1

Командующий 3-й немецкой танковой группой генерал-полковник Герман Гот был доволен. На третий день Восточного похода 7-я танковая дивизия ворвалась в Вильнюс и вместе с подошедшей вскоре 20-й танковой дивизией к концу дня заняла город, А сутки спустя передовые отряды группы находились уже в полусотне километров от Молодечно.

Начальник штаба группы подполковник Гюнерсдорф докладывал обстановку на вечер 25 июня. По расчетам фашистского командования, к концу дня 26 июня правофланговые дивизии 39-го моторизованного корпуса генерала Шмидта должны подойти к Минску. Остальные силы первого эшелона группы восточнее этого города перерубить шоссе на Москву. Продвижение 4-й и 9-й полевых армий и 2-й танковой группы, считали в штабе группы армий «Центр», также идет успешно. Правда, на отдельных участках русские оказывают отчаянное сопротивление, но это не влияет на общий ход событии — лавина германских войск (впереди — танки) продолжает всесокрушающее движение на восток.

 

2

Полковник Груздев доложил: получена телефонограмма — командиру Сотой немедленно прибыть на КП командира 2-го стрелкового корпуса.

Ехать предстояло в район хутора Сморговцы и в лесу северо-восточнее этого населенного пункта искать командный пункт генерала Ермакова.

Четвертые сутки по ведущим от границы дорогам тянулись в тыл усталые, измученные колонны беженцев. Иногда их обгоняли автомашины с нашими ранеными бойцами. На обочинах шоссе и проселков, а нередко и на проезжей части чернели круглые воронки от бомб, кое-где валялись опрокинутые повозки, брошенные беженцами тачки, пустые детские коляски, Леня Кравченко привычно поглядывал сквозь ветровое стекло на остывающее вечернее небо и, когда проехали километров пять, с нескрываемой злостью сказал:

— Летят, товарищ генерал.

— Не останавливаться!

Тяжело груженные «юнкерсы» (звеньев десять по три самолета в каждом) прошли на Минск, и через несколько минут в той стороне послышалось увесистое грозовое громыхание очередной бомбежки и бестолково-панический лай зениток.

«Опять… Город и так уже превращен в ад, кругом сплошные развалины, а они все бомбят и бомбят… Варвары!»

Проплутав с полчаса по лесным просекам и наново пробитым дорогам, нашли наконец землянку командира корпуса. Часовой у входа, увидев генеральские звезды в петлицах кителя командира Сотой, молча посторонился, как в мирное время, отдавая винтовкой честь «по-ефрейторски».

В землянке — она выглядела довольно просторно — было по-вечернему прохладно. На столе вразброс лежали топографические карты, несколько карандашей, коробка папирос, планшетка. Генерал-майор Ермаков сидел в торце стола и, услышав на ступеньках шаги, устало поднял голову.

— Товарищ генерал, — остановившись у порога, начал было докладывать командир Сотой, но Ермаков остановил его движением руки:

— Без формальностей, Иван Никитич. Проходите, садитесь.

Командир корпуса выглядел измотанным и издерганным, не таким лощеным, каким он старался выглядеть всегда, и даже его прическа — прямой пробор «под Шапошникова» — была сегодня не такой идеальной.

— Как настроение? — продолжил Ермаков. — Отмобилизовали нашу Сотую?

До Руссиянова дивизией командовал он, Аркадий Николаевич Ермаков, был с ней на Карельском перешейке и в Бессарабии и до сих пор считал ее «своей», родной.

— Отмобилизовал, а какой толк? Артиллерийские полки, как вам известно, пришлось отдать, некоторые спецподразделения — тоже, стрелковые полки раздроблены и разбросаны вокруг Минска… Неужели для дивизии, имеющей боевой опыт, не нашли занятия получше? Люди рвутся в бой, и если перегорят — будет худо.

— Нашли, Иван Никитич, нашли, — сказал Ермаков. — Наконец-то нашли. Доставайте вашу карту. Приказ такой: нашей Сотой, к пяти ноль-ноль двадцать шестого июня надлежит занять оборону по линии Ворново — Вандолино — Боровцы — Паперня — Ошмянцы… Считайте это пока устным, но вполне официальным приказом. Бумагу, разумеется, получите. Чуть позже.

