Скора сидела за столом и думала о Марке. Она улыбнулась, словив себя на мысли, что теперь уже успокоилась. Марк занял всё пространство в её душе. Он тоже любил её, она об этом знала, и была счастлива. Рядом с ним она ничего не боялась, даже предстоящие роды не казались ей такими страшными. Малыш снова толкнулся. Скора положила руку на живот и произнесла:

— Ну, что ты так волнуешься, скоро приедет твой папка, он теперь город будет строить, неугомонный.

В ответ малыш толкнулся ещё раз.

— Я тоже жду его, к вечеру обещал приехать.

Малыш опять толкнулся.

— Скоро уже скоро, потерпи немножко.

Малыш затих и Скора улыбнулась:

— Вот и молодец.

Женщина встала, накинула на плечи шубу и вышла из дома. Солнце уже клонилось к закату. Оставшийся снег уже потемнел, в полях всё больше становилось проталин, близилась весна. Приятно пахло дымом, возле дома напротив бегали соседские дети и звонко смеялись. Скора осторожно спустилась с крыльца и потихоньку пошла по дороге. С некоторых пор она делала так всегда. Какое-то необъяснимое предчувствие толкало её встречать Марка и он почти всегда приезжал. Скора шла по дороге и думала о том, как ещё девчонкой хотела знать, что такое любовь. Всё оказалось очень просто. Когда любишь, ты отдаёшь любимому человеку всю свою душу, он заполняет её. Я, почти исчезает, зато появляется — мы, и тебе от этого становится очень хорошо. Скора знала, что Марк чувствует тоже самое. Она шла ему навстречу и наверное очень глупенько улыбалась, потому что встреченные ею бабы поздоровались, улыбнулись и спросили:

— Марка встречать идёшь?

— Да, — кивнула Скора, и пошла дальше.

Дойдя до околицы, она остановилась и стала ждать. Какое всё-таки удивительное чувство любовь. Ты вроде бы отдаёшь всю себя, всю свою душу другому человеку, но становишься от этого ещё сильнее. Ты словно летаешь на крыльях, тебе снова и снова хочется что-то делать для него, ты живёшь уже не для себя. Скора услышала стук копыт, она уже знала, что это был Марк.

Марк ехал домой. Дела шли хорошо. Константин, как и обещал, через месяц прислал строителей. Вместе с ними по просьбе Марка приехал художник. Марк хотел построить особенный город, и ему было важно, как он будет смотреться с различных направлений. Именно поэтому он пригласил художника. Пока строители осматривали римский лагерь, на месте которого было решено построить город, он с художником ездил по окрестностям. Марк рассказал художнику, каким он видит свой будущий город, а художник делал рисунки его вида с различных точек. Сегодня у них всё получилось. Художник, наконец, нарисовал город таким, каким видел его Марк, и эти рисунки он отдал архитекторам. Теперь они должны были сделать чертежи и произвести свои расчёты. До дома оставалось совсем немного, когда Марк увидел небольшую полянку, на которой росли подснежники. Их было много, нежно лилово-белые они так красиво росли на этой проталине, Марк, улыбнувшись, соскочил с лошади и нарвал букетик этих нежных весенних цветков.

Скора остановилась и стала ждать. Вот, наконец, показался всадник, конечно, это был Марк. Не доезжая до Скоры, он спрыгнул с лошади и подошёл к ней с букетиком подснежников. Это было так неожиданно, у Скоры забилось от счастья сердечко, значит он меня любит. Она прильнула к своему любимому, он нежно поцеловал её, Скора положила свою голову ему на плечо и они стояли просто обнявшись. Марк поглаживал Скору по спине и щекой касался её волос, а она опять слушала, как бьётся его сердце. Она знала, что это сердце бьётся только для неё.

— Я люблю тебя, — шептал ей Марк.

— И я тебя люблю, — шептала в ответ Скора, — очень, очень.

Наконец они оторвались друг от друга, и обнявшись, молча пошли домой. Им было хорошо и без слов. Солнце стало опускаться за гору, в небе загорались яркие звёзды, наступал вечер.

Марк ужинал и что-то рассказывал про свой город, Скора, почти ничего не слышала, она просто улыбалась и кивала ему головой. Марк заметил это:

— Ты меня не слушаешь? — спросил Скору.

— Нет.

— Почему?

— Я любуюсь тобой, — ответила Скора улыбаясь.

— Я что, такой красивый?

— Когда любишь это уже не важно, ты всё равно самый лучший, ведь любуюсь, от слова люблю!

— Хитрая ты Скора, я тебе об одном, а ты о другом, — улыбнулся Марк.

— Все женщины хитрят, — засмеялась Скора и подошла к любимому, — пошли спать, — и чмокнула его.

— Ладно, хитрюша, пошли, — Марк привлёк её к себе, — тебе всё равно не интересно.

— Марк, мне всё интересно, извини, но давай сначала посмотрим, что у меня получится, а потом уже посмотрим твой город.

— Ты мудрая женщина, — усмехнулся Марк, — я тебя люблю, — и они пошли в спальню.

