Глава 1

Утро на дороге к Хорелтоллу выдалось яркое и ветреное. Солнце выбралось из-за горизонта, и снег сменился моросящим мелким дождем. Калли сморщилась — крошечные капли били по лицу, заливали глаза. Девушка попыталась повернуться на бок, спрятать лицо в жесткой соломе, которой застилили дно телеги. Дернулась, поджала колени ближе к животу, стараясь чуточку ослабить боль от удара — сидевший на краю повозки кочевник заехал ей в грудь носком сапога. Охнула, но изо рта вырвалось лишь шипение — мешала тряпка, которую засунул ей степняк. От кляпа воняло протухшей рыбой и горящей смолой.

— Лакке опг л'вэ! С'лв! — прокаркал надзиратель и повторил удар. Девушка содрогнулась от отвращения к самой себе.

Как она могла позволить этому шаману себя обдурить? На что она надеялась? Поверить в то, что верховный шаман кочевник сможет договориться с Донгеллом. Это после трехлетней войны, после осады их замка. После того, как ее отец вместе с Люциусом отбили атаки степняков, вырезали их войско и загнали жалкие остатки обратно на сухие равнины. После того, как ее отец, командующий Гвардией Донгеллов, лично повесил Кидани — десятку лучших бойцов кочевников — на торговой дороге между Керчью и замком Донгеллов?

Снег, а потом и дождь размыл дорогу, колеса телеги то подпрыгивали на камнях, то застревали в ямах и глубоких лужах. Степняк, сидящий на краю повозки, ругался сквозь зубы, но он то хотя бы мог держаться за специальные выемки в низкой стенке телеги. Зато девушке досталось — кочевники, кроме кляпа, не забыли связать ей за спиной руки, и сейчас от каждой кочки тело девушки швыряло по дну телеги.

Мерный, убаюкивающий звук вертящихся колес прервался. Девушку бросило в жар — неужели все, они добрались до лагеря? Не могли же так быстро? Дорога в степь, на земли кочевников, была извилистой, и хороший всадник одолел бы ее за полдня. А таким ходом, как двигались они, хорошо если доехали бы до следующего утра.

— Б'скит'c! — радостно заржал кочевник, отпихивая ее ногу в сторону. Девушка почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Нет, только не плакать. Не сметь. Калли знала, что значит ругательство, произнесенное кочевником. «Б'скит'c». Или белая шлюха. Так степняки звали всех женщин, которых смогли получить во время набегов. Статус добычи, которую можно не просто продать, как одежду или драгоценности, а использовать, пока не сдохнет. Что-то сродни угнанной у крестьянина овцы.

Кочевник схватил Калли одной рукой за волосы — сгреб их в хвост и дернул на себя, с такой силой, что девушка не смогла сдержаться и слезы все-таки брызнули из глаз. Вторая рука степняка жадно мяла грудь девушки, скрытую под льняным платьем. Движения кочевника были совсем не похожи на прикосновения любовника — нет, скорее так ощупывают лошадь, проверяя, много ли под жесткой шерстью мышц.

Калли закрыла глаза, попыталась вжаться в дно телеги. Кочевник пробормотал невнятное ругательство, отнял руку от груди девушки и отвесил ей пощечину. Голова Калли дернулась, пленница почувствовала, как из разодранной губы начала сочиться кровь. На языке появился металлический привкус.

Ладонь кочевника продолжила путешествие по юному телу — Калли не исполнилось и двадцати пяти, линии еще не успели огрубеть, наследница Люциуса только готовилась к тому, чтобы превратиться из юной девы в женщину.

— Не сметь! — рявкнул голос рядом. От неожиданности девушка дернулась, ладонь степняка замерла. С опаской приоткрыв глаза, Калли заметила рядом с телегой всадника. Шаман Энд, правая рука вождя кочевников Вандера, держал наготове изогнутый кинжал.

— Это не твоя добыча! Не твое мясо! Не трогать! — четко выговаривая, деля слова друг от друга, проговорил шаман, поигрывая кинжалом. Степняк посмотрел на Калли, затем на Энда, затем снова на девушку. Пробормотал что-то невнятное на лающем диалекте, но руку с неохотой убрал.

— Ф'а д'ан хэт! — рявкнул Энд. Кочевник покачал головой, злобно посмотрел на шамана и повернулся к девушке. Смачный плевок степняка упал на грудь, которую он недавно мял. Девушку передернуло.

— Не волнуйтесь, графиня, — посмеиваясь, сказал Энд. — Я приказал этому животному вас не трогать.

— Ты сдохнешь! — попыталась ответить Калли, но изо рта донеслись лишь невнятные звуки. Девушка застонала — чертов кляп.

— Ну что вы, графиня. Не беспокойтесь, — улыбнулся шаман. — Никто из нас вас не тронет, по крайней мере до тех пор, пока вас не попробует Вандер. А уж потом вождь решит, оставить такую прелестную девочку игрушкой для себя, или отдать войску. Так что ведите себя хорошо, и придется вам обслуживать только вождя. А это честь.

Калли показалось, что она была готова провалиться в обморок. Девушка представила, как годами не мытые руки кочевников хватают ее тело, насилуют, теребят, сменяют друг друга. И пытка длится часами.

— А сейчас небольшой привал, — словно не замечая побледневшего лица Калли, объявил Энд. — Если вы будете хорошо себя вести, то я смогу дать вам немного воды. А если нет, тогда, возможно, мне придется поступиться приказом, и отдать вас на час кому-нибудь. Да хотя бы и вашему охраннику — как я вижу, вы уже познакомились. И поверьте, он не будет так галантен, как я.

Посмеиваясь, шаман хлопнул коня по черному боку и отъехал от телеги. Калли приказала себе успокоиться — паника паникой, но ситуацию она не спасет. Девушка попыталась восстановить спокойствие, заставляя себя глубоко и ровно дышать.

Чертов шаман. Калли не могла простить себя за то, что попалась на его уловку. Как она могла забыть? Кочевников все считали диким зверьем, мозг которых недалеко ушел от неказистых лошадей, на которых они рассекали по степям. Животные, способные подраться из-за не обглоданных костей. Кочевники в представлении жителей Приграничья были недолюдьми, неразвитыми существами, лишь внешне напоминающими человека.

И люди были недалеки от правды — большинство, простые степняки и правда никогда не учились грамоте, и напоминали зверей. Но только не шаманы. Смешок природы — но часть рождавшихся у степняков детей росли умнее своих сверстников, и кочевники отдавали таких в общину шаманов. Вожди и шаманы — высшее сословие кочевников, не отличались от людей по уму. А то и превосходили их. Калли тряхнула головой — вот она и поплатилась за то, что недооценила степняков.

Девушка откинулась на дно телеги, попыталась расслабиться. Снаружи были слышны крики Энда — шаман успокаивал распоясавшихся собратьев и заставлял напоить лошадей. Несколько долгих минут, показавшихся девушке вечностью — и уже знакомый степняк занял место рядом с ней, и телега двинулась дальше.

* * *

Природа на полуострове Приграничье бунтовала. Почти по всей площади шел осенний холодный дождь, на побережье — валил снег. Белых хлопья смешивались с песком и галькой, погибали в бушующих волнах. Зато на самом верху горной гряды Прибой, куда едва ли долетала редкая птица, снег, обычно покрывавший верхушки скал, растаял. Где-то сошел вниз лавиной, где-то просто испарился, но везде пики гор сверкали чернотой. Нагие, они подставили небу камни, до это не знавшие тепла сотни лет, и грелись под лучами приветливого солнца.

Плато Василисков завалило одной из лавин. Жалобно скулил снежный барс, который по неведению забрался так высоко. Он стремился поймать черного, как ночь, орла — и попал в ловушку. Снежным барса назвали лишь по цвету шкуры — и сейчас он, покрытый метровым слоем зимы, звал на помощь. Уже понимая бесполезность затеи, понимая, что так и задохнется, останется в толщи хлопьев, но никак не желая сдаваться.

