Теор проснулся от солнечных лучей, которые назойливо проникали во все имевшиеся в походном шатре щели. Он нехотя поднялся и сел на куче бизоньих шкур, служивших ему лежаком. Потянулся, проворчав несколько ругательств из числа тех, что были такими же древними, как сам мир.
Первым делом после пробуждения Теор запустил указательный палец в рот и при помощи острого когтя выковырял кусочек мяса, застрявший между зубами со вчерашнего ужина. Затем наемник натянул грубо сработанные порты. Хотел он надеть и плотные шкуры, сшитые по бокам и охватывающие торс наподобие человеческого доспеха, но потом передумал и, громко фыркнув, откинул их в дальний конец шатра. Единственное, что Теор надел на себя кроме портов, было его счастливое ожерелье. Множество зубов разных форм и размеров были надеты на прочную жилу тролленка, вываренную предварительно для гибкости в кипятке. Когда Теор надевал ожерелье на мускулистую грудь, зубы издавали глухой рассыпчатый стук, словно трещотка на хвосте гремучей змеи.
Теор сам сделал это ожерелье и регулярно пополнял его новыми трофеями. Здесь были собраны лишь зубы тех, кого Теор одолел в бою лицом к лицу: людей, орков, гномов, троллей, огров, волков, медведей… даже настоящего взрослого упыря. Не было лишь эльфийских. Ни одного, хотя Теор на своем веку прикончил немало древесных остроухов. Проблема заключалась в том, что зубы эльфов были хрупкими и крошились, попробуй кто-нибудь проделать в них дырку, чтобы вдеть их в свое счастливое ожерелье.
Теор посмотрел в угол шатра, где цепью к столбу была прикована девушка. Она обнажена. И до неприличия худощава. Ее голова опущена так, что подбородок упирался в ключицу. По худым плечам рассыпаны волосы темно-зеленого цвета. Девушка была без сознания.
Теор окинул ее оценивающим взглядом, особенно задержавшись на груди, которая у девушки была настолько плоской, словно принадлежала не женщине, а людскому мальчишке-подростку.
Теор сплюнул себе под ноги.
Девушка не нравилась Теору. Слишком худощава, как ходячий труп. Другое дело – гномихи. Хоть и низкорослые, зато при мясце и аппетитных формах.
Девушка была эльфийкой. Точнее, дриадой. Ему подарила ее вчера вечером странная гостья хана Гош-Торшага, закутанная в черный балахон и с мордой, словно у птицы. Подарила вместе с цепью, которой Теор и приковал дриаду к столбу.
Теперь же Теор не знал, что делать с ней. Конечно, ему нравилось насиловать женщин, избивать их, а иногда и резать на куски. Но сейчас, когда близится битва, на это не было времени. А что до насилия, то худосочная дриада не возбуждала его. Скорее даже наоборот, лишь вызывала отвращение.
Полог шатра приоткрылся, и Теор невольно зажмурился от солнечного света, который теперь без преград заполнил собой едва ли не весь шатер. В образовавшемся проеме показался гоблин.
– Господин… – пролепетал он, видя раздражение на лице Теора.
– Чего тебе? – прорычал Теор, щуря глаза на ярком свету.
– Господин, хан отбыл к реке…
– Контролирует форсирование, – фыркнул Теор. – Прекрасно. Вы выставили патрули за пределами лагеря?
– Да.
– Сколько?
– Сколько? – переспросил гоблин, не поняв суть вопроса.
– Сколько гоблинов в патруле, идиот! – заорал на него Теор.
– Д-двадцать, – ответил гоблин, вжимая голову в плечи и стуча зубами. Теор, как и любой из военачальников хана, славился тем, что мог оторвать голову солдата голыми руками, по сути, за любую провинность. А иногда и просто ввиду плохого или, напротив, хорошего настроения.
– Удвоить патрули! И рассеять их по всему периметру. Не хватало еще, чтобы люди застали нас врасплох.
– С-слушаюсь, г-господин… – промямлил гоблин, низко кланяясь, после чего поспешил скрыться с глаз Теора и оказаться подальше от его шатра.
Теор был зол. Хотя бы от того факта, что служил под началом хана уже пятый год, но при этом был вынужден командовать двумя сотнями глупых гоблинов. И если бы не рош-волки, которых седлал его отряд, то ценность его подчиненных была бы просто никчемной.
