Кореи, в силу этого Государственный департамент вынужден проводить политику нейтралитета в отношении Кореи, Японии и Китая. США считают себя вправе прибегать в отношении Японии лишь к средствам, носящим дружеский характер, и совершенно не могут пойти на вмешательство совместно с другими государствами. То есть вмешательства США Япония также могла не опасаться. Поэтому попытки посланника США в Японии Эдвина Дана каким-то образом продемонстрировать возможное участие США в разрешении конфликта были встречены в Токио с вежливой снисходительностью: беседовать на эту тему с американцем было поручено одному из заместителей министра иностранных дел Хаяси Тадасу. Господин Хаяси в который уже раз разъяснил стремление Японии к прогрессу и крайнюю ее заинтересованность в скорейшем реформировании внутреннего устройства Кореи, причем вероломный и закоснелый в своем средневековье Китай всячески этому противится. Япония намерена добиваться своего любыми средствами, и если война начнется — то это будет всецело на совести Китая. Все дальнейшие действия американских и европейских дипломатов были обречены на неудачу. Япония добилась главного: в ее будущую войну с Китаем третья сторона не вмешается.

Так провалились все попытки посредничества в разрешении возможного конфликта между Китаем, Японией и Кореей. К двадцатым числам июля обстановка стала настолько взрывоопасной, что Ли Хунчжан принял решение отказаться от всяких дипломатических шагов и заняться вплотную приведением китайских войск в боевое состояние. Еще 12 июня было получено распоряжение императрицы о подготовке плана военной кампании. Но в июне разрывать дипломатические отношения и начинать войну Китаю было крайне невыгодно — почему Ли Хунчжан и затеял всю эту дипломатическую возню, имея, впрочем, весьма призрачную надежду сохранить зыбкое статус-кво некоторое время. Про себя он уже не сомневался в том, что воевать придется, и был крайне заинтересован в вовлечении в эту войну третьей силы. В ответной телеграмме в Пекин он сообщал свои соображения: «Япония прочно обосновалась в районе Сеула и в самом Сеуле и положение ее там устойчиво, в то время как наши войска численностью в две с половиной тысячи человек находящиеся под командованием генерала Е Чжичао, изолированы и находятся в опасном положении. Следует срочно получить высочайшее указание о выборе стратегически выгодной позиции, ее захвате и закреплении там наших войск. Я полагаю, что войска следует выводить по северной дороге. Пхеньян является стратегическим пунктом, который легко удержать, и если он будет находиться в наших руках, это обеспечит нам возможности маневрирования. Прежде всего нужно вывести в безопасное место войска генерала Е Чжичао, и лишь потом, когда позволит обстановка, двинуть их дальше. Уже сейчас следует направить в Асан пять транспортных судов для переброски войск по реке Тэндоган, чтобы закрепиться в Пхеньяне. Одновременно необходимо направить военно-морской флот, поручив ему оказывать войскам поддержку, а именно — держать оборону устья реки, с тем, чтобы обеспечить действия наземных войск…Таково мое мнение о последовательности мероприятий».

Старый вояка прекрасно понимал, что предложенный им план носит пассивный характер, не обеспечивает оперативного господства. Но положение, в котором оказались китайские войска, требовало их спасать или ими жертвовать во имя окончательного успеха. Если бы Е Чжичао сковал сеульскую группировку японцев, даже ценой собственной гибели — кто знает, как бы все обернулось в этой войне…Но этого не случилось. Генералу Е в середине июля была отправлена директива о подготовке к передислокации к северу, в район Пхеньяна.

Фигуры расставлены. Все ожидают времени «Ч»…