Приш спустился к реке и увидел Хранителя пути, тот сидел на большом камне. Он был одет в обычную стеганую куртку и плотные штаны. Без дурацкой короны на голове и мертвых животных. Менее всего Хранитель пути походил сейчас на демона. Обычный парень, немногим старше Глеба. Хранитель пути приветственно кивнул, а затем произнес:

– Спрашивай.

– О чем? – спросил Приш.

– Ты сам знаешь. Иначе бы меня здесь не было.

Хранитель пути грустно улыбнулся, точно ему заранее не нравился ответ, который он собирался дать Пришу. Приш откашлялся:

– Вы говорили, что если мы дойдем до радуги, то сможем загадать любое желание.

– Да, – согласился демон, – подтверждаю.

Приш закусил губу: слишком важным был вопрос. И слишком пугал ответ. Наконец он решился:

– Значит, я могу попросить, чтобы Харма осталась живой.

– Да, – ответил Хранитель пути, – только проклятие вернется. А ты никогда не попадешь в Яблоневую долину.

– Останусь здесь?

– Почему же? – удивился Хранитель. – Возвратишься в гостиницу. И получится, что всё зря.

Приш растерялся: как же так?

– Проклятие было снято, потому что нашелся человек, сохранивший самое лучшее в себе даже в облике чудовища. И пожертвовавший собой ради вас, – пояснил Хранитель. – А раз Харма не погибнет, значит, для жителей деревни ничего не изменится.

Приш задумался: что же делать?

– А если я загадаю, чтобы проклятия вообще не было? – поинтересовался он.

Демон зааплодировал:

– Молодец! Очень хороший вопрос. Да, можно откатить историю до того момента, как деревенские заработали проклятье. Только! – Хранитель усмехнулся. – Всё пойдет по другому пути. И Харма просто не родится.

Хранитель пути подвинулся, освободив для Приша место на камне. Тот сел рядом.

– Значит, ничего нельзя исправить? – на Приша накатила безнадежность.

Демон ответил не сразу и невпопад:

– Я ведь выбрал вас, потому что вы нарушили правила.

– Что? – не понял Приш.

Тот повторил:

– Нарушили правила. Ты подрался, хотя это и было запрещено. Поэт отказался от крыльев, а Красавица решила выжить. Подумай об этом.

Пришу хотелось кричать, что ничего хорошего в том, что он подрался, не было – могла погибнуть Яблоневая долина. А Глеб дурак, что отказался от крыльев. И лишь Красавица поступила верно – сражалась за себя с пустыней. Но не смог – рот словно заклеили. И тогда Приш проснулся.

Он долго пялился в провисший полог палатки. Приш был готов пожертвовать заветным желанием ради Хармы. Только бы она жила. Но Хранитель пути дал понять, что ничего не получится. Ведь это был не совсем сон. Приш сжал и разжал кулак. Ну почему так? Раньше бы он заплакал, а сейчас и на это не способен – устал. От дороги, от холода, от страха.

Приш вылез наружу, стараясь не задеть Мёнгере. Возле костра уже дежурил Глеб, Хухэ убежал куда-то. Приш предложил последить за огнем, а поэт отправился досыпать. Приш запек в костре найденные корни лопуха. Приготовил скромный завтрак – кашу на воде. Ни масла, ни сахара – ничего. Если бы мама его сейчас увидела, всплакнула – Приш вытянулся и похудел. Из-под штанин торчали голые щиколотки, свитер болтался.

По утрам уже подмораживало – скоро наступит зима. А до радуги они не дошли. Придется, видимо, искать, где остановиться до весны. Приш старательно отгонял мысли: что, если они здесь застряли навсегда? Об этом думать не хотелось. Путники обязательно продолжат дорогу потом, если сейчас не выйдет отыскать начало радуги.

Всходило солнце. День обещал быть ясным. С пронзительно синим небом, золотом деревьев, жухнущей травой. В Яблоневой долине в эти дни снимали последний урожай яблок – зимних. Их убирали на чердак в ящики, переложив сеном. И они хранились там до весны. Приш сглотнул: он бы не отказался от яблока, и от шарлотки, и от… Вернулся Хухэ с пойманной мышью. Он положил добычу рядом с Пришем, предлагая. Но Приш замотал головой: еще не хватало, мышей есть! Он помешал кашу и пошел будить друзей.

Они уже позавтракали, как Глеб прищурился и неуверенно произнес:

– Вроде как блестит что-то.

Приш тоже вгляделся: показалось, что так и есть. Словно гигантская игла сияет в лучах. А вокруг за многие километры ничего, голое пространство. Они проверили направление по стеклышкам – да, им туда. Путники собрали вещи и отправились к непонятному предмету.

Дорога выдалась странной. Пришу казалось, что они передвигаются рывками. Сначала ничего не происходило, и они находились от непонятного сооружения на том же расстоянии, что и в начале пути. А потом словно перепрыгнули часть дороги. Преодолели сопротивление. При приближении к «игле» стало понятным, что это гигантская башня. Ее макушка терялась высоко в лазури.

Ближе возникло ощущение, что башню высекли из скалы. Белая эмаль, ее покрывавшая, почти вся откололась. Осколками было усеяно подножье сооружения. Светлый песчаник, из которого состояла башня, словно покрылся пылью. Приш подошел и дотронулся – на солнце камень нагрелся. Да-а, в Темногорье была башня тысячи вокзалов, но до этой ей далеко. Здешняя поражала своими размерами и древностью.

