Наутро долго долбить в дверь не пришлось, надзиратель сразу меня выпустил, имея, по всей видимости, соответствующие указания. На этот раз тренировка проходила без партнёра, — похоже, бывшему вояке было не до развлечений. Но служба есть служба. А может, он просто ещё не пришёл в себя после вчерашнего, что, впрочем, тоже является частью нашей службы. Даже в купальню меня проводили, не задавая лишних вопросов. Вопросы начались сразу после утренних процедур, в кабинете сыскаря, даже в камеру зайти не удалось, чему я и не особо огорчился.

Сыскарь оказался мужиком средних лет, мощного телосложения, с побитым жизнью лицом. Волевое, кстати, лицо. Выступающие скулы, кустистые брови, и хмурый тяжёлый взгляд чёрных глаз. Не люблю я эту породу! Вообще не люблю сыскарей, а таких идейных — тем более.

— Смотрю, вы неплохо здесь устроились, лейтенант, — холодно начал допрос мужик.

Сыскарь расположился за солидных габаритов столом, облокотившись о него локтями. Напротив стола имелось лишь одно место для «гостей», — дохлая такая табуреточка, на которую я и присел. Мой спокойный взгляд несколько отрезвил сыскаря, по-видимому, хотевшего начать допрос с давления на заключённого.

— Как бы там ни было, я бы предпочёл находиться сейчас в другом месте. А ещё я предпочёл бы в столице своей империи видеть побольше уважения к боевым офицерам, в особенности, пребывающим здесь в заработанном потом и кровью, и жалованном лично императором, отпуске.

— Ваша выходка с требованием тренировки будет доложена по инстанции.

— Да делайте, что хотите, мне глубоко плевать. Надеюсь, эта ваша «инстанция» отметит моё служебное рвение и стремление поддерживать готовность пожертвовать собой во имя Императора даже в застенке, куда меня кинули без всякого внятного повода.

— На границе вы тоже такое себе позволяете?

— На границе боевого офицера не кидают к уголовникам, предоставляя специальную камеру, и сами отводят каждое утро на тренировку, не задавая глупых вопросов. А ещё там я всегда понимаю, за что именно сижу в застенке.

— Вы считаете Ваше задержание бессмысленным? Это решать не вам, можете подать жалобу на имя его императорского величества.

— Капитан, вы собираетесь обсуждать со мной целесообразность моего здесь пребывания или спрашивать по существу? Чем быстрее мы начнём допрос, тем быстрее я отсюда выйду. Давайте уже, не томите, — после моих слов мужик хоть и нахмурился, но зато окончательно понял, что спорить с ним я не намерен, и вообще не спешу предъявлять какие-то претензии. — «Неужели он думал, что я тут стану топать ногами и кричать о поруганной дворянской чести? Он так решил из-за моего требования предоставить возможность потренироваться? Дурдом какой-то».

— Хорошо, рад, что вы настроены отвечать на вопросы. Тогда давайте приступим. Имя?

— Вереск эль Дарго.

— Положение?

— Лейтенант гвардии его императорского величества…

После очередной серии формальных вопросов, он, наконец, перешёл к основному.

— Зачем вы убили мага?

— Какого мага?

— Разве вы убили не одного мага?

— Простите, но у меня на границе случались дуэли с каждым вновь прибывшим для несения службы магом, иногда они умирали. Всех я не помню, — я решил, что, раз он начал задавать дурацкие вопросы, получит такие же дурацкие ответы.

— Маг, относительно которого идёт следствие — это Фальтос эр Альянти.

— Дуэль.

— Что дуэль?

— Я был вызван этим магом на дуэль, в ходе которой он был убит. Дуэль велась в чётком соответствии с дуэльным кодексом и неписанными правилами поведения боевых офицеров в отношении боевых магов. Такой возможный исход дуэли маг мог предвидеть, но, по всей видимости, не придал ему значения. Теперь он мёртв.

— По имеющейся у следствия информации вы убили мага, когда он уже не представлял опасности и был вами повержен путём, — сыскарь наклонился к бумагам на столе, — «удара рукоятью меча в область лба с последующей потерей сознания». Я спрашиваю вас, зачем было убивать поверженного бессознательного противника?

— Пункт 13 Дуэльного уложения предписывает: «Победитель вправе требовать принесения ему извинений побеждённым, нанести калечащий либо смертельный удар. Запрещается избивать поверженного противника, оскорблять его и причинять ему чрезмерные физические страдания». Ничего запретного я не совершил, лишь использовав своё право нанесения смертельного удара.

— Вы говорили, что раньше дрались с магами. Всегда ли вы их убивали в случае победы?

— Нет. Всё зависело от степени оскорбления и… моего настроения, — мы мило улыбнулись друг другу на мою невинную шутку. — Кроме того, магов к нам направляют учиться уму-разуму, и кому, как не нам, гвардейцам, их учить? Мёртвый маг ничему уже не научится, поэтому многое ещё зависело от его готовности усваивать науку жизни.

— Тогда какие именно обстоятельства побудили вас именно убить, а не «поучить уму-разуму», как вы выражаетесь?

— Мы не на границе, а маг не мой сослуживец, чтобы я его учил.

— Значит, всех остальных, кроме сослуживцев, вы будете именно убивать?

— Если бы мне не дали возможность тренироваться в Башне, я бы по выходе отсюда убил на дуэли сначала поочерёдно всех надзирателей, которые мне отказали, а затем начальника караула и коменданта Башни. После этого следующее руководство стало бы относиться к боевым офицерам, находящимся к тому же в отпуске, так, как те того и заслужили своей безукоризненной службой. Но руководство вовремя оценило, кто к ним попал, проявило дальновидность и рассудительность. В результате, все живы. Вы поняли мою мысль, капитан?

— Не совсем.