Предводитель Ордена мага, сгорбившись, опираясь на посох и кутаясь в овечью шкуру, стоял на выбитом в скале балконе и смотрел на заваленное плато. Вой барса отражался от гор, эхом бродил меж скал. Учитель жалел зверя, но не решался помочь. На все воля богов, считал старый маг, и не вмешивался в ход природы.

Внутри обители, в десятке шагов от старика, грелись у костра два его ученика. Вайн и Жануар сегодня отработали нужно количество часов изысканий в познании древних книг, позанимались тренировкой боевой магии и теперь могли предаться любимому последние дни занятию — спору.

— Есть разница между убийцей и воином, — заявил Жануар, протягивая руки к огню. Костер горел, но привычного треска дерева не было слышно. Деревянный брусок, лежащий между камней в золе, сегодня был охвачен магическим пламенем. Настроение у мага было хорошим — запас дерева подходил к концу, и он смог убедить учителя использовать для обогрева колдовство. Вайн, считающий, что использовать магию для быта недопустимо, промолчал — крыть было нечем.

— Я и не спорю, — буркнул Вайн. Маг пошел на уступку, но руки к искусственному огню не тянул, а спрятал их под шерстяным плащом. — Разница есть, но в нашем случае Лис действует как воин, а не как убийца. Настоящий воин, когда нужно, действует, и его меч разит врагов. И он не считает это убийством.

— Нет, мой друг, — протянул Жануар. Обрадованный победой, маг не раздражался, как обычно, а позволял товарищу возражать. Но и объяснял его неправоту. — Разница между воином и убийцей как раз в том, как они лишают жизни. Воин сражается за свою жизнь, за жизнь родных или родины. Но отнимая ее у врага, он все равно испытывает муки. Мораль, совесть — все здесь смешивается в клубок эмоций, которые точат человека. Воин сомневается, нужен был ли удар, верно ли он поступил, убив того или иного.

— Да что ты? — усмехнулся Вайн. — А что же тогда убийца?

— А убийца, Вайн, он не испытывает этих мук. Ни до смерти противника, ни после, — улыбнулся Жануар и продолжил разглагольствовать. — Убийца — он лишь принимает решение и действует согласно плану. Он боится, не волнуется. Посмотри, как Лис сражался с кочевниками. Что, разве ему нужно было драться?

— Но… — попытался ответить Вайн, но его собеседнику ответ был не нужен.

— Конечно, нет. Если до этого Лис переживал, боялся, сомневался — то решившись, он и превратился из воина в убийцу. Он рванулся убивать незнакомых ему людей всего лишь за то, что они якобы напали на дом его друзей. А были ли они правы, или на самом деле здесь кочевники выступают как жертвы — Лис не знал. Но он решил сражаться, — говорил Жануар. Маг отхлебнул из появившейся из воздуха фляжки, довольно зажмурился. — Настоящий воин сначала бы разобрался, кого идет убивать. Посмотрел, кто из них прав, а кто нет. Но Лис не стал — он просто принялся рубить.

Вайн промолчал. Возражать не стал — глядя на Жануара, было понятно, что тот не ждет ответа. Младший маг думал, что почти победил. Теперь у Вайна не было сомнений в том, что задумал Жануар. Его коллега по науке, его товарищ по магии — он решил избавиться от соперника.

Вайн вытащил из-под плаща руки, погладил вспотевшие ладони друг о друга, поморщился, вытер влагу о шерсть плаща. Магический костер, конечно, грел лучше, чем горящие деревяшки, и Вайну было жарко в шерстяном одеянии. Но признавать это — значит, признаться, что и во всем остальном он был не прав.

Значит, Жануар решил воспользоваться ситуацией. Заставить учителя поверить в то, что их цель не подходит для плана, и нужно вытаскивать из чужого мира другого кандидата. И таким образом заставить Вайна отдать жизнь за новый портал. Другого способа доставить сюда чужеземца маги не знали, и Жануар был уверен, что Вайн не ослушается учителя, если тот скажет повторить самопожертвование Визарда.

Но одно дело — отдать свою жизнь ради их цели. Оно того стоит — Вайн безоговорочно верил старику, научившего его всему, что он знал о магии. Но отдавать жизнь ради корыстолюбия Жануара — на этот шаг Вайн был не готов.

Голос, раздавшийся за их спинами, заставил магов вздрогнуть. От неожиданности Жануар на мгновение потерял контроль над заклинанием, языки пламени облизали камни, служившими кострищем. Норовили выбраться дальше, поесть соломы, на которой сидели маги, но Жануар спохватился и остановил пожар.

— Наш мальчик не судья, чтобы разбираться, кто прав, а кто виноват, — сказал учитель, неслышно вернувшийся с балкона. Иней на его бороде и седых волосах таял, несколько крупных капель упали на камни кострища и зашипели, испаряясь. — Вы оба правы в частностях, но неужели я не учил вас мыслить шире?

— Извините, мастер! — в один голос произнесли маги и склонили головы. Вайн усмехнулся краешком губ — так-то.

— Разница между убийцей и воином в том, ради чего они вершат свои поступки. Лис слушает свою совесть, и она не говорит ему, что он поступает неверно. Лис сражается за свою жизнь, за жизнь своих, как ему кажется, друзей. Он считает, что убивает ради блага. Можно долго говорить, верно ли это или нет. Но назвать Лиса убийцей рано.

— Но ведь он убивает, и даже не пытается оправдать себя. Он принимает убийство как должное, будто он имеет право отнимать жизнь, — раздался глухой голос Жануара. Маг пытался возражать, не поднимая глаз от пола.

— Убийца — это только тот, кто убивает ради низменного. Ради избавления от страха, ради удовольствия, ради денег, — продолжил старик, будто не слышал ученика. Голос мага был спокоен и терпелив. — Лис в ладах со своей совестью — это дает ему право называть воином. Пока что. Человек всегда меняется, этот процесс не остановить. И наша задача сейчас — как раз посмотреть, куда же заведет его та тропа, которую подбросила нашему гостю судьба.

— Да, учитель! — два голоса слились в один. Вайн прищурился — в тоне младшего товарища магу послышалась злость.

Старик приблизился к стоящему в комнате магическому шару. Потер ладони, принялся читать заклинание. В комнате повисла дымка, запахло пожирающим дерево огнем. Жануар и Вайн подошли к учителю, встали рядом, закрыли глаза. Мерно задышали, настраиваясь. Оба ученика понимали — время для споров есть тогда, когда нет дела. А сейчас их мнения ничего не значили. Старый маг готовил заклинание, и задача учеников — сосредоточиться и собирать всю энергию вокруг. Даже самые малые крохи не должны быть упущены, а отданы на подпитку главы Ордена магов. Ведь так велит цель.

* * *

Три коня мчались через лес, который в Приграничье называли паучьем. Это были старые владенья эльфов, и хотя ушастых уже давно прогнали из здешних мест, но простой люд все равно подозрительно относился к наследию древней расы. Крестьяне боялись захаживать так далеко от деревень — да и зачем? Все равно земля здесь была не плодородной, водилось много хищников — какая радость в таких приключениях тем, кого ждет теплый дом да горячий обед?

Возглавлял тройку жеребец-тяжеловоз буланой масти — весь светло-желтый, цвета солнца, только грива да хвост чернели. За ним гнедой конь — поменьше, но и всадник на нем отличался от огромного первого. Жеребец был коричневого оттенка, с примесью цвета алого заката, да только грифа да ноги словно пеплом присыпаны. Замыкал погоню всадник на кауром коне — самом небольшом, невзрачном. Шерсть у коня была похожей на рыцаря в середине процессии, да только оттенок у нее был желтоватый, словно у сгоревшей на солнце.

Бусид прицелился из арбалета. Как умел — не в саму цель, а чуть дальше, учитывая скорость всадника и ветер, который всегда норовил помочь тому, кто должен был погибнуть от рук монаха. Природа всегда была против стрелков, но такова судьба.

— Нет, совсем рано! — прошептал Бусид и убрал палец с курка. Пальцы прошлись по желобу, достали болт. Монах небрежно забросил его в колчан, прицепил арбалет за спину. Там же, дожидаясь своего часа, покоились и пара длинных узких мечей.