Чтобы успокоиться, Теор взял свой ятаган и, поудобнее устроившись на шкурах, стал обрабатывать лезвие точильным камнем. Ятаган был стар и, как все оружие орков, сработан грубо. Эфес отсутствовал вовсе, его заменяла намотка из кожаных лент. Широкое лезвие было выковано с классическим для ятагана изгибом, но без соблюдения необходимых пропорций, а вместе с отсутствием противовеса на конце рукояти это лишало оружие всяческого баланса. Но разве нужен баланс для орочьего меча? Совсем нет. Теор был рубакой, а не фехтовальщиком. Ведь орк не чета неженкам-людишкам с их пританцовывающей манерой владения мечом. Хороший клинок должен рубить противников на куски, а не выписывать красивые кренделя в воздухе.
Точильный камень, зажатый в руке Теора, упирался в лезвие у самой рукояти, а затем поднимался до острия. После этого точильный камень терял контакт со сталью, но лишь для того, чтобы державшие его пальцы вернули его на исходную позицию. В некоторых местах сталь ятагана потемнела, в других – покорежена и с зазубринами. Но несмотря на это, ятаган все еще нес смерть врагам Теора во время сражений.
Теор был орком, и как все орки…
Орком?
Рука, а вместе с ней и точильный камень замерли на середине пути. Теор не был орком, он был человеком, наемником. И почему он держит в руках большой и неуклюжий ятаган вместо своей легкой и идеально сбалансированной флиссы?
Теор тряхнул головой. Теор – человек? Придет же всякое в голову. И что еще, во имя духов предков, за флисса?
Теор продолжил точить свой ятаган. Шершавый камень при трении со сталью заставлял ее издавать характерный шипящий звук. Это успокаивало, отгоняло непрошеные мысли.
Что-то привлекло внимание Теора, и его рука уже второй раз замерла, не доведя точильный камень до конца. Он посмотрел на дриаду, прикованную к столбу. Но сейчас его интересовала не она сама, а цепь, которая одним концом оплетала руки девушки, заведенные за спину, а другим была обмотана вокруг деревянного столба, служившего одной из опор шатра.
Это была не обычная железная цепь, какими пользовались орки. Эта цепь была золотой, но не из чистого золота: скорее всего, это был какой-то сплав. Каждое звено цепи было не привычным овальным, а имело форму ромба. Кроме того, в каждое из звеньев был инкрустирован маленький белый камень без единой грани.
Теор не знал, что это были за камни, зато он знал точно, что это была за цепь. Цепь Искусительницы.
Теор протянул руку и коснулся гладкой поверхности цепи. Стоило ему это сделать, как в его голове все перемешалось. Неожиданно нахлынувшие воспоминания какого-то человека перемешались с его собственными воспоминаниями, воспоминаниями орка. Орка, которого звали Таг-Воштар. Две личности внутри орка завертелись, как беспомощные щепки, попавшие в воронку водоворота. Человек и орк. Теор и Таг-Воштар. Одни мысли накладывались на другие, каждая из личностей пыталась взять верх и вытеснить из сознания другую.
Теор отбросил ятаган и схватил ведро с водой, стоявшее недалеко от шкур. Часть воды расплескалась, но Теор не обращал на это внимания. Он выскочил из шатра и, едва оказавшись снаружи, упал на колени, склонившись над ведром. Когда поверхность воды перестала колыхаться, Теор увидел в ней свое отражение. Широкие плечи, мускулистые грудь и шея, коричневая с зеленоватым оттенком кожа, испещренная неровностями, низкий, выдающийся вперед лоб, большие заостренные кверху уши, широкий приплюснутый нос и искривленная нижняя челюсть, из которой выпирали длинные искривленные клыки.
Из ведра на Теора смотрел орк. На Теора смотрел Таг-Воштар.
Теор вскочил, пинком опрокинув ведро. Он влетел в шатер подобно урагану. Могучая грудь вздымалась и опускалась в такт тяжелому дыханию. Тело покрыл липкий холодный пот.
Дриада возле столба очнулась и плавным движением откинула с лица зеленые волосы. Она заметила свою наготу и исправила подобную несправедливость за время, которое понадобилось бы человеческому сердцу на два удара. Появившиеся откуда-то из-за спины девушки тонкие веточки и зеленые побеги оплели ее маленькое худое тельце, образовав изумительной красоты природное одеяние.
Дриада внимательно посмотрела на орка.
Когда Теор встретился взглядом с девушкой, то из тела орка вырвался вздох изумления.
– Шаелла? – сказал Теор незнакомым для себя голосом, и тут же едва не лишился языка, поскольку Таг-Воштар сомкнул челюсти, да так, что хрустнули едва ли не все зубы.
Таг-Воштар не знал имени дриады. Ему вручили ее только вчера в качестве подарка. Таг-Воштар не знал ее! Не знал ее…
Но Шаеллу знал Теор.