Константин смотрел на своего тестя, слушал его рассказ, и думал о своём. Максимиан Геркулий происходил из сельской местности в Паннонии. Знатностью происхождения не отличался. Однако был хорошим и умелым воином, поэтому достаточно быстро поднялся по служебной лестнице. Император Диоклетиан поручил Геркулию, который был его старым другом, войну в Галлии против разбойников-багаудов. К этому времени багауды сделались настоящим бедствием для римлян, они опустошили много полей и даже пытались штурмовать города. Наделённый неограниченными полномочиями, Геркулий начал против разбойников умелую и упорную войну, частью рассеял врагов, частью захватил в плен и в скором времени всех усмирил. После этого Диоклетиан сделал Геркулия своим соправителем, дав ему титул августа, с уговором через двадцать лет передать власть более молодым правителям, которых они оба выберут за время своего правления. Во власть ему были отданы Африка и Италия. По прошествию двух десятков лет Диоклетиан еле уговорил Геркулия уйти в частную жизнь, а государственные дела передать своему цезарю Констанцию Хлору. Геркулий последовал его совету с большой неохотой, и в один день с Диоклетианом сложил с себя в Медиолане знаки императорского достоинства. Он поселился в Лукании (юг Италии), но, как показали дальнейшие события, только ждал повода для того, чтобы вновь вернуть себе власть. Когда преторианцы в Риме, учинив бунт, избрали императором Максенция, сына Геркулия, отставной император поспешил в Рим. Он убеждал в своих письмах и Диоклетиана принять обратно оставленную власть, но тот только посмеялся над этим, сославшись на то, что если бы Геркулий видел, какую он выращивает у себя на огороде отличную капусту, то не приставал бы к нему с такими мелочами. Вместе отец и сын повели войну против Флавия Севера, соправителя Галерия и победили его.

Между тем Геркулий рассказывал своей дочери, каким неблагодарным оказался её брат. Они все вместе сидели за столом во дворце Константина в Тревире, куда Геркулий нагрянул накануне вечером.

— Твой братец оказался неблагодарной свиньёй, я помог ему победить Флавия Севера и удержаться у власти, а он меня просто выгнал из Рима.

— Да, это ужасно папа, — отвечала ему Фауста.

— Я не ожидал от Максенция такой подлости, — сокрушённо качал головой изгнанный император.

Константин смотрел на своего тестя, и вспоминал характеристику, данную ему одним из легатов, служившим под его началом: Жестокий, склонный к свирепости и коварству, недружелюбный и совершенно нерасположенный к добру. Собственно и лицо этого престарелого правителя выражало всю его человеческую сущность.

— Константин, — спросил Геркулий, — Максенций узурпировал власть в Риме, ты намерен что-либо предпринять?

— Я всего лишь цезарь и моя задача управлять Галлией и Британией, слегка улыбнувшись, ответил Константин.

— Я же дал тебе титул августа!

— Но его не утвердил Галерий.

— То есть, пусть этот мерзавец, который забрал у тебя Испанию, сидит в Риме, а ты будешь продолжать охранять его здесь в Галлии? — с возбуждением произнёс тесть, и воскликнул, — он же объявил себя августом!

— Геркулий, я ничего предпринимать не буду, для этого есть старший август Галерий, если он с этим смирился, то я зачем буду ввязываться?

— Хорошо, — после некоторого раздумья произнёс Геркулий, — я немедленно отправляюсь к Галерию.

— Папа, зачем так торопиться, ты только вчера приехал! — воскликнула Фауста.

— Не могу я дочка просто так сидеть, коль в империи такие дела творятся.

— Ты хочешь договориться с Галерием, и убить Максенция. своего сына?

— Он узурпатор, а значит враг народа!

— Но он твой сын!

— Империя превыше всего! — гордо произнёс Геркулий, — всё я немедленно отправляюсь.

Константину не понравилось вся эта наигранность тестя, но он ничего не сказал, только улыбнулся отставному императору вслед.

На следующий день после отъезда Геркулия Константин получил письмо из Рима, в котором говорилось, что престарелый император с сожалением видел, что не обладает всей полнотой власти императора. Преторианцы и простой народ гораздо больше любят Максенция, чем его. Геркулий позавидовал славе своего сына настолько, что вознамерился прогнать его, чтобы вернуть себе всю власть. Он собрал войско и народ возле Форума, как будто желая поговорить с ними о беспорядках государства. Он долго разглагольствовал по этому поводу, и вдруг повернувшись к сыну, выкрикнул: «Ты и есть главный виновник всего этого!» и сорвал с него багряницу. Максенций бросился с трибуны вниз, и был принят в объятия своих воинов. Те ответили на выходку Максимиана гневным ропотом. Таким образом, не удовлетворившись малым, Геркулий лишился всего. Максенций отстранил своего отца от власти, но из Рима не высылал.

Вчера Геркулий говорил о том, что будто бы сын изгнал его из Рима. Константин усмехнулся тому, как верна, оказалась его догадка. Немного подумав, он всё же дал почитать это письмо своей жене, позвав её в свой кабинет. Фауста прочитав письмо, сокрушённо произнесла:

— Видимо я очень плохо знаю своего отца.

— Думаю, что ты его совсем не знаешь, — ответил ей Константин.

— Интересно, что ему ответит Галерий?

— Галерий, скорее всего, ничего предпринимать не будет.

— Почему, — удивилась Фауста.

— Потому что существующее положение дел пока всех устраивает.

— А тебя?

— А я всего лишь цезарь, — улыбнулся Константин, — пока во всяком случае.

— Вот именно пока, — понимающе улыбнулась Фауста.

— С твоим отцом надо быть осторожным, — задумчиво произнёс Константин.

— Почему?

— Ты заметила, что вчера даже Крисп не пошёл на руки к деду, а дети очень хорошо чувствуют плохих людей.

— Может быть, потому что из-за бороды у него несколько свирепое лицо?

— Борода, лицо тут ни причём, дети лучше всех чувствуют сущность человека.

— Возможно, ты и прав, судя по тому, как он поступил со своим родным сыном, — задумчиво произнесла Фауста.

Скора лежала на кровати, её дыхание постепенно успокаивалась. Она только что родила сына. Митуса возилась с мальчиком, завязывая обрезанную пуповину. Скора вытерла пот с лица. Роды прошли успешно. Митуса обмывала её мальчика, Скора улыбалась, она была счастлива, как бывает счастлива мать, только что родившая своё дитя. Завернув кричащего малыша в пелёнку, Митуса подала ребёнка матери. Скора смотрела на это чудо, крошечные ручки, сморщенное личико, малыш сразу успокоился и стал смешно причмокивать ротиком. Мама угадала его желание и достала свою налившуюся грудь, малыш сразу же припал к ней. Митуса открыла дверь в соседнюю комнату:

— Ну, иди, папаша, посмотри на сына, — позвала она Марка.

