Жена поэта

Мне надо было в Москву по своим литературным делам. Билетов на «Сапсан» уже не было, поэтому мне предстояло провести ночь под стук колёс и дай бог с приятным соседом. В купе я обнаружил симпатичную, средних лет женщину. Мы поздоровались и стали ждать отправления состава. По перрону ещё сновали опаздывающие пассажиры и носильщики багажа. Вскоре раздался короткий свисток, и вагон слегка качнулся, прощаясь с уплывающим перроном. Состав начал набирать скорость и я достал свой планшет, что бы записать мысль, только что посетившую меня.

— Вы случайно не поэт? — обратилась ко мне моя попутчица.

— Нет, — почему-то солгал я, хотя отчасти являлся таковым.

— А что вы там пишите, — уже как-то даже бесцеремонно допытывалась она.

— Я бухгалтер, — продолжал врать я, в ответ на её бесцеремонность, — подсчитываю свои дневные расходы.

— Вот и хорошо, — успокоилась она.

— А вы не любите поэтов, или поэзию, — спросил я её с налётом лёгкой язвительности.

— Стихи я люблю, но мой муж поэт, — сказала она с таким вздохом, что я отложил свой планшет и приготовился выслушать этот диагноз, женщине явно надо было выговориться. Некоторое время она молчала, видимо собиралась мыслями. Между тем поезд уже набрал скорость, замелькали пригороды Питера, и стук колёс располагал к неспешной беседе.

— Мы недавно вместе живём, это он меня женой называет, а я и не возражаю. Я не знала, что он поэт. Он писал стихи в молодости, так для себя, как он говорит, а тут его, после встречи со мной, как прорвало. Ты, говорит моя Муза и пишет, и пишет, ночами, утром, днём, вечером, в машине.

— В машине это как? — переспросил я.

— А просто, сидит за рулём, чего-то там ему в голову пришло, отдаёт мне руль, сам садится с планшетом на заднее сидение и пишет, хорошо, что у меня права есть, а то бы мы никогда, никуда не приехали.

Я заулыбался, её это ещё больше подстегнуло.

— Знаете, как с ним бывает трудно, я ему чего-то говорю, он в ответ только кивает, я спрашиваю: «Петя, вот скажи мне, о чём я тебе сейчас говорила?», — он улыбается и говорит: «О чём говорила, не знаю, но ты у меня самая красивая», — это значит, опять свои стихи в уме сочинял.

— Ну и что в этом плохого, — попытался я резюмировать её тираду.

— А я, между прочим, в это время советовалась с ним какой подарок купить моей маме на день рождения.

— Да непозволительная лёгкость в отношении будущей тёщи, — продолжал я иронизировать.

— Да это ещё что, я недавно ему говорю, говорю, вижу, опять витает в облаках, я его спрашиваю: «Что я Петя сейчас сказала?», а он в ответ: «Ты знаешь Танюша, что у тебя самая красивая попа в мире!», — ну, причём тут моя попа?

— Ну, ему виднее, — опять заулыбался я, — поэтам свойственно восхищаться женщиной в целом и отдельными частями её тела по отдельности.

— Да это я уже поняла, — как-то обречённо сказала она и замолчала.

Я стал рассматривать свою собеседницу. Не каждый день встречаешь жён поэтов, обычно они скрывают своих Муз от посторонних взглядов. У неё было красивое лицо, состоящее из абсолютно правильных черт, живые карие глаза, стройная грациозная фигура и при этом в ней не было никакого зазнайства Музы.

— Вот хотя бы десятая часть того о чём он пишет, присутствовала бы в нашей жизни, — продолжила Муза свой рассказ, — ведь, как дитя малое, поесть забывает, а пишет про звёзды, галактики, про полёты во сне, а ночью храпит как пожарник!

Я тихонько засмеялся.

— Не смешно, — обидчиво поджала она свои красивые губки.

— Поэты такие же люди, как и все, — попытался я немного сгладить свою невольную вину.

— Да нет, не такие, — произнесла она задумчиво улыбаясь.

В это время зажужжал её мобильник, она глянула в него, и очень по-доброму улыбаясь, обратилась ко мне:

— Вот опять стишок прислал, подлизывается, — улыбнулась она и потом с гордостью прочитала:

— Петя очень не любит, когда меня нет дома, но мне надо было навестить маму, — как-то уже грустно сказала она, — мы перед моим отъездом немного повздорили, он всегда первым звонит, или присылает стихи, когда мы ссоримся. Что-то в ней изменилось, во всяком случае, она потеряла всякий интерес к дальнейшей беседе. Она уткнулась в свой мобильник, я вышел в тамбур покурить.

Когда я вернулся, она посмотрела на меня каким-то загадочным взглядом и протянула свой мобильник, я прочитал:

— У Пети кумир Пушкин, он говорит, что учится у него, — с какой-то тихой теплотой сказала она, — сейчас меня нет, значит сидит, курит и пишет, курит и пишет, даже поесть наверно забыл, приеду, он у меня получит, — уже нежно закончила она.

— Да, неплохой стих.

— Я не всё понимаю, что он пишет, но в общем и целом мне нравятся его стихи, особенно про любовь, — она убрала телефон, — уже поздно, давайте спать и юркнула в уже расстеленную постель.

Я тоже лёг и, закинув руки за голову, стал размышлять. Действительно поэты люди особенные, ни от мира сего. У них, как правило, есть свои музы, которые их вдохновляют. Они посвящают им свои стихи, в которых восторгаются их красотой, объясняются им в любви. Музам это нравится, но они очень редко становятся жёнами поэтов. Почему? Да потому что восторженные стихи это одно, а жить с реальным человеком это совершенно другое. Поэт в жизни обычный человек, со своими привычками, недостатками и достоинствами. Не каждая женщина способна всё это принять. Петю принимают таким, какой он есть в этой жизни, а значит, любят его не за его стихи. Хотя видимо не всё так просто.

С этими мыслями я уснул. Утром началась обычная суета, чтобы умыться и почистить зубы. Мы уже подъезжали к Москве, когда моей соседке пришла очередная СМСка

— Вот полюбуйтесь, — протянула она мне свой телефон, там было написано:

Петя написал то, о чём я думал сегодня ночью, кроме всего прочего этот поэт был ещё и весьма ироничен к себе:

— По-моему неплохо, — улыбнулся я этим озорным стишкам.

— Что значит неплохо, я же люблю его, ну он у меня сегодня получит, — говорила она, слегка зардевшись, — как маленький ей богу.

— Извините, конечно, а сколько же лет вашему мужу, — спросил я из явного любопытства, ожидая услышать о юном возрасте этого озорника.

— А, — махнула она рукой, — он почти на двадцать лет старше меня.

Её ответ несколько меня обескуражил. Тем временем поезд уже остановился на Ленинградском вокзале. Моя попутчица, быстро попрощавшись со мной, убежала на перрон. Я задержался среди выходящих пассажиров. В окно я видел, как она, вся улыбаясь, поспешила к седому приятному мужчине с букетом роз. Она чмокнула его, взяла букет и они пошли. Он воровато, как подросток, слегка погладил её по попе. Она его одёрнула и видимо сказала: «Петя, кругом же люди, ты, что до дома уже потерпеть не можешь», — а он ей, наверное, в ответ: «Нет, милая, не могу». Во всяком случае, они о чём-то говорили, не замечая ничего вокруг. Можно было не сомневаться, что Петя сегодня получит всё.

Я уже был на перроне, Муза оглянулась и счастливо улыбнулась мне на прощание. Где-то, в самой глубине своей души, я по-хорошему завидовал этому Пете и не только сегодня, а вообще по жизни.