— Занимать оборону без артиллерии?

— Ваши два полка Юшкевич вернет. Можете посылать за ними своего человека. А пока вас поддержит 151-й корпусной артполк. Полк в Здановичах, приказ ему отдан. Придет к вам с боеприпасами и имуществом — со всем, что сможет взять на своем транспорте. Справа у вас будет один полк 161-й стрелковой дивизии, слева прикрывайтесь, как сумеете, помочь ничем не могу, но полагаю, что в этот район отойдут какие-то наши части — подчините их себе. А что касается обстановки… — Ермаков порылся в бумагах, лежавших на столе, — то вот, взгляните. — Он протянул генералу Руссиянову несколько фотографий: — Данные нашей авиаразведки, трехчасовой давности… Это шоссе в пятидесяти километрах северо-западнее Молодечно. Колонны немецких танков. А между ними и нами, считайте, никого нет… Так что давайте, Иван Никитич, собирайте дивизию — и жесткая противотанковая оборона. Зарывайтесь в землю — и ни шагу назад!..

У себя на КП, спускаясь в свою землянку, генерал Руссиянов на ходу приказал встретившему его дежурному по штабу:

— Полковника Груздева с картой — ко мне. На двадцать два ноль-ноль собрать командиров полков и спецподразделений.

Полковник Груздев явился через несколько минут, расстелил на столе карту Минска и его окрестностей. Каждое место, отмеченное на ней, каждый овражек, каждая дорожка и тропка, каждый лесной массив были давно и хорошо знакомы и командиру дивизии, и ее начальнику штаба: не один раз выходили сюда на тактические учения батальоны и полки, не один раз разворачивались здесь учебные сражения, не один раз именно на этих рубежах, готовясь к настоящим боям, поднимались и шли в атаку бойцы и командиры Сотой. Теперь все, чему они научились в мирные дни, суровой и требовательной проверке подвергнет настоящий бой — бой, не прощающий никаких ошибок…

Часа через полтора начали прибывать командиры частей и спецподразделений. Первым приехал командир 85-го стрелкового полка — головного полка дивизии — подполковник М. В. Якимович, как всегда, подтянутый и даже в эти трудные дни по-своему элегантный. Следом за ним доложил о прибытии командир 331-го полковник И. В. Бушуев — несколько полноватый, веселый и добродушный с виду, потом появился полковник Н. А. Шварев — командир 355-го стрелкового полка, ветеран армии и партии, коммунист ленинского призыва, старый красногвардеец — суровый, с бронзовым от раннего загара лицом. Вместе с ними приехали их заместители по политчасти Ф. В. Зыков, С. И. Голод, Г. А. Гутник. Спустились в землянку командир разведбата майор С. Н. Бартош, дивизионный инженер Н. И. Илларионов, другие командиры штаба. Старший батальонный комиссар К. И. Филяшкин прибыл последним: предупрежденный дежурным, он даже не заходил к себе — прямо с машины (ездил по частям) пошел к командиру дивизии.

Генерал поднялся над столом, оперся о его край руками. Свет лампы озарял его лицо снизу, и оно казалось более суровым, чем всегда, — словно было высеченным из гранита.

— Получен приказ командира корпуса занять оборону в районе севернее Минска. Участки обороны каждой части дивизии и их задачи указаны в подписанном мною боевом приказе, который вы своевременно получите. Выдвижение в район обороны начать не позже двух ноль-ноль. Это — первое.

Второе: командиру разведбата майору Бартошу и начальнику разведки капитану Яшенко провести разведку в направлении предстоящих действий дивизии, а именно — в направлении Острошицкий Городок, Масловичи.

Третье: исполняющему обязанности начальника артиллерии дивизии капитану Свешникову немедленно, я повторяю: немедленно, не дожидаясь конца нашего совещания, отбыть в штаб 44-го стрелкового корпуса и на основании полученного нами боевого приказа вернуть в дивизию наши артиллерийские полки.

