Новый завод по выпуску лекарств в Горьком запустили. Из этого события сделали настоящий праздник с духовым оркестром, цветами, народным гулянием, кинооператорами и журналистами из центральных газет. И в самом деле, событие достойное. Теперь у проклятых буржуев не придется закупать дорогие медицинские препараты, тратить валюту. И ни один шпион не пронюхает, что в секретных цехах производится «Живая вода». Даже сами работники цехов не догадывались, что они выпускают на самом деле. Да и во всей приходно – расходной документации обозначались самые безобидные ингредиенты. Попади в руки разведчику все эти бумаги, ничего они не раскроют. Точно такие же исходные материалы используются во всех странах мира. Подумаешь, тайна – «зеленка», физиологический раствор, глюкоза в жидком виде. Гениальный русский химик Дмитрий Иванович Менделеев именно на основании подобной документации раскрыл секрет изготовления французами бездымного пороха. Подсуетились русские разведчики, стащили на грузовой железнодорожной станции несколько накладных с названием груза. И все – не стало больше у французов тщательного охраняемого секрета. Карповский принял самое активное участие в пуске фабрики. Весь управленческий аппарат секретных цехов состоял из сотрудников его лаборатории. Пора молодежи расти над собой, делать карьеру, двигать вперед производство и науку. Особых сложностей не было. Все таки, технологию в совершенстве отработали на опытном производстве. Правда, первую пробную партию Сергей Николаевич забраковал, скорей всего, перестраховался. Сто литров препарата вначале хотели просто слить в канализацию. К счастью, во время вмешался Кураков. Теперь он был майором и уже полностью отвечал за всю сложную структуру от производства, до поставок препарата в учебные лагеря. А режим секретности по приказу Берии присвоили самый высокий. Карповский согласился с его доводами. В канализации всякой живности больше, чем достаточно. Еще не хватало получить поколения крыс с высоким уровнем интеллекта. Тогда эти серые хищники всем покажут, кто в подвале настоящий хозяин.

С пуском фабрики Карповский был уверен, что жесткие планы о полной переподготовке армии можно даже перевыполнить. Теперь можно было не торопясь подумать о создании целой серии лекарств на основе «Живой воды». Первые опыты с лабораторными мышами показывали устойчивые результаты. Через год можно приступить к клиническим испытаниям. А производить можно здесь, в родном городе. Да и гостил академик у своего брата Николая, который трудился на Горьковском автомобильном заводе в отделе главного конструктора.

Пользуясь свободным временем, бродил по любимому городу. По старинной Покровке, которая помнит следы славных героев Минина и Пожарского.

Рассматривал, словно в первый раз высокие стены Нижегородского Кремля.

Любовался с откоса замерзшей Волгой. Да и на кладбище к родителям непременно надо зайти. Для русского человека любовь к отеческим гробам это самое святое. Нельзя это высокое чувство путать с высосанной из пальца ностальгией уехавших за колбасой в семидесятых и восьмидесятых годах двадцатого века «эмиграционной» прослойкой. Эта порода людей столетиями перекатываются из одной страны в другую. Точно также и лобковые вши перескакивают во время интима с одного обглоданного тела на более свежее. Пользуясь возможностью, ученый решил заехать к бывшему лагерному приятелю, который после недавнего освобождения обосновался в селе Работки.

– А-а, это ты к старцу Леониду собрался? Хорошо помню. Интересная личность. Давай я тебе машину закажу в областном управлении с водителем, – сказал Кураков, без согласования с которым академик не имел права совершать поездки. Все таки, по прежнему он охраняемая личность, как и на Соловках, но только без колючки и часовых на вышках.

– Я лучше с Володей. С ним надежнее.

Работки широко раскинулись по правому высокому берегу Волги. Дома начинались от самого низа, и тянулись по самым кручам с длинными деревянными лестницами. В давние времена местные мастера в ближнем затоне собирали суда для перевозки грузов. Старики даже присказку помнили с тех времен – кто в Работках не бывал, тот матушки – Волги не видал. Словоохотливые потомки корабелов показали, как лучше проехать к «блаженному», ставшим местной знаменитостью. Бывший лагерник жил на краю села в небольшом домике над самым откосом. Вид отсюда на Волгу и окрестности был изумительным. Похоже, старец Леонид предчувствовал, что к нему заедет бывший «собарачник».

