Столица встретила нас обилием зелёных садов и большими, красивыми зданиями, расположенными в чётком геометрическом порядке. Я с откровенным восхищением любовался с пригорка на открывающийся вид Ариниссандры, о которой столько слышал, но которую никогда не видел ранее. Моё обучение на офицера проходило в северном отделении Академии, расположенном в пограничном городе Тиритор, так что об основном её отделении в столице я слышал даже меньше, чем о столице.

Особенностью Ариниссандры было полное отсутствие крепостных стен. Их заменяли расположенные по периметру магические башни, вооружённые какими-то дорогущими артефактами, где несли бессменную стражу гарнизонные боевые маги. Строить дома за охранным периметром не разрешалось, и всё пространство вокруг столицы было покрыто зеленью трав. К северу от города, буквально в паре километров от него, расположился Малый или, по другому, Портовый город, примыкающий к широкой судоходной реке. Там уже смотреть было откровенно не на что: сплошное нагромождение деревянных лачуг, каменных домиков и просторных складов не давали зацепиться взгляду за что-то конкретное.

Ворота в городе заменял особый пролёт между башнями, где в небольшой караулке несли стражу охранники. Отношение стражи мне сразу понравилось: никакой безалаберности, никаких поборов, дежурные только отдали честь мне и поклонились Виктории, не задав ни одного вопроса. На альту при этом они смотрели с уважением, не было и тени той подозрительности или страха, что мы встретили в предыдущем городе. За меня же красноречиво говорила чёрная форма с узором серебряной нити на рукавах, вкупе с таким же узором на рукоятях парных клинков, выглядывающих из-за спины. Я ответил служилым воинским приветствием, а альта в ответ изящно поклонилась.

Только когда мы уже преодолели границу города, ко мне подошёл стражник с узорами капитана на своей тёмно-синей форменной крутке и рассказал о необходимости всем прибывающим военным офицерам и унтерам регистрироваться в Императорской канцелярии. Я только пожал плечами и подробно расспросил о дороге до неё.

Сразу встал вопрос, когда идти в эту самую канцелярию. Женщина неожиданно предложила сразу проводить меня туда, на мой же встречный вопрос относительно её собственных дальнейших планов она только отшутилась. Мол, официально я ещё не въехал в город, так что до посещения канцелярии рано думать о каких-либо планах. Я не стал с ней спорить, хотя и насторожился. Складывалось ощущение, что она намеренно оттягивает разговор о цели своего посещения столицы. Однако я не стал наседать, радуясь возможности продлить нашу беззаботную поездку, тем более что теперь мы точно никуда не спешили и могли посвятить друг другу каждую представившуюся минуту.

Столица впечатляла богатством домов, обилием зелени и обилием снующего по улицам народу. Больше всего поражало, что многие из этих людей даже не знают друг друга, хотя и живут в одном месте! Они пробегали мимо друг друга, даже не поздоровавшись, не позубоскалив, не подравшись, как у нас, в дальних гарнизонах или в небольших городках, где мне довелось бывать по службе. В общем, за красивым фасадом города скрывался тот ещё гадючник, и периодически попадающиеся у нас на дороге особенно спесивые физиономии лишь подтверждали моё первое впечатление. Впрочем, субъекты с гонором предпочитали обходить стороной парочку воинов, один из которых щеголял шитьём лейтенанта императорской гвардии, а другая — сногсшибательной в прямом смысле этого слова косой чёрных как смоль волос. Такое отношение меня устраивало, хотя иногда так и хотелось засветить в самодовольные морды кулаком, а ещё лучше — клинком. Представляю, каково было даме моего сердца, которая чувствовала окружающих гораздо глубже меня! Я поспешил поделиться с ней своими соображениями, но альта на них лишь философски махнула рукой, признавая, что ничто в этом мире не способно изменить ситуацию к лучшему.

Здание Императорской канцелярии впечатляло. Фактически это был роскошный дворец, размерами превосходящий все, виденные мною до этого. По всему выходило, чиновникам здесь жилось неплохо, их уважали и способствовали их быстрому размножению. В тёплом свете, исходящем от Императора, для них создавались наиболее благоприятные, буквально тепличные, условия. У нас в гарнизонах их положение было, мягко говоря, иным, я уж не говорю о частых случаях укорачивания на голову особенно въедливых и склочных представителей этого народа. Так что я не собирался потакать чиновничьей братии, полный решимости побыстрее закончить с формальностями.