– Что это? Как думаете? – спросил Глеб.

И тут до Приша дошло – ответ лежал на поверхности.

– Башня тысячи вокзалов, – ответил он. Правильно, в каждом мире свой вокзал, это все знают.

– Мне кажется, мы приблизились к чему-то изначальному, – озвучила свои мысли Мёнгере. – Сначала тот исполин, теперь эта башня. Я думаю, мы стремимся к началу мира.

Приш вскарабкался по стене. Присоски хорошо держали, но он ощущал себя мухой, которая ждет удара мухобойкой. При одной идее забраться выше кружилась голова. Похоже, что это не рукотворное сооружение: скульптором поработали время и ветер. Он спустился.

– Может, попробуем зайти внутрь? – предложил он.

Они двинулись вдоль подножья. Приш не отрывал руки от стены. Какая же это махина, дух захватывает. Он мог бы часами пялиться на нее. Да и друзья не отрывают взгляд. И не видно, где вершина. Может, она и не кончается. Пронзает все миры и в каждом предстает в новом обличье – ось Вселенной. Как рассказывал Хранитель пути: Темногорье – это шишка, где каждая чешуйка – свой мир. А вокзал тысячи миров – стержень шишки.

Дверь слилась со стеной. Лишь прорези указывали на ее присутствие. Даже никакой надписи. Приш толкнул, дверь не поддалась. Глеб попробовал сдвинуть вбок – то же самое. И лишь когда Мёнгере встала рядом с ними, что-то загудело, и дверь ушла вниз. Путники осторожно вошли. Лишь Хухэ остался снаружи. Приш боялся, что проем закроется и они окажутся в ловушке, и тогда помрут от голода и обезвоживания. Но подпереть дверь было нечем.

Всё вокруг заливал холодный свет. Он был повсюду: снизу, с боков, с потолка, который терялся в вышине. Свет слепил, поэтому Приш не сразу разглядел помещение вокзала. Стены были облицованы белой плиткой. Под ногами виднелась гладкая серая поверхность, в которой отражались путники. Сверху по центру зала тянулись прозрачные тоннели из стекла. В них были продеты стальные канаты.

Глеб подошел и осмотрел их.

– Похоже, кабины для лифтов. Может, скоростные? А то на последний этаж целую вечность добираться будешь.

Возле кабины прямо в воздухе всплыло изображение руки. Мёнгере приложила ладонь к картинке. Загорелись зеленые огни, и женский голос произнес:

– Пункт назначения – Алтанхот, Черное побережье. Проход в мир закрыт.

Пришу показалось, что Мёнгере не огорчилась. Ну и правильно, что ей делать в Золотом городе? Ждать, когда снова отвезут в пустыню? А вот он… Догадка обожгла: он мог бы попасть на свою родину и узнать, что там случилось. Приш нетерпеливо приложил руку. Вновь послышался голос:

– Пункт назначения – Уайнтэйт, Зеленый дом. Мир уничтожен.

Сердце ёкнуло и замерло. Как уничтожен? Совсем? Значит, Приш никогда не ступит на землю предков, не увидит лица родных? Он же совсем их не помнит! А теперь и не узнает никогда. Слезы навернулись на глаза. Мёнгере обняла его, Глеб ободряюще похлопал по плечу.

Хорошо, что друзья рядом. Приш давно мечтал разведать о своих корнях. А не получится – похоже, он единственный выживший. И в Яблоневую долину дорога закрыта, пока не дойдет до начала радуги. А значит…

Глеб развернулся:

– Пошли.

– Ты не будешь пробовать? – Мёнгере указала на знак руки.

– Нет, – отрезал поэт. – Ну предложат мне отправиться домой, а дальше что?

Приш задумался: им вдвоем с Мёнгере до радуги не дойти, Хранитель предупредил на этот счет – только троим доступен путь. И если поэт решит воспользоваться вокзалом, потому что не желает продолжать дорогу, придется идти с ним. И Приш никогда не возвратится в Яблоневую долину, Мёнгере не вернет себе былую красоту, а поэт – крылья.

Приш не успел ничего ответить, как Глеб уже зашагал к выходу. За ним – Мёнгере. А Приш замешкался: хотелось еще раз услышать название родины. Он приложил ладонь к изображению. Уйантэйт… Приш сохранит его в памяти и потом поведает своим детям. Если они у него будут. А пока он будет идти к радуге. Если понадобится – ползти.

Приш последовал за друзьями. Под ногами вспыхивали белые фигуры: треугольник, квадрат, круг. Приш не понимал их назначения. Да и какая разница? Всё равно не пригодится. Он вышел, и дверь за ним закрылась. Хухэ радостно бросился к нему. Стоял вечер – похоже, в башне они пробыли долго, и пора устраиваться на ночлег. Деревьев поблизости нет, а значит, костер, чтобы согреться, опять не развести. И ужинать придется всухомятку, запивая сухари водой. Но это пережить можно, лишь бы знать, что их путь закончится хорошо, и скоро Приш попадет домой. Сквозь стекла еще заметна радуга, и надежда на счастливый исход есть.