Клаудия и Инес планируют в «Модас Модернас» событие – показ для продвижения новых весенних моделей. «Модас Модернас» никогда показов не устраивал, и пока женщины заняты отбором швей, наймом моделей и заказом рекламы, Диего поручено присматривать за мальчиком. Но Диего не до этого. Он обзавелся в Эстрелле новыми друзьями и почти все время проводит с ними. Иногда остается на всю ночь, возвращается с рассветом, спит до полудня.

– Я не нянька, – говорит он. – Хочешь няньку – найми.

Все это Давид докладывает ему, Симону. Одному в квартире скучно, и он едет с Симоном на работу. Вместе у них получается хорошо. Силам мальчика, похоже, нет предела. Он носится от дома к дому, запихивает в почтовые ящики листовки, открывающие новый мир чудес: в нем не только кольца для ключей, которые светятся в темноте, и «Чудо-пояс», растворяющий жир, пока вы спите, а также «Электропёс», который лает, когда бы ни звонил дверной звонок, но и сеньора Виктрикс, астральные консультации, строго по записи; Бренди, модель, демонстрирующая нижнее белье, тоже строго по записи; а также Клоун Ферди, гарантирующий воплотить в жизнь вашу ближайшую вечеринку; не говоря уже о кулинарных занятиях, занятиях медитацией, занятиях по управлению гневом и двух пиццах по цене одной.

– Что это значит, Симон? – спрашивает мальчик, протягивая ему листовку, отпечатанную на дешевой бурой бумаге.

«Человек есть мерщик всех вещей, – гласит листовка. – Лекция выдающегося ученого доктора Хавьера Морено. Институт дальнейшего образования, цикл по четвергам, 20.00. Вход бесплатный, пожертвования приветствуются».

– Не могу точно сказать. Видимо, землемерное что-то. Землемер – человек, который делит землю на участки, которые потом можно покупать и продавать. Тебе вряд ли будет интересно.

– А это? – спрашивает мальчик.

– «Уоки-токи». Дурацкое название телефона без провода. Носишь с собой и можешь разговаривать с друзьями на расстоянии.

– Можно мне такой?

– Их продают парами, один тебе, второй – другу. Девятнадцать реалов девяносто пять. За игрушку это дорого.

– Тут говорится: «Спеши Спеши Спеши Пока Есть На Складе».

– Не обращай внимания. Уоки-токи на белом свете не кончатся, уж поверь мне.

У мальчика полно вопросов о Дмитрии.

– Как думаешь, он уже на соляных копях? Они правда его там будут сечь? Когда мы к нему поедем?

Он отвечает как можно честнее – с поправкой на то, что сам про соляные копи знает.

– Уверен, что заключенные не целыми днями добывают соль, – говорит он. – У них есть время отдыха, когда им можно играть в футбол или читать книги. Дмитрий нам напишет, когда устроится, расскажет о своей новой жизни. Нужно просто потерпеть.

Труднее отвечать на вопросы о преступлении, за которое Дмитрий подался на соляные копи, и вопросы эти возникают вновь и вновь:

– Когда он остановил Ане Магдалене сердце, это больно было? Почему она посинела? Я тоже посинею, когда умру? – И самый трудный: – Зачем он ее убил? Зачем, Симон?

Уклоняться от вопросов мальчика он не хочет. Без ответа они, чего доброго, нагноятся. И потому он придумывает, как может, простейшую, самую сносную историю.

– На несколько минут Дмитрий сошел с ума, – говорит он. – Так бывает с некоторыми людьми. Что-то у них в голове ломается. Дмитрий сошел с ума и в этом безумии убил человека, которого любил больше всех. Вскоре он пришел в себя. Безумие ушло, и он переполнился сожалением. Он отчаянно попытался вернуть Ану Магдалену к жизни, только не знал, как. И он решил поступить достойно. Он признался в преступлении и попросил, чтобы его наказали. И теперь он отправился на соляные копи отдавать долг – долг перед Аной Магдаленой, сеньором Арройо и всеми мальчиками и девочками в Академии, которые потеряли учительницу, которую так любили. Всякий раз, когда мы солим еду, можем напоминать себе, что так мы помогаем Дмитрию отдавать долг. И однажды в будущем, когда долг будет выплачен сполна, он сможет вернуться с соляных копей, и мы снова будем вместе.

– Но не с Аной Магдаленой.

– Нет, не с Аной Магдаленой. Чтобы ее повидать, придется ждать следующей жизни.

– Врачи хотели приделать Дмитрию новую голову, которая не сумасшедшая.

– Верно. Они хотели сделать всё, чтобы он больше не сходил с ума. К сожалению, замена головы у человека требует времени. А Дмитрий спешил. Он уехал из больницы прежде, чем врачи успели вылечить ему старую голову или приделать новую. Он торопился выплатить долг. Он считал, что выплатить долг важнее, чем вылечить голову.

– Но он же снова может сойти с ума, да? Если у него все еще старая голова.

