Император Константин работал с документами в своём кабине. Он опять изучал проект эдикта о коррупции в органах государственной власти. Клавдий Валерий подготовил его давно, но Константин никак не мог принять окончательное решение об его издании. Император стал прохаживаться по кабинету.

Константин вспомнил знаменитую историю Цинцинната, римлянина скромного достатка, который во времена республики был назначен диктатором с чрезвычайными полномочиями для отражения нависшей над Римом военной угрозы. В тот момент, когда посланники Сената объявили ему о принятом решении, он занимался обработкой своего маленького участка земли, но сразу же прервал своё занятие и принялся за выполнение своих новых функций. Скоро ему во главе армии удалось нанести поражение врагу и отбросить его от стен Рима. Как только это произошло, он, не прося никакой награды за совершенное им великое дело, сложил с себя полномочия диктатора и вернулся на свой клочок земли продолжать ту работу, которую не успел закончить! Император подошёл к окну и глядя на ухоженный шикарный двор дворца продолжил свои размышления.

Во время переговоров с Римом в конце Первой Пунической войны послы Карфагена много раз ужинали в гостях у видных римских сенаторов. Они с удивлением обнаружили, что у всех у них в доме были одинаковые столовые приборы из серебра. Оказалось, что это был один и тот же набор серебряной посуды, который римские сенаторы передавали друг другу, так как не имели другого. Карфагенские послы были сильно удивлены, почему их собственные сенаторы-олигархи, обладающие несметными богатствами, были вынуждены просить унизительного мира, у почти что нищих, по их меркам, римских сенаторов. Все это примеры того бескорыстия, скромности и простоты нравов, которыми отличалось римское общество и римская элита пять веков назад. Восточные авторы, в ту эпоху, с удивлением писали о римлянах: «Никто из них не возлагал на себя корону, никто не кичился пурпурным одеянием, но кого они год за годом назначали себе правителем, тому они и повиновались, и не было среди них ни зависти, ни раздоров».

Но началась постепенная трансформация римского общества, и уже через сто лет оно изменилось до неузнаваемости. Появились безумно богатые римляне, которые стали выставлять напоказ своё богатство. Если раньше несколько видных сенаторов могли себе позволить лишь сообща купить один столовый набор из серебра, то теперь даже такой сенатор среднего достатка, как Цицерон, имел в разных местах десять дворцов, не считая пяти квартир в Риме и шести сельских домов в провинции. Если раньше все сенаторы запросто перемещались по городу пешком, то теперь многие для этого все больше использовали паланкины или крытые повозки, которые к тому же сопровождало нескольких десятков слуг, так что выезд каждого такого сенатора из дому теперь напоминал выезд королевской особы. Прежде скромные римские трапезы превратились в оргии обжорства, когда гостям приносили по очереди несколько десятков различных блюд. Поэтому к их услугам была специальная комната, где, приняв рвотного, они могли освободить свой желудок, для того чтобы отведать новых изысканных блюд. Сенека писал о римском обществе, «Люди повсюду ищут наслаждений, каждый порок бьёт через край. Жажда роскоши скатывается к алчности, честность в забвении, что сулит приятную награду, того не стыдятся». Всё это ещё не свидетельствовало о коррупции, но это был фон, на котором в поздней Римской республике развилось мздоимство. Конечно, римское общество пыталось выработать некоторые меры, направленные на предотвращение мздоимства, опасность которой ввиду начавшегося резкого изменения нравов многие римляне начали осознавать. К этим мерам относился, в частности, введённый в это время запрет для сенаторов заниматься морской торговлей, финансовыми операциями и казёнными подрядами. Разумеется, выполнение казённых или государственных подрядов, например, по строительству, самими государственными чиновниками, как частными лицами являлось прямым проявлением коррупции, поэтому данный запрет не случаен и был одним из методов борьбы с данным явлением. Указанные ограничения в дальнейшем легко обходились сенаторами, за счёт их участия в торговых ассоциациях или за счёт занятия торговлей через доверенных людей, поэтому они могли лишь на какое-то время замедлить распространение мздоимства на сферу торговли, строительства и финансов.

Помимо указанных мер, предпринимались попытки борьбы и с теми изменениями морали, на фоне которых развивалось мздоимство. Неоднократно вводились так называемые законы о роскоши. В соответствии с ними все вещи, причисляемые к роскоши, прежде всего драгоценности, облагались высокими налогами, были строго регламентированы званые обеды и ужины, ограничен вес драгоценностей, которые дозволялось носить на публике, а также количество серебряных предметов в доме. Однако эти законы дали слишком малый положительный результат, зато вызвали массовое недовольство зажиточных граждан и, в частности, женщин. Поэтому они были вскоре отменены.

Константин тяжело вздохнул, сел за свой стол и отложил в сторону эдикт о коррупции. Некоторое время он просматривал другие подготовленные для него документы, но мысли о коррупции не давали ему покоя. Он отложил в сторону все другие документы и опять стал просматривать текст эдикта. Дочитав его до конца, император вновь стал прохаживаться по кабинету.

Что же вызвало такое резкое изменение морали римского общества и коррупцию? Вероятнее всего римские нравы были испорчены великими завоеваниями Римской республики, которые принесли римской элите огромные богатства, вызвали небывалый всплеск алчности и жадности и, как следствие, привели к мздоимству. Если внимательно изучить вопрос, какую же именно сферу больше всего поразила мздоимством в Риме той поры, то этой сферой окажется не торговля, и не какая-то другая область, связанная с развитием общественных отношений. Это была самая, что ни на есть традиционная сфера земельной собственности, а именно, это был вопрос о том, как распределить вновь приобретённые Римом земли между его гражданами. Так получилось, что, несмотря на развитое законодательство и демократическую процедуру выдвижения и избрания представителей власти, распределение государственных земель стало той проблемой, где возникло неслыханное мздоимство.

Ещё во времена республики некоторыми влиятельными римлянами предпринимались попытки присвоить государственные земли, образовавшиеся в результате военных завоеваний. Но закон Лициния — Секстия воспрепятствовал этой тенденции, ограничив максимальный размер таких земель, передаваемых в одни руки. Однако следующее столетие стало рекордным по количеству земель, захваченных Римом. В результате успешных войн он владел уже всей Италией, Сицилией, Сардинией и значительной частью Испании. А ещё через сто лет ему принадлежали уже и вся остальная Испания, Греция, юг Галлии, часть Малой Азии и бывшие земли Карфагена в Северной Африке. Все земли, которые конфисковывались Римом в ходе военных кампаний, по закону поступали в распоряжение римского государства. Но фактически часть этих земель постепенно стали прибирать к рукам римские сенаторы, причём, чаще всего эти захваты никак юридически не оформлялись, и за пользование ими захватившие их лица ничего не платили.

И причина этого беззакония также вполне очевидна — слишком много земель захватил Рим в указанные два столетия, слишком велико было искушение воспользоваться плодами славы и богатства, свалившегося на Римскую республику. Наряду с сенаторами, в то время — потомственной аристократией, в захватах государственных земель принимали активное участие всадники и декурионы — наиболее богатые граждане, не являвшиеся сенаторами. Фактически большинство из них были предпринимателями, многие из них заработали свои капиталы на торговле, строительстве и финансовых операциях, которые для них, в отличие от сенаторов, не были запрещены. Хотя они формально и не являлись представителями государства, как сенаторы, но занимали в нем привилегированное положение, в частности, они имели намного больше возможностей влиять на результаты народных голосований, чем более бедные сословия. Поэтому здесь также шла речь о мздоимстве, всадники использовали своё положение в управлении государством для незаконного захвата государственных земель. Таким образом, сенаторы, всадники и декурионы использовали своё доминирующее положение в государстве, для концентрации в своих руках огромного количества земель, безвозмездно захваченных у государства. Это была ещё одна причина возникшей коррупции, которая заключалась в несовершенстве той модели демократии, которая сложилась в Римской республике — более богатые и знатные имели больше политических прав, чем все остальные граждане.

Константин опять стал прохаживаться по кабинету. Борьба Тиберия Гракха с римским Сенатом представляла собой не что иное, как попытку остановить мздоимство и добиться справедливого распределения государственных земель. Ему удалось, несмотря на яростное противодействие Сената, через всенародное голосование добиться принятия закона Семпрония, аналогичного закону Лициния-Секстия, Этот закон запрещал одному лицу владеть более установленного размера — пять сотен югеров (125 гектаров) земельного участка из государственных земель и предусматривал создание комиссии по распределению земли среди массы римских граждан. С юридической стороны требования Гракха и его сторонников по переделу земель были полностью обоснованы — все граждане по римским законам имели равные права на получение своей части государственных земель. Но в глазах деловых людей эта мера была не чем иным, как экспроприацией крупного землевладения в пользу земледельцев. Страсти по поводу распределения государственных земель накалились до такой степени, что сначала группа сенаторов убила Тиберия Гракха, затем, после начала работы комиссии по перераспределению земель в Италии, был убит и новый председатель указанной комиссии Публий Красс Муциан, а позже Гай Гракх брат Тиберия, пытавшийся начать распределение среди народа земель, доставшихся Риму после завоевания Карфагена.

Несмотря на то, что часть захваченных государственных земель все-таки удалось перераспределить в пользу массы простых римлян, в дальнейшем, этот вопрос опять стал ключевым. И он сыграл роковую роль в начавшейся в Риме гражданской войне. Разногласия между партией оптиматов, представлявшей интересы земельной олигархии, и партией популяров, представлявшей народные массы, продолжали усиливаться и перешли в крайние формы, прежде всего, из-за нежелания первых признавать равенство граждан в распределении государственных земель. В течение целого столетия сначала Марий, затем Юлий Цезарь, а позднее Октавиан Август пытались и законодательным, и силовым путём, через захват власти, решить вопрос о перераспределении государственных земель в пользу римских ветеранов, крестьян и пролетариев. Но Марию и Цезарю удалось лишь начать этот процесс и переселить на новые земли только несколько десятков тысяч своих ветеранов и римских пролетариев. А вот при Августе, который основал более ста новых колоний, земли получили уже сотни тысяч простых римских граждан. Но перед этим, в ходе гражданской войны, Август практически полностью уничтожил противостоявшую ему олигархию. Он включил в проскрипционные списки более одной тысячи сенаторов, двух тысяч всадников и ряд других богатых римлян. Именно конфискованные у них земли Август и использовал в дальнейшем для распределения среди простых римлян. Итак, коррупция, вызванная жадностью стоявшей у власти римской сенатской олигархии, и её нежеланием следовать законному порядку распределения государственных земель, стала основной причиной самых затяжных и ожесточённых в истории Рима гражданских войн!

Константин решительно сел за стол, сделал пометки и отправил эдикт на доработку. До обеда оставалось ещё некоторое время, и император решил просмотреть почту. Среди писем он обнаружил послание от епископа Сильвестра. В нём он сообщал, что на соборе в Арелате епископ Доната был низложен, но всем другим епископам из числа его сторонников было позволено удержать свои кафедры и сан при условии, что они возвратятся в лоно кафолической церкви. Далее епископ Сильвестр сообщал, что в одной из церквей Иллирии была обнаружена летопись, в которой говорилось о том, что у императора Клавдия Готского был брат Крисп. У этого брата родилась дочь Клавдия, именно она и была матерью августа Констанция его отца! В связи с этим в христианских церквях уже начали служить молебны в честь ныне здравствующего Божественного Императора!

Константин отложил в сторону письмо и стал вспоминать, что ему было известно об императоре Клавдии Готском. После восхождения на престол Клавдий обнаружил, что перед ним стоит множество проблем, которые требовали немедленного решения. Самой неотложной из них было вторжение в Иллирию и Паннонию алеманнов. Император Клавдий нанёс варварам столь тяжёлое поражение, что на север вернулась едва ли половина первоначального их количества, при этом численность алеманнов достигала трёхсот тысяч. После этого император уволил некоторых безответственных военачальников и солдат, а конницу оставил под командованием Аврелиана. За победу над алеманнами Клавдий получил победный титул «Германский Величайший». Затем император двинул свою армию навстречу готам.

Готская армия насчитывала триста двадцать тысяч воинов. На двух тысячах кораблях они напали на Мезию из Чёрного моря. В битве при мезийском городе Наисс Клавдий наголову разбил готскую армию. Под началом Клавдия и командующего конницей, будущего императора Аврелиана, римляне взяли в плен тысячи готов и полностью уничтожили вражеский лагерь. Погибло более пятидесяти тысяч солдат противника. В результате этой победы, готы были изгнаны из пределов Римской империи, а Клавдий получил прозвище «Готский». Этот успех был отмечен выпуском монет VICTORIAE GOTHICAE (Готская победа). С тех пор готы не пересекали границы Римской империи. Несмотря на то, что Клавдий правил чуть менее двух лет, когда он умер от чумы, его кончину искренне оплакивали как солдаты, так и сенаторы, и его обожествление последовало незамедлительно после получения известия о его смерти. О нём писали «любили его так, что можно вполне определённо сказать, что ни Траян, ни Антонины, ни кто-либо другой из государей не были так любимы. В курию были доставлены доспехи императора, на Капитолии перед храмом Юпитера воздвигнута золотая конная статуя обожествлённого Клавдия. В его честь Кирена была переименована в Клавдиополь.

Константин вспомнил о том, что имя Крисп его сыну дала мать императора, но сам отец Констанций никогда не упоминал о своём родстве с Клавдием Готским. Взяв письмо епископа, император отправился к своей матушке за разъяснениями. Войдя в её комнату, Константин застал мать за чтением какой-то церковной книги. Обняв Елену, он спросил:

— Мама, помнишь, как ты дала имя Криспу?

— Да, это было желание твоего отца, — ответила, улыбнувшись, Елена, — а почему ты спрашиваешь об этом?

— Я получил письмо из Рима, в котором утверждается, что император Клавдий Готский является моим родственником, ты что-нибудь знаешь об этом?

— Отец не был уверен в этом родстве, поэтому никогда тебе не говорил о нём!

— Почему он не был уверен?

— Не знаю, он рассказывал мне об этом когда ты ещё совсем маленький был и больше на эту тему мы никогда не говорили, — улыбнулась Елена, видимо вспоминая то счастливое время, когда она и будущий август Римской империи Констанций ещё были вместе.

Константин понял душевное состояние матери, поэтому ждал, когда она успокоится.

— Можно мне почитать это письмо? — со слезами на глазах попросила Елена сына.

— Да, пожалуйста, — Константин отдал письмо матери.

Прочитав письмо Елена успокоилась и глядя в глаза Константину произнесла:

— Думаю, что нет никаких оснований не доверять церковным книгам!

— Спасибо мама, ты развеяла мои сомнения, — улыбнулся Константин, — извини, у меня много работы.

— Хорошо, иди с Богом! — Елена перекрестила сына и улыбнулась.

Через месяц в Римской империи были отчеканены монеты с надписью DIVO CLAVDIO OPT [IMO] IMP [ERATORI], MEMORIAE AETERNAE («Божественному Клавдию, наилучшему императору, память вечная»).

Колояр сидел в кабинете Клавдия Валерия. Они обсуждали замечания императора Константина в проекте эдикта о коррупции.

— Император отверг само слово коррупция, как определение системы мздоимства в органах государственной власти, — произнёс Клавдий.

— Почему? — спросил Колояр.

— Возможно потому, что он намерен сначала окончательно разрушать прежнюю, классическую для Рима иерархию трёх высших сословий — сенаторов, всадников и декурионов. Возможно потому, что все государственные земли уже распределены, а новых не предвидится, — рассуждал Клавдий.

— Император не хочет новых гражданских войн, — произнёс задумчиво Колояр.

— О, я вижу, ты зря времени не терял и прочитал о борьбе братьев Гракхов?

— Работа такая, — скромно улыбнулся Колояр.

— Пусть Константин и не принял слово коррупция, и во всех управленческих государственных документах она будет обозначаться мздоимством, но мы с тобой будем знать, что коррупция в империи есть и бороться с ней надо!

— Тогда мы должны чётко для себя уяснить, что такое коррупция и как она проявляется!

— Ты прав Колояр, давай подумаем, — согласился Клавдий.

— Я думаю, что коррупция это, прежде всего, использование служебного положения для получения личной выгоды, вопреки интересам общества и государства, — задумчиво произнёс Колояр.

— Согласен, но весь вопрос в том, какой выгоды?

— Прежде всего, это конечно деньги, но есть и другие моменты.

— Ты видимо имеешь ввиду незаконное предоставление имущественных прав?

— Причём не только для себя, — усмехнулся Колояр.

— Понимаю, — кивнул Клавдий, — для себя и для третьих лиц, а здесь могут быть выгодные контракты, налоговые льготы, для которых будут приниматься особые законы.

— Я именно это и имел ввиду, думаю, что собственно, поэтому Константин и отстраняет от реальной власти Сенат.

— В этом я согласен с тобой, — улыбнулся Клавдий.

— Тогда нам стоит подумать, как контролировать этот процесс!

— Мы об этом с тобой уже говорили и если подвести итог, то в циркулярном документе для всех органов власти следует указать, что при приёме на работу претенденты должны в обязательном порядке указывать все виды своего дохода и всё своё имущество.

— А так же все свои имущественные обязательства перед третьими лицами, — усмехнулся Колояр, — тогда будет видно, на кого этот чиновник реально будет работать!

— А контроль над исполнением этих требований возложить на всех начальников, предупредив их о персональной ответственности за всех своих подчинённых.

— Именно так, тогда моя служба будет начинать свою работу только при наличии жалобы или апелляции поданной на конкретного чиновника, попутно проверяя и его начальника, — подытожил Колояр.

— Хорошо, я сейчас подготовлю соответствующий документ и отдам на утверждение императору, — улыбнулся квестор священного дворца.

— Не буду тебе мешать Клавдий, — ответил Колояр, вставая, — у меня тоже много дел.

Через неделю указ о предотвращении мздоимства в органах государственного управления был подписан императором Константином и разослан во все провинции империи, находящиеся в его власти.

Деян спешил домой к жене. Он только что встретился с Шуней, который ждал его на лесной тропинке недалеко от дома. Деян улыбаясь, вошёл в дом. Митуса копошилась возле печки. Оглянувшись на мужа, Митуса улыбнувшись, произнесла:

— Обожди немного, ты как раз к ужину!

— Обожду, конечно, обожду любовь моя! — Деян подошёл к ней и обняв поцеловал куда-то в затылок.

— Деян, не мешай, как маленький ей Богу, — тихо произнесла Митуса, потёршись щекой об его руку.

— Не поминай Господа всуе! — прошептал Деян, зарываясь лицом в волосы жены.

— Деян, я так никогда не приготовлю нам ужин, — взмолилась Митуса.

— Хорошо, хорошо я подожду, — усмехнулся Деян и сел за стол.

— Что нового?

— Даже не знаю, как тебе сказать.

— Говори как есть!

— В общем, я только что разговаривал с Шуней.

— С Шуней? — переспросила Митуса, неся на стол тушёное мясо с овощами.

— Да, с Шуней.

— Говорят он в последнее время сам не свой! — улыбнулась Митуса, садясь за стол, — мол, колдун влюбился, но пытается это от всех скрыть!

— Он поэтому ко мне и пришёл, — произнёс Деян, налегая на еду.

— И о чём он тебе поведал?

— О своей любви! — улыбнулся Деян.

— Что-то случилось, если он решил тебе открыться?

— Когда приходит любовь, всегда что-то случается!

— Я это знаю, не томи, — взмолилась Митуса, отодвинув в сторону свою тарелку.

— Какие вы женщины любопытные, — засмеялся Деян.

— Если это касается любви, то да!

— Хорошо, сейчас расскажу, — произнёс, улыбнувшись Деян.

Во время трапезы, он поведал жене историю любви Шуни. Три года назад объезжая границы земель свевов со стороны Дакии, он услышал женский плачь. Под скалой, возле ручья стояла хижина. В ней он нашёл умирающую женщину, а рядом с ней рыдала дочь, это была Мария. Девочке было двенадцать лет. Её мать перед смертью очнулась и увидев вошедшего Шуню, попросила его позаботиться об её дочери. Дело в том, что они были христианами и за это, их изгнали из деревни десять лет назад. Отца Марии убили, а когда они убегали Мария упала и ударившись голой о камень стала терять зрение. Теперь она почти ничего не видит. Через несколько минут мать Марии умерла, и Шуня взял девочку к себе. Мария была очень доброй, послушной, во всём старалась не быть обузой для Шуни. Он заботился о ней, окружив её отеческим теплом и лаской. Девочка подросла и теперь вообразила себе, что любит его, то есть Шуню. А он, даже слышать об этом не хочет. Мол, как можно полюбить такого урода, просто она не видит этого. Вот он и решил, коль она христианка, то ей у нас будет лучше. Девчонка она покладистая, работящая, душа у неё светлая, добрая. Деян закончил свой рассказ и смотрел на Митусу.

— Тебе не кажется, что Шуня просто хочет убежать? — с грустью спросила она.

— От себя не убежишь! — вздохнул Деян.

— Когда Шуня привезёт девочку?

— Через пару недель, он хочет её подготовить к расставанию.

— Может к внукам, пока съездим, да и Скорка должна вот-вот разродиться?

— Хорошо давай съездим, — улыбнулся Деян.

— Тогда, завтра с утра и поедем, — произнесла Митуса, убирая со стола, — уже поздно, пошли спать!

— Пошли, — так же улыбаясь, согласился Деян.

— А чего это ты улыбаешься?

— Да, так.

Митуса, слегка зардевшись, пошла стелить постель. Задув светильник, Деян нырнул к ней.

— Ты чего это удумал, старый?

— А, где наша, не пропадала, — прошептал Деян, задирая рубашку жены…

Отдышавшись от страсти Митуса, положив свою голову на грудь мужу, тихо спросила:

— Деян, как ты думаешь, а там любовь есть?

— Есть, конечно, есть! — уверенно ответил Деян.

— И такая?

— А тебе такую надо?

— Иногда хочется! — улыбнулась Митуса.

— Спи, завтра рано вставать.

— Я люблю тебя Деян!

— И я тебя люблю Митуса! — прошептал Деян, обнимая жену.

Сенатор Нумерий Тулиус сидя в бассейне терм Каракаллы, слушал беседу своих старинных приятелей и, слегка забывшись, довольно улыбался. Речь шла о потрясающей новости. Император Константин только начал борьбу с мздоимством в органах государственной власти и первой жертвой этой борьбы из числа высокопоставленных чиновников стал префект Рима Гай Цейоний Руфий Волузиан. Поскольку назначение на должность префекта Рима было прерогативой Сената, то и снят он был его решением. Именно Нумерий приложил к этому руку. Поводов к этому особых не было, кроме одного — префект Рима презирал сенатора Нумерия Тулиуса. Просто презирал и всё, без объяснения причин. Он просто не замечал его. Вначале Нумерий думал, что всё дело в его происхождении, ведь по материнской линии Волузиан происходил от представителей известных в Риме семей Нуммиев, Фульвиев и Гавиев. Но всё оказалось более прозаичным, этот надменный патриций считал, что Нумерий совратил юношу, одного из представителей его знатного рода. Вскоре префект Рима стал препятствием в его делах и тогда, на фоне борьбы с мздоимством были сфабрикованы ложные обвинения, в результате которых Сенат отправил префекта в отставку и даже выслал из Рима в Африку. Как всегда, это было сделано чужими руками. Нумерий ещё раз довольно улыбнулся.

— Ты чего такой довольный, уж не твоих ли рук это дело? — спросил его сенатор Спурий Олиус.

— Ты же знаешь, у меня нет дел в Риме! — спохватился Нумерий, спрятав свою улыбку.

— За исключением постройки триумфальной арки в честь Константина! — с ухмылкой произнёс сенатор Мамерк Квинт.

— Друзья, — улыбнулся Нумерий, — разобрать арку императора Трояна мне разрешил Сенат, префект здесь был ни при чём!

— Но именно префект Волузиан был категорически против этого, — улыбнулся Спурий Олиус.

— Тем не менее, я выполнял решение Сената, — недовольно ответил Нумерий.

— Которое, ты сам и продавил, — не унимался Мамерк Квинт.

— Важен результат, разобрав арку Трояна, Нумерий смог построить уникальную триумфальную арку в честь ныне здравствующего императора Константина, освободителя Рима, — вступился за друга сенатор Септимий Маргус, это не его вина, что в городе не оказалось мастеров способных изготовить все необходимые детали арки.

— Спасибо Септимий, — улыбнулся Нумерий, — не все понимают, как порой бывает трудно исполнять решение Сената.

— Ладно, не обижайся Нумерий, лучше расскажи, что нового в Консистории, уже дружелюбно улыбнулся Мамерк Квинт, ты ведь единственный, кто нам хоть что-то рассказывает.

Нумерий с улыбкой посмотрел на всех присутствующих. Он был включён в состав Консистория, высшего государственного управления Римской империей вместе с сенаторами Марием Антонием Спурина и Гаем Луцием Карнелием. Их кандидатуры были предложены Тиберием Гай Луциусом, его старинным приятелем и одобрены императором Константином. Лично его кандидатура была одобрена в связи с тем, что он являлся инициатором постройки триумфальной арки. Связи всегда были необходимым инструментом для развития своего дела, ну а вхождение в правительство давало ещё более ощутимое преимущество. Нумерий решил продемонстрировать это своим коллегам:

— Вам уже известно, что император Константин выполняя своё обещание данное Сенату, издал указ о создании специального отряда императорской гвардии, где будут служить только сыновья сенаторов, — с торжествующей улыбкой обратился он ко всем присутствующим.

— Нам это уже известно Нумерий, — улыбнулся Мамерк Квинт.

— И что, этот отряд будет дислоцироваться недалеко от Рима, — продолжил Нумерий.

— И это нам известно, — включился в разговор Спурий Олиус.

— Не томи Нумерий, ты же всегда больше нас знаешь, — произнёс Септимий Маргус.

Удовлетворённо улыбнувшись Нумерий продолжил:

— Есть негласное распоряжение департамента гражданской службы принимать на службу только тех детей сенаторов, которые прошли службу в императорской гвардии.

— Откуда ты это знаешь? — почти в один голос спросили сенаторы.

— Так, один старый знакомый шепнул, — улыбнулся Нумерий, — на торжественном обеде в честь рождения у императорской четы дочери Константины.

— Ты был на этом обеде? — удивлённо спросил сенатор Септимий Маргус.

— Там были все члены Консистория!

— Давай рассказывай, как там всё было, — попросили сенаторы.

Нумерий расплылся в довольной улыбке:

— Да ничего особенного, просто обед без всяких излишеств, за исключением одного!

— Чего? — спросил Мамерк Квинт.

Сделав небольшую паузу Нумерий добавил:

— На обеде присутствовало двенадцать епископов.

Сенаторы стали активно обсуждать эти новости, а к Нумерию вдруг пришла интересная мысль. Став членом Консистория он всё же не получил каких-либо значимых на его взгляд преференций в развитии своего дела, за исключением лишь определённой информации о готовящихся указах и эдиктах. Члены этого нового правительства весьма прохладно относились к возможности получения дополнительных доходов от своей деятельности, возможно, они просто боялись своего правителя. Ведь там, в провинциях, чиновники продолжали мздоимствовать, и ставки лишь возросли, а значит и его накладные расходы тоже. Он был убеждён, что все свои вопросы необходимо решать, находясь у истоков власти, это всегда дешевле, если суммировать все расходы. На торжественном обеде один из епископов обратился к нему с просьбой о помощи в постройке церкви, Нумерий обещал подумать. И вот теперь до него дошло, что возможно активное участие в делах церкви сделает его ближе к императору Константину, и это обязательно поможет ему получить определённые преимущества в его делах…

— Нумерий, ты о чём думаешь, что опять какого-нибудь юношу охмурил? — спросил его Спурий Олиус и Нумерий услышал дружный смех сенаторов.

— Император приедет на открытие триумфальной арки и тогда же будет оглашён указ о создании легиона императорской гвардии для детей сенаторов, — ответил, улыбаясь Нумерий.

— Значит, ты всё слышал?

— Да, просто задумался.

— О чём? — не унимался сенатор.

В последнее время Нумерий старался не афишировать свои предпочтения в личной жизни, поэтому сразу перевёл разговор в другое русло:

— В ближайшее время будут организованы десятки новых департаментов, соответственно потребуется большое количество чиновников, поэтому думаю, что служба в императорской гвардии станет лучшим трамплином для ваших сыновей.

— Ты думаешь, это сейчас это единственная возможность сделать хорошую карьеру? — спросил Септимий Маргус.

— Именно так, Константин очень мягко, ненавязчиво разрушает классическую для прежнего Рима сословную иерархию, заменяя её новой.

— Но этим же занимался и Диоклетиан! — возразил Мамерк Квинт.

— Да, но согласитесь, что у Константина это получается более эффективно, — усмехнулся Нумерий.

Сенаторы задумались, вспоминая те масштабные перемены, произошедшие в Римской империи на их глазах. Тетрархия, созданная Диоклетианом, на некоторое время успокоила волнения внутри империи, но после его отречения они вспыхнули с новой силой. Борьба за императорскую власть привела к гражданским войнам. Кровь пролилась в Италии, и даже в самом Риме. Хотя война и не коснулась вечного города, но всё то беззаконие, которое всегда сопутствует вооружённой борьбе за власть, они все испытали на себе, на членах своих семей и на своём благосостоянии тоже. Император Константин продолжая реформы Диоклетиана, всегда действовал в рамках закона, исходя из общественных потребностей, а не из своих корыстных побуждений. Он принёс Риму закон и порядок, и это было главным. Теперь можно было думать о будущем, о карьере сыновей, благополучии семьи и служить по мере сил римскому народу. А то, что Константин так явно симпатизирует христианству, то, как сказал сенатор Гай Луций Карнелий: «Какая разница, в какого бога верит слуга, работающий в их усадьбе или работник, приносящий им доход, обрабатывая их землю!».

Нумерий снисходительно смотрел на сенаторов и думал о том, что придя в Сенат, он смог многократно увеличить своё состояния. В отличие от этих напыщенных патрициев он был сыном простого лавочника, и своим личным трудом начиная с десяти лет, своими способностями сначала смог подняться до их уровня, а теперь он во много раз их богаче. Нумерий ухмыльнулся, пожалуй, теперь он уже третий человек в Римской империи по богатству, естественно после императора Константина, потому что император Лициний был не намного богаче его, но все его богатства меркли в отсутствие реальной власти, поэтому ему, сыну лавочника, нужна была власть! А для чего? Как для чего! Для того чтобы его слышали, считались с его мнением, для того чтобы сохранить и приумножить свои богатства!

Император Константин не смог присутствовать на открытие триумфальной арки в его честь, сославшись на большую занятость делами государственными, о чём сообщил письмом Сенату, поблагодарив его за оказанную ему честь. В это время были подготовлены законы об освобождении земли духовенства от обычных налогов, в этом же году он отменил распятие в качестве способа смертной казни, а также постановил, что иудеи, возбуждающие мятежи против христиан, предаются сожжению. Константин повелел возвратить всех христиан, находившихся в ссылке или на рудниках, восстановил их в общественных должностях, если таковые были ранее на них, вернул собственность мучеников за веру их наследникам, а если таких не оказывалось, то они передавались церкви. Так же в это был подготовлен эдикт, позволявший всякому заинтересованному лицу переносить по взаимному соглашению с противной стороной гражданское дело на рассмотрение епископского суда, даже если данное дело уже слушалось к тому времени в обычном гражданском суде. Примечательно, что решение епископа по таким делам не подлежало обжалованию в высших судебных инстанциях.

Мария, стоя на коленях и подняв лицо к небу молилась. Она никогда не просила у Бога для себя. Она всегда молилась только за других. Сейчас она возносила молитву за своего любимого:

Отче наш, сущий на небесах!

Да святится имя Твое;

Да приидет Царствие Твое;

Да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

Хлеб наш насущный дай нам на сей день;

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;

И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь!

Далее Мария просила Бога, чтобы с Шуней ничего не случилось, чтобы он был здоров, чтобы он, Бог, простил ему его прошлый грех и чтобы он когда-нибудь вернулся к ней. Прочитав молитву несколько раз, Мария вышла из дома и села на скамью. Вот уже почти целый год она жила у Деяна и Митусы. Так решил Шуня, вернее Януш. Митуса рассказала ей историю превращения Януша в Шуню. Да, он совершил тяжкий грех, но Бог всемилостив, и он уже простил Шуню! Забрав у неё возможность, видеть глазами, Бог дал ей способность видеть душой, и Мария видела, что душа у любимого чиста, почти как у младенца и только какие-то сомнения мучили его. Такие же чистые души были у Деяна, Митусы, а так же у Скоры и Марка Флавия, в гости к которым они уехали, чтобы повидать своих маленьких внуков. Мария осталась дома, потому что Бог услышал её молитвы, и к ней понемногу стало возвращаться зрение. Теперь она уже различала силуэты людей и предметов. Мария подставила лицо тёплым лучам летнего солнышка, кругом пели птицы. Через несколько мгновений она услышала топот копытец. Это бежал Малыш, молоденький олень, который зимой сам пришёл к их жилищу. Мария стала его подкармливать, он вырос вырос, но продолжал прибегать к ней. Малыш ткнулся головой в колени Марии, она обняла его и стала гладить. Обняв оленёнка за шею, Мария задала ему вопрос, ответа на который, она не знала и даже боялась:

— Ну почему он не приезжает ко мне, может быть он не любит меня?

— Любит, любит, только сам себе признаться в этом боится!

Мария вздрогнула, услышав рядом этот странный скрипучий голос.

— Ты кто, почему я тебя не вижу? — спросила она перекрестившись.

— Я ворон и зовут меня Крон!

— Разве вороны говорят?

— Конечно, говорят, только не все понимают нас! — важно прохаживаясь по лавке, произнёс Крон, — принеси мне кусок сыра, я тебе расскажу про Шуню.

— Только в сказке вороны разговаривают!

— Когда любишь, всё кажется сказкой! — глубокомысленно заявил Крон.

— Хорошо, я принесу тебе сыра, — произнесла Мария, вставая, — ты не обидишь Малыша?

— Не беспокойся, мы пока немного поболтаем!

Мария осторожно, держась за стену, пошла в дом. Она слышала, как ворон, что-то крякал, а Малыш лишь тихонько посвистывал. Мария отрезав кусок сыра и краюху хлеба, вышла из дома.

— Малыш говорит, что ты очень добрая, — проскрипел Крон.

— А что говорит Шуня?

— Шуня говорит, что ты красивая, давай сыр или я больше ничего не скажу!

Мария положила сыр рядом с вороном и сев на скамью стала кормить Малыша. Оленёнок, быстро съев хлеб, убежал по своим делам, а ворон с очень важным видом, не торопясь, но с явным удовольствием терзал кусок сыра. Мария, подвинувшись на край скамьи, чтобы не мешать Крону, предалась сладким мечтам. Любовь действительно похожа на сказку, очень добрую, светлую и обязательно со счастливым концом. Любовь ворвалась в её жизнь совершенно внезапно, она даже не сразу поняла это, ведь после смерти матушки прошёл уже не один год и всё это время Шуня заботился о ней. Ей было хорошо и спокойно с ним. Между тем она стала изменяться. У неё сначала выросла грудь. Если раньше у неё не было никаких секретов от Шуни, он даже мыл её в бане, то теперь появилась необходимость, раз в месяц уединятся, чтобы привести себя в порядок. Внезапно голос Шуни стал волновать её душу, затем прикосновение его рук стали вызывать в её теле дрожь, хотя он был очень с ней осторожен. Она никогда не видела Шуню, но стала чувствовать его каждой своей клеткой. На душе у неё было очень тревожно и она стала молиться ещё больше, но тревога только усиливалась и тогда она поняла, что любит этого мужчину. Непонятные сны, мысли и желания стали беспокоить её и она призналась ему в своей любви.

Видимо что-то пошло не так. Однажды Шуня приехал и сказал, что им надо расстаться. Мария заплакала и ещё раз призналась ему в своих чувствах, но Шуня был непреклонен. Так она оказалась у Деяна с Митусой. Они были очень добрые люди, но Мария продолжала украдкой плакать. Тогда Митуса рассказала ей историю про Януша-Шуню. Она гладила её по волосам и приговаривала, что Шуня тоже её любит и обязательно к ней вернётся. Мария стала молиться за свою любовь, и ей стало легче. Значит, Бог услышал её молитвы и обязательно сделает так, чтобы они были вместе, потому что Бог это и есть любовь! От этих мыслей Марии стало так хорошо. Она улыбнулась и потягиваясь всем телом, раскинула руки.

Крон уже давно съел сыр и теперь смотрел на Марию. Ничего в ней особенного не было. Тёмные волосы, красивое личико с пухлыми алыми губами, стройная фигурка, средних размеров грудь, тонкая талия, бёдра, правда, очень красивые голубые глаза, что в ней Шуня нашёл ему было не понятно, есть женщины и покрасивее. Хотя любовь такая штука… Крон сразу вспомнил свою Крету. Она прихрамывала на одну лапку, и правое крыло немного отвисло, но, тем не менее, она была самой красивой для него и каждую свободную минуту он всегда стремился в её тёплое гнёздышко и так продолжалось уже много лет…

— Ты съел сыр, теперь рассказывай, что говорит Шуня, — произнесла Мария, услышав, что ворон уже закончил трапезу.

— Я бы и так рассказал, но уж очень я люблю сыр! — важно ответил Крон, — он говорит, что ты ему в дочки годишься.

— А разве это так важно, когда любишь?

— Наверное, нет, — ответил ворон, вспомнив, что Крета тоже гораздо моложе его.

— Тогда почему он уехал?

— Потому что он считает себя уродом, а ты этого не видишь!

— Он так сказал?

— Да!

— А разве любят за красоту?

— А за что ещё?

Немного помолчав Мария с улыбкой произнесла:

— Глупенький, любят душу, а не лицо!

— Я себя глупым не считаю! — гордо произнёс Крон, — что такое душа?

— А я сейчас не про тебя!

— А-а!

Улыбаясь своим мыслям Мария спросила:

— У меня есть для тебя ещё кусок сыра, если хочешь, пойдём в дом.

— Нет, в дом я не пойду!

— Почему?

— Нельзя мне, иконы у вас там висят, да и сыт я!

— Когда ты собираешься вернуться к Шуне?

— Прямо сейчас!

— Передай Шуне, что я его очень-очень люблю!

— Хорошо, передам, — произнёс Крон, готовясь взлететь.

— И ещё, что я его жду! — тихо произнесла Мария и протянула к ворону руку.

Крон коснулся её руки своим крылом и со словами: «Спасибо за сыр!», бесшумно взлетел и направился в сторону дома Шуни.

Константин работал в своём кабинете во дворце Медиолана. Он просматривал документы, касающиеся отлучённого епископа Доната, который не выполнил решение собора в Арелате и продолжал свою деятельность. Этот епископ и его последователи становились той силой внутри христианской церкви, которая могла, в конце концов, привести к её расколу. Константин понимал, что влиятельность донатизма отчасти объяснялась его мощной организационной структурой, но в ещё большей степени простотой его догматической позиции, в общем сводящейся к двум положениям: первое — церковь есть сообщество святых, из которого должны исключаться грешники и второе — таинства обрядов имеют силу только тогда, когда совершаются священниками, принадлежащими к этой святой церкви. Если посмотреть на это всё с другой стороны, то донатисты пытались исключить из церкви состоятельных людей, которые, чтобы сохранить своё влияние и привилегии шли на сотрудничество с властями во время гонений, но сейчас церковь получила полную свободу, значит это всего лишь борьба за власть. Именно об этом он и сказал лично Донату в прошлом году, когда вызвал епископа Цецилиана и его обвинителей в Медиолан, напомнив им о роли и ответственности пастырей!

Возможно, настало время и церкви выстроить вертикаль своей власти подобно государственной. Размышление Константина прервал начальник караула, сообщивший о прибытии Криспа. Император отложил в сторону все бумаги и вышел навстречу сыну. В кабинет императора вошёл высокий, крепкий юный мужчина, в форме трибуна легиона с двумя широкими пурпурными полосками на тунике, именно таким увидел его отец.

— Здравствуй Крисп, очень рад тебя видеть! — улыбнулся Константин.

— Здравствуй отец, — ответил улыбающийся Крисп.

Они радостно обнялись, похлопывая друг друга по плечам. Затем они уселись за стол.

— Ты возмужал Крисп! — произнёс Константин, — о твоих успехах мне сообщал командир легиона Сервий Публий.

— Надеюсь, что я не с твоей помощью дослужился до трибуна?

— Конечно нет, своим упорством и трудолюбием ты за несколько лет превратил обычный пограничный легион в настоящий, боевой!

— Да, мне было нелегко перестроить сознание солдат, а ещё труднее сознание офицеров, — с явным удовольствием ответил молодой трибун, — хорошо, что легат был на моей стороне.

— Он сообщил мне, что ты в совершенстве овладел всеми тактическими перестроениями легиона.

— Да уж, пришлось хорошо попотеть, — улыбнулся Крисп.

— Это хорошо, что ты не боишься работы, — произнёс Константин внимательно глядя на сына. В нём он увидел молодого себя, тот же задор, тот же блеск в его глазах, та же внутренняя и внешняя сила.

— Ты ведь не просто так меня вызвал? — спросил Крисп глядя отцу в глаза.

— Крисп подошло твоё время, через три месяца ты будешь возведён в цезари и отправишься управлять двумя провинциями Британией и Галлией.

— Ты думаешь, что я уже готов к этому? — с сомнением спросил Крисп, — одно дело командовать легионом, и совершенно другое дело управлять территориями.

Константин улыбнулся, именно такого ответа он ожидал от сына.

— Ты научился главному управлять людьми, теперь тебе необходимо перейти от тактики к стратегии. В течении этих трёх месяцев тебе опять предстоит, как ты говоришь «попотеть», вот программа твоей подготовки и план занятий, — Константин отдал свиток сыну, — занятия будут проводить члены Консистория, каждый из них специалист в своей области, будь очень внимательным и прилежным учеником.

— Здесь история, право, принципы налогообложения, изучение карт, сельское хозяйство и ещё много чего, и всё это я должен знать?

— Ты же знаешь, что победа в любом сражении начинается с самого подробного изучения карты, но глядя на карту полководец должен видеть гораздо больше, чем на ней нарисовано!

— Ты прав отец, — произнёс Крисп с восторгом глядя на отца.

— Военная победа это самая лёгкая сторона деятельности императора, она же и самая заметная. Повседневная, кропотливая работа требует гораздо больше сил, терпения и умения, — улыбнулся император, — и может остаться незамеченной, но от этого не является менее значимой.

— Я понял тебя отец, а хватит ли мне трёх месяцев для постижения всех этих премудростей?

— В конце обучения я проверю твои знания и дам несколько советов по управлению этими территориями, — улыбнулся Константин.

— Хорошо отец, я постараюсь!

— Где ты решил остановиться?

— Ещё не знаю, но наверно у бабушки, — улыбнулся Крисп.

— Ладно, но сегодня вечером вместе с бабушкой жду тебя к ужину, пообщаешься с братом, посмотришь на сестру, она такая забавная, — тепло улыбнулся отец.

— Договорились, тогда я пойду, — поднялся из-за стола Крисп.

— Да, иди, занятия начнёшь завтра утром, — кивнул Константин.

Ровно через три месяца Крисп держал экзамен перед отцом на предмет своей готовности к исполнению обязанностей по управлению провинциями Галлия и Британия. Константин был доволен уровнем подготовки молодого цезаря. Колояр, Клавдий Валерий, Тиберий Гай Луциус и другие члены Консистория отмечали восхитительные способности к обучению Криспа. Он всё схватывал на лету, у него была отличная память и очень быстрая, как у отца реакция. Константин стал рассказывать сыну о стратегии управления провинциями вообще и Галлии и Британии в частности. Крисп задавал ему очень толковые вопросы, поэтому Константин решил продолжить обучение сына ещё на несколько дней, отложив все текущие дела. Через неделю Крисп был полностью готов.

1 марта 317 года, в присутствии всех членов Консистория и семьи императора Константина, Крисп, вместе со своим младшим братом был возведён в цезари Римской империи. Ещё через несколько дней новый император отправился в Арелат принимать в управление провинцию Галлия. Его младший брат Константин, которому было десять лет, остался в Медиолане продолжать обучение в домашней школе.

В тот же день в соответствии с договором август Лициний возвёл в цезари своего сына. Таким образом, у Римской империи появился ещё один малолетний император, которому было всего три года.

Император Лициний прогуливался вдоль портика своего дворца в Никомедии. С высоты холма ему была видна бухта, заполненная торговыми кораблями. Этот старинный город был центром римского присутствия в Малой Азии. Город располагался недалеко от пролива Босфор, на пересечении многих торговых путей. Никомедия последние два века активно развивалась. Был построен водопровод, прорыт канал между внутренним озером и заливом. В городе было построено много храмов в честь различных богов, а также здание собственного сената. Возможно, именно поэтому император Диоклетиан выбрал Никомедию для своей столицы восточной части Римской империи. Лициний размышлял о деятельности своего визави императора Константина. Потерпев от него поражение и заключив унизительный, по его мнению, мир, Лициний очень часто мысленно возвращался к этому моменту. Он не считал превосходство Константина чем-то безусловным. Просто ему в той компании повезло больше. Всё что делал Константин после заключения мира, это всего лишь продолжение реформ Диоклетиана, который десять лет назад возвёл их обоих в августы. С тех пор многое изменилось. Если на тот момент в Римской империи было шесть законных императоров, то теперь осталось только два. Сейчас Лициния не особо волновало, что делал в своей части империи Константин, за исключением, пожалуй, только одного. Став правителем Азии он столкнулся со всей мощью христианской церкви. Это было странным, всё происходящее на востоке империи, немедленно отзывалось во всех уголках империи. Этот универсализм церкви обескураживал его, как императора. Всё, как бы происходило помимо него самого. А вот Константин всякий раз оказывался, как бы в центре событий, все эти священники ездили на поклон именно к нему. Странным образом Константин был всегда в курсе того, что хочет народ. Конечно, изучать жалобы ходоков для этого было совершенно недостаточно. Значительно полезнее в этом отношении была церковь. Она действовала как неформальный парламент. Она распространилась по всей империи и строилась наподобие гражданских организаций. Крупные и мелкие подразделения церкви теперь почти полностью соответствовали органам светского государства. Единство и иерархичность позволяли ей гарантировать определённые полномочия своим представителям. И хотя способ избрания епископов ни в коей мере не удовлетворил бы любого афинского демократа, но большинство обычных людей, считало их избранными вполне всенародно. Епископский собор был в конечном итоге самым репрезентативным органом империи. Константин ценил это. Во всяком случае, сами епископы полагали, что он отдавал должное их взглядам. У Лициния было врождённое чувство неприязни ко всякого рода объединениям и к зажиточным людям. В Иллирии он мало встречался и с теми и с другими. Но стоило ему стать правителем Азии, он сразу же столкнулся с проблемами и тех и других. Лициний выпустил ряд указов, которыми запретил епископам проводить соборы и все службы в закрытых помещениях. Всех, кто бросал вызов августу, ждал печальный конец, их имущество подлежало конфискации. Лициний изгнал из армии всех христиан-офицеров, таким образом, он фактически отменил на своей территории действие Медиоланского эдикта, подписанного в своё время вместе с Константином.

В тени припекающего южного солнца по портику шла его красавица жена с сыном. Лициний улыбнулся. Он любил эту женщину, и она была предана ему. Ещё более сильные чувства вызывал у него его сын, юный цезарь Лициний. Мальчик был одет в специально пошитую для него форму римского легионера с игрушечным копьём. Мать держала мальчика за руку и улыбаясь шла навстречу. Сын увидел отца и побежал к нему. Лициний подхватил сына и прижал к своей груди. Констанция наблюдая, это проявление отцовской нежности думала о своём. Да она любила этого мужчину, как может любить женщина, впервые познавшая мужскую ласку и радость материнства.

— Констанция, ты опять пришла ругаться? — спросил Лициний, не отпуская сына.

— Да, твой последний указ выходит за все рамки!

— Ты имеешь ввиду мой запрет проводить совместное богослужение мужчин и женщин?

— Да именно об этом я хочу с тобой поговорить! — воскликнула Констанция.

— Что плохого в этом указе, незнакомые мужчины и женщины собираются вместе в закрытом помещении, кто знает, чем они там занимаются? — улыбнулся император.

— Не богохульствуй, ты прекрасно знаешь, что мы там молимся! — глядя прямо в глаза мужу произнесла Констанция.

— Насчёт тебя дорогая я уверен, а вот насчёт остальных не знаю! — с улыбкой произнёс Лициний.

— Почему ты не хочешь жить в мире с моим братом? — в отчаянии спросила Констанция.

— Ты спрашиваешь, почему? — уже с металлом в голосе произнёс Лициний и отпустил сына с рук.

Поняв изменение настроения в голосе отца, мальчик прижался к коленям матери.

— Ты опять будешь говорить о несправедливости! — произнесла Констанция, беря сына за ручку, — но ведь Константин выполняет все свои обещания!

— Да, я по-прежнему считаю раздел империи несправедливым. Диоклетиан разделил Восток и Запад империи совсем по другому, и я не понимаю, почему римский народ, почти тысячу лет верил в одних богов, а теперь благодаря твоему брату он должен верить в совсем другого Бога!

— Я тебя поняла, нам с сыном пора обедать, — произнесла Констанция, обидчиво тряхнув своей великолепной причёской.

Лициний сразу немного остыл, но жена с сыном быстро ушли. Сев за небольшой столик с вином и виноградом император некоторое время размышлял, затем быстро подписал очередной указ, согласно которому изменялась система измерения и оценки земли. Таким образом повышались налоги на землю, что приносило дополнительные доходы в его казну. Отдав указ писарю, Лициний стал размышлять о количестве войск под его началом. На настоящий момент в его распоряжении было более ста пятидесяти тысяч легионеров, расположенных к северу и югу от небольшой крепости Византий. Эскадра из четырёх сотен боевых кораблей прикрывала входы в Босфор. Ещё сто пятьдесят тысяч тяжёлых всадников можно было быстро набрать в Азии. С учётом протяжённости границ империи Константина, он не сможет собрать и половины тех сил, которые имелись у него. Пусть Константин правит в своей части империи, как ему вздумается, а он, император Лициний будет править у себя, так, как считает он нужным. Улыбнувшись, Лициний налил себе немного вина.