Пиратша сидела в портовом кабаке и потягивала пиво из большой кружки. Дама эта была весьма неприглядна на вид, шириной мало уступая высоте, а высота у нее была немалая. Лицо, если его можно было так назвать, украшало несколько здоровенных и разноцветных бородавок. Нос картошкой, с пористой кожей-кожурой и чересчур густые черные брови не прибавляли красоты этой образине. А пучком собранные на затылке, чуть ли не просмоленные волосы, говорили о том, что их хозяйка меньше всего думала о своем внешнем виде. Однако, никто вокруг не осмеливался ей перечить или обсуждать ее внешность, уважая ее неоспоримые физические качества и крутой характер.

Сейчас пиратша просто отдыхала и думала о своем, смешивая мысли с пенистым напитком. Вдруг она почувствовала легкое касание в области… ну, скажем, бедра.

Ее рука мелькнула и, поймав то, что там было, шлепнула этим, посмевшим шарить в области… подвешенного к поясу кошелька, прямо по столу. Столь же мгновенно по столу грохнул внушительных размеров тесак, всего в каком-то миллиметре от пальцев, которые и занимались изысканиями у нее ниже пояса. Из-под ее подмышки раздался сдавленный всхлип ужаса, и пойманная рука безвольно обвисла. Пиратша вздохнула, пробормотав что-то вроде: "Лазают тут всякие сопляки!", обернулась и, ухватив "обидчика" за воротник, швырнула его на стул рядом с собой.

– Еще один засранец на мою душу! – утвердительно заключила она, глядя на плюгавенького типчика, безвольно развалившегося на сиденье и потихоньку приходящего в себя. – Ну что, допрыгался? – усмехнулась она, наблюдая за парнем, как сытый удав за мышью. – Да ты браток, наверно, не из здешних?

Парень, наконец, собрался с духом и затравленно ответил:

– Я… я не знаю вас, миледи,

– Нашел миледи. Если хочешь, можешь обращаться ко мне "тетушка Моа". Так меня называют здешние лоботрясы, хотя какая я им тетушка? Да что с ними поделаешь?

Как твое-то имя будет?

– Жигляй я – щипач. Был, если ты, тетушка Моа мне пальцы поотрубаешь, – безнадежно-упавшим голосом ответил хлипкий парень и грустно уставился на свои руки, каким-то чудом оставшиеся целыми.

– Ты хоть знаешь, щипач, какую куру ощипывать полез? – усмехнулась пиратша.

– Т-теперь знаю… – пряча глаза, сказал парнишка. …Мало, кто не знал в округе, недавно здесь появившуюся, но быстро всем показавшую, кто есть кто, тетушку Моа, пиратшу. Ее и прозвали так, довольно уважительно, а не просто по имени, как обычных женщин, за то, что, фактически, еще не нашлось ни одного мужчины, способного справиться с ней ни голыми руками, ни саблей, ни мечом. А вот от нее схлопотать оплеуху можно было очень даже запросто. Однако, в отличие от своих коллег мужчин, Моа не грешила излишней жестокостью, стараясь всегда рассудить споры по совести, и это только добавляло уважения в обращение "тетушка".

Этот вор щипач, прервал своим появлением ее слегка пьяные воспоминания о появлении здесь. Она пришла в этот мир, скорее всего, в первый раз. Найдя себя в яме и не помня ничего, кроме пары дурацких рифмованных строк, назойливо крутящихся в голове, и своего, еще более дурацкого имени, она выбралась оттуда, как только смогла двигаться. Когда отошли все болевые эффекты, она ощутила всю мощь и ловкость своего большого тела и не растерялась, когда обнаружила себя, среди царства почти полной анархии.

Сначала она приютилась в деревне, пойдя в батрачки к одной семье. И хотя она стала завидной работницей, сбежала оттуда через неделю. Окружающие, наверно, резонно подумали, что ей надоела тупая работа, но, на самом деле, была еще одна, внутренняя причина. Почти сразу, как она очнулась в зиндане, у нее появилось странное чувство, что ей очень нужно двигаться в одну сторону. Она не понимала, что это значило, но и сопротивляться ему не могла. Так она и оказалась на берегу этого большого, полупиратского, никем не управляемого острова, выйдя из внутренней, крестьянской области.

Очутившись в маленьком портовом, полурыбацком, полупиратском городке, она быстро сориентировалась и разыграла роль пиратши. Пиратов женского рода здесь видом не видывали, и ее претензии на это громкое бандитское звание вызвали бурю веселья в первом же кабаке, куда она пожаловала. Тогда, нисколько не смутившись, она тут же вызвала на бой всех насмешников. Моа хорошо запомнила свой первый выход.

Она спокойно стояла посреди кабака, одетая в непрезентабельную мужскую крестьянскую одежду и абсолютно уверенная в своих силах. Ржание пьяных мужиков не утихало. Они придумывали все новые шуточки, одна другой солоней, и гоготали над ними, как гуси на случке. Моа все это, в конце концов, надоело, и она пнула по ближнему от нее столу, за которым мужичье особенно усердствовала в ее адрес.

Стол от удара подпрыгнул на полметра, и все содержимое кружек и тарелок оказалось на сидящих за ним пиратах и их прихлебателях.

– Да ты знаешь, стерва, на кого поперла!? – взревел один, особо габаритный пират и сделал шаг ей навстречу, с явно неблагородными намерениями. – Ну-ка курочка, повернись к лесу передом, ко мне задом!

– Сейчас посмотрим, что за хлюпик тут пищит, – спокойно ответила Моа и резко ударила точно в солнечное сплетение подходящего и расставившего свои лапищи верзилу. Тот остановился, как вкопанный не в состоянии ни вздохнуть, ни двинуться и, через несколько мгновений стал сгибаться в перочинный нож.

Самозваная пиратша спокойно продолжила. – Кто следующий?

Следующие не замедлили появиться и отомстить за товарища. Когда второй нападающий приземлился на первого, в воздухе заблестела сталь ножей.

– Так, ребятки! За ножи отдельная плата – у каждого, кто полезет, буду срезать кошелек! Ну что, есть желающие?! – предупредила распалившихся мужиков Моа.