— Настоящий воин не поддается ничьему влиянию, никому не может позволить управлять собой. Воин движется по своему Пути, и ничто, даже его слабая воля и его желания не могут сбить его с настоящего пути, — процитировал учителя монах. Бусид проводил взглядом удаляющуюся тройку коней и поудобнее устроился на ветке. Он знал, куда направляется цель, поэтому не спешил. У монахов свои пути, все равно он окажется на нужном месте раньше.

Но убивать парня было рано. Проследив за приключениями юноши в шахтах Ольстерров, посмотрев на поведение во время резни у Донгеллов, Бусид пришел к выводу, что нужно подождать еще немного. Этого парня преследует слишком много крови, и спасает его только Орден магов — как раз в этом-то ничего удивительного не было. Бусид усмехнулся — вечно старик на плато Василисков пытается строить интриги, но место свое он знает хорошо.

— Дело в другом. Дело совсем в другом, — качнул головой Бусид, прокручивая недавние события в голове. Его цель не больше чем пешка в другой игре, и если он убьет его сейчас, то потеряет шанс узнать подробности чьего-то плана.

Парень забирает из шахт артефакт. Кочевники пользуются другим артефактом, совсем неподалеку от него. После войны с магами камни силы раздали разным народам, понимая, что по отдельности они не могут причинить большого вреда и продемонстрировать кому-то, на что способна настоящая магия. Нет, камни силы — это всего лишь игрушки, пусть в умелых руках и превращающиеся в оружие.

Но расчет был верен, и много лет артефакты не соединялись, а хранились как великая ценность. И тут какой-то пришелец получает один из камней и бродит совсем близко к двум другим, даже не подозревая, какой мощью они обладают. Нет, здесь видна рука кукловода.

Но только кто он, этот неизвестный? Что он задумал? Заставить Цель собрать все камни и убедить его использовать их в своих целях? Сделать грязную работу руками паренька и затем отобрать?

Бусид покачал головой, завязал покрепче пояс, поправил сапоги, убедился, что оружие хорошо прикреплено. Встал в полный рост, балансируя на тонкой ветке, что росла буквально на верхушке дерева. Глянул вниз, улыбнулся — лететь было далеко, от человека и мокрого места не осталось бы. Почувствовал, как по коже пробегают острые мурашки. Монахи не боялись высоты, этот страх выбивался наставниками у юных учеников, начиная с трех лет. Но предвкушение…

Бусид ничего не мог с собой поделать — ему нравилось путешествовать по высоте. По деревьям, по скалам. Эта была его маленькая слабость.

Монах ухватился за тонкий ствол — к верху дерево сужалось, заканчиваясь острым, покрытым листвой шпилем. Поудобнее расставил ноги — одна впереди, так, чтобы нос сапога полностью совпадал с опорой, не выглядывал над пропастью. Вторую боком, поперек ветви.

Присел, отпустил ствол, прыгнул. Тело перенеслось на соседнее дерево, которое росло метрах в десяти от начала прыжка Бусида. Не останавливаясь, монах продолжил путь, прыгая с ветки на ветки. Кодекс предписывал монахам скрывать свои истинные способности, но ведь Бусид был в дремучем лесу. Кто его мог здесь увидеть? Да даже если и увидит летящую фигуру в развевающемся плаще случайно забредший так далеко крестьянин — и что? Не отказывать же себе в таком удовольствии? Так и рождаются легенды о чудесах Паучьего леса.

 

Глава 2

Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, но между деревьев в Паучьем лесу все равно была темнота. Кони, заразившись азартом всадников, позабыв об осторожности, скакали в полную силу. Они неслись по узкой дороже, из-под копыт на крутых поворотах летели комья грязи.

Я без перерыва подстегивал своего коня, но все равно он отставал от скакунов Айрина и Эдгара. Парни обошли меня на пару корпусов. Несмотря на бешеную скачку, я чувствовал запахи вокруг. Осенняя лесная свежесть наполняла грудь. Воздух мокрого после дождя леса пьянил.

Конь Айрина вдали затормозил, рыцарь вскинул руку в предупреждающем жесте. Я натянул узду, мой скакун взбрыкнул, резко остановился и наклонил голову. Я вцепился в его гриву, прижался к седлу, подскочив на стременах. Казалось, что сейчас по инерции вылечу вперед, но я сжал бедра, удержался на месте. Конь обиженно заржал.

— Тише, тише. Прости, — пробормотал я и погладил зверя по жестким волосам гривы.

Похлопал коня по правому боку, возле седла. Тот нехотя двинулся вперед. Дорожка резко сворачивала.

— Слышишь? Кочевники! — буркнул Эдгар, обращаясь к Айрину. Воин погладил своего коня, тот притих. Глаза тяжеловоза налились кровью, рот был весь в пене. Не привык мощный конь к таким скачкам.

— У них привал, — подтвердил Айрин, прислушиваясь. Я молча покрутил головой, но уловил лишь птичьи разговоры да шелест листьев. Ну что ж, придется поверить товарищам на слово. Опыта слежки в лесу у них точно больше.

— Верхом от тебя толку нет, — повернулся ко мне хмурый рыцарь. Эдгар смотрел исподлобья, в тоне звучало презрение, смешанное с угрозой. — Поэтому двигайся через кусты, на север, и попытайся снять часовых. Отвлечешь их на себя, тут-то мы и ворвемся.

— Да это самоубийство! — вытаращился Айрин на товарища. — Его же сразу убьют?

— А у тебя есть другой план? — сказал Эдгар и раздвинул высоченные, с человеческий рост кусты. Мы подошли поближе — в «окне» был видел караван кочевников. Степняки остановились в низине, у ручья. Телега стояла у самой воды, запряженная тройкой лошадей. Вокруг спешно, сгрудившись около костра, на котором стоял большой котел, ели кочевники. Они черпали кашу из глиняных мисок руками, стараясь запихнуть в себя больше еды, и толкались, пытаясь добраться за добавкой.

— Стрелки из нас с тобой никакие, — кивнул Айрин, с сомнением поглядывая на меня. Я не обратил внимания на переговоры рыцарей — все равно вытаскивать Калли из плена было нужно. Как договорятся, так и будет. А я уж как-нибудь выживу. — Но все равно не верно это.

— А что верно? Геройствовать? — хмыкнул Эдгар. — Он затащил нас в эту передрягу, он пусть и вытаскивает.

— Но… — попытался возразить Айрин.

— Никаких «но»! Если бы не он, то мы были бы около Калли. И действовать нужно прямо сейчас. Или ты хочешь дождаться, пока ее пустят на мясо? Будто не знаешь, что кочевники делают с женщинами, — перебил его Эдгар. Хмурый рыцарь зло посмотрел на меня. — Или ты против идти вперед?

Я промолчал и двинулся через кусты. Конечно, моей вины в захвате Калли не было — это она предложила план с похищением артефакта, и, судя по рассказу Люциуса, сама же и встретилась с шаманом. Но мне было все равно.

Спокойствие — вот что переполняло душу. Я чувствовал, что после схватки с шаманом изменился. Точнее, не после схватки. А после того удара огнем. Я погладил камень, лежащий в кармане. Артефакт отозвался пульсацией, то нагреваясь, то вновь остужаясь. Надо, значит надо. Справиться можно со всем.

Площадка, на которой остановились кочевники, была просторной. Лагерем это назвать было нельзя — скорее, временное, на несколько десятков минут, пристанище, где можно подлатать раны да подкрепиться.

Деревья вокруг поляны у ручья возносились высоко над землей. Если задрать голову — так вершку не видно, все утонуло в пышных кронах.

Я остановился на середине пригорка, с которого спускался к лагерю. Нашел широкий проулок между зарослями. Нужно передвигаться тише — если пойду дальше также, напролом, то наверняка заметят. Особенно те двое, что стояли у дороги и напряженно вглядывались в даль. Часовые.

Моросящий дождь прекратился. Я вдохнул свежий воздух, кожа порадовалась мурашками холодному воздуху. Рукоять сабли, деревянная, но обмотанная мягкой кожей, была влажной. Я стряхнул осевшие на нее капли в траву, вытер руку о штаны. Главное — не подвести, справиться. Сколько уже на моем счету? Десяток есть? С этими двумя наверняка будет.

