В облаках ангел смотрит на всех… (сборник)

Кузьмин Валерий Владимирович

В сборник стихов питерского поэта Валерия Кузьмина вошли стихотворения, написанные в 2008–2012 годах.

 

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014

В тексте сохранены особенности авторской стилистики и орфографии

 

В облаках ангел смотрит на всех…

В облаках ангел смотрит на всех, Но у каждого ангел один. Замечает в тебе каждый грех И вздыхает, наверно, простил. Мы грешны, а они в облаках Все прощают с слезой на щеке. Знают, видно, они, что нам там Все зачтется о каждом грехе. Приходя на последний поклон Каждый мыслит, что примут его, Но смотритель откроет тетрадь: Там рябит от житейских грехов. Без грехов никому не пройти, Ведь извилиста жизнь как змея. Понимают, сидящие там, Все грешны и сюда им нельзя. И создали ту сказку для нас: Не греши, все воздастся потом, Но забыли, что людям нельзя Жизнь пройти, не играя с грехом.

 

Лучик солнца…

Лучик солнца удержи в ладошке, Чуть сожми, чтоб ощутить тепло, Так и счастье делится на крошки, Вместе слепишь и оно пришло. Подставляй ладошки чуть почаще, И подольше грей, пока есть свет, Счастье ведь бывает так пьянящим, Даже на закате наших лет.

 

Какая нежная…

Какая нежная и теплая рука Она тебя лелеет и ласкает. Через нее вливается душа Так ласково, так нежно, все оттает. О, нежная ладонь, открытая тебе, То не ладонь, душа ее открыта. Она несет тебе свою любовь Открытая ладонь – вся женщина открыта.

 

Старость в радость

На восемьдесят пять, прибавим по пятерке, На ощупь днем, на тумбочке очки, Она ему: «Родной, нашел их что ли?», Он ей тихонько: «Радость, подожди». Мы их три дня уже с тобой искали, Ты помнишь позолоту ободков, Мы их лет пять назад с тобою потеряли, Но очень помним, тем лишь и живем. Зачем они, по стенке и тихонько, К обеду и до кухни – не беда, Ты мне размочишь то, что так засохло, Ползу родная, где моя вода! Всплеск радости, опять костыль сломался, И тапочки приклеились к ногам, «Родной, ты снова задержался», «Нет, не успел, там кто-то пробежал». Я испугал их громкою походкой, Они смели, что было на столе, Сухарь сожрали, закусили водкой, Такое тараканье резюме. Ты не печалься милая, родная, Часа за три дотопаю назад, Сейчас тебе согрею только чая, Ты жди, я буду, хоть и староват. Какая разница, попили иль поели, Уж забывается, а надо ли оно, Мы так давно с тобою протрезвели, Но вспоминаем жизни той вино.

 

По жизни все…

По жизни все меняется с годами, Меняются и образы и мысли, А мы стоим с открытыми глазами, Назад глядим, моргая лишь слезами. Не от того, что что-то там жалеем, А от того, что не вернешь обратно, Смотри вперед, там точно веселее, Живи вперед, там точно будет сладко.

 

Никто не хочет…

Никто не хочет быт свой поменять, Но что-то ищут, мыслями лелеют, А чуть коснись, ведь там моя кровать, И кот привычно ночью шею греет. Все в мыслях снова будто под венец, Но тот венец с колючками на темя, Какой тут брак, уж скоро и конец, А хочется, так хочется, а время… Оно бежит и подгоняет нас, Мы так спешим еще остановиться, Но сзади внуки, дети, как наказ, Куда бабуля? И зачем стремиться. Ей хочется, она хоть не вдова, Давно одна и все осточертело, Но как же трудно ей найти слова: «Свободна и лечу куда хотела.» И этот круг, в котором все по кругу, К нему никак, от этих не уйти, Менять себя, зачем, я так устала, А так хотелось новое найти. Но есть лекарство, только не в аптеке, Оно внутри, немножечко разбавь, Скажи себе: «Конечно есть и дети, И внуки есть, но как же не пропасть». Все вырастут, заботами обвесят, А где же я, и где же я сама, Наверно в жизни что-то перевесит, Семейственность иль личная судьба.

 

Может ты подскажешь…

Может ты подскажешь как мне жить, Как определиться на остаток, Невозможно около кружить, Тень ловить иль допивать осадок. Как создать, чтобы двоим легла, Путь-дорожка, чтоб она до точки, Жизнь длинна, но очень коротка, И не склеить прошлого кусочки.

 

Какая польза…

Какая польза от разлуки, Проверка чувств, проверка нерв, Уж лучше греть друг другу руки, И целовать, переболев.

 

Не говори…

Не говори в чем не уверена сама, Со слов чужих ты может и любима, Но чтоб сказать или поверить чтоб сказать, Надо влюбиться так необратимо. А чтоб забыться в этой суете, Забросить все, сбежать не пожалея, Сказать себе: «А что же я имею Сейчас, а что имею я потом?» А что иметь, мы все уж обрели, Обвесились и даже занемели, Куда нести, иль выбросить потом, Весь этот хлам не заберем, Туда, где все не нужно, но хотели. А может проще, вот сейчас и здесь, Отбросив все, что там уже не надо, А у ворот стоит моя отрада, Раскинув руки и готовая во всем.

 

Как все зависимы…

Как все зависимы от жизни и судьбы, Сначала жизнь построить нам хотелось, Но только начали и все вдруг разлетелось, Жизнь так идет, что нет уже судьбы. Года прошли, все выросли, но рядом, И снова жизни нет, а сколько ждать, То поколенье раем нам казалось, От рая к аду так короток шаг. И мы стоим на этой середине, Не можем ни туда и ни сюда, Какой отдать и как располовинить, Ведь у тебя всего одна душа. И рвемся, создавая лишь мгновенье, Того, что так хотелось вновь создать, Живем не сознавая, но с терпеньем, И думаем, что сможем воссоздать.

 

Валерии

Десять дней, как две минуты, Пролетели – не вернуть, Оба были мы согласны, С тем, что выбрали тот путь. Десять дней, но как надолго, Вбились в память навсегда, Как в душе твоей наколка, Как нарезка для ствола. Десять дней, а были ночи, Тоже десять, но каких, Вспомнить жарко, до истомы, Отдавались только им. Десять, десять, как зачатие, Словно воздуха глоток, Мы сорвали все печати, Чтобы сделать жизни вздох.

 

Последний день…

Последний день подкинул нам прохладу, Напомнил небо питерского дня, И даже выжал дождик скуповато, Как бы прощался с нами навсегда.

 

Все включено

Зверинец приглашен в вечерний ресторан, Все прибрели кто в чем, а кто приполз, И козы и слоны, как напоказ, Начистили копыта и клыки, Блестит посуда, Ломится еда, Но вот беда, Забыли едоки, Что ресторан на раз, Не навсегда, А чтоб набраться сил на год вперед, Зараз не съесть, но это не беда, Чего терять, ведь здесь все включено, И покатился пир поверх столов, Кто как в себя, а кто и про запас, Кто в сумки, если кенгуру, Ведь завтра в лес, а значит поутру, Не будет тех халявнейших прикрас, Нажрались так, что нечем уж дышать, Но не бросать же все, добавь еще, Уже давилось от жратвы зверье, Но сквозь слюну рычало: «Все мое», Пир пролетел, а утром, вот везет, Клич по лесу прошел, что ресторан, Опять на вечер назначает бал, Для тех, кто жив и кто не пострадал. Круговорот по жизни – не беда, Кто не дожрал вчерашнее – придет, Но вот по жизни есть еще беда, Что можно лопнуть или пронесет.

 

Конечно, не можем знать…

Конечно, не можем знать, Какое там будет утро, Может будет кровать, А может будет дурно. Может с утра стошнит, А может ударит улыбкой, Может ты просто псих, Играющий ночь на скрипке. С утра закусив губу, Сжав сигарету зубами, Кофе в себя вогнал, И выплюнул все стихами.

 

А мы хотим…

А мы хотим сейчас и здесь, А завтра, может, и не надо, Не знаем, что мы будем есть, И кто подаст под автоматом. Сегодня – это не вчера, Вчера – не завтра, а сегодня, Давай сейчас, а не тогда, Когда не нужно и застольно. Когда тот тост, что был хорош, Поднимет кто-то, и неслышно Тебя несут уж на погост, Тебе совсем уж не обидно. А может враз и для себя, Отдай все той, что так любима, Она отдаст себя не зря, Она тебе: «Я жду, любимый».

 

Одна со свечкой…

Одна со свечкой, разрывая тьму, Или ведя кого-то точно к свету, Шепчу себе: «Я больше не могу, Пусть будет свет, но пусть не будет света».

 

Листопад под ногой…

Листопад под ногой, в парке тишь, И деревья замкнулись в себе, Ты душою со мной говоришь, Прижимаясь рукою ко мне. И зачем говорить в тишине, Все так ясно, все видно насквозь, Ты с листвою сроднилась душой, И с закатом родилась вновь.

 

Так пить нельзя…

Так пить нельзя, да и не нужно, А если пить, то только в кайф, Бокал один вливает дружбу, Второй вливает лишь скандал.

 

Прибавляем понемножку…

Прибавляем понемножку, Прибавляем по чуть-чуть, Каждый шел своей дорожкой, Намечая в жизни путь. Путь у каждого горбатый, Кто на мерсе, кто с лопатой, Кто с улыбкой на лице, Кто с осколками в руке. Все сместилось, все смешалось, И по жизни поменялось, Кто доволен, кто-то нет, Кто с икрою на обед. Кто-то счастлив, кто угрюм, В голове так много дум, Каждый думает, а вдруг, А внутри опять испуг. Ты не бойся, все исправишь, Надо только захотеть, Встань пораньше и надавишь На себя, или конец.

 

Осень

Тихий вечер и только в окно, Капли влаги стучатся созвучно, По душе как-то бьются так кучно, И стремятся на самое дно. Отчего за окном маета, Так дождливостью все затянула, Просто осень на Питер пришла, И тоскливо с зимой прикорнула.

 

Давай не будем…

Давай не будем испытывать судьбу, Переставляя ноги при походке, Не будем вновь вливать побольше водки, С закускою впадая в пустоту. Найдем отдушину, чтоб только для себя, Вернее для кого-то, но по жизни, Чтоб захлебнулась эта пустота, И развернулась бы лицом почище. Давай не будем испытывать судьбу, Уже пытались дважды на удачу, А время вскачь, а дальше только клячи, Которых на погост и за узду. Остановись и оглянись что сзади, Что там остались может все удачи, Не стоили одной, что на бегу, Поймали счас и дали нам судьбу.

 

Ты с каждым днем…

Ты с каждым днем становишься нежней, Нежней слова, нежнее даже руки, Ласкающие нежно, не от скуки, В твоей душе рождается душа, Которая становится нежней.

 

Никто не верит…

Никто не верит, но бывает, Не ждал, не верил, не любил, Но жизнь так быстро расставляет, Нашел, увидел, всех забыл. Забыл что было, все так ново, Как вновь загробная душа, Глотнула воздуха живого, И прошептала: «Я твоя».

 

Прекрасный эльф

Прекрасный эльф мне на ушко шепнул, Что я не эльф, а эльфа изначально, Что я твоя и не смотри печально, Ты не волнуйся, эльф не обманул.

 

Давайте напишем сказку…

Давайте напишем сказку, Легкую для души, Чтоб детям дарила ласку, Светлую и в тиши. Просто сложим в рифму, Несколько мягких слов, Чтоб получилась сказка, Про эльфов и добрых ослов. Чтоб в этой сказке были, Любовь и доброта, Чтоб звери в ней дружили, И говорили слова. Чтоб поутру проснувшись, Дочь или сын спросил, — «Мама, а как они жили, И денег никто не просил?»

 

Мы боимся терять…

Мы боимся терять, мы так много теряли, Мы боимся обидеть, было много обид, Мы хотим чтоб осталась, о которой мечтали, И беречь и хранить, и в спокойствии жить.

 

Вы влюбляйтесь…

Вы влюбляйтесь, вы только влюбляетесь, Всем по жизни когда-то везет, Только после не кайтесь, не кайтесь, Все стерпите и он все поймет.

 

Валерии

Я знаю, что ты всегда рядом, И смотришь сейчас так любя, Какая ты в жизни отрада, И звать тебя так как меня.

 

Какие вдруг…

Какие вдруг Есенинские темы, Пытаемся, лишь пробуем тайком, Он был любим, по жизни просто гений, Мы просто тень, в которую встаем.

 

Валерии

Валери, Валери, как прекрасно, Как друг другу мы просто одно, Называть, чтоб не спутать ни разу, Ты сказала, ведь это мое. Он сказал, ты поверила сразу, Вместе проще, надежней, нежней, Как прекрасно душой возвращаться, Нам туда, где двоим так теплей.

 

Сон

Прекрасный остров и песок как мел, Сквозь пальцы сыпался на ваш загар прекрасный, Как отдыхалось вам, как он сумел, Создать пейзаж палящий и манящий. Как одарил серьгами, как судьбой, Такой судьбой, что после одарила, Такой прекрасной, быть всегда одной, Проснулась, и какая я дурила. Сама себе придумала мираж, А может так хотелось, чтоб пожарче Поддеть его и свой создать типаж, В итоге все сгорело быстро, ярче.

 

Когда мы дарим…

Когда мы дарим поцелуй друг другу, Передаем всю нежность от души, Мы так хотим любить свою подругу, Мы так хотим и верим, что любим. Когда тот поцелуй не получаем, Иль получаем жесткий и наспех, Мы сразу отчужденность понимаем, Что все ушло, дождались перемен.

 

У змеи слезает кожа

У змеи слезает кожа, Как на женщину похожа, Хоть та кожа не своя, Все же женщина-змея. Сбросит раз в году и вновь, Пьет тихонько чью-то кровь, А насытившись линяет, И о новом все мечтает. Как завяжется узлом, Шею сдавит пред концом, Спросит: ты еще со мной, Если нет, сожму кольцом.

 

Мы с каждым разом…

Мы с каждым разом открываем что-то, Вникаем в разум, отдаем свое, Пытаемся понять, ведь кто-то, Так искренне глядит в твое лицо.

 

Ты просто внутрь вошла…

Ты просто внутрь вошла, Вошла и растворилась, Ищу внутри тебя, Ты там, но как-то скрылась. Ты вся, вся истеклась, Двойною оболочкой, Ты умудрилась стать, По жизни моей точкой.

 

Хочу платить…

Хочу платить по жизни за ошибки, Дай бог, чтоб касса это приняла, Там сверху не поймут, но может вникнут, Пропустят отдохнуть за облака.

 

Давай придумаем…

Давай придумаем друг другу, Такую сказку в этой жизни, Скажи себе: «Я не забуду», Он тоже скажет: «Рядом буду». Проснувшись, губ его касаясь, Скажи: «Я рада, что ты рядом», В ответ услышишь улыбаясь: «Я рад тебе, моя родная». И так по жизни вдруг нашлися, Она не знала, что так будет, Он так мечтал об этой жизни, Свершилось, Господи, молитесь!

 

Уходим в никуда…

Уходим в никуда и бродим, бродим, бродим, И ищем что когда, но чаще не находим, А если и найдем, не ценим и теряем, Мы в поисках всегда, найдем и вдруг бросаем. Найди, зажав в руке, ту свечку, что в тумане, Которая тебя так искренно, но тянет, Пройди хоть три шага, не зацепив чужого, Чужое к вам придет, тебя одарит снова.

 

Невероятно…

Невероятно, но бывает, Когда не ждешь, она уже пришла, И только руки, руки подставляешь, Чтобы на них носить ее всегда!

 

Как хорошо, чтоб…

Как хорошо, чтоб кто-то улыбнулся, Увидев роз букет в чужой руке, Подумал, постоял и повернулся, Купил и побежал дарить их мне.

 

Рассудит время…

Рассудит время нас, рассудит, Верней поставит все на место, Была жена, а вдруг невеста, И кто за это вас осудит?

 

Ночь любви…

Ночь любви, не любви, а признания, Так стремились и слились в одно, А какое блаженство в сознании, Все что было, вдруг стало твое. И не надо скрывать все стремления, Все открылось, все встало на круг, Закрепилось бы в подсознании, Чтоб скребнулось бы в сердце, а вдруг?!

 

Интересно, как после полтинника…

Интересно, как после полтинника, Когда вроде все уже прошли, Вдруг как взрыв в душе у именинника, И по новой вдруг пошли часы. Те, что нам в обратку только тикали, Изменили ход и отстают, Мы вперед бежим, их только видели, И остановиться не дают. Жизнь как жизнь, но только порвана, Тихой жизни лопнула канва, Мы бежим, стремимся и надеемся, Ухватиться, чтобы не прошла.

 

Не исписаться бы, не исписаться…

Не исписаться бы, не исписаться, Кому-то ляжет нежная строка, А как же хочется душой отдаться, Но не в стихах, а в жизни навсегда.

 

Как наши дети…

Как наши дети отражаются подчас, Как в зеркале мы видим отражение, Себя самих, какое наслаждение, Мы млеем, но и плачем иногда, Нам воздаются все наши мучения, Что мы терпели, это все для нас.

 

Мы все прошли…

Мы все прошли по жизни все пороги, И кажется нас трудно удивить, Но сверху нас поддерживают боги, И душу нам пытаются лечить. Мы хоть чуть-чуть все верим и мечтаем, Что чудо к нам хоть боком подойдет, А проходя его не замечаем, Хотя оно стоит уж за плечом.

