Ловко выскочив на бушприт, я уцепился за крепление парусов, резко дернул, проверив их надежность, и вернулся на палубу.

— Ей, малец, погляди еще вон ту, — раздался с мостика надрывный голос старпома. Я оглянулся, проследил за его движением и, отсалютовав, стал стремительно карабкаться на мачту.

Наш полет длился шестой день, и до цели нашего недолгого путешествия оставалось всего несколько часов. Упиваясь небесным великолепием, я с небывалой легкостью выполнял приказы мистера Барибалы . Пузатый здоровяк, как оказалось, был правой рукой капитана Райдера и пользовался немалым авторитетом в команде. Любая мелочь на нашем летающем гиганте не обходилась без его всевидящего ока. И хотя один его глаз был скрыт темной повязкой, он не испытывал неудобств и всегда оказывался в нужное время в том самом месте, где затевалось что-то нехорошее. Лично я дважды стал свидетелем его невероятной прозорливости.

В первый же день нашего восхождения мы наткнулись на пару летающих карсов, пожелавших испортить нам путешествие. Разместившись на краю крыла, они заметно затруднили управление кораблем. Последовав примеру летных, я схватил багор и попытался прогнать этих мерзких длинноносых тварей, которые к тому времени, почистив перышки, уже начали присматриваться к деревянной обшивке.

К несчастью, наши многочисленные попытки прогнать пернатых не увенчались особым успехом. Наши острые крючки немного не доставали до карсов, а когда один из летных, перегнувшись через борт, проявил излишнюю прыть — птицы разозлились. Захлопав крыльями и издав душераздирающий вопль, они взмыли ввысь. Помню, кто-то даже порадовался, решив, что проблема упорхнула сама собой. Но не тут-то было. Потревоженные птицы не собирались сдаваться. Сделав круг почета, они устремились на своего обидчика.

Попятившись, напуганный летный отбросил бугор и бросился к капитанскому мостику.

Зависнув над парусами, карсы атаковали. Острые перья градом обрушились на бедолагу летного, и он едва успел увернуться. Но опасные птахи не собирались сдаваться: не дав передохнуть, они оглушили нас очередным боевым кличем и обрушили новую порцию острых игл.

Я схватил первое, что попалось под руку, — деревянная крышка от пузатой кадушки защитила не хуже щита. А вот летному, побеспокоившему карсов, на этот раз не повезло: два пера воткнулись ему в ногу. От боли он запрокинул голову и, подвывая, стал кататься по палубе, даже не пытаясь увернуться от опасности.

Мы были в панике. Не зная, как справиться с подобной напастью, большая часть команды металась среди мачт, стараясь найти надежное укрытие. Именно в этот самый момент и появился старпом.

Хлопнув в ладоши, он гаркнул на нас, заставив выйти из ступора и перестать паниковать. Следом мистер Барибала начал командовать. Выходило у него это просто на загляденье. Четкие, рубленые фразы содержали максимум информации при минимуме времени.

Всего через пару секунд мы уже дружно меняли направление ветра, переставив паруса на противоположную сторону. Не ожидая такого поворота событий, карсы врезались в плотную парусину и с недовольными криками отправились восвояси. Маленькое сражение осталась за нами.

Распорядившись сменить рулевого и оказать помощь раненому, старпом сцепил руки за спиной и поспешно удалился к себе в каюту. Позже от беззубого Билла я узнал, что карсы опасны до тех пор, пока им не окажешь сопротивления — лишь после этого они бегут без оглядки, прищемив свои клювы.

Второй случай, когда Барибала пришел нам на выручку, произошел на второй швартовке.

Небольшой Каймовый островок приютил нас всего на ночь. Приказ капитана был безапелляционным — всем оставаться на корабле, а любой, кто ослушается, действует исключительно на свой страх и риск. Я не сразу понял, к чему нужна такая строгость.