Задача политсостава дивизии, коммунистов и комсомольцев, — продолжал генерал, кивком разрешив капитану Свешникову покинуть совещание, — состоит сейчас в том, чтобы довести боевой приказ до каждого бойца, сержанта и среднего командира, а в бою показать пример беспрекословного и точного его выполнения. Хочу подчеркнуть, что задача перед дивизией поставлена трудная — не допустить врага к Минску. Мы, командиры, коммунисты, должны помочь личному составу поверить в свои силы, в свое оружие. Мы обязаны остановить фашистов на отведенном дивизии рубеже, а если будет возможность — погнать его прочь с нашей священной земли! Как ваш старший командир-единоначальник, властью, вверенной мне государством и партией большевиков, требую ото всех беспрекословного выполнения присяги и воинского долга перед Родиной.

 

3

Мрачное настроение все эти дни не покидало командира 85-го стрелкового полка Михаила Якимовича. Оно не было следствием того, что так круто повернулось течение жизни и мир стал войной — этого в глубине души с болью ждал каждый, мало-мальски разбирающийся в политической и военной обстановке человек: столкновение между гитлеровской шайкой и Страной Советов должно было рано или поздно произойти, иначе фашизм не был бы фашизмом, авангардом самых черных, самых реакционных сил мирового империализма. Якимовича удручало другое: неподготовленность к отражению неминуемой агрессии по многим чисто военно-оперативным линиям, необдуманность (мягко выражаясь) некоторых приказов и распоряжений. Командира дивизии он ни в чем не винил — не генерал Руссиянов приказал разбросать ее полки вокруг Минска, поручив им нести чисто комендантскую службу, не он добровольно направил некоторые спецподразделения на хозяйственные и инженерные работы, не он, наконец, послал артиллерийские полки Сотой в оперативное подчинение 44-го стрелкового корпуса, фактически обезоружив дивизию. А ведь с северо-запада, с молодечненского направления, рвутся к Минску немецкие танки — их колонны хорошо видны на фотоснимках, сделанных нашей воздушной разведкой, — только что фотографии показывал на совещании командир дивизии. Фашистскую бронированную армаду надо встречать, надо встать против нее стеной. Но чем встречать, из чего сделать эту неприступную стену? В полку всего несколько противотанковых орудий — и это все. Встречать связками гранат? Или… или бутылками с бензином? А что? Опыт Испании и боёв на Карельском перешейке показал, что при отсутствии артиллерии (и даже, как говорится, в ее присутствии) можно обратиться и к этому поистине «народному средству»… Говорят, в Испании от них хорошо горели танки мятежников, а среди скал на линии Маннергейма — даже казавшиеся неприступными железобетонные доты.

«А что думает на этот счет мой комиссар?» — Якимович оглянулся на сидевшего сзади в машине Зыкова. Тот, показалось ему, дремал. «Ладно, пусть отдохнет, тоже замотался… Поговорим и обсудим все в полку…»

85-й стрелковый полк уже третий день стоял на юго-восточной окраине Минска. От урочища Белое болото до штаба полка было километров двадцать пять, если ехать через город. А в объезд чуть ли не вдвое больше. Решили ехать напрямик, через город — в эти ночные часы на улицах не так много беженцев, а в небе нет «юнкерсов».

Над Минском продолжало стелиться зарево пожаров. Что-то сильно горело в стороне железнодорожного вокзала. Догорали маленькие частные домики вдоль Долгиновского тракта. На Долгобродскую выбрались через Комаровку, а там и к Могилевскому шоссе — здесь тоже по обеим сторонам улицы и в глубине дворов горели здания. В кроваво-багровых отсветах устало шли на восток редкие группы беженцев, им навстречу двигались такие же редкие колонны красноармейцев. В такт шагам поблескивали над ними примкнутые штыки.

На месте расположения полка Якимовича встретил комендант штаба лейтенант Срибный, доложил, что никаких приказаний не поступало.

— Командиров штаба, начальников служб и всех комбатов — ко мне! — приказал командир полка.

— Есть!

В блиндаже штаба горела на столе керосиновая лампа, и начальник штаба полка капитан Фомовский не сразу разглядел, кто спускается по ступенькам.

— Сиди! — устало махнул рукой Якимович, когда Фомовский узнал его и хотел подняться доложить. — И вот, можешь полюбоваться. — Командир полка расстегнул свою полевую сумку, достал оттуда полученный в дивизии аэрофотоснимок немецких танковых колонн, бросил на стол: — Подходят к Молодечно. Снято сегодня днем. А нам приказано их встречать. Понял?

