На закате молодой наемник появился возле «Черной Гарпии». Перед тем как отправиться к таверне, он сдал исполненный контракт страже и получил свою награду. Теор с улыбкой вспомнил, как появился у входа в казематы с окровавленной головой василиска в руках, при виде которой памятный стражник по имени Катер дал деру, да так, что лишь пятки засверкали. И куда только делась старческая немощность…

Огр-вышибала как всегда стоял у входа.

– За полдня во мне мало что изменилось, – ухмыльнувшись, объявил наемник, поймав на себе суровый взгляд силача.

Огр не удостоил человека ответом, лишь громко и напоказ фыркнул. Пожалуй, даже слишком уж напоказ.

Отворив двери таверны, Теор прошел внутрь заведения. С того дня, как наемник был здесь в предыдущий раз, народу в таверне ощутимо прибавилось. Более того, свободных столов практически не было. Народ выпивал, громко общался и просто отдыхал, кто-то даже горланил понятную одному ему песню.

Филду с Гардом Теор заметил тотчас. Гном с чародейкой сидели за небольшим столиком в углу таверны, стул между ними был не занят. Наемник также не остался незамеченным – гном энергично замахал ему в знак приветствия.

На минуту Теор застыл, просто рассматривая свою сестру.

Да, она сильно изменилась. Он помнил ее среднего роста – того же, что и он сам, разве что на пол-ладони выше; стройную, с темно-русыми длинными волосами, что с фанатичной аккуратностью были завиты в толстую косу, опоясывавшую лоб и затылок двумя витками; голубыми глазами, тонким ровным носом, высокими скулами и смешными ямочками под ними. Сейчас волосы чародейки были распущены и острижены, их кончики едва доставали до плеч. К тому же девушка перекрасила их в темно-красный цвет. Скулы, конечно, остались там, где и были, а вот ямочки разгладились, не оставив по себе памяти.

На Филде была шелковая рубаха светло-розового цвета, поверх которой накинута кожаная куртка без рукавов. Совсем не характерное одеяние для чародея, и оно уж точно не могло скрыть ее грациозную фигуру.

Если раньше Филда всегда напоминала эдакую озорную девчонку, то сейчас она выглядела взрослой и зрелой женщиной. Теор отметил также, что тонкие, прямые и четко очерченные губы придавали ей некую серьезность. Наемник понимал, что если бы он взглянул на девушку как мужчина, а не как родственник, то скорее всего нашел бы их трепетными и желанными. Филда была красива, и Теор искренне радовался за сестру.

Сейчас молодому человеку казались смешными их с сестрой детские перепалки, которые не прекращались и в юношеском возрасте, и при дальнейшем взрослении. Папин сын и мамина дочь были обречены на извечное соперничество за внимание родителей и определенную неприязнь друг к другу на этой почве.

Как и любой ребенок, Теор с Филдой хотели не только иметь, но и в полной мере чувствовать искреннюю любовь, теплоту и заботу обоих родителей. Возможно, так все и было, но чета Ренвудов решила, что воспитанием детей нужно заняться раздельно, в соответствии с собственным ремеслом родителей и талантами их чад. Именно поэтому мама, будучи магессой, стала воспитывать и обучать свою дочь, талант к магии которой стал проявляться едва ли не с пеленок, а над юным и ловким мальчишкой взял шефство отец – признанный имперский разведчик.

Неписаная вражда за любовь частично недоступного для каждого из них родителя началась между детьми, когда Теору исполнилось шесть. В его день рождения отец взял мальчика на охоту и впервые доверил ему не только полную свободу действий в лесу, но и настоящий боевой лук. Для Теора отцовский лук был большим, едва ли не в его рост, да и натяжение слишком велико. Мальчишка Ренвуд пыхтел и сопел, обливаясь потом, когда натягивал тетиву, но не сдавался. В итоге он подстрелил двух больших жирных фазанов и был на седьмом небе от счастья: ведь отец, временами строгий и суровый, в тот день не уставал нахваливать сына и заверять, что у мальчика настоящий талант.

Отец объяснил тогда Теору, что научить стрелять из лука можно многих, но мало кто из людей способен чувствовать это благородное оружие, мало кто может сделать его продолжением своего тела, полностью контролировать пространство вокруг себя и попадать в движущуюся цель не глядя, полагаясь лишь на свои ощущения и чутье. По словам отца, у его сына был как раз такой талант. После охоты Теор спешил домой, чтобы похвастаться перед сестрой своими первыми охотничьими трофеями, добытыми самостоятельно…

Вот только у Филды, напротив, тот день проходил хуже некуда. Мать с самого утра заставила ее практиковаться в воплощении и управлении четырьмя основными стихиями, что у девочки никак не получалось.

