– Она не может это взять, – говорит Марияна. – Нет. Невозможно.

Он с ней полностью солидарен. Это невозможно. Ты попадаешься на краже серебряной цепочки, которая даже не серебряная, – такая же серебряная, как та, что продается на китайском рынке за один доллар пятьдесят центов, – и что же дальше? Тебя награждают шмотками на пятьсот долларов! Где же тут справедливость? Что скажет Драго, когда узнает об этом?

Бланка – «паршивая овца» в семье. Драго – ослепительный свет, ангел с мечом, защитник семейной чести. Капитан Драго Йокич, Австралийские военно-морские силы.

– Заприте эти вещи в шкаф, – советует он Марияне. Он в приподнятом настроении. Они снова беседуют по телефону, как старые друзья, старые сплетники. – Вот что я бы сделал: выдавал бы по одной штучке как поощрение, если она согласится, например, пойти в школу, и так далее. Но вам нужно поторапливаться. Через месяц все это выйдет из моды.

Марияна не реагирует. Он вообще не помнит, чтобы она реагировала на его юмор. Он слишком фриволен на ее вкус? Она находит его чересчур легковесным, а шутки его излишними? Или она просто не настолько уверена в своем английском, чтобы вступить в шутливую перепалку? Это же просто игра, должен он ей сказать, которую кое-где называют пикировкой. К ней следует присоединиться. Играть в нее нетрудно, ведь обмен душами тут не требуется.

Душа Марияны – трезвая, прозаичная. Мирослав менее заземлен; Мирослав, который потратил год своей жизни, собирая утку из винтиков и пружинок, и появился с ней на хорватском телевидении, несомненно, должен обладать чувством юмора. Драго тоже – с этим своим диким, с трудом сдерживаемым смехом. Драго, которого швыряет от отца к матери. Хорошо играет в теннис, говорит Марияна. Три балканских типа. Три балканские души. Однако с каких это пор он стал специалистом по юмору или по Балканам? «Многие хорваты, – говорится в “Народах Балкан”, – будут отрицать, что Хорватия относится к Балканам. Хорватия – часть католического Запада, скажут они».

– Все время сражаются, – говорит Марияна в трубку.

– Сражаются? Кто сражается?

– Драго и его отец. Драго говорит, что хочет поселиться у вас в кладовке.

– В моей кладовке?

– Я говорю нет. Я говорю: мистер Реймент хороший человек, у него и так достаточно хлопот с Йокичами.

– Мистер Реймент не хороший человек, он просто пытается помочь. Драго не может поселиться в кладовке ни у меня, ни у кого-нибудь еще, это вздор. Но если у них с отцом напряженные отношения и если вы не возражаете, скажите ему, что я буду рад, если он вернется и поживет у меня несколько дней. Что он любит на ужин? Пиццу? Скажите ему, что каждый вечер будут доставлять гигантскую пиццу специально для него. Две гигантские пиццы, если он захочет. Он ведь растет.

Вот как это происходит. В мгновение ока/в мгновение окуня. Если и были какие-то тучи, то они рассеялись.

– Вот эти мы называем белковыми фотографиями, – объясняет он Драго. – Бумага покрывается растворенным яичным белком, в котором содержатся взвешенные кристаллы хлорида серебра. Потом она выдерживается на свету под стеклянным негативом. Потом закрепляется химическим способом. Этот способ печати был изобретен только во времена Фошери. Посмотри, вот для сравнения отпечатки, сделанные до белка, на бумаге, которая скорее вымочена, нежели покрыта, – ее вымачивали в растворе солей серебра. Ты видишь, насколько светлее и четче фотографии Фошери? Это из-за белкового покрытия. Толщина слоя меньше миллиметра, но именно в этом миллиметре все дело. Посмотри в микроскоп.