Через четверть часа в землянке было уже тесно от собравшихся по вызову командиров.

— Не будем терять времени, товарищи, — сказал Якимович. — Я и батальонный комиссар Зыков только что вернулись с КП дивизии. Получен боевой приказ.

Оживление среди собравшихся вынудило его сделать короткую паузу. Минуту спустя командир 85-го продолжил:

— Полку приказано выйти в район Острошицкого Городка и занять там оборону. Приказ по полку будет подготовлен и подписан сразу после этого совещания, и вы его получите. Конечно, можно было бы этого совещания не проводить — приказ точно определит все. Но есть одно чрезвычайное обстоятельство, товарищи: по направлению Молодечно — Острошицкий Городок движутся крупные танковые силы немцев, что подтверждают данные нашей авиаразведки. Противотанковых средств в полку фактически нет. Артиллерийские полки дивизии участвуют в боях в составе 44-го стрелкового корпуса, и, хотя получен приказ на их возвращение в дивизию, они едва ли успеют вернуться в течение суток. Дивизии придан корпусной артполк, но он еще в Здановичах. Чем будем встречать немецкие танки?

Стало тихо. Батальонный комиссар Зыков, сидевший за столом рядом с командиром полка, постукивая пальцами по голым оструганным доскам, спросил негромко:

— А если опыт финской?

— Точно! — подхватил командир третьего батальона капитан Коврижко. — Доты горели, и танки будут гореть!..

Якимович обрадованно подтвердил:

Вот именно — будут гореть и танки! Они уже горели. В Испании. Танки фашистских мятежников. От бутылок с бензином. Значит — что? Берем на вооружение?

— На безрыбье и рак — рыба, — мрачно пошутил кто-то.

Капитан Тертычный — адъютант старший (то есть начальник штаба) третьего батальона — обернулся:

— Когда проверим, сам убедишься: такой рак почище некоторой рыбы. — Он встал: — Разрешите, товарищ подполковник?

Якимович кивнул:

— Говорите.

— Для верности предлагаю тряпочные фитили на бутылках с бензином заменить паклей — она лучше горит. А когда поджигать — брать не одну спичку, а пять-шесть. — Тертычный повторил: — Для верности.

— Думаю, что это правильно. — Командир полка обвел взглядом собравшихся: — Вопрос ясен. Приказываю: в каждом стрелковом взводе создать не менее одной группы добровольцев — истребителей танков. Два-три человека, покрепче, посмелей…

Зыков добавил:

— Лучше всего из кадровых, коммунистов и комсомольцев.

— Правильно, — согласился Якимович. — Костяк группы — коммунисты или комсомольцы… Это первое. Второе, — невольно подражая командиру дивизии, продолжал командир полка, — по выходе на рубеж обороны немедленно организовать их обучение в тылах полка и батальонов. Третье: доставку бутылок, стеклянных фляг — можно использовать и наши штатные стеклянные фляги — и горючего возлагаю на моего помощника по снабжению капитана Руденко и командира транспортной роты старшего лейтенанта Рыбачука. Приказ на марш и занятие обороны, как я уже говорил, получите через некоторое время. Батальонам и спецподразделениям не позже двух ноль-ноль быть в районе сосредоточения, который мы занимали двадцать второго июня. Там получите дальнейшие указания и письменный боевой приказ.

* * *

…Это была тяжелая работа — собрать разбросанные по Минску и его окрестностям части. На мотоциклах, на верховых лошадях, пешком мотались по городу в ту июньскую, озаренную пожарами ночь связные и посыльные с приказаниями из штаба дивизии и штабов полков. Давно сел в полуторку и уехал на юго-запад по Брестскому шоссе искать и возвращать свои артполки капитан Свешников, опустела землянка политотдела дивизии — почти все политработники разошлись по полкам и спецподразделениям.

