1
В словечко «блатной» нынче каждый вкладывает свой, часто — прямо противоположный всем прочим смысл и своё толкование. Специально посмотрел в словари — устоявшимся литературным толкованием слова «Блатной» является — «Вор». То есть — .не случайно и единожды укравший, а — тот, кто превратил воровство в профессию и основной источник средств к существованию.
«Блатной» — это профессиональный вор. А «блатные» — это социальный слой профессионально ворующих, со своими специфическими обычаями, законами, п о н я т и я м и, привычками, образом жизни и судьбой.
Не случайно профессиональная каста преступников сформировалась именно на основе воровского содружества, а не, скажем, бандитских шаек. На это есть ряд причин.
Во-первых, украсть — труднее, чем отнять, на грабёж большого ума не требуется, была бы силушка в руках да перо (ещё лучше — с т в о л) в придачу!.. В массе своей грабители безмозглы и обречены на отстрел и уничтожение государством и конкурентами. Воры же уж в силу своего рода занятий — хитры, изобретательны и умеют приспосабливаться к окружающим условиям. Только они и способны на некие созидающие шаги в формировании и закреплении своих способностей и характерностей, делающие их не группой одиночек, а — к а с т о й.
Во-вторых, воры менее опасны для общества, и люди в целом относятся к ним гораздо терпимее, чем к разбойничкам — м о к р у ш н и к а м, что даёт им дополнительный шанс выжить в различные времена и эпохи, в разных странах и обществах, при капитализме и социализме, тоталитаризме и демократии, при режимах передовых и отсталых, короче — везде и всюду!.. Первый человек на Земле, Адам, уже был вором, ибо сорвал яблоко «не с того» дерева…(И не ведь не с голодухи спёр, в раю с жратвой проблем не было, а — пошёл навстречу прихоти своей туповатой м а р у х и).
Ну и в-третьих, воровство вообще ближе к человеческой природе, чем насилие. Гомо сапиенс ведь — далеко не самое сильное животное на планете, ещё с первобытных времён обозначилось, что человек в открытой схватке, один на один, не может победить мамонта и медведя, крокодила и тигра, удава и носорога… А — обмануть, перехитрить, пустить пыль в глаза, и либо в яму с острым колом на дне заманить, либо запереть в клетку, либо, что ещё похлеще, приучить и заставить работать на себя — хитрозадистый человечишко способен кого угодно…
Блатные — это часть народа, с некими общими для всех нас чертами и отличиями, но только более выпуклыми и отчётливыми, чем у прочих…
К «чисто» — подлинным блатным примыкают также и те, кто в строгом понятии этого слова блатными не является (мошенники, те же грабители, убийцы, фальшивомонетчики и многие-многие другие), но ведёт во многом подобный же образ жизни, сидит в одних к р ы т к а х и «зонах» с блатными, и придерживается большинства блатных законов. Их, условно говоря, тоже можно назвать блатными, хотя «по правильному» кто не вор — тот не блатной.
Сегодня блатным — не лучшие времена. Слишком много очень больших денег прямо-таки просятся в руки, супер-большие бабки выколачиваются на рэкете, в бизнесе, в той же политике… Внагляк отнимать у богатеев, самому шустрить с капиталами или же доить доверие широких масс нынче куда прибыльнее, чем скромненько воровать. Бандиты возобладали над жуликами, за ними — власть, финансы и обаяние прославленных героев нашего времени, молодёжь это чувствует и делает свой выбор, — молодые толпой прут в мафиозники, банкиры и политпроходимцы, из-за чего с пополнением новых перспективных кадров у блатных сегодня — большие проблемы…
С другой стороны, воровская элита, испробовав большие и лёгкие «бандитские» деньги и войдя во вкус, тоже стала перерождаться. Умный кожей чувствует, где лучше, и идёт туда. «Авторитеты» блатного мира вросли в мир мафиозников, капиталистов и правителей, найдя здесь себе подобных, и постепенно сумев с ними договориться или как минимум притереться друг к другу… «Воры в законе», войдя в состав правлений корпораций и банков, одев роскошные костюмы вместо лагерных «бушлатов» и пересев из стареньких «Жигулей» в респектабельные «Ауди» и «Мерседесы», перестали быть ворами как таковыми. Старая воровская элита сомкнулась с бандитской, финансово-промышленной и политической элитами, а новая — не формируется по той же причине: невыгодно жить по старым «воровским» п о н я т и я м, умные и волевые это чувствуют, и — не живут по ним, выбирая иные пути… Ну а кто поглупей, слабей в коленках и не понимает новых реалий — такие в «авторитеты» никогда и не выбьются.
…За блатными нет настоящего, а за мафиозной «братвой» — нет будущего. Это сейчас (ДАННЫЙ ТЕКСТ НАПИСАН В КОНЦЕ 90-Х ГОДОВ) государство ослаблено внутренней грызнёй различных кланов, партий, финансовых группировок и отдельных амбициозных личностей, но законы истории не отменить, качнувшийся в одну сторону маятник неизбежно откачнётся затем и в другую. На смену хаосу и анархии придёт «железная рука» очередного диктатора или обезличенно — тоталитарной структуры. Власть не потерпит конкурентов своему влиянию на народ. Разросшуюся до огромных размеров мафию разгромят, решившихся на открытое сопротивление — безжалостно уничтожат, и мафия не то чтобы исчезнет — это невозможно в принципе! — но просто займёт куда более скромное место в обществе. И когда станет невыгодным отнимать, предаваться прелестям дикого капитализма и злоупотреблять должностями, и, наоборот, куда выгоднее будет тихонечко приворовывать и ловчить — вот тогда-то юные поколения желающих «хорошо жить на халяву» массово кинутся в блатари, у них сформируется новая, «правильная», живущая по модернизированным «старым» п о н я т и я м элита, и всё вернётся на круги свои…
Впрочем, и сегодня ещё блатных достаточно много, чтобы имеющий дело преимущественно именно с ними уголовный розыск не сидел без работы. Причина такой живучести блатного мира очень проста: далеко не все имеют достаточную силу характера, чтобы открыто противопоставить себя обществу и выбить у него свою «законную» часть общего пирога. Да и жить по строгим дисциплинирующим законам своего клана (мафиозного, финансового или политического) далеко не каждый способен. «Не пей», «не колись», «не болтай лишнего», «жертвуй собой во имя общего интереса»… Свихнуться можно от огромного количества подобных ограничений!.. Так что блатные всегда были, есть и будут, но просто сегодня их стало чуть меньше, некогда окружавшая их «воровская» романтика поблёкла, их идеология стала примитивной и раздробленной, куда меньше у них теперь толковых и целеустремлённых вожаков, ведущих за собою общее стадо к манящим и приятственным для многих целям…
Верный показатель низкого «класса» сегодняшних блатарей — распространение в их среде наркотиков. Настоящий, матёрый, «идейный» урка никогда не станет колоться, это западло, он — вольный бродяга, неподвластный никому и ничему, кроме «воровского закона», и чтоб он добровольно отдал себя в рабство губительной тяге к «дури»?!. Да ни за что!.. Но таких урок практически уже и не осталось почти, а доживающие кое-где свой век осколки прошлого погоды уже не делают и никому не интересны… Сегодняшний уголовник — скорее дилетант, чем профессионал, душонка его гнила и жаждет острых удовольствий, кое-какая денежка в кармане зашевелилась — почему бы и не кольнуться разок-другой?.. И пошло-поехало…
Если раньше понятие «воровское братство» ещё как-то помнилось и относительно соблюдалось, в частности — воровство среди своих считалось крысятничеством и жестоко каралось, то теперь нередки ситуации, когда кололись — вместе, вместе и раскумаривались, а потом очнувшийся последним — обнаруживал, что ранее пришедший в себя «коллега», сняв с него туфли и бумажник из кармана выудив, скрылся затем в туманных далях… И убить человека находящемуся под воздействием наркотиков блатарю — что высморкаться, по прежним понятиям без нужды на человеческую жизнь не посягали, а сейчас цена ей — копейка в базарный день даже для нашего государства, чего ж вы тогда от преступников ждёте?..
2
Как сегодня становятся блатарями?.. Нормально, спокойно, вполне естественно, я бы сказал — логично к сути своего характера и несуразностям нашей текущей действительности…
Каждый человек хочет жить хорошо. Для этого нужны деньги, их можно заработать, некоторые их и зарабатывают, но остальным — облом, либо — не получается, а тут ещё и в экономике в последние десятилетия возникли досадные перебои, зачастую не позволяющие обеспечить себе достойный уровень существования даже самым трудолюбивым и мастеровитым…Ну а хорошо жить — всё равно хочется, пытливая человеческая мысль ищет выхода, прощупывая окружающих: а как они выпутываются из противоречивости желаний и возможностей?.. И хорошо тем из нас, кто с малых лет окружён людьми интеллигентными и воспитанными, принцип которых: «Лучше умереть с голода, чем украсть хоть копейку!», но таких — раз-два и обчёлся, а большинство из нас окружено н о р м а л ь н ы м и современниками, и среди оных обязательно сыщется десяток — другой жиганов-рецидивистов, про которых всем абсолютно точно известно: воруют!.. И — не попадаются годами, между прочим, и живут — припеваючи!..
Не сразу, не через день и даже не через месяц, но рано или поздно ты созреваешь до бодрящей мысли: «А ведь я тоже могу воровать, жить припеваючи и не попадаться!» Пока что между «могу» и «буду» есть некоторая дистанция, но вода точит камень, зрелище лёгких и немалых бабок у другого щекочет воображение, «а чем я хуже?.. почему ему — можно, а мне — нельзя?!» Ну и однажды в компании тех же вышеупомянутых жиганов, хлопнув несколько раз по двести, ты весело киваешь в ответ на предложение корешей-собутыльников: «иди с нами, хату бомбить, делать ничего не надо — только на шухере постоишь…» Да и как близким дружбанам, сроднившимся с тобою по бутылке, откажешь в подобной мелочёвке?.. Не будешь же кочевряжиться, строить из себя праведника… ха!.. И идёшь, и шухеришь как всамправдашний уркаган, испытывая огромное моральное удовлетворение от того, что «старшие товарищи» доверили тебе ответственное дело… Некоторые на первом же своём деле и «светятся», а другие — только на сто первом, это не принципиально, вопрос удачи, а не судьбы… Начало может быть и другим, вариантов масса, от школьного вымогательства даваемых на карманные расходы денег у ребят из младших классов до той же наркомании (где-то же надо брать бабки на «дурь», чтобы не кумарило!)
За первым, зачастую совершённым по глупости воровством или разбоем пусть и не всегда сразу, но со временем неизбежно следует и первый твой срок. Обычно отбывается он в «зоне» «общего режима», реже — «усиленного». Практически все, кто здесь находятся, отбывают свои первые срока, причём очень многие — вообще «левые», совершенно не антиобщественные по складу своего характера люди — бытовые хулиганы, например, залетевшая в какую-либо историю пьянь, случайно оступившиеся на жизненном пути…
В таких «зонах», обычно находящихся под полным контролем администрации, нет «авторитетов», следящих за порядком и устанавливающих свои «законы», следовательно — о каких-либо п о н я т и я х здесь имеют самое общее представление… 99 % отсидевших первые срока и вышедших на свободу — убеждены, что эта их отсидка будет и последней, больше они ни во что криминальное соваться не станут, чтобы ограбить или обворовать кого-либо — так это ни-ни!.. Но на свободе человека ждёт сложная и во многом неприятная жизнь. Отношение к ранее судимым понятно какое: «Бандюга!.. Только и ждёт момента, чтобы снова учудить!..» На приличную работу при таком отношении окружающих уже не устроиться, тут и ранее несудимые безработными толпами бродят вокруг… С жильём зачастую — тоже проблемы, родичи смотрят на тебя хмуро и недоверчиво, порядочные девушки не спешат ложиться с тобою в койку и уж тем более — сливаться с тобою в крепкую семейную ячейку, а хорошие и надёжные парни воротят нос от твоего предложения стать их верным корешом… Ты одинок и никому не нужен, а между тем жить тебе по-прежнему хочется на «пять с плюсом»!.. Где же выход?.. Выхода нет, то есть лично ты не видишь выхода, но, внимательнее присмотревшись к некоторым другим, тоже уже отсидевшим и более опытным, ты с удивлением замечаешь, что люди-то — устроились!.. Ничего не опасаясь, по-прежнему ловчат, химичат и воруют, а то и гопничают!.. И, как ни странно, милиция не висит у них на хвосте, зато они регулярно кутят в ресторанах, пьют, жрут и плюют на страну, лишившую их возможностей, но не сумевшую отнять у них желания, а ведь при большом желании найти себе возможности — не так уж и трудно… А кто от стремления расслабиться и отдохнуть от суки — жизни присел плотняком на иглу, тот вообще кайфует и клал с прибором на всё и всех, денежки только нужны на такие удовольствия, много-много денежек…
И вот таким образом от прежней, вымученной годами первой отсидки истины: «Нельзя воровать!» постепенно переходишь к другой, куда более сподручной: «Можно, если — осторожно!» Иного выхода ведь и нет, то жалкое существование, на которое обрекает тебя честный образ жизни — для червяков, никчёмных амёб, травоядных ничтожеств, а ты — Человек, ты звучишь гордо, как правильно сказано в какой-то ветхой книжке с оторванной обложкой…
И ты начинаешь «промышлять» экспроприациями чужого имущества по — новой, а поскольку отрабатывающий свою пусть и нищенскую, но — зарплату угрозыск не сидит, сложа руки, то и второй срок для тебя — не за горами.