Борьба двух личностей в теле орка достигла апогея. Он обхватил руками голову и закричал. И в этом крике смешались два голоса, две эмоции. Ярость Таг-Воштара и решительность Теора.
В шатер заглянули двое гоблинов, встревоженные криком. Орк вновь закричал и схватил свой ятаган, намереваясь зарубить гоблинов. Те решили не искушать судьбу и поспешили ретироваться, от страха сопровождая отступление не меньшими криками.
– Кто ты? – прозвучал мелодичный голос позади орка. Он обернулся. Дриада смотрела ему прямо в глаза.
– Кто ты? – повторила она. – Не орк, а тот, что внутри – кто ты?
Этот голос, так хорошо знакомый одной из личностей и чуждый – другой, решил исход их противостояния.
– Теор… – с трудом выдавил наемник. – Теор Ренвуд.
– Теор? Эйн силе Летаниэль? – удивилась дриада. – Что с тобой приключилось?
Теор пошатнулся и тяжело опустился на шкуры. Его била дрожь.
Что с ним приключилось? Это хороший вопрос; он и сам не прочь узнать ответ. По крайней мере, теперь он точно знал, кто он. Знал он и кем был орк, в чьем теле он сейчас находился. А это было уже что-то.
– Шаелла, – сказал Теор, пробуя на вкус голос орка, привыкая к работе его голосовых связок, гортани, языка, челюсти, лицевых мышц. И это было единственное, что сказал наемник.
Прошло немало времени, прежде чем Теор заговорил вновь.
Первый генерал императорской армии Руфус Сторм стоял на опушке небольшого леса, в котором расположилось лагерем войско. Его войско. Собранное на скорую руку из разрозненных отрядов, состоящее из воинов, никогда не бившихся плечом к плечу. Армия, призванная остановить продвижение неприятеля и положить конец его планам.
Легкий ветерок дул с запада, оттуда, где вдалеке на горизонте виднелась Западная Стена. Главная причуда природы на Серединном континенте. Гряда плоских скал, вздымающихся над равниной и будто бы выросших в одночасье по мановению чьей-то руки. Хотя маги говорят, что примерно так все и было, и случилось это во время знаменитого Катаклизма, когда землю разрывали на части магические вихри и когда в конечном счете всех спас Великий Дракон Гелинор, явившийся в мир из глубин астрала.
Руфус не знал толком, верит он в эту историю или нет, но он носил кроваво-красное изображение Гелинора на своем боевом плаще, и это как минимум заставляло относиться к ней с уважением. С еще большим уважением, а то и трепетом, он относился к Западной Стене. Как бы она ни возникла, но все же была настоящим чудом, противоречащим основным законам природы.
Стена, будучи вертикальной, без единого уклона, была сплошь покрыта зеленью, на ней росли деревья, располагавшиеся параллельно земле. И самым удивительным была река Вирша, основное русло которой впадало в Пламенное озеро, находящееся далеко на западе. Доходя до Западной Стены, вода забирала резко вверх, течение становилось вертикальным, причем водная масса двигалась снизу вверх. Дойдя до покатой вершины Стены, вода обтекала ее и уже на другой стороне Стены спускалась вниз. Именно спускалась, а не падала отвесно, образуя водопад. Течение в Вирше было спокойным и не менялось ни при подъеме на Западную Стену, ни при спуске с нее.
Не нужно было быть ученым или магом, чтобы понять: законы гравитации применительно к Западной Стене не работали. Глядя на нее или на реку, непринужденно текущую вверх, невольно поверишь в чудеса.
Западная Стена вовсе не была неприступна. В высоту она не превышала размеров стандартного замка. К тому же ее можно было миновать на юге возле Тоссова залива, чем не преминули воспользоваться орки, и на западе, где, правда, путь был небезопасен, так как упирался в земли недружелюбных к чужакам хормов.
Руфус с радостью посетил бы Западную Стену и даже попытал бы счастье пройтись по ней вдоль реки. Говорят, что хоть и теоретически, но это возможно. Но сейчас Руфус не имел возможности проверить эту теорию. Его войску предстояло важное сражение, которое должно было произойти со дня на день.
Местом для битвы генерал выбрал Западную равнину, лежащую сразу за лесом, в котором расположилась армия империи. Равнина была относительно небольшой, по сравнению, например, с пустынями Южного континента. Но на Серединном континенте Западная равнина была самой большой территорией, где отсутствовали города и неровности рельефа. Равнина тянулась от берегов реки Вирша на западе до городов Мервелд и Альвес на востоке, от герцогства Шадорн на юге до города Корд на севере.
