Лопатин доел кашу из котелка, облизал и спрятал за голенище ложку. Укоризненно вздохнул и спрятал грязный котелок в свой солдатский мешок — потом помою, решил он. Вытянул ноги вдоль окопа, поёрзал задницей и, устроившись поудобней, закрыл глаза. Вот уже три недели он проходит службу в отдельной штрафной роте. Всё из-за этого сержанта Василькова. Лопатин уже прошёл четыре страшных боя, в которых выбило половину роты. Командование особо штрафников не жаловало, бросали под пулемёты почём зря. Ему всякий раз просто везло, остался без царапины, редкое явление для штрафников. Лопатин улыбнулся, он-то знал, в чём дело. Это его жена, красавица Дуняша, за него беспокоилась. Лицо Лопатина расплылось ещё больше от воспоминаний.
— Лопатин, чего ты такой довольный, как будто в женскую баню забрёл? — услышал он сверху.
Лопатин открыл глаза, над ним стоял взводный, хороший мужик, только нудный.
— Да я… — начал было он, но лейтенант отмахнулся.
— Слушай, не видел Медведева? — спросил взводный оглядываясь.
— Так у него это, как всегда, перед боем.
— Что, опять обосрался? — взводный от злости сдвинул свою фуражку на затылок и начал дико озираться. — Ну, всё, достал, найду, яйца откручу на хрен, — заорал лейтенант.
Лопатин ухмыльнулся и, облокотившись на стенку окопа, задумчиво изрёк под заинтересованные взгляды других бойцов:
— Не открутите, товарищ лейтенант.
— Это почему? — удивился взводный.
— А у него их нет, — Лопатин выдержал небольшую паузу и продолжил: — На штатном месте, — закончил он под дружный хохот.
— Это как? — вытаращил глаза взводный.
— А они у него от страха закатились к глотке и более не выкатываются, — быстро проговорил уже под гомерический хохот солдат Лопатин.
Взводный отмахнулся и заорав: «Медведев, где ты, сука, найду, убью, хоть с яйцами, хоть без них», пошёл дальше по окопу.
Лопатин, устроившись поудобней, закрыл глаза…
Свою Дуняшу он впервые увидел, когда она купалась без исподнего у них в речке. Он сам был любитель с утра окунуться в речной прохладе. А тут глядь, девка без всего плавает, он по-быстрому на берег-то вылез там, где она одежду свою оставила, посмотреть, как она выходить будет, за кустами спрятался и ждёт. А она нырнула да с другой стороны тихонько подходит в чём мать родила и спрашивает: «Ну что, всё увидел? И как, хороша?» От неожиданности Лопатин поскользнулся да нагишом в прибрежную крапиву и упал. Сильно тогда обжёгся, особенно хозяйство своё.
Она к ним в деревню по распределению училкой приехала. Многие ребята за ней ухлёстывали, но она никого к себе не подпускала, а после этого случая стала на него посматривать с усмешкой.
Лопатин от её взгляда всегда краснел, вспоминая тот случай. И вот как-то осенью на очередных посиделках зашёл разговор, кто с кем, значит, гуляет или гулял, все на училку, почему она ни с кем. А она кивнула на Лопатина и говорит: «Вон мой жених, он всё равно уже всё видел, так ведь, Ваня?» Лопатин как сидел на брёвнышке возле костра, так и упал назад. Долго ещё прохода ему ребята расспросами не давали, но уж очень Лопатину не хотелось про своё обожжённое крапивой хозяйство всем рассказывать.
Приятные воспоминания Лопатина прервал голос взводного: «Слушай, Лопатин, завтра в атаку возьми Медведева, а то ведь ротный обещал пристрелить, жалко парня, хоть и обосранец. Ты у нас калач тёртый, глядишь, он с тобой и до фрицев добежит».
— Мне в этой жизни только засранцев не хватало, — недовольно хмыкнул Лопатин.
— Только это ещё не всё, — ухмыльнулся взводный, — пополнение прибыло — к тебе в отделение Василькова определили, командованию по хрену, какую вы там бабу не поделили. Ну, я пошёл, дела у меня, — сразу заторопился взводный.
Лопатин сразу вспомнил ту драку с Васильковым. Как он бахвалился перед группой солдат, что их санитарку, шалаву, имел, мол, и так, и эдак. А она не такая была, хоть и на войне, но очень чистая девушка. Ничего лишнего себе не позволяла, да и жених у неё был, лётчик, где-то рядом воевал, встречались они иногда. Вот тогда Лопатин и дал в морду Василькову со словами: «Если тебе, кобелю, баба не дала, это ещё не значит, что она шалава». В общем, сцепились они. А тут, как назло, комендантский взвод. Обоих из сержантов в рядовые и на месяц в штрафную роту.
Лопатин, очнувшись от этих воспоминаний, уставился на Медведева. Перед ним сидел белобрысый худощавый паренёк, форма висела на нём, как на пугале, ему, наверно, только восемнадцать и стукнуло.
— Ты-то тут за что? — спросил устало Лопатин.
— Да новые сапоги на хлеб сменял, а старшина шум поднял, — виновато опустив глаза, говорил Медведев, — вы, дяденька, не думайте, это меня от сала коптёрского пробрало, старое, наверное, было.
— Ладно, разберёмся, — со вздохом сказал Лопатин, — найди место и отдыхай, завтра в бой, там и самому иногда обосраться можно.
Лопатин закрыл глаза, и опять его закачали приятные воспоминания.
Поженились они с Дуняшей в том же году. Зажили, как говорится, душа в душу. В хозяйстве они оба были не ленивы, так что всё у них ладно было. Но сейчас Лопатину виделось, как они с ней в баню ходили. Баню-то он сам срубил. Бывало, глянет на него своими зелёными глазюками и так с усмешкой: «Ну, что, пойдём твоё, обожжённое парить» и засмеётся, да так звонко, от всей души. Вот так до войны напарили они двух дочек и сына.
Опять этот взводный, зараза, прервал его сон.
— Лопатин, я договорился, Василькова к пулемёту приставили, смотри твой сектор, та высотка слева, там дзот, не знаю как, но до него надо добраться, хоть на метле, ладно, я дальше, Медведев, ты ещё не обосрался? — бросил он уже на ходу.
— Ага, умники, метлу забыли дать, — проворчал Лопатин, — ну иди сюда, — кивнул он Медведеву, вжавшемуся от страха в окоп.
— Слушай, — начал Лопатин, — все перед боем бздят, даже самые смелые. Но есть свои хитрости у тех, кто под пулями ходят. Те пули, что свистят, не твои, не бойся, свою ты всё равно не услышишь. Прятаться надо только в самых свежих воронках, два раза за один обстрел в одно и то же место ни мина, ни снаряд не попадают. Вот, собственно, и все солдатские премудрости, — ухмыльнулся Лопатин, — держись меня, прорвёмся!
Через час они ушли в бой. В этом бою Лопатина тяжело ранило. Боец Медведев, сам, будучи легко ранен, перевязал его, а потом на себе вытащил Лопатина с поля боя. За полученные в бою ранения они оба были амнистированы и после госпиталя направлены в свои части для прохождения дальнейшей службы.