Внезапно, откуда-то из открытой двери, на головку малыша упал лучик только что взошедшего солнца. Это было так неожиданно и красиво, что зашедший Марк в изумлении остановился у кровати. Скора тихо сказала:

— Первый луч, это знак, Марк давай назовём сына Лучезар, я знаю, ты хотел назвать его Аврелий, но ты сам всё видишь.

Малыш продолжал причмокивать, лучик пропал, но в комнате по-прежнему было светло от счастливой улыбки Марка.

— Хорошо, хорошо, родная, пусть будет Лучезар, — он наклонился к жене, и поцеловал её в губы, — спасибо тебе за сына, милая.

— И тебе спасибо, — улыбнулась ему Скора.

Марк сел рядом и смотрел на сына. Мальчик, насытившись, затих.

— Хочешь подержать, — спросила Скора.

— А можно?

— Нужно, — улыбнулась Скора, — это же ваши римские законы, взяв ребёнка на руки, ты тем самым признаёшь, что он твой.

— А чей же ещё, — проговорил Марк, беря сына к себе.

— Он на тебя похож, — улыбалась Скора.

— Что, я такой же сморщенный?

— Нет, он такой же красивый.

Марк смотрел на сына и не понимал, как женщины могут разглядеть, на кого похож только что родившийся ребёнок. Маленький мирно спал. Смотря на него, Марк ощущал в себе какие-то новые, нежные чувства, ранее ему не знакомые.

— Ладно, Марк, отдай мне малыша, — вступила в разговор Митуса, — иди, там Деян один скучает, медку выпейте, — улыбалась Митуса, — а Скоре надо привести себя в порядок и отдохнуть.

Марк отдал ребёнка Митусе, ещё раз поцеловал Скору и вышел. Деян улыбаясь, поздравил его. Они выпили по кружке мёда и закусили. Вышла Митуса и со словами: «Пусть поспят!» — села к ним за стол и тоже пригубила кружку с мёдом.

— Хороший у тебя сын получился Марк, — после небольшой паузы произнесла Митуса, — да и Скорка молодец!

— Это точно, — улыбаясь, ответил Марк.

— Слушай Марк, сегодня должен собраться совет вождей, может быть, отложим, — спросил Деян.

— Нет, ничего отменять не будем, а медку, пожалуй, после совета можно будет всем выпить, если Митуса нам чего-нибудь приготовит, — произнёс, по-прежнему счастливо улыбаясь, Марк.

Деян вопросительно глянул на Митусу.

— Да приготовлю, приготовлю, праздник ведь, — кивнула Митуса.

— Вот и славно, — подытожил Деян.

После обеда приехали все вожди, узнав о рождении сына, начали поздравлять Марка с этим радостным событием, но Марк настоял на том, чтобы вначале провести совет. Когда вожди уселись за стол, Марк сообщил им о достигнутых договорённостях с императором Константином. Из числа свевов набирается полноценный римский легион тяжёлой кавалерии. Всю амуницию и вооружение легионеры приобретают за свой счёт, а вот денежное содержание им будет платить римская казна. Легион будет использоваться только против франков или других племён проживающих за Рейном вблизи земель свевов. Легатом этого легиона решено назначить Колояра. Для обучения войск через месяц из Тревира прибудет полсотни центурионов. Местом дислокации нового легиона назначен римский лагерь, построенный на землях Колояра. Через четыре месяца Константин сам лично проинспектирует уровень подготовки легиона и примет у него присягу.

Вожди внимательно выслушали Марка, они были согласны на эти условия, но последовал вопрос от Колояра:

— Если легион уйдёт на войну с франками, кто будет защищать наши земли?

— Я уже подумал над этим, — улыбнулся Марк, нам придётся организовать резервный легион из числа мужчин, которые останутся. Поэтому, в обычное время, один раз в месяц, мы будем собирать всех оставшихся мужчин для совместной военной подготовки, своё искусство владения мечом они будут, как и прежде, отрабатывать самостоятельно. В случае ухода легиона Колояра, резервный легион буде собираться в его лагере под моим командованием, согласны?

Все вожди согласно закивали, на этом совещание было решено закончить. Сразу же появилась Митуса и стала накрывать на стол, мужчины весело загалдели, поздравляя Марка. За праздничным столом было произнесено много здравиц за новорождённого Лучезара и его родителей. Скора отдохнув, вынесла не надолго младенца на всеобщее обозрение. Вожди ещё выпили мёда и стали разъезжаться. Марк вышел их проводить. Задержав Колояра, он между делом спросил его:

— Как там Януш?

— Он очень тяжело переживает смерть отца, — ответил Колояр, держа за уздечку своего коня.

— Да, Дидил не смог перенести того, что его сын стал предателем.

— Тем не менее, мне кажется, что ты Марк не ошибся в нём, да, чуть не забыл, нет больше никакого Януша, — слегка улыбаясь, сказал Колояр.

— Не понял, — удивился Марк.

— Через три дня после того, как он узнал о смерти отца, он пришёл ко мне и заявил, что Януш умер вместе с Дидилом, теперь он стал совсем иным человеком и попросил с этого дня называть его только Шуня, и никак по-другому.

— Шуня, Шуня, так ведь это Януш наоборот! — воскликнул Марк.

— Вот видишь, он изменился в обратную и лучшую сторону, теперь он ничем другим, кроме, как службой не занимается. Я им очень доволен, думаю, что он нас ещё всех удивит при его-то усердии.

— Да, дела.

— Ладно, Марк, мне пора, как там твой город?

— Летом начнём строить!

