На Балчуге

- А помнишь эти разговоры в начале войны: «Может, мы и не займем Берлин, где тоже когда-то жили братья-славяне, но в любом случае освободим Константинополь».

- Еще про Ливию говорили. «Древняя византийская область Киренаика и район большого города Триполи»…

- Это уже когда революционеры опубликовали про «грабительские соглашения», выяснилось… А сами теперь отдали немцам запад России.

Под старинной полуразрушенной крепостью Нижегородского кремля, белокаменного, с приземистыми башнями, с длинными тенями, делавшими их похожими то ли на шалаши, то ли на шатры, шумел Балчуг. Когда-то здесь буквально любой человек, не бездельник и достаточно целеустремленный, мог всегда найти работу. Пристани, пароходства, торговля, канатчики, мебельщики, ювелиры – поброди по окрестностям - и готово. Потом по всей стране начали ставить «На дне» и главными героями не только Рождественской, но и всего Нижнего вдруг стали босяки, на которых раньше никто внимания не обращал: если у человека нет цели, то он может пить, может затевать драки – как правило крайне неуспешные – или каким-то другим способом искать ускоренный путь на небо. А теперь весь этот угол, под кремлем, освещенным сейчас слабыми лучами осеннего солнца, был одним большим дном: худо одетые люди удили рыбу, по улицам шлялись ватаги беспризорной шпаны.

- Когда здесь были немцы, здесь были и предприятия, на которых дела шли хорошо, на которых платили хорошие деньги…

- И драли в три шкуры.

- В течение войны отобрали все у немцев и передали «своим». Теперь вот и у своих отобрали.

- Ты у нас неплохо живешь, постеснялся бы, сейчас не то время. Были у вас магазины, дома, теперь нет. Но откуда у вашей семейки до сих пор добро? Я вот думаю, наконец-то наступает время, когда человек, принявший от жизни на свою долю больше страданий, больше и получит.

- Потому что мы не страдания продаем, а то, что получается из нашей работы, результаты. И кое-как получается выворачиваться из ситуаций, даже по нынешним временам.

- По нынешним временам тебе бы, Яша, держаться потише, а то с такими рассуждениями недолго и попасть…

- Читал одну московскую газету, там о профессоре, изобретающем омоложение. А в перспективе – бессмертие. Так вот, я в сказки не верю и вечно жить не собираюсь. Но то, что проживу, хочу провести достойно, не шугаясь толпы придурков. Белые, красные… Знаешь, Николай, что меня смущает? Им технический прогресс дал фабрики, а они хотят распорядиться ими как дикари. Все – и те, и другие, говорят об общем интересе, альтруизме. Они хотят взять самую новую технику, и организовать древнюю сельскую общину среди нее.

- Так и должно быть. Заводы сами подталкивают к коллективизму.

- Ты пробовал вести свое дело, так ведь? Или таки не распробовал?  Если ты в теме, то никакой коллективизм не заставит человека хорошо работать. Это мошенничество, пыль в глаза. Устрой коллективизм, и у тебя будут жутчайшие расходы и никакие сроки, а когда начнешь считать деньги, придется лавочку заколачивать досками и всех распускать по домам.

- Люди нуждаются в сказке, в красивой истории, которая все просто объяснит. А тем временем будет создано новое общество.

Из подворотни Кожевенного переулка рванул вор-щипач. За ним пытался было побежать растерянного вида интеллигент, потом увидел на себе насмешливые взгляды уличных зевак, осекся, замедлил ход, посмотрел грустными глазами вслед своим бывшим ценностям и повернул обратно.

- Вот тебе новое общество. Один верит в него и потому проигрывает, другой не верит и отнимает у ближнего своего, может быть - последние деньги.

- Деньги скоро отменят, и не будет смысла воровать.

- Не будет смысла работать. Кто этим займется? Зачем?

- Трудовые армии. Как единый организм, как муравейник.

- Поживи-ка в муравейнике, и через полгода поговорим.

- Да ладно тебе, Яша, надо смелее смотреть в будущее. Ты же молод, а рассуждаешь, как старик.

- Кто это только что предупреждал об осторожности?

- Я про то, чтобы не делать глупостей. Надо жить со своим народом, а то легко попасть под горячую руку, особенно сейчас.

- Сейчас много горячих рук, и совсем немного осталось работающих. Кто всех этих горячих вскорости будет кормить? Вот разграбили они чужие склады и амбары, а дальше-то что?

- Дальше будет новый народ, совсем другой, из тех людей, которые только что родятся, который будет жить как единое целое, научится работать на основании настоящего альтруизма, не думая о шкурном интересе.

- Единственный человек, с которым я бы хотел жить, как единое целое, это та девица из редакции газеты, о которой я тебе рассказывал.

- Восточного такого типа, да. Если она тебя не научит быть внимательнее к обстановке, ваше предполагаемое счастье продлится недолго.

- Ты же предлагал смотреть на вещи позитивно, Николай?

- У тебя даже позитив индивидуалистический, мелкобуржуазный.

- Мелко – это жизнь в муравейнике, который навевает на тебя, похоже, столько радости.

- Тогда вам просто придется уйти в отшельники. Помнишь легенду о Китеже?

- Город праведников, ушедший на дно озера? И они там так и живут, на дне.

- Вот тебе и придется основать свой город идеалистов-индивидуалистов. А разумные люди сейчас живут в строгом компромиссе с мнением большинства. И это не так расходится с представлениями белых, которые хотели великой России, где каждый в первую очередь думает о родине.

- Возможно, поэтому они и проиграли. Красные оказались просто логическим продолжением таких соображений. Великий муравейник. Но это, поверь мне, не будет работать. Сразу видно, что никто из изобретателей этого всего всерьез не брался за настоящее дело, не добивался результатов. Они не смогут организовать хозяйство хорошо, если не возьмут в рабство деловых людей. Да и тогда не смогут, потому что те в рабстве не работают. Без хозяйства они провалят свои обещания накормить беднейших. И слабейших. А тогда им придется обвинять кого-то. Внутренние враги не бесконечны, поэтому примутся за внешних. А сейчас, чтобы воевать, тем более нужно хорошее хозяйство, экономика. Все, это ловушка для них.

- Тебе, Яша, надо уезжать, к буржуинам. Ты хороший человек, но, извини меня пожалуйста, застрял в прошлом. Ты человек капитализма. Тебе надо туда, где он еще на царствии.

- Не место красит человека, а человек место. Уверен, что бардак, этот бардак, долго не продержится, потому что только страна, поощряющая продуктивных людей, а не заставляющая их служить целой стае бездельников, приспособленцев и дураков, имеет будущее. Особенно в современном мире.

- Давай сменим тему, такие разговоры крайне непрактичны в нашем реальном мире. Мне кажется, сестрица моя знает твою ориентальную зазнобу…

- Заз-что?

- …нобу.

- Не такая уж она и ориентальная. Ну и что с того, что знает?

