Во вторник утром майор Ефремов опоздал на совещание, чего с ним обычно не случалось.

— Был у начальника, — хмуро сообщил он. — А он только что вернулся от Самого. Сказать, что там, — начальник ткнул указательным пальцем в потолок, — недовольны нашей работой, это ничего не сказать. И не надейтесь на строгачи, товарищи, в случае чего, строгачами вы не отделаетесь. Самые везучие пойдут в управдомы, а те, кому повезет меньше, пойдут под суд. Не Дуньку Хренову ловим, сами понимаете.

— За что нас-то под суд? — Семенцов вздохнул так горько, словно по бокам от него стояли конвоиры. — Ловля вражеских агентов — не наша сфера…

Данилов удивленно посмотрел на Алтунина и повертел указательным пальцем возле виска — совсем, мол, сбрендил Гриша.

— Зато ловля бандитов — наша сфера! — жестко сказал, как отрезал, начальник и добавил после небольшой паузы: — Всем достанется на орехи, товарищи. Позвольте на этой торжественной ноте закончить лирическую часть и перейти к работе. Давайте подведем итоги…

Итоги были настолько неутешительными, что их и итогами считать не стоило. Единственный шаг вперед это установление причастности Половника к убийству дантиста Шехтмана. Вдова и дочь убитого, уже свыкшиеся со своим горем, опознали серьги и жемчужные бусы, которых не было в списке похищенных драгоценностей. На вопрос Алтунина: «Почему не было? Забыли?», вдова ответила: «Да, забыла. Это же такая безделица…» Ничего себе безделица! Жемчуг натуральный, морской, крупный, шестьдесят две бусины! Мысли свои Алтунин оставил при себе, кому что безделица — это дело ребят из БХСС. Каждый должен заниматься своим делом.

Установление причастности Половника к убийству дантиста Шехтмана — актив, как выражаются бухгалтеры. Пассив — три человеческие жизни, Будницкая и два сотрудника, старший лейтенант Великодный и лейтенант Старых. «Не иначе, как Будницкая занервничала, открывая дверь, вот Половник и догадался о засаде, — думал Алтунин. — Ребята маху дали, надо было им выходить к двери вместе с ней, а не ждать на кухне. Эх… Да что теперь говорить, задним умом все мы крепче крепкого…»

Еще пассив — ни в Марьиной Роще, в которой так долго и тщательно искали, ни по адресам «Ар… и так далее, дом три, квартира пять» в Москве и ближнем Подмосковье так ничего и никого не нашли. Ничего, в смысле, номер газеты «Правда» за тринадцатое июня нигде не пропадал. С автобазой в Арбузовском переулке тоже вышла пустышка. В понедельник утром в МУР позвонила директорская секретарша Прасковья Васильевна и сообщила, что «Правду» от тринадцатого июня взяла секретарь комитета комсомола Демидова.

— Вы понимаете, она заходила, когда меня не было, — смущенно бубнила в трубку Прасковья Васильевна, хотя бы приблизительно представлявшая, сколько хлопот доставила втихаря взятая газета сотрудникам МУРа. — Там была статья про водителей Ладоги, а Валентина как раз готовит доклад по этой теме. Я ее так ругала, так ругала… Вы даже представить себе не можете, как я ее ругала… Как можно брать без спроса и забывать вернуть? Теперь я подшиваю все газеты сразу же, как только Евгений Владимирович прочтет, так и подшиваю…

За газетой съездил Семенцов. Привез номер от тринадцатого июня, на котором была карандашная пометка «АР 3/5». Только карандаш побледнее, буквы немного мельче, и если рядом положить обе газеты да приглядеться, то заметно, что написаны они разной рукой. И между буквами и цифрами на газете с автобазы был небольшой промежуток, а на той, которую бандиты оставили в машине, цифры шли сразу за буквами.

— Надо было не розыски устраивать, а тащить почтальона, который руку свою собственную узнать не может, в МУРе и вызывать почерковеда для срочной экспертизы, — укорил Алтунина майор Гришин.

— А то я не знаю наших экспертов! — резонно возразил Алтунин. — Они по четырем буквам ничего определенного не скажут. Им несколько строчек подавай, на меньшее они не согласны. Ну, притащил бы, ну вызвал бы, ну получил бы заключение, в котором «возможно» на «вероятно» сидело бы и «можно предположить» погоняло бы. И что бы я делал с таким заключением? Подтерся бы и побежал газетку искать.

Гришин вынужден был согласиться, что Алтунин прав.

Фотографию Половинкина разослали по всем райотделам, раздали орудовцам, Управление НКГБ распространило ее среди своих сотрудников… Но возлагать много надежд на то, что Половника узнают на улице, не стоило. Во-первых, фотография была старой, еще довоенной. Во-вторых, внешность изменить до неузнаваемости не трудно — челочку на лоб или, наоборот, побрить голову, усы отпустить, щуриться или, скажем, нижнюю губу выпячивать. Ухищрений столько, что их все сразу и не перечислить… А можно просто отпустить щетину, выпачкать лицо и руки машинным маслом, плеснуть на спецовку пять граммов бензина вместо одеколона, чтобы пахло, и ходить так. Никто не узнает в работяге, идущем на работу или возвращающемся домой, личность, объявленную в розыск. По работе в СМЕРШ Алтунин знал, что внимание привлекают хорошо и опрятно одетые люди, офицеры в высоких чинах и красивые женщины… На бойца в застиранной гимнастерке или на какую-нибудь замарашку с грязным узлом в руках мало кто обращает внимание. На том враг и строит психологический расчет.

Исчезнувшего майора Джилавяна так и не нашли. Ни концов, ни следов. «Ни тела, ни дела, а одна головная боль», как говорит начальник отдела.

Как ни крути, а получалось так, что газета оставалась единственной ниточкой, ведущей к диверсантам. Семенцов, правда, высказал предположение, что бандиты-диверсанты могли оставить газету в машине намеренно, дескать, Половник или кто-то из его сообщников мог купить «Правду» в киоске, сделать на ней пометку карандашом и оставить, чтобы запутать след, направить розыск по ложному пути. Ну, Семенцов он на то и Семенцов, чтобы пороть всякую чушь. Бандиты не могли знать, что им прострелят колесо, а брошенную где-то в городе машину милиция могла бы и не связать с нападением на экспедиторов Геокомитета. Искали бы угонщика. И никогда бы не стал Половник оставлять отпечатки своих пальцев на газете, предназначавшейся сыщикам. Не мальчик, матерый бандит, да еще и особой абверовской выучки. Нет, газета настоящая, настоящий след, не ложный. Только как его взять?

— Я отлучусь на полчасика, Алексей Дмитриевич? — спросил Алтунин после того, как совещание закончилось.

— Куда? — поинтересовался начальник отдела.

Полчасика — странный временной промежуток.

Для какого-то дела мало, для того чтобы сходить в НТО — много.

— Хочется на бульваре с книжкой посидеть, подумать, — честно признался Алтунин. — В отделе не думается, мешают.

— Ты, Алтунин, совсем заработался, — на осунувшемся от усталости лице начальника промелькнуло сочувствие. — Я бы тоже посидел на бульваре с книжкой… Какая книжка-то хоть, интересная?

— Телефонный справочник, — ответил Алтунин. — Не дает мне этот проклятый адрес на газете покоя, Алексей Дмитриевич…

— Полчаса — разрешаю, — коротко сказал начальник и уткнулся в разложенные на его столе бумаги…

По утреннему времени бульвар был малолюдным, свободных скамеек — хоть отбавляй. Алтунин облюбовал одну из них, сел, сделал несколько глубоких вдохов, порадовался жизни, которая при всех своих сложностях дело хорошее, и начал думать. Растрепанный телефонный справочник до поры до времени положил рядом на скамейку.

Газету выписывают армяне из дома 3/5? Что это за почтальон такой, который идентифицирует жильцов на своем участке подобным образом? Бред…

Газету выписывают какие-нибудь Архиповы или Арбузовы из дома 3/5? Ну, это в какой-то маленькой деревушке почтальон может знать всех по фамилиям… В Москве подобное невозможно. Адрес это, адрес! Только какой?

Надпись на газете намертво отпечаталась в памяти. «А»? Это точное «а», без вопросов, «р» — тоже без вопросов. Арбуз, Аргумент, Ариадна… Чушь! Тройка, конечно, похожа на восьмерку, но… Но если это не тройка, а буква «з»?! А черточка — дробь это вместо значка номера? АРЗ номер пять?

АРЗ?

«РЗ» — это «ремонтный завод», ничего другого на ум не приходит. «А» — «автомобильный» или «авиационный». «Авиационный»? Скорее всего «автомобильный». Их в Москве несколько, и в Люберцах тоже есть, перед самой войной открыли. А пятый — это как раз в Марьиной Роще, в каком-то там проезде, в шестом или в восьмом…

— Марьина Роща? — вслух спросил самого себя Алтунин. — Это же замечательно!

Проходивший мимо седой как лунь старик с массивной тростью в правой руке, посмотрел на него с недоумением, но Алтунину было не до старика и вообще не до прохожих. Он схватил справочник, раскрыл его, лихорадочно перелистал, нашел нужную строчку на нужной странице и коротко подытожил:

— В цвет!

Начальник отдела алтунинского энтузиазма не разделил. Выслушал, помолчал, обдумывая, и сказал:

— Наведайся осторожно под видом пожарного инспектора, посмотри, что и как, а там решим…

Удостоверение инспектора группы профилактики Отдела пожарной охраны НКВД было у каждого оперативника МУРа. Для конспирации. Очень удобное удостоверение, с которым можно приходить куда угодно и совать нос во все места, не вызывая никаких подозрений. Ну, разве что руководителя учреждения или домоуправа штрафом напугать. У запасливого Алтунина на всякий случай имелось еще несколько удостоверений — санитарного инспектора, инструктора горкома комсомола, инспектора городского комитета Осоавиахима. Никогда не знаешь, в какой роли удобнее будет выступить. Но на авторемонтный завод лучше всего прийти в качестве пожарного инспектора, этакого дотошного, любопытного, недалекого говоруна. Пожарный инспектор на заводе может спокойно соваться в любое помещение, в любой уголок, в любой подвал и никто ничто не заподозрит. Главное, чтобы все вокруг понимали, что перед ними пожарный инспектор…

Директор завода сплавил Алтунина своему заместителю. Даже принять не соизволил, бюрократ хренов, но Алтунин был не в претензии. Пока хмурая секретарша из приемной (была она одна на двоих — на директора и на его заместителя) ходила к директору, Алтунин взял с ее стола свежий номер «Правды» и увидел на нем знакомую, хорошо запомнившуюся надпись карандашом. «Запахло паленым», — подумал он, возвращая газету на место и радуясь своей догадливости. Радовался, впрочем, не особенно, потому что надо было найти диверсантов, а не газету.

Заместитель тоже не пожелал возиться с такой мелкой сошкой, как инспектор из пожарной охраны, и отправил Алтунина к главному инженеру. Главного инженера на месте не оказалось, он уехал в трест добывать какие-то дефицитные запчасти. Тогда секретарша привела Алтунина в крошечный кабинет завхоза. Завхоз, занятый какими-то очень важными делами, передал Алтунина к главному энергетику — отвел, познакомил и сказал сакраментальное: «Пожары, это по вашей энергетической части, Иван Семеныч». Главному энергетику Ивану Семеновичу то ли деваться было некуда, то ли делать нечего, но он не стал отфутболивать Алтунина дальше, а повел его по территории. Алтунин сразу же завел разговор о футболе, Иван Семенович оживился и сказал, что болеет за «Спартак», Алтунин ответил, что хоть ему, как человеку из пожарной охраны, а, стало быть, из системы НКВД, ближе и роднее «Динамо», но «Спартак» он уважает как крепкую, основательную команду и что в прошлом году только придирки судей помешали «Спартаку» выйти в финал розыгрыша Кубка СССР. Иван Семенович просиял и пригласил в обед отметить знакомство «чем бог послал». Алтунин приглашение принял, но с оговоркой: «Делу — время, потехе — час».

— Сначала территорию обойдем, — сказал он и доверительно понизил голос до шепота, хотя шли они по двору и рядом никого не было, кроме какой-то любопытной дворняги. — Готовится городская проверка, если после меня найдут чего, то мне — хана.

Угрызений совести по поводу своего вранья Алтунин не испытывал. Ничего страшного, если в ожидании мнимой проверки руководство завода приберет территорию и помещения — избавится от залежей сломанной тары, расчистит проходы между корпусами, обеспечит цеха баграми, лопатами и ящиками с песком. Пугать проверками только во благо. А то вон в кузовном цеху целую гору промасленной ветоши в углу набросали, осталось только бычок кинуть, чтобы загорелось.

За кузовной цех Алтунин отчитал Ивана Семеновича как следует, хотя тот был ни при чем, уборка территории в обязанности главного энергетика не входит. Но раз уж назвался груздем, то есть если сопровождаешь инспектора по территории в качестве представителя администрации, то изволь выслушать замечания и по назначению передать.

— Вот еще что-то — и будет вам акт со штрафами! — пригрозил Алтунин и перешел к делу, ради которого он и явился. — Я еще в кадры схожу непременно, инструктаж проверю. И если хоть один человек работает без инструктажа, то не обессудьте тогда.

— В кадрах у нас — полный ажур! — уверенно ответил Иван Семенович.

— Ой ли? — с прищуром бывалого человека, усомнился Алтунин. — Прямо-таки ажур? Небось, половина рабочих толком не оформлена, в грузчиках местная алкашня подвизается, а на уборку территории поденно нанимаете? Знаю я все нюансы, не первый день на свете живу…

— Ну зачем сразу нюансы? — расстроился Иван Семенович, качая лысой головой. — Все у нас оформлены, как надо, с алкашней мы дел не имеем, а уборку территории проводят наши сотрудники. Не верите, так сами убедитесь.

— И ни одного постороннего человечка на заводе? — недоверчиво поинтересовался Алтунин. — Ты меня, Семеныч, не раззадоривай, а то ведь найду. Хоть это в мои прямые обязанности и не входит. С другой стороны, — бдительность…

— Бздительность, — передразнил главный энергетик, но тотчас же вернулся к серьезному тону. — Посторонние у нас есть, пять или шесть гавриков, но они не совсем посторонние, оформлены как временные сотрудники приказом директора по просьбе главного инженера Матвея Яковлевича. Мы же эвакуировались в Свердловск, там нас сначала объединили с одним из местных заводов, затем разъединили обратно, а там и в Москву возвращаться пришла пора… В результате мы имеем большую головную боль со станками. Свои не все после переезда запущены, да и трофейное оборудование начинает поступать. Налаживать станки надо, в работу пускать, а все рукастые наши кадры после обратного разъединения на свердловском заводе остались, так вот получилось… Не хватает рабочих рук, ой как не хватает. А тут — свободная бригада наладчиков подвернулась. Заместитель директора, Сергей Макарович ихнего бригадира с Матвеем Яковлевичем познакомил. Люди толковые, работящие, на Крайний Север завербовались, завод оборонного значения запускать, но документы им бюрократы из главка долго оформляют. Согласования, разрешения, то да се. Вот они пока у нас и работают, станки в порядок приводят. И живут тоже у нас, выделили им помещение…

— Разве так можно? — удивился Алтунин, чувствуя, как забилось в груди сердце. — Завод — не общежитие.

— А где людям жить? — удивился в ответ Иван Семенович. — Общежития у нас нет, средств на оплату гостиницы — тоже. Зато есть помещение, тюфяки остались с войны, когда люди в цехах спали… тебе хорошо рассуждать, инспектор. С тебя план не спрашивают, из графика ты не выбиваешься…

«А ларчик, оказывается, открывался так просто, — с радостью, к которой примешивалась тоска, подумал Алтунин. — Прочесывали жилой сектор в Марьиной Роще, и никто не подумал о предприятиях. Там же свои порядки, да и не живет никто — отработали смену и разошлись по домам. А оказывается… Пять или шесть гавриков? Ладно, сейчас взгляну на них краем глаза и из заводоуправления позвоню в отдел. Неужели это они? Ефремов от радости с ума сойдет…»

В том, чтобы взглянуть на «гавриков» краем глаза, Алтунин ничего опасного не видел. В отличие от майора Гришина или начальника отдела, он Половника ни разу не задерживал и не допрашивал. Можно допустить, что когда-то давно Половник мог видеть его в коридоре на Петровке или где-нибудь в милицейской форме, но и что с того? Внешность у Алтунина самая заурядная, неброская — светловолосый, курносый, голубоглазый, из особых примет только шрам после удаления аппендицита, но его под одеждой не видно. Можно не опасаться быть узнанным. А взглянуть надо, чтобы убедиться, что они здесь, чтобы оценить обстановку, чтобы составить план по захвату, пока будет ехать подмога.

— У меня свои планы и свои графики, — нахмурился Алтунин. — И спрос с меня о-го-го какой, не знаешь, Семеныч, так не говори. Что же касаемо ваших гавриков, то я про них в отчете ничего писать не стану, не моя это епархия, но вот как они живут, увидеть должен. Может, у них там примус в производственном помещении или плитка самодельная… Погорите, а мне потом неприятности. Вон, в марте в мастерской по ремонту пишущих машинок, той самой, которая в подвале здания Моссовета находится, один …удак, уходя с работы, паяльник забыл от сети отключить. Да вдобавок сигнализация не сработала, и у машины, которая первой приехала, насос не работал… Что у нас творилось, Семеныч, этого и врагу не пожелаешь, разве что только фашистам. Нет, я пока своими глазами не увижу, как там у ваших постояльцев с противопожарной безопасностью, не успокоюсь!

— Да нормально там все, — скривился главный энергетик. — Никаких примусов с керосинками, и плиток самодельных тоже нет. Питаются они в столовой, профком им талоны выдает, и кипяток у нас в столовой круглосуточно, в три смены ведь работаем… Пожарная безопасность у нас на высоком уровне. Директор строго следит за тем, чтобы везде порядок был…

Слово «порядок» главный энергетик любил и употреблял часто.

«Вижу я, как он следит, чтобы везде порядок был, — иронично подумал Алтунин. — Территория замусорена, завод в общежитие превратил, и это называется порядок?»

Иван Семенович вел Алтунина к приземистому одноэтажному корпусу. Когда они почти уже дошли до входа, навстречу им вышел высокий мужчина в синем костюме и кепке. Не в блатной малокозырке, а в кепке старого образца, без пуговки на макушке и с большим козырьком, такие еще назывались «партийными», потому что их любили носить многие руководители, в первую очередь — Ленин.

— Вот, это один из наших наладчиков! — обрадовался Иван Семенович и обратился к мужчине в кепке: — Константин, а я к вам пожарного инспектора веду…

Константин узнал Алтунина первым. Ни сказав ни слова, развернулся и побежал к высокому глухому забору, огораживавшему заводскую территорию. Бежал он быстро, большими скачками, да еще и вилял на ходу то влево, то вправо, чтобы попасть по нему было сложнее.

У Алтунина первым делом сработал рефлекс «догони убегающего», и лишь припустив за Константином, он вспомнил, что видел его в столовой, в тот день, когда ездил на Преображенский рынок по делу об ограблении торговцев, и даже разговаривал с ним…

Бегать после ранения и плеврита было тяжело, метров через сто Алтунин начал задыхаться. Константин или как его там, фашистова сына, уже подбежал к высокому деревянному забору. Вот он подпрыгнул, чтобы ухватиться за верх и подтянуться, но впопыхах не допрыгнул.

— Стой! — прерывисто крикнул на бегу Алтунин, доставая из наплечной кобуры табельный ТТ. — Стой, гад!

Гад припустил вперед вдоль забора. Не иначе, как оценил скорость бега Алтунина и решил увеличить дистанцию, чтобы без помех перелезть через забор. Или же просто сообразил, вражина, что лучше прыгать с забора не на Складочную улицу, а к железной дороге. Там проще будет скрыться, и догонять там сложнее, ни машина, ни мотоцикл не проедут, только на своих двоих, а гад резв и прыток, хоть уже и не мальчишка…

Жадно хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, Алтунин бежал за Константином, который продолжал петлять по-заячьи, но, увы, от этого расстояние между ними не сокращалось. Стрелять не было никакой возможности, разве что в воздух, потому что после пробежки о прицельной стрельбе, да еще по такой сложной в смысле поражения цели, не могло быть и речи. Но в воздух Алтунин пальнул на бегу два раза, привлекая внимание, а шесть патронов благоразумно оставил для дела.

Константин на выстрелы за спиной никак не отреагировал. Бежал себе и бежал, а потом остановился у забора и подпрыгнул… Алтунин, поняв, что враг сейчас уйдет, взвыл от ярости и прямо на бегу выстрелил по нему шесть раз подряд. Пан или пропал, то есть — или попал, или не попал, а стрелять надо, потому что догнать уже не получится.

Брал Алтунин ниже пояса, потому что мертвому врагу грош цена, одно моральное удовлетворение, а раненому цена рупь-целковый, потому что раненый враг непременно что-нибудь да расскажет. Пять раз промазал, а на шестой раз попал. Чудом. И так удачно попал — в мякоть правой руки, сантиметров на десять выше локтя, не задев ни плечевой кости, ни артерии. Захочешь, так не попадешь.

Константин упал не сразу, а повисел секунду-другую на левой руке, но сил не хватило, и он упал на землю. Застонал от боли, попытался подняться, но не смог. Когда-то, очень давно, дай бог памяти в каком это году, Алтунин играл в футбол в нападении. С тех пор многое изменилось, но удар с обеих ног получался у него замечательно, особенно с разбега. Да если еще вместо легкой бутсы на ноге увесистый сапог, то после такого удара сопротивление уже невозможно. Константин потерял сознание. Алтунин первым делом убедился в том, что рана на задержанном одна, и она не опасная, затем и перевязал гаду руку поверх рукава пиджака своим собственным носовым платком, а затем связал ему руки спереди его ремнем, не свой же на это пускать, хватит с врага и носового платка капитана Алтунина.

Сбежавшиеся рабочие окружили их плотным полукольцом.

— Милицию уже вызвали, — доложил кто-то.

Алтунин подумал, что счет пока не в его пользу.

Одного врага удалось задержать, а четверо подались в бега. Не успело повезти, как опять не повезло. Ясное дело — Константин, или как его там, узнал в пожарном инспекторе человека из столовой, решил, что это не совпадение, хотя это было чистейшей воды совпадение из тех, что бывает одно на миллион, и попытался убежать. Кто мог подумать? Кто мог предугадать?

Алтунин поднялся с колен, отряхнулся и сказал рабочим:

— Волоките этого типа в заводоуправление.

Стоило встряхнуть задержанного, как он пришел в себя. Посмотрел на Алтунина, дернул щекой, изображая презрение, и процедил сквозь зубы:

— Холуй!

— Сам ты холуй! — ответил ему Алтунин. — Гитлеровская шавка!

— Так это шпион?! — заволновались рабочие. — Не вор?!

Задержанный получил несколько увесистых тумаков.

— Попр-р-рошу без самосуда, гр-р-раждане! — раскатисто рявкнул Алтунин, вставляя в ТТ полную обойму. — Он свое получит, не волнуйтесь.