— Если бы маг вёл себя адекватно, достойно своего высокого статуса слуги его императорского величества, и не оскорбил смертельно другого слугу Императора, он был бы жив.

— Значит, дело в смертельном оскорблении? Если вас не затруднит, расскажите подробности.

— Да, капитан, я бы попросил Вас записывать всё, что я говорю дословно. Иначе я протокол не подпишу и припишу внизу о вашей недобросовестности при ведении допроса, — сыскарь чуть не подавился моим замечанием, но быстро взял себя в руки и принялся записывать всё, что я до этого говорил. — «Выходит, чёткость показаний следствию нужна, и моя подпись под ними будет что-то, да значить. Не лично ли Император будет просматривать документы? Нужно всё чётко до него донести».

Закончив записывать, мужик откинулся на спинку своего кресла и перевёл дух.

— Зачем тебе это, лейтенант? — не выдержал он.

— Я хочу, чтобы все, кто будет знакомиться с моими показаниями видели, что я из себя представляю реально, а не по выписке из личного дела. Возможно, это поможет им принять правильное решение о судьбе всех участников событий, — мой красноречивый взгляд капитан понял и нахмурился ещё больше.

— Вернёмся к последнему вопросу.

— Находясь в отпуске, я впервые в жизни оказался в столице своей империи. Меня поразила её красота, особенно красота императорских фонтанов: хоть я и солдат, но ещё и дворянин, и чувство прекрасного мне не чуждо. Ничего подобного мне раньше видеть не доводилось, поэтому я засмотрелся и, по-видимому, ненароком толкнул мага. Когда я опомнился, то понял, что маг обозвал меня молокососом. Меня, боевого офицера, только что приехавшего с границы после стольких лет службы, назвать молокососом! И кто это говорит? — Какой-то молодой хлыщ, не нюхавший крови и пота. Но это было не единственным заявлением мага, он ещё стал угрожать мне дуэлью. Понимаете, капитан, дуэлью! Угрожать! Такое мог позволить себе только молокосос, не знающий жизни в гарнизонах. Естественно, я потребовал, чтобы он не позорил императора и больше делал, чем говорил, в результате он вызвал меня на дуэль. Не знаю, насколько сильно оскорбил его я, так как в тот момент был слишком увлечён зрелищем, но любое из двух нанесённых им мне оскорблений я считаю смертельными.

— Очевидцы говорят, что во время дуэли вы с ним общались, причём довольно спокойно. Разве вы не могли найти общий язык и развеять возникшее недоразумение?

— Вы совершенно правы, капитан, — сказал я, откровенно ухмыляясь, — мы действительно общались. Он спросил у меня, почему я его не прессую, а даю себя убить, на что я ответил, что у нас на границе принято дать магу шанс выжить. Мы нашли с ним общий язык именно в вопросе взаимного смертоубийства.

— И у вас не возникло даже тени сомнения в необходимости именно убийства? Вы думаете, маг стал бы убивать вас в случае своей победы?

— Вы когда-нибудь дрались на дуэли с магом? — на мой вопрос капитан вынужден был отрицательно покачать головой, чтобы не затягивать ещё больше возникшую паузу. — Магу сложно соразмерять свои силы, они у него слишком разрушительны. А этот маг использовал такую гадость, — я откровенно скривился, вспоминая. — Понимаете, я никогда не сталкивался ни с чем подобным во время прошлых поединков. Обычно они бьют, и если увернёшься, то больше заклинание не действует. А тут… Оно било снова и снова. Это у меня интуиция, а другого офицера он мог бы и убить. Я сделал всё от меня зависящее для предотвращения такого безрадостного исхода для своих сослуживцев. Такой сильный противник и без императора в голове — это очень плохо, и если вы здесь у себя в столице не можете обеспечить нормального воспитания таких вот субъектов, то мне вас жаль. Однажды такой сорвиголова может добраться и лично до вас, не находите?

— Вы победили мага за счёт мечей, врученных вам перед боем альтой?

— Меч не умеет драться, капитан. Вы об этом разве не знаете? — я уже откровенно смеялся. Эти дурацкие вопросы меня доконали, приведя в весёлое расположение духа. — «Надо же, а я думал, допрос меня разозлит. Наверное, дело в вопросах и в личности сыскаря».

— И всё же, вы не находите, что без этих мечей исход дуэли мог быть иным? — упрямо гнул свою линию мужик. — «Они что же, копают под альт? Похоже на то. Но каковы субъекты: раз мечи от альт, значит, это альты убили его на дуэли через меня!»

— Вы полагаете, альты специально через меня решили добраться до своего противника? — не стал я ходить вокруг да около. — Если бы они хотели убить его наверняка, сделали бы это сами. При всём своём опыте, я им в подмётки не гожусь и не имею такой магической защиты, как они. Занесите это моё суждение в протокол дословно, и, далее, укажите на моё видение причин поведения альт. Во-первых, они тем самым проявили обо мне заботу, как их и просила моя возлюбленная. Синеволосая так и сказала: «Ты собираешься сражаться этим хламом? Не позорь альт!» — Я ведь в некотором смысле тоже принадлежу теперь к их роду. Во-вторых, само поведение девушек говорило о том, что они за меня волнуются и не уверены в исходе поединка даже с врученными мне мечами. Они, в отличие от вас, прекрасно понимают, что исход такой серьёзной дуэли в минимальной степени зависит от оружия самого по себе. Алисия, волнуясь за меня, подошла к магу и сказала, что, мол, им мало замучить одну альту, так они хотят ещё крови. Она также официально заявила, что в случае моей гибели будет драться с ним, а затем с его отцом. Полагаете, девушки таким образом просто ломали комедию? Лично мне это кажется весьма сомнительным, так как я, в отличие от вас, видел глаза разъярённой блондинки, её обнажённые клинки, с которыми она так и ходила, забыв под напором чувств убрать их назад в ножны. Альтам сложно сдерживать свои подлинные чувства, и вы должны об этом знать не хуже меня. В-третьих, девушкам в тот момент было плевать, с каким именно магом я буду драться. Они волновались о самом факте дуэли, а то, что дуэлянт оказался их кровным врагом, только подлило масла в огонь. Вот моё мнение о причинах поведения альт.