Желающие нашлись. Гора поверженных пиратов только росла. Моа сама себе удивлялась. Она, зная, что, скорее всего, придется пробивать себе дорогу кулаками, пробовала до этого различные упражнения и приемы, но отрабатывать их на живых соперниках ей пришлось впервые. Чувствуя, что скоро весь кабак захочет с ней посостязаться и, завидев мелькнувшие клинки, размером с небольшой меч, она предупредила:

– Все, шутки кончились, теперь буду убивать! Кто хочет умереть первым?! – она, переведя дух, спокойно обвела взглядом притихших мужиков, столпившихся вокруг на приличном расстоянии. Моа стояла спиной к стенке, так что тылы у нее были прикрыты. По-прежнему в руках у нее ничего не было. Столы и стулья, были давно сдвинуты в углы помещения, оставляя приличное пространство для поединка. А у ног Моа валялось несколько срезанных ею кошельков и отобранных ножей.

Напряженную тишину нарушил рев первого поверженного ею детины. Он уже давно очнулся и горел желанием отомстить. Сейчас он выскочил из-за спин других и, замахнувшись ножом, попытался ударить Моа прямо в сердце. Она, подхватив его руку, ушла с направления удара влево, и подтолкнула его вперед за его собственным ножом и одновременно подставила ногу. Пока мужик подымался с колен и разворачивался, она подскочила к нему и серией частых резких ударов в грудину остановила тому сердце. Громадный мужик побледнел, замер и повалился на спину.

Моа, поставив ему ногу на грудь, обвела спокойным взглядом совсем притихших мужиков и тихо сказала:

– Его сердце остановлено. Он мертв. Но у вас есть пять минут, чтобы признать мое право на звание пирата и равной вам в правах. Тогда я оживлю его. Время пошло!

Мужики разом зашушукались. Она спокойно наблюдала за ними, по-прежнему держа ногу на груди мертвого обидчика. Наконец, один, уже битый ею пират, видимо, бывший каким-то заводилой, вышел вперед и скромно замявшись, сказал:

– Ну, мы тут чего. Подумаешь, немного потешились. Но капитана Марлина жалко – целая команда останется без присмотра. Мы тут решили, ты будешь пиратшей, но как тебя звать-то?

– Моа!

– Хорошо, мы тебя тетушкой Моа будем величать – больно знатно ты дерешься. Здесь никто так не умеет. Может потом научишь?

– Ладно, посмотрим… – неопределенно ответила Моа и добавила. – Отойдите подальше, я его оживлять буду.

Пираты боязливо отодвинулись, видимо, предполагая, что без колдовства здесь не обойдется. Но Моа это не требовалось. Она просто знала, что делать, чтобы завести сердце, если, конечно оно не повреждено безвозвратно. Знала, как и все приемы борьбы и многое другое, совершенно не предполагая, откуда у нее все эти знания. Она разложила пирата на полу, открыла ему вонючий рот, проверила, не запал ли язык и брезгливо сморщившись, вдохнула в него весь запас своих могучих легких. Затем четыре раза, резко наваливаясь, толкнула его в грудину, и опять повторила вдох… После четырех таких упражнений, пират закашлялся и хрипло задышал. Моа встала и коротко бросила через плечо:

– Можете забирать своего капитана.

Обрадованное мужичье схватило Марлина и поволокло за свой столик. В кабаке быстро наводили порядок. Столы и стулья разошлись в новом порядке по залу.

Тетушке Моа предоставили центральное место. Она подобрала срезанные кошельки и уселась за стол, крикнув, чтобы все слышали:

– Ну народ, подходи за своими деньгами. Я сегодня добрая!

Мужики, скромничая, как нашкодившие мальчишки, начали по одному подходить к ее столу. Моа спросила у первого, самого смелого или самого бедного:

– Какой твой?

Мужик ткнул кривым грязным ногтем в самый тощий кошель. Моа вытряхнула его негустое содержимое на стол. Сгребла половину денег обратно в кошелек и отдала владельцу. Затем к ней потянулась очередь из других обделенных владельцев кошельков. Вскоре на столе скопилась изрядная гора денег из ополовиненных пиратских денежных запасов и остался самый нарядный и большой кошель. Моа помнила, это что был кошель как раз того капитана, которого она оживляла.

Поэтому, хитро посмотрев в сторону пившего пиво верзилы, и крикнула:

– Уважаемый капитан Марлин, не обессудьте, но за оживление я беру с Вас весь кошелек! – она усмехнулась и сгребла все деньги в бывший капитанский, а теперь ее личный кошелек, и крикнула слуге, кинув тому серебряную планету. – Ей парень!

От меня лично с уважением самому смелому здесь мужчине, капитану Марлину кувшин лучшего вина, какое у вас найдется, и по кружке пива всем остальным!

Таким образом, набив морды половине пиратов, и чуть не умертвив одного из них, она умудрилась не только стать единственной здесь женщиной пиратшей, но и подружиться с большинством отпетых бандитов… …Очнувшись от воспоминаний, Моа продолжила свой допрос.

– Что ж ты такой слюнтяй? – немного скривившись, спросила пиратша, разглядывая вора карманника – щипача Жигляя. Парень совсем потерял чувство достоинства.

Видимо, слава о ней дошла и до его ушей. – Ну, раз уж попался, повесели хоть меня – расскажи о себе немного. Ты хоть из "пришедших" будешь?

– Да, а как же. Разве крестьяне до воровства додумаются?

– Да уж, они до такого опускаться не будут, – вспомнила свой опыт общения с простоватыми, но в среднем добродушными селянами Моа. – Давай, дальше рассказывай, а я думать буду, что с тобой делать.

Она, действительно, была в некотором странном замешательстве. Ну, не рубить же этому парню пальцы, как сделал бы любой настоящий пират. Она не была пиратом – она была пиратшей, и это давало ей право на любой поступок, не согласующийся с жестоким пиратским этикетом. Она могла отпустить вора на все четыре стороны и не посмотрела бы на урон своей репутации, но ей почему-то стало жалко эту никчемную душонку. Ей захотелось понять, что движет этим парнем, какие мысли копошатся в его голове? А парень, как на допросе, выдавливал из себя слова:

– Я давно из зиндана – несколько лет уж будет. Да только жизнь как-то не сложилась. Сначала мечтал заняться живописью или литературой – у меня память на что-то такое осталась, но кому здесь это нужно? Вот и мыкался, без работы и без жилья. Ни силой, ни ростом не вышел, так вот и угодил к ворам. Руки-то у меня чуткие да ловкие – как раз по кошелькам лазать.

– Ну, на счет ловкости ты хватил. Я-то тебя, как муху, поймала!

– Это я расслабился. Привык все у пьяных мужиков воровать, вот и сработал неаккуратно, – признал профессиональную ошибку вор.

– Тут ты прав пожалуй будешь. Я хоть и навеселе, но стараюсь держать ухо востро.

