Марк и Колояр въехали в Тревир. Солнце стояло в зените, и на улицах было много людей, гораздо больше, чем в обычный день. На всех домах краской было написано о гладиаторских боях, которые должны были состояться на следующий день. В Тревире начались ежегодные франкские игры. Повсюду бойко шла торговля лоточников, выступали бродячие артисты, зрители шумно аплодировали жонглёрам и фокусникам, повсюду царило праздничное настроение. В эти дни в Тревир съезжалось много гостей со всей Галлии. Колояр повернул к дворцу Константина, Марк, глазея по сторонам, последовал за ним. Возле дворца их встретили воины Колояра. Поздоровавшись с ними, и отдав своих лошадей, Колояр и Марк проследовали в кабинет императора. Константин работал с бумагами, но улыбаясь, пошёл им на встречу и тепло, поздоровавшись, пригласил их к столику с фруктами и вином. Колояр сославшись на дела по службе удалился. Марк присел к столику. Константин налив в серебряные кубки немного вина сел напротив.

— Очень рад видеть тебя Марк, что нового у тебя в жизни?

— Колояр, наверное, уже рассказывал, — улыбнулся Марк.

— От Колояра ничего толком не добьёшься, он не очень разговорчивый, но его службой и службой его людей я очень доволен!

Марк стал рассказывать Константину о том, как Скора выступала на совете старейшин, об их планах на будущее для всего племени свевов. Константин очень внимательно выслушал Марка.

— Марк, вы всё же хотите, оставаясь вне пределов Римской империи, в полной мере воспользоваться плодами её развития?

— В этом нет ничего плохого, римляне в своё время ведь тоже воспользовались плодами развития Греции, правда, после её завоевания, — усмехнулся Марк, — Роскошь своих дворов римские императоры подчерпнули от фараонов и тоже, после завоевания Египта.

— Может было бы проще свевам стать гражданами Римской империи и тогда перед ними открылись бы все двери?

— На первый взгляд кажется проще, но вместе со всем тем, безусловно, положительным, что выработал Рим на протяжении сотен лет в своём развитии, свевам пришлось бы, повторяю, пришлось бы впитать в себя и все пороки, существующие ныне в римском обществе, — уверенно произнёс Марк.

— Марк, в двух словах, что есть наиболее порочного в римских обществе? — спросил император.

Немного подумав, Марк убеждённо произнёс:

— История развития Рима на пути к своему величию неразрывно связана с историей развития пороков его общества, — Марк замолчал, а затем продолжил, — и это, прежде всего, история пьянства и чревоугодия, невероятной жестокости и потрясающей расточительности. Стремление к плотским наслаждениям было свойственно Риму всегда, так он шёл к своему могуществу. Римляне любят сочетать сразу несколько наслаждений. Термы, вино, совокупление почти всегда неотделимы друг от друга, но популярнее всех прочих развлечений являются скачки и бои гладиаторов. В некотором смысле, стремление к роскоши заставляло Римскую империю развиваться.

— Римская империя, это не только Рим! — грустно произнёс Константин.

— Да, но все провинции, когда-то завоёванные римлянами, в той или иной степени подражают Риму и тем самым теряют свою независимость повторно. Хлеба и зрелищ требует толпа. Для удовлетворения этого своего порочного желания потребителям и организаторам необходимо много денег. Таким образом, в людях воспитывается культ излишества, а вместе с ним культ золота.

— Конечно, свевам сейчас нет необходимости беспокоиться о золоте, — ухмыльнулся император, — с твоей помощью они сейчас самое богатое племя на земле!

— Шесть месяцев назад мы закрыли найденную жилу и больше не берём оттуда золота, — улыбнулся Марк, — денег в обороте достаточно, развиваем торговлю, ремёсла, сельское хозяйство, таможенные сборы, воины так же получают деньги из римской казны. Мы не тратим деньги на развлечения, наиболее способные дети свевов уже учатся в Греции, — с гордостью произнёс Марк.

Мужчины замолчали, обдумывая свои мысли. Через некоторое время Константин спросил:

— Марк, как ты относишься к христианству?

— Пока никак, я уже давно не язычник, но христианином не стал!

— Почему?

Марк задумчиво ответил:

— Читая книгу Тита Лукреция Кара «О природе вещей» я был с ним полностью согласен до тех пор, пока не встретил свою Скору. Любя её, я обрёл свою душу, вот послушай, — и Марк прочитал на греческом языке:

Бог там, где есть любовь,

Что душу нам лелеет,

Ему не надо много слов,

Лишь то, что в сердце мы имеем,

Любовь — божественная суть,

И в нас, его подобие,

Наш крест, наш тяжкий путь,

Судьба, не божее пособие,

Всю жизнь мы учимся любить,

Любовь нам очищает душу,

Душа способная тепло дарить,

Всё, в этом мире сдюжит,

Любовь нам открывает небеса,

Мы с ней становимся крылаты,

По силе нам любые чудеса,

Любите, как боги будете богаты!

После некоторого раздумья, Константин спросил:

— Чьи это стихи?

— Мои!

— Значит, Бог всё-таки есть?