А в землянке командира дивизии еще долго сидели над картой генерал-майор Руссиянов, старший батальонный комиссар Филяшкин и полковник Груздев. И если задача была ясна — остановить танки врага, то не совсем было ясно, как это лучше и надежней сделать. В наличии у дивизии только 81-й отдельный противотанковый дивизион (без одной батареи), некоторое количество ПТО в стрелковых полках да противотанковые гранаты. Свешников едва ли успеет вернуться с полками к утру, да и 151-й корпусной, похоже, не сумеет за это время подняться у себя в Здановичах и перебазироваться в район обороны дивизии. Следовательно, на первом этапе надо основательно зарываться в землю и истреблять вражескую пехоту: танки без ее постоянной поддержки пойти далеко не рискнут… Да и, наверное, подойдет к этому времени в конце концов что-нибудь из тылов. Разве можно бросить Минск на растерзание фашистам?

 

4

Едва начало светать, два броневика БА-20 разведбата Сотой заброшенными лесными дорогами выбрались на старое булыжное шоссе — Логойский тракт — и, прижимаясь к затененной лесом обочине, покатили в сторону Острошицкого Городка. Было тихо, свежо и по-утреннему росно. На шоссе — ни одной живой души, нет даже беженцев, которые все эти дни, усталые, голодные, обездоленные, пытались уйти от войны, огненной смертельной волной катившейся за ними следом.

Старший сержант Яков Беляев, откинув крышку люка, стоял в башне первого броневика и пока не замечал ничего подозрительного. Но вдруг из лесочка слева, с едва заметного, заросшего травой и давно забытого всеми проселка, выскочила на булыжник тракта подвода.

Стоявший в ней человек яростно нахлестывал кнутом рыжую лошаденку. Человек развернул подводу на ту сторону тракта, по которой неспешно двигались бронемашины Беляева и его товарища, и замахал рукой, явно прося остановиться.

— Немцы там! — крикнул он, осаживая разбежавшуюся под горку лошаденку. — Парашютисты!..

— Не паникуй! — оборвал его Беляев. — И все по порядку. Откуда сам?

— Из Бродка я, из Бродка!..

— Знаю. — Беляев вспомнил: Бродок — небольшой хуторок километрах в четырех севернее Острошицкого Городка, там, в ближних лесах, разведбат проводил иногда полевые тактические занятия. — А немцы где?

— Да там же! На парашютах спустилися…

— Когда?

— Ну… може, час назад… Пока я лошадь нашел, запряг… Они долго с самолетов-то сигали… Спустятся — и в разные стороны. А потом там на поляне даже самолеты ихние садились, танки маленькие выгружали, пушки тоже… Ну вот я и решил — надо же нашим сообщить.

— Правильно! И давай гони дальше. На перекрестке к совхозу «Первое мая» свернешь — там недалеко, в лесу наши есть. Найдешь кого-нибудь из командиров и все точно доложишь. Давай гони!.. Знаешь, где «Первое мая»?

— Ведаю, ведаю… Н-но, милая!..

Беляев решил рискнуть и проехать дальше вперед, насколько будет возможно. Второй машине приказал следовать за ним на расстоянии зрительной связи.

Солнце стояло уже высоко, и для маскировки надо было держаться поближе к лесу. С небольшого бугорка, через который в этом месте переваливал Логойский тракт (недалеко от развилки на Усборье и Радошковичи), стала хорошо просматриваться пологая долина междулесья и вновь взбирающееся на лесистый склон холма шоссе. И вот именно там, на гребне другой высотки, косо освещенной утренним июньским солнцем, Яков Беляев впервые увидел врага: два легких танка и несколько автомашин, среди них — одна легковая.

«Немцы… Уже здесь».

Он приказал водителю принять вправо, под деревья на опушке придорожного леса. Его маневр точно повторила вторая бронемашина.

Немцы остановились — наверняка осматривали местность. Трое вышли из легковой машины; видно, сверяясь с картой, переходили то на левую, то на правую обочину шоссе.

Выскочив из броневика, Беляев, пригнувшись, кинулся ко второй своей машине, приказал:

— Ребята! Гоните в штаб. Доложите: немцы севернее Острошицкого Городка продолжают высаживать воздушный десант. На карте укажете, где мы встретили их разведку. Все! Гоните! Быстро!..

БА-20 юрко развернулся задним ходом, выбрался на шоссе и по тенистой его стороне погнал к Минску.