Ладно, это понятно, но скажи мне, неужели тебе нравится такая жизнь? – наконец Моа начала понимать, что она хочет услышать от парня. Ей было интересно, может ли человек получать удовольствие от такого жалкого существования? О чем он может мечтать? Ведь понятно, что даже распоследний пират пьяница мечтал, хотя бы о вине, богатстве и бабах, если у него ни на что другое не хватало ума, а что ждало вора карманника?

– А что тут говорить – самому противно, – поникнув головой, признался Жигляй. – Ведь были мечты, а теперь только выживание, – и, перейдя на шепот, сказал. – Попробуй не принеси паханам долю… лучше и не думать, что сделают.

– Так сделай от них ноги, и все дела! – усмехнулась пиратша.

– Да уж, лучше и не пробовать, а то эти самые ноги и повыдергивают, чтоб больше не бегал. Я сейчас, как в западне. Они сначала, вроде как приютили, ремеслу научили, а теперь, я до конца дней отрабатывать должен.

– Да, вляпался ты парень, – задумчиво проговорила Моа. – А скажи, смог бы ты сделать какой-нибудь настоящий поступок, чтобы вырваться из этого колеса судьбы?

– Я уже и так, и эдак прикидывал… – после тяжкого вздоха сказал парень. – Здесь мне нет выхода. Я даже подумывал руки на себя наложить – так хоть по новой с зиндана все начать можно. Но ведь тогда я буду уже не я, и все забуду.

– А хочешь, я тебе дам шанс человеком стать?! – Моа вдруг ударила в голову шальная мысль. Почему бы не попробовать помочь парню обрести уверенность, и посмотреть, что из этого получиться? Это было что-то вроде азартной игры – поставить на него и посмотреть, как он выкарабкается или утонет в своем слюнтяйстве. Чисто интуитивно она чувствовала, что в этом хлипком, забитом судьбой человеке может найтись сила, способная изменить его жизнь к лучшему. И потом, ей неплохо было иметь помощников, для осуществления своих планов.

– И как же это? – недоверчиво спросил Жигляй.

– Ну, если я с твоими хозяевами договорюсь, может, что и выйдет, – неопределенно сказала Моа и, подумав, спросила. – Отведешь меня к ним сегодня вечером?

– А не боишься? – удивленно спросил парень. – Ведь нож в спину сунут, и поминай, как звали!

– Могут и сунуть, конечно, – согласилась Моа. – Но чтобы совать, причина нужна.

И потом, что я тебе, курица, чтобы меня резать? Сама ведь могу и ножом, и без ножа…

– Ну, это о тебе известно. Тебя все пираты боятся! – согласился Жигляй.

– Вот, сам же говоришь. А надо, чтобы еще и воры с бандюганами боялись, тогда можно будет отсюда и уходить куда-нибудь, а то совсем скучно становиться… Все, хватит! Надоела мне твоя рожа, чтобы в восемь вечера был у входа – пойдем в гости!

Моа сама не очень понимала, зачем ей этот хлюпик. Ее интересовала только одна вещь – как идти вслед за зовом, направлявшим ее вперед и не дававшим ей сидеть на месте. Перед ней простиралось бескрайнее море. Она понимала, что почти не разбирается в географии и мореплавании, но ей надо было пересечь это огромное водное пространство. Основной причиной, почему она сунулась к пиратам и заставила их признать свой статус в честном бою, была именно эта потребность.

Только пираты ходили на своих более-менее хороших посудинах в самые дальние походы, по слухам, делая набеги даже на волшеры противоположного берега.

Торговые суда были тихоходные и менее мореходные, чем у морских разбойников. А рыбацкие лодчонки вообще в расчет брать не приходилось. Вот и пришлось ей пробиваться в пираты, не имея никакого представления об этом разбойном промысле и еще меньше смысля в мореходстве.

Звание пиратши у нее уже было, но этого было явно маловато, чтобы попасть на пиратский корабль, да еще и заставить его двигаться в нужном направлении. Самой большой проблемой было отсутствие людей, которым она могла бы довериться. Ее угрожающая внешность и еще более угрожающие способности, пока что только отпугивали всех от нее. А Жигляй вполне мог стать таким сообщником, который мог помочь ей на том же корабле.

Сегодня она, наконец, выпытала у одного пьяного флибустьера, что тот самый капитан Марлин, которого она чуть не отправила по новой в зиндан, собирается вскоре выходить в поход к дальним берегам. Она надеялась уговорить капитана взять ее на корабль, и было бы неплохо – с Жигляем, в качестве адъютанта или оруженосца.

Вечером в сумерках Жигляй вел ее по узким, мощеным булыжником улочкам, петляющим между лабиринтов заборов и стен. Каменные дома постепенно сменились на деревянные лачуги.

– Что-то небогато живут твои боссы! – с сомнением спросила Моа своего провожатого.

– Это только снаружи вид такой. Мало кто знает, что скрывается за фасадом. – Жигляй прошел еще немного и сказал. – Пришли.

– Странно. Ничего особенного. Все те же лачуги, – оглянулась Моа, строя из себя простофилю. На самом деле она заметила легкое шевеление в густой тени на противоположной стороне улицы и была готова к любой развязке ситуации, держа Жигляя на линии поражения возможным противником.

Ее новый напарник постучал хитрым выстуком в ворота и стал ждать. Спустя некоторое время с той стороны спросили:

– Кого в такую рань несет?

– Да Жигляй я! По делу! – ответил парень, явно нервничая.

– Чего, выручку принес? – донеслось одобрительно-узнавающее ворчание, и дверь стала открываться.

За ней показалась примерно такая же хлипкая харя, как и у Жигляя, только гораздо старее и хитрее. Увидев Моа, старикан страшно удивился, злобно зыркнул на Жигляя и попытался захлопнуть створку ворот обратно.

– Ай-ай-ай, нехорошо так дам встречать! – ласково-насмешливым тоном сказала Моа, сунув ногу в открытую щель и не давая захлопнуть ворота. – Да, скажи там вашему стремному у забора, что если жить хочет, пусть сюда идет. И вообще, я не убивать вас пришла, а поговорить о деле. Чего же так пугаться?

– Кто ты такая, чтобы?!.. – возмущенно взвизгнул дедок, тщетно пытаясь захлопнуть дверь.

– Да ты не мельтеши, – потешалась пиратша. – Слыхал про тетушку Моа? – и, заметив быстрый испуганный взгляд, продолжила. – Значит, слышал. Тогда и болтать попусту не будем. Мне на счет Жигляя с вашим боссом поговорить надо. Не думай, я со всем уважением. Надеюсь, и мне окажут хоть какое-нибудь почтение?

– А чем докажешь, что ты Моа? – спросил старик, явно пересиливая желание броситься наутек.