— Думаю, что есть, раз есть душа, но он живёт в каждом человеке, который любит или способен любить, — уверенно ответил Марк и подумав, добавил, — Христианство говорит о бессмертии души, но я уверен, что любить надо пока живёшь, что будет дальше с душой никому неизвестно. Любя по настоящему, ты отдаёшь свою душу и тело другому человеку и этим уже становишься бессмертным…

Марк посмотрел своими небесно-голубыми глазами на императора, и Константин понял, насколько его внутренние убеждения гармоничны с тем, что он делает в жизни, и это было самое большое человеческое счастье. Они проговорили почти до самого вечера и о многом договорились. Марк отказался от приглашения императора присутствовать на гладиаторских боях. Константин с пониманием отпустил его к жене на следующий день.

Амфитеатр в Тревире был расположен возле Императорских терм, в одной миле к юго-востоку от главной рыночной площади. Амфитеатр являлся частью городской стены и служил восточными воротами Тревира. При этом он построен не на насыпи, как это было принято в Италии, а на естественном склоне горы. Возле северного и южного входов были возведены полукруглые башни. Тревирский амфитеатр был возведён по образцу и подобию римского Колизея и рассчитан на двадцать тысяч зрителей. По размерам он был сопоставим с амфитеатром в Вероне. Зрительный зал состоял из двадцати шести рядов поделённых на три яруса. Под ареной амфитеатра был оборудован подвал со служебными помещениями, оснащёнными многочисленными грузовыми платформами и сложными подъёмниками, необходимыми для эффективного появления на арене гладиаторов и диких животных. К арене была подведена вода, чтобы охлаждать её в жару.

Константин в императорской пурпурной тоге, вместе с Криспом в амуниции римского воина вошёл в свою ложу. Все зрители амфитеатра встали, приветствуя императора криками: « Слава императору! Слава Константину!». Улыбаясь и кивая, Константин поднял вверх обе руки. Шумные приветствия продолжались ещё несколько минут, затем постепенно успокоились. Император сел рядом с сыном. Началась церемония открытия игр. Устроитель игр, один из самых богатых людей Галлии окружённый толпой друзей на колеснице объехал амфитеатр. Чувствуя запах крови, зрители очень шумно приветствовали его криками и аплодисментами. Затем последовал парад гладиаторов — участников игр в полном боевом вооружении. Публика, приветствуя своих любимцев, буквально неистовствовала. Пройдя полный круг, гладиаторы остановились напротив императорской ложи, выбросив вперёд правую руку и крикнули: «Здравствуй, август! Идущие на смерть, приветствуют тебя!», и после этого строем ушли в подтрибунное помещение, где ожидали выхода на арену.

Константин, вспомнив слова Марка, начал рассматривать публику, собравшуюся в амфитеатре. После появления афиш о гладиаторских боях или травле зверей в города Римской империи стекались тысячи жителей с разных её концов. В амфитеатре можно было увидеть все сословия и все народы. Патриции, а также военная знать, возлежали в своих ложах на мягких подушках, наблюдая кровавые бои на арене. В перерывах публика получала из рук служителей воду, фрукты и сладости. Многочасовые сражения гладиаторов сменялись выступлениями фокусников, клоунов. Поединки между гладиаторами и сражения целых отрядов сменялись поединками гладиаторов с львами, тиграми и другими животными. Гладиаторские бои, вместе со звериными травлями были не просто увеселительными действами, но также вложением средств и элементом политики. В обществе, которое требовало «хлеба и зрелищ», завоевать популярность народа можно было, дав ему то, что он просит. Если греки, предшественники римлян на троне властителей мира, предпочитали театральные представления и спортивные игры, то римляне жаждали иных спектаклей, более острых и кровавых. Сейчас на арене Тревира сражались гладиаторы, и Константин стал наблюдать за своим сыном. Мальчик впервые присутствовал на франкских играх и всё, что происходило вокруг, вызывало у него живой интерес, но больше всего ему нравилось наблюдать за схватками гладиаторов. Причём интересовало Криспа, прежде всего не сама зрелищность происходящего, а именно техника нанесения ударов. Некоторые удары он даже комментировал, обращаясь к отцу. «Этот удар мне показывал Колояр!», «И этот тоже!», «Я тоже так умею!». Константин, улыбаясь, кивал сыну, отмечая для себя, тот, хотя и детский, но всё же профессиональный интерес с каким ещё мальчик наблюдал за схватками гладиаторов. С недавних пор Колояр стал личным наставником Криспа в фехтовании на мечах и видимо занятия были весьма плодотворными. Сын не был кровожадным, и всякий раз, когда судья поединков обращался к зрителям, поднимал свой большой пальчик вверх и смотрел на отца. Константин тоже поднимал свой палец вверх и таким образом они сохранили жизни десятку гладиаторов.

Тем временем состязания гладиаторов между собой закончились и арену амфитеатра начали готовить к выходу хищников. Крисп, одетый в доспехи легионера, достал свой игрушечный меч и стал отрабатывать удары с воображаемым противником. Константин с улыбкой наблюдал за ним. В это время в ложу заглянул Колояр, который со стражей находился снаружи. Он вошёл и протянул свиток:

— Император, только что получено из Британии.

— Хорошо, давай, — Константин развернул свиток и пробежал глазами. В письме сообщалось, что мятежные легионы, узнав о проведённой децимации преторианцев, сложили оружие и молят императора о пощаде. Константин улыбнулся и обратился к Колояру:

— Мой сын очень доволен занятиями с тобой.