- Она узнает, в каких городских развлечениях та участвует – танцы или может быть митинги, встречи, чтения какие-то – чтобы вы смогли встретиться, ненавязчиво. А то тебе явно не хватает целеустремленности в этом вопросе.

- Просто не очень представляю, какие цели стоит преследовать, в этом вопросе.

- А я думал, ты выбрал.

- Я выбрал, речь о том, что дальше.

- Дальше известно что. Покатаетесь по реке, ширли-мырли, что всем надо. А там уж посмотришь.

- Что-то она у меня не слишком вяжется с ширли-мырли.

- Собаки вяжутся, а люди…

- Теперь я предложу сменить тему. Китеж, про который ты говорил – имеется в виду Светлояр?

- Да, похоже.

- Там речь о том, что праведники скрывались от татар, так?

- Ну да.

- А зачем они тогда шли навстречу татарам? Это земли луговых черемисов, которые воевали на стороне Казани, причем даже и после ее падения.

- Ну, может потому мы о них ничего и не знаем больше.

- А ты знаешь, что было до Макарьевской ярмарки?

- В смысле, что было?

- Ну Волга ведь не пустовала. Более того, я у родственников, у Каравановых, в Городце видел древние вазы из дальних стран, Индии наверно, или Китая. И старые люди рассказывали, что когда-то по Волге торговли было куда больше, чем сейчас, и ходили по ней дальше.

- Видишь, торговля, денежный обмен сворачивается, и это естественно. Мы тут впереди может быть других вроде бы пока вырвавшихся вперед. У нас такой потенциал, территории, ресурсы.

- А если наоборот?

- В смысле – наоброт?

- В прямом. Если действительно взглянуть на наше общество как на муравейник, с большого расстояния, не покажется, что дела просто пошли хреново, а мы находим по всему миру этому объяснения разные, собираем их, и говорим сами себе, что это просто она такая – новая жизнь? Что если город праведников – это просто наша же страна в далеком прошлом, когда дела шли лучше, и люди это запомнили?

- Опять ты с негативизмом. Так нельзя. Знаешь как говорят про тех, кто слишком загружен этими вот «другое было время, богатыри Невы»? «Было время – и хер стоял». Да. Тема для старичья. Отдохни, давай до завтра, там я тебе сообщу что-то интересное из чего-то куда поживее, чем утопленные города древних праведников или там праведные города древних утопленников.

- Ты не понял, я не собираюсь на этом зацикливаться.

- Ты по-моему уже на этом зациклился.

- Я уверен, что есть вариант достойной жизни, на таких, как ты не скажешь, территориях. Должны быть варианты развития для людей, которые вот именно что не хотят подчиняться этому надвигающемуся «всеобщему дну».

- Идеалист. Спасители – это легенда. Веселее относись к тому, что видишь вокруг себя и больше шансов выжить. Такой мой рецепт на сегодня и, впрочем, на любой другой день.

- Удачи тебе.

- До завтра, узнаешь о своей азиятке.

Купола над великой рекой

Над Атылом висели низкие тучи. Немного к северу, куда уходила вдаль к Уральским горам великая река, сверкали молнии. Достаточно было отсчитать до пяти, чтобы услышать глухой с треском раскат грома. Ханукка, караванщик общины красного маршрута, двигался на средних размеров, новой, но довольно неказистой однодревке в сторону острова царя. Сзади остался город Хазар, с его никогда не смолкающими пристанями, по ночам освещенными масляными светильниками, большой базарной площадью, недалеко от центра которой находилась лавка караванщиков желтой дороги. С минарета мечети – единственного здания в обеих городах, да и во всей огромной державе Хазар, которое было выше, чем белая крепость царя в верхней по течению реки части острова, прозвучал призыв последователям Магомета к вечерней молитве. Ханукке нравилось идти на лодке самому, без болтливого лодочника или упертого вояки на веслах. Ровными рывками привычно направляя судно чуть выше пристани на острове, караванщик скорее по инерции думал, почему его пригласили к царскому вельможе занимавшемуся вопросами бассейна северо-западного притока Атыла. По инерции потому, что все было предельно ясно. Красный путь вел на северо-запад, а на этом направлении начались явные проблемы, обойти вниманием которые не получалось уже и у напыщенных столичных вельмож, а возможно, и самого царя. Все время почти непрерывных конфликтов на Кавказе с державой арабов северо-запад оставался тихим и прибыльным направлением. Он только усиливал мощь огромного царства, правившего десятками народов.  Булгары и земли по Атылу прямо к северу от него, приносящие из-за Урала отличные меха, входившие формально в область Булгар, но населенные характерным лесным народом были естественной частью державы. С запада в Атыл впадал полноводный приток, по которому шла торговля  зерном и медом – маршрут по Йокке контролировался Хазарией совместно с племенами Арджа. В западной части дятловой луки Йокки, подобной Жигулям на Атыле, на правом, обрывистом берегу, располагался таможенный пост правителя Арджа, а сам он жил к юго-западу отсюда – в городе Арджань. Ханукке очень нравилось бывать в этом городе, расположенном на возвышенности. Крепкие, приземистые дома самой цивилизованной части арджан стояли на большом расстоянии друг от друга, окруженные скатами оврага – естественным валом, с большими участками, засаженными вишневыми и яблоневыми деревьями. Весною город напоминал зеленую приземистую гору, на вершине которой засело белое облако, составленное из яблоневого и вишневого цвета. В самом городе соловьев казалось ничуть не меньше, чем жителей. Соловей был священным животным этих мест и легендарным предком горожан и округи.

Когда Ханукка впервые прибыл в Арджань, он, согласно местному обычаю, поселился в доме небедного горожанина из рода Кобай, отдарившись ценным подарком – рулоном шелковой материи пурпурного цвета, которая доставлялась в Хазар караваном желтой дороги из дальней восточной земли Чин. Часть материи хозяин подарил старшей дочери, отличавшейся не только смелостью в разговорах с мужчинами, как и многие северные женщины, но и быстрым рассудком и отменным любопытством, которому позавидовал бы мальчишка-водонос с рынка Хазара, служивший, кроме всего прочего, главным поместным распространителем досужих историй. Но у девушки интерес служил не повышению собственного веса в глазах общины. Это было удивительно, особенно на севере, где суровые условия приводят к тому, что люди слишком много озабочены выживанием и совсем забывают о таких вещах, как интеллектуальная беседа, мудрость, знание. Ханукке часто казалось, что поддерживают разговоры на такие темы они скорее из вежливости и любопытства к гостю, для себя продолжая считать, что ученость – не для них, что и для него она – не средство выживания, а результат жизни в слишком комфортных условиях (караванщик, ха!) и достаточного количества времени на досужие разговоры. Аря – так звали девушку – начала с расспросов про Син – как им удается получать такую нежную и яркую ткань и закончила стройкой Абрамова города в самой верхней, северной части Дятловой луки.