– Ну, если тебе слова Жигляя будет мало, то я, к примеру, могу за две секунды прикончить и тебя, и того типа, что на стреме стоит. Такое доказательство тебя устроит? – спокойно позевывая, сказала Моа и, сделав небольшую паузу, добавила.

– Ну все, я устала ждать, начинаю доказательство!

Никто из присутствующих не заметил, как в сторону противоположного забора полетел молниеносно кинутый ею нож. Раздался звук втыкаемой в дерево стали и, последовавшая за этим, площадная ругань.

– Это я пожалела вашего сторожевого пса. Следующий нож будет в лоб! – спокойно сказала Моа.

Больше "доказательств" не потребовалось. Ругающийся мужик с выдернутым из забора ножом подошел к воротам и уважительно признал:

– Это она! Так нож всадить у самого виска, да в такой темноте, только она сможет.

Так что Сыч пропусти тетушку Моа. Ты, может, уже и старый, а мне еще жить хочется.

Сыч без слов открыл настежь ворота и впустил незваных гостей. Моа только бросила через плечо Жигляю:

– Останься здесь, я сама поговорю с кем надо, – и прошла за Сычом в большой каменный дом, совсем не вязавшийся с захудало выглядящим забором. В здании их встретил еще один тип, явно прикидывающийся валяющим дурака бездельником. Однако нескольких слов Сыча ему было достаточно, чтобы Моа проводили в большую, шикарно обставленную комнату. Он, правда, попытался попросить пиратшу отдать ему оружие, но она презрительно усмехнулась и сказала:

– Все равно, мальчик, всего оружия на мне не найдешь. А если я хотела бы здесь кого-то убивать, то поверь, сделала бы это давным-давно, не спрашивая твоего разрешения. Так что твоя жизнь и есть залог моего доброго расположения, и надеюсь, на встречное внимание и доброжелательность к моему делу.

"Все-таки здорово иметь репутацию беспощадной убийцы. Все самые неприступные двери открываются, чуть ли не сами собой. Самое смешное, что мне не пришлось еще никого убивать для этого, если не считать капитана Марлина" – думала Моа, удобно и якобы расслабленно рассевшись в огромном кресле, а на самом деле, чутко вслушиваясь в малейшие шорохи в комнате. Ей все-таки, кажется, удалось уловить легкий шорох из-за портьеры и запеленговать, по крайней мере, хоть одного охранника.

Вошел тот же тип из коридора и предложил ей выпивки, а заодно подождать босса, который скоро выйдет. Моа с благодарностью приняла стакан с каким-то гремучим ромом и принялась ждать, надеясь, что в алкоголь не было подмешано снотворное или яд. Но все обошлось – ее голова оставалась ясной, а хозяин сего заведения появился, действительно, не заставив даму долго ждать. Завидев в дверях напротив лощеного, довольно молодого мужчину в шикарном халате, она поднялась и, улыбнувшись, первая начала разговор:

– Приятно видеть столь интеллигентно выглядящего хозяина дома! Прошу, только не целовать ручки гостье – больно уж они у меня не дамские, да и звание пиратши обязывает! – она рассмеялась своим же словам и представилась. – Тетушка Моа, собственной персоной, прошу простить за бесцеремонное вторжение и нарушение Вашего покоя!

– Ну что Вы. Я как узнал, какая у нас гостья, сразу поспешил, засвидетельствовать свое почтение! Простите за мой непрезентабельный наряд, но я не мог заставить Вас долго ждать! – собеседник проявил не меньшее искусство в построении витиеватых фраз, чем Моа. – Итак, разрешите и мне представиться – Исаак Фортье. Не знаю уж, по какому поводу в меня втемяшилось это имечко, но что зиндан дал, с тем и живу!

– Очень даже приличное имя и вполне соответствует прекрасному внешнему виду! – усмехнулась Моа и пожаловалась. – Вот мне, так даже фамилии не досталось, а имя, как у бегемота, хотя, конечно, оно как раз соответствует моей комплекции и физиономии, если ее можно еще так назвать.

– Не отчаивайтесь, зиндан вас наградил столь потрясающими, я бы сказал, даже убийственными талантами, что грех жаловаться!

Они весьма удачно чесали языками, так что любой салонный завсегдатай только позавидовал бы, но у Моа были и другие цели, и она быстренько повернула разговор в нужное ей русло:

– Я к Вам, милейший Исаак, вот по какому поводу. Встретился мне давеча Ваш человечек – пытался у меня кошелек срезать, да не повезло парню, пришлось побеседовать со мной.

– А, по-моему, очень даже повезло! Мне уже доложили, что у него все пальцы на руках целы. Я, конечно, преклоняюсь перед вашим благородством, но в данном случае не совсем, знаете ли, понимаю… – лощеный франт выжидательно посмотрел на Моа.

– Да, Вы правы, ничто не ускользает от Вашей наблюдательности… – Моа изобразила некоторое смущение, как бы показывая, что у нее свои дамские интересы на этого парнишку, затем вздохнула и заговорщицким тоном якобы призналась. – Что-то в нем такое есть. Сама не знаю. Ведь совершенно никчемный типчик, даже воровать толком не научился… Наверно, только в убыток Вам будет.

– Ну, мы не разбрасываемся своими людьми… – осторожно выговорил Исаак, догадываясь, к чему клонит Моа и стараясь не продешевить. – И потом он слишком много о нас знает…

– Да ладно, что я Вам, налоговая инспекция или фискал?! И потом, я уже и так, наверно, не меньше его о Вас знаю, – рассмеялась Моа. – И, кстати, очень даже очарована Вашими манерами. Скажу прямо, денег у меня в данный момент на выкуп нет, но кое о чем другом мы могли бы договориться…

В результате переговоров Моа выторговала у Исаака Жигляя всего за пару золотых отступными, и то в рассрочку, пообещав заплатить, когда они вернуться с пиратского набега. Хотя у нее и было сейчас в кошельке не менее десятка таких монет, но она разумно полагала, что им найдется и лучшее применение. Главное, что она пообещала Исааку, дружбу и поддержку в возможных городских междоусобицах, а Жигляй стал чем-то вроде оруженосца при ней. …Ближе к полночи Моа ввалилась в ставший уже почти родным кабак и прошла прямо к столу, где сидел, порядком подвыпивший, капитан Марлин. При ее приближении пара прихлебателей сноровисто освободила место уважаемой посетительнице.

– Не позволите ли присесть за Ваш стол, капитан? – игриво поигрывая бородавками, широко улыбнулась Моа и показала свой хищный оскал во всей красе.

