Вена, дождь со снегом

Сквозь наполовину прикрытые жалюзи в комнату проникал пепельно-серый свет раннего утра. В полумраке его тусклое тление казалось осязаемо вязким. Приподнявшись на локте, Бейтс нащупал на тумбочке рядом с кроватью часы и поднес их к глазам. Бледно светившиеся стрелки неожиданно вызвали какие-то загробные ассоциации, и Бейтс поспешил включить ночник.

В комнате стояла глубокая тишина. Лишь тикали у лица часы, да шуршал в окно промозглый зимний дождь. Бейтс приложил часы к уху. Уверенный, четкий звук работающего механизма заставлял капельный шорох отступить. Но стоило убрать руку, как вновь становился слышен стук дождя, настойчиво просившегося в окно.

Со вздохом опустившись на подушку, Бейтс прикрыл глаза. Подумалось: «У каждого под рукой есть свой персональный мирок. Уйти в него не составляет труда — и все вокруг покажется четким, незыблемым. Неважно, что в большом мире идет дождь. Здесь тепло, сухо, уютно. Велик соблазн запереться в этакой раковине и неторопливо жить, качаясь словно маятник в часах: от вечера к утру, от утра — к вечеру… Вроде движешься, а все остаешься на месте».

Бейтс решительно откинул одеяло и кряхтя поднялся. Прошлепал босиком до окна, дернул за шнурок. За жалюзи открылась панорама мокрых городских крыш под тяжелыми серыми тучами. Стекло чуть отражало рассеянный свет ночника, и на фоне отсыревшего пейзажа Бейтс увидел мертвенно-прозрачные черты своего лица, прорезанные решеткой жалюзи. Порывом ветра капли задуло в стекло, и город расплылся, будто слезы навернулись на глаза. Лицо, напротив, стало более четким. Невесело усмехнувшись, Бейтс подмигнул голове за стеклом. Та вяло мигнула в ответ, растянув губы в неестественной, неживой улыбке. Бейтс резко дернул за шнурок. Жалюзи захлопнулись.

Свое подавленное настроение Бейтс был склонен объяснять наложением друг на друга сразу нескольких причин. Тут и задержка обратного рейса в Вену, в результате которой Бейтс добрался до кровати только в половине третьего утра, и кошмары, мучившие его на протяжении всего остатка ночи, и слишком жаркая перина — ну и, не в последнюю очередь, определенная неумеренность в употреблении «Тракии», продолжавшемся не только всю дорогу в аэропорт, но и почти весь полет.

Некоторый прилив оптимизма Бейтс ощутил только после плотного завтрака с большим количеством восхитительной простокваши. Когда, предусмотрительно одевшись потеплее, астронавт вышел на улицу, настроение у него поднялось еще на ступеньку. В конце концов, даже погода оказалась не столь уж гадкой. Дождь кончался, подмораживало.

Найти Корнхойзера оказалось делом нелегким. Кроме его имени Бейтс ничего не знал, а центральный информационный компьютер с утра, как назло, сломался. Пришлось взяться за толстенные справочники работающих в Вене сотрудников международных организаций. В результате до кабинета своего старого приятеля астронавт добрался только к половине первого дня.

Джим Корнхойзер немедленно прекратил административный процесс, сгреб Бейтса в охапку, свободной рукой прихватил миленькую брюнетку по имени фрейлейн Андреа Шульте, оказавшуюся, как выяснилось позже, не только личным секретарем, и голосом, не терпящим возражений, объявил о том, что приглашает всех провести выходные дни — а дело было в пятницу — в горах. Бейтс и Корнхойзер с юности увлекались горными лыжами и в свое время, поддерживая тесные приятельские отношения, катались вместе каждую неделю.

Бейтс согласился без колебаний, ничуть не смутившись гримаской разочарования, мелькнувшей на кукольном личике фрейлейн Шульте. Очевидно, поездка в горы была запланирована заранее, но в несколько более узком кругу. «Ничего, — подумал Бейтс, — я в понедельник отправлюсь домой, а у вас, голубки, впереди еще весь сезон…»

Бетонная лента Западного автобана с ровным гудением струилась под колесами ярко-красного БМВ Корнхойзера. «Умеют, пивовары, чтоб им кожаным задом к лавке приклеиться, строить дороги и машины», — усмехнулся про себя Бейтс, вспомнив невесть когда запавший в голову факт. Западный автобан, соединяющий Вену с Зальцбургом и с автострадой, ведущей дальше на Мюнхен, появился на свет во время «аншлюса», и до сих пор машины катятся по бетонному покрытию, уложенному рабочими батальонами «третьего рейха».

Совершенный автомобиль мчался, казалось, сам по себе. Сидевший за рулем Джим включил «автопилот», автоматически поддерживавший скорость, ему оставалось только чуть корректировать рулем порывы бокового ветра да время от времени мигать фарами, прося тихоходов освободить левую полосу. Сидевшая впереди Андреа непрерывно курила. Бейтса несколько удивило исходившее от нее ощущение внутренней напряженности.

Корнхойзер чуть обернулся к удобно расположившемуся на заднем сиденье Бейтсу:

— Послушай, старик, в суматохе я как-то забыл спросить: ты-то какими судьбами оказался в Вене?

Совершенно невинный вопрос дал Бейтсу возможность начать разведку боем. Однако у него хватило выдержки пока ограничиться довольно коротким рассказом о своих приключениях, подытожив:

— Бьюсь, словно шмель об оконное стекло. Видно, нечистое здесь дело…

Выдержал паузу, ожидая реакции. Реакции не последовало. Тогда астронавт вбросил первый «пробный шар»:

— Думаю, здесь есть какая-то связь с секретами «звездных войн». Да и как иначе объяснить постное единообразие физиономий, которым я адресовал свой гамлетовский монолог? По-моему, уже после третьей фразы у них начинало тошнотворно ныть под ложечкой…

Корнхойзер выдержал паузу. И тут неожиданно для Бейтса на «пробный шар» среагировала Андреа. Свернувшись на сиденье калачиком, она повернулась лицом к Бейтсу и, положив подбородок на высокую спинку, кокетливо вперилась в астронавта серыми игривыми глазами:

— В газетах об этом пишут все время, но очень непонятно. Вы, американцы, опять что-то не поделили с русскими?

Бейтс заметил, скорее впрочем, не как съевший в агентурных делах собаку супершпион (которым он не был), а как мужчина (которым он был, и даже очень), что Андреа сосредоточенно покусывает остренькими зубками очень, очень привлекательную нижнюю губу. Такое отражение внутренней собранности явно не соответствовало безразличноигривому тону, которым она произнесла эту фразу. Бейтс хмыкнул:

— Если верить тому, что пишут в наших газетах, программа стратегической оборонной инициативы принесет нам мир честный и прочный, отныне и во веки веков, аминь. Как? Да очень просто. Главную угрозу для нас представляют баллистические ракеты русских. В случае боевого пуска лучше всего уничтожать их на стартовом участке траектории. Сделать это можно только из космоса. Вот президенту и подсказали: нужно развернуть орбитальные станции, вооруженные лазерами, и наш противник попадает в ловушку: весь ядерный мусор или останется на орбите, или упадет обратно на головы самим русским.

Прикрыв рот ладошкой, Андреа зевнула: «Все равно не очень понятно». Корнхойзер хранил невозмутимое молчание. «Да и не очень интересно», — отфутболил свой «пробный шар» в аут Бейтс.

Свернув с автобана, БМВ помчался по шоссе, уходящему в глубь альпийского массива. Долина сужалась, скорость становилась все более ощутимой. Андреа со скучающим видом смотрела в окошко. Корнхойзер сосредоточился на управлении машиной.

В Тауплиц, небольшой поселок у отрогов труднодоступного хребта Тотесгебирге — Гор смерти, они въехали без двадцати минут шесть. Небо прояснилось. На землю уже опустились сумерки, но заснеженные горные вершины и лохматые обрывки облаков еще пылали алым и фиолетовым пламенем горного заката.

Джим остановил машину на стоянке возле станции кресельного подъемника. Две его очереди соединяли поселок с горным курортом Тауплицальм, куда и направлялась компания. Всех неприятно удивила царившая вокруг тишина. По идее подъемник должен был работать до шести, однако он уже стоял.

Андреа вежливо постучала в окошечко кассы. Сбоку открылась дверь, из нее вышел плечистый парень, загорелый до кирпичной красноты.

— Нам бы наверх попасть, — деликатно намекнула женщина.

— Садитесь, сейчас отправим, — парень пожал плечами, дескать, в чем проблема, ведь еще только без двенадцати минут шесть. В его голосе явственно прозвучал оттенок досады — ну что за недоверчивый народ, не иначе, иностранцы.

Тренькнул звонок отправления, канатка плавно пошла. Бейтс поерзал, устраиваясь поудобнее в жестком кресле. Мимо черными стенами проплывали высоченные ели. Потрясающая тишина стояла вокруг, нарушаемая лишь жужжанием троса да погромыхиванием катков на опорах. Но и эти звуки словно увязали в величественном молчании гор.

Глазам Бейтса открылось просторное плато, на котором тут и там мерцали огоньки альпийских гостиниц. Около здания канатки находилась вертолетная площадка, на ней застыл вертолет горноспасательной службы. Перед домиком канатки стоял снегоход с разлапистыми гусеницами и застекленной кабиной.

Поздних гостей встречали.

— Рад приветствовать вас. Обер-инструктор Курт Кюхлингер, — представился рослый бородач в выцветшей пуховке, украшенной непонятными нашивками. — Прошу. Наш лимузин для особо почетных гостей.

Ехали быстро, прямо по целине. Плато уже погрузилось в ночной мрак, но он был легким, почти прозрачным, растворявшимся в исходившем от снега искрящемся голубом сиянии.

Перед сном Бейтс с наслаждением поплескался в душе. По теплому ворсистому ковру подошел к окну, взглянул на небо. Оно было усыпано звездами. Астронавт вытянулся на хрустящем от свежести белье. Сон наваливался стремительно, но его внезапно спугнул вдребезги расколовший величественную тишину спящих гор стрекот вертолетного винта. Через несколько минут он сменился сверлящим свистом набирающей обороты турбины, который начал быстро удаляться. Бейтс заснул, как убитый.

Вертолет приземлился на окраине Вены. Здесь его ждала машина. Пилот передал шоферу опечатанный пакет. Промчавшись по спящему городу, лимузин въехал в ворота американского посольства. Шофер с ходу загнал машину в гараж. Створки дверей, приводимые в движение едва жужжавшим электромотором, захлопнулись. Только тогда в противоположной стене высветился узкий проем, через который не без труда протиснулся грузный мужчина в изрядно помятом костюме.

Он пришел в гараж из административного корпуса посольского комплекса по тускло освещенному переходу без окон — это в определенной степени скрывало перемещения сотрудников посольства от внешнего наблюдения.

Толстяк молча взял пакет, придирчиво проверил печать. Буркнул что-то одобрительное и неожиданно пружинистым, четким шагом поспешил назад по переходу. У противоположного конца перехода толстяк выудил из кармана маленький ключик на прочной цепочке — только его обладатель мог пользоваться специальным лифтом, который вел прямо в помещение резидентуры ЦРУ. Наверху толстяк еще раз, теперь еще более тщательно, проверил печать и решительно сломал ее. В пакете находился небольшой листок с несколькими аккуратными столбиками цифровых групп шифра. Дежурный оператор с виртуозностью классного пианиста заиграл на клавиатуре видеотерминала.