Началось всё с того, что я попытался предложить альте подождать меня на улице, но она лишь отрицательно мотнула головой, лукаво улыбаясь. — «Хочу на это посмотреть», — прокомментировала она вслух своё решение. Мне оставалось лишь пожать плечами и начать озираться по сторонам, разыскивая, куда же тут приткнуть лошадей. Возле ведущей к громадным дверям не менее громадной лестницы никого не оказалось, если не считать какого-то спешащего по ступеням серенького человечка. Я не стал заморачиваться, пустив коня лёгкой рысью прямо на ступени, догнал человечка и любезно так, сквозь зубы, поинтересовался.

— Вас не затруднит отвести наших лошадей в конюшню? — на мою просьбу человечек втянул голову в плечи и попытался обойти возникшую перед ним чёрную громадину лошади. Вдруг человечек пропал из поля моего зрения, а когда я понял, в чём дело, он уже бежал наверх, сломя голову: оказалось, он пролез под животом моего коня, который от такой наглости растерялся не меньше седока и даже начал пофыркивать.

Человечек воспользовался полученной форой, и успел забежать за дверь, так что пришлось мне искать новую жертву. Следующие минут десять я, под звонкий смех альты, пытался выловить ещё какого-нибудь работничка канцелярии. Они иногда появлялись на ступенях, но, только завидев меня, пытались пройти, проползти или пролететь мимо. Не знаю уж, что во мне было такого особенного, но чиновники предпочитали держаться от меня подальше. Пару раз из дверей высовывались новые работнички, желавшие, по всей видимости, покинуть здание канцелярии по своим безусловно чрезвычайно важным делам, но, завидев меня, тут же ныряли обратно. Окончательно меня добило поведение какого-то их начальника, который подъехал к ступеням на роскошной карете. Сначала он гордо покинул своё седалище, и, уже занося было ногу на ступеньку, заметил меня. Его спесивая физиономия вмиг приобрела растерянный вид и землистого оттенка цвет, он подхватился и, запрыгнув обратно в карету, застучал колёсами и копытами прочь от здания. Это было последней каплей, я повернулся к своей женщине и коротко бросил ей:

— Поедем на лошадях, — чем заслужил новый взрыв смеха и озорной, полный удали взгляд зелёных глаз. Мы метнулись по ступеням вверх, выбивая из лестницы дробные звуки, а на самом верху я резко слетел с седла, ногами сильно ударив в казавшуюся тяжёлой створку двери. Она отлетела вовнутрь, я вскочил обратно в седло, и мы ворвались в широкий холл, звоном копыт предупреждая местную братию о нашем прибытии. Оказалось, что у дверей уже скопилось человек восемь, и, стоило нам ворваться внутрь, как они горохом посыпались наружу.

— Они что, специально ждали, когда мы въедем сюда на лошадях? — я даже растерялся от такого отношения. Женщина в ответ только сверкнула на меня глазами, указав куда-то вдаль по коридору. Я посмотрел туда, куда указывала женщина, и увидел тройку гвардейцев, лихо скачущих нам навстречу на рысях. На автомате мы обменялись с продефилировавшими мимо офицерами воинским приветствиями, и я резко рванул коня в галоп. — «Всё, пора кончать этот базар!»

На другом конце коридора, прямо у стены, расположился маститый чиновник. Он сидел за столом и что-то записывал на листе бумаги. Поравнявшись со столом, я, не вылезая из седла, навис над чиновником и коротко поинтересовался:

— Где я должен отметиться?

— Вас не затруднит пару минут подождать, господин офицер? — чиновник продолжал писать, лишь на секунду подняв на меня глаза, и тут же склонившись обратно.

— Затруднит, — холодно бросил я, слезая с коня и протягивая руку к мечу за спиной.

— Так я и знал, — тяжело вздохнул писака, откладывая перо и поднимая на меня взгляд.

— Что знали? — немного опешил я.

— Что вы не станете ждать. Как и все гвардейцы до вас.

— Хватит мне зубы заговаривать, отмечайте, где нужно.

— Понимаете, господин офицер, пока я не отмечу предыдущих, я не могу отметить вас. Вот сейчас впишу в бумагу господ офицеров, а затем незамедлительно впишу и вас, — его взгляд наполнился мольбой, человеку было очень тяжело на его рабочем месте.