«Мама, я еще мала для таких сложных заклятий!» – умоляюще восклицала дочь. Но профессиональная магесса была непреклонна, и ответ ее был неизменен: «Упражняйся лучше!»

Еще больше настроение юной ученице испортил ее младший брат, вернувшийся с охоты вместе с отцом. Он был не просто в хорошем настроении: он был счастлив, и отец похвалил его, потрепав по светло-русой пышной шевелюре. Вот бы и ее также похвалили, но нет же, одни только «работай», «практикуйся», «не отвлекайся!».

Все произошло спонтанно. В мыслях девочки сплелись обида и детская злость. Да что они о себе возомнили! Подумаешь, велика наука – наложить заостренную палку на тетиву, оттянуть ее в сторону и отпустить, прибив ленивую неуклюжую птицу, которая даже не пытается спасти свою жизнь. А попробуйте как она, Филда, поупражняться с утра до вечера в сложной стихийной магии!

Девочка без слов выбросила правую руку вперед, и два фазана в руках ее брата сгорели за считаные секунды. Просто вспышка, расцветшая в воздухе, словно дивный цветок, – и вот от двух птиц осталась лишь горстка пепла, который плавно осыпался на пол.

Филда не хотела причинить брату зла, это был лишь порыв нахлынувших эмоций. И все же по ее лицу предательски расползлась улыбка, когда девочка заметила в глазах младшего брата рождающиеся там детские слезы.

Родители наказали Филду, ее даже не пригласили к праздничному столу. Могли бы хоть похвалить за заклинание, ведь это были настоящие воплощение и управление – созданный ею огонь не причинил вреда Теору и не обжег его руки, спалив лишь фазанов. Но нет.

Теор в тот день впервые осознал, что причинить человеку боль и быть по отношению к нему жестоким может даже самый близкий человек, пусть и по недомыслию. Так и началась междоусобная «война» между детьми семьи Ренвуд.

Вначале это были лишь безобидные словесные шутки и колкости, но с возрастом вражда набирала силу. Однако со временем, когда мальчик поступил в военную академию, а девочка – в академию магии, Теор с Филдой стали редко видеться, а это, в свою очередь, означало и отсутствие возможностей для активных действий на их семейно-враждебном фронте. Когда же погибли их родители, они, не сговариваясь, отбросили вражду в сторону. И все же похороны были последним днем и местом их встречи, за этим последовала восьмилетняя разлука…

Окунувшись в раздумья и воспоминания, Теор даже не заметил, как возле него оказался гном, и потому невольно вздрогнул, когда широкая мозолистая ладонь, ухватив наемника за руку, властно потянула его через зал таверны.

– Что ж ты встал и стоишь? Давай, идем! – сказал гном, ободряюще похлопав наемника по плечу свободной рукой.

Он провел молодого человека через зал таверны и усадил за их стол. У Теора сразу же возникла комичная аналогия: он – высокородная барышня, а гном – галантный, но настойчивый кавалер, ухаживающий за ней… то есть за ним, Теором.

Для представителя своей расы Гард был довольно худ и высок. Нет, он, как и все гномы, был широк в плечах и заметно ниже человеческого роста, а вот знаменитое «гномье брюхо» у него отсутствовало. Гард был лишь плотно сложен, хотя в сравнении с иными гномами его можно было смело назвать стройным, к тому же он был на голову выше любого гнома, которых довелось встречать Теору за всю жизнь.

Широкое добродушное лицо обрамляли густая борода темно-коричневого цвета и такие же усы. Многие гномы отращивали невероятно длинные бороды, после чего всячески ухищрялись с их оформлением: заплетали косы и косички, делали фигурные стрижки и завивки. Гард отличался от своих многочисленных сородичей и в этом: он стриг свою бороду довольно коротко – она едва доходила до ключиц и не имела никаких принятых у подгорного народа изысков.

Гард располагал к себе с первого же взгляда. Его губы то и дело расплывались в простой и искренней улыбке, а в серых глазах читались открытость и дружелюбие.

– Не привык я к такой заботе, – неопределенно произнес Теор.

– Ничего не поделаешь, дружище, – добродушно заявил Гард. – Ты ж живая легенда, и я, не буду скромничать, давно хотел с тобой познакомиться.