У воздушного пирса, где пришвартовался наш летающий гигант, было более чем безопасно. Десяток легких строений, носивших, скорее всего, хозяйственное назначение, и еще ряд жилых шалашей. Местные жители тоже выглядели вполне приветливо: улыбались, махали нам руками, некоторые из них даже умели общаться на материковом наречии. Но главным был тот факт, что никто из них не носил оружия. Я не заметил даже крохотных кинжалов — только трубки и бамбуковые палки за спиной.

Звезды стремительно заполонили небосвод, округа вспыхнула множеством костров и по острову поползли тягучие мелодии. Незнакомые мне инструменты играли приятно, создавая впечатление иллюзорности окружающего. Я словно слушал звуки ветра, деревьев, успокаивающий шум моря, но только не струны неведомых артистов. Спустя некоторые время в плавную мелодию вплелись женские голоса. Мягкие слова, вздохи усыпляли и расслабляли, обволакивая ночной дымкой безмятежности.

Подойдя к борту, я посмотрел вниз, уставившись в иссиня-черную рябь воды. От горизонта прямо к нашему кораблю тянулась лунная дорожка, приглашая меня отправиться в дальнее путешествие.

Я смотрел на проплывающие облака, мириады звезд, ночной пейзаж и понимал, что нахожусь сейчас за сотни миль от привычного для меня мира. Там, где живут совсем по иным законам, и солнце светит слишком уж ярким белым светом.

Веки стали слипаться. Я уже не стоял, а плыл, медленно паря над высокими каменными постройками города. Уворачиваясь от высоких шпилей производственных цехов, возле которых кружили боевые крылопланы, я летел вдоль улиц, где, пыхтя, как натруженные жуки, толпились механические повозки. Знакомые улочки, дворы, проулки — я упивался приятным зрелищем, вдыхая тяжелый запах городской гари.

Случайно в толпе мелькнула знакомая куртка. Я напряг зрение, присмотрелся. Неужели это я? Прозорливый Итар! Кто же еще? Безусловно — я! Я и никто другой. Совершив размашистое движение руками, я устремился вниз.

Небольшая пробежка. Я едва не упал, хотя в целом приземление прошло удачно. И, вклинившись в толпу, стал одним из немногих, кто спешил по своим делам, выполняя заранее установленные задачи, функции, требования. Город-механизм не терпел хаоса: четкость во всем — вот каков был девиз Цеха механикусов. Только мне сейчас было не до прописных истин — меня больше интересовал таинственный двойник.

Мрачные лица, стеклянные глаза, механические движения — я не сразу понял, что те, кто меня окружают, совсем не похожи на обычных горожан. Винтики в огромном узле городского механизма. Даже слова, которые удалось мне услышать, отдавали туннельным эхом. Но и на эти очевидные детали я не обратил внимания.

Мой бег по собственному видению продолжается. Здесь я не чувствую усталости. Дотягиваюсь рукой до впереди идущего. Очень знакомая куртка, и старое масляное пятно на месте.

Поворот.

Я пошатнулся и замер.

Передо мной оказалось мое собственное лицо. Очертания, глаза, скулы — с одной лишь разницей. Мой двойник был полностью металлический, словно порождение искусного мастера, он являлся истинным воплощением безумного гения. Миниатюрные медные линии создавали овал черепа, две огромные шестерни напоминали мозг, а крохотные окуляры впитали в себя цвет голубых глаз — моих глаз!

Механическая рука медленно поднялась, и указательный палец осторожно коснулся моего плеча. Теперь уже я оказался в роле экспоната, приводящего в восторг моего механического двойника. Сотни, тысячи глаз уставились на меня. Чужака. Пришельца из другого города. Иного мира, где существует жизнь, а механика — всего лишь способ выразить свой талант.

Рука сомкнулась на моем плече — я почувствовал легкое покалывание, а чуть погодя тело обожгла жгучая боль. Я вскрикнул. Лица вокруг меня изменились. Стали злыми, острыми. Сотни механических людей, сложные конструкции города, созданного вовсе не из каменных глыб, а сотканного из металлических свай и пластин. Только теперь я понял, что вокруг меня все чужое! Лишенное жизни и плоти!