Режим для пошедшего на рецидив — уже другой, самое меньшее — «усиленный», при гораздо большем в сравнении с предыдущими сроками, а то и «строгий» либо даже «особый». Попав сюда «второходчиком», ты уже не плывёшь по течению, а ведёшь себя осмысленно, присматриваясь к повадкам здешних старожилов и выбирая для себя оптимальный образ действий, — от него, кстати, во многом зависит и твоя последующая судьба там, на свободе, после твоего будущего освобождения…
Неделя — две уходит на то, чтобы ты и «зона» присмотрелись друг к дружке. Кем ты здесь себя поставишь: в о р о м (т. е. живущим по воровским п о н и я т и я м), к о з л о м (сотрудничающим с лагерной администрацией) или же м у ж и к о м (старательным трудягой, не блатнящимся, но и не холуйски — усердствующим перед начальством)… У каждой из этих моделей поведения есть свои плюсы и минусы, представители каждой из сторон так или иначе пытаются перетянуть новичка на свою сторону, и у тебя всегда есть право выбора…
Впрочем, есть и четвёртая категория — о п у щ е н н ы е. Если ты ведёшь себя неправильно (с т у ч и ш ь, крысятничаешь, отбываешь срок по «позорной» статье или же по жизни — конченная гнида), тогда тебя ждёт наказание, одно из самых тяжёлых — попасть в касту п е т у х о в, т. н. «неприкасаемых». В «зоне» не скроешься от всеобщего внимания, каждый — как на ладони, требования к каждому от всех и от каждого очень жёсткие, иногда даже жестокие, но объяснимые и в чём-то даже справедливые, и если брать ситуацию в целом, то любой здесь получает в итоге то, чего он заслуживает. Но в частностях бывают всякие нюансы…
От беспредела, например, могут о п у с т и т ь и невинного, особенно если он — никто, человек без положения и связей, без денег и влиятельных дружков… Его п и д о р а с т я т не потому, что он что-либо нарушил или не так поступил, а — просто так, желая поиздеваться над слабейшим… В принципе могут сделать такое и влиятельному человеку, даже и «авторитету», но такое делают почти исключительно «на заказ» кого-либо ещё более авторитетного и влиятельного… Но если выяснится, что «человека хером наказали ни за что» — за такое могут и строго наказать, вплоть до заточки в бок…Впрочем, «опущенному», пусть даже и невинно, это уже не поможет. Пути назад из «петушиного» сословия — нет.
Конечно, после освобождения звание «петух» не украсит его лоб огненной короной, но ведь хочется общаться с себе подобными, — ведь когда вор в законе хочет приятно провести вечерок, то он же не идёт в кабак с «быками» — шестёрками, ему хочется посидеть за одним столом с себе подобными, с такими же «авторитетами», пусть рангом и чуток пониже, а тем это — «за падло», и не потому, что лично он им неприятен, а — «так его же того… о п у с т и л и…» И — всё. Человек, пусть и надежнейший, и отсидевший три — четыре срока, уже на имеет право требовать уважения серьёзных людей, и они не имеют права оказывать ему такое уважение… Он может быть в деле, может участвовать в одной из группировок или даже создавать свою (входящий в неё молодняк может не знать об о п у щ е н н о с т и своего бугра либо даже смотреть на неё сквозь пальцы — что им все эти замшелые п о н я т и я!), но в один круг с воровской элитой он уже не встанет никогда.
Итак, попавший в «зону» сам выбирает свой путь. Слабодушные и «случайники» идут в м у ж и к и, вредные и хитрозадые становятся к о з л а м и, отбросы падают на дно и п е т у ш а т с я, ну а те, кто достаточно силён духом для противодействия тюремным приказам и порядкам, тот топает в в о р ы. Борьба с тюрьмой и тюремщиками формирует в них п о н я т и я, образ всей последующей жизни, характеры и судьбы…
Имеющий хоть какую-нибудь поддержку с воли хрен пойдёт в блатные, и сто раз подумает, прежде чем конфликтовать с администрацией. Решаются на это обычно лишь отчаявшиеся, которым нечего терять. В постоянном конфликте с давящей и угнетающей их грубой державной мощью — весь смысл их существования, и в борьбе этой они идут на немалые жертвы, даже и на определённый героизм. Если «зона» — не «чёрная» (т. е. отстоявшая своё право жить по воровским п о н я т к а м), а «красная» (т. е. с устоявшимся господством администрации над заключёнными), то существование блатного здесь многократно тяжелее и разрушительнее для здоровья в сравнении со всеми прочими категориями заключённых. О т р и ц а л о в к а (т. е. сознательное противодействие установленным в «зонах» правилам) очень быстро приводит к тому, что тюремщики и к о з л ы начинают шпынять тебя по-всякому, гнут и ломают твою волю, гноят тебя в карцерах, пытаются подловить в своих многочисленных «подставах», они тебя прессуют — а ты не поддаёшься их прессу, идёт война принципов, воль и убеждённостей, для многих в о р о в она заканчиваются смертью (от частых отсидок в ШИЗО быстро развивается туберкулёз в самой тяжёлой форме), но кто смог выжить, уцелеть и сохранить себя — тот уж потом закалён на всю оставшуюся жизнь, такого уже ничто не согнёт, и именно эта несгибаемость даёт ему право на уважение окружающих. Ещё один блатной в этом мире — состоялся!..
(Я специально не рассказываю подробно ни про о б щ а к, ни про другие составные воровских п о н я т и й и поступков, об этом уже говорили многие и ещё многие расскажут, но важно было продемонстрировать сам принцип формирования этой социальной категории людей, на который, как на стержень, нанизывается затем уже всё остальное)…
…По большому счёту никаких п о н я т и й в возвышенно-романтическом смысле у воров на самом деле нет, всё это лишь слова, с помощью которых более умные и сильные толкают в стойло и подчиняют своим желаниям и прихотям менее умных и сильных, вот и всё, а остальное — фуфляк, прикрывающий здравый смысл и коренные интересы «верхов» да безмозглость и легкоуправляемость «низов»…
Место рождения воровских п о н я т и й — тюрьма, где человек борется за своё существование, копошась в обществе…нет, не других человеков, а — гадов, это формирует в нём нормальные защитные рефлексы, помогающие выжить, и в итоге он становится таким же гадом — подлым, жестоким и бесчеловечным.
Чтобы проявлялись нормальные душевные качества каждого, они должны подкрепляться какими-то стимулами в окружающей действительности, это рождает чувство внутреннего самоутверждения: «Я сделал добро, и в итоге стало хорошо мне и многим другим!» А в «зоне» доброту воспринимают как глупость, позволительна она лишь очень сильным и злым, — «он настолько жесток и так давит всех, что может позволить себе иногда быть и милосердным!» Во всех же остальных случаях проявлять доброту — это значит оторвать от себя и отдать другому, уменьшим тем самым твои собственные шансы на выживание, и если ты не туп, то тогда вопрос — ЗАЧЕМ?..
Быть добреньким на воле для блатного — это значит, имея 5 кубов ш и р к и, оторвать от себя 2 куба и отдать корешу. Он-то будет благодарить тебя и клясться в вечной дружбе, но неужели ты думаешь, что он и в самом деле тебе благодарен?.. Ни хрена!.. Завтра, когда твоё ш и р л о кончится, и тебе самому будет нечем раскумариться, он же, твой кореш, из твоей же некогда подаренной ему ш и р к и, разбодяжив её водой вдвое, толкнет тебе втридорога куб, а потом ещё и напоминать будет месяц: «Помнишь, как я тогда тебя выручил?!» Помочь другому искренно здесь если и соглашаются. то только — ещё по прежним, «доблатным» отношениям, когда с кем-то дружишь с детсадика или со школы, и делаешь ему добро в память о той, прежней своей жизни, когда ты был ещё нормальным человеком…
А в преступном ремесле друзей — не бывает!.. Группа квартирных воров или шайка уличных грабителей — это не союз бойцов-соратников, а временное сообщество деловых партнеров, друг друга здесь ценят за взаимовыгодность сотрудничества, но могут друг другом и пожертвовать, а после ареста и тем более после осуждения вся прежняя «дружба» тут же кончается, никто в «зоне» прежнему подельнику без веских причин помогать не станет!.. В существующих здесь условиях выжить одному сплошь и рядом легче, чем двум, вытаскивать друг дружку там два в о р а бескорыстно никогда не станут, куда проще друг друга заложить и сдать с потрохами… (Это не исключает ситуаций, когда, напротив, выгоднее объединяться в некие «семьи», где каждый помогает каждому, но и там именно — взаимовыгода, а никоим образом не подлинная бескорыстная дружба). И не потому — так, что такие уж они особенные гнилушки. На их месте мы, вполне возможно, вели бы себя точно так же. Большинство людей противостоять обстоятельствам не может, а кто пытается — тот чаще всего гибнет, из чего окружающие делают вывод: вот что происходит с теми, кто — пытался!.. Погибать за свои принципы благородства — быть может, и почётно, однако простому человеку всё ж таки предпочтительнее выжить, и он — выживает. Зачастую — любой ценой…
Придерживаться п о н я т и й «в натуре» тяжко и небезопасно, куда проще и выгоднее только изображать из себя з а к о н н и к а, приобретая все связанные с этим положением плюсы и не отягощая себя чрезмерно минусами. «И в «авторитеты» выбиться, и здоровье сохранить!» — задача трудненькая, но при большом желании — вполне выполнимая. Сплошь и рядом отмотавший два-три срока хрен моржовый только изображает из себя блатного. Как встретится с себе подобным — такие понты оба гнут, что ты!.. Они-де и такие, и сякие, стоят непоколебимо «на основах», все — при делах и п о н я т и я х, «нас все знают!», «мы — блатные — козырные!», «да таких ц е н т р о в ы х, как мы, вообще в городе больше нет!», и тому подобное… Прям-таки супер-ворьё в супер-законе, хотя взаправду в «зоне» они только рядом стояли с кем-то из подлинных «авторитетов», наслушались от них нужных «зоновских» наворотов, и получили право ссылаться на знакомство с ними для подтверждения собственной значимости…
3
…Расскажу кое-что, из своей практики…
Жили — не тужили на моей «территории» два кореша ещё с ясельного возраста, Сашка и Витька. (Обойдёмся без фамилий и п о г о н я л) Один был не то чтобы блатной, а — м у р ч а щ и й, из тех самых, кто при встречах и на притонах постоянно м у р ч и т о своём супер-блатняковстве, но в реальности, когда возникает надобность пострадать за п о н я т и я, начинаются у них всевозможные непонятки и о т м а з к и… А второй — вполне нормальный хлопец. Ну то есть как нормальный… Витюха тоже пару раз отсидел, за хулиганку и кражи, но в «зоне» он был к о з л о м, то есть помогал администрации. (Если точнее — он был завхозом, очень неплохая должность для умного человека в местах заключения). Сашка же, мотавший тоже два срока и совершенно по тем же статьям, в «гостях у хозяина» стоял близко к блатным, придерживающимся п о н я т и й, потому и имел на воле некоторое положение в узких кругах… Сам из себя — пустое место, нагловато-бестолковый придурок, украсть толком — и то не умел… Но знал имена н6ескольких серьёзных людей, и при необходимости мог аргументировано на них ссылаться, только поэтому с ним, фуфловщиком, и считались. И наоборот, никаким «криминальным» уважением не пользовался прямодушный Витька, «он же к о з л я т н и ч а л!» Причины «падения» этого в общем-то вполне свойского во всех остальных отношениях хлопца никого не интересовали, был ли он на самом деле виноват в отступничестве от п о н я т и й, или же его принудили к этому непреодолимые обстоятельства — никакой роли уже не играло, кто хоть раз пошёл в к о з л ы, тот остаётся таковским уж до конца своих дней… Сашке при встречах каждый уважающий себя ворюга считал за долг крепко пожать руку, а Витьке не чтоб под ноги плевали — он парень здоровенный, мог и по шеям накостылять, — но косились на него угрюмо…
Ну вот, и в такой ситуации надумал Сашка торговать маковой соломкой. Надыбал подходящую я м у (источник получения наркоты) в соседней области, брал там по одной цене, а здесь собирался продавать — по другой… Но тут вот какая тонкость: п о н я т и я м и «барыжничать» честному вору запрещено категорически! Блатные барыг вообще не любят, будь это торговцы наркотой или скупщики краденного, одни наживаются на блатняках, продавая тем втридорога столь нужный им товар, а другие — скупая у них воровскую добычу за полцены. (Казалось бы, ворам спасибо сказать бы тем, кто помогает им превратить уворованное барахлишко в бабки, ан нет — «мы работаем(!!!), гривы свои под опасность подставляем, а они, суки, ещё и норовят жалкими грошами расплатиться!») Стал думать Сашка: как бы это ему и деньгу зашибить, и высокое воровское звание барыжным духом не запачкать… И сговорился он тогда с Витькой, давним корешком, что тот будет толкаться по всяким людным местечкам да толкать дурь разным «своякам», Сашка же станет ходить следом с видом постороннего фраера, но вздумай кто-либо из склонной к рэкетирству наркоманской молодёжи «наехать» на Витю в попытке разжиться наркотой на дурняк, как Сашка тут как тут — подскочит со зловещим оскалом: «Чё цепляешься, баклан?! Да ты вообще кто таков, в натуре?!. Да ты знаешь, кто я такой?!.» Харя — зверская, гляделки — выпученные, руки, торс и все прочие открытые чужому взгляду участки туловища — в «зоновских» наколках…Да от такого зрелища любое нахальё разбежится как от пугала… Хотя двинь кто Сашке крепко в челюсть — ведь летел бы метров десять… Но — не решались. «Ты что?.. Это ж — такой-то!.. Он же с таким-то и такими-то кентуется, а те вообще — важняки!..»