Ханукка рассказывал Аре про то, что его предки пришли и поселились в поселке Семашки, на Кавказе, с юга, из Ассирии, после какого-то конфликта с одной арабской семьей по какому-то пустяковому поводу, дошедшего, однако, чуть ли не до кровной вражды. Он не очень хорошо знал восточное направление, желтую дорогу, ведущую в Син. Именно с той стороны пришел народ хазар, после многих лет скитания по пустыне, попадая в данники то к одному более сильному и влиятельному племени, то к другому. На этой же дороге торговала община радханитов, состоящая из иудеев, поселившихся в центре Азии, по преданиям, во времена Александра Великого, пополнившаяся за время господства на Западе Рима, разрушившего Великий храм и отправившего иудеев в изгнание.

Представители двух народов – хазар и евреев – встретились. Хазары очень всерьез восприняли рассказ иудеев об их сложном пути – в египетском пленении евреев и затем странствиях по пустыне они увидели отражение судьбы своего народа. Под давлением более сильных соседей с Востока хазары собирались перебираться западнее, на Кавказ. В описании пути к Земле обетованной, столкновений с филистимлянами и другими племенами за дарованную Богом землю этот народ увидел предначертание собственного пути. Когда хазары перешли Атыл в районе дельты, и устремились на Кавказ, им действительно удалось потеснить некоторые племена, появившиеся здесь ранее. Они убедились, что судьба их народа и судьба еврейского народа связаны божественной нитью, и этой нитью является Завет. Царь по имени Булан, ведший успешные действия на Кавказе, пригласил радханитов обосноваться в его городах – Беленджере и Семендере. Важной торговой точкой была дельта Атыла и здесь, на месте старого города, построенного по иранскому канону, двойным, возникла столица. Часть на западном берегу получила название Атыл, на восточном – Хазар. Атыл, окруженный белокаменными стенами, со святыми памятниками внутри, священными садами с ритуальными фонтанами еще называют харизматическим или священным городом. Здесь расположен дворец кагана – древнего духовного лидера народа хазар и верховного судьи а так же дома хазарских конников. Гордость Атыла – цветники, каких нет больше нигде на свете, семена и саженцы в которые хазарские караванщики собирают по всем маршрутам своих путешествий. В Хазаре размещаются ремесленники и торговцы, а так же представители племен державы и соседних народов, работающие торговцами или составляющими отдельные наемные отряды войска царя.

Великая держава Хазар раскинулась от Кийоба на Западе до Хорезма на востоке, от истоков Атыла на среднем Урале на севере до Великих Ворот у Дербента на юге. Вырастя из степного племени, хазары всегда со всех сторон были окружены неспокойными соседями, за которыми находились еще соседи, не более смирные… и так далее. Опыт научил их не встречать давление соседей «лоб в лоб», а «перебрасывать» его через себя, используя в первую очередь развитую систему переговорщиков, во вторую – сеть крепостей и заградительных укреплений по всей державе, и только в третью – мощную профессиональную армию.

Поэтому на северо-западе держава использует в основном наемников-мусульман для охраны рубежей.

- Поэтому наш народ стал переходить в веру Мухаммеда?

- Естественно, люди с которыми вы общаетесь и торгуете, влияют на ваш выбор религии.

- А ты сам какую веру считаешь истинной? Рука Ари оказалась в руке Ханукки. Они стояли на западной террасе дома в Арджани и смотрели на зарево заката, заполоняющее небо на Западе, за Йоккой. Воздух слегка колыхался ароматом цветущей вишни.

- Я караванщик и мало уделяю внимания религии. Наше дело – счеты, договоренности с поставщиками, сохранность товара.

Они с Арей поженились через неделю. Культура арджан не противоречила бракам с хазарами. Многие из этого народа, особенно жители города и крупных сел, расположенных по высокому  берегу Йокки, принимали мусульманство, потому что Хазарии в этих краях служили наемники-мусульмане из Хорезма. Правители державы, стараясь поддерживать баланс сил, обычно направляли мусульманских воинов служить на Север и Запад, а северян – на Кавказ. Проведя несколько дней на притоке реки Мокше – Сатисе, где располагалась роща из гигантских дубов в три-четыре обхвата – святом месте для рода Ари, пара направилась на судне одного из караванов сначала вниз по Йокке, мимо земли Муромаа, а затем прошла арджанскую таможню, расположенную перед резким поворотом Йокки, строящиеся укрепления Абрамова города на северной оконечности Дятловой луки и вошли в устье реки Балога, тут же впадающей в Йокку.

Края эти производили впечатление пестрого персидского ковра: в отличие от Великой Степи, где достаточно было одному народу победить, и все остальные перенимали его обычай, а речь у всех и совсем мало отличалась, на реках Северо-Запада было полно народов, каждый из которых имел нередко один город, как арждане, а то и не имел вовсе, как мокшет, вынужденные торговать через Арджань к западу от них или через земли народа Буртас к югу. Продавали они мед. Еще через Арджань везли много темного северного хлеба и невольников, как и везде по Великой реке. Любой вождь стремился избавиться от слишком бедных или слишком сметливых – людей, всегда вызывающих недовольство в дни испытаний. Суда с невольниками шли на юг, к Хазару и его крупнейшим рынкам. С Севера, где прокормить одного человека за долгую зиму стоит больших денег, или много труда, запасов и забот, на юг, в теплые благодатные земли, этот поток шел с незапамятных времен. Некоторые особо непоседливые, тяготившиеся однообразием северной жизни, сбегали сами, такие шли наниматься к нам в караваны или в войско. А невольников в Хазаре покупали персы, арабы и подданные царя Константинопольского. Если невольник попадался смирный, он, как правило, всю жизнь проводил в услужении хозяевам, в полевых или домашних делах. К буйным присматривались, после чего одна их часть попадала на галеры, другая – становилась военными наемниками. Многие из последних делали головокружительную карьеру. Не зря говорят, что испытания закаляют людей. Много ли вы видели сыновей вождей племен, которые могли бы попасть в другую страну и стать там крупным военачальником, а то и вовсе вязирем? Когда Хазары захватили, в числе земель, завещанных им Отцом множества, дельту Атыла, там уже были рынки, и никто не мог сказать, когда они появились, хотя было много легенд об этом.