Я проводил одного из часовых взглядом — степняк отошел от товарища к ручью, вертя в руках здоровенную флягу. Лучше момента было не выбрать!

Кустарник обиженно отозвался на прыжок. Я сжался в воздухе, приземлился на влажную мягкую землю, сделал кувырок к широкой просеке, замеченной раньше. Тело перестало реагировать на усталость, мышцы были напряжены, готовы к бою.

Сломав несколько веток, я подкатился к часовому, который, вытаращив глаза, смотрел на мой кульбит и непослушной рукой пытался снять саблю с пояса. Я кубарем выкатился из кустарника, подлетел к его ногам.

Кочевник выругался на своем каркающем наречии, поднял ногу, чтобы сделать шаг вперед, но не успел. Я сделал выпад раньше — не вставая, дернул рукой с заранее приготовленной саблей. Острие вонзилось в ступню кочевника. Тот взвыл, схватился за поврежденную ногу, запрыгал на здоровой. Я усмехнулся — хоть и не знал их языка, но ругательства кочевника мне были понятны.

Вскочив, я бросился ко второму часовому, который швырнул флягу и устремился мне навстречу, держа саблю над головой. По дороге, походя, я успел ударить раненого — нога врезалась ему в живот, он согнулся. Я добавил тыльной стороной ладони по голове. Кочевник рухнул, но я успел выхватить из его ослабевшей руки саблю.

Так-то лучше. Вооружившись двумя клинками сразу, я почувствовал себя увереннее.

— Б'аааРК! — выкрикнул второй часовой и рубанул мечом. Девиз это был, или ругательство — неважно. Я разгадал нехитрый план степняка. Кочевник, ожидая, что от мощного удара я отшатнусь назад или хотя бы догадаюсь поставить блок, не стал тормозить, а вложил в меч все силу и скорость. Но его план провалился.

Я сделал шаг в сторону, пропустил несущегося сломя голову степняка и мазнул саблей по его голой спине. Тот по инерции сделал еще пару шагов, споткнулся, рухнул в грязь, но тут же вскочил. С моего автографа потекла кровь, смешиваясь с мягкой черной землей.

— Возвращайся! — предложил я, помахивая саблей. Кочевник, уже осторожнее ступая, двинулся в мою сторону. Замахнулся, но тут же вздрогнул.

— За Донгеллов! — донесся знакомый рев Айрина. А вот и рыцари — вовремя. Я воспользовался заминкой часового, рубанул справа, наотмашь. Вскрик — и кочевник лежит на земле, уткнувшись затылком в лужу. Из рассеченной груди хлынула кровь. Я удовлетворенно кивнул — больше он не боец.

Рядом, в десятке шагов, зазвенели клинки. Я обернулся — Эдгар и Айрин отсекли спешащих на помощь к часовым кочевников, завязался бой. Рыцари умело обращались с оружием и хорошо сидели в седле. На секунду я залюбовался их смертельном танцем. Эдгара окружили четверо степняков, но до сих пор они не успели нанести ни одного удара. Скакун, словно чувствуя приказы хозяина, вертелся, как юла, предлагая всаднику то одну, то другую цель для удара. Хмурый рыцарь возможностей не упускал — его меч опускался на головы без перерыва. Не прошло и тридцати секунд боя, как лицо одного из степняков окрасилось красным, и он без чувств повалился на землю.

Рядом послышался стон. Я обернулся, двинул раненному в ногу кочевнику коленом в подбородок. Тот перевернулся, брякнулся на спину и затих.

Айрину приходилось тяжелее. На рыцаря наседали сразу шесть кочевников, еще двое пытались достать его копьями издали. Руки тяжеловеса, одетые в стальные доспехи, толщиной, казалось, были больше, чем все мое тело, работали безостановочно. Как лопасти мельницы в ураган, они опускались и опускались на окруживших его кочевников. Казалось, что рыцарь не разбирает, куда лупит — просто бьет, будучи уверен, что клинок все равно найдет цель. Судя по крикам степняком, Айрину везло.

— Калли! — крикнул Эдгар, на секунду отвлекаясь от драки. За что и поплатился — один из степняков воспользовался тем, что хмурый рыцарь попытался осмотреться, и заехал ему саблей под колено. Эдгар охнул и опустил меч на дерзкого кочевника, навсегда лишая его уха.

Я тряхнул головой, отгоняя желания броситься товарищам на помощь. Кровь бурлила, требовала, чтобы враги оказались повержены. Но пока что не время. Я ринулся к ручью, на ходу раздумывая над только что пришедшей в голову мыслью. А ведь между Эдгаром и Калли что-то есть? Айрин тоже предан графу, и бьется, словно лев за свой прайд, но не теряет голову. Да еще и обвинения в мой адрес.

Эдгар все больше напоминал мне человека, который не просто сражается за своего сюзерена, но и пытается спасти близкого человека. Я помотал головой, отгоняя мысли — мне то пытаться строить догадки? Может, у них так принято?

Разогнавшись, я запрыгнул в телегу, на которой стоял не участвующий в битве кочевник. Степняк испуганно смотрел на меня, но меч с пояса снял и выставил в мою сторону. Догадка оказалась верной — на дне повозке, в куче соломы, лежала крепко связанная девушка. Калли!

— Вали, и я не трону, — постаравшись добавить в голос металла, сказал я. Вышло не очень — кочевник, буркнув что-то, сделал шаг в мою сторону, успев при этом пнуть Калли в бок. Девушка застонала.

Я, наплевав на приемы, рубанул саблей сверху, целя кочевнику в плечо. Тот чуть присел, поставил блок, сабли взвизгнули. Степняк откинул клинок от себя, провел контратаку. Неплохую — один из трех боковых ударов почти достал меня. Пришлось дважды на полшага отступить, третий блокировать резким ударом сабли. Клинки сошлись, я поднажал, но совсем позабыл о том, что длина телеги была совсем небольшой. Пятка соскользнула с края, вместо того, чтобы ударить кочевника, я смог лишь отбросить его меч. Зашатавшись, я присел, схватился за бортик телеги одной рукой, надеясь восстановить равновесие.

Кочевник захохотал, подпрыгнул и рубанул, опусти клинок острием вниз. Еще секунда — и он пригвоздит меня к телеге. Меч приближался, шел чуть дальше головы — острие целило в шею, в верхние позвонки.

Я ушел в кувырок вперед, дернув рукой бортик телеги. Та зашаталась, кочевник поскользнулся.

— Калли, бей! — крикнул я и ринулся вперед, моля про себя, чтобы графиня Донгеллов не сплоховала и помогла. Девушка не подвела. Извернувшись, она даже не ударила, скорее толкнула кочевника в щиколотку. Но хватило и этого — степняк, потерявшийся равновесие от моего трюка, повалился рядом с пленницей. Я продолжил движение, отбил выставленный вперед клинок. Подпрыгнул, приземлился на грудь кочевника коленом. Тот выдохнул, выпучив глаза.

Клинок свистнул, рассекая воздух, и вонзился степняку меж ребер. Сталь пробила кости, те ломались с хрустом, позволяя железу проникать все глубже. Острие прошло сквозь легкое, из раны хлынула подкрашенная черным кровь. Кочевник засипел, сделал последний вздох и затих.

Тяжело дыша, я выдернул меч, обтер сталь о штаны степняка и принялся резать путы на руках девушки.

— Сейчас, подожди. Мы справились, — бормотал я, поддевая саблей узлы толщиной с палец веревки. Ослабить узлы, освободить Калли, а затем броситься на помощь рыцарям. Вот мой план.

Чувство опасности. Что-то шло не так. Я бросил взгляд на девушку — Калли лежала на боку, шея ее была вывернула наверх. Глаза расширились, в них читался ужас. Я дернул мечом, оставляя царапины на запястьях девушки. Развернулся, нанося удар в неизвестность.

Рефлексы не подвели — за спиной был еще один противник.

— Расслабился, мальчик? — ухмыльнулся отпрянувший от клинка кочевник. Замотанный в темное тряпье, он напоминал того шамана, который остался валяться без души около замка Донгеллов.

