В конце октября Константин со своей свитой покинул Никомедию и направился в восточные провинции. Он знакомился с администрацией, по возможности решал проблемы связанные с правлением Лициния, выделял средства на восстановление христианских церквей, инспектировал пограничные легионы. Народ радостно приветствовал своего императора, который заступился за христиан, привнёс в их жизнь закон и порядок, за исключением, пожалуй, только служителей языческих храмов, с которыми у Константина теперь была взаимная прохлада. До конца года он посетил Сирию, Киликию, Каппадокию, Малую Азию, Галатию, Памфилию и направился в Византий, где его должен был ждать Луций Секст, который остался за Колояра. Константин решил на своём пути в Рим, рассмотреть все жалобы и письма, поступившие на его имя из всех провинций расположенных на его пути. Через два дня он прибыл в Византий, Луций Секст уже был там. Обсудив с ним свой маршрут, Константин решил осмотреть места недавних сражений. Император глядя на город с самой высокой его точки, обратил внимание, что жители города успели практически полностью восстановить все разрушения, вызванные его осадой. Далее взгляд Константина обратился на его окрестности, что вызвало у него новые размышления. Византии стоял в центре, там, где великий сухопутный путь из Европы в Азию пересекался с великим морским путём между Эвксинским Понтом и Mare Nostrum. Он контролировал оба этих важнейших пути и не давал возможности завоевателям проникнуть из одной части империи в другую. Византий располагался в удобной близости от границ, проходивших по Дунаю и Евфрату. Его не составляло большого труда укрепить. Наконец, гавань Византия была превосходна. Константин усмехнулся, жаль, что название Анимамис уже существует, но здесь ему нужен не лебедь, а орёл, римский орёл! С этими мыслями Константин отправился дальше.

Проехав Фракию, Нижнюю Мезию, Дакию, Верхнюю Мезию Константин повернул на юг в Македонию. Его путь лежал в Фессалоники к своей сводной сестре Констанции. Он нашёл её в трауре по погибшему мужу. Нет, сестра его ни в чём не обвиняла, но Константин всё же счёл необходимым показать ей письмо, написанное Лицинием одному из вождей готов. Прочитав письмо Констанция тихо произнесла:

— Да, это письмо написал мой муж, его стиль.

— Я ведь надеялся, что он успокоится, но всё произошло, так как произошло!

— Что будет с моим сыном, ведь мой муж произвёл его в цезари?

Константин посмотрел на сестру, он понимал, что она имеет в виду. В практике борьбы за власть в Римской империи победитель почти всегда уничтожал детей побеждённого соперника, как возможных претендентов на власть. Он остановился возле сестры и, глядя ей в глаза, ответил:

— Имя твоего мужа предано забвению, все его законы и указы аннулированы, твой сын больше не цезарь, ты будешь получать хорошую пенсию, вы не будете в чём-либо нуждаться, и ты сможешь дать мальчику хорошее образование!

— Я благодарю тебя Константин, — улыбнулась Констанция, — но у меня есть ещё один вопрос.

— Спрашивай! — улыбнулся император.

— Такой конец моего мужа был предрешён тобой с самого начала?

В этот раз Константин ответил почти сразу:

— Я уже отвечал на подобный вопрос своей матери, нет ничего подобного я не планировал во время вашей свадьбы и даже после первой войны. Мы с Лицинием могли бы мирно сосуществовать в границах западной и восточной части Римской империи, если бы он не нарушил условия Медиоланского эдикта и не возобновил гонения на христиан!

— Да, это была его ошибка, — всхлипнула Констанция.

— Это была не ошибка, это было его убеждение!

Константин подошёл и обнял сестру:

— Чем ты будешь заниматься?

— Буду молиться Богу, — продолжала всхлипывать Констанция на плече у брата…

Утешив сестру, Константин продолжил свой путь, двигаясь на северо-запад в Далмацию. В Салонах, столице этой провинции император задержался почти на месяц, разбираясь с письмами и жалобами жителей. Если на ранее поданые жалобы у него было решение квестора Клавдия Валерия, то на жалобы, которые подавались сейчас, ему приходилось принимать решения самостоятельно. Император почти всегда становился на сторону простых граждан, защищая их от произвола чиновников, в результате многие из них потеряли свои должности, а их дела были переданы в суд. Масштаб коррупции среди провинциальных чиновников поразил Константина и тогда император вспомнил о проекте закона предложенного Луцием Секстом. Вызвав его к себе для консультации, он с удивлением узнал, что заместитель Колояра продолжил разработку своего законопроекта. В частности он предлагал установить для провинциальных чиновников государственный патент, который выдавался бы на один год и мог быть продлён, или отобран. Так же он предлагал установить ограничения в количестве высших чиновников, например — светлейших не более ста официалов во всей империи. Найдя все эти предложения весьма полезными, Константин сразу написал письмо Клавдию Валерию приказав ему внимательно рассмотреть все предложения Луция Секста и подготовить закон о полной конфискации имущества у чиновников признанных по суду виновными в мздоимстве. Своим указом Константин отстранил от должности прокуратора провинции, который допустил такой разгул мздоимства, временно передав все его полномочия военному магистрату.

По пути в Нижнюю Паннонию Константин получил письмо от матери. В нём она торжественно сообщала об обретении Животворящего Креста. Далее она сообщала, что после разрушения храма Венеры помолились и начали копать землю. Голгофа была раскопана почти до основания, когда была обнаружена пещера, в которой нашли три креста. В определении Истинного Креста ей оказал помощь иерусалимский епископ Макарий. Он разрешил недоумение верою, то есть просил у Бога знамение и получил его. Это знамение состояло в следующем. Все три креста епископ поднёс к очень больной женщине, которая находилась уже при смерти, веруя, что коснувшись креста драгоценного, эта больная выздоровеет. Надежда не обманула его. Когда к ней подносили два обычных креста, женщина оставалась больной, но когда был поднесён третий крест, умирающая тот же час укрепилась и возвратилась к совершенному здравию. Тогда она, Елена, в честь обретения Животворящего Креста приказала освободить все места, связанные с земной жизнью Господа и Его Пречистой Матери, от всяких следов язычества, повелела воздвигнуть в этих памятных местах христианские церкви. Далее Елена сообщала, что отдала Животворящий Крест на хранение Патриарху Макарию, часть же Креста и три гвоздя взяла с собой для вручения императору. Она раздала в Иерусалиме щедрую милостыню и устроила трапезы для бедных, во время которых сама прислуживала. Теперь же она просит его повеления соорудить храм над пещерой Гроба Господня и после начала строительства этого храма намерена вернуться Медиолан. Константин тот час написал и отправил своё повеление о начале строительства храма, а так же письмом поблагодарил Елену и попросил вернуться в Медиолан не ожидая начала строительства храма.

Прибыв в Нижнюю Паннонию Константин первым делом направился в расположение Первого Иллирийского легиона в Мурсе. Приняв доклад от легата легиона Сервия Публия Квинта, император произнёс:

— Вы двадцать лет добросовестно и успешно командовали легионом и вправе уйти в почётную отставку, но обстоятельства складываются так, что ваш опыт и талант руководителя необходим Римской империи, я назначаю вас прокуратором Далмации!

— Мой император, я полон сил и желания служить Римскому народу и далее! — ответил седой легат.

— Хорошо, — улыбнулся Константин, — в курс дела вас введёт Луций Секст, — и немного подумав, спросил, — а как дела у Марка Флавия?

— Судя по всему у него всё в порядке его королевство процветает.

— Надо будет заглянуть к нему в Анимамис, — задумчиво произнёс император.

— Марк молодец, у него многому можно поучиться в вопросах управления провинцией, — так же задумчиво сказал седой ветеран.

— Свевия не римская провинция, это совершенно другое государство!

— Да, но внешне, уже ничем не отличается от Паннонии или Галлии.

— Ладно, давайте займёмся делами, — подытожил разговор император, — уже завтра вам следует убыть к новому месту службы!

— Кому мне сдать легион?

— Сдайте дела своему заместителю, а дальше посмотрим, — ответил император, кивком головы отпуская нового прокуратора Далмации.

Через несколько дней Константин получил письмо из Медиолана, после которого он забыл о своём желании побывать в королевстве Марка Флавия. Квестор священного дворца Клавдий Валерий прислал ему жалобы, поданные на цезаря Флавия Юлия Криспа. Константин внимательно изучил эти жалобы, отметив для себя, что Клавдий Валерий, видимо вначале придерживал их, но когда жалоб стало много, всё же переслал ему. Константин отложил в сторону бумаги и задумался. Вся Римская империя была в его власти. Для удобства управления она была поделена на четыре части, каждая из которых называлась префектурой. Префектура Востока включала все области империи от южной границы Египта до реки Фазиса и от фракийских гор до границ Персии. Паннония, Дакия, Македония и Греция составляли иллирийскую префектуру. Италия, альпийские земли до Дуная, Сицилия, другие острова западной части Средиземного моря и африканские области от ливийской Кирены до Геркулесовых столбов (Гибралтара) образовали италийскую префектуру. Западные страны от Пиктской стены или Адрианова вала в Британии до южного берега Испании, включая Галлию, составляли галльскую префектуру. Префектуры делились на диоцезы, их было в империи четырнадцать, диоцезы делились на провинции, число провинций было сто восемьнадцать. Диоцезами правили помощники префектов, викарии, провинциями — прокураторы и проконсулы. Рим имел особого префекта, называвшегося городским. Крисп являлся префектом галльской префектуры. Префект, под началом которого находилось целое войско крупных и мелких администраторов, был наместником императора, заведовал всеми частями гражданского управления и судопроизводства, финансовым управлением, полицией, промышленностью, почтою, путями сообщения, чеканкой монеты и вообще наблюдал за исполнением законов. Возможно в действиях Криспа есть какое-то рациональное зерно, но в любом случае, он должен был сначала посоветоваться со мной. Мальчишка, подумал Константин и решил пока ничего не предпринимать. Он продолжил свой путь по римским провинциям. Однако в Аквинкуме Константин получил письмо от духовного наставника Криспа епископа Лактанция, который сообщал, что с некоторого времени его сын, цезарь Крисп стал на позицию того, чтобы христианская церковь была отделена от государства точно так же, как и язычество. Константин немедленно отправил письмо Криспу в Арелат, приказав ему сдать дела префекта своему заместителю и ждать его приезда в Медиолане.