Большой торговый корабль тянули вверх по Балоге сильные наемники, обычно из числа буртас. Их подряжали на работу, разламывая деревянную палочку, украшенную особым рисунком. Если на месте прибытия концы палочки у буртаса  и у кормчего сходились узорами, буртас получал хороший куш. Вскорости по левому борту показалась крепость Бал-Эхна, около которой добывали соль, необходимую для выпечки хлеба и заготовки рыбы. В Бал-Эхна Аря показала Ханукке молитвенный дом с голубыми куполами в форме луковиц цветов, которыми славился священный город Атыл. Похоже, местные священники так впечатлились куполами, венчавшими крышу гарема дворца царя на Белом острове, что соорудили такие же над храмом, думая, что так привлекут внимание Бога. Между тем в Атыле купола играли вполне практическую роль: сделанные как юрты, только каменные и на крыше огромной крепости, каждый служил одной из жен царя местом для уединенных прогулок, молитв и воспитанию малышей в духе открытых всем ветрам просторов Великой Степи. Действительно, золотые купола, далеко выглядывавшие над верхней кромкой стены крепости и отражавшиеся в водах Атыла, производили невероятное впечатление на представителей непросвещенных народов. Многие из них тут же простирались ниц, молились, а попав в Хазар (в харизматический город простых чужестранцев не пускали вовсе), принимали первую религию, о которой им удавалось узнать. И часто это была вера магометан или македонцев[2]Так в Хазарии обычно именовали византийских греков.
, и тех и других в Хазаре было куда больше, чем иудеев – хазарских воинов, которые зиму проводили в Священном городе, а как только теплело, разъезжались по окрестностям на свои участки, с юртами и всем хозяйством. Вот так действовали на язычников купола царского гарема, изображавшие золоченые юрты знатного рода. Их помог построить персидский архитектор. Хазары, весьма заносчивые и гордые люди, отличавшиеся удалью в бою, мало уделяли внимания наукам, не ценя ничего выше куража кавалерийской атаки всадников в крепкой броне, одетых в прекрасные яркие одежды, как на праздник.

Выше Бал-Эхны, по противоположному берегу Балоги, который здесь на редкость выше правого, как у Муромаа, расположился город народа мары - Кутыж. Здесь продавали меха с дальнего севера и отличный напиток пуре, приготовляемый из меда.

Дела государственной важности

Палата писца везира, Исаака находилась во внутренней крепости столичного города Итиль, в одном из боковых крыльев здания библиотеки, сооруженного из малайского кирпича, устойчивого даже к обстрелу ядрами вулканического камня из катапульт. Кирпич был привезен из Персии для строительства стен столицы и царской крепости на острове, примыкающем к Священному городу. Писец много приложил усилий, чтобы его перевели из помещения с видом на торг на площади перед библиотекой на другую сторону здания. Теперь из его окон открывался вид на реку и величественную белокаменную царскую крепость, в верхней по течению реки части которой находилась огромная башня, очертаниями напоминающая царский шатер, но немного более стройная – место службы царской гвардии. На вершине башни при помощи искусных Константинопольских мастеров были сооружены две катапульты особой конструкции, размером больше слона каждая, простреливавшие всю реку – не только широкую протоку между царским островом и Священным городом, но и до хлипких стен города лавочников и разнорабочих на восточном берегу Атыла. Ниже по течению – центральное здание дворца, украшенное высокими и узкими вертикальными полосами из великолепной материи, расшитой традиционным хазарским узором, а еще правее – здание гарема, с добавленными в верхней части фасада двумя горизонтальными полосами из кирпичей бирюзового цвета. Над крышей гарема сияли золотые купола, венчавшие покои царских жен. Таким образом, каждая жена, которая смогла произвести от царя потомство, получала помещение с бассейном в нижней части здания – на уровне реки, с роскошными личными покоями посередине и с драгоценным подобие кочевой юрты на открытой всем ветрам крыше гарема, с которой открывался потрясающий вид на оба города. На крышу, как среди куполов гарема, так и над царским дворцом, была навезена земля из скудной пустыни в центре Азии, откуда когда-то вышли хазары в поисках Земли обетованной и посажена трава и редкие кривенькие деревца пустошей. Над дворцом была площадка ипподрома. Весной и после нечастых в столице дождей крыша расцветала удивительными по яркости и красоте цветами. Но из Священного города, в котором работал Исаак, и с реки, видны были только узорные зубцы на верхушке фасада. На крышу поднимали на особых подъемных платформах прекрасных скакунов из царских конюшен, чтобы наследники ежедневно по многу часов могли тренироваться в выездке и готовиться к состязаниям, результаты которых позволяли занять место в рядах прославленной хазарской конницы – аль-казар, не раз останавливавших казавшихся всем остальным непобедимыми арабов, наводивших трепет на константинопольские войска козари или гусар, как их называли венгры и другие угорские племена Урала и Великой реки. Облачиться в прочные, но не мешавшие подвижности, доспехи хазарского кавалериста, под которые надевался кафтан из великолепной пурпурной материи, сапоги из лучшей сверкающей кожи и отправиться с передовым мобильным отрядом в смелый на грани сумасбродности рейд вглубь территории противника мечтал каждый амбициозный хазарский юноша.

Эти задиры, которые все время обучения школы при доме собраний северного округа родного города Саркел донимали стремившегося избегать открытых конфликтов Исаака, демонстративно не признавали авторитетов уважаемых, обличенных опытом седых старцев и тем самым выказывали презрение к кропотливо собранной системе управления Великой Державой, чьи владения размером превышали Константинопольские. Исааку больше нравилась организация арабских воинов, готовых за идею не моргнув глазом пойти до самого конца. Исаак вел разговоры с молодым генералом Синаем, руководившим хазарской кавалерией, прилагая все усилия к тому, чтобы убедить этого не лишенного смекалки в бою, но откровенно простоватого вояку, как имя так и неизвестное происхождение выдававшего в нем то-ли полу-венгра, то-ли еще какую-то сомнительную смесь (сам Исаак чрезвычайно гордился, что он «чистый хазарин» из прославленного еще в далеком прошлом клана) в том, что воинам необходимо прививать ощущение гордости за Великую страну и ее прекраснейшую столицу – тогда и только тогда они будут сражаться лучше, и держава, защищенная такими бойцами, сможет пройти через века, побороть даже непобедимые пески вечности. Синай вроде бы соглашался, но потом, за каждодневной суетой не совершал никаких действий. Исаак отправил в войска нескольких красноречивых мудрецов, чтобы провести занятия по укреплению духовной связи детской, в сущности, души воина и Идеи Государства. Но это не возымело никакого эффекта. Он собственноручно сочинил достаточно простую для кавалеристов историю, которая была поставлена на арене города в виде представления-мистерии. В ходе действия молодой богобоязненный, и самый отважный воин вступает в бой только с именем Господа на устах и молитвой. Ему способствует успех, и его любит самая красивая девушка благородного рода. Ранее она много времени проводила с молодыми кутилами из города лавочников, но постепенно богобоязненность и внимание к самым важным вопросам государства ее избранника приводит ее на путь молитвы и праведной жизни. На пути воина, который взял для себя примером царя Саула – он держит при себе изображение этого царя Израиля - препятствия создает глумливый и поверхностный поручик, который подвергает воина незаслуженным гонениям и издевается над его духовным выбором. Дав очередное незаслуженное наказание воину, поручик всегда повторяет ужасные слова – «срать я хотел на вашего Саула». Самого Исаака коробило от этой фразу, но он боялся, что услышав ее в смягченном виде, в кавалеристы не зачнут в себе достаточной силы гнева. В конце представления, когда Исаак сам вышел на сцену, завершая самый возвышенный и драматический момент, и начал речь о том, как важно всегда думать о Великой Хазарии и быть готовым принести саму жизнь на алтарь любви к Державной Родине, кто-то из молодых кавалеристов гаркнул из зала «Да срать я хотел на вашего Саула». Исаак пошатнулся, лицо его стало пунцовым от такого оскорбления, а по залу волнами пошел хохот. Ничего не видя перед собой от гнева, Исаак отяжелевшими ногами шел к выходу из зала. Его догнал Синай.