— И всё-таки, повлияли мечи на дуэль или нет?

— В некоторой степени, но в значительно меньшей, нежели моя собственная подготовка и интуиция.

— Очевидцы говорят, что вы выставляли клинки в сторону магических атак элементаля, тем самым их отбивая. Это правда?

— И что это за очевидцы такие, которые видели заклинание? Не маг ли, который секундант? Я не знаю, что такое элементаль, но заклинание мага, как я уже говорил, било не один раз. Чувствуя, откуда идёт удар, я подставлял под него меч. Понимаете, капитан? ЧУВСТВУЯ. Если обезьяне дать в руки хороший клинок, она не только не победит с ним мага, но и сама может случайно порезаться. В бою меня в очередной раз спасла моя интуиция на магию. Если бы не было мечей, я вынужден был бы прыгать по площадке, уворачиваясь от ударов, вот и вся роль мечей; они упростили мне задачу, сделав дуэль красивым зрелищем, где я гонял мага по площадке, а не он меня. Итог был бы всё равно один.

— Вы чувствуете магию? Почему об этом не написано в вашем личном деле? Вы это скрывали?

— Я!? Скрывал? Вы что, шутите?

— Не понимаю вас, объяснитесь.

— В любом гарнизоне, где мне доводилось служить ЛЮБОЙ маг и офицер, знающие меня, знали, что я умею чувствовать магию. Наученные горьким опытом маги старались лишний раз не оказываться со мной на дуэльной площадке. Почему об этом не написано в личном деле, и зачем вообще нужно об этом писать, я вам сказать не могу.

— Так уж и любой. Возможно, высшее командование об этом не знало? Вы ему докладывали?

— Ну да, — хмыкнул я. Мне уже давно не было так интересно. — «Столько всего нового узнаёшь о себе! Одно удовольствие издеваться над следствием». — А то они не принимали участия в наших дуэлях! Вы хоть представляете, как живут в дальних гарнизонах? Да там тоска зелёная, наши командиры пили вместе с нами и дрались тоже на равных с остальными. У нас каждый день дуэли, — вы это вообще понимаете? А касательно занесения в личное дело… Полагаю, командиры больше заботились о насущных проблемах гарнизонов, а не о каких-то личных делах бойцов. Это здесь вы все помешались на бумагах, а там больше реальных дел, чем этой шелухи.

Моё замечание заставило капитана в очередной раз заскрежетать зубами. — «Что ж, позлись, позлись, и давай к нам, на границу, — там тебе всегда найдётся место в рядах боевого братства. Может быть, потом не станешь задавать дурацких вопросов».

— Очевидцы говорили, что в руках у вас были мечи с чёрными рукоятями, а в Башню вас доставили с красными мечами. Как вы объясните этот факт?

— А зачем мне объяснять этот факт? — поставил я в тупик сыскаря.

— Я задал вопрос, — набычился мужик.

— Может быть вам ещё рассказать, в какой позе я предпочитаю заниматься любовью, и сколько у меня было актов близости с альтами? Мои мечи — моё личное дело. Мой император платит мне достаточное жалованье, чтобы не думать о деньгах при приобретении оружия, — сыскарь уже не скрежетал зубами, он просто поперхнулся, услышав об императоре и жалованье.

— Мечи из гномской стали уникальной работы вы приобрели на императорское жалованье?

— Вы хотите занести в протокол, что офицер императорской гвардии не может себе позволить купить хорошее оружие? Там уже есть мнение профессионального оружейника Стассианны о хламе в моих ножнах. Не боитесь оскорбить его величество императора? Я точно не хочу его оскорблять.

— Так, лейтенант, — мужик решил пойти на попятный, — давайте не будем заносить в протокол вопрос жалованья. Вы поиздевались надо мной, и довольно. Просто скажите, будете ли отвечать на вопрос или нет, или это для вас действительно столь лично?

Я махнул рукой и скривился.

— Про жалованье занесите. Может, император задумается, почему альты могут себе позволить сражаться нормальным оружием, которым можно отбить магическую атаку, а гвардейские офицеры вынуждены кувыркаться по дуэльной площадке на потеху публике. Хотя бы те, у кого есть чутьё на магию. А мою реплику о личном и то, что там было про альт — не заносите, соответственно, я пойду вам навстречу и отвечу на вопрос. Но также отметьте, что он, по моему мнению, не относится к делу, и что вы не в том направлении ищите.

— Хорошо, договорились. Итак?

— Мечи с чёрными рукоятями принадлежали альте Стассианне, она вручила их мне, так сказать, поиграться. Не исключаю, что хотела испытать на маге, она же оружейник, мне неизвестно, что творится в её милой буйной головке. После боя синеволосая забрала их обратно. Меня крайне расстроил исход поединка, убивать мага не хотелось, но пришлось: это был вопрос чести. Я в столицу приехал не убивать, да ещё и совершенно бессмысленно, а тут эта ваша золотая молодёжь совсем с катушек съехала. Сами на мечи лезут. Хотел напиться, но альты заявили, что это недостойно без пяти минут члена их рода. Мы повздорили, и Стассианна предложила снять с меня напряжение так, как это принято у альт, достав предварительно мечи из ножен. Мы решили, что лучше это сделать в более подходящем месте, не привлекая излишнего внимания. В её усадьбе она сняла со стены пару мечей с алыми рукоятями и подарила их мне. Думаю, сделала она это или из-за чувства ответственности за меня как брата, или в качестве знака внимания, в награду за проявленные боевые качества. Она признавалась, дуэль ей понравилась. А потом дамы гоняли меня по тренировочному залу, как кутёнка, невзирая на крутые мечи.