Письмо Лактанция повергло Константина в тяжёлые размышления. Он всегда стремился к тому, чтобы его друзья или соратники разделяли его политические и религиозные воззрения, но это был Крисп, его надежда и опора! Возможно, победы вскружили голову молодому цезарю? Ведь все жалобы, судя по датам, направлены после его возвращения с войны против Лициния. Конечно, всё это наложило отпечаток на внутреннее состояние императора, хотя внешне это никак не проявлялось, просто Константин стал ещё суровее. Он продолжил свой объезд провинций и так же кропотливо вникал в жалобы граждан, стараясь по возможности решить их проблемы на месте. Продвигаясь на запад, Константин проследовал через Верхнюю Паннонию, Норик и оказался в предгории Альп римской провинции Реция. Там он получил письмо от своей жены Фаусты. Обычное письмо, в котором она сообщала, что вместе с министром общественных финансов Тиберием Гай Луциусом и членами императорской семьи отправляется в Рим готовиться к торжествам, по случаю двадцатилетия его восшествия на престол, но в самом конце она странно упомянула Криспа, видимо он уже прибыл в Медиолан. Константин ещё раз перечитал её фразу: «Константин, уйми своего сына, он уже мнит себя августом!». Константин знал о непростых отношениях Криспа и его мачехи, но в контексте последних событий эта фраза Фаусты заставила его думать о том, что что-то пошло не так, как бы ему хотелось, как он планировал. Поэтому сразу, как только закончился его визит в Рецию, император немедленно направился через Альпы в Медиолан.

Летнее солнце, прекрасные альпийские виды, открывающиеся на перевалах, немного успокоили Константина, а чистый горный воздух наполнил императора новыми силами. Во время следования в Медиолан он не мучал себя различными домыслами по поводу поступков Криспа, решив во всём разобраться на месте. В Медиолан Константин прибыл ближе к вечеру. На ступеньках дворца его ожидали члены Консистория, среди которых был и Крисп. Спрыгнув с коня, император довольно прохладно поздоровался со всеми и проследовал в свой кабинет, позвав с собой, только Клавдия Валерия. Жестом он остановил сына, который тоже хотел войти к нему. Сняв с себя амуницию, Константин кивнул Клавдию на стул возле своего стола. Пристально посмотрев на квестора, император сел на своё место.

— Ну, давай рассказывай, что тут у вас происходит, — произнёс Константин, наконец, нарушив столь тягостное молчание.

Клавдий Валерий уже неплохо знал императора. Константин не любил длинных прелюдий и требовал всегда говорить по существу, но в данной ситуации Клавдию было не совсем понятно, о чём конкретно спрашивал император. Поэтому он переспросил:

— Вы спрашиваете в отношении жалоб на Криспа?

— И Криспа тоже, почему сразу не переслали все жалобы на него?

— Но, он всё-таки ваш сын!

— Нет и не может быть в империи человека, которому позволяется безнаказанно нарушать законы!

— Всё началось очень быстро, я хотел разобраться насколько будут системными его действия, чтобы понять их причину, — ответил Клавдий глядя в глаза императору.

— Ну, что разобрался?

— Нет, тут практически каждый день всё меняется!

— Что именно?

— Это всё конечно слухи, но ведь слухи не рождаются без причины.

— О чём эти слухи?

— Что вы, подобно Диоклетиану, в день двадцатилетия своего восшествия на престол передадите всю власть Криспу!

— Полная чушь, я никогда о подобном даже не думал, не то, что бы кому-нибудь говорил!

— Но даже во дворце люди говорят и проводят параллели, — произнёс Клавдий.

— Какие ещё параллели? — слегка раздражённо спросил Константин.

— Почти десять лет назад Крисп стал цезарем, а сейчас…

— Он тоже так думает?

— Не знаю, Крисп молчит, видимо хочет разговаривать только с вами.

Константин встал из-за стола и, прохаживаясь по кабинету, о чём-то думал. Так продолжалось достаточно долго. Затем, остановился напротив Клавдия и, улыбнувшись, спросил:

— Ты поужинаешь со мной?

— Да, конечно, — оторопело ответил Клавдий.

— Отлично, тогда распорядись и предупреди всех, приём я продолжу после ужина!

Клавдий кивнул и отправился выполнять указания императора. Через полчаса слуги накрыли стол на двоих в кабинете Константина. За ужином он рассказывал своему квестору о Никейском соборе. Клавдий смотрел на императора и думал о нём.

Доверчивость Константина всегда граничит с наивностью, настолько он принимал на веру все, что ему говорили. Вероятно, его успех и авторитет во многом зиждились на его способности работать с самыми разными людьми и мириться с их особенностями. Говорят, что по характеру Константин, во многом напоминал своего отца, обладая достаточной терпимостью и умея найти общий язык с самыми разными людьми, тем не менее, он был способен на большую резкость, нежели Констанций. Так уж получается, что, чем больше человек склонен доверять другим, тем острее он переживает предательство. Кто даёт мало, тот и мало ожидает взамен, но тот, кто даёт больше, чем ждут от него, иногда требует взамен больше, чем ему готовы дать. Самое благоразумное — ничего не ожидать от другого, ни преданности, ни правды, ни благодарности, ни благотворительности, ведь все это, как и удача и счастье, приятные неожиданности, на которые мы никогда не должны рассчитывать. Ужин закончился. Клавдий улыбнулся и тихо сказал:

— Он ещё совсем мальчишка!

Константин внимательно посмотрел на Клавдия, затем улыбнувшись, произнёс:

— Хорошо Клавдий, зови его.

В общем, Константин хотел просто послушать мальчишеские оправдания своего сына, пожурить его по отечески и наставить на путь истинный, но всё пошло совсем по-другому. В кабинет вошёл серьёзный молодой мужчина и без всякого мальчишеского задора стал последовательно объяснять свои действия в полной уверенности в своей правоте. Константин внимательно смотрел на сына, слушая его объяснения. Перед ним сидел человек с уже сформировавшимся мировоззрением. Его речь была абсолютно логичной, и эта логика вытекала из его твёрдых внутренних убеждений. Тем временем Крисп закончил излагать свою точку зрения и теперь смотрел на отца.

— Значит, ты полагаешь, что количество чиновников должно определяться в соотношении один чиновник на тысячу жителей?

— Да, один гражданский чиновник на одну тысячу жителей этого вполне достаточно, военных мы в расчёт не берём, у них своя организация, — уверенно ответил Крисп.

— А где ты взял эту цифру?

— У Марка Флавия, на сто двадцать тысяч населения всего сто четыре чиновника! Это только те чиновники, которые получают денежное содержание от государства, остальные работают на общественных началах.

— Свевия совсем молодое государство, Крисп, и у него пока нет таких проблем, как у нас, — усмехнулся Константин.

— Думаю, что Марк Флавий взяв только самое лучшее у Римской империи, избежит этих проблем и в дальнейшем.

— Свевия стало государством, только потому что находится под защитой Рима! — воскликнул Константин.

— А может великому Риму стоит немного поучиться у Свевии, — улыбнулся Крисп.

— Да Свевия, размером всего лишь небольшую римскую провинцию! — негодовал Константин.

— Вся Римская империя состоит из провинций, — опять улыбнулся Крисп.

Константин воспринял эту улыбку сына почти, как издёвку, но быстро успокоившись, спросил:

— Хорошо, я согласен, Марку Флавию благодаря стечению обстоятельств удалось создать небольшое успешное провинциальное государство, которое в определённом смысле может служить для нас примером в плане организации управления своими провинциями, но где взять столько Марков Флавиев?

— Этого я не знаю, — задумчиво произнёс Крисп, — в нынешней организации управления провинциями чиновники привыкли гнуть спину, льстить и лгать, утратили энергию, стали трусами и мздоимцами, их основными чертами стало раболепство перед высшими, наглость относительно низших, и даже твой государственный патент на должность лишь усилит круговую поруку в их среде!

Константину услышал то, чего менее всего ожидал услышать от своего сына, значит он не был его соратником! Или ещё не стал им? Опустив свой взгляд, и играя желваками, некоторое время император молчал, затем спросил:

— Почему ты запретил возврат собственности христианской церкви?

— Потому что я считаю, что религия должна быть, отделена от государства, любая религия, и языческая, и христианская. Возврат собственности это частное дело и должно решаться судом, а не государством, — уверенно ответил Крисп.

— Но это закон, мой закон!

— Значит, это плохой закон!

— Даже цезарь обязан исполнять законы! — произнёс Константин. Затем пристально посмотрев на сына, добавил:

— Завтра утром, я сообщу тебе название провинции, которой ты будешь управлять!

— Но я цезарь, и префект галлийской префектуры! — воскликнул удивлённый Крисп.

— Цезарем ты остаёшься, а префектом вместо тебя будет другой цезарь! — твёрдо, глядя в глаза сыну произнёс император.

— Мой брат Константин?

— Да!