Я промолчал, выставил перед собой клинок, держа степняка на расстоянии вытянутой руки. Оружие у кочевника не было, ладони пусты. Но я опасался — знал, как быстро они могут стрелять огнем.

— Кто ты? — спросил я, стараясь выгадать немного времени. Как сражаться с противником, который может создавать огненные шары?

— О, тебе это не важно, мой мальчик, — засмеялся шаман. От его голоса меня передернуло — к уже привычному у кочевников каркающему акценту прибавлялись высокие нотки. Словно шаман не говорил, а срывался на истерический смех.

— Это Энд. Верховный шаман племени. — раздался за спиной глухой голос Калли. Значит, узлы я все-таки перерубил, девушка смогла избавиться от кляпа. — Убей его, Лис. Убей. Это он обманул меня. Сказал, что готов объединить наши камни силы.

— Для тебя это не имеет значения, мальчик, — сказал Энд, проигнорировав Калли. Из голоса шамана исчезли насмешливые нотки, теперь он говорил серьезно. В ладони Энда появился небольшой огненный шар — с желудь величиной, он переливался из желтого в алый. — Ты пришел в наш мир без спроса. Нужно разобраться с тобой.

— Ты знаешь, откуда я? — недоумевающе спросил я, глядя на пламя в ладони шамана. Я вспомнил, где его видел — тот самый шаман, который не позволил мне выбраться из Маринэ через ворота. А еще вспомнил, как из такого же маленького шара огонь превратился в огромную струю за считаные мгновения.

— О, кочевников все не уважают, не берут в расчет, — усмехнулся, как мне показалось, грустно, Энд. — Думают, что мы, степняки, просто большие дикие звери. В отношении таких сладеньких, как эта девочка, да, это правда. Но в остальном… Не все люди умны, и не все кочевники звери.

Предплечье начинало жечь. Меч, в бою казавшийся таким легким, тянул вниз. Я сжал пальцы посильнее, чуть опустил запястье. Острие дернулось. Немудрено — попробуй подержать почти килограмм стали в вытянутой руке.

— Я знаю, откуда ты, и даже знаю, как тебе вернуться домой, — усмехнулся Энд. Я насторожился. — Шаманы умны, шаманы владеют забытыми знаниями. Но для тебя это уже не имеет никакого значения.

— Значит, ты можешь вернуть меня в мой мир? — спросил я Энда.

— Нет, пришелец. Не могу, — улыбнулся кочевник. Подбросил огненный шарик, посмотрел на телегу. Покачал головой. Приглашающе кивнул на дорожку рядом с собой и сделал шаг назад. — Выбирайся и сражайся, если достоин этого.

Я последовал совету противника, с наслаждением опустил руку с мечом и почувствовал, как расслабляются мышцы. Схватился за бортик повозки, спрыгнул на землю. И тут же ринулся на шамана, стремясь достать его мечом.

Тот отпрянул, сделал шаг назад и в бок, швырнул шар. Я не успел увернуться, комок огня задел плечо. Кожу обожгло, я отступил.

— Мерзкий трус! Сражайся как воин — завопил Энд и направил ладонь в мою сторону. На морщинистой коже появились первые языки пламени. Я знал, чем грозит такой жест, но не сдвинулся в места.

Холодная уверенность наполнила меня. Я стоял, не шелохнувшись, глядя не на шамана — на огонь, что рос в его ладони.

Сзади шелохнулась тень, я почувствовал движение. Повернул голову, увидел, что Калли подобрала меч убитого степняка и стоит рядом. В боевой стойке, как и положено — левая нога чуть впереди, правая отставлена в сторону. Меч в правой руке, смотрим вперед, локоть согнут под прямым углом.

Почему я замечаю такие мелочи? Ведь сейчас шаман выпустит огненную волну и меня… нас не станет?

— Пытаешь сопротивляться? — усмехнулся Энд. — Похвально. Бунтующая добыча всегда вкуснее и слаще. Зря, Калли, все зря. И не надейся, что сможешь собрать все камни. Наши отряды повсюду, совсем скоро я буду обладать всеми камнями силы! Скоро я буду править всем Приграничьем!

— Отойди в сторону, — оборвав шамана, сказал я Калли и вздрогнул. Это мой голос? Холодный, непроницаемый. Словно все эмоции из меня высосали, оставив лишь решительность и уверенность. Перед глазами появилась едва видимая прозрачная желтоватая пелена.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробормотала Калли и отступила на шаг назад. Помялась немного, но я уже не смотрел на спасенную. Мой взгляд был прикован к шаману. Тот почти завершил построение заклинания, его ладонь была скрыта в бушующем пламени.

— Умри! — крикнул Энд и сделал шаг вперед. Ладонь посмотрела в мою сторону, из нее вырвалась огненная сила, которая словно толстый кнут, охваченный синеватым пламенем, ринулась ко мне.

Камень, что так и лежал в кармане, казалось, прожег в подкладке дыру. Затем прорвался сквозь кожу, спалил мясо и сейчас пытался расплавить кость. Я сжал зубы, схватил артефакт и вытащил наружу. Камень покраснел, налился алым, словно бурлящая кровь, наполнившая его изнутри, пыталась вырваться наружу.

Мир замер. Время остановило течение. Айрин, потерявший меч в схватке, спешился и стоял в рукопашную против двоих. Его кулак, закованный в стальную перчатку, остановился в сантиметре от виска одного из кочевников. Через два шага от него Эдгар пытался вытащить меч из шеи степняка. В воздухе висели капельки крови, которые вырвались из свежей раны.

Я посмотрел на шамана. Весь мир был резкий, краски насыщенные, как на хорошо обработанной фотографии. И только Энд казался размытым, будто пропал фокус. Нечеткий, он то терял насыщенность, становясь немного прозрачным, то снова набирал жизненную силу. Я отметил самое главное — огня в его руке не было.

Время вернуло свой ход. Струя пламени была все ближе, но я, действуя скорее по интуиции, чем руководствуясь здравым смыслом, не стал убегать. Нет, наоборот, ворвался в огненный ад и двинулся вперед.

Мало кто испытывал долгую боль от ожога. Скорее, мимолетное прикосновение к неловко упавшей спичке. Я не знаю, как объяснить то, что я чувствовал. Мне казалось, что меня не просто прижгли раскаленной кочергой, а скорее опустили в чан с плавленым железом. Огонь растворил кожу, добрался до мяса, которое покрылось черной, дурнопахнущей корочкой.

Я усилил напор, шаг за шагом приближаясь к шаману. Сталь у меня в руках начала плавиться, но я надеялся, что сабля доживет до нужно момента. Волосы вспыхнули, сосуды в глазах лопнули. Казалось, что все вокруг светилось, я видел будто через розоватую дымку.

Нет, это неправда. Камень не мог соврать. Я видел, что все это — иллюзия. На самом деле шамана не существует, это не правда. Я уже секунды три как иду в огненном аду, и до сих пор жив. Или все это происки воспаленного мозга, а на самом деле я уже давно остываю на земле, превратившись в кусок обугленного мяса?

Еще шаг. Энд стоял напротив меня. Я остановился в десятке сантиметров от его вытянутой вперед руки. Струя пламени не прекращала бить мне в грудь. Огонь рвался в мир, словно вода из пожарного шланга.

Я поднял саблю над головой. Поморщился, когда с клинка упала капля расплавленной стали, упала мне на щеку, зашипела, продираясь сквозь кожу, чтобы затихнуть на кости.

Удар. Огненный ад в одночасье сменился прохладой леса. Все закончилось. Кисть Энда упала к моим ногам.

— Это еще не конец, — прошипел шаман и с громким хлопком исчез. Я провел ладонью по лицу. Нет, все в порядке. Кожа на месте, следов от огня не осталась. О времени, проведенном в огненном аду, напоминали лишь дрожащие руки и запах горелого мяса.

Я обернулся. Навстречу несся Эдгар — он разобрался со своими противниками раньше тяжелого товарища. Айрин стоял неподалеку и вбивал кулак в голову оставшегося на ногах кочевника. Голова дергалась от каждого удара так, что норовила слететь с шеи, но степняк упорно не хотел падать, схватив рыцаря за грудки.

Победили. Я обернулся — Калли стояла неподалеку и удивленно таращилась на меня. Судя по ее глазам, она тоже видела, как я совсем недавно прошел через огненную стену.

— Живой! — ошарашенно произнесла девушка и сорвалась с места. В два прыжка добежав до меня, девушка с опаской протянула руку вперед. Дотронулась до моей груди, туда, куда совсем недавно била струя огня.

— Живой, живой, — устало улыбнувшись в ответ, сказал я.

— Это был двойник, — покачала головой Калли. — Значит, у кочевников есть доступ к другому камню силы, не только к Огненному сердцу.

— Что это значит?

— Каждый камень может наделить владельца только одной способностью, — покачала головой Калли. — Шаман не врал.

— Как только вы умудрились попасть в лапы кочевников, миледи! — прокричал Эдгар. Хмурый рыцарь добежал до девушки и довольно бесцеремонно принялся осматривать ее на предмет ран. Глядя на суетливые движения обычно невозмутимого рыцаря, я сдержал улыбку. Нет, определенно наш суровый воин чувствует что-то к графине. А та вроде бы и не против.

— Позже! — сказала Калли, отстранив воина. Из растерянного ее голос превратился во властный, окреп. Графиня приходила в себя. — Энд действительно может изменить силы в Приграничье, он не врал.

— Что это значит? — спросил я, прислоняясь к краю телеги. После боя с шаманом ноги онемели и отказывались слушаться. Накатывал так называемый «отходняк» — тело постепенно избавлялось от адреналина, накопленного в бою, ему на смену приходила слабость.

— У каждого из народов и племен Приграничья, по легенде, после войны магов остался свой камень силы. У кочевников тоже должен быть — один, — выделила последнее слово Калли. — Но чтобы активировать артефакт, нужно пройти некое испытание, у каждого свое, и доказать, что ты имеешь право им не только владеть, но и пользоваться.

— Что за испытание? — спросил я, цепляя меч к поясу. Пальцы не хотели слушаться, кольцо из гибкого дерева выскальзывало из рук.

— Чаще всего — испытание страхом. Реже — испытание доблести, чести, ума… — задумчиво проговорила Калли. Казалось, графиня ушла в себя, но через мгновение ее глаза снова загорелись привычным огнем. — Я связалась с Эндом, предложила ему сделку — если он так хочет убрать Ольстерров, то я ему помогу. Мы хотели объединить камни — наши и тот, который должны были привезти вы. Но Энд оказался сильнее. Теперь я понимаю, почему — он действительно владеет несколькими камнями.

— Но зачем ему третий? — спросил я. Голова шла кругом от всех этих камней, артефактов, шаманов. Хотелось упасть прямо здесь и уснуть. Я потер отросшую за последние дни щетину, встряхнулся. Отдыхать еще рано.

— Два камня, объединившись, могут уничтожить третий. Если же у одного владельца будут сразу три камня, он может получить власть, — сказала Калли и вздохнула. — Я не знаю, как, не знаю, почему. Я знаю, что во всех преданиях тех времен, когда камень Донгеллов перешел предкам Люциуса, везде упоминается о том, что нельзя позволить злой силе объединить три камня сразу. Это приведет к уничтожению остальных. Не камней, народов.

— Ты знаешь, где может быть настоящий шаман? — спросил я, сам удивившись тому, что произнес. Да и голос… Словно принадлежал не мне. Я дотронулся до камня в кармане — горячий, внутри что-то пульсирует.

— Да, я подслушала их разговоры. Караван направлялся в заброшенный город эльфов, что на выходе из Паучьего леса, на побережье, — казалось, Калли была удивлена вопросом не меньше моего.

— Графиня, вы возвращаетесь в замок и начинаете готовить войско, — приказал я. Слова слетали с губ прежде, чем я успевал осознать, что говорю. — Мы же с Айрином и Эдгаром двигаем в этот город. Вы сможете найти дорогу?

— Да… — протянул Эдгар, пораженный изменениями, произошедшими со мной.

— Но… — попыталась возразить Калли, но я прервал ее.

— Мы вернем камни и не допустим бойни. Наша договоренность в силе? — спросил я спокойным уверенным тоном. Дождавшись ответного кивка, продолжил. — Отлично, значит, я привожу камни, ты отправляешь меня домой. Двинулись!

Я не стал дожидаться друзей и побрел наверх, на холм через кустарник, туда, где остался мой конь. Можно было взять любого из тех, кто не успел разбежаться, испугавшись схватки, но к каурому скакуну я уже привык, и не хотел менять на нового.

— Спокойствие, уверенность, приказы. Да что с тобой? — пробормотал я. Лес молчал. Я чувствовал, как взгляды Донгеллов сверлят спину. Камень в кармане нагрелся, чуть обжигал. Я положил руку на артефакт, погладил гладкую поверхность камня. Теплый. Спасающий. Дарящий силу. Справимся.

Артефакт, словно слыша хозяина, постепенно остывал. Я запрыгнул в седло, потрепал коня по гриве. Снова дотронулся до камня — пульсация прекратилась. Камень как камень — даже не теплый, как раньше.

Тронув поводья, я направил коня вниз, туда, где ждали друзья.

 

Глава 3

Хорелтолл давно не чувствовал столько жизни, как в последние часы. До этого, казалось, навечно похороненный в глуши леса, город стоял молчаливой глыбой. Но сейчас все поменялось. В домах появилось тепло, на мощенных камнями дорогах бегала ребятня. Женщины, коротконогие, в набедренных повязках, сгрудились возле ручья, который проходил через город.

Вандер поморщился — бабий гвалт отвлекал, но уж лучше он, чем ненавистный шум крон. Послюнявив палец, вождь кочевников попытался определить, откуда дует ветер. Нет, кожа осталась нетронутой. После рассвета в Паучьем лесу настал полный штиль.

Две женщины принялись драться, не поделив место у ручья. Тряпки, что они принесли на стирку, разлетались в сторону. Женщины кочевников любили одежду, и Вандеру пришлось смотреть, как при резких движениях у его подданных качаются обвислые, словно подранные собачьи уши, груди. Глава кочевников покачал головой — и за что только Прародитель обидел их, подарив таких женщин. Немудрено, что в голове у степняков только и есть, что жратва и белая добыча.

Глава кочевников блаженно сощурился — он был верен себе и ни разу не пользовался соотечественницами. Нет, только свежее белое мясо. Сегодня он последний раз попробовал пленницу, помял ее большую грудь, погрыз соски… Вандер погладил себя по животу и облизал засохшие губы.

Он достаточно насытился, но был слегка расстроен — пришлось приказать слугам забить пленницу. Она не проявляла силы, не сопротивлялась, а лишь тихо постанывала, послушно обслуживая кочевника. Вандер не любил таких — как только в пленнице угасал дух, он отдавал ее племени или приказывал сварить из жертвы похлебку. Сегодня кочевник решил не быть щедрым и вдоволь поесть.

Ночью, пока Вандер насыщался жертвой, его подданные не сомкнули глаз. В Хорелтолле полным ходом шла стройка, и сейчас глава кочевников стоял наверху пирамиды, сложенной из камней и бревен. Вокруг строения кочевник расставил верных псов, которые сопровождали его в походах — по одному зверю на каждый угол. Еще два бойцовых пса расположились перед первой ступенькой лестницы, что вела к вершине. В холке доходящие до пояса любому из кочевников, собаки были посажены на цепь на специально вбитые в землю колышки. Степняков Вандер прогнал, повелев на прощание развести наверху, на открытой широкой площадке, костер. И сейчас стоял, осматривая свои владения, и грел руки жаром, исходившем от потрескивающих головешек.

Вандер прислушался к себе. Нет, показалось, сердце отбивало спокойный ритм. Глава кочевников опасался беспокойства, сомнений, которые могли одолеть любого, задумавшего столь дерзкий план. Но не Вандера. Сын своего отца, лучший и умнейший среди кочевников, вождь был спокоен. Шестеренки завертелись, история подходила к логическому завершению.

Вандер потер жесткую щетину на подбородке. Черные редкие волосы отозвались покалыванием. Вождь улыбнулся — еще несколько действий, и процесс не остановить. Вандер станет править не только кочевниками.