Они пожали на прощание друг другу руки, Колояр вскочил на лошадь и ускакал, а Марк ещё долго стоял и размышлял о превратностях человеческих судеб.

Скора кормила грудью сына. Марк сидел рядом и любовался этой картиной. Малышу исполнилось два месяца, он сильно подрос, но продолжал с аппетитом питаться материнским молоком. Скора посмотрела на возлюбленного и тихо засмеялась. Марк удивлённо спросил её:

— Чего ты?

— Ты так алчно смотришь на мою грудь, — произнесла Скора.

— Ничего не алчно, просто смотрю на сына, — смутился Марк.

— А мне, кажется, что ты хочешь оказаться на его месте, — продолжала смеяться Скора.

— Что я маленький, — ещё больше смутился Марк, и отвернулся.

Скора загадочно улыбаясь, посмотрела на него:

— Ну, не дуйся, милый.

— А я не дуюсь, пойду за водой схожу, — произнёс Марк, вставая.

— Сходи, только быстро возвращайся, — томно и протяжно произнесла Скора.

Марк не оглядываясь, взял вёдра и вышел. Когда он вернулся, в доме было очень тихо. Марк осторожно поставил вёдра, и услышал из спальни голос Скоры:

— Марк иди ко мне.

— Зачем?

— Иди ко мне, мой маленький, — загадочно прозвучал её голос.

Марк встрепенулся и улыбнувшись, пошёл на зов. Войдя в спальню, он увидел возлюбленную во всей красе. Она обнажённая возлежала на кровати, вся повернувшись к нему и подперев рукой голову. Волосы были распущены, глаза переливались искорками, на налившейся груди призывно набухли соски, небольшой животик переходил в тёмный заветный треугольник. Скора немного пополнела после родов, но выглядела ещё аппетитней. Марк бросился целовать любимую:

— Давай я тебя раздену мой маленький, — опять засмеялась Скора.

— Ну, ты у меня сейчас получишь, — свирепея от страсти, произнёс Марк, срывая с себя одежду.

— Я на всё согласна, милый, — произнесла Скора, крепко прижимая его к себе.

— А можно уже? — замерев, спросил Марк.

— Можно, всё можно, не останавливайся, — прошептала Скора, целуя его в губы…

Они лежали счастливые, уставшие, рядом в кроватке спал их сын. Скора, ещё подрагивая от страсти, повернулась к Марку, который лежал на спине, и стала водить своим пальчиком по его лицу:

— Даже не пытайся меня испугать, — прошептала она, — я очень люблю тебя.

— И я тебя очень люблю, — произнёс Марк, и осторожно прикусил губами пальчик любимой.

— Ты ещё не насытился мной, — тихо засмеялась Скора, намекая на то, как Марк жарко припал к её груди, надавил на сосок, и ему на лицо брызнуло молоко.

— Ты опять, — Марк повернулся к ней.

Скора очень нежно смотрела на него и Марку опять захотелось целовать эту удивительную женщину. Скора, чувствуя, что её мужчина опять загорается, попыталась его сдержать вопросом:

— А когда ты на мне жениться собираешься?

— Хоть сейчас, — промычал Марк, наливаясь страстью.

— Тогда свадьба через месяц.

— Хорошо, я согласен.

— Ещё бы, дорвался? — успела ответить Скора и Марк завладел её устами…

Януш сидел возле реки и мрачно смотрел на воду, в которой отражались звёзды ночного неба. На душе у Януша было очень скверно. После смерти отца, в которой Януш винил только себя, он не находил себе места. Мать умерла во время родов, когда ему исполнилось восемь лет, отец больше не женился, и воспитывал его сам. Отец для него был всем, а самое главное он был примером для подражания. Отец учил его охотиться, распутывать следы зверей, драться на мечах… Януш горько улыбнулся, всё теперь в прошлом. Он не обижался на отца за то, что тот согласился на его смерть. Наверное, он сам поступил бы так же. Кто бы мог подумать, что сын вождя Дидила станет предателем. Тогда ночью, он уже приготовился к страшной смерти, но неожиданно Колояр отменил своё решение, и ему ещё раз пришлось перевернуть всю свою душу. Он воспрял, решив стать самым лучшим воином среди свевов, попросил называть его Шуня, говоря всему миру и себе в первую очередь, что он теперь совершенно другой человек, но всё было тщетно, воины по-прежнему его сторонились. Теперь после смерти отца он сам стал сторониться людей и окончательно остался один…

Януш лежал на берегу реки, смотрел на звёздное небо, на душе у него было пусто. От этой пустоты у него внутри даже что-то звенело. Внезапно этот звон внутри стал изменяться и постепенно перешёл в шёпот. Он услышал своё имя: «Шуня!», кто-то звал его. Шёпот усиливался, Януш сел и стал вслушиваться в себя. Шёпот становился всё громче, и вскоре Януш различил голос отца. Он звал его: «Шуня!», Януш вскочил: «Отец!», — громко крикнул он, — «Ты где?». Но в ответ он опять услышал: «Шуня, Шуня, Шуня!». Шёпот стал перемещаться вдоль реки, Януш пошёл за ним, «Отец, отец, отец!».

Он шёл до утра, продираясь сквозь кусты, падая, вставая. Он шёл весь день вдоль реки, его губы были искусаны до крови. Вечером речка стала петлять между скал, но голос отца продолжал его звать и Януш стал карабкаться через острые камни. Его одежда постепенно превратилась в клочья, в крови были руки и ноги, но он всё шёл, и шёл на зовущий его голос отца. Когда он взобрался на высокий утёс, голос внезапно остановился, и опять стал звучать внутри него. Януш стоял на утёсе, внизу в саженях двадцати бурлила река, внутри него продолжал звучать голос отца. Януш посмотрел на горы, на небо, закрыл глаза и со словами: «Я иду к тебе отец!» — шагнул в пустоту.