Он хочет показаться Драго, то есть смышленому представителю наступающей эры, достаточно интересным, но это нелегко. Что он может предложить? Сломанный велосипед. То, что осталось от его пострадавшей конечности после ампутации, – картина скорее отталкивающая, нежели привлекательная. И шкаф, набитый старыми фотографиями. В сумме не так уж много. Точнее, просто мало, для того чтобы привязать к себе мальчика в качестве тайного крестного сына.

Но Драго, превосходный сын превосходной матери и – как знать? – возможно, превосходного отца, в высшей степени вежлив. Он послушно смотрит в микроскоп на этот миллиметр высохшего куриного белка, от которого, как ему поведали, все и зависит.

– Вы сами были фотографом, не так ли, мистер Реймент?

– Да, у меня была студия в Анли. Какое-то время я даже вел вечерние занятия по фотографии. Но я никогда не был – как бы это сказать? – художником камеры. Я всегда был скорее техником.

Нужно ли извиняться за то, что он не художник? А с какой стати ему извиняться? Почему юный Драго должен от него ожидать, что он был художником, – юный Драго, цель жизни которого – стать специалистом по техническому аспекту войны?

– Сам Фошери не был художником, – продолжает он, – по крайней мере, пока не приехал в Австралию. Он приехал из Парижа во времена золотой лихорадки восемьсот пятидесятых. Сам по-любительски занимался золотоискательством в Виктории, чтобы почувствовать вкус этого дела, но главным образом делал фотографии. – Он указывает на группу женщин в дверях хижины из ветвей. – Вот когда он открыл в себе талант. Он также совершенствовал свою технику. Полностью владел материалом. Как и подобает великому фотографу.

– Моя мама хотела быть художником – там, в Хорватии.

– В самом деле?

– Да. Она ходила в художественную школу. Потом, после художественной школы, она занималась реставрацией – ну, знаете, реставрация старых фресок и всякое такое.

– Как интересно! Я этого про нее не знал. Реставрация – профессия, требующая высочайшего мастерства. Ее даже можно назвать искусством, хотя на отступления от оригинала смотрят с неодобрением. Первое правило реставрации: следуй замыслу художника, никогда не пытайся его улучшать. Твоей матери, наверное, нелегко было отказаться от своей профессии и переквалифицироваться в медсестру. Она все еще рисует?

– Знаете, у нее есть кисти, и материал, и все необходимое. Но нет времени.

– Да, конечно. И все же она первоклассная медсестра. Она делает честь этой профессии. Надеюсь, ты это знаешь.

Драго кивает.

– Откуда у вас эти фотографии, мистер Реймент?

– Собирал их много лет. Ходил в антикварные магазины, на аукционы, покупал старые альбомы, покупал коробки, полные старых фотографий, – по большей части барахло, но время от времени попадалось кое-что стоящее. Когда фотография была в плохом состоянии, я сам ее реставрировал. Конечно, это намного легче, чем реставрировать фрески, но тут тоже нужно умение. Много лет это было моим хобби. Вот так я проводил свое свободное время. Если само твое время не представляет особой ценности, то, по крайней мере, его можно употребить на хорошее дело. Так я себе говорил. После моей смерти эта коллекция станет даром музею. Она будет общественной собственностью. Частью нашего исторического наследия.

Он поднимает руки – странный, невольный жест. Как ни удивительно, он готов прослезиться. Почему? Потому что осмеливается упомянуть о своей собственной смерти при этом мальчике, этом предвестнике поколения, которое станет восприемником его мира и будет попирать этот мир? Возможно. Но скорее это из-за слова «наше». Наше наследие, твое и мое. Потому что, быть может, эта фотография перед ним, это распределение частиц серебра, фиксирующее то, каким образом упал солнечный луч однажды, в 1855 году, на лица ирландок, которых давно нет в живых, фотография, в создании которой не принимал участия он, маленький мальчик из Лурда, и не принимал участия Драго, сын Дубровника, словно мистические чары – я был здесь, я жил, я страдал, – обладает властью объединить их.

– Во всяком случае, – говорит он, – если тебе станет скучно, если нечего будет делать, пожалуйста, можешь посмотреть остальные фотографии. Только клади их обратно в конверты. И обязательно на свое место.