Внизу послышался лай собак. Вождь обернулся, заметил неловкую фигуру, закутанную в темный плащ, у основания лестницы. Повелительно махнул рукой.

— Свои! — крикнул Вандер псам и те замерли, с гулким рычанием провожая шамана, поднимающегося по ступеням. Озлобленные взгляды, пена, капающая с распахнутых пастей, в которых желтели клыки, приученные разгрызать человеческие кости. Собаки признавали только одного хозяина — Вандера, и даже его подданных, пусть и близких, были готовы разорвать. Вандер удовлетворенно кивнул, наблюдая за псами. Вот такая преданность была нужна вождю.

Шаман добрался до вершины, поклонился. Вандер повелительно махнул рукой, подзывая Энда. Вождю понравился жест, постепенно он вживался в роль властителя народов. «А что? Так и нужно — всегда тренируйся заранее. Во всем. Когда ритуал завершится, я стану повелителем, все падут передо мной ниц. Значит, имею право!», — подумал Вандер, улыбнувшись краешками губ.

— Мой вождь! — сказал Энд и протянул вперед руку. На ладони лежал переливающийся небесным цветом камень. Вождь забрал артефакт, вытащил из нагрудного кармана его брата-близнеца. Держа по камню в ладони, Вандер сравнивал их. Покачал сначала одну руку, затем вторую — казалось, что артефакт, похищенный у Донгеллов, был тяжелее.

«Им долго не пользовались!», — догадался Вандер. Камни были похожи, словно являлись копиями друг друга. Вождь присмотрелся — нет, все-таки отличия есть. Камень Донгеллов светился ровно, словно факел, а артефакт степняков пульсировал хаотично — не угадаешь, когда следующий раз камень нальется алым, словно свежая кровь, оттенком и станет похож на небольшое сердце.

Вандер удовлетворенно кивнул, лицо вождя порозовело от удовольствия. Вождь подошел к загодя подготовленному постаменту. Кочевники затащили на вершину пирамиды каменный столик — сейчас он стоял ровно посередине, крепко прижатый к полу овальными, словно яйца огромной птицы, булыжниками.

— Дожидаемся гостя и начинаем, — властно бросил Вандер. — Когда он прибудет?

— Разведчики сообщают, что на подходе. Корабли уже причалили, Верховный шаман сошел на берег и направляется к вам, — полебезил Энд, не разгибая спины. Вандер уловил страх в голосе шамана.

«Боится! Но чего? Неужели провал?!», — пронзенный догадкой, Вандер замер. Медленно, аккуратно, положил оба артефакта на постамент, под углом друг к другу, в специально высеченных в камне углублениях. Третий желоб, по размеру такой же, как и два других, оставался пуст.

Вандер немало узнал о магии за последние недели. Что-то рассказал Энд, что-то прочел сам, а что-то выяснил и у островных шаманов, которые горели желанием вернуться на родину. Работа с энергией требовала учитывать множество нюансов, но главное правило строилось полностью на эмоциональном фоне. Творящий ритуал человек не должен был сомневаться в том, что делает, не мог себе позволить даже право подумать о неблагополучном исходе плана. Таковы правила камней силы.

Вождь посмотрел на согнувшегося в поклоне шамана. Если он допустил где-то промах, то все может пойти крахом. Доля сомнения — и испытание будет провалено. Сейчас Вандер не сомневался в победе — много подготовительной работы, опыт, полученный в ритуале, когда он завладел силой огня. Но если что-то пошло не так…

— У нас какие-то проблемы? — осторожно спросил Вандер, надеясь, что услышит в ответ не то, что он сейчас успел прокрутить в голове.

— Нет, мой вождь, — полебезил Энд. Рука шамана дернулась, ладонь, словно машинально, дотронулась до края спины, где зиял край раны, оставленной кинжалом Вандера.

— Так в чем дело? — Вандер добавил в голос властных ноток. Нет, не дело показывать обеспокоенность перед пусть близким другом, но все же подданным.

— Я не смог выполнить ваш приказ, мой вождь, — кручинясь, ответил шаман. — Когда я захватил артефакт, то бросился к вам. Вашу новую жертву, Калли Донгелл, сопровождал мой аватар. Он погиб…

— И я не получу новую жертву, — закончил за шамана Вандер. Вождь еле сдержался, чтобы не улыбнуться и не выдохнуть с облегчением. Когда на кону его жизнь и его племя, Вандер совсем не беспокоился о том, что не получит новое мясо сегодня. Когда ритуал завершится, все женщины Приграничья будут принадлежать ему.

Но радость не следовало показывать подданным. Подданные должны дрожать от одной мысли о том, что провинились. Так, как делает сейчас Энд.

— Молю вас оставить меня в живых, мой вождь, — пролепетал шаман, склонив колени. — Отряд Донгеллов догнал свою графиню, они справились с нашими мужами!

— Донгеллам мы еще отомстим, — усмехнулся Вандер, добавив в голос холодка. — Повернись. Ты знаешь правила.

— Я заслужил второе наказание, мой вождь. И пусть третья ошибка будет мне смертью, — промолвил шаман, сбрасывая плащ и подставляя вождю спину.

Вандер грустно усмехнулся. Древнее правило работало, слова были произнесены. Как бы хорошо кочевник не выполнял задачи, но минимальная оплошность должна караться болью. Не он придумал эти законы, но ему их выполнять. Если Энд оступится еще раз, то потеряет все, кроме возможности мучаясь и заживо гния, дожить оставшийся месяц на этой земле.

Вождь посмотрел на бугрившиеся шрамы на спине друга. Шрам, в виде буквы «К», приобрел сизый оттенок. Это все смесь специй, которая разъедала мясо и мешало зажить ране.

В нескольких точках на краю шрама вздулись желтые пузыри. Вандер снял с пояса кинжал, провел острием по волдырям, чуть надавил острием. Энд вздрогнул, реагируя на прикосновения холодного металла. Пузырь лопнул, орошая спину шамана густым серо-зеленым гноем.

Вандер тряхнул головой, трижды взмахнул кинжалом, стараясь попасть острием в старый росчерк. Удалось.

— Благодарю, мой вождь, — процедил шаман сквозь тесно сомкнутые зубы. Второе наказание было больнее первого, и Энд не смог сдержать стона. За это Вандер мог его убить, но вождь сделал вид, что не услышал слабости близкого друга. Шаман еще понадобится главе кочевников, и было бы глупостью убивать его сейчас. Да еще и долгая дружба была помехой.

Вандер тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Сейчас он должен быть сосредоточен и собран на одном. Ритуал. Все остальное не имеет значения.

— Встань с колен, брат мой, — велел Вандер и обернулся на шум. Гул над Хорелтоллом нарастал. Кочевники, что мужчины, что женщины, побросали свои занятия и сгрудились возле дороги. По мостовой степенно двигалась конная процессия. Лошади вороной масти, с черным отливом, шли нога в ногу, расставленные в колонну под одной. Всего пять коней, но таких животных Вандер еще не видел. Настоящие, породистые. Королевские кони.

— Верховный шаман, — прошептал за спиной вождя Энд. Вандер почуял в голосе друга благоговение. Нахмурился. Разве так нужно относиться к гостям? Нет, это они должны трепетать перед Вандером и его правой рукой — шаманом Эндом. Ведь это кочевники добились воссоединения тех, кто долго был в раздоре. Ведь это Вандер предложил провести ритуал, не струсив, поверив в свои силы.

Процессия растянулась. Кони мерно вышагивали, неся всадников. Возглавлял шествие мужчина, закутанный в изумрудного цвета тонкий плащ. Он ровно сидел в седле, не вертел головой по сторонам, подобно простолюдину, а всматривался в точку на вершине пирамиды — в вождя племени кочевников.

Вандер улыбнулся — верховного шамана эльфов спутать с кем-то другим было невозможно.