— Ты хочешь, того, кто обеспечил тебе победу под Византием отправить в ссылку, а вместо меня назначить префектом малолетку?

— Он такой же цезарь, как и ты!

— Хорошо, мне можно идти, я не хочу больше с тобой разговаривать! — с вызовом произнёс Крисп.

Константин кивнул головой, и сын вышел из его кабинета. Ночью Константин почти не спал. Всё происходящее вызвало у него ощущение, что весь мир закачался, его мир, мир который он создавал с таким напряжением всех своих сил! Причём произошло это внезапно, во всяком случае, для него! Немного дав волю своим чувствам, Константин всё же вернулся к объективному восприятию действительности. Возможно, он чего-то не знает или не понимает, поэтому для принятия окончательного решения ему была необходима дополнительная информация. Немного успокоившись, Константин уснул. Ему приснился отец. Август Констанций Хлор явился на фоне водопада и что-то говорил сыну, но Константин никак не мог понять слова отца. Через мгновение отец исчез. Константин открыл глаза. Было раннее утро. Светило солнце. Слышалось разноголосье птиц. Умывшись, Константин вызвал к себе Луция Секста и Клавдия Валерия. Из доклада Луция Секста следовало, что в последнее время у римской элиты резко ухудшилось отношение ко всем действиям императора. В обществе упорно муссируются слухи, о том что Константин, подобно Диоклетиану откажется от власти в пользу своего сына. Клавдий Валерий предположил, что причина всё же кроется в законотворческой деятельности императора, ведь многим патрициям не по душе законы о возврате собственности христианской церкви, а так же законы в области семейного права, но создавалось впечатление, что за этими слухами кто-то стоит. Император внимательно выслушал своих помощников, затем дал указание Клавдию Валерию подготовить указ о назначении префектом галльской префектуры своего сына Константина. Клавдий посмотрел на императора и понял, что это решение обсуждению не подлежит. Кивком головы император отпустил своего квестора. Когда квестор вышел Константин тяжело посмотрел на Луция Секста и произнёс:

— Цезаря Криспа я пока отправляю в Истрию, там у меня есть небольшое имение, вам надлежит обеспечить ему надёжную охрану во время следования и в месте его нахождения!

Луций Секст, получая приказы, никогда особо не размышлял над их подоплёкой, а просто добросовестно исполнял свой долг, поэтому кивнул и спросил:

— Он ждёт за дверью, позвать его?

— Да, зови, — вздохнув, ответил Константин.

В глубине души Константин почувствовал некоторое беспокойство от надвигающихся событий, которые не входили в его планы. Именно поэтому он решил отправить Криспа на другой берег Адриатического моря с тем, чтобы после того, как всё успокоится, поговорить с ним по душам. В кабинет вошёл Крисп, всем своим видом показывая, что он по-прежнему уверен в своей правоте. И если у Константина ещё была самая малая надежда, что сын сейчас раскается, то теперь и она улетучилась.

— Ты сейчас же убываешь в Истрию и будешь там ждать моего окончательного решения, — внимательно глядя в глаза сыну тихо, но твёрдо произнёс Константин.

— Это арест? — спросил Крисп, явно не ожидая такого поворота событий.

— Это время для размышлений, — сухо произнёс император.

— Я понял, — ответил сын, играя желваками.

— Что там произошло между тобой и Фаустой?

— Я больше не хочу отвечать на твои вопросы, — ответил Крисп, кивнул и демонстративно направился к двери.

Константин пристально посмотрел ему вслед и, вздохнув, принялся просматривать почту. Через два дня Константин вместе с членами Консистория отправился в Рим.

Предварительно, по совету Клавдия Валерия, он направил в Сенат письмо, в котором предлагал представить ему список людей, пострадавших во время правления Максенция и Лициния, и пообещал сделать всё возможное, чтобы возместить причинённый этим гражданам ущерб. Продвигаясь по Италии с эскортом, Константин встретил весьма радушное к себе отношение со стороны жителей городов и сельских поселений. Люди выходили к дороге и радостными возгласами и аплодисментами приветствовали своего императора. Константин видел их искреннюю радость и отвечал им улыбками и поднятой правой рукой. Италия была прекрасна. Возделанные поля, хорошие дороги, в каждом городе действующие церкви. Эта идиллия немного успокоила Константина. Перед въездом в Рим император решил сделать более продолжительный отдых в небольшом городке Перуджа расположенном на гряде холмов Умбрии. Стоя на балконе, Константин лицезрел долину Тибра в лучах заходящего солнца и размышлял о превратностях судьбы. За двадцать прошедших лет с тех пор, как он сбежал из Никомедии к своему отцу, он сокрушил всех своих врагов и стал единоличным правителем всей Римской империи, но в его душе не было всепоглощающего торжества, которое, казалось бы, должно было непременно появиться в столь значимый момент его жизни. Видимо, где-то там, внутри себя он понимал, что пройдено всего лишь половина пути, ему предстояла строить новую империю, а воевать и разрушать всегда легче, чем строить. С этими мыслями Константин отправился спать. Ему опять приснился отец, только теперь он был на фоне звёздного неба. Констанций Хлор ничего не говорил, только смотрел на него… Сны, наши сны, никто толком не знает, откуда они берутся и зачем к нам приходят. Они бывают разными, цветными, чёрно-белыми, приятными или кошмарными, но они, несомненно, случаются в нашей жизни не зря.

Константин проснулся в хорошем расположении духа. Он был необычайно бодр, полон жизненных сил и как двадцать лет назад был готов воевать с целым миром. В середине июля Константин вместе с членами Консистория въехали в Рим, но это был уже те тот Рим, который радостно приветствовал своего освободителя. Почти пятнадцать лет свободы от безумств Максенция вернули римлянам уверенность в себе. Императора не встречала толпа ликующих горожан, они довольно безразлично наблюдали за проездом императора со своим эскортом, и только добрые христиане приветствовали его редкими и негромкими аплодисментами. Константин обдумывал сложившуюся картину. Видимо римляне не очень любили своего императора. Возможно на него, они перенесли свою нелюбовь к Диоклетиану, тогда ему не следовало ожидать другого отношения к себе, раз он предпочёл видеть столицами Медиолан и Никомедию. К тому же он отверг старых римских божеств и древние обряды — все те вековые традиции, которые пережили падение Тарквиния, триумф Августа, нашествие галлов, отступление Ганнибала и восшествие на престол Марка Аврелия. Рим, погруженный в сон об античности, не любил людей, которые жили исключительно настоящим. В центре Рима в это время проходило знаменитое шествие «от Кастора на Форуме до Марса за стенами», Константин отказался лично принимать участие в этом мероприятии, поскольку в состав ритуала входило жертвоприношение. Его решение оскорбило шествующих римлян и воинов в их рядах. Они демонстративно стали насмехаться над императором и его охраной, одетых в шёлковые туники и сидящих на азиатских лошадях. На что воины Константина рассмеялись, напомнив этим воинам-любителям, что те имеют дело с настоящими профессионалами, которые могут это сейчас же доказать. «Любители» были в ярости — несмотря на то, что они первыми нанесли оскорбление прибывшим. Константин приказал не отвечать на насмешки и проследовал во дворец Августа на Палатине. На ступеньках дворца его встречала Фауста и члены его многочисленной семьи. Спрыгнув с лошади, Константин быстро со всеми поздоровался и проследовал в свой кабинет. Было понятно, что император был зол, поэтому никто, включая и его жену, не решился последовать за ним. Через некоторое время Константин вызвал к себе министра общественных финансов Тиберия Гай Луциуса. Император отменил все запланированные торжественные мероприятия, а заготовленные для угощения продукты приказал отдать в церкви и беднякам. Всё празднование ограничилось торжественным ужином для членов семьи и членов Консистория, так же он разрешил Тиберию после исполнения его распоряжений убыть в Медиолан. Возможно, если бы Константин в этот момент был более внимателен, то заметил бы, что с его министром общественных финансов, явно что-то происходит, но император был занят своими мыслями.

Вечером за столом собралась вся большая семья императора — его сводные братья и сёстры, за исключением Констанции, Фауста с детьми, кроме сына Константина, который уже убыл в Арелат принимать дела префекта галльской префектуры и члены Консистория со своими жёнами. Так же на ужине присутствовал епископ Сильвестр и приехавший на переговоры восстановленный в своих правах Евсевий Кесарийский. Константин был подчёркнуто весел, много шутил, рассказывал смешные истории и его старания увенчались успехом. Через небольшой промежуток времени за столом воцарилась тёплая семейная обстановка. За ужином, глядя на близких ему людей Константин пытался понять — были ли среди них его скрытые враги, те, кто мог организовать против него заговор. В том, что он сейчас имеет дело именно с этим явление римской действительности, Константин уже не сомневался! Однако он не видел в глазах своих гостей какой-либо неприязни. Когда один из тостующих пожелал ему долгих лет жизни и успешного правления, Константин, как бы вскользь заметил, что намерен и дальше оставаться единственным императором. Однако ни у кого из присутствующих это не вызвало негативной реакции, правда за столом отсутствовали некоторые члены семьи и правительства, но их Константин уже в расчёт не брал. Через некоторое время, сославшись на усталость и попросив гостей продолжить ужин без него, император откланялся и прошёл к себе в кабинет. Там он решил почитать Платона, которому в последнее время отдавал предпочтение среди других мыслителей. Философские размышления над прочитанным, приводили его душу в спокойствие. Сегодня произошло то же самое, и Константин вскоре уснул.