 

Сплетенье душ

Обдумывая сюжет очередного своего рассказа, я прогуливался по парку. Стояла удивительно не по-осеннему тёплая питерская погода. Солнце медленно сползало с зенита. По асфальтированным дорожкам бегали вечные попрошайки белки. Я уже скормил им все припасённые орехи, поэтому просто любовался этими красивыми зверьками. В голову навязчиво лезла какая-то умная мысль, и я решил присесть на лавочку, чтобы дать ей возможность родиться. На ближайшей лавочке сидела молодая красивая женщина. Как истинный джентльмен я спросил разрешения присесть. Она сосредоточилась на своём планшете, поэтому просто разрешающе кивнула мне головой. Я всегда восхищался и восхищаюсь женской красотой, поэтому, присев, я стал незаметно рассматривать свою соседку. Красивые вьющиеся каштановые волосы ниспадали на светлый расстёгнутый плащик, высокий лоб, аккуратный, слегка вздёрнутый, носик, тонкие бровки, красивой формы губки, среднего размера грудь вздыбила её розовое короткое платье, из которого были видны весьма соблазнительные ножки, которые она поджала под скамейку. На коленях у неё лежал плед, а сама она увлечённо что-то писала в своём планшете. Она сосредоточенно водила своим пальчиком по кнопкам и при этом забавно шевелила губами. Внезапно она отложила планшет в сторону, повернулась ко мне и сказала:

— Вы извините, мужу письмо писала, — и обворожительно улыбнулась, пронзив меня своими небесно голубыми глазами, — Маша, — сказала она, продолжая излучать счастливые искорки из своих озёр, — он отошёл по делам на двадцать минут.

Ответно улыбнувшись, я представился, при этом заметил:

— Ничего, сейчас все поголовно сидят в интернете, просто поговорить с человеком некогда, сидим каждый в своей келье, весь мир в компе.

— Думаю, что вы не совсем правы, для некоторых компьютер вся его жизнь, — продолжая мило улыбаться, ответила Маша.

— У меня есть масса знакомых, которые уже не знают, что делать с детьми, да и сами часами сидят в различных приложениях.

— А для меня одно из таких приложений стало самым счастливым в моей жизни, — задумчиво сказала Маша после некоторой паузы, глядя своими небесными глазами куда-то в сторону.

Я тоже молча смотрел на прыгающую недалеко белку. Она ловко закапывала только что полученный от старушки орех.

— Я с детства инвалид по ДЦП, — начала говорит Маша и посмотрев на меня, ткнула в плед, и тоже глядя на белку, продолжила свой рассказ, — спасибо родителям, мама ушла с работы и занялась мной, а папа устроился на три работы и обеспечивал нас. Мама окончила курсы массажа и не выпускала меня из рук до двадцати лет, постоянно сама делала мне различные массажи и по всяким процедурам таскала. Я тоже старалась, дистанционно окончила школу с золотой медалью, затем институт с красным дипломом, нашла себе работу на дому, я дизайнер веб-страниц. Маша замолчала и продолжала улыбаться.

— Вы молодец и родители ваши тоже, — восхищённо сказал я.

— Три года назад папа умер, — уже грустно продолжила Маша, — было очень тяжело, нет, не материально, я ведь сама неплохие деньги зарабатываю, морально. Мама всё время плакала и приговаривала: «А если я тоже доченька с кем же ты останешься». Мама у меня детдомовская, а папа офицером был, но ещё с молодости со всеми своими родственниками не общался. Мы здесь недалеко от Питера в маленьком военном городке жили, папе там квартиру после увольнения в запас дали. Маша опять замолчала. На глазах у неё скопилась влага, она шмыгнула носиком и смахнув слезу произнесла:

— Простите, нахлынуло, у меня всегда так, когда папу вспоминаю.

— Ничего Маша, слёзы о родителях, святые слёзы, — успокоил я её.

Она быстро взяла себя в руки и благодарно улыбнувшись, продолжила:

— Вы знаете, из этой депрессии меня вывела поэзия, — она опять небесно улыбнулась, — я и раньше писала стихи, а тут меня, как прорвало, иной раз по десять стихов за день писала. Однажды я нашла приличный сайт и стала размещать свои стихи там, но не под своим именем, я придумала себе ник среднего рода. Стихи были криком моей души, и я не хотела, чтобы меня жалели. Через некоторое время у меня на сайте появились друзья. Одним из них стал Вадим из Москвы. Стихи о любви я писала от имени мужчины, я их придумывала для себя, мне хотелось, что бы для меня кто-то писал, подобные стихи и признавался в любви. Однажды Вадим мне написал: «Вы девушка?», я была в шоке, как он мог догадаться, поэтому сразу призналась, а он тут же попросил меня пообщаться через скайп.

Я согласилась, поехала нафуфырилась и мы стали общаться. Нам было хорошо, мы болтали часами. Он стал писать мне любовные стихи, мне было очень хорошо и просто с ним, но меня угнетало то, что это всё когда-нибудь закончится. Мама, понаблюдав за мной, заплакала и сказала: «Дочка ты влюбилась, я понимаю тебя, но скажи ему про свою болезнь, пожалей его». Тогда я тоже заревела. В тот вечер я с Вадимом на связь не вышла. Он с самого утра начал звонить, беспокоится, что со мной случилось. Тогда я ему и сказала, что инвалид, что всю жизнь в коляске буду. Он внимательно меня выслушал, а потом спрашивает: «А ты не врёшь?», я показала ему коляску. Тогда он сказал:

— Это ничего не меняет, я хочу тебя увидеть!

— Нет, никогда, — ответила я, — зачем тебе такая?

— Я люблю тебя и хочу быть с тобой.

— Найди себе здоровую, — злилась я, а сердце у самой сладко замирало.

— Мне нужна ты и только ты, и никто больше!

— Нет, никогда!

— Я всё равно найду тебя!

— Не найдёшь, — сказала я ему и выключила компьютер.

Я не включала его два дня и писала свои стихи на бумажке, чтобы не забыть.

Вечером второго дня, мама ушла в магазин, раздался стук в дверь, я подъехала на коляске:

— Кто там, — спрашиваю.

— Это я, Вадим!

— Нет, — испугалась я, это был его голос.

— Да!

— Как ты меня нашёл?

— Откроешь дверь, расскажу.

— Не открою!

— Хорошо, тогда я сажусь возле двери и буду здесь сидеть, пока не откроешь, — послышался шорох, и он действительно сел.

— Ладно, я открою, но ты зайдёшь только через десять минут, мне нужно привести себя в порядок.

— Хорошо, — послышалось из-за двери.

Я быстренько съездила к себе в комнату, переоделась, привела себя в порядок и открыла дверь. Вадим вошёл с большим букетом роз и с пакетом, чмокнул меня в щёчку и сразу по-хозяйски пошёл на кухню. Достал бутылку шампанского, фрукты, конфеты и стал накрывать на стол. Я ему:

— А, что ты тут раскомандовался?

— Мы же должны отпраздновать начало нашей совместной жизни!

— Подожди, я ещё ни на что не соглашалась!

— Вот мы все эти вопросы сейчас и обсудим, — усмехнулся он.

И я согласилась, Маша опять замолчала и стала вспоминать эти очень дорогие в её жизни моменты.

— Мы выпили по пол бокала шампанского, и он рассказал, что нашёл меня через своих знакомых по включённому телефону, когда пришла мама, — продолжила свой рассказ Маша:

— Мама это Вадим, — сказала я ей.