— По дороге к вам я видел много народу, почему никто не посадит ещё одного работника, чтобы не заставлять офицеров ждать? — поинтересовался я, немного оттаивая.

— У них другая работа и… офицеры нечасто жалуют нас своим вниманием.

— На воротах мне сказали, что каждый обязан отмечаться.

— Ну… в ваших же уставах этого правила нет, вот и не спешат гвардейцы в канцелярию, резонно полагая, что им всё равно ничего не будет, если не отметятся.

— Тогда чего я тут с вами время теряю?

— Просто представьтесь, пожалуйста, и можете ехать по своим дела, — пошёл на попятный чиновник.

— Вереск эль Дарго, лейтенант, — с этими словами я вскочил на коня и дал тому шенкелей. Конь напоследок фыркнул почти в самое лицо писаке, и помчал к выходу.

— Должен признать, вы очень сдержанный и рассудительный молодой человек; офицеры до вас разрубили мне стол, посчитав это самым лучшим способом «отметиться», — грустно прокричал мне вдогонку чиновник. Я только хмыкнул, а скакавшая рядом Виктория разразилась новым приступом своего журчащего смеха.

Аккуратно спустившись по ступеням, мы вновь оказались на площади перед канцелярией. Те трое офицеров, с которыми мы обменялись приветствиями, стояли здесь же, почему-то не спеша уходить. Стоило нам спуститься, как один из них отделился от своей компании и подъехал к нам.

— Простите, госпожа, вы ведь настоящая альта? — поинтересовался он у моей спутницы. Улыбка с её лица тут же пропала, теперь на нём была холодная сосредоточенность, замешанная на подозрительности. Однако женщина посчитала возможным ответить.

— Что вам угодно, сударь?

— Знаете, я всегда мечтал потрогать косу настоящей альты, — затем, подавшись немного вперёд, молодой офицер в чине младшего лейтенанта тихо добавил, — и мы тут поспорили с товарищами, что вы ни в коем случае не дадите до неё дотронуться.

— Не дам, — холодно отрезала дама, продолжая как-то странно изучать подъехавшего и его начавших уже движение в нашу строну товарищей.

— Но я очень хорошо попрошу, — продолжал наседать офицер.

Один из подъехавших неожиданно метнулся вперёд, и почти уже дотронулся до косы Виктории, когда воздух рассекла серая вспышка, а заодно она рассекла и руку наглеца. По земле покатился обрубок кисти, всех остальных обдало брызгами крови. Лишившийся руки побледнел, но не издал ни звука, перетянув с помощью товарищей руку.

— Да как вы смеете нападать на боевого офицера без предупреждения! — попытался начать качать права подошедший первым, но тут уже не выдержал я.

— Сопляки! — прорычал я. — Да как вы смеете? Дама вам чётко дала понять, что не желает с вами общаться. Тебя, младший, я вызываю первым, ты, с обрубком, будешь вторым, а ты, старший, — третьим.

Офицеры всё поняли правильно, попытались было бузить, считая себя оскорблёнными альтой, а не мной, но я потащил мечи из ножен.

— Кто не желает дуэли, того зарублю без неё. Все согласны? — никто возражать не стал, позориться, отказываясь от дуэли, офицеры не собирались. Более того, они тут же подобрались, набычились, разозлились. Ещё бы! Я посмел заподозрить их в нежелании драться! Такое уже само по себе является оскорблением и поводом для дуэли. Единственное, меня несколько озадачило их стремление втянуть в дуэль альту, но я не придал этому особого значения.

Моя альта также попыталась втянуться в дуэль, потребовав свою долю обидчиков, но я безапелляционно отрезал:

— Госпожа Виктория, не надо вмешиваться, мы офицеры и разберёмся по-мужски, чётко по кодексу. Если же вы вмешаетесь, получится непонятно что, вы ведь не императорский офицер. К тому же… защита чести дамы — это моя обязанность, от которой вы не можете меня освободить.

— В таком случае я послежу за чистотой дуэли. Если что, офицеры, я дам вам даже потрогать свою косу, по крайней мере, её кончик, — с этими словами женщина крутанула косой над головой, и та озарила всех присутствующих солнечными бликами на металле, особенно яркими на венчающем её острие. Испачканный в крови меч она отряхнула, обтёрла извлечённой из одежды тряпочкой и вогнала в ножны. Сейчас я в полной мере ощутил, насколько великолепно моя женщина себя контролирует. Альта была возбуждена и готова к прыжку, точно разъярённая хищница, но тело действовало чётко, не совершая никаких лишних движений, даже лицо почти не выражало эмоций, и я ощущал её настроение лишь благодаря нашей ментальной близости.

Мы все вчетвером спешились, обговорили условия дуэли, и направились к приглянувшемуся офицерам участку площади, где дома образовывали замкнутое полукружие, лишённое впадающих в площадь широких улиц. Одной из сторон полукружия выступало здание императорской канцелярии. Альта следовала за нами, не спеша покидать спину своего коня. При этом она не столько смотрела за нами, сколько оглядывалась по сторонам, а когда мы оказались на отведённом для дуэли участке, то даже извлекла из ножен пару метательных ножей и положила их перед собой на спину лошади.

Когда мы обсуждали условия дуэли, офицеры вели себя по-военному чётко, даже тот, что лишился руки, держался спокойно, участвовал в обсуждении. Меня так и подмывало перенести дуэль с пострадавшим на другое время, чтобы тот смог окончательно оклематься от полученной раны, но кипевшая в душе злость на оскорбивших мою даму коллег не давала пойти на уступки. Слишком явное неуважение к альте проявили эти воины, причём неуважение, совершенно необоснованное. Никогда бы не поверил, что они не слышали баек о способностях альт, и на что рассчитывали, понятно не было. Если бы не я, все бы уже были мертвы, или… Не знаю, неспроста моя возлюбленная постоянно оглядывается по сторонам, ой неспроста.

Мы с первым обидчиком уже разошлись на положенные десять метров, когда моё чутьё на магию заголосило. Опять где-то рядом плелось что-то серьёзное, и, не желая повторения случившегося на озере, я дурным голосом заорал:

— Вики, это засада, кто-то колдует на крыше императорской канцелярии!

И тут меня накрыло совершенно не свойственной мне яростью. Я плюнул на дуэль и метнулся к обидчикам, опережая свои движения метательными ножами. Стоявший напротив офицер успел отбить один из ножей, так как стоял с обнажёнными клинками, но вместо того, чтобы разозлиться и броситься мне навстречу, кинулся прочь с площади. Ещё три ножа, предназначенные его коллегам, настигли свои цели. Воины к моменту моего броска уже начали извлекать свои мечи, но не успели. Они начали это делать до появления в воздухе метательных ножей, рассчитывая совсем на другую цель атаки; всё это время они не спускали своих взглядов с расположившейся за их спинами альты, для которой, собственно, мечи и предназначались.

Воины уже получили смертельные дозы стали, а моя альта вообще исчезла из поля зрения, когда померкло само светило. Меня что-то подбросило в воздух, снизу дохнуло холодом, и я вдруг понял, что нахожусь в объятиях Виктории, причём, почему-то, не на земле, а в воздухе. Мы словно бы летели прочь от площади, но, когда приземлились на крышу одного из прилегающих к ней домов, до меня дошло, что это был вовсе не полёт, а что-то вроде прыжка. Женщина отпустила меня и кивнула в сторону площади, где уже во всю разворачивались последствия применённого кем-то заклинания.

На месте дуэльной площадки пространство ломалось, словно рассыпающееся на осколки зеркало. Ломались и оставшиеся там лошади, их контуры плыли, шли рябью искажения. Спустя буквально пару секунд картинка площади осыпалась на мостовую, и вместо живых лошадей и трупов офицеров на мостовую начали падать зеркальные брызги. Ещё через несколько секунд брызги эти стали таять и утекли к посветлевшим небесам струйками пара.

— Что это было? — поражённый увиденным, спросил я у женщины.

— Одно из сильнейших заклинаний первого круга. Меня бы не спасли даже сильнейшие артефакты драконьей магии, — тихо ответила альта, — зато спасло твоё чистое сердце и готовность призвать к ответу обидчиков своей избранницы.

Женщина смотрела на меня со смесью самых различных чувств, на первом месте среди которых читалась нежность. Она прижалась ко мне всем телом и прошептала в самое ушко: «Так приятно, когда тебя защищают! А то всё сама, да сама…. Совсем забываешь, что ты женщина, и основное твоё предназначение — рождение и воспитание детей…».

У меня к тому времени полностью выстроилась в голове картина произошедшего. Офицеры должны были связать альту боем, а маг — убить. Непонятно было только, что же во всём этом было такого, ради чего готовились пожертвовать своими жизнями боевые офицеры. Зато было понятно, что мне удалось переломить запрограммированный ход событий, спутав нападающим их планы.

— Почему они согласились умереть? — адресовал я волнующий меня вопрос женщине.

— Стоит вопрос выживания их рода, — пожала плечами дама, но на требования большей конкретики она уже ответила молчанием. Тогда я перешёл на другую тему, поинтересовавшись, стоит ли искать мага. На это женщина опять пожала плечами, уверенная в том, что найти его не удастся. Слишком наглым было нападение, в столице же к магическому беспределу относятся со всей строгостью. Значит, маг уже замёл все следы и вряд ли рискнёт снова высовываться.

Мы спустились с крыши и направились прочь от злосчастной площади. Следующие несколько минут мы молчали, каждый думал о своём. Наша пешая эскапада была исполнена грусти по отдавшим свои жизни неплохим в целом офицерам, ощущением скорой разлуки, тяжёлыми предчувствиями. Наконец я решил окончательно прояснить ситуацию относительно дальнейших планов альты.

— Как ты и хотела, кошечка, мы прибыли в столицу меньше, чем за четыре дня. Что дальше?

— Расположимся на постоялом дворе, немного отдохнём, — ответила женщина, поводя плечиком.

— Виктория, ты же знаешь, что я имею в виду, — решил я сразу взять быка за рога. Женщина в ответ только грустно так вздохнула.

— Нам придётся ненадолго расстаться, — вынуждена была признать моя спутница.

— Ненадолго, это на сколько?

— Думаю, сутки-двое.

— А как же твоё заявление, что из нас выйдет великолепная боевая двойка?

— Для этого тебе нужно ещё многому научиться, сейчас ты окажешься слишком уязвимым, а я не хочу тебя потерять, — женщина смотрела на меня чуть ли не с мольбой во взгляде, видно было, что в её душе идёт нешуточная борьба. — «Ей же тоже тяжело принимать такое решение!» — мелькнула у меня мысль под влиянием её затравленного взгляда.

— Не надо, не переживай так, я не буду настаивать. Просто я тоже не хочу потерять свою возлюбленную альту, а по всему выходит, тебя здесь ожидает что-то очень серьёзное, — в моей душе бушевали самые разнообразные чувства, начиная от стремления позаботиться о своей женщине, глубокой нежности к ней, и заканчивая чувством оскорблённой гордости. — «Ещё бы! Я, боевой офицер императорской гвардии, ничем не могу помочь в бою своей женщине, становлюсь для неё обузой! Как тут не появиться чувству ущемлённой гордости».

Женщина же после моей последней реплики вздохнула с явным облегчением, одарив меня полным любви и преданности взглядом.

— Спасибо за понимание, милый. Я совсем не хочу тебя обижать, но мы же взрослые люди, можем смотреть на вещи объективно, а не через призму своих чувств. Орки на той поляне по сравнению с тем, что ждёт меня здесь — детская забава. Потом, обещаю, я приложу все усилия, чтобы тебя подготовить, но сейчас… Извини меня, пожалуйста.

— Да не за что тут извиняться. Я уже научился тебе полностью доверять… в особенности, после того мага у озера.

Дальше мы почти не говорили, ограничиваясь излучением чувства взаимной поддержки и волн нежности. В постоялом дворе, куда мы зашли, тоже говорили мало, просто сидели за столиком в обеденном зале и наслаждались обществом друг друга, плотно сцепив над столом ладони одной руки. К вечеру моя альта пошла на выход, а я отправился её провожать до дверей.

Когда мы уже вышли из трактира, на самых ступеньках, я поймал женщину за руку и притянул к себе. Она не сопротивлялась, а на её лице я прочитал совершенно беспомощное выражение, — наверное, стоило мне надавить сильнее, она бы никуда не делась и взяла бы меня с собой. Но я твёрдо решил впредь всегда учитывать её мнение, так что давить не стал, только несколько минут смотрел в её потрясающей красоты глаза, а затем глубоко поцеловал в губы. Воительница прочитала по глазам и эмоциям мой настрой, и в очередной раз вздохнула с облегчением. Я же напоследок только прошептал ей в самое ушко: «Если через два дня не вернёшься, я плюну на службу и буду тебя искать, пока не найду». Женщина только умилилась моим словам, пообещав взглядом обязательно вернуться.