Душа из тела вышла отдохнуть… (сборник)

Кузьмин Валерий Владимирович

Стихотворения

 

 

Если бог отпустил…

Если бог отпустил мне немного, Но так странно пожить, чтоб понять, Что к Всевышнему тяжка дорога, И по ней много будешь менять. Все попробуешь, все подытожишь, Сложишь груз этой жизни в мешок, А поднять и нести уж не сможешь, Так велик перед богом должок. Напрягая последние силы, На надежду в волшебный глоток, Встал как вкопанный ты у могилы, А услышал лишь сверху смешок…

 

Соседи

Тараканы снуют по прилавку, Делят с мухами все пополам, А потом уползают под лавку, Ну, а мухи наверх, к потолкам. И не ссорятся, дружбе той рады, Веселей ведь соседями быть, Но те сверху все гадят с размаху, И пытаются в них угодить. Так и в жизни людской есть соседи, Во дворе вам кивнут головой, Вроде люди как люди при встрече, А под вечер зальют вас водой. Иль устроят шабашку ночную, Шум по пьяни стоит до утра, И так хочется утречком встретить, Пожелать им здоровья, добра. И тихонько подставить колено, Чтоб катились бы с пятого вниз, И с улыбкой сказать им спасибо, Что до первого вмиг добрались. Вызвать скорую им на подмогу, Всунуть доктору малость рублей, Покажи, Айболит, им дорогу, В ту психушку, где много друзей. Тараканы на мух не в обиде, Потолки обживают давно, Так же гадят уж сверху, простите, Все на тех, кто вселился на дно.

 

Нашел, нашел…

Нашел, нашел, на зависть всем влюбился, Так долго шел по этим этажам, Которые несли не вверх, а вниз, И вдруг затормозился. На всю, надеюсь, что осталось жить, Чтоб больше не искать и не стремиться, Искать другой этаж, Где можно обломиться. Остановился, Бог подвел черту, Спасибо, Господи, Я истинно влюбился.

 

Год Змеи

Что год Змеи? Клубком свернуться, И зашипеть там изнутри, Куснуть кого-то, улыбнуться, И кожу сбросить до зари. Вползти тихонько в чью-то душу, И отравить ее слегка, С Дракона года его тушу, На змей нарезали тогда. Дитя дракона вылезает, И не моргая смотрит в даль, И тихо, мудро заклинает, Не верить в этот календарь. Ведь будет праздник, будет елка, И много змей вокруг нее, И пьют с бокалов очень ловко, Все за Змею, судьбе на зло. Голубые глаза из пара, Испускают взгляд неземной, Это Лера поддала жара, Обрела вдруг душа покой. По спине ручеек кофейный Нагадал ей по жизни путь, И спустился на дно ущелья, Но туда уже не заглянуть. Новогоднее то гадание, Вдруг и сбудется как-нибудь, Если смыть то предсказание, По рюмашке принять на грудь. Пар уйдет, смоет пот водица, Но глаза ее как всегда, Будут голубизной светится, Прожигая чужие сердца.

 

Привидение

Привидение в доме напротив, Каждый вечер стоит у окна, И молчаньем с ума меня сводит, Смотрит долго и прямо в глаза. Зажигается свет, пропадает, В темноте силуэт как живой, Это девочка тихо страдает За того, кто с подзорной трубой.

 

Пеной морской…

Пеной морской освежаешь ладони, Моешь лицо, ощущение боли… Соль на ресницах застыла слезами, Ты вся искришься, кристаллы сияли. Вся хрусталем как бы ты приоделась, Кожа хрустальная, хрустальное тело, Вся в невесомость от моря поднЯлась, Чистую светлую жизнь нагадала. Смоется соль, белизна вдруг отступит И новизною, наверное, купит. Все, как сначала, вся в светлом и чистом Ты вновь родилась и жизнь вновь со смыслом.

 

Мы мечтаем…

Мы мечтаем о чем-то новом И стремимся к нему душой. Но по жизни все так знакомо, Трудновато, все не впервой. Чтоб по новой, все чтоб на вздохе, Чтоб сдавило от счастья грудь. Пусть уже и на излете, Но в полете лишь верный путь.

 

Иматра

Городишко есть финский Иматра, Ощущение, что все там вымерло. Человечка увидишь изредка, Да и то не вблизи, а издали. И дома стоят аккуратненько, И на улицах все опрятненько. Только речь у прохожих русская, И на лицах забота тусклая. Озабоченная проблемами, Распродажами, переменами. Где те ценники ниже с ценами, Чтоб успеть, пока не уехали. Как набить дешевкой багажники, Погранцы чтоб потом не тявкали, И в обратку часов по нескольку, У границы все вперемешечку. И свалив это все барахлишечко, Улыбаясь, что чудно вышло так, За недельку умять коврижечку С этикеточкой чудной, финскою. Есть ли смысл с этой лавкой дальнею, Если все уж наелись, печально как… Удивляются финны молчальные, Что соседи у них одичали так.

 

Радуйтесь…

Радуйтесь, люди, радуйтесь, Каждый день дает вам новое. Не вернешь уже вчерашнее, Не придешь уже на готовое. Надо капельку в жизни искренне, Чтобы к вечеру и не мучило. Надо жить и стремиться к истине, От которой бы и не крючило.

 

Понедельник

Понедельник оказался прухою, Не встречал с клюкой старуху я. И ведром пустым не обидели, И проснулся хоть не в обители. Все прошло с удачей под ручку, Улыбалися все попутчики. Говорят, как начнется неделечка, Так затянется и петелечка. Так не верьте в эти поверья, Все хорошее от доверия. Как ты сам, так и он к тебе, Не вбивайте лишнее в голове.

 

Странники…

Эй, вы, странники, божии странники По ухабам с утра до зари. Что вы ищете, время верстальщики, Неприкаянны, вечно в пути. Осыпается ветхий зипУнишка, От мороза завяло лицо, МозолЯми ладони задвинуло, Не разжать посох, все приросло. Все бредете, молитвами силушку Поднимаете вы поутру. Что вас так на дорогу сподвинуло? Что несете в себе и кому? Если грешны, то есть где покаяться. Если святы, то к вам и придут. Но бредут и никак не смиряются. И все веруют в то, что несут. А спроси, все разложат по полочкам, И ты сам, все решив и поняв, Все отбросив, уйдешь втихомолочку, Помолившись, все бросив в сенях…

 

Деревенский этюд

Деревенский этюд не сподобился, лишь показался, Мы все там в вросшей в землю, забытой избе, Кто в сенях не добравшись уже распластался, Кто-то вполз и упал, за ухват ухватившись во сне. Кто-то сеял с утра, а кто-то над чем-то смеялся, Кто рубил и поленницу клал, не по правилам, так как умел, А на город забил, но в душе он в деревне остался, Видно много принЯл и не понял, что он поимел. А наутро проснувшись, опухши от пьянки, Оценил, что в сенях даже воздух вдвойне веселей, Сгоряча иль услышав тот голос тальянки, Про себя прошептал: «Остаюсь, пусть им будет больней». Деревенский этюд, это надо такому присниться, Пелену отогнал и ресницы расклеил с трудом, Бог ты мой, надо вновь поутру похмелиться, И в лабаз, покрестившись, за живою, чтоб выпить потом.

 

По комьям…

По комьям, по грязи, по снегу, Спешим, где уже не ждут, Хотим поделиться советом, А может его дадут. А может стремиться не надо, Совет обойти стороной, И лучшая будет награда, Сижу, отдыхаю, живой.

 

Полоскала…

Полоскала белье я на речке, По зиме, в полынье на мороз, Так искрилось, скрипело, белело, Сахарилось до боли, до слез. Руки кровушкой аж заливались, Грязь ушла, полотно-небеса, И улыбкою все отражалось, В том белье, где болела душа.

 

Красота не умрет безвозвратно

Красота не умрет безвозвратно, Если в память навечно легла, Отпечатком в душе, отпечатком, Нестираемым залегла.

 

Новогодние кошки очнулись

Новогодние кошки очнулись, И с глазами-шарами в кусты, Будни вновь допоздна затянулись, Затянулись до темноты. Праздник резко свернулся к закату, Замерцал в горизонт и ушел, Кошки тихо присели на лапы, Новый год незаметно прошел.

 

Вся страна обпилась и объелась

Вся страна обпилась и объелась, И не лезет ничто никуда, В телевизоре все так приелось, Те же рожи и та же вода. Перещелкивать все бесполезно, Лишь легенды тех звезд, что тогда Так сверкали, сейчас очень редко Удивляют, вот в том и беда. Отойдут, лет десяток осталось, И включая огромный экран, Мы услышим, опять удивляясь, Петросяна знакомый вокал. В преддверии новогоднего застолья Народ с упорством осаждает магазины, И наблюдать прискорбно и прикольно, Как над корзинами ломают руки, спины. Такое возникает ощущение, Что год вообще не ели и не пили, Гребут с размахом, даже с наслажденьем, Но кажется, что что-то позабыли. Тележки мало, катят сразу пару, Доверху все, но все равно добавят. А сзади в спину люди подпирают, Такие же и, кажется, задавят. Так заправляют, чтоб на всю хватило, Но вот загадка, лишь три дня попили, И те же лица, видно, не добило, Бредут с телегами, чтоб снова им налили. Гора объедков, грязные все вилки, Подчищены столы на третьи сутки, Что за напасть, опять пусты бутылки, Но кто же знает русские желудки?

 

Читая женские стихи

Читая женские стихи, Балдеешь от природы, Какие чудные цветы, Прекрасные погоды. То переливы соловья, То дождичек под тучкой, И колосистые поля, И кобелек над сучкой… То снегом занесет края, То инеем покроет, Березки, липы, тополя, Росою все омоет. Как любят все переживать, Как бы посуду моют. И сено сеном накрывать, Вечерять пред грозою. И всю природу как внутри Через себя пустили. Какие сладкие стихи Вы сладко сотворили Сто раз уже горит заря, Сто раз березы плачут, Но не кончаются слова, С которых всех корячит.

 

М.В.М

Вечерами встаю и верю, Что сегодня не как вчера. Так надеюсь, что были потери Вдруг случится, что я – не я. Взгляд бросаю, что там такое? А оно мне по нервам бьет И кусает меня за живое И спокойно уснуть не дает. Все надеюсь я с каждым разом, Может врут они мне давно, Вновь встаю и вновь ужасаюсь: Я опять 56 кило…

 

Выдавливать не стоит понапрасну

Выдавливать не стоит понапрасну, Когда не пишется и не идет строка, Займись другим и будет все прекрасно, К стихам потом придет душа и голова.

 

Мы строим жизнь, ломаем, снова строим

Мы строим жизнь, ломаем, снова строим, Надеясь в будущем на светлое во всем, И ощущаем, что внутри герои, Идущие как будто напролом. Все рвемся вверх и думаем, что стоим Намного больше, чем что уж в былом. А оглянувшись, Боже, мы в застое, Стоим на том же, спим, а не идем. Все быстротечно – создали, забыли, И вновь на горизонте суета. Вы оглянитесь, мы уже там были, Остановитесь, в том и красота. Не тратить нервы, а ловить закаты И наслаждаться радостью любви В любое время, но оно распято От юности до старости, пойми… Монументы создавать не будем, Нам их ставить некуда уже. Люди, оглянитесь, вы же люди, Но стоите как бы в неглиже. Третий раз построили, что было, И опять внизу, как было встарь. Есть верха, которым все хватило, Есть и низ, а сверху снова царь. Все по кругу, только лоску больше, Только пропасть больше и сытней. Из вчерашних выросли отростки, Что вскормились партией своей. Растащили пятою графою, Все, что только можно растащить. За бугром кивают головою: Как вы не умеете так жить. Вся верхушка, как звезда Давида Паутиной оплела страну Сгнило все уже наполовину, Ждут с надеждой, что пойдет ко дну. Зря, ребята, ждете, не мечтайте, Не таких давила наша Русь. Вспомните истоки, почитайте И на вас нахлынет точно грусть. Что мы ждем от праздника зимы, Заглянув с надеждою под елку? Мы как дети, только подросли, Верим в чудо, увидав находку.

 

Вспомнил детство, Новый Год, игрушки

Вспомнил детство, Новый Год, игрушки, Круглые, блестящие шары, Елку, у которой на макушке Звездочка невиданной красы. Мы в костюмах заек и лисичек, Блеск в глазах от этой мишуры, Сколько счастья, никаких отличий, Детство безграничной доброты. Все проходит, все стирают годы, Но у каждого внутри живет Зайка тот, он из другой породы, И не входит в этот хоровод.

 

Новый Год дает нам всем надежду

Новый Год дает нам всем надежду, В новом будет новое у всех, Оставляем старую одежду, Сношенную в прошлом до прорех. Коркой новой обрастать готовы, Старая осыпалась трухой, Новый год, конечно, будет новый, Старая улыбка – молодой. Все мы ждем, он будем снова с нами, Все в волнении нервы напрягли, Загадали, как всегда желание, И желанье то скорей сожгли. Пепел замешали на шампанском, Стукнули бокалами в тиши, Под куранты в мыслях прошептали: «Если есть Господь, то помоги…»

 

Волной нервишки перекатывают тело

Волной нервишки перекатывают тело, Которое устало от тех нерв, Видать, что телу это надоело Избавиться хотело от Минерв. Внутри себя войной уже насытясь, До перемирия только доползти, Шепнуть себе: «Ты только не осыпься, Чтоб что-то и кому-то донести». Волной нервишки перекатывают тело, Оно еще в дремоте, но живет, Проснется, вздрогнет, значит, захотело, Поднимется, очнется и пойдет.

 

Не катятся каменья по пригорку

Не катятся каменья по пригорку, Вросли навеки, вбитые по грудь. Вот так и люди, жившие вдогонку Не могут жизнь свою перевернуть. Зациклились и приросли к дивану, А в мыслях наверху и поверх всех, Надеются на чудо про Ивана, По Щучьему велят, но то не грех. Они мечтают, но мечтать не вредно, И протекает тихо жизни путь. И с сединою тихо, незаметно Пришли туда, где можно отдохнуть. Где уж не слышно даже птичье пение И ветер не тревожит волоса. И вот награда жизни за мучение — Не слышать больше чьи-то голоса.

 

Скрипуч, ужасен, на лопате ком

Скрипуч, ужасен, на лопате ком Земли, прилипшей от чужой могилы. Так скрючило, но кто виновен в том, Что жизнь заставила пристроиться в терпилы. Кому-то – рыть, кому-то – там лежать, Не спрашивает бывшие дипломы, Сует лишь в руку эту рукоять: Копай, убогий, им дорогу к дому. А он в душе давно уже не рад Смотреть сквозь пьяный дым на эти слезы. И вечером, подняв опять стакан, Шепнет себе: «Устал от этой прозы». Он видел много и пожил свое, Профессор философии по жизни. Но жизнь заставила пойти на дно И провожать таких совсем неблизких… Он рад и тем, что есть в руках кайло, Что есть на вечер и стакан с капустой кислой. Философ бывший, но в душе тепло, Он счастлив этим, ведь по жизни – чистый.

 

Возрождаюсь…

Проспав полтинник или продремав, Очнулся, как бы сбросил паутину, Себя в комок с последних сил собрав, Решил прорвать застойную плотину. Чуть приподнявшись, зубы – под губу, Глаза расширив уж наполовину, Сказал себе: «Я больше могу, Начну все заново, не превращусь в скотину». Сварил овсянку чуть на молоке, И в мыслях даже делая зарядку, На лыжах навострился на заре, Про горы вспомнил, все бы по порядку. И возрождаясь Фениксом – за дверь, В скрипучий снег ныряя головою, Себе кричал: «Теперь уж без потерь!» А сзади голос: «Я всегда с тобою…»

 

Черно-белое фото

На черно-белом фото – карусели, Лет тридцать, пролетевшие как миг, И я на них, мы с юностью летели По кругу, и волос взметался вихрь. Счастливый взгляд, заманчивость улыбки, Непредсказуема по жизни карусель, Но это фото до сих пор на стенке, Несет меня по жизни каждый день.

 

Подари

Подарите, кто что может, подарите от души Скиньтесь люди, все поможет ярче праздник провести. Пусть подарки небогаты, им не надо серебра, И улыбке будут рады, ведь душа полна добра. Новый Год, представьте только, как волнуется народ, Дед Морозов у нас столько, каждый что-то принесет. Мы в душе все Дед Морозы и Снегурки как одна, Не жалейте, приносите, вам воздастся все сполна. Может лет через десятки, вы дрожащею рукой Вдруг наденете перчатки, как подарок дорогой. По щеке слеза сбежала, Боже мой, и я тогда Все сюда передавала, а теперь и я седа…

 

Жизнь кочевая захватила

Жизнь кочевая захватила, Бурлит и не дает покой, Сегодня ты забыла мыло, А я небритый, Боже мой! А джинсы где? Опять забыла? Зарядка где? А где часы? Остатки возим, чтоб не сгнило, И так до лучшей полосы. Коньяк с собой, вина остатки, Немного здесь, немного там. Вот это жизнь, одни накладки, Но все равно приятно нам. Мы подойдем и будет время, Когда ты скажешь: «Нам домой!» Мы, как кочующее племя, Напьемся свежею водой.

 

М.В.М

Перехожу все грани бытия, Теряю все, что так копил годами. Смотрю и удивляюсь: я – не я, но что-то прибавляется, я знаю. Толчок поддых – овсянка поутру, Второй толчок – стакан воды холодной, И кофе заварной уж по нутру, И до обеда вроде не голодный. Коньяк дозирован, не боле, чем на треть Уж наливаешь рюмку, не по полной. И в бане можно трижды пропотеть, Во жизнь настала, стал огнеупорный. Последний писк – ты катишься с горы, Бока отбил, и с головой неладно. А для чего? Ты просто полюбил Все то, что той любви особенно приятно.