— Я так и поняла, — улыбнулась мама, Вадим ей сразу понравился, они познакомились, и мама присела с нами за стол, правда через пятнадцать минут она вспомнила, что ей нужно сходить к знакомой. Мы остались одни. Меня уже прилично потряхивало от его обаяния, ничего подобного я в своей жизни ещё не испытывала. Вадим сказал, что перед отъездом написал мне стих и отправил его по почте, тогда мы поехали ко мне в комнату. Там он стал помогать мне пересесть за стол. Меня уже вовсю трясло, но когда он дотронулся до меня, я почувствовала, что его трясёт не меньше.

Маша опять замолчала, счастливо улыбаясь, и была прекрасна всей красотой влюблённой и любимой женщины.

— Что было дальше, я слабо помню, — продолжила она, помню, что было необыкновенно хорошо. Позвонила мама, спросила как там у нас дела и осталась ночевать у подруги. Когда мы немного отдышались, я спросила Вадима:

— Ты наконец покажешь мне свой стих?

— Да, любимая, — он открыл компьютер.

— Вот этот стих, — Маша достала свой планшет и открыла мне, я прочитал:

— Замечательный стих, — улыбнулся я своей собеседнице.

— Мне он тоже очень нравится, — и Маша нежно прижала планшет к своей груди и опять задумалась, затем продолжила свой рассказ:

— Он уехал на следующее утро, сказал, что ему надо продать свой бизнес в Москве, что он вернётся через три дня, потому что мы две половинки. Вадим ещё что-то говорил, но я уже ничего не понимала, я впервые в жизни была так счастлива. Через несколько часов после его отъезда у меня началась, сначала паника, а затем и истерика, я успокаивалась только тогда, когда он присылал мне СМСки или мы общались по скайпу. Через два дня он пропал, его телефон был выключен, на связь он не выходил. Мне было так плохо, что мама вызвала скорую помощь. Доктора что-то укололи, и я успокоилась, только ревела. Мама сидела рядом гладила меня по голове, как в детстве и приговаривала: «Всё будет хорошо, он приедет, он обязательно вернётся». На следующий день мама ушла на работу, я осталась сидеть у компьютера с телефоном в руке. Вадим по-прежнему был не доступен. Действие лекарства закончилось. Мне опять стало очень плохо. Я вспомнила, что у нас в холодильнике уже много лет стоит полбутылки коньяка, и я стала себя успокаивать. Поскольку я вообще не пью, то после второй рюмки у меня закружилась голова, а после третьей мне вообще всё стало до лампочки.

Вдруг раздался стук, я подъехала к двери и спросила:

— Кто там?

— Это я Вадим, — послышался его голос из-за двери.

Я не знаю, что на меня нашло, но заорала:

— Пошёл вон, ты мне не нужен, где ты был два дня?

— Маша открой, я тебе всё расскажу!

— Не открою, никогда больше не открою, проваливай!

— Маша я люблю тебя и мне очень плохо!

— Ему плохо, а мне знаешь, как было плохо, — зарыдала я.

— Маша, я никогда от тебя больше не уйду, — говорил за дверью Вадим.

— Уходи, я не хочу тебя больше видеть!

— Я никуда не уйду, буду сидеть здесь, пока не откроешь дверь!

— Ну и сиди, — ответила я и уехала к себе в комнату.

Странным образом, но хмель и слёзы у меня прошли, и сразу захотелось спать. Я уже пересела на кровать, когда дверь открылась это пришла мама и ввела Вадима. Он был сильно избит, на лице были кровоподтёки, и одежда в некоторых местах порвана.

— Ты, что Машка с ума сошла, чего ты его под дверью держишь, где у нас аптечка?

— Что случилось, — сон у меня как рукой сняло.

— Видишь, избили сильно его, — затараторила мама и провела Вадима в комнату. На столе стояла рюмка и коньяк.

Вадим усмехнулся:

— Ты ещё и пьёшь, — ввёл он меня в краску.

Мама обработала все его раны и перевязала. После этого Вадим рассказал, что с ним случилось. Его напарник по бизнесу не захотел покупать часть Вадима, он решил просто забрать её. Вадима схватили и отвезли в лес, где долго пытали. Вадиму удалось сбежать, и он приехал на своей машине из Подмосковья прямо к моему дому, а я дура его не пускала. Маша опять замолчала.

— Сейчас уже всё наладилось, мы поженились, у Вадима была какая-то, как он говорит, чёрная касса. Мы купили на Васильевском острове квартиру, у него опять свой бизнес.

— А мама как же? — спросил я

— У мамы тоже всё хорошо получилось, — Маша улыбнулась, её недавно нашёл одноклассник, у них ещё в школе была любовь, теперь оба вдовцы и они решили быть вместе.

— Ну и слава богу, — порадовался я за Машу.

— А вот и Вадим идёт, — улыбаясь, кивнула она в сторону начала аллеи. К нам шёл молодой коренастый, среднего роста мужчина в тёмном костюме. Короткие, слегка седоватые волосы, умные карие глаза, правильные черты лица, волевой подбородок делали его если не красавцем, то весьма привлекательным мужчиной для слабой половины человечества.

— Маша, тебя и на минутку нельзя оставить одну, вокруг сразу кавалеры начинают появляться, — широко улыбаясь, подошёл он к нам с букетом шикарных белых роз.

— Да я у тебя такая, — закатив к верху свои небесные глазки, манерничала его жена.

— Смотри у меня, я ревнивый, Вадим, — представился он, подавая мне руку.

— Сергей Петрович, — встав, я ощутил крепкое мужское рукопожатие.

— Привет милая, — он отдал жене цветы и поцеловал её.

— Привет Отелло, мы же расстались полчаса назад, — сверкнула счастливыми глазками Маша.

— Ну и что, могу я, своей любимой подарит цветы, — широко улыбаясь, отвечал Вадим.

В это время у него зазвонил телефон:

— Извините я на минутку, это по работе, — и он отошёл шагов на двадцать.

— Сейчас материться будет, поэтому и убежал подальше, — улыбнулась Маша.

— Хороший у вас муж, — заметил я.

— Вы знаете, я всё думаю, за что мне такое счастье, — Маша, улыбаясь, смотрела на размахивающего руками Вадима.

— Там наверху виднее, — философски заметил я.

— Мы неделю назад в Петергофе случайно встретили его бывшую, — почти шёпотом начала говорить Маша, — оказалось она известная фотомодель, даже не буду называть её фамилию, Вадим вёз меня на коляске, она встала на пути у нас:

— Ну, привет Вадим, — говорит она, — значит вот на кого ты меня променял.

— Это ты своих фотографов каждую неделю меняешь, а её люблю, разницу чувствуешь, — ответил ей Вадим, и мы поехали дальше, а она едва успела отпрыгнуть в сторону.

В это время Вадим закончил разговор и направился в нашу сторону.

— Ну, что всем накрутил, — улыбаясь, спросила его жена.

— Всем, всем, — засмеялся он в ответ, — давай Маша собираться, — он выкатил кресло, которое стояло за скамейкой, и стал помогать жене пересесть в него.

Маша встала, сразу стал, виден уже приличный животик, и пересела в кресло. Болезнь вывернула ей стопы почти на девяносто градусов во внутрь. Во всём остальном эта была очень красивая и счастливая женщина. Вадим заботливо укрыл ноги жены пледом и они, кивнув мне на прощание, поехали по аллее. Я смотрел им вслед и думал о том, что наверно каждый из нас, живущих на этой грешной земле, заслуживает счастья и может быть не следует гоняться за ним, оно само найдёт нас!

 

Щука-любовь

Я рыбак во втором поколении. Моя основная добыча — это щука. Она сильная, большая и ловить её одно удовольствие. Пока тащишь на спиннинге щучку килограмма на три четыре столько эмоций, ну и потом перед другими рыбаками похвастаться тоже можно. Бывали у меня щуки и по пять, шесть кило. В общем, я на рыбалке, как говорит моя жена Дуська, слегка подвинутый. Поэтому каждую весну я с нетерпением жду открытие сезона. Рыбалка даже снится иногда.

Ну, вот, наконец, открытие сезона. Я приезжаю на базу рыбака, беру спиннинг, подсачник, это такой рыбацкий сачок, для подхвата крупной рыбы, бросаю всё в лодку и выхожу на рыбалку. Иду вдоль камышей, тащу за собой блесну, дорожка это называется. Иду, иду, притомился, остановился, начал блесну бросать. Первый бросок, взялась, спиннинг выгнулся в дугу, чувствую, щука огромная, у меня такой ещё никогда не было. Тащу, а она сопротивляется и хорошо сопротивляется. Подтащил к лодке, а она зараза под лодку, я с трудом её оттуда вытащил. Другой рукой взял подсачник. Поднимаю её на поверхность, ну и огромная, в подсачник-то хоть влезет. Она опять под лодку собралась, я изловчился и на её пути подставил подсачник. Она родимая сама в подсачник бросилась. Всё поднимаю подсачник, вместе с пойманной щукой в лодку. Огромная, слов нет. В подсачнике пополам сложилась, да как начнёт трепыхаться, но уже всё, она моя. Вот тут пришёл рыбацкий мандраж. Сердце рыбака забилось от такой удачи, руки затряслись. Закурил, сижу, смотрю на неё, а сердце ещё больше колотится, огромная, не знаю сколько, но больше двенадцати кило. Такую, ни я, ни все мои знакомые рыбаки, никогда не вытаскивали. Вот это настоящее рыбацкое счастье.

Тут мой мобильник зазвонил. Вот, сейчас и похвастаюсь. Слышу в трубке незнакомый строгий мужской голос:

— Николай Петрович?

— Да, — отвечаю я, это меня так зовут.

— С вами говорит дежурный генерал ФСБ Егоров, вы только что поймали щуку весом более двадцати килограммов, немедленно отпустите!

— Это почему, — удивляюсь я,

— Станешь президентом, будешь ловить, каких хочешь щук.

— А откуда вы знаете, сколько она весит?

— Нам с космоса всё видно, — отвечает генерал.

— Вы меня разыгрываете, вам, что и вес из космоса виден, — не сдаюсь я.

— Да у нас сейчас такие технологии, — он мне рассказал, чем я болел в детстве, и что вчера кушал, а потом генерал, так ехидненько и говорит, а жена твоя Дуська сейчас…

— Всё отпускаю, дальше я сам разберусь, — с нарастающей злостью я отключаю телефон, выпускаю щуку и гребу к берегу, — ну всё попалась, — думаю я.

Дуська, жена моя, на нижнем белье подвинутая. Купит, что-нибудь ажурненькое, оденет и ходит передо мной попой вертит, то согнётся, то, как кошка выгнется, ну а я соответственно реагирую. Попа у неё я вам скажу прямо, классная, модельная, я на эту попу сразу и запал. Да нет, и всё остальноё у неё тоже высший класс, но попа это что-то. Вот меня иногда сомнения и берут, а вдруг пока я на рыбалку езжу, она ещё кому-нибудь бельё показывает. Выскочил я с лодки, сразу Дуське позвонил, не отвечает, а такого практически не бывает, уж Дуська по телефону поболтать любит.

Прыгаю в машину, мчусь домой, благо не далеко. Приезжаю, дома никого. Так звоню опять по телефону, слышу её телефон на кухне, думаю специально телефон не взяла, ну вот где она шалава.

Тут ключи в дверях забряцали, Дуська заходит, меня увидела, вздрогнула:

— О, господи, ты откуда тут взялся, — спрашивает она с такими честными, честными глазами.

— А ты где была, — набычиваюсь я.

И тут у меня звонит телефон, смотрю, это опять генерал, беру трубку и слышу:

— Николай Петрович очень хорошо, что щуку отпустили, но вы не дослушали, я вам хотел сказать, что жена ваша в это время подружкам своим новым бельём хвасталась.

У меня на душе сразу отлегло. Пока я с генералом общался, Дуська в новом белье выкатывается. Я опять правильно среагировал.

Я сплю, меня кто-то трясёт: «Эй, рыбачек, открытие сезона проспал» — слышу я Дуськин голос.

Вскакиваю, ё моё, значит, мне всё это приснилось, а открытие сезона только сегодня, жаль щука хорошая была. Начинаю быстро одеваться. Дуська томно потягиваясь, спрашивает:

— Может, задержишься, всё равно ведь опоздал.

— Нет, — твёрдо говорю я, — ребята ждут.

— Ну как хочешь, — говорит Дуська, ещё более томным голосом.

Сейчас главное не смотреть на неё, не смотрю, не смотрю, нет, всё-таки посмотрел. Дуся лежит на кровати, отвернувшись от меня с голой попой. Всё опять попался, думаю я, снимая брюки.

На рыбалку я смог выбраться только через час. Пока, то сё, потом я Дусе про свой сон рассказал, Дуся хохотала, потом ещё раз то сё и я поехал на открытие сезона. Уже в машине подумал, ребята, как всегда ржать будут: «Чего Колян опоздал, опять Дуся попу показала». Это я по молодости, как-то не подумавши им, ляпнул, почему всё время опаздываю. Мы ведь с Дусей уже пятнадцать лет вместе живём и всё это время, из-за её попы я на рыбалку опаздываю. Вот такая у меня в жизни щука-любовь получается!

 

Повойте на Луну

Серена сидела на балконе и курила. Она была злой. У неё опять не получилось с очередным парнем. Он оказался полный идиот, которому нужен был только секс, футбол и пиво. Серене было уже далеко за тридцать, даже почти… но это не важно. Она хотела создать полноценную семью и родить ребёнка. И всё как-то не получалось. Хотя Серена, на самом деле её звали Серенада, так придумали её родители романтики, но все звали сокращённо — Серена, была недурна собой, стройна, неглупа…, а нет, глупа, потому что не позволяла парням лишнего, ну хотя бы на первых двух свиданиях, и поэтому, как считали её подруги, до сих пор не могла найти свою вторую половинку.

Она жила в этом доме недавно. Купила квартиру в новостройке на окраине Питера, благо её собственный доход от работы в логистической компании позволял это и как говорили её закадычные подружки Светка и Люська, теперь была упаковано полностью. Только они обе уже давно были замужем и родили по двое детей, а у неё всё не получалось. Когда они собирались на свои посиделки обе её пилили: «Дура ты Серена, ну что тебе трудно дать на втором свидании, ведь столько потенциальных мужей уже пропустила!», но у неё были свои принципы, и она не собиралась от них отступать, любовь для Сирены всегда была на первом месте, а секс уже шёл, как приложение.

Серена, докурила сигарету и собиралась уходить с балкона, когда в соседнем доме, который стоял совсем рядом под прямым углом, появился этот симпатичный подтянутый седой мужчина с очень грустным взглядом. Он, как обычно кивнул ей в ответ и тоже закурил. Серена осталась на балконе. Она стала пристально смотреть на мужчину. Заметив это, он явно смутился и ушёл в комнату. Серена знала, что он допоздна, а иногда и рано утром сидит в компьютере. Вначале она подумала, что он смотрит порно и мастурбирует себе потихоньку, но столько времени этим заниматься невозможно. И это была не работа, так как на работу он ездил на своей машине ежедневно. Она встречала его иногда, когда выезжала на своей машине со двора. Они, так же молча, раскланивались. Размышления Серены прервал звонок мобильного, это звонила Люська напомнить, что послезавтра у них традиционные посиделки, и собираются у Серены. Коротко обсудив детали, Серена ушла в комнату.

На следующее утро у Серены, не завелась машина, рядом никого не было, и она решила добираться до работы общественным транспортом. В соседнем дворе она увидела этого седого мужчину, он садился в свою машину. Увидев её, он улыбнулся и приятным баритоном спросил: «Вас подбросить, мне в центр». Серена вспомнила, что ехать надо будет с двумя пересадками и согласилась. Машину он водил хорошо, уверенно. Пока ехали они познакомились, он представился Фёдором Ивановичем, работал в какой-то корпорации. Он удивился её странному имени, Серена объяснила. Общаться с ним было очень легко, и вообще рядом с ним находиться даже в ограниченном пространстве машины Серене было приятно. На прощание Фёдор Иванович спросил, не подбросить ли её после работы обратно. Серена сказала, во сколько она заканчивает обычно работу, это было на два часа позже, чем заканчивал он, поэтому она вежливо отказалась.

Дневные заботы захватили её, и она забыла о своём попутчике, но выйдя с работы, Серена обнаружила уже знакомую ей машину рядом с офисом. Она подошла, Фёдор Иванович галантно усадил её и закрыв дверь, сел за руль при этом явно соврал, что подъехал совсем недавно. «Так, старый ловелас решил приударить за молодой симпатичной женщиной, — подумала Серена, — значит и телефончик попросит, хотя не такой он уж и старый, лет на десять двенадцать старше» размышляла Серена пока они ехали. Но всё оказалось гораздо прозаичней, они подъехали к дому, он попрощался и молча пошёл к своему подъезду, а она к своему. Дома Серена вспомнила, что утром у неё не завелась машина, поэтому позвонила знакомому автомеханику. Тот приехал, посмотрел и сказал, что аккумулятору конец и надо покупать новый, а с собой у него ничего нет. Провозившись возле машины до темноты, Серена, наконец, вернулась домой. Перехватив немного еды, она подошла к балконной двери. В небе висела огромная полная Луна, было очень красиво. Серена заметила, что Фёдор Иванович на балконе и как-то странно сложив губы в трубочку, как будто воет на Луну. Серена вышла на балкон, Фёдор Иванович не видел её и опёршись обеими руками на перила беззвучно изображал губами вой на Луну, периодически поднимая голову к ней. Это было так естественно, что Серена интуитивно начала повторять эти движения. Фёдор Иванович заметил это, и явно смутившись, ушёл в комнату.

Серена вернулась к себе, и за чашкой чая размышляла: «Только, что она вместе с мужчиной выла на Луну, но так делают либо волки, либо очень одинокие люди». Эта мысль не давала ей покоя. Она встала и подошла к окну. У него опять работал компьютер. «Надо будет завтра спросить, чем он там занимается, — подумала она, и тут же поймала себя на мысли, — стоп девочка, значит завтра, ты уже решила ехать на работу вместе с ним, нормальный расклад. Я что, опять начинаю влюбляться». С этими мыслями Серена легла спать. Она долго ворочалась вспоминая Фёдора Ивановича и не нашла ничего в нём на первый взгляд отрицательного, кроме пожалуй возраста.

Утром она опять подошла к машине Фёдора Ивановича, он явно был доволен и смущён таким развитием событий. Серена объяснила ему всё насчёт аккумулятора. Он только кивал. Тогда она прямо и с некоторой долей сарказма спросила, чем он занимается по ночам с компьютером. Сарказм Фёдор Иванович понял и спокойно ответил, что он писатель и всё свободное время пишет стихи, рассказы, романы. Явно смущаясь, он объяснил, что вчера он имитировал вой волчицы, про которую когда-то написал рассказ. Серена, что бы несколько сгладить возникшую неловкость сообщила ему, что сегодня вечером к ней придут её подруги на посиделки. Женщины они серьёзные, но иногда любят пошалить и пусть он не удивляется. Фёдор Иванович кивнул, а Серена вспомнила про Люську, которая когда выпьет, любит своими сиськами четвёртого размера перед мужиками потрясти.

Девчонки выпили уже по третьему бокалу, расслабились и потекли обычные бабские разговоры.

Люська, как всегда о мужиках и сексе:

— Ой, девки, у меня этой женской энергии через край плещет, — сказала она, томно потягиваясь.

— Ты всё об одном и том же, — отвечала ей Светка, потягивая из бокала.

— Чего это об одном, я иногда уже и о двух сразу думаю, — отвечала ей Люська.

— Ты чего совсем что-ли сдурела, — уже серьёзно спросила её Светка.

— А чего, в этой жизни всё надо попробовать, — явно подначивала её Люська, — да ладно успокойся, это так фантазии, — и потом добавила, — ну ладно девки я вам про свои фантазии призналась, давайте и вы про свои признавайтесь.

Возникла пауза, в течение которой мы выпили ещё по бокалу вина, и первая признаваться стала Светка.

— Мы ещё в институте с одной девочкой целовались, ну и руками везде, ну, в общем, врезалось в память, ну сами понимаете.

— Понятно, только ты свои фантазии на нас не примеривай, — опять подначивала её Люська.

— Да я нет, вы что, это просто фантазии, — густо покраснев, мямлила Светка.

Её так и в школе называли — Мямля. Мы вообще-то дружим со школы. Люську прозвали Шайбой, она такая крепенькая всегда была, а меня Нытиком, даже не знаю почему.

— Ну, а ты чего Нытик нафантазировала, — это Люська уже обращалась ко мне.

— Я девчонки ничего такого особенного и не хочу, вот мой последний, на мне, как на тренажёре, пыхтит, пыхтит, мусолит, мусолит, порнухи насмотрелся и думает чем дольше, тем лучше, я уже устану, покричу немного, чтоб отстал, а хочется, что бы мужчина всё сам угадывал, что бы бабочки летали.

— Ну не знаю, у меня там не то, что бабочки, там рой шмелей взлетает. Мой Сергунька тогда к детям спать убегает, а один на один со мной в квартире вообще оставаться боится, заржала Люська, наливая пятый бокал и расстёгивая блузку.

Это означала, что сейчас она пойдёт на балкон трясти своим четвёртым размером. Мы все вышли туда немного проветриться, я облегчённо вздохнула, Фёдора Ивановича не было. Не то, что бы мне было стыдно за Люську, ну уж больно она была в эти моменты жизнерадостной, могла любого поддеть. Люська закурила и начала достаточно громко восторгаться природой, жизнью и нашей дружбой. В этот момент на балконе появился Фёдор Иванович, как обычно улыбнулся и кивнул мне головой. Люська видимо приняла это на свой счёт, поэтому расправив весь свой боевой четвёртый номер начала строить ему глазки. Он, явно смутившись, быстро ушёл. В комнате включился компьютер.

— Ну, всё, дрочить пошёл, — изрекла Люська.

— Дура ты Люська, он писатель, — сказала я явно краснея.

Люська это заметила.

— Так, так, так, кажется, мы опять влюбились, — насела она на меня.

— Мы просто знакомы, — отнекивалась я, отведя взгляд.

— Ну, ну, сказки мне не рассказывай, счас мы пробьём, что это за писатель такой, — сказала Люська беря телефон.

— Не надо Люся, — попросила я, сев за стол и опустила голову.

Люська посмотрела на меня и сказала уже своим командным голосом:

— Э, я вижу, девочка совсем уже поплыла, тем более надо.

Спорить с ней было бесполезно, она работала в прокуратуре, и невозможного для неё практически не было.

— Петров, ты чего там спишь, а чего так долго трубку не берёшь, — гремела Люська по телефону, — ладно, ладно я пошутила, пробей мне человечка по адресу, ага, а зовут-то его как, — это она уже ко мне.

— Фёдор Иванович, — отвечала я ещё ниже опустив голову, чем больше Люська старалась, тем больше я понимала, насколько мне нравится Фёдор Иванович.

Положив телефон на стол, Люська налила вина и весело сказала:

— Давайте девки ещё по одной и по домам, а то благоверные там уже мечутся.

Мы выпили. Ещё поговорили о всяких мелочах. Светка рассказала про свою таможню, где работала. Зазвонил телефон у Люськи, она внимательно всё выслушала и сказала:

— Ты смотри действительно писатель Фёдор Иванович Громов, даже книги у него уже есть, правда не читала, и не слышала, только вот разница в возрасте, — задумчиво сказала она, — хотя ерунда всё это, если у мужика работает, так у него до самого конца работает в наших умелых руках, — заржала Люська, собственной шутке.

Я же, опять почему-то покраснела.

— Да, что ты сегодня всё краснеешь и краснеешь, неужели точно влюбилась, — уже озабоченно спросила Люська.

— Отстаньте вы от меня, — вдруг вспылила я.

— У, Светка пора нам домой, а то сейчас наш Нытик расплачется.

Они быстро оделись, я их проводила, и они уехали на такси.

Девчонки ушли, и Серене стало очень тоскливо и одиноко. Она вышла на балкон. Полная Луна висела прямо над домом. Как-то само собой она начала беззвучно выть на Луну. Краем глаза она увидела, что на балкон выходит Фёдор Иванович. Он сразу всё понял и тоже стал беззвучно выть.

Серена, почему-то его не стеснялась.

Она лежала на кровати и думала, что это было. Он побывал у неё везде, где было нужно, и сделал всё так, или почти, так как хотела она. Теперь она лежала на спине и бабочки роились внизу её живота, и это с первого раза. Фёдор посапывал на её левом плече. Его рука лежала на её правой груди. Как же ей было хорошо. Серена слегка погладила его, ещё более седые в свете Луны, волосы на затылке и тут же его пальцы нашли её сосок и очень мягко начали слегка его покручивать. Бабочки ещё роились, поэтому Серена вспыхнула сразу вся, и всё повторилось. Он опять уснул на её левом плече.

«Нет, милый, сегодня я уже не больше не буду трогать твой затылок, ты мне ещё такой долго будешь нужен» — подумала Серена и осторожно, на всякий случай, убрала его руку со своей стартовой кнопки. Серена лежала на правом боку, смотрела на полную Луну и счастливо улыбалась. Ураган из бабочек постепенно успокаивался. За спиной похрапывал её любимый мужчина. Серена вспоминала, что прошла всего неделя, и она изменила всем своим принципам. Она совершенно забыла про свою машину и ездила на работу и обратно с Фёдором. Им было очень хорошо вместе, Серена это чувствовала. Фёдор был от природы застенчив и совершенно не оправдывал своей фамилии, да ещё женщины постарались, в плане неудач в личной жизни, но всё же он пригласил её поужинать в кафе и после этого они оказались у неё дома.

Через четыре месяца Серена и Фёдор вместе стояли на балконе и беззвучно выли на полную Луну. Они смеялись, обнимались, целовались и опять выли на Луну, но больше не курили, Серена была уже беременна.

 

Милая, добрая, хорошая

Мне по делам надо было съездить в Вологду. Билетов в плацкартные вагоны уже не было, поэтому пришлось ехать в купейном. Зайдя в своё купе, я увидел свою попутчицу в виде аккуратненькой старушки с очень грустными и добрыми глазами. Положив свои вещи, я уселся на своё место и, как и все пассажиры уставился в окно.

Старушка занималась тем же, но иногда с интересом посматривала на мои руки. Дело в том, что ещё по молодости я сделал наколки на своих руках, и иногда меня принимали за того, кем на самом деле я никогда не был. Смутившись, я убрал руки со стола. Тем временем поезд тронулся и, предвкушая хороший сон под стук колёс, я разобрал постель и пил чай, жуя прихваченный с собой бутерброды.

Старушка тоже пила чай. Неожиданно она заговорила:

— Я погляжу, вы тоже хлебнули горя в жизни, промолвила она, чуть кивнув на мою руку со стаканом чая. Да не смущайтесь вы так, — добавила, когда я вновь спрятал руку под стол.

— Ошибки молодости, — хотел было объяснить я, но она, смотря чуть в сторону, начала, как я уже понял свой монолог. Я приготовился выслушать очередной рассказ о нелёгкой жизни на русской зоне.

— Сидеть и так тяжело, а ещё когда сидишь не за дело, а за кого-то, тяжелее вдвойне. Вот моя дочка Варюша попала в такую историю. Девка она хорошая, не гулящая, к учёбе опять же её тянуло. Школу хорошо закончила, на бухгалтера выучилась, да и к подружке в фирму устроилась. Деньги стала зарабатывать, мне помогала, а как сейчас на одну пенсию прожить. Да очень она уж преданная по жизни. Вот это её и сгубило. Не знаю чего там у них получилось, но налоговая инспекция к ним нагрянула. Дочку мою и директора, подружку её значит, под суд. А подружка на суде всё так обставила, что Варюша стала виноватой, хотя сама всё и крутила. Дурёха моя весь суд промолчала. Вот два года и схлопотала. Подружка сухой вышла, как оказалось, ушлая была. Парень у моей Вари был, пожениться они хотели, так он сразу после суда и исчез.

Два года срок не малый, особенно если сидишь без вины. Бедовая она оттуда вышла, на работу нигде не берут, выпивать стала, драться и опять за драку на улице чуть не угодила. Всё подружку обидчицу свою искала, а та в другой город жить уехала. Участковый наш, хороший человек, поговорил с ней по душам, да и на работу устроил в такси. Она хорошо машину водить умеет. Ещё мой муж покойный водить её учил да приговаривал: «Учись Варька, в жизни всё пригодится может». Вот значит и пригодилось. Стала она работать и вроде, как всё налаживаться стало. С мужчиной познакомилась. Правда он старше её лет на пятнадцать, но я уж в их дела не лезла. С ней тяжело после тюрьмы стало, а он терпел. Начнут спорить о чём ни будь, разругаются, она ему: «Да зэчка я, сука, стерва, чего тебе от меня надо?», а он ей: «Нет Варюша, ты милая, добрая, хорошая!». Он давно её замуж звал, а Варюша всё сомневалась, что её такую бедовую полюбить могут, помнила видно, как от неё первый жених сбежал.

Тут она замолчала. Я увидел, в уголках её глаз слёзы. Под стук колёс мы молчали. Мимо проносились деревни, станции, на них люди со своими делами и заботами. Минут через пять, всё же проглотив свои внезапно нахлынувшие слезы, старушка продолжила свой рассказ, и как я уже понял, в главной своей части.

— Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Поехала как-то Варюша в соседний город клиента отвозить, да на обратном пути увидела свою обидчицу, та в свою машину садилась. Вскипело видимо у Варьки всё, да так, что разума лишило, развернула она своё такси, разогналась и прямо в эту машину понеслась. В последний момент увидела, что в машине ребёнок, отвернула, да и столб врезалась. Такси разбила, а саму пришлось по запчастям собирать. Мужик её побелел весь, когда узнал. Полгода по больницам её выхаживал, а потом ещё год дома, как за дитём малым, лежачая она была, врачи сказали, что ходить не будет, а он выходил. Любит он её сильно.

Подружка, обидчица её, всё поняла, лечение, и ремонт машины оплатила, в больницу приходила прощение просить, значит. Только Варюша послала её подальше. А сейчас уже всё хорошо, расписались они со своим, дочка у них будет.