– Да, всегда мечтал с такой красоткой за одним столом посидеть! – буркнул Марлин, чем вызвал гоготание приятелей, не смогших удержаться от хохота, несмотря на угрожающую близость пиратши.

– Ладно, успеешь еще с красотками посидеть! – ответила Моа и плюхнулась за стол напротив капитана. – У меня серьезное дело к тебе, рыба ты моя судаковина!

– От судака до марлина, как от курицы до орла – так что, не по адресу! – буркнул капитан, все еще недовольный своим поражением в бою с Моа.

– Да ладно тебе на несчастную, страшненькую девушку обижаться! – хихикнула басом Моа и тихим заговорщицким голосом продолжила. – Я тебе вот что скажу. До меня дошли слухи, что ты в рейд идешь на днях.

– Кто те сказал? – заинтересованно возмутился капитан.

– Да ладно – кто сказал. Кто же такой даме не уступит, если я очень сильно попрошу? Не в этом дело, – довольно усмехнулась Моа. – А дело в том, что я хочу тебя поздравить с моим зачислением в твою команду!

– Как это… – сначала опешил Марлин, но потом сообразил, какое хамство только что услышал. – Ах ты, чертовка! Такого нахальства я еще не встречал!

– Ну, извини. Нельзя уже девушке и пошутить! – Моа деланно потупила свои маленькие глазки.

– Какая девушка такие и шутки – медвежьи!

– Вот и я о том – чем тебе не мила такая медведица? Я же одна пол твоей команды в бою стоить буду!

– Но у меня команда уже набрана, да и баба на корабле… – неуверенно стал соображать капитан.

– А что? Я могу команду и проредить – как морковку на грядке! Знаешь, так, берешь за загривок и дерг! Морковка и оторвана – очень легко получается! – насколько только могла ласково приговаривала Моа, выглядя, как объевшаяся медом медведица. – И потом, что за проблема – баба на корабле. Будто вы не берете на камбуз баб, да и для другой службы, по прямому предназначению, так сказать…

– Да уж! – только хмыкнул, чуть не поперхнувшись Марлин, видимо представив Моа, исполняющую это самое, прямое женское предназначение.

– Да ладно, не нужны мне твои мужики. Я тебе лучше в бою отслужу! А пока плаваем, я кашеварить могу!

– Нет, будешь меня и команду своим рукопашным приемчикам учить.

Почувствовав, что этой фразой капитан сказал "да", она начала торг. В результате Моа пообещала половину своей доли, но не согласилась показывать слишком много приемов, сославшись на то, что станет беззащитной перед мужиками. И еще она выторговала место Жигляю. Корабль отправлялся через день, что устраивало Моа, как нельзя лучше. Она вообще могла отправиться в любую минуту – ее здесь ничто не держало.

***

Самым смешным оказалось то, что наибольшей проблемой бравой пиратши на корабле стала морская болезнь. Не то чтобы она сильно от нее страдала, но первых три дня ей пришлось, изображать не просыхающую пьяницу. Жигляй же стал оправдывать ее надежды с первого дня, умело прикрывая недуг патронши рассказами о ее запойности.

Только на четвертый день она совсем справилась с этим недомоганием и смогла приступить к тренировкам команды. К ее счастью, мужички в основном подобрались ленивые, негибкие и старавшиеся увильнуть от занятий, несмотря ни на какие увещевания капитана. Поэтому дальше пары-тройки простецких ударов и захватов дело не пошло. А вот Жигляй, несмотря на свою хлипкость, оказался хорошим учеником, компенсируя, малый вес и силу, быстротой и ловкостью и, спустя неделю, уже мог на равных драться с тяжеловесными пиратами.

Они шли не совсем в ту сторону, куда звал Моа ее внутренний компас, но отклонение было небольшим и сетовать на судьбу не приходилось. Ветер всю дорогу был умеренным, и близкий к попутному, так что они продвигались с почти максимальной возможной скоростью. Плавание проходило довольно скучно, хотя, по словам капитана, так и должно быть, пока они не достигнут группы островов, мимо которых проходит торговый путь. Судно было не маленьким и команда довольно большой – в тридцать человек. Капитан расщедрился (или испугался) и выделил Моа отдельный закуток, который нельзя было назвать в прямом смысле каютой, однако койка там помещалась, а большего пиратше и не было нужно. А благодаря Жигляю, ютившемуся в общем кубрике, она знала настроения и сплетни, царившие в команде.

Наконец, под вечер двенадцатого дня впередсмотрящий заорал с мачты традиционную, почти магическую фразу: "Земля, справа по борту!". Этот сигнал, как по волшебству, привел весь корабль в состояние кипучей суеты. Моа уже знала, что приближение к островам означало конец их спокойной жизни. Они оказались среди густонаселенных берегов и островов, где курсировало немало потенциальной добычи.

Новоявленная пиратша мрачно заметила, что ей почему-то совсем не хочется участвовать ни в каких грабежах или разбоях. Она с ужасом подумала, что, пытаясь достичь своей цели, во что бы то ни стало, угораздила в западню, в которой ей придется исполнять роль изувера и убийцы, или отказаться от своих планов и пойти против всей команды, глупо погибнув в неравном поединке. Ни то, ни другое ее не устраивало, но и найти выход из этой западни она пока не могла. Кто же она была раньше, что, обладая такой сокрушительной техникой убийства, не могла согласиться на истязание людей? В этом крылся какой-то необъяснимый парадокс.

Однако судьба распорядилась так, что сначала пиратам пришлось стать не нападающими, а убегающими, и здесь, Моа смогла показать во всей красе свои боевые качества. Спустя какой-то час после обнаружения островов, впередсмотрящий снова подал зычный голос, известив о появлении корабля на горизонте. Сначала обрадованный капитан приказал идти на всех парусах наперерез кораблю и подготовить абордажную команду. Однако вскоре выяснилось, что атакуемый корабль совсем не собирался убегать, и даже наоборот повернул в их сторону. Когда его стало возможно рассмотреть, капитан скомандовал:

– Поворот оверштаг!

Учитывая довольно сильный ветер, это был опасный трюк с крутым разворотом корабля против ветра, что говорило об опасности ситуации. Боцман, чуть не истерически выкрикивая команды начал гонять матросов по мачтам. Моа старалась никому не мешать. Понять что-либо в этой беготне было выше ее сил. Как ни был искусно и быстро совершен поворот, корабль потерял ход. До Моа дошло, что приближающийся фрегат вовсе не торговое, а какое-то военное или пиратское судно, что, в общем-то, наверно, не имело большой разницы, по крайней мере, для них.

