Прилет аэроплана к повстанцам совпал по времени с еще одним важным в истории восстания событием, которое также получило отражение на страницах «Тихого Дона»: с приездом Троцкого на станцию Чертково, его выступлением перед красноармейцами и бегством при звуке пулеметных очередей. Г. Ермолаев установил точную дату приезда Троцкого: 11 мая 1919 года, поскольку известно, что в этот день в Черткове Л. Троцким была написана имеющая датировку статья «Наш Южный фронт»96.
Кудинов в своем очерке также рассказывает о приезде Троцкого на фронт борьбы с повстанцами, — только в другое место и в другое время — в начале восстания, — но с тем же приведенным результатом:
«Троцкий 27 марта прибыл в хутор Мрыхин Мигулинской ст[аницы] и, ораторствуя перед красными солдатами, приказал: в трехдневный срок подавить мятежных казаков, обещая награду тому, кто доставит командующего восставшими казаками живым (газета «Красное знамя»). В это время мигулинцы внезапно атаковали хутор Мрыхин, отбросив красных на полигон Журавка. Троцкий едва ускользнул от рук восставших, бежал в Богучар и там собрал тысячный митинг, на котором еще раз призывал всех товарищей ополчиться и ликвидировать восставших казаков. Того же 27 марта мною было получено воззвание Троцкого следующего содержания» (далее идет текст воззвания)97.
О приезде на повстанческий фронт в самом начале восстания «самого Троцкого» рассказано и в «Казачьем словаре-справочнике» (США, 1966), только там ничего не говорится о его позорном бегстве:
«27 марта на фронт прибыл сам Троцкий. Он обратился к казакам с требованием немедленно сложить оружие. Своим войскам он приказал в три дня подавить казачий мятеж. Призывы и приказы остались без выполнения...»98.
Опубликованное П. Кудиновым воззвание Троцкого по духу было близко к тем двум документам Троцкого, которые вошли в «Тихий Дон»: статье «Восстание в тылу» и его приказу по Экспедиционным войскам № 100 от 25 марта 1919 года.
«Нужно покончить с мятежом, — писал в своей статье Троцкий. — Наши красноармейцы должны проникнуться сознанием того, что мятежники Вёшенской или Еланской, или Букановской станиц являются прямыми помощниками белогвардейских генералов Деникина и Колчака. <...>
Нужно покончить с мятежом. Нужно вскрыть нарыв на плече и прижечь его каленым железом» (4, 375).
«Солдаты, командиры, комиссары карательных войск! — говорилось в приказе Троцкого № 100.
— <...> Гнезда бесчетных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады станицам, которые будут оказывать сопротивление» (4, 421).
Судьба страниц романа «Тихий Дон», посвященных Троцкому, была драматична. Сцена с приездом Троцкого на фронт и его трусливым бегством с митинга была изъята уже при первой книжной публикации романа. Об этом рассказал Прийме сам Шолохов: «В 1932 году при издании третьего тома “Тихого Дона” отдельной книгой в ГИХЛе меня заверили, что роман будет издан полным текстом (Шолохов подчеркнул эту фразу), а по выходе книги в свет оказалось, что эпизод бегства Троцкого с митинга на станции Чертково был кем-то изъят...»99.
Лишь в 1980 году, в издании 8-томного Собрания сочинений в издательстве «Правда» писатель смог восстановить текст этой сцены по публикации в журнале «Октябрь».
Ссылки на Троцкого — прямые или косвенные, — удостоверяющие, что тексты «Восстание в тылу» и «Приказ № 100» были написаны Троцким, также были удалены из текста романа при его издании и переиздании в 1933 и 1937 годах, и восстановлены лишь в издании 1980 года.
Прийма свидетельствует, что Шолохов настаивал на их восстановлении, что говорит о том, насколько важно было для него — автора «Тихого Дона» — восстановить правду о разрушительной личности Троцкого.
Как установил Ермолаев, книга Троцкого «Как вооружалась революция», вышедшая в 1924 году, мемуары атамана Краснова, книга Какурина «Как сражалась революция», отрывок из которой был опубликован в примечаниях к LVII главе шестой части романа в ее журнальном варианте, да мемуары атамана Краснова «Всевеликое Войско Донское», опубликованные в 5 томе «Архива русской революции» (Берлин, 1922), были единственными печатными источниками, которые мог использовать Шолохов в процессе работы над главами, посвященными Вёшенскому восстанию. Мемуары атамана Краснова писатель привел прежде всего в главах, описывающих события, предшествовавшие восстанию (главы 1—14), а также в главах, посвященных его завершению, как источник для информационно-хроникального описания событий, связанных с прорывом фронта группой генерала Секретева и воссоединением повстанцев с Донской армией.
Однако в данном случае — по мнению Ермолаева — Шолохов опирался, прежде всего, на «устные свидетельства очевидцев». Его доверие таким свидетельствам проявляется в случающихся время от времени «фактических неточностях»100. Исследователь отметил некоторые из этих неточностей, — к примеру, когда знаменитый Гундоровский Георгиевский полк Шолохов «разделил» на два полка: Гундоровский и Георгиевский, или когда 5-й Заамурский полк он из раза в раз называет четвертым, и т. д.101.
Иногда эти неточности происходили оттого, что информация из «устных источников», которой располагал Шолохов, имела свои пределы. Так, Ермолаев отмечает, что «участки фронта, которые Шолохов отводил 2-й и 3-й дивизиям, не соответствуют обозначенным на карте Кудиновым»102. Но эта карта была опубликована П. Кудиновым в приложении к его историческому очерку «Восстание верхнедонцов в 1919 году» в журнале «Вольное казачество» лишь в 1932 году, и ее Шолохов видеть не мог. И эта ошибка — лишнее подтверждение того, что писатель опирался в основном на свидетельства Х. Ермакова, который, будучи командиром 1-й повстанческой дивизии, не мог в точности знать расположение частей 2-й и 3-й дивизий.
И тем не менее, опора на этот, пусть и ограниченный во времени и пространстве «устный источник» информации, каким был Харлампий Ермаков, дала возможность Шолохову с большой точностью восстановить в слове не только начало восстания, но и его заключительную фазу, драматургию, финал которой разрабатывала жизнь.
И драматургия эта заключалась в том, что к концу восстания с максимальным напряжением схлестнулись две силы: сила Красной армии, которая, выполняя приказ Троцкого № 100, должна была в считанные дни задушить восстание на Дону, и сила белой Донской армии, которая в это же самое время приняла решение вызволить повстанцев из огненного красного кольца, направив для его прорыва группу Секретева. Кто раньше успеет? кто опередит другого? — в этом заключается исторический сюжет этой драмы. Надо отдать должное автору «Тихого Дона»: на основании только устных свидетельств, прежде всего Харлампия Ермакова, он достаточно разобрался в сути происходящего.
Как явствует из очерка Кудинова, главным направлением удара красных была 1-я конная дивизия повстанцев, возглавляемая Харлампием Ермаковым.
Кудинов свидетельствует: «2 мая красные перешли в общее наступление по всему фронту с применением дальнобойных пушек и броневых автомобилей... 11 мая численно далеко превосходящий противник (9-я сов. армия) обрушилась на 1-ю и 2-ю дивизии. 1-я дивизия продолжала удерживать станицу Каргиновскую, успешно отбивая фланговые марши красных. К ночи 11 мая перевес был все же на стороне красных. Вследствие наступления огромных сил красных, которые без боевых припасов, а лишь одними атаками удержать было чрезвычайно трудно, так как это стоило больших жертв, я решил лучше потерять местность, но сохранить армию. В ночь под 12 мая мною был отдан следующий приказ...»103.
Далее в очерке публикуется текст приказа Кудинова об отходе войск до Дона и ночной переправе на левый берег, с конкретным указанием сроков и места расположения каждой дивизии, с указанием: «1-я дивизия — в арьергарде»104.
Описание этих событий в «Тихом Доне» полностью совпадает с исторической правдой:
«В мае с Донца на повстанческий фронт стали прибывать все новые подкрепления красных. Подошла 33-я Кубанская дивизия, и Григорий Мелехов почувствовал впервые всю силу настоящего удара. Кубанцы погнали его 1-ю дивизию без передышки. Хутор за хутором сдавал Григорий, отступая на север, к Дону. На чирском рубеже возле Каргинской он задержался на день, а потом, под давлением превосходящих сил противника, вынужден был не только сдать Каргинскую, но и срочно просить подкреплений» (4, 369).
Видимо, «задержка» на день под Каргинской — это как раз день с 11 по 12 мая, когда 1-я дивизия удерживала Каргинскую, о чем и пишет Павел Кудинов.
Однако даты при сопоставлении событий конца восстания, как о них рассказано в очерке Кудинова и в «Тихом Доне», не всегда совпадают. Кудинов называет дату своего приказа о переправе через Дон 11 мая, а начало переправы — утро 12 мая. Это явная ошибка, а точнее описка, потому что 11 мая, по свидетельству самого же Кудинов, 1-я дивизия еще обороняла станицу Каргинскую на реке Чир и быть в арьергарде переправы у Вёшенской никак не могла. Вот почему трудно согласиться с Ермолаевым в том, что в данном случае «данные Кудинова кажутся заслуживающими большего доверия, чем шолоховские»105.
Доверия заслуживает как раз тот срок, который назван в «Тихом Доне»: «22 мая началось отступление повстанческих войск по всему правобережью» (4, 378). 15 мая по старому стилю (28 мая по новому) экспедиционные войска перешли в наступление на всем повстанческом фронте, которое и привело к отступлению повстанческих войск по всему правобережью.
Следующий этап — оборона повстанцами водного рубежа — переправы через Дон, станиц и хуторов на левобережье Дона и, в первую очередь, станицы Вёшенской, продолжавшаяся до прорыва фронта красных войсковой группой генерала Секретева. И опять описание этих событий в «Тихом Доне» полностью подтверждается очерком Павла Кудинова.
Сопоставим текст романа и исторические факты, обнаруженные в архивах и приведенные в исторических исследованиях.
«Орудийный гул шел по всему фронту, — рассказывается в «Тихом Доне». — С господствовавших над местностью Обдонских гор красные батареи обстреливали Задонье до позднего вечера. Изрезанное траншеями повстанцев займище молчало на всем протяжении от Казанской до Усть-Хоперской. Коноводы укрылись с лошадьми в потайных уремах, непролазно заросших камышом, осокой и кугой. Там коней не беспокоил гнус, в оплетенной диким хмелем чаще было прохладно. Деревья и высокий белотал надежно укрывали от красноармейских наблюдателей.
Ни души не было на зеленой луговой пойме. Изредка лишь на лугу показывались согбенные от страха фигурки беженцев, пробиравшихся подальше от Дона. Красноармейский пулемет выщелкивал по ним несколько очередей, тягучий посвист пуль кидал перепуганных беженцев на землю. Они лежали в густой траве до сумерек и только тогда на рысях уходили к лесу, без оглядки спешили на север, в ендовы, гостеприимно манившие густейшей зарослью ольшаника и берез.
***
Два дня Вёшенская была под усиленным артиллерийским обстрелом. Жители не показывались из погребов и подвалов. Лишь ночью оживали изрытые снарядами улицы станицы» (4, 400—401).
Артиллерийский обстрел Вёшенской документально зафиксирован в очерке Павла Кудинова. «Красные <...> неудержимо ринулись на Вёшенскую, где находился главный штаб армии восставших <...> После неудачных переправ, предпринятых красными на участках 1-й дивизии и бригады, красные день и ночь громили артиллерией Вёшенскую»106.
Сивоволов на основании архивных данных также подтверждает этот факт:
«На следующий день в 11 часов установленная на Базковской горе 3-я батарея открыла деморализующий огонь по Вёшенской. Снаряды рвались на площади, улицах, дворах, поднимали столбы песка и пыли. В 18 часов обстрел Вёшенской повторился, загорелись несколько домов. Следом за третьей батареей по левому берегу Дона открыли огонь остальные батареи дивизиона. Почти два часа 12 орудий обрабатывали позиции казаков. В это же самое время Саратовский конный полк безуспешно искал брод в полноводном и еще не вошедшем после весеннего разлива в свои берега Доне.
<...> 3 июня в 12 часов 3-я батарея открыла бешеный огонь по опустившемуся в Вёшенской аэроплану, вокруг которого собрались люди»107.
Столь детальное и точное описание обстрела красной артиллерией Вёшенской объясняется еще и тем, что, как уже указывалось выше, будучи подростком, Шолохов в эти дни находился в Вёшенской и видел все эти события собственными глазами.
По свидетельству двоюродного брата писателя — Николая Шолохова, он наблюдал и еще одну выразительную жизненную подробность того времени, которая нашла отражение как в романе, так и в исторических исследованиях: отмеченный Сивоволовым прилет к повстанцам второго аэроплана, на этот раз — в Вёшенскую, о чем сообщает в своих воспоминаниях и Павел Кудинов: «19 мая прилетел капитан Веселовский, который передал, что конная группа генерала Секретева <...> не позже, как дней через 5 будет здесь»108.
Вот как об этом рассказано в романе:
«Над станицей, в голубом и чистом небе, кружил матово поблескивающий аэроплан. По нему били с той стороны Дона из орудий и пулеметов.
<...> Еще одно дымчато-белое облачко шрапнельного разрыва вспыхнуло около аэроплана.
Выбрав место для посадки, летчик резко пошел на снижение. Григорий выехал из калитки, поскакал к станичной конюшне, за которой опустился аэроплан» (5, 29).
Как видим, и второй прилет аэроплана к повстанцам — не выдумка Шолохова. Более того: он знал истинную цель прилета в Вёшенскую представителя Донской армии: передать поручения белого командования руководству восстания о воссоединении с дивизией генерала Секретева, направленной на прорыв красного фронта.
Обстоятельства этого прорыва и пути воссоединения повстанцев с белой армией, обратная переправа через Дон и участие 1-й повстанческой дивизии, совместно с частями Донской армии в движении к Усть-Медведицкой и ее захвате, — все это описано в «Тихом Доне» с полной достоверностью, что во многом — заслуга есаула Харлампия Ермакова, о чем писали и те, кто знал Ермакова лично.
В журнале «Родимый край» (Париж. 1962. Сентябрь — октябрь) опубликованы воспоминания казака-эмигранта Е. Ковалева «Харлампий Ермаков — герой “Тихого Дона”». В них рассказывалось:
«В № 1818 газеты “Русская Мысль” была помещена заметка о том, что по сообщению Шолохова группе посетителей, казак Харлампий Ермаков, с которого он списал одного из главных героев своего романа “Тихий Дон”, был расстрелян Сталиным в 1925 году, в период доносов, чисток и “сталинских извращений”.
Я встречал Харлампия Ермакова и давно догадывался, читая и перечитывая главы, относящиеся к восстанию, что это он выведен в романе в качестве главного действующего лица. Хотя он тоже упоминается в романе, но та роль, которую он играл во время восстания, отводилась Григорию Мелехову, внешность которого имела сходство с таковою же Харлампия Ермакова, причем подчеркивалось, что Григорий любил “этого безумно храброго командира”.
В середине июля 1919 года я был командирован из Новочеркасска на должность командира батареи во вновь сформированную 4-ю Дон. Кон. бригаду из восставших верхнедонцев.
В этой бригаде было немало действительно существовавших героев шолоховского “Тихого Дона”, в том числе и Харлампий Ермаков.
Помню, в первых числах августа, после прорыва ген. Мамонтова, когда 20-й полк с 14-й батареей, заняв сл. Макарово, перешел затем в Ср. Карачан, где завязался бой, кто-то указал мне на находившегося в группе начальников одного из офицеров, сказав:
— “Знаете, кто? Это подъесаул Ермаков, помощник командира 20-го полка. Во время восстания он командовал дивизией”.
Я с любопытством стал следить за ним. Добрый конь, хорошая посадка. Роста среднего или выше среднего. Черноволосый. Правильные черты лица. Острый, немного хищный нос. Слушая начальника штаба бригады, объяснявшего обстановку, он зоркими, слегка прищуренными, глазами, не отрываясь, следил за противником. Привычка к командованию проявлялась в коротких репликах — видно было, что он уже оценил обстановку и имеет о ней свое мнение.
Получив задачу, он во главе двух сотен быстро двинулся в сторону противника и скрылся в складках местности. Прошло некоторое время и на противоположном скате широкой балки мы увидели в беспорядке бегущую красную пехоту, спешившую укрыться от нашей конницы в ближайшем лесу...
Близость населенного пункта и приближавшиеся сумерки заставляли думать, что красным удастся уйти. И вдруг все ахнули...
Из рядов 20-го полка отделился всадник и карьером понесся в сторону противника. За ним еще два, потом целая сотня, за ней остальные...
— “Что они делают!.. Что они делают!..” воскликнул командующий группой полк. Сальников.
Командир 20-го полка хлестнул по лошади и поскакал к полку. Я открыл огонь, чтобы поддержать атаку, развивающуюся блестяще. Все с затаенным дыханием следили, как, несмотря на беспорядочный огонь красных, доблестные вешенцы быстро приближались к противнику и наконец дошли.
В короткий срок все было кончено. Больше 1.000 пленных, пулеметы, весь обоз и большой транспорт артиллерийских снарядов попал в наши руки.
Так как командир полка в момент атаки находился при штабе бригады, то инициатором ее был его помощник. Сказался темперамент потомка одного из сподвижников Ермака.
Дважды легко раненый в августовских боях, подъесаул Ермаков вскоре был тяжело ранен, эвакуирован и больше я его не встречал. Надо полагать, что к моменту отхода Донской Армии осенью 1919 года, он еще не оправился от ран и остался в своей станице, где встретился с Шолоховым, который использовал его для своего романа»109.
Таким был Харлампий Ермаков по воспоминаниям знавших и помнивших его казачьих офицеров. Не все в этих воспоминаниях точно: Ермаков был расстрелян не в 1925, а в 1927 году. Шолохов встретился с ним, готовясь к написанию своего романа не в 1919 году, а позже. Но в целом Е. Ковалев справедливо и со знанием дела пишет о Харлампии Ермакове.
Как видите, у автора «Тихого Дона» и в самом деле был «соавтор» — донской казак Харлампий Ермаков.
Мы провели столь детальное сопоставление глав «Тихого Дона», посвященных Вёшенскому восстанию, с историческими источниками и в частности, с материалами «Дела» Ермакова, с целью — наглядно показать, что «Тихий Дон» мог быть написан только человеком, имевшим возможность непосредственного знакомства с огромным реальным историческим материалом, с конкретным, предметным ходом развития этих драматических событий. Такая возможность — через Харлампия Ермакова — у Шолохова была. Именно у Шолохова, а не кого-то другого.
Исследователи уже отмечали необыкновенно высокий уровень фактической достоверности и исторической правды, с которым рассказано в романе о Вёшенском восстании.
«...Восстание казаков на Верхнем Дону, в районе станицы Вёшенской и соседних станиц, показано наиболее широко и полно среди всех других реальных исторических событий, описанных в романе, — пишет, к примеру, С. Н. Семанов. — И здесь следует без всякого преувеличения сказать, что историческая достоверность этих глав, фактографическая подоснова описанных событий, эпизодов и отдельных сцен является уникальной. Уникальной даже для такого поразительного в этом смысле произведения, как “Тихий Дон”»110.
С этим выводом вынуждены согласиться и «антишолоховеды». Так, Макаровы, отметив в своей работе, что Вёшенское восстание занимает в «Тихом Доне» особое место как по объему (65 глав), так и композиционно, поскольку здесь — главный узел развития и развязки основных сюжетных линий романа, далее пишут:
«Не менее важное значение имеют “повстанческие” главы и для текстологии романа. Этот обширный и достоверный материал, детально разработанный и осмысленный автором, вполне может рассматриваться как исторический источник, причем опубликованный в такое время, когда в Советской России никаких общедоступных материалов и сведений о восстании практически не существовало»111.
Исходным источником этого материала для Шолохова был, как мы стремились доказать, конечно же, Харлампий Ермаков.