— Император, может быть Криспу не стоит смотреть на поединки с хищниками? — слегка улыбнувшись, спросил Колояр.

— Колояр, я уже взрослый и если бы я не был сыном императора, то обязательно стал бы гладиатором! — обидчиво поджав губы, громко и с вызовом сказал Крисп.

— Крисп, в этот раз на арене будут не гладиаторы, — произнёс, улыбаясь, Константин.

— А кто?

— Это будут враги, захваченные Колояром в плен, — ответил отец.

— Если они враги, то почему Колояр ты их сразу не убил? — спросил удивлённо мальчик, обращаясь к своему наставнику.

Колояр собирался уже ответить Криспу, но его внезапно позвал один из стражников:

— Крисп, извини, мне надо идти, отец тебе всё расскажет, — произнёс Колояр и посмотрел на императора. Константин кивнул ему и Колояр вышел из ложи.

— Крисп, понимаешь, этих людей я однажды уже захватывал в плен, — отвечал отец тепло глядя на сына, — они пообещали мне больше никогда не воевать со мной и я их отпустил.

— Они не выполнили своего обещания? — удивлённо спросил мальчик.

— Да, они снова напали на нашу империю!

— Тогда их надо наказать, — уверенно произнёс Крисп.

— Именно это сейчас и будет происходить, только сражаться они будут не самим Римом, пусть даже в лице доблестных гладиаторов, а с дикими животными, какими сами и являются, — сурово произнёс Константин.

— Отец, можно я посмотрю, как будут наказаны наши враги!

— Смотри Крисп, смотри, — улыбнулся император.

Трибуны амфитеатра зашумели, начинался один из самых зрелищных этапов гладиаторских боёв — поединки с хищниками. Обычно их проводили специально подготовленные бойцы бестиарии, вооружённые копьём или ножом, но сегодня на арену были отправлены пленённые короли франков Аскарих и Гайзо. Чтобы они не могли убить друг друга и тем самым избежать позорной гибели под рёв торжествующих трибун римского амфитеатра их вооружили как ретиариев. Ретиарий один из видов гладиаторов. Их вооружение сеть, которой он должен опутывать противника, и трезубец. Сражается ретиарий почти обнажённым, в широком поясе и наплечнике, который закрывает плечо и левую часть груди. Ретиарий, достаточно сильный вид гладиаторов и может быть довольно опасным для соперника, потому что когда он кидает сетку и попадает, то после нескольких ударов трезубцем по сопернику, он обретает преимущество. Однако этот гладиатор сражается без щита и шлема. Ретиарий не может блокировать удары мечом, наносимые соперником, поэтому главной его задачей является удачный бросок сеткой, с тем, чтобы опутать противника с головы до ног, а затем уже прикончить его трезубцем. В поединках гладиаторов ретиарию приходилось надеяться только на собственную ловкость. Ретиариев обычно набирали из числа наиболее быстрых и ловких новичков.

Первым на арену выпустили младшего брата Гайзо. Пока он испуганно озирался, из чрева амфитеатра выбежали два огромных африканских льва. Увидев их, Гайзо присел и стал беспомощно озираться. Львы, рыча стали ходить вокруг него, постепенно приближаясь к нему. Гайзо, выставив вперёд трезубец и держа сеть в другой руке крутился, наблюдая за львами. Внезапно один лев прыгнул на него. Гайзо метнул в свою сеть, но промахнулся. Выставленный трезубец существенного вреда льву не причинил, но сильно разозлил его. Под рёв зрителей лев наносил лапами удары по лежащему человеку, а затем схватил его за горло и лёг, показывая всем своим видом, что теперь это его добыча. Другой лев, видимо помладше, ходил недалеко, посматривая на лежащего собрата, затем тоже лёг. С трибун начал доноситься неодобрительный шум. В этот момент на арену выбежал Аскарих. Он видел всё происходящее и желая выручить брата, стал подкрадываться к более молодому льву, который наблюдал за своим старшим сородичем. Трибуны притихли. Аскарих смог довольно близко подойти к хищнику. Он весьма ловко метнул сеть, и лев запутался в ней. Под рёв трибун Аскарих бросился с трезубцем к брату. Лев увидев бегущего к нему человека, оставил свою добычу, встал на четыре лапы и грозно зарычал. Аскарих остановился, увидев, что его брат лежал весь в крови без признаков жизни. Лев стоял перед ним в шагах десяти. Всё это происходило недалеко от императорской ложи. Аскарих опустил голову, затем развернулся и подняв трезубец над головой, побежал в сторону ложи Константина. Зрители шумно вдохнули и замерли в ожидании развязки. Аскарих пробежал не более десятка шагов, ранее стоявший перед ним лев, увидев убегающего от него человека в два прыжка, догнал его, ударом лапы сбил его с ног и под крики восторженной толпы растерзал тело короля франков.

Константин с обычным любопытством наблюдал за всем происходящим на арене, но более внимательно он наблюдал за реакцией сына. Крисп всё время оставался спокоен, и даже попытка Аскариха добежать до императорской ложи, не вызвала у него каких-либо эмоций. Он просто в этот момент мельком взглянул на отца и увидев его спокойствие, так же спокойно сказал:

— Какие-то они неловкие, лучше бы им дали мечи.

— Возможно тогда, они просто убили бы друг друга и избежали наказания — ответил Константин.

— Почему тогда их просто не казнили, если они враги, — спросил задумчиво Крисп.

— Франки не боятся смерти и просто смерть было бы для них самым лучшим избавлением, а они должны были испугаться перед смертью, в этом и был смысл казни, — задумчиво произнёс император.

— Кажется, последний франк не испугался, — спросил его сын

— Он испугался за своего брата и этого было достаточно, — ответил ему Константин.

В это время на арене появился один из лучших бестиариев с копьём в руках и большим ножом на поясе. Зрители знали его и поэтому шумно приветствовали, вставая с криками с мест. Бестиарий раскланивался перед публикой, но очень внимательно следил за львами. Лев, запутавшийся в сетке, лежал и тихо рычал, сверкая глазами в сторону гладиатора. Второй лев продолжал терзать тело франка, не обращая никакого внимания на опасность. Гладиатор с копьём наперевес стал приближаться к этому хищнику. Зрители замерли в предчувствии сладостных мгновений зрелища. Лев оторвался от своего пиршества и равнодушно стал глядеть на человека с копьём. Бестиарий был опытным гладиатором, он уже находился на дистанции прицельного броска и смог бы поразить лежащего льва, а затем добить его своим кинжалом, но ведь были ещё зрители, которые жаждали зрелища. Поэтому гладиатор продолжил сближаться с хищником приставными шагами из стороны в сторону и перекидывая копьё из одной руки в другую. Лев занервничал и встал. Зрители притихли. Гладиатор был в шагах двадцати, когда лев, зарычал открыв огромную окровавленную пасть и бросился на него. Бестиарий именно этого и ждал, он со всей силы метнул своё главное оружие. Копьё попало прямо в пасть льву, пробив его насквозь, вышло в районе уха. Лев от боли забился в истерике, он потерял своё основное оружие клыки. Теперь у него оставались только его страшные лапы, но ими он пытался избавиться от застрявшего в его пасти копья. Зрители взревели от восторга. Бестиарий, подняв руки вверх, стал ходить по кругу, подзадоривая зрителей. Лев вращая своей мохнатой гривой и глухо рыча, помогая себе лапами, изо всех сил пытался избавиться от копья. Зрители неиствовали и требовали от бестиария добить грозного хищника. Наконец гладиатор достал свой огромный нож и стал подходить к раненному льву. Зрители шумно подсказывали ему куда лучше ударить. Бестиарий знал своё дело, ведь у льва оставались ещё острые когти, поэтому был крайне осторожен. Зайдя со спины, он одним прыжком оказался на спине льва и воткнул свой нож прямо ему в сердце. С этим хищником было всё кончено. Гладиатор под рёв трибун победно вскинул руки вверх. Видимо, желая сберечь другого льва для последующих выступлений, хозяин амфитеатра послал на арену несколько вооружённых человек. Они опутали лежащего льва ещё одной сетью и просунув через неё длинную палку, унесли с арены. Тем не менее, зрители остались очень довольны, таким финалом франкских игр.

Претор Клавдий Валерий сидел за столом в доме Лукреции в Риме и собирался писать письмо императору Максенцию. Поначалу Максенций пользовался большой популярностью у горожан, которые не только сделали его своим императором, но и дважды вставали на его защиту, отражая сначала войска Флавия Севера, а потом Галерия. Если он понемногу и терял поддержку, то вовсе не по причине своего тиранства, а вследствие независящих от него обстоятельств. В Италии минуло несколько неурожайных лет подряд, а африканскими провинциями, откуда в основном поступало продовольствие, завладел узурпатор Домиций Александр. Дороговизна и голод в столице сначала вызвал беспорядки, а затем и ожесточённые схватки между голодными жителями и преторианцами, в которых уже погибало много людей. Только личное вмешательство Максенция могло остановить это кровопролитие. Размышления претора прервала его жена:

— Клавдий, я наконец, уложила Аврелия спать, может быть, перекусим перед сном? — спросила Лукреция, остановившись у двери.

— Давай перекусим, — согласился Клавдий, любуясь своей беременной женой.

— Не смотри на меня так, ты меня смущаешь, — кокетливо попросила Лукреция.

— Извини, тебе не повезло, я буду так смотреть всю свою жизнь, — улыбнулся муж.

Лукреция плавной походкой подошла к Клавдию, обняла сидящего за столом мужа и тихо произнесла:

— Мне очень повезло, и я хочу, чтобы ты всегда так на меня смотрел.

— Я обожаю тебя, — произнёс Клавдий, целуя руки Лукреции.

— Кому ты собрался писать?

— Это по работе, — уклончиво ответил ей муж.

— Понятно, больше не буду спрашивать, пошли, у меня есть сыр и немного мяса из твоего пайка, в городе, сам понимаешь, сейчас ничего не купить, — произнесла Лукреция, и первая направилась к двери.

— Пошли, потом допишу, — направился вслед за ней Клавдий.

Лукреция быстро накрыла стол и они стали ужинать. Клавдий смотрел на свою жену с восхищением. Эта очень красивая женщина оказалась в трудной жизненной ситуации. Родив ребёнка от Марка Флавия, она не смогла больше жить под одной крышей со своим мужем Аллием Гнеем и развелась с ним, оставшись без жилья. Тогда он, как претор и друг Марка, разрешил ей жить в его доме, аренда за который была оплачена до конца года, и стал отдавать все деньги, которые перечислялись центуриону Марку Флавию за службу в преториате Рима. Марк Флавий, которого все считали погибшим, оказался жив и обрёл своё счастье в другой стране. Он передал ему деньги через сенатора Тиберия Гая Луциуса и попросил выкупить этот уютный домик для своей бывшей возлюбленной Лукреции. Клавдий так и сделал, оформил этот дом в собственность Лукреции. По зову сердца он стал ухаживать за красавицей Лукрецией. Претор был сражён красотой и душевным теплом этой женщины. Через некоторое время Клавдий понял, что любит Лукрецию и оказалось, что она к нему тоже не равнодушна. У претора было своё жильё в Риме, но Лукреция настояла на его переселении к ней. Так они стали жить вместе, а год назад официально вступили в брачные отношения.

— Ты опять смущаешь меня своим взглядом, — зардевшись, томно произнесла Лукреция, жуя кусочек сыра.

— Тебе придётся привыкнуть к тому, что я буду любить тебя всю жизнь, — улыбнулся Клавдий, — как ты себя чувствуешь? — спросил он жену.

— Всё хорошо, — улыбнулась Лукреция и погладила свой небольшой животик.

— Милая, мне придётся сегодня немного поработать с документами, ложись без меня, — произнёс Клавдий, запивая съеденное мясо чистой водой.

— Хорошо, честно говоря, я сегодня немного устала, — улыбнулась Лукреция, — но люблю засыпать рядом с тобой.

— Я быстро допишу и приду к тебе любовь моя, — произнёс Клавдий, целуя жену в плечо проходя в свой кабинет.

Сев за стол он быстро написал письмо императору Максенцию, в котором изложил все свои аргументы и попросил вмешаться в действия преторианцев, с целью остановить кровопролитие на улицах Рима. Завтра утром он собирался передать его императору через одного знакомого офицера преторианца, который оказался христианином. Его звали Маний, он, как все христиане, скрывал от римлян свою веру, но Клавдий случайно увидел, как тот перекрестился над телами убитых людей в стычке с преторианцами. Маний был наслышан о самом честном и порядочном преторе Клавдие Валерие, поэтому доверился ему. Они иногда встречались и много разговаривали. От Мания Клавдий узнал о жизни христианских общин при Максенции.

К христианам император относился доброжелательно, хотя сам держался старых обычаев. Причиной отчасти был Галерий, гонитель христиан, не признававший законности власти Максенция, а значит, общий враг. Хозяин Рима не только позволил свободно исповедовать новую веру, но даже вернул общинам ранее конфискованную собственность. Но, как бывало уже не раз, почувствовав себя в безопасности, христиане быстро перессорились. После смерти епископа Рима Марцеллин, который по слухам во времена преследований запятнал себя отступничеством, община разделилась на два лагеря. Одни поддерживали почившего епископа, другие считали его отступником. Блюстители строгости и чистоты веры требовали исключить из общины отступников, большинство же склонялось к прощению. Споры часто перерастали в драки, проливалась кровь. Максенцию пришлось вмешаться и удалить двух очередных епископов Марцелия и Евсевия, которые не смогли договориться между собой.

Маний был вхож к императору, поэтому Клавдий надеялся своим письмом прекратить частые кровопролития среди сограждан в схватках с преторианцами.

Клавдий, думая, что жена уже спит, осторожно лёг с ней рядом, но почувствовав её руки на своём теле улыбнувшись повернулся к ней:

— Ты же спать хотела?

— Ты пришёл, и я захотела другого, — зашептала Лукреция, ища его губы.

— Я люблю тебя, — шептал ей Клавдий, возбуждаясь от её рук, которые сладострастно блуждали по его телу…

Лукреция отдыхала на его груди, Клавдий нежно гладил её волосы им было хорошо. Лукреция благодарно поцеловав, Клавдия в плечо, спросила:

— А кого ты хочешь, сына или дочку?

— Сын у меня уже есть, значит дочку, — не раздумывая ответил Клавдий.

— Ты всё-таки решил усыновить Аврелия?

— Да, Аврелий мой сын, — ответил Клавдий, целуя жену.

— Я люблю тебя, — зашептала Лукреция, жарко обнимая мужа.

— И я тебя люблю, — прошептал Клавдий, нежно прижимая к себе любимую женщину…

Утром следующего дня, поцеловав жену, претор Клавдий отправился на службу. Он шёл по знакомым улицам родного города. Улицы были пустынны. Не было привычного гомона, толкотни, иногда попадались одинокие прохожие. Почти все таверны были закрыты. В вечном городе ощущалась нехватка хлеба. Трактирщики теперь не зазывали к себе клиентов. Было довольно мрачно и тоскливо. В городе в последние месяцы резко увеличилось количество преступлений связанных с ночными грабежами и убийствами. Голодные люди лезли в дома за пищей, а их там просто убивали, что было разрешено по римским законам. Убитых ночью грабителей хозяева оставляли возле своих домов, а утром шли в преториат с заявлением. Очень часто вспыхивали драки и поножовщина, за еду между нищими или просто голодными гражданами. Это были уголовные преступления и преториат был завален подобными делами. Кто-то пустил слух, что во всём виноваты преторианцы и тогда гнев голодных граждан обратился на них. Преторианцы в ответ вели себя очень враждебно и расправлялись с нападающими на месте. Своими действиями преторианцы наносили ущерб авторитету императора. Личная охрана императора была неподсудна претору Рима, именно поэтому Клавдий решил обратиться лично к Максенцию. Недалеко от преториата на перекрёстке в условленном месте его ждал преторианец Маний. Клавдий передал ему свиток. Перекинувшись парой фраз, они разошлись по своим делам.

Римский император август Галерий лежал на кровати в своём дворце в Никомедии. Ужасные боли в области паха преследовали его. Огромная опухоль покрыла весь его детородный орган. Лекари ничего не могли с ней сделать. Опухоль, несмотря на все их старания разрасталась. При малейшем движении императора открывалось кровотечение, доставлявшие ему боль, и страдания. Писарь подал императору свиток, в котором был написан его собственный указ. Галерий превозмогая боль начал его перечитывать. Это был указ о прекращении преследований христиан. Пробежав глазами текст, император отдал свиток обратно и произнёс:

— Добавь слова: — Христиане обязаны просить своего Бога о нашем благополучии, а также о благополучии государства, как о своём собственном.

— Хорошо, мой император, — кивнул писарь.

Галерий, морщась от боли, стал вспоминать. Он стал инициатором издания четырёх указов о гонении христиан по всей огромной империи. Им запрещались христианские богослужения, церкви сносились, имущество христиан конфисковывалось. Из армии и государственного аппарата были изгнаны все люди, подозревавшиеся в принадлежности к христианству, многие были казнены, христианские книги сжигались. В четвёртом указе он настоял на том, чтобы всех христиан принудительно заставляли участвовать в языческих жертвоприношениях. По этому указу даже жену императора Диоклетиана заставили публично совершить жертвоприношение. Однако все гонения на христиан, при всей своей массовости не принесли желаемого результата, напротив, преследования со стороны всесильной имперской власти вызывали сочувствие к христианам, явное и тайное, со стороны многих людей. Уничтожить независимость христиан, так и не удалось, напротив, они только укрепились в своей вере и в следовании своему образу жизни, что наносило ущерб многонациональному единству и гармонии империи. Теперь же, его указом, который должны были подписать все его соправители, предписывалось, всем наместникам провинций предоставлять членам христианской церкви свободу в отправления культа, а кроме того, христиане по закону получали признание и терпимое к себе отношение, в том числе право на совместные богослужения.

— Мой император, — обратился к Галерию писарь, — я внёс в указ ваши дополнения!

Галерий ещё раз прочитал указ и подписал его.

— Отошлите указ императорам Лицинию, Максимину Даза и Константину, пусть они тоже подпишут его! — приказал Галерий.

— Всё будет сделано мой император! — произнёс писарь и с поклоном удалился.

В покои больного вошла жена императора Валерия, дочь императора Диоклетиана, красивая грациозная женщина.

— Как ты сегодня чувствуешь себя, — спросила она мужа, глядя на него с состраданием.

— Я только что подписал указ о прекращении преследований христиан, — морщась от боли, произнёс Галерий, — ты оказалась права, гонения на христиан лишь укрепили их веру, их становится всё больше и больше.

— Ну, слава Богу, — перекрестилась Валерия.

— Я это сделал лишь потому, что дальнейшее притеснение христиан будет вредить единству Римской империи!

— После стольких лет преследования христиан ты прозрел и дал свободу людям верить в своего Бога и это главное, — тихо произнесла Валерия, — Бог услышит тебя и облегчит твои страдания, — увидев, что император закрыл глаза, быстро перекрестила его.

Через несколько дней римский император Гай Галерий Валерий Максимиан скончался в страшных мучениях.

Скора и Марк верхом на лошадях в сопровождении охраны возвращались домой после осмотра нового посёлка родов Багана, построенного по образцу римских из камня. Таруська, начальник стражи, выслал вперёд десяток воинов и следовал с остальными стражниками в шагах тридцати сзади.

— Марк, мне кажется люди остались довольны новыми домами, — улыбаясь, спросила Скора.

— Молодёжь точно довольна, — задумчиво произнёс Марк.

— Старики должны понимать, что вырубать лес на своей земле мы больше не можем.

— Понимать-то они понимают, только душой принять не могут, для них непривычно жить в каменных домах.

— Ну, другого решения с переселением родов Багана на новые земли просто не было, — уверенно произнесла Скора.

— Вот поэтому они и согласились, — улыбнулся Марк.

— Ладно, пусть обживаются, в следующем году роды Колояра будем переселять.

— Почему ты всё время вспоминаешь Колояра, ведь его рода выбрали себе нового вождя? — улыбаясь, спросил Марк.

— По привычке, — покраснев, ответила Скора.

— Агидель умная женщина и справляется с обязанностями вождя племени, — улыбнулся Марк.

— И ещё она молодая и красивая, — обидчиво поджав губки, произнесла Скора.

— А вот это меня совершенно не волнует, и знаешь почему?

— Почему?

— Потому что, я тебя люблю!

— Я уже старая, — сощурив глазки, улыбнулась Скора.