Как ни пытались они набрать скорость, больший по парусности корабль быстро нагонял их.

Наконец, стало ясно, что стычки не избежать, и капитан скомандовал:

– Всем, кто может держать оружие, приготовиться к бою! Паруса долой!

Моа, поняв, что ее место впереди, вышла к борту, откуда намечалось столкновение судов. Все-таки это было какое-то патрульное судно, так как преследователи допустили ошибку, начав выяснять, кого нагнали и, пустив вперед малую абордажную команду. Моа, увидев впереди себя Марлина, отодвинула его плечом и сказала:

– Погоди. Пока, держите их на прицеле арбалетов, не стреляя. Я покажу вам танец с саблями! Лучше бы конечно с мечами, да они слишком тяжелые.

Она заранее, еще на берегу, подобрала себе в оружейных лавках две тяжелых, длинных, почти прямых сабли, которые без малого тянули на легкие мечи. У Моа были четкие представления, как сражаться двумя такими мечами, и она знала, что нет более эффективного оружия, чем это, тем более, в ее руках. Она только попросила в кузнице добавить к ним особые гарды, легко выворачивающие мечи противника особым приемом.

Сейчас она встала прямо перед упавшим на их фальшборт абордажным трапом и, увидев устремившихся к ней вооруженных мужиков, выхватила из-за спины сабли. Они развернулись в ее руках, мелькая туманным веером. Передние нападающие замедлили ход, явно не понимая, что это за чудо перед ними. Моа же легкой походкой вспрыгнула на трап и пошла в атаку. Первые нападающие были вынуждены вступить в бой, но тут же, потеряв клинки, были выкинуты с мостков ее пинками. Моа шла вперед, почти не останавливаясь, только сменив эффектную, но не очень эффективную сабельную "бабочку", на прицельные удары и движения.

Вдруг она заметила, что храбрые войны, начинают разбегаться, смотря через ее плечо. Она мгновенно оглянулась и поняла, в чем было дело. За ней следовал Жигляй, крутя почти точно такую же "бабочку", как и Моа. Откуда нападавшим было знать, что кроме этого, хилый Жигляй мало, что мог противопоставить нападавшим.

Так или иначе, но психологическая атака удалась, и вскоре Моа осталась на сходнях одна с Жигляем за спиной. Тогда она громко и весело крикнула:

– Уважаемые воины, кто бы вы ни были. Предлагаю, для сохранения вашей команды в целости и сохранности, выйти сюда вашему капитану и переговорить с нашим достойнейшим командиром Марлином!

Она стояла между двух линий нацеленных друг на друга арбалетов, но стороны не спешили приводить их в действие, понимая, какой жестокий урон это может принести обоим противникам. Нападающие осознали, что неприятель почти равен по количеству арбалетов, и, скорее всего, превосходит их наголову в искусстве боя – ведь они не знали, сколько таких сокрушительных бойцов в команде, как эта жуткая сумасшедшая тетка.

Спустя некоторое время к трапу вышел капитан догнавшего их парусника. Это было безошибочно видно по его горделивой осанке и нарядной форме увешанной позолоченными финтифлюшками. Моа чуть отступила и, увидев, что капитан Марлин тоже подошел к мосткам, уступила тому дорогу. Два капитана, картинно вышагивая, сошлись на узком помосте, будто не замечая неустойчивости и покачивании настила.

Моа не вслушивалась в горделивые речи двух задиристых морских петухов. Она только надеялась на их благоразумие и то, что конфликт будет улажен мирно. До нее доносились отдельные вопли, типа "Я, данной мне властью!.." или "На дне морском я всех вас видел!.." Наконец, капитаны разошлись и абордажный трап убрали. Марлин, проходя мимо Моа, тихонько буркнул:

– Я твой должник. Хорошо, что у них на корабле мага не было…

Корабль пиратов сменил направление движения на совершенно другое. Позже Моа выяснила у капитана, что напавшее на них судно было полувоенным парусником, патрулирующим границы объединенного островного волшера. Благодаря выступлению Моа, пиратов весьма вежливо попросили покинуть воды волшера и не появляться в них впредь. Это решение устраивало обе стороны, так как и без островного мини-государства, пиратам было, где развернуться. Моа же это было еще больше на руку, так как они встали почти точно на то направление, куда указывал внутренний компас пиратши.

***

На следующее утро они встретили очень большое и хорошо вооруженное судно и прошли мимо, оставив его на грани видимости. Однако еще через день пиратам повезло. Они встретили несколько меньший, чем их парусник, тихоходный торговый корабль – самая желанная добыча пиратов. Где-то после полудня впередсмотрящий радостно заорал:

– Прямо по курсу двухмачтовая шхуна! Торговец!

С палубы ему хором ответило дружное "Ура!". Корабль, не меняя направления, прибавил ходу и стал легко нагонять замешкавшееся и неповоротливое судно. Моа, почувствовав, что не сможет оставаться в стороне от готового свершиться насилия, вышла в полном вооружении вперед и наблюдала за быстро приближающимся бортом паникующей жертвы. Ее сердце разрывалось от жалости к ни в чем неповинным людям, но она никак не могла найти такой выход из положения, чтобы сохранить жертвы в целости. На шхуне стояло плечом к плечу пять мужчин, обреченно готовясь к последнему бою. Но самое ужасное для Моа было то, что она заметила двух женщин, спрятавшихся в трюм перед самой атакой. Она даже не хотела думать, что сделают с ними пираты.

Вот уже полетели абордажные кошки, и два корабля намертво сцепились бортами. На более низкую палубу торговой шхуны плюхнулся трап, и тут Моа осенило, что нужно делать. Она первая вскочила на настил и закрутила саблями свою фирменную бабочку, развернувшись лицом к пиратам. Рванувшая было следом озверелая, вооруженная, кто чем, толпа остановилась перед ней. Желающих напороться на ее мечи не было, да и нападать на своего боевого инструктора, было как-то странно. В общем, сцена со стороны наверно и выглядела бы забавной, если бы на кону сейчас не стояло, по крайней мере, несколько жизней.

Крутя саблями, Моа с облегчением заметила вышедшего вперед Марлина.

– Ты чего это, тетушка – сбрендила? – удивленно спросил капитан.

– Нет, не сбрендила. Вы что хотите с этим кораблем сделать? – спросила в ответ Моа, перестав крутить сабли.

– Ну, как обычно – товар, деньги поделим, мужиков в расход, баб в приход, корабль спалим, поскольку беспутный, и все дела!