- Послушай, не принимай этого всерьез. Было хорошее представление, но ты переборщил с возвышенной темой.

- Это измена, измена. Послушай, кто-то подговорил того негодяя, он ведь подорвал устои… Если бы не эта фраза…

- Послушай ты меня. Эти парни уже рискуют жизнями без всяких внушений. Знаешь, насколько арабы нас превосходят численно? Вчера получил письмо от Ханукки, находящегося на пути в неведомые страны крайнего севера, я прочитаю, тут есть отрывок об этом: «у нас слишком мало не только солдат, но и вообще людей, чтобы внушениями превращать их в живое оружие и бросать их на врага, производя на него впечатление бессмысленности борьбы с нами. Мы доказываем эту бессмысленность смелостью и самостоятельностью сравнительно малых отрядов воинов, смекалке командиров, надежным снабжением действующих войск на огромных расстояниях, теплым приемом и щедрым вознаграждением за отвагу дома. Та часть из перечисленного, на которую мы можем повлиять, достигается благодаря тому, что наши караваны отправляются во все стороны Земли, чтобы привезти прекрасные ткани и богатства, позволяющие нашему в общем-то небольшому народу всякий раз восставать как птица феникс после очередного тяжелого конфликта, которые не редкость здесь, в Азии. Пустыни, из которых мы вышли, в засушливые годы переполнены оголтелыми фанатиками, верящими в то, что они есть самое чистое племя на грешной Земле, и готовыми лишиться жизни не столько ради своих убеждений, сколько потому, что жизнь свою они сами представляют бесконечной чередой страданий и унижений, из которых ищут хоть какого-то выхода. Переполненные желанием прославиться хотя бы после смерти среди своих соплеменников, которых только и принимают за людей, они подло, ночью нападают на своих противников, и потом их малодушные сородичи с удовольствием рассказывают легенды, что им удалось «завалить» чуть ли не дюжину не-людей в лихой схватке. Если кто-то хочет опять вернуться в пустыню, видеть наш народ жалким рассеянным племенем, тогда да, нам следует уделять меньше внимания торговле и больше – промыванию мозгов своим людям».

Исааку внезапно все стало ясно. Он понял, кто подговорил воина глумиться над его в высшей степени духовной постановкой на сцене. Проклятый лавочник! Ради своих барышей – а понятно, почему он говорил о том, о чем он говорил – он готов сделать Государство слабым. Ведь сильно оно только тем, что множество людей помышляют о его величии, создавая государственным людям поддержку для дела всестороннего укрепления Великой Родины. Своим умом кавалеристы, эти наивные и управляемые существа, до такого бы не дошли. Они бы оценили то, что пытался донести до их простоватых сердец Исаак. Он не только включил проклятого лавочника в воображаемый «список» своих недоброжелателей, который ранее состоял в основном из других служивших у везира писцов да одноклассников, издевавшихся над ним в Саркеле, но и «записал» его там под первым номером.

Дом на Кавказе

- А ты мне сразу понравился. Вы, хазары, всегда одеты в красивые одежды, из таких тонких тканей, каких у нас и не видывали.

- То есть тебе интересна внешность. Я-то думал, тебе понравились рассказы о дальних странах, что у нас интересы общие.

- Это тоже, да, но внешность на меня всегда производила впечатление.

- Посмотрим, тогда на тебя должны произвести впечатление воины рус, они поразительно красивы. Смотри, останешься с ними в тереме где-нибудь на берегу Северного моря.

- Ты мне уже столько рассказывал про ваш сад в Семашках, что надо сначала хотя бы посмотреть на него.

- Ну сейчас-то мы отправляемся к русам, надо открыть торговлю. На юге ужасные проблемы с арабами, пал Беленджер, под угрозой старая столица Семендер. Мы должны установить торговлю со всеми возможными направлениями, чтобы снарядить такое войско, которого хватит, чтобы снять угрозу.

- И ты уверен, что у тебя получится?

- Конечно уверен. Я уверен в любом деле, которое начинаю. Если не удастся начать выгодную торговлю, то… Торговлю поощряют займы. Чтобы начать предприятие, могущее обернуться успехом, надо собрать много денег. А дальше ты просто не можешь проиграть. Это, возможно, корень нашего успеха. Долги не дают отступать, а когда ты побеждаешь, то появляется новое невероятно сложное дело, за которое никто кроме тебя не возьмется. И опять надо собирать ресурсы. После того, как понимаешь, что смерть это только освобождение от такого круговорота, чувствуешь, что заново родился, входишь во вкус и не можешь остановиться в новых делах, даже если уже вроде бы ничего и не подгоняет. Понимаешь, что жить по настоящему – это и есть вот так действовать.

- Вы, хазары, всегда так пафосно себя ведете, наши обычно гораздо скромнее. Словене называют вас хвалынцами, и это слово так же означает похвалу, одобрение и гордость.

- У нас по-другому не выживешь. Если бы я однажды не раздобыл новый костюм и не отправился в Готию[3]Горный Крым
с торговлей, так бы до сих пор и сидел в лавке на базаре. И все это было в долг, естественно.

- Ну а теперь ты точно так же не боишься отправиться к настоящим морским разбойникам руотси.

- Разбойники? В чем я точно уверен, так это в том, что если с ушами, маленький, белый и прыгает – то это точно заяц. Русы такие же люди, как и мы, мне это достаточно знать, чтобы установить торговлю. Когда хазарские караванщики продвигались все дальше и дальше по землям десятков племен, которые теперь Атыльские правители называют «наша Великая Держава», Царство царств, в каждом новом племени им рассказывали, что следующее – ужасно. Не в то верят, подло себя ведут, обманывают. И что оказалось? Наши торговые посты и форты-таможни теперь везде от Кыйоба до Хорезма и на таком севере, о котором никто и не думал раньше. А теперь мы с ними торгуем, и население по всей великой реке выросло так, как никогда ранее. Вся река в крупных селах, много городов. Мы никого не давим, все управляют как хотят. На севере у нас служат южные наемники, на юге северные. На западе восточные, на востоке – западные. Земли когда-то чахлых племен становятся сильнее, потому что обмен всегда на пользу. И народы сами к этому ведут, потому что они стремятся сохранить все как есть, а это значит, что неспокойных людей надо отправлять подальше, когда-то их просто казнили, обвинив в чем-то надуманном, а теперь продают к нам. И мы зарабатываем, отдавая за них деньги, потому что многие из таких людей – прекрасные военные командиры, а иногда даже толковые торговцы, могущие заработать огромные богатства.

- Большие богатства привлекают жадных воронов. И руотси могут оказаться таковыми.