Старушка замолчала. Глаза её были по-прежнему задумчивыми, но в них было столько тепла и света. Поезд стал замедляться перед очередной станцией. Старушка засуетилась, собирая свои немногочисленные пожитки. Поезд остановился. Старушка посмотрела в окно и вся засветилась от счастья.

— А вон они, мои касатики, встречают, кивнула она в окно.

Я увидел там крепкого, не по годам седого мужчину и симпатичную молодую женщину с признаками беременности. Она хромая, с палочкой пошла к нашему вагону. Он очень бережно поддерживал её. Старушка, тем временем попрощавшись, вышла из купе. Через минуту я увидел их всех на перроне. Они оживлённо разговаривали и улыбались друг другу так что, на станции стало светлее.

Поезд тронулся, я ещё долго курил в тамбуре, думая о том, как часто судьба проверяет нас, посылая различные испытания, разных людей, и как мы все зависим от тепла человеческого!

 

Давай поругаемся

Она сидела на скамеечке и тихонько хныкала, просто так, накатило. Слёзы крупными каплями стекали по её щекам, иногда она вытирала их носовым платком. Она чувствовала себя одинокой и сейчас жалела себя. Какая-то тётка с котомками остановилась возле неё, вздохнула и немного потоптавшись, уселась рядом.

— Смотрю, дочка ты с кольцом, что муж достал, — спросила она, немного посидев рядом,

— Да нет, всё хорошо, — всхлипнула она, вытирая платком, нос и остатки слёз, ей совсем не хотелось жалеть себя при ней.

— А меня вот мой достал, алкаш проклятый, — протяжно вздохнула тётка, — всё пьёт и пьёт зараза.

Она, улыбаясь, в пол уха слушала рассказ тётки и думала о своей семейной жизни. Нет, у них ничего такого не было. Даже не подтвердились те «страшные» рассказы о вечно разбросанных мужских носках или пивных вечеринках с друзьями, наоборот, когда она приходила домой, дома было чисто, посуда вымыта и всё было на своих местах. Муж всегда выходил её встречать из своего кабинета. Он был писателем и в основном работал дома. Он был старше её, но она этого никогда не замечала, хотя, и это видимо и было причиной её слёз, он всегда угадывал её желания. Если она хотела ему сказать, что сегодня вечером задержится с работы, то накануне он, как бы невзначай размышлял вслух о том, что надо поддерживать отношения с подругами. Или предлагал ей самой прошвырнуться по магазинам.

Тем временем, тётка продолжала свой рассказ о своей видимо нелёгкой жизни. Краем уха она услышала её фразу: «Вот приду, наору на него и сразу на душе становиться легче, когда всё ему выскажу…» и дальше тирада из бранных слов.

Она и выбрала его, потому что он был не похож на других, спокойный, умные глаза, правда взгляд у него иногда какой-то отсутствующий, но это издержки его работы. Всегда подтянут, опрятен. У него были крепкие и нежные мужские руки, сильные требовательные губы, он был очень внимателен к ней, и даже в постели практически всегда угадывал её желания. В общем, она всегда таяла в его объятиях. Но если ночью она чувствовала себя женщиной на сто процентов, то в остальное время просто девчонкой, правда женаты они были всего полгода. Вот, почему я ревела, подумала она, мне надо с ним поругаться, что бы он увидел во мне настоящую жену, а значит и женщину, мы ведь ни разу с ним не ругались.

С этими мыслями она попрощалась с тёткой, которая продолжала костерить свою жизнь и мужа. Она шла домой и вспоминала причину для скандала. Так, во-первых, он иногда храпит, затем не умеет и поэтому никогда не гладит себе рубашки, хотя гладить рубашки мужу это вроде моя забота. Ладно, главное начать, может и ему во мне, что-нибудь не нравится. Так, подогревая себя, она пришла к высотке, в которой они жили.

Она открыла дверь в квартиру в самой полной решимости закатить скандал по любому уже поводу. Муж подошёл к ней, как всегда с его обворожительной улыбкой и спросил: «Как ты, всё хорошо?» Она уже совсем решилась закатить скандал, и даже начала набирать в лёгкие воздух, как он сказал: «Давай после, мне завтра рукопись сдавать в издательство» и ещё раз коротко взглянув на неё, удалился в свой кабинет. Она поняла, что сегодня не получится, не только поругаться, а он, скорее всего, останется работать до утра в своём кабинете. Немного погрустив в одиночестве за ужином, она отправилась в спальню смотреть обычные женские сериалы и вскоре уснула.

Проснувшись, она услышала, как муж собирается уходить. Накинув халатик, она вышла в прихожую. Он чмокнул её в щёчку и уже на выходе с улыбкой бросил: «Слушай, ты бы сходила в спортзал, а то попа у тебя вроде поправилась» и исчез за дверью. Она была ошарашена его словами и тут же вчерашнее, вроде бы уже успокоившееся, желание поскандалить вновь начала наполнять её.

Немедленно, оставшись без всего, она стала крутить попой перед зеркалом в прихожей. Она достаточно долго и с пристрастием рассматривала себя, изгибаясь, насколько это было возможно. Устав, она просто посмотрела на себя. Из зеркала на неё смотрела стройная молодая и конечно очень красивая женщина. Упругая, средних размеров грудь, достаточно тонкая талия, ноги красивой формы и, между прочим, аккуратненькая упругая попка. Оставшись довольна собой и набросив халатик, она отправилась в душ. За завтраком она решила, что её муж должен ответить за свои слова и сегодня вечером ему придётся очень постараться, что бы добиться её.

Уже на работе, она ещё несколько раз внимательно осматривала свою фигуру в зеркале, чем вызвала вопрос у любопытной сослуживицы по поводу возможной беременности. Отнекиваясь от неё, она больше к зеркалу уже не подходила.

Возвращаясь домой, она со злорадством вынашивала планы о том, как она будет его сегодня мучить весь вечер. Ещё она злилась потому, что он опять угадал её желание — поругаться! Открыв дверь, она ощутила вкусный запах. Муж вышел ей на встречу, нарядный, возбуждённый с сияющими глазами, видимо рукопись приняли, обняв и прильнув к ней, шепнул ей на ушко: «Я обожаю тебя, давай мой руки, я приготовил твоё любимое!». В предвкушении вкусного ужина, а он умел очень вкусно готовить, она вымыла руки и вошла в зал. Полумрак комнаты освещали две свечи в красивых старинных подсвечниках, его приобретение. На столе её любимое мясо по капитански, фрукты и хорошее итальянское красное вино…

Она лежала, раскинув руки немного подрагивая от постепенно проходящей страсти, прислушиваясь, как все её бабочки внизу живота постепенно рассаживаются по свои местам, сегодня они летали как-то по особому и, улыбаясь, думала, как всё же хорошо, когда иногда хочется поругаться…

Он конечно уже спал, она повернулась, чмокнула его куда-то в шею и, забросив на него, всё что смогла, спокойно уснула, с мыслями, что же все-таки не так с её попой…

 

Греческий салат

ОН

Он любил, когда она приходила, поэтому позвонил сразу после рейса. В трубке он услышал её радостный голос, явно она ждала его звонка. У него от этого улучшилось и без того хорошее настроение. Покупая, в соседнем с его домом магазине всё необходимое для её любимого греческого салата, он вспоминал их встречи.

Она всегда заходила к нему с какой-то загадочной улыбкой, в которой было всё и невинность, и грешность, и грусть. Всё начиналось с поцелуя в прихожей. Это был очень трепетный поцелуй, который только усиливал его желание. Потом они ужинали. На столе всегда был её любимый греческий салат и немного вина. Они болтали о всяких мелочах, он веселил её разными смешными историями из жизни лётчиков, а она очень искренне смеялась. Потом… потом они начинали целоваться, ему очень нравился её запах, лёгкий запах жасмина. Этот запах, её жаждущие губы туманили ему разум, она была рядом такая тёплая, родная и весь мир переставал существовать…

В спальне он тонул в её ласках и своей страсти.

