ДЖЕЛАЛАБАД
В начале февраля 1984 года, наша Витебская 103 ВДД собралась в рейд к границе с Пакистаном, в Джелолабад. Такое ощущение, что первым об этом узнал «Пинц» — Сашка Колесников — медбрат нашей пятой батареи «НОНА» 1179 артполка, самый пронырливый и хитрокопчиковый человек не только нашей батареи, но и кажется, всей дивизии. Парень, у которого буквально везде были земляки и просто нужные и хорошие люди. Достать он мог все, узнать — тоже все. Афошки на чеки поменять — пожалуйста, чеки на афошки — тоже нет проблем. Чешский дипломат — на дембель — только запишись. Идеальный посредник. Пик карьеры был, когда он, будучи сержантом нашего артполка, устроился в штат чекового магазина в соседнем 350 полку. Должность до такой степени хлебная, с точки зрения солдата-срочника, что даже не завидно. Мало того, что все товары на выбор во времена сплошного дефицита, так еще и выход в город с территории части для сопровождения товара или продавщиц. По пути можно в дуканы заглянуть, а там купить-продать можно буквально все: часы с калькулятором, электронику, джинсы и т. д. Отношение к Пинцу у нас было настороженное — вроде нужный персонаж, а что ждать от него, неизвестно. Его успехи на почве коммерции нас ревниво не радовали, а провалы вызывали болезненное любопытство. Как же он зараза опять выкрутится. Провалы иногда были просто дикие. Например, как-то между рейдами, «Пинц» взял для обмена на чеки ВПТ 20 000 афошек в какой-то роте полтинника, а это, за сам факт хранения — трибунал, так как «афгани» у солдат могут появиться только в результате мародерства или продажи имущества части. Так вот, положил Пинц эту прорву денег, а это около тысячи чеков Внешпосылторга по местному курсу, в бронежилет на место вынутой титановой пластины и отправился с продавщицей из чекового магазина в Кабул. Но не повезло ему сильно в этот день, нарвался на комендантский патруль во главе с самим комендантом Кабула, которого очень заинтересовал этот хитромудрый ордер — продавщица и солдат без офицера. В результате — обыск, изъятие денег из тайника и сдача в комендатуру. Автомат тоже отобрали и радостно побежали разбираться, созваниваться, откуда такой хитрый взялся.
Вечером. Почти ночью Пинц прибежал ко мне в каптерку и попросил приютить на ночь. Из его рассказа выяснилось, что пока комендачи отвлеклись, он стырил у них свой автомат и ползком пробрался к двери, а дальше огородами, огородами и бегом в часть. Шуму было много, но фигуранта нет, автомата нет, остались деньги, которые он как-то потом через земляков умудрился вытащить. А иначе — труп без разговоров. Пацаны бы не простили. При зарплате солдата 6.50 чеков в месяц, 1000 чеков очень большие деньги. Комбат же наш отыгрался на нем по-своему. Давно уже в части нужно было вырыть длинную канаву для прокладки кабеля. Длиной около 200 метров, глубиной метр и шириной — в лопату. Срок Пинцу дали до вечера. Не успеет — трибунал. Успеет — косяки все спишут. Успел, зараза! Сбегал в какую-то часть к саперам и приехал на бронированном траншеекопателе. К вечеру канава была готова! Воодушевленный благополучным разрешением своих проблем «Пинц» притащился ко мне в каптерку и стал благодушно мечтать о том, что в его жизни не хватает для полного счастья. Нужно ему иметь свой уголок — и моя каптерка подходит для него просто идеально. Мой пример ему нравится: ночую тут, на зарядку хрен выгонишь, на вечернюю поверку, и то не хожу, в общем, не служба, а мечта. Я ему поддакивал и сочувствовал и одновременно осознал, что у меня ПРОБЛЕМА — меня хотят выселить с теплого места. Хотя ночевал я в каптерке, потому что их иногда грабили. На зарядку меня просто не могли разбудить, т. к. я изнутри закрывался. А на проверку не выходил, потому что было распоряжение по части, чтобы радисты ночью сидели с рацией на дежурном приеме. Короче, с местом каптерщика я расставаться не хотел. Нужно было что-то срочно придумать.
На следующий день я решил действовать. Тем более и случай подвернулся. В часть пришла большая колонна с боеприпасами. Всех на разгрузку! Прибегает ко мне старший лейтенант — Троцевский и с порога:
— Чего сидишь? Быстро в колонну, на разгрузку.
— Товарищ старший лейтенант, мне прапорщик Тулупов поручил сделать полки для вещей. Срочно нужны ящики снарядные. Вы же на артсклад идете, может захватите?
Троцевский подвоха не почуял. Так как солдат сам себе не может назначить объем работы, да еще очень большой, да еще нужный и срочный.
— Хорошо, работай.
Начал работать. Перекладывать, разбирать, ломать старое. Через тридцать минут заскакивает мой взводный — прапорщик Тулупов.
— Ты что здесь? Быстро колонну догонять!
— Товарищ прапорщик, мне старший лейтенант Троцевский поручил стеллажи сделать! Обещал на обратном пути ящиков снарядных принести.
— А, ну если так, то дерзай.
Фу! Пронесло! Пусть теперь, если захотят, пусть сами разбираются, кто первым поручил. Так у меня появился почти официальный статус каптерщика. А для Пинца с его мечтами — жест от локтя.
Через неделю у меня появился задумчивый Пинц и говорит:
— Как ты это сделал? Ведь у меня ничего не получилось. Три подхода с разных сторон делал — ответ один: «У нас уже есть каптерщик, зачем же его менять». Уважаю, недооценил я тебя — обошел на повороте. Если что — сделай лишнюю полку с матрасом, чтобы перекантоваться иногда.
— Да без проблем. Сделаю. Заходи.
— Знаешь. Меня называют самым хитрым бойцом дивизии, но так изящно меня еще не обставляли. Не ожидал.
И вот Пинц узнал новость — большой рейд на Джелалабад в начале февраля 1984 года. Наша батарея не идет. Остается в караулах. Ну не идет и не идет — не больно и хотелось.
— Ты не понимаешь! Все пойдут в караулы на два месяца. Два часа спишь — два часа стоишь. И так два месяца. Чокнешься. А в Джелалабаде сейчас жара, грейпфруты созрели. В рейде — сплошные прочески, в горы лезть не надо, по долинам пойдем — я все узнал! И со старлеем из 6-ой батареи уже договорился, что мы с ним идем. Я летом с ним ходил — мужик нормальный, без закидонов.
Грейпфрутами он меня конечно убил. Я ведь не знал, что это такое. Мне казалось, что это такой апельсин размером с дыню. Очень захотелось попробовать. Да и «прочески» — это тебе не по горам скакать. В общем, согласился, и пошел добровольцем на войну.
Первым делом я обшил невзрачным чехлом свою радиостанцию Р-107 М, чтобы на фоне рюкзаков солдатских не очень сильно выделяться, а антенну согнул, чтобы не торчала, потому что духи первым делом выбивают саперов, офицеров и связистов. Нашил карманов, сделал ватные плечи на лямках, внутри которых сделал скрытые кармашки — вдруг в рейде денежка попадется. Сшил себе лифчик под четыре рожка, из противогазных сумок. В общем, укомплектовался по максимуму.
В ночь перед рейдом все группы сидели в казармах. Лежим и мы на кроватях. Постели скатаны, в ногах вещи, Тулупов включил песни «Каскада» на своем «Панасонике». Часов до трех ночи релаксировали. Потом поднялись и пошли на аэродром к своим ротам. Я, Пинц и старлей Задорожный — будущий Герой Советского Союза, правда посмертно, и через год.
На аэродроме меня ждала неожиданно бурная встреча. Оказалось, что я опять иду с четвертой ротой полтинника, чему они, как выяснилось, несказанно рады. В последний месяц в роте были большие потери. И буквально перед рейдом ребята хорошо посидели, покурили и решили понять, почему им так не везет. И вспомнили, что когда я ходил с ними в рейд, потерь не было. Когда ходил с другими ротами — у них тоже не было. И они решили, что я своего рода талисман удачи. Увидеть меня с другим командиром из другой батареи они не ожидали. Сначала все загалдели, бросились обниматься, а в конце попытались подбросить меня вверх. Я вырвался, говорю: «Вы что, охренели? Я тоже, конечно очень рад, но давайте-ка колитесь, что случилось?». Те радостно согласились и все объяснили. Короче, я не знаю, что они там курили, но я понял, что у меня опять проблема. В перспективе, чем большая задница будет корячиться, тем больше вероятность, что меня туда засунут. Не х-о-ч-у! Убедить бойцов, что это случайность, у меня не получилось, оказалось, что они следили за мной и сравнивали какие потери были, когда я ходил с ротой и, когда меня в рейде не было. А буря эмоций объяснялась просто. Увидев фамилию Задорожный, думали, что с ними идут совсем другие. А тут — мы, хрен закрасишь. Радость-то какая!
Дальше просто. Загрузились в вертушки. Летим и молимся, чтобы духам место высадки не продали. Посадят пару снайперов и перестреляют в момент десантирования. Есть такой способ: бьют тогда, когда ты уже выпрыгнул из вертолета, но до земли еще не долетел. Расстояние до земли полтора-два метра, но при удаче успевают весь борт выщелкать, не видно же не фига, да и шум винтов все глушит. Но в этот раз пронесло. Высадились в голом поле. Впереди кишлак и горы начинаются. В кишлак по дуге обошли и вверх. Я «Пинца» толкаю: «Где прочески?! Где грейпфруты?!» Плечами жмет, сука! Поднимаемся потихоньку вверх, не колонной по одному, а как-то россыпью. Отцы-командиры, то есть ротный и взвод управления держатся вместе. И тут рядом с ротным — в камень пуля. Чпок! Залегли. Головы не поднимаем. Изобразишь движение — стреляет зараза. Ясно, что с горы, а откуда не видно. Тут вспомнили, что с нами идет целый авианаводчик — летун с рацией для связи с вертушками. Давай, мол, родной. Работай. И действительно, минут через десять-пятнадцать появилась парочка «крокодилов» — Ми-24. Авианаводчик сообщает, что вертушки летят. Но мы же видим, что они летят куда-то не туда. Смотрю, а они уже на боевой курс встали. И прямо на нас. Ротный орет: «Дымы!» Дымы — это сигнальный рыжий дым, чтобы себя обозначить. Таскать их положено, но засовываются они часто на самое дно рюкзака, так как нужны они бывают крайне редко. Что и получилось. Под руками и срочно ни у кого не оказалось. Короче, за секунду до того, как нас НУРСами обработать, горка буквально вспучилась рыжим дымом. Вертушки отвернули и отработали уже по вершине. Дальше без приключений. Залезли на горку, окопались, обложились камнями и затихли на сутки.
На следующий день снялись и пошли вниз. Спустились на полгоры, и тут ротный по рации получил приказ вернуться. С руганью на дебилов-командиров поперлись назад. Воды нет, пить охота, а еще сутки сидеть, по крайней мере, ночь. Решили сходить за водой. Благо на карте, не так далеко, родник обозначен. Есть вода или нет неизвестно, но сходить надо. Расстояние по прямой, около километра. Собралось нас человек шесть. Пинц наверху остался, а я сложил десять фляжек в чей-то рюкзак и пошел. Вечер. Не жарко. Дошли до отметки родник, русло сухого ручья, и вдруг обнаружили воду. С камушка по стеночке сочится тонкой струйкой. Напились. Фляжки наполнили. Смеркалось.… Вдруг стрельба на месте дислокации роты. Трассера во все стороны. Блин! Да что же там такое?! Неожиданно, прямо над нами заработал пулемет. Ни хрена себе! Работает-то он по нашим позициям! Сидим, менжуемся, что делать не знаем. Под пулеметом по открытому месту не побегаешь, а достать его мы не можем, он на скале над нами. Тут Задорожный решил проявить себя по основной специальности, как корректировщик огня, и подавить пулемет с помощью гаубиц. Ну и навел! Когда разрывы стали совсем близко, мы рванули вперед, по открытой местности надеясь, что «дух»- пулеметчик не дурак и вовремя слинял. Так и оказалось. По нам не стреляли и разрывы нас не догнали, а место под горкой, где мы прятались, основательно перепахало! Но бодрит, черт побери!!! Я на горку забежал — даже не запыхался. Там я выяснил, что случилось.
«Пинц», будучи натурой непоседливой, и очень-очень мучимый жаждой, услыхал шаги. И решил, что это долгожданная влага и пошел нас встречать. Ну и вывалился лоб в лоб на отряд «духов», которым наблюдатели сообщили, что «шурави» снялись и ушли. А то, что мы назад вернулись, им известно не было. Немая сцена на пол секунды. Потом Пинц нырнул за камушек. «Дух», идущий впереди, нес пулемет ПКМ. Ну и вдарил по Пинцу на полкороба. Наши тоже очнулись. И понеслось… Результат на удивление мизерный. У Пинца мандраж и желание с утра очень внимательно осмотреть камушек, за которым он прятался, а то в темноте не видно ничего. И у кого-то из бойцов оба каблука срезало. Ну и духов мы никого не нашли. Пинц, спасший его камушек, так и не осмотрел — темно было ночью, когда мы уходили.
До предгорий дошли без осложнений, встретились с «броней» и остановились на отдых.
Первым делом, чистка оружия. Все подразделения, которые спустились с гор, вышли в поле, разложили плащ-палатки и принялись, разобрав оружие, чистить его и смазывать.
С чисткой своего ствола, я быстро закончил. Почти не стрелял ведь нынче, так, пыль протер и смазал. Вытащил из магазинов все патроны, капнул на площадку масла, протер и снарядил рожки снова, свежими патронами. Сперва три трассера, затем семь простых, потом снова трассер и девять простых, следующим трассер и последние девять простых. Все, магазин снаряжен, теперь при стрельбе можно визуально расход контролировать. Снарядил один рожек только трассерами, в основном, чтобы побаловаться. Научился я недавно стожки сена трассером поджигать. Главное ведь, чтобы трассер из стога не вылетел. Поэтому, метиться нужно перед стогом, и стрелять одиночными выстрелами со смещением к себе, чтобы после рикошета пуля в стогу осталась. Трех выстрелов обычно хватало, чтобы поджечь стожок, который часто использовался, как место засады или наблюдения у «духов».
Всего снарядил себе пять рожков. Один в автомате, четыре в «лифчике» на груди — какая-никакая, а защита, вместо бронежилета.
Гляжу, у моего соседа по чистке, возникает какой-то конфликт с дембелем, а может и не конфликт, обычный наезд на молодого. Принес тот ему свой ствол, мол, чтобы через пять минут блестел, как у кота яйца. Сам встал напротив и следит. Молодой засуетился, и допустил самую распространенную, но и самую фатальную ошибку, которую делают при чистке оружия. Сначала передернул затвор, а потом отсоединил магазин и сделал контрольный спуск. В результате, дембелю пуля попала в грудь и отбросила его метра на три. Все занавес, наповал. Дембеля этого в лицо я помнил, из третьей роты он был, да и пояс его трофейный запомнился, кожаный, широкий, весь в заклепках, он его на все боевые выходы одевал. Так и лежал, заклепками блестя, пока не унесли. Молодого, буквально тут же скрутили «особисты» и начали колоть, на тему «за, что он убил своего товарища!.. «Попытки «молодого» оправдаться, мол, случайность, поторопился — не прокатили. Завернули ему руки и увели.
Отдых продлился еще три дня. За это время мы помылись, отоспались, получили сухпайки еще на неделю, распотрошили их, и самое лучшее, типа фарша сосисочного, отложили в рюкзаки для рейда. Выдали даже виноградный сок, в маленьких баночках и шоколадки крошечные, типа аэрофлотских. Знатно попировали.
Ночью нас подняли. Рота построилась для марша и выдвинулась в горы. К рассвету, пройдя около пятнадцати километров, мы были на месте. Засели в засаде, на горе, у развилки двух логов. Окопались и просидели без приключений примерно сутки.
— Товарищ старший лейтенант, Вам кашу подогреть?
— Нет, я кашу не ем.
— Почему? Есть-то больше нечего?
— Я галет пожую.
— Так, вода-то кончилась почти. Надо бы сходить. Я фляжки соберу. Спросите пехоту, как там — никого нет? Если бойца дадут, так сходим.
— Ладно. Договорюсь. А кашу не ем, потому что.… Вот представь, что будет, если ты поел каши, а в живот пуля, а там каша…, а туда пуля…
В общем, комплекс у человека и личный кошмар.
Бойца мне дали незнакомого, из молодых, то есть на полгода младше призывом, да и рейд у него первый, в общем, «чмо», но с гонором.
Взяли по десять фляжек пустых, полтора литра каждая и пошли вниз к ручью — двести метров по курумнику и валунам. Склон крутой — градусов сорок пять. Хорошо — корни, да кусты редкие. В общем, спустились. Русло прямое, участок прямой, видимость — метров триста. Перебежали к камням, за которыми если что укрыться можно, да и за спиной участок открытый — без «сюрпризов». Вдалеке только валун здоровый — почти весь ручей перекрывает. В общем, идиллия. Ручей холодный, прозрачный. Напились по очереди «от пуза».
Я встал «на охрану». Смотрю вверх по течению ручья, боец фляжки наполняет, я — «секу». Вдруг — «мистика» какая-то — чувствую спиной чей-то взгляд «концентрированной ненависти», меня как будто выгнуло, даже лопатки свело. Точно знаю, что там вдалеке, вниз по течению, за валуном кто-то есть. И этот «кто-то» очень меня ненавидит. Никогда такого не было — ни до, ни после. Уж я «добрых» взглядов за службу столько наловил!
Короче, прыгаю за валун, ору: «К бою!».
Оборачиваюсь, и вижу абсолютно наивный взгляд, типа «а что случилось?». Шиплю ему: «За камень упал! Я — вперед. Прикрывай!» и осторожненько пошел вперед, к этому большому камню.
Иду, приклад в плечо упер, и думаю: «Не дурак ли я? Ведь звуков никаких не было. Стоял спиной. Взгляд «бойца» этого молодого… Ведь если никого нет — позору не оберешься». Но иду.
Осторожненько обхожу валун, и — на тебе! Сидит, в стенку валуна вжался, дрожит, взгляд затравленный…Типичный «дух», мать его!!! В чалме белой и светло-коричневой розоватой хламиде. Морда печеная, возраст не понять какой, на ногах калоши.
Я к нему подскочил, ствол в пузо упер. Поднял, развернул его к стенке. Охлопал тщательно. Бля — пустой! В кармане только нож складной с фиксатором, но большой — лезвие около двадцати сантиметров, крупный такой складишок.
Повел его к «напарничку». А он гад сидит, на меня не смотрит — водичку во фляжки набирает, как на даче. Нет слов. Идиот непуганый. Ну ладно. Не мое дело — пусть его свои «черпаки», да «деды» учат!
Фляжки заполнили. Я свои десять штук на «духа» сгрузил стопочкой. Говорю: «Уронишь — пристрелю». Вроде понял. И он как горный козел с камушка на камушек, со стопкой белых фляжек, без рук — доскакал ведь!
Пришел я на горку — весь из себя довольный. Жду, когда меня хвалить начнут! Как же — пошел, воды принес, да еще «душка» прихватил, и нож отобрал. Ага! «Щас!». Ротный 4 меня увидел, Мельников его фамилия, и говорит,
— А это — кто?
— Так, «дух», — говорю — за камнями прятался.
— А зачем в расположение его припер? Там бы и «зачистил».
Я охренел от такой постановки вопроса. Говорю,
— А фляги бы сам и пер?!
— Ладно, — говорит — веди его к кустам, пусть сидит.
Сбагрив «духа», пошел, поел. Тут и Пинц нарисовался. Как всегда шустрый.
— Я, — говорит, — договорился с пацанами кишлак внизу проверить, пойдем матрасов поролоновых наберем.
Матрасы — это вещь, а то вечер скоро, прохладно будет, ну и спать на камнях неудобно. Да, и вообще, «шмон» — это по мне, но больно редко удается — я ведь к радиостанции привязан. Хотя, ротный 4 меня как-то окрестил «главным мародером четвертой роты». Это когда я в Чарикаре притащил своему командиру — Троцевскому рюкзак «Кондор», который он в шутку мне заказал: — «Пошел шариться — без «Кондора» и «Панасоника» вернешься — урою!» А теперь, либо на месте сиди, либо — иди. Рискнул и нашел, этот чертов рюкзак в окне, под подоконником. Пнул ногой по нему, а там тайник с вещами…
В кишлак спустились тихонько, группой шесть человек. Приказ категоричный — не шуметь. Спуститься, осмотреться, проверить, захватить матрасы и — назад.
Сверху кишлак казался покинутым, но на всякий случай — быть начеку!
Зашли в первый дом всей группой. Веранда, комната — пустая, потолок из жердей. Ничего интересного. Вдруг, Яшка — ординарец ротного, дернул на потолке за жердину и тащит ствол. Древний, как навоз мамонта — винчестер ковбойский с нижней скобой и рамочкой прицельной два на пять сантиметров с бегунком. Прикольно. Патроны на месте. Попытались передернуть, но аппарат заклинило. А потом, как у Петрухи из «Белого солнца пустыни» бабахнуло. «Трындец» маскировке, хорошо у ребят Р-148 была. Связались с ротой. Успокоили.
Я по домам дальше пошел один. Нашел матрасы — штук шесть — поролон в ярких красно-желтых шелковых чехлах. Еще нашел чайной заварки, монет каких-то и конусы, как конфеты — «трюфеля». Пацаны сказали, что это сухое пиво. Не понимаю, что это значит и как его едят.
Мужики обнаружили четырех ослов. Решили их загрузить и назад ехать. Я же увидел большой сарай, закрытый на замок. Раз закрыт — значит что-то ценное там. Подошел, замок сбил, осторожненько заглядываю, ствол вперед. И тут в ствол что-то вцепляется и пытается его выдрать. Затвор об косяк, патроны вылетают и ствол «клинит». Оказалось, что в сарае собака была закрыта. Башка здоровая, как у медведя. Ну ладно, думаю, сейчас я тебя «исполню». Затвор передернул, ствол опять в приоткрытую дверь. И не успел — пес опять зубами за ствол и рвать. Только с третьего раза успел на курок нажать. Гляжу — а патрон-то «трассером» оказался — через голову собаки, рикошетом, да во что-то горючее попал — видимо керосин. В общем, полыхнуло. Так и не посмотрел, что там было спрятано.
Догнал своих. Они уже ослов загрузили. Ждут меня. Яшка на меня наорал. Говорит, что мало того, что стрелял, так еще и дом поджег — окончательный «трындец» маскировке. Пока я навязывал матрасы на осла, народ вперед умотал.
Пинц — гордый впереди, верхом на осле — джигит! Весь из себя в камуфляже, а на ногах гордость его — белые кроссовки из чекового полкового магазина. Эти кроссовки всех нас и спасли. Не узнали нас дома — мы же на ослах ехали. «Секрет» открыл огонь по каравану. Осла под Пинцем убило. Сам он, мелькнув в воздухе своими белыми кроссовками, закатился за камень. Но все же, в результате, был узнан и окликнут. С матом-перематом вышли в расположение, раздали матрасы и затихарились.
Пошел я к своему старлею, одарил его матрасом и решил попробовать заварку, которую принес. Костерок развел, котелок повесил. Закипело — решил заварить, а он не заваривается — чуть желтый — и все. Вбухал я туда заварки — жуть сколько, а он все такой же желтенький. Думаю, — «плохой чай, но не выбрасывать же». Попробовал, — и чуть сердце из груди не выскочило. Оказалось, зеленый чай, в таких «чифирных» концентрациях, такой эффект и дает.
Двое суток просидели на горке без движения, в конце которых мой «душок» обзавелся соседом — кто-то из роты за кишлаком на тропе задержал. А через день его Яшка нечаянно застрелил. Оружие чистил, магазин снял, а патрон — в патроннике. Приметился в шутку, на курок нажал — и пуля между глаз. Огребся он от ротного — «выше крыши». Это ведь не мой «дух» был — этот правильный был. Взят — где надо, когда надо. Ну и ротного на него какие-то планы были. Какие — не знаю, не вникал. «Невезучего» — в расселину, и кустами завалили. Думал, моего туда же определят, — ведь свидетель совсем не нужен. Однако, смотрю, сидит, глазами лупает.
Ночью мы снялись, прошли около трех километров и остановились возле какой-то развилки на отдых. Ротный махнул мне рукой, я подошел. Капитан и говорит:
— Приберись с пленным. Нам тихо уйти надо. Стою, рот раскрыл. А он молчит.
— Почему я?!
— Твой «дух» — тебе и прибираться. — А сам, смотрит — как я «выкручиваться» буду. Одно дело в бою по людям стрелять, и совсем другое своими руками другому человеку шею свернуть…
Постоял, постоял, а решать что-то надо. Подхожу к духу, тот меня увидел и все — обделался. Завонял, рядом стоять невозможно. Я чалму с него снял.
Поднял, руки за спиной связал и к камню привязал. Оставил его, в общем, теперь не убежит и не скажет, куда мы пошли. Подошел к ротному, он хмыкнул и махнул рукой — в строй иди. Видимо решил, что этот способ не хуже.
Через столько лет, вот какая мысль меня посетила в порядке бреда. Когда после 11 сентября всему миру стал известен портрет «главного террориста», мне он все время казался каким-то смутно знакомым…
Во-первых взгляд. Этот взгляд, буквально ударил меня по хребту. Это было, как осознание, которое я не смог проигнорировать. Какой же силы должен был быть этот взгляд? Мог ли простой «декханин» обладать такой силой духа? Мне кажется, что нет.
Во-вторых, несомненная удачливость этого «душка». Его могли просто пристрелить несколько раз, не особо заморачиваясь. Однако, напоследок, я его просто привязал к скале, и если за нами следили, то освободить его, после нашего ухода, дело одной минуты.
В-третьих, действовали мы тогда на границе с Пакистаном, и вполне могли зацепить какого-нибудь «гостя». Тот район был зоной действия одного, знаменитого позже персонажа, Бен Ладен он звался. Прочитал я где-то, что попадал он в начале своей карьеры в плен к «шурави», но ему удалось бежать. Чтобы попасть в плен и потом уйти невыпотрошеным, редкая удача нужна. Так, что может я и свел тесное знакомство с этой персоной? Кто его знает? «Террорист № 1» и я — его ночной кошмар. Прикольно! А может зря я тщательно не прибрался? Вот и думай тут, мордально мой «душок» очень знаменитого персонажа напоминал.
Утром вышли к, встретившей нас «броне». Расселись по БТРам и прибыли прямо на оцепление какого-то большего кишлака. Всех, вышедших с гор, свозили сюда. Помылись, почистились, отдыхаем и ждем, в какую же дыру нас зашлют, и сколько будет длиться отдых.
Второй день стоим в оцеплении. Кажется, вся дивизия растянулась вдоль ущелья, окружив кишлак. Кто-то спит, кто-то ходит по гостям. Скучно. На проческу кишлака пошли только «зеленые», нас не пустили, «шурави» все в оцеплении остались, как пугало для местных.
Дрова в округе все сожгли, даже щепочек и травы для костра не осталось, все собрали пока бездельничали, даже консервы разогреть не получается, весь сухой спирт извели. Пинц подал дельную мысль, что если подмазаться к саперам, то можно на пластите сосисочный фарш разогреть. Вдохновился я и пошел искать этих богачей. Нашел, познакомился, развели костерок из взрывчатки, согрели и схомячили на троих баночку фарша, который я принес. Попрощался, и пошел к себе, дальше ухо давить.
Солнце уже садилось, когда пришел приказ, выдвигаться. Проснулся и чувствую, что с моим организмом что-то не то, тошнит, живот крутит, голова болит…Вообще плохо все, но закосить от выхода уже не получается, проспал я все. Если бы проснулся до приказа о выходе, успел бы попасть к медикам, а теперь все, поезд ушел. Короче собрался, и встал в строй. Хреново мне что-то. Вспомнилось, как сидел я с саперами у костерка из пластита и подбрасывал комочки под банку, чтобы ровно горело, а последние крошки швырнул щедро, но не очень точно, часть их в фарш попала, то-то привкус у него какой-то странный был.
Дальнейший переход помню очень фрагментарно… Меня полоскает, периодически отбегаю с тропы…
Тропа идет вверх — «серпантином», бойцы сворачивают влево, огибают крутой участок и возвращаются назад по карнизу. Впереди у меня стена, метра два-два с половиной, обходить нет сил, разбегаюсь, подпрыгиваю и вцепляюсь в край тропы, кто-то втягивает меня наверх…
У моей рации ломается карабинчик и она повисает на одной лямке. Как-то все-таки ее несу, затем как-то чинюсь…
Прошу у Яшки-ординарца воды, прополоскать рот, так как меня уже не рвет, а во рту так загажено, что дышать невозможно. Он не дает, говорит, что если я ее выпью, то идти вообще не смогу.
Клянусь ему, что пить не буду, и как не странно, выполняю свое обещание, чему он сильно удивляется…
Стою рядом с ротным и вдруг слышу: «…у нас двое на эвакуацию…» Одного знаю — неудачно упал, ногу повредил, идти не может. А второй кто?.. Догадываюсь, что это я.
Ротный спрашивает — «Будешь эвакуироваться или дальше идешь? Вон гора, там наши, утром будет борт. «Гора высока! На фоне светлеющего неба, вообще над головой нависает — не доползу. Тут же тропа ровно идет. Говорю, что мне лучше и иду дальше…
Ползем на соседний склон. Рядом, на карачках, ползет мой старлей Задорожный и жалуется мне, что такого тяжелого рейда у него еще не было. Истерически ржу, кажется, что старлей обиделся…
Остановка. Отцы-командиры совещаются, смотрят карту и решают, что вроде дошли. Опять смотрят, меряют и ротный говорит, что за ночь прошли тридцать два километра. Приказывает назначить караулы и отдыхать. Спать я пока не могу, трясет всего, поэтому дежурю первым. Оборудовал позицию, натаскал камней на бруствер, лежанку подравнял и застелил. Примерился, прицелился — не видно ни хрена, внизу туман, но тихо пока, дождик мелкий только идет. Решил осмотреться, да и срок подошел, пора смену сдавать. Разбудил Пинца, а сам пошел местность осматривать, пейзаж больно интересный, никогда такой не встречал. С вершины горы насыпались камни, ничего необычного, курумник такой, но камешки размером с дом! Чувствую себя сусликом, да и норок полно. На месте стыков камней норка на нижний уровень, спускаюсь туда, внутри свободного пространства достаточно много, можно стоять, не нагибаясь и даже ходить, по углам опять норки, спуститься можно еще ниже, но туда уже без фонаря никак, да и страшно, если честно! Это, какие же тут лабиринты!!! Дивизию спрятать можно! Духи ведь не дураки, скорее всего эта природная крепость внизу ими обжита. Наверху дождь, туман, а тут тихо, сухо и, кажется даже комфортно. Пол щебенкой с песком усыпан, вверх почти как по лестнице можно подняться, в стенки только ногами упираешься, и вперед! Спать я все же там не лег, побоялся. Вылез наверх, завернулся в плащ-палатку, закатился за камушек и отрубился.
Выплывал я из сна как-то медленно и неохотно. Сперва услышал стрельбу, подумал, что и фиг с ней, спать хочу! Потом слышу, ползут мимо меня двое, и переговариваются:
— А это кто?
— Не знаю, наверное, кого-то зацепило.
Думаю, да, дожил до светлых дней, уже за труп принимают. Пора выползать! Приполз на позицию, там Пинц с тремя бойцами лупят вниз с четырех стволов. Выглянул из-за камней, а там внизу, метрах в двухстах, «пляшет», от пуль уворачивается какое-то чудо в перьях. Зеленые штаны, коричневая жилетка. Мечется, пытается утащить за камни, лежащего «духа» и очень трудно в него попасть оказалось. Прицеливаюсь, стреляю. Ушел гад! Снова стреляю, тороплюсь попасть, ведь не вечно такой цирк будет продолжаться. Снова мимо! Стреляю на опережение, пытаюсь угадать, куда он метнется. Вроде попал, но не уверен. Выпустил ведь в него почти два рожка. Пацаны потом спускались, смотрели, но мне было поровну, и я о результатах не спрашивал.
А ведь здорово он плясал! Успевал еще очень ловко огрызаться. Одна очередь вообще между нами прошла, мне тогда губу осколком камня пробило. Чувствую, солено во рту стало, думал сопли, а это кровь … Странный бой. Он стреляет — мы ткнемся вниз, а он в это время душка подстреленного за камни тянет. Мы стреляем, он пляшет, уворачивается, и так несколько раз. Вообще не думал, что такое возможно!
Когда все успокоилось, народ решил подкрепиться. В меня же ничего не лезло, пить только сильно хотелось. Пошел к камням, там, в углублениях, после тумана и дождя, образовались мелкие лужицы воды. Напился через трубочку, взял корпус механического карандаша, и как коктель просмаковал, даже фляжки наполнил, правда несколько вульгарно — через рот, ну да, самому пить, будет другая возможность, тогда сменю воду.
Подошел Пинц, спросил, почему не ем. Сказал, что не могу. Он предложил переложить к себе мои консервы, все легче идти будет, говорит, я согласился. Есть не мог еще два дня. Мы все время куда-то шли, ночевали в пещерках между камней. Однажды ночью вдалеке увидел зарево, какое — то море огней. Удивился, спросил, что за фигня? Пешевар, говорят, видать. Прикольно! Мы, что в Пакистан забрели? Нет, успокоили меня, по границе идем…
Утром, третьего дня, проснулся от голода, забытое чувство, однако. Хочу, есть, немедленно! Нет жрать! Блин! Консервы у Пинца в рюкзаке, надо бы забрать…
Ночевали мы в каком-то маленьком горном кишлаке, меньше десятка домиков и загонов для скота в разных местах по склону разбросаны. Пошел искать Пинца, его нигде не было, шарился он где-то, как обычно. Дошел до сарая, куда вечером вещи свои бросили, узнал у бойцов, куда Пинц кинул свой рюкзак, вытащил маленькую баночку сосисочного фарша и съел.
Минут через тридцать, прибежал разъяренный Пинц
— Ты спер у меня фарш! Когда придем в часть, я всем скажу, что ты «крыса»!
— Я не «крыса», и твоего я ничего не брал! А теперь пошел в жопу!!!
— Если ты дал мне банки, значит эти банки теперь мои! Когда в часть приедем, я тебя перед пацанами ославлю!
— Да, говори, что хочешь! А теперь отстань!
Пинц ушел, а я сел и задумался, ведь получается, что Пинц прав, и я скрысятничал. Без спроса залез к нему в рюкзак и забрал такой нужный для молодого организма продукт. Плевать, что продукты, я считал своими, а его предложение забрать груз, считал дружеской помощью. Ошибся в человеке, бывает, но оправдываться я не собирался.
Сижу, грущу, и тут «чудо», появляется мой старлей и говорит:
— Есть хочешь?
— Хочу.
— На, держи!
Вытащил из кармана и протягивает мне такую же баночку фарша, что я так бестолково употребил.
Никогда я так не был рад пище, не испытывал такой чистой и искренней благодарности к человеку, как в этот раз. Пошел и положил банку фарша обратно Пинцу в рюкзак.
Часа через два, подошел Пинц.
— У меня банка фарша в рюкзаке появилась. Откуда?
— Плохо искал!
— Искал я хорошо, и я знаю, что у тебя ничего не было и ты ни у кого, ничего не просил! Откуда?!!!
— Пошел в дупу!
За оставшиеся полгода службы, он еще несколько раз подкатывал ко мне с этим вопросом и был неизменно посылаем, в пеший сексуальный маршрут. Ну, не любил человек «непоняток», хотел все знать….
Рота двигалась к следующей точке на карте. По ходу движения, выяснилось, что место то проблемное. Кишлак охранялся стационарными огневыми точками с тяжелыми пулеметами ДШК. Прежние попытки взять кишлак, не удались. Пулеметы очень хорошо простреливали все подходы, так как огневые точки возвышались над поселением минимум на пятьдесят метров и располагались на одинокой вершине, посередине кишлака, с круговым сектором обстрела. Писец!!! Для полного счастья, на тяжелые пулеметы я еще не ходил. Там ведь не столько пуля страшна, хотя, если прилетит, радости мало, а плохо то, что при попадании рядом, она высекает жменю щебня, который и сечет, как осколками в кровавый фарш…
Пока я переживал, ситуация разрядилась. Духи потихоньку слиняли и пулеметы прихватили, горка-то дырявая вся, как муравейник. Никто ничего и не заметил. Вряд ли нас испугались, скорее дома свои пожалели. Вызвали бы мы артиллерию, и перепахали бы все к чертовой матери.
Заняли мы эти точки, три штуки их оказалось. Представляли они собой площадки между скал. По краю площадки шел высокий бруствер, перед ним была прибита тренога от пулемета. Между собой площадки соединялись узенькими переходами, пробитыми в камне. Следов обработки и долбления камня видно не было, видимо стародавнее укрепление. Вид с площадок был просто идеальный, да и пулеметы были наверное пристреляны как надо. Так, что если бы по нам отсюда вдарили, было бы тяжко.
Заняв горку, бойцы расположились на отдых. На доставшейся нам площадке, стоял мешок картошки, штук двадцать цинков с патронами от ДШК и тренога, с прислоненной к ней алюминиевой крышкой. Ни дровинки, ни травинки для костра, не было. Жарить картошку не на чем, но есть то хочется, особенно мне.
Оголодал, однако, но мысль родилась у меня просто гениальная. Дело в том, что патроны крупного калибра заряжаются артиллерийским порохом, в виде соломки, которая на открытом воздухе горит довольно медленно. Короче, приступили к обряду. Положили крышку алюминиевую на два булыжника, почистили и нарезали картошку, высыпали все в крышку. Я вскрыл цинк с патронами и начал их колоть. Клал патрон между двух камней и бил третьим камнем сверху. Гильза ломалась, я вытряхивал порох в кучку. Сашка-сапер, флегматичный эстонец, с которым я оприходовал, подогретую на пластите несчастливую для меня банку фарша, равномерно подбрасывал порох в очаг. Яшка, ординарец ротного, и Пинц, осторожно все перемешивали. Вот такой конвейер получился. У Яшки еще банка тушенки оказалась, так мы ее с картошкой замешали. На запах тут же появились гости. Ни фига себе! Командный состав голодает, а солдаты картошку жареную наворачивают!!! Непорядок! Увидев нашу кухню, конкуренты слегка охренели, но понаблюдав за процессом, решили, что могут так же. Забрали у нас остатки мешка с картошкой, прихватили несколько цинков и, дождавшись окончания жарки, забрали пустую крышку — нашу сковородку. Ничего вкуснее этой несоленой картошки я в жизни не пробовал!
Утром прочесывали кишлак вместе с «зелеными». Кишлак, как кишлак, нищета страшная, как обычно. Дома каменные, а не глиняные, ну да другого материала в округе нет. Прилеплены к склону, как сиденья в амфитеатре. Улочек нет, одни тропинки. Внизу мелкая речушка течет. С утра в соседней роте, третьей кажется, дурацкие потери. Боец за куст заглянул, а там дед со стволом прятался. Ну и со страху, что его обнаружили, в живот солдату и выстрелил. Деда повязали, допросили и определили в расход. Я рядом стоял, когда боец вывел деда, дал ему пинка под зад и тот засеменил вниз, по склону.
— Зачем духа-то отпустил?
— Смотри, смотри, что сейчас будет!
Метров, через тридцать прогремел взрыв, то, что осталось от духа скатилось в ручей. Блин!!! Предупреждать же надо! Этот хрен, отмотал шнура огнепроводного, вставил в толовую шашку, поджег и тайком подложил «духу» в карман, затем пинком отправил вниз по склону…
Настроение поганое, смутное, депрессия навалилась. Ничто не радует, ничего не удивляет. Нет, вру, удивился. Пошел за водой, чай вскипятить, и удивился. Подхожу к ручью, а там вместо воды, кровь течет. Сюр какой-то, не бывает так! Единственное изменение пейзажа, это алый цвет воды. Может у меня тихо и незаметно «крыша» поехала, и я теперь знаю, как с ума сходят? Правда, что-то не дает мне поверить в такое простое объяснение. Логика, будь она неладна….
Решил проверить и пошел вверх по течению. Метров, через сто, все разъяснилось. Афганцы, у ручья, только что корову зарезали, кровь в ручей сливали, а я чайник собрался набирать, когда кровь из коровьего горла буквально хлестала. Ну и ладно, значит, «шифер» еще держится! Обошел «зеленых», которые очень косо на меня посмотрели, набрал чайник и пошел к своим.
Ближе к вечеру, спустились вниз, в долину. Сели на «броню» и домой, в Кабул, где не были уже почти два месяца.