— Текст готов к передаче, — доложил он резиденту через несколько минут.

— Запрашивайте защищенный канал особой секретности, — распорядился в ответ толстяк. — Пароль: «проект альфа».

* * *

Над Веной вот-вот должно было забрезжить утро. На западном побережье США едва наступила ночь. Завершив рабочий день чтением очередной сводки, Координатор со вздохом облегчения вызвал из гаража машину и влез в любимую пуховку. Он был практичным человеком и считал, что соблюдать протокол здесь, вдали от большой политической цивилизации, да еще в ущерб своему удобству, просто глупо. Хотя все же купленную женой ярко-алую куртку с пронзительно белыми карманами попросил поменять на эту, темно-синюю.

Селектор на столе ожил в самый неподходящий момент, когда, близоруко щурясь, Координатор пытался соединить замок на молнии: «Информация из Вены. Гриф оперативности по оценке регионального дежурного — кризис».

Быстро пробежав глазами принесенный помощником лист компьютерной распечатки, Координатор сосредоточенно наморщил лоб. Сощурившись, подергал за мочку уха. Наконец, решительно ткнул пальцем в клавишу селектора: «Разыщите Самнерса».

Полковник перезвонил из Вены через 48 минут. По защищенной линии, разумеется.

— Самнерс, неожиданно создалась неприятная ситуация, требующая вашего вмешательства.

— Такая ситуация всегда возникает неожиданно. По крайней мере, для вас. Не Бейтс ли часом нашкодил?..

— А вы случайно не ясновидец? — В голосе Координатора звучала тяжелая ирония с трудом скрываемой неприязни.

— Да нет, — нейтрально ответил Самнерс. — Я профессионал. Но что же произошло?

— Я получил через местного резидента шифровку от одного из наших полевых агентов, действующих в рамках «проекта альфа». Бейтс вступил в контакт с сотрудником проекта, имеющим кодовый номер «альфа-015» и осведомленность «приоритет-один». Контакт намеренный, судя по всему, целенаправленный. Меня беспокоит, что астронавт бросился искать «альфа-015» немедленно по возвращении из Болгарии. Он подходит к «проекту альфа» все ближе…

— Я ведь предлагал тихонько убрать его еще в самом начале, — все так же невозмутимо произнес Самнерс. — Насколько вы дорожите зафиксировавшим контакт полевым агентом?

— Он не представляет ценности. Но постарайтесь все же сначала разобраться, насколько реальна угроза утечки информации.

— О’кей, босс. До связи.

Возобновив попытки застегнуть куртку, Координатор тут же с мясом вырвал злополучную молнию.

Тауплиц-альм, солнечно

Утро нельзя было назвать иначе как роскошным. Бейтс раздернул занавески и невольно крякнул от открывшейся его взору картины. Обрамленный окном пейзаж вполне годился для рекламного плаката, олицетворяющего альпийскую сказку. Изящный излом горного хребта, черные ели с подушками снега на ветвях, бездонный ультрамарин неба в барашках легких облаков, сияющее солнце. Бейтс спустился к завтраку в отменном настроении.

Большую часть дня троица провела на склонах. Особенно интересной оказалась трасса с вершины Лавиненштайн. Первый участок был довольно крутым и бугристым, требовавшим интенсивной работы ног. Пройдя его, лыжники останавливались для короткой передышки на небольшой площадке, огороженной легкими деревянными перильцами. Метров на десять ниже ее начинался ровный и просторный выкат. Трасса выходила на него мимо площадки по узкой «трубе». Андреа утверждала, что инструкторы местной лыжной школы время от времени прыгали прямо с площадки для рекламных съемок.

Вечер скоротали у камина. Андреа выглядела рассеянной. В десятом часу она призналась, что у нее жутко болит голова, и отправилась спать, оставив на столике сигареты и зажигалку. «А то я не выдержу, накурюсь на ночь и тогда завтра вообще не встану», — объяснила Андреа. Мужчины деликатно поддакнули.

Когда она ушла, Бейтс толкнул приятеля локтем в бок:

— Ну вот, теперь ты наедине с вражеским агентом, так что быстренько выкладывай все свои секреты. На кого работаешь, чем занимаешься и так далее. А то я тебя буду пытать…

Бейтс и впрямь впился пальцами под ребра Корнхойзеру и принялся его щекотать. Тот принял дружескую подначку и в притворном испуге взмолился:

— Только не это, только не это…

— Ты работаешь на ДАРПА, это мне известно, — скосоротив челюсть, Бейтс бубнил замогильным голосом. — Начнем с сути задания… — И так заработал пальцами, что Джим, давясь от хохота, с истошным стоном опрокинулся вместе со стулом на ковер. Раздался хруст ломающегося дерева и пыхтение барахтавшихся на полу друзей.

Переведя дух и вытерев выступившие от смеха слезы, Джим устроился поудобнее у потрескивавшего сухими поленьями камина:

— Вообще-то я занимаюсь довольно секретными вещами. Но у тебя ведь есть допуск, раз ты в последнем полете собственноручно ремонтировал навстаровский спутник?

— Есть, конечно. Общий третий, а по последней миссии даже специальный второй.

— Кое-что я все-таки опущу, но идею ты поймешь. Что такое ДАРПА? Прежде всего, банкир, финансирующий исследования по военному применению компьютеров. Однако ДАРПА не только ставит задачу и дает деньги, но и предоставляет инфраструктуру для научного поиска. Сейчас все основные исследовательские центры, работающие над компьютерной технологией, связаны нашей информационной системой АРПАНЕТ. Она позволяет обмениваться мыслями, сообща искать решение какой-нибудь проблемы. По сути дела, она объединяет разбросанный по стране интеллектуальный потенциал в единый творческий кулак невероятной пробивной мощи.

Случаются, правда, и казусы. Запустила как-то штаб-квартира циркуляр с просьбой устранить небольшой, но чреватый серьезными неприятностями дефект в системе наведения больших ракет. И посыпалось.

Один светила чуть на дуэль нас не вызвал, так его оскорбила заявка. Мол, это все равно, что просить: слушай, помоги мне половчее уничтожить мир. Мои деньги как налогоплательщика тоже идут на совершенствование оружия, и я возмущен подобной растратой колоссального финансового и человеческого потенциала, которой бравирует Пентагон…

Другие, правда, за нас вступились. Чего скрывать, все они извлекают большую выгоду из помощи Пентагона. Без него не было бы ДАРПА, не было бы АРПАНЕТ, не было бы 80 процентов осуществляемых сейчас исследовательских и конструкторских проектов. Понятно, что несправедливо критиковать тех, кто интересуется информацией о возможности ускорения работ над созданием новой системы наведения ракет — если они оплачивают весь оркестр. Конечно, такие просьбы способны вызвать тревогу — они напоминают, на что в конечном итоге направлена наша работа. Есть люди, которым это напоминание неприятно, которые не хотели бы об этом думать. Мол, я просто интересно работаю и меня не интересует, откуда идут деньги, на которые я работаю. Или: я использую те деньги, которые иначе все равно уйдут на оборону, только на совсем уже плохие вещи, на те же ракеты. Или: мои исследования не имеют в действительности никакого отношения к военным вопросам, а финансируются они таким образом исключительно из-за существующей политической ситуации, и в конце концов я не отвечаю за конечное использование результатов моих исследований. Не будем критиковать таких людей. Но пусть и они воздержатся от критики тех, кто предпочитает не отводить глаз от правды!

Ну, да ладно, — Корнхойзер поворошил кочергой поленья в камине, ослабевшее было пламя снова выстрелило в дымоход свои пляшущие язычки. — Я работаю в группе, занятой созданием системы управления космическим оружием.

Задачка та еще. По нашим прикидкам получается, что требуемая для «звездного щита» компьютерная программа будет содержать несколько сот миллионов кодовых строк. А то и весь миллиард. Об уровне ее сложности суди сам: челночному космическому кораблю требуется около трех миллионов кодовых строк, включая компьютеры на Земле, управляющие запуском и следящие за полетом из Хьюстона. На самом корабле — всего около трех тысяч строк.

Эта программа разрабатывалась в течение многих лет. Она бесконечно испытывалась на Земле. Она позволила провести много успешных полетов челночного корабля. И тем не менее до сих пор случаются сбои из-за дефектов в ней. Дело в том, что при многократных прогонах так ни разу и не выпало то сочетание обстоятельств, которое позволило бы выявить дефект, существовавший изначально.

Самая большая безупречная программа, которую я когда-либо встречал, насчитывала пять строк. А нам нужно никак не меньше ста миллионов — и абсолютная гарантия надежности. Ведь у нас не будет возможности прервать полет вражеских ракет, вернуть их на стартовые позиции, устранить выявленный сбой в системе управления и снова махнуть рукой русским — мы готовы, ребята, поехали!

Но создать такую программу — еще полдела. Нынешнее поколение компьютеров справиться с ней не способно. Для управления системой СОИ необходимо создать новый «род» компьютеров, наделенных искусственным интеллектом. Над ним бьются в лабораториях Массачусетского политехнического института, университета Карнеги-Мэллона, Стенфордского. И уже существует опытный образец новой машины, доказывающий: да, в принципе это возможно…

Наверху, в комнате Андреа, бесшумно крутилась пленка в кассете диктофона. Спрятанный в зажигалке микрофон-передатчик находился в пределах уверенного приема. Голоса Бейтса и Корнхойзера звучали в наушниках громко и отчетливо. Андреа непрерывно курила. Полковник Самнерс слушал, прикрыв глаза и словно о чем-то задумавшись.

Гренобль, легкий снег

Разморенный горячей водой, Блондин дремал, лежа в ванной. Лицо его заливал пот, челка прилипла к мокрому лбу. Он так распарился, что казалось, не было у него ни рук, ни ног, а только «я», только душа, бесплотная и всесильная. Очень приятное состояние. К тому же оно имело свойство очищать голову от мусора будничной суеты, настраивать мозговые клетки на серьезную работу.

Тщетность усилий Ворчуна добыть Головастика нисколько не обескуражила Блондина. Экстренный вариант, непродуманный и непроверенный, был отработан в основном для очистки совести. Свалить транспортный самолет особого труда не составляло, так что отсутствие Головастика на борту даже не вызывало особой досады. Информатор с самого начала не понравился Блондину, и неприязнь, как обычно, оказалась вполне обоснованной. Блондин считал себя весьма опытным физиономистом и человековедом. Да, с бухты-барахты Головастика не взять, не тот клиент. Пора убирать Мотыля…

Мелодичная трель телефонного зуммера прервала ход его мыслей — довольно, впрочем, вялый. Не поднимая век, он протянул руку к стоявшей рядом табуретке, нащупал лежавшую на ней трубку беспроводного телефона и поднес ее к уху.

— Месье, вас вызывает международная. — Гостиничная телефонистка говорила с сильным марсельским акцентом.

— Но, мадемуазель, я не ожидаю никаких звонков. Кто звонит?

— Месье Антон Цандл из Тауплица, Австрия…

— Нет-нет, это ошибка. Неужели он просил именно меня?

— Вашей фамилии он не назвал, но попросил соединить с вашим номером.