Я не сразу узнал Рифт в его былом виде…

— Хватит спать! Очнись, новичок!

Меня словно выбросило на берег крутой волной. Один миг — и свет сменил полумрак ночи, высоченные строения сменились хлипкими лачугами, и не осталось и следа от медных жителей неведомого, но в то же время узнаваемого города. И разве что крепкая рука все еще сжимала мое плечо.

Мистер Пирси, наш рулевой, испуганно взирал на меня и, по всей видимости, уже собирался звать на помощь старпома.

— Со мной все в порядке, — я легко втянул дурманящий аромат ночи. Сколько же запахов собрала она сегодня в этом прекрасном месте? Тысячи, не меньше. Прохлада легкого бриза затерялась среди свежести зелени и пряностей, выложенных для сушки трав и кореньев, а море добавило к этому аромату благоухание сушеной рыбы и бамбуковых заготовок.

— Опасное место, сынок. Разрази меня туча, если это не так!

Я с недоверием покосился на старика, хотя прекрасно понимал, что нет причины не доверять его словам.

— Вы бывали здесь раньше?

— Утащи меня Буй, если я поверну штурвал сюда еще хоть раз!

Взгляд рулевого заметался по острову, словно наш корабль пытались окружить ночные ворчуны, способные проделать дырку в любой, даже самой крепкой обшивке.

— Тогда откуда такая уверенность?

— А то сам не видишь? — уклончиво ответил старик и, недовольно шмыгнув носом, сплюнул за борт. — Ты глянь, тут же все кишит опасностью. Эти голожопые только с виду радушные хозяева — приютили на ночку и ходят, лыбятся.

— И что же в этом плохого? — не понимая, куда клонит Пирси, продолжил я спор.

— Все плохо. Добра не может быть так много. Тем более, здесь — в Небесной пустоши. Что, удивлен? Не слыхал о такой? Так вот, тогда сиди и не спорь, а послушай-ка лучше, что про нее летные рассказывают… Просторы эти опасны в первую очередь своими облаками. Глянь, какие они большие, пузатые, — дрожащий палец рулевого уткнулся в линию горизонта. Дождавшись, когда я посмотрю на небо, голос продолжил: — Гиблые они, новичок. Ох, какие гиблые! Представь, летишь ты по бескрайним просторам, вдруг — хрясь, — ладони старика сомкнулись и издали глухой хлопок. — И перед тобой такая вот громила нарисовалась. Ну, приборы там, магнитные карты, все в порядке. А как попадешь внутрь — и день с ночью поменяется, горизонт с небом махнутся местами, и сам уже не знаешь, то ли в этой ты жизни находишься, то ли в той…

Я завороженно смотрел на старика, не в силах понять, пугает ли он меня, или все это чистая правда. Но пока я размышлял, Пирси продолжил рассказ:

— Бывало, что Потерянные — так мы называем летных, что попали в небесный капкан, — появлялись вновь… Только это были уже совсем другие люди. Голова вся седая как лунь, хотя со дня их исчезновения прошел день или неделя, да ко всему прочему плетут всякую чушь о летающих тварях, что способны пожрать само пространство.

Я почувствовал, как по коже побежал морозец. На материке, в отличие от свободных островов, ничего подобного не рассказывали. Даже Граничные торговцы, от которых всякое можно услышать, никогда не упоминали о потерянных кораблях и чем-то похожем.

— А островитяне знают, что творится в небесах?

— Думаю, да. — Рулевой прищурил глаза и покосился на ближайшие шалаши. — Этим хитрецам ведомо гораздо больше, чем нам. Все эти истории родились не на пустом месте, сынок. Да и на островах у них худого хватает. Ты думаешь, капитан по доброте душевной нам на берег запретил спускаться? Нет, я его хорошо знаю, не первый год с ним вместе летаем… Опасается он за нас. Дурное чует, вот и предупредил. Так бы я уж давно к местным мулаточкам в гости наведался. Я в этом деле знаешь какой… О-го-го! Только начну, не остановишь…

Обнажив пеньки старых, сгнивших зубов, Пирси хищно улыбнулся и ловко притопнул ногой.