Следующее утро у императора началось как обычно с простой физической зарядки и лёгкого завтрака. Затем он начал работать с документами, которых ему, как всегда, добросовестно и в большом количестве предоставил квестор Клавдий Валерий. Через некоторое время Константин, чтобы размять затёкшее тело вышел на балкон. Было раннее солнечное утро. Птичий гомон вокруг действовал умиротворяюще. Император оглядывал с высоты холма Палатин, стоящие рядом дворцы Тиберия и Флавия, Капитолий, величественный Рим, им можно было любоваться бесконечно, но вот жить в нём, жить в нём императору почему-то не хотелось, во всяком случае, его душа сюда не стремилась. Вспомнив о Сенате, Константин вернулся к своему столу и вызвал к себе квестора.

— Доброе утро мой император, — поздоровался вошедший Клавдий.

— Да, день сегодня будет хороший, — улыбнулся Константин, — не разбудил, проходи.

— Я уже давно на ногах, — ответил квестор, садясь к столу.

— Клавдий, Сенат предоставил списки, о которых я просил?

— Нет, никаких бумаг из Сената не поступало.

— Странно, такое ощущение, что Сенат пытается меня игнорировать, — размышлял вслух Константин.

— У них ещё есть время, — усмехнулся Клавдий.

— Да, ты прав, у них есть ещё время, — опять задумчиво произнёс император, — только для чего?

— Я не думаю, что Сенат что-либо замышляет против вас! — уверенно произнёс Клавдий.

— И мне не хотелось бы так думать, — улыбнулся Константин, — ладно, давай посмотрим законы, которые ты мне прислал.

Прошло буквально несколько минут, и в кабинет стремительно вошла Фауста:

— Доброе утро, Константин мне надо с тобой поговорить!

— Дорогая, а до обеда потерпеть нельзя? — улыбнулся император.

— Нет, это дело не терпит отлагательства!

— Хорошо, — кивнул Константин, — Клавдий я тебя позову.

Когда квестор вышел, императрица села к столу и, опустив глаза, теребя пальцы, молчала.

— Ну, я тебя слушаю, что случилось? — спросил Константин.

— Мне приснился очень плохой сон, — всхлипнула Фауста.

— Ну, ну! — Константин встал и, подойдя к жене, обнял её за плечи.

— Мне приснился мой отец! — продолжала всхлипывать Фауста на груди у мужа.

— С чего это вдруг? — тихо спросил Константин.

— Мне приснилась та ужасная ночь, когда он убил евнуха вместо тебя в моей спальне.

— Ну, ну, дорогая, это было так давно, — со вздохом произнёс император.

— Я боюсь, столько крови, я боюсь Константин, — продолжала всхлипывать Фауста.

— Ничего не бойся, дорогая, всё уже в прошлом!

— Я хотела тебе ещё вчера рассказать, но не решилась, это всё так гадко, — всхлипнула Фауста.

— Что ты хотела рассказать?

— Что ты намерен делать с Криспом?

— Ничего, посидит в Истрии и поедет в Византий, там тоже много работы, — усмехнулся Константин, — а почему ты спрашиваешь о нём?

— Крисп, что-то замышляет против тебя, — тихо сказала Фауста.

— С чего ты взяла, ну ка рассказывай! — Константин тряхнул жену и стал внимательно смотреть на неё

— Хорошо, сейчас я тебе всё расскажу, дай мне воды, — попросила жена, садясь на диван.

Константин налил воды, подал его жене и сел рядом, ожидая её рассказа. Через несколько мгновений, успокоившись Фауста начала свой рассказ:

— Помнишь моё письмо, которое я отправила тебе в Рецию?

— Да, ты написала там, чтобы я унял своего сына, который уже мнит себя августом, так кажется.

— Да, именно так!

— Ну и что это значит?

— Когда он приехал в Медиолан к нему стали часто наведываться сенаторы из Рима.

— Из Рима говоришь, — Константин внимательно посмотрел на жену, — ну и что произошло дальше?

— В один из таких дней, когда к нему приезжали сенаторы, он попросил меня зайти к нему. Я пришла, у него в кабинете я увидела двух сенаторов, но они сразу ушли, — Фауста замолчала и стала всхлипывать.

— Что было дальше, говори! — жёстко произнёс Константин.

— Он сказал мне, что очень скоро станет августом! Что ты сам отдашь ему свой пурпур, потому что ты уже слишком стар, чтобы быть императором! — тихо произнесла Фауста, глядя в глаза мужу.

Константин резко встал. Его руки сжались в кулаки, на лице заиграли желваки. Он прохаживался по кабинету, затем остановившись напротив Фаусты спросил:

— Это всё?

— Нет, он предложил мне стать его императрицей!

— Зачем, у него есть жена!

— Я тоже напомнила ему об этом, но Крисп сказал, что с моей помощью он получит поддержку патрициев и сенаторов! — сделав небольшую паузу Фауста глядя в глаза мужу громко произнесла, — Константин, твой сын попытался овладеть мной прямо там, в кабинете, но я вырвалась и убежала!

Фауста увидела, как на лице Константина выступили пятна. Он плотно сжал губы, взгляд его стал колючим и пронизывающим. Так продолжалось несколько мгновений, затем император отошёл к своему столу, сев за него он взял дощечку со стилусом и спросил:

— Как звали тех сенаторов?

Фауста назвала сенаторов и в свою очередь спросила:

— Что теперь будет, Константин?

— Ты можешь идти, мне надо во всём разобраться!

Мозг Константина всегда работал очень быстро. У него не было оснований не доверять своей жене, ведь именно она раскрыла заговор своего отца Галерия и помогла вывести его на чистую воду. Тем не менее, император вызвал к себе Луция Секста и приказал доставить к нему двух указанных на дощечке сенаторов. Чтобы отвлечься от чёрных мыслей император вновь начал разбирать почту. Константин пообедал в одиночестве в своём кабинете. За окном безразлично ко всему происходящему бушевало лето. Светило солнце, пели птицы, где-то внизу разговаривали люди, всё было, как обычно. Ближе к вечеру в кабинет Константину доставили одного из сенаторов, второй уехал из Рима отдыхать на воды. Сенатор был сильно напуган, поэтому вряд ли мог лгать. Он подтвердил слова Фауста. Сенаторы действительно приезжали к цезарю Криспу с просьбой уровнять в правах христиан и служителей языческих культов, так как в Риме упорно ходили слухи о том, что именно он вскоре будет августом. Сенатор не знал, откуда идут слухи, но те, кто их обсуждал, всегда приводили пример. Через десять лет после своего восшествия на престол Константин назначил цезарем своего сына, значит ещё через десять лет, он, как Диоклетиан сложит с себя полномочия, отдав всю власть молодому цезарю. Эти слухи подкреплялись ещё тем аргументом, что Крисп был родным сыном императора, а не приёмным, как у Диоклетиана. Ведь официального отказа от обустройства империи по принципу тетрархии не было. На вопрос о Фаусте сенатор подтвердил, что жена императора пришла в кабинет Криспа, сенаторы вышли и стояли недалеко от двери. Через некоторое время из кабинета выбежала Фауста, громко крикнув: «Ты никогда не станешь августом!» и на ней была разорвана одежда. Она со слезами пробежала мимо них, больше сенатор ничего не знал. Ему принесли извинения и отпустили. Константин приказал Луцию Сексту прибыть к нему завтра утром.

Для Константина браки между братьями и сёстрами, приёмными детьми и приёмными родителями столь обычные для египетских и других восточных династий, не были чем-то невероятным. Вряд ли он находился в неведении относительно того, как сохранялась благородная кровь в племенах Северной Европы. Сотни раз, сидя у костра где-нибудь на Рейне или на Дунае, он слышал о многих и более невероятных случаях.

Крисп тоже — был опытным воином, проведшим много времени на рейнской границе и был хорошо знаком с жизнью и образом мыслей жителей северо-запада Европы. Не было ничего невероятного в том, что Криспу пришёл в голову такой план. Не было ничего невероятного в том, что Фауста не согласилась на него. Однажды она уже спасла жизнь мужа, предупредив его о заговоре собственного отца, она вполне могла сделать это ещё раз, предупредив его о заговоре собственного сына. Тогда получалось, что Крисп сам распустил все эти слухи и искал себе поддержку среди сенаторов и даже у его жены таким коварным способом. Но каким образом он собирался меня сместить? Хотя теперь это уже не важно! Его собственный сын хотел загубить, то к чему он так долго и трудно шёл. На душе у императора скребли даже не кошки, а африканские львы, но те не менее он смог поспать несколько часов. Ему снились какие-то кошмары, но Константин ничего не запомнил. Он проснулся совершенно разбитый, но как обычно сделал зарядку, позавтракал куском холодного жареного мяса и стаканом чистой родниковой воды. Когда к нему зашёл Луций Секст, Константин отдал свой приказ:

— Цезарь Крисп организовал заговор с целью захвата власти, я приговариваю его к смертной казни!

— Может не стоит торопиться?

— Здесь приказы отдаю я, сделайте это как можно быстрее и без крови!

— Я всё понял мой император, мои люди отправятся в Полу немедленно, — произнёс Луций Секст, — разрешите идти.

— Да, — кивнул Константин, — и пусть позовут ко мне Клавдия Валерия, у нас много работы!

Луций Секст вышел из кабинета, немного постоял, помотал головой и решительно пошёл по коридору.

Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей Константин с раннего утра до позднего вечера вместе с Клавдием Валерием работал с документами, адаптируя правовую систему Римской империи к новым условиям её существования (всего императором Константином было принято более трёхсот законов дошедших до нашего времени).