— Вы только дрались, или было ещё что-то? — с живым любопытством поинтересовался сыскарь.

— А вот это уже точно не вашего ума дело. Так и занесите дословно в протокол, пусть каждый, его читающий, понимает, что я обращаюсь и к нему.

— Откуда у вас форменная одежда альт?

— Так мою они, когда гоняли по залу, всю изрубили, на мне места живого не было, всё тело в царапинах. Не стану же я ходить в рванье! Вот девушки и озаботились внешним видом брата.

— Вы хорошо знали альту Стассианну?

— Да нет, Алисия познакомила, когда вела фонтаны показывать, буквально за пару часов до дуэли. А разве это так важно?

— Не кажется ли вам странным, что полузнакомая альта могла просто так дать вам попользоваться, а затем и вовсе подарила, клинки, которые стоят, как роскошный дворец?

— Вы что, так ничего и не поняли, капитан? — я неверяще смотрел на него. У меня даже челюсть отвисла от изумления.

— Что я должен был понять? — сыскарь не понимал, чем вызвано моё удивление.

— За одну альту, которую многие из участвующих в акции почти не знали, они вырезали второй по влиянию род империи. За ОДНУ, понимаете? И только не говорите мне, что они при этом никого не потеряли. Они готовы были принести свои жизни ради мести, ради чести рода и памяти невинно убиенной, по их мнению, соплеменницы. А вы говорите: «мечи, которые стоят как роскошный дворец…», — передразнил я сыскаря.

— Не улавливаю связи, — как ни в чём не бывало заявил мужик.

«Нет, он совершенно непрошибаем. Всё! Мне этот балаган надоел», — я вскочил с табурета, откинув его назад, а сам навис над сыскарём, облокотившись руками об стол.

— Ты знаешь обстоятельства моего задержания, капитан? Маги не доложили, что альты предлагали мне для рассредоточения сопровождающих магов напасть на императорскую семью? Они готовы были на всё! Ты понимаешь это!? На ВСЁ! И тебя ещё удивляет подаренная мне безделушка? Один кивок моей головы на их предложение, и в Империи сейчас могла бы идти гражданская война, роды грызли бы друг друга в борьбе за власть, а я бы лежал сейчас в постели со своей суженой. Ты это понимаешь!? А я вместо этого валяюсь на грёбаных шконках, изнывая от голода по альтам! Потому что это моя Империя, а не их, я за неё отвечаю, а они отвечают за меня. Поэтому гражданская война не идёт, мы тут с тобой переливаем из пустого в порожнее, а альты решают, каким образом половчее вырезать гарнизон Башни, чтобы извлечь оттуда меня. И их останавливает только сомнение, а не нанесут ли они мне этим жестокую обиду, раз я отказался от помощи с самого начала.

Вы взяли меня «в заложники» или как там ещё, не знаю, по вашему разумению это выглядит. Но это не я у вас в заложниках, это вы у меня вот здесь, — с этими словами я ткнул в лицо совершенно ошалевшего мужика свой кулак. — Вы не можете меня сильно прессовать, потому что император не даст в обиду своего офицера. Вы не можете меня убить, потому что затем альты уже наверняка убьют всех участников, прямых и косвенных, а господа члены всевозможных советов, могущие дать такую санкцию, слишком любят жить. И вы почему-то не желаете отпускать меня, хотя вы уже выглядите глупо, и чем дальше, тем больше всё это будет напоминать фарс. А потом альтам всё это надоест и начнётся ещё одна бойня.

Вы сами загнали себя в этот тупик бредовыми решениями. Чего вам стоило допросить меня дома у Стассианны, или пригласить на приём к Императору, где я бы рассказал всё то же самое, что вам здесь, и даже больше? Зачем нужна эта Башня? Гнобить меня у вас таким образом не получится, потому что уже я сам порву глотку любому вашему подсаженному уголовнику. Любой ваш руководитель с боевым опытом будет меня здесь поить, как начальник караула, потому что мы с ним птицы одного полёта; мы одинаково спали на голой земле, неделями ходили в крови орков и демонов, когда негде было вымыться в пути, грызли глотки, убивали на дуэлях, сидели в карцерах и казематах. К невзгодам же я давно привык, в гарнизонных казармах не намного лучше, чем в этой Башне, поэтому всё происходящее здесь со мной — отпуск по сравнению со службой.

Но есть ещё одно, капитан. Вряд ли ты это поймёшь и вряд ли поймут остальные читатели протокола. Я хочу свою альту. Просто хочу, и ничего не могу с собой поделать. Мне это ощущение незнакомо, хотя баб у меня в жизни было много и воздержания тоже хватало. Виктория что-то со мной сделала, и я чувствую, что рано или поздно у меня из-за этого снесёт крышу. Или у неё, не знаю, у кого раньше. А если это случится, то начнётся то, о чём я говорил с самого начала — резня.

Закончив говорить, я поднялся от стола, повернулся спиной к мужику и направился к двери. Кто-то, по всей видимости, наблюдал сцену допроса, потому что в дверь, как только я с ней поравнялся, просочились двое воинов с мечами наголо. Я остановился напротив них и повернул голову к сыскарю:

— Я больше не собираюсь терять тут с вами время. Я отвел на все интересующие следствие вопросы, поэтому попрошу сопроводить меня в камеру.

Мужик потихоньку начал приходить в себя после моей вспышки.

— Вы не подписали протокол, — возразил он, почти взяв себя в руки. Похоже, последнюю мою реплику он всё же расслышал, раз удосужился на неё ответить.

— Сначала внесите туда всё, что я вам только что сказал, а потом вызовите меня снова. Возможно, вы захотите уточнить ещё какие-то детали. Но отвечать я буду не ранее, чем через пару часов: в таком состоянии я за себя не ручаюсь, и мой ответ вам может очень не понравиться, — ответил я с кривой усмешкой.