– Хорошо, тогда слушай мое предложение! Мне нужен корабль (все равно какой – этот вполне сгодится) и команда для его управления. Помнишь, ты сказал, что за тобой должок? Я предлагаю – тебе забрать все товары, деньги и ценности со шхуны, но оставить мне то, что тебе не очень нужно – сам корабль и его команду.

Капитан стоял и молчал, видимо продумывая, варианты.

– Хорошо, только бабы команде.

– Нет! – против воли вырвался вопль из глотки Моа. Немного подумав, она подумала, и добавила:

– Без баб команда работать не будет. Два золотых за них тебе лично.

– Четыре!

– Три!

– Согласен, – капитан обернулся назад и прокричал. – Отбой! Добровольная сдача!

Шхуна в распоряжении Моа! Кто не согласен, может у нее спросить!

Как ни хотелось пиратам поразвлечься на корабле, желающих выяснять отношения с Моа не нашлось. Несколько остывшие мужики, ворча, нехотя разошлись по палубе.

Пиратша обернулась к защитникам шхуны:

– Ребята, надеюсь, вы понимаете, что расстаться с товаром легче, чем с жизнью?

Плохо вооруженные мужчины уставились в пол, и Моа поняла, что, может быть, расстаться с товаром, для них было равносильно самоубийству.

– Подумайте о женщинах, если своя жизнь не дорога! – это увещевание, кажется, подействовало. А может они просто поняли, что сопротивление бесполезно, и лучше согласиться на мирную сдачу шхуны.

Через час все ценное, было вынесено с корабля, три золотых перекочевало в карман капитану и суда разошлись друг от друга. На палубе шхуны остались Моа с Жигляем, который не бросил свою патроншу. Когда пиратский корабль поднял паруса, Моа обернулась к членам своей новой команды и спросила:

– Надеюсь, у вас хватит совести быть благодарными за то, что я остановила эту ораву?

Прятавшиеся до этого за спинами две женщины, чуть не с тумаками насели на своих "защитников" и высказали за них свое мнение:

– Конечно, благодарны, матушка! Не знаем как тебя и звать-то. Эти дурни сами не понимают, чего избежали! – перебивая друг друга заголосили дамы.

– Я не матушка, а тетушка Моа. А что с вами случилось бы, говорите? С мужиками уже ничего не было бы – в зиндане, может быть, начинали, если из "пришедших".

Шхуну сожгли бы, ну а вам милые барышни я, да и никто другой, не позавидовал бы!

Вряд ли бы от такого интенсивного использования вы живыми до берега добрались бы… – и, видя, что ситуация вполне стала доходить до мужчин, перешла к делу. – У меня к вам одна служба. Вы пройдете со мной по этому курсу до самого материка, – Моа не сомневаясь, указала нужное ей направление. – Затем я сойду на берег и заплачу вам семь золотых. Было бы десять, да три пришлось уплатить капитану за ваших барышень. Это, конечно не компенсирует всех ваших расходов, но даст выкрутиться из ситуации.

– Но это же семь дней пути! – попытался возразить один из мужичков, но другой тут же возразил. – Ничего, нормальная плата, и места там поспокойнее будут, чем здешние.

– Не беспокойтесь, теперь у вас на корабле два неплохих бойца! – поддержала его бывшая пиратша. Возражений на убедительные просьбы Моа не последовало – да и кто бы мог устоять перед несокрушимыми доводами тетушки Моа? Так что шхуна, неспешно переваливаясь сбоку на бок на волнах, гонимых почти попутным ветром, неумолимо приближала ее к неизвестной цели.

Спустя несколько дней, справа показалась далекая кромка берега. Капитан шхуны, приземистый мужичек, обросший лопатообразной бородой, видимо, призванной подчеркивать его немалый возраст и придавать солидность, объяснил Моа, что это начинается береговая линия, и если она желает, то может сойти на берег сейчас и продолжить путешествие берегом. Хоть бывшая пиратша и не была искушена в мореплавании, но могла оценить тот факт, что скорость корабля, постоянно идущего почти по прямой при хорошем ветре, гораздо быстрее, чем передвижение на лошади по петляющим дорогам. Так что она не согласилась на предложение лукавого морехода и приказала идти вдоль берега, пока не станет ясно, что дальше можно направляться только сушей. Через пару дней такой момент настал – берег резко изогнулся влево, образуя залив и перегородив курс кораблю. В глубине залива виднелись дома какой-то деревушки.

Моа спросила капитана, знакома ли ему эта местность, на что тот ответил:

– А как же, конечно знакома! Это рыбацкая деревня. Здесь вполне можно причалить к пирсу. У нас осадка сейчас небольшая, прямо и подойдем.

Это устраивало всех присутствующих, и команда дружно принялась за дело, готовя корабль к швартовке и спуская лишние паруса. Настал момент, когда ее напарнику надо было решать свою судьбу. Моа отозвала парня ближе к юту и спросила:

– Ну что, Жигляй, дальше делать будешь? Хотя, теперь Жигляем тебя трудно назвать – изменился на глазах.

– А что, и правда, изменился? – удивленно спросил парень.

– Еще как! Сам-то не заметил? Смотришь теперь прямо в глаза, и осанка прямая.

Сразу видно независимого человека! – усмехнулась Моа. – Я дальше помчусь по своим делам, а тебе теперь нянька не нужна. Так что выбирай – на корабле останешься или на берег сойдешь. Я тебе большую часть своих денег оставлю – примерно столько же, как и капитану.

Парень смутился, явно не зная, как реагировать на такой подарок. Но Моа не дала ему сомневаться, сказав:

– Не мнись, мне много денег теперь не нужно – моя цель уже где-то рядом.

– А что дальше? – спросил Жигляй.

– Хм… сама не знаю, – ответила, задумавшись Моа. – У меня такое чувство, что деньги мне больше не понадобятся.

К ним, смущенно переступая с ноги на ногу, подошел капитан, почесал свою огромную бороду и сказал:

– Скоро будем причаливать, тетушка Моа.

– Вот и прекрасно!

– У меня вопрос к вам… – потоптался с ноги на ногу бородач и, наконец, выразил мучившую его мысль. – Не желает ли Жигляй остаться на корабле? Мы бы с удовольствием…

– А зачем я вам сдался? – удивленно спросил парень.

– Ну, мы видели, как вы сражаетесь… – мялся капитан. – Таких бойцов мы отродясь не видывали. Он один против целого корабля разбойников справится!

– Ну это ты хватил! – рассмеялся Жигляй.

– А что, вот тебе и шанс! – обрадовалась Моа. – Давай договоримся так. Жигляй у вас на судне будет, пока не доберетесь до какого-нибудь большого города, – и добавила парню. – А там сам решай – новой жизнью зажить или продолжать плавать на этом судне.