 

Сыну в будущее

Может быть когда-нибудь далеко, В руки книжечка случайно попадет, Пролистаешь и вздохнешь глубоко, Как же время быстренько идет. Вроде как вчера сидели вместе, А теперь ты старший по семье, Все ушли, остались только тексты, С прошлого написаны тебе.

 

Старческий маразм

Прикольненко, прикольненко на кухоньке сидеть И пирожки готовые, и можно побалдеть, И радоваться тихонько на тот мирской уют, Еще считать минуточки: а вдруг не поддадут? И слава тебе, Господи, что дал такой приют. Дожил же до сединушки, авось и подадут? Когда совсем сгорбатишься и тихо с уголка Прошамкаешь старательно: «Заметьте старичка». Да, радость та прикольненька, что угол раздобыл. Была ведь жизнь раздолбана, на то и заслужил. Все по заслугам, старенький, а был ты молодой, Не думал о завалинке на кухоньке чужой. Профукал, видно, молодость, на старость не скопил, Сидишь тут втихомолочку, а ведь когда-то жил. Прикольненько, прикольненько на кухоньке сидеть, Жевать, что недожевано и в потолок смотреть. Прикольненько, прикольненько, но все ж прикол не тот. Со стороны всем видится, ты – старый идиот.

 

Прирастаем, менять что-то сложно

Прирастаем, менять что-то сложно, Каждый корнем врос намертво в грунт, В мыслях кажется, что очень просто, А коснулось, в весах – ни на фунт. Все цепляется кожей до крови, Косяком бьется все о плечо, И скрепим и все терпим до боли, Чуда ждем, а оно ни причем. Все устои и жизни расклады, Враз не склеить, в одно не смешать, Вырастают такие преграды, От которых так трудно дышать. Каждый тянет к себе одеяло, И рисует какой-то предлог, Не рискуя и все выжидая, Хочет взять свое время в залог. Только время быстрей и скачками, Мы за ним, но его не догнать, Все в сравнении, мы все понимаем, И как трудно все враз поменять.

 

И проходя туннель в другую жизнь

И проходя туннель в другую жизнь, Оставив позади и радость, и невзгоды, Вполоборота смотришь с высоты, Оценивая сверху прожитые годы.

 

С католическим Рождеством!

Над домами повесился запах От индеек за каждым столом, И белеют бумажки на лапах, И бокалы налиты вином. Принимает тот мир поздравления, И справляет свое Рождество Православное население С католическим пьет заодно. Все смешалось под это веселье, Но пройдет лишь неделя всего, Снова будет большое похмелье, И дней десять продлится оно. Где вы видели праздников больше? Ведь Россия открыла окно, А Европа присела от скорби, Ей такое еще не дано. Ей не выжить, а нам еще мало. Может, в будущем сверху, как знать, Президент, чтобы лучше всем стало, Нам в указе прибавит дней пять. А вечером под музыку для снов, С одной свечой, которая чуть дышит, Друг друга мы ласкаем, и без слов Парим в душе все выше, выше, выше… Когда устанешь целоваться, То возникает много дел — Полы помыть, потом убраться, Бельишко выстирать успел? Посуды горка, пыль слоями, И глядя на такой бедлам, Опять сливаемся губами, Все поцелуй прощает нам.

 

Все по кругу

Иногда в кругу семейном Очень надо поругаться, Вспомнить старое, былое, Чтобы с милым разобраться. Было, не было, вдруг будет Наперед, чтоб неповадно. Пусть болезный потоскует, Пусть немного заскучает. Вдруг засахарились мОзги От семейного блаженства. Я его любя тревожу, Просто с женским интересом. Мы ж такие – растревожим, А потом переживаем. Вдруг он сдуру и расскажет, Ведь была же и другая. Он упрется как барашек, Хоть по лбУ ему, хоть пО лбу. «Ты же у меня родная, Все равно тебя не брошу». А потом в кругу семейном, По сто грамм приняв на брата, Я подумала: «Дурная, Я во всем вся виновата». Но об этом только тихо, И сама себе на ушко. Было время, было лихо, Пусть не знает, мой козлишка))

 

Оттираю ладошкой оконце

Оттираю ладошкой оконце И стараюсь увидеть рассвет. Как сковала зима мое солнце, Ледяной паутинкой весь свет. Я дыханьем согрею немножко, Чтобы лучик скользнул бы в просвет. И зажмурится спящая кошка, От весны получая привет. Мухи белые… Мухи белые все облепили, С ветром дружат в моих волосах, На лице мне морщины прорыли, И танцуют мятежно в глазах. Ночь, пурга и не видно дороги, И бреду уж не знаю куда, И свинцом наливаются ноги, И слипаются сами глаза. Все смешалось в морозной пучине, Но пристанище где-то найду, Все бреду, видно так научили, Не упасть, а идти, и иду.

 

Французская любовь

Как же так, все жили не тужили, Всем хватало, не влекло в азарт, Вдруг ожИли, для себя решили, Без любви французской нам никак. Что мы знали, если что по-русски, Маловато этой нам любви, Так давайте тихо, по-французски, Чтоб дивились ночью мужики. Мы покажем им потом такое, Не сомкнет он очи до утра, И налево вряд ли уже сможет, Скажет поутру: «Ну ты дала…». А потом прикинет, это ж надо, «Где такой ты опыт обрела?», Я ему тихонечко: «Так надо, Спи спокойно, я тебя ждала…».

 

Ночь в тайге

Зимним вечером вОзница тронулась, Зря рискнули отправиться в путь, По тайге, где у вОлков бессонница, И не сможет никто нам помочь. Помолились, авось и проскочится, С бодуна не так страшно в пути, Карабинчик поможет при случае, Если встретится кто-то в ночи. Верст с десяток спокойно проехали, Вдруг луна в облаках умерла, Темнота обступила, приехали, Кони встали, вокруг тишина. Возник матом и плеткой ошпаривал, Не идут, только мелко дрожат, Зря узду ошалело натягивал, Как столбняк, ни вперед ни назад. С двух сторон только глазья сквозь ельники, Желтым светом, как рой светляков, Видно сытно давно не обедали, А наткнулись на двух дураков. Что ж судьба, мы из горла добавили, Он – за вилы, а я – за ружье, И словечком себя позабавили, В темноте не кружит воронье. Вдруг рванули, как будто ошпарили, И откуда вдруг силы у них, Волки тоже с разбегу прибавили, За санями заснеженный вихрь. Я с плеча в темноту из двустволочки, По глазам их свинцом поливал, ВОзник плетью махал втихомолочку, Про себя лишь молитву шептал. Гнали долго, уж кони запарились, Карабин аж горел на руках, А судьбинушка видно поджалилась, Иль господь отпустил все в грехах. Оторвались иль многих подранили, Отпустили иль сами ушли, Мы крестясь и дрожа загутарили, Смерть свою на прямой обошли. И на радости вновь по стопарику, Повезло, дело было все в прах, Затянув глубоко по чинарику, Что загасли у нас на губах. На постой лишь к рассвету доехали, Накормили усталых коней, Удивленным немного поведали, И пошли до церковных дверей.

 

Три кобылы, белые вольные

Три кобылы, белые вольные, Полной грудью на вольных полях, Своей жизнью паслись не зависимо, И не знали о седоках. Их вскормили поля плодоносные, И поили ручьи на заре, Три кобылы, счастливые, взрослые, Не зависимые и не в узде. Все текло и ни чем не печалило, Но в долину под вечер зашли, три коня и столкнулись нечаянно, И как будто сказал – «Замри». Их внутри от такого заклинило, Красоты не видали такой, Холки дыбом, дрожали коленями, И не шагу вперед ни ногой. Только ржаньем они себя выдали, Но кобылы не бросились прочь, Эти кони в суровом молчании, Покорили их буйную кровь. Вот сошлись и немного обнюхались, И боками потерлись чуть-чуть, К тишине потихоньку прислушались, И пошли в независимый путь. Вольной жизнью, чтоб все независимо, Чтоб ни плети и ни удила, Чтоб рождались такие же чистые, Кони белые в пятнах слегка.

 

Дочери

На глади голубого льда Изящна грация, изящна! Как восходящая звезда Улыбкой дразнит всех маняще!

 

Как же трудно привыкнуть к чужому

Как же трудно привыкнуть к чужому, Но как хочется быть чуть родней, Мы стремимся к нормальному дому, Свой бросая, бросая детей. Дети вырастут, вроде так надо, И со временем даже поймут, А какая мне будет награда? Создавая по новой уют. Дай бог чтобы судьба наградила, За терзание в бессонной ночи, Чтоб к утру я нутром ощутила, Я вся тут, мне не надо идти.

 

Что вы ждете, какие стихири

Что вы ждете, какие стихири, Вы-то сами, как много смогли? Все устали, а рифмы загнили, Одинаковы, как не крути. Все похоже, как рублик с картавым, Очень редко, что может задеть, Все стараются, как менестрели, Все поют, но не могут воспеть. Нет и тем, что берут за живое, Перекаты в пустое и ложь, Изнутри не идет то родное, От которого в слезы и в дрожь. Так возьмите внутри и нарежьте, Чтобы с кровью душа отдала, Чтоб читали и где-то забрезжит, И вдруг спросит: «А я так смогла?».

 

Все теряется, все находится

Все теряется, все находится, Мы не знаем, где нам хорошо. И все крутимся, распыляемся, Ищем, ищем, бывает – найдем. А найдя и не знаем от радости, То ли плакать, а то ли вздыхать, Мы не знаем предела усталости, От которой так хочется спать. Лишь во сне мы находим пристанище, А с утра, лишь открывши глаза: «Боже мой! Я вновь здесь, наказание… Я посплю, как же хочется сна».

 

Хоть защищать нам не пришлось

Хоть защищать нам не пришлось, Но мы всегда стоим на страже, Своих карманов и трусов, Которых нет милей и краше.

 

Мы в параллельном мире все иль в настоящем?

Мы в параллельном мире все иль в настоящем? Не знаем точно где сейчас идем. Не видим в зеркало себя смотрящим, Не удивляемся, привыкли, дело в том, Что хочется увидеть, что хотелось, А что не нужно, это все потом. И зеркало все это уж стерпело, И не потеет, если не живем… Мы в параллельном все, но не понять такое. Нам бы хотелось, что другим нельзя. А заглянув туда – оттуда неземное На нас глядит, так выпучив глаза.

 

Депардье

Я не француз, и даже не китаец, Я нынче сын огромнейшей страны. Меня здесь знают, очень уважают, И я торчу, смотря со стороны. В Саранске подарили мне квартиру, В которой даже кошка не живет. Чечены меня чем-то наградили, Какой-то удивительный народ. Все сыпят с рога это изобилие, Хотя в своих карманах – ни шиша, И паспорт мне торжественно вручили, Чтоб Франция осталась без гроша. А я в Крыму сажаю виноградик, Налоги – тьфу! С улыбкой на лице Я ведь теперь заслуженный мерзавец, Мордвин-чечен, ну, в общем, не как все. Я в Грозном сдам свои апартаменты, В Мордве, пожалуй, все свое продам, И буду жить на эти дивиденды. Спасибо русским братьям – дуракам. Дождусь наград, а может быть, и бюста У Мавзолея, им не привыкать. Дважды герой Карякии Тунгусской, Я – Депардье, вот это благодать!

 

Выбирайте попроще подругу

Выбирайте попроще подругу, Если просто хотите пожить, Если с гонором, то и подпругу, Затяните впрягаясь в жизнь. Жизнь – кино, если Гоши и были, То остались уж точно в кино, Если женщина капельку выше, Вы по жизни большое дерьмо. Вас в застенок, сидите потише, Вот вам плошка и даже толчок, Мойте, трите и просто дышите, Свое мнение – это молчок. Она – все, вы при ней лишь придаток, Может просто самец в темноте, Надоели – вы снова без тапок, Даже рядышком нет в душе. Выбирайте, что вам по карману, Еще лучше, что вам по душе, И поймете, что вам это надо, Что искали, нашли, не как все.

 

Святой Антипий, он нас всех хранит

Святой Антипий, он нас всех хранит, Святою верою он отгоняет боль, Чтобы не мучились. И надо же, Господь, Сколько святых, откуда и доколь? Да, надо всех, да всех и не учесть, Во славу Богу, что к нему пришли. Спасибо, Господи, смиряем свою спесь, Когда идем замаливать грехи.

 

Выдайте ребятам по обойме…

«Выдайте ребятам по обойме…», — Вот и все и ротный замолчал, Чем прикрыть аул тот горный, Кто на нем так узел завязал? Позабыли на горе проклятой, Не до них, полно других забот, Но ведь загибаются ребята, Ждут как бога этот вертолет. Им осталось лишь часа четыре, А потом прикладом и штыком, В штабе их уже похоронили, А они живые – напролом. Что терять, уж лучше свежей крови, Покрестясь, и скопом в тот кошмар, И пошли Иваны, встали Коли, Им плевать на их Аллах Акбар. Не дошли, не равны были силы, Что смогли – подмяли под себя, В той стране их не найти могилы, Только память, что хранит земля.

 

Как Вас поздравить, чтобы не обидеть

Как Вас поздравить, чтобы не обидеть, Что Вам сказать, чтоб это прижилось, Чтоб в этот праздник, как в святу обитель, Все лучшее от всех мужчин неслось. Пусть каждая задумает и скажет, «Родной, не напрягайся, а твори!» Пускай внутри вдруг что-то и подскажет, И, если сможешь, это подари! И, если даже, пусть с простым букетом Он встретит Вас с улыбкой на лице. По жизни будет Вам святым ответом, Что любит и признался в том уже.

 

Давай, родная, пустим сковородку

Давай, родная, пустим сковородку, Давно по кухне не сбивали мух, В полете оном обрели сноровку, Чтоб не засохнуть от любовных мук. Чуть соли, чтоб не засыхали раны, О бывшем вспомним, об пол все круша, На утро соберем что там осталось, И выбросим в помойку не спеша. Обнимемся в раздолбанной квартире, И ляжем на растерзанный диван, В любовь уйдем в каком-то новом мире, Все принимая это за обман.

 

Захотите, повернитесь боком

Захотите, повернитесь боком, Поворкуйте парой на досуге, Если скучно, то сомкните руки Или поцелуем отомстите. Вдруг желанье вечером нагрянет, Что-то высказать, что наболело, Даже тело от истомы тянет, Чтобы душу от скандала грело. Ведь нельзя все время муси-пуси, Иногда так хочется взорваться, А потом все вывалить наружу, До утра до боли целоваться…

 

Я устал ловить звезды с небес

Я устал ловить звезды с небес, У меня уж одна приземлилась, И такая, которую бес Мне пророчил, и все так случилось. Не звезда, но все светит в ночи, Из себя доброту излучая, И теперь хоть молись, хоть кричи, Вот она, продолжение рая. Радуй очи и душу, и плоть, Все в одном, все смешалось, прижИлось, Это счастье и это Господь Нам помог, чтобы это свершилось.

 

По весне за березовым соком

По весне за березовым соком, Под растаявший снег, не спеша, Ставил капельницы березам, Чтобы плакали нас веселя. От души чтоб себя отдавали, Чтобы соком вливали в нас жизнь, И такою живою водою, Что за год сами так напились. Все в природе закономерно, Ты ей душу, она тебе плоть, Изнутри отдает и безмерно, Ведь и создал нас вместе Господь.

 

Последний побег

В пятьдесят третьем рванули урки, Прихватив что смогли с харчей, И по голой, замерзшей тундре, От колючки бегом, быстрей. Часов пять еще до развода, Надо дальше, по темноте, Лишь звездой путевой дорога, Да дороги и нет вообще… Головной, словно нюхом чуял, Иль нутром путь такой намечал, А от голода ныло брюхо, Но никто и не замечал. Пот смешался с бушлатной грязью, Залепляя глаза на бегу, Но какое то было счастье: «Хоть немного свободы глотну!» Часа три так смогли, а дальше Силы нет, и себя не поднять… Распластались и дышат чаще, Чем дала им природа-мать. Отдышались и сбились в кучу, От мороза ведь не уйти, Пятьдесят, не бывало круче, Им сейчас только лишь ползти. …А с утра лай собак по тундре, Вертухаи со всех сторон, Только радости нет от урок, Урок нет, есть замерший стон. В пятьдесят это третьем было, Но не знали они тогда, Что амнистия наступила, Не дождались того утрА. Отпустили б на все четыре, И в побег не пришлось идти, Зэки молча могилу рыли, Матерясь, что еще могли? Безымянным холмом накрыли, Покрестились, как на Руси, Ведь свои, но чуть-чуть другие, Все же вольными отошли…

 

Случай на охоте

На охоту в тайгу мы с приятелем По зиме за сохатым пошли. Все надежно, в дорогу затарились, Но с погодой никак, не с руки. Отошли на двацатник по солнышку, А потом закружила пурга, За веревку на пару держались, Света нет, залепляет глаза. С километрик вслепую, шажочками, Слава богу, что зимник нашли… Видим, досками он заколоченный, А вокруг темнота, ни души. Оторвали, ввалились, попадали, На столе лишь огарок свечи, Закопченные стены не радуют, Но куда же нам ночью идти? Осмотрелись, жратву на стол ссыпали Два стакана налили по край, Сала ломоть сольцою присыпали, И махнули, смахнувши печаль. Затопили, тепло наши косточки Так пробрало, во как повезло, Мы на радость еще пару хлопнули, Вдруг завыло за дверью зверье… Не беда, эти стены дубовые, Карабины полны, благодать, С утра встанем, поспавши, как новые, А на звуки вообще наплевать. В дверь вдруг стук, по-хозяйски, уверенно, И в мгновенье такой же в окно, То не гости, поздненько по времени, Мы тихонько под дверью: «Вы кто?». Тишина, только вьюга уверенно, Сквозь трубу завывает слегка, И всю ночь просидели, как пленники, Карабины уткнувши в бока. Сон ушел, глаз сомкнуть не пыталися, Только стуки по дому кругом, Как к себе на постой прорывалися, Кто-то занял места за столом. Лишь к утру малость все успокоилось, Лучик солнца на угол упал, Я смотрел на товарища с горестью, Он как лунь, весь седой и молчал. За плечо: «Ты живой иль прикинулся?» Он сидел, лишь тихонько кивал, А к обеду бедняга откинулся, Видно стук все же за ночь достал. Я за дверь, а вокруг не следочечка, Снег искрился и резал глаза, Обошел все вокруг успокоился, И откуда взялась вся беда? На дверях старой вязью под ножичек: «Два вошли, ну а выйдет один, За ночлег заплати, как положено, В другой раз, прочитав, заходи».

 

Жизнь изменчива

Руки в узел, мечтаешь мозгами, Что осталось от жизни былой, И скрипишь от натуги зубами, И до крови стираешь мозоль. А ведь было все очень красиво: Мерседесы, юга, катера, Жизнь неслась так легко, только мимо От того, что хотелось всегда. Показуха для тех, кто не верит, Иль не ели моркови слащей, Как хотелось до боли, до крови, Просто суточных пресненьких щей. Был размах, только девки менялись, Все сверкало и бухало ввысь, И шампанское с кровью мешалось, И казалось – все вверх, а не вниз. Все не может быть только красиво, После солнца бывает гроза, Повернулась вся жизнь очень криво, И посыпалось все в никуда. Враз пропали друзья и подруги, В кошельке только ветер поет. …Черной кошкой тебе пробежала, И прижалась холодной змеей. И стянула с тебя одеяло, И накрыла чужой простыней, Под себя все тихонько подмяла, И лежишь ты холодный, чужой. И теперь ты валяешься в койке, И не можешь себя отстегнуть, Ты на дне самой лучшей помойки, Где ты дышишь по самую грудь. Ты прикован не только мозгами, Ты бумагой прикован навек, Из психушки выносят ногами, Подписал – ты другой человек.

 

Душа из тела вышла отдохнуть…

Душа из тела вышла отдохнуть, Устала в нем, замучившись с врачами, Они гадали, распоровши грудь, Отрезать иль оставить, и молчали… И не решив, что делать до конца, Зашили, написав, что уже умер, Душа на это сверху: «Я пришла!» И – в тело, что так быстро завернули. Сквозь простыню, закрывшую глаза, Увидел тех, кто умывали руки, Тихонько, как бы слегонца: «За что ребята на меня махнули?» …У тех мандраж прошелся по спине, Когда, откинув простынь, он поднялся. Душа внутри: «Ты парень – молодец, Над смертью ты сегодня посмеялся».

 

Памяти группы Дятлова

Зверя след на снегу, как кроссворд, И помётом под кедром помечен, Группа лыжников вышла в поход, Он на карте особо отмечен. Лыжи смазаны, вещи в рюкзак, И присели перед дорогой, Помахали рукой, но не в такт, И пошли с комсомольской охотой. Молодежь, ей же все нипочем, И значки ГТО, как награды, Будет время, потом и споем, Рапортуем, что партии надо. Цель была, да и был тот указ, В честь последнего съезда добиться, Что дошли, что доставили враз Флаг страны, где не лЁтали птицы. И за сопкой, гуськом растворясь, Скрылись с глаз провожатых далече, И никто и не предполагал, Что не сбудутся новые встречи. Промахали верст двадцать легко, И скользили приветливо лыжи, Все же в юности много дано, Чтоб не думать о старческой крыше. И к вечЕре разбили бивак, И костер полыхал всем на радость, И палатки как целый отряд Окружили огонь, все сцеплялось. И, как в старом хорошем кино, За удачу, чтоб всем подфартило, Заиграло в стаканах вино, Вместе с кровью по жилам поплыло. Погульвонили вечером всласть, По палаткам разбились на пары, От усталости можно упасть, Чтоб с утра снова делать авралы. …Но на утро лишь ветер трепал, Отворивши пустые палатки, Тишиною весь лагерь обнял, И играл сам с собой в непонятки. Заметал, что вчера обнимал, И снежком, как густым покрывалом, Припорошив, как будто прощал: Извините, не знал, не бывало. Время вскользь, и от них – ни «ау», И спасатели ринулись в стужу, И наткнулись на эту беду, Где весь ужас со страхом наружу. Словно сверху раздвинулся ад, Кто разорванный, кто-то свихнулся, Кто раздетый, а кто-то назад Не дошел, и в сугробе свернулся. Все как будто сошли враз с ума, На морозе устроили драку, Всюду кровь и сплошные тела, Покореженные, как бы с размаху. И эксперты, теревшие лбы, На вопрос не давали ответа, Что случилось, с чего полегли, Засекретили в многие лета. До сих пор все витает вопрос, Что случилось с такими парнями? Видно космос нам что-то принес И ушел…Вы додумайтесь сами.

 

Памяти Высоцкого

Как он пел, разрывая, Впечатывая в грудь, Наливая на четверть, Чтоб другим не вздохнуть. Отвечая, не спрашивая, И не на авось Говорил обо всем, Что еще не жилось. Наперед все предвидел, Впечатал все в стих. Не хватило тогда, Но все же достиг. Он с души соскребал И давал всем вкусить. Не распробовав сам, Чтоб с другими не сгнить. Так как смог, зажигал. И горит до сих пор Его песен пожар, И от них в горле ком…

 

Интересная закономерность, от хорошего хочется зла

Интересная закономерность, от хорошего хочется зла, Бровью лишь повела незаметно и ты вмиг превратился в осла, Не так глянул иль вдруг не прогнулся, не склонил свою голову в такт, Может словом в душе поперхнулся и по жизни остался дурак. Все же кожей своей носорожьей, не прочувствовал вовремя дрожь, И хромаешь по бездорожью, не впрямую, а как бы все вскользь, Не понять ту другую планету, что зовется – чужая душа, Да еще если женская эта, затерялась иль просто ушла.

 

Непонятно, совсем непонятно

Непонятно, совсем непонятно, Осознать бы, но нам не дано, Заглянуть бы в те черные пятна, Что бы сделать бы белым одно.

 

Отдаешься собой без остатка

Отдаешься собой без остатка, Все отбросив свое на потом, И казалось, что все уже гладко, А дорожка ведет на излом. Уголок поворота короток, И пути разошлись никуда, Потерявшийся, глупый ягненок, Тычет носом под брюхо слона.

 

Игрок

Ссутулившись от долгого сиденья, Мозоль от фишек, а в глазах тоска, Доколь же будет длиться невезенье? Здесь не поможет даже и слеза. Масть целый вечер все, но не по масти, От безысходности дрожит уже рука, А мозг твердит, а вдруг сейчас напасти Уйдут? Фортуна так близка! Близка у игрока, который в трефи, И он опять кидает все на стол, О боже, там каре, еще не вечер, Хотя тот вечер переходит в стон. И ставя на последнюю раздачу, Моля о том, чтоб как-то повезло, И Боже услыхал, как на удачу Срывает куш случайно напролом. Вот это да, свершилось, вот удача! Ему б уйти с везением в руках, Хватило бы на все, но все иначе, Он снова ставит, презирая страх. Опять свезло, фортуна повернулась, Сгребая фишки, не дрожит рука, Другому бы так даже и не снилось, А он вперед туда, где нет конца. Еще разок, еще какая малость, Ведь карта прет, везение, успех, Судьба конечно малость посмеялась, На кон поставил все …и все – конец. Крупье рукой набитой сгреб не глядя, И не моргнув поставил новый кон, А он сидел, молчал, даже не плача, Тихонько встал и медленно ушел. И на пороге этого вертепа, Глядя на небо, не кривя душой, Чуть напрягаясь выстрелил, как в небо, И рухнул, соглашаяся с судьбой. Судьба у всех немного расходима С тем, что ты сам считаешь за судьбу, Колода карт никем непобедима, И ты не первый сгинул в пустоту.

 

Жизнь мелькнула…

Мы рождаемся – глазья открытые, В голове – ничего не понять, Только губы с натугой прикрытые, Тянут титьку, чтоб нам выживать. А годам к четырем чуть осмысленно, Шаг за шагом идем по земле, По асфальту игрушку уж двигая, Очень нравимся сами себе. К десяти мы уж просто Гагарины, Ощущаем полеты во сне, И себе так надежно затарили Все, что можно найти во дворе. Подросли, вот где возраст загадочный, Ощущаешь что ты человек, Где в семнадцать ты вечно мечтающий, Как прекрасен твой будущий век. Ты не смотришь назад, это прошлое, Не жалеешь что быстро прошло, Заросло и покрылось порошею, Ты вперед, там ведь так хорошо. Оглянулся, а ты уж в тридцатнике, И с боков уж твои сыновья, И жена все торчит в палисаднике И ругается часто с утра. Не успел все осмыслить, задуматься, Время вскользь пролетело, а ты, Ты уже на четвертом десятнике, Вечерами сжигаешь мосты. И опять за столом собираются Твой полтинник отметить друзья, А ты снова в себе удивляешься, Неужели? Неужто то я? Не успел присмотреться – с сединами… Половина всей жизни прошла, И лицо пожелтело, с морщинами, И трясется немного рука. Сбоку внуки и даже не верится, Что так быстро уже понесла, Вновь застолье, но вдруг поубавилось Тех, с кем мог говорить до утра. Про тебя говорят, что не старишься, А ведь семьдесят было с утра, И как много для всех ты стараешься, Видно выжил совсем из ума. Ты глаза приоткрыл со слезинами И, прищурясь тихонько сказал: «Бог ты мой, что творишь ты с годинами, Ведь я даже считать их устал». Но неведомо, сколько написано Протоптаться на этой земле, В девяносто ты вроде пришибленный, Одинок, но так много в тебе. Тех кого ты растил и воспитывал, Кто-то помнит, а кто-то забыл, Ты же в прошлом своем не учитывал, Все прощал и, конечно, любил. Вот и сотня, а им и неведомо, Все забыли, а ты все живешь, И в душе твоей неизведанной, Ты как в двадцать, тихонько поешь… И на зависть их непонятную, Ты с утра, чуть занялся рассвет, На крылечке с любимой сигарою, Из стакана махнешь за сто лет.

 

Таллинские зарисовки

Какой прекрасный таллинский пейзаж, Как занесло со скрипом, но прорвались, И долго долго над собой смеялись, Что так хотелось нам упасть на свой этаж. И с горем пополам и без грин-карты, За два захода за один бугор, Мы вроде россияне-иностранцы, Но не пускают за чужой забор. И время на чухну потратив даром, Въезжая в то, что было как свое, Но там уж лают чуждым перегаром, Вы второсортье, мы же – это все. Да ладно, мудаков везде хватает, В погонах хуже не найти вообще, Но в Нарве люди даже помогают, Талон на выезд, как бы путь к звезде. Все, вырвались лишь 200 километров, Лишь два часа, а трасса так пуста, А на спидометре 170 в хорошем месте, А местные лишаются хвоста.

 

Бывает в жизни созреваешь

Бывает в жизни созреваешь, Бывает купишь все вокруг, С собой все это не утянешь, Да и друзья исчезли вдруг. Бывает скупостью своею, Откинешь, даже не понять, Потом уже не восстановишь, Что там создалось на сносях.

 

Все неплохо если разобраться

Все неплохо если разобраться, И не видеть больше никого, Одному душевненько напиться, Одним словом – это хорошо.

 

Выскребаем из души годами

Выскребаем из души годами, Чтоб себя всем этим накормить, И седыми платим волосами, А неплохо просто так пожить…

 

Каждый возраст находит отдушину

Каждый возраст находит отдушину, Где душа может чисто вздохнуть, Отойдя, чтоб не мучиться душенькой, Не мешать и в себе отдохнуть. Чтоб залезть в глубину мироздания, Покопаться и может найти, То что нужно тебе, как признание В этой жизни на этом пути.

 

Голубь белый кружил в поднебесье

Голубь белый кружил в поднебесье, Все смотрели, аж слезы текли, Но с небес вдруг посыпались перья, Ястреб встретился с ним на пути.

 

Муравьями закусаны пальцы

Муравьями закусаны пальцы, В интернете от клавиш стуча, Отдыхайте друзья, отдыхайте, Ночь поправит, все спишет любя.

 

Какую писать картину, про эльфов, что по ночам

Какую писать картину, про эльфов, что по ночам Рисуют, творят и спину согнуть совсем не хотят, Они нам дарят сказку, хоть их совсем не сыскать, Может с утра проснувшись, снова пойдем их искать.

 

Мы по жизни проходим, поздненько

Мы по жизни проходим, поздненько Осознав, что пора спешить, Растеряли, собрать не успели, Так хотели на полную жить. А с полтинничком все оценили, Только нет уж дороги назад, Как профукали, так и дожили, И собрали что невпопад. Кто соскреб не доевшую плошку, Кто икрой поперхнулся в запой, Кто донес до церкви полушку, Кто-то помер за веру с собой.

 

А ты веришь в это предсказание?

А ты веришь в это предсказание? Он к нам пришел, избавил от всех бед, Он есть, он будет, в нем, в нем все мироздание, Мы все уйдем, он будет, в нем рассвет.

 

Непознанное

Я нарожала как-то поутру, Не помню как зачала, видно было… Меня как будто что-то поразило, Забрало в никуда и я лечу. Верней, несут на очень яркий свет, Каких-то пара мелких и зеленых, И что-то шепчут, я молчу в ответ, А что с них взять, наверно, некрещенных. Внесли в блестящий как бы кабинет, И ввысь поднялись, видно здесь стеснялись, Не помню дальше, вроде бы смеялись, Потом ушли, наверно на обед. Я вся в отключке, но по телу пот, Как пара мужиков по мне промчались, Но тех зеленых это не берет, Пришли, смотрели и опять шептались. И пальцами, как будто волоски, Прошлись по телу, что-то сотворили, Потом меня немного усыпили, А я во сне стонала от тоски. …Очнулась в хате – тишь и благодать, А тело ломит, как от русской бани, И вдруг – все сразу, надо ж так рожать! Я и сама была тогда на грани. Мужик спросонья только застонал, Глаза открыл скорузлыми руками, И тихо-тихо вдруг запричитал: «Прости родная, видно я по пьяни, А что так много, это все мои?» – А чьи еще, ты видно мало принял, А что зеленые, так это все грехи, Отмоем, ототрем и всех поднимем. О голубые наши небеса, когда таких детей Нам помогали делать, и помногу, Мне б тех зелененьких, на парочку недель, В деревне вдвое стало бы народу.

 

Мы столько раз уж сомневались

Мы столько раз уж сомневались, И сколько пробовали жить, Попробуй так, чтоб все взорвались, Чтоб снова все восстановить. Чтобы с нуля, назад не глядя, Чтоб все хотелось и рвалось, Успеть создать и чтоб казалось, И чтоб бурлила снова кровь. Чтобы проснувшись, улыбались, Чтоб к вечеру хотелось вновь, Чтоб каждый день ее касалось, Твое дыхание и любовь.

 

Я засыпаю, но борюсь со всем

Я засыпаю, но борюсь со всем, Что здесь мне предлагают, И иногда сама дивлюсь, Меня хотят, а я не знаю. Я в это время просто сплю, И все во сне воспринимаю, О, боже, а когда проснусь, Уже не сплю, уже рожаю.

 

Соколиный глаз не портит шкуру

Соколиный глаз не портит шкуру, С высоты, как камень все по лбу, Точно в темечко, чтоб так сверкнуло, Чтобы все свело и на бегу. Ведь второй попытки не дождешься, Разворот не сделать на лету, Промахнулся, в землю укололся, Что ж, живите, скоро прилечу.

 

Я горстями чернику сквозь зубы

Я горстями чернику сквозь зубы, На губах словно кровь запеклась, Как в охотку горящие трубы, Этот сок поглощают, молясь.

 

Ребенок зайчики пускал в чужие окна

Ребенок зайчики пускал в чужие окна, И освещались темные углы, И паутины отражалися волокна, И радугой играли те миры. Где и с утра не попадает солнце, И лишь в стаканах грани в темноте, И лиц испитых, и вокруг – болотце, И гнилью пахнет, и застой в душе… А луч пробил и пыль, и их похмелье, И глядя сквозь немытое окно, Продрав глаза, мгновенно протрезвели, И удивлялись, как им повезло.

 

Под нашу музыку приятно умирать

Под нашу музыку приятно умирать, Не умирать, а возрождаться снова, Осознавать, что вновь дано летать, Там, где все заново и все так незнакомо. И там, где все и где всем хорошо, Где встретят и навечно будут рядом, И ты, входя, преодолев преграды, Тихонько скажешь: «Как же тут легко» И там и здесь мелодия одна, Звучавшая двоим и нас хранила, И если бы меня так не любила, То не звучала мне здесь без конца.

 

Бывает мы не замечаем

Бывает мы не замечаем, И раним душу невзначай, И невниманием обижаем, Вот так рождается печаль. Ложишься с вечера с улыбкой, А просыпаешься хмурной, Наверно ночь была ошибкой, И кофе кажется бурдой. В молчанье утро проскочило, И на день головная боль, Чего мне ночью не хватило, Пусть он помается, тупой. Я все ему, а он скотина, С своею кожею слона, Непробиваемая сила, Тупит как может до конца. Но ничего, настанет вечер, А может даже новый день, Я по весне расправлю плечи, А он за ними будет тень.

 

Мы создаем себе отличный праздник

Мы создаем себе отличный праздник, И радуем шампанским наши души, И для себя, на зависть всем, задушим Своей свободой, это точно счастье.

 

На светофоре утекает наша жизнь

На светофоре утекает наша жизнь, Отсчитывая в никуда секунды, Зеленый ждем и про себя молчим, Срываемся на очень слабый желтый. Но съедена минута и ушла, И не вернется, как бы не старались, И этой вот минуты жизнь прошла, Так не заметно, мы лишь замечтались. И тронувшись на зелень дальше в путь, Забыли про стояние минуты, Они за нами скачут по чуть-чуть, Напомнят после, когда все забудут.

 

Ты пой для других, чтобы выперло душу

Ты пой для других, чтобы выперло душу, И спой чтобы струны на взрыв, Струна напряглась, ударилась в стужу, Столкнулась и лопнул нарыв. И в музыке тексты уже и не важны, От смысла стихов в даль уйдя, Шепчу сам себе, что это не важно, Писал кто-то их или я.

 

Берегите счастье, берегите

Берегите счастье, берегите, Очень редко к нам оно идет, Так лелейте и его храните, Не спугните, вдруг оно уйдет. Лучше лишний раз его пригрейте, Обнимайте чаще в тишине, И сжимайте крепче и ласкайте, И оно ответит: «Я в тебе»

 

Как только созревает миг любви

Как только созревает миг любви И хочется взаимной ласки, Жена в духовке держит пироги И на плиту глядит всегда с опаской. Но это дело не остановить, Какая к черту выпечка удержит! Один вопрос: так быть или не быть? Природа иль плита? И где одежда? Все впопыхах, скорей, скорей к любви! И в запахах из кухни утопая, Она на ушко: «Там одни угли…» О Боже, я люблю тебя, родная!

 

Почему вы такие бескрылые

Почему вы такие бескрылые, И не можете даже летать, И куда вам за Серафимами, Если не чем вам даже махать. Все стремитесь понять непонятное, И сравняться не знаете как, Только верите в необъятное, В неземное, где каждый – добряк. С высоты усмехается в бороду, Глядя вниз, чуть уставши уже, И дивится, когда вы намолитесь, И быть может и смоете грех. Непонятно ему что хотите, Глядя вверх и моля небеса, Вы такое с землей сотворите, Не поможет и божья слеза.

 

Создаются сказки по подсказке

Создаются сказки по подсказке, Все из жизни взято напрокат, Кто придумал одеваться в маски, Если ты ни в чем не виноват. Что тебе скрывать, когда все чисто, Сзади нет корявого следа, Но на плечи давит коромысло, С ведрами плохого и добра. То потянет вниз, где очень плохо, Чуть не до земли тебя пригнет, И поднять тебе его охота, Но его так много, не дает. И собрав все силы на остаток, Перельешь добро на тот конец, Распрямляясь чтоб не стать горбатым, Вдруг услышишь: «Просто молодец». Закачались ведра равномерно, И с добром вдруг начало тянуть, Видно хорошо все выбрал, верно, И не надо вам в обратный путь. Разложи по ведрам, чтоб на плечи, Коромысло не давило вновь, И иди спокойно до той встречи, Где вас ждет и радость, и любовь.

 

Хороший сон

Турецким пивом набивая брюхо, После обеда больше никуда, Вот это отдых, а его подруга — На взводе, хочет в море, и с утра. И чтобы как-то развести старпера, Пообещала с первою зарей, Устроить топлесс у пустого моря, И фотоссесию с своею наготой. И он купился с вечера мечтою, И в предвкушенье этой красоты, Шептал в экстазе: «Я всегда с тобою», Ведь это верх запретнейшей мечты! Она полночи не спала, мечтала, А он храпел и даже застонал, Во сне увидел, как она бежала, И он ее уже почти догнал. Как это сказочно и даже романтично: Пустынный пляж и голая жена… Вдруг сверху голос, как-то истерично: «Вставай придурок, я все проспала!». И он спросонок, все поняв мгновенно, Окинув взглядом и найдя бокал, Вздохнул глубОко и сказал смиренно: «А я все утро там тебя так ждал…»

 

Мечта о черепахе

Я так мечтала черепаху, Увидеть в жижице густой, Я б отдала свою рубаху, За этот панцирь не пустой. Ее подруги показали, И загорелась вдруг мечта, Поймать зверюгу на рассвете, Чтобы сварить ее с утра. ЧерпАть из панциря похлебку, Присыпав малость чесночком, Вся изошла на нервотрепку, Как подцепить ее сачком. И вот в одно хмурное утро, Не ожидала и сама, С сачка змеиная головка, Торчала молча и ждала. То ли отпустят, то ли сварят, Из глаза капала слеза… Но томь в желудке подсказала: Свершилось, ведь сама пришла. И повар подал, что желала, Умяв без соли весь навар, Я до утра потом пугала, Сортир, который домом стал. И каждой ночью, все кошмары, Как голова от той змеи, С улыбкой жутко напевала: «Не ешь меня, я же не щи».

 

Ветеранам поклон до земли

Ветеранам поклон до земли. Вас так мало, но вы еще с нами. Вы смогли и до нас донесли Той Победы пробитое знамя. Сколько вас там легло? Кто считал… А сегодня остались крупицы. Каждый нынче из вас генерал, Кто испил той горячей водицы. И седины с погонами в ряд, И медали от времени тусклы, Но надежно стоит ваш отряд Ветеранов, немножечко грустных…

 

За штанами

Зашла, увидела, погладила – мягка.. Пощебетала о цене высокой, Но с турком спорить – жизнь так не легка, Я ведь всегда считалась недотрогой. Хотела все же вовсе не ее, Но так хватали, к зеркалу толкали, И всунули, о боже, ё – мое, Я ведь пришла по делу, за штанами. Теперь в кожАне долго осень ждать, И без штанов, зато на плЕчах – злато, О, как они умеют убеждать, Взять то, что так тебе не надо. Но раз судьба свершила этот рок, Пойду на тренажерах покачаюсь, Запомню для себя такой урок, Наверно, я не все здесь догоняю. О Турция, отличная страна! Здесь рай от моря, солнца и улыбок, Но торгаши – хохлы, болгары и мордва — Помогут вам наделать сто ошибок.

 

Халявное вино

С спросонья почесался: «Ой, родной, Ты, видно, лишнего вчера немного принял, А это что за прыщ такой большой, Все от вина такая аллергия. И вот моргнул не вовремя опять, Да и походка как-то изменилась, И быстро стал чего-то загорать, В тебе совсем все как-то искривилось. Я же три дня уже тебе про то, А ты все за стакан и за здоровье, И хвалишь это кислое вино, И прет с тебя какое-то зловонье. Ты бы с утра на солнце, на песке, Вставал бы в позы по системе йоги, И чисты были бы, наверно, ноги, Не путались бы мысли в голове». Закрыл глаза, представил это все: Стою на голове я вверх ногами, А в рот вливают сверху мне вино… Вот это отдых, совмещенный нами.

 

Вспомнить море

Бархатной волной омоем ноги, Пощекочет галькой наши пятки, И загаром спины нам накроет, С солнцем под зонтом играем в прятки. И в шезлонгах разморясь от неги, Люди севера пытаются сравняться, С южными, но местные абреки, Продолжают молча улыбаться. Непонятно им как дней за десять, Бледнолицые с распухшими носами, На халяву переевши пиццы, Так сверкают пьяными глазами. Как за счастье вечер принимают, С аниматором по выбору героя, Караоке мысли заглушают, И толпа торчит, безумно воя. И на утро кто-то смог подняться, Доползти до пляжа, окунуться, И в душе всех турков проклиная, К завтраку побрел, себя ругая. Бархатной водой омою ноги, Распихав фуфло все в чемодане, И открою фото на странице, Вспомню море грустно на диване.

 

Овощная диета

Моя родная любит овощное, Заботясь о фигуре на диете, Предпочитает, в основном, такое, С которого нескучно в туалете. И своего пытаясь перестроить, То кашки поутру, в обед – салатик, Попей водички – это успокоит, И для желудка очень помогает. И так три дня с любимым отдыхая, Питаясь только листьями салата, Огурчик с помидорками мешая, Вдруг захотела…знаете бывает. От возбужденья даже прослезилась, Дрожит в волнение, как бы уж вкушает, Давай, родной, я так с тобою билась, За эталон мужчины в лучшем свете. Родной напрягся, порычал с натуги, И выдал на гора, во как бывает: Морковь вареную примите, дорогая… Она красивая, но все же не сырая. Мужчин вареной свеклой не обманешь, И суп-пюре с гороха – это тупо, Он с уважения съест, внутри рыгая, Но муж без мяса – это очень глупо.

 

Полчаса разминки при бассейне

Полчаса разминки при бассейне, — И совсем другая полоса, И вино холодное в бутылке, И жена любимая нежна. Поменялась в голове погода, Чернота сменилась белизной, И опять так хочется исхода, Только раньше ночи заводной.

 

И в хорошем ищем мы плохое

И в хорошем ищем мы плохое, Вроде бог ничем не обделил, Извернемся и найдем такое, Удивляя тех, кто пригласил.

 

В перчинке малой кроется такое

В перчинке малой кроется такое, Как в сундуке сокровища порой. Съешь чуточку и вырастишь героя, Который справится с нахлынувшей волной.

 

Май, Нева, время чудное

Май, Нева, время чудное, Белой ночи рожденье идет, Все закинули с берега удочки, Огуречная корюшка прет. Питер тонет от этого запаха, И вдыхает его аромат, И туристы такие бездомные, Рты открыли, построившись в ряд. Где вам знать, что для Питера корюшка, Как звезда на курантах в Москве, И кто знает, на что больше молится Наш народец по жизни вообще.

 

Я перепутала, что так хотела

Я перепутала, что так хотела, Творю в себе, того не ощущая, И иногда супруга отпускаю, Я как бы вроде малость поумнела. Года идут и дети подрастают, И поделиться хочется порою За чашкой кофе, что-то вспоминая, Качая мудрою седою головою. И жизнь бежит, ты третий раз женатый, А я опять сегодня не устала. Ты стал каким-то капельку пузатым, А я добилась все, о чем мечтала. И я сейчас довольная от счастья, Делюсь со всеми тем, что привалило. Как мало надо, чтобы счастье было, И как я много за него платила.

 

Настроение меняется мгновенно

Настроение меняется мгновенно, Только что улыбка, вдруг оскал, Непонятно что тогда нетленно, Или я не все, что мог создал. Что же сделать, но так не бывает, Что бы все красиво и тепло, Может часто соли не хватает, Где так сладко, вдруг не повезло. Что – то мучит, может лучше надо, Радость не создать из ничего, Может перебесится, так надо, Время лечит только одного.

 

В молчанье тоже прелесть ощущаем

В молчанье тоже прелесть ощущаем, Но есть молчанье, когда нечего сказать, И внутрь себя такое загоняем, И начинаем изнутри себя качать. А суть проста, если вдвоем молчите, Скребя в молчанье нервы на двоих, Быть может проще, вы внутри простите, Тихонечко спросите: «Ты не спишь?!».

 

Рассказать вам что-то о любви?

Рассказать вам что-то о любви? Чтобы вы почувствовали снова, Как приходит там внутри, в крови, И несет, не чувствуя основы. Сносит все, кидая все к ногам, И не жалко, сразу все не скосит, Ты поверь таким простым словам: Это счастье вверх тебя уносит. Пусть не сразу, мучаясь порой, Но достигнув этого предела, Ты сказал: «Родная, я с тобой, Да и ты такого же хотела». Рук сплетенье, поцелуев град, Глаз сиянье, слезы без кручины, Видно, кто-то точно виноват, Ведь влюбились, вот и вся причина.

 

Не думайте о том, что повезет

Не думайте о том, что повезет, Надейтесь просто в жизни на удачу, Но все таки вложите недостачу, Иначе кто-то все и уведет. Игра проста, поставьте все на кон, И если в жизни все не удавалось, Тот фарт придет, вдруг выпадет и он. И все возьмет, о чем всю жизнь мечталось.

 

Заливает город майский дождь

Заливает город майский дождь, Хмурость октября напоминает, Ты всю зиму очень солнце ждешь, А оно о нас не вспоминает. Затянулось, не видать ни зги, Обложил прохожих всех зонтами, Но родные эти мне дожди, И милее солнца на Майями. Где еще прольет вас всех насквозь, И согреет белыми ночами, Под мостом, открытым, как ладонь, Под которым мы любовь встречали.

 

А наивысшее блаженство только ночь

А наивысшее блаженство только ночь, Когда сливаешься в божественной истоме, В душе господь лишь может нам помочь, И ощущаешь, что очнулся в коме. От этого соития не грешно, Сойти с ума и с криками очнуться, И снова с головою окунуться, Туда, где это все опять дано. И так до судорог, чтоб пот залил глаза, И руки спину разодрав до крови, И ты все чувствуя, летишь под небеса, Где всех влюбленных поджидают боги.

 

Боже мой, как нам мало отпущено

Боже мой, как нам мало отпущено: Чуть рассвет и уж завтра закат… И как шторы все на ночь опущены, И луч света не светит назад. Ощущаем как молодость, искренно, Но не ценим, а время идет… С сединою допущены к истине, Только плавится жизненный лед. Ощущаем, созревшие, женщину, И вдаваясь сознанием своим, Что целуем ту самую нежную, И не нужно стремиться к другим. Завтра быстро мелькнет и закончится, Не ценили, что богом дано, А в конце очень много захочется, Только время так быстро ушло. Вспомним руки до боли нежнейшие, Как ласкали, как нервы скребли, И вопросы, по жизни простейшие, Что решить до сих пор не смогли. И в конце осознав – путь закончился… Каждый день очень сильно ценя, Молим господа: я же опомнился, Я дойду до тебя, все стерпя.

 

Тяжело с ненормальным поэтом

Тяжело с ненормальным поэтом, Мне погреться под теплым бочком, Он строчит до полночи сонеты, Забывая вообще обо всем. Просыпаюсь в холодной постели, У него лишь окурки кругом, И опять ничего не успели, И вся жизнь с ним как будто мельком. Выбирает он Музу ночами, А жена так одна и спала, Но за кофе меня замечает: «Где всю ночь ты родная была?».

 

Упоенные, уже наелись

Упоенные, уже наелись, И тошнит от быта каждый день, Вы в другую форму приоделись, Может неохота, просто лень? Нет, не лень, внутри чего-то гложет, Перейти не можем рубикон, Было все одной, а здесь дороже, Надо от души и все на кон. Не срастись мгновенно, нужно время, И сломать его или себя, Вот и бьются мысли точно в темя: Та дорога может не моя… Может повернуть, еще не поздно, Все внутри сломать, чтобы назад? Да, одной по жизни очень сложно, Но сложнее в жизни выбирать.

 

Квартирные души в отдельных квартирах

Квартирные души в отдельных квартирах, За толстой бронею дверей, Иди достучись, тишина как в могилах, Не чувствуют больше страстей. Все заперто крепко, боясь поделиться, Не ходят они до людей, И кажется им, а вдруг что случится, И даже не примут гостей. Чуть раньше такие же чуткие души, В коммунах растили детей, На кухнях огромных гремели посудой, Открыто встречали, добрей. Порой враждовали, мерились, влюблялись, Кипела и плавилась жизнь, Но что-то случилось, вдруг все потерялись, И души все в розницу, в низ. Квартирные души не знают соседей, И не кому слово сказать, И стали похожи на бурых медведей, Которым поесть и поспать. Чтоб душу родную найти, чтоб встряхнуло, Почаще глядите в окно, Там души шагают, влюбляются, дружат, Не каждой душе так дано.

 

За год для вас немного написал

За год для вас немного написал, Но если хоть один прочтет немного, То и не зря вся пройдена дорога, Не зря творил, ведь кто-то прочитал.

 

Наш восьмимесячный отрезок новой жизни

Наш восьмимесячный отрезок новой жизни, Преподносил и радость и печаль, Успели чуть понять и чуть привыкли, И научились в мелочах прощать. Бывает и по тридцать проживают, А вспомнить нечего и нечего сказать, Ведь чувства не обманешь, но бывает, Мгновенно в нас вселяются опять.

 

Прокудахтала с утра Курица с насеста

Прокудахтала с утра, Курица с насеста: «Мне подайте петуха, Я теперь невеста. Я созрела, вдруг снесусь, А его все нету, И берет меня тоска» …Просьба без ответа. Тыщи рядом таких кур, О любви мечтают, Но несутся – каламбур, И о том не знают. Кто за них решил вопрос, Обманув природу? В птицефабрике они, Сроду и без роду.

 

Почувствуйте немного запах счастья

Почувствуйте немного запах счастья, Он не такой, он редкий, он ничей, Ноздрёй вдохните это сладострастье, Он приносил дыхание ночей. И этот запах, он не от Диора, Его не купишь, только лишь найдешь, Вдохнешь мгновенно и поймешь как дорог, Двойной, обнявший, как же он хорош! Окутавший двоих до самой ночи, А может просто в долгую впустил, И этот запах был для нас дороже, И счастлив тот, кто запах тот вкусил.

 

Как ты прекрасна, Женщина моя

Как ты прекрасна, Женщина моя, В воспоминаниях о былом и дальнем, И если ты душой ко мне добра, То и в дальнейшем будешь идеальна. Я в Вас влюблен и ты, залив костер Шампанским, что почило нам на вечер, Шептала: «Ты действительно влюблен? Давай родной увековечим встречу. Поставь свечу, но не заупокой, Чтобы всю ночь от нас трепало пламя, И оба мы взлетали над собой, И если надо, то вдвоем упали.

 

Мне кажется, уменье потерпеть

Мне кажется, уменье потерпеть — Важнейшее по нашей жизни. И если в нем немного преуспеть, Оно и жизнь саму осмыслит.

 

Я шла с прекрасным настроеньем

Я шла с прекрасным настроеньем В преддверье вечера вдвоем, И предвкушала наслажденье: Свеча, шампанское… облом! Мой чуткий нос, после загара, Почуял близкую беду… Немного как бы перегара Забилось в нежную ноздрю. Предчувствие не обмануло, Любимый вроде с бодуна, Он объяснял, что это пиво, Но все равно ушла волна… Желанье как-то испарилось И я, ругая этот нос, Ушла и даже не простилась, Какой любовный перекос! А поутру, себя ругая: Какая нежная душа! Да Бог с ним, с пивом, я страдаю, К чему стремилась – не нашла… Ждала его звонка неделю, А он исчез и ни гу-гу… Я нос тампоном закрываю, Но все равно его найду. Бывает с запахом мужчина, А мы уже воротим нос, А он чихнет и сплыл, скотина… Ведь их так мало, вот вопрос!

 

Человек настроения, с ним очень не просто

Человек настроения, с ним очень не просто, Он с утра очень хмур или весел с утра, От настроя его, ой не сладко живется, И страдает он сам и страдает семья. На работе никто не завидует счастью С ним столкнуться, ведь встал он не с нужной ноги, И порой забывает сказать даже – здрасьте, И не видит вокруг никого, хоть кричи. Человек настроения, его не волнует, Что другие страдают, он сам по себе, Человек настроения, наверно, тоскует, Когда всем хорошо, а вот он не в себе.

 

А я cподвигнусь на любую ерунду

А я cподвигнусь на любую ерунду, Скажи, любимая, туда сейчас пойду, Ты воздух хочешь, открывай балкон, А алкоголиков гони нещадно вон. Возьми за ручку и пойдем скорей гулять, А то опять в компьютер ринется играть, Толкни в бочину, чтобы не уснул, Мужик тупой, по жизни все продул. Что мы без вас, заляжем иль уснем, Приняв на грудь и даже не моргнем, А вы в движенье, ритм и суета, Вот это счастье, в нем судьба моя.

 

А неплохо пройтись по кругу

А неплохо пройтись по кругу, Под гармонь, чуть терясь бочком, Так мельком обаять подругу, И тихонько уйти вдвоем. В тишине, в мягком сеновале, Целовать ее до зари, Поутру чтобы не узнали, Проводить ее до реки. Где стоит схоронясь избушка, Так похожая на стожок, И живет в ней моя подружка, И проснулся уже петушок. Опоздал разбудить, мы раньше, начинаем с рассветом день, Это счастье пусть будет чаще, Но для тех, кому встать не лень. Усталостью замучен организм, Или напряг внутри неимоверный, А может путь уже совсем неверный, Иль выпирает просто эгоизм. Зачем такой расклад, не по душе, Ведь раньше было тише и свободней, А здесь все кажется не так удобней, Приходится себя ломать уже. Но если все сравнить, что там и тут, Обманывать внутри себя не стоит, Там был нажитый внутренний уют, С которым жизнь твоя поспорит. Усталостью замучен организм, А может не усталость, а причуда, И может малость ты артист, Так ждавший что наступит сразу чудо.

 

Устаем, устаем, устаем

Устаем, устаем, устаем, Опереться бы, что бы надежно, Чтобы было не так очень сложно, Чтоб уверенней, лучше вдвоем. В одиночку конечно в надег, Все в себе и не надо делиться, Можно просто на небо молиться, И считать, что так бог уберег. Но пройдя, пока силушка есть, Все попробуя и надкусая, Обернешься, а где человек, За которым надежна была я? Одеяло и то все одной. Не накроет и не пожалеет: «Спи родная, я рядом с тобой», И ведь каждый об этом мечтает. Устаем, снова тяжесть в душе, Слить хотя бы ее половину, Утром кофе сварить бы тебе, Улыбнуться хотя бы лишь в спину. И из зеркала смотрят глаза, Из которых так катятся слезы, Боже мой, где я раньше была, Одиночество, скука, морозы. Пускай с ошибками, но все таки свое, А проверяющий исправит, много толку, С души не вычеркнешь, не вдавите в нее, Чужое не пролезет втихомолку.

 

Лерочке, через год прочитать

Год назад сидели и мечтали, Что за год там будет впереди, Мы конечно даже и не знали, А теперь послушай и молчи. Ты еще сидишь и в мыслях где-то, Я уже прожил тот год вперед, Все пришло к нам новым светом, Ведь бывает в жизни и везет. Все хотелось и оно случилось, Сразу не поверишь, вот дела, Даже жизнь твоя переменилась, А казалась будет как всегда. То, что сверху ангел напророчил, Все свершилось и была фата, И лицо от счастья все светилось, И сверкали от любви глаза. Все сбылось, все, что ты так хотела, Все нашла и нынче без потерь, Год как праздник, даже не успела, Все понять, как та открылась дверь. А за ней не просто было чудо, И не рай, в котором благодать, Просто жизнь представилась оттуда, Жизнью той, которой должна стать.

 

Азиатские рожи по Питеру

Азиатские рожи по Питеру, Задолбили, уже не пройти, А в маршрутках такие водители: «Из Баку в Ереван подвезти?». Рынки прочно с кавказкой улыбкою, И дома от Равшана с Джамшут, Население точно повысили, И теперь никогда не уйдут. В школах скоро с чадрою за партами, Все заполнят и как различать, На вопросы Российской истории, На кавказском начнут отвечать. У метро будут жарить баранину, И на свадьбах стрелять где хотят, Депутаты под русские знамени, Всех их примут, за деньги смолчат. Но когда у кого-то с правителей, Дочь иль сына прибьют вечерком, Вспомнит он, что с Востока нахлынуло, Все хорошее встало в верх дном. И зачешется наша верхушечка, Когда бойня начнется в низах, Будут вешать и резать разбойников, Кому вольно жилось на горах. Дети гор, азиатские жители, Что вас тянет в чужие края, Не хватает родимой обители?! Вы свободы хотели всегда?!

 

Два клоуна по жизни, вот беда

Два клоуна по жизни, вот беда, Один бежит по кругу и с утра, Другой прирос, почти не оторвать, Смеется, сам не может побежать. И этот цирк по жизни навсегда, Внутри двоих все булькает вода, С которой каждый поливает огород, Не зная, что на нем потом взойдет. Надеясь семя вырастить потом, А даст плоды, но дело и не в том, Арена у двоих всего одна, И все по кругу, надо ль суета. Два клоуна по жизни, вот беда, Но очень жаль что так бегут года, И споры превращаем в анекдот, Который снова эту жизнь дает.

 

А если что потяжелей и не успеешь отклониться

А если что потяжелей и не успеешь отклониться, Кастрюля булькающих щей с мозгами встретиться стремится, И наперед предвидя все, надев спасательную каску, И сев за стол, ты у ворот, Третьяк смотрящий через маску. Подумай, лучше тишина и звук скребущей о дно ложки, Тебе вообще нужна война, с летящей мимо поварешкой? И опуская взгляд на дно, в тарелке посчитал разводы, Там можно посмотреть кино, спокойно, тихо и без ссоры. А может поцелуй с утра, Дарить друг другу нежно в губы? Ведь даже нежная щека, Не ощутит его сквозь зубы. Улыбка, взгляд и нежность рук, Будивших чуть прикосновением, И день твой начался без мук, С таким прекрасным настроением. Все было и прошло прекрасно, Не возвращаются года, Но иногда ты вспомни пасху, Прошедшую без кулича.

 

Л.В.А

Отдыхают друзья, отдыхают, И не видятся года по два, И немного уже забывают, Что когда-то и были друзья. Разнесло по районам далече, Это надо как город разрос! И доехать теперь – это вечность, Чтоб увидеться – это вопрос. Раньше – просто метро иль ногами, А теперь на машине невмочь… Мы теперь лишь зовемся друзьями, И никто нам не сможет помочь. Бог ты мой, как нас мало осталось, И не ценим, надеясь – авось, Жизнь столкнет, но она посмеялась, Разметав нас по жизни в разнос. Что ж вы так затянули подпругу, Вздыбив донельзя мыльных коней? Не бросайте, ведите подругу, До конца, до дымных ноздрей. Вы же можете, все вам подвластно, Не меняйте все на бегу, Ведь она очень ждет и согласна До конца, если так берегут.

 

Мне билет в никуда

– Мне билет в никуда, — Я кассира спросил, – Да, пожалуйста, были вчера, Но народ уже все раскупил. Все спешат и не знают куда, Я за ними, а хватит ли сил, Вот такая по жизни беда, Кто за кем, может что пропустил. День прожить – это тоже года, В неизвестность никто не пустил, На висках уж дрожит седина, Кто был должен, я все им простил.

 

Как тяжело в чужой берлоге

Как тяжело в чужой берлоге, Четыре месяца томиться, Порой захочешь помолиться, Глядишь – с угла торчат те ноги. И как такому неумехе, Я отдала невинность сразу, И все какие-то упреки, А я ему в ответ не разу. Но с каждым днем теплей в берлоге, И тремся мы почти носами, А скоро впишем на бумаге, Что все законно и годами.

 

Давайте пообщаемся, друзья

Давайте пообщаемся, друзья, Поделимся немножечко тревогой, Иль счастьем, что поймали той дорогой, Которая кричала: «Нам нельзя», А мы пошли не глядя и вперед, Назад вернуться вряд ли повернется, А впереди кому и как зачтется? Но там же лучше и идет в зачет. Давайте пообщаемся, друзья, Кого-то унесет, а кто пробьется, Но если в жизни что-то и свернется, То в ком, который катится не зря.

 

Усталость с раздражительностью дружит

Усталость с раздражительностью дружит, И наступая всем на пятки, Не замечает, что сама себя утюжит, И устает играя как бы в прятки. Выпячивает для других себя наружу, А для чего, быть может вдруг подскажут, Усталость не болезнь, лечить не нужно, Она у всех, за это не накажут. В себе самом заткни ее за пояс, Что бы других она не доставала, А если плохо – медицинский полюс, Где от себя сама застраховала. Усталость от усталости устала, В других свои пытаясь дать побеги, Но не нашла достойного причала, И вдруг исчезла поутру, как ни бывало.

 

Нам претит одиночество и мы ищем кого-то

Нам претит одиночество и мы ищем кого-то, Нам написано сверху, что лучше вдвоем, И находим, цепляем, пьем горькую воду, И бывает в конце в тот колодец плюем. Совершенства не знаем, притираться устали, Изнутри как вулканы, под пеплом живем, Разгребаем всю жизнь, но чужими руками, И мечтаем, мечтаем что переживем. Что наступит уж завтра это новое чудо, Поменяем вчерашнее на что-то вперед, И оно вроде явится к нам ниоткуда, Может свалится с неба и снова соврет. Не бывает все гладко, бывают и взрывы, По реке-жизни тоже водица цветет, И когда в вашей жизни случаются срывы, Не вините всю жизнь, ведь она все идет.

 

А ссоры эти просто ни к чему

А ссоры эти просто ни к чему, Мы только нервы зря порою тратим, Ведь есть одна и я за ней иду, Иду и радуюсь, что я поймал удачу.

 

Непредсказуемо все наше бытие

Непредсказуемо все наше бытие, Не нам все в будущем раскладывать по полкам, И может быть отпущено потомкам Все разгребать, что нам и не дано. Они все видят лучше уж сейчас, Хотя по жизни и не оперились, Но так в нее сквозь нас стремились, Что затоптали даже и свое. Прошли и не заметили, и им Не нужно то, что нас порой смущало, И если раньше было нужно одеяло, То это им все кажется смешным. Переступая в этот новый век, В котором чувств уж очень мало, Для них неважно слово Человек, Для них девиз: «Как все меня достало!» Непредсказуемо все наше бытие, Мы уходя хотим любить и верить, А то, что родилось, уж не свое, Не признает, забыло и не верит.

 

И как же в доме можно продышаться

И как же в доме можно продышаться, У каждого в груди своя струна, И может сразу молча оборваться, А может заиграть как никогда. Один привык в тиши, чтоб не мешали, Чтоб воздуха струя по голове, Другой, чтоб звуки как-то возбуждали, Чтоб что-то видеть, не сидеть во тьме. И вот они не знают как сложиться В одно, что бы двоим как никуда, Ведь одному так хочется напиться, Другой гулять подолгу в вечера. И к ночи все в молчанье, в одиночку, Ныряя в одеяло с головой, В душе своей свернувшись в одну точку, Шепнешь себе: «Какой же я дурной!».

 

Отложи, если даже захочется

Отложи, если даже захочется, Не спеши, ты и так далеко, Видно все же не очень и хочется, И скребется и все нелегко. Все сначала в тумане завернуто, И откроешь глаза – пелена, Что казалось прекрасно и розово, Вдруг рассеялось, глянул – нет дна. Закрутило, задергало, спутало, В закоулках не видно пути, В нашей жизни совсем нас запутало, И не знаешь куда нам идти. Прикоснись лишь губами, что трепетно Отзовутся и в даль позовут, И тихонько глазами беременной, Так накроют и к жизни вернут.

 

Воронье как закаркалось к ночи

Воронье как закаркалось к ночи, Не бывало давненько его, Видно что-то за речкой невмочь им, И волнует, Эраз снялось оно. Иль набег без набата нагрянет, И Мамай вновь пройдет по Руси, Что-то там к нам по вражески тянет, Не проспать бы и не пропустить. Черной пылью дымится дорога, Запах тлена уж тянет вперед, И навряд ли дотянет подмога, И посыльный навряд ли дойдет. Принимать все придется чем сможем, Если сможем, а вдруг устоим, Но надежда немного поможет, Иль поможет немного другим. Если рать от напора не рухнет, Устоит с басурманом в бою, Если только по русски: «Эй, ухнем!», То воскреснет и Русь поутру. Что бояться, терять вроде неча, Да и что нам вообще-то терять, Мы же просто с тобой человече, И не можем под кем то стоять.

 

По колдобинам бьемся мозолями

По колдобинам бьемся мозолями, И ногтями срываем кору, Мы же особи неприспособленные, Но стремимся прорваться к утру. Все стремимся понять непонятное, Перегнать жизнь свою наперед, Впереди вдруг встречаем приятное, А в конце нам опять не везет. Жизнь по кругу нас тянет, в извознице Вместо кучера черт или бог, Если снова на месте провозимся, Кто нам скажет, что нас уберег.

 

Непредсказуемо мгновение, не поймаешь

Непредсказуемо мгновение, не поймаешь, Сливаются две жизни на закат, И никогда заранее не узнаешь, Где обретешь и где поймаешь взгляд. Который так прошьет и так зацепит, И с этим взглядом можно под венец, Он так загадочен и так к себе прилепит, Что скажешь сам себе: «Вот и конец».

 

Все интересно в жизни и чудесно

Все интересно в жизни и чудесно, Как ни ломает – к плюсу все идет, И женщина, нашедшая повесу, Все норовит, чтоб было все вперед. А он упертый, приземленный, молча, Несет свой крест, молясь лишь на нее, И обещал по жизни, что исполнит, О чем мечтает солнышко его.

 

Давай не будем прославлять что было

Давай не будем прославлять что было, Ведь каждому легло что по душе: Кому-то Цой открыл свою квартиру, С пятнищем крови впрямь на рукаве. Кумиры детства, уходя в пространство, Лишь вскользь затронут бывшую струну, В машине, уловив былое братство Тех ритмов, скажешь: «Все равно люблю». Нет, не любовь, а лишь воспоминание, Когда и выбрать было не с чего, Вдруг подпоешь: «Я огурцы сажаю», На крыше из брезента для него.

 

Отдохнули, во как отдохнули!

Отдохнули, во как отдохнули! На карьере песчаном с утра, Подошли и от счастья струхнули, Ни пройти, ни проехать – толпа. Что толпа-то не страшно, но как же, В каждом метре – отдельный шашлык, Море пива из разных баклажек, Кто на отдыхе пить не привык? Дети мячик толкают ногами, Куча псов лают всех не любя, И тихонько все так обрастает, Тем, что все привезли для себя. Сами ладно, детей приучают, Отдохнули, а после – потоп, За собой все дерьмо оставляют, Будто дворник им завтра готов. И с надеждой они уезжают, Что вернувшись на берег родной, Будет чисто и кто-то подставит, Все на блюде из новых даров. Но другие, найдя пепелище, Зажигают другие костры, Не становится место то чище, Отдыхают опять пацаны… Проходя через банок завалы, Средь остатков какой-то жратвы, Наступая в чужие мангалы, Снова бесятся до темноты. Не хватает ума, воспитания, И не думают уж ни о чем, Что приедут и вступят в завалы, Что оставили всем на потом. Очень просто собрать, что осталось, Не ленясь захватить за собой, И, приехав, познать ту же радость, Ведь убрал за собой и другой.

 

Любовь внутри, возьми ее с собой

Любовь внутри, возьми ее с собой, Откуда даже трудно достучаться, И нам не нужно вовсе волноваться, Но все равно возьми ее с собой. Пускай любовь в тебе и навсегда, И излучает все, что было мило, Возьми любовь, она неповторима, Любовь внутри бывает лишь одна.

 

Девять месяцев – это ведь круто

Девять месяцев – это ведь круто, Если вдуматься – это уж срок, Жизнь за девять дается кому-то, А кому-то по жизни урок. Девять месяцев – целая веха, Для кого-то лишь время в пути, Но для нас, чтоб понять человека, Девять месяцев надо пройти.

 

Не под мухой, а так лишь махнули

Не под мухой, а так лишь махнули, Праздник душу разбил на куски. Мы же дурни, чуть-чуть прикорнули, Ну а лычки уже позади. Что не так, мы кому-то мешали? Просто тихо лежали в кустах, А они вроде все подчищали, Озаботясь об алкашах. Что с нас взять, мы с последней копейки, Наскребли на стакан трудовой, Ну, а им все равно, по линейке Всех шуршат, видно пост их такой. Обшмонали, зря руки марали, Наскребли два рубля на двоих, Но и те паразиты забрали, Видно очень все плохо у них. Мы не жалясь собрали остатки, Пожелав им тепла и добра, На себя погрузили манатки, И сошли с постового двора. Дай бог им верной службы Отчизне, Скоренять воровство и грабеж, Два рубля к их погонам прилипли, И не скинешь и не ототрешь.

 

Когда я еще был жив

Когда я еще был жив, Все по-другому казалось: Хотелось, могло, мечталось, Когда я еще был жив… Когда я еще был жив, Были друзья и подруги, И все вертелось в круге, Когда я еще был жив. Когда я еще был жив, Воспринимал по-другому, Так не тянуло к дому, Когда я еще был жив. Но вот все меняет время, Кто-то остался там, А с облаков сурово, Смотрю и завидую вам. Вы еще не достигли, Всей радости жизни другой, Не посещают мысли, О доске гробовой. Все в суете не зная, Что ждет и не надо ждать, Наступит время другое, С облаков наблюдать. Когда я еще был жив, Не понимал как и вы, И не ценил, а жаль, Время той простоты. В этом времени нет, Лишь с высоты иногда, Смотришь с улыбкой как вы Даром, все – в никуда. Лишь поздоровавшись тут, Сразу оценишь слова: Когда я еще был жив, Жаль – это было тогда…

 

Ты не ценила мужчин

Ты не ценила мужчин, Ты просто их не ценила, Сколько ты прошла, И что ты им подарила. Себя, наверно нет, Лишь тело и то не взаимно, Хотела побольше монет, А душу не оценила. И если с годами поймешь, Что кошелек – не Олимпик, Выиграешь даже за грош, Если тебя он примет. Но сидя на лавке в годах, Когда уж никто не посмотрит, Слезу пряча в рукав, Взглядом косым всех накормишь. Ты не любила мужчин, В то и виновата, Они ведь слепы до морщин, И даже всегда глуповаты. Но и у них есть стезя, Если моя, то надолго, И вычеркнуть это нельзя, Они любят по полной.

 

Мы не верим, а верить надо

Мы не верим, а верить надо, И плевать, что вам завтра в глаза Скажут, мол она не награда, Но и ты не святой – это да. Все прошло и истерлось, так надо Оставлять уже все за спиной, Мы же в прошлом не ищем преграду, Мы все в будущем нынче живем.

 

Поэт без пива

Без пива ты поэт, а если пиво, То пишется немножко криво, И криво буквы, криво мысль идет, Побольше пива – станешь идиот. Но если с пивом сложится судьба, Польются водопадами слова, А если все разбавить коньяком, То не угнаться, ты уже конем. То рысью, то гарцуешь без хлыста, В мозгах тусуется такая суета, И мчишься, чтоб заправиться пивком, Поэт без пива, не Пегас с крылом.

 

Не спешим, зачем торопиться

Не спешим, зачем торопиться, Все что надо прочли наперед, Да и новая страница, Ничего уже не дает. Те по молодости спешили, Просчитать слаще иль больней, Надкусивши, потом скулили, От поломанных корней. А с годами спокойней, тише, Не спеша осмотрев вокруг, Понимаешь, что лучшей крышей, Объявился лишь твой досуг. Когда время остановилось, И сподвижка уже не нужна, Все, что надо, уже свершилось, И не стоит так гнать гонца. Не спешим, зачем торопиться, Можно в сладостной тишине, Так своею свободой напиться, До которой дожили уже.

 

Все охватим, на себя примерим

Все охватим, на себя примерим, Может йогом на голову встать, В бане отсидеться, в галерее Все искусство под себя прибрать. Поделиться с девушками смыслом, Что дает нам жизнь и вот итог, Все по жизни как-то с коромыслом, Я с пустым ведром, но кто б так смог. Все при деле, жизнь не бьет, а дышит, Все при деле, в доме все путем, Я же снова с той горы со свистом, Пролетаю мимо, словно ком. А потом за дружеской беседой, В той же бане, с теми же людьми, Ощущаю – не туда я еду, Все приехали, а я опять в пути.

 

Жизнь карусель, мы все летим по кругу

Жизнь карусель, мы все летим по кругу, Цепляясь взглядом чтобы не упасть, И ищем, ищем лучшую подругу, С которой можно в жизни не пропасть.

 

Скорпионом можно быть

Скорпионом можно быть, На него б не наступить.

 

Вы крепите развилки, пусть выдержат

Вы крепите развилки, пусть выдержат, Каждый гвоздь вбит судьбой надолгА, Что хотели построить – увидели, И не зря собиралась деньга. Крест могуч, с высоты ему видится Все в окрест, чтоб святыню молить, И рабам божьим все то откликнется, Что вложили в божественный лик. Колокольня в пустынном залесье, Средь верхушек поднялася вновь, Чтоб с небес ее как-то заметили, И с Христом чтоб молила любовь.

 

Никудышно, скрипя, неприкаянно

Никудышно, скрипя, неприкаянно, И походкою с бедер двоих, Шла до дому, качаясь отчаянно, Нахлебавшись уже за двоих. Все несла, что смогла и что вспомнила, Что в пути потеряла – не в счет, Как гуляла уже не припомнила, И какой был под вечер расчет. Туфли терли, колготки разорваны, В кошельке лишь дыра, ну и пусть, Погуляла с души, так прикольненько, Остальное не важно, все грусть… Пусть мужик мне попался никчемненький, Но ведь все же мужик, черт возьми, Все хватал, признавался, казенненький, Весь в погонах, куда же идти? Ничего, что хотела – исполнила, Две звезды отошли вникуда, Захрапели в кустах без исподнего, Бог ты мой, как горела душа… И сама доползла из последнего, Отдышалась, упала в кровать, Я такая свободная, смелая, Не могу очень низко упасть. Вот и утро, головка чуть томная, Где погоны и где мужичок? И опять я с подругою Томою, Побрела в наш ближайший ларек. Бог ты мой, завтра снова солдатики, Генералы лишь снятся и пусть, Молодые еще, не усатые, Но какая в них жизнь, не уснуть.

 

Все мы в куче, как не волноваться

Все мы в куче, как не волноваться, Если все идет вперекосяк, То ревнуем, можно усмехаться, Лица как бы снова на сносях. Скорчились под вечер, мол, устали, А в душе бурлит отчаянья вой, Мы немного это заиграли, Влюблены по-новому с тобой. Это так неважно, что зажались, Отойдем при свечках в темноте, А прижавшись, снова промолчали, Все в себе зажавшие в душе.

 

А голову мне мама забодала

А голову мне мама забодала, «Скажи устала, кругом голова, Вся не своя и все меня достало, Терпи родимый лучше до утра». И он терпел и вечером и утром, Таблетки покупал от головы, А для меня все это были шутки, Любила подколоть до тошноты. Проснулась, тихо как-то по квартире, Кричу: «Родной, ты где?» и тишина… На кухне пепел, видно что курили, И не одну, да крепко я спала. Сушу окурки, что как дань остались, Считаю дни, когда же он придет, А он, подлец, ушел к соседке Таньке, Корявенькой, но как она дает.

 

Все что ценим – потом отмирает

Все что ценим – потом отмирает, Собираем годами …Кому? Мы уходим и все прорастает, В никуда, ни зачем, ни к чему. Моды сменятся, сменятся вкусы, Как мы жили – не будут так жить, Что казалось нам высшим искусством, Отойдет и прикажет почить. И с собой не утащим котомки, Там не нужно, не нужно и здесь, Благодарные наши потомки Все раздарят, приняв все за честь. Обоснуются в новое время, Не примерят вчерашний наряд, Сменят быстро то старое племя, Оглянувшись случайно назад. Мы сегодня живем, нам так надо, Молодые не смотрят нам в зад, А зачем им такие преграды, От которых тускнеет их взгляд. Согласитесь, не стоит загрузка На века, не возьмешь все с собой, Ты ведь голенький вышел из пуза, Но и с пузом, ты голый ушел. Там все в очередь, даже без таза, На промывочку грешной души, Кто-то слился уж в ад унитаза, Кто-то в облаке мягко парит… Все оценим в минуту до гроба, Промелькнет вся она как в кино, Пожелаешь кому-то другому, Чтоб получше, чтоб как не мое.

 

А я не пью, но ангел улетел

А я не пью, но ангел улетел, А поутру еще махал крылом, И вроде снова что-то захотел, Но он расстроился и отошел в пролом. И я присел, а дети разбрелись. Моя ли жизнь иль снова не моя, Мою когда-то кто-то, зашибись, Так прокатил, чтоб не забыть меня. Все сверху, раз решился – все твое, Бери все в руки и неси, поймешь, Нашел, наверно, не меняй на грош, Цени по жизни, это счастье все ж.

 

Давай начнем с тобой по новой

Давай начнем с тобой по новой, Все в этой жизни, все с нуля, Чтоб нам не принесли готовый Расклад, где нас найти нельзя. Мы сами все вдвоем поднимем, Что захотим, назло судьбе, И создадим семейный имидж, Чтоб с зависти загнулись все.

 

Ты в уключину пальцем уперся

Ты в уключину пальцем уперся, Оттолкнулся и вроде поплыл, Сзади тихо тебе колокольцы: А зачем, от кого этот дым? От судьбы не уйдешь, не обманешь, От тумана лишь с проседью след, Сколько лет ты себя позабавишь, И кого ты оставишь во след. Остановка внезапно нагрянет, В бок толкнет, хватит, брат, погулял, И тихонько под ребра зарядит, Успокойся, не надо назад.

 

День прекрасен, круче нет

День прекрасен, круче нет, Мы и сами обалдели, Промотали столько лет, Но сегодня протрезвели. Что нам надо, что еще? Что мы ищем и доколе? Было б нежное плечо, Чтоб в печенку и до боли. Чтоб за эту красоту, В омут сразу с головою, Чтоб сказал: «Люблю одну, Я от сердца и до крови».

 

Мы все в каком-то сотом поколении

Мы все в каком-то сотом поколении, Мы все родня, но верится с трудом. И те до нас, что раньше прилетели, Тоже мечтали встретиться потом. На нашей очень красочной планете, Прожили все, но кто же их видал? А мы о них лишь прочитав в газете, Не верим, видно кто-то сочинял. Но видно были, мы о них ни грамма, Зато о нас они на килограмм, Они нас в лупу при хорошем свете, Все изучают, сколько бог нам дал. Определяем, как же пирамиды, Сложили египтяне нам назло, Как глыбы так легко носили, И все ушли, нам не сказав о том. Зачем ацтеки к солнцу все ступени, Вдруг сосчитали точно под закат, А мы тут лишь в двадцатом веке, Узнали, что решили все за нас. Мы так отстали, мы не развивались. Мы предки тех, кто знали наперед, Они ушли, а мы и не родились, Чтоб знать о том, что там нас ждет.

 

О голубых и розовых

Мы же не знали, даже не делили, Любовь для нас казалась лишь одна, Но оказалось, что она делилась.. Запретная, не всем она дана. И проходя сквозь сквер, не обращали Вниманья на сидящих мужиков, Мы думали, что те лишь пиво пили, Они ж искали близеньких дружков. И пара дам, идя почти в обнимку, Казались как подруги, дело в том, Две лесбиянки корчились на снимке, В катАлоге ГеБешников потом. Жаль, не давалось всем, что так хотелось, Сегодня можно даже на троих, Но как оно со временем приелось, Не удивить, лишь можно удавить. Надеемся, что время всех рассудит, Адольф, конечно, многих потравил, Но не успел, никто и не осудит, Господь велик, раз их он сотворил.

 

Усталость отпуска сломала на ночь все

Усталость отпуска сломала на ночь все, Забывшись в пять секунд в своей подушке, И сны идут, и в них, как мы с подружкой, И лес черникой полон, все свое. Вновь эта дача, тридцать лет назад, И старый дом, забывший о ремонте, И мы, девчонки, мечущие взгляд, Бежим на танцы, позабыв о зонте. Пять километров и на каблуках, Какие в нас безветренные мысли! Нам поплясать, а после мы в бегах, И чтоб родители, проснувшись, не погрызли. Прекрасна молодость, все в памяти живет, За чашкой кофе мы сегодня вместе, Моя подруга бабушкой слывет, Года летят, а мы на том же месте. Наверно так бывает в жизни раз, Случайна встреча, но судьба столкнула, И если бы она не повернула, То разошлись, но не свершился сглаз. Но случай свел и можно дать обет, Что все возможно в этом странном мире, Где все расходятся по жизненной квартире, Но иногда приходят на обед.

 

Литовской тишиной на озере с утра

Литовской тишиной на озере с утра, Заслушаешься аж в висках до боли, И ни души, такая красота, Лишь аист кружит тихо над тобою…

 

Не можем знать когда придет конец…

Не можем знать когда придет конец… У каждого своя минута роковая, Когда снимаем терновый венец, Стоим и молча смотрим в врата рая. Воздастся там за боль и за любовь, Все подсчитал всевышний, не обидел, Кто здесь себя другому отдавал, Все сверху оценил и все увидел.

 

На серебряную свадьбу В.Л. и Т.Л

Поздравляю, господа! Двадцать пять прошли не зря — Дочь краса, полна и хата, Жизнь семейная богата. Всяко было, все прошло, Вместе – значит хорошо! Дай Вам боже пятьдесят, Внуков, правнуков, как знать. Вдруг дотянете до сотни, Новгородской все же кости, Мира, счастья и любви, Чтоб друг друга берегли!!!

 

Ох, крыло твое черное

Ох, крыло твое черное, Надо мною махнувшее… Жизнь промчалась вдаль, От меня отвернувшая. Я там сзади причалился, Все вперед без оглядочки, Я, наверно, отмучился, Подустал, опечалился. Не угнаться за будущим, В настоящем, как в стопоре, Не хватайтесь за прошлое, Мы же верим в хорошее. Что имеем – тем тешимся, Радость с малого радует, Но везет лишь безгрешникам, Ну, а грешников вешает. В жизнь вложите, что сможете, А в конце все откликнется, Все же души без имени, Пока живы – все с именем.

 

Л.В.А

Не общаемся годами, Поздравляем лишь стихами, Это жизнь так разбросала, Видно все на место встало. Город как два океана, Чтоб доплыть – душа устала, Может в старости когда-то, Вспомним молодость, ребята. Рад дружище, что живой, Хоть душою ты со мной, Время все свое поставит, Если память не оставит.

 

Мир бомжовский

Испохабились грязью, расслабились, Лица черные струпья хранят, Как же жизнью своей разукрасились, Ничего наперед не хотят. Все похерили в прошлом, забылися, Приодев, не побрезгав тряпья, А ведь было далекое-близкое, Иногда так внутри проскребя. Ведь загнали себя без помощников, Просто ленью убили себя, И стаканами с водкою ложною. Подписали себя втихаря. А наутро очнувшись на паперти, Руку высунув, чтоб поднесли, Ощутили, послали по матери, Что уж дальше и нету пути. Мир бомжатский, все судьбы поломаны, Все сложилось в огромный отстой, И так смотрите, как невиновные, Но виновны вы сами во всем.

 

Идиот

А давайте немного потешимся, Защекочем кого до икот, И душою скорузлой понежимся, Ведь в палате зовут – идиот. Все нам можно, запреты отпущены, Хочешь – пой до утра, хочешь – вой, Все программы лечения запущены: Вечер, доктор с волшебной иглой. Дозу влил и головкой к подушечке, Словно камень, нырнувший на дно, До утра не очнутся все душечки, Ведь с живою водою оно. А с утра вместе с кашей таблеточки, Что бы тихо по стенке пополз, Чтоб тряслись при походке коленочки, И не думалось что-то всерьез. Все равно очень хочется доктора, Встретить рано и вилку в глаза, Стукнуть в рожу его всю опухшую, Придушить, вот бы радость была. Вот тогда бы внутри я потешился, Ведь не зря же зовут – идиот, Я бы с вечера тихо повесился, Но веревку никто не дает.

 

Карелия

Богатейший, природой одаренный, Край карельский, такой для души… Сколь мгновений прекрасных подарено, Когда утро встречаешь в тиши. Эхо, кажется, незамолкаемо, По воде растекается вдаль, Смотришь, боже, как все нестираемо, И неслышно уходит печаль… Можно мыслями щедро затариться, Чтоб побольше в себе унести, И потом пред иконой покаяться: «Всемогущий, спасибо, прости».

 

Оставив лет двенадцать за спиной

Оставив лет двенадцать за спиной, И, возвратясь, чтоб всех увидеть, Поймешь, что все ушло, но не с тобой, И вновь пришло к тебе, чтоб не обидеть. И оценив, что съедено тобой, Не доставай с кармана, что так режет. Судьба сыграла, может на покой? Да и зубов не так уж страшен скрежет. Что поимел, так с этим и живи, Не мучь себя, месть не идет, все пусто, Ты поутру открыв глаза скажи: «Да будьте счастливы, а я ушел, мне грустно…»

 

Перед стеной в раздумье, отреченно

Перед стеной в раздумье, отреченно, Через себя все пропустил скорбя, Спросил внутри у выжженной печенки: «До вечера дотянешь боль моя?». Менять поздненько, годы пролетели, И ты собрав свой небогатый скарб, Пошел искать, устраивать, чтоб грели Те батареи и не слышать храп. На утро почесав, что так не брито, Прикинув, где помыться и поесть, Собрал стекло, что было не разбито, И в пункт приема, благо что он есть. И по дороге встретивши собрата, Который тоже о таком мечтал, Сложились на двоих, пусть небогато, Но есть на пиво, есть на перегар. И выпив из немытого стакана, С куста что был оставлен нам таким, Пошли искать еще роднее брата, Чтобы продолжить, но уж на троих. Перед стеной, а может быть у стенки, Нам все равно, мы все другим простим, И к вечеру, поджав к груди коленки, Закрыв глаза о прошлом лишь грустим.

 

А может зонт оставим дома

А может зонт оставим дома, Пройдем по лужам босиком, Плечо в плечо, ведь так кайфово, Так обтекать, когда вдвоем. Глотать, что с неба наливает, Мешать слезу с косым дождем, И растворяться, так бывает, Ведь – это сказка, что живем.

 

Лерочке

А я так счастлив и влюблен, Ничто не сможет пересилить, Вместить в себя и все осилить, О боже, как же я влюблен! Чтобы найти, что так мечталось, Боготворить, чтоб так любить, Отдать всю душу, что осталась, Вот это счастье – с нею быть. Дай бог, чтоб каждому досталась По жизни женщина своя, Чтобы внутри вся растворялась, И возрождалась бы всегда.

 

Перелом

Перелом иль безысходность, Или новые огрехи, Мы как-будто и не помним, Что мы в то же время дети. Все стараемся исправить, Только время нам помеха, Все хотим на кон поставить, Без греха, на многи века. Удивляемся порою, Что не вышло, но хотелось, А потом не представляем, Все прошло, но нету смеха. Что хотели не добились, На локтях одни подтеки, Видно здорово стремились, Промывая жизни реки. Все с кисельными искали, Манку, что с ушей давило, Промелькнуло где-то рядом, Но к никчемному прибило. Вот та речка, вот тот берег, Но вода в реке отрава, Да и берег вроде выцвел, Вся истоптана поляна. Не лоснится манкой белой, Чернотой порос скорузлой, Вылезаешь лишь ногтями, По нему цепляясь грустно. Лодка носом притупилась, С грязи вытащить нет мочи, Так судьба распорядилась, Здесь сиди, суши порточи. Может кто-то и окликнет, Разглядев случайно в ночи, «Эй, бродяга, ты хоть жив ли?», А ответить нету мочи. Распластался на отходке, Руки сами в крест сложились, Так и помер, может с водки, Может вовремя прибили. Был бы крест, на нем визитка, Мол прошел по жизни шатко, Но и здесь была ошибка, Жил не жил, вот в чем загадка.

 

Счет

 

1

Девяностые сродни военным, Кто в окопе, а кто в тылу, Кто считается убиенным, Воскресает в другом углу. Пролетели, забылись вроде, Те бригады и та братва, Пиджаки под малину не в моде, Да из речи ушла «ботва». Все сменилось, с девяток в «бэхи» Пересели, но взгляд все тот, Забывают свои огрехи, В депутатский идут народ. Все замазано, все по масти, Если делят, то лишь в верхах, Не стреляют друг друга власти, Все на счет, если при делах.

 

2

Но остались те, кто далече, Получивши тогда срокА, Эти зэки, как малые дети, Все быкуют, как и тогда. Все для них в розовом свете, А при выходе гаснет свет, Они как на чужой планете, Но считают, что бывших нет.

 

3

…В день откидки, бугор вчерашний, Был на волю немного зол, В девяностых прошло неважно, Упекло все же за забор. Что имел тогда, не базарил, Все кидал на банковский счет, Двадцать лет за спиной оставил, Но на старость имел расчет. Код-наколка под левой мышкой, Ни стереть, ни забыть нельзя, И проценты за годы вышли, Можно жить, жизнь не вся прошла! Посчитал, что в дорогу дали За года, что на лицевой, Ничего, что так ободрали, Там поднимем еще с лихвой. В бутике поменял бушлатик, Шуз скрипучий на ногу сел, Галстук, тройка – такой салатик, Седоват, но по жизни цел. До столицы в купейной неге, Трое суток, чем не лафа, Не узнать в этом человеке, Коммерсантик, а не зэка. Вот и площадь, и те вокзалы От рекламы слезят глаза, Надо снова искать каналы, Чтоб причалиться в никуда. Счет с подмышки впечатал в память, Застолбился, как монумент, Вот и банк, и швейцар, как наледь, То ль охранник иль просто мент. Дверь сама расползлась при входе, Вроде рада любой душе, Клерк с улыбкой уже на взводе: «Что угодно, мы рады все, Что проверить иль снять наличку, У вас счет или личный код? Наберите, момент, отлично! ….Но вот денег он не дает. Он закрыт уж четыре года, Все до цента вы сняли тогда, Нет, не Вы, извините, ошибся, Приходила ваша жена. Я тогда удивился немного Слишком сумма была крута, Но она отрезала строго: «Что мне делать, решу сама!». Он согнулся, как от удара, И, как лунь, сединой пошел, Вспомнил он, что была Тамара, С той заочницей ночь провел. Наливала, поила крепко, С грелки, что на себя взяла, Взглядик вспомнил колючий, крепкий, Тоже бывшенькая зэка. Год фиктивного брака вспомнил, А развод без нее подписал, Ухмыльнулась она в концовке: «Зря, родной, ты меня послал. Я с душой, так хотелось жизни, А ты лишь бы в постель легла, Я б ждала, ты ночами снился, Я поверила, я б смогла». Руку поднял, а там наколка, В память видно ее вошла, Ведь по масти она воровка, Все запомнила и свела. Пред глазами туман стелился, Клерк с таблетками и водой, Набок тихо, молча свалился, И тихонечко на покой… Ведь судьбинушку не обманешь, Да и прошлое не отодрать, Если в жизни кого-то протянешь, У тебя тоже могут украсть.

 

4

С девяностых последние вздохи, Да и те не слыхать никому, Слишком сложные были дороги, Кто-то вверх, ну а кто-то – к углу…

 

Псков

Сединой вековою окутан Древний Псков, звон церковный плывет, И к заутрене тянутся люди, Видно, души Господь их зовет. Величав, горделив и прекрасен, Купола заиграли в лучах… Долгий век их не будет напрасен, Скорбь и радость, все вместе собрав.

 

А нам не хочется курить и предаваться

А нам не хочется курить и предаваться, А все торчат и утекают в никуда, И в коме могут безответно отдаваться, И строить новые кому-то города. Очнувшись с комы и глаза продравши, Найдя наощупь выпитый стакан, В раздумье чуть другому подыгравши, Спросили: «Ты ли нам и наливал?» А он спросонья, ничего не понял, Конечно, я, простите, не хотел… Но ничего в себе не узаконил, И голый вышел, хоть и потерпел. Девчонки оторвались, как хотели, Подняли мужика как никогда, Но для себя немножечко присели, А надо ль было иль была тоска…

 

Вразумлю, если очень захочет

Вразумлю, если очень захочет, Не захочет, то и не вразумлю, Надо мной истерично хохочет, А потом прошепнет: «Я люблю».

 

Хочу в «Виагру»

О, как же все хотим в «Виагру», Откинув все и все на кон, Бывает и поем неважно, Но хоть минутку там живем. Нас мнут, кидают, всех на свалку, Из сотен лишь возьмут одну, Но выберут такую лярву, Чтобы затмила всю страну.

 

Сон, дремота, тишина

Сон, дремота, тишина, В нашем доме до утра, Все устали и с зевотой, И кому любви охота. Так, как пара автоматов, Чтобы не было разладов, Чуть свершилось и молчок, Повернулись на бочок. Может как-нибудь потом, В тридевятье перед сном, Вдруг вспылаем этой страстью, Жаль, что те огни погасли. Так промчалось много лет, Она бабка, а он дед, Вспоминают иногда, Ведь охота и была. Были вроде бы моменты, Но и те ушли в проценты, Только прибыль небольшая, Жизнь промчалась удалая. Пред глазами любви ночь, Только нынче не помочь, Повздыхали, дураки, Мимо прожили любви.

 

Джины

Распечатался кувшинчик всех желаний, Джины косяком ко всем за час: «Что хотите милые создания, Все свершим и вымолим для вас. Вам теперь стучится счастье в двери, Все задаром, сколько не возьми, Вы не верите? Берите что хотели, Хоть возами, только забери». Это коммунизм, который ждали, Хоть в лаптях, но жмете на педаль, Жигули на Мерсы поменяли, Но в душе какая-то печаль. Вроде джины, вроде все задаром, Но проценты капают поди, Все уже до горла нахватали, А они советуют: «Бери!». И берут, не глядя на зарплаты, В барахле увязло всем назло, И копают даже без лопаты, Ту могилу, где не так тепло. Нахватали, малость отрезвели, Посчитали, слезы аж ручьем, Спины от проблем уже вспотели, Ну а джинам это не почем. Пухнут от наживы: «Вы живые, Может что хотите на потом, Но потом уже не голосите, Что не знали, что почем берем». Из кувшинов головы задравши, Смотрят, загоняя в нищету, Скалятся в народ до нитки павший, И жиреют прямо на глазу. Эти джины банковской закалки, Не в прямую, так исподтишка, Так размяли весь народ под скалки, И с оскалом смотрят свысока. Жаль народец, он в халяву верит, Что не брать, коль нынче все дают, Доживешь быть может до зарплаты, Но вот джины сразу отберут.

 

Я головой немножечко подвинут

Я головой немножечко подвинут, Я вижу то, с чего сойти с ума, Я как бы в будущем чужом продвинут, И наблюдаю старость иногда. Нет, не свою, а их, как ни прискорбно… Садясь в метро, где лица чередой, И молодое вмиг с морщиной смотрит, Покрытое мгновенной сединой. Представить страшно, паренек с прыщами, Вдруг в деда на твоих глазах, Осунутый и сгорбленный годами, Со взглядом помутневшим, и в слезах. И милая девчушка, что щебечет С подружкой, вдруг вся скорчилась за миг, Беззубым ртом с трудом теперь ответит, Вот это глюки, я уж к ним привык. И так проводишь взглядом, где веселье, Где молодость, улыбки без забот, А пред тобой какое-то забвение, Уж подходящий к кладбищу народ. Не дай вообще другим такого счастья, Чужую старость наблюдать подчас, А может тот дедок полудремавший, Балдеет глядя в старости на нас.

 

Вот и все, и кончились загадки

Вот и все, и кончились загадки, Распахнулась начисто душа, Не играем больше с нею в прятки, Все открыто, больше не больна. Все в дальнейшем будет в белом свете, Черным мы наелись навсегда, И за счастье двое мы в ответе, Лишь вперед за светлым, не дыша. Это радость, что двоим досталось, Пусть поздненько, но уже свое, Про себя прошепчут наши дети: «Ведь бывает, что так повезло».

 

А я сейчас хочу под небеса

А я сейчас хочу под небеса, Потрогать ту звезду чуть-чуть наощупь, Чтобы погрела малость и меня, Чтоб обожгла и не погасла после. Не каждый день они приходят к нам, Мы подставляем руки, ждем по жизни, Бывает даже падаем к ногам, И продолжаем ждать и верить в мыслях.

 

А что такое год для человека

А что такое год для человека, Бывает жизнь меняет навсегда, Все вдруг по-новому и наша встреча, Случайностью не стала нам тогда. Представить трудно, три часа до театра, Мы даже не мечтали ни о чем, Но как бывает, что судьба загадка, А разгадали мы ее вдвоем. Благословен сей день навеки вечно, Благословен тот вечер, он же наш, Хочу чтоб милые и нежнейшие плечи, Лишь от любви дрожали каждый раз.

 

Нападет какая-то грустинка

Нападет какая-то грустинка, Всковырнет какую-то печаль… Может заиграла та пластинка, О которой вспомнить очень жаль. Иль с души вспорхнуло что-то рано, Улетело не оставив след, Где-то очень глубоко запало, Резко с темноты взглянул на свет. Нападет какая-то грустинка, С глаза сор вдруг сдует ветерок, И откроется прекрасная картинка, Ты так счастлив и не одинок.

 

А.В.П

Я кур считал от счастья при луне, Картошки накопал пудов пятнадцать, И хряк завыл в предчувствии, во сне Скулил бедняга, голову задравши. А пар мне в бане кости ободрал, И лежа я чихаю с верхней полки На эту жизнь, что Боже мне послал, И бормочу стихами втихомолку. Вот это кайф я к старости прибрал, Вдова по дому мечется, вздыхает, Чтоб к вечеру чего не перебрал, Но ценит старая, и даже привечает. По доброте души ее приму, Забрав за воротник еще поллитра, А если не откинусь поутру, То может и ко мне она привыкнет. В хозяйстве пахнет сеном, молоком, Из хлева все мычит среди полночи, И как охота молодым козлом, Пройтись и оторваться что есть мочи. Но мочи нет, в суставах только хруст, Какие бабы?.. Так, мечты златые, И водочный прервавши перегруз, Иду сдаваться чтобы так пустили. Обмякший на печи, как каравай, И разомлевший от печурной тяги, Гоняю мякиш, Боже, силы дай, Чтоб к ночи от меня они отстали. Закрыв от неги пьяные глаза, И прислонив к теплу, что так мечтало, Тихонько на ухо саму себе, Вот размечтался, надо так пробрало.

 

Озабочено ресницы

Озабочено ресницы, Прикрывали те глаза, «Отчего вам так не спится, Видно мучает тоска?». Видно давит, солью съела, Льются горькие из глаз, Глубоко видать заело, Что потоком на показ. Ничего, глаза молчали, Взглядом впились в никуда, Слезы высохнут, печали Не отпустят ни когда. Озабочено ресницы, Прикрывали те глаза, Как родимые сестрицы, Братца выручат всегда.

 

Лист кленовый, пожухлый и скрученный

Лист кленовый, пожухлый и скрученный, По двору ветер носит шутя, Он шуршит об асфальт их замученно, Но такая у листьев судьба. По весне глаз он зеленью радует, Летом тень нам дает и покой, Да и осенью часто нас балует, Сверхъестественной красотой. Лишь к зиме опадает, намаявшись, От дождей, да пора на покой, Покрывает всю землю, прощается, Чтобы снова родиться весной.

 

Мыслитель

Мыслитель с местного двора, Бывает ляжет вдоль забора, И тихо мыслит до утра, Приняв дешёвого Кагора. Очнувшись, будто бы сражен Он новой мыслью, где под вечер Найти стакан и – под забор, Блажен и мыслями он вечен.

 

Русь

Перевернутая вверх дном, Бита войнами до полусмерти, Поднималась всегда с трудом, Сквозь себя пропуская скверну. Не стоит, а идет вперед, Назло всем, только возрождаясь, И прикроет своим крылом, Тех, кто вечно ее чуждались. Что же вороги, не смогли, Полонить, столь веков пытались, Поломали свои клыки, Да и души свои отдали. Нет, не сдюжить, не раздавить, Русь от Рюриков не мельчает, Так хотелось ей вольной быть, И с веками сильней крепчает. Что правители? Сколько их? Коих помним, а кто далече, Кто лежит пеленутый в тлен, О других и не вспомнят дети. Все меняется, только род, Остается, он все же русский, Он все стерпит, он все поймет, Он за Русь, от души, чуть грустный.

 

Веселый дед

Веселый дед торчал от внука, Как ни любить дитя, ведь прет! Ходил он в гости как на муку, Терпеть не мог, как он орет. И чтоб не слышать эти вопли, Он сушек связочку с собой, И утерев внучонку сопли, Вставлял по сушке за щекой. Внук обретал покой и внемля Улыбке деда, все молчал, А дед под рюмку до обеда, От радости такой торчал. Влюбленными сиял глазами, И, добавляя по сто грамм, Он тоже сушкой заедая, Все ничего не замечал. Внучок натрескавшись, срыгнувши, Вдруг выдал: «Дедушка, ты дал, Налил бы капельку, граммульку, Потом бы сушкой заедал». До этого вообще молчавший, Ни Ма ни Па не говоря… И дед, от счастья задрожавший, Налил внучонку втихаря. Войдя родители сомлели, В обнимку спали внук и дед, Вокруг лишь сушки на постели, И поллитровки тоже нет…

 

Давайте поплачем под звуки гитары

Давайте поплачем под звуки гитары, Щекою прижавшись к щеке, И руки сомкнем, разобравшись на пары, Забудемся, как бы во сне. И в ритме тех струн, как будто в угаре, Как будто мы где-то плывем, Мы вдруг ощутим, что так долго желали, И может друг друга поймем. Поймем, что другого не надо, Он тут, он с тобой, вот он весь. И это по жизни большая награда, С которой сегодня ты здесь.

 

А нам так хочется тепла

А нам так хочется тепла, И мы трусцой до самолета. Какое счастье – три часа, И ты уже ныряешь в воду. Горячий пляж, плюс тридцать пять, А вдоль Невы такая сырость, Но через десять дней опять, Тебе хлебать ее унылость. Но а пока разгоним рыб, Разбавим виски льдом прозрачным, И Петербургский перегар, Смешаем с ихнем, все удачно. Покроем тело чернотой, Если успеет к нам присохнуть, И стену Плача обольем, Слезой своею, чуть прогорклой. Места святые обойдем, Замолим все, что нагрешили, Об этом вспомним мы потом, В холодной питерской квартире.

 

И капля красного вина

И капля красного вина, Смешавшись с коньяком немного, Такую жизнь двоим дала, Что начертала им дорогу. По ней идут чуть не спеша, Обнявшись как на первой встрече, И головы чуть-чуть склоня, Чуть прислонив к друг другу плечи. Молчаньем окружив себя, Что говорить, и так все ясно, Коньяк, вино и тишина, И эта встреча не напрасна.