Но опирающийся в своём базаре на п о н я т и я Сашка сам их откровенно нарушал, — блатной ведь не только торговать наркотой, а и покупать наркоту права не имеет, потому как «присесть на иглу» для него — за падло, но если уж присел по глупости, то он, как вольный бродяга, имеет право прийти к любому торговцу наркотиками и… нет, не купить, а — просто взять, т. е. фактически отнять в наглую у него то, что ему требуется. Единственно — нельзя за раз брать больше своей дневной дозы. Если же так получилось, что ты случайно нагрёб с гаком, то избыток ты обязан БЕСПЛАТНО раздать «людям», т. е. таким же блатным… Так что хоть и не продавал сам Сашка, а только «рядом стоял», но при желании и ему можно было сделать п р е д ъ я в у. Дескать, что ж так, братан?.. Нехорошо!..
Но, во-первых, далеко не каждый имел право такую предъяву Сашке делать, с нижестоящим криминалом блатной и базарить не станет, «перо в бок — и пишите письма мелким почерком!» Ну а ежели подвалит кто из серьёзных, равных Сашке по положению, то он на все свои к о с я к и даст увесистые о т м а з к и… Типа: «Ты что, брат, не врубаешься?! Да я ж ради «зоновского» о б щ а к а стараюсь! Езжай на любую из окрестных «зон» и спроси: я ж там всех обеспечиваю п о д о г р е в о м!.. Нет, ты обязательно съезди туда, и тебе расскажут!» Сашке достаточно раз в полгода съездить на «зону» и передать знакомому «авторитету» самую малость, какой-нибудь стакан мака, чтобы потом кричать на всех перекрёстках: Да я на «зоны» мак эшелонами гоню!.. Если сомневаешься — съезди в такую-то «зону» к такому-то, и он тебе всё расскажет!..» Понятно, что переться чёрт знает куда и узнавать неизвестно у кого неизвестно что никто не будет, но если б таковой чудик и сыскался бы, то авторитетный человек в «зоне» подтвердит: «Да, Сашка в октябре прошлого года действительно привёз мне стакан мака…» Что и требовалось доказать… Вот так за счёт Витькиного труда Сашка и живёт, но спроси серьёзные люди его мнение о приятеле — удивится в ответ: «А чё базарить?.. Хоть и дружок он мой с детства, но — к о з ё л и барыга!..» Вот и весь сказ.
Есть в нашем микрорайоне двое-трое действительных «законников», и давно уж они Сашку раскусили, понимая, что — грязь он, жалкий нарик, ничего реального за ним не стоит, но — сила традиций!.. А потому — супротив его не высказываются и окорот ему не делают, помнят: «Он в «зоне» с таким-то чалился, а ведь такой-то — Ч е л о в е к!..» Вот Сашка от безнаказанности и наглеет…
Однажды припёрся он в кафе «Росинка», где «законники» по вечерам любили оттягиваться (обслуга — своя, проверенная, случайных посетителей — не бывает, м е н т о в с к и х сюда не подошлёшь — где ж тусоваться блатнякам, как не тут?..), и с порога делает п р е д ъ я в у: «У меня вчера сапоги спёрли из перегородки!.. А кто у своих берёт — тот к р ы с а!.. Найдите гада и выдайте мне…»
Удивились «авторитеты»… Любого иного стриженные наголо «быки» за такой тон просто выкинули бы из кафешки, а этому, с в о я к у, объяснили грамотно, квалифицированно втолковали на фене, что сапоги-то найти можно, раз уж они так дороги ему как память о далёкой молодости, но зачем же укравшего их находить?.. «Ты ведь, брат, отполируешь его до блеска, а потом, чего доброго, ещё и в «контору» сдашь, что вообще — за падло, а в чём, собственно говоря, его вина перед тобою?.. Что не знал, какая важная и неприкосновенная фигура обитает на твоей хате?.. Уж прости, брателла, но ты ведь не повесил на двери табличку: «Здесь живёт заслуженный вор республики!», вот он случайно и обмишулился… А так ему без разницы, где и у кого тырить, что в твои двери сунуться, что в любые другие — ему всё едино… На то он и в о р, ты сечёшь?..»
Сашка ничего понимать не хотел, потому как чтил только свой интерес: сапоги — вернуть, ворюгу — к ногтю!.. Но чутьё он имел хорошее и прекрасно пинимал, когда стоит кочевряжиться и качать права, а когда выгоднее сделать вид, что и в самом деле его вопрос решён по п о н я т и я м. Вечер тот закончился совместной пьянкой. Через два дня сапоги подбросили Сашке в открытую форточку на кухню, а ещё через три дня некий аноним позвонил по 0–2 и проинформировал органы о том, где именно в данный момент скрывается хорошо известный ментам домушник Боря Невинный, кличка «Вилы», разыскиваемый по ряду уголовных дел…
Сашка ли вычислил и сдал своего обидчика, или же им пожертвовали «авторитеты», посчитавшие нужным «уважить» Сашкину просьбу — неведомо, в обоих случаях налицо — гримасы блатной морали: на словах любое сотрудничество с властями объявляется сильнейшим к о с я к о м, а на деле когда возникает личный интерес — тогда стучат ментам на своих — за милую душу.
4
Дружба между блатными — понятие условное, а семейные узы — тем более, хоть и кричат они на всех переулках: «Не забуду мать родную!» Но в данном случае под «матерью» понимается ведь тюрьма, настоящую же свою мать, как и своих детей, свою жену, своих братьев и сестер вспоминают в лучшем случае — эпизодически, мимолётно… Бомбанет хату пошикарнее, намолотит там кучу бабла, исколит почти всё, на баб и выпивку потратит, ну и если случайно останется копеечка — купит родному чаду кулёк дешёвых конфет…
Знавал я двух братьев — Петрушек (от фамилии — Петрушев), старшего и младшего, оба наркоманы, у младшего была жена Ксенья, тоже «присевшая». Пытался Петрушка-младший подзаработать на ш и р л е мелким оптом, вот мы его и з а к р ы л и. Сидит он у нас в райотделе, даёт чистосердечные показания, вот мы ответно и поощрили его на свиданку с женой, разрешив ей даже и на укольчик ему принести… Но где ж ей взять, если и у самой — нету? Пошла она тогда к старшему брату, попросила по-родственному: «Ваньку сейчас кумарит… дай немножко, в долг!» Что сделал бы нормальный человек ради залетевшего в неприятности и остро нуждающегося в помощи младшего братишки?.. Да всё бы он сделал!.. Вплоть до снятой с себя последней рубашки и с легкостью оторванного от сердца последнего б а я н а (шприца с наркотой)… Этот же, при всех своих п о н я т и я х, хоть и имел в данный момент запасец, но — пожалел, «отдашь бабе предпоследнее, а завтра кончится и последнее — чем тогда сам ш и р я т ь с я будешь?!.» Вначале вообще пытался отнекиваться, «у меня есть немножко, но я должен сейчас же отдать это в уплату долга!», потом чуток смилостивился, пропитал тряпку ш и р к о й, сует ей: «Пусть проглотит — вот немножко и раскумарится!» А это, объясняю для непосвящённых — самый что ни на есть мизер! Это как если умирающего от голодухи огрызком яблока угостить…
Заплакала Ксения от обиды, забрала тряпочку и ушла. Причём что характерно: мужу она тряпку ту так и не отдала, сама употребила, — она ж тоже «нуждающаяся», вот и сочла свою потребность ещё более важной, чем муки томящегося в узилище супруга… А у того в камере тем временем началась л о м к а, — смотреть на человека страшно, весь извёлся, трясётся как банный лист, умоляет: «Опер, дай!..» Я и рад бы дать ему на укольчик, не каменный же, но у меня железный принцип: давать шкваркаться задержанным только в обмен на ценную информацию, Петрушка-младший же, к нашему общему сожалению, ничего интересного в этом плане представить мне не смог…
Хорошо хоть, догадался вырвать у себя из рта золотой зуб, отдал мне в обмен на разовую дозу, кольнулся человек — и на глазах воспрял… Говорю ему, когда мы в моём кабинете были наедине:: «Видишь, брат с женой кинули тебя в трудную минуту, плевать им на тебя!» Покачался он иссохшейся тенью на табурете, выдохнул горестно: «Я и знал всегда, что обоим нельзя доверять…Гнилушки оба!..»