— Увы, месье Антон ошибся…

Не дав телефонистке возможности ответить, Блондин поспешно нажал клавишу отбоя. Он включил душ и с наслаждением подставил тело под ледяные струи. Жар смыло, словно снег кипятком. Гренобль от Тауплица отделяло около тысячи километров. «Часов двадцать пять езды, — решил Блондин, вытираясь, — горные дороги, границы. Но это нормально, успеем. Фрейлейн Шульте заслуживает квартальной премии».

Тауплиц-альм, пурга

Наутро Бейтса и его спутников поджидал неприятный сюрприз. За окнами гостиницы вместо пронзительной синевы альпийских небес бурлило грязно-серое месиво из туч и снега. Едва выпустив из своего плена человеческие фигуры, буран уже на расстояний вытянутой руки проглатывал их вновь. Но горнолыжники — народ азартный и не склонный обращать слишком большое внимание на прихоти погоды. Однако спускаться вместе при такой видимости было неинтересно и небезопасно. Поэтому решили кататься вразнобой.

Свой план действий Самнерс разработал еще ночью. Он допускал, что признание Бейтса в работе на иностранную разведку могло быть шутливым. Но когда речь заходила о «проекте альфа», любая шутка становилась делом сугубо серьезным. Тем более что Корнхойзер действительно очень много знал. Возможно, даже слишком много. Но первоочередной задачей оставалась все же нейтрализация Бейтса. К тому же дисциплинирование Корнхойзера выходило за рамки компетенции полковника.

Самнерс ехал на подъемнике в трех креслах позади Бейтса. Продрогнув за время подъема, астронавт так быстро рванул вниз, что полковнику едва удалось догнать его. Серой тенью он налетел на Бейтса сверху.

Хотя нападение было молниеносным, астронавт тем не менее успел среагировать — последние дни он находился в постоянном ожидании чего-то подобного, и это сыграло свою роль. Нацеленное в висок необычно длинное острие лыжной палки скользнуло по шее, разорвав воротник куртки и кожу. Восстановив равновесие, Бейтс прыжком сорвался вниз по склону, стремительно набирая скорость. Инстинктивно он выбрал единственный путь, способный привести к спасению.

Астронавт не чувствовал ни снега, ни ветра. Он жил ступнями ног, видел и слышал ими склон, прозрением загнанного зверя предугадывал его неровности и ловушки. У края площадки отдыха он резко присел, оттолкнулся и, поджав ноги, перелетел через невысокое ограждение. Полет — или падение — длился несколько секунд, но Бейтсу показалось, что время стало. Он не надеялся сохранить равновесие и потому сразу упал на бок, насколько мог мягче. Его протащило метров тридцать, но, к счастью, крепления не отстегнулись. Едва остановившись, Бейтс вскочил на ноги. На мгновение развиднелось. Он увидел площадку с проломленным заборчиком и серую тень у ее основания, спешно пристегивающую отлетевшую при ударе лыжу.

Получив несколько секунд форы, Бейтс заскользил вниз и влево. На одном дыхании он долетел до края лыжного склона. Где-то впереди ограничивающая его неширокая каменистая гряда отвесно обрывалась метров на двести. Выпрыгнув из креплений, Бейтс, размахнувшись, швырнул лыжи и палки как можно дальше, к обрыву. А сам на негнущихся, ватных от напряжения и страха ногах начал карабкаться вверх по склону. Наспех зарывшись в свежий сугроб, он с ужасом подумал об оставленных им следах. Ветер, однако, слизал их быстрее, чем появилась серая тень.

Самнерс подъехал к границе камней. Метрах в десяти из снега торчала лыжа, немного дальше валялась другая. Убийца нагнулся, чтобы отстегнуть крепления. Врага нельзя считать мертвым, пока не увидишь его труп — и даже тогда можно ошибиться.

Но в этот момент где-то наверху громыхнуло. Один из снежных козырьков, набухший от бурана, не выдержал тяжести влажного снега и обрушился. Лавина с рокотом пронеслась где-то правее, но тут же громыхнуло вновь. Какое-то мгновение Самнерс колебался, затем решительно оттолкнулся палками. Серая тень растворилась в пурге.

Калейдоскоп агентурной войны перевернулся, его разноцветные стеклышки сложились в новый орнамент. «Если Бейтс каким-то образом выжил или просто перехитрил меня, — рассуждал Самнерс, стоя у нижней станции канатки и оценивая обстановку, — то он быстро сообразит, что ключ к пониманию происходящих событий может ему дать только Андреа. Этого допустить нельзя. Попытки выяснить, жив ли Бейтс, могут привести к потере времени, за которое тот, если он жив, сможет добраться до Андреа. Значит, сначала — девчонка».

Самнерс затаился под навесом, в небольшой группе лыжников, укрывшихся от пронизывающего ветра. Ждать пришлось недолго. Заложив лихой вираж, Андреа прямиком въехала на посадочную площадку и плюхнулась в подошедшее кресло. Полковник не спешил. Он последовал за ней только тогда, когда фигурка женщины растворилась в буране.

Андреа шла короткими, плавными дугами. Лыжи катили превосходно. Укол палкой — поворот, укол — поворот, укол — поворот… Ровный ритм доставлял огромное удовольствие. Неожиданно, в нескольких метрах от Андреа из снежной круговерти вылетела серая тень. Избегая столкновения, она пропустила очередной поворот и в результате немного разогналась. Сбрасывая скорость, начала закладывать дугу, но тень опять подрезала ей путь. Андреа вновь была вынуждена пустить лыжи вниз по склону. Она налетела на неприметный в пурге бугорок, который катапультировал ее вперед и в сторону. Изо всех сил стараясь сохранить равновесие, девушка скакала, как заяц. Бугристый невидимый склон бил лыжи все сильнее, затормозить никак не удавалось. Вновь мимо просвистела серая тень, отвлекла внимание. Андреа увидела каменистую обочину трассы за мгновение до удара. Крепления отстегнулись, инерция швырнула ее на острые грани, торчащие из-под снега. Боль была внезапной и настолько пронзительной, что потемнело в глазах. Оглушенная Андреа бессмысленно копошилась, размазывая по лицу снег и сочившуюся из разбитой головы кровь. Серая тень подлетела почти бесшумно. Крепко схватила слабо сопротивлявшуюся женщину за волосы и несколько раз ударила ее затылком о камень. Кровь хлынула потоком.

Бейтс нашел Корнхойзера в баре гостиницы, когда тот, жмурясь от удовольствия, допивал двухлитровый жбан ароматного глинтвейна. Астронавт крепко взял приятеля за локоть и наклонился к самому уху:

— Слушай внимательно. Меня пытались убить. Андреа пропала. Надо бежать, здесь мы в западне. Происходит нечто очень серьезное. Ровно через десять минут выходи к гаражу. Без вещей.

Капля крови, повисшая на уголке набухшего воротника куртки Бейтса, сорвалась и расплылась на голубом свитере Корнхойзера. За ней другая, третья. Астронавт поспешно зажал рану. Корнхойзер трезвел поразительно быстро.

Друзьям повезло. Обер-инструктор Кюхлингер неторопливо копался в двигателе «лимузина для особо почетных гостей» и без долгих уговоров согласился подбросить их до подъемника. По дороге Корнхойзер буквально ошарашил астронавта неожиданным откровением:

— Роберт, ты прав, дело очень серьезное. Но я уверен, охота идет за мной. Не иначе, кое-кто вынюхал, чем я занимаюсь. — Пассажирский салон снегохода был надежно отделен от шоферской кабины, и Корнхойзер говорил не таясь. — Андреа мы уже ничем не можем помочь. Если она жива, то быстрее нас выберется из этого переплета. Слушай, что делать дальше…

«Черт знает что, — выругался про себя Бейтс, — а я-то было подумал, что вся эта катавасия получилась из-за дурацкой истории с облаком! Но Шеррил?.. Не понимаю, не понимаю, все вдруг так запуталось!»

Снегоход подрулил к подъемнику. Бейтс и Корнхойзер, покачиваясь в креслах, поплыли вниз сквозь строй черных елей. В это время Самнерс, с опозданием в несколько минут окончательно удостоверившись в том, что его первая неудавшаяся жертва жива и пытается скрыться, мчался на мотонартах от гостиницы к подъемнику. На полдороге он попытался срезать путь, но зарылся в укрытый свежим снегом овраг. Откопать машину и вытащить ее на прочный наст ему удалось лишь через семь с половиной минут.

Кресла громыхнули на катках первой опоры, тросс пошел вниз, и здание канатки медленно скрылось за уступом склона. Корнхойзер соскользнул с кресла так, чтобы не раскачать трос. Глубокий сугроб смягчил падение с пятиметровой высоты. Бейтс приземлился рядом, и тоже вполне удачно. Переведя дух, мужчины начали лихорадочно карабкаться вверх по склону сквозь еловый частокол, надежно скрывавший их от чужих глаз. Они выбрались к зданию подъемника, взмокнув от пота и едва не выбившись из сил. Снегоход стоял с работающим двигателем. Сидевший в кабине Кюхлингер разговаривал с коренастым крепышом с неимоверно большой головой, время от времени утвердительно ему кивая. Крепыш бегом бросился в здание канатки. Корнхойзер одним прыжком покрыл расстояние, отделявшее его от снегохода, выдернул обер-инструктора из кабины, словно морковку из грядки, и точным движением свернул ему шею. Времени удивляться не было. Бейтс вскарабкался в кабину вслед за Корнхойзером. Снегоход дернулся и резво побежал вперед, к узкой дороге, соединявшей горный курорт с долиной. Зимой ей мало кто пользовался, но некоторые туристы все же предпочитали на время отдыха не бросать машину внизу. Корнхойзер сосредоточился на управлении. Бейтс же высунул голову в окно и наблюдал за происходящим на канатке.

— Все точно. Подъемник встал, — удовлетворенно доложил он, едва беглецы отъехали метров триста. — У нас в запасе есть минут пятнадцать. Гони, Джим.

Дорога шла плавными изгибами, и Корнхойзер вел машину почти по прямой. Широкие гусеницы держали отменно. Они проехали большую часть пути, когда Бейтс, неотрывно глядевший в зеркало заднего вида, изощренно выругался.

Наконец-то увидев впереди удиравший снегоход, Самнерс чуть сбавил скорость. Он потерял целых двадцать минут, пока лазил вверх-вниз по снегу под остановленным по его требованию подъемником. Но затем с помощью мощного мотора и шипованной резины ему удалось мало-помалу наверстать упущенное время. Бездыханное тело Кюхлингера и следы широких гусениц ясно указали на то, каким образом Бейтс улизнул у него из-под носа. «Мерседес» полковника стоял тут же, на стоянке… Теперь Самнерс стремительно догонял жертву, чтобы при первой возможности поравняться с кабиной и открыть огонь. Когда расстояние до нее сократилось метров до пятнадцати, полковник высунул в окно крупнокалиберный армейский «кольт» и одну за другой выпустил три пули. Снегоход внезапно свернул вбок, перевалился через край дороги и, подняв тучу снежной пыли, понесся напрямую вниз. Самнерс облизал пересохшие губы — отлично, это ускорит развязку — и надавил на газ, стремясь первым вырваться на очередную прямую серпантина. Езда стала рискованной, но полковник находился во власти азарта охотника, преследующего подраненную и беззащитную жертву. Вираж — прямая, вираж — прямая, вираж — и вот он, снегоход… стоит поперек дороги! Самнерс успел-таки крутануть баранку. «Мерседес», сорвавшись с дороги, ухнул в глубокий кювет и зарылся по крышу в снег.