- Это мы тоже можем использовать. Нам не удобно ездить к далеким северо-западным племенам на озеро Альмен, на острове, на выходе из которого есть удобное для торговли поселение. Ты подождешь меня – я снял дом у местного вождя, в поселении Плес, тут очень красиво и спокойно, а сам тем временем через нашу крайнюю факторию у медвежьего мыса, в месте торговли со столицей Мери Ростовым, поселение Молога и северные озера, отправлюсь в Альмен и помогу там обосноваться русам. Наиболее воинственных из них мы отправим сражаться с арабами за хорошие средства, а остальных научим нашей торговле и культуре. Торговля дает всем говорить на языке денег, который учит, что только труд и собственность могут создать богатство. Если оно достается случайно, оно так же быстро и уходит.

Знаешь, что я решил?

- Что?

- Когда мы вернемся в Семашки, построю новый особняк на холме. У нас есть участок, пока там пасут овец, растет дикая хурма а выше расположен заброшенный виноградник. С холма открывается прекрасный вид на долину. Я уже вижу, каким будет наш дом: у въезда на участок каменный двухэтажный особняк с большим холлом высотой в два этажа. От крыльев особняка пойдут галереи из комнат для гостей и запасов, а в верхнем углу участка павильон со смотровой башенкой, складом и колодцем. Посередине участка, внутри дома, будет сад из горных растений и ручеек, стекающий по чашам в виде больших устриц и приносящий прохладу в жаркий летний день. Я все представляю явно, а это значит, что именно такой дом точно у нас будет. Все мечты сбываются.

Сокол

Чтобы взойти на гору Сокол, надо пройти в самое начало улицы Новой-Горького и двигаться по дорожке в направлении берега Оки. Немного ниже верхней кромки откоса - ровная площадка. Про нее рассказывают что угодно: что здесь был первый город, основанный Юрием Всеволодовичем Рюриковичем, который затем был разрушен, что именно здесь была та самая башня, в которую замуровали местную девушку. В это можно поверить, потому что ручей, названный Почайной по образцу речки в Киеве, обычно не используется для сбора воды горожанами. Жители нижнего посада брали воду из источника западнее, а верхнего города - в районе Черного пруда. На Почайне давным-давно вязали лыко, и она была очень заболочена. А прямо под горой Сокол как раз протекает ручей с отличной водой. Мордовцы рассказывают, что их крепость, захваченная рюриковичами и разрушенная, была в районе Гребешка. А башни на горе Сокол, вероятно, служили “таможенным постом” для судов, выходящих из Оки в Волгу или входящих в окское устье. Вверх по Оке находится Тёша, по которой когда-то, до того, как перевели леса, суда могли пройти до Арзамаса. Еще выше по Оке находится Рязань, название которой так же созвучно с названием одного из мордовских народов, о котором путешественники рассказывают как о более культурном, имевшем более развитое хозяйство, а теперь, люди, называющие себя Эрзя, наоборот, живут в диких местах. Что произошло в прошлом? Может быть, разрушение Рязани Рюриковичами было связано с вытеснением этого народа с Оки? С сохранившихся площадок горы Сокол очень хороший обзор реки, а с нижней можно достаточно быстро спуститься к самому берегу. На склоне над нижней площадкой можно заметить камни, вероятно оставшиеся от основания башни. Они из темного известняка, которого в наших местах не бывает, а вот как раз выше по Оке, возможно в древних центрах расселения эрзи, такой камень есть. В отличие от этих башен, Нижегородский кремль был сооружен как типичная булгарская крепость – приземистые башни и белокаменные стены. На камнях находили даже печати булгарских мастеров.

На площадках на горе Сокол часто собираются разные нижегородские чудаки. А во времена дней солнцестояния и равноденствия здесь нередко жгут огромный костер, вокруг которого можно увидеть любителей поиграть во всевозможные древние и традиционные представления о мире. Среди таковых - пантеон киевских богов во главе с Перуном, всевышний бог эрзи Паз с его сыном Инешкипазом и духами, управляющими всеми объектами материального мира. В этот раз появились даже знатоки и ценители индийской мировоззренческой системы.

- В индийском представлении об обществе есть здравое зерно. Они делят всех на группы - воинов, духовников, торговцев и земледельцев, слуг и разнорабочих. Конечно, в конкретной реализации этой идеи они дошли совсем до каких-то глупостей, передавая по наследству принадлежность к группе, что характерно для разлагающихся сообществ, которые не в состоянии найти хоть какие-то таланты по теме. Но сама идея группировки довольно хороша, потому что человек имеет слабые и сильные стороны и обратить свои способности в жизненный успех, пытаясь стать идеально развитым “со всех сторон” человеком довольно бессмысленно. Получится “лебедь, рак и щука” в одном человеке и такой персонаж просто не сдвинется с места. Акцентуацией личности на каком-то направлении, там, где у человека таланты, мы добиваемся динамики.

- Но представим себе, что в обществе доминирует один тип из этих. Тогда его акцентуация становится, в представлении окружающих, единственной возможностью реализоваться. Общество становится несбалансированным, как калека, если кто-то за него не выполняет функции тех групп, которые в нем подавлены, и, следовательно, непродуктивны.

- Причем продуктивно сочетаются хорошо они попарно: воины-духовники и торговцы-рабочие. “Сляпав” вместе воинов и торговцев мы получим ситуацию, в которой воины будут подвергать сомнению ценность денег как абсолютного эквивалента приложенного труда - в силу своих ценностей, а торговцы - идею власти слоя «аристократов» силовиков, основанную на господстве и его духовном обосновании.

- Вероятно, поэтому в Иране возникла система “двойных” городов и распространилась довольно широко - ее следы можно найти даже в Киеве. Один город был местом реализации военных и духовников - харизматический или духовный город, другой - торговцев, крестьян и рабочих.

- Похоже, здесь мы и видим следы такой системы градостроительства. Ильинка считалась как раз местом жизни и работы местных зажиточных купцов, в то время как кремль имел значение военного и сакрального центра. Два города - здесь, на Соколе, и там, где кремль - это реализация не просто архитектурной идеи, а идеи развитого общества в том формате, в каком ее видели иранские народы, а сюда принесли, скорее всего, хазары.

Призвание

Ханукка вышел из своего походного шатра. Ранее утро занималось над Финским заливом. Со стороны Ладоги, откуда прибыли три корабля каравана, небо окрасилось в нежные цвета, какие можно увидеть только на Севере. Большинство караванщиков и наемников спало, два человека, подремывая, стояли на страже. Скинув у ближайшего к воде дерева строгий, но выполненный из очень дорогой материи кафтан и прочие предметы гардероба, за каждый из которых вождь северного племени отдал бы, не задумываясь, десяток своих людей, Ханукка без всяких предисловий стремительно зашел в воду, допрыгал по скользкому илистому дну до достаточно глубокого места и поплыл.