Короче, пока он в РОВД находился, жена говорила: «Пусть брат ему раскумариваться даёт!», а брат отвечал: «Пусть — жена!..» Самое же интересное произошло, когда Петрушка-младший уже перевели в СИЗО. Приходит ко мне Ксения и бакланит: «Если брат его спросит у вас, передавала ли я ему в камеру стакан мака — скажите, что — передавала, лады?» Оказывается, Петрушка-младший таки сжалился, выделил немного маковой соломки, но и эту малость Ксения мужу так и не передала — на себя истратила! «Ваньке это всё равно не спасение, а мне тот стакан во как был нужен!.. Я ведь «спрыгнуть» решила, но такое не сразу делается, не «в сухую», надо немножко раскумариться, а уж потом… Этот мак мне — как лекарство!.. Так вы его брату скажете, что — передавала я?..» И смотрит в мои глаза нахально-требовательно, словно бы я, оперуполномоченного уголовного розыска, у гнилушных блатарей-нариков — на подписке, и все их шухры-мухры обязался прикрывать и отмазывать!.. Послал её на сто букв, конечно…
5
Дурят блатные друг дружку. р а з в о д я т по всякому, сволочат, но без подельника в криминальных делишках зачастую не обойтись, вынуждены поэтому спариваться и действовать сообща. Общие интересы сплачивают, рождают подобие взаимовыручки, однако подловатость блатарей берёт своё при первой же возможности своего подельника надуть и оставить с носом…
Вспоминаю парочку домушников, Мотыля и Чеха. Первый в детстве рыбу на мотыля ловил, оттого и кликуха, у второго отец-военный пару лет отслужил в Чехословакии… Мотыль — хитрый до омерзения, в среде воров — домушников — свой в доску парень, всё про всех знает, но лично на хаты старался не лезть, был на подхвате, «на шухере», ежели удачно всё прошло — входил в долю, «я ж помогал!», а нагрянь опера и уволоки всех в «контору» — «Так при чём же здесь я?.. Да, стоял на улице и видел, как хлопцы в подъезд вошли, но откуда же мне знать, чем они там занимались!..» В свои тридцать с небольшим лет имел две «ходки», и за решётку больше не хотел, это понятно и не предосудительно, однако у него всё получалось как-то так, что ради его личной безопасности должны были отдуваться другие… Чех был ему под стать полностью, скажу больше: эта редкостная гнида ухитрялась к и д а т ь как последних лохов даже и самых прохиндеистых!.. Не исключая, понятное дело, и своего напарника-кореша… (Который, замечу в скобках, тоже не хотел в колонию, в прошлом бежал из одной такой и был даже объявлен во всесоюзный розыск).
Так вот, на пару с Мотылём как-то ломанули они богатую хату, спрятали ш м а т ь ё в нычку, на чердаке в соседней многоэтажке. Планировали вернуться дня через три, забрать барахлишко, свезти на городскую окраину к знакомому цыгану-скупщику. и сбыть оптом. Мотыль почему-то решил, что всё так и будет. А Чех справедливо рассудил: незачем делить на двое то, что можно присвоить себе одному!.. Назавтра же прикатил в такси, в несколько приёмов вынес вещи, отвёз к другому сбытчику и продал, прикарманив бабки себе. Мотыля же чуть позже арестовали (по наколке Чеха, между прочим) и судили именно за эту кражу, от которой он в итоге не заимел ни копейки!..
И такие истории для блатных — не исключение, а скорей общее правило. Как и то, что работают — вместе, а потом, разлучившись, гонят друг о дружке гадости: «Ой, он такая редиска!.. На деле только «стоял на шарах», пас на ш у х е р е, пока я рисковал своей гривой, потом вещи на его нычке решили сохранить, так он вначале не хотел отстёгивать мне мою долю, а в оконцовке ещё и ментам пытался меня сдать!» Что рисковали шкурой — совместно, что вообще были близкими корешками несколько лет — значения не имеет, в данной ситуации что в ы г о д н о говорить о напарнике то и говорит, не задумываясь…
6
В последние десятилетия жизнь сильно измельчила людей, блатных это касается в первую очередь. Почти уж не видать подлинных «законников», всюду — одни м у р ч а щ и е. «Да я!.. Да мне!..» И кто такому доверился, из «своих», тех он и обул как маленьких!.. Спрашиваешь потом, не за падло ли так поступать со своим же блат — братом, так даже обижается: «С этими — то?.. Тю, так я ж им скока раз помогал!.. Да я тому-то и тому-то два года назад сделал такое, что они до сих пор, считай, мой хлеб жрут!.. Так что, не имею права самому с них что-то поиметь?!» Чтоб ни натворили они неправедного, с точки зрения державных интересов или воровских п о н я т о к, всё спихивается на безвыходность ситуации, благородство собственных мотивов либо козни неведомых врагов — извергов…
Родную сестричку ограбить считается здесь в порядке вещей, — «она со мною в детстве такое вытворяла!..» Избил собственную мать до полусмерти?.. «Так я же в кумаре был, ни черта не помню, на ясную голову — разве поднял бы я на неё руку?!»
С мелким крысятничеством вообще случаются уникальные вещи…Скажем, приходит один урка в гости к другому, с которым ранее долгий срок тянули, тот его, понятно, угощает водочкой, борщ в миску наливает, толкует о разном, а гость перед уходом в благодарность за радушный приём и угощение украдкой что — нибудь да склямзит у хозяина — обручальное колечко из шкатулки, кус колбасы из холодильника, на худой конец ношенные тапочки из прихожей… А когда спрашиваешь такого, как же он мог украсть — у друга-то! — слышишь в ответ гениальное: «Ах, это я так… в запарке… на автомате взял!..» То есть брать и в мыслях не было, но случайно подвернулось под руку — и как-то само собою в руке и осталось… Во суки!..
И оправдания на все случаи жизни у этой публики — железные. «Меня засосала стихия действительности!..», «Я-то в душе хороший, а вот они, другие — те да, такая сволота!..», «Да, и я кого-то обидел… Но тот мне сам должен был, я лишь своё вернул, а тому я обязательно отдам, когда освобожусь, век воли не видать!..» Плевать в такого — бесполезно, бить по харе — рука устанет, обессилит и отсохнет, толку же всё равно не будет… Только — убить… Или — отвернуться и никогда больше не смотреть в его сторону… Но так — не получается, стоит тебе только отвернуться — он к тебе же сбоку пристроится и зашастает по твоим карманам в поисках добычи…
…Что-то людское есть в душе каждого, и у некоторых блатных людского в душах — немало. Не благодаря, а вопреки всем своим «наворотам» и закидонам они могут и по-настоящему дружить с кем-либо, и быть преданным кому-то, и даже кого-то любить… При любом образе жизни, который ты вынужден вести, всегда есть шанс противостоять судьбе, если остался некий моральный стержень в душе, если есть на что опереться и за что-то зацепиться… И любовь вполне может стать такой зацепкой!..
Знаю таких, — Коля и Вера, ему за тридцать, ей 27, живут вместе, вместе колются, оба ранее судимые. Он торговал наркотой, она — воровка. Встретились, сблизились, пошли одной дорогой, надеясь на то… ну, не знаю даже, на что конкретно они надеялись, но что в одиночку надеяться им было не на что — это стопудово!.. И вот зажили они, стало быть, делились всем, ходили под ручку по микрорайону, со стороны взглянуть — пара влюблённых идиотов: светящиеся глаза, нежные комплименты, то да сё… Потом её взяли с поличным на чужом кошельке и з а к р ы л и на полтора года, он терпеливо её дожидался, после освобождения взял её в ежовые рукавицы, чтоб не воровала больше, не кололась и всё такое… Сам на завод устроился, пахал честно, в общем — жизнь потихоньку налаживалась, родился ребёнок… Дальше могло бы у них произойти по всякому, в том числе и по-хорошему, но вышло — плохое. Ребёночек прожил только месяц, потом расхворался, а лекарства нынче дорогие, без бабла не вылечишься… В общем, умер он. Понятно, что оба — в потрясёнке… Первым он сорвался и начал по новой колоться. затем — она… Ещё пару раз пробовали «завязать», но — зачем?.. Незачем… Что-то такое внутри сломалось… Но горе не разъединило их, они по-прежнему вместе, только завод он бросил (оттуда и кадровые пролетарии нынче бегут куда получше, чего ж вы от молодого наркоманчика ждёте?!), живут оба за счёт поддержки её и его родителей, втихую он ещё и ш и р л о м приторговывает. Я мог бы постараться и изловить его, но без него она быстро опустится на самое дно, он — её единственная опора, зачем же мне лишний грех брать на душу?..
Любовь блатных специфична. Такие здесь бывают психологические повороты и зигзаги — нарочно не придумаешь…
Ещё одна знакомая мне блат — парочка. Он и она промышляли кражами автомобилей. Она знакомилась с состоятельными лохами, делала так, что они приглашали её в кафешку или ресторан, там незаметно извлекала из их карманов ключи от машин (в основном — иномарок), чуть позднее автомобиль угонялся — таков был расклад. Тоже любовь у них наблюдалась — одуренная, просто-таки надышаться друг на друга не могли, и строили грандиозные планы в духе покупки где-нибудь на Юге хорошего домика и обоснования там в окружении полудюжины очаровательных ребятишек. И была она уже на 6-м месяце беременности, когда бесстыжие бяки — опера схватили обоих и кинули за решётку. На следствии он выгораживал её всячески, принимая основную часть вины на себя, ещё бы — «она мать моего ребёночка!» А на суде неожиданно всплыло (из показаний пострадавших), что она ведь не только знакомилась с ними и общалась в неформальной обстановке, но и спала с оными!.. И по срокам выходило, что отцом будущего ребёнка вполне мог оказаться именно один из этих обворованных!.. Он был просто в шоке… Мы перехватили одну из адресованных ей м а л я в — смесь горя, ярости и отчаяния: «Как ты могла?!. Я тебе так верил!.. Лучше бы ты меня убила!..», и всё такое, но не так, как я пересказываю, а — грубей, смачней и живописней… По его понятию, она такую подлянку сотворила, которой и определения не сыскать!.. А по мне — пургу гонит… Она что. для бабьей радости лохов тех клеила?.. Нет, для дела она им отдавалась, для общих её с любимым человеком воровских интересов!.. Для него же в конечном счёте и старалась, а он ей — в душу плюёт… И что из того, что при этом ребёночек случайно образовался?.. Не её винить надо, а дырявые презервативы, а что аборт потом не сделала, так это только плюс ей: не решилась на убийство своего (пусть и не от любимого рождённого) дитёнка!.. Да ещё и разобраться надо, может — от него как раз ребёночек… Короче, обиделся он страшно, больше её не писал и не передавал ничего. Влепили ему 5 лет, а ей — три года, с учётом меньшей вины и рождённого в СИЗО ребёнка, и не думаю, что после освобождения у них что-нибудь снова наладится…
7
Отношение к блатным у меня — резко отрицательное. Мразь, выродки, ублюдки… Я — мент, они — преступники, мне их и нужно ненавидеть, относиться к ним с презрением, с такой установкой легче против них бороться. Тем более, что своим пакостностью они десятикратно оправдывают подобное к ним отношение, и, насмотревшись на деяния этих людишек, я их и за людей больше не считаю.
Но, как и в любом правиле, здесь есть масса исключений, уточнений, оттенков и нюансов. В общей массе криминала различаешь отдельные человеко — единицы, и к некоторым из них испытываешь определённое чувство симпатии…
Например, вызывает невольное уважение опытность и изобретательность вора-аса, что большая редкость сегодня. Подавляющее большинство нынешних воров — «серийников» нынче — глубоко несчастные люди, преимущественно наркоманы, толкаемые острой нуждой в средствах на «дурь» к бомбёжке хат конвейером, они ломятся в первые попавшиеся им на глаза квартиры и хватают всё, что попадёт на глаза. До поры до времени им везёт, и они успевают войти в серии из 5-10 краж, но потом наступает закономерное фиаско: арест, следствие, суд, «зона»… И когда в этом мутном потоке встречаешь настоящего Мастера, который и к нужному адресу присматривается месяцами, и технические средства защиты квартир от ворья преодолевает умело и с блеском, и берёт на адресе только самое ценное (деньги, украшения, антиквариат), не польстившись на безделушки и ширпотреб, на сбыте которых заурядные воришки обычно и ловятся, то мысленно снимаешь перед ним шляпу. У такого виртуоза — не только отточенная годами мастеровитость, но и — нюх, позволяющий безошибочно из множества квартир выбрать именно ту, где отдача будет наибольшей, а на самом адресе — ловко находить в считанные минуты самые хитроумные тайники, тонко чуя психологию хозяев именно той хаты, которая в данный момент бомбится, и без труда угадывая, куда именно спрятал бы он свои ценности, будь человеком с подобной психологией… Это уже не ремесленничество, а самое настоящее искусство: не просто украсть, но — изъять талантливо и изобретательно!.. Хотя по большому счёту, уважение к таковским — лишь мимолётное и относительное. Чужое взять — большого ума не надо, умные в чужом не нуждаются, у умных и так всё есть…
Но уж тем более презираемы мною блатные из нынешнего «потока»: рабы пороков и собственной глупости, живут только сегодняшним днём, легко предсказуемы и они сами, и их чёрное будущее… Тьфу!.. Но и среди таких — разные и разное… Выделяются из общей массы хотя бы тем, что остальные — ещё хуже!..