Часом позже, когда он готовится ко сну, Драго просовывает голову в дверь.

– У вас есть компьютер, мистер Реймент?

– Да. Ты найдешь его на полу, под письменным столом. Я не часто им пользуюсь.

Вскоре Драго возвращается.

– Не могу найти соединение, мистер Реймент. Для модема.

– Прости, но я не понимаю.

– Соединитель. У вас где-нибудь есть шнур, чтобы выйти в Интернет?

– Нет, этот компьютер не того типа. Я время от времени использую его, чтобы писать письма. Что ты пытаешься сделать? Для чего он тебе нужен?

Драго улыбается, во взгляде – недоумение.

– Для всего. Когда вы купили этот компьютер?

– Не помню. Много лет тому назад. В тысяча девятьсот восемьдесят каком-то. Он устарел. Если тебе нужно что-нибудь более современное, ничем не могу помочь.

Но Драго на этом не успокаивается. На следующий день они ужинают на кухне. Он не заказал пиццу, как обещал. Вместо этого приготовил отличное ризотто.

– Вы ненавидите вещи, если они новые, мистер Реймент? – неожиданно спрашивает Драго.

– Нет. Почему ты так говоришь?

– Я вас не виню. Это просто стиль, стиль всего. – Откинувшись на спинку стула, он делает небрежный жест рукой, указывая на все вокруг. – Я просто спрашиваю. Разве нет чего-нибудь нового, что вам нравится?

Квартира на Конистон-Террас находится в перестроенном довоенном доме. Она просторная, с высокими потолками, но не слишком большая. Он купил ее после развода. Именно это было нужно ему, новоиспеченному холостяку. С тех пор он так здесь и живет.

Когда он покупал квартиру, сделкой предусматривалось, что он возьмет мебель предыдущего владельца. Мебель была тяжелая, темная и не в его вкусе. Он всегда собирался ее заменить, но ему не хватало энергии. Вместо этого он годами приспосабливался к окружающей обстановке, сам становясь немного тяжеловеснее, немного более угрюмым.

– Я дам тебе прямой ответ, Драго, но только не смейся. Мной завладело время, история. Завладело этой квартирой и всем, что в ней есть. В этом нет ничего странного. Так случится и с тобой, если ты проживешь достаточно долго. А теперь скажи мне: о чем этот разговор на самом деле? О компьютере, который не соответствует твоим потребностям?

Драго, совершенно сбитый с толку, не сводит с него глаз. Да он и сам себе удивляется. К чему такие резкие слова? Чем заслужил их этот бедный мальчик? «Вы ненавидите вещи, если они новые?» Вполне законный вопрос, обращенный к старому человеку. Из-за чего же тут злиться?

– Когда-то, давным-давно, все это было новым, – говорит он, в точности повторяя жест Драго. – Все в мире было когда-то новым. Даже я был новым. В час, когда я родился, я был самым новым из всего, что имелось на Земле. Потом за меня принялось время. Так же, как оно примется за тебя. Время тебя съест, Драго. В один прекрасный день ты будешь сидеть в своем прелестном новом доме со своей прелестной новой женой, и твой сын повернется к вам двоим и скажет: «Почему вы такие старомодные?» Я надеюсь, что, когда настанет этот день, ты вспомнишь наш разговор.

Драго доедает ризотто, доедает салат.

– На прошлое Рождество мы ездили в Хорватию, – говорит он. – Я, моя мама и мои сестры. В Задар. Там живут мамины родители. Они сейчас очень старые. Ими тоже, как вы сказали, завладело время. Моя мама купила им компьютер, и мы показали, как им пользоваться. Так что теперь они могут делать покупки через Интернет, могут посылать нам имейлы, мы можем посылать им фотографии. Им это нравится. А они очень старые.

– Так что?

– Так что вы можете выбирать, – отвечает Драго. – Вот и все, что я хотел сказать.