Мужик крутанул головой, прогоняя вооружённую охрану. Затем позвал обычного надзирателя, и в его сопровождении я вышел из допросной. Но, не пройдя и нескольких метров, надзиратель остановился и с лёгким полупоклоном произнёс:

— Вас приглашает на трапезу господин комендант Башни. Я могу вас проводить сразу к нему.

— Что ж, ведите, — только услышав о еде, я понял, насколько проголодался. С утра ничего не ел, кроме эмоций и дурацких вопросов! Вымотался больше, чем после хорошей драки.

Когда дверь в кабинет коменданта отворилась, первым, что я увидел, был уставленный яствами стол. Мысленно я закатил глаза: стол был абсолютно идентичен давешнему у начальника караула. Ранжированные закуски и обилие бутылей красноречиво говорили абсолютно всё об ожидающемся мероприятии. — «Опять офицерская пьянка…», — мысленно простонал я.

Сам хозяин кабинета оказался мужиком солидной комплекции, выглядящим гораздо моложе начальника караула. Его белые волосы и синие глаза выдавали варварские корни, что само по себе вызывало уважение: хозяин кабинета пробивался в жизнь сам. И вряд ли он занимался бумажной работой, не тот типаж. Обилие оружия на стенах могло означать что угодно, но, в сочетании с образом северного варвара, лично для меня свидетельствовало об исключительной любви коменданта к оружию. Окружая себя красивым оружием, он запросто мог пытаться хоть так компенсировать недостаток времени на упражнения с клинками.

Комендант поднялся мне навстречу из-за маленького участка стола, где на небольшом удалении от бутылей поместились его бумаги.

— Добро пожаловать, лейтенант, добро пожаловать! — он коротко поклонился на мой приветственный поклон, указывая огромной ручищей на свободное место слева от себя. — Я вас уже заждался. Что, Маркус опять хотел узнать абсолютно всё и сразу? Ну, вы его не судите строго, такая уж у него служба, ведь все мы служим одному Императору, не так ли?

Я кивнул, соглашаясь с его доводами, и поспешил занять место за столом. Комендант тут же сделал какой-то жест надзирателю, и тот поспешил исчезнуть.

— Ну, как у вас впечатление от столицы, эль Дарго? Небось, надеялись увидеть что-то совсем другое? — с ироничной улыбкой заметил хозяин кабинета, присаживаясь и наливая нам «пристрелочную».

— Скорее, ожидал чего-то здесь не увидеть, — съязвил я, имея в виду застенки.

Комендант шутку оценил и расхохотался.

— Я так и думал, что с вашими способностями попадать в неприятности, вы частый гость гарнизонных застенков. Неспроста же вы так огорчились нашим порядкам. Я сразу понял, как только мне доложили, что вы привыкли в таких же условиях к несколько иному обращению, и тут же постарался исправить возникшее недоразумении. Надеюсь, теперь у вас нет ко мне никаких претензий?

— Да нет, всё вполне прилично и… привычно. Разве что сидеть с уголовниками мне раньше не приходилось.

— Вы знаете, уголовники тоже не слишком рады вашему соседству, — засмеялся комендант. — Мне уже доложили их коллективную просьбу убрать от них «этого цепного пса Императора» и «бешеного убийцу». Они считают ваше появление в их камере «давлением на них следствия для выбивания признательных показаний», а также «попыткой унизить их человеческое достоинство». Каково вам?

Следующие минут десять мы ухахатывались, изучая новые эпитеты из писем заключённых, которыми меня щедро одаривали сокамерники. Я и представить себе не мог, сколько смятения заронил в их мечущиеся души. Они оказались такими тонкими, ранимыми натурами!

— Вы знаете, комендант, я начинаю понимать, почему в гарнизонах гвардейцев держат в отдельных камерах. Оказывается, мы представляем нешуточную угрозу для ранимых душ безобидных уголовников! — мы снова захохотали, и выпили сначала за гвардейцев, эту грозу уголовного мира, а затем — за тонкую душевную организацию уголовников.

Где-то через полчаса к нашему веселью присоединился начальник караула. К тому времени мы здорово сошлись с комендантом. Оказалось, он хоть и не служил на границе, но был матёрым разведчиком и даже участвовал в двух реальных боевых компаниях во время последних войн с соседями, где, собственно, и отличился.

История о том, чем именно он отличился, заставила нас с начальником караула уползти под стол. Оказывается, по официальным документам он «вынес на себе из окружения трёх истекающих кровью членов Императорского Совета, прибывших проводить проверку личного состава». В реальности всё было несколько более прозаично и банально.

Трое высших сановников, по совместительству ещё и главы влиятельных родов, неделю пили напропалую. Они начали пить, когда войска наступали, отмечая славную победу имперского оружия, а заодно свадьбу наследника одного из сановников. Но наступающие войска через несколько дней перешли в отступление, а сановники по-прежнему праздновали удачное наступление. Достучаться до их полубессознательных тел, после нескольких дней пьянки способных только продолжать пить, было невозможно, поэтому их так и оставили вместе со свитой и охраной, а войска отступили ещё дальше. В результате они оказались на самом передовом рубеже наступления вражеских войск.

Увидев роскошные палатки, кучу праздно шатающихся магов и звереющих от безделья воинов охранения, войска противника залегли в ожидании подхода корпуса магов, так как нападать на «укреплённый район» без магической поддержки сочли равносильным самоубийству.