…Взять, к примеру, Саньку — Водовоза. 35 лет парню, четыре судимости, наркоман, но шмотки из дома не выносит, как некоторые… как — большинство!.. Мать — уважает, с двумя братухами и сестричкой живёт дружно, (жены — нет, не завёл ещё…да при такой криминальной биографии не больно её и заведёшь), уважаем родичами, по-своему предан семье, близким… По отношению к блатарям — твёрд, обид и поношений не спускает. за себя постоять умеет, но может и помочь, если надо… Готов с риском для себя лично предупредить об опасности, способен на бескорыстное товарищество, даже на верную дружбу… Уважаю его — за дерзость, за смышленость, но вижу и оборотную сторону его характера: безрассуден, неосмотрителен, склонен к немотивированным поступкам с не просчитанными до конца последствиями…
Однажды, когда мы вломились на адрес опергруппой, он выпрыгнул из окна 5-го этажа, упав на металлическую оградку и насадившись ногами на штыри, но тем не менее с перебитыми ногами ухитрился тогда убежать от нас… Через день на одном из притонов мы его всё равно накрыли, — так он заработал себе третью судимость. Отмотал срок от начала и до конца, вышел, по долгу службы я тогда беседовал с ним несколько раз. По характеру он — скрытен, типичный «волк — одиночка», к откровенности мало склонный, но чувствовалось, что — устал как собака от решёток и конвоев, хочет отдохнуть, не вдохновляет его со свободой в очередной раз расставаться… Но — проклятая «дурь»!.. За что его больше всего осуждаю: не смог противостоять влиянию дружков, приучили его к наркотикам, а «опиум — он ждать умеет», и рад бы страдалец с ним расстаться, иногда даже кажется, что и расстался уж, месяц не ш и р я е ш ь с я, год… А потом бац — и всё по новой!..
Так и он… Вновь «присел», понадобились бабки, была бы возможность где-либо заработать себе на ш и р л о приличные средства — он бы заработал (среди его освоенных в колонии «гражданских» специальностей — водитель, токарь, слесарь и ещё парочка), но стахановством нынче и на хлеб не больно-то заработаешь, не говоря уж про наркоту, вот и начал промышлять квартирными кражонками… Поймать его было трудно, особенно на сбыте — как профи, трижды уж побывавший «у хозяина», он прекрасно знал все наши приёмчики и способы ловли. Ворованное ш м а т ь ё сбывал только лично, не доверяя сие никому из своих корешей — приятелей, ибо понимал прекрасно, что именно лучшие друзья и сдают!.. На дело шёл исключительно в перчатках, отпечатков пальцев нигде не оставлял, не давал ни одной серьёзной улики против себя. Допустим, поймал бы я его случайно на улице с пакованчиком краденного — ну и что?.. Поди докажи, что это именно он украл, отмазок можно придумать миллион, «час назад я купил эти вещи на рынке у неизвестного мне лица!», и — всё, припереть к стенке нечем, разве что — сам расколется и против себя даст чистосердечные… Но он же — не даун!.. Вещи я заберу у него и владельцам верну, самого — отпрессую по полной программе, но через трое суток — отпущу ввиду невозможности предъявить ему обвинение…
Сексотов к нему приставить, чтобы всё выведывали и мне докладывали?.. Ха, клал он на моих сексотов!.. Говорю же — не придурок… Делиться с кем-то планами и подробностями преступной деятельности не станет, водку с моими агентами хлестать — это да, это можно, но чтобы хоть словечко лишнее в их услужливо подставленное ушко уронить — фиг вам с маслом!.. Так что хоть и догадывался я, что Водовоз опять «развязался», но сделать до поры до времени ничего не мог…
Был ещё вариант: вызвать к себе, угостить сигаретой и толкнуть ему речугу вроде: «Знаю я, Санька, что ты хаты бомбанул там-то и там-то… Идёт такой слушок «низом», сечёшь?.. Но з а к р ы в а т ь тебя не хочу, парень ты правильный, совестливый, просто — непруха тебе… Противно душе моей кидать тебя за решётку, и не буду я это делать, но — не за так, а в обмен… Сдай мне 2–3 домушников из ныне шустрящих, ну и сам с бомбёжкой хат завяжи резко… По рукам?..»
Так сказал бы я Водовозу, имея от своего предложения двойную выгоду: и интересы службы выиграют, и лично мне приятный человек будет выведен из-под удара… Я таких завсегда стараюсь отмазать при малейшей возможности, могу даже — и даром… То есть не совсем даром, а как бы — в долг. Сегодня я тебя отпускаю с миром, а завтра ты мне на блюдечке преподносишь тех-то и тех-то… А не выполнишь обещания — тогда вот тебе честное оперское слово, послезавтра же тебя всё-таки подловлю и з а к р о ю с превеликим удовольствием, и тогда уж никакие симпатии меня не остановят!.. И когда человек несколько лет спустя выйдет на свободу, то я буду знать, и он будет знать, и я буду знать, что он знает: сделай он тогда не так, а этак, и я бы тогда поступил с ним не этак, а так, в его воле было сохранить себе волю, но в тот раз он добровольно со свободой расстался!.. Обещал я его посадить — и посадил… Хозяин я своему слову!..
На этом и формируется авторитет оперативника. Если меня блат-публика уважает и боится, то возможностей собирать информацию в этой среде будет в десять раз больше… Не выгодно — врать блатным и вредить им безоговорочно и бессмысленно, куда разумнее — быть с ними честным (в пределах допустимого) и помогать тем, кто тебе нужен и потенциально ценен. Вплоть до того, что ежели в какой-то краже замешаны двое, и один из них интересен тебе для будущих оперативных разработок, то делаешь второго «паровозом», а нужный тебе человек оказывается безвредным свидетелем, либо и вовсе — не при делах… Хотя не от одного меня это зависит, есть ещё и следователь, и прокурор, и собственное начальство… Приходится хитрить, изворачиваться, из кожи лезть… А вы думали, всё так просто?.. Но — окупается…
Как-то был случай: отмазанный мною от статьи человечек (причём — отмазанный в долг и без немедленной отдачи) через пару дней принёс мне наколку на одного хмыря, активно разыскиваемого аж тремя РОВД нашего города!.. А мог бы ведь и ничего потом не принести, тут заранее не угадаешь, но если из десяти подобных случаев лишь в одном получается ценный результат, то и тогда все мои усилия окупятся сполна!..
Вернусь к Водовозу. Мог бы я загрузить его, потребовать сотрудничества со мною, но — не стал. Знал заранее, что не тот он человек… Не станет кого-то сдавать ради сохранения собственной шкуры, другие у него жизненные принципы, да и вообще… Ну и пустил я ситуацию с ним на самотёк. Мол, много вреда ты, голубчик, не принесёшь, но рано или поздно на ошибке случайной подловим тебя с поличным… Так и вышло.
На очередном адресе взломал Санька двери фомкой и стал копаться в барахлишке, а тут бац — хозяйка с работы вернулась. Баба дородная и не робкого десятка, такую на фу-фу не возьмёшь… Позднее Водовоз делился со мною выстраданным: «Эх, зря я ей бабки начал предлагать за то, чтоб отпустила меня без кипежа… Было при мне 20 долларов, и ещё 100 долларов я обещал принести через полчаса… Не это надо было делать, а перебить ей ноги фомкой и убежать!..» Да, душевная доброта Саньку на этот раз маленько подвела… На месте пострадавшей я бы, кстати, от такого предложения отказываться не стал, предложенная ей сумма раз в пять превышала стоимость ущерба от взлома двери, через суд же с осуждённого Водовоза она могла получить лишь компенсацию в пределах этой самой стоимости, да и то — не сразу, а много позднее, по иску судебного исполнителя… Однако же она близко Саньку не знала и явно не понимала, с каким совестливым человеком имеет дело. Что и не удивительно: когда видишь кого-то впервые в своей жизни именно в тот момент, когда он залез в чужую квартиру и копошится в твоём нижнем белье, то очень трудно осознать, с каким симпатягой свела тебя доля…
8
Блатной заботится только о самом себе — это железно. Почти немыслимо, чтобы воровали и грабили с целью прокормить свою семью, чтоб воровскую добычу не только искалывали, пропивали и прожирали, но и тратили на близких — родителей, супругов, детей… Знаю только один подобный случай — это Жора Фоменко по кличке «Фонарь». Мразь конченная, между прочим!.. Основательно занимался кражами, причём — не «технически», проникая в чужие дома с помощью подбора ключей, отмычек и т. д., а чисто на «ломе» — вышибал плечом двери похлипче, залазил через окно в распахнутую форточку. или — черед балконную дверь… Много искалывал, и похавать любил от пуза, но и жене с ребёнком деньги регулярно давал. Может — любил их, не знаю… А может — по характеру заботливый, он — то сам из многодетной семьи, насмотрелся в детстве, как отец с матерью ради детей надрывались, такое откладывается в подкорке на всю жизнь… Так или иначе, с каждой кражи он нёс домочадцам «их» долю. Философия у него сложилась такая: не поделишься с семьёй — в следующий раз фарта не будет!.. Ради воровской удачи, стало быть — и делился.
И была у него дочка, 8 лет ребёнку, симпатичная девочка. Небось думала, что папка её — наилучший в мире!.. А он, фартовый, даже ближайших соседей обворовывал, к которым его же жена в трудную минуту за помощью обращалась… Допустим, берёт она взаймы у соседей двумя этажами ниже, и потом при муже случайно проговаривается, какая на том адресе богатая обстановка. Слушает он внимательно, на ус мотает, а через несколько дней благодетелей семьи своей через окошко и — бомбит в чистую!.. Родича обчистить, дружбана подставить, подельника сдать ментам с потрохами или просто выдать недругам — это для него было в привычку, — ну ни грамма совести, даже и воровской!.. Ведь и у отъявленных мерзавцев есть свои определённые принципы, скажем: «Красть — можно и нужно даже, но у своих красть — за падло!» А он и таких ограничителей не имел и не признавал. На пару с ещё одним деятелем по кличке «Физкультурник» стал заниматься к и д а л о в о м среди наркоманов мелкого пошиба.
И вот однажды двинули они вдвоём на очередное шнырялово. На улице подцепили лоха и, посулив хорошей ш и р к и по божеской цене, завели в подъезд, где якобы живёт наркоторговец. Фонарь взял у покупателя бабки на товар и потопал по лестницк наверх будто бы на адрес, а на самом деле — добрался до чердака, через него попал в соседний подъезд и — покинул дом. Физкультурник, оставшийся с лохом в качестве залога тому, что бабки не пропадут, заговорил тем временем клиенту зубы, а затем то ли под благовидным предлогом покинул его («извини — отойду на минутку, отлить…»), то ли, улучшив момент, вдруг кинулся наутёк, прежде чем остолбеневший от изумления лох успел очухаться. По плану затем напарники должны были встретиться в условленном месте и по-братски поделить денежки. Так планировалось. Но на деле в условленном месте Фонарь в тот день так и не появился,
Назавтра Физкультурник с трудом отловил его на одном из притонов, и задал логичный вопрос: «Где бабки?!» На что тот, не моргнув и глазом, спокойно ответил: «А бабок — нет!» И дальше лепит такую бодягу: вчера по дороге на условленное место он-де встретил старого кореша ещё по «зоне», Лёшу Карасика. Туго было брателле, кумарило его, нуждался в дозе, вот Фонарь по-пацаньи все денежки ему и отдал!.. «Как?! — кричит Физкультурник диким голосом. — Там же твоих — только половина, и даже меньше, поскольку рисковал-то в основном я!.. Твоих там — только четверть, зачем же ты остальное отдал?!» Наивный вопрос… Во-первых, ничего Лёше Карасику не отдавал Фонарь и не мог отдать, потому как такого кента и в природе не существовало. А во-вторых, бабло ведь было хоть и не Фонаря, но и не Физкультурника же, а — только что краденное у лоха. Получилось так: сперва они его на пару одурачили, потом один из них к и н у л другого, — ну на что тут обижаться, если вдуматься?!.