Все договоренности с племенем Словене, имевшем укрепленный населенный пункт на острове в том месте, где из озера Альмен начинается река Волхв, конечно удались. В этот раз речь шла не о том, чтобы пригласить тудуна царя и отряд наемников с условием сохранения власти местного собрания, веча. Словене были по внешности угорским племенем, но, проживая на торговом пути из Варангского моря в Черное, давно перешли на славянский язык, как и племена, проживавшие по Днепру. В отличие от них, другие угорские племена, к Востоку отсюда, разговаривали на угорских языках, с которыми было сложнее – буквально каждое крупное поселение и крупная речная долина имели свой диалект. Это затрудняло обмен. Надо было приманить русов, которых народы севера назвали руотси, а сами они произносили это слово как «родс» с тем, чтобы можно было использовать их как  наемников в непрекращающихся конфликтах с арабами. Самой хорошей идеей было бы переманить их на юг в Предкавказье, к границе с арабами, но сделать это следовало поэтапно, поскольку у них, по всей видимости, не было никакой общей власти или средств быстро обменяться слухами. Поэтому посадим их поближе к Скандинавии, и приучим к тому, что места здесь доходные, а дальше, когда по слухам о привольной жизни, наплывет много молодежи русов, привлечем их южнее.

Ханукка очень любил общаться с самыми разными племенами. Он был не самым лучшим караванщиком в смысле торговли, из-за природной рассеянности и склонности увлекаться «удивительными» проектами, забывая о счетах, но зато в открытии новых торговых путей и установлении связей ему не было равных. Пожалуй, во времена Шимона-караванщика он стал бы настоящим героем, но сейчас пришло другое время. Первым разочарованием после ярких впечатлений молодости, когда ему удалось наладить устойчивые поставки зерна из бассейна Йокки через Арджань, рассчитаться со всеми долгами и стать караванщиком, который на самом деле был скорее лодочником на реках к западу от Атыла, оказалось сложное положение радханитов в самой Хазарии. Приняв их религию, хазарские военачальники делали все, чтобы на этом и остановить влияние общин караванщиков на государство. Их невероятные богатства казались и так «перебором» власти. Но на самом деле никакой власти не было. В городе Атыл на западном берегу реки торговля вообще не приветствовалась. В Хазаре на восточном были расселены в основном мусульмане. Таким образом, кроме зданий факторий в Хазаре никакой серьезной базы у радханитов не было. Но самая большая проблема была с новыми людьми. Мусульмане из-за сильной корпоративности неохотно сотрудничали с радханитами и тем более не торопились присылать к ним молодежь на обучение, хотя желающие поработать в караванах среди последователей Мухаммеда все равно ежегодно находились. Прибывающие в Хазарию в результате гонений в других странах евреи чаще всего становились священнослужителями. Это казалось более простым, понятным и надежным делом, так что до торговли доходили только те, на которых поистине жалко было смотреть. Ни амбиций, ни куража. Сами хазары отправляли всю свою молодежь мужского пола в армию, где те могли научиться, разве что, отбирать добро, но не добывать его своим трудом. В своем поколении Ханукка, бывший сыном еврея из Месопотамии и местной девушки-баланджарки, чья семья жила в поселении Семашки, оказался едва ли не единственным «пробивным» дельцом, продолжая дело Шимона-караванщика.

Тогда Ханукка переключил свое внимание на отношения с племенами, в основном - северо-запада. Но и здесь его ждало разочарование. Каждый раз, ожидая увидеть в следующем племени интересное внутреннее устройство и найти людей, готовых к риску, интересующихся созданием цивилизации и путешествиями, Ханукка встречал лишь достаточно унылую толпу конформистов, кое-как цеплявшихся за выживание на севере, и считавших это своим большим достижением. Самым отвратительным было их стремление избавиться от слишком талантливых людей. Говорят, до установления торговых путей их просто убивали, формально «отправляя» эти таланты «на служение» своему божеству. Затем решением схода их стали продавать в рабство.  Таким положением тяготились только молодые парни в ограниченный промежуток времени – до женитьбы. Они сбивались в группы, отправлявшиеся на границу земель племени, нападали на соседнее племя или на самых плюгавых купцов, приходили с добычей, брали приглянувшуюся девушку в жены. На этом все «необычное» в поведении заканчивалось. Соседнее племя, конечно же, считало необходимым ответить. Кроме того, между ними шли постоянные дрязги за отдельные участки земли. В лице вождя удавалось встретить думающего, но неизменно чрезмерно осторожного человека. Как правило, это был грузный дядька, крупнее своих соплеменников. По Йокке такие правители вели переговоры и отправляли богослужения (в них видели опору своей власти, шаткость которой они неизменно ощущали), непременно с большущего дерева, как правило – дуба. Сидит такой громадный бородатый человек – больше в ширину, чем в высоту, старается говорить утробным голосом, «из живота», но ты понимаешь, что на самом деле это словно обросший жиром, но маленький испуганный хомяк, боящийся как-то нарушить баланс, потерять власть. Остальные члены племени и на хомяка-то не тянут. Торговать с ними само по себе довольно просто – на хорошие ткани, которые мы возим с востока, они падки. Продашь одному члену племени меру ткани, и ждешь. Жена его тут же непременно прихвастнет перед подругами, и все – от покупателей нет отбоя. Главная наука в торговле с этими племенами – это не подвергнуться их же нападению где-нибудь на границе с соседним племенем или на пустынном берегу реки, среди островов. Методика такая: пафос и кураж. Вести себя максимально напыщенно, так, словно тебя в приницпе ничего не берет и ты легко бросаешь вызов любым сложностям, но, одновременно, уважительно. Наемников при караване лучше держать принципиально из другой страны, чтобы они местными воспринимались как какие-то странные существа, от которых не понятно, чего ждать. В бою члены племени и в первую очередь их вождь ведут себя поразительно шаблонно и предсказуемо. Это не удивительно, учитывая их отношение к талантливым и необычным людям.

И вот сейчас, отправляясь в Ютландию на встречу с русами, Ханукка не был уверен, что впереди его не ждет еще одно разочарование. Племена Запада разорили Рим, у них теперь полно оружия, не исключено, что разговоры об их боевых качествах сильно преувеличены. В этом случае дни Хазарии сочтены, арабам нечего будет противопоставить. Не лояльных же ко всему распевающих песни по своим карпатским лугам славян или насупленных, упрямых и несговорчивых ни со своими, ни с чужими угров? Русы – это единственная надежда Хазарии в том случае, если они сильны. Ханукка так или иначе будет до конца следовать своему призванию – открывать новые возможности и бросать вызов неизведанному.

Журнал караванщика

Пожалуй, мне хватило менее чем полугода, чтобы изучить народ, который мы называем рус, и который на самом деле состоит из выходцев самых разных земель, осевших в Скандинавии в результате сперва бегства части племен от римских завоеваний, а затем от переселения народов, приведшего к падению западного Рима и образованию Хазарии.