— Ты для меня всегда будешь молодой и самой красивой, — улыбаясь, сказал Марк.

Так с улыбками они молча ехали некоторое время. Дорога шла среди засеянных рожью полей. Скора загадочно посмотрев на Марка произнесла:

— Если бы сейчас с нами не было охраны, тебе пришлось бы это доказать!

— Я готов доказывать тебе это всю жизнь, — улыбнулся Марк.

— Тогда, может быть отпустим охрану, — игриво спросила жена.

— Во-первых, они нас не оставят, — произнёс Марк пристально глядя на дорогу.

— А во-вторых? — спросила Скора, и перехватив взгляд мужа посмотрела в ту же сторону.

Впереди, у дороги, в шагах двадцати, вдруг, из ниоткуда появился всадник в чёрном на вороной лошади. Ехавшие впереди стражники его не заметили. Скора улыбнулась:

— Здравствуй Шуня, ты как всегда внезапно!

— Здравствуй Скора, твой муж слушается верховного вождя племени? — улыбаясь, кивнул Шуня на Марка.

— А куда он денется! — улыбнулась Скора, многозначительно посмотрев на Марка.

— Здравствуй Шуня, как дела на границах наших земель? — произнёс с улыбкой Марк.

— На границах пока всё спокойно, — ответил Шуня, спокойно глядя через прорези своей чёрной маски. Ехавшие сзади стражники остановились и с любопытством разглядывали главного колдуна племени.

— А почему, пока? — спросил Марк.

— Увеличение потоков товаров проходящих через границы в обе стороны говорит о благополучии свевов и слухи об этом разнеслись далеко за пределы нашей земли, — ответил Шуня.

— Вместе со слухами о благополучии свевов все должны были узнать и об усилении их военной силы, — серьёзно произнёс Марк.

— Именно поэтому я пока не вижу особой угрозы на границах со стороны сопредельных племён и государств, — так же серьёзно ответил колдун, — но вот мелкие шайки разбойников всё же иной раз проникают через границу.

— Что ты предлагаешь? — спросила Скора, уже без улыбки.

— Думаю, что пора организовать конные разъезды на дорогах, именно по ним движутся товары, которые и представляют интерес для разбойников.

— Я понял тебя, — произнёс Марк, — само наличие таких разъездов будет останавливать разбойников.

— Ты прав Марк, свевы ведут бойкую торговлю, на наших землях постоянно находится много чужих людей и скоро будет трудно разобрать кто из них добрый торговец, а кто разбойник, — ответил Шуня, — ладно езжайте по своим делам, мне надо с Кроном поговорить, — произнёс он, и поехал в сторону от дороги. Затем приподнял руку и через несколько мгновений на неё сел большой чёрный ворон, который всё это время кружил неподалёку. Ворон сел на плечо Шуне и проехав несколько шагов, колдун, на глазах изумлённых свевов, исчез вместе с вороном и своим конём.

Некоторое время всадники ехали молча, затем Скора, не поворачиваясь к Марку, произнесла:

— Марк, сама не знаю почему, но после слов Шуни о разбойниках, мне вдруг стало тревожно.

— Скора, тебе не о чем беспокоится, Шуня просто предупредил нас о возможных неприятностях в будущем, — улыбнулся Марк.

— Нет, Марк, нас дети дома ждут, Лучезар и Аврелий уже большие, а Злате всего годик, поехали быстрее.

— Слушаюсь и повинуюсь моя королева, — заулыбался Марк.

— Тогда догоняй! — крикнула Скора, и пришпорив лошадь, помчалась.

Марк, вместе со стражниками едва поспевал за ней. Погоняя своего коня, Марк с улыбкой наблюдал за своей женой. Родив дочку Злату, Скора, как-то уж очень глубоко погрузилась в заботу о малышке и о детях вообще. Во всяком случае, в спальне у них стало не так жарко. Избрание Агидель вождём племени вместо Колояра, с которой теперь Марку приходилось часто видеться по различным делам в отсутствии Скоры, встряхнуло её. Видимо жена почувствовала в ней соперницу. Агидель была очень общительной красивой и стройной женщиной, с небесно голубыми глазами. Во всяком случае, увидев её, Скора стала прежней и в их спальне опять стало жарко. О том, что Милан, ставший командиром легиона, вместо Колояра и Агидель встречаются, Марк пока не говорил своей жене. Улыбаясь своим мыслям, он мчался на лошади за Скорой.

Константин работал с документами у себя во дворце в Тревире. Стражник сообщил ему о визите его жены. Константин вышел из-за стола, Фауста вошла с маленьким Константином на руках:

— Здравствуйте мои дорогие, — улыбаясь, произнёс он, поцеловав сына и жену.

— Здравствуй дорогой, — ответила Фауста, опуская сына на пол, — погуляй сынок, ты такой тяжёлый. Маленький Константин сразу побежал смотреть висящее на стене оружие.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил муж.

— Нормально, но врач посоветовал нам пока воздержаться от попыток зачатия, мне надо отдохнуть, хотя бы пару лет.

— Хорошо отдохни, — улыбнулся Константин, — но я надеюсь, что ты не закроешь для меня дверь своей спальни.

— Сегодня мне уже можно прийти в твою спальню, — игриво ответила Фауста.

— Я скучал без тебя, — произнёс Константин, обнимая и целуя жену.