Руфус уже знал, что форсирование Вирши орками почти завершено. Девять из десяти магических таранов уже стояли в их временном лагере на краю равнины. Имперские же войска расположились лагерем на противоположной ее стороне. Враждующие стороны отделяло лишь несколько десятков лиг.
Руфус покончил с созерцанием окрестностей и, пройдя в самое сердце лагеря, зашел в офицерскую палатку таких размеров, что могла вместить под своей матерчатой крышей полсотни человек. Сейчас здесь находились всего девять.
– Господа, – слегка наклонил голову Руфус, приветствуя собравшихся.
Присутствующие отдали первому генералу честь. Все, кроме мага Ибериуса. Формально он не числился в армии империи и не был обязан отдавать честь. Вместо этого он ответил поклоном на поклон. Гораздо более учтиво, чем ожидал от него Руфус.
В палатку вошел интендант. Отдав честь первому генералу, он обратился напрямую к нему:
– Генерал, снабжение завершено в полном объеме.
Руфусу нравился нынешний уставной порядок в армии. Любой солдат, даже последний рядовой, мог обратиться к Руфусу, поименовав его одним-единственным словом «генерал», даже без добавления «первый». Руфус не считал это послаблением дисциплины или демонстрацией неуважения подчиненных к своему командиру. Напротив, он считал, что это укрепляет взаимное доверие между простыми вояками и офицерами, не отменяя при этом субординацию. Первый генерал полагал это нововведение единственной дельной мыслью, принадлежащей самому императору, а не его советникам. Руфус читал о тех временах, когда солдат, прежде чем обратиться к генералу, должен был назвать его полную должность, перечислить все его титулы, не забыв при этом упомянуть требуемые отсылки к его заслугам и родословной. И это делалось даже на поле боя!
– Снаряжения хватает на всех? Провизии – тоже? – уточнил Руфус.
– Да, генерал, даже с запасом.
– Вот как? – удивился генерал. – А кто доставил нам обозы?
– Магистрат Альвеса. Кроме того, члены коллегии просили передать всей армии и лично вам пожелание успеха в грядущей битве.
– Звучит… неожиданно. – Первый генерал тряхнул гривой черных волос. – Но разве в Альвесе не единоличное правление в лице главы города?
– Уже третий год городом управляет магистрат с выборной коллегией во главе.
– Демократия, значит, – хмыкнул Руфус, невольно улыбнувшись. – Да, давненько я не был в Альвесе, немного отстал от жизни. Хорошо, благодарю. Ты свободен.
Интендант отдал честь и покинул офицерскую палатку.
– Что ж, – обратился первый генерал ко всем собравшимся, – вы все слышали нашего интенданта. Вопрос со снабжением решен. Каждый из отрядов и каждый солдат в отдель-ности будут иметь все необходимое. По последним данным нашей разведки, орки завершают форсирование Вирши. Последний из таранов, а вместе с ним и их основные силы к сегодняшней ночи будут на краю равнины. Их мохнатые буйволы, что тащат эти адские машины, ночью любят спать, что подтвердили все информаторы. Следовательно, животные никуда не тронутся, пока не рассветет – не важно, насколько сильно хотелось бы оркам обратного. На рассвете же орки наверняка двинутся в путь. Как уже обговаривалось нами ранее, мы выйдем им навстречу. Нам необходимо встретить их в самом сердце Западной равнины, где у нашей конницы будет пространство для маневра. Первостепенной задачей было и остается уничтожение всех десяти магических таранов. Нашу стратегию все вы знаете от и до, сотники и десятники получили все необходимые распоряжения, каждый из них знает, что и как им делать на поле боя…
Руфус прервался, обведя взглядом собравшихся в палатке. Каждого из них генерал отобрал лично из лучших сотников и был уверен в них на все сто процентов. Пусть и неофициально, он повысил каждого из них до тысячника, но ввиду отсутствия такой должности назначил этих людей генералами, сделав их своими личными помощниками. И пусть повышение было временным, лишь на срок этой кампании, каждому из них пришлось по душе оказанное первым генералом доверие.
Назначенные Руфусом генералы по сути выполняли обязанности командующего отдельным родом войск. Генерал лучников, генерал кавалерии, генерал пехоты и остальные в таком же духе. Это не только помогало добиться необходимой дисциплины: теперь каждый из помощников Руфуса знал все, что знал и сам первый генерал, вплоть до всех возможных вариантов действий, в зависимости от хода сражения.
– На этом всё, господа. Завтра нас ждет славная битва. А пока есть такая возможность – отдохните.
Восемь человек отдали первому генералу честь. Семь мужчин и одна женщина.