— Так, и что же делать дальше?

Бейтсу нечего было ответить приятелю. Он не знал, что делать дальше. Снегоход стоял в кустах примерно в ста метрах вверх по склону от нижней станции канатки. Там царило подозрительное спокойствие. Два канатчика, облокотившись на перильца билетной кассы, неторопливо потягивали пиво, посматривая то друг на друга, то на шоссе, и перебрасывались короткими фразами. Буран стих. Вместо машин на стоянке торчал с десяток сугробов. Один из них скрывал БМВ Корнхойзера.

— Как быстро мы сможем откопать машину, Джим?

— Минут десять, — прикинул тот, — не меньше.

Опять напряженное молчание. Обоим беглецам было понятно, что это не вариант. Да и вообще, по машине их вычислить проще простого. Машину будут искать в первую очередь. Ни тому, ни другому, однако, не пришла мысль задуматься о том, кому именно и почему понадобится искать их автомобиль. Сработал инстинкт зайца — бежать, бежать не задумываясь, куда глаза глядят, лишь бы не слышать лай собак и крики загонщиков.

Со стороны шоссе послышался нарастающий, то и дело срывающийся в улюлюканье вой сирен. Через несколько минут на стоянку выскочили три полицейских микроавтобуса, и серые сумерки заискрились синими молниями пульсирующих «маячков».

— Роберт, ты умеешь водить вертолет?..

Бейтс понял Корнхойзера с полуслова.

— Двигай назад, — возбужденно заорал он. — Над вторым серпантином надуло большой козырек. Подрежь его, там тонн пятнадцать снега. Даже если они сразу сообразят, что к чему, и рванут на подъемник, мы обгоним их минут на семь. Этого должно хватить…

Корнхойзер включил реверс, отъехал поглубже в кустарник и, лихо крутанувшись на месте, погнал снегоход вверх. Снежный козырек и впрямь выглядел внушительно. Бейтс вдруг подумал, что подрыть его будет вовсе не просто, но Джим уже заехал сверху и пустил машину прямо по козырьку. Астронавт не вылетел из кабины только потому, что в последний момент успел упереться руками и ногами. Снегоход, едва не перевернувшись, соскользнул вниз метров на десять. Корнхойзер довольно хмыкнул — дорогу перегородил сугроб высотой в человеческий рост — и снова направил машину вверх по склону.

К вертолетной площадке приятели выбрались через восемнадцать минут. Уже почти стемнело, но на всякий случай последние полтораста метров они карабкались на своих двоих. Расчет оказался верным. В центре внимания населения плато были гостиница, куда уже привезли тело Андреа, и канатка, по которой поднимался полицейский наряд, вызванный после таинственной пропажи снегохода. Площадка же была пустынной.

Вертолет стоял очищенный от снега — добрый знак, рождавший надежду на то, что пилот не менее скрупулезно выполнил и другие положения устава горноспасательной службы, предписывавшие держать машину в постоянной готовности к старту.

Бейтс напряженно вспоминал последовательность предполетного осмотра: растяжки лопастей главного ротора — сняты, блокировка хвостового ротора — снята, заглушки на сопле и выхлопе турбины — сняты, струбцины на элеронах и стабилизаторе — сняты…

Бейтс сообразил, что скорее всего машину готовили к срочному старту, чтобы переправить в больницу Андреа. Но, к счастью для беглецов, это не потребовалось. Ах, если бы, если бы пилот успел прогреть двигатель… Этот тип вертолета Бейтс по стечению обстоятельств знал довольно неплохо. На его ранней модификации он не раз гонял с авианосца в Сайгон за выпивкой или сигаретами. Бывало, и барышень привозил — летчики на «доске» жили по своим законам.

Все гнезда на бортах вертолета были четко отмаркированы, и Бейтс в считанные секунды нашел вход наземного энергопитания. Кабель лежал тут же, аккуратно свернутый в бухту. Все! Затаив дыхание, Бейтс заглянул в кабину: стартовый ключ был разблокирован… Одним махом он вспрыгнул в кресло.

Завыло магнето. Лопасти ротора дрогнули и начали набирать обороты. Бейтс пробежал глазами по приборной доске. «Теплый!» — торжествующе мелькнуло в голове. Горючее — норма, масло — норма, обороты турбины — пошла, раскрутилась, норма, обороты ротора — норма, индикаторы стартовой готовности — два зеленых, три красных… два красных… От канатки к вертолету бежали четыре человека, бежали сосредоточенно, не размахивая руками… Один красный… все зеленые! Бейтс дал форсаж, тронул ручку, и вертолет прыжком подскочил вверх. Крутой спиралью ввинтив его метров на 150 в небо, астронавт заложил умопомрачительный вираж и перевел машину в горизонтальный полет. Запыхавшаяся четверка, канатка, плато растворились в черноте ночной облачности.

— Куда летим? — прокричал Бейтс.

— В Италию, — рявкнул в ответ Корнхойзер.

— Куда-куда? — Бейтс подумал, что ослышался.

— В Италию, в Италию, — гаркнул ему Джим в самое ухо.

Тауплиц, лунная ночь

Последние двести километров до Тауплица машину вел Лысый. Двое других спали, утомленные тяжелой дорогой и напряжением бешеной гонки по горным серпантинам. Жиденькие поначалу сумерки быстро сгущались, и Лысый сам из последних сил боролся со сном. Лента шоссе билась под колесами, словно бешеный червяк — левый вираж, прямая, правый, прямая, правый, еще правый, левый, левый длинный, прямая… Стремясь сохранить скорость, Лысый срезал очередной левый вираж по внутренней обочине и только в середине поворота сообразил, что это крутая «шпилька». Выручил навык профессионального автогонщика. Крутанув рулем, Лысый поставил машину в боковой скользящий занос и нажал на акселератор. По асфальту шипованная резина проскальзывала, но едва правое колесо зацепилось за снежок у внешней обочины, куда снесло машину, как она резко рванулась вперед, уже вполне управляемая. Правое заднее крыло все же ударилось в снежный барьер, машину основательно тряхнуло, но тем дело и кончилось. Спавший на заднем сиденье Ворчун от толчка свалился на пол и теперь отводил душу руганью. Блондин сонно прищурился, огляделся и, не сказав ни слова, опять уронил голову на грудь.

Когда впереди показалось здание нижней станции канатки, Лысый резко сбросил скорость и, погасив фары, затормозил впритирку к огромному сугробу у въезда на стоянку. Ворчун тут же встрепенулся. Зато растолкать Блондина удалось далеко не сразу.

Около канатки стояли два полицейских микроавтобуса. Возле них переминались с ноги на ногу несколько человек в форменных фуражках. Один просунул руку в открытое окно, вытащил микрофон, очевидно с кем-то переговариваясь по рации. Исполняя полученный приказ, сел за руль и, трогаясь с места, отдал какое-то распоряжение. Водитель второго автобуса поспешил к своей машине. Лысый погасил подфарники, выключил мотор. Все трое, не сговариваясь, на всякий случай сползли пониже по сиденьям.

Бойко тарахтя, микроавтобусы пронеслись мимо. У канатки остались трое полицейских. Двое пошли внутрь здания. Блондин толкнул Лысого локтем:

— Давай потихоньку, только без света. Видишь, направо стрелка с надписью «Тауплиц-альм»? Нам туда. Только не газуй. Подъемник грохочет о-го-го, так что услышать нас они не должны…

Весьма деликатный маневр Лысый выполнил виртуозно. Только преодолев первый язык серпантина, после которого дорога нырнула в еловую рощу, он включил фары и прибавил ходу. Но меньше чем через километр путь преградил барьер снежного обвала.

— Пойдем, Ворчун, взглянем, может, объезд есть. — Блондин открыл дверь, зябко повел плечами, но — куда деваться? — вылез наружу из теплой машины. — А ты, Лысый, посвети-ка дальним…

В прожекторных лучах галогенных фар две фигуры словно парили над ослепительно белым снегом. Лысый опустил боковое стекло и с наслаждением подставил разгоряченное лицо под волну чистого морозного воздуха, наполненного великолепным хвойным ароматом. Черная полупрозрачная тень с непомерно большой головой по-кошачьи метнулась с высокой обочины позади машины и неслышно подкралась к открытому окошку. Лысый встрепенулся, только почувствовав, как нечто холодное и твердое уперлось ему в висок. Жесткая перчатка намертво запечатала рот.

— Не суетись, — прошипел откуда-то сбоку властный голос. — Медленно открывай дверь и вылезай. Мне нужна только машина.

Лысый сколько мог скосил глаза — и словно получил удар кувалдой по затылку: присев на одно колено, у двери сидел Головастик. Ладони и пятки вмиг вспотели. Заныло сердце. Лысый перевел взгляд вперед. Блондин и Ворчун выглядели мишенями в тире… Лысый чуть кивнул головой в знак согласия с полученным приказом и медленно, очень медленно положил левую ладонь на ручку дверного замка — одновременно чуть подвинув правую руку к переключателю света.

Дело было вовсе не в желании спасти товарищей. Никаких подобных чувств, способных толкнуть на героическое самопожертвование, Лысый не испытывал. Он действовал как профессионал, стремящийся дать своим партнерам хотя бы маленький шанс. Дороже, увы, его жизнь теперь не стоила.

Замок щелкнул, и в тот же миг Лысый ударил всем телом в дверь, стремясь сбить противнику прицел. Одновременно его правая рука рванулась к рычажку переключателя. Но Самнерс был начеку. Снабженный глушителем пистолет — на этот раз «вальтер» — с шипением выплюнул девятимиллиметровую пулю. Отвратительно чавкнув, она навылет пробила лоснящийся от пота череп Лысого. Самнерс ошибся лишь самую малость. Смертоносный кусочек свинца срикошетил о затылочную кость и, вместо того чтобы бесшумно вонзиться в спинку соседнего сиденья, с мелодичным перезвоном разбитого стекла вылетел в противоположное окно. Блондин и Ворчун недоуменно обернулись на неожиданный звук, но ничего не смогли разглядеть за ослепившими их ореолами фар.

Труп Лысого по инерции все же навалился на дверь, и это обстоятельство спасло жизнь Ворчуну. Дверь толкнула полковника в плечо, и две пули просвистели у самого уха оторопевшего террориста. Самнерс автоматически перевел прицел на Блондина, но того на месте уже не оказалось. Он среагировал в доли секунды, рыбкой метнувшись вбок, прочь из светового круга. Сгруппировавшись, приземлился в снег, перекувыркнулся через голову и покатился вниз по склону. Но метров через двадцать его стремительный спуск остановил ствол дерева. По счастью, Блондин въехал в него не головой, а ногами. Вжался в тень и замер, переводя дыхание. Через мгновение с треском ломающихся веток рядом приземлился Ворчун. Блондин едва успел увернуться. Тут же сверху свалилось еще что-то, но не долетело, застряв в кустах. Хлопнула дверь, взревел двигатель. Лучи фар разворачивающейся машины скользнули по стволам елей, и звук мотора начал удаляться. Когда все стихло, Блондин поинтересовался у Ворчуна:

— Цел?

— Цел… Вот нарвались! Черт знает на кого.

— Вот это верно. Нечисто… Словно ждали нас здесь.

— И обвал, между прочим, совсем свежий, часа полтора как сошел, не больше. Пойдем поищем бумажник и пушку — пока летел, все высыпалось.

Нашли все довольно быстро, кроме запасной обоймы к пистолету Ворчуна. Лысого закапывать не стали, раздели и прислонили к липкому от смолы еловому стволу, так, чтобы с дороги не было заметно.

Воздушное пространство Австрии, ясная лунная ночь

Поначалу Бейтс сильно нервничал. О технике управления вертолетом он имел все же не очень большое представление — во всяком случае, куда меньшее, чем о пилотировании «шаттла». А тут еще ночь, высокогорье, низкая облачность. Но с управлением Бейтс мало-помалу освоился, тучи поднялись и рассеялись. Астронавт держал машину на высоте сто метров. Это полностью исключало возможность засветиться на радаре ПВО. Да и вряд ли их искали на этом курсе. Предложенный Корнхойзером план — лететь в Италию — при ближайшем рассмотрении оказался вполне логичным. В их положении наиболее естественным представлялось поскорее добраться до Вены, где находилось единственное безопасное для них убежище — американское посольство. Следовательно, противник, а также сильно озадаченные австрийские власти должны были искать беглецов на восток от Тауплица, в то время как они продвигались на юг. В Риме тоже имелось американское посольство, в котором у Корнхойзера к тому же работал хороший приятель, способный действовать, не задавая лишних водросов. В их положении ради встречи с таким человеком можно было сделать небольшой крюк.

Конечно, добраться до Рима на одном дыхании они не надеялись. Однако до границы горючего должно было хватить. Бейтс предполагал бросить вертолет в первом же итальянском поселке и спокойно двинуть в Рим на автобусе, попутном грузовике или ином случайном транспорте. Слов нет, пересечение границы по воздуху было связано с известным риском, но тут уж особо выбирать не приходилось.

Через полтора часа полета астронавт успокоился настолько, что начал изучать панораму. Внизу и вокруг простирался океан горных хребтов. Свет полной луны причудливо серебрил их заснеженные отроги. Тут и там мерцали огоньки альпийских деревень и одиноких горных хижин. Особенности лунного освещения Бейтс хорошо знал по космическим полетам и потому легко ориентировался в изменениях рельефа, то прижимая вертолет поближе к скалам, то перепрыгивая через поперечные хребты.

Никаких карт в кабине не оказалось, и астронавт держал курс по магнитному компасу. Рельефа этой части Австрии он совершенно не представлял. Знал только, что граница с Италией идет по горам.

Несколько неожиданно для Бейтса горный океан начал мелеть. Стрелка высотомера постепенно опустилась с почти двух тысяч метров едва до четырехсот, однако через полчаса опять поползла вверх. Когда на приборной доске тревожно замигала лампочка, предупреждавшая, что горючего в основном баке осталось на пятнадцать минут полета, Бейтс проверил резервный бак — он давал еще не меньше двадцати минут — и осторожно прижал вертолет к земле, стараясь вести машину по дну долины.

Диспетчеры базы австрийских ВВС близ города Клагенфурт засекли неопознанный объект аэродромными радарами только потому, что он прошел практически над их головами. В ответ на электронный запрос системы опознания на экране локатора появился сигнал автоответчика. Объект ответил специальным кодом, говорившем о его принадлежности к австрийской разведслужбе. В строгом соответствии с инструкцией диспетчеры даже не стали запрашивать подтверждение по радио. Бейтс и Корнхойзер не подозревали, что беспроблемным полетом они обязаны профессиональной предусмотрительности венского резидента, снабдившего связной вертолет для Андреа краденым автоответчиком.

Однако, немного подумав, старший смены диспетчеров на всякий случай позвонил оперативному дежурному генерального штаба — спецобъект шел прямым курсом к границе. Через сорок три минуты по личному распоряжению начальника генштаба старший смены поднял дежурное звено перехватчиков по боевой тревоге с приказом не допустить ухода в сопредельное воздушное пространство вертолета альпийской горноспасательной службы. Через час перехватчики вернулись ни с чем. Вертолет исчез бесследно.

О событиях ночи Самнерс узнал только к полудню следующего дня. Сощурив бархатистые серые глаза, он сосредоточенно проанализировал новую информацию. Вывод казался очевидным: Бейтс сумел захватить агента «альфа-015» заложником и бежать вместе с ним к своим. Это создавало такое невероятное количество проблем, что полковник на минуту зажмурился. За несколько часов изнурительной умственной работы Самнерс просчитал четыре наиболее вероятных сценария развития событий в ближайшие дни. Два из них исключали возможность возвращения Бейтса в Вену. Два других, напротив, его гарантировали. Самнерс сделал ставку на последние. О Корнхойзере он больше не думал. По жестоким законам агентурной войны его следовало списать в расход. Приняв решение, Самнерс сел за шифровку.

По расчетам Бейтса, они находились где-то у границы. Но по какую сторону — он не знал. Вертолет шел над ущельем шириной не более чем в полсотни метров и глубиной никак не меньше двухсот. На дне поблескивал горный ручеек. Ослепительно яркий свет справа и слева пробил кабину навылет, залив ее ледяным сиянием. Бейтс инстинктивно вскинул руку к глазам и зажмурился, чтобы сохранить хотя бы остатки ночного зрения. Корнхойзер даже вскрикнул от неожиданности. Источники света чуть изменили свое положение. Бейтс не мог вести вертолет вслепую. Он приоткрыл веки — и от потрясения выпучил глаза. По обе стороны параллельными курсами шли, подсвечивая силуэты друг друга, два боевых вертолета неизвестной Бейтсу модели. Очереди красных трассеров сошлись в сотне метров по курсу Бейтса. Вторая очередь прошила чернильный мрак ночи почти у самой кабины. Астронавт резко сбросил скорость. Лучи прожекторов скользнули вниз, пошарили по скалам и, наконец, уперлись в довольно широкую и сравнительно ровную площадку у края ущелья. Сообразив, что к чему, Бейтс витиевато выругался.

— Судя по всему, мы пересекли границу, — с деланным спокойствием заметил Корнхойзер. Его выдал дрогнувший голос, ставший вдруг хриплым. Он по-змеиному облизнул сухим языком пересохшие губы: — Вертолеты явно не австрийские…

— Но и не итальянские, — возразил Бейтс, начиная медленно снижение. — Пятьдесят на пятьдесят, что мы еще в Австрии и нас успели перехватить какие-то спецмашины.

— Тогда беда, — просто ответил Корнхойзер. Он окончательно потерял голос и более содержательную фразу никакими усилиями выдавить из себя не мог.

— Значит, уходим, — резюмировал Бейтс.

В десятке метров над снегом он резко положил рукоятку управления — вертолет словно сдуло вбок — и буквально уронил машину в ущелье. Набирая скорость, он включил посадочные фары. Каменные стены проносились угрожающе близко. Вертолет мчался словно в узкой траншее. Корнхойзер вцепился в кресло. От страха у него отвисла челюсть и по подбородку побежала тягучая струйка слюны.

Самоубийственный маневр Бейтса вызвал у преследователей замешательство, но длилось оно недолго. Завоеванный им отрыв примерно в полкилометра растаял в считанные минуты. Красные молнии трассеров ударили крест-накрест, высекая из скал бледные искры. Бейтс стиснул зубы и спикировал вниз, на дно ущелья. Теперь они были недосягаемы для пулеметного огня. Но внезапно вертолет бросило вперед, словно кто-то дал ему пинка. «Пытаются достать ракетами», — с ненавистью подумал астронавт. Он ошибся. В азарте погони пилот одной из боевых машин ринулся за добычей в ущелье, но царапнул лопастью главного ротора скалу. Мимолетного касания оказалось вполне достаточно, чтобы лопасть вдребезги разлетелась. Тяжелая машина завалилась набок и на полном ходу врезалась в камни. Бейтса чуть не перевернуло взрывной волной.

Судя по гигантским камням, время от времени проносившимся под самым брюхом вертолета, весной кроткий ручеек превращался в могучий поток, сметавший на своем пути все, кроме стен ущелья. Мысль мелькнула в сознании искрой и потухла. Впереди показалась вертикальная стена. Бейтс стремительно ввинтил вертолет вверх, мгновенно оценил черный силуэт на фоне освещенного луной горного склона и скользящий от него огненный ком и столь же стремительно нырнул назад. Ракета ударила в край ущелья.

Мозг Бейтса работал словно на автопилоте. Астронавт как бы вернулся в наполненное огнем, дымом и железом небо Вьетнама. У самой стены он осадил вертолет, закрутив его штопором, чтобы погасить инерцию, увидел, что ущелье уходит вбок, и четко выстрелил машину в нужном направлении. Корнхойзера вырвало. Впереди показалась новая преграда. В отличие от первой она не была сплошной. Ленточка ручья исчезала в черном зеве несоразмерно большой пещеры.

Бейтс колебался только мгновение. Наверху их ждала верная смерть. Внизу, наверное, тоже. Это «наверное» делало выбор легким и очевидным.

В памяти мелькнули увиденные мгновения назад фантастические глыбы на дне ущелья. Принесший их поток должен был пробить в стене ход немалых размеров. Очень медленно Бейтс ввел вертолет в черный зев пещеры. Прожектора освещали ее на полсотни метров вперед. Дальше — мрак. Липкая волна страха захлестнула астронавта. Руки дрогнули. Правый полоз чиркнул по камню. Тренированный мозг стряхнул оцепенение ужаса, и Бейтс овладел собой. Полет в туннеле длился почти минуту. Наконец, ручей и вертолет вырвались наружу. Здесь ущелье было помельче, глубиной в три десятка метров и гораздо шире, почти полкилометра от края до края.

Перед глазами у Бейтса от перенапряжения побежали радужные круги, но, почти ослепнув, он все же вытянул вертолет из ущелья. На этом его силы иссякли. Потерявшая управление машина рухнула на снег в десятке метров от края обрыва. Теряя сознание от удара, Бейтс успел подумать: «Сейчас взорвемся…» Но взрыва не последовало — резервный бак был пуст. Двигатель заглох. Со свистом рассекая разреженный горный воздух, лопасти еще некоторое время крутились, замедляя свой бег, и, наконец, замерли. Наступила пронзительная тишина. Рядом с Бейтсом безжизненно висел на ремнях Корнхойзер — еще перед туннелем с ним случился обморок.

Бейтс очнулся от холода. Вся его одежда оказалась промокшей насквозь и теперь заледенела. Тупая боль пульсировала в раненной шее. Разлепив веки, Бейтс провел рукой по лицу. Корочка замерзшей испарины с хрустом осыпалась на колени. Дико дрожа, он начал приводить в чувство Корнхойзера и, пока добился успеха, почти согрелся. Безумно хотелось спать.

Небо начало быстро светлеть. Покореженный вертолет, как оказалось, замер на вершине просторного плато, некруто опускавшегося в широкую долину. По ее дну вилась черная ленточка шоссе. Километрах в трех вправо мерцали тусклые огоньки поселка. Поддерживая друг друга, Бейтс и Корнхойзер двинулись вниз — и немедленно провалились по колено в снег. Астронавт залез в вертолет и вскоре вернулся с большим куском замасленной полиэтиленовой пленки. Приятели уселись на него, подвернули края и предприняли новую попытку двинуться в путь. На этот раз она увенчалась полным успехом.

Метров через триста друзья разогнались до такой скорости, что менее плотно одетый Корнхойзер начал ощущать легкое жжение под, так сказать, трущимся местом, а через минуту и вовсе взвизгнул от ожога. Не без труда затормозили, остыли. Так с передышками они за каких-нибудь двадцать минут подъехали прямо к шоссе. Пленку зачем-то закопали, укрылись за камнем и стали ждать. Первым делом по номерам машин предстояло выяснить, удалось ли им все-таки перепрыгнуть границу. Вскоре, нещадно коптя плохо отрегулированными дизелями, мимо проползла колонна рефрижераторов. В обратную сторону юркнуло несколько легковушек, потом проехал битком набитый автобус. Все номера были одинаковые; белые с маленькой красной звездочкой посередине.

Сомнения отпали. Беглецы пересекли границу — но не итальянскую, а югославскую. Бейтс сидел, понурив голову, и пытался сообразить, где же он ошибся. Или компас врал?

Корнхойзер оглушительно чихнул и деликатно поинтересовался о дальнейших планах, доверительно сообщив, что среди американских дипломатов в Югославии знакомых у него нет. Бейтс имел весьма отдаленные представления о методике розыска нарушителей границы, но при всем при том отлично понимал необходимость выбраться из Югославии как можно скорее. Для этого особого ума не требовалось…

Единственным доступным беглецам путем спасения было шоссе. Корнхойзер наскоро придумал довольно примитивный план: дождаться грузовика с западноевропейским номером и предложить шоферам за хороший гонорар нелегально перевезти их через границу. Приятели понимали, что их идея выглядит детским бредом, но изможденные приключениями последних суток на большее они были неспособны.

Прошел час, прежде чем им улыбнулась удача. Шумно вздохнув тормозами, рефрижератор с австрийскими номерами прижался к обочине. Водитель с помятой физиономией и необъятным брюхом внимательно выслушал сбивчивые объяснения Бейтса, оценивающе оглядел обоих и, наконец, предложил:

— Могу попробовать связаться с дружком, он тут неподалеку. Может, и возьмется. Мне за посредничество пятьсот долларов. Сколько он сдерет — это уже как договоритесь.

Деньги у Бейтса были. С помощью УКВ-передатчика толстяк живо вызвал своего приятеля и в трех коротких фразах лаконично изложил суть дела. Выслушал столь же лаконичный ответ и перевел его на нормальный язык: три тысячи долларов за обоих, и через двое суток они в Вене. «Соглашайтесь, — добавил толстяк, — тариф здесь твердый. А парень — профессионал, у него все куплено».

Бейтс колебался. Сумма его не особенно волновала, поскольку они находились в безвыходном положении. Но вот Вена, опять Вена… Их там наверняка ждали — правда, не с этой стороны… Чуть в стороне послышался нарастающий гул вертолетных двигателей, и из-за хребта вынырнула пара боевых машин. Бейтс одним прыжком вскочил в кабину и рывком вдернул за собой Корнхойзера: «Едем…»

Контрабандист ждал их на бурлящем деловой активностью погрузочном складе какой-то транспортно-экспедиционной фирмы с непроизносимым для американцев названием. Грузчики, шоферы, конторские клерки толпами сновали вокруг, и на беглецов никто не обратил ни малейшего внимания. Они вскарабкались вовнутрь уже груженного рефрижератора и по узкому проходу протиснулись в переднюю часть холодильника. Под потолком тускло светилась пара лампочек, окруженных радужным ореолом измороси. Бейтса начало знобить — не столько от холода, сколько от общей угрюмости этого ледяного склепа. Добравшись до передней стенки, контрабандист нажал потайной рычажок, и в ней открылась узенькая дверца. Бейтс и Корнхойзер протиснулись в нее на карачках. В передней части полуприцепа была устроена крохотная потайная комнатушка. На грязном металлическом полу валялся грязный дырявый матрас. В углу в проволочной оплетке стояла десятилитровая бутыль с питьевой водой. Рядом — вонючее ведро. Дверца захлопнулась. В наступившей тишине послышался скрип и скрежет — водитель задвигал проход. Прежде чем впереди натужно взревел мощный дизель тягача, прошло еще долгих два часа. Машина тронулась рывком, и от довольно ощутимого толчка Бейтс потерял равновесие и рухнул прямо на растянувшегося на матрасе Корнхойзера. Тот даже не проснулся.

Над головой что-то затарахтело. У астронавта екнуло в груди, но он быстро сообразил, что это всего лишь холодильный агрегат и что его выматывающее душу булькающее урчание придется терпеть все двое суток. Сверху подуло теплом, для удобства клиентов вентилятор гнал воздух от теплообменника прямо в «купе». Бейтса мгновенно сморило.

Он проспал пятнадцать часов. Несколько раз прицеп кидало из стороны в сторону с такой силой, что беглецов бросало друг на друга или на голые стены. Но даже это не вырывало их из цепких объятий тревожного, наполненного кошмарами и погонями сна. Проснувшись, наконец, от дикой головной боли, Бейтс вдруг пережил ощущение, что все это уже было, — и теснота, и жесткий пол, и грязь, и тоска… Часы катились медленно и тягуче, как… как… напалм! Все вспомнилось разом, само собой. Прошлое нахлынуло удушающей волной, которая словно выдавила трепыхающееся сердце прямо в горло…

Вьетнам, душно

Отбомбившись на два дня вперед, капитан Бейтс решил покуролесить. Заранее договорился со своим закадычным дружком из морской пехоты по прозвищу Головастик — у него действительно была непомерно большая голова. Они встретились с утра пораньше и вдарили по сайгонским барам и борделям. К вечеру надрались до поросячьего визга и основательно подустали. Напоследок Бейтс угнал чей-то штабной джип, и приятели поехали кататься.

Напрочь забыв о том, где они находятся, друзья с улюлюканьем мчались по шоссе, рассекая липкий мрак душной тропической ночи. Горланили пьяные песни, подыгрывая себе на клаксоне. И вдруг увидели в желтом свете фар тоненькую фигурку на обочине. И черное, блестящее яйцо, летящее на встречу. Осколочная граната пробила ветровое стекло, окатив вояк колючими осколками, и со стуком упала между сиденьями джипа. Почему-то она так и не взорвалась. Бейтс затормозил слишком резко и удержать машину на шоссе не смог. Джип свалился в кювет, остановился, уткнувшись бампером в землю. Головастик не терял ни мгновения. Он бесшумно нырнул в темноту, и не успел Бейтс отдышаться, как появился вновь, волоча тщедушное тельце в просторной белой рубахе и холщовых штанах. Вылезая из джипа, Бейтс с отвращением обнаружил, что обмочился. И в груди у него вдруг зажглась лютая, безумная, всепоглощающая ненависть к этому жалкому вьетнамцу, едва не заставившему его проститься с жизнью. Ярость клокотала и бурлила в нем, ища выхода. Не помня себя, Бейтс зажал в руках полы рубашки врага, резко рванул их в стороны. Ткань с треском разорвалась. Жертва оказалась худенькой девушкой, судя по фигуре лет восемнадцати.

Головастик насиловал ее долго и изощренно, лишь бы причинить побольше боли. Вьетнамка даже не пыталась вырваться, понимая, что сопротивление бессмысленно. В такт ударам она дергалась словно тряпичная кукла и только глухо стонала сквозь промасленную ветошь, которой ей заткнули рот.

Ярость Бейтса сменилась неприязнью, потом отвращением. Все это выглядело дико и походило на кошмарный сон. Он оперся на теплый капот, закурил, Головастик удовлетворился и теперь с лязганьем рылся в машине. Выудил странной формы канистру и безумно захохотал. Послышалось маслянистое бульканье. Бейтс почувствовал едкий, обжигающий ноздри запах напалма. Он сделал несколько шагов вперед. Пехотинец оттащил девушку метров на пять от джипа и усердно поливал из канистры. Освещенное луной белое тело словно тухло, становилось черно-бурым. Отшвырнув канистру, палач достал сигарету, закурил. Сделав пару глубоких затяжек, он взял сигарету двумя пальцами и медленно разжал их над телом. Взметнулось пламя. Напалмовый смрад был жуток, но даже он не мог перебить сладкий запах горящей жизни. Бейтса рвало до утра.

Их взяли на рассвете, тепленькими. Не за девчонку, конечно — на войне, как на войне, — за джип. Неделю пришлось просидеть в карцере, быстро протрезвев и медленно дурея от тоски и безделья. Правда, вспомнил Бейтс, в карцере он спал все же не на полу, а на армейской койке…

Контрольно-пропускной пункт «Смедовице», дождь

Рефрижератор время от времени останавливался. Один раз стояли долго. Югославский пограничник тщательно проверил документы, накладные на груз. Водитель сохранял спокойствие — эта утомительная процедура была ему знакома. Потом он загнал рефрижератор на яму, и бригада таможенников тщательно его осмотрела. И это было привычно. В это время начальник контрольно-пропускного пункта звонил в штаб округа в Любляну.

— Разыскиваемые у меня, другарю полковник. Вертолетный патруль засек их утром. Внешнее наблюдение никаких контактов не зафиксировало. Они пытаются выбраться через границу с Клаусом-«холодильником». Какие будут указания?

— Вероятнее всего, это курьеры наркомафии, которых мы спугнули… Австрийцы заварили всю эту кашу, пусть теперь сами и расхлебывают. Пропустите.

Грузовик рывком тронулся с места. Стены и ненавистная голая лампочка вновь начали неуютно и зыбко качаться перед глазами астронавта. Ноги едва ловили ускользающий пол. Бейтс попробовал вывернуть лампочку, но на душе стало еще более жутко. Как в гробу.

Не в силах больше выносить одиночество, Бейтс растолкал беспробудно спящего Корнхойзера. Тот проснулся в неожиданно веселом расположении духа и, чтобы развлечь себя и приятеля, принялся рассказывать служебные анекдоты и хохмы.

— Ты слышал историю про «черепаху», Боб? Неужели нет? Ну, это же просто класс! «Черепаха» — маленький самоходный робот, которого мучают наши школьники, осваивая пространственную графику. Его подключают к большому компьютеру и запускают на огромный лист ватмана, на котором он своей ручкой изображает нечто этакое. Выпускает «черепах» крохотная компания — скорее даже лаборатория под названием «Террапин».

И вот создатели этого абсолютно безобидного существа получили запрос от одной из крупных компаний, состоящей в подрядчиках Пентагона и активно занятой разработками шасси для заказанной ДАРПА боевой тележки. В запросе содержалась просьба прислать документацию на робота для изучения возможностей его боевого применения.

Ответ шутники из «Террапина» выдержали в духе военного ведомства.

В части, озаглавленной «Выживаемость», они сообщили, что робот системы «черепаха» имеет приземистый силуэт, резко снижающий возможность его обнаружения противником. Он также с трудом засекается радарами и практически не оставляет инфракрасного следа. Маленький просвет ходовой части повышает его способность маскироваться на местности. Его силуэт также значительно снижает вероятность захвата системами наведения большинства существующих ракет класса «земля — земля». Решив поиздеваться на полную катушку, ребята из «Террапина» придумали совершенно убийственный технический параметр: оказывается, «черепаха» способна развернуться на 180 градусов с наименьшим радиусом по сравнению с любой другой системой оружия или военным транспортным средством — наземным, морским или воздушным — находящимся на вооружении армии США.

Следующий раздел назывался «Руководство боевым применением». В нем говорилось, что, используя опоясывающие сенсорные датчики, теоретически возможно запрограммировать большую группу «черепах» таким образом, чтобы имитировать броуновское движение. Противник, дескать, никак не сможет определить траектории движения 10 тысяч роботов, которые, хаотически толкаясь, продвигаются к его позициям. Предполагалось, что такая картина будет иметь деморализующий эффект на войска противника.

В разделе «Вооружение» остряки разошлись вовсю. Они соглашались, что единственным штатным оружием «черепахи» может служить установленная на нем шариковая ручка. Но теоретически возможно запрограммировать робота таким образом, чтобы он совершал набеги на позиции противника и, лихорадочно поднимая и опуская ручку, закалывал солдат. «Черепахи» могут быть также легко запрограммированы для толкания или перекатывания небольших предметов в требуемом направлении. В боевых условиях робот может быть использован для закатывания гранат в окопы и боевые укрепления противника. Учитывая ускоренные исследования в области создания малых ядерных зарядов, возможно использование «черепахи» в качестве носителя — или толкателя — тактического ядерного оружия…

Рассказывая, Корнхойзер буквально давился от смеха. Бейтс хохотал как сумасшедший.

— Ну, и что же дальше? — спросил он, благодарный Корнхойзеру за нервную разрядку. Тот как-то сразу поскучнел:

— Дальше? Дальше случился казус. Шутка была принята совершенно серьезно. Компания «Хьюз эйркрафт», крупнейший производитель электронной аппаратуры для военной техники, купила несколько образцов «черепахи», подключила к мощному компьютеру и попробовала, сможет ли робот передвигаться по условно заминированной местности. Результаты эксперимента были засекречены.

— Послушай, Джим, но вы ведь занимаетесь гораздо более серьезными вещами, созданием командно-управляющего комплекса для космической ПРО… Неужели ты не понимаешь, что с военной точки зрения это бред, нелепица, полная чушь?

— При чем тут это, Роберт? Суть ведь не в том, сработает что-то из новой техники или нет. До этого пока так далеко, что никто особенно такой мыслью не мучается. Суть в том, что уже сегодня «звездные войны» позволяют фантастическими темпами делать деньги и вкладывать их в научные исследования.

Крупнейшие корпорации наперегонки, в лихорадочной спешке открывают новые научно-исследовательские лаборатории. Заказы текут рекой, только успевай расставлять руки да пошире раскрывать рот, чтобы отхватить от финансового пирога «звездных войн» кусок побольше.

Общие издержки на производство и развертывание компонентов СОИ составят до триллиона долларов. Это вдвое превосходит расходы по ведению войны во Вьетнаме и более чем в восемь раз превышает совокупную стоимость программы по отправке людей на Луну!

Денег сколько угодно, они открывают невероятные научно-технические перспективы. Например, идут работы по созданию боевых орбитальных станций, вооруженных лазерными, электромагнитными и лучевыми пушками. Проблема — создать для них источник энергии. Но уже проведен эксперимент: на высоту около 400 километров заброшены две позолоченные сферы, заряженные до напряжения в 44 тысячи вольт. И что ты думаешь? Они не замкнулись друг на друга, хотя были сближены на расстояние меньше метра. Значит, в условиях космоса плазма, как и предполагалось, играет роль изолятора, а не проводника. А это снимает массу сложнейших технических проблем.

Эксперимент стоил бешеных денег, и ученые могли только мечтать о нем. И вдруг кому-то пришло в голову подстегнуть его к СОИ, и все, пожалуйста. Сыграет ли он роль в разработке военно-космической энергетики, это еще большой вопрос. В любом случае это дело далекой перспективы. А польза для физиков — сегодня, сейчас. И какая!

Или возьмем мою область, — увлеченно продолжал Корнхойзер. — Господствующее место в представлениях населения о технической стороне СОИ занимают лазеры и космические платформы. Сравнительно мало внимания обращается на тот факт, что они должны функционировать совершенно автоматически, без вмешательства человека.

Первый бой в ядерной войне — и, вероятно, последний — должен полностью управляться компьютером, заранее запрограммированным на основе предположений о том, как русские нанесут свой удар и как Соединенные Штаты должны ответить на него.

Через какие-то секунды противоракетная система сама должна будет принять решения, которые в условиях обычной войны принимались великим множеством специалистов по разведке, боевых командиров, генералов, комитетом начальников штабов и главнокомандующим в течение дней, недель и месяцев.

Речь, старик, идет о создании полностью автономного суперкомпьютера, гарантирующего стабильное управление «звездным щитом» даже при поражении наших центров управления. Мы его запускаем, включаем, и никто не может вмешаться в его работу. Он неуязвим, абсолютно неуязвим. Ведь если мы оставим хоть крохотную лазейку в его неуязвимости для себя — на всякий случай, — то она, хотя бы чисто теоретически, может быть обнаружена и использована противником. И тогда на ветер полетят триллионы долларов, но это так, мелочь, по сравнению с тем, что на ветер полетит сама идея неотвратимости возмездия. Вот какого масштаба задачи мы пытаемся решить!

Но это ведь далеко не единственная задача, которая будет по плечу «электронному разуму». Военные оплачивают счет — они получат все, что им причитается. А дальше мы создадим новую цивилизацию, цивилизацию думающих роботов. Новая технология позволит нам переключать наше сознание в электронный аналог человеческого мозга. Мы станем бессмертны и неуязвимы, устремимся к звездам…

У Бейтса побежали по спине мурашки. Кошмар какой-то, бред сумасшедшего. Болтающийся на орбите суперкомпьютер, полностью независимый и неуязвимый от Них, но ведь Они могут обнаружиться и среди Нас, значит, независимый и от Нас тоже?!

— А программные дефекты, Джим? Речь ведь идет о программах в миллионы кодовых строк. Ты же сам в Тауплице говорил, что их создание остается розовой мечтой. Типичные программы для обработки слов или разветвленного анализа, насчитывающие не более нескольких сот строк, сразу же после составления содержат десятки, а то и сотни дефектов. Только неоднократное использование, проверка всех возможных комбинаций может помочь выявить дефекты. Они остаются, как правило, даже после того, как программу выбрасывают в продажу — ситуация, заставляющая большинство производителей средств программирования не только лишать клиентов гарантий, но специально оговаривать это в письменном виде.

Вся программа бортовых компьютеров, обеспечивающих полет «шаттла», составляет всего три тысячи строк. Но мы еще ни разу не запустили корабль по графику, и прежде всего из-за дефектов компьютерных программ. А тут речь идет о миллионах строк, и цена дефекта — катастрофа.

— Дефекты и недостатки будут всегда, — горячо перебил Корнхойзер. — Но это не значит, что в целом система не сработает. Можно составить программу таким образом, что когда выявляются дефекты, то они самоизолируются в пределах системы. Система конструируется таким образом, чтобы сама могла справиться с присущими ей дефектами…

— Джим, что вы делаете? Это же оскорбление человеческого разума! Вы изначально и сознательно планируете «звездную войну» как войну электронно-вычислительных машин и к тому же видите в этом проявление некоего высшего гуманизма. Но ведь звездные сражения — не электронная игра, за которой можно с любопытством — и притом вполне безопасно — наблюдать на экране дисплея. В ее ходе наша цивилизация будет неизбежно стерта с лица Земли, — причем по команде компьютера. Да-да, не человека, а машины!

И причиной столь апокалипсического исхода может стать сбой программы или слабенькая искорка короткого замыкания в одном из миллиардов контактов, способная вызвать помутнение электронного разума. Это же кошмар! Вы рубите под корень дерево жизни, убеждая, что сваленному ему будет удобнее расти…

Корнхойзер примиряюще положил руку приятелю на плечо. Бейтс раздраженно стряхнул ее.

Вена, солнечно

Из телефона-автомата в кафетерии универмага «Гернгросс» Блондин набрал телефон связника, назвал вполне безобидный пароль, выслушал ответ, сказал второй пароль и получил «чистый» номер того, кто руководил действиями его группы. Такова была процедура экстренной связи. Блондин не знал ни имени, ни облика этого человека, ни рода его занятий.

На другом конце провода словно ожидали звонка и тут же сняли трубку. После нового обмена паролями Блондин перешел к делу:

— Мы потеряли нашу ниточку к Мотылю.

— Она оборвалась…

— Вот как? И что теперь?

— Получите информацию от человека по имени Рей, черный, толстый, рост 5 футов 4 дюйма, возраст 43 года, зал номер 15 Музея естественной истории в Нью-Йорке…

Положив трубку на рычаг, толстяк в мятых брюках надел пальто и быстрым пружинистым шагом вышел из помещения резидентуры.

* * *

До Вены Бейтс и Корнхойзер добрались без проблем. «По-моему, Боб, мы увлеклись игрой в индейцев», — заметил Корнхойзер, сосредоточенно отряхиваясь у ворот оптового рынка, где их незаметно изрыгнул из своего опустевшего чрева рефрижератор. Сил таиться и заметать следы у них больше не оставалось. И ничего не случилось. Подъехали на такси к посольству, представились дежурному. Через десять секунд электрический замок зажужжал. Бейтс толкнул калитку. Они вошли. Спустя шесть часов умытые, выбритые и переодетые искатели приключений были доставлены лично генеральным консулом США в аэропорт. Бейтсу в Австрии делать было просто нечего, а Корнхойзер был срочно отозван «для консультаций».

Билетов на один рейс для Бейтса и Корнхойзера не нашлось. По словам консула, он имел четкое указание отправить их при первой возможности, и поэтому Корнхойзер летел в Нью-Йорк через Франкфурт, а Бейтс — часом позже, через Шэннон. Проведя обоих через зону регистрации и паспортный контроль в зал ожидания, американский дипломат не стал дожидаться посадки, поскольку спешил на совещание в посольство.

Вскоре объявили посадку на рейс Корнхойзера. Бейтс неожиданно удержал направившегося было к выходу приятеля:

— Джим, давай поменяемся посадочными талонами. Будет лучше, если я прилечу первым и встречу тебя. Мало ли что может случиться…

Точно по расписанию «Боинг-747» компании «Пан-Америкэн» медленно, словно нехотя, начал разбег, но тут же, будто передумав, крутой свечой вспорол низкую облачность курсом на Франкфурт. Откинувшись в удобном кресле, Бейтс облегченно вздохнул.

Серебристо-зеленый лайнер ирландской авиакомпании «Аэрлингус», выполнявший эстафетный рейс Бомбей — Эль-Кувейт — Вена — Шэннон — Нью-Йорк, без видимых причин задержался с вылетом почти на полчаса. Но Корнхойзер не обратил на это внимания — едва сев в кресло, он задремал и встрепенулся только от толчка при посадке в Шэнноне. Позевывая и зябко ежась, Джим вышел из самолета почти последним. Основная толпа пассажиров шла впереди по широкой галерее, которая вела в зал ожидания. Стены галереи состояли из стеклянных витражей. Постепенно замедляя шаг, от толпы отделился мужчина, крепыш с непомерно большой головой. Не проснувшийся до конца Корнхойзер быстро нагонял его. Когда расстояние между ними сократилось метров до десяти, незнакомец остановился и резко обернулся. Крепыш улыбался. Правую руку он держал в кармане просторного плаща. При виде Корнхойзера улыбка медленно сошла с его губ. «Здравствуйте, Джим, — сказал он негромко, делая шаг навстречу Корнхойзеру. — А я-то рассчитывал поговорить с вашим приятелем. Все-таки мой вьетнамский дружок меня обвел, да и вас, видно, тоже. А может, вы заодно?..»

— Самнерс, вы-то тут при чем? Что за идиотские шутки, — Корнхойзер отступил на шаг. И вдруг все понял, разом. Лицо его посерело от страха. Потеряв голову, он ринулся на Самнерса и протаранил его словно танк, свалив на пол. Пока тот, оглушенный, поднимался на ноги, Корнхойзер, совершенно утратив рассудок, с диким криком что было сил швырнул в стекло свой дипломат. Чемодачник пробил в нем приличную дыру. Корнхойзер обернулся. В руке крепыша блеснул пистолет с удлиненным глушителем стволом. Корнхойзер рванулся что было сил, вытянув вперед руки и закрыв глаза. Уже ныряя в пробоину, он почувствовал обжигающие толчки в бок, в шею, в спину и в туче окровавленных осколков рухнул с пятиметровой высоты галереи на аэродромный бетон. В этот момент Корнхойзер был уже мертв.

Бейтс как раз расправлялся с обедом, время от времени поглядывая в иллюминатор. Свинцовые просторы зимней Атлантики, над которыми распростер крылья огромный лайнер, и с высоты 12 тысяч метров не казались особо привлекательными. Внизу бушевал шторм. Теплое мясо с нехитрым гарниром было вполне аппетитным. До Нью-Йорка оставалось не больше трех часов лета, и это обстоятельство дополнительно улучшало его гастрономические свойства.

Вот уже битый час, практически от самого Франкфурта, Бейтс пытался решить уравнение последних суток. Но в нем было такое количество неизвестных, что ответ постоянно ускользал. Если в Тауплице шла охота за ним, то зачем было убивать помощницу Корнхойзера? А если за Корнхойзером, то при чем тут он? Но ведь палка с необычным острием была нацелена именно в его висок? Тогда почему так трясся от страха Джим, готовый тоже бежать куда глаза глядят? Неужели Корнхойзер стал мишенью сразу двух террористических групп, которые пытались отбить его друг у друга, а Бейтса приняли за телохранителя? Возможно, конечно, но уж как-то чересчур абсурдно. Для боевика сгодилось бы, но в жизни? А если действительно были два независимых охотника и две жертвы? Если Корнхойзера преследовал один из них, а Бейтса — другой? Значит, все-таки облако… Или поездка в Болгарию? Или контакт с Корнхойзером? Но, как ни крути, ему ни в коем случае нельзя болтаться в ожидании Корнхойзера в нью-йоркском аэропорту! Он только подставит и его, и себя!

Бейтс почувствовал, как его лицо покрылось холодной испариной. Он едва не совершил серьезную ошибку. Но что же делать дальше? В голове всплыло: «Рей…» Ну конечно, Рей! Контакт с людьми, покровительствовавшими Шеррил, будет и защитой, и хорошей возможностью разобраться, наконец, в лабиринте погонь и ловушек.

Нью-Йорк, ледяной ветер

Оставив багаж в камере хранения, Бейтс прямо из аэропорта поехал на Манхэттен, в Музей естественной истории. У входа купил «Нью-Йорк таймс», которую должен был держать в руке как пароль. Машинально скользнул взглядом по первым страницам и… в изнеможении опустился на обледеневшие ступени у музейных дверей.

Убийство Корнхойзера было подано на первой странице вкладки международных событий, под сочным заголовком: «Таинственное убийство в аэропорту Шэннон. Шестью пулями сражен сотрудник одного из секретных управлений Пентагона. Убийца скрылся. «Для ольстерских террористов сработано слишком профессионально», — утверждает шеф следственной бригады ирландской полиции». Кошмар продолжался.

Бейтс в ярости скрипнул зубами и в клочья разорвал ни в чем не повинную газету. Он остро ощущал потребность действовать. Но как? В каком направлении? С какой целью, наконец? Инстинктивно он понимал, что Рей при всем желании не сможет дать ответ на интересовавшие Бейтса вопросы. Значит, надо идти дальше… к мистеру Кристоферу Литтону! Несмотря на лихорадочно-возбужденное состояние, Бейтс, однако, отдавал себе отчет в том, что так вот просто, с улицы в кабинет Литтона не зайдешь. Да и где он, этот кабинет? Может, мистер Рей сумеет прояснить и этот вопрос?

Рей оказался толстым негром, пожилым и неповоротливым. Ответив условленной фразой на пароль, Рей без промедления перешел к делу: «Мы вас ждали. Вас выслушают сегодня же. Через три часа на детской площадке в Центральном парке, которая находится против 93-й улицы. Пароль тот же».

Послонявшись немного по безлюдному музею, Бейтс не без внутреннего раздражения признался себе, что нервничает. Пытаясь взять себя в руки, он направился к назначенному месту встречи, чтобы немного оглядеться. В детективных романах умные положительные герои всегда приходили на секретные рандеву загодя, чтобы перехитрить своих противников. Увы, мысль выглядела банально. Бейтс с удивлением поймал себя на том, что довольно нелояльно думает о людях, с которыми ему предстояло установить контакт и от которых он ожидал помощи. Пару дней назад он покопался бы в своих ощущениях, пытаясь найти причину столь очевидного противоречия. Но то пару дней назад…

Стемнело. Детская площадка, как и уходящие в глубь парка дорожки, была пустынна. В Центральном парке и днем-то не слишком людно, а с наступлением темноты горожане и вовсе избегают его тускло освещенных аллей. Слишком темные дела вершатся здесь под покровом ночи.

Ярко освещенная 6-я авеню проходила всего в каких-то двух десятках метров от сидевшего на качелях Бейтса. Но продрогший и напуганный, астронавт ощущал себя очень одиноко и неуютно. Время тянулось медленно. Тревога сгущалась быстрее ночной мглы. Почему встреча была назначена в таком пустынном и явно опасном месте? Почему ночью? Чем дальше, тем чаще возвращалась нелепая, казалось бы, мысль: в совокупности обстоятельства контакта сильно напоминали армейский «кольт» с глушителем. Серьезные разговоры ведутся совсем в других условиях, а вот для того, чтобы его тихо отправить на тот свет, лучше места не придумаешь. Внезапно в темноте совсем неподалеку раздался отчетливый металлический звук. Бейтс решил, что больше всего он напоминает клацанье передергиваемого автоматного затвора. Сбросив охватившее его на мгновение паническое оцепенение, Бейтс мешком рухнул с качелей на землю, перекатился в сторону и замер ничком. Качели продолжали мерно качаться с противным ржавым скрежетом.

Площадку огораживали и делили на сектора невысокие «крепостные» стены с бойницами и арками. В просвете одной из них промелькнул силуэт, явно державший на изготовку оружие. Последние сомнения отпали: он в ловушке. Бейтс заставил себя проанализировать ситуацию. Цель — выбраться на освещенную улицу. Напрямую, через кусты, слишком рискованно — много шума, и к тому же его темный силуэт на освещенном фоне будет отличной мишенью. Значит, остается один путь, в глубь парка, чтобы, сделав крюк, выйти в неожиданном для преследователей месте. Идеально, конечно, было бы пересечь парк поперек, но Бейтс не питал никаких иллюзий — эти полтора километра ночного кошмара ему не преодолеть. Астронавт начал медленно переползать к углу стены. До цели оставалось совсем немного, когда нервы Бейтса не выдержали напряжения. Он вскочил в полный рост и бросился вперед. Поскользнувшись на подмерзшем асфальте, тут же потерял равновесие и, падая, зацепился за поручень карусели. Раздался оглушительно резкий скрип ржавого металла. Невероятным усилием Бейтс все же перебрался через стену и, задыхаясь, бросился напролом в темноту.

Он бежал словно заяц, прыгая из стороны в сторону, не разбирая дороги, ничего не различая сквозь кутерьму радужных полос, плясавших перед глазами. Сделав десяток прыжков, он скорее угадал, чем увидел впереди силуэт железного решетчатого забора, преграждавшего ему путь. Страх удесятерил силы, и астронавт легко вскарабкался по гладким стальным прутьям. Уже на самом верху подвернутая при прыжке со стены нога предательски соскользнула. Чувствуя, что падает, Бейтс рванулся вперед, стараясь из последних сил перевалиться на ту сторону. Но забор кончался частоколом остро заточенных прутьев. Всей тяжестью Бейтс упал прямо на них. Порыв астронавта был столь силен, что сталь пронзила его грудь насквозь.

Подоспевшие преследователи, пыхтя и отдуваясь, с трудом стащили обмякшее тело вниз. «Это же не Головастик», — удивился Ворчун, посветив фонариком. Блондин злобно сплюнул: «Ах ты, недоношенный ублюдок!» — и в ярости пнул труп в лицо.

Глубокой ночью Блондин с Ворчуном втащили закоченевшего покойника в душную и тесную комнату без окон. По стенам изгибалось несколько толстых труб. Из одной с шипением змеился пар. С низкого потолка одиноко свисала желтая лампочка. Блондин с лязгом открыл чугунную дверцу топки парового котла и помог Ворчуну затолкать в нее труп. «Передай привет Джону О’Рейли», — пробормотал Ворчун, плюнул в огонь и пинком захлопнул дверцу.

Шарлотт-Эмили, солнечно

Над залитой солнцем лужайкой с аккуратно выстриженной травой порхали пестрые бабочки. На Виргинских островах лето длится круглый год, и пару раз за зиму Координатор непременно выбирался сюда на уик-энд. До победы в партии в гольф ему оставалось всего две лунки, и он был уверен в себе. Отточенным движением послав мяч в направлении флажка, обозначавшего первую из них, Координатор с наслаждением потянулся. Воздух был сладкий, теплый, полный запахов цветов и океана.

— А помните, — обернулся он к своему партнеру, — Помните, Самнерс, с чего началась вся катавасия с астронавтом? Он увидел с борта какое-то гигантское облако. К нашей программе оно не имело никакого отношения — просто загадочное природное явление.

Игроки подошли к месту падения мячика. Он лежал всего метрах в пятнадцати от лунки. Игроку хорошего класса требовалось теперь на него один, ну, может быть, от силы два удара, не больше. Координатор выбрал нужную клюшку, прицелился. Мячик запрыгал по траве и остановился в полутора метрах от флажка. Удовлетворенно улыбнувшись, Координатор вновь обернулся к Самнерсу:

— Так что все началось со случайности. А потом он начал копать. Случайная гибель журналистки — заметьте, неизбежная при той одновременной игре с мафией и спецслужбами, которую она вела, — толкнула Бейтса к опять-таки случайной поездке в Вену… И пошло-поехало. Единственно, чего я так и не понял, это кто с ним расправился в Центральном парке. Наверно, какие-то старые счеты… Ужасная смерть, конечно, но для нас с вами очень своевременная. Кто знает, что бы он еще раскопал… Увы, пока мы не запустили «проект альфа» на орбиту, подобных случайностей еще, видимо, будет немало. Но зато потом мы сможем на него полностью положиться. Он будет абсолютно надежен. Я могу вам гарантировать это, Самнерс. Так же, как то, что следующим ударом я загоню этот мяч.

Координатор несильно взмахнул клюшкой. Удар был безупречен. Уверенный в успехе, Координатор шагнул, чтобы достать еще катившийся мяч из лунки, но тот, подпрыгнув, брызнул мелкими осколками. От неожиданности Координатор и Самнерс на мгновение оцепенели. Блондин уже упер перекрестие оптического прицела в лоб полковнику и, улыбаясь, плавно нажал собачку. Лунка осталась пустой.