– Такая уж и легенда? – с иронией поинтересовался Теор.

– Ну себя ты можешь таковым и не считать, но это именно так. Легенда нашей гильдии – так уж точно, – серьезно ответил Гард.

– Чем же я таким прославился? – вновь спросил Теор, словно и не про него говорил собеседник.

– Ну сам смотри, – гном стал загибать пальцы, – ты вступил в гильдию и получил ранг Новичка в пятнадцать лет, став самым молодым членом гильдии за всю ее историю, ведь обычно к нам принимают Новичков не младше шестнадцати – это раз. Ты всего за пять лет дослужился до звания Мастера, установив этим абсолютный рекорд гильдии – это два. Опять же твоя пятилетняя карьера – контракт за контрактом, это ведь просто марафон какой-то! Это, значица, три. Четвертое – ты всего добился сам. Ни одного группового контракта под шефством более опытного наемника. Ну и пятое – ты не провалил ни один контракт за пять лет. Этого разве недостаточно?

– С перечисленным спорить не стану, – кивнул Теор. – Добавь тогда еще к списку дюжину выполненных контрактов гильдейского уровня.

– Да ну?! – удивился гном. – Почему же мы ничего не слышали о них?

– Потому что информация о них была засекречена, – прямо ответил наемник.

– Хм, – задумался гном. – А у меня за пятнадцать лет наемничьей жизни была всего пара контрактов самого высшего, то бишь гильдейского уровня. Вот видишь! Я и говорю – легенда!

– Пусть будет так, – не стал более спорить Теор, невольно улыбнувшись. – Как только выполним наш текущий контракт, добавишь на свой счет еще один контракт гильдейского уровня, – добавил он.

– До тебя, парень, мне все равно далеко, – не уступал Гард. – И это, значица, ты про гильдейские-то дела мне непременно поведаешь! – Гном не спрашивал, он ставил собеседника перед фактом.

– Это не трудно, – согласился Теор. – Но думаю, с этим мы еще успеем разобраться.

– Конечно, успеете. Вам ведь работать вместе, – встряла в беседу до этого молчавшая Филда.

– Привет, Филда, – наемник перевел взгляд на сестру и кивнул ей.

– Здравствуй, Теор. – Девушка ответила кивком на кивок и слегка улыбнулась. Правда, Теору улыбка показалось какой-то вымученной.

– Ой, и вправду, про даму-то мы совсем забыли! – словно извиняясь, объявил Гард, а затем, повернувшись к чародейке, спросил вполголоса: – Еще самую малость, ладно?

– Хорошо, воркуйте, – вздохнула Филда. – Выпивку тогда хоть закажи.

– Есть, мэм! – Гном по-военному отдал девушке честь, как было принято в империи Гелинор: приложив раскрытую ладонь к сердцу и склонив при этом голову, – а затем проворно направился к барной стойке.

Уже через минуту он вернулся с подносом, на котором стояли четыре высокие кружки с пивом и тарелка с вяленым мясом. Заказы в таверне по столам разносил местный служка, но гном решил его не утруждать и сам выполнил эту работу.

Раздав товарищам пенный напиток и установив блюдо вяленого мяса в центре стола так, чтобы до него мог дотянуться каждый из троицы, гном забросал Теора новыми вопросами.

Тропа привела Мартериуса к огромной нависшей скале, которой люди дали странное название – Преддверие Дракона. Считалось, что название сие родилось из-за близости скалы с Драконьей горой, чья вершина являлась самой высокой точкой Серединного континента. Мартериус усмехнулся, вспомнив свой родной мир. Ведь там был целый горный хребет, рядом с которым Драконья гора показалась бы лишь жалким бугорком.

Мартериус часто вспоминал свой мир, и сердце в такие моменты наполнялось вселенской грустью, что тянула его сознание вниз, в хаотичную бездну самобичевания. Как же он был тщеславен тогда, напыщен, самоуверен, а может, и просто глуп… Глуп настолько, что из-за своего высокомерия и любопытства он и пошел на тот самый эксперимент. Который уничтожил его родной мир.

Весь мир. Целиком.

Мартериус вздохнул и плотнее завернулся в длинный, до пят, походный плащ. Он шел медленно, приводя чувства в порядок. Пора бы уже перестать вспоминать прошлое. Эти воспоминания терзали его душу, мешали трезво мыслить и могли, в сущности, однажды его убить.