Когда в его распоряжение из Верна прибыл закованный в белоснежные доспехи отряд святой инквизиции в составе пятидесяти человек, первый генерал был премного удивлен. Ведь инквизиция напрямую не подчинялась даже императору и отчитывалась в своей деятельности лишь перед церковью Великого Дракона. Еще больше Руфус удивился, узнав, что командует отрядом женщина. Когда же представительница святой инквизиции присягнула на верность имперскому престолу в течение всей кампании, у генерала и вовсе отвисла челюсть.
Руфус не знал, как зовут командира отряда инквизиторов: как выяснилось, вступая в ряды святой инквизиции, человек навсегда расстается со своим прошлым, включая свое имя и родословную. Высокая статная женщина в белоснежных доспехах и с двуручным моргенштерном наперевес просила именовать ее Стражем-инквизитором.
Так первый генерал и поступал. Поначалу он относился к воинам инквизиции, как и к самой Стражу-инквизитору, с недоверием. Однако вскоре первый генерал смог убедиться, что инквизиторы не так заносчивы и невыносимы, как их описывали. Страж-инквизитор беспрекословно выполняла любые просьбы, распоряжение или прямой приказ первого генерала, а воины, бывшие под ее началом во время тренировок и отработки совместных маневров, показали себя опытными солдатами и благовоспитанными личностями. В конечном счете Руфус присоединил воинов инквизиции к уже имевшейся сотне тяжеловооруженных панцирников, а Стража-инквизитора назначил генералом получившегося отряда.
Отдав своему командиру честь, генералы один за другим покинули офицерскую палатку. Никто не проронил ни слова. Все уже было сказано, и ничего более говорить не требовалось. Лишь Страж-инквизитор, покидавшая палатку последней, наклонилась к самому лицу первого генерала – она была на целую голову выше его – и что-то тихо прошептала. Руфус встретился взглядом с представительницей святой инквизиции и кивнул. В сказанном не было ничего интимного, и уж тем более пошлого или порочного, но все же это было нечто личное, а потому должно было остаться в тайне от всего мира.
После того как генералы покинули палатку, кроме Руфуса в ней остался лишь Ибериус.
– Могу я тебе кое-что сказать? – нарушил молчание маг.
– Мы уже перешли на «ты»? – вопросом на вопрос ответил первый генерал.
– Завтра мы плечом к плечу выходим на ратное поле; не вижу причин для фамильярностей, – отмахнулся Ибериус.
– Что ж, в таком случае не вижу причин, почему бы ты не мог высказаться свободно.
– Благодарю. Я хотел сказать, что видел много чудес в этой жизни, но все они по большей части были так или иначе связаны с магией. Сейчас же я вижу нечто поразительное, и это с магией никак не связано. За время недельного марша вы умудрились превратить горстку разрозненных отрядов, в которых дисциплина хромала, в боеспособную армию. Я видел вчера, как лучники и копейщики, собранные из четырех разных городов, отрабатывали маневры так, словно учились этому всю жизнь. Даже совсем зеленые новобранцы, которых выделила столица.
– Тебя это удивляет?
– Не удивляет. Восхищает! Легко, обладая даром, разжечь из ничего огонь. А вот научить за жалких семь дней несколько тысяч человек действовать как одно целое – это поразительно! Можно сказать, что сражение было выиграно в тот миг, когда вы прибыли в Канорин.
– Спасибо на добром слове, Ибериус. Но на поле боя может произойти что угодно. Так было и всегда будет. Что-то происходит – и все тренировки и приготовления идут прахом, а несколько тысяч солдат гибнут от рук нескольких сотен.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что и сказал. Война непредсказуема. И даже наличие дисциплины не гарантирует успех. Что уж говорить о ее отсутствии… Дисциплина уменьшает вероятность поражения, поэтому она так необходима.
– Мудрые слова, – серьезно сказал маг.
– Что ж, откровенность за откровенность. Быть может, ты наконец расскажешь мне о своей роли в моей армии? Пока ты лишь обмолвился о том, что это никак ни повлияет на нашу стратегию.
– Нет, не повлияет, – согласно кивнул Ибериус. – И – нет, не расскажу, ни в коем случае. Завтра сражение, так что скоро ты сам все увидишь. Ты любишь сюрпризы, Руфус?
– Не сказал бы.
– Жаль. Тем хуже для тебя, первый генерал, потому что это ничего не изменит. – Ибериус растянул губы в довольной улыбке.
– Завтра орки и имперцы столкнутся на равнине, – сказал Теор, наполняя вином покореженную жестяную кружку, которую сжимала тоненькая рука дриады.
– Мы успеваем? – спросила Шаелла, облизывая губы при виде стремительно заполняющегося стакана.