 

Если выбирать…

Если выбирать все по душе, То не жизнь польется, а веселье, Жаль что жалят, не найдя в тебе, Те, в которых ты вселил терпенье.

 

Мы не знаем…

Мы не знаем или не хотим, Знать что там стоит за горизонтом, Солнце село, вдаль и не глядим, Предоставив осознать потомкам.

 

Какое счастье…

Какое счастье развести очаг, На нем сготовить, накормить всех близких, Теплом души согреть их хоть на час, И проводить потом их в путь не близкий.

 

Встречаешь ту…

Встречаешь ту, в которую мечтал, В которую без памяти влюбился, Но ангел сверху так распорядился, Она подумает, он сверху предсказал!

 

Подводя итоги…

Подводя итоги за полжизни, Взвесит каждый на своих весах, У кого-то черное потянет, Белое уплыло в облаках. Кто уперся и не видит края, Кто-то край уже давно нашел, Кто-то до сих пор судьбой играет, Кто-то карты выложил на стол. Кто в полоборота головою, Разглядел, что было позади, Кто-то взгляд вперед и за собою, Уже стер и даже позабыл. И полжизни подведя итоги, Вдруг наметил еще на полста, Замечтался где-то по дороге, Не заметил, а она прошла.

 

Суета заставляет…

Суета заставляет задуматься, В суете мы живем, в суете, Все стремительно кружится, кружится, Нет покоя, комфорта в душе. В суете на волне непонятного, И на гребне, что нес в никуда, Выжил тот, кто подмял там раскладного, И удобного так для себя.

 

Усталость изнутри…

Усталость изнутри, а кто поймет, Как всем отдать, чтоб до конца хватило, И кто мне что-то после поднесет, Когда во мне совсем иссякла сила. То поколение, что было до меня, Носило на руках, боготворило, Оно ушло, я как бы на сносях, Уже родился, но не доносила. А дальше как, уже все подросло, Уже не видит, как бы возмужало, У поколения новое лицо, Не узнаю, мое вдруг убежало.

 

Как интересно…

Как интересно пишем друг для друга, Пытаясь душу как-то передать, Мы ощущаем теплоту по кругу, Которую пытаемся понять.

 

Подсказка от души…

Подсказка от души – зима настала, Хоть до зимы еще и потерпеть, Душа твердила – надо одеяло, Накрыться с головой и не смотреть. А если мокрым, с красными глазами, Открытыми, глядяще в никуда, Проснулся, одеяло уж упало, А в голове твоей опять зима.

 

Вся рукопись…

Вся рукопись от пыли посерела, А автор в ожиданье поседел, Издатель умер, типография сгорела, А обещатель, молча все смотрел.

 

А мне за вами…

А мне за вами не угнаться, Мираж нельзя поймать рукой, Осталось только любоваться, Той красотою неземной.

 

Мы рискуем…

Мы рискуем как-то поневоле, Хоть и риска вовсе на пятак, Вдаль идем помимо своей воли, А назад – по воле наугад. Ищем то, что вовсе не теряли, Что нашли – оставили в пути, То, что нужно, мы с собой не брали, Брали то, что бросили в пути. А зачем бродили, что искали, Что нашли, забыли по пути, Зря сто милей в жизни прошагали, Но не зря, ведь были мы в пути.

 

Все реже…

Все реже чувства вкладываем в жизнь, Жизнь истребляет чувства, как заразу, Но если в жизни чувства как обрыв, То прыгай и почувствуешь все сразу.

 

Не хочется…

Не хочется зависнуть на мечту, А хочется, чтобы душа зависла, Над женщиной, которую ищу, И может быть она так близко!

 

Все там внутри…

Все там внутри смешалось и заглохло, Какой-то червь глодал, но не догрыз, Как хорошо, что было так прискорбно, И с этого ничто родился стих.

 

От безысходности…

От безысходности не знаем что творить, Кому вкачать свою сверхпреднадежность, Кому по жизни что-то говорить, И чтобы понял, чтоб совсем не сдохнуть.

 

А мне все нравится…

А мне все нравится, пусть даже и в былом Все умерло опять, но вдруг восстановилось, И пусть оно совсем не совершилось, Но что-то в нем живет, хоть на потом.

 

Я прихожу лишь раз в неделю…

Я прихожу лишь раз в неделю, А он опять, как и всегда, Мне снова хочется поверить, Но уж не верится, беда. Он все такой же, снова бабы, И я их чувствую душой, Его не трогают преграды, Что создаю, и он не мой. Как повернуть и не поверить, Как осознать, а надо ли, Таких по жизни не изменишь, А надо им вообще любви?!

 

О, какая…

О, какая красивая кошка, На коленях мне песни поет, То мурлычет, то тихо скребется, Как в душе, но не кошка, а кот.

 

Сыну

А завтра сын наденет ей кольцо, Признается при всех и все подпишет, Жизнь повернется, а ее лицо, И тело, и душа вдруг станет ближе. И в первый раз, быть может от любви, Все для себя решил, все подытожил, К ее ногам, наверно, положил, Всего себя, любовь, как миг, который так возможен.

 

К нам приходит…

К нам приходит, конечно, рассудок, Задает нам ненужный вопрос, Ты почувствовал в жизни желудок? А к другому еще не дорос?

 

Сколько времени…

Сколько времени надо презрению, Сколько надо в себе перегрызть, Чтоб пришло и назвалось мгновением, Под названием «Я – твоя жизнь».

 

По уму уж жить непросто…

По уму уж жить непросто, Да осталось по чуть-чуть, Мы ведь в старости – подростки, Проканаем как нибудь.

 

Я ядовит…

Я ядовит, но яд мой только лечит, От всех забот, душевных и мирских, Уносит вверх, но многих и калечит, Кто без рецепта, много здесь таких.

 

Когда от жизни…

Когда от жизни ждать только добро, Так дай добро, чтобы к тебе вернулось, И получивший не уйдет на дно, И ты поймешь, что все перевернулось.

 

Кривен и подкован

Вы все перевернули, как могли, Вы все переписали, как хотели, Одна ошибка – вовремя успели Туда, куда вы просто не пришли.

 

Вы пишете…

Вы пишете так кратко и красиво, Дай бог другому так писать, Сольются реки слов и с новой силой, Кому-то душу не дадут продать.

 

Маме на 75 лет

Вот подтверждение поколений, Вот символ, я всегда жива, Какой там к черту вечный Ленин, О ней по Питеру молва. Какие годы, так забавка, Три поколения за столом, И этот стол лишь так, затравка, Все будет у нее потом. И будут правнуки по кругу, Сначала внук подарит дочь, А внучка выдаст от испугу, ВнучЕнька, белая ведь кость. Не оборвется нить по жизни, Хоть жизнь не вечная, но все жь, Мы постараемся привыкнуть, Что подарил ее Господь.

 

По правде говоря…

По правде говоря, написано немало, В семидесятых так и не прошло, В двухтысячных уже не стало, Тех, кто читал, но каплю повезло. Пиши и публикуйся, если хочешь, И пишут, у кого назрело все, А то, что там писал, уже не в моде, Да и не нужно, умерло давно.

 

Кривоват и потерт…

Кривоват и потерт, как шинелька, И дыра, где должна быть эмаль, Был мужчина, а счас ты копейка, Очень трудно ее поменять.

 

Сладкая

Как сладкой сладкое все сладко, Так сладко есть, так сладко пить, И ты сама, как шоколадка, Как сладко сладкое вкусить.

 

Лиса и авто

Одна лисица авто выбирала, Но и сама еще не знала, Что ищет, что еще найдет, О чем мечтала? Почем авто? А цвет мне только черный, В другом смотреться не могу, Но в общем всем ку-ку, И как же я смогу, Катить в авто с стеклом не затемненным, Вдруг подглядят что я жую, А может пью, так иногда, Так стремно. Все мелочи и вилы в бок, Остался лишь один скачок, Найти деньгу для этой вот телеги, Без денег ничего не едет. Лиса, вот истинно лиса, Подбила всех своей идеей, Кому-то вылезли глаза, А кто-то просто поседели, На раз затеялась гроза, То враз и листья полетели Авто, даешь авто! За руль садится та лисица, Народ дивится, Откуда же бабло, Чтоб так дымиться. Мораль проста. Чтоб так катиться, Осталось лишь собрать долги, Чтобы другим умыться.

 

Возрождаемся…

Возрождаемся даже не раз, Проходя, оставляя наследство, Мы порой окунаемся в детство, Снова замуж хотим, как наказ. Мы же женщины любим нутром, И прощаем им все что простимо, Мы обязаны даже ребром, Что родило, но так восполнимо.

 

А как добиться…

А как добиться счастья из несчастья, От безысходности и не впадая в крах, Когда так хочется ладонями прижаться, К губам, которые съедают страх.

 

А умирать с улыбкой

А умирать с улыбкой на лице не приходилось? Попробуйте хоть раз, а может повезет, Когда косая разом согласилась, что капельку, Но малость подождет. Глаза в глаза, а мозги за туманом, Все в прах в душе и некогда курнуть, Она придет, карманы все в алмазах, Но жаль, что там их некуда воткнуть. Не избежать, не излечить молитвой, Хоть сто псалмов коленями пробил. Ты проиграл ту жизнь, а в этой сникнул. Хоть в ту еще и не совсем прибыл.

 

Отпустите паруса…

Отпустите паруса по ветру, Опустите весла на авось, Вдруг дотянет сон куда-то в детство, Где так сладко было, но так вскользь. Где мечты сливаются со снами, А проснувшись, снова все в мечты, Как прекрасно жили мы мечтами, А мечты вдруг превратились в сны.

 

Как пишут…

Как пишут, как рисуют образа, Не постояв ни разу на молитве, Как катится ненужная слеза, По той щеке, что неподвластна бритве. Как посреди молитвы на звонок, Прервать беседу с верхом на низину, И уронить повязаный платок, Не от души, а лишь наполовину.

 

Вы просто постарайтесь полюбить…

Вы просто постарайтесь полюбить Без зависти и даже без корысти, Глаза откройте, мы лишь гости в жизни, Чуть постарайтесь, чтобы полюбить.

 

Вы не знаете…

Вы не знаете, а сколько нужно времени, Чтоб наладить то, что не срослось, Чтоб душой вы снова забеременели, И родили то, что так ждалось.

 

Ночь шепчет…

Ночь шепчет тихонько на ушко, Спи милая, не замечай, Такая мягкая подушка, Дарящая душе печаль. Не замечая спится в негу, Во сне познавшая любовь, Проснувшись, а его и нету, А был ли он, был просто сон.

 

Душа живет…

Душа живет чуть-чуть пониже, А все глядят за нею вверх, Ее там нет, она как грыжа, Внезапно вылезет на грех.

 

Грустная шутка

Хватит о любви и дружбе, Можно проще случай описать, Сел с утра мужик в дубовой роще, И не может узел завязать. Все припас и мыло и веревку, И жену гулящую прибил, Но не может завязать бечевку, Он по жизни просто был дебил. Завязал как мог, приладил к дубу, Два стакана к храбрости прибрал, Дождь хлестал, стучали громко зубы, Мыло под ногой, и он упал. Покатился, матерясь к оврагу, Темень, грязь и не видать ни зги, Камень, как судьба лежал в низине, Черепушкой – хрясь, и в брызг мозги. Вот судьба, не знаешь, где споткнешься, Как читать, что сверху написал, Приготовишь крепкую веревку, Мыло было, но и был стакан.

 

Не понимаю…

Не понимаю сколько и откуда, Таких прекрасных и красивых лиц, Милейших женщин как судьба толкнула, Искать того, кто снова воскресит.

 

Заходите друзья…

Заходите друзья, заходите, Может кто-то найдет здесь свое, И свое может здесь сохраните, Добавляйте, ведь ваше – мое.

 

Играя с богом…

Играя с богом, но только в нарды, Попросишь ход на раз пред богом, Он же не пьет, а тут вдруг карты, Не бог, а черт, мы все азартны.

 

Нажав на кнопочку…

Нажав на кнопочку, чтоб мир не повернуть, И раздавивши божие созданье, Как глуп, ты не исправил жизни путь, Ты лишь добавил жизнь и внес дыханье.

 

Я не буду…

Я не буду вас больше тревожить, Вы на миг ворвались в мою жизнь, Как прекрасно, как все невозможно, Как прекрасно, что вы ворвались.

 

Все бабы как бабы…

Все бабы как бабы, а я лишь кайфую, Пойду я налево, а может направо, Я больше не буду, губу надуваю, Схожу потихоньку, свечу задувая. А как так сходить, чтоб другим неповадно, Чтоб мне и ему было сказочно сладко, На утро глаза открываю и вижу, Что это все сон – Петербург – не в Париже.

 

Как бы хотелось…

Как бы хотелось с высоты, Взглянуть на нашу суету, Но так бывает только раз, У тех, кто богу подморгнул.

 

Наше питерское лето…

Наше питерское лето, Как подарок к ноябрю, В небе сито, флагов нету, Серо, хмуро, мы в раю.

 

Всем хочется…

Всем хочется писать про ерунду, И пишут про закаты и восходы, И разливают воду поутру, Про зимние трескучие морозы. То про любовь, а то про сатану, То в саван как на свадьбу приодевши, А после вовсе скинув все одежды, Слов не хватает написать про наготу. Пошлятиной уж забивают строки, Из глубины уж нечего достать, И пишут, пишут, но ведь как убоги, Не видят наперед о чем писать.

 

Нет расстоянья…

Нет расстоянья красоте, И кто считает километры, Как не остаться в пустоте, Наматывая жизнь на нервы?

 

Шагая по дороге…

Шагая по дороге в никуда, Придешь в тупик со знаком «Ты откуда?» И, повернув назад, а знак уж там, Дорога – круг, и ты всю жизнь по кругу.

 

Желает женщина, желает…

Желает женщина, желает, Чтоб для нее, все для нее, И иногда не понимает, Что он ушел и все прошло.

 

Лиц череда…

Лиц череда и судеб череда, Лицо с улыбкой, а внутри тоска, И от нее здесь мечется народ, Где остановка? Вечный хоровод! Вдруг улыбнется эта круговерть, Один разок, как хочется успеть, Чуть-чуть кольнуло: вот оно мое, Скорей с подножки, чтоб не унесло.

 

Сметаются все запахи весны…

Сметаются все запахи весны, Из под ковра выскакивают мыши, И даже в кожу рвутся комары, А ты все спишь и ничего не слышишь. Да что тебе, весна или зима, Пригрелся змей зеленый под грудиной, Махнешь с похмелья красного вина, И снова спать, не совладать с судьбиной. И почесав во сне чернеющий рукой, То, что считалось раньше волосами, Мелькнула мысль: «А я еще живой? Или оттуда это представляю?»

 

Седеющая дама у окна…

Седеющая дама у окна, Глядящая в тот мир, бегущий рядом, Она одна, теперь она одна, Хотя ни в чем сама не виновата. Жизнь промелькнула, может удалась, Все в жизни было, было, было, было, А по щеке катилася слеза, Которой что-то все же не хватило.

 

Бог простит…

Бог простит, рукой помашет И растает в вышине, И с небес тебе подскажет: «Кайся, грешник, Я в тебе».

 

Паутинка

Карабкаясь по тонкой паутине, Которую господь тебе послал, Был шанс спастись, а не кипеть в пучине, В которую ты грешником попал. Цепляясь за последнее мгновенье, Все выше к свету от чужих грехов, А снизу увидав твое спасенье, Стремились грешники по-верх чужих голов. Их тысячи пытались за тобою, Ты крикнул вниз – «Отстаньте, нить моя!», Враз оборвалось все, свое, чужое, Опять в аду, все вместе, на всегда. Господь давал тот шанс на избавленье, Он проверял, как оценил его, Ты не прошел границу исправленья, Так и не понял видно ничего.

 

Когда мы провожаем…

Когда мы провожаем в никуда, Кого не ожидали потерять, Что делать и кому отдать, Все горе и свою печаль. Пред кем молиться и кому поклон, И что просить под образа, Дай господи переживем, Чтоб не забыть его лица.

 

Труба церковная…

Труба церковная из преисподней, На перепутье всех дорог, Кто мимо шел, а кто-то вздрогнул, А я в нее совсем зашел. Черт так попутал иль задвинул, Нырнул, что бы взглянуть на дно, На дне обители и сгинул, А бог ни чем помочь не смог.

 

Пустовато в душе…

Пустовато в душе, пустовато, А бывает вообще унесет, Кто поймает ту душу ребята, Пусть обратно ее принесет.

 

Мне интересна…

Мне интересна жизнь чужая, В чужие окна загляну, Там ведь меня не замечают, А я в чужую жизнь смотрю. Как в сериале жизнь мелькает, Кто шьет, кто курит, кто-то пьет, Жизнь в окнах тихо проживает, Моя лишь рядышком идет.

 

Мои глаза…

Мои глаза меня казнили, Меняют цвет когда хотят, И мужики под них хандрили, Поставлю красный, сразу в загс.

 

Хандра

Какой Хандрюк уселся предо мной, Я вроде не ждала его сегодня, А он с издевкой, «Счас тебе налью, И будет на душе твоей спокойно.» На раз налил, потом пошел второй, Уж маленькая в тело проскочила, А он Хандрюк какой-то не такой, Да я сама в себя его пустила.

 

Мне хочется…

Мне хочется не только ночи, А чтоб с утра, в пустом кафе, Такой прекрасный вкусный кофе, С любовью поднесенный мне. Мне хочется чуть-чуть внимания, Чтоб голос твой дрожал во мне, Чтоб я запомнила название, Такого странного кафе.

 

На 9 мая

Господа, поднимите бокалы, На минуту закройте глаза, Вы представьте, как там громыхало, А какая сейчас тишина. Господа, подымите бокалы, И за жмурясь представьте дедов, В гимнастёрках где смерть ночевала, И глаза не дождавшихся вдов. Господа, подымите бокалы, За всех тех кто не смог их поднять, Ведь сознание их и не знало, За кого им пришлось умирать.

 

Первомай

Всем первомай встречать пора, Природа, шашлычок, Всеж коммуняки молодцы, В загулах знали толк. Кто мог предвидеть за сто лет, Что тяжкая борьба, В отгул всем выльется в три дня, Живи Живой всегда!

 

Все суета…

Все суета, во как достало, И если знал, что так придет, Ведь никогда так не бывало, Чтоб жил на паперти народ. Ты нищь, ты вошь, ты просто плесень, И завтра нет и ты никто, И может с головой повесить, Твою судьбу, ведь все равно. Ты слишком долго в ней мотался, Ты так запутался в себе, И ни кому ты не достался, Сгорел, как мотылек в огне.

 

Душа доказано живая…

Душа доказано живая, И сколько душу не дави, Кольнет под ложечкой бывает, Шепнет тихонечко, «Прости».

 

Кто превратится в деда…

Кто превратится в деда, С завалинки шелухой плюя, Кто с удочкой до обеда, Это жизнь не моя. Я не хочу с клюкою, По докторам с утра, Лучше коньяк с собою, На танцы не втихаря. Там еще есть старушки, Им тоже одним никак, В кустиках стукнут кружки, «А может на брудершафт?» Лучше в последнем вздохе, На очень мягком плече, Не на засохшей старухе, «Я не помру, как все.»

 

Москва – Кавказская эстрада

Москва залитая Кавказа голосами, Все так поют, как будто на горе, Армян грузина сзади подпирает, Пытаясь без акцента петь на русском языке.

 

Муха-алкаш

А мухи двинулись в запой, За них уже определили, Пьянеют мухи, бог ты мой, Во как ученые решили. И бедной мухе ни куда, Летит красотка, вся пьяна, Природа вроде не дала, Но так внутри все отравили. Один остался в жизни путь, Портвейн, коньяк, как не свернуть, На край стакана, чтоб бухнуть, Но так, чтоб сразу не прибили.

 

Сайт знакомств

А вдруг поймаю здесь удачу, В придачу к ней машину, дачу, Красавца как Ален Делон, Он паровоз, а я вагон. Вот этот вроде не плохой, Не пьет, не курит, может мой, А рядом глаз не оторвать, Пишу, молчит, что за напасть. До ночи лазаю в анкеты, Шлю смайлики или приветы, Раз десять фотки посмотрю, А он подлец все ни гу-гу. И так годами этот круг, Уж позабыла всех подруг, Уже круги все под глазами, И что-то стало с волосами. Причесаться захотела, Подошла и обалдела. Я от сайта вся седа, Досиделась, вот дела. Время быстро пролетело, Не нашла, что так хотела, Мне сейчас хоть бы каково, Хоть бы лысого, кривого. Хоть курящего, плевать, Холодна одной кровать, Вдруг поймаю здесь удачу, А сама все плачу, плачу.

 

Не пишите…

Не пишите друзья, не пишите, Если нечего в душу сказать, Обманите себя, отложите, На потом, чтоб потом досказать.

 

Шутка

Карпи над мыслей, мысль придет, Если не круглый идиот.

 

Вы так устали…

Вы так устали, чуть вздремнули, Взгляд затуманился чуть-чуть, Но ваши ласковые руки, Искали к счастью близкий путь.

 

Чтоб нас прощали…

Чтоб нас прощали, мы прощали, А надо нам прощенье то, Под топорище шею клали, И все равно не помогло.

 

Что дать…

Что дать, чтоб женщина вопила, Я мог создать огромный рай, Меня бы женщина убила, Застукав вечером печаль.

 

Любовь конечно не на веки…

Любовь конечно не на веки, Но век короткий у любви, Мы в жизни просто человеки, Но как же хочется любви.

 

Я так сходила…

Я так сходила за кольцом, Чуть-чуть с размазаным лицом, Чуть под хмельком, все так мельком, Но утро выдалось с концом.

 

А как же…

И как же вам не отказать, Отдать все то, что так хотелось, Слов не найти, лишь ожидать, Тот приговор, души и тела.

 

Мы же не знаем…

Мы же не знаем что нам надо, Зачем нам знать, когда нам повезет, А завтра может будет и награда, Сегодня да, а завтра что пойдет.

 

Непокоренная высота

Когда мужчинка к даме подошел, И, голову задрав, испуганно промямлил: «Здрасте», А сверху гром: «Какого ты пришел? Иди расти, какие к черту страсти?!»

 

Чудо

Всю жизнь искал такое чудо, И вдруг оно уже нашлось, Как будто просто ниоткуда Явилось и со мной срослось.

 

Антиреклама

Просыпаюсь по утру, Спала крепко ни гу-гу, Кнопку ткнула, засветило, И рекламой озарило. Я рекламу не люблю, Но кричат про Терафлю, Даже с ночи не чихала, Но в носу вдруг зачесало. Повернулась на бочек, Фастум гель с экрана щелк, Мышцы сразу затекли, Под глазами фонари. Следом Рени от изжоги, Заболели даже ноги, Овтомгель ударил в глаз, Комплевит с экрана спас. Как очухалась не знала, Залечили на ура, Выключала, чертыхала, Залечили доктора.

 

Судьбинушка

Все с годами шло в упадок, Где-то сыпался песок, Есть и секонде прилавок, Где пучок за пяточек. Подошла и оценила, «Мне с пучка один стручок, Да берите все задаром, Все равно потом в толчок». Почесала лоб, затылок, Взять не взять, что за напасть, Он на вид конечно хилок, Но не дам ему пропасть. Все, рискнула, «Заверните, Вот того – еще живой», Откормила, отпоила, Разглядела – «Это ж мой!» Я его лет двадцать кряду, Где-то бросила давно, Вот судьба моя, судьбина, Дважды вляпаться в одно!

 

Нет ни хороших…

Нет ни хороших, ни плохих, Хороших вовсе не бывает, Плохих заменим на чужих, Своих вообще не замечаем. И идеала не найти, Кому он нужен, идеал, Ваш человек – не заменим, Но где тот ваш и кем он стал.

 

Любите женщину…

Любите женщину, любите, А для чего вообще живем, И на руках ее носите, Вам все откликнется добром.

 

Женщине

Прекрасней женщины, господь не сотворил, И все прекрасное, что в мире создается, Оно для вас и вам все отдается, И где еще найдешь такой надежный тыл.

 

Карлсон и Малыш

Наверно Карслон врал в той сказке, Что с понтом к бабушке летал, Летал он к девушке прекрасной, Малыш об этом и не знал. С такой летучею машиной, Как не пройтись по этажам, Ведь Калсон все же был мужчиной, Малыш об этом лишь мечтал. К утру измученный, но гордый, Вернувшись после ратных дел, За стол садился он голодный, Малыш печально лишь смотрел.

 

С 8 марта женщины!!!

Мы вас боготворим и сердцем, и умом, Без вас мы просто серые лошадки, Вы все прекрасны, так милы, так сладки, Слов не хватает, в горле словно ком. Кто мы без вас и для чего живем, Конечно ради женщины готовы, По жизни поломав все буреломы, Мы к ней единственной, любимой все придем. О женщины! Для вас не хватит слов, Вы богом созданы, хоть из ребра мужского, Мужчины превращаются в ослов, В слепых котят, влюбляясь снова, снова!

 

С. Е. П

Шагать и шамкать черевато, Когда в кафушке все на Ша, И к дому к ночи подгребая, Сама себе, «Всем ни шиша!»

 

На прощенное воскресенье

Просить прощенья можно без конца, Так может проще не грешить по многу, Хоть раз в году сходи душою к богу, Постой лицом к лицу у образца.

 

Не тронь цветка, не рви…

Не тронь цветка, не рви, Вдруг для других он даст рассток любви, А ты вдруг передумал, отойди, Не до любил, а надо дорости.

 

Шутка

А бывшие сортиры уж кафе, Какой же питерец пойдет в такое г?

 

При всех правдивых и не очень…

При всех правдивых и не очень, Вы терпите, что всем не в мочь, Вы что-то ищете заочно, И как же это превозмочь. Как объяснить что не понятно, Как лечь чтоб лишних не столкнуть, Чтоб не пойти потом обратно, Не повторяя прошлых путь.

 

Да я такая, я сама…

Да я такая, я сама, Сама всех точно и ногами, Слаба внутри, очень слаба, Но если надо за долбаю. Но если кто-то руку даст, И так спиной меня прикроет, Любви получит этот пласт, Который нас двоих накроет.

 

И если сможешь пой…

И если сможешь пой, Вдруг снова не придется, А вдруг уйдешь в запой, Иль горе приключиться. И если сможешь пой, Пока гортань не пересохла, Пока в душе гармонь, И пьется как водица. А вот когда дыханье перехватит, И в горле ком на перетяжке вен, И сил твоих уже не хватит, Поймешь тогда что стар и опсовел. Ну а пока ты пой, Пой всем на зло, Чтоб завистью о зубы, Чтоб повело в запой, Но не тебя, лишь губы. Которые кричат, Что пить еще могу, Что не обсохло сердце, Что я еще смогу, В душе своей согреться.

 

Я ждал полжизни этой встречи…

Я ждал полжизни этой встречи, Что бы понять за пять минут, Ты можешь спрятаться за плечи, Которые тебя так ждут.

 

На день влюбленных

А может точно всем влюбиться, Ведь дали праздник нам святой, И в этот день слезой умыться, От сверх влюбленности такой!

 

И если знать куда нас занесет…

И если знать куда нас занесет, И знать бы норму одного стакана, Но только крутит нас, а иногда несет, Жизнь, как кино с затертого экрана.

 

Нутром, чтоб струны натянулись…

Нутром, чтоб струны натянулись, Чтоб в животе стянулась вся, Внутри полопались подпруги, Ты изогнулась, как змея. Чтоб так почувствовать не глядя, Чтоб за руку и обожглась, Вот это страсть, чтоб так не судя, Чтоб за него и не молясь.

 

Жены разные бывают…

Жены разные бывают, Мы их ждем, они гуляют, Мы им верим, они врут, И к чему они придут. А дойдут они к другому, Подходя когда-то к дому, В дом вошла, там никого, «Здравствуй счастье, вот оно!»

 

Не зря терзаете вы душу…

Не зря терзаете вы душу, Она найдет свой лучший круг, Вы все получите обратно, Под взглядом ищущих подруг.

 

На чемоданах

За чем же пропадать добру, Кто-то в охапку, кто подмышку, Несут и тащат к своему двору, И тайно берегут свою кубышку. Все ни чего и пусть хоть в дом, Чтоб полон был и чтоб ломилось в двери, Но очень жаль, что дом тот за бугром, Бегут как крысы, хоть и не евреи.

 

Я не вечен, это точно…

Я не вечен, это точно, Сверху молча подсмотрю, Что ты делаешь заочно, Посмотрю, но промолчу.

 

Два бокала

Но до шептались два бокала, Разбились вдрызг и разошлись, Те кто бокалы покупали, И вместе с ними так клялись.

 

Когда душа…

Когда душа к постели не лежит, А плоть не чувствует взаимства, Не мучь себя, ведь я внутри не победим, И даже литр нам не даст единства.

 

Третий март

Все тот же стол и те же рюмки, И да же те же за столом, Два месяца, как две минутки, Но нам удобно здесь вдвоем. Как будто время и не мчалось, Как будто не было его, И ни чего не изменялось, Но изменилось лишь оно. Мы третий март сегодня вместе, Лишь в уголках чуть-чуть морщин, Ты как положено невесте, Всегда с одним из всех мужчин.

 

Когда две виноградинки из рук твоих…

Когда две виноградины из рук твоих, Ликером разным запивая, Мы этот вечер делим на двоих, И ничего вокруг не замечаем. Пусть первый вечер, он принес тепло, Но я надеюсь будет не последним, И как с тобою нам вдвоем легко, Осенний вечер посчитаем летним.

 

От лица женщины

Я так люблю свою берлогу, Что даже сдвинуться могу, Поставлю телевизор новый, Если мужчина вдруг хрю-хрю. Я б все ему, если дождется, Но подожду, а вдруг не тот, А может новенький найдется, И будет круглый идиот. Я так люблю свою свободу, Я за нее себя отдам, Я в них смотрю, как будто в воду, Но личный прайд свой не продам.

 

Пять минут

Пять минут промчатся в никуда, И обратно точно не придут, Я за пять придумаю пока, Чтоб в душе твоей создать уют.

 

А полчаса как два столетия

А полчаса как два столетия, Как много слов и не пустых, Мы проживем до долголетия, Коль жизнь разделим на двоих. Но если даже не сойдемся, Нельзя все наперед решать, Мозгами может и сольемся, Не обязательно кровать.

 

Ты мне нужна…

Ты мне нужна, но я не спутник, Я лишь комета над землей, Но если нужен вам попутчик, Шепни на ушко: «Я с тобой».

 

Как все задумали прекрасно…

Как все задумали прекрасно, С начало суши и чаек, Нам Гулливеры не опасны, Мы вновь пойдем на огонек. Терять нам не че, да же лучше, Когда с котомкой на плече, Войдешь и спросишь: «А я нужен?» А ты в ответ: «Пришел уже!».

 

Как мы меняем настроение…

Как мы меняем настроение, То блеск в глазах, а то погас. Вот вместо рюмочки печенье, И ешь овес, раз ты Пегас.

 

Как поезд…

Как поезд, жизнь мотает колесо, Но конь железный хоть по-расписанию, И трудно нам найти, где тихо и легко, Вот и мотаемся, что бы сбылись мечтания.

 

С годами опыт набираем…

С годами опыт набираем, А нужен он, того не знаем, Когда нам с кем – то по душам, Взглянул вокруг и пусто там. Мы уж не рады этим датам, Пускай цветы, вино, салаты, На утро поглядел на все, И тихо скажешь – »Не мое». Мне б только теплое плечо, Под мышкой что бы горячо, Чтоб кто-то кофе по-утру, Иль он тебе иль ты ему.

 

Когда в кромешной тьме…

Когда в кромешной тьме, Мы видим огонек, То на него летим, Ни что не замечаем. Да жизнь сложна, Ты в ней лишь мотылек, А мы закрыв глаза, Лишь крылья обжигаем.

 

Я в ужас прихожу сам от себя…

Я в ужас прихожу сам от себя, Какой там к черту черный человек, Когда не понимаю я, не я. И чем вообще окончиться мой век.

 

А твой внезапный поцелуй…

А твой внезапный поцелуй, Внушил надежду на создание, Ко мне вернулось сознание, Как вовремя, твой поцелуй.

 

На 8 марта

И так за женщин и сейчас и завтра, Да и всю жизнь за них не грех отдать, Но если вдруг подумаешь о счастье, То не тебе придется выбирать.

 

Да, клоунада…

Да, клоунада, как еще назвать, Ну кто поверит, жизнь или кровать, Кто ляжет? Что бы он принес? А если ляжет и за чем, вопрос? Что даст по жизни или унесет, Что вложит или что возьмет, И что раскроет он в душе и повторит, И кто за ним ворота затворит. И что двоим, которым тяжело, Не нужно напрягать, что не дано, Внутри решили, только не сказать, Не нужно душу душею ломать.

 

И как же жизнь меняет наше мнение…

И как же жизнь меняет наше мнение, Сегодня в кайф, а завтра настроение, Уже не то и жизнь уже не та, И хочется уйти нам в никуда. Чтоб нас оставили, иль мы оставим всех, И может не удобен нам успех, Что так дается и легко идет, А после солью посыпаем мед, И ложка ко двору уже не та, Да и нужна она, коль нету и двора. И напихавши рот ненужным счастьем, Нам хочется в овраг его срыгнуть, Зачем на шее нам нести несчастье, Которое мы можем обмануть.

 

Живу и мучаюсь…

Живу и мучаюсь, А мучаясь живу, За что страдаю, Сам того не знаю, И что кому, За даром отдаю, То и за даром, Снова принимаю.

 

А если я так пошутил…

А если я так пошутил, Что я вообще куда-то сплыл, Что завертело из всех сил, Иль на неделечку запил, Что с головой вдруг раздружил, Что я не в теме. Поэт все чувствует внутри, А боже сверху – на бери, И с дуру может натворить такого, что и Господь не разберет, Хоть сам все это и дает, Поэт бывает и запьет, Но добротой своей возьмет, Поверь на слово.

 

Ты вечно убегающая вдаль…

Ты вечно убегающая вдаль, Но ты как птица в золоченой клетке, И гложет из нутри тебя печаль, Куда бежать, не знаешь куда деться. Все вроде есть, а что-то надо вновь, А вновь так страшно начинать сначала, Наверно не пришла еще любовь, А может старая еще не убежала.

 

Пусть дождь…

Пусть дождь и видимость плохая, Пусть настроение не то, Но я то знаю, что родная, Мне улыбнется все равно.

 

И бархат рук твоих и шелк волос…

И бархат рук твоих и шелк волос, Все в памяти моей не тленно, Когда-то будет вечно, не пременно, Когда ответишь поцелуем на вопрос.

 

Я рад, что настроение на пять…

Я рад, что настроение на пять. И голос твой сегодня просто милый, Как мне приятно все осозновать, И целовать тебя и называть – любимой.

 

И день прожитый…

И день прожитый без тебя – пустой, А этих дней в неделе очень много, Так хочется назвать тебя родной, Щекой к щеке, не выжидая срока.

 

Наверно я уже последний…

Наверно я уже последний, Наверно очередь с утра, Ведь день сегодня юбилейный, И во дворе стоит толпа. Я как-нибудь раздвину спины, И хоть чуть-чуть издалека, Увижу странную картину, Ты вся такая ж, как была. Лишь время сдвинулось немного, Но это время не для нас, У нас в колючках шла дорога, Но ты же роза, вся в шипах. Цвети ж по жизни, ты же можешь Дарить огромную любовь, Дай бог, душой своей поможешь, Чтоб закипела чья-то кровь.

 

Не спи дыхание мое…

Не спи дыхание мое, Не спи, я должен тебя слышать, Не спи, я рядом все равно, Я разбужу, пусть все услышат.

 

Я отдаляюсь от тебя…

Я отдаляюсь от тебя, Теряя взгляд, теряя запах, Хоть только два каких-то дня, Как-будто навсегда на запад.

 

Я только вечером звоню…

Я только вечером звоню, Но вечер мой обычно ночью, И я вообще так мало сплю, Чтоб не казалась жизнь короче.

 

Порою кажется, что финиш…

Порою кажется, что финиш, Рука до пола, мозг врознос, Но ты отходишь и прикинешь, Что жизнь не слезла под откос. Плевать, что думают подруги, Да и на них давно плевать, Ты не сходи с ума от скуки, Кому-то можно руку дать.

 

И как лечить больную душу…

И как лечить больную душу, Когда в нее всегда плюют. Рецепт здесь прост: не надо слушать, Бери от жизни, что дают.

 

Во времени не ограничен…

Во времени не ограничен, Лишь тот, кто время не стерег, А счастья он не увеличит, Когда считает счастья срок.

 

Но почему же мавзолей…

Но почему же мавзолей, Чего заслуживает он, Он русских миллион костей Оставил, хоть всегда живой.

 

Овал лица и карие глаза…

Овал лица и карие глаза, Улыбка от души и ласковые руки, Взгляд проницателен, а от лица, Исходят проницательные звуки. Что мы хотим, немножечко любви, Наверно всем хотелось, не добились, И чтоб достичь ее, не доросли, А может просто в жизни – промахнулись.

 

Ведь все сонеты от Шекспира…

Ведь все сонеты от Шекспира, Имели смысл и бытие, Вот так и мы, все уже было, Но все же хочется – свое.

 

Мне по душе конечно рай…

Мне по душе конечно рай, Но в жизни слишком много ада, Чуть наступил ногой на край, А сзади слышишь: «Как я рада».

 

С. Е. П. на посошок

Я трижды посланый тобою, Как соц. труда, почти герой, Поставлю бюстик на Варшавской, И буду вечно, как живой.

 

Как хорошо, что женщина как сказка…

Как хорошо. что женщина как сказка, Сначало в омут, а потом на пир, Мужчине, как коту, хоть капельку – но ласки, И пьян от счастья, хоть совсем не пил.

 

Приятно то, что вы такая…

Приятно то, что вы такая, Приятно мне на вас смотреть. Приятно, что в душе живая, Приятно то, что просто есть.

 

Суета

Забросьте суету пустую, Глаза пошире и в перед, Кто затерялся в этом мире, Там, вдалеке, себя найдет.

 

Птичке

Не надо витать в облаках, Не надо ловить судьбу, И кошка не выручит и даже кровать, Не даст, заветную ту мечту. Чуть-чуть напрягись и может придет, Не кошка, а новый друг, И тихо в себе-вот благодать, Я так благодарна судьбе, не слушаю больше подруг.

 

Когда есть смысл…

Когда есть смысл и образ светлый, Когда нам есть за кем идти, Преображаемся мгновенно, И растворяемся в любви.

 

Еще какое-то мгновенье…

Еще какое-то мгновенье, И обниму прекрасный стан, Прижмусь губами с наслажденьем, И мы нырнем в любви туман. И вся неделя ожиданья, Прошла, как не было ее, Мы вновь приходим на свиданье, Как будто первое оно.

 

Так просыпаться каждый раз…

Так просыпаться каждый раз, Смотреть на вас и умиляться, И каждый локон целовать, И снова счастью удивляться.

 

Зачем судить всех очень строго…

Зачем судить всех очень строго, Бог всем по разному дает, Кому с шипами вся дорога, Другим коньяк в кофе нальет.

 

Как долго тянутся минуты…

Как долго тянутся минуты, Слагаясь в час, часы в те дни, Когда ты прячешься как-будто, Шучу родная, отдохни. Ведь будет день, вернее вечер, Улыбка будет на устах, Ты, как ласкающий чуть ветер, Как лик святого при свечах.

 

Конечно первый взгляд бывает и обманет…

Конечно первый взгляд бывает и обманет, Но со второго точно заберет, И если за душу заглянет, То может и от счастья не уйдет.

 

Спокойной ночи, если ночь

Спокойной ночи, если ночь, Вам принесет покой и негу, Все постарайтесь превозмочь, Как босиком, на встречу снегу.

 

От лица женщины

Вы как-то робко объяснились, Вас что-то мучило давно, Любви слова произносились, А я не верю все равно. В них нет зари и нет в них пламя, В них даже холодно под час, Любви мужской подняли знамя, Наверно вы десятый раз.

 

Как пролетели наши годы…

Как пролетели наши годы, Как много унеслося в даль, Нет переменьчевей погоды, Погоды-жизнь и много жаль. Но видно богу так хотелось, Жаль, что хотели не срослось, Ну не слепилось, не стерпелось, Жаль разошлись и шли поврозь. Но путь по жизни продолжая, Все в памяти своей храним, Друг друга в мыслях вспоминая, Когда-то будем перед ним. Что скажет он иль что он спросит, И что ответить-не судьба, И может там он нам поможет, Соединить свои сердца.

 

Рождество

Свято Рождество, все свято, Всех сиянием объял, Сверху видит, что отнято, И другим уже отдал. Что бы все наполовину, Что бы каждым по хлебам, Что бы в каждую годину, Вновь пришел он в гости к нам.

 

Мы дети своей страны…

Мы дети своей страны, Мы связаны с ней судьбой, Все осмотрев там, Скорее хотим домой. Здесь все нам милей в сто крат, Здесь даже горе свое, Ну кто тебе скажет там, Братишка, переживем.

 

Подумайте немножко перед сном…

Подумайте не множко перед сном, Что сделали хорошего сегодня, Быть может вы обидели его, И на душе его сегодня очень горько. Подумайте немножко перед сном. Подумайте немножко перед сном, Была ль причина этой первой ссоры, Как расставались с ним, под тем окном, В которое смотрели вы с укором, Подумайте немножко перед сном. Подумайте немножко перед сном, Ведь завтра нет, и он ушел сутулясь, Подумайте, как было вам вдвоем, Так хорошо и вдруг вы улыбнулись, Подумайте немножко перед сном. Подумайте немножко перед сном, Зачем в душе обида затаилась, И сколько б сердце от тоски не билось, И если вы не будете вдвоем, И счастье не отложишь на потом, Подумайте немножко перед сном.

 

По басенке…

 

Арбуз и ананас

Раз арбуз и ананас развели базар на час, Кто же слаще и сочней, кто желтей или круглей? Долго спорили, орали, ничего не доказали. Нож поставил приговор, и закончился их спор. И арбуз, и ананас полетели в унитаз. Был арбуз, как огурец, ананас гнилой вконец.

 

Банан и баклажан

Банан и баклажан в коробках на базаре Друг друга ненавидели давно. Банан: «Я с дерева, я высоко, а мрази Все на земле и синее говно». Но баклажан не робкого десятка: «Какое дерево – ты связка до поры, Три дня лежишь и черен уж, как тряпка, Как негр стал, и нет в тебе нужды». От неча делать спорят и поныне. А нам их спор решить и не дано. Как доказать банану, что и синий Имеет тоже желтое нутро.

 

Виноград и ворона

Ворону в виноградник занесло и понесло, Ну и клевала, и клевала, клевать не уставала. Ей б в передых, она вперед, Как будто кто-то отберет, не замечала, Как сторож из ружья: «Бабах!» И перья все в кустах, и головы не стало. Мораль проста: не разевай хлебало, Где много – не бывает мало, Но, чтоб другим хватало.

 

Горох и гном

Гном засадил горохом весь забор, Боялся гном, что вдруг залезет вор. Он думал, что, запутавшись в горохе, Умрет он на последнем вздохе. Горох на славу разрастался И в высоту, и в ширину все завивался. От радости у гнома голова Ну, так, чуток заклинила слегка. И так запутался в горохе, что не смог И ни ногой, и ни рукой – вот так и сдох. Мораль: не надо думать, что кругом ворье, Бывает пропадает и свое.

 

Дыня

Однажды дыня на бахче Под солнцем нежилась боками, И в нежной дыниной душе Мечты, как бабочки порхали. Ей представлялось, что она Не дыня вовсе, а колибри, Летает плавно от цветка К цветку и пьет нектары жизни. И вдруг, как гром средь бела дня, И чьи-то руки грузят в ящик, И рядом дынина родня, Таких же дынь в душе парящих. И дынь-колибри – на базар. Раз дыня ты, то ты товар. Да очень прост, наверно, стих. Под дыню можно на троих.

 

Ежевика

Ежевика наливалась, просто глаз не оторвать, Но однажды оборвалась, перезрела — вот напасть. Жалко ягодку такую (словно девушка в соку), Так и с девушкой бывает – перезреет и ку-ку.

 

Ёжик

Ежик яблочко катил и уперся в елку, Ежик был вообще дебил (ну, одни иголки). Нет, чтоб яблочек штук пять – на спину и к норке, Он одно вперед толкал, носорог в иголках. Суть до ужаса проста, ежик был наркоша. Обкурился до хвоста, может и до носа.

 

Жаба

Жаба к кочке приросла, Впилась взглядом в комара, Ждет, когда летучий гад Прилетит на жабий взгляд. Но комар «объехал» жабу И вообще нарушил табу. К жабе сзади подлетел, Впился, сделал, что хотел. Иногда, смотря вперед, Выйдет все наоборот.

 

Зайка и армия

Зайчишка подкосить от армии решил, Он и по жизни кос, но все косил, То вижу, мол, одну сосну, ни две, То, что-то помутится в голове. То, мол, морковь селедкой пахнет, То жизнь его на сторону ведет. То тянет не к зайчихе, а к лисе, Ну, в общем, тронулся, – решили все. Но тугодум-медведь не верил ничему: «Так говоришь, одну ты видишь лишь сосну?» «Одну, одну, ну, нет другой сосны», — Кричал косой и двинулся в кусты. «Постой косой!» – схватил его медведь И к соснам за уши повесил повисеть. «Коль здесь одна сосна и их ни две, Прижмись к одной, другой же нет нигде». Задергался косой меж двух сосен, Но поздно – в армию пригоден он. Мораль сей басни все ж проста: Будь мужиком, а не коси под дурака.

 

Индюк

Индюк – хозяин местного двора — Увидел как-то петуха, Зашедшего во двор без разрешенья. Какое ж было удивленье, Потом призренье, Что выпучил глаза. И воздуха набрав во все индюшье горло, Он поперхнулся семечкой простой. И взгляд пустой, и в голове все стерло, Никто не знал, что вздох был роковой. Мораль: издалека увидевши врага, Подумай хоть слегка.

 

Й

И-краткую нельзя нам пропустить, Как без нее нам жить. Она, как моряку на волнах буй, И без нее кого пошлешь на х…

 

Кот

Коты все в марте озверели, Но наш умен, лежал в постели. Домашний был, не им чета — Котам с соседнего двора. В окно глядел на их переполох И думал про себя: «Ведь я не лох. Что крики их и визги при луне, Я счастлив тем, что есть во мне. Я толст и сыт, ухожен и любим. Куда уж им. Нет, не хочу, не буду, не пойду, Прилягу к телевизору, посплю». И так который год, через окно Вникал в природу, ну не всем дано. Мораль проста: будь март, хоть трижды в год, Под лезвие ножа — и ты уже не кот.

 

Лиса и петух

Лиса в курятник забралась, Но с голодухи перебрала. Трех кур за раз сожрала. И так распух ее живот, Что в дырку ни назад и ни вперед — Застряла. На это все с насеста зрел петух, За жен своих его собрался дух. Достало. На голову лесы метнулся, как судья, И в темя задолбил, как бы с плеча. Недолго кумушка и трепыхала. Мораль: конечно не для слабонервных, За трех – одну, наверно, это верно.

 

Медведь

Медведь – шатун и балагур, Не спавши зиму – озверел, А, может, и весна по темечку впаяла, Да и зимой он мало ел, Ну, в общем, торкнуло его, И понесло, и закачало. Лес весь притих, замолк от страха, Все ломонулись, кто куда, Кто не успел, вот тем беда. Ведь мишка – парень хоть куда, Гуляй-рубаха. Сначала он волков месил, Которых где-то зацепил, Ну, то – начало. Поймал бобра и дал в «пятак», Мол, пилишь дерево не так — Не полегчало… Свинью лесную – кабана. Так долго мял ему бока, Что тот завыл, как два волка, И тихо бросился в бега. Во жизнь настала… Всех разогнал, кто не летал. В лесу, как денежный обвал. Зверей не стало… И только тихо пьяный еж Клубком катился, и плевало Его сознание на всех. И даже в буйных медведей — Во как забрало… У мишки вылезли глаза, Увидев пьяного ежа, Все задрожало… И он ежа, за круглый мяч, Да, мишка в гневе был горяч. Ну, подмывало. И лапой с силою, что мог, Поддал ежа, да видит бог, От боли взвыл и тут же слег С разрывом сердца, Ну, не смог, Ну, разорвало. Мораль конечно тут была: Увидев пьяного ежа, Прикинь сначала.

 

Нос

Носы ведь разные бывают, Ведь их не выбирают. Что бог подкинул, с тем и жить, Иль веселиться, иль грустить. Но ведь страдают… Один, что толст или курнос, Другой, как Буратино, Один – орел, другой барбос, Ну, в общем, кто во что, а мог Так дать, чтобы красиво. Ну, если всем по красоте, Тогда уж быть беде. Что будет, если все, как все. Как профиль Ленинский везде, Иль все, как Марксы, в бороде. Все скучно и уныло. А так живут, что у кого. Пусть даже и с горбиной, Пусть даже сизый этот нос, Но ты не будь скотиной.

 

Осел

Вот басен про ослов полным-полно, Но до сих пор ослов еще хватает. Бывает так – народ не замечает И выбирает. А, выбрав, удивляется потом, Как наверху сидит и правит, Как выбран он и кем? И надо ж быть таким ослом, Чтоб выбор на осла поставить? А тот упрямей всех, Раз выбран, то пардон. Ни я – вы сами осталися ослами. И так из года в год, как хоровод — Один идет, потупившись вперед, Морковка на хвосте, А сзади, как в узде, Таких же, как и он, вагон. За той морковью, будто бы, как в рай, По кругу водит всех, не замечает, Все обещает. И вы, идущие на этот хвост, Ведущий только на погост, Про басню вспомните, Остановитесь на мгновенье. Ведь так ответ здесь прост, А хватит ли терпенья? И даже свеж. Хряк был невежа. Но только рот открыл, Но не успел куснуть, Как связан был. И болью сжало грудь. Хряк хрюкнул из последних сил И дух спустил. Мораль конечно здесь грустна — Не видя все, не ешь с конца.

 

Питон

Питон, от солнца отдыхая, Под куст забрался у сарая. Да весь не влез – большой, Кусок хвоста открытым оставляя. И так в блаженной неге под кустом Вздремнул он, ненароком, не моргая. Как на беду, из хлева вышел хряк. На солнце жмурится, не видит гада. Но пятачком учуял хвост, ведь не коряга. Но в голове у хряка – одна бодяга. – Ну, что за колбаса, и, вроде, не дурна

 

Русалка 1

Русалка как-то умудрилась И в Васю рыбака влюбилась, Но, то весна, наверно, навалилась. Жизнь, ведь, свое берет, Как бы не билась. Он и не ведал, дурень, по утру, Закинув с лодочки свою уду Какая рыбина к нему прибилась. На поплавок, нацелив взор, Он замер в стойке, как Трезор, И поплавок нырнул, как навсегда, И вдруг о борт забилася волна. Васек разинул рот и обомлел — Огромный рыбий хвост пред ним блестел. Ну, повезло, обрадовался он. Подсачником пошарил под бортом, Ну, нет уж рыбы, а ведь тут была, Еще не успокоилась волна. Вдруг тихий смех у Васи за спиной. Васек по жизни парень был лихой. Но тут струхнул, наверно, не допил, А, может, просто не хватило сил. Лишь глаз скосил. От этой красоты и глаз заплыл. Пред ним глубоких омутов глаза, Златые волоса и тела белизна. Но остальное, то, что за бортом Не видно, но о том – потом. Ему хватило даже пол того, Что увидал, Ну, в общем, ничего… С борта бултых за этой красотой И навсегда остался под водой. Мораль нужна — на то и красота, Чтоб с головой и в омут, и с борта.

 

Слово

Какие ж разные слова бывают, Бывает – словом убивают, Бывает – разрушают на корню Иль топят словом, или возвышают, Одно лишь слово – человек ко дну Бывает ласки слово, умиленья. Бывает, даже, слово к погребенью. Оно и ранит, даже, и скорбит, Любви есть слово – и любовь парит, Но не всегда. Такие вот дела. К тому ж еще есть лишние слова, Есть те, что поперхнулись из горла, Есть мат – ведь тоже слово — На все готово. Слова – дела, и слава, и успех, Но не для всех. Ну, в общем, слово – это божий дар, Не приведи господь, словесный перегар. Мораль, конечно, тоже слово, Но вот понять не все готовы.

 

Таксист

Таксист – профессия не рай. Бывает, правда, еще хуже. Хоть пруд профессий – выбирай, Но выбрал ту, которой нужен. А, может, поспешил, хватило б сил. Здесь все сгодится для езды, Ты только не теряй узды, И пруха, может, и пойдет, А, может, пред тобой уйдет, Ну, все бывает, и кидают… Бывает пьяный наблюет, Ментяра палкою пугнет И денег стянет. Бывает бабочке ночной Чем заплатить – лишь наготой, Если потянет. Вот так и крутится таксист, Какой к чертям больничный лист. Ну, кто оплатит? Часов двенадцать круглый год, А к пенсии – уж, идиот, Если дотянет. Мораль таксисту не нужна. Она не стоит и яйца, Ведь жизнь по кругу без конца.

 

Уж

Уж был влюблен, конечно же, в ужицу, Господь сподобил так, что дураку на дуре лишь жениться. Но все это слова, а уж влюблен… и тихо полз к избраннице в болото, Ну, так было охота. и все преграды на своем пути Преодолел почти. и вот она – достойная награда! Такая ж гадина, Но то ужу и надо. в любовной пляске свились два ужа, Не видя, что вокруг, чуть-чуть дрожа. От возбужденья видно. Вот то-то и обидно. Хотя б один из четырех Был приоткрытым глаз — Продолжили б рассказ. За ними просто аист чуть нагнулся, Не поперхнулся. Одной веревкой скрученные были И от любви на свете все забыли. Мораль: нельзя вязаться от любви большой, Да будь ты хоть змеей.

 

Фортуна

Фортуна каждому своя — Один стреляет из ружья и попадает, Другому просто в карты прет, Хотя полнейший идиот, Но вот везет И не теряет. Кому и в чем, кому в игре, Фортуна разная везде, Но помогает. Бывает с рыбою рюкзак, Другой пустой. Не понимает Как этот прун за просто так Ее таскает. А за грибами раз порой, Но вроде вместе шли толпой, Ну, заблудились, перепой. Всяко бывает. А этот пил и ел за всех, И пил за тот грибной успех — Чуть откачали. И по дороге, вроде, в дом Поперся прямо напролом — Его кричали. Из чащи вышел весь в грибах И папиросина в зубах — Ну, поздравляли. Скряжа зубами. Фортуна – это твердый факт И, если с ней подписан пакт, И, если сам ты не дурак, То нет печали. Бывает мужичонка – так, И не высок, и не остряк, Но девки с двух сторон его держали. Другие рослые быки — Красавцы просто, остряки Всю жизнь его потом Фортовым звали. Кому фортуна мимо шла, так не словили ни шиша. Мораль сама собой пришла — Фортуна в том, в ком есть душа.

 

Хорек

Хорек был прост, как два свистка. Прорыл дыру в ближайший магазин И что – скотина – учудил, Кто не видал, тот не поверит. Он до утра «Мартини» пил, И пил за тех, кто в сказку верит. Он все попортил, все поворошил, Дошел до точки. Но то цветочки. Все не снести, не выпить – сил уж нет. Такой огромный магазин достался. И царский, уж, не лезет тот обед, В висках стучит, от счастья задыхался. Но взглядом – враз и все — Но взгляд с желудком не равнялся. От жалости такой завыл хорек, А от обжорства – обосрался. Мораль: нельзя сожрать, что видит глаз порой, не забывай, что попа, ведь, с дырой.

 

Цыпленок

Цыпленок в молодости был дурак, Да и вообще – все куры-дуры, Он был горяч, отчаянный до драк, Но все равно, дурак с мускулатурой. Он всем кричал: «Вот вырасту большой, С большими шпорами и заклюю любого». Все слушали, молчали и косясь: «Ну, что возьмете с петуха больного». На голову, конечно, он больной, Но с головы, что толку для навара. И как-то солнечной, весеннюю порой Вдруг петушка не стало. Секрет тут прост – из молодого петуха Смог выйти и цыпленок табака. Мораль: ты в молодости много не ори И доживешь до старческой поры.

 

Черепаха

Над черепахою был панцирь из кости, Хоть кулаком его иль хоть грызи, Не взять гадюку, Ну, везде броня. Жила спокойно, тихо семеня. Ну, в общем, не спешила. Ей так и надо было. Два современных попугая, Прикольщики, ну, что с них взять, Затеяли над черепахой шутку И свили гнездышко на панцире крутом, Все дело было в том, Что черепахе не справиться с нахалами никак. Она и словом добрым, и мольбой: «Летели б вы, голубчики, домой». А те над ней, лишь, усмехались, И издевались. – Ползи быстрей, или, давай, бегом Ты же – Феррари. Ну, в общем задолбали. И старой – жизнь, как ад. Два гада на спине – такой расклад. Забыли, правда, два юнца — У палки два конца. И старая Тартилла, что учудила: Она в глухую ночь тихонько двинула в болото, Те спали крепко, вот уроды. Разок нырнула, помолясь, И попугаев засосала грязь. Мораль: хоть зная, что ползущий не летает, Не издевайся, он еще ныряет.

 

Шакал

Шакал однажды умудрился, Взял и в лису влюбился, Ну, нравилась кума — она в лесу красавицей слыла. Конечно, красота – великий дар, Но, если в омут с головой, — поддых удар. А у лисы был план, он созревал давно. Шакал шакалу рознь, Но этот был с деньгами, А, если б был с мозгами, Увидел бы не то, Что лишь сверкало пред глазами. Ну, а любовь. ведь от нее, Ну, все в мозгах перевернуло, И затянуло Пеленой глаза. Он шел вслепую, Вернее так ведут слепца, Попал, как щука на живца. Когда же глаз с любовной спячки приоткрылся Весь капиталец испарился. Мораль: на то она и басня про шакала, Не верь глазам, где б не сверкало.

 

Щекотка

Щекотка славилась, конечно же, щекоткой. Кому какая нравилась она. Кого-то щекотала неохотно, Другого – до упада, иногда. Кого-то ласково за ушком, будто гладя. Тот, аж, зажмурится и затрясется весь. Другому пятачки, как перышком погладит, И разнеслась о ней по свету весть. Что есть на свете сладкая щекотка. Такая сладкая, что можно умереть, Что не сравнится с нею даже водка, Всем захотелось сразу посмотреть. Собралось множество народа. Ну, всем охота И тут пошла работа. Так увлеклась и заработалась щекотка. Что у народа вдруг пробилася икотка. Так заикали все, ну до икоты. Забыли враз все прелести щекоты. И так озлобился народ до хрипоты, Щекоту долго били и ногами Всю затоптали. Мораль, конечно, здесь проста: Ты увлеклась и вышла вся.

 

Ъ

Он тверд, как кол и утверждает, Что тверже не бывает. Конечно, прав – он твердый знак. Бывает, правда, что дурак и не туда его вставляет.

 

Ы

Ы – ну, полезнейшая буква. Куда нам без нее — да никуда. Ну, как звучали бы слова. Без «ы» и не были б грибы грибами, И травы бы соломой стали, А без нее и сказки б не писали. Ну, что за сказочка без «ы», А так и «если», и «кабы», нет, без нее нам не туды и не сюды. Вот раз бы и однажды, на грабли – дважды. Не наступить бы в темени ночной, И, будь ты хоть герой, все ыкаешь, а, если вдруг запой? Так перепил – на утро только «ы» Ты сможешь выплюнуть с губы. Мораль, наверно, тоже к месту, Чтоб только «ы» не лезла с языка — Попей пивка.

 

Ь

Ну, мягкий, он ведь мягкий от рожденья, Присущи для него и лень, и умиленье. Он все смягчит, разгладит, даст огонь. Хоть мягок он, бывает он, как конь. Бывает, рассуждает: пить, не пить? И может потихоньку отравить, Внезапно приоткрыть заветну дверь И увидать, что занята постель. Да, этот знак присущ, как ночь. С ним нелегко, но может он помочь. Господь и тот смягчился от него, Сподобился и создал это все. Любовь и ненависть, и жизни этой путь Не мягкий, на другой уж не свернуть. Мораль для мягкого горька — Не будь сверх мягок, вдруг намнут бока.

 

Эхо

В одной пещере эхо проживало, Немножечко туристиков пугало, Бывало, гаркнут спьяну: «Чью-то мать!» И эху приходилось подпевать, жизнь заставляла. Но вдруг на эхо что-то накатило, Ну, надоело все, перевалило За край терпенья, и решило эхо Не отвечать насмешкам человека. Верней бывало так, вдруг заорет чудак, А эхо лишь в ответ: «Ты сам дурак!» Вот так и жило, чтобы других тошнило. И стали забывать сюда дорогу, И эхо отдыхало понемногу, Потом вообще никто не стал ходить И эхо можно было задушить. Оно зачахло и заныло, Но как же раньше здесь прикольно было. Ни хрюкнуть, петухом не проорать, и некого по матери послать. Вдруг у пещеры мужичок остановился, Прислушался чуток и внутрь спустился. Он не был местным и не знал про эхо, И ни к чему ему была потеха. Его нужда в пещеру завела, Приперло так. такая вот беда. А эхо приготовилось шутить, И приготовило такие шутки От коих разорвались бы желудки, Иль сразу можно хоронить. Мужик в углу молчит, лишь тужится и стонет, От облегченья, аж, глаза закрыл, А эхо ждет, когда он звук проронит, Но звука нет, и вдруг раздался «пук», И как ударная волна по всей пещере, «Пук» разрастался в огромадный звук, Оглохло эхо и себе не верит, Оглохло, ну не слышит ничего. А раз не слышит, то и не ответит, А что ответить – тут теперь оно — Глухое эхо можно не заметить. Мораль глухому эху не нужна, Захочешь подложить кому дерьма Подумай-ка сперва, Вдруг на него наступишь.

 

Юмор

Да, юмор был всегда, Но не всегда воспринимался. Бывает голова седа, А юмор за бортом остался. Не всем дано тот юмор воспринять, Ну не дано по жизни все понять. Есть тугодумы, что им растолкуешь? Какой тут юмор, зря кукуешь. Бывает деревянный Буратино И юмор пролетает быстро мимо. Мораль для юмора проста: Один в душе воспринимает, В ком нет души – не понимает.

 

Яд и шоколад

Однажды яд и шоколад Побились об заклад, Что, мол, полезны оба, Незаменимы враз И начался рассказ. Ну, шоколад вертеть боками, Мол, я везде, что без меня Вообще б поподыхали. Меня едят и даже пьют, Несу я радость и уют, Во рту я таю. Но яд не промах и в ответ: «Конечно, польза небольшая, Ну, мол, едят, и даже пьют, Потом тихонечко блюют, Вас вспоминая». Вот я вообще незаменим, Меня по капелькам больным — Не умирают. Меня втирают или – в мазь, Я никому не дам пропасть — Я жизнь вторая. И так до самого утра, Кто лучше всех никто не знает, Да и не нужен этот спор, Другим, быть может, разговор Иль приговор. Ведь шоколадом можно подавиться, А ядом отравиться.

 

Рыбак и налим

Была у рыбака собака, Ну, так дворняга, Он иногда с собою брал, Не забывал. Пришел на озеро, На лодку поутру. Собака с ним, Поплыла, как к суду, Не знала бедолага, что ко дну Она пойдет, да кто и знал о том, Что пес был глуп, но это все потом. Закинул, ждет, поклевка, он напрягся, Ему ловить – другому лишь купаться, Чуть поплавок нырнул – она за ним, Не знала дура, что клевал налим, Налим от счастья так разинул рот, И заглотил дворнягу – идиот. Рыбак вообще не понял ничего, Была дворняга – тута никого. Рыбак-дурила: «Где моя дворняга?» По лодке прыгал – бедолага, Стал удочки сворачивать домой, Смирился он с собачьею судьбой. Налим на дне – уже почти уснул, И снился сон, что он почти – акул, Налим ее уже переварил, Но червяка на леске все ж схватил, Рыбак налима в лодку завалил, И счастливо до дому подвалил, Когда ж в ухе ошейник надкусил, Его кондратий враз разбил. Мораль – ну не зарыта там была собака, Лишь дважды была съедена, со страха, Кто испугался – то ли тот налим, То ли рыбак, что и пошел за ним.

 

Лев и муравей

Однажды в гриве льва, Нашелся дом для муравья, Все б ничего, ведь мал был муравей, Ну, тут, как у людей, Что б всем отдельная квартира, И муравью не подфартило. Лев не смирился, что его сосед, Прижился у него без разрешенья, И ну его гонять, и нажил много бед, А мог бы проявить, хоть капельку терпенья. И лапой гриву тер, о дерево чесал, Часами в водоеме полоскал, Но толку нет – живет его сосед, И даже потихонечку щекочет, Ну, кто так жить захочет, Но где-то лев слыхал, Чудесный метод избавленья, От этого мученья. Иль кто-то набрехал, Что керосин, от всякой мелкоты, Избавит от беды. Достал ведро, Соседу насолить и сдуру, Иль с горяча — Себе на шкуру. Так взвыл владыка леса, от ожога, Что околел до срока. Мораль, конечно же, нужна, Где есть сосед – там есть вражда.

 

Белая ворона

Однажды все собрались за грибами, Ну, повод был – давно не отдыхали, С собою кто – что мог и, начиная от сапог, Харчи грузили и корзины брали, Погорячей вообще не забывали. Ту т кто во что горазд, Кто послабей – портвейн, Кто водочку запас, Так что бы день, Не зря погас. Приехали на место, разложились, Бивак раскинули, чуть-чуть перекрестились, И понеслось за первый и большой, За грузди и что б их косой, За белые, что б были те все в ряд, За красные, что б их большой отряд, За мелочь всякую, так запивали, Ну, в общем, ничего поддали, И песнь запели, тот, кто мог, Другие дрыхли у костра, без задних ног, Кто в пляс, а кто в любовь, А третьи в драку, Все отдыхали и забыли бедолагу. Была в том коллективе эта птица, Толь белая ворона, толь синица, Один все ж был – не пил, С корзиною по ельнику ходил, Набрал всего чего хотел, И белый был и красный, и опята, Корзина полная, но вот его ребята, Кто головой у пня, Кто в кустиках склонился, Народ весь перепился, И он за ухом почесал, и им сказал: «Ну, что ж вы, мужики, дошли до ручки, Что дней вам мало, от аванса до получки, Что вы поперлися за тридевять земель, Глушить портвейн». И развернулся, и потопал к дому, Ну не лежит его душа к спиртному, А утром, на работе, на стене, Прочел приказ об увольнении себя. Приказ был прост: Мол, коллектив, боролся из последних сил, А он, подлец, доверье подкосил. Мораль: ты белая ворона, А стая черная и заклюют за раз, А чтобы было без урона, Смени на черный свой окрас.

 

Ворона и дворняга

Ворона у дворняги поутру, Пока та дрыхла в будке, Стащила кость и села на дубу, Поиздеваться псиненой побудке, Та, чуть продравши глаз, Завыла в сто белуг, От горя причитая, Что жизнь ее до ужаса плохая, Что старая уже и нет у ней подруг, И что ворона хуже попугая. Так разоралась – весь подняла двор, Все загалдели разом на ворону, Вороне что – пустяшный перезвон, Как говорится, вору в пору. На тот базар с хозяйского окна, Двухстволочка на солнышке блеснула, Один хлопок – ворона у дуба, Второй хлопок – дворняга жизнь свернула. Мораль для всех дворняг и всех ворон, С утра не делайте разгон, Хозяин с вечера немного перепил, Не разбираясь, пристрелил.

 

Крот

Крот в темноте ночной, прорылся в огород, По жизни слеп, но носом чуял грядки, Зато и не любил его народ, Если поймают, били без оглядки, Но крот хитер, он днем спокойно спал, А ночью на охоту выползал, Пока народ тот отдыхал, Таков нахал. Да в огороде было, что поесть, Но крот был мал и все ему не съесть, Он больше портил, чем съедал, И со слепу иль по судьбе в капкан попал, Что делать, выхода здесь нет, Залился крот горючими слезами, К всевышнему воззвал, Под небесами, Вдруг услыхали, Что слеп он и обижен, Что и по жизни бит уже не раз, Ну, в общем стрижен. И голос с высоты шепнул: живи, Но не воруй, капкан открылся, Крот выпал из него и оживился, Проверил шкуру, хвост, Да все на месте, От радости такой, Решил своей невесте, Подарок принести, А что нести, конечно, с огорода, Не учит жизнь урода. Всего набрал, ползет к своей норе, Нагруженный, слепой от счастья, В всевышнего не веря, хоть молил, Но все забыл, И тут опять ненастье, Второй капкан кротишку удавил Мораль слепа, всевышний все видал, Но счастья дважды не давал.

 

Крыса-Лариса

Лариса-крыса у свиньи, Деньжонок одолжила, Мол, надо ей на гарнитур, Чтоб было все красиво, Свинья поверила сперва, Дала деньжат на время, Но все равно в душе своей, Ей до конца не верит, А время шло, Ларисы нет И гарнитура тоже, Дошло свинье в ее душе, Что дали ей по роже, Да и вообще, как может быть Что крыса ей товарищ, Какой свинье пообещать, И даже не напарить. Мораль для всех весьма проста, Ведь крыса – это крыса, Напарить может и слона, А звать ее Лариса.

 

Медведь и судьба

Медведь однажды спьяну иль с угару, Забрел в Сахару, Кругом песок, жара и нет воды, Он обалдел, встал на дыбы, Завыл с бессилья, Хоть и был силен, Взмолился: Господи, Не буду больше пить, И был прощен. Враз перед ним – зеленая поляна, Ручей журчит, прохлада, видно рай, Медведь от радости забился, забывая, Что обещал, да и хватил чрез край, А как очнулся – он опять в пустыне, Опять сушняк и сердце из груди, Так вот и шляется в пустыне и поныне, Не знает, как и в чем себя найти, И как-то, повстречав в пути верблюда, Спросил: «Горбатый, далеко ль леса?» Горбатый: «Не встречалися покуда, Да не видал с рожденья никогда». Взревел медведь: «Мне тут теперь до гроба, Я ж не верблюд и я хочу попить». А сверху Бог: «Теперь твоя дорога Всю чашу алкоголика испить». Медведь услышал приговор христовый, Отрыл в песке поглубже упокой, Залег туда, но был уже не новый, Он старой наградил себя судьбой. Мораль: Хоть пьющий на надежду уповает, Но господу не изменяет.

 

Бобер

Один бобер, считался очень умным, Он всех учил – как жить, как строить, Как валить. Зажиточным он был, и знать разумным, И полон дом его и все при нем, И дети, и жена, и даже теща, По жизни знал, казалось, обо всем, Но жизнь крива – все оказалось проще. Хамелеон завелся в том лесу, Он банк открыл и обещал такое, Что в следущем году, У всех и сразу втрое. Лесной народ уже пошел толпой, Несут заначки, в очередь гурьбой, Не опоздать бы, ведь халява – слаще, Бобер о дерево потерся головой, Решил, все заложил, К хамелеону тащит. Тот принимает все и обещает злато, Что через год здесь будет так богато, Что у бобра добра, до смерти уж не надо, Собрал, что смог, и из зеленого, Прикинулся в араба. Прошел уж год, а гада так и нет, Он далеко в песках, на солнце загорает, Тут до бобра дошло, что это был конец, Хамелеон – он же «Хопер-Инвест», Вот так бывает. Мораль для всех бобров одна, В Хоперах не ищи добра.

 

Карась

Карась был молодой и полон сил, И с каждым годом, больше наливался, Он сети стороною обходил, Зимою в ил по горло зарывался, Но потихонечку спивался, Так незаметно, даже для себя, С утра рюмашку, к вечеру баклажку, Навеселе потрогает червя, Но не берет крючок в свою затяжку. Карась хоть пил – сначала меру знал, Но потихоньку стало замечаться, Напьется так – себя не узнавал, До разума его не достучаться. И докатился и пошел в запой, Бурлит весь пруд от пьяного соседа, Такое выкинет по пьяне, хоть завой, И вдруг пропал карась, и нету следа. И все гадали – где же наш карась, Хоть пьяница, но жалко бедолагу, Карась по пьянке угодил на грязь, На мелководье и попал в бодягу, Он пьяным бил хвостом, но в жиже никуда, Он только цаплино привлек к себе вниманье, Для цапли, что карась – еда, К еде у цапли есть всегда желанье, Подкинула чуть вверх, открыла клюв, Карась блеснул, на солнце отразился И провалился, не открывши рта. Мораль для пьяных карасей проста — Не пей с утра.

 

Слон и обезьяна

Однажды слон, случайно обезьяне На хвост тихонько наступил, Ну не видал, не пил, Что с высоты такой вообще увидишь. Он извиненья деликатно попросил, Бывает в жизни ненароком и обидишь. Но в обезьяне бес другой сидел, Она пошла на хитрый беспредел, И будто в обморок упала. Сама ж с прищуром наблюдала, Реакцию слона, ждала, А тот от удивленья дар речи потерял, И хлопая ушами по щекам, Как в рот воды набрал. Он добрый был и не любил скандалов, И не видал вообще больших нахалов. А тут уже собралася толпа, Свидетели нашлись, И понеслась молва, Что, мол, он шел по встречке И где его права, А обезьяна та – невиннее овечки. Ну, в общем, суд собрался поутру, Свидетели кивали все – угу, И дали год слону на исправленье, Год не тюрьмы – а исправительных работ, Чтоб он, призвав терпенье, При обезьяне исполнял все порученья, Что б той весь год – без всех забот. И обезьяна зажила, — То принеси банан, который выше, То ей налей вина, то ей спляши, То сказку расскажи, Ну, потекла ее мозга по этой крыше. Слон на глазах худел, Измучен и задерган, обессилел, Он сам по три – четыре дня не ел, От безысходности веревочку намылил, Пока макака в гамаке спала, Над ней петлю на дерево закинул, Подумал: «Вот проснется поутру, Увидит и поймет, Что слоник сгинул». Но мрачный план оборван был судьбой, Судьба распорядилась очень ловко, Прибита на суку была подковка, Слон в обезьянью снова влез в судьбу, Не выдержала крепкая веревка. Поднялся слон, а обезьяны – нет, Покликал малость, поискал сначала, Да и пошел искать себе обед, Подумал, что чертовка убежала. Мораль конечно для слона, Когда на хвост садится сатана, Плюнь за плечо, чтобы не стало, Иль придави нахала.

 

Волк, лиса и кабан

Такая троица святая — По лесу каждый по себе гуляя, Их всех свела судьба, На днище ямы для слона, Ну, для слона то образ на медведя, Охотники копали и не зря, Такая собралась внизу семья, И вот они соседи. Кабанчик приуныл, Пути обратно нет и кто сосед: Волчара да лисица, Тут в пору бы молиться, У них и бога нет, У тех ружье – для этих я обед. Лиса прикинула: «Чего же я теряю, Ну, шкуру снимут – это как пить дать, Охотники, их мать, Но это все потом, А счас на парочку с волком, Потешимся откормленным бочком, Во погуляем!» Волчара сразу приуныл, Ведь жизнь одна и жалко, Подумал и на все забил, Пред ним ведь два подарка, Прикинул – мяса завались, Лиса, как за волчицу, Набить бы брюхо поскорей, Потом и за девицу. Кабан нутром почуял все, Пришло его мгновенье, Взмолил волка: «Давай спою, Тебе на удивленье». Волк, приобняв лису за торс, размяк весь в предвкушеньи, Давай, свинья, какой вопрос, Пусть будет и веселье. Кабан визжал, как заводной, Как будто уже режут, Он стал охотничей трубой, Завелся, будто леший, На этот визг со всех сторон, Охотники спешили, Волка, лису и кабана, Зараз всех порешили. Волчара на последний вздох, Подумал, лучше б я был глох, Ну что мне не хватало, Ведь было все, была еда, И даже девочка была, И тут волка не стало. Мораль для нашего волка, Не будь умнее кабана, Кабан сказал: «Пусть я умру, Но подложу тебе свинью».

 

Свинья и крыса

Однажды крыса у свиньи, Похерила харчи, Свинья спала, не ведая об этом, А крыса уплетала, Аж за две щеки. Смотрела на свинью, Давясь обедом, И думала: «Ну, что свинья, Закормлена, сыта, Без задних ног, И совесть не грызет за пятачок, И сны, наверное, прекрасные об этом». И так задумалась о жизни, о свинье, Что задремала в тишине, И на ее беду, свинья проснулась, Так потянулась, Что тем копытом ей по голове, И крыса в судоргах загнулась. Мораль крысиная была — Свинья и есть свинья.

 

Домино

Раз два осла, Соседа и дружбана, Зашли в соседский двор, Услышав стук костей. Там за столом, Сидели два барана, Рубились в домино, И не ждали гостей. Все вроде б хорошо И пара подобралась, Но суть игры другой, Игра шла на рубли, Не знали два осла, Что эти два барана, Играют здесь давно, И знали суть игры. «Рискнем?» – спросил осел, другой кивнул башкою, И понеслась игра, Защелкали кости, И время вскачь пошло, Уж солнце за горою, А эти все стучат, Замкнуло им мозги. При свете лампы в ночь, Стучали что есть мочи, А утром на заре, Остались лишь трусы, Бараны при деньгах, Ослов лишь зависть гложет, Ослы – они ослы, Верней теперь-козлы. Мораль: Что бы не быть козлом, Не прися на пролом, Что б не жалеть потом.

 

Гусеница

Однажды летнею порой, Между листвой, Где есть прохлада, Лежала гусеница, Жуя листы салата, И наслаждался взгляд, И нежилась душой, Что повезло, Что рай здесь не земной, Всего в достатке, На этой грядке. Мечтала, чтоб не кончился сей сон, Что скоро в кокон, Скоро полетаю, Я буду бабочкой, С незримой красотой, А щас я отдыхаю. И задремала от избытка чувств, Хотя во сне салатик тот жевала, И вдруг на это счастье – мокрый душ, Которого никак не ожидала. То был не дождь, То ядохимикат, Хозяин поливал свое хозяйство, Такой по жизни гусениц расклад, Накрыло тем, чего не ожидала. Мораль проста: На каждого прожорливого гада, Хватает химиката, А если же мечтать о красоте, То лучше это делать в высоте.

 

Майский жук

Жук майский был большой, Дородный был, Ну, в общем, был герой, Для всех вокруг, Как новый чемпион, Любил покрасоваться он, Перед стрекозами, Промчится во весь дух, И перед пчелами, Вертелся, как петух, То через голову, То задом наперед, Дивится весь народ, Во жук дает, А жук из кожи вон, Так лезет на рожон, Что не заметил, С прыти удалой, Попал в сачок, Крутивши головой, Пацан с подружкой, Бабочек ловил, Да и жука, Случайно зацепил, И радости детишек нет конца, Такого заловили молодца, И приговор был скор, Булавку в спину, И сушиться на забор, Ну как Спартак, Распятый жук висел, Но не усох, Пернатый кто-то съел. Мораль важна: И если ты герой, То не верти башкой, Смотри все время ты по сторонам, И не достанешься врагам.

 

Третий

Два алкаша, раз по утру, На опохмелку мелочь собирали, Считали долго, добавляли, Все из карманов, что могли нарыть, Но тут беда и кончилася прыть, Хоть тресни, нет рубля, И нету счастья дня, И тут как из земли, Вдруг появился, и вроде был прикид, Хотя не брит, И рубль пред ихними носами повертел, Мол третьим захотел. На радости такой Пошли толпой В ближайший ларь, И взяли, На все что наскребли, Поддали, Похмел был никакой, Лишь так затравка, У третьего нашлась и травка Курнули сдуру, На халяву все ж, Поплыло в головах, От этого коктейля, К тому ж не ели, И в этом вот бреду, Им показалось вдруг, У третьего копыта из-под брюк, И вроде морда на козла похожа, Была ль сначала рожа, Иль не было ее, Во ё-мое. А тот из пиджака, Бутыль и два сырка, И два листка, С какими-то словами, И снова наливали, Потом опять трава, Потом слова, Как будет хорошо, И подмахнули, И полетело время вскачь, Быстрее пули. Очнулись поутру, От жара, Но жар не изнутри, А как с пожара, Со всех сторон, И даже все кипит, Они в котле, И булькает везде, А этот третий, В бороде, Дровами ворошит, Улыбка до ушей, Еще мигает, Дошло до алкашей, Каких поели щей, Халява сладкой не бывает. Мораль для тех, кто пьет, Где третий сладко наливает, И на уши лапшу сажает, Наверно что-то выжидает, Перекрестись, вдруг пропадет.

 

Волчара

Волчара был красив — Ну просто Аполлон! Пять балов за него в лесу давали, Мышцой грудной от бога наделен, И все уж по походке узнавали. Все б ничего, но беден был волчок, Поэтому подыскивал подружек Не по лицу – за толстый кошелек. Кому пустой карман вообще-то нужен? Поехал отдыхать в соседний лес И закадрил балдежную лисицу — Наверное, в нее вселился бес, Сошла с ума, увидев эту «птицу». И волк зажил, нет – зажирел. Лиса снабжала, что душе угодно — В деньгах ее устроил беспредел. Волчара на себя валил, что модно. Хочу авто – пожалуйста – авто, Шофер в придачу на удачу, Потом в кабак, потом уже на дачу. Вот это ДА – поймал удачу. Он так привык, что все ему готово, И позабыл, что все это неново, Что это было испокон в века. Заматерел. Бывают и рога. Лисица заприметила волка — Другого, Что помоложе и быстрей, И поменяла ухажера, А этого пустого — До дверей. От Аполлона только шерсть клочками, Вдруг кончилась лафа, А за плечами Нет ни гроша, И жизнь пуста. Уж не несут из ресторана ужин, Уж нет авто, Волчара стал уже не нужен, Никто — И здрасьте, – как бы нет его — Был он орел, Теперь же он дерьмо. Мораль таким волкам и не нужна, Есть имечко для них, Ты жигало – всегда. Но и на жигало приходит крах, Пока ты молодой – ты при деньгах, Чуть потускнел немного ты в годах, И в старости остался на бобах.

 

Медведь и мед

Медведь в лесу, На пчел колоду натолкнулся, Вернее нос его привел, В медовый аромат, В желудке аж скребло, В предчувствие обеда, Но что б вкусить его, Как обмануть, кусачего соседа. А дружная пчелиная семья, Увидев неприветливого гостя, Вся вылетев из улья, заняла, Круг обороны-косалапый приготовься. Медведь же сдуру или с голодухи, Не думая, что будет впереди, Рванул к колоде, Пчелы словно мухи, Китайскою стеною на пути. В колодное дупло, Он голову просунул, Пред носом соты, Ну медовый рай, Конечно жалко мишку, Не подумал, Язык до сот, Немножко не достал. А с зади рой, Так жалит, словно режут, Медведь назад, Вот горе – он застрял, Взревел медведь, От боли и досады. Назад ни как, Вперед ни полизать, Вообще не ожидал, Такой засады, Перед глазами мед, А сзади скипидар, Вот угораздило, Сплошной кошмар. Искусан и повержен, Сей громила, Повис распухший, Как огромный шар. Конец вообще медведя, Очень плох, Обглодан был, Он стаею волков, Осталась лишь башка, Где было сладко, А сзади косточки, Во как накладно. Мораль сама пришла, Как приговор, Раз нет ума, И ты к тому же вор, Все обмозгуй, А уж потом бери, Иначе впереди, Одни нули.

 

Мысль

У крысы в голове мелькнула мысль, А не пора ли замуж выходить, в нору, И вроде все для жизни накопила, Нора забита, Хоть давись, Но не берут, Верней не видят, А что увидишь в темноте, В ее норе, Где мрак и тишина, И крыса там одна, Она одна, И по ночам выходит, Чтоб что-то притащить еще в нору, Как снова в пустоту, И как тут мужем завестись, Хоть удавись, Мораль проста, Меняйте темноту на свет, Простой совет.

 

Собака и блохи

Собаку блохи закусали, Ну так достали, Что извертелась, как юла, Чесалась как могла, О что попало, Такая жизнь настала. Она к друзьям, Мол, помогите, Иль подскажите, Что делать с блохами, Зажрали, Ведь и у вас бывали, Те глядя на соседские бока, Где шерсть клочками, Чесали лбы, Молчали, И только старый пес, Один вопрос, Когда в последний раз, Ты баню принимала, Себя лизала, Забыла старая, Чтоб не чесаться зря, Ты по утру хоть мойся, И ни о чем, не беспокойся, Ведь блохи в мыло не пойдут, Не жизнь, сплошной уют. Мораль вообще не для собаки, Бывают бедолаги, Что забывают, Как правильно себя блюсти, И быть в чести.

 

Кот и лиса

Однажды кот с лисой, Решили отдохнуть, На юг махнуть, Рванули на Тунис, Как сверху вниз, Недолго сборы были, Что было под рукой в котомки, Немножечко подкормки, Ну, может что забыли, В Такс-фри купили, И по стакану врезав, в самолет, Доволен кот, лиса почти поет, Внизу уж пальмы промелькнули, Они уже в жаре, Как будто раз моргнули, Ну все – попали в рай, Вокруг арабские коты и лисы, Как в сказке у Алисы, Расплавились мозги, У нашей пары, Такие здесь товары, Ну все блестит, И хочется всего, А местные коты, Кричат на все лады, Что самое дешевое его, И нахватав, как будто дешевизны, Довольные, усталые бредут, В другую лавочку зайдут, Там то же самое, Но вдвое цены ниже, У них поплыли крыши, Что же творит здесь местное жулье, Мы сами не подарки, Но эти – ё-мое, Такие жарят нам поганки, И почесав с досады лбы, И посчитав динары, Спасая, что осталось от толпы, Рванули на экскурсию в Сахары. Мораль проста, Что местные коты и лисы, Залетным лопухам толкают, На то и процветают, А надо бы и нашим поумнеть, Чтоб местных поиметь.

 

Удав на шее

С удавом жить, конечно, можно, Но как же сложно. Один чудак завел удава, Жизнь подсказала, Что с этим вот чулком из мяса, К нему не подкрадется женская зараза, Но жизнь берет свое, Что от удава, Так хочется тепла, От женского начала, А женщины к таким вот тварям, Не подползают. Он из себя изображал факира, Так страсть забила, Чтоб приманить, Хоть бы одну, С удавом на плече, Чуть не пошел ко дну, Когда на озере, Изображал Тарзана, Во как достало. Но мягок бог, И пожалел немного, Ведь жалко идиота, Подсунул дамочку ему, Однажды по утру, Та хоть и не питала страсти по удаву, Но жалила на славу. Мужик от часа к часу, Все хирел, Но получил, Что так хотел. Он просто поменял удава, На гадюку, Вот это счастье, Всунутое в руку, Теперь уж две змеи, Висят на шее, Мораль проста, Что захотели, Поимели, Но жизнь от этого Не стала веселее.

 

Белки

Собралось много белок у дупла. Делили все, что бы в дупло забраться, И предлагали множество добра, И захотелось даже передраться. Одна я здесь давно, И в том дупле, Уж два моих ореха, Другая тоже за одно, Я все туда, И здесь моя прореха, А третья хвост в дупло, Оно мое, Не сдвинусь ни на йоту, А из дупла, во е мое, Рой пчел, Решилась вся проблема, Все разбежались враз, И ни кого не видно, Мораль проста, Когда одну нору, Не поделить, Вот что обидно, Ты отойди, Оставь свою судьбу, Она сама придет, И счастье будет видно.

 

Волчица и осел

Волчица, по лесу бродя, Наткнулась на осла, Тот тупо брел не разобрав дороги, И не смотрел под ноги, Так тихо шел себе мечтая, Вокруг себя, ну ни кого не замечая, Ту т как-бы носом в нос, И у нее вопрос, «Ты что братишка заблудился, Иль от других отбился, Да нет сестра», Промямлился осел, «Я просто от любви, Сюда забрел», Любовь слепа, Что может и осла, Свести с ума. Волчица ласково, «Пойдем, малец, Я покажу тебе, Твой свадебный венец», И он пошел, Вернее повели, Как на убой, Но мысли о любви, И так тихонько забрели, В такую тьму, Где даже хоть кричи, Не слышно ни кому, Волчица сзади, Надкусив ослу колено, Довольная присела, «Ну что, влюбленный, Вроде бы пришли, Сюда же забредают, Лишь ослы, Но, правда, их уже, Ни кто не видел, А их любовь, Ни кто и не обидел», А к вечеру доев его остатки, Пошла искать, Ослов из той же папки, Мораль, конечно же, нужна, Чтоб от любви большой, Не стать глупей осла, Подумай-ка слегка, Вдруг рядом есть волчица.

 

Корова и слон

Корова тихо поутру, На поле травушку щипала, И ни чего не замечала, Хоть было что и почему, На этом поле пасся слон, Как он попал, никто не знает, И он ее не замечает, Так видно травкой увлечен. Но вот судьба столкнула их, Одно ведь поле на двоих, Увидев этого верзилу, Корову сразу засвербело, С какого ляду и от куда, Приперлось к ней такое чудо, Мол, поле вроде бы ее, А этот жрет, во е мое, Она ему: «Ты что, приятель, Откуда взялся и зачем? На этом поле я лишь ем». А он ей мягко и по-братски, «Бросай, кума, какие цацки, Одна ведь поле не умнешь, Зря на меня без понту прешь». Но старая не унималась: «Ты жрешь как слон, Уж не осталось, живого места, В этом поле, иди отсюда, Раз в законе». И так достала до слона, Что и того взяла тоска, Тихонько хоботом подбросил, Вопрос решен, одни лишь кости, По полю разлетелись в миг, Коровий вопль враз погиб, Мораль немножечко проста, Ведь можно было поделиться, Чем кровушкой своей умыться.

 

Козел и медведь

Козел с медведем, Как-то по утру, Столкнулись, Ну вроде лоб в рога, Хоть оба не искали, Здесь врага, Ну точно споткнулись. «Ну что», спросил медведь, «Другой дороги нет», На что был наиупрямейший ответ, «Да, здесь одна дорога, Другой и нет», И в позу встал козел, «Я не искал другой дороги», Видать рассчитывал на роги, Медведь на силу, вес, Но и в него вселился бес, Что перед ним, Какие-то рога, Качают здесь права, «Ты братец бородою не тряси, Немного сдвинься, дай пройти», Но тот уперся рогом, Мол для него его дорога, Минуту выждал, Роги наклонил, Глаза закрыл И на пролом, Ну в общем бурелом, Случился на тропе, Как на войне, Рога, копыта, шкура, По разлетелись в миг, И лес затих, Как на поминках, По упрямому козлу, И тишина, И ни гу-гу, Медведь чуть-чуть погорячился, Но все же жаль упрямого козла, Мораль конечно такова, Что тот козел так ни чему не научился, Не уступил и за упрямство поплатился, Хотя не заслужил, такого вот конца.

 

Спор

Однажды с красной бутерброд икрой, Поспорил с бутербродом с черной, Мол, кто полезней иль сытней, Кто даст калорий и побольше, И только разгорелся спор, Как кто-то сел за стол, И не сказав ни слова, Те бутерброды смел, Изобразив немого, Мораль здесь может и не нова, Зачем метать икру перед икрой, Полезна та, Которая у рта, Зачем слова.

 

За правду

Ворона с крысой, Как-то раз, В одной помойке рылись, Разговорились, Давай друг другу, Беды изливать, Что жизнь плоха, Скучна и сера, И как тут не вертись, Ну не сложилась жизнь, Что подвела судьба, Не помогает даже вера, Тут мимо проходил индюк, Послушал нехотя, Он разговор подруг, И гаркнул им с плеча, «Что плачетесь вы зря, Какой в вас толк, Какая польза для народа, Вы два урода, Одна летает, Гадит и клюет, Другая ползает, Ворует и жует», И так разгорячился, Так зоб раздул, И выпучил глаза, Что не увидел он прыжка, Как крысий зуб, Ему в горло вцепился, На землю повалился, Ну как-бы рухнул дуб, А через час – другой, Лишь перышки трухой, Ворона лишь с трудом взлетела, Во как поела, Поволокла живот, Бывает в жизни повезет. Мораль проста, Когда не знаешь ты, Повадок подлеца, Не заливайся соловьем, Ведь можно пожалеть потом, Все может выйти кувырком, Ведь даже правда, Может быть с душком.

 

Кис и гаф

Собака за столом и на столе, А кошка, та везде, Куда не вступишь, На что-нибудь наступишь, И обувь сгубишь, Немножко жалко, Обувь ведь своя, Но ты весь, как свинья, От запаха избавиться нельзя, Чтоб так терпеть от них, И запах и любовь, На то и существуют кошководы, Собаководы, Да у любви такая кровь, С утра и с вечера за поводок, На холодок, Потом дерьмо их складывать, В мешок, Но правда забывают, Нам как подарки оставляют, Иль шерсть глотать, Или латать диваны, Ну точно были пьяны, Позарились уж точно на халяву, Подарок получить, Ведь можно только с бодуна, Такую завести скотину, Которую не съесть, Не подоить, Как жить, И создаешь себе плотину, Когда ни в гости, Ни в поход, И все на половину, Жизнь идет, Они больны, Чтоб кошка впереди, А сзади волкодавы, Им кажется до одури, Что правы, И нет на них управы, Но их нельзя винить, С ума ведь можно, И по разному сходить. Мораль немножечко претит, Ну кто же это запретит, Пускай мяукает и даже лает, Если другим все это не мешает.

 

Русалка 2

В огромном царстве Нептуна, Русалочка жила, Не то чтоб от других, Хвостярой отличалась, Но грамотной считалась, Что как и на обед, Чтоб рассчитать, Что бы на всех хватило, Была наперед всех, За это жало, Вся стая уважала, Бывало. Бывало без нее, Все не идет, И счет, Не пробивало, Но только, Она здесь, У всех успех, И так ее пробрало. Что в перекос, Забрало. И думала, Что пуп и ныне там, А вышло в пополам. Вдруг молодость пришла, И старость вдруг ушла. Мораль жестка, Мы смотрим свысока, Что нет у нас замены, Но резки перемены, Как не считались бы богами, Потом нас выставляют сапогами.

 

Осел

Пусть все бредущие ослы, Идущие за счастьем, Найдут то счастье, Но случайно, Вот счастье. Осел от жажды умирая, Брел из последних сил к реке, От голода он сил не чаял, Туман клубился в голове, Хотелось все и пить и кушать, Перед глазами лишь еда, Зарок давал, Кого здесь слушать, Живым добраться бы туда, И вот в низу река живая, А рядом стог, Но силы нет, Копытом счастье подгребая, Упал от счастья, Меж двух нег. Задумался, Воды ль с начало, А может лучше пожевать, Не знал осел, Переживая, С чего ему и как начать, Он долго думал, И терзался, Вода иль сено, Иль вода, И так замучился проблемой, Что разрешилася сама, Не дотянулся не до сена, Не дотянулся до воды, В тот свет откинулись колена, И нет уж ни какой беды. Мораль конечно здесь простая, Зачем болеть здесь головой, Не будь ослом, Сначала выпей, А закуси уже потом.

 

Высоко

Поэтам в старину, Наверно, при свечах, Писалось сладко. А современным так накладно, При лампе мысль не та, А может, и не те, Как при свечах. Почти, что в темноте. Но так бывает, Что повезет, Что свет когда-то исчезает, Когда его надолго выключают, А мысль идет, Что где-то там, Какой-то идиот Додумался зимой Менять проводку. Уж лучше пил бы водку, Чем мучить так народ! А в темноте рождаются слова, Но, в основном, дела Уж не идут на лад, И, как бы не болела голова, Все не в впопад! Сегодня свет украли у народа, Вчера и воду отключили враз. Хотя б чуть-чуть взглянули на погоду! Им все равно, Не спрашивают нас! Как объяснить, Что ведь зимой холодной Нельзя асфальт на улицах латать, Что день зимой у нас совсем короткий, После пяти ты выколешь свой глаз. Конечно, в каждый век Хватает идиотов, И в каждый век приходится порой Поэту при свечах смотреть на воду И тихо про себя: Спасибо, что живой! Мораль, конечно, подкосила, Да и кому ее читать? Ведь у начальства столько силы, Куда ее еще девать?

 

Мечты

Однажды у куницы в голове, Возникла мысль, А не пора ли замуж выходить, Да где найти, хоть бы хорька, Чтоб подлечиться, На пруху ту вдруг хорь нашелся, И вроде ничего, И ко двору пришелся, И хвост трубой, Причесан и намыт, Но в голове что-то болит, Согласно вроде бы совсем, Но изнутри, Я в первый день не ем, Прошел и день второй, И третий, Неделя, две, И мысли стерлись в голове, И вроде бы хотелось, Потом приелось, И позабылось вроде о мечте, Все мысли о еде, Мораль проста, Когда мы наперед не знаем, И вдаль себя пускаем, Вдруг завтра, не сейчас, Глядишь, камин погас.

 

Кролик

Вы не усердствуйте так люди, Животных разумом любить, Зачем нести им все на блюде, Так можно лаской загубить. В одном прекраснейшем семействе, Где все в достатке, Полон дом, И все держалось на десерте, Был кролик взят, Словно в полон, Не виноват, Что так достали, Где все кормили на ура, И так косого забодали, Как говорится, До добра. Он с детства к травке, Иль к капусте, А тут дают, Что сами пьют, И кролик, Опустивши ушки, Глотал с утрянки, Что нальют. Молчал как рыба, Той вольготней, Вильнула и ушла на дно, Бедняге было не удобно, Терпел как мог, Смотрел в окно. С начало срыгивал немного, Не лезет мол, В меня икра, И пукал часто, Не охотно, Шампань на печень, Так легла, Но тем барыгам непонятно, Чего кобенится косой, Так закормили, Что накладно, И он тихонько, В мир иной. Мораль нужна, Поймите люди, Когда вас сзади или в рот, Пихают все, что вам не надо, Не сдохнет только идиот.

 

Банкет

Три соловья, в лесу концерт давали Собрались звери, рты поразевали На солнечной поляне В одном ряду и лисы и бобры В искусстве все равны Послушать божье пенье И все лесное население С таким желаньем и стремленьем Дивились сами на себя Что собралась огромная семья Что в этот день Здесь нет напасти Попасть в чужие пасти И залились уж соловьи И голоса над лесом заиграли Все дружно замирали Ну вроде как вникали А после был банкет На всех столы накрыли И тут судьбою погрешили Ну как, кого и с кем И по какой диете И кто возьмет все на себя И кто за все в ответе Как совместить Жующих травку С жующими их на затравку. Недолго думая, Расселись кто как мог, А может кто помог Иль так судьба связала И вроде хорошо Было сначала Но через час Стаканом об стакан Все спуталось Потом еще добавили чуток И гул поднялся в потолок Что, мол, не так расселись Как хотели И в раз места сменили И кого то съели Потом подняли тост За мелкоту Которой тут же закусили И снова пили И так к утру Закончился банкет И половины нет С которой начинали Неплохо погуляли. Мораль была проста Чтоб соловьи не пели Нельзя двоих держать в постели Как в старой поговорке Всегда лишь сыты волки.

 

Жираф

Жираф был молод Телом и душой, Но с головой дружил неважно, По дурости своей Впросак попал однажды. Шел, ничего не ведал, по саванне, Под ноги не глядел, Да где ж глядеть ему, Он только в высоту, А что внизу Его не волновало, Не глядя наступил На чей-то хвост, И был укушен Ядовитом гадом, Минуты не прошло Он на погост, А гад уполз, Сверкая взглядом. Мораль была всего одна: Когда мы молоды, То смотрим свысока, А снизу много кто кусает.

 

Шахматисты

Когда б все в шахматы играли, Что мат лишь на столе, а не под стол, И чтоб коня не путали, С ферзями, Тогда бы фарт пошел. Однажды парочка ослов, Зашла в какой-то клуб, Где все за досками, И мысли напрягали, И что-то двигали, Переставляли, На клавиши часов, Мгновенно нажимали, Те округлив глаза, Похлопали ушами, А чем мы хуже них, Что думать долго, Дайте нам сыграть, Все нос утрем, Век воли не видать. Им доску и часы, Напарника попроще, Что бы не парили, Свой мозг, Вот в чем вопрос, И те как на дрожжах поплыли, И шкуры в мыле, Пот градом, Аж копыта задымили, Но толк какой, Один застой, Ни бе, ни ме, Одни потуги, Зевали все от скуки, Из клуба вышли, Те с отвисшими ушами, Да все равно. Так ничего и не поняли. Мораль проста, Где видишь простоту чужую, В и игре на вид простой. Не рвись вперед, Чуть-чуть постой, И приглядись сначала, Во всем свое начало.

 

Баран

На берегу прекрасной речки, Зеленый луг, на ней баран, Тихонько пасся, Не мешая, А в голове, Я не отдам, Мой луг, моя здесь травка, Но в этот миг, Прям через луг, Красавица прошла босая, К той речке, Прямо напрямик. Баран напрягся, Кто такая, И почему прям на по траве, Зачем к реке, Не понимаю, Поплелся сзади, Вдалеке. Та потихоньку раздевалась, Баран смотрел, Но все молчал, Она нагая искупалась, Он тихо сзади наблюдал, Она оделась, Он ни звука, Она назад, Ему хоть хны, Прошла тем лугом, Любовалась, Баран смотрел из пустоты, Растаяла, как то виденье, Баран на луге, Вновь один, Рогами в травку, Вот везение, Такую травму пережил. Мораль нужна, Не все бараны, Должны лишь травушку щипать, Увидев девушку, сначала, Подумай, можно кайф поймать.

 

Муравей и личинка стрекозы

В одном пруду, Неважно уж в каком, Личинка стрекозы Той самой, что из басни Еще не начала летать Не начались ее напасти Но дух ее присутствовал уже Хотя сама об этом и не знала И как то на заре Вдруг муравья Случайно повстречала Не то чтоб он тащил вязанку дров Его случайно иль судьба забила Среди пруда На лист от дуба усадила Глядь и не взад и не вперед Кругом вода Кричи, не докричишься А из воды, Торчит урод, Ну то бишь, стрекоза Еще не оперившись «Ну что? Приплыл? А может быть научишь Что так нельзя Что у тебя семья И без работы Ты получишь, только кукишь Ведь я еще не стрекоза Да и летать не научилась А ты уж выпучил глаза Что же с тобою приключилось? Да брось личинка У тебя же дар Еще не много и взлетишь Над прудом И хочешь станешь Лучшим другом Коль оттолкаешь к берегу Я ж не предам! Да ты конечно друга не предашь Но и не дашь пожрать Когда мне надо Тот дедушка писал за гонорар Что в будущем плясать одна отрада Так вот, родной, Та басня мне не в кайф И чтоб конца не ждать плохого Мы все уладим счас И все – гудбай» И утопила муравья лихого. Мораль горька Хоть дедушка был прав В своей побасенке нехитрой Но в жизни грязь не отметай Ведь можно грязью и умыться Вдруг неродившийся покажет нрав.

 

Бегемотик

Один прекрасный мелкий бегемотик Мы все когда-то мелкими бывали Имел как все чуть маленький животик И ел как все, но все того не знали Что он имел мечту Чтоб сесть за руль Что он хотел авто, уже давно Он чуть подрос Все мы растем с годами Пора обзавестись уже правами Но он тянул То время не пришло То время нет То ужин, то обед А кушать он любил Еще любил поспать И на права Где силушки достать Еще подрос Уже налился сил Живот свой с уважением носил Из за него уже не видно ног И кто б так смог Но мысли о машине Не проходили Собрался из последних сил Все вызубрил И все же получил От счастья засверкал Как самовар Права в кармане Вот такой навар А время вскачь Мечта она мечтой Но нужны – мани Думай головой Душа душой Но ведь родная лень Бежала впереди Как сзади тень И так из года в год И не назад и не вперед Вот так и жизнь идет Когда созрел совсем К машине подошел Что приглянулась И хоть до этого не ел В дверь не пролез Хоть тужился до дури. Мораль скучна Хотя нужна конечно Не начинай с конца Ведь жизнь у нас не вечна.