– Заходи мил человек. Рад тебя видеть Сережа, – еще крепкий, с белой длинной бородой Леонид, словно сошедший с картины Васнецова немного постаревший Добрыня Никитич, обнял приятеля.

– Я здесь гостинец привез, – Карповский с Володей с большими кульками зашли в дом.

– Чай и я не нищий,- усмехнулся Леонид и кивнул на стол с пузатым, внушительно гудящим самоваром. – Это сестрица моя младшая, Татьяна, – представил он высокую статную женщину, – живет через два дома от меня.

Без нее я, братец мой, как без рук. Сгинул бы после освобождения.

– Да, что ты говоришь – то, Леня. Это мы бы без тебя пропали, – отмахнулась женщина. Пока Татьяна собирала на стол, Сергей Николаевич осмотрел убранство. Скромненько, чистенько. В уголке, как и положено, светился огонек лампады перед старинными иконами. На стене несколько дореволюционных литографий с видами Саровского мужского монастыря, Дивеевской и Понятаевской женской обителей. Татьяна быстро собрала на стол, поставила бутылку вина. Только Володя отказался от рюмочки, все – таки служба.

– Ну, за встречу на свободе, – произнес традиционный тост хозяин. Хоть и еда была самая, что ни на есть простая, а вкусная.

– Спасибо, хозяюшка. Рука у вас легкая, – улыбнулся водитель, – сразу маму свою вспомнил.

Леонид прикрыл глаза, и прислушался. – Через минуту к нам еще один гость пожалует. Участковый. Проверять будет, что за люди на машине приехали.

– Ну, насчет этого не беспокойтесь, Леонид Иванович, – усмехнулся Володя, – документы у нас нужные. Пожалуй, пойду, прогуляюсь. Воздухом подышу. Места здесь красивые. Давно мечтал на Волге побывать. Все недосуг было.

– Спасибо Володь, – Карповский, понял, что телохранитель дает возможность остаться один на один.

– Если что, я поблизости буду. Шумните, в случае чего.

Татьяна быстро убрала пустую посуду со стола. Приготовила чашки под чай и тоже тихо ушла.

– Вижу, Сережа, сомнения тебя мучают.

– Не то слово,- вздохнул ученый, – всю жизнь хотел людям помогать, от страшных болезней избавлять. А получается, своими открытиями зло увеличиваю. Вот солдат по моим рецептам готовят. А война, батюшка, страшное дело. Сколько я в госпиталях на раненых, да увечных насмотрелся. Обрубки тел. Теперь благодаря мне их больше станет.

– Ну – ну, муки совести интеллигенствующего «толстовца», – покачал головой Леонид, – а себя, стало быть, ты уже главным виновником считать начал? Прислужником лукавого? Исчадьем ада?

– Получается, что так…

– Вот сидишь ты, Сережа дома с семьей. Чай пьете, как мы сейчас с тобой.

Хорошо вам, тепло, уютно за самоваром. А здесь врываются в твой дом грабители и убийцы с наганами в руках и обрезами. Ты их проповедями станешь останавливать? Когда они в твоих сынов стрелять станут и пытать.

Начнешь про заповедь «не убий» кричать? А дочку красавицу непорочную, с женой насиловать примутся на твоих глазах, на коленях ползать пред насильниками? Умолять о пощаде? Я тебя Сережа, первым прокляну, если ты не возьмешь пистолет, и не начнешь убивать этих врагов. Прокляну. А знаешь за что? За то, что ты «душу свою за други своя» не положил. Греха не принял. Страдания не взял. Себя на проклятье за близких твоих не выставил. В «толстовство» решил поиграть? Злу насилием не отвечать? Ну – ну. Только вот одного уразуметь не можешь, когда тебя по одной щеке ударили, не дай по второй стукнуть. А для этого совсем не обязательно в ответ человека ударившего колотить и убивать. Но в чувство надо привести. Когда словом Божьим, увещеванием, а когда и скрутить надобно, как цуцика. В этом мире, Сережа, наряду с такими Божьими законами, как милосердие, сострадание, справедливость, любовь и другой имеется. Закон силы. Силы справедливости, силы совести, силы добра. А без этой силы все твои мысли и желания, пусть самые светлые – гроша ломанного не стоят.

Неужели забыл, что этот мир под началом тьмы находится? Ей, что бы противостоять, и требуется человеку эта самая сила веры.

– Батюшка, но ты же сам говорил сколько раз, что самый страшный грех убийство! – Повысил голос Карповский.

– Проповедовал, проповедую, и буду проповедовать про это,- спокойно ответил Леонид, – убийство самый страшный грех, который только можно представить. А еще страшнее гордыня. Но еще более страшный грех, когда добропорядочного человека люди своим нападением вынуждают взять оружие и защищаться от нападения. От зла сатанинского. Мы с тобой пришли в мир, где действуют законы, далеко не Божьи, даже не человечьи. И это все принадлежит силам тьмы. Они с каждым столетием, с каждым годом продолжают добивать островки духовности. А их надо защищать, эти даже самые слабые искорки света. Словом Божьим, молитвой, постом, покаянием.

А когда придется, то и оружием. Иначе погибель всему роду придет. Все в прах превратится. Или ты думаешь, что Господь наш Вседержитель не разберется в поступках человеческих? Не отделит злой умысел от вынужденной защиты? Не отличит искреннее покаяние за содеянное от злобы и изврата? Нет такого греха, которое бы вмиг не смыл Творец. А наказанье за любое убийство будет. И тому, кто с оружием напал, и тому, кто в ответ стрелять начал. Но только вот степень разная для защитника и бандита. Я же хорошо знаю, как отвлеченно любят рассуждать на эту тему интеллигенты отечественные. У них всегда во всем Россия виновата. Да – да, виновата. А того не понимают, что с чужого голоса поют. В подпевалах у лукавого служат. В отродье записались. То, есть от РОДа великого добровольно отказались, отреклись. Того понять не могут, как Родину нашу зовут. Святой Русью. Ты сам посмотри, из десятилетия в десятилетия на нас со всех сторон нападают. Кого только не было! Ты не задумывался почему? Про недра богатые это тоже верно. А невдомек им, что зависть их лютая толкает на уничтожение. Подумай, если бы наши предки себя жалели, и на поля брани не выходили, то разве могла бы наша страна раскинуться от моря до моря? Не могут понять люди, что первопроходцев не столько жажда наживы вела в просторы Сибирские да Аляскинские, а воля Божья.

Господь нам эту землю вручил. Не мы сами, своим скудоумием державу расширили. А Бог дал. Видать, для своих целей. Проявим свою волю, так никто у нас нашу Святую Русь не отнимет. Какие бы силы на нас не шли. А сгнием душевно, то не только державу потеряем, но и себя, детей своих и внуков. В истории и следа малого про Русь не сохранится. Силы тьмы до последней запятой, всякое упоминание про народ русский выскоблят.

– Интересно, а чему они могут завидовать? Нашим раскисшим от дождей дорогам. – Изумился академик, – вот про это я уж никогда не думал.

– Подсознательно они нам завидуют. За души наши. Они ведь всем нутром своим извращенным чувствуют, что только наш народ Господь выбрал для духовного подвига, для преображения. С самого сотворения нашего. С первого часа проявления Святой Руси. И с того дня их злоба лютая мучает.

Зависть такая, что нам и не снилась. А отсюда и ложь про нас, наветы, обман. Для них вместо иконы – унитаз превыше всего. По сортирам цивилизованность определяют, а не по глубине веры. А если ты, друг мой ситный, проявление Божие на Земле – Русь Святую сохранить не готов, даже ценой собственной души, то какая цена тебе в базарный день? Ты сам посмотри, ведь только у нашего народа Святой Огонь на Пасху снисходит.

Больше ни у одной нации нет такого. А Крещенье возьми, опять же ни у одного народа нет, чтобы в этот день вода Святой по Вере становилась. А у них и близко подобного нет. Вспомни, как во времена оны, выгнали приверженцы армянской церкви дубинками на Святую Пасху православных из храма. Дескать, сами будем получать Благодатный огонь. Молились, молились, а схождения огня и нет. А вот изгнанные из собора истинно верующие попросили у Бога чуда. Ударила в колонну молния, и сошел Благодатный Огонь. Не задумывался, почему в мире больше ни в одной конфессии такого не бывает? А ведь они тоже молятся, господа просят.

Посмотришь на некоторых, с библией под подушкой спать ложатся. Да только вот вода от этого святой не становится. Пусть даже через слово молитву читать начнут. Вот и бесятся они. Не дал им Творец такого дара – проявлять в нашем материальном мире Чудо Божье. Не дал. Вспомни нашего приятеля лагерного Иванцова: один раз – непроявленная закономерность, два – проявленная, а три – статистика. А твои сомнения мне понятны.

Ответственность свою понимаешь. Это очень хорошо. А ты не мучайся.

Богородица заступница через тебя нам шанс на спасение Руси Святой дала.

Иначе, не сдюжить нам. Сам прекрасно видишь, как черта кровавая приближается. И как бы мы не хотели, а ее не избежать. Помощь Божья это хорошо. Да вот проявить ее мы своими руками и поступками здесь должны.

Наступило время воинов и витязей. Если мы не сохраним державу для детей и внуков наших, для чего тогда жить?

– У немцев тоже про любовь к фатерлянду говорят. Ради нее всех положат.

– А ты не путай человеческую дурь с Божьим проявлением,- усмехнулся Леонид, – разве не видно, что государство германское, да и все другие страны уже давно тьма в полон взяла. Извратила все понятия и представления о добре и зле. Душу у них вытравила. И теперь они не то, что верою своей Божий Огонь на Пасху не вызовут, а молитву искреннюю не сотворят. Не доходят призывы до Господа. Силы в них нет. Одна мертвечина осталась. А вот у народа русского все это есть. Сила душевная, вера чистая. Да у нас самый последний пьянчужка, ежели с верой к Господу обратится, быстрее до него достучится, чем они. Чистенькие, сытенькие и гладенькие. Вот и злобой любой исходят они. Раньше – то держава Святой Руси намного больше была даже императорской империи. Да за тысячелетия отодвигают полчища вражеские нас от прежних рубежей. Мы то себя забываем, а не то, что державу прежнюю.

– Да понимаю я это. Но неужели только через войну доказывать приходится?

– Опустил голову Сергей Николаевич.

– Вот Паша Флоренский через силу духа проявился. Ему ведь по просьбе многих известных людей освобождение давали. Помнишь? А он отказался. Не могу, говорил он, своих товарищей по несчастью оставить. И пошел вместе со всеми добровольно на расстрел. И солдатиков, что их убивали, не проклял. Простил. Ибо не по злобе своей это они делали. По принуждению.

Спас их от ада мучительного. Я вот порой думаю, а смог бы я так поступить, как Паша? А он всегда говорил, если где и принимать смертушку, то в Божьей стороне. Сам знаешь, Соловки – то, Богом помечены, в скрижалях Всевышнего огненными письменами несмываемыми выбиты. В том краю, даже самому последнему грешнику за малую просьбу такие грехи отпускаются! Вот и нам с тобой Сережа сподобилось там побывать. Не важно, каким образом. По своему помыслу или в кандалах каленых. Но и мы прикоснулись к Святому Духу. А Возьми поэта Николая Гумилева. Хорошо, что читал его стихи. Ведь тоже мог спастись. Оговорил бы кого из знакомых, и жил, как остальные. А через офицерскую честь переступать не захотел. Мне чекист, который его расстреливал, исповедовался. Рука не поднималась в него стрелять, рассказывал, в безвинного. А тот улыбается у края могилы и говорит, не сержусь на тебя, братец, что ты меня в распыл пускаешь. Господь с тобой, а честь со мной.

И могилы этих достойных людей, а также многих других, память их, также придется защищать от тех же врагов. Им того, что нам дорого и свято, и даром не надо. А поступки достойные, что мы в жизни совершаем, никуда не деваются. Копятся. А потом через нас же превращаются в материализованную силу. Ты Сережа, больше всего опасаешься того, что русские воины, при помощи твоего открытия, начнут зло безмерное проявлять. Неужели ты думаешь, что они зло от добра, свет от тьмы не смогут отличить?

Думаешь, глупее тебя, академика, окажутся? И прочих рафинированных интеллигентов пустобрехов? Они даже в армию бояться идти. Тяготы на себя не берут. Отбрехиваются. Война страшное дело. Это правильно сказал.

Только не мы ее развязали. Первыми ангелы падшие на брань против Бога поднялись. А на земле по нашему скудоумию и усилий для этого много не надо тратить. Иной человек страшнее зверя дикого. Только тебе одно не ведомо, на нашей матушке Земле много иных народов с чужих миров обитается. Переселили их к нам сюда силы враждебные. А ты, небось, думаешь, что и расы разные сами собой случились? Какими были в своих мирах, такими и здесь стали. С виду, конечно, все схожи. Две руки, две ноги. Голова имеется. Только вот души у них иные. Не такие как у нас.

Чужие души. И злобу лютую, в себе несут. Для них любое русское слово ненависть вызывает. Не для них наш мир был создан. Хочешь, быль одну расскажу? Пришел к старцу монах один. Дескать, открой мне батюшка око духовное. Хочу, говорит монах, суть вещей видеть, людские души разуметь.

Посмотрел старец, вздохнул. Не открою братец, тебе духовное зрение – вмиг рассудка лишишься. Это почему? – удивился монах. А когда ты своими духовными очами увидишь, сколь много по Земле ходит в обличье человеческом нелюдей, тварей чудовищных, то вмиг с ума сойдешь. Ибо мука большая на этих существ смотреть, на поступки и дела их мерзкие.

– Были такие мысли батюшка, – склонил голову Карповский,- не скрою. Ты духовным зрением своим верно все узрел.

– Эка, хватил, духовидец! – рассмеялся Леонид, – от тебя ученого такое странно слышать. Делай свое дело смело. Скоро сам увидишь все ответы.

Бог тебе в помощь, Сережа.

– Вот ты, батюшка, всегда говоришь. Вера превыше всего. А сколько тысячелетий на земле человек живет, а каждый по своему верит. А порой, какой нибудь атеист, чище самого воцерковленного человека будет.

– Да сколько угодно таких примеров можно привести, – согласился Леонид, – на земле нет такого человека, что бы ни во что не верил. Правда, одни в момону уверовали, другие в страсти телесные. Все правильно. Ты, братец мой, небось, думаешь, что Вера понятие сложное? Да, нет, проще – то некуда! Есть Бог, Творец наш, Создатель. Свет от него несказанный идет.

Он нам законы дал. Бери, исполняй и спасешься. А Лукавый тоже законы свои раскинул. А ты выбирай, на чью сторону встать. Вон в физике, как все ясно объяснено. Есть плюс, есть минус. Есть свет, есть тьма. Куда яснее – то?

– Так и оттенки есть, батюшка. Мир – то сложнее устроен!

– Верно говоришь, Сережа. Божий мир очень сложно устроен. Да только вот, когда у человека духовное зрение нераскрыто, он его и не узреет. А вместо того, чтобы душу развивать, станет иллюзии создавать насчет тонкого мира, который он не видит, не понимает, не чувствует. Поэтому тот человек, который внутри себя не определился, то и начинает по поводу оттенков рассуждать. А какой оттенок может быть при смешении белого и черного? Да, только один и есть – серый. А он, пожалуй, похуже черного цвета будет. Коль душа такого цвета, то и жизнь у человека будет только телесная, а не духовная. Ну, и поступки, соответственно – скотские.

– Поговорил с тобой батюшка, и гора с плеч упала. Я признаться, в последнее время и места себе не находил.

– Ты, меня неразумного прости, ежели грубо сказал, – улыбнулся Леонид, – неси свою ношу достойно. Господь не оставит тебя. Не важно, братец, в какое время ты живешь, а важно, как поступаешь. И на войне можно святым остаться, и в мирной жизни мразью последней быть.