Меня более всего интересовала их способность к военному искусству. Сперва я предполагал, что она зиждется на умении строить быстроходные корабли, полученном от римских купцов и хорошем железном оружии - мечах, похоже, франкских. Но результаты поездки еще более впечатляющие, и дело даже не в том, что довольно многочисленная группа местных (из Ютландии) молодых воинов во главе с человеком знатного рода с труднопроизносимым именем, которое можно записать как Джури или Рёрик, согласилась поселиться на озере Альмен и править совместно с собранием местных жителей. Оказалось, что рус или норман (северные люди), как их называют на Западе - совсем не особые люди, как предполагали некоторые пугливые соседи, а такие же племена с общим языком и верованиями, как те, с которыми я привык сталкиваться. Но есть несколько удивительных особенностей в подготовке, которые делают их непревзойденными воинами.

Во-первых, жизнь на севере, причем таком, где практически всегда достаточно прохладно, хотя зима не такая суровая, как в верховьях Атыла, на Урале, способствовала тому, что типовые межплеменные стычки, к которым мы так привыкли, имея дело с любыми более-менее самостоятельными общинами, здесь ведут к обученности ратному делу такого высокого уровня, с которым мне никогда раньше не доводилось сталкиваться. Мороз - не такой, чтобы кутаться в невероятных размеров тулупы и шапки, мешающие движению, но вполне реальный - способствует тому, что боль от ранений переносится гораздо легче, заживление проходит быстрее и практически нет тяжелых зараженных ран, смертность от которых очень высокая. При этом сохраняется большая подвижность воина. В результате, когда из осколков Рима на эти племена “высыпались” качественные металлические мечи, ножи и топоры, они сразу же “начали тренировки” без чьего-либо указания. Опытный, сильный воин, сражаясь длинным мечом, может одновременно сдерживать натиск нескольких хорошо вооруженных пехотинцев или даже тяжеловооруженного всадника! Ополченец, с дубиной или, в лучшем случае, топором, не успеет закончить замах своим громоздким оружием, пока не будет заколот на месте.

Во-вторых, за землей Сканд находятся острова, на которых рус вылавливают, и в особых условиях сушат рыбу тунец, водящуюся в большой воде. Такая рыба занимает мало места на корабле, сохраняет полезные вещества самое меньшее год, а по питательности превосходит мясо. Поэтому целые деревни русов или норманнов, снарядив корабли с высушенным на морозе тунцом, могут уходить от мест своего проживания на тысячи парсангов, не беспокоясь о провизии, не имея отдельных интендантских служб - лишь бы была вода для питья (и для передвижения кораблей).

В-третьих, у русов отсутствует какой-либо центр, главный дворец или правитель. Есть несколько почитаемых природных объектов, такие как красивые скалы или огромные морские заливы. Такого рода святыни есть у любых племен. Отсутствие центра означает, что врагу просто некуда ударить, чтобы нанести непоправимый ущерб, а каждый воин рус чувствует себя значимым участником любых военных событий, а не исполнителем чьей-то воли, от которого, в общем-то, не так много зависит. Культура поклонения военным успехам способствует тому, что в битве никто не стремится отсидеться в стороне. Связано это, вероятно, и с обычно низкими потерями во время сражений, о причинах которых я уже написал выше. Кроме того, отсутствие сколько-нибудь большой столицы, отдельного слоя сановников и приближенных царя существенно снижает расходы этих племен и дает возможность все ресурсы сконцентрировать на создании флота. И они создают его - в невообразимых масштабах. По моим подсчетам, одна только Ютландия - далеко не самая большая их территория - может выставить около 400 военных кораблей с командой 100 человек на каждом.

Этот народ переполняет ощущение собственной силы, основанное не на каких-то самовосхвалениях о “величии державы”, а на практике соревнования с окружающими народами, не ведущей, надо сказать, к какому-то особому унижению последних. Характерно, что и жилище рус изменилось в это же время. Я наблюдал их старые полузаброшенные сегодня дома, они такие же, как и у наших северных народов - это землянки у рядовых членов племени и полуземлянки у знати, дурно отапливаемые, невысокие, темные и маленькие, в которых зимой, при работе очага, трудно дышать. Очевидно, что люди, жившие в таких строениях, должны быть крайне нелестного, о себе самих и своих перспективах, мнения. Теперь, когда хорошая пища в походах, и военные успехи, основанные на тренировках, убедили их самих в собственной мощи, они строят просторные, достаточно светлые терема, где много свежего воздуха, предметы мебели крупных размеров - под стать своим владельцам.

Я понял, что если эти люди получат цели для своей активности, которая вскоре станет неуемной, они покорят все, что окажется перед ними. Поэтому я уделяю значительное внимание рассказам о Хазарии, о городе Атыл и основах нашей веры, чтобы они, закрепившись на Альмене, могли создать общество, максимально подобное, несмотря на различия между нами, Хазарскому, с тем, чтобы наша огромная страна согласно привычной для себя политике смогла использовать эту новую нарождающуюся силу в своих интересах. Одновременно, укоренение в их среде государства и веры будет способствовать тому, что эти племена успокоят свой нрав, становящийся подчас неуемным в силу ощущения открывающихся возможностей, и станут более управляемыми.

Не вижу целесообразности переводить русов дальше на юг с озера Альмен, потому что отрыв от баз снабжения морской рыбой снизит мобильность и боеспособность их отрядов, которые имеют и ряд недостатков - отсутствие опыта ведения боя верхом, постоянные склоки между знатными командирами. Доходит до смешного, но их военачальники не справляют нужду в одиночку, ходя только в сопровождении двух-трех приятелей, из боязни быть заколотыми. Поэтому же они используют своих жен в качестве ходячих кошельков, навешивая на них все монеты, имеющиеся в распоряжении. Весьма архаичным представляется обычай сжигать одну из жен (получив ее согласие уговорами и, вероятно, опьянением), предварительно умертвив, совместно с предаваемым огню трупом недавно умершего мужа. Однако и тут действует случай, способствующий лишь усилению русов. В отличие от нашего народа, у которого, к сожалению, за занятиями религией нередко скрывается нежелание рисковать (и в результате мы никак не можем набрать хороших караванщиков из числа своих людей, никто не хочет уезжать из комфортной столицы в опасную неизвестность, спасают только талантливые представители северных племен, выброшенные на обочину жизни собственным народом), у них получается, что наиболее суеверные девушки выбывают из состава общества, часто не успев произвести потомство. Взгляды на жизнь руса при всей простоте, весьма рациональны или по крайней мере стали таковыми в последнее время.

Битва у Сулака

В прошлом году арабам удалось взять Беленджер – хорошо укрепленный хазарский город, столицу дружественного племени с таким же названием в предгорьях Восточного Кавказа. Завоевателям удалось запустить производство гигантских осадных башен в районе Антакьи, захваченное у Константинополя и ведшее свою историю еще со времен противостояния Рима с Персией. По идее, лучшим вариантом, чтобы защитить Беленджер, было бы атаковать арабов сразу после того, как башