Кто б рассмотрел под ссохшеюся кожей, Ту красоту, что много лет подряд, Я так люблю и как она похожа, На ту девчонку, что вела отряд. Тех очень, очень первых пионеров, В рубашках белых, в красных галстукАх, Улыбки в лицах тех пенсионеров, Не понимающих, зачем такой наряд. Как по Гороховой к Дворцовой, без оркестра, Под барабан и горн, все на парад, И там на площади, где очень много места, Их начинание вставало плотно вряд. Какие-то речевки и призывы, Махание рук с флажками в унисон, Я у колонны, под зонтом тоскливо, Смотрел на них и был так удивлен. Куда стремится это поколение, Сжигая все, что было до него, Стереть легко, создать надо терпение, А дотерпеть, как это нелегко. Я тихо подошел после парада, И пригласил в приличный ресторан, Девчушка испугалась и не странно, Я был тогда роскошнейший жиган. Но что-то по глазам вдруг прочитала, Дала согласие, к вечеру пришла, Весь вечер спорили, какое это счастье, Она меня, наверно, поняла. И до меня дошло, что привалило, Раз в жизни вдруг мне выпало зеро, Я руку предложил и все поплыло, Она сказала: «Да», – мне повезло. Я долго в ней ломал ее устои, На утро вдруг сказала: «Я твоя, Но галстук не отдам, меня устроит, Чтоб остальное только пополам. Вот эти пополам и делим дальше, Уж семьдесят восьмой как за горой, В Париже на Монмартре мы все чаще, Гуляем очень раннею весной. Она в каталке, ноги отказали, А я толкаю, в памяти храню, Тот вечер, когда вовремя удрали, И пережили эту кутерьму. Что эти годы прожили как боги, Хоть до сих пор висит в ее шкафу, Тот галстук красный, что так был по моде, И чуть не искромсал ее судьбу. Кто б рассмотрел под ссохшеюся кожей, Ту красоту, что мне дала судьба, Тогда я жизнь свою так приумножил, Спасибо галстук, «Будь готов! — Всегда!».