Через несколько дней в кабинет Константина вошёл Колояр. Это было несколько неожиданно, но Клавдий Валерий немного виновато доложил, что это он попросил Колояра немного поторопиться. Колояр сообщил, что мать императора приболела, и поэтому осталась в Медиолане. Так же Колояр доложил императору, что министр общественных финансов Тиберий Гай Луциус покончил с собой на своей вилле в Медиолане, но оставил личное письмо Константину и пакет с документами. Константин отпустил своих министров и стал читать письмо, оно было очень коротким:

«Мой император! Я Тиберий Гай Луциус решил добровольно покинуть этот мир, ибо грешен я перед Богом и перед Вами. Я не смог победить в себе греховное, а сенатор Нумерий Тулиус умело воспользовался этим. Он страшный человек! Я собрал о нём все сведения, и Вы сможете в этом сами убедиться. Находясь под его влиянием, я оказал протекцию и ввёл его в круг Вашей жены императрицы Фаусты. Сенатор Нумерий Тулиус виновен во всех бедах, которые сейчас происходят с Вами и Вашей семьёй! Это он распустил слух о Вашем отречении от власти и смог убедить в этом цезаря Криспа. Ещё раз прошу у Вас прощения за своё малодушие!».

Константин внимательно изучал документы представленные покойным министром общественных финансов. Чем больше он их читал, тем ощутимей становилась та пропасть, которая разверзлась перед ним. К своему ужасу Константин стал осознавать, какую ошибку он совершил. Приговор Криспу являлся совершенно несправедливым и абсолютно ненужным убийством невинного человека!

Константин немедленно вызвал к себе Луция Секста и приказал, как можно быстрее отправить сообщение в Полу об отмене своего приговора. Луций Секст бросился исполнять приказ императора. Понимая, что его приговор уже приведён в исполнение, но всё надеясь на чудо, Константин стоял возле окна и размышлял о том, как такое могло произойти с ним. Он излишне доверчив? Да он запретил следить за всеми членами своей семьи и Консистория и если бы не было этого запрета, то Колояр организовав слежку за Тиберием, узнал бы о заговоре! Но как можно жить и что-то делать, не доверяя своим самым близким людям? Как жить? Как жить дальше? Задав себе эти вопросы, Константин понял что ему надо делать сейчас, в этот момент! Император вызвал к себе Колояра и Клавдия Валерия.

Вошедшие к императору члены Консистория увидели человека, который переживая личную трагедию, тем не менее не потерял способность трезво оценивать обстановку и предпринимать вполне логичные действия. О приговоре Криспу Колояр и Клавдий узнали только сейчас, всё делалось в совершенной тайне даже от самых приближённых к императору людей. Император дал им ознакомиться с документами Тиберия, не выходя из его кабинета. В это время вошёл Луций Секст. Агенты, отправленные им в Полу, встретили тех, кто привёл приговор в исполнение. Константин кивнул и приказал Луцию присоединиться к изучению документов. После того, как бумаги были ими прочитаны, император отдал все необходимые приказания и отпустил Колояра и Луция. С Клавдием Валерием он обсудил все финансовые вопросы этого дела. Нумерий пользуясь моментом проворачивал незаконные сделки по всей империи, в результате чего смог сказочно обогатиться. Каким образом он собирался использовать все эти богатства, оставалось неясным. С этим надо было разбираться! Так же, в Сенат были направлены документы для восстановления в должности префекта Рима Гай Цейоний Руфия Волузиана, обвинённого по ложному доносу. Это стало понятно из документов предоставленных Тиберием.

Вечером, оставшись один, Константин стал размышлять о причинах всего произошедшего. Фауста была достойно своего отца. Не зря о Геркулий тогда бросил фразу: «Когда-нибудь она предаст и тебя!». Старый Максимиан Геркулий был эгоистом до мозга костей. Было даже что-то неуловимо обаятельное в наивности и откровенности его самодовольства. Он ни минуты не сомневался, что величайшее достижение вселенной он сам и есть, Максимиан Геркулий, и что для общества нет большей чести, чем иметь его своим правителем, а он уж силой своей мудрости направит это самое общество на правильный путь. Он не мог спокойно существовать в мире, не способном оценить его добродетели. Он считал, что оправданы любые действия, направленные на то, чтобы обеспечить миру все выгоды, связанные с его, Максимиана, самодержавным правлением. Фауста унаследовала все эти его качества. Крисп, благодаря своим успехам на Рейне и при блокаде Византия находился на вершине своей славы. Данные обстоятельства ни у кого не вызывали сомнений, кто будет преемником Константина. Это и стало основным мотивом действий императрицы. Преступница добилась своего — ведь теперь ничто и никто не мог помешать детям Фаусты, занять императорский престол. Если действия Фаусты были понятны Константину, то цели другого фигуранта — Нумерия не лежали на поверхности, но способы его действий вызывали возмущённое отторжение, хотя, судя по всему, они были весьма эффективны. Находя в людях их пороки или насаждая эти пороки, давя на болевые точки Нумерий умело ими манипулировал для достижения своих корыстных целей, но каких? Ведь судя по всему, он сказочно богат! Значит власть! Но каким образом он хотел получить эту власть?

Децим налил вина и спустился в бассейн к Нумерию. Нумерий сидел в воде и улыбался. Он был доволен в эту минуту, потому что рядом с ним был его любовник. Он был доволен сегодня, потому что узнал о казни Криспа. Он был доволен вообще, потому что всё получилось, как он хотел. Децим улыбаясь, подал ему бокал с его любимым красным вином. Они выпили за успех и поцеловались.

— Как же тебе всё-таки удалось совратить императрицу? — спросил Нумерий.

— Не мне, ты же знаешь, что я люблю только тебя, — ответил Децим, обидчиво поджав губы.

— Ладно, ладно, рассказывай, — улыбнулся Нумерий.

— Она очень любила ходить в театр, там она познакомилась с нашей компанией, а мы там говорим на всякие темы. Я заметил, что тема разврата ей не чужда, вот я и подсунул ей этого беглого раба грека Курсора, — Децим громко засмеялся, — а уж он смог своим языком проложить дорожку в её лоно, теперь они облизывают друг друга.

— Да, ты молодец, с твоей помощью Фауста оказалась в моих руках, — произнёс Нумерий, целуя Децима в губы.

— А что теперь с ней будет? — спросил Децим.

— Ничего, просто император Константин узнает от меня о роли Фаусты в судьбе его сына, — усмехнулся Нумерий, — не от Колояра, а от меня!

— И таким образом ты попадёшь в ближайшее окружение императора!

— Ты не только красив, но и умён, — усмехнулся Нумерий.

— Позволь мне немного пошалить, — улыбнулся Децим и погрузился.

Нумерий зажмурился от удовольствия, но внезапно у него над ухом тихо прозвучало: «Сенатор, вам почта!»…

Луций Секст доложил Константину о выполнении задания. Константин, внимательно посмотрев на него, произнёс:

— Я вас не совсем об этом просил.

— Мой император, уж очень удобный случай представился, — немного виновато ответил Луций.

— Ладно, — что сделано, то сделано, — кивнул император, давая понять, что визит Луция на этом закончен.

Константин работал вместе с Клавдием Валерие в своём кабинете. Император решил отменить ранее предлагаемый закон о запрете гладиаторских боёв. Теперь он вместе с квестором обсуждал возможность привлечения к ответственности лиц занимающихся содомией в общественных местах. Было принято решение содомитов по суду отправлять в школы гладиаторов на три года. Практически сразу после квестора в кабинет вошёл Колояр, видимо он ожидал окончания беседы возле двери кабинета.

— Император, мы проследили, она у себя в терме, — не очень громко доложил Колояр.

— Она с ним?

— Да!

— Хорошо, в этот раз я хочу во всём убедиться лично, пошли.

Фауста возлежала на лежаке в терме своего дворца. Она слегка подрагивала всем телом. Этот Курсор, был кудесником. Молодой, мускулистый грек каждый раз погружал её в блаженство, которого она никогда ранее не испытывала. Императрица повернула голову, Курсор обнажённый отдыхал на соседнем лежаке. Фауста знала, что этот неутомимый мужчина через некоторое время опять начнёт терзать её тело. Предчувствуя это, она улыбнулась и сладко потянулась всем телом. Внезапно открылась дверь и Фауста увидела Константина, который смотрел на неё, в его руках был меч.

— Как ты здесь оказался? — воскликнула Фауста, пытаясь судорожно чем-нибудь прикрыться.

— У меня такой же вопрос к тебе, августа Римской империи, как ты оказалась здесь вместе беглым рабом? — громко спросил Константин.

Курсор, видимо очнувшись от дрёмы, вскочил и попытался бежать к другому выходу. Император коротким и сильным взмахом метнул свой меч, который намертво пригвоздил грека к стене. Найдя, наконец, простынь Фауста прикрыла своё обнажённое тело и со страхом смотрела на мужа. Его тяжёлый взгляд внушал ей животный ужас.

— Крисп пытался тебя изнасиловать? — громко спросил Константин.

— Нет, я всё придумала, — тихо ответила Фауста, теперь уже просто трясясь от страха.

— А как же сенаторы?

— Они видели только мою одежду, которую я сама разорвала.

— Кто тебя надоумил так поступить со мной?

— Децим!

Константин пристально посмотрел на свою жену и вышел. Закрыв дверь в терму, император отдал приказ Колояру.

— Закрыть все двери, везде поставь своих людей, котлы топить, дров не жалеть, думаю к утру будет всё кончено!

— Я всё понял мой император, — кивнул Колояр.

