Местность снова изменилась. Момент перехода они всегда пропускали: раз – и уже попадали в новую точку. Сейчас путники вышли на каменистое поле, в конце которого горизонт сливался в одну линию. Там что-то шумело. Много-много воды, Мёнгере столько сроду не видела. Глеб сказал, что это море – большое соленое озеро.

Мёнгере поправила шарф, но всё равно ветер задувал под куртку. Холодно здесь. И камни, сколько их тут: гравий, булыжники, валуны. Словно пробились из-под земли вместо травы. А Мёнгере с попутчиками пришла собирать урожай. Только этим урожаем не насытишься. Даже для фенека нет пропитания. Почему-то вспомнилось про тяжесть на душе. Может, это камни, которые накапливаются в каждом, откладываются невыносимым грузом на сердце? И, когда человек умирает, они прорастают на этом поле.

Из еды ничего: никаких грибов, ягод. Мёнгере не отказалась бы даже от брусники, пусть та и кислая. В животе требовательно бурчало: со вчерашнего дня ничего не ели. Да и воды осталось немного, а соленую не попьешь. Но Глеб сказал, что что-нибудь придумает. А рыбу можно и в море наловить. Мёнгере подобрала камушек: пестрый, с блестящими вкраплениями. Его острые края впились в ладонь.

Люди напоминают камни. Одни похожи на грубый булыжник, они прут напролом, не считаясь с остальными. Вторые – на острый гравий, резкие и высокомерные. Третьи – на вездесущий песок, они стремятся заполнить собой всё пространство. Другие – на сглаженную гальку, они избегают конфликтов. Иные – как величественные валуны, основательные и хозяйственные. Разные камни, как и человечество: легкомысленные розовые, скучные серые, мечтающие голубые, безнадежно черные. С поперечными полосами – застегнутые на все пуговицы, со сверкающей слюдой – украшающие себя дешевыми стразами. Рыхлые, которые легко крошатся, и непробиваемые, как базальт. И лишь единицы, как скалы: с ними надежно и нестрашно. И можно только восхищаться ими. И тянуться к ним.

Путники вышли к концу поля, где начиналось море. Волны лизали берег, утаскивая за собой мелкие камни, выплевывая обратно пену и водоросли. Бесконечное море серой, подвижной, как ртуть, воды. И такое же небо. Вдали они сливались, и было невозможно отличить верх от низа. Мёнгере бросила камень в воду – по небу пошли круги. Странно, как будто здесь всё перемешалось и море отражается в небе.

– Куда нам дальше? – растерялся Приш.

Глеб пожал плечами: ни лодки, ни плота. Радуга висит впереди, но как туда добраться, неясно. Мёнгере ощутила усталость: сейчас бы отдохнуть, перекусить, только нечем, и надо переплыть море. Похоже, что путники останутся навсегда на этом берегу.

– Может, пойдем вдоль берега или рыбу половим? – предложил Приш.

Мёнгере прислушалась к своим ощущениям: что-то подсказывало, что рыбы здесь нет, как и людей.

– Это мертвое место, – ответила она. – Мир до того, как в нем зародилась жизнь. Изначальная точка.

Глеб сел на песок.

– И как же быть? – вопрос был риторическим.

Путники зашли в тупик. Позади каменное поле, впереди море, теряющееся в небе. И они – три запятые в книге, где еще нет текста.

– Сейчас приплывет кит и перевезет нас на другую сторону, – со смешком произнес Глеб. – Или прилетят гигантские орлы. В общем, полная ерунда. Представляю, как ржет над нами Хранитель пути – бедные детки заблудились.

Он лег на мокрый песок, волны лизали подошвы его ботинок, но Глеб не обращал на это внимания. Мёнгере хотелось лечь рядом, но она уцепилась за то, что зрело в ней. Кит, конечно, не приплывет, и орлы не появятся – в этом мире нет ни птиц, ни животных. Зато здесь есть она, Мёнгере.

– Дракон, – сказала она.

– Где? – вскочил Приш.

Он так всматривался вверх, что Мёнгере едва не расхохоталась.

– Я дракон, – ответила девушка. – Ведь мой отец лунный дракон.

Глеб приподнялся.

– Это что-то интересненькое. Шизофреников среди моих друзей не было.

Мёнгере улыбнулась:

– Вы не понимаете. Здесь ничего не написано, эта книга пуста. И мы можем придумать свою историю.

Она перевела взгляд с Приша на Глеба.

– У лунного дракона и жрицы небесного храма родилась дочь. Девочка как девочка, только красивая. А больше ничего. Так и росла обычным ребенком. Но однажды почувствовала она что-то странное. Как будто меняется и перестает быть просто человеком.

Глеб смотрел на нее с подозрением: похоже, поверил, что Мёнгере сходит с ума. А она продолжала:

– Это случилось в том краю, где небо и море слились в единое и поменялись местами. Где нет жизни и времени, лишь ожидание их. И тогда девушка вспомнила щемящие сны о полете и вытянула руки. И они обернулись крыльями.

Мёнгере говорила и менялась. Ее тело вытянулось и стало туловищем огромного зверя. Лицо изломалось и превратилось в морду дракона. Два серебряных крыла взметнулись в воздух.

– У тебя усы, – голос Глеба дрогнул.

Он то ли смеялся, то ли бился в истерике.

– Никогда не думал, что симпатичная девушка окажется драконом, – добавил он.

И Мёнгере ощутила замешательство: он назвал ее симпатичной. Значит, его не смущают шрамы?

Она расправила крылья и взлетела. От взмахов поднялся ветер. Волосы Приша и Глеба растрепались. Они, запрокинув головы, смотрели на нее. А Мёнгере взмывала всё выше и вскоре потерялась в сером небе. Куда она стремилась, Мёнгере и сама не знала. Она наслаждалась полетом, ощущением радости и свободы. Мощь, восторг переполняли ее. Но что-то тянуло назад. Точнее кто-то. И она спикировала вниз, стремительно приближаясь к земле. Лишь в самом конце вышла из крутого пике и захлопала крыльями, чтобы затормозить.

Приша и Глеба чуть ветром не сдуло.

– Это было круто, – сказал Глеб.

Мёнгере послышалась нотка горечи и сожаления. Ну да, когда-то он был крылатым. А Приш вообще не мог говорить, лишь восхищенно взирал на дракона. Мёнгере легла на землю. Хухэ с подозрением обнюхал ее. Приш с Глебом закинули на дракона поклажу, Приш запихнул фенека в сумку и забрался сам.

«С ними, конечно, не полетаешь – свалятся. А вот плыть – запросто», – решила Мёнгере и соскользнула в воду.

Дракон мчался по водной глади, извиваясь как змея. Волны с плеском разбегались в стороны.

– Не так быстро! – смеялся на спине дракона Глеб. – Меня укачивает.

Мёнгере испытала искушение нырнуть, чтобы его окатило водой. Шутник какой! Но намокнут вещи, да и Хухэ испугается.

Море трансформировалось. Оно приобрело насыщенный аквамариновый цвет. Под брюхом дракона проплыла стайка разноцветных рыб. Словно само присутствие путников наделило край жизнью. Но Мёнгере понимала – они проходят сквозь миры. И это море – лишь отражение первоначального. Небо посветлело, разбавилось перьями облаков. Высоко в лазури кружил фрегат.

Драконье зрение острее человеческого, поэтому темную полосу побережья Мёнгере заметила первой. Она устремилась туда. С шумом выплеснулась с водой на берег и отряхнулась.

– Мы так не договаривались, – запротестовал Глеб, которого окатили брызги, а Приш засмеялся.

Хухэ сразу же унесся изучать местность. Мёнгере издала кхекающий звук и вернулась в воду. Больше всего хотелось утолить терзающий ее голод. А здешние воды богаты на добычу.

Акула метнулась в сторону, испугавшись огромной тени, нависшей над ней. Но дракон оказался проворнее. Огромные челюсти сомкнулись на рыбине, окрасив воды в красный цвет. Дракон рвал плоть, заглатывая акулу большими кусками. Совсем близко подплыла еще одна, желавшая урвать свою долю, и поплатилась. Дракон совершил молниеносный рывок и впился в новую добычу. Но есть не стал. Эту рыбину Мёнгере вытащила на берег.

Приш и Глеб уже разожгли костер. Дракон выронил акулу к ногам Глеба. Тот обрадовался:

– И на завтра хватит!

Потом обратился к Мёнгере:

– А ты так и останешься драконом? Девушкой ты мне больше нравилась. Да и дракона сложнее прокормить.

Будто она сама не в состоянии добыть пропитание. Но надо выбирать: человеческий облик или драконий. В этом мире не получится быть сразу в двух, он уже заполнен историей. И дальше тянуть нельзя: иначе она навсегда застрянет в драконьем теле.

Огонь дергался под порывами ветра, море неспокойно набегало на сушу. Глеб уже разделал акулу, нарезал на небольшие куски и вместе с Пришем запекал их на костре. Воздух наполнялся запахами. Рядом переругивались чайки: они не поделили рыбьи внутренности. Всё двигалось, дышало, спорило, существовало. Не застывшее нечто, а вполне обычная, но такая любимая жизнь.

Мёнгере мысленно закончила сказку: «И, когда дракон доставил всех в новую страну, он вновь стал девушкой». Ее затрясло, точно от озноба. Стало крутить, выворачивать суставы. Обратное изменение далось болезненно. После превращения она рухнула без сил.

– Ты как? – Глеб взволнованно склонился над ней.

– Полежать бы, всё тело ноет, – призналась Мёнгере.

Глеб подхватил ее на руки и отнес в палатку. Приш свернул джемпер и подложил его под голову.

– Сейчас рыбу зажарим, принесу, – сказал Глеб.

– Я сыта, – ответила девушка.

– А как… – начал Приш и умолк, сообразил, что акула была не одна.

Мёнгере ничего не ответила. Закрыла глаза и задремала. Весь вечер и ночь ей снилось, что она дракон. И это было прекрасно.