— Я тоже, — шептала Фауста, отвечая на поцелуи мужа.

Их прервал маленький Константин, который подбежал к отцу и дёргая его за тунику, попросил:

— Отец, я хочу такой же меч, как у Криспа!

Оторвавшись от жены, Константин взял сына на руки:

— У тебя же есть деревянный меч малыш.

— А я хочу железный!

— Тебе рано ещё железный, он тяжёлый.

— Нет, не тяжёлый, я уже брал у Криспа его меч!

— Нет, малыш, железный меч ты получишь через два года, — засмеялся Константин, целуя сына.

— А два года это много? — спросил сын, обнимая отца.

— Всего два лета и две зимы, — улыбнулся отец.

— А это лето считается?

— Конечно!

— Тогда ладно, пойду ещё посмотрю, — и малыш сполз с рук отца и побежал опять к оружию.

— А где Крисп? — спросил Константин, с улыбкой наблюдая за сыном.

— У него сейчас занятия по математике.

— Как он учится?

— Все учителя хвалят его.

— Это хорошо, — произнёс Константин.

— Что ты решил со свадьбой Лициния и Констанции? — спросила Фауста, присаживаясь в кресло.

— Я предложил Лицинию для свадьбы твой дворец в Аквинкуме, но ответа пока ещё не получил.

— Бедная Констанция, стать женой такого жмота и солдафона, как Лициний мало счастья.

— Этот брак заключается по политическим соображениям, — жёстко ответил Константин, — ничего стерпится, слюбиться!

Фауста поняла свою промашку и попыталась перевести разговор в другое русло:

— Константин, твои сыновья воспитываются, как христиане. Они ходят со мной в церковь, почитают Христа, и уже знают некоторые молитвы, может быть есть смысл их окрестить?

Константин пристально посмотрел на жену, он понял, почему она перевела разговор в другое русло, но не подал вида и поддержал разговор:

— Мне кажется, для того чтобы стать истинным христианином мало знать молитвы и ходить в церковь!

— Но ведь если человек молится и ходит в церковь, тем самым он показывает всем, что верит во Христа, — возразила Фауста.

— Это очень мало показывать другим свою веру, надо самому верить в своего Бога, — уверенно сказал Константин.

— Думаю, что надо начинать с малого и приучать к вере людей с детства, — ответила ему жена.

— Приучать, конечно, надо, но креститься необходимо осознанно, а значит в зрелом возрасте, — задумчиво произнёс Константин.

— А какая разница? — с недоумением спросила Фауста.

— Потому что глубоко верующим человеком можно стать только своей душой, а не по каким-то внешним факторам, которые навязывают детям их родители, люди или государство.

— Возможно, ты прав, — задумчиво произнесла Фауста, затем встала и уже с улыбкой сказала, — ладно мы пойдём, не будем тебе мешать, не опаздывай к ужину, — и взяв маленького Константина за руку, вышла из кабинета.

Константин с улыбкой посмотрел им вслед и продолжил разбирать свои бумаги. Через некоторое время ему доставили срочную почту, это был указ старшего августа Римской империи Галерия о прекращении преследований христиан. Константин быстро прочитал его и решил немедленно известить об этом свою матушку. Взяв свиток, он вышел из своего кабинета, пройдя по коридору, постучал в дверь. Елена прервала чтение церковной книги и увидев довольное лицо сына, с улыбкой спросила его:

— Добрый день сын мой, видимо что-то случилось, раз ты сам ко мне пожаловал?

— Здравствуй мама, сегодня действительно добрый день, я только что получил указ императора Галерия, он касается всех христиан, — Константин протянул ей свиток, — прочитай сама.

Елена взяла свиток и внимательно прочитала его. Затем встала, повернувшись к иконе, перекрестилась и произнесла:

— Слава Богу, наконец-то и до них дошло!

— Ты имеешь в виду Диоклетиана и Галерия?

— Да именно их, столько лет, с такой неукротимостью преследовать христиан, разрушать церкви, сжигать церковные книги, но Господь услышал наши молитвы, — Елена опять перекрестилась, затем обратилась к сыну, — Что ты намерен теперь делать?

— Рим впервые с момента возникновения христианства позволил христианам открыто верить в своего Бога!

— Ты полагаешь, что это исключительное право Рима определять для людей, в какого Бога им верить. Христиане выстрадали свою веру, потому что она истинна. Они верят не в каких-то мифических богов, а во Христа, который был сначала обычным человеком, — ответила Елена внимательно глядя на своего сына.

— Это всего лишь легенда, нет никаких доказательств существования Христа!

— Когда ты станешь императором всей Римской империи, я найду доказательства существования Христа, это мой обет, — серьёзно произнесла Елена перекрестившись.

— Думаю, что в первую очередь необходимо известить всех епископов Галлии и Британии, — немного подумав, произнёс Константин

Елена, глядя в глаза сыну, сказала:

— Константин, мне кажется, мало известить епископов, тебе необходимо принять их у себя во дворце!

Константин смотрел на мать и понимал, насколько мудра эта женщина, действительно пришло время не только для терпимого отношения к христианству, но и для союза императорской власти с христианской церковью, не с христианством вообще, а именно с церковной организацией, которая могла бы обеспечить поддержку ему, будущему правителю всей империи.