«Заметили его немцы или не заметили? А какая, собственно, разница! Нам надо попробовать их хоть немного задержать…»

— Пахомов! — позвал он своего водителя: — Сдай чуть назад — и к пулемету. А я попробую их встретить… Понял?

— Все ясно.

— Как только брошу гранату — огонь по автомашинам. Что дальше — решим потом.

Взяв две связки гранат, Беляев выбрался из броневика и почти сразу скрылся в высокой траве придорожного кювета. Как ни старался Пахомов хотя бы по движению травы определить, где он, у него ничего не вышло: Беляев не только хорошо командовал бронемашиной, но и считался в разведбате одним из лучших мастеров маскировки — научился этому делу еще на финской, в снегах Карельского перешейка.

Остановившиеся на гребне высоты немцы двинулись наконец вперед. Но, похоже, побаивались, потому что легкий танк в голове этой небольшой колонны шел на малой скорости, словно осматриваясь, настороженно и тревожно. Пахомов старался не выпускать из виду автомашины, наблюдая за ними сквозь амбразуру в броне и держа пулемет наготове.

Немцы миновали низину, не увеличивая скорости, стали по-прежнему осторожно подниматься по склону. И тут громыхнуло. Пахомов не заметил ни броска гранаты, ни самого Беляева — только полыхнувшее в черном фонтане земли пламя. А когда дым и пыль от взрыва осели, увидел немецкий танк: с разорванной узкой гусеницей он косо стоял поперек дороги. Второй взрыв на шоссе полыхнул несколько секунд спустя, когда Пахомов уже бил из пулемета по легковушке и по грузовикам, веером рассыпая длинные очереди. Немцы заметались, выскакивая из машин, многие из них падали и уже не поднимались, легковушка вспыхнула и задымила. А он все стрелял, стрелял, стрелял, мысленно рассчитывая расход патронов и думая, что, видно, скоро придется заправлять новый магазин…

— Отставить! — вдруг услышал он над самым ухом голос Беляева. — Разворачивай — и в штаб! Тут все… Больше мы ничего не сделаем… Гони!

Еще затемно, выполняя приказ к пяти ноль-ноль выйти на указанные им оборонительные рубежи, полки Сотой начали покидать районы сосредоточения. Первыми выступили головные дозоры и боковые охранения. За ними — основные силы. Чернел по обеим сторонам шоссе густой, полный прохладного предрассветного мрака лес, посверкивали в свете далеких зарев примкнутые к винтовкам, штыки, в такт размеренному тяжелому шагу колонн покачивались на плечах красноармейцев ручные и станковые пулеметы.

Люди в строю были молчаливы и суровы. Прислушиваясь к погромыхиванию боя слева, на западе, часто оглядывались назад — там небо над Минском кроваво отсвечивало неугасающими пожарами.

Короткая июньская ночь кончилась быстро. Рассвет застал походные колонны 85-го стрелкового полка в четырнадцати километрах от белорусской столицы. Здесь Логойский тракт поднимается на пригорок и, перевалив его, полого спускается в длинную плоскую долину. На горизонте сквозь редкий, уже пробитый солнцем туман стала видна слева Яночкина гора, а справа, за лесистым придорожным бугром, через десять минут хода должна была открыться проселочная дорога на Усборье.

Командир головного батальона полка капитан Коврижко сразу заметил на бугре группу каких-то кавалеристов, а когда они подскакали ближе, узнал ребят из полковой разведки.

— Танки там, комбат, — кивнув себе за спину, сказал ему командир разведчиков. — Штук тридцать, имей это в виду… Как говорится, под парами стоят, команды, видать, ждут.

— Учту.

— Учти. И будь здоров! Нам надо к комполка.

Кругом было тихо и мирно, слышались только шум шагов по булыжинам шоссе, сдержанные разговоры, иногда даже смех. И вдруг в этой удивительной, позванивающей голосами птиц тишине где-то далеко впереди, казалось, за горизонтом, у Острошицкого Городка, возник режущий ухо рев, и минуту спустя, выскочив из-за леса, прошла над шоссе на небольшой высоте пара «мессеров». Заклокотали их крупнокалиберные пулеметы.