Вслед за шаманом двигались три всадника, облаченные в легкую кожаную броню. Обтягивающие стройное тело молодых эльфов пиджаки, брючки из гладкой кожи — были цвета летних листьев. В руках они держали копья, на вымпелах которых развевались флаги остроухих — изумрудного оттенка, такого же, как и одеяние шамана. Замыкал процессию всадник в тускло-салатовой куртке, через плечо его был перекинут огромный лук, через другое колчан, из которого торчали черные перья хвостов стрел.

Вандер махнул рукой в сторону лестницы. Внимательно наблюдающие за повелителем снизу шаманы бросились к собакам, ухватили их за ошейники, не обращая внимания на глубокие царапины, оставленные на руках клыками сопротивляющихся псов. Процессия добралась до лестницы. Первыми спешились копьеносцы, встали по периметру, образуя вокруг коня шамана треугольник. Вандер моргнул, еще раз.

Лучник исчез из седла. Только что он наблюдал, как встает караул из кочевников, сидя на коне. Мгновение — и его нет. Вождь кочевников оглядел улицы вокруг, успел заметить лишь салатовую куртку, которая стремительно удалялась от пирамиды в сторону леса. «Стрелковая защита», — вспомнил Вандер подслушанное где-то выражение и уважительно покачал головой.

Копейщики, оглядевшись, убедились, что вокруг достаточно безопасно. Один из них кивнул шаману, тот скользнул из седла. Принялся бодро подниматься по лестнице, оставив охрану внизу.

— Я рад приветствовать верховного шамана Приграничных островов, истинного правителя эльфов этой страны, — проговорил Вандер заранее заготовленную фразу, едва шаман преодолел последнюю ступеньку.

— И я рад видеть тебя, сын степей, истинный властитель Приграничья, — слегка поклонился шаман.

Вандер присмотрелся к гостю. Чуть качнул головой — кочевник никак не мог определить возраст шамана. Кожа на его лице была морщинистой, желтой, с пигментными пятнами, какие бывают только у счастливчиков, доживших до старости. И еще она была настолько тонкой, что, казалось, готова рассыпаться от неудачного движения. Волосы у эльфа были седыми, с зеленоватым отливом, как и у всех представителей лесного племени.

Вождь кочевников призадумался — вроде бы старик, так он всегда думал. Но поверить в то, что шаман уже доживает свой век, мешали глаза. Они яркими искрами светились на изношенном лице, выдавая острый молодой ум.

— Я рад, что мы наконец-то сможем положить конец этой глупой войне, начатой нашими предками, давно забытой нашими детьми, — степенно продолжил приветствие шаман. Вандера передернуло — ну же, ближе к делу. Кочевник не любил долгие прелюдии и выжидания, считая, что они только вредят. Но знал, что эльфы не могут обойтись без небольших переговоров, даже если все решено.

— Забудем о войне и мы. Я рад, что народ эльфов выразил почтение вам, а не действующему правителю. Это верный поступок. Пора эльфам вернуться на землю, а вы возглавите их ход, Неназываемый! — проговорил Энд, делая небольшой шаг вперед.

— Благодарю тебя, хранитель магии степи! Я уверен, что твой немногословный повелитель поддержит нас! — ответил эльф шаману и потянулся ладонью к одной из многочисленных складок плаща.

Вандер переступил с ноги на ногу. Ну же, скорее! Вождю кочевников было неловко, но он понимал — в деле переговоров его близкий друг шаман сильнее косноязычного степняка. Поэтому и приказал — разговаривать будет Энд, а Вагнер лишь изредка встревать и поправлять, если дело пойдет не так, как нужно. Так и развивались отношения с эльфами до сегодняшнего дня, и Энд стал намного ближе к верховному шаману. Намного ближе, чем этого хотелось бы Вандеру. Но вождь кочевников ничего не мог с этим поделать, и мог лишь слушать обмен любезностями, кляня себя за косноязычность.

Наконец, шаманы закончили обмен восхвалениями. Вандер почувствовал, что волнение проникает в его душу. Шаман достал из плаща руку. Продемонстрировал лежащий на ладони камень. Артефакт светился мерным изумрудным цветом. Верховный шаман сделал шаг, вложил камень в углубление на постаменте.

— Что он делает? Что умеет? — не сдержался и спросил Вандер. Энд, стоящий за спиной шамана, округлил глаза. Плевать. Вандер должен был спросить.

— Любой камень дарует самое главное — испытание, которое позволяет носителю преодолеть себя. А уже его свойство, которое проявляется после — результат слепой удачи, — чуть улыбнулся верховный шаман. Вандеру не понравился ответ эльфа, но он смолчал. Смотрел на три камня, лежащие острыми концами друг к другу, и понимал, что никогда не узнает ответ на свой вопрос. Никогда он пройдет еще одно испытание и не овладеет еще одним заклинанием. Они выбрали другой путь. Шаманы сошлись к постаменту.

— Приступайте, — приказал Вандер. Голос вождя звучал с хрипотцой, выдавал волнение. Кочевник замер, прислушиваясь к себе. Беспокоит что-то? Волнует? Уже хотел отрицательно покачать головой, но понял, что смущен. Что идет не так?

Шаманы, кочевник и эльф, окружили постамент. Держа руки ладонями вниз над артефактами, так, что их вытянутые пальцы едва не соприкасались, шаманы начали бормотать заклинания. На языках, которые уже давно умерли, и возрождать их — значит, возмущать богов. Один говорил нараспев, мягко, слова были похожи на журчание ручья — древнеэльфийский. Изо рта Энда вылетали рубленные, напоминающие карканье фразы — язык степных поселенцев, первых, кто пересекал Приграничье вдоль и поперек.

Что не так. Но что?

Вандер замер. Точно. Как же он не заметил раньше? Возбужденный мозг кочевника работал втрое быстрее обычного, степняк подмечал детали, на которые раньше не обратил бы внимания. Вот шаманы подходят к артефактам. Протягивают руки. И только тогда Вандер командует начать ритуал. Ладно верховный шаман эльфов — он лишь выразил готовность приступать. Но Энд? Он начал ритуал, подчинившись эльфу, а не Вандеру!

Вождь кочевников переминался с ноги на ногу, глядя на спину старого друга и лихорадочно перебирал в голове варианты. Что делать? Остановить ритуал? Пока что идет песня, это возможно, но еще несколько мгновений и от него уже ничего не будет зависеть. Или не стоит? Ведь Энд — это старый друг, преданный шаман, которые признал его, Вандера, право повелевать.

Вандер тряхнул головой, сжал кулаки так, что нестриженые ногти до крови прошили грубую мозолистую кожу на ладонях. Нет, все это лишь часть испытания. Энд говорил, что сомнения будут одолевать, и нужно справится с ними до последнего слова песни. «Но он не говорил, что ты будешь подозревать измену», — скользнула подлая мысль.

Вдох. Выдох. Вдох. Вождь кочевников тяжело задышал, помассировал грудь, наплевав на властную позу, стараясь восстановить нормальный ритм сердца. Нет, все это сомнения. Нужно успокоиться, прийти в себя. Вандер посмотрел на спину шамана. Там кровоточил его автограф, которые еще неделю будет жечь, напоминая о проступке. Нет, Энд не мог. Нужно просто поверить шаману, который через несколько минут сделает его властителем Приграничья. Нужно довериться.

На постаменте, под руками шаманов, появился первый росток пламени. Он возник из камня кочевников — сначала маленький, словно травинка, но с каждой секундой становившийся все больше и больше. Огонь набирал силу. Вандер не мог оторвать взгляд от артефакта. Ну вот, теперь на карту поставлено все, что у него есть. Но и выигрыш велик.

Биение сердце замедлялось. Вандер высоко поднял голову, посмотрел вокруг. Там, внизу, столпились кочевники, ожидающие его славы. Верящие в него. Во время ритуала нельзя испытывать сомнения. Только уверенность.

Вандер глубоко вздохнул. Почувствовал, как тревога отпускает. Словно стальной ошейник, сжимающий виски, порвался, освобождая мысли. Энд предан, внушал себе Вандер. Он сделает все так, как нужно. Ты хороший командир, ты воспитал друга так, что он не предаст. Энд — твой верный пес. Или нет?

Пламя под руками шаманов выросло. Облизывало пальцы магов, забирая с них влагу и превращая кожу в жесткую черную корочку.