Рулевой уже собирался перевести разговор в иное русло и поведать мне о своих любовных приключениях, но я вовремя остановил его, задав очередной вопрос:

— А бывали случаи, что аборигены нападали на летных?

Старик мгновенно погрустнел. Обветренное лицо осунулось, и выцветшие глаза стали пронзительно синими. Подозвав меня ближе, он огляделся и тихо прошептал на ухо:

— Можешь не верить, но лично мне кажется: здешние поселенцы одержимы…

— Как это? — удивился я.

— Да очень просто. Есть тут поблизости один островок, называют его Серым поплавком, ну навроде удильной принадлежности. Когда к нему подлетаешь, создается впечатление, что он покачивается на волнах. Хотя о чем это я… Один штурман сболтнул — остров тот и правда двигается, смещается то в одну, то в другую сторону. Но не это самое странное. Приземлялись мы как-то на Поплавок, и знаешь, что там произошло?..

Рулевой заговорщически оглянулся и продолжил:

— Поначалу все шло вроде бы хорошо. Мы праздновали удачную вылазку в Стронцу, где продали весь табак из Лукретца. Веселье устроили знатное: ромус, дурманящий лист, южные фрукты. Но после полуночи праздник закончился. Мы не сразу разобрали, что произошло, а когда, наконец, поняли, было уже поздно. Они накинулись на нас, словно пантеры… черные тени, способные только убивать… крик, кровь, боль — вот как нас встретили на Поплавке…

— Это были звери?

— Звери, а кто же еще, Итар их забери! — всплеснул руками Пирси. — Поджарые, низкорослые, с горящими глазами! Сущие твари, не иначе! И зубы такие острые — словно добинские иглы.

— А откуда они взялись?

— Знамо откуда, из деревни. Я же к чему и говорю: с аборигенами связываться себе дороже. Ходят слухи, что они специально выпивают какую-то дрянь и становятся одержимы, вот оно как…

Живая картина настолько отчетливо нарисовалась в моем воображении, что я едва не вздрогнул от ужаса. Люди рвали людей на части. Да как такое вообще могло произойти?!

— Почему они так поступили?

— Да кто ж его разберет? — пожал плечами старик. — Может, прогнать нас хотели, а может, полакомиться решили человечиной. Я же тебе о чем и талдычу: Небесные океаны — гиблое место, не заплутаешь, так в силки попадешь. Не погибнешь в небе, так на земле глотку перегрызут…

— Осторожнее! Смотрите, там!

— Куда он лезет! Совсем ополоумел!

— Хватай его! Помогай!

Десятки голосов обрушились на нас со всех сторон. Я резко повернул голову и ахнул. Один из наших — кажется, его звали Перстом — перемахнул через борт и, очутившись на берегу, беззаботно растянулся на песке. Но не это заметил дозорный со своей вышки. Рядом, всего в паре футов от берега, возле двух пальм показались черные тени.

Если бы не рассказ рулевого, я принял бы их за пару неподвижных валунов, но сейчас мне удалось уловить в сложной игре света и тени легкое движение.

Люди?

Точно — люди!

Догадка оказалась еще кошмарнее рассказа Пирси. В ночи возникли горящие огнем буркала и угловатые формы худощавой фигуры распрямились… Миг — при всем своем умении и помощи команды Перст не успел среагировать — нападавшие оказались быстрее молнии.

Жадно чавкая, они впились в его тело, разрывая его в клочья. Захлебываясь собственной кровью, летный попытался отползти к воде, но не тут-то было. Одержимые не собирались отпускать жертву.

Я стоял, замерев на месте и четко осознавая, что не могу сделать и шага. Все тело сковало такой ледяной коркой, словно я превратился в одну из статуй первых механикусов, стоявших в лётном парке Пара-винта.

— Пошли прочь! — один из лётных, высокий бородач в широких штанах и жилетке, ловко спрыгнул за борт и, обнажив кривую саблю, стал приближаться к аборигенам.

— Стоять! Не сметь!

Голос старпома обрушился на нас сверху как раскат грома.

Команда замерла в исступлении, и только бородач не остановился, продолжая осторожно двигаться вперед.

Несчастный уже не орал, а тихо постанывал. Его тело непроизвольно содрогалось под напорами ненасытных ртов. Чавкающее хрюканье стало отчетливо слышно даже на корабле, а вскоре раздался хруст ломающихся костей.

— Будьте вы, прокляты, итарово отродье! — взревел бородач и занес саблю для удара. В этот самый миг его запястье оплел кнут старпома.

— Не сметь!

Тело летуна дернулось и повалилось на землю. Барибала оказался возле бородача и, прижав того коленом к земле, одним ловким движением отобрал оружие. Затем он повернулся к нам и, указав на одержимых, произнес:

— Напасть на них — значит умереть! Помочь жертве — значит умереть! Попытаться спасти — умереть! Варус, выпускай…

Лётный отсалютовал и отпустил с цепи огромного пса, на котором, будто на гирлянде, висели связки каких-то весьма вонючих плодов. Пленник припустил прочь, а старпом задорно присвистнул.

Одержимые отвлеклись и заводили носами, будто голодные волки. А уже через мгновение они на четвереньках помчались вслед за четвероногим.

Дождавшись, пока одержимые не исчезнут в ночном сумраке, старпом подошел к безжизненному телу летуна и повязал ему на запястье красную ленту — согласно воздушной традиции. Именно такой дар должен был принести мертвец, попав на суд к воздушному покровителю Икару.

Утром мы отвязали концы и стали медленно набирать высоту, оставляя за спиной прекрасный пейзаж опасного острова. Аборигены весело кричали, улюлюкали, провожая нашу летающую крепость. С наступлением солнца их неведомая болезнь исчезла без следа, оставив после себя лишь неприятный привкус крови и багровые следы на песке.

* * *

— Чего застыл? Живо к капитану! — рявкнул мне на ухо старпом и, смерив меня злобным взглядом, толкнул в спину.

Недавние воспоминания в одну секунду рассеялись, словно дымка над водой, и я поспешил в верхнюю каюту.

На мой неуверенный стук послышался слегка хрипатый голос одноногого. За долгий месяц путешествия мне так и не удалось перемолвиться с ним словом. Райдер не часто появлялся на палубе, проводя время в уединении, как мой бывший наставник виртуоз Босвел.

— Проходи, садись, — холодно произнес одноногий.

Сам он расположился возле небольшого секретарского столика.

Прикурив трубку, капитан долго изучал какие-то пожелтевшие бумаги, а затем, не глядя на меня, поинтересовался:

— Та история, что ты рассказал мне… Могу ли я верить твоим словам?

— Мне нет выгоды врать, тэр, — не раздумывая, ответил я.

— Стало быть, ты действительно какое-то время был в услужении у гнома-великана и даже умудрился побывать с ним в Ржавом городе…

— Так и есть, — кивнул я в ответ.

Капитан отложил исписанный лист в сторону. Затем глубоко затянулся и выпустил наружу клубы сизого дыма.

— Ты говорил, его рука была механической. Верно? Точно ли ты запомнил: правая, а не левая?

— Безусловно, — вновь откликнулся я.

Оказавшись возле стола, одноногий уткнулся в небесную карту, по которой осторожно со скрипом передвигались металлические конструкции облаков и воздушные караваны тянулись с запада на восток, создавая настоящий небесный тракт, отмеченный тонкой красной нитью. Подобное чудо техники, созданное искусными кранксами, мне не раз приходилось видеть на материке, но здесь, в свободных землях, где презирали технический прогресс и любое изобретение механикусов, подобная вещь была явна в диковинку. Я искренне удивился, но спросить капитана о ее происхождении так и не решился.

— Тебе знакома эта конструкция? — одноногий указал на карту.

— Мне приходилось собирать подобный механизм, когда я служил у моего учителя, виртуоза Босвела, — честно ответил я.

Капитан кивнул:

— Что ж, это хорошо. Видишь эти два полукружья? — капитан обрисовал рукой огромное пространство. — Мы называем их Небесными океанами. Мир, который живет по неведомым нам законам. Можно долго рассказывать о тех чудесах, что творятся в его пределах, но найти им хоть какое-то внятное объяснение — невозможно. Направление ветра и общие ориентиры здесь не поддаются никаким законам, впрочем, как и все на свободных островах. Именно по этой причине я пользуюсь механической картой… — Правая линия широты, которая должна была перемещаться вместе с движением корабля, внезапно остановилась и задрожала, будто струна. — Гадский гоблин! — прервав беседу, прорычал капитан и, потеребив металлические крепления, пожаловался: — Всегда заедает… Ну что ты будешь делать?

— Это все из-за пружины, она, видимо, совсем проржавела. Если желаете, я могу посмотреть, — тут же откликнулся я.

— А сможешь?

— Да раз плюнуть, — откликнулся я и, не дожидаясь позволения, принялся откручивать расположенные в углах крепления.

Управился я не так скоро, как хотел, но в целом капитан остался доволен и даже похвалил меня. Если бы он только знал, каких усилий стоила мне эта, казалось бы, незначительная поломка, он никогда не назвал бы работу «отличной». Механизм лишь внешне выглядел безупречно, а вот внутри творилось нечто невообразимое. Ржавые детали увязли в толстом слое вековой пыли, а от смазки не осталось и следа. Я был поражен — как вообще этот механизм до сих пор функционирует и умудряется сбиваться лишь на один градус в сутки?

Я поправил маховик, подтянул крепежи и сделал неутешительный прогноз:

— Вам повезло, что эта карта все еще работает, тэр.

— Неужели все так критично? — удивился капитан, осторожно выглянув у меня из-за плеча.

— А как же? — всполошился я, почувствовав, насколько приятно ощущаю себя в привычной среде. Проверив еще два узла, я не спеша принялся объяснять: — Вот здесь вот кривошипно-шатунный механизм почти вышел из строя. А тут — поршень едва работает. Так что, на мой взгляд, еще неделя — и ее смело можно отправлять на свалку.

Райдер заметно погрустнел.

— Да, действительно, дело плохо. В Небесных океанах без карты никуда. А лететь нам как минимум один лунный цикл, — и после недолгой паузы поинтересовался: — Скажи, а может быть, что-нибудь можно придумать? Ну, подлатать там, например, или что-то поменять, переставить? Прости, я плохо в этом разбираюсь…

— Сейчас посмотрим, — растерянно оглядев конструкцию и прикинув, что к чему, я стал перечислять: — Мне понадобится: ветошь, машинное масло, набор ключей и…

Капитан внимательно выслушал, и уже через десять минут у меня были все необходимые вещи. Еще раз бегло осмотрев сложный кранкский механизм, я решил начать с шестеренок: подтянул крепления, хорошенько их смазал и, перепроверив работу, остался вполне удовлетворен.

— Знаешь, раньше было куда проще, чем сейчас, — стараясь не отвлекать меня от работы, тихо произнес капитан. — Ни тебе тяжеленных машинерий и самозаводящихся вещичек типа этой. Все проще и легче…

— Но ведь они вам помогают!

Уже зная, как одноногий относится к прогрессу, я все-таки удивился.

Но у него и на это нашелся вполне вразумительный ответ.

— Все очень просто. Механизм лишь поначалу работает на своего создателя, а потом происходит необратимое и они меняются местами — создатель становится рабом своего детища. Так называемая зависимость.

— Я о таком никогда не слышал, — честно признался я.

— Уверен? Тогда попробуй вспомнить свою жизнь на материке.

И тут меня словно осенило. Из памяти, как из табакерки, выпрыгнули манипуляторы — лишенные контроля и способные выполнять лишь запрограммированную функцию. Уж не их ли имел в виду капитан?

— Механикусы всегда были слепы в своем выборе. Для них была важна сама цель, а не последствие, — скрывшись за клубами дыма, вкрадчиво прошептал одноногий. — Да что там говорить: долгие годы я ошибался, доверяя лишь неумолимому прогрессу, который несся вперед с бешеной скоростью. Безумный монолотив , сносящий все на своем пути. Но когда-то он должен был сломаться. И это произошло именно на Рифте, в месте, где никогда не существовало правил и запретов. Знаешь, Ржавый город всегда напоминал мне здешние просторы. Только небо, море и сотни лиг настоящей свободы.

— Вас сковали законом? — предположил я, припомнив рассказ Хвоста.

Райдер грустно улыбнулся и покачал головой:

— Мы сами загнали себя в ловушку. Пошли слишком легким путем. Решили, что машинерии способны полностью нас заменить. Понимаешь? Полностью. Зачем утруждать себя? Копать, переносить, колоть, если за тебя это может сделать ратник…

— Ратник?

Во взгляде капитана появилась некая тревога.

— Я совсем позабыл… В твоем рассказе их звали манипуляторами. Это вначале они казались бесценными помощниками, а сейчас, по всей видимости, они обычные стражи ржавой равнины. Псы на поводке, способные только лаять и огрызаться на непрошеных гостей.

— Получается, что машины вышли из-под контроля? — как мне виделось, я дал вполне правильный ответ, но одноногий не согласился со мной.

— Уверен, что нет. Даже умудренные в своем деле кранксы не способны вложить в созданную им вещь человеческий разум. Впрочем, давай не будем ворошить прошлое… Ну, что у тебя получилось?

Я отложил инструмент и продемонстрировал капитану работу.

— По-моему, великолепно!

— Надеюсь, мы дотянем до намеченной цели, — я стер со лба пот и завел хорошо смазанный механизм.

Карта протяжно скрипнула, выказывая свое нежелание работать, затем защелкала и после недолгого ожидания стремительный бег механизма начался вновь. Символ нашего корабля — крохотный треугольник — устремился на запад, а фигурки островов, облаков и других небесных путешественников стали медленно плыть вдоль металлических границ.

— Слава Икару! Тебе удалось оживить эту старую, скрипучую гадину, напоминавшую мне о подагре, — расплылся в улыбке капитан. — Клянусь бурей, мы достигнем Глаага точно в срок.

Наверное, даже подслеповатый Керк, что служил на корабле дневальным, заметил бы, как я изменился в лице. Мысль о том, что мы вновь окажемся на земле и надо мной нависнет угроза столкнуться с опасными преследователями, заставила содрогнуться. Даже два небесных океана не смогут остановить свободных сыскарей, если они заключили контракт.

Заметив мое волнение, капитан задумчиво побарабанил пальцами по столу и вскоре изрек:

— Предлагаю тебе сделку…

Я открыл было рот, но одноногий незамедлительно пояснил: — Твоя безопасность — в обмен на небольшую услугу…

— Что я должен сделать?

— Ничего невозможного, — попытался меня успокоить Райдер. — Тебе необходимо всего лишь повторить свой рассказ, слово в слово.

— И только? — удивился я.

— Абсолютно. Большего я от тебя не требую.

— Кому же будет интересна моя история?

Капитан внимательно посмотрел мне в глаза, словно решая — стоит мне знать ответ на этот вопрос или нет, и, видимо, так и не сделав выбор, уклончиво ответил:

— Ее хочет услышать один мой старинный приятель, живущий на самой окраине Глааги.

Иной информации мне знать не следовало.

Немного подумав, я согласился. Мой скудный выбор все равно не оставлял мне другого варианта.

Ударив по рукам, я бросил взгляд на механическую карту, которая, надо заметить, худо-бедно, но продолжала работать и, поклонившись, оставил капитана наедине со своими мыслями.