Походные колонны стали рассредоточиваться, расчленяться и укрываться в придорожных лесах. Но не прошло и пяти минут, как на дорогах начали рваться немецкие снаряды и мины. Над шоссе, над просеками, над опушками лесов, где, уходя в укрытия, разворачивались стрелковые роты, ведя огонь из пулеметов, снова закружили «мессеры»…

«Опоздали! — с досадой зло сказал сам себе командир Сотой, когда ему доложили, что выдвигавшиеся к рубежам обороны 85-й и 355-й стрелковые полки были сначала атакованы немецкой авиацией, а потом накрыты массированным артиллерийско-минометным огнем. — Непростительно опоздали и за это теперь наказаны…»

Чувствуя на себе ожидающий взгляд начальника штаба, генерал Руссиянов поднял голову:

— Вот что, Павел Иванович: прикажите от моего имени Якимовичу и Швареву закрепиться на достигнутых рубежах, Бушуеву — встать за их стыком во втором эшелоне. Думаю, что на такое построение боевого порядка санкцию сверху мы получим. — Он взял телефонную трубку, приказал узлу связи немедленно соединить его с командиром корпуса генерал-майором Ермаковым. — Остальное будет зависеть от того, что скажет разведка. И от того, когда вернутся наши артполки.

Связисты не сразу разыскали генерала Ермакова, и командиру Сотой пришлось ждать, наверное, минут двадцать. Наконец их соединили. Командир дивизии доложил обстановку и сообщил о принятом им решении развернуть свой первый эшелон на рубеже Караси — Усборье, оседлав таким образом две ведущие с севера на Минск дороги.

— Минутку, — сказал Ермаков, — подождите у аппарата, я должен взглянуть на карту. — Примерно через минуту снова послышался его голос: — Не возражаю. Но — ни шагу назад! Вы меня поняли? Ни шагу!..

Конечно же, генерал Руссиянов понимал: от того, как долго продержится на этом рубеже его Сотая и ее соседи, во многом зависит не только ближайшая судьба Минска — от этого в известной степени зависит и судьба многих дивизий фронта, стремящихся избежать окружения западнее белорусской столицы. Прорвется враг к Минску или выйдет к магистральным стратегическим дорогам восточнее его — кольцо будет замкнуто. Выстоит дивизия сутки-двое, значит, будут удержаны необходимые для организованного отхода пути и из «мешка» будут выведены многие наши части.

Чуть позже, слушая командира разведбата майора Бартоша и потом начальника разведки капитана Яшенко, командир дивизии опять подумал о том, как много значит и как дорого ценится на войне время: приказ выводить дивизию на оборонительные рубежи опоздал. Он даже не пытался анализировать сейчас, кто тут виноват, вероятнее всего — обстановка, стечение обстоятельств. Но если бы этот приказ был отдан на сутки раньше! Даже на двенадцать часов раньше! Можно было бы укрепиться на северных окраинах Острошицкого Городка и Масловичей, имея у себя в тылу рокадную дорогу для быстрого маневра. А теперь…

— Разведкой переднего края, — докладывал майор Бартош, — опросом местных жителей и наблюдением удалось установить: сегодня, двадцать шестого июня, между четырьмя и пятью часами утра немцы выбросили в Острошицкий Городок воздушный десант, а около восьми утра туда уже вошли их танки…

В Масловичах, Вяче, Мочанах, как доложил капитан Ященко, тоже уже были немцы. А танковая разведка врага прорвалась и к Паперне.

Обстановка стала предельно ясной. Острошицкий Городок — район сосредоточения танковых сил противника. И как только туда подойдет достаточное количество танков и пехоты, он непременно попытается пробиться к Минску по Логойскому тракту. Сейчас бы в дивизию побольше артиллерии, поддержать удар авиацией — и можно было бы атаковать противника, пока он не закрепился, можно было бы выбить его из Острошицкого Городка, лишить выгодных позиций, а самим на северной окраине этого населенного пункта создать прочный рубеж обороны. Но артиллерии нет — от капитана Свешникова до сих пор никаких вестей, о поддержке с воздуха нечего и думать, а полки дивизии, имеющие по нескольку сорокапяток образца тридцать седьмого года, прижаты к земле бомбежкой, артиллерийским и минометным огнем. Остается одно: зарываться, не теряя ни секунды, в землю, укреплять, насколько это возможно, занятые рубежи и готовиться к схватке…