Все виновные в смерти его сына Криспа были наказаны, оставался только один главный виновник, это он сам! Период активных действий был завершён, и Константин физически ощутил, что находится на краю бездны. Внезапно им завладела полная апатия. Ему ничего больше не хотелось, в душе образовалась пустота, чёрная непроглядная пустота, которая собиралась его поглотить. Император сидел за столом, опустив голову на руки. Зачем мне всё это, такой ценой? Зачем такой, ценой? Он мучил себя этими вопросами, но ответа не находил. В дверь его кабинета постучали. Константин почти мгновенно взял себя в руки. Слуга сообщил, что к нему прибыл Евсевий Кесарийский. Константин встал и пошёл навстречу епископу. Ему был приятен этот благообразный невысокого роста старец с очень умными и добрыми глазами.

— Вчера у епископа Сильвестра я услышал о том, что якобы во дворце императора что-то происходит, но он сам не решился к вам прийти, может быть я чем-то вам помогу?

Эти слова епископа тронули Константина, тронули настолько, что разрушили выстроенную им же самим толстую непроходимую стену между его душой и внешним миром.

— Вы очень вовремя святой отец, — произнёс император.

Усадив его в удобное кресло и налив в кубок вина, Константин рассказал старцу всё, что с ним произошло в эти дни. Внимательно выслушав его рассказ, Евсевий после некоторого раздумья произнёс:

— Грех твой страшен, сын мой, но мы все грешим перед Господом нашим, молись сын мой, молись, придёт время, ты примешь христианство, и Бог отпустит тебе и этот грех! — с этими словами Евсевий перекрестил Константина и перекрестился сам.

— Спасибо вам святой отец, — произнёс Константин и, склонив голову, поцеловал руку епископу.

— Молись, только начало у этой истории не здесь в Риме и не сейчас! Молись, сын мой, молись! Пойду я с Богом, тебе одному надо побыть, молись!

Евсевий ушёл. Теперь Константин знал у кого он должен просить прощения. Он подошёл к иконе в своём кабинете, встал на колени и до самой ночи шептал молитвы, прося прощения у своей первой жены, матери Криспа, Минервины.

Ночью Константин увидел сон. Минервина, молодая, очень красивая Она стояла в белой короткой тунике среди больших и красивых цветов и улыбалась ему. Константин взмолился: «Прости меня! Я очень устал! Я люблю тебя! Я хочу к тебе! Где ты?». Лицо Минервины вдруг стало суровым. «Ты прогнал меня, чтобы жениться на другой женщине!». Во сне у Константина потекли слёзы из глаз: «Прости меня, прости!». «Я ушла, чтобы не мешать твоему счастью, Я приняла христианство и жила в общине недалеко от дворца, чтобы, хотя бы иногда, тайком видеть Криспа. Фауста выследила меня и подослала убийц, она сначала забрала у меня тебя, затем мою жизнь! Ах да, она забрала себе браслет с изумрудами, твой первый подарок мне!». «Прости, прости меня!» — рыдал во сне Константин. «Но меня ей оказалось мало и она забрала жизнь нашего сына Криспа!». «Я хочу к тебе!» — шептал во сне Константин. Минервина улыбнувшись, раздвинула пространство, и Константин увидел сидящего на краю облака Криспа, который смотрел куда-то вниз. «Он простил тебя и сейчас смотрит с небес на тебя. Ты должен пройти свой путь и доказать, что наши жертвы были не напрасными. Мы любим тебя Константин!». Константин очнулся от стука в дверь. Ещё несколько мгновений он приходил в себя, затем встал и разрешил войти. Это был Колояр.

— Она мертва! — негромко произнёс Колояр, глядя на Константина, он ещё ни разу не видел глаза императора покрасневшими от слёз.

— Похороните её в безымянной могиле, её имя будет предано забвению, — произнёс Константин.

— Хорошо, — кивнул Колояр.

— Да и ещё обыщите её покои, меня интересует браслет с изумрудами!

— Я всё сделаю мой император, — сказал Колояр и вышел.

Константин вышел на балкон. Рассвет только ещё алел, запели первые птахи. Император смотрел, как светлели дворцы, деревья, светлело и у него на душе.

Константин председательствовал на заседании Сената в курии Юлия. Он только что представил префекта Рима Гай Цейоний Руфина Волузиана, который был оболган и отправлен Сенатом в ссылку, но стараниями Константина оправдан и возвращён к исполнению обязанностей. Теперь император слушал выступления сенаторов. Вот они элита римского общества, патриции, которые суммарно владеют большей частью империи, развращённые своим богатством и пороками. Римский сенат был когда-то создан из совета старейшин патрицианских родов. Именно здесь концентрировались политические силы и государственный опыт Рима. В своё время Сенат предварительно рассматривал законопроекты, предлагавшиеся для голосования в комициях, ему принадлежало высшее руководство военными делами, внешней политикой, финансами и государственным имуществом, надзор за религиозными культами, право объявлять чрезвычайное положение. Сенат утверждал законы и результаты выборов, контролировал деятельность магистратов. Таким образом, Сенат фактически осуществлял руководство государством. Но чем богаче становился Рим, чем просторнее становились его владения, тем больше среди сенаторов становилось олигархов. Сенаторы олигархи стали гораздо больше заботиться о своём богатстве, чем о государстве…

Размышления Константина прервал префект Рима, который попросил слова. Константин согласно кивнул Волузиану. Став в центре зала префект громко произнёс:

— Patres conscripti, только что я получил сообщение, — префект поднял вверх свиток, затем стал его читать, — вчера поздно вечером на своей вилле был обнаружен труп сенатора Нумерия Тулиуса!

В зале раздались крики: «От чего он умер?», «Его убили!», «Кто его убил?». Немного подождав, префект продолжил: «Нумерия убил его же любовник, который оставил предсмертную записку и там же покончил с собой!». Префект поднял вверх развёрнутый лист бумаги. После этих слов в зале воцарилась тишина. Выждав минутную паузу, император взял слово и обратился к сенаторам:

— Patres conscripti (отцы, внесённые в список сената) я, император Римской империи официально вам заявляю, в настоящее время и в обозримом будущем единственно возможным способом управления империей является монархия, власть в которой будет передаваться только по принципу престолонаследования! Демократия, власть большинства, о которой тут многие говорили в условиях существования олигархии это пустые слова. Обладая огромными состояниями, олигархи способны для достижения своих корыстных целей купить это большинство, запугать, обмануть, оболгать, путём создания различных партий, под громкими демократическими лозунгами манипулируя сознанием простых людей! Что же касается религии, то уверяю вас, уже ваши потомки примут христианство, но навсегда останутся язычниками, потому что будут продолжать, втайне молится ещё одному богу — золотому тельцу! И последнее, я не удивлюсь, что когда-нибудь вы попытаетесь принять закон, согласно которому свадьбы между сенаторами станут обычным делом!

Никто из сенаторов не смог, что-либо возразить императору, так в полной тишине Константин величественно покинул здание Сената, с тем, чтобы никогда уже в него не возвращаться, как впрочем, и в сам Рим. Во дворце Колояр отдал Константину браслет с изумрудами, который был найден в покоях Фаусты. Император спрятал браслет, на его лице мелькнуло подобие улыбки.

На следующий день Константин вместе с членами Консистория покинул Рим. Мало кто испытывал бы к древнему городу тёплые чувства после таких событий. Город отомстил поборнику перемен. Его планы на будущее оказались уничтоженными. Теперь он лишился преемника. Всё, всё вновь оказалось в руках судьбы. Константин направился в Медиолан. Прибыв в свою нынешнюю столицу, он первым делом навестил свою мать Елену. Константин рассказал ей обо всём, что с ним произошло в последнее время, и ещё он рассказал ей свой сон. Императрица подошла, обняла сына и со слезами на глазах произнесла:

— Бедный мой мальчик, тебе столько пришлось пережить, ты стал совсем седой, — всхлипывала мать на груди у сына, — что же теперь будет?

— Мама, мы отправимся на восток, империи нужна новая столица!

— Я спрашиваю, что будет с тобой сын мой?

— Я буду жить так, как сказала Минервина, они смотрят на меня мама, — тихо произнёс Константин.

— С Богом Константин, с Богом, — произнесла Елена и перекрестила сына.

На следующий день император созвал Консисторий, где объявил о своём решении основать новую столицу — Новый Рим и попросил всех высказать свои предложения. Константин размышлял над предложениями своих единомышленников. Александрия находилась слишком далеко на юге. Антиохия располагалась не в самом удобном месте. Никомедия не нравилась Константину. Кто-то предложил ему место возле Трои, и в этой идее присутствовало рациональное зерно. Старая легенда гласила, что римляне вернутся в город, из которого они когда-то бежали. Однако у Константина имелись серьёзные возражения, чтобы укрепить Трою, потребовалось бы очень много усилий и материальных затрат, к тому же гавань там была не очень удобной. И тогда Константин вспомнил о городе-крепости Византий. Император улыбнулся и объявил своё решение.

Вечером того же дня к Константину пришёл Колояр и попросил отставку, сославшись на выслуженный срок более двадцати лет. Император внимательно посмотрел на него и спросил:

— Ты уходишь из-за Криспа?

— Я ухожу, чтобы начать новую жизнь, у меня скоро родится сын, — улыбнулся начальник военной и гражданской службы (magister officiorum).

— В какой провинции ты хочешь получить положенную тебе землю?

— Мы решили поселиться в Свевии.

— Ты тоже, как Марк Флавий, отказываешься от власти, богатства, положения ради любви? — спросил Константин.

— Я уже сделал свой выбор мой император, — ответил Колояр, глядя Константину в глаза.

— Хорошо, кого ты предлагаешь вместо себя?

— Кажется, Луций Секст зарекомендовал себя с самой лучшей стороны! — произнёс Колояр, отведя свой взгляд.

— Хорошо, я согласен, — кивнул Константин после некоторого раздумья, — я прикажу подготовить приказ о выплате тебе достойного вознаграждения.