На свадьбу Скоры и Марка собралось много гостей. Приехали все вожди свевов, все старейшины родов и весь род Деяна. Поскольку Марк и Скора уже жили вместе, то все гости встречали их возле дома. По традиции невеста была в красном сарафане до пят, голова была повязана красным платочком, лицо прикрывала красная прозрачная ткань, а Марк был в длинной белой рубахе, перехваченной в поясе ремнём с мечом на боку, поверх рубахи на нём была белая накидка. Скора почему-то очень волновалась, Марк же был спокоен. Накануне, Скора детально рассказала ему, как будет проходить обряд и никаких причин для волнения он не видел. Когда они открыли дверь, то увидели, как много собралось людей поздравить их. На ступеньках крыльца стояло несколько мальчишек и девчонок. Они, взявшись за руки, преградили молодым путь, и потребовали выкуп. Марк дал каждому из них несколько мелких монет и их пропустили. Присутствующие женщины стали петь свадебные песни. Марк и Скора направились к небольшому озерцу рядом с домом. Впереди них под весёлые мелодии нескольких рожков танцевали плясуньи. Позади них «осыпало» нёс большую чашу с хмелем, зерном и мелкими монетами. Митуса на правах свахи осыпала молодых из этой чаши. Упавшие на землю монетки собирали дети. Гости желали невесте столько детей, сколько ворсинок в тулупе. Возле озерца их встречал отец Скоры, он на правах вождя племени заменил жреца Вукила, который сославшись на болезнь, на свадьбу не прибыл, гости остались на месте, а жених и невеста двигаясь за Деяном, обошли озерцо три раза.

Свевы считали, что вода обладает магической, силой, поэтому жених и невеста перед тем, как стать мужем и женой очищались от всех своих прошлых прегрешений. Пройдя три круга, вождь остановился возле небольшого жертвенного камня. Деян взял руку Скоры, поручил её Марку и приказал поцеловаться. Марк, в знак покровительства и защиты, прикрыл Скору своим плащом, и поцеловал её. После этого вождь подал им чашку с обычным, не хмельным мёдом. Скора и Марк трижды поочерёдно отпили из чашки. Остатки мёда Марк плеснул на жертвенник, а чашу под ноги со словами: «Пусть так под ногами будут потоптаны те, кто будет сеять между нами раздоры!». Считалась, кто первый наступит ногой на чашку, тот и будет главой семьи. Под возгласы гостей Скора изловчилась и сумела наступить первой. Марк улыбаясь сказал, что он не против этого. Гости весело засмеялись. Все направились домой.

По дороге молодые шли тесно прижавшись друг к другу, а гости постоянно дёргали их за рукава, как бы пытаясь разлучить их. После этого нехитрого испытания подойдя к накрытым столам, гости с весёлыми песнями и плясками начали пировать. Перед молодыми стояло блюдо с жареной курицей, но прикасаться к ней им было нельзя. Гости веселились, а молодые, просто взирали на их веселье. Наконец зазвучала песня:

Под это напутствие Марк и Скора, захватив закутанный в рушник обрядовый каравай и курицу, ушли в дом. У дверей с обнажённым мечом охраняя покой молодых, встал дружка Марка здоровяк Милан и стал под усмешки гостей напевать:

После этих пожеланий молодым гости со смехом удалились продолжать пировать. Когда дверь закрылась, Скора обняла Марка и со словами: «Муж мой!», жарко поцеловала и увлекла его в спальню. Сбросив с себя всю одежду, Скора стала снимать с Марка сапоги. Сняв первый сапог, она сразу нашла монетку, радостно засмеялась:

— Марк, Марк любимый мой, мы будем жить долго и счастливо, мне попалась монетка в первом сапоге, слышишь Марк!

— Конечно дорогая, а как же по-другому, долго и счастливо, — улыбнулся Марк, незаметно доставая монетку из второго сапога. Зная, как Скора верила во все свадебные ритуалы, он положил монетки в оба сапога, на всякий случай, что бы не огорчить любимую, теперь уже законную жену. Скора спрятав счастливую монетку, взошла на брачное ложе к мужу. Брачное ложе для них приготовила Митуса. На нём были постелены двадцать один сноп ячменя, поверх них перина и одеяло, а сверху брошена кунья шуба, которую молодые и стали нежно топтать, да друг дружку толкать, как об этом пел на крыльце дружка Милан.

Едва они отдышались, как раздался стук в дверь, и Милан громко через дверь спросил:

— Гости спрашивают, как здоровье у жениха?

Марк, улыбнувшись, прошептал Скоре: «Вообще никакого», но после её толчка в бок, громко крикнул:

— Добром здоровье! Весёльнко встав!

Из-за двери послышалось, как Милан объявил:

— Доброе свершилось!

После этих слов молодые имели право поесть. Марк и особенно невеста, проголодались и поэтому, одевшись, принялись за курицу и каравай. Отведав своего угощения, молодые оделись и пошли к гостям. Дружка жениха вложив меч в ножны, сопровождал их. Подойдя к гостям, Милан опять запел:

(все обрядовые песни взяты с сайта Википедии)

Молодые сели за стол и пир продолжился. На столах было много различной еды из мяса дичи, рыбы, овощей, различных куличей и много хмельного мёда. Было шумно и весело. Здоровья молодым желали вожди племён, старейшины родов. Скора была счастлива, как бывает счастлива любая женщина, выходящая замуж за любимого мужчину. Отец Скоры Деян поднял чарку и пожелал им много детей, но Скора заметила грустный взгляд отца, поэтому немного позже подошла к нему, рядом с ним сидела Митуса и тоже грустила. Скора обняла их, и спросила:

— Что вы такие грустные, всё хорошо, я же никуда не ухожу, мы все вместе?

— Да так дочка взгрустнулось чего-то, я рад за тебя, — ответил Деян с улыбкой.

— Давайте теперь вы с Митусой свадьбу играйте, ваша очередь, — засмеялась Скора и пошла к Марку. Отец только протяжно вздохнул вслед дочери.

— Не время сейчас Деян, не время, — произнесла Митуса, положив свою руку на руку своего возлюбленного.

— Ты права, пусть веселиться, потом скажем.

Свадьба продолжалась, захмелевшие парни и девицы пустились в пляски, а затем и в различные игрища. Только к утру, кто ещё мог ходить стали расходиться, остальных складывали в сенях.

Вукил смотрел на огонь, и вспоминал свою жизнь. Он с доброй улыбкой вспомнил своё детство, родителей, как давно всё это было. Он вспоминал свою первую в жизни любовь Зару, на его глазах заблестели слёзы. Получилась так, что в его жизни первая любовь стала и последней. Зару и всю её семью убили разбойники, их потом догнали и тоже всех убили. Зара была ещё жива, когда он прибежал к ней, она умирала у него на руках. Держа любимую, Вукил поклялся, что теперь никогда не полюбит другую женщину. Зара в ответ только улыбнулась, и прошептала: «Я люблю тебя!» и умерла с улыбкой на лице. Тогда Вукил взвыл от горя и целую неделю бродил по лесам, как раненный зверь, но никто в мире не мог ему помочь. Он понял это, и бросился в реку с высокого утёса. Его почти бездыханное тело нашла старая колдунья. Она выходила его, провела обряд, которым передала ему почти все свои силы. Он прожил у неё несколько недель, колдунья обучила его своим премудростям, и тихо умерла. Так он стал колдуном племени свевов.

Вукил подбросил дров в костёр. Пламя осветило лежащего неподалёку Януша. Вукил посмотрел на него и опять задумался. Неделю назад, как раз накануне свадьбы Скоры и Марка, куда он был приглашён провести обряд, ему во сне послышался чей-то голос. Он проснулся и вышел из своего домика, была ветреная погода. Голос стал слышен ещё более явственно и тогда Вукил узнал этот голос, его звал покойный Дидил. Голос стал смещаться к реке. Светила полная Луна и вокруг было светло почти, как днём. Вукил был колдуном, он не боялся покойников, но знал, что они просто так не зовут, поэтому пошёл за голосом. Пройдя шагов сто по берегу, он увидел в воде тело человека. Вукил согнулся над ним, человек был ещё жив, но без сознания. Он вытащил тело на берег, всё лицо утопленника было избито об камни, поэтому узнать, кто это был, не представлялось возможным, во всяком случае, пока. Вукил выломал две больших палки, сплёл их прутьями, положил на это нехитрое приспособление тело и взявшись за концы палок, поволок утопленника к себе, прочерчивая на песке две черты своими носилками. Дома он снял с человека обрывки одежды, смазал отваром все раны и завернул его в медвежью шубу. Вукил догадался, кто это был. Именно поэтому он отказался быть жрецом на свадьбе у Скоры, сославшись на недомогание. Всю неделю колдун смазывал раны утопленнику и поил его различными отварами, разжимая ножом зубы у безжизненного тела. Через неделю утопленник пришёл в себя и тогда Вукил спросил его:

— Кто ты человек?

— Никто, — еле слышно прошептала тело, — теперь никто.

— А раньше кто ты был?

— Это уже не важно.

— Если бы ты был никто, и это было не важно, твой покойный отец не позвал бы меня к тебе среди ночи, — тихо сказал Вукил, глядя на изуродованное лицо Януша.

Януш заплакал, Вукил встал со словами:

— Поплачь, поплачь сынок, тебе это сейчас необходимо, — и отошёл от него. Вскоре Януш уснул, но спал очень беспокойно, постоянно вздрагивая и разговаривая во сне. Вукил сидел возле него и думал.

Как колдун он был гораздо сильнее, чем Митуса, но она лучше его видела будущее, и была хорошей знахаркой. В племени свевов он считался главным колдуном, потому что он исцелял людей своей силой, Митуса учила знахарству других людей, а Вукил никого ничему не учил. Он знал, что передав свой дар кому-то другому, как в своё время сделала, та старая колдунья, которая его спасла, он лишится своей силы, и вскоре умрёт. Видимо настало и его время, ведь это была его семидесятая весна.

На следующий день, когда Януш очнулся, Вукил заставил рассказать его всё, что с ним случилось. Януш рассказал ему обо всех своих бедах, и о том, как его позвал отец уже новым именем. Вукил всё понял, его догадка оказалась верна. Когда человек по какой-либо причине решается свести счёты с жизнью, и делает это осознанно, а не в порыве эмоций, душа покидает тело ещё до смерти, но находится рядом с телом. Тело ещё продолжает жить, но души в нём уже нет, и когда тело погибает, душа отлетает в мир иной. Если тело остаётся жить, то душа через некоторое время возвращается обратно в тело, приобретая при этом некоторые иные свойства. В этом промежуточном состоянии душе такого человека можно передать всю силу колдуна. Януш за короткий промежуток времени дважды прощался с жизнью и это был как раз тот случай, когда из него мог получиться очень сильный колдун, возможно гораздо более сильный, чем он сам. Вукил приготовил отвар и напоил им Януша, приговаривая: «Пей сынок, так надо». Вскоре Януш уснул очень глубоким и спокойным сном

Была поздняя ночь, в небе мерцали горошины звёзд, светила полная Луна, колдун вздохнул и начал готовиться к обряду, который надо было провести до восхода солнца. Вукил вышел из дома и развёл большой костёр. Когда костёр прогорел, колдун вытащил Януша, положил его на спину с раскинутыми руками и ногами, затем выложил из углей круг вокруг его тела. Всё было готово для проведения обряда. Вукил сбросил обувь и взял в руки свой бубен. Под удары бубна и свою заунывную песню-заклинание колдун стал ходить возле круга. Сделав полный круг, Вукил встал на угли и пошёл на второй круг, продолжая читать заклинание. Когда он прошёл второй круг дымок от углей вдруг стал закручиваться в спираль вокруг тела Януша. На третьем круге появился ветер и стал закручивать спираль ещё сильнее, и она потянулась вверх. К концу третьего круга спираль сформировалась окончательно. Продолжая читать свои заклинания и бить в бубен Вукил остановился, и лёг на внешней кромке круга головой к голове Януша, через некоторое время спираль верхним концом стала загибаться в сторону колдуна. Изогнувшись, остриё спирали, стало приближаться к Вукилу. Наконец остриё коснулось его груди, Вукил разбросил руки в стороны и стал читать заклинание ещё громче. Теперь спираль перекачивала силы колдуна в Януша. Вукил лишился чувств. Спираль ещё некоторое время крутилась, затем внезапно исчезла и всё успокоилось.

Шуня очнулся с какой-то лёгкостью в душе. Оглянувшись, он увидел лежащего недалеко от него Вукила, колдун был без сознания. К собственному удивлению Шуня легко встал и увидел, что находится внутри круга из углей. Вукил лежал за пределами круга, рядом с ним валялся его бубен. Шуня бросился к колдуну и стал его трясти, но привести его в чувство не смог. Тогда Шуня, неожиданно для себя, взял в руки бубен, стал стучать в него и ходить по углям, удивляясь этому своему умению. Через некоторое время Вукил очнулся. Шуня бросил бубен и поспешил к старику. Колдун был очень слаб, но взгляд его был ясным. Он попросил перенести его в дом. Там Вукил указал Шуне на горшочек с отваром, попив его, колдун окончательно пришёл в себя. Вукил внимательно посмотрел на Шуню, который стоял возле него и сказал:

— Шуня, теперь тебя будут так звать до конца своей жизни, ты сам выбрал себе это второе имя, а с ним и свою вторую жизнь, — колдун замолчал, он был очень слаб и слова давались ему с трудом, — по воле небес я провёл с тобой обряд, теперь ты главный колдун племени свевов.

— А как же ты? — спросил Шуня.

— Я передал тебе свои силы и поэтому долго не проживу.

— Но я ничего не умею! — воскликнул Шуня.

— Я сам не знаю, какие в тебе теперь силы и какие способности, но в бубен стучать я тебя не учил, — улыбнулся Вукил.

— Как-то само собой получилось, — смутился Шуня.

— Иди к реке, посмотри на своё лицо и подумай, ко мне сейчас гости пожалуют.

— Какие ещё гости?

— Ты всё увидишь, иди, — произнёс Вукил, закрыв глаза.

Шуня опустив голову, побрёл на берег реки. Он понемногу стал приходить в себя. Первое что он понял про себя, это то, что он снова хочет жить. В нём появилась та жизненная сила, которая помогает людям превозмогать все трудности, и даже боль физическую или душевную, ради самой жизни. С этими мыслями он подошёл к реке, сел на камешек и взглянул на своё отражение. Он знал, что лицо его изуродовано, но не до такой степени. На него смотрело лицо человека без возраста, два глубоких шрама изменили его до неузнаваемости. Один шрам наискосок ото лба прошёл через левый глаз, рассёк бровь, нос, верхнюю губу и низ правой щеки. Второй шрам наискосок от правого уха рассёк щеку и подбородок. Его лицо, как бы было перечёркнуто и не представляло теперь интереса для людей и для него самого. Внезапно он увидел двух человек идущих вдоль берега, это видимо были гости, о которых говорил Вукил. Шуне внимательно смотрел на них. Когда люди приблизились, он узнал в них Митусу и Деяна. Шуне очень не хотелось, чтобы они увидели его такого, но бежать было уже поздно, и он остался сидеть на камешке. Шуня смотрел на подходящих Митусу и Деяна, с одним лишь желанием, чтобы они его, хотя бы случайно, не заметили. Люди, посмотрев сквозь него, прошли мимо. Шуня опешил от удивления.

Митуса и Деян вошли в домик Вукила и сразу услышали его голос:

— Я ждал вас, — раздалось из угла.

— Здравствуй Вукил, — поздоровалась Митуса.

— Да не очень Митуса, — ответил колдун.

— Что с тобой случилось? — обеспокоенно спросил Деян.

— Деян ты ведь пришёл сюда не о моём здоровье беспокоиться? — спросил Вукил, внимательно глядя ему в глаза. Деян и Митуса переглянулись, коротко и тяжело вздохнув, Деян произнёс:

— Ты прав Вукил, от тебя ничего не скроешь, — сделав паузу, Деян продолжил, — я решил сложить с себя полномочия вождя племени свевов.

— А кто будет вместо тебя?

— У меня нет сына, но я могу передать свою власть Скоре, Марк присмотрит за ней.

— И что ты намерен делать? — спросил Вукил.

— Мы с Митусой уходим из племени.

— Куда?

— Вукил, мы решили узнать, что такое эта новая религия христианство, прежде чем она придёт на нашу землю.

— А она придёт?

— Римляне такие же язычники, как и мы, однако очень многие из них уже обратились в христианство, — заговорила Митуса.

Вукил задумался, гости почтительно не мешали его размышлениям, присев на скамейку.

— Когда вы решили уйти? — спросил Вукил.

— После того, как совет старейшин изберёт нового вождя, — ответил Деян.

— Когда ты собираешься собрать совет старейшин?

— Вот мы и пришли посоветоваться, — произнёс Деян.

Вукил опять задумался, гости, молча, ожидали его решения. Через некоторое время Вукил сказал:

— Митуса, я провёл обряд и мои силы на исходе.

— Кому ты передал свои силы? — обеспокоенно спросила Митуса, прекрасно понимая, о чём говорит колдун.

— Теперь у свевов будет более сильный колдун, чем я, — слабо улыбнулся Вукил, — вы его должны были видеть недалеко от дома.

— Никого мы не видели, — удивлённо произнёс Деян.

— Мне показалось, что я кого-то видела на берегу, но когда мы подошли ближе там, никого не было, — тихо сказала Митуса.

— Это был он, Шуня, — опять улыбнулся колдун, — он сейчас осваивается в своей новой роли.

— Шуня, Шуня, кто это? — спросил Деян.

— Это не важно, важно другое, Шуня будет главным колдуном свевов, — ответил ему Вукил.

— Сколько тебе осталось, — понимающе спросила Митуса.

— Думаю месяца два, три, — ответил ей колдун, и уже обращаясь к Деяну произнёс, — собирай совет старейшин через месяц, Скора станет вождём племени.

— Почему ты так уверен, старейшины могут быть против того, чтобы женщина стала вождём, — спросил Деян.

— С ней Марк, это самое главное. Он уже заслужил право быть вождём, но по нашим законам, Марк не может стать во главе племени, поэтому Скора будет вождём, а её муж рядом с ней, — устало произнёс Вукил.

— Когда ты проводил обряд? — спросила Митуса.

— Сегодня.

— Тогда мы пойдём, тебе надо отдохнуть, — произнесла Митуса и взяв за локоть Деяна, стала подталкивать его к выходу.

— Идите, идите, встретите Шуню, пусть придёт ко мне, — тихо произнёс Вукил, закрыв глаза.

— Выздоравливай Вукил, — сказал Деян и вышел вместе с Митусой.

Шуня шёл по направлению к домику Вукила, когда увидел выходящих из него Деяна и Митусу. Он хотел поздороваться с ними, и остановился на тропинке, поджидая их, но затем Шуня вспомнил про своё лицо, и ему опять очень не захотелось, чтобы его кто-то увидел. До людей оставалось не более тридцати шагов, Шуня просто сошёл с тропинки и стал ждать. Деян и Митуса опять не заметили его, только Митуса посмотрела как бы сквозь него, но прошла мимо. Шуня смотрел на удаляющихся людей и ничего не понимал. Может быть, он настолько уродлив, что люди предпочитают его не замечать. С этими мыслями опустив плечи, Шуня направился к домику колдуна. Вукил спал и Шуня прилёг на свою постель. Он незаметно для себя уснул. Его приснился чёрный конь и всадник во всём чёрном. Всадник на лошади скакал прямо на него, а он не мог пошевелиться и конь вот-вот должен был его растоптать. Шуня проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Это был Вукил, он сидел рядом с ним в накинутом на плечи одеяле.

— Просыпайся сынок и расскажи мне, что с тобой днём случилось.

— Я не знаю, это всё так странно, — произнёс, садясь Шуня, — меня не увидели Деян и Митуса на берегу когда шли к тебе, и потом, когда уже возвращались.

— А ты хотел, чтобы тебя увидели?

— Нет, очень не хотел.

— Ясно, — произнёс задумчиво Вукил, встал и подошёл к двери, — пойдём на улицу, я сам хочу убедиться.

— В чём?

— Потом расскажу, пошли, пошли, — и вышел за дверь первым.

Шуня пожал плечами и вышел следом за колдуном. Была уже ночь, но от лунного света было достаточно светло. Они немного постояли, любуясь холмами, залитыми серебром Луны и рекой петляющей между ними, в которой отражались звёзды.

— Теперь отойди от меня по дорожке шагов на тридцать и опять пожелай, чтобы я тебя не видел, так же, как Митуса и Деян, — произнёс Вукил.

— Зачем?

— Делай, что тебе говорят, мальчишка, — вдруг начал злиться колдун, — у меня не так много времени.

— Хорошо, — кивнул Шуня и пошёл по тропинке.

Отойдя от Вукила, он повернулся к нему лицом, и зажмурив глаза, стал внушать сам себе, что не хочет, чтобы колдун видел его. Внимательно наблюдая за Шуней, колдун увидел, как тот стал постепенно исчезать, становясь прозрачным. Шуня уже почти исчез, но вдруг снова стал виден. Вукил рукой подозвал его к себе, и устало присел на пенёк.

— Ты должен научиться управлять своими чувствами, сейчас твои чувства, это главное твоё оружие, — сказал он, подошедшему Шуне.

— Почему?

— Деян и Митуса тебя не увидели только потому, что ты этого не хотел.

— Да, я не хотел, чтобы они увидели такого урода, как я!

— Именно об этом я и пытаюсь тебе сказать, твоё желание быть невидимым, осуществилось.

— Как это?

— Только что ты стал почти невидимым, но потому, что твоё желание было не очень сильным, у тебя не совсем получилось.

— И что теперь все мои желания будут осуществляться? — удивлённо спросил Шуня.

— Какие точно я не знаю, но только те, которые будут полезны для твоего предназначения, — пристально глядя ему в глаза, ответил Вукил.

— А в чём моё предназначение?

— Я постепенно расскажу тебе обо всём, — ответил Вукил, устало опустив взгляд, — а теперь помоги мне добраться до постели.

Шуня помог старику дойти до домика и уложил его в постель. Вукил посмотрел на него и серьёзно сказал:

— А с лицом тебе действительно надо что-то делать.

— Что с ним можно теперь сделать, — удручённо ответил Шуня, садясь на свою постель.

— Закрой его маской, — промолвил старик и уснул.

Шуня долго не мог уснуть, думая о том, что раньше он не задумываясь, выплёскивал свои чувства, а теперь их придётся всё время контролировать. Его жизнь совершенно изменилась, он стал колдуном, правда который ещё ничего не умеет и даже не догадывается обо всех своих способностях, но зачем-то он остался жить. Размышляя об этом, Шуня не заметил, как уснул. Ему опять приснился чёрный всадник на чёрном коне, только он теперь звал его к себе…