Комендант как раз возвращался из дальней разведки, организованной для изучения схемы движения вражеских обозов, когда началось организованное наступление противника. После магической дуэли, вспахавшей всё пространство вокруг палаток, вся свита сановников горела страстным желанием отступить, но никто не рисковал силой прекращать пьянку глав родов. Тогда начальник охранения очень попросил прибывших разведчиков, которые не состояли в кровных отношениях с родами сановников, попытать счастья и заставить их отступить. Комендант как раз командовал разведчиками и принял решение помочь своим, тем более что они очень хорошо попросили, обещая не остаться в долгу. В результате воины охранения «не заметили» проникших в палатку сановников диверсантов, а комендант, даже не попытавшись в чём-то убедить пьющих, дал команду их оглушить и связать. Но, чтобы не подставлять боевых товарищей, сам взвалил на себя туши глав родов и пошёл на выход из лагеря. Следом под прикрытием магов потянулись остальные. Так были спасены трое членов Императорского Совета. После инцидента, комендант имел длительный разговор лично с Императором, в ходе которого тот просил не слишком распространяться о подробностях «спасения», на чём свет стоит костерил пьянство в среде высших офицеров и много нелицеприятных слов высказал в адрес троих глав родов. Император заверил, что никаких проблем для героя произошедшее не создаст, наоборот. После того, как главы родов окончательно пришли в себя, они тоже имели разговор с разведчиками. Щедро их одарили, извинились за доставленные неудобства и обещали коменданту всемерную поддержку в продвижении по службе… в обмен на молчание о подробностях.

В рассказе коменданта от первого лица ситуация выглядела настолько комично, что мы с начальником караула просто ухахатывались, то и дело падая головами в тарелки с мясной закуской, и уже оттуда издавали булькающие звуки, долженствующие означать смех. В таком положении нас и застал сыскарь Маркус, зачем-то зашедший к коменданту.

Сначала его просто не заметили. Мужик постоял-постоял в дверях, но, поняв, что простым стоянием ничего не добьёшься, зашёл в кабинет. Но это не слишком помогло, так как мы с начальником караула одновременно пытались рассказать равнозначную историю из своих боевых похождений. Это у нас плохо получалось, и служило новым поводом для смеха, так что теперь ухахатывался и комендант. Сыскарю не помогло даже покашливание, которым он безуспешно пытался привлечь внимание окружающих, потому что банально тонуло во взрывах хохота и наших несвязных попытках начать связное повествование. Не выдержав, он просто ударил кулаком по столу так, что подлетели бутыли, и это уже не укрылось от внимания «обедающих».

— Ну, ну, Маркус, поосторожнее, все бутыли разобьёшь, — недовольно заметил комендант, ловя подпрыгивающие бутыли и неожиданно становясь серьёзным. Как оказалось, появление подчинённых его несколько дисциплинировало и даже отрезвляло.

— Комендант, мне нужно задать пару вопросов Вереску эль Дарго.

— Вы, конечно, можете попробовать…, - комендант махнул рукой в мою сторону.

Услышав моё имя, я попытался поднять голову из тарелки, но не очень успешно.

— Вы хотите воспользоваться моим немного нетрезвым состоянием? — довольно чистым, как казалось мне голосом, пробулькал я из тарелки. — Не думаю, что это вам удастся. Я всё равно буду молчать: гвардейцы своих не выдают!

Мой патетический монолог совершенно не в тему, заставил Маркуса усомниться в целесообразности своего визита, но, раз уж пришёл, не уходить же вот так, с пустыми руками?

— Ну что вы, лейтенант, я не спрошу вас ни о чём таком, что может нанести ущерб чести гвардейца. Так, несколько уточняющих вопросов. Кроме того, прошло уже два с половиной часа с момента нашего разговора, а вы обещали ответить и подписать протокол.

— А… Ну, раз обещал, то, конечно, отвечу, — я снова попытался подняться из тарелки, и на этот раз мне это удалось. — «Или мне показалось, или этот идейный сыскарь смотрит на меня участливо?»

— Скажите, лейтенант, я правильно вас понимаю, что вы влюблены в альту Викторию, и она отвечает вам взаимностью.

— Да, вы правы, капитан, — грустно начал я излишне патетическую по причине нетрезвого состояния речь, — но очень вас прошу не бередить моё сердце, оно полно тоски и печали по возлюбленной.

— Ну что вы, я и не собирался, — заверил меня мужик, и продолжал, как ни в чём не бывало, — а вас не затруднит рассказать, при каких обстоятельствах вы с ней познакомились?

— На охоте.

— Что на охоте? — сыскарь недоумённо приподнял брови.

— Познакомились на охоте, — поспешил я «развеять» его недоумение.

— Вы что же, охотились вместе с вашими общими знакомыми?

— Нет, если, конечно, вы не считаете нашими общими знакомыми орков.

— А при чём тут орки? — капитан был здорово сбит с толку. Он уже начал жалеть, что решился на допрос изрядно принявшего на грудь лейтенанта гвардии.

— Ну, вы же говорите об общих знакомых, а кроме орков никаких моих знакомых там не было.

 Моё замечание заставило капитана в очередной раз заскрежетать зубами. — «Что ж, позлись, позлись, и давай к нам, на границу, — там тебе всегда найдётся место в рядах боевого братства. Может быть, потом не станешь задавать дурацких вопросов».

— У вас есть друзья среди орков? — совсем потерялся сыскарь.

— Что вы, я же только так, ино… иносказа… тельно, — попытался я выговорить оказавшееся чрезвычайно сложным слово.

— Может, тогда ответите более понятно и конкретно, если вас не затруднит?

 — Скорее, ожидал чего-то здесь не увидеть, — съязвил я, имея в виду застенки.

— Тогда вы не задавайте вопросов, которые меня сбивают. Я же немного не трезв, вы же видите.

— Хорошо, хорошо. Рассказывайте сами, я только пытался прояснить ваш ответ.