— Благодарю вас, мой император! — Колояр с лёгким поклоном удалился.

Константин вышел на балкон. Внизу по дорожке шли Колояр и Марциала. Он очень бережно поддерживал свою жену под руку. Император понимал, что сейчас его покидает человек, который никогда бы не выполнил приказ о казни Криспа.

Через несколько дней Константин вместе с эскортом отправился на восток в Византий. По замыслу императора этот город должен был стать новым административным и политическим центром империи. Такой центр обычно возникал там, где находилась постоянная резиденция императора, а в Римской империи той поры его точное местоположение не имело принципиального значения. Главным фактором стало удобство расположения в Византии базы маневренных войск. Несмотря на все ужасы, которые ему пришлось пережить этим летом в Риме, Константин был наполнен жизненными силами, новыми надеждами и планами. Чтобы сократить время в пути Константин принял решение двигаться по сельским дорогам, избегая больших городов. В один из дней он увидел под деревом у дороги старца с мальчиком-поводырём. Они сидели на земле возле костра, что-то перекусывали и не обращали никакого внимания на проезжающих мимо военных. Константину вспомнились стихи Марка Флавия «Я встретил странника в пути…». Император спрыгнул с лошади и направился к странникам, дав команду эскорту проехать немного дальше, чтобы их не пугать.

— Куда путь держите люди добрые? — спросил Константин, усаживаясь рядом на землю.

— Мы идём в Иерусалим, — ответил старец, посмотрев на императора невидящим взглядом, и протянул ему кусок хлеба.

— А зачем вам туда, это же очень далеко? — спросил Константин, беря хлеб.

— Хочу перед смертью к Кресту Господнему приложиться, его император Константин для всех христиан обрёл!

— Не я, а моя матушка, — негромко произнёс император.

Старец опять обратил свой невидящий взгляд на него, затем немного помолчав, сказал:

— Любит тебя Бог, испытывает, но любит!

— Да уж, испытывает, так испытывает, — задумчиво произнёс Константин, откусывая краюху.

— Ничего, Бог всё видит, у тебя свой путь, — произнёс, улыбаясь, старец.

— Знать бы только куда он ведёт?

— Не волнуйся, теперь тебя Бог по жизни ведёт, — улыбнулся старец.

— Старик, а что самое главное в жизни человека?

— Любовь, любовь самое главное, без любви человеку не прожить и не выжить, — уверенно ответил старик.

— Только любовь, и больше ничего?

Старец задумался, стал ворошить палкой в костре и тихо, глядя на огонь произнёс:

— Я слеп от рождения, а вот огонь иногда вижу, — помолчав немного, добавил, — простых людей ведь мало интересуют все эти ваши дворцовые дела, они живут на земле и хотят чтобы не было войн. Они хотят любить, рожать детей, строить дома, возделывать поля и просто жить, и если вы не можете в этом им помочь, то хотя бы не мешайте. Немного подумав, старик добавил: — Я сейчас не о тебе говорю, а о твоих чиновниках в провинциях.

Константин откинулся и, положив руки за голову, смотрел в небо. Где-то там его ждали Минервина и Крисп. Да, действительно люди хотят просто жить! Послышались шаги, это подошёл начальник его охраны с рюкзаком в руках, император довольно часто, вот так, останавливался и беседовал с людьми. Константин встал и с улыбкой произнёс:

— Спасибо тебе старик, позволь мне отблагодарить тебя, ну, хотя бы за хлеб, здесь еда и немного денег, — Константин взял рюкзак и положил его возле старца.

— С Богом Константин, с Богом!

— Стать императором дело судьбы, но кого сила рока поставила властителем, тот должен стараться быть достойным власти! — произнёс Константин, кивнул и пошёл с охранником к лошадям.

Он продолжил свой путь на восток. У развилке дорог в Нижней Паннонии Константин остановился, одна из дорог вела в Мурсу, а через неё в Свевию. «Марк Флавий, это моя душа, а душа никогда, никогда не простит мне Криспа! В жизни Марк Флавий оказался гораздо чище и счастливее меня!» — подумав об этом, Константин посмотрел в небо и продолжил свой путь в Византий.

Закладка стены, которая должна была очертить границу новой столицы, состоялась 4 ноября 326 года. Константин решительно отворачивался от Рима. С собой он нёс наследие цивилизации в том виде, в каком оно было видоизменено и усовершенствовано Римом, но не дух самого Рима. Византий стоял на длинной косе, с трёх сторон окружённой водой. Построив новый земляной вал, император значительно расширил границы города. Всю свою энергию император теперь направил на строительство Нового Рима, однако такое название не прижилось и вскоре город стали называть именем императора. Он и его архитекторы создали грандиозный план, сообщивший городу неповторимый характер. Храм Святой Софии, императорский дворец, ипподром, Золотые ворота… в этих названиях звучал ритм новой эпохи. Константинополь стал первым чисто христианским городом. В его границах не было построено ни одного языческого храма, хотя по прежнему государство не препятствовало отправлению любых религиозных обрядов частным образом. Прежние храмы Византия превратились в общедоступные памятники культуры. Константин категорически не разделял христианские представления, будто языческие боги — это черти.

По его приказу по всей империи в Константинополь собирали статуи и памятники, принадлежавшие прежней религии, и прежде всего такие, которые представляли художественную или историческую ценность, которые напоминали о великом прошлом Рима и Эллады, ни один город не должен был превзойти столицу. Архитекторы Константина без колебаний превратили статую Аполлона в памятник самому Константину, сняв голову Аполлона и поместив на её место изображение Константина с семилучёвым нимбом вокруг головы.

Константин всемерно способствовал приросту населения за счёт мигрантов из Азии и Европы. Для привлечения притока мигрантов он распорядился обеспечивать вновь прибывших бесплатным вином, хлебом, маслом и топливом. Переселенцы пользовались рядом льгот. В Константинополь были приглашены искусные архитекторы, каменщики, резчики, скульпторы, живописцы, плотники, все, кто своим искусством мог способствовать приумножению его великолепия. Все ремесленники этой категории были освобождены от выполнения всех государственных повинностей. В Константинополе процветали искусство и науки. Это был город учёных и мыслителей. Библиотеки того времени поражали богатством своих фондов, насчитывавших сотни древних рукописей.

Константин хотел, чтобы его друзья и сторонники тоже переехали в новую столицу. Император предоставлял им участки земли для строительства домов, а для некоторых из своих друзей по его приказу возводили точные копии их римских домов. Однако из Рима уехали отнюдь не все его друзья. В этом смысле Медиолан пострадал больше всех, поскольку оттуда уехали практически все его чиновники и придворные. Ходили слухи, что во время постройки города было истрачено более шестидесяти тонн золота.

Через небольшой промежуток времени многие переселенцы обнаружили, что жизнь в Константинополе имеет свои преимущества даже относительно Рима и Медиолана. Новая столица вскоре начала процветать. Здесь было множество возможностей для коммерции, которыми не замедлили воспользоваться новые обитатели. Рим величественно умирал, Константинополь же рос и превращался в торговый и административный центр Римской империи! Через четыре года после закладки, город был освящён, в тот же год умерла мать императора августа Елена, которая в последнее время сильно болела.

Константин продолжал совершенствовать правовую систему Римской империи. Кардинальный вклад в развитие европейской морали внесли законы Константина, ограничивающие насилие человека над человеком и продиктованные исключительно христианскими мотивами. Это запрет гладиаторских боев, которые сначала были сохранены им как наказание для гомосексуалистов, а потом полностью отменены. Так же был утверждён запрет на уродование лиц осуждённых, поскольку, по словам Константина, «они носят подобие Божие». Было запрещено убийство господином своего раба, что нередко случалось в повседневной жизни. Был введён запрет на продажу рабов в отдельности от членов их семей. Законы Константина заложили основы новой правовой морали, которой христианский Рим отличался от языческого. Константину удалось остановить волну коррупции. Судебные решения чиновникам-мздоимцам о конфискации их имущества во всей империи неизменно вручались с одинаковой фразой: «Сенатор, вам почта!». Объяснить происхождение этой непонятной фразы императору никто не смог.

Константин опять разбил готов на Дунае и расселил племена сарматов на пустующих землях Паннонии. Однажды Клавдий Валерий принёс ему письмо от своего сына Аврелия, который продолжал служить послом при дворе королевы Скоры, тот писал, что в древних захоронения свевов он обнаружил рисунки схожие с рисунками на захоронениях этрусков возле Тосканы. Видимо, у свевов и этрусков были общие предки, и они пришли с востока. Значит, всё самое мерзкое и отвратное в истории человечества всегда будет оседать на западе, всё самое светлое и жизнеутверждающее всегда будет приходить с востока, даже если это племена готов или сарматов.

Константин никогда не упоминал при детях Фаусты о преступлении их матери. Её имя было предано забвению. Он воспитывал своих сыновей так, как и планировал ранее. Но ни один из них не отличался блестящими способностями. Они все неплохо знали своё дело, но никто из них не умел повести за собой людей. После празднования тридцатилетия своего правления Константин принял индийское посольство, гости привезли ему чудесные дары — драгоценные камни и жемчуг, а также неизвестных доселе на Западе животных. Вполне вероятно, что это посольство означало возобновление торговых отношений между двумя государствами. В течение многих лет эти отношения были практически сведены к нулю. Индийцы отметили, что дворец и двор императора Константина по роскоши не уступят любому восточному владыке. Константин закончил строительство церкви Апостолов, где предстояло лежать ему самому. Весной начались разговоры о войне с Персией, однако незадолго до Пасхи к Константину прибыло персидское посольство, что существенно ослабило напряжённость, но ещё не сняло сам вопрос о войне.

Марк Флавий и Скора сидели, обнявшись на берегу реки и смотрели на воду. Это было то самое место, где она выловила его бесчувственное тело из воды. Последние годы они довольно часто наведываются сюда, остаются на несколько дней, ночуют в той самой пещере, где Марк пришёл в себя и впервые увидел свою будущую жену. Обстоятельства этого знакомства были их тайной. Ведь Скора, чтобы привести его в чувство, занялась с ним любовью и он, таким образом, пришёл в сознание, а она со страху объявила ему, что они уже муж и жена…

Они приезжали сюда, чтобы вспомнить свою молодость. Охрана оставалась неподалёку в соседнем посёлке, чтобы не мешать своей королеве и её мужу. Марк щурился от бликов на воде, Скора, положив голову ему на плечо, чему-то улыбалась.

— Скора, — тихо произнёс Марк.

— Да, милый, — прошептала жена.

— А ведь с тех пор уже почти тридцать лет прошло!

— Да, а я и не заметила, — улыбнулась Скора, — ты всё такой же неутомимый!

— А ты всё такая же красивая!

— Марк, я тебя люблю!

— И я тебя люблю, — немного помолчав, Марк улыбнулся и добавил, — и всё в нашей жизни начинается с любви.

— Ты про что милый?

— Мы рождаемся от любви родителей, затем ищем свою любовь, находим её и живём ради своей любви…

— Ты сейчас о чём говоришь?

— О нас с тобой, милая!

— А я думала про императора Константина, — тихо произнесла Скора.

— У каждого свой крест, — грустно произнёс Марк.

— Бедный Крисп, — вздохнула Скора.

— Ты знаешь, почему я тогда отказался от предложения Константина, — задумчиво начал говорить Марк.

— Потому что ты любишь меня, — уверенно произнесла Скора.

— Не только тебя, — улыбнулся Марк.

— Что-о-о? У меня есть соперница? — начала играть ревность Скора.

— Нет, милая, соперниц у тебя нет и быть не может, — улыбнулся Марк, целуя жену, — просто своей любовью надо делиться.

— Это как?

— Ну, если ты счастлив, не надо делать счастливым весь мир, надо сделать так, чтобы были счастливы те, кто с тобой рядом, а они сделают так, чтобы были счастливы те, кто с ними рядом и так далее, и тогда твоя любовь станет огромной, как целая страна!

— И у тебя Марк, это получилось, — немного подумав, ответила Скора, прижавшись к плечу мужа.

В этот момент Марк увидел плывущий по реке предмет похожий на корыто с тряпками, до него было метров тридцать. Течение быстро несло его к ним.

— Смотри, корыто кто-то упустил, — тихо произнёс Марк.

— Где?

— Да вот оно, — Марк показал пальцем.

Скора внимательно смотрела на приближающийся предмет, затем тихо произнесла:

— Марк, это не корыто.

— А что же тогда?

— Это детская калыска! — воскликнула, жена, и они оба вскочили на ноги.

— Как она здесь оказалась?

— Не знаю! — произнесла Скора.

Тем временем калыска уже проплывала мимо них, до неё было метров пятнадцать. Среди тряпья поднялась детская ручка, и послышался плач. Метров через сто в реке начинались бурные перекаты.

— Господи, там ребёнок! — крикнул Марк на бегу.

— Марк, что делать?

— Не знаю! — крикнул в ответ Марк, бегущей вслед за ним по берегу жене.

Пробежав вслед за калыской метров тридцать, Марк решительно сбросил сапоги и бросился в холодную весеннюю воду. Скора бежала следом. Большими саженками Марк быстро достиг калыски и повернул вместе с ней обратно к берегу, теперь он плыл гораздо медленнее, и его стало сносить течением на камни. Марк выгребал изо всех сил. Скора то заходила по колено в воду, то бежала дальше по берегу. Бурлящие пороги приближались, понимая всю опасность Скора металась на берегу. Наконец Марк подплыл достаточно близко и Скора зайдя в воду почти по пояс смогла достать рукой калыску, которую сразу потащила к берегу. Марк, окончательно обессилив, сделал несколько судорожных движений и скрылся в воде. Сильным набегающим потоком его сильно ударило головой о камень. Скора вытащила калыску на берег, ребёнок не мог уже кричать, а только беспомощно открывал ротик, губки его были синие. Скора глянула на реку, течением тело Марка уже прибило к берегу метрах в двадцати от неё. Она взяла ребёнка, закутала его в тряпки и прижав к себе, бросилась к мужу. Не выпуская ребёнка из рук Скора подбежала к мужу и по колено в воде, схватив его за шиворот, вытащила на берег. Окончательно выбившись из сил и от беспомощности Скора села на камень возле мужа и громко закричала: «Ма-а-а-рк!».

Внезапно император Константин почувствовал себя плохо. У него появились головные боли, озноб и всё тело стало ломить. Придворные медики не смогли распознать болезнь, поэтому императору было предписано лечиться горячими ваннами. Сначала император лечился ваннами в Константинополе, затем уехал в Еленополь, бывший Дрепан, родной город его матери, стоявший на берегу Измитского залива Мраморного моря. Там, в городе, названном в честь его матери, он усердно молился в церкви Святых Мучеников. Однажды Константин вновь увидел во сне свою жену Минервину и сына Криспа. Улыбаясь, они напомнили ему, что ждут его, но попасть он к ним сможет, только если пройдёт обряд крещения. Утром Константин объявил о своём решении принять крещения.

Вот уже три недели Марк Флавий не приходил в себя. Там возле реки на крик Скоры прискакал Таруська с охранниками, который неподалёку патрулировал территорию, где отдыхала его королева. Они перевезли Марка, Скору и спасённого мальчика в Анимамис. Марк, сильно ударившись виском об камень был без сознания. Всё попытки Скоры вернуть его к жизни не приносили успеха, даже те, которые она предпринимала тридцать лет назад. Скора была в отчаянии. Она сидела рядом с постелью мужа, тихо плакала и приговаривала: «Река дала, река и забрала!». Иногда она подходила к кроватке, в которой лежал спасённый малыш и, взяв его на руки, возвращалась к мужу. Мальчику было месяцев шесть, все попытки Таруськи найти его родителей закончились без результата. Никто не знал, чей это был ребёнок и как он оказался в реке. Скора подносила ребёнка к лицу Марка и тихо говорила: «Марк, милый, смотри какой хороший малыш, он будет нашим сыночком, очнись, только очнись любимый!», но Марк молчал. Проведать Марка приезжало очень много людей. У Скоры было такое ощущение, что в её доме побывало уже половина всех свевов. Все дети были рядом с ней, за исключением Лучезара, который был со своим легионом в очередном походе где-то за Рейном. Колояр с Марциалой и детьми приехали поддержать Скору и жили по соседству. Шуня с Марией тоже приезжали. Мария молилась за Марка каждый день.

Константин исповедался в той самой церкви Святых Мучеников в Еленополе, после того как его сочли достойным принятия в лоно церкви, он поехал в Никомедию и попросил крестить его, обещая до самой смерти соблюдать строгие церковные правила. Константин стал первым римским императором, ставшим членом христианской церкви. Вернувшись домой в белой крестильной одежде, он лёг на кровать и больше уже ни разу не надел свою императорскую мантию. Должностные лица по очереди заходили в его комнату, чтобы попрощаться с императором. Он говорил им, что только что начал по-настоящему жить и впервые почувствовал счастье и поэтому его не страшит уход из жизни — напротив, он с нетерпением ждёт конца. Он составил завещание и передал на хранение своему священнику Евсевию Кесарийскому.

Рано утром на Троицу Шуня подъезжал к Анимамису. Воле самых ворот на высокой ели он увидел знакомого ворона. Он крикнул ему:

— Привет Крон, давненько я тебя не видел!

— А чего мне, к тебе отступнику прилетать? — недовольно ответил ворон, на всякий случай, спрятавшись за ветку.

— А сейчас зачем прилетел?

— Сам знаешь, — недовольно проворчал ворон.

— Марк?

— Да, и не вздумай мне мешать, всё уже решено!

— Когда?

— Ты ещё успеешь!

Шуня бросился в дом к Марку. Там ему рассказали, что когда Марк пришёл в себя, возле него была его дочь Злата, которая, увидев, что отец открыл глаза, быстро позвала всех родных. Первая прибежала Скора и, прильнув к мужу, радостно зашептала, заливаясь слезами: «Я знала, что ты очнёшься, я знала, Марк любимый, Марк муж мой!».

Теперь вокруг постели Марка собрались его дети, друзья. Марк улыбнулся, обвёл всех взглядом и что-то начал шептать. Скора приблизившись к его губам, смогла расслышать: «Я вас всех люблю…». Она громко запричитала: «Марк, Марк и мы тебя все любим, не уходи, Марк, не уходи!». Марк положил свою руку на руку жены и закрыл глаза. Ему вдруг стало очень легко, он куда-то летел, он был вороном. Он летел над Свевией. Внизу был дворец, мощные крепостные стены Анимамиса, река. Он летел дальше, под крыльями проплывали аккуратные посёлки, дороги, поля, на полях работали люди, весна, начались посевные работы. Было очень красиво и легко. Марк повернул к лесу. На одной из полян он увидел людей, это были не свевы. Внезапно он увидел нацеленный в него лук и летящую стрелу. Последовала резкая боль в сердце и тьма поглотила его…

В полдень 22 мая 337 года Евсевий Кесарийский констатировал смерть императора Константина, при этом на его лице застыло выражение, как будто император увидел очень близкого ему человека, которого давно не видел и с которым теперь встретился!