Имея на руках все эти догадки, Михаил долго ничего не мог с ними сделать. Нужны были новые зацепки. Он терпеливо переносил шпионство жены, наркотические вакханалии шефа и другие мелкие неприятности, продолжая работать. Зацепка появилась во время одного из многочисленных и нудных заседаний по вопросу исключения нации Краснолицых из «Конгресса Наций», как это бессмысленное сборище с недавних пор называлось.
Заседания эти имели долгую историю и составляли порядка трети всех заседаний вообще. Начиналось каждый раз учреждением Комитета по каннибализму после того, как пропадал при неясных обстоятельствах очередной представитель Желтолицых, вышлюдей или пиратов (что случалось реже, поскольку пираты особо славились умением постоять за себя). Настолько неискореним был культ людоедства у Краснолицых и такое постоянство они проявили в похищениях и поедании людей, что любое исчезновение в других посольствах автоматически вызывало сбор Комитета по каннибализму. В этом деле работала презумпция виновности, и каждый раз Краснолицые должны были доказывать, что они никого не ели.
То памятное заседание, по делу об исчезновении работника доков Желтолицых, было, по сути предварительным, и вопрос об исключении (которое, как все всегда понимали, невозможно) в тот раз даже не должен был подниматься. Ничего нового Михаил услышать не ожидал и потому дремал с открытыми глазами. Он полагал, что все будет как обычно. Краснолицые сразу, как обычно, отметут предложение обыска посольства, поскольку территория посольства — суверенная территория нации. Потом они поупрямятся немного и, ближе к обеду, пообещают провести внутреннее расследование. Закрепив это обязательство в письменной форме, все разойдутся по близлежащим закусочным выпить пива и поесть жаренной на углях рыбы. Спустя несколько дней Краснолицые «обнаружат» останки трупа и предложат Желтолицым щедрое возмещение, на что те согласятся. По сути, речь будет идти, думал Михаил, о покупке задним числом рядового и малоценного гражданина у государства Желтолицых. Когда исчезал малопримечательный персонаж желтолицых, заседания долгими не были. Проблемы всегда возникали, если исчезал человек Конфедерации. Тогда речь шла о чем-то гораздо более серьезном, и Краснолицые отпирались изо всех сил. Если в конце всех заседаний принималась осуждающая резолюция, это означало очень простую вещь. Дипломатический работник Краснолицых сопоставимой значимости с жертвой будет в скором времени похищен агентами Конфедерации, подвергнут допросу с пытками и, по-видимому, пожизненному заключению в глубоких подвалах посольства. Требования же Краснолицых собрать комитет по пропаже без вести будет просто игнорироваться тремя другими сторонами.
Итак, Михаил дремал с открытыми глазами, ожидая обещания о внутреннем расследовании и обеда. Вдруг председательствующий пират, уже некоторое время изучавший содержимое папки, которую ему поднесли в разгар заседания, заявил: «У нас есть веские основания полагать, что представителям Желтолицей нации достоверно известно о непричастности представителей Краснолицей нации к исчезновению. Если они согласятся признать это и снять претензии сейчас, комиссия пиратов обязуется отказать представителям Краснолицей нации в рассмотрении их встречных претензий по данному делу». Михаил подобрался и сел ровнее, он заметил, что подобрались и сели ровнее и его соратники, а также краснолицые и желтолицые коллеги. Совершенно невозмутимы остались лишь пираты.
Повисло растерянное молчание, какого давно не случалось в Доме Собраний. «Мы не имеем ни малейшего представления о судьбе нашего сотрудника, — решился наконец помощник посла желтолицых Ксинку, которого некоторые в посольстве конфедерации считали тайным главой посольства. — Но в силу характера аналогичных прецедентов предполагаем участие представителей Краснолицей нации».
Председательствующий пират подал знак, стража у входа открыла двери, и в зал вошли двое рядовых работников Дома Собраний, неся кожаный тюк. Они замерли на полпути, неуверенно глядя на председательствующего пирата. Он сделал еле заметный кивок, они подошли ближе, бросили тюк на пол и отошли к дверям. Глухой звук удара не оставлял сомнений. Председательствующий пират в торжественной тишине обошел стол и отдернул полотнище. Михаил увидел одутловатое лицо с закрытыми глазами. Раскосость глаз сохранялась, но желто-коричневый цвет лица сошел. Кожа была почти такой же белой, как у вышлюдей.