«Не глупи, – возразил он себе же. – Ты стал тем, кем ты стал, именно благодаря тому, что произошло. И именно из-за того, что ты сделал. Это оставило на тебе отпечаток, но и помогло тебе добиться невероятных успехов. Ты – тот, кто не бросился бежать от трагедии, которую сам же и вызвал. Ты исправил свои ошибки настолько, насколько это вообще было возможно, и более того, ты превратил страшные последствия того события в нечто лучшее, преподнеся великий дар сразу нескольким другим мирам. А скольких людей ты спас от воплощений злых сил, сколько жизней ты сделал лучше, скольким злым пророчествам ты не дал свершиться? Бессчетно. А сколько душ ты погубил при всем этом? Тоже бессчетно…»

Старый чародей вновь вздохнул. Из года в год груз прожитых лет давил на него все сильнее и сильнее. Он зажился на этом свете. Сколько ему было лет, чародей и сам уже не помнил. Пять или шесть столетий? Да, где-то так. Столько ведь даже эльфы не живут, а он – простой человек. «Да, человек, – вновь ответил он себе, – но все же не простой».

Сразу за скалой Мартериус обнаружил большой грот. Здесь было сухо и безветренно. Он остановился и снял с плеча котомку. Из нее вытащил небольшую головку сыра, ломоть хлеба и плотно закупоренную пробкой фляжку с холодным чаем. Уселся прямо на камень и стал есть. Он мог утолить голод и жажду при помощи магии, но ему хотелось обычной, настоящей еды. Ее не могли заменить никакие заклинания.

Закончив трапезу, он продолжил путь. Сразу за гротом отыскалась узкая тропинка, прилепившаяся к скале. Она вывела чародея в большой лес, наполненный прохладой и свежестью. Отсюда открывался чудный вид на цепь гор, разных по высоте и форме, которые тянулись вдоль восточного побережья и оканчивались уже упомянутой Драконьей горой, что возвышалась, словно монарх на троне, над всем ближайшим горным массивом. С одной горы низвергался небольшой, но изумительно красивый водопад. Несмотря на незначительную высоту, потоки воды обрушивались вниз с изрядным шумом, теряясь в густом лесу.

Мартериус застыл на месте, завороженно наблюдая за буйством водной стихии. Глубоко вдохнул свежий, с нотками влаги воздух, наполняя им легкие, а затем медленно выдохнул, выпуская его через маленькую щелку в полусомкнутых губах.

Всю жизнь он любил воду и в детстве буквально не вылезал из нее. Он даже купался зимой в проруби нагишом, за что сверстники считали его чудаковатым. Водопады же его попросту восхищали. Он мог часами стоять и наблюдать за тем, как пенная вода низвергается с большой высоты и падает, падает, пока не достигнет русла, откуда вновь продолжает свой путь, исполняя свою роль в величайшем, что есть в этом мире, – природе.

В круговерти жизни, в водовороте событий и проблем, неотъемлемо сопровождающих бытие каждого человека, легко забыть о красоте и величии живой природы. Забыть о вольном ветре, что едва заметно колышет зеленые листья на деревьях, а порой и безудержно несется в воздушном пространстве, готовый снести любую преграду, пытающуюся лишить его свободного пути. Забыть о величавых деревьях, которые за свою долгую неподвижную жизнь не только возносятся к облакам, раскинув во все стороны могучие ветви, но и дают пристанище в своих владениях многим живым существам. Забыть о бескрайней водной глади, что простирается от материка до материка, образуя моря и океаны; забыть о плодородной земле, что рождает множество живых существ, с душой и без нее, и что вбирает в себя останки многих из них по завершении отведенного им жизненного цикла…

Мартериус прервал свои размышления, тряхнув головой. Что-то здесь было не так. Он ощущал легкие возмущения магических потоков; тысячи мельчайших связей бытийного мира с миром существенным дребезжали, словно маленькие колокольчики.

Мартериус совершил в воздухе несколько замысловатых пассов руками и произнес слова заклятия. Это были древние, но безотказно действующие чары. Если бы кто-то взглянул сейчас на чародея, то увидел бы, как его глаза вспыхнули ярко-желтым пламенем.

Лес перед взором старика стал таять, еще миг – и вовсе исчез, будто его никогда и не было. Мартериус повел рукой по очертаниям горной цепи, и она тоже растаяла, словно наваждение.

Старый чародей, словно дирижер, руководил сейчас исчезающим пейзажем, стирая один за другим его живописные элементы. Еще немного – и на белом пустом пространстве осталась лишь гора и низвергающийся с ее вершины водопад.