 

Египетско-израильские заметки

 

Круги рая

Наш первый круг – аэропорт, Задержка два часа, Кругом замученный народ, И сразу – небеса. Часов пяток второй наш круг, Ни грамма, ни глотка… Затяжки ждешь сердечный друг, Аж встали волоса. Потом заполнишь сто бумаг С прибытием в ночи, И третий круг – езда в горах, Часа уж точно три! В кромешной тьме весь наш обоз, Четвертый круг понес, Ну, слава Богу, вот отель, Куда нас черт занес? Шумит волна – не видно где, Лишь хриплый лай собак, Эй, человек, постой, ответь! Ведь нам здесь отдыхать. Хоть заорись, везде ни зги, Лишь вдалеке фонарь, Но все же сразу принесли, И можно пожевать Что не доели те вчера, А этим все равно. Чуть-чуть осталось до утра, Рад, что не пронесло. С утра воспетая заря, Уж темечко долбит, Волна ударила в бока, И кровь уже бурлит. Разбавь соленую волну. С халявой, что везде, Тебе нальют одну бурду, С улыбкой на лице. Вот те круги, вот это рай, Но все равно тепло. И может даже тот фонарь, Зажгут тебе на зло. А в зимний день, смотря на снег, Что сыплет как с ведра, Ты вспомнишь горный тот отель, И прошибет слеза.

 

От Египта остались лишь гробницы

От Египта остались лишь гробницы, Зато арабам нынче здесь лафа, Все продают магниты и открытки. Свою историю не знают ни черта.

 

Давайте с любовью и только с любовью

Давайте с любовью и только с любовью, Немножечко с болью, немножечко с кровью, Зато от души, чтоб все наизнанку, Куда только сексу с любовью тягаться. Что секс без любви – сплошная зарядка, Подергались быстро, чуть-чуть лишь приятно, Потом разбежались и быстро забыли, Не вспомнят вообще о чем говорили. С любовью, с любовью и только с любовью, Немножечко с болью, немножечко с кровью, А утром от счастья сожмете объятья, А значит любовь и приносит вам счастье.

 

Ну вот и кончилась лафа

Ну вот и кончилась лафа, Все встало на свое, Заполонили племена Арабские – застой! Все сметено, на завтрак – бой, В бассейне – чернота, Пора уже трубить отбой, Но наших здесь три дня. Не привыкать, знакомо все, И нас не одолеть, Свое урвем врагам на зло, Осталось потерпеть. Перешагнув преграды все, И весь забрав загар, В волну последнюю нырнув, Плюем на их базар. Все как мираж и солнца луч, С шести утра нас бьет, Ведь так уперт и так могуч, Прекрасный наш народ.

 

Израиль нас не удивил

Израиль нас не удивил, Огромная толпа, Господь когда-то здесь почил, Уже б сошел с ума. В его гробнице за спиной, (Святые все ж места), Торгуют именем его. С утра и до утра. Народ тупеет и берет, Все тридцать три свечи, Снаружи бакс, внутри по пять, Вот это виражи. Монах за Господа с мольбой, Уже и не монах, Торговец верой неземной, Расстрига на деньгах. Не храм, а лавка на крови, Распяли – тож доход, Здесь возлежал, а здесь несли Святейшийся приплод. Шесть мафиознейших структур, По зонам храм распяв, Снимают пену из купюр, Поверх на всех плевав. А чтоб народец не догнал, Что что-то здесь не так, Кривую лестницу – наверх, Чтоб кто-то не достал. Чин чинарем, у всех свое, И все разбив на дни, Гребут и молят, е-мое, Святые упыри. Как можно Господа молить, Чтоб нес свое тепло, И тут же бакс переводить, В святое ремесло. Молитесь, верьте, он же всех, Потом построит в ряд, Одних – на дно, других – наверх, Кто свят?! Кто грешноват?!

 

Челябинский метеорит

К нам прилетел метеорит, И где-то там нырнул, Взорвался сотнями тротил, Народец шуганул. Посыпал ядерным дождем, Немного напугал, Хоть не спалил нас всех огнем, И насовсем пропал. Но мы не можем просто так, Нам надо все найти, И все гуртом, кто не дурак, Уже давно в пути. Один рыбак им с бодуна: «Он где-то здесь на дне, Видал его разок с утра, Он клев испортил мне. После него вся рыба вверх, Я брал ее сачком, Почаще падал бы сюда, Не надо и крючком!». Нагнали технику, кино, Вот бодрый водолаз: «Чего-то там видать – оно», В потемках подвязал. «Тащите дружно, мужики, Ценнее клада нет, Если осилите его — Талоны на обед!». Подняли камешек со дна, Один его лизнул, Другой от радости такой, Тихонечко куснул. Салют и вопли до утра, Народ у нас лихой, «А может мы его киркой? Поделим и домой?». Все растащили по домам, И с радости в запой, Деревня с именем «Звезда», Вся светится зимой. Кто этот камень в руки брал, Имеет яркий свет, А кто поболее набрал, Блестит как самоцвет. Довольны все, один рыбак, С восхода до зари, Глядит на дно, а там лишь рак, Весь светится внутри.

 

Я гнал по дну морскую черепаху

Я гнал по дну морскую черепаху, На панцире пристроившись, рулил, Она махала ластами со страху, И умоляла чтобы отпустил. Плыви, Тортилла, жуй свои кораллы, Мы лишь слегка с тобою развлеклись, И от натуги не пускай запалы, Уж очень костяная твоя жизнь.

 

Голландские цветочки

Зачем лупили дипломата, Ведь он ни в чем не виноват, Но наши добрые ребята, Привет послали им назад. Нельзя российского, не трогай, А если тронул, то терпи, Жаль не попробовал острога, Баланды не хлебнул в пути. Ему привет от лесбиянок, Лишь передали зеркала, Но он же гей, и их подарок, Лизал с блаженством до утра. В Голландии ведь каждый третий, Готов подставить сытый зад, Брачуются повсюду геи, И их министр очень рад. Земля тюльпанов и каналов, Снегам и вьюгам не под стать, И очень много там баранов, Которым русских не понять.

 

Господь, переведи мои мозги

Господь, переведи мои мозги, В остатке жизни, чтоб на место встали, Ведь так не доползти, они устали, Или выносят снова от тоски. Не повторяйся, это уж прошло, И трижды уж прогнили эти грабли, У женщины прекрасное лицо, Пока ты спишь и мысли все ослабли.

 

Светлана спрыгнула с качелей

Светлана спрыгнула с качелей, И даже года не прошло, Как мы ее здесь лицезрели, Спасибо, время подошло. Мечтаю в будущем вы с мужем, Заглянете на огонек, Мы с Лерочкой, надеюсь, сдюжим, Раздуем дружбы уголек.

 

Девушке на качелях

Морковным пирогом под красное вино, Прекрасный вечер коротаем чудно, И если две подруги – сестры, очень мудро, Ведут к блаженству разговор в одно. Что жизнь не кончилась, полтинник – не предел, И нам так хочется создать, что не бывало, Ведь бог творил и нам отдал начало, В котором снова делаем задел.

 

Жизнь собачья

Занесенная снегом под крышечку, Лишь из щелей парок на ветру, Продуваемая и подгнившая Конура, дожила бы к утру. Ей хоть хны, я внутри как затравленный, Весь озябший, голодный и злой, На цепи чуть живой и отравленный Этой вьюгой и мерзлой водой. Никому дела нет, шерсть клочочками, Вся свисает с боков, не беда, Пережить бы все ночку кусочками, Чуть вздремнуть, чуть полаять слегка. Сделать вид, что служу и не сдох пока, А ведь могут погнать со двора, С утра к Ирзовым оприходовать, Так что выменем станут бока. Рад и этой судьбе, ведь на пенсию Нас не спишут, пайка не дадут, Чуть заметят, что старый и вышибут, Напоследок еще поддадут. А ведь было и молодо-весело, На клыках лишь хрустели хрящи. Так судьбина, казалось, подвесила Жизнь, как праздник, ушла – не свисти. Коротка ты собачья молодость, Отслужил и пора на покой. И не помнят заслуги, а поросль За загривком уж лает гурьбой. Подросло племя сильное, новое, Волчьим взглядом проводят во двор, Да и сам все оврагом, заборами, Пробираешься к дому, как вор. Вот судьба, нос под лапы, зажмуришься, Рад и будке, все крыша и дом, Может завтра под ночь окочуришься, Я вам все, а вам все нипочем. Все забыли, списали и бросили, Я вам верой и правдой служил, Бог судья, Вы меня поматросили, Вроде был, вроде как бы и жил. Ты скотина уж еле ползущая, От зубов уж затерты следы, Глаз слепой и хромой неискуственно, Это ты, это ты, это ты… Занесенная снегом под крышечку, Жизнь твоя через щель в небеса, Улетает скуля, видно выжила, И стремиться хранить те врата.

 

Басня. Лиса и козел

Лиса под старость родилA, Хоть не носила, Но видно небеса, Придали силы… К тому и приложил, Как будто муж, Хоть не в нее, Но кто-то там родила, И все считается, Как будто бы ее, Вот это сила! И рады все, В лесу – как Новый год! Кто – за нее, Кто за – козла, Но тоже пьет. Но тот козел Был молод и с умом, Объехал старую, И вроде ни причем, Когда-то, где-то, Что-то положил, Замерзло то, И он о нем забыл, Но ей приперло, И на остаток лет, Все разморозила, И вот готов конверт, С которого, Вот радость! Два птенца, Как будто бы Похожи на отца, И так кричат, Скорей давай в печать, Похоже, что похожи И на мать! Вокруг гадают, Как же от козла, Хоть молодого, Все же понесла? И как в лисе Не сдох гормон? От старости засох Давно бы он. И как смогла та черепаха Родить птенцов Союзного масштаба? И сколько ей За чудо из чудес Замазали, Чтоб принесла с небес? Шумит народ лесной, Дивятся звери, Что тот козел с лисой, От счастья озверели, Иль потешаются, Вот «утка», вот поели! Мы вам не донесли: Из той постели У нас там в морозильнике Подарки, Вы снова вновь получите, От галки, Пройдет еще десятка, Потерпите, Мы правнуков на свет, Вы только ждите. Козел припас Десятка два подарков, Откройте рот, Нам для ослов Не жалко. Мораль проста: Все, что хотите, Надежно в холодильнике храните.

 

Зарядите от плеча до пятки

Зарядите от плеча до пятки, Чтоб пробрала в костях дрожь, На когтях чтоб выступили пятна, В зеркале в себя был не похож. Оглянись через плечо и вздрогни, Пробежал мурашка до копца, Постучался кто-то вдруг в оконце, И ушла до полика душа. Ты ли там иль тень твоя стояла, Помурлыкав к господу ушла, И подкова мелко задрожала Над дверьми, сошедшая с ума. Поднялись от шага половицы, И сквозь щели выперся туман, Тараканы влезли в роговицы, Все срослось, и это не обман… Вон стоит и крестится на угол, Угол пуст, лампада лишь коптит, И угодник с ласковым прищуром, Молча, но на ухо говорит: «Твой молебен отчитал, креститься Поздно, грех с собою унесешь, И не стоит вышнему молиться, Не поймет, да и не вознесет. Проскребись с последним, может капнет В ту ладонь, что держишь на ветру, И немножечко в душе ослабнешь, Может правильно и может быть приму…

 

Взрыв от снаряда под каской набатом застрял

Взрыв от снаряда под каской набатом застрял, Кто-то поднялся, а кто-то уже и не встал, Кто-то распластан, а кто-то от боли стонал, Кто-то сквозь слезы вслепую курок нажимал. Страшно, хоть пишут, что все как один, Но лишь один он судьбе своей господин, Трудно, не верится, встали в штыки «на ура», Что эта пуля тебе, а не рядом, пришла. Только под взрывы солдат не считает никто, Екнулось, дернулось, может сейчас не мое… Может сосед по землянке, а ты лишь за ним, Богом замоленый в сказках лишь неуязвим. А собиравшие к вечеру, чтоб хоронить, Все удивлялись, как можно здесь было дожить… Землю с лица стерли: «Боже, живой!», Видно землею спасен, хоть засыпан землей. И, насыпая поверх для крестов, Крестятся молча, уставшие видно от слов, Что говорить, не поверят и не простят Тыщи загубленных воинством русским ребят, Что в восемнадцать, а дальше не доживут, Лягут рядами, другие лишь рядом пройдут… Много таких же познавших всю боль от войны, Но уцелевших: «А сможешь, браток, так и ты?!».

 

Лишь дайте женщине зацепку

Лишь дайте женщине зацепку, Один лишь раз и вам хана, Она уцепится за щепку, И будет правою всегда. За тот осколок, будь неладен, Вас до могилы доведет, И ты, обласканный засранец, По жизни будешь идиот. А если что-то накопает, Век не отмоешься – молчи, Но все равно загажен глянец, Ты будешь черным, как не три.

 

Вы придумайте слово попроще

Вы придумайте слово попроще, Чихурдукнуть – ну как, не слабо? Это вам не родиться, не сдохнуть, Как понять, если нет здесь его.

 

Валерии

Блаженства мир под музыку любви, Лишь я один и рядом только ты, Все слилость в страсть и только для двоих, Какая власть любви сплетается внутри. Не замечаем, все так высоко, Под нами мир который далеко, В сплетение тел, в сплетение наших душ, Все так прекрасно, бог великодушен. Любовь двоих, рожденная в ночи, Дает возможность облегчения души, И откровенность страсти изнутри, Рождает жизнь, ты лишь ее вкуси. Любовь взаимная – вот это благодать, Поверить трудно, но трудней сыскать, Но если повстречается, поверь, Она одна, люби, молись и верь.

 

Как описать, чтоб било не в слезу

Как описать, чтоб било не в слезу, Чтоб замолчали плачи от разлуки, И чтобы не заламывали руки, Как описать Чеченскую войну?! У тех, кто слезы выплакал давно, Сухой щекой забывшей о печали, Все трется о надгробие одно, В котором все свое, о чем мечтали. Как воскресить, осталась лишь мольба, Храни Господь, хоть память, но осталась, И те остатки, что зовется старость, Несу сюда, такая вот судьба. Несправедливость, раньше лучше я, А он бы нес цветы, вот это радость… Но вот стою, смотрю в его глаза, Они мне с фото: «Мама, не дождалась…»

 

Пастух

Комары и мухи бьются в стекла, Я смотрю на них чуть-чуть хмурной, И чего им тихо не живется? Нарушают мирный мой покой… В хате тишь, лишь крыса у порога Как родная смотрит мне в глаза, Так, сопрет по-тихому немного, Пусть живет, ведь милая она. Чуть вздремну, по кухне тараканы Начинают дружно топотать, И сверчок на ухо напевает, Значит полночь, надо засыпать. Как засну, клопы бока щекочут, Божьи твари, даже веселО, Паутина на ухо свисает, Вот житуха, как же так свезло! Скрипнула пружина у дивана Видно сгнил давненько и протух, А вставать придется очень рано. Я же сельский, я простой пастух. Чуть заря, с хлыстом и самосадом Вдоль деревни собираю скот, Кто краюху, кто и со стаканом, Провожают на дневной поход. И собрав все стадо на поляне, Как Суворов осмотрев ряды, Доверяют, видно, мне сельчане, Я кричу: «Привет богатыри!». И душой, открытой нараспашку, Отдыхаю от ночной возни, Просушу прогнившую рубашку, Скину на день с пяток сапоги. День прошел, пригнал и к дому – телом, На досуге книгу полистал, Вспомнил что когда-то что-то делал, И других когда-то обучал. Что в деревне был тогда в почете, Ведь учить не каждому дано, Но теперь здесь все на перечете, Единицы, до чего дошло… Все кто мог сорвались, опустела, Жизнь под склон, деревня умерла, Власть советская с буржуйским телом Не срослась, не выжила, ушла. Школьный двор затих, видать надолго, Клуб как морг, в округе тишина, И сижу я плача на пригорке, А вокруг такая красота! Бьются в окна комары и мухи, Так и люди бьются в жизнь свою, Вся деревня уж лежит на брюхе, Помирая и молясь в бреду.

 

Мне что-то очень давит изнутри

Мне что-то очень давит изнутри, А может давит даже и снаружи, И голос чей-то тихо: «Посмотри, Всем хорошо, бывает всем и хуже». Что маешься, чего тебе не жить, Чего ты бесишься, но это только с жиру, Машина и квартира, что лепить, Не съешь всего, не заберешь в могилу. Не проживешь ты более других, А лучше них прожить уже не сможешь, И руку протянув чтоб окрестить Не донесешь, здоровью не поможешь. В глазах мелькнет, я начал все не так, А начинать поздненько – все убЫло, И миллионы как простой пятак, И нет в них ни какой предсмертной силы. Мне что-то очень давит изнутри, Мы тратим в мелочах мгновенья жизни, Присядь, задумайся, не много отдохни, Влюбись попробуй и к любви привыкни.

 

Татьяне Лазугиной на день рождения

Я как всегда немного опоздал, Иль закрутился в жизни бесшабашной, Прими хоть поздно то, что написал, Зато с душой открытой на распашку. Какой уж год желать того, что все Тебе уже, конечно, зажелали, От этого мутится на душе, А хочется того, что не давали. Прикинь, какой бы праздник был с утра, Открыв глаза, а кофе на подносе, Муж мечется давно вокруг стола, А дочь от счастья что-то произносит. Начищен пол, все плошки по местам, Намылено, наглажено, разлито По двум бокалам пена по краям, И ты, как лебедь, вся душой раскрыта. Вот это праздник, так бы каждый день, Встречать с утра с улыбкою открытой, Хороший сон, вставать конечно лень, А муж храпит и как всегда не бритый.