«Признают ли представители Желтолицей нации в этом человеке пропавшего без вести?» — спросил председатель. «Да», — твердо сказал Ксинку. Михаил поразился его самообладанию. «Представители Желтолицей нации знали, что Краснолицые не причастны к пропаже, но созвали комиссию с целью оказывать на нашу нацию политическое давление!» — заявил представитель Краснолицых, он был вне себя от счастья. «Протестую! — сказал громко Ксинку и спокойно продолжил. — Очевидно, для Краснолицых была бы крайне выгодна такая ситуация, когда другие стороны по понятным причинам высказали подозрения об их участии в пропаже человека, а потом бы труп этого человека неожиданно нашелся, невредимый. Или внешне невредимый. Это поставило бы под сомнение адекватность созыва Комиссии по каннибализму в случае исчезновения другого человека в другой раз, и не только сотрудника нашего посольства». Лица пиратов оставались непроницаемы. «Помощник посла высказал сейчас оскорбительные для нас подозрения. В таком случае мы требуем назначить вскрытие, которое составит полный перечень внутренних органов и костей!» — заявил краснолицый. «Тот факт, что труп окажется в полной целости, — парировал Ксинку, — не сможет доказать отсутствия политического умысла у людей, похитивших, утопивших этого человека и поспособствовавших затем обнаружению его трупа, в том случае, — поспешил добавить он, останавливая восклицания Краснолицых поднятием руки, — в том случае, если имело место убийство» — «Я не думаю, уважаемый Ксинку, — вмешался председательствующий пират, — что рассуждения о злоумышленниках уместны, поскольку, судя по всему, смерть погибшего не была насильственной… — пират вновь открыл папку и стал читать вслух: — По показаниям Радагата Радагата, жителя острова, сегодня утром он не обнаружил на должном месте своей двухместной весельной лодки. По показаниям Бубы Страшного, капитана семнадцатого быстрохода Островного флота, он сегодня в 10–30, в секторе прибрежных вод вышлюдей заметил малую лодку, находящуюся в тридцати семи километрах от берега, и пошел на помощь, поскольку столь малые суда могут оказываться так глубоко в море только в чрезвычайных обстоятельствах. Когда он приблизился, лодка самопроизвольно перевернулась. Не найдя никого в лодке, несущей фамильную метку Радагатов, капитан передал на маяк световой сигнал „тонущие“. Собравшаяся поисковая бригада в 12–40 обнаружила еще не до конца остывший труп», — Михаил краем глаза отметил время на стенных часах, 14–10, и, в который раз, воскликнул про себя: «оперативные ребята, эти пираты». Председательствующий пират продолжал читать: «Лодка находилась в зоне, которую Конфедерация называет „морская струна“, то есть в пятикилометровом коридоре, по которому подходят к острову все суда Конфедерации. Зная особенности Желтолицей нации, столь же постоянные, сколь и особенности двух других, логично предположить, что целью погибшего было попасть на один из транспортников Конфедерации», — пират закончил читать. «Впрочем, — добавил он, подчеркивая нейтралитет пиратов, — никаких прямых доказательств последнего не существует». Ситуация для Желтолицых изменилась кардинально. Теперь появлялся риск, что будет созван Комитет по заражению и начнутся заседания по исключению Желтолицых. Работник доков не мог похитить лодку и заплыть в «морскую струну» по собственной инициативе. Такое мог осуществить только агент высочайшей подготовки по распоряжению сверху. Михаил посмотрел на своего начальника. Тот не показывал ни малейшего желания что-либо говорить. Краснолицые тоже выжидали, не спеша продолжать нападение. Пират-ведущий уже собирался продолжать, но неожиданно сказал свое слово желтолицый. Его речь была смелой, он ставил под сомнение непредвзятость самих пиратов. «У меня есть вопрос к уважаемым пиратам, — начал он. — Почему труп нашего человека, по вашим словам, утонувшего в открытом море, вы смогли найти за считанные часы? Я спрашиваю это вот по какой причине. С начала этого года утонуло в открытом море три ваших человека. И ни один из трупов не был найден, только сами лодки, и то спустя пять дней, а то и неделю. Почему те лодки не обнаруживались вашими быстроходами так же быстро? Значит ли это, что забота о чужих гражданах настолько преобладает в ваших интересах, что только ради них вы проводите оперативные поисковые работы? Или это означает, что вы знали, где в заданное время должна находиться лодка с нашим человеком? Я вполне могу допустить последний вариант, если исходить из предположения, что наш человек был похищен, посажен насильно в лодку и отправлен в заданную точку, чтобы там его… нашли…»
«Вот оно!» — воскликнул мысленно Михаил. Он приложил усилие, чтобы сдержать дрожь в руках. Желтолицый сделал акцент на том, что пираты не в состоянии найти своих погибших в море, но смогли быстро найти труп докера. Михаила же интересовало совсем другое: за год три пирата пропало без вести.
Лица пиратов оставались непроницаемы и теперь. «Вы знаете, — без промедления ответил председатель, — что мы не вступаем в сепаратные соглашения ни с одной нацией. Это противоречит Базовому дипломатическому протоколу и нашим интересам. Если вы имеете сомнения, вы можете подать запрос, и будет создан отдельный комитет по расследованию обстоятельств гибели вашего человека. И в рамках этого комитета мы предоставим для перекрестного допроса свидетелей — Радагата Радагата и Бубу Страшного, а также других, по вашему желанию». Ксинку не стал отвечать. Он, кажется, считал свои последние слова самодостаточными. «Стороны желают сказать что-нибудь перед обеденным перерывом?» — спросил председательствующий пират. Желающих не нашлось. Тогда сказал он сам: «Нам следует создать подкомитет по надзору за медицинским вскрытием трупа. Каждая национальная делегация должна выдвинуть одного представителя». По залу прошли тягостные вздохи. К счастью для Михаила, участь членства в новом подкомитете его миновала.
«Итак, подкомитет создан, его членов просьба остаться, — сказал председательствующий пират. — Остальные свободны. Все согласны с тем, чтобы продолжить встречу не в четыре, а в шесть часов пополудни, для того, чтобы отталкиваться от готового медицинского заключения?» Все были согласны, и стороны разошлись.
«Когда эти параноики на континенте узнают про желтолицего на струне, с ними случится истерика», — только и сказал начальник Михаила, когда делегация вышла из Дома Собраний. Для Михаила это означало следующее: при подготовке месячного отчета не следует акцентировать внимание на этом факте, чтобы не поднимать панику в центре.
Михаил пренебрег полноценным обедом. Он купил в ближайшей палатке шампур шашлыка и бутыль разбавленного сока. Жуя на ходу, он направился в Центральный Архив. Его интересовали данные о пропавших без вести пиратах за последние годы. Михаил мог бы запросить данные в Правительстве Острова, но это вызвало бы лишние подозрения. Он шел по коридору в нужный ему отдел Архива и неожиданно столкнулся с помощником посла Желтолицых. Ксинку поздоровался и, видя, что Михаил ест, достал из кармана слойку, откусил и стал тщательно жевать. «Пять в том году, — сказал без предисловий он. — До этого: четыре, шесть, пять, три, семь, пять, четыре, три, шесть. Каждый отплыл в море один и пропал без вести. Приятного аппетита», — он через силу откусил еще кусочек от слойки и, жуя, пошел дальше. Михаил испугался. Он никогда еще не былтак близко к сговору с высокопоставленным зарубежным дипломатом. Думая над случившимся, он понял, что во время собрания желтолицый лишь для вида акцентировал внимание на неспособности пиратов находить пропавших. Вся ситуация с пропажей желтолицего докера предстала вдруг в ином свете. А что если они специально утопили своего человека, чтобы проверить поисковые таланты пиратов? Потому и не удосужился Ксинку отвечать председателю пиратов в конце. Все что хотел, он сказал, а именно: «Мы подозреваем, что вы, пираты, каким-то образом покидаете остров, но до сих пор мы молчали».