 

Медведь и судьба

Медведь однажды спьяну иль с угару Забрел в Сахару. Кругом песок, жара и нет воды, Он обалдел, встал на дыбы, Завыл с бессилья, Хоть и был силен, Взмолился: Господи, Не буду больше пить, И был прощен. Враз перед ним – зеленая поляна, Ручей журчит, прохлада, видно рай, Медведь от радости забился, забывая, Что обещал, да и хватил чрез край, А как очнулся, он опять в пустыне, Опять сушняк и сердце из груди, Так вот и шляется в пустыне и по ныне, Не знает, как и в чем себя найти. И как-то, повстречав в пути верблюда, Спросил: «Горбатый, далеко ль леса?» Горбатый: «Не встречалися покуда, Да не видал с рожденья никогда». Взревел медведь: «Мне тут теперь до гроба, Я ж не верблюд и я хочу попить». А сверху Бог: «Теперь твоя дорога Всю чашу алкоголика испить». Медведь услышал приговор христовый, Отрыл в песке поглубже упокой, Залег туда, но был уже не новый, Он старой наградил себя судьбой. Мораль: хоть пьющий на надежду уповает, Но господу не изменяет.

 

Лиса

Лиса в курятнике хозяйкою была, Держала кур себе на развлечение, И что другим в накладку, то она, Растила их такое вот влечение, Кормила на убой, поила всласть, ТВ и видик им, насест покрашен, А чтобы мир для них еще был краше, Чтоб жизнь, как мед, Затеяла лисица хоровод. Чтоб куры в ряд, И друг за другом, Идут по кругу, Да чтоб не просто шли, Чтоб подпевали, Чтоб дружными И бодрыми словами, Но курица – ведь дура, Что с ней взять, Не может оценить Хозяйскую затею, То в кучу все собьются, То враз и в стороны Все разбегутся, Не вразумят мольбам, И даже тумакам. Лису всю в дрожь, Что власть не в сласть, И чтоб добиться хоровода, Лишила их всего И только воду Оставила народу. Но толку что, Изгажен весь курятник И кончен праздник, А хоровода нет, Как нет и песен. Конец не весел, Передавив всех кур, Лиса их всех сожрала, Но, правда, чуть не рассчитала, И от обжорства Кони срисовала. Мораль проста, Чтоб сделать хоровод Не будь ты сам урод.

 

Лев в тайге

Однажды льва На поезде в Сибирь, Перевозили, А дверь закрыть забыли. Состав шел медленно, Куда ему спешить, И лев рванул в тайгу, На волю, хоть чужую, Во погуляю, побалую, Устрою удаль, Зажирую. Но то был не свободный Царь зверей, И если б не открылась дверь, То с южного он в северный Приехал зоосад, И был бы очень рад. Ведь там его кормили, И клетку чистили, поили, Он разевал лишь рот, Другим на удивленье, Хватило бы терпенья. Ну, в общем, он в тайгу, Забрался, в чашу, И оттуда ни гу-гу, Чтоб сразу не словили, Ну, вроде даже как забыли. И день прошел, и два, Ни криков, ни погони, Он дальше в лес, Как-будто кто-то гонит, В такую даль забрел, Что сам тому не рад, Тут и в желудке засвербило, Да, кушать надо было, Но некому подать, И где достать, И вроде лес большой, И даже не пустой, Под ложечкой сосало, К концу недели так достало, Что ягоде лесной, Был рад чрезмерно, А путь назад, Он знал примерно Да комары, да гнус Так доставали, Ведь грива на башке, А с заду закусали. К второй недели, Выполз чуть живой, Ну никакой, А там уж ждали. И точно знали, Он сам уносит ноги, Где были те мозги, Никто не спросит. Все, погрузили, Повезли и кушать дали, И враз со льва, Сошли печали, Он счастлив вновь, Уже до гроба, Да видно у него, Его дорога. Мораль проста, Хоть царь царем, Но мышь не ловишь, Пожрать себе не приготовишь.

 

Барашки

В какой-то сказочной стране, Барашки жили в нищете, Не то что бедность там царила, Там за рулем сидел дурила. Всего хватало там на всех, И на века б царил успех, Но вот загадка, где так много, Барашки жили так убого, Бывали хуже даже страны, Но в них лишь умные бараны, Где все на всех и по уму, А наш дурила ни гу-гу, Верхушка, правда, жировала, И что для всех – одна жевала, Остатки – вниз, сжуют и это, Другого ж нет у них обеда, И так казалось сверху им, Что этот кайф непобедим, И вдруг, в один прекрасный день, Барашки враз снесли плетень, Что отделял верха и низ, Нагрянул сказочный сюрприз. Мораль, конечно, здесь не нова, Отдай, чтоб не дразнить другого, Иначе натворите бед, И подадут из вас обед.

 

Страус

Гордыня страуса съедала, Он всех учил, Что есть и как, Как всем бежать не уставая, И как ложиться натощак, Как встать на солнце, Чтоб не грело, И как в тени, Чтоб припекло, Он всех достал, Осточертело, А он талдычил все равно, Что я здесь главный, что умней, Во всей саванне не найти, Я птица-зверь, и я, зверея, Могу на крайности пойти, Всех загоняю аж до пота, Всех научу как есть траву, Хочу бегу, хочу линяю, Я всех на перышки порву. Издал указ он в птичьем царстве, Что отменяется обед, Дал семь минут, всех погоняя, Чтоб все глотали свой омлет, Он запретил жевать и нюхать, Чтоб в горле комом и бегом, Глотать быстрей, себя не помня, Кто не успел – под топором, Ну, в общем, сам себя возвыся, На всех он сверху, как орел, Хотел и тех, кто где-то в выси, Но получился вдруг облом. Те кто летал под облаками, Смотрели как на дурака, Когда же близко подлетали, То гадили на чудака. Однажды с выси словно камень, Летел на страуса орел, От страха на мгновенье замер, Башку в песок и словно кол, А зад из перьев трепыхался, Й в этот зад пришел удар, И бедный страус обосрался, Судьба злодейка, вот кошмар. Мораль проста, ведь так по жизни, Нельзя гнобить всех под себя, Вдруг прилетит орел залетный, И ты окажешься свинья.

 

Окунь и муха

Раз окунь с мухою Затеял спор, Какая мелкая, Какой позор, Вот я большой, Красивый, полон сил, А ты мохнатая, Я б вас всех истребил. А ты поймай меня, Потом и ешь, Матрасик кожаный, Ну просто смех, Я хоть не плаваю, Зато парю, И с высока на окуней плюю. Так спором увлеклась, Что прозевала миг, Рыбак ее в ладошку, Враз постриг. И окунь – ротозей, Не слышит никого, Расперло от речей. Набычило его, Где эта тля, Вот я ее сейчас, Такую, как она, Я дюжину за раз. Вот мушка на крюке, А окунь заглотил, И тут же он в ведре, Рыбак удачлив был. Мораль, да и нужна ль мораль, Когда между двоими Идет вражда, не видят ничего, А кто-то третий, Все забрал давно.

 

Жабу жаба

Кто власть имеет, Совесть потерял, Хоть есть и капитал, Он для людей не идеал. Однажды жаба на болоте Решила дом отгрохать сгоряча, Купила кучу досок, кирпича, Песка, цемент и гвозди, Мечтала чтобы гости Рты пооткрыли враз, И вот такой рассказ. Наняла лягушат, тритонов, Чтоб все сложили дом, Но деньги обещала лишь потом, И сверх того и премию в квартал Такой поднялся гвалт, Все бегали, хвостами шевелили, Туда-сюда стройматериал носили, Шептались меж собой, Кто больше сделает — Тот истинный герой, Тем, кто сверх срока, Ну прямо рай земной, Молочная дорога. Вот месяц пролетел, Уж дом почти стоит, А денег нет, Одни лишь обещания, Потом молчанье, Потом приказ кольнула на столбе, Что деньги им заменят отпусками И то к зиме. Ну, в общем, кинули, Так русскими словами. Народ притих, А вдруг совсем уволят, Хотя никто, Их не неволит, Не хочешь – не ходи, А ходишь тихо меди До третьих петухов, Один черт без штанов. А та по одному Тихонько поедала И тут нее На других меняла, Чтоб те пахали, Как в аду, Не зная, Что попали Под дуду. А дело к осени, Дождей нагнало, Болото вспучило И дома вдруг не стало, Враз засосало, Да и народ разбрелся кто куда, Ведь впереди зима. Залег на зимние квартиры, Заштопав дыры. Мораль для жабы что, Да ничего, Как говорится, Жаба задавила, Попала под сапог грибной Иль клюквенный он был, И жабу смыло, А лес спокойно дальше жил.

 

Бабочка и бабуин

Однажды старый бабуин В лесную бабочку влюбился До этого он жил один, И даже никогда не брился. Наверно бес в него вселился Раз глаз на чудо положил. Он перед ней как мог кривлялся, Ему казалось, что она В него немного влюблена. Он на взаимность нарывался. Он ей бананы и цветы Таскал охапками напрасно. Она порхала и цвела, Была действительно прекрасна. И как-то рано поутру Глядел влюблёнными глазами Как та порхала, Как к цветку Касалась нежными губами. Вдруг взмыла ввысь И унеслась И сверху голосом прекрасным — «Эй, бабуин, ты зря скакал Твой зад, как был, Остался красным. Взгляни ты в озеро хоть раз, Увидишь то, что я видала”» И упорхнула навсегда Так бабуина наказала. Мораль проста-где красота, А где-то может быть уродство. Не надо рваться вам туда, Где очень много благородства.

 

Журавль и цапля

Журавль был молод и красив собой, Не повезло ему с женой, Никак, нигде, Ну в общем не найти, Придется к цапле На поклон идти. Та тоже на болоте проживала, И к журавлю неправильно дышала, Но чтоб до журавля дойти, Так – то болото на пути. Ну в общем года три, Туда-сюда, То цапля к журавлю, То журавль туда, Сойдутся, посудачат до утра, И снова разойдутся в никуда, Журавль хотел, Чтоб цапля навсегда На левом берегу Того болота. А цапля чтоб журавль, Тому же не охота На правом проживать, Два идиота. И так им, дуракам, Друг с другом Ну никак, Но кто-то ведь дурак, Чтоб эта середина Когда-то всплыла, Чтоб то болото, Как-то поделить, И вместе жить, Кого куда тащить. И так из года в год, То цапля подкует, А то журавль-гад, Но все живут вразлад. Конец конечно есть, Чтоб цапля сохранила честь, Да и журавль не помер бы юнцом, Найдите кочку на болоте том. Мораль для этих птиц была, Болото круглое, не видно и конца, Немножко напрягите ум, Летайте вместе, не ходите наобум.

 

Баклан

Баклан по жизни, Просто был баклан, Но жизнь заставила жениться. И как ему не биться, Ведь нужно свить гнездо, Найти девицу, И снести яйцо. Все хорошо, На юг слетал, Но ничего там не достал, То ли бакланихи кривые, Иль плохо он летал, Но взгляд не клюнул, Или не достал, Ну в общем никакие. Но жизнь берет свое, Заставила судьбина, Что надо то яйцо, Чтобы судьба не била, Достать. И никаких гвоздей, Как их не бей. И пролетая над гнездом Тупящих, По жизни вроде умных, Но глупящих, Пингвинов, В кучу от мороза спящих, Он прихватил случайно то яйцо. Ну откатилось, Вроде бы ничье, И рад по горло, Притащил и сел, И грел его, Смеялись все, Но он сидел. И досиделся, Со скорлупы вдруг разродился, Черт знает кто? Баклана глаз искрит, За что сидел? Увидев тот предел, На задних желтых, Тихо ковыляя, И клювом на груди, Пушок свой поправляя, Вдруг пропищал: «Отец – давай жратву, Вдруг не дойду, И может быть помру», Баклан помчался к морю, За едой. И так летает до сих пор, Дурной. Мораль должна и для бакланов быть: Зачать сначала, Чтоб потом любить.

 

Клоп и таракан

Раз клоп и таракан На кухне носом в нос, Случайно вроде бы, Но был вопрос, Кто здесь хозяин, Клоп, правда, проживал в тахте, А таракан в плите, Но оба двинули к воде, Стояло лето, Жажда изнуряла, И дома никого, Беды не предвещало. Нет чтоб спакойненько напиться, И отдохнуть, и сплетней поделиться, Они как бы в штыки, Потом в клыки, И лапами и зубом, Клубком катались, Над паркетным дубом. А в этот миг Залетный воробей, В фрамугу заглянул Все оценил, И склюнул. Мораль проста: Бывают вредные соседи Зачем искать хозяина везде, Ведь можно миром, И не быть беде.

 

Орел и барсук

Когда б орлы лишь бы парили, И не хотели есть и пить, Мы бы про них не говорили, Нам оставалось лишь смотреть. Один орел, не робкого десятка, Парил вверху, но глаз не закрывал, И сквозь прищур искал зверька, Которого до смерти б заклевал. Не от того, что был он кровожаден, Под ложечкой сосало, Да время подошло, Ведь вес же не бывает в жизни гладко, И гордого в охоту понесло. А в это время там в низу, Барсук подчищивал нору, Уж слишком грязно, Мусор там скопился, И так увлекся чистотой, Что зад остался за норой, Орел как камень вниз, В него вцепился. От боли взвыл барсук, Но ум не потерял, И так рванул в нору, С пернатым на заду, Что тот не отцепился, Не вразумел орел, Что время улетать, Но время враз ушло, В норе и крыльев не поднять, И узко и темно, Разжал с досады лапы, И враз почувствовал на шее свой конец, Барсук уж развернулся, Он в темноте, Как рыбина в воде, И голову орла в минуту откусил, И даже проглотил, Не поперхнулся, А к вечеру доел, И от орла крутого, Лишь перья да кости, Никак не ожидал орел, Конца такого. Мораль вообще проста, Хоть ты орел и крут ты в небесах. Но на земле ты ноль и не пари в кустах, А если под землей, тогда кранты, Летайте где простор и без ума.

 

Крокодил и осёл

У крокодила зубы прихватило, Никто не верил, но такое было, Иль надкусил не правильно кого, Ну, в общем, боль замучила его, А доктора найти – одна проблема, Чтоб в пасти у него чего лечить. Начнешь лечить – такая теорема, Он ведь случайно может проглотить. Он выл белугой, корчился от боли, И даже крокодильечья слеза, Вдруг проскользнула и пропала вскоре, Ну нет желающих увидеть праотца. Он всех просил, молил и унижался, Он обещал, что больше никогда, Я зуб даю, и мамой зарекался, Вегетарианцем стану навсегда. Разжалобил иль обещал чего-то, На уговор попался лишь осел, Веревку к зубу, дернул неохотно, И вырвал, но далече не ушел, Доволен крокодил, что боль отпала, Еще довольней, сам обед пришел, И выплюнув копыта из забрала, Нырнул поглубже, ведь вопрос решен. Так вот мораль: когда кто-то с зубами, А вы лишь травку щиплете слегка, Хоть воза три они наобещали, Им очень кушать хочется всегда.

 

Слон и муравьи

Раз тыща муравьев, Поспорила с слоном, Ну кто из них сильней, Вот дело в чем. Слон был велик, Громаден как гора, А муравьи пред ним, Ну, кучка, ну, мала. «Давайте», – слон сказал, Вот есть бревно, Подымете ль его»? «Ну что бревно», – сказали муравьи, «А ты попробуй раздави, Вот сила, прыть, Давай давить». Слон наступил, Давил, давил, И выбился из сил. «Нет не могу, Уж слишком тверд тот ствол». Башкой попробовал, И взвыл, как вол. Взялась за дело муравьев семья, Сто тысяч вгрызлись, Из бревна труха, Один наверх, Перед слоном стоял, Тихонько лапкою на бревнышко нажал, То враз рассыпалось, И пред слоном труха, Слон обалдел, А в голове балда. Потом видали этого слона, В психклинике – и это навсегда. Мораль обидна: был хороший слон, Но муравьями точно обведен, Не поддавайтесь тысячной толпе, И будете всегда на высоте.

 

20 лет во льдах

На севере, во льдах, Медведь на льдине жил, Не то чтоб лютовал, Но коллектив любил. Но этот коллектив, Чтоб сколотить, На это, ни один годок убить. Все вроде бы создал, И вроде все купил, Чтоб каждый коллектив – Так жил. И вот проходит год, Потом и два, Десяток проскочил, Пошла ботва. Еще пяток годков, Как не бывал, Пошел навар. Но кто-то отплывал, Другой нырял, С другой уж льдины, Рыбу добывал. Менялись и пингвины и тюлени, Одни работали, Другие только ели. Но лишь медведь, Меняя и любя, Ту льдину не терял, Все под себя. Мол, что не случиться, И чтоб не получилось, Чтоб не расплавилась, И чтоб не развалилась, И как не повернулась, жизнь потом, Он был готов, исправить, тот погром. И так, двадцатник, Все на этой льдине. А кто вокруг, до этого кружили, Все прибивались, К этой вот дружине. И так сложилось, Кто не ел остатки, И не играл с медведем в прятки, Сидит и до сих пор, На этой льдине, Не думая о бывшей половине. Мораль до ужаса проста: Уж если начал, пост, Не нарушай поста.

 

P. S. Конечно, счас народу не до басен, Я с этим совершенно не согласен.

 

Об авторе

ВАЛЕРИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ КУЗЬМИН

родился 24 февраля 1959 года в Ленинграде.

Автор стихов, басен, прозы.

Читайте мои стихи

..//

или ../

E-mail:

Содержание