По идее за такой к о с я к Физкультурник имел полное право пробить Фонарю голову, но они ж с первого класса кентовались… Стремно лучшему дружку детства за копейки лобешник пробивать!.. В конце концов, чёрт с ними, с бабками… Они ещё много раз в руки попадутся, а вот чтоб нового наилучшего дружка завести — так это вряд ли!.. На такие рассуждения Фонарь, кстати, и рассчитывал. «Кину Физкультурника — простит он меня и на счётчик не поставит. А раз так, то и потом ещё много раз р а з в о д и т ь его можно!..»
Догадывалась ли жена Фонаря о роде занятий благоверного?.. Думаю, не могла не догадываться. Саму её про такое не спросишь, понятно, тем более, что по закону свидетельствовать против мужа она не обязана, но убеждён: прекрасно понимала всё, но приносимые мужем деньги — не пахли, а кормить дочку каждый божий день надо, и на одежду — обувку цены тоже растут… Так что — воруй, любимый, дури людей… Главное — чтоб о семье не забывал!..
В моём понятии блатные — это опустившиеся, слабые и безвольные люди, которые не в состоянии противостоять обстоятельствам и найти иной источник дохода для непрерывно растущих потребностей, кроме преступного… И они вполне сознательно встают на путь, ведущий вниз. Блатными не рождаются — ими становятся. Факторы формирования: родители, улица, среда. Ну и ещё — природная склонность. Гниль в душе есть у каждого, но у некоторых её немножко больше, они начинают потакать своим порокам — и душа в итоге прогнивает насквозь…
И ещё — наркотики. Что бы там ни твердили п о н я т и я, но современного блатаря без них и не представишь!..
9
Кстати, о Физкультурнике — тоже колоритный кадр. В своё время закончил Институт физкультуры, работал учителем физкультуры в школе, впервые ш и р н у л с я ещё в институте. Втянулся, понадобились большие деньги на «дозы», не на учительскую же зарплату шкваркаться юноше, вот и кинул педагогическую стезю. (Я потом специально проверял: дети его любили, вспоминали о нём уважительно). Занялся мошенничеством, проявил себя талантливым к и д а л о й, имел нужных покровителей, — таких, чтобы было кем прикрыться от рэкетиров, но в то же время — чтоб и не сильно от собственной «крыши» зависеть,
По характеру — одиночка, рыскать стаей в поисках добычи — не для таких. Поднялся на довольно высокий уровень, в основном — «обувал» банки на полученных и не возвращённых кредитах, потом с ним случилась маленькая неприятность — подхватил СПИД (скорей всего — через грязную иглу, обычная беда наркоманов)… И тут же пошла сплошная чернуха: одного из тех, с кем он партнёрствовал, убили неизвестные, второй — сел, третий от греха подольше умотал за тридевять земель… Всё это подкосило его, он опустился, окончательно и плотно сел на иглу… Характерная подробность: однажды украл у родителей 20 банок консервации и исколол. Те не сразу спохватились, но однажды понадобилось закусить водочку огурчиками, сунулись в кладовку, а все банки-то — тю-тю!.. Был выгнан родителями из дома, превратился в заурядного бомжа… Но сильный характер в карман не спрячешь и не потеряешь, хватки жизненной, ума и хитрости имел предостаточно, — сумел и в этих условиях обустроиться… На самом дне жизни сошёлся с люмпенами, уровнем немного ниже привычного для него, ш и р я л с я вместе с ними, потом снюхался с девушкой великолепной и красивой, — в том смысле, что пробу на ней было ставить негде: воровка, наркоманка, стервоза, наглая беспредельщица. Научила она его премудростям домушничества, как на адрес залезть и всё такое, но потом её з а к р ы л и. (У неё был подельник, у того — любовница, у любовницы — сестра, взъелась она как-то на хахаля своей сестрички и сдала его ментам с потрохами, заодно и подельщица его залетела). Остался Физкультурник один, гордо реял как Буревестник по чужим хатам и бомбил их, перемежая это увлекательное занятие более близким его духу мошенничеством. (В одном из таких эпизодов сошёлся со старым дружком своим, Фонарём, а тот его — и развёл как фраера). Кончилось тем, что в запарке однажды сунулся Физкультурник не в ту квартиру, где плохо лежало, а совсем наоборот, вскрыл двери с подключённой сигнализацией, и через пять минут был схвачен примчавшимся нарядом вневедомственной охраны.
Судьба свела нас вместе. Я его допрашивал, быстро убедился, что парень в общем-то неплохой, и решил использовать на агентурной работе. «Отмазал» от той кражонки (не буду рассказывать — как, но поверьте — это было нелегко), в благодарность же он должен был найти подход к рецидивисту Гиви и сдать мне его с потрохами. Но то ли некая блат-совесть у Физкультурника зашевелилась, то ли ещё какой-то казус, но не оправдал он моих надежд и не только не принёс мне никакой пользы, а даже начал от меня усердно прятаться. Долго эта музыка не длилась: однажды припёрся он к родителям, мириться. Вроде бы и помирились… На радостях решили обмыть это дело, выпили, по пьяни вновь капитально поругались, с горя он забрёл в соседний подъезд и ломанул первую же попавшуюся на глаза квартиру, а уворованное ш м а т ь ё — снёс продавать на притон, о котором абсолютно точно знал, что мы там часто бываем, и вообще — в курсе всего, там происходящего… Короче, з а к р ы л и его по новой. Провёл он трое суток в РОВД, допрашивал я его, и вновь вызвал он у меня чисто человеческую симпатию, — не тупак, не тюря, не нытик, а просто житуха не туда свернула, и он оказался не в силах противостоять. А так — нормальный хлопец!..
Он ведь на что рассчитывал?.. Раскрутится на мелком криминале — и вновь вернётся к масштабным аферам!.. Ну и — бросить колоться… Понимал ясно, что хорошим это не закончится. Возможно, что при некотором везении и кинул бы — вообще-то это не его стиль жизни, шкваркнуться и по чужим карманам шастать в поисках медяков… Крупнее он был, значительнее!..
Летом прошлым удалось ему на два месяца пристроиться преподавателем физкультуры в пионерском лагере под городом, вернулся — посвежевший, отъевшийся, окрепший, «спрыгнувший», преобразившийся и внешне, и внутренне… А как вернулся — вновь обстоятельства толкнули в спину, — игла. кражи, отчаяние.
Жалко мне его стало… Но и про интересы службы не забывал, уговорил его взять на себя пару «левых» квартирных краж, ему это к сроку ничего не добавляло, а мне улучшало показатели. Договорились мы также, что позднее я его в СИЗО найду, и он ещё пяток краж на себя возьмёт, а я помогу ему «подогревом», куревом и продуктами… Но так получилось, что простудился я и 8 дней был на больничном. Когда оклёмался — подъехал в следственный изолятор, с Физкультурником законтачить. Нашёл я его… скажем так — огорчённым, это если мягко выразиться… Он же, попав в СИЗО, объявил всем, что болен СПИДом, и ему нужны особые условия содержания. Сказать-то такое можно, но где ж ему «особые условия» достанешь — не в санатории, чай, отдыхает… А он — настаивал, горячился, и, что для мошенника его квалификации является непростительной глупостью, слегка нагрубил местной администрации… Не любит тамошнее начальство грубиянов!.. Выражаясь на фене, с л о м а л л о ж к у он своим поведением, — кинули его в «весёлую камеру» для штрафников, куда ОМОН чуть ли не каждодневно наведывается и для тренировки месит всех подряд дубинками, — туда же обычно сплавают харкающих во все стороны туберкулёзников и тех же СПИДоносцев… А местная санчасть в ответ на его вопли о помощи дала такое заключение: «Хоть СПИДом и болен, но в общих условиях содержаться может». Без поллитры юмор тутошних коновалов и не просечёшь… Впрочем, чего понимать-то?.. Не надо было сердить мужиков в погонах!..
Пытапся Физкультурник сойтись с «кумом» из сизовской оперчасти, но с пустыми руками к тому ведь не пойдёшь, ему подавай то же, что и ментовским операм — явки с повинной на совершённые ранее преступления, можно — и «левые», но обязательно — хорошо «обставленные» уликами и вещдоками, чтоб потом на суде не лопнуло. Физкультурник же оказался «голяком», что мог — ещё раньше отдал мне, не позаботился про НЗ на будущее. И сейчас слёзно умолял меня о помощи, хотя — ну что я мог?.. Сам в СИЗО — лишь временный гость… Да и вообще, если у парня — такая непруха, то самое верное — держаться от него подальше, чтоб самому не заразиться его неудачливостью… Так что приободрил я его словесно, «подогрел» парочкой пачек «Примы» — и слинял, на прощание наобещав с три короба. По глазам Физкультурника видел: понимал он, что не увидимся мы больше…
…А не надо было колоться!.. Сам же во всём и виноват…
10
Вот ещё одна достаточно «громкая» история из тех, что промелькнули на моих глазах…
Однажды зимой в нашем провинциальном Энске произошло ЧП: отбомбили хату депутата парламента Жаворонкова. Из всей болтливо — суетливой парламентской публики именно Жаворонков производил на меня самое благоприятное впечатление: деловит, конкретен, собран, компетентен… И хоть каких-то более крупных достоинств я в нём не обнаруживал, но на фоне прочих смотрелся он достойно.
Так вот, обитал ныне этот господин в столице, у нас же в городе содержал свою личную, оформленную на имя его супруги квартиру, куда временами наезжал он или кто-либо из его домочадцев. Хата у него была без излишеств и евро — наворотов, — вполне заурядная квартира человека среднего достатка. Но кое что ценного в ней было — аппаратура, ш м а т ь ё, р ы ж ь ё в заветной шкатулочке… И вот эту самую квартиру — обворовали!..
А вышло это так. Ещё в начале зимы встретились как-то двое знакомцев, оба — ранее судимы, но один — вор по натуре, а второй — из честных, но случайно оступившихся, причём оступался он дважды — по хулиганке и за нанесение тяжких телесных… Ну вот, посидели они часок — другой за бутылкой, вспомнили былых корефанов, а потом тот, что вор по натуре, и говорит честному: «Давай на пару хату бомбанём?..» А этот, случайно оступившийся дважды, он как раз в непрухе был полной!.. Мало того, что временно закрылся завод, на котором он последние годы вкалывал, что оставило его без зарплаты, так ещё и супруга задолбала: «До каких пор я должна тебя содержать?!» И это вместо того, чтобы спросить участливо, каково муженьку её сегодня живётся на белом свете, что у него на душе и не нужна ли ему моральная поддержка?.. Нет, вместо этого — попрёки, невнимание, грубость… Ну и, поддавшись уговорам приятеля, с горя решился он сменить масть и заделаться квартирным воришкой. Звали его, кстати, Захаром, а его более матёрый подельник всем был известен по погонялу «Рукав» (от фамилии — Рукавишников).
И попёрли они после той беседы по хатам — барахлиться. На адрес забирались в основном через форточку или распахнутое окно, первый-второй этаж для опытного Рукава был что собственный карман — забирался туда с лёгкостью необыкновенной… Но залазил в основном именно он, Захар же не только не отличался особой ловкостью, но и высоты боялся, для лазаний в чужие окна — мало приспособлен…
Время шло. Адреса потрошились ими один за другим, добыча исправно половинилась согласно договорённости, на выпивку и ш и р я л о в о обоим вполне хватало. ещё и семье Захара кое — что доставалось. Жена его, слава аллаху, успокоилась, видя приток в семью хоть и скудноватого, но постоянного финансового ручейка, и перестала ныть. Происхождение бабок муж объяснял просто: «Подрабатываю на рынке, грузчиком!» Вполне похоже на правду, чего сомневаться-то?.. Она и не сомневалась…
Но однажды сложившуюся идиллию вдруг нарушил Рукав, заявивший хмуро: «Честно говоря, надоело мне это… Как в форточки соваться — так не можешь ты, головка кружится, а как делиться — так половину всего получаешь!.. Ни хрена же не делаешь, только на шухере стоишь, пока я в окно залажу, по хате шарю и потом пузо надрываю, барахло вытаскивая… Между прочим, я ж ещё и шкурой собственной рискую!.. Вернись хозяева внезапно — они же мне бока намнут, а не тебе… Или собака из соседней комнаты прибежит на шум и искусает!..» Захар начал было оправдываться, но Рукав и слушать не хотел, — помахал ручкой на прощание, сказал: «Давай поработаем пару недель каждый по отдельности!», и — слинял.
И что же теперь Захару оставалось делать?.. Какое-то время прошлялся в безделье, но когда супружница по — новой варежку разинула — начал шастать по квартирам уже в одиночку… И ничего, вполне нормально у него это получалось, кое — чему, стало быть, успел у Рукава нахвататься!.. Уже и высоты не боялся, и в любую форточку протискивался за милую душу, а пару раз даже и в квартиры на верхних этажах проникал, но уже не через окно, а через двери, высаживая их фомкой… Как это с новичками часто бывает, ему везло, никто его не засёк, никто не ловил, не бежал следом с воплем: «Держи вора!», и добыча почти каждый раз была не то чтобы приличной, но всё ж таки достаточно ощутимой… А со сбытом ворованного вообще никаких проблем: вышел на базарчик, прошёлся по рядам — и любая из торгующих там бабулек оторвёт у тебя с руками и ногами товарец за четверть цены, чтобы потом — перепродать за половинную цену…
И вот в один из декабрьских дней, уже ближе к Новому году, чисто случайно через балкон на втором этаже забрался Захар на адрес к тому самому нардепу Жаворонкову. Знатно набрал барахла на увесистый узел, и только громоздкий и тяжеленный электронагреватель импортного производства утащить не смог, как ни старался. А ведь именно такой хотелось иметь его привередливой супруге, — почему бы не сделать подарок любимой женщине?.. И решил он совершить то, чего опытные домушники в принципе никогда не делают — залезть на уже обворованную хату на следующий день и забрать не украденное накануне. По некоторым приметам понял Захар, что хозяева — в длительной отлучке, так что препятствий к повторной бомбёжке он не видел никаких…
И надо же было ему вечером того же дня повстречать на улице Рукава!.. Столкнулись они нос к носу у пивной бочки, «Привет-привет!», «как дела?», и всё такое. Потом заглянули в забегаловку, посидели за парой бокалов пива, и узнал тогда Рукав, что дела у Захара наладились, и по фартовости он скоро учителя перегонит. У него же самого как нарочно после разлуки с Захаром — всё пошло наперекосяк… Один прокол за другим, а потом ещё и хозяева застукали с поличным на хате, еле удрал, сиганув со второго этажа, сильно ушиб колено, и теперь лазальщик по верхотуре из него — никакой… Калека беспомощный, а не домушник!.. Ну то есть физически, быть может, малость и преувеличивал Рукав степень беспомощности, но главная заковыка была не в физическом состоянии, а в моральном… Начал Рукав бояться, угнездился в нём червячок страха, а в воровском деле это — гиблое дело, кто боится — того и ловят, того к опасностям как к магниту притягивает… Лучше уж вовсе на дело не ходить, чем — заранее перепуганным… Но и не ходить — нельзя, жить-то на что-то надо, да и — колоться… Не на завод же ему, в о р у, идти… причём и на заводах сейчас массовые сокращения… а кое-где зарплату по году не выплачивают!..
Услышав про такой оборот, обрадовался Захар, что может другу помочь, предложил участливо: «Давай снова вместе на хаты лазить!» И для начала — позвал назавтра сунуться на уже разбомблённую им квартиру, «в четыре руки мы оттуда столько вынесем!» Рукав и согласился…
На следующий день они через тот же балкон, почти не хоронясь, уже по-хозяйски, залезли в квартиру Жаворонкова и собрали в два громадных мешка всё то из ценного, что Захар давеча глазами прощупал, но поднять и уволокти не смог. В числе прочего взяли они стерео — проигрыватель, видик, импортный телевизор… Вот на телевизоре этом они и прокололись!.. Толкнуть его Рукав поручил своей сожительнице Нюське. Клёвая деваха, — кабы ещё не кололась… И двинула она с теликом подмышкой (был он портативный, компактный, лёгкий)… Милиция же про кражу у парламентария уже знала — уходя из квартиры через тот же балкон, домушники по рассеянности забыли прикрыть за собою двери в комнату, знавшие про отсутствие в городе нардепа бдительные соседи звякнули по 0–2, и — зашевелились ментовские, забегали… Резонансная кража, что ты!.. Не найдут домушников и похищенное — депутатишко со зла нагадит провинциальной ментуре, и не с одних погон полетят большие звёзды, а маленькие — те вообще покатятся звездопадом…
Вот почему вопреки обычной вялотекущей практики по поимке квартирных воришек на этот раз действовали мы во всю силу законов и своих полномочий. Перечень краденного был спущен во все РОВД со строгим наказом: найти ЛЮБОЙ ценой!.. Про обворованную депутатскую квартиру немедленно передали по местным каналам телевидения. Рукав как раз телевизор смотрел, городские новости, — им с Захаром завтра предстояло идти на очередное дело, и он хотел знать прогноз погоды, для любого форточника это — ценнейшая информация. Один перец — ломиться на хату в ясную погоду, и совсем другой — когда валит густой снег, или такой туман на улице, что кончика собственного носа не рассмотреть. И тут бац — передают в новостях о несчастном обворованном народном депутате!.. Как назвали улицу и дом жертвы злоумышленников, так Рукав сразу и просёк, кого же это они вчера с Захаром отбомбили… И поскольку был он товарищем опытным и тёртым, то сразу же пробило его, что искать воров теперь будут без балды, и — найдут обязательно… Самое элементарное — поймают на сбыте, когда они начнут реализовывать наиболее приметные из депутатских вещичек. Вот, кстати, Нюрка сейчас на рынке телик с рук сбывает, а ведь наверняка по рынку уже шастают ментяры в штатском, с приметами того самого краденного телевизора на руках… Вот Нюрку на базаре они на прицел и возьмут!.. Сразу же брать за жабры не будут, вестимо, сперва проследят, куда она с базара двинет, а после на адресе её и накроют, вместе со всеми, кто на том адресе окажется… И вот, допустим, на нюркиной хате накроют они не кого-нибудь, а его, ранее неоднократно судимого именно за квартирные кражи рецидивиста Рукавишникова!.. Даже если потом на допросе Нюрка будет молчать с мужеством героини-молодогвардейки в гестапо (что само по себе очень сомнительно, дадут ей разок в рыльник — она родного батяню сдаст и перепродаст!)… но даже и если отмолчится — всё равно уж трудно будет доказать Рукаву перед операми, следователем, прокурором и судьями, что чист он и безгрешен перед правосудием как ангел, и к оной краже имеет то же отношение, что и к жизни на Марсе… Навесят срок автоматом, сучяры!..»Рвать когти, и как можно скорее!» — справедливо решил Рукав. Схватил с охапку пальтишко и рванул с адреса. И когда через час вернулась с базара Нюрка (телик у неё купил «левый» покупатель, подосланный нами сексотик), то на квартире уже никого не было. Нюрка подумала, что сожитель двинул за куревом, и принялась готовить ужин из купленных на вырученные деньги продукты.
И вот тут Рукав лопухнулся капитальнейше!.. Свою шапку он у Нюрки, видите ли, забыл!.. Кретин… Хотя, скорей всего, всё ж таки не верил он, что «контора» так быстро на хвост его тёлке сядет, это раз, а два — хотел он удостовериться, что телик она толкнула, и бабки вырученные надо у неё забрать, ему-то они сейчас во как нужны… Пришёл, удостоверился, бабки забрал. А потом… борщ на кухне уже готов, с курятиной, — ну как уйти на голодный желудок?!. Присел за стол, перекусил… А потом, разомлев от сытости, решил Рукав ещё и ванну принять перед бегством, «когда ещё в следующий раз искупаться придётся…» Но сразу же после купания был твёрдо намерен Рукав дать дёру, причём — не предупредив бабеху о нависшей над нею опасности… Толку от неё всё равно мало, только обуза лишняя… Так думал Рукав, погружаясь в горячую ванну, а потом в квартиру, сорвав дверь с петель, грозной толпой ворвались оперативники…
На первом же допросе, получив пару приличных пинков под ребро, Рукав во всём сознался. (Домушники — профессионалы на допросах вообще практически никогда не запираются, видя перед собою весомые улики — знают прекрасно, что супротивить операм невыгодно и небезопасно, мы ж особо упорных можем и отполировать до полного блеска!..) Понятно, что в первую очередь сдал он своего подельника Захара, на адрес которого тотчас выслали опергруппу. Но там получилась промашка: Захар — стервец каким-то чудом сумел вырваться из рук выводящих его из подъезда оперов и убежать, мужичонка он быстроногий, а наши хлопцы были уставшие после долгого рабочего дня — не догнали…
…Ловило Захара всё городское Управление, поймать же его довелось мне лично… Проживал Захар на моей «территории», и ко мне уже давно стекалась «низом» информация о том, что Захар-де балуется домушничеством, я как раз её перепроверял и уточнял, когда стряслась эта карусель с обворованной депутатской хатой… Теперь же вот предстояло искать его…
Конечно, куда разумнее Захару было бы отчалить из наших краёв куда подальше, но это сказать легко, а куда деться человеку, которого нигде не ждут, и у которого напряг с баблом?.. В своём же районе имел Захар кучу знакомых, есть где спрятаться и перепрятаться… И деньжат у кого-то всегда взаймы можно перехватить!..
Начал вычислять всех его знакомых, ходил по притонам и разным сомнительным адресам, везде присматривался, принюхивался, расспрашивал, дёргал людишек по-всякому, шустрил по разным направлениям сексотишками… Среди прочего узнал я о том, что в последние несколько дней видели Захара в обществе некоего шалопая, Шурки Мельниченко, по кличке «Миля». Тоже овощ ещё тот — слегка покалывался, немножко подворовывал, я ждал только удобного случая, чтоб поймать его на чем-то достаточно серьёзном и закрыть на пару годков… Год назад Миля женился, и теперь обитал в приймах у родителей жены. Двинул я туда, в расчёте, что если у Мили есть тёща, и он живёт вместе с нею, то всенепременно она должна его ненавидеть и желать ему всяческого зла. Примерно так и оказалось… В отсутствии Мили поговорил с родительницей его супруги, и поведала она мне в доскональности, каков же Сашка — похабник, хамло, сволочь и гад несусветный!.. Изобразил я сочувствие этой замечательной женщине, вынужденной обитать в одном жилище с подобным исчадием ада, а когда она растрогалась, пустила слезу и перестала видеть во мне злобного и сующего во всё свой любопытствующий нос ментяру, закинул удочку и насчёт Захара, дескать: не мелькал ли у них дома в последнее время высокий такой, тощий, куценький, чернявый?.. не бухал ли вместе с её непутёвым зятьком?.. Она и подтвердила: мелькал, бухал совместно, рожа — бандитская, из тех самых, за ком милиционеры с пистолетами гоняются… Дальше уж было дело техники убедить её позвонить по этому вот телефончику, когда в следующий раз у себя в квартире эту самую зверскую харю она обнаружит.
Позвонила она через два дня, ближе к вечеру. Через полчаса мы уже врывались в её квартиру, и ещё через 30 секунд наручники защёлкнулись на запястьях сидевшего за кухонным столом над тарелкой супа и не успевшего опомниться Захара. Милю мы пока что решили не забирать, ввиду отсутствия против него весомого компромата — к большому огорчению его тёщи, по-моему…
Ночь Захар провёл в «обезьяннике», а с утра я принялся его допрашивать. Некоторое время он скупо и бессмысленно отпирался, по схеме: «Я не я и хата не моя!», но доказательств его вины было предостаточно: тут и оставленные им по неосторожности пальчики на адресе у Жаворонкова, и показания на него его подельника Рукава, и найденные у него при обыске дома некоторые вещи из похищенного, включая пресловутый электронагреватель… Кроме того, не стал я скрывать и того обстоятельства, что поскольку пострадавшим в этой истории оказался высокопоставленный и известный на всю страну человек, то руководство предоставило мне полную свободу рук в отношении Захара, и вздумай он сейчас запираться и отрицать очевидное, затягивая следствие и создавая тем самым нам дополнительные трудности, то я его поколочу так, как никто и никогда его не колотил. А для убедительности и разминки мускулов я схватил дубинку и несколько раз не очень больно ударил Захара по почкам, суставам и ещё кой-куда… Тогда он быстро осознал, что шуток шутить угрозыск не собирается, и раскололся на кражу у нардепа, а после моего дополнительного нажима — и на все прочие эпизоды своей непутёво-преступной деятельности.
Так вот и сумел я удачно засветиться в этом достаточно громком для нашего провинциального уровня деле, и пусть на короткое время, но — стал относительно заметной фигурой в наших ментовских кругах. Начальник районного угрозыска на радостях даже пообещал мне отсыпать десяток долларов премиальных, но сперва денег в бухгалтерии не оказалось, а потом, когда время прошло, и то резонансное дело затмили множество других, менее громких, но зато многочисленных и трудоёмких дел, обещание начальства облагодетельствовать меня теми грошами стало таять в бледных сумерках забвения, и скоро совсем кануло в лету… Ну а я — гордый, не стал напоминать и канючить: «Подайте обещанный матстимул!» Не хотят — ну и хрен с вами, ничего хорошего от начальства я и так не ждал, так что был лишь повод лишний раз утвердиться во мнении: козлы они все!..
11
Маленький штрих на тему: с кем борешься — на того и похожий…
Вот возьмите парней из управления по борьбе с организованной преступностью. Смотрятся они настоящими мафиози: бриты наголо, на пальцах золотые печатки, на шеях — цепочки из драгметалла, очень любят размахивать стволами по делу и без дела, любимое их развлечение во время допросов — засунуть дуло в рот допрашиваемому клиенту, мол: «гони сознанку, фраер, а не то пулей череп разнесу, и скажу потом, что это ты отнял у меня табельное оружие и застрелился!..» И в глаза мирных, случайно оказавшихся у них на пути граждан смотрят они с бандитским прицельным прищуром, и марки машин у них с бандитами схожи, и в кабаках они так же шиково гудят (а на какие бабки, между прочим?), и чуть ли не с теми же халявами трахаются, которые обслуживают и бандитских «группировщиков»…
Иное дело — мы, опера районного угрозыска. Чаще всего имеем дело мы именно с блатными, их «пасём», допрашиваем и агентурим, потому рано или поздно начинаем ч у в с т в о в а т ь блатняков, думать как блатняки, одеваться как они, перенимать образ их мышления и действий, — так легче с ними бороться, так удобнее их побеждать. Поэтому не дивитесь, что опера угрозыска в массе своей так схожи с жуликами мелкого разлива: мелкорослы, шустры, пронырливы как сперматозоиды… Нельзя иначе, иначе — не получается!..
12
Напоследок — маленькая зарисовка нравов блатного мира.
«Любое общение с ментами — за падло!» — главнейшее из блатных п о н я т и й Приметили свои, как блатной по нормальному, без криков и истерик поговорил с тем же опером — «территориалом» — сразу возникают тревожные вопросы: почему?.. о чём беседовали?.. да уж не сдаёт ли он нас уголовке, сука?!. Ладно, один-единственный раз с ментом мирно побазарить можно, это ещё не факт, мало ли… Но если и второй, и третий разы видят такого-то в компании с ментами — всё, следует железный вывод: «Точно, сдаёт!» И делают такому-то строгую предъяву, но — внимание! — по сути обвиняют его вовсе не в том, что — «сдаёт он», а в том, что — засветился, сделал это недостаточно скрытно, не законспирировался, одним словом… Ведь все блатные в принципе прекрасно знают, что в их среде м е н т о в с к и х полно, многие из них сами как раз этими тайными осведомителями угрозыска и являются, но никто этого не афиширует, всё делается втихую, один на один, без огласки. И именно м е н т о в с к и е первыми в подобных ситуациях и начинают кричать: «Мочи падлу!», отводя тем самым подозрения от себя самих на будущее…
…Тот, кого публично обозвали м е н т о в с к и м сексотом — не имеет права смолчать, отделаться снисходительным пожатием плеч, дескать: «чего с припадочного возьмёшь?..» Нет, «зона», в недрах которой и формировались понятия блат-мира, на всю жизнь учит полнейшей определённости. Если тебя тяжко оскорбили, если тебя обозвали к о з л о м, п и д о р о м, к р ы с о й или ещё как-нибудь срамно и обидно, то выход у тебя один — сразу бить кулаком в лоб, а ещё лучше — п е р о м в сердце!.. Не сделав так, не смыв оскорбление кровью обидчика, воздержавшись от ответного возмездия, — ты молчаливо признаешь, что тебя оскорбили заслуженно, что ты и есть козёл, пидор и крыса, а после таких признаний ты больше — никто, ты — изгой местного общества!..
Не трать время на ссоры и опровержения, здесь долгих слов не любят. Самое тупое — когда оскорблённый начинает доказывать, что свой он в доску, и всё такое… Доказать что-либо в таких ситуациях практически нельзя, при любом раскладе ты останешься под подозрением… Услышал в свой адрес: «М е н т о в с к и й ты!» — и сразу бей насмерть, в самом крайнем случае изуродуй до неузнаваемости!.. Или — он тебя убьёт в схватке, это как повезёт, мешать вам обоим выяснять отношения никто не будет, как и помогать кому-либо, это — ваша личная разборка. Зарежет или забьёт насмерть обиженный обидчика — значит, напрасно его обидели, а если обиженного кончат — значит, обида была заслуженной. Логика — стопудовая.
Никаких долгих дискуссий, и уж тем более — предварительного размахивания ножиком и воплей типа: «Счас я тебя уделаю!» На понтах эту ситуацию не разрулить. Вытащил ствол или перо — непременно тут же пускай в ход, убей или искалечь оппонента, пока тебя самого не мочканули, и — никаких предупреждений о готовности нанести удар, никаких церемонных вызовов на дуэль: «Сэр, соблагоизвольте обнажить шпагу!» В моде как раз прямо противоположное: внезапные удары в спину и ниже пояса, добивание лежачего и подлое вероломство, — это когда в ответ на ругань в свой адрес ты лыбишься миролюбиво: «Колян, да как ты такое можешь базарить, мы ж с тобою корефаны до гроба!», и распахиваешь руки якобы для примирительных объятий, а в следующую же секунду заточку Коляну под ребро с размаху — р-р-раз!.. За такое поведение в подобных ситуациях никто не осудит, особенно если обвинили тебя в чём-то ну очень серьёзном, «неча было языком без толку полоскать!», вот и весь сказ… Но если кто-то остался недоволен твоим поступком и сомневается в твоей правоте, то и тут есть достойный выход: немедленная схватка между вами двумя, и кто в оконцовке выживет — тот и прав, тому окружающее общество одобрительно и поаплодирует… Истина — за выжившим!..
…Жить по п о н я т и я м — значит никогда не терять воровское л и ц о, причём значение имеет не то, кем ты в натуре являешься, а то, кем ты кажешься, каким ты способен изобразить себя пред «серьёзными» людьми.
Вот одна из распространённых ситуаций. Сидишь ты за столом со своим дружбаном, или даже не с дружбаном, а просто со случайным приятелем, с которым пять минут назад познакомился, и теперь обмываешь это знакомство. И тут на хату вламываются гурьбою недруги этого твоего случайного собутыльника и собираются мочить его за какую-то провинность (но обязательное условие — не по приговору воровского с х о д н я к а, не в исполнение воровского з а к о н а, а просто так, по своему усмотрению и хотению)… И они говорят тебе: «Иди отсюда, брат, к тебе у нас никаких предъяв нет, мы тебя не тронем!»
Так вот, не имеешь ты права отступить, дрогнуть, благоразумно встать и удалиться со словами: «Ну ты тут, Вася, беседуй с товарищами, а я к тебе на той неделе как-нибудь заскочу!» Совсем наоборот — ты обязан твёрдо и определённо заявить: «Я с ним водку пил и хлеб делил, и сидел с ним рядом… Не брошу я его, что с ним будет — то и со мною пусть будет, убъёте его — убивайте и меня!»
И если надумают недруги увести твоего случайного знакомца с собою и замочить его где-либо в другом месте, то опять-таки нет у тебя права остаться здесь, в безопасности, а по п о н я т и я м обязан ты бежать следом за уходящими и кричать: «Мы с ним вместе кусок делили и из одной бутылки пили — не брошу я его в беде, не оставлю.!»
И если дойдёт дело до последнего, если уж и в о л ы н у тебе ко лбу приставят, загонят патрон в ствол и предупредят: «В последний раз тебя просим: уйди по-хорошему, а не то — пристрелим!», то и тогда обязательно должен сказать ты в ответ: «Стреляйте!.. Но не оставлю его!.. Не уйду!..»
Иначе — невозможно. Иначе — утрата л и ц а, это самое страшное в среде блатных, здесь уважают только за силу духа, именно за её одну, а не за мускульную мощь — фуфло это, но неукротимый дух — главное, что ежедневно помогает в о р у выжить в борьбе с законами, ментами, существующим строем и общественной моралью…
Умереть — не страшно.
Все мы рано или поздно умрём, умирают только раз, и после смерти — уже не больно… Но оступиться — значит предать, этого тебе не простят, «как ты мог уйти, когда твоего пусть и временного, но с в о я к а — убивали?!.» Тех, кто отрёкся и отступился в такой ситуации — о п у с к а ю т и изгоняют из воровской касты, а после — или придушат в глухом переулке, или просто сдохнешь как собака под забором, всеми забытый и презираемый… Нет, лучше уж умереть — с честью, гордо, с высоко поднятой головой…
Но представим эту же ситуацию по-иному. Сидишь ты за одним столом всё с тем же случайным знакомцем, или даже со старым дружбаном, а кто-либо, заглянув на огонёк, вежливо попросит тебя выйти с ним «на минутку», и там, на улице, без свидетелей и понизив голос, скажет тебе на ушко: «Слышь, брателла, нам с твоим корешом сейчас побазарить надо по одному вопросу… Не мог бы ты слинять куда-нибудь на полчасика?.. Сейчас вернись, вякни ему что-либо для отмазки, и — отлучись ненадолго… Лады?..»
О, это ж совсем другое дело!.. Уважили тебя л ю д и, дали тебе возможность, не встревая в чужие тёрки-разборки, в то же время и л и ц о сохранить, не проявить себя бросившим товарища в трудную минуту трусом… Идёшь ты к дружбану и небрежно этак базаришь: «Васюха, ты тут подожди меня маленько, а я в пивбар за углом смотаюсь, через 10 минут вернусь с пивом!» И — уходишь. А поскольку свежее пиво, оказывается, продают не в соседнем пивбаре, а в четырёх кварталах отсюда, то туда ты и намыливаешься, ну и не очень-то спешишь при этом… сечёте?.. Погода хорошая, солнечная, приятственная, — куда торопиться?!.
В общем, возвращаешься ты на адрес только через сорок минут, и что же ты видишь?.. Толпу испуганных соседей, «скорую», милицию, а ещё — дружка своего с перерезанным горлом, под столом валяется. «Кто это сделал?!. Гады!.. Сволочи!.. На куски порву, если найду!..» — орёшь ты истошно.
Понятно, что никого — и не находишь… да и не ищешь особо, если честно… Тебе-то с тех поисков — какая корысть?!. Но с в о и знают: в том случае был ты не при делах, и «масть» свою сохранил незапятнанной… А большего от тебя и не ждут, ибо каждый из блатных в глубине души понимает, что своя собственная жизнь — бесценна и неповторима, а потому отдавать её за какого-то там подставившегося под удар фраера — это такая лабуда, о которой серьёзно и говорить не стоит…
Вот почему так трудно недавно о т к и н у в ш е м у с я из мест заключения блатняку-бродяге снова привыкать к правилам вольного житья… Здесь, на свободе, нет той суровой цены каждому произнесённому слову, которая установлена в тюремной камере или в лагерном бараке. На воле сказали тебе в лицо: «Хрен собачий!», и никто внимания на это не обратит, мало ли кто чего говорит, сам сказавший через минуту уж и не вспомнит, что только что сказал. В неволе же кого хреном обозвали и потом не захлебнулись в ответ собственной кровью — тот хрен и есть, а если ты — хрен, то и живи п е т у х о м… Очень опасно за решёткой оставлять хоть одно оскорбление в собственный адрес не отмщённым!..
Мы, вольные люди, слишком суесловны, говорим зачастую лишнее, не вслушиваемся в то, что говорят нам…
Быть может, кое-чему у блатных нам стоило бы и поучиться…