Иногда оторвавшись от него, она убегала в душ, затем, ослепительная в своей наготе подходила к столу наливала себе ещё немного вина и, отпивая мелкими глотками смотрела на него так, что он понимал сейчас будет ещё жарче…

Он всегда хотел быть нежным с ней, но уровень страсти в их близости всегда задавала она, и он отвечал ей, поэтому утомлённые взаимной нежностью засыпали они вместе.

Он любил смотреть, как она уходит. После душа она нагая выходила к зеркалу в прихожей и начинала одеваться. В зеркало ей было видно, что он за ней наблюдает. Это было не одевание, а какое-то действо. Она медленно и таким достоинством желанной женщины одевала трусики, понимая, что он видит её одновременно в двух плоскостях, озорно крутила перед зеркалом своей попкой. Затем, так же протяжно, надевала свой лиф, причём несколько раз обязательно её упругая грудь несколько раз не желала прятаться в приготовленные убежища. Гордо демонстрируя все достоинства своей фигуры и красоту ног, она одевала сначала туфли, затем через голову юбку. Всякий раз, это начинало возбуждать его, несмотря на бурную ночь…

Она никогда не подходила к нему, чтобы поцеловать на прощание просто воздушный поцелуй и «Пока милый, позвони, когда прилетишь». И всё же он успевал заметить её погрустневший взгляд, когда она поворачивалась к двери. Но он никогда не вставал, что бы проводить её.

Постепенно, она начала заполнять всю ту пустоту, которая образовалась после разрыва с его бывшей. Он очень любил свою бывшую и поэтому муки были невыносимыми, которые продолжались почти год. Он похудел почти на десять килограммов и если бы не работа и друзья, наверное, спился бы. Поэтому в этих новых отношениях он слегка притормаживал, не давая волю своим чувствам. Хотя чувствовал, ему было очень хорошо, когда они вдвоём, и вообще он начинает привыкать к ней.

Ему доставляло особое удовольствие смотреть, с каким аппетитом она ест его греческий салат. Он улыбался, начиная готовить салат.

Это продолжается уже несколько месяцев, она обязательно придёт!

ОНА

Она шла к его дому и вспоминала. Познакомились они в ресторане. С коллегами по работе они отмечали удачное завершение проекта. Он тоже был там со своей компанией, несколько раз их взгляды пересеклись. Он ей понравился сразу. Подтянутый, с лёгкой сединой, не болтун с грустными красивыми глазами. Он был с друзьями, но очень мало пил и почти не разговаривал.

С его умением хорошо танцевать она познакомилась чуть позже, когда он пригласил её на медленный танец. Она не очень хотела танцевать, но он так галантно с лёгким поклоном её пригласил, что она не смогла отказать. У неё недавно закончилась череда непродолжительных, неудачных романов и она чувствовала себя опустошённой. Он очень бережно и в тоже время уверенно её вёл. Она сразу успокоилась и доверилась ему. Они познакомились. Что-то в нём её привлекало. Когда он, после танца проводил её к столику, с неё как бы упали эти оковы, которые она же сама на себя наложила, после всех неудач в личной жизни.

Нет, она не была ветреной девушкой, просто все её одноклассницы уже рожали по второму ребёнку, а она… она всё ещё была в поисках своей второй половинки, как шутили подруги, искала своего принца. Вернувшись на место, она налила себе вина почти целый бокал, потом ещё. Несколько раз он приглашал её на танец, причём больше он ни с кем не танцевал. Они танцевали, болтали, смеялись и иногда не замечали, что музыка уже закончилась. Было ещё несколько танцев, в одном из них они даже поцеловались. Обычно она себе такого не позволяла, но с ним было так хорошо, легко и просто, как будто они были знакомы целую вечность…

В общем она оказалась у него дома, они провели чудесную, бурную ночь. Утром, когда он ещё спал, она выскользнула из его объятий и после душа стала одеваться в прихожей. Она ощущала в себе лёгкость и какой-то приступ озорства и веселья, и позволила себе немного покривляться возле зеркала. На мгновение ей показалось, что он не спит и смотрит на неё, но глаза у него были закрыты и она, тихонько, захлопнув дверь, ушла. Её номер телефона у него уже был.

Позвонил он через несколько дней, и они стали встречаться. Иногда она оставалась у него. Поняв, что ему нравиться смотреть на её кривляние перед зеркалом, она нашла в интернете информацию о приватных танцах и позаимствовала от туда несколько движений. И теперь по утрам, когда они были вместе, она исполняла ему свой импровизированный танец. По изменению рельефа его одеяла, ей было видно, что танец ей удавался.

Она всё время думала о нём, скучала, пока он летал то в Европу, то в Азию. Вспоминала их встречи. Ей было очень хорошо с ним. Иногда, глотнув немного вина, она набрасывалась на него, как фурия, не оставляя без внимания ни одного сантиметра его тела, и тогда он успокаивал её своей нежностью. Он ласкал её, она держала его голову и лёгкими движениями кончиков пальцев подсказывала ему нужное ей направление. Через некоторое время по её телу пробегала дрожь, пальчики сжимались в лёгкой судороге и он понимал, что достиг цели. Но об этом на работе она старалась не вспоминать. Уже несколько раз ей приходилось бежать в дамскую комнату, чтобы сменить трусики. Всё чаще она думала о том, что видимо он и есть тот самый, единственный. Иногда ей снилась их свадьба, но она никогда не говорила ему об этом. Каждый раз ей очень хотелось остаться у него после своего выступления перед зеркалом. С этими мыслями она подошла к его дому. Он открыл ей дверь, со своей обаятельной улыбкой, такой свой, родной. Они целовались, даже не закрыв дверь.

Потом был ужин, традиционный греческий салат, вино… Она смотрела на него. Да, это был её мужчина, её принц, которого она искала всё это время…

ОНИ

Он, прикрыв глаза, смотрел, как она одевается. Он знал, что она знает и с удовольствием наблюдал за её шалостями возле зеркала. Он поймал себя на мысли, что ему надоело себя сдерживать. Ему просто катастрофически её не хватало. Ему не хотелось, чтобы она уходила. Он встал, накинул на себя простынь и пошёл к зеркалу. Она увидела его в зеркале и сердце её остановилось. Он подошёл, обнял её за плечи, они смотрели друг на друга через зеркало, в их глазах была только любовь. «Оставайся, навсегда!» — сказал он, зарывшись лицом в её волосы. Её сердце снова забилось от счастья. «Надо подумать» — с кокетливой, с улыбкой ответила она.

«Я люблю тебя, ты мне нужна» — сказал он и порывисто повернул её к себе. В это время простынь соскочила с его плеч и повисла на одной из частей его тела. Она прыснула смехом и со словами: «О, сударь, я вижу, что вы очень сильно хотите, что бы я осталась» и прильнула к нему.

Через полгода они стали мужем и женой. Она родила ему дочку и сына. Они растили детей в любви. Конечно, в их совместной жизни было всякое. И когда одолевали, невзгоды, семейные неурядицы, мелочные, никому не нужные споры и обиды, их всегда выручал греческий салат. Они находили время, снимали номер в мотеле или гостинице, он приезжал туда, звонил ей, готовил её любимый салат и она мчалась к нему. Там, после греческого салата… они решали все свои проблемы и когда возвращались, в их глазах была только любовь!

Ему давно за шестьдесят, но она по-прежнему очень любит, как он готовит свой греческий салат!