Спустя полчаса она сошла на берег, облегчив на три четверти свой кошелек и не неся на совести никаких обязательств или грехов, если не считать пары золотых, которые она задолжала Исааку за Жигляя. Все ее помыслы были устремлены вперед, на дорогу. Она чувствовала, как приближалась заветная цель, начиная будить в ней непонятные чувства и странные воспоминания. Но ей некогда было их анализировать, она попросту спешила к цели, а для удачного продвижения к ней ей была нужна лошадь, на розыски которой она и отправилась…

Не дожидаясь вечера, Моа уже выехала на неплохом скакуне, наверняка, переплатив за него местному держателю большой конюшни. Зато она была уже в пути и до ночи проехала добрый десяток миль по дороге, примерно совпадающей с нужным ей направлением…

***

Пять дней скачки могли бы утомить кого угодно, но не Моа. На самом деле, она почти не замечала усталости, так как была сосредоточена только на дороге и собственных чувствах. С ней происходило что-то непонятное. Она ощущала, как внутри ее начинают подниматься странные воспоминания о событиях, никогда не происходивших с ней. Ей снились небеса, усеянные звездами, необычные люди и животные. А самым сильным чувством было ощущение какой-то теплоты внутри, будто она приближалась к чему-то близкому ей. И сегодня это чувство стало особенно сильным.

С утра она гнала очередного сменного коня, только на полчаса остановившись в деревушке перекусить и дав скакуну отдохнуть. И вот, уже ближе к вечеру она почувствовала, что ее путь окончен. Ее цель уже совсем близко. Она с удивлением рассматривала обычную маленькую деревушку перед собой. Что же здесь могло быть такого, что манило ее с другого конца моря?

Моа остановилась у крайней ограды и, спешившись, подвязала коня к ней за уздечку.

Она медленно пошла дальше, словно боясь спешить. Солнце клонилось на полпути к закату. Под ногами вилась пыль, смахиваемая с сапог чахлой травой, пытающейся выживать по обочинам дороги. Мимо тянулся покосившийся плетень. Где-то далеко лаяла собака, кудахтали куры, мычали коровы… В общем, вокруг был обычный ранний деревенский вечер, когда крестьяне еще не пришли с полей и скотных дворов.

Но Моа не замечала ничего вокруг. Она как будто плыла в собственных мыслях. Все ее воспоминания и ощущения вдруг мощной волной стали подниматься изнутри, грозя затопить сознание. Моа остановилась у очередного плетня – за ним сидела ватага детишек, которые, затаив дыхание, слушали рассказ какого-то человека. Моа вслушалась в слова…

***

…Ян последние дни чувствовал, что цель, к которой он шел, сама стремительно стала приближаться к нему. Сегодня он особенно ясно это ощущал. Когда он пришел в эту деревушку, его, как обычно, уже встречала восторженная ребятня, и сейчас он отдавал им "долги" за еду и постой. Но не все было, как прежде. Его, непослушная память начала выбрасывать совсем уж необычные воспоминания. Он рассказывал детишкам об удивительной, вечно пасмурной стране, вогнутой, как блюдце, где творились странные чудеса, росли гигантские деревья, водились ужасные животные и летали гигантские птицы. Он рассказывал о чудищах, водящихся в тамошних морских пучинах и огромной горе, стоящей посреди мира.

И вдруг он понял, что вспомнил свое настоящее имя – не Жан, как ему чудилось раньше, а Женя, Женька, Евгений. И вдруг его осенило, что с ним был еще кто-то…

Вернее, была – прекрасная сказочная принцесса. Нет, не сказочная – настоящая, но какая-то не такая, как люди… Он почувствовал, что это была она, где-то рядом сейчас – Лэя!.. Он встал, прервавшись на полуслове, повернулся, направляемый мощным, как магнит чувством, и успел только сказать ребятам:

– Бегите отсюда! Сейчас здесь что-то случится! – шагнув навстречу судьбе… …Моа, слушая рассказ слепого человека, тоже вдруг почувствовала, как внутри что-то разорвалось, выпуская наружу поток знаний, который начал топить ее сознание. "Да, это он – тот, кого искало ее сердце. Только она была совсем не Моа. Вместо нее внутри проснулась Лэя, и вытеснила эту картонно-гротескную карикатуру на женщину. Было немного жалко страшную, но, в общем-то, честную и справедливую, неправильную пиратшу, которая была не способна на разбой. Сейчас, толком не видя ничего вокруг, она пошла навстречу Жене, который скрывался внутри этого слепого бродяги.

Они встретились где-то на полдороги между двором и плетнем, между мирами и астралом… Их руки коснулись друг друга. Умер Ян. Умерла Моа. Вместо них, освободившееся сознание Жени и Лэи взломало реальность этого мира. Ничто не могло остановить две истосковавшиеся души, снова обретшие друг друга. Они снова слились, просто проломив этот уровень реальности и выйдя на верхний уровень пирамиды, где заданная действительность не могла больше препятствовать их слиянию. Они плакали и смеялись одновременно. Они стали прежними – одному вернулось зрение, другой – красота. Они не могли налюбоваться друг другом, упиваясь близостью и общими мыслями и переживаниями. Им нужно было так много рассказать друг другу, и они вели безмолвную беседу, плывя сквозь призрачные пейзажи этой пирамиды астрала. Они все-таки стали немного другими. Они теперь знали, что такое рабство, смерть, насилие, уродство и убогость. Лэя безмолвно благодарила Женю, что он выдержал все эти издевательства судьбы и остался по-прежнему таким же внимательным и нежным. Он отвечал, что ему помогли дети – их любовь к слепому рассказчику поддерживала его весь долгий путь. Женька благодарил Лэю за то, что она не ожесточилась в компании пиратов, и упрекал ее, за то, что она пошла за ним в этот мир. Они вспоминали… … разбежавшиеся от слепого сказителя ребятишки увидели, как он осторожно переступая ногами, пошел к большущей и страшной тетке, двигающейся к нему от забора. Одного вида этой женщины было достаточно, чтобы разогнать хоть всю деревню. Потом дети заметили, как эти двое взялись за руки. И тут произошло что-то совсем непонятное. На месте этой странной пары полыхнул яркий свет, словно сверкнула молния. Тут же раздался скрежещущий звук, как будто что-то огромное рвалось и мялось. Воздух и лужайка на месте, в котором стояли два человека, стали искажаться и плыть. По ногам ребят ударила дрожь, в лица пахнуло ветром, и все стихло – на месте двух людей больше ничего не было…