С Шэрон творилось что-то необъяснимое, она то опаздывала на работу, то вообще не появлялась. Это заставляло меня насторожиться о ее серьезных проблемах. Как только я решилась с ней поговорить, она сама вызвала меня к себе в кабинет.

– Здравствуйте, Шэрон, – тихо произнесла я.

– Заходи, Гризл… – спокойно сказала она.

Я села на стул и уставилась на нее осторожным взглядом, что, как мне кажется, со стороны смотрелось очень пристально… Трудно было сдерживать себя. В итоге, Шэрон первая начала разговор.

– Гризл, я уезжаю в Нью-Йорк. Точное количество дней, сколько я там пробуду, сказать не могу. Но не меньше двух, трех недель – это точно.

Я начала вспоминать все заказы или какие-нибудь предложения, но  ни одна мысль не приходила в голову, потому что ничего по работе в Нью-Йорке быть не могло.

– Шэрон, может быть, вы расскажете, что случилось…? Я вижу ваше странное состояние вот уже два месяца, и, честно признать, оно меня очень настораживает.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – начала отмахиваться она.

– Прекрасно понимаете. Вы… изменились! У вас уже нет на лице той  улыбки, того искреннего и доброго выражения лица. Одна только грусть и какое-то разочарование… Вы стали приходить на работу позже обычного, иногда даже вообще не появляетесь здесь. Что случилось? Расскажите мне…Вы как будто держите это в себе…

– Гризл, у меня все в порядке.

– Но…я не верю этому, – чуть слышно сказала я, смотря в ее невыносимо поблекшие глаза, которые излучали боль, тоску и тяжелейшие чувства. –  Вы думаете, я такая слепая? Ошибаетесь…

Она начала метаться, пытаясь сдержаться, чтобы не говорить.

– Расскажите… Поверьте, станет намного легче.

Шэрон мучительно вздохнула. Наступила тишина. Я терпеливо ждала, а у Шэрон в это время скорее всего творился внутри катарсис. Вдруг она совершенно спокойно начала говорить:

– Когда мне было 17 лет, я познакомилась с замечательным человеком. – Воспоминания заставили ее улыбнуться. – Мы с ним быстро нашли общий язык  и также быстро влюбились. Он сильно меня полюбил, а я тогда и не знала, что такое значит – это чувство. Мы просто жили вместе, а потом я родила от него ребенка. Признаюсь, я никогда не хотела детей, но появление на свет этого маленького чуда меня немного изменило. Я подчеркиваю: немного. – Она указала пальцем вверх, затем продолжила. – Я тогда работала в одной дизайнерской компании, и мне очень хотелось заполучить славу. Когда мне предложили высокую должность в Лондоне, я, не раздумывая, поехала. Мне было как-то все равно, что я отдаю свою семью на произвол судьбы. Главное же  быть знаменитой личностью, а остальное можно отложить на второй план. Я думала, что без меня хорошо справятся. Да, я дала себе слово, что буду звонить, буду помогать, если это потребуется… – Она отвела взгляд в сторону, видимо, чувствуя подступивший стыд. Потом снова посмотрела на меня, и рассказ полился из ее уст. –  Шли годы, я стала популярной женщиной. Первое время я звонила отцу сына, а потом жизнь так завертелась, что звонки стали реже, а потом вообще прекратились. Первые пятнадцать лет мне безумно нравилась моя деятельность! Меня все устраивало! Но потом… интерес ко всему начал угасать. Я стала уставать от бесконечных интервью, папарацци… Мне хотелось все бросить, но я быстро брала себя в руки, чтобы этого не допустить. Во мне, только спустя годы, наконец-то проснулась совесть! Я начала мучиться, думать о сыне, об его отце. Что с ними стало? Как они там без меня? Я стала понимать, от чего отказалась. Я только тогда окончательно поняла, что же такое – любовь. Когда все потеряла безвозвратно… Начала молиться за отца своего ребенка и за своего сына, чтобы все у них было хорошо, чтобы они были здоровы, состоялись в жизни и были счастливы. – После такого признания у нее подступил ком к горлу, и она с трудом его сглотнула. Шэрон сдерживала слезы, потому что это был еще не конец истории. Она перевела дух и продолжила. –  В 2004 году я все-таки решила уйти со своей должности, которая мне все больше и больше напоминала роковую ошибку в жизни  и создать свой, маленький бизнес. Я не могла предположить, что и с ним выйдет такая же ситуация!Ты и сама понимаешь. Благодаря твоему таланту, мы так поднялись наверх… Как говорится, чего  хочешь – получи, а самое главное и ценное – упусти. Главное я получила, но семью полностью потеряла. Боль, которая грызет мое сердце, каждый день усиливается и усиливается…Ты спросишь, неужели мне не хотелось найти сына, вернуться к нему? Конечно, я хотела, но имела ли  право… вот так вернуться? Предать сына и отца своего ребенка, они никогда мне этого не простят. Да и я…никогда себе не прощу. – Тут она посмотрела на меня глазами, полными какого-то огня, с долей надежды. – Знаешь, я всегда засматриваюсь в магазинах, торговых центрах или еще каких-нибудь людских местах на семьи с детьми!  Неважно, какое у них настроение, улыбаются они, смеются или наоборот хмурые –  они всегда ходят вместе, они всегда рядом друг с другом. И я отказалась от этого ради…работы! Но скорее всего я получила свое наказание. У меня больше никогда не было серьезных отношений, у меня нет настоящих друзей рядом, в этом плане я абсолютно одинока. У меня есть только работа, и есть вы – мои сотрудники. И я очень благодарна Богу за это!  – Вдруг Шэрон помедлила, видимо, готовясь сказать самое важное.Начала она тихим голосом. –  В тот день, я даже помню число, 17 марта, к нам должен был прийти новый клиент, но по телефону он почему-то предпочел, чтобы встретила его я, а не, собственно говоря, как положено, ты. Отказывать такому приятному голосу мне не хотелось, и я согласилась. Я стояла у стола секретаря и увидела, как к нам в агентство подходит молодой человек со светло-коричневыми волосами, высокого роста  и с прекрасным телосложением. Внутри что-то странно постукивало, но я не придала этому значения. Разговаривать с ним было очень даже приятно, я получала какое-то внутреннее удовольствие… Все изменилось, когда он произнес свое имя и фамилию: «Хайден Бартлет». Своему сыну, крохотному зайчику, я выбрала такое имя, а фамилия его отца – Бартлет. Как я должна отреагировать на такой факт? Как только я встала в ступор, вышла из своего кабинета ты и также странно среагировала на появление Хайдена. Конечно, мне было интересно узнать. А все так… странно. Оказалось, что он твой давний друг… До последнего я не верила, что это, возможно, и есть правда. Но мои сомнения подтвердились, когда на дне Рождении Бриджит  Хайден произнес имя своего отца – Саймон. Тогда я поняла, что Хайден – мой сын. Моя плоть и кровь. Мое сокровище… – У Шэрон потекла слеза, которая не удержалась. Она шмыгнула. – Гризл, я чудовище. Настоящее чу-до-ви-ще! Променять семью на карьеру… так может поступить только нехороший человек. Я лишила своего собственного сына материнской любви… Я не видела, как он пошел в школу, не видела его взросления, не была рядом в тяжелые моменты, не помогала в уроках, не знаю, кто была его первая любовь, я не присутствовала на его совершеннолетии. А ведь это мой сын… Я ничтожество. – Шэрон покачала головой, осознавая весь ужас своего поступка. – В какой-то степени  я даже рада, что жизнь сыграла со мной такую злую шутку! Я же как-то должна покаяться за свое отвратительное поведение. Поэтому  я еду в Нью-Йорк к Саймону. Для начала я хочу извиниться перед ним. Я не знаю, сколько это займет времени… Я понимаю, что мне по сути нет прощения, но я попытаю счастье. Не смотря на свою неуверенность и стыдливость, я должна извиниться. И перед Хайденом тоже…

Мне  очень хотелось заплакать от услышанной истории, но я не смогла. Только лишь огромный комок подкатил к горлу, который перекрывал дыхание. Наверное, впервые в жизни я стала свидетелем такого тяжелого откровения… Тем более, когда в одной из главных ролей – человек, который стал близким. Это Хайден, полностью изменивший жизнь, и чувства к которому перерастают с каждым днем все сильнее в нечто совсем противоположное, что было в школьные годы.

– Еще, да… – Будто опомнившись, сказала Шэрон. – Я знаю, что игровой фестиваль вы провели вместе. Я всегда посещаю такие мероприятия, потому что там – влюбленные пары, молодожены… Это напоминает мне о том, что когда-то и я была такой же молодой и влюбленной. Я  видела сцену, когда Крис ушел, оставив тебя одну. Хайдена я заметила в кафе. И тогда я подумала: «Я напишу его имя на листке бумаги и кину в коробку». Это было что-то вроде безумия… Я и не подумала бы, что ты действительно вытянешь именно эту бумажку. Так что, можешь называть это судьбой, случайностью. Как угодно.

Я немного онемела от такой истории, от всего сразу! Но как-никак пришлось прийти в себя, чтобы заговорить.

– Шэрон, вы правильно поступаете, что едете к дяде Саймону. Я горжусь, что вы сейчас решились на такой поступок, – сказала я, после того, как перевела дух.

– Гризл! Я всегда удивлялась тобой… Я только что тебе рассказала, что совершила огромную ошибку в своей жизни, а ты еще гордишься мною!

– Вы поняли, что неправильно поступили – это главное. Шэрон, я хочу, чтобы вы знали. Хайден – замечательный человек. Он вырос настоящим мужчиной, у него невероятно доброе сердце, он внимателен к  людям, понимающий, искренний человек!  Я понимаю, что вам, возможно, одновременно и радостно, и больно это слышать, потому что вы не были рядом с ним. Но знаете, что у него не отнять от вас? Это ваши гены. Когда-то дядя Саймон сказал мне, что мама Хайдена – очень креативная женщина, и любовь Хайдена к готовке явно перешла от вас. Поверьте, он взял от вас самое лучшее, Шэрон.

Она посмотрела меня заплаканными глазами, зашмыгала, а потом сказала, чуть ли не шепотом:

– Спасибо за эти слова, Гризли… – Потом подняла глаза и буквально загорелась. –  Я очень хочу спросить, Гризл… ты видела Саймона. Пожалуйста, скажи, как он?

– Да, я его видела, но только очень давно… Когда мне было 17 лет. Шэрон, он – потрясающий человек… Хайден сказал, что дела у него идут отлично, все так же занимается изобретением детских игрушек. Когда вы собираетесь сообщить об этой новости Хайдену? Просто он уезжает в Финляндию в начале июля… – неожиданно спросила я.

– Я успею. По крайней мере, намерена успеть! – сказала она с чувством уверенности.

Для меня это была резкая новость. Человек, с которым я проработала четыре года, которого я считала практически второй мамой, оказался на самом деле матерью моего лучшего друга… Как же действительно всё судьбоносно.

 Осуждать Шэрон сейчас по большей части глупо. Прошло столько лет… Да, она совершила на первый взгляд непоправимую и ужасную ошибку. И она поплатилась за это. Каждый человек имеет право хотя бы на прощение. То, что она решилась – это уже большой шаг.