– С ума Дмитрия свела любовь. В соляных копях женщин, в которых можно влюбиться, не будет. И поэтому вероятность, что Дмитрий сойдет с ума, очень маленькая.

– Ты не сойдешь с ума, Симон, да?

– Нет, не сойду. У меня не такого сорта голова – которая с ума сходит. У тебя тоже. Тут нам повезло.

– Но у Дон Кихота была другая. У него был сорт головы, которая сходит с ума.

– Верно. Но Дон Кихот и Дмитрий – очень разные виды людей. Дон Кихот был хорошим человеком, и его безумие вело его к добрым делам – к спасению девиц от драконов, например. Дон Кихот – хороший пример в жизни. А Дмитрий – нет. У Дмитрия ничему хорошему не научишься.

– Почему?

– Потому что, даже и помимо безумия в голове, Дмитрий – не хороший человек, не с хорошим сердцем. Сначала он кажется дружелюбным и щедрым, но это лишь видимость, чтобы обмануть. Ты слышал, как он говорил, что позыв убить Ану Магдалену пришел невесть откуда. Это неправда. Не из ниоткуда он пришел. Он пришел из его сердца, где давно таился – и ждал, чтоб напасть, как змея… Ничего ни ты, ни я не можем сделать, Давид, чтобы помочь Дмитрию. Покуда не глянет себе в сердце и не сразится с тем, что там увидит, он не изменится. Он говорит, что хочет быть спасенным, но спасенным можно стать, только спасши себя, а Дмитрий слишком ленив, слишком самодоволен для этого. Понимаешь?

– А муравьи? – говорит мальчик. – У муравьев тоже плохие сердца?

– Муравьи – насекомые. У них нет крови, а значит, нет сердец.

– А медведи?

– Медведи – животные, и сердца их поэтому ни хороши, ни плохи, это просто сердца. Почему ты спрашиваешь о муравьях и медведях?

– Может, врачам надо взять сердце медведя и сунуть его в Дмитрия.

– Интересная мысль. К сожалению, врачи пока не придумали, как засовывать в людей медвежьи сердца. Пока не придумают, Дмитрию придется нести ответственность за свои действия.

Мальчик смотрит на него так, что не истолкуешь: веселится? насмехается?

– Чего ты на меня так смотришь? – спрашивает он, Симон.

– Потому что, – говорит мальчик.

День подходит к концу. Он возвращает мальчика Инес и отправляется домой, где на него нисходит ненавистный ему туман. Он наливает себе стакан вина, а затем и второй. Спасенным можно стать, только спасши себя. Дитя обращается к нему за наставлением, а он предлагает ему лишь выхолощенную шуструю чепуху. Полагаться на себя. Полагайся он, Симон, лишь на себя, какая была б у него надежда на спасение? Спасение от чего? От безделья, от бесцельности, от пули в голову.

Он достает из шкафа коробочку, открывает конверт, смотрит на девочку с котом на руках, на девочку, которая два десятка лет спустя выберет этот свой образ в подарок возлюбленному. Он перечитывает ее письма, от начала и до конца.

Хоакин и Дамиан подружились с двумя девочками из пансиона. Мы сегодня позвали их с собой на пляж. Вода была ледяная, но они все залезли в нее – и хоть бы что, похоже. Мы были счастливой семьей среди множества других счастливых семей, но по правде же меня там толком не было. Я отсутствовала. Я была с тобой – как я с тобой у себя в сердце каждую минуту каждого дня. Хуан Себастьян это чувствует. Я делаю все, что могу, чтобы он ощущал себя любимым, но он осознает, что между нами нечто изменилось. Мой Дмитрий, как я тоскую по тебе, как трепещу, о тебе думая! Целых десять дней! Пройдет ли когда-нибудь это время?..

Лежу без сна в ночи, думая о тебе, нетерпеливо жду, когда минует время, жажду быть нагой в твоих объятьях…

Веришь ли ты в телепатию? Я стояла на скале, смотрела в море, сосредоточив всю свою энергию на тебе, и пришел миг, клянусь, когда я услышала твой голос. Ты произнес мое имя, и я ответила. Это случилось вчера, во вторник, примерно в десять утра. У тебя тоже так было? Ты меня слышал? Можем ли мы разговаривать на расстоянии? Скажи мне, что так и есть!..

Я тоскую по тебе, мой любимый, тоскую apasionadamente! Всего два дня еще!

Он складывает письма, убирает их обратно в конверт. Ему хотелось бы верить, что это подделки, авторства Дмитрия, но это неправда. Они – то, что есть: слова влюбленной женщины. Он продолжает настраивать ребенка против Дмитрия. Если хочешь пример для подражания, смотри на меня, говорит он: смотри на Симона, образцового отчима, человека разумного, зануду; или, если не на меня, тогда на безобидного старика-безумца Дон Кихота. Но если ребенок действительно желает учиться, кто может научить лучше, чем человек, способный вызывать столь неподобающую, столь непостижимую любовь?