– Вполне. Завтра будем на месте. – Теор с интересом наблюдал, как дриада, прикрыв глаза от удовольствия, принялась медленно и чинно потягивать полученный напиток.
– Королева меня убьет, узнав, что я повинен в твоем пристрастии к вину, – сказал Теор, обнажив орочьи клыки в ухмылке.
– Я же дриада, – махнула рукой Шаелла. – Я могу избавиться от любой пагубной привычки мановением руки. И потом, формально спаивал меня страшный орк, а не ты.
– Не завидую я ему, – ответил Теор, принимая из рук дриады пустую кружку.
– Земные пороки сладки, – неопределенно произнесла Шаелла, поигрывая зеленым листочком, росшим на ее древесном платье.
– Поэтому мы, люди, так рьяно за них сражаемся, – ответил Теор.
Заметив, что Теор убирает кружку в сторону, вместо того чтобы наполнить ее вновь, дриада многозначительно подняла брови в немом вопросе.
– Не смотри на меня так, – засмеялся Теор. – Ты выпила все запасы вина, имевшиеся у гоблинов.
– Жаль, – вздохнула Шаелла. – Что ж, тогда поговорим о предстоящем. Ты уверен в своем плане?
– Нет, – покачал головой Теор. – Не уверен. Но вынужден действовать. Орков нужно остановить, здесь и сейчас. И раз уж я оказался чужим среди своих, это нужно использовать.
– Я не сильна в стратегии. Но тебе верю. Ты помог нашему народу в трудный час, поэтому в стороне я не останусь. И сделаю то, о чем ты просишь.
– Спасибо, Шаелла…
Шел шестой день. Началом отсчета для Теора служил тот день, когда он очнулся на рассвете в чужом теле. В теле орка по имени Таг-Воштар, который был кровавым кулаком хана, то бишь предводителя орочьего войска. Наиболее близкой аналогией кровавым кулакам, пожалуй, были сотники в имперской армии. Кровавые кулаки командовали отдельными отрядами в войске хана самостоятельно, с одним лишь «но»: действия кровавого кулака и его отряда не должны были противоречить приказам, желаниям или даже амбициям хана.
Таг-Воштар командовал отрядом, в котором состояли двести три гоблина, седлавшие рош-волков – коренных обитателей неосвоенных земель, что находились на юго-западном краю континента. Внешне эти мохнатые зверюги мало чем отличались от обычных волков, которых можно было встретить практически в любом достаточно крупном лесу материка, за исключением ярко-рыжего цвета шерсти и своего размера – рош-волки были в полтора раз крупнее своих серых собратьев.
Теору доводилось видеть рош-волков в деле, точнее сказать – он видел, как они расправляются со своими жертвами. Тем удивительнее было узнать Теору, какими смирными и покладистыми становились рош-волки рядом с гоблинами, не говоря уже о том, что позволяли им себя седлать, словно верховых лошадей. Наемник решил отнести это к чудесам дрессировки и более к этому вопросу не возвращался.
Тем более что без дела ему сидеть не пришлось. К вечеру первого же дня в лагерь прибыл гоблин – посыльный хана. Он передал приказ командира: обойти армию людей с севера и ударить по ним с тыла, когда на поле боя разразится хаос.
Теор понятия не имел, что мог иметь в виду хан, говоря о хаосе, однако то, что наемнику не было нужды встречаться с основными силами орков и с ханом лично, было ему только на руку. Он сомневался, что смог бы в достаточной степени сыграть роль Таг-Воштара, не вызывая подозрений. Ведь Теору были недоступны воспоминания орка, хотя он и делил с ним одно тело. Шаелла объясняла это тем, что разум Теора взял вверх над разумом орка и полностью вытеснил того, загнав личность орка в самые темные глубины сознания.
Что же касается того, что случилось с самим Теором, точнее – с его душой, Шаелла объяснить не смогла.
– Описанный тобой ритуал никак не мог вызвать таких последствий, – пояснила дриада. – Высвобождение души вместе с сознанием из бренного тела – это одно, а вот поместить все это в тело живого существа, не убив при этом само существо и перемещаемую личность – уже совсем другое. Такая магия находится за пределами возможностей нашего мира.
Не смогла объяснить Шаелла, и как попала в плен к оркам. Последнее, что она помнила, это как посреди леса перед ней возник некто закутанный в черный балахон с широким капюшоном, из-под которого торчал длинный птичий клюв, после чего она уже очнулась в палатке Таг-Воштара, прикованная цепью к столбу.
Совсем другой расклад, нежели с орками, вышел с гоблинами. Перед ними Теору притворяться не пришлось. Он показал им нового себя, для начала перестав их избивать, чем славились все кровавые кулаки, и общаясь с ними как с солдатами, а не рабами, хотя рабство считалась у орков нормой. Поначалу гоблины восприняли подобные перемены с опаской, ожидая некоего подвоха со стороны кровавого кулака. Но вскоре страх был преодолен, и Теор получил полный контроль над отрядом. Они слушались его, не задавая вопросов, но уже не из-за страха смерти или побоев, а из верности.
Теор не обманывал себя по поводу их надежности и преданности и понимал, насколько хрупким может оказаться выбранный им вид управления наездниками рош-волков. Тем не менее он был уверен, что достигнутого результата будет вполне достаточно для реализации задуманного им плана. Единственное, что усложняло ситуацию, – Теор не знал орочьего наречия, но с этим ему помогла Шаелла, которая, как оказалось, была неплохо знакома с их диалектом, и дала наемнику пару уроков.
В палатку, громко чихнув, вошел низкий худощавый гоблин. Как и все гоблины, он имел цвет кожи, схожий с орочьим: коричневый с зеленым оттенком, больше всего напоминавший болотную топь. Непропорционально большая голова и длинные руки, на шее защелкнут металлический ошейник. Метка раба, символ того, что носитель ошейника принадлежит кому-то: например, хану или кровавому кулаку.
– Вы просили меня зайти, господин, – четко сказал гоблин на общепринятом языке.
– Да, проходи, – сказал Теор. – Садись, – добавил он, указывая на сваленные стопкой шкуры, служащие кровавому кулаку походным лежаком.
– Это ваше место, – ответил гоблин, переминаясь с ноги на ногу.
– Да, я в курсе. Садись.
Гоблин нехотя прошлепал к шкурам, волоча босые ступни, осторожно присел на них, не зная, что делать со своими руками. Он нервно потирал одной ладонью другую, пока шел к лежаку, а когда сел, положил руки на колени, затем, немного подумав, переложил их на шкуры по обе стороны от себя, но и это ему чем-то не понравилось, и он вернул их в исходное положение – на колени.
Гоблин заметно нервничал.
«Все еще ждут подвоха, думают, что я возобновлю побои, кои учинял прежний владелец тела кровавого кулака», – подумал Теор, глядя на него.
– Это он? – спросила дриада, указывая на гоблина тоненьким пальчиком.
– Да, – коротко ответил наемник, внимательно смотря на подчиненного.
Под двумя внимательными взглядами гоблин занервничал еще сильнее. Дриада улыбнулась ему, обнажая белоснежные ровные зубы. Он невольно улыбнулся в ответ, одними губами, но тут же устыдился и уставился на свои ладони.
– Как тебя зовут? – спросил гоблина Теор.
– Гоблины не называют оркам своих имен, – сказал тот.
– Потому что вы рабы? – прямо спросил Теор, сдвинув брови. К чести гоблина, он выдержал взгляд ужасного для него кровавого кулака.
– Да. Рабы подобны имуществу, а у имущества нет имени, лишь назначение.
Теор подошел к гоблину, протянул руки и сомкнул их на шее гоблина. Гоблин сглотнул: по всей видимости, ожидая наказания за дерзкий ответ. Теор резким движением расстегнул стальной ошейник, снял его и, разломив надвое, зашвырнул в угол шатра.
– Больше ты не раб. Отныне ты свободный гоблин.
Гоблин, не веря в происходящее, протянул руки и пощупал свободную от ошейника шею.
– Но орки никогда не давали гоблинам свободу… – растерянно сказал гоблин. – Мы убегаем от хозяев, и часто. Но чтобы стать свободным вот так…
– Я не орк, несмотря на внешность. Итак, теперь ты свободный гоблин, а никакой не раб. Меня зовут Теор Ренвуд. Как зовут тебя?
– Герхард, – ответил тот.
– Это ведь не орочье имя, верно?
– Нет, господин…
– Никакой я тебе больше не господин, – перебил его Теор. – Зови меня Теор.
– Как скаже… хорошо… Теор.
Некоторое время гоблин молчал. Он переводил взгляд с Теора на дриаду, затем на сломанный ошейник, валяющийся в углу шатра, и вновь возвращался взглядом к орку и девушке.
Неожиданно он встал и протянул Теору руку. Наемник пожал ее без раздумий.
– Ты знаешь человеческие традиции? – спросил Теор, когда ритуал знакомства был завершен, а гость вновь сел на шкуры.
– Да, но не все. Лишь самые распространенные и часто применяемые на практике. И – нет, имя мне давал не отец, а мать – человеческая женщина.
Теор заметил, какие разительные перемены произошли в гоблине, стоило снять с него ошейник. Теперь он сидел свободно, больше не трясся как осиновый лист, смотрел Теору и Шаелле прямо в глаза. Говорил четко и уверенно, без вздрагивания и заикания.
«Он не всегда носил ошейник, – подумал Теор. – Может, он и прислуживал оркам долгое время, но было так не всегда. Он не понаслышке знает, что такое свобода и какую ценность в действительности она собой представляет».
– У орков ведь нет женщин, верно? – спросил Теор, повернувшись к Шаелле.
– Верно. И, скорее всего, не было никогда. Если же женские особи и наличествовали когда-то в их народе, то о таких временах не сохранилось никакой информации. Даже под сводами наших лесов.
– Как же тогда они размножаются?
– Никак, – пожала плечами дриада. – Орки не способны к самовоспроизведению. Именно поэтому они являются вымирающей расой. Но у них все же может быть потомство… – и Шаелла многозначительно посмотрела на Герхарда.
– Гоблины, – утвердительно кивнул Теор. Ему уже доводилось слышать подобное пару лет назад.
– Именно. Причем не важно, какой расе будет принадлежать представительница женского пола, которую орк обеспечит своим семенем. Исход всегда один. У партнерши орка рождается гоблин, причем только мальчик. Сами же гоблины к созданию последующего потомства не способны.
– Есть ведь еще хобгоблины, – неожиданно сказал до этого молчавший Герхард.
– Хобгоблины? – переспросил с удивлением в голосе Теор, никогда не слышавший о таких раньше.
– Они рождаются в случае схождения орка с троллихой. Такие отношения – большая редкость, и хобгоблины тоже бесплодны, как и мы. Но они гораздо крупнее даже самых рослых из нас, а некоторые из них не уступают по силе оркам.
– В любом случае орки вымирают, – сказала Шаелла. – Быть может, поэтому они так свирепы и кровожадны…
– Ибо знают, что в долгосрочной перспективе у их народа нет будущего, – закончил мысль дриады Теор. – Долго ли живут орки?
– Неизвестно. Никто не знает даже примерной продолжительности их жизни. И еще…
– Никто не знает, откуда они берутся, – на этот раз Герхард закончил фразу за Шаеллу.
– Что ты имеешь в виду? – спросил гоблина Теор.
– Даже если орк живет несколько столетий, но при этом не может иметь потомство – их цивилизация давно бы вымерла, – пояснил гоблин.
– Он прав, – согласилась дриада. – У нас сохранились сведения о стычках с орками, имевшие место еще семь столетий назад. Орки вряд ли способны прожить тысячу лет, даже среди нас нет таких долгожителей.
– Значит, орки все же могут размножаться, – подвел итог Теор. – Или же… или же они – результат чьих-то магических экспериментов.
– Это многое бы объяснило, но…
– Да, Шаелла, понимаю. Я тоже с трудом могу представить некоего темного властелина, стоящего на верхушке высокой башни и одним мановением руки создающего сотни и сотни новых орков… Ладно, мы немного отошли от темы нашей беседы, – сказал Теор, немного помолчав. – Герхард, я не мог не заметить, что в отличие от многих твоих собратьев ты разговариваешь внятно и грамотно. К тому же не выпячиваешь нижнюю челюсть при произношении шипящих звуков. И свободно говоришь на всеобщем языке.
– Меня всему научила моя матушка. Языку, человеческим обычаям и поведению. Первые двадцать лет жизни я провел в ее обществе. Она была корсаром, – с гордостью добавил гоблин.
– Что такое «корсар»? – спросила Шаелла.
– Тот же пират, с тем лишь исключением, что корсары кроме разбоев ведут честную и вполне официальную торговлю награбленным. Корсары, в отличие от обычных пиратов, никого и никогда не убивают. Убийства, даже случайные, запрещены их моральным кодексом.
Дриада кивнула в знак того, что поняла.
– Хорошо. Герхард, я приметил тебя среди прочих членов вашего отряда благодаря твоим личностным качествам. В тебе нет кровожадности или злобы, зато ты умен и проницателен. Теперь, когда ты стал свободным гоблином, я хочу попросить тебя об одной услуге. Я бы мог просто отдать тебе приказ, ведь ты все еще воин моего отряда. Но вместо этого именно попрошу, чтобы ты кое-что сделал.
Гоблин посмотрел на обломки железного ошейника, валяющиеся в углу шатра.
– Я сделаю все, о чем бы ты ни попросил, Теор Ренвуд. Ведь я до конца жизни твой должник.
Теор заглянул гоблину в глаза и понял, что тот говорит искренне.