Так он и думал.

Ни на горе, ни за горой не было речки. Также ничего не было и там, куда падала водная масса. Вода появлялась из ничего и падала в пустоту.

Брешь в реальности! Первый и главный признак того, что портал был где-то поблизости. Оставалось лишь его найти.

Мартериус закрыл глаза, а когда вновь открыл, они уже не ярились желтоватым огнем, и мир снова обрел привычный вид. Лишь там, где раньше с горы падала с шумом масса воды, больше не было никакого водопада. Мартериус уверенно зашагал в глубь леса.

Гном крутнулся вокруг себя, рассекая воздух лезвием флиссы.

– Смотри не прирежь кого-нибудь, – посоветовала товарищу чародейка.

Гард выполнил мечом восьмерку и, окинув оружие последним оценивающим взглядом, протянул его эфесом вперед Теору.

– Кому как не нам, гномам, давать оценку хорошему клинку! К тому же… – Гном сделал паузу, окликнув хозяина таверны, хлопотавшего за стойкой. Гард не сомневался, что его басовитый голос минует толпу посетителей и достигнет намеченной цели. – Васк, ты же не против?

– Нисколько, – ответил Васк в такой же манере. – Не прирежь только никого.

– Мои слова, – не без доли самодовольства заметила Филда.

– А руны-то на клинке для чего? Знакомая рунная вязь, вот только так до конца и не разобрался, – обратился Гард к Теору, который как раз резким движением отправил флиссу в висевшие на поясе ременные ножны.

– Три руны: одна для преображения, вторая для отражения, ну а третья – для рассеивания. Действуют…

– Для нейтрализации и отражения вражеских заклинаний, – перебил Теора гном. – Ну там огнешар отбить или молнию какую, верно?

– Верно, – подтвердил молодой наемник, и лицо гнома расплылось в широкой улыбке.

– Занятный мечик, вот только сомневаюсь, что во время боя с чародеем так уж и легко сталью огнешары рубить. – Для пущего эффекта от сказанного им гном поднял вверх указательный палец.

– Ну почему же, – взяла слово Филда, – если чародей не опытный и атакующие заклинания связывает непосредственно с целью – так сказать, стараясь не промазать…

– То огнешар прилетит аккурат под твой меч. Стой да отбивай – ты это хочешь сказать? – закончил за напарницу гном и пристально на нее посмотрел.

Филда лишь пожала плечами.

– Я заклинания отражаю заклинаниями же, – ответила она.

– Так… с клинком мы разобрались, далее на повестке дня у нас лук, – с этими словами гном принял из рук Теора его композитный лук.

Гном вышел из-за стола и, встав в позицию, натянул тетиву, целясь куда-то в скопление посетителей.

– Как плавно-то тетива натягивается, – заметил гном. – А натяжение-то какое у этого красавца?

– Фунтов семьдесят – семьдесят пять.

– Ишь… А как будто не больше двадцати, – с этими словами гном отпустил тетиву, и та едва ли не моментально с легким свистящим звуком приняла изначальное положение.

– Не думала, что гномы из луков стреляют, – сказала Филда, отхлебнув немного пива.

– Стреляем, – серьезно ответил Гард. – Мы, конечно, большей частью по арбалетам мастаки, отсюда-то и байки, что мы, дескать, луки презираем. Нет, все совсем не так. Просто не наше это оружие. Но вот я, к примеру, хорошо стреляю и из того, и из другого.

Гард вновь натянул тетиву до упора и отпустил.

– А что за дерево-то такое на изготовление плеч пошло? Я имею в виду, черное оно какое-то…

– Это древесина черного дуба, одного из тех, что были в… – Теор запнулся, но затем продолжил: – Словом, я дал мастеру-оружейнику, изготовившему этот лук, слово, что ни одна живая душа не узнает ни о нем самом, ни о его изделиях.

– Ох уж эти гениальные кузнецы с их вычурными идеалами и скрытностью!.. – фыркнул Гард. – А вот слово наемника – это святое. Понимаю.

Гард протянул Теору лук и вновь сел за стол. Вспомнив, что так и не притронулся к своему пиву, взял полную кружку и больше чем ополовинил ее одним залпом.

– Все это весьма занимательно, – Филда подняла ладонь, призывая собеседников прерваться, – но давайте наконец перейдем к делу.

– Ладно, – не стал упираться Гард.

– Поддерживаю, – согласился и Теор.