— Так вот, я давно хотел поехать на охоту. Это была моя давняя мечта, капитан. Понимаете, мечта гвардейского офицера поохотиться, чтобы никакой крови людей и орков вокруг, чтобы не было пьянок и дуэлей, а только лес и я… Так вот, на последнее жалованье я купил хороший лук и пошёл к коменданту гарнизона. Тот долго не давал мне отпуск, но я привёл железные аргументы (ну, там, мечом немного помахал, из лука пострелял) и он пошёл мне навстречу. Только оказалось сложно быстро передать запрос в императорскую канцелярию. Пришлось опять привести железные аргументы моему другу-магу (ну, там, дуэль провести, то, да сё, ну вы понимаете?). Через пару дней пришло распоряжение от императора (там я уже железные аргументы не приводил, а просто верил в его расположение). Так я оказался в лесу, в глубине нашей необъятной родины. А там орки! Представляете, капитан, на нашей территории! И какой-то маг мёртвый. Я сразу заподозрил предательство. А тут слышу: звон мечей и орочий рык. Прибежал на звуки, вижу: бедную девочку обижают орки. Ну, не совсем, конечно бедную и не совсем обижают… В общем, она отбивалась от трёх орков. Как гвардеец, я просто не мог пройти мимо, помог ей одолеть орков, а после боя она упала в мои объятия. Нет, не так. Просто ей стало плохо, и она потеряла сознание, а я её подхватил. Перевязал ей раны, обмыл и уложил отдыхать. Ну а потом мы познакомились. Я в неё влюбился сразу, как увидел сражающейся с тремя орками: такая нежность во мне всколыхнулась. У неё была такая милая коса, я просто умилился: она ею била орков. Никогда бы не подумал, что волосы могут чем-то помогать женщинам. Обычно всё бывает наоборот: за них очень удобно таскать. Взял, и тащишь в спальню… А тут она ими орков бьёт!

— Ладно, ладно, лейтенант, я понял, можете не продолжать, — прервал мои излияния сыскарь. — Значит, вы познакомились в лесу. А не говорила ли она вам, зачем едет в столицу?

— Опять двадцать пять! То шлюха в трактире, то маг этот буйный, теперь вы ещё. Откуда я знаю, зачем она ехала в столицу? Я что с ней разговоры говорить сошёлся?

— Простите, не совсем улавливаю, какие маги и какие шлюхи.

— А я откуда знаю? Такие же вопросы в трактире задавали, особенно этот маг, когда меня магией крутил. Урод!

До сыскаря, похоже, дошло, что речь идёт о предыдущих попытках допросов, и он быстренько закруглил тему.

— Значит, про цель поездки она вам не говорила?

— Да я вообще не знал, куда она ехала. Едем-едем, мило воркуем, и в итоге оказываемся в столице.

— И вам было всё равно куда ехать?

— А вы её вообще видели, капитан?

— Кого её? Столицу?

— Не смешно, — скривился я. — Викторию мою видели, спрашиваю.

Сыскарь отрицательно покачал головой.

— Красивая она и фигуристая, да ещё и благородная. Понимаешь? А у меня отпуск. Какая мне разница, куда с такой девицей ехать? Не в гарнизон же возвращаться.

— Ладно, я всё понял, — скривился сыскарь.

— Что вы поняли, капитан? Я поехал на охоту и добыл себе женщину. Она моя законная добыча, вы понимаете? — мой голос на этой фразе стал звучать сильно и уверенно, в нём появилась ещё большая связность.

На мою реплику мужик аж поперхнулся. Действительно, сравнивать альту с охотничьей добычей было как-то не слишком правильно. Ещё неизвестно, кто чьим трофеем является.

— Это она вас познакомила с альтой Алисией? — он решил не спорить, а просто перейти к новой интересующей его теме.

— Нет.

— Вы встретили её случайно?

— Нет.

— Тогда как вы познакомились?

— Она делала мне массаж.

Мужик снова поперхнулся. В который уже раз он упрекнул себя за проявленную принципиальность. Нужно было просто дождаться следующего утра и сразу после тренировки, пока кто-нибудь из начальства снова не принялся поить лейтенанта, завершить допрос.

— Можно поподробней?

— Вас интересуют подробности массажа или то, что было следом за ним?

— Нет. По-человечески мне, конечно, интересно, но этого я знать не хочу. Меня интересует, как вы познакомились. Вы сначала отрицали знакомство через Викторию, а затем отрицали случайное знакомство. Так как же вы познакомились?

— Разве я отрицал… знакомство через Викторию? Вы точно ничего не путаете? — я немного растерялся. В голове плохо держались предыдущие вопросы, приходилось прилагать неимоверное усилие, чтобы фиксировать хотя бы текущие.

— Я спросил, познакомила ли вас с альтой Виктория, и вы ответили отрицательно.

— А! Так это вы по-дурацки формулируете свои вопросы. Я с утра, после массажа и наших ночных занятий узнал, что её попросила обо мне позаботиться Виктория. Алисия мне сама так сказала.

— Значит, она пришла сама, сделала вам массаж, вы… позанимались чем-то ещё, а с утра она вам рассказала, что её прислала Виктория?

— Почти так и было. Только с утра она исчезла, и я думал, что это был просто сон. А потом она меня встретила в трактире, мы познакомились, и оказалось, что я и не спал вовсе.

— Вы отдаёте отчёт в своих словах, лейтенант? Фаворитка императора делала вам массаж, затем занималась с вами ещё чем-то, а после этого просто ушла, получив своё? Не слишком ли это будет для нашего протокола?

— А, ну я что-то такое слышал про неё и императора, но разве там всё так серьёзно?

— Ладно, проехали. Император отличный семьянин, но он, понимаете, несколько… неравнодушен к альтам вообще и к альте Алисии и… В общем, давайте не будем писать в протоколе про массаж и ваши ночные похождения, император может огорчиться. А вы же не хотите огорчать императора?