– Рассказывай, могучая чародейка, будем вникать и разбираться – что там, как и зачем, – пошутил гном, неотрывно глядя на подругу, но та пропустила его реплику мимо ушей.

– Нашей задачей по контракту является поиск и добыча древнего артефакта. Артефакт этот не только древний, но и единственный в своем роде. Называется он Ан’лаа-Ксаараксис.

– Язык сломаешь, – не замедлил с комментарием Гард.

– Это на эльфийском, – уверенно заявил Теор. – Скорее всего, один из вымерших диалектов отдельных поселений.

– Ты знаешь эльфийский? – Брови гнома поползли вверх.

– Немного, – уклончиво ответил Теор.

– Совершенно верно. Собственно говоря, наш наниматель заверяет, что никто кроме эльфов о существовании этого артефакта и не знает, – пояснила Филда.

– Нет проблем! Собираем вещички, едем в Гиоль, узнаём все подробности и забираем артефакт, – подытожил гном.

– Не так шустро, друг мой. В пределах всех четырех континентов есть лишь одна-единственная рукопись, в которой упоминается об этом самом артефакте. И находится она у одного коллекционера древностей. Звать его Алдериком.

– Ладно, шутки в сторону. – Со второго захода Гард прикончил свое пиво и продолжил: – Я пробежался по своим связям в городе. Спрашивал в гильдии торговцев, в гильдии алхимиков, у свободных купцов, у гномов-кузнецов, у путешествующих….

– Стой, прошу, – остановил его Теор. – Мы уже поняли, что в Хартинге у тебя много связей и…

– Очень много! – Теперь уже Гард перебил его.

– Хорошо, очень много связей. Результат-то какой?

Довольный собой, гном сделал многозначительную паузу, обведя взглядом Филду и Теора, а затем заговорил:

– Алдерик-то наш – не только коллекционер древностей, но и чародей. Вот только единственное, что он умеет, это сжимать пространство. То бишь парень может засунуть, скажем, продуктовый склад в маленькую коробочку. А когда захочет, может и достать обратно, да еще и прежний размер вернув при этом.

– Это очень сложное заклинание, требует не только большой магической силы чародея, но и большого мастерства, – задумчиво произнесла чародейка.

– Ну, стало быть, парень много практиковался, – невозмутимо парировал Гард. – Кстати, говорят, что коллекция-то его настолько внушительная, что за ней немало разбойников и сорвиголов гоняются.

– Так и где найти этого умельца? – спросил Теор.

– Уж не в Хартинге, так это точно. Он здесь лишь проездом был. Дважды. Последний раз, говорят, его видели в небольшой деревеньке на севере, Вольные Луга называется.

– Вот с нее и начнем. Завтра утром, господа, отправляемся в путь. Видит Творец, нам далеко не все в Хартинге рады.

– Один стражник утверждал, что ты распугивала горожан, прохаживаясь по улицам города в мантии одного из магических орденов, – припомнил Теор свой сегодняшний разговор с Нолтом.

– Ах это! – рассмеялся Гард. – Это Филда расплачивалась за давно проигранный мне спор.

– Кстати, Теор, – обратилась чародейка к брату, встретившись с ним взглядом, – можем поговорить наедине?

– Конечно. – Теор встал из-за стола, и они вдвоем с Филдой направились к выходу из таверны.

– Недолго секретничайте только, – сказал им вслед оставшийся один за столом Гард.

Когда наемники оказались на улице, Филда посмотрела Теору в глаза:

– Давай договоримся: никаких семейных бесед и сцен. Мы взялись за выполнение крупного контракта и пригласили тебя как одного из лучших наемников нашей гильдии. – Немного помолчав, девушка добавила: – И еще из-за того, что Гард от тебя без ума. Поверь, дело не в том, что мы с тобой в детстве не ладили, просто… давай без всех этих семейных дел, ладно?

Филда старалась говорить непринужденно, но Теор уловил заметное напряжение в ее голосе. В чем дело? Сестра слукавила, сказав, что дело не в старых обидах, тогда как именно они ее и волнуют? «Нет, – подумал он, – тут что-то другое, нечто более серьезное».

– Хорошо. Будет как скажешь, – вслух сказал Теор.

Филда окинула брата взыскательным взглядом, словно проверяя, не шутит ли он. Затем круто развернулась и, отворив двери, вернулась в таверну. Теор взглянул на ночное небо, которое затягивали большие черные тучи, закрывая собой звезды. Ночью ожидалась гроза.

Постояв еще немного, наемник тоже вернулся в таверну.