— Господи, капитан, да что вы такое нафантазировали! Ну у вас и фантазия, признаюсь. Не ожидал! Да она пришла не для массажа, а чтобы меня поддержать. До этого меня сначала допрашивала какая-то шлюха, затем маг. Этот урод крутил меня магией, как кутёнка, я еле до кровати дополз. Алисия мне просто жизнь спасла! Как вы могли вообще такое придумать!?

Капитан окончательно запутался в отношениях альт к гвардейцу, а уж в отношениях гвардейца к ним… В общем, получалось что-то несусветное. Какая-то материнская забота, сдобренная массажем и любовными утехами. Либо это бред пьяного, либо всё на самом деле очень сложно в отношениях альт друг к другу, и к мужчинам друг друга. Неужели в заботу, о которой просила альта Виктория альту Алисию входило и оказание сексуальной «поддержки» её собственному избраннику? Что-то очень слабо в это верилось, но из показаний следовала именно такая картина.

Нет, нужно закругляться и вносить в протокол только наиболее адекватную картину. Конечно, он проявит тем самым некоторую недобросовестность, но не доводить же до императора, если тому вздумается почитать протокол, пьяный бред лейтенанта? Ведь тогда и ему и мне будет ой как непросто оправдаться. Наверняка император потребует выяснить детали, нюансы отношений. Сделает это не в интересах следствия, а в интересах собственных чувств, следствие же от этого только запутается и затянется ещё больше. А за это время лейтенант тут совсем сопьётся и всё начальство споит. Они уже сейчас начинают проявлять признаки неадекватности, и чем дольше это будет длиться, тем глубже будет неадекватность. Всё дело в дурацком военном братстве; увидев молодого боевого офицера, старые дураки сразу начинают ностальгировать, вспоминать молодость, видеть себя в бравом лейтенанте, и начинается… Ну зачем ему понадобились эти утренние тренировки, ведь именно ими он так задел бывших вояк!

Его напор, переходящий в буйство — нечто просто совершенно нечеловеческое. Они ж там, на севере, что дикие звери, а теперь его выпустили на свободу, вот и бушует без клетки. Нет, хорошо, что император не часто даёт своим цепным псам отпуск. Как этого-то угораздило его получить, уму непостижимо. Видать, хорошо поработал мечами, приводя свои «железные аргументы», даже Император проникся наглостью и целеустремлённостью своего воина.

— Ладно, надеюсь вы не будете против, если я немного подретуширую картину последних вопросов-ответов?

— Рету… ретуши… шируйте, наздоровье! Только протокол я буду подписывать завтра, с утра.

— Почему?

— Вы хотите, чтобы я сделал приписку, что не мог его прочесть по причине своего нетрезвого состояния?

— Нет. Ладно, договорились. Завтра, сразу после тренировки, зайдёте ко мне.

— Угу.

Всё это время комендант с начальником караула травили друг другу байки, иногда отвлекаясь на мой допрос. Насмеявшись на мои невнятные ответы, они снова переходили к байкам. Получив более-менее ясную картину, Маркус ушёл, и уже через полчаса пьянка снова набрала потерянные было обороты.

Вечером в камеру принесли совершенно бесчувственное тело. Заключённые было начали бузить, возмущаясь зверствам сыскарей над честными тружениками ножа и топора, но, почуяв запах спиртного от «жертвы», попритихли. Уже через десять минут они держали совет.

— Штырь, или я дурак, или в самом деле ничего не понимаю, — начал излагать свои соображения Горелый. — Они что же, просто над нами издеваются? Почему он каждый день приходит пьяным, а нам никто выпивки не предлагает? Это что, в самом деле такой новый способ давить на заключённых?

— Не бухти, Горелый. Какое нах… это давление? Ты что, увидев пьяного заключённого сразу во всём сознаешься, лишь бы тебе тоже дали нажраться?

— Нет. Но Штырь, это же просто беспредел. Они нас совсем не уважают, зато уважают его.

— Тебя это удивляет? Он такой же как они, и даже ещё хлеще. Что мы последний раз писали коменданту?

— «…Цепного пса Императора»…, - всхрапывая, сквозь сон пробурчал гвардеец, — «бешеного убийцу»… Не надо давления на заключённых….

— Во-во… А не с комендантом ли он сегодня пьянствовал? — откликнулся Горелый на пьяный бред гвардейца и реплику старшего.

— Но кому тогда нам ещё писать? — растерянно вопросил один из заключённых. На него шикнули, и тот больше не задавал глупых вопросов.

— Может, устроим ему тёмную? — предложил самый агрессивный из окружения старшего.

— А смысл? — Штырь подошёл к офицеру и пнул ногой его бессознательное тело. Тело даже не шевельнулось. — Всё, чего мы так добьёмся, это пара сломанным у нас же шей — либо в процессе самой тёмной, либо когда он придёт в себя. Ты сам видел, как он рычал на старшего смены. Думаешь, он вообще станет с нами разговаривать после тёмной? Под шконками пожить захотелось?

— А если его… того, — предложил уже Горелый, проведя ладонью по горлу.

— Ну да. А потом нам за гвардейца точно срок дадут. Тут и доказывать нечего: в камере кроме нас, больше никого нет. Через стену убийца, что ли просочился? И эти, вон, сразу начнут стучать, — старший сделал широкий жест рукой, охватывая всю камеру, — когда им станут шить соучастие. Может, лучше сразу тогда сознаешься во всём, что тебе пришить хотят? За все твои грехи по сравнению с убийством гвардейца-сокамерника дадут просто пшик, считай, просто по головке погладят. А за него могут и головы лишить.

Горелый зачесал репу, признавая справедливость доводов старшего. У него с этим офицером как-то совсем вылетело из головы, что они со Штырём сидят в предвариловке. Башня же не тюрьма, а так — курорт для пока ещё подозреваемых, пусть и в серьёзных «делах».

— В общем так, ребята. Есть у меня тут одна мыслишка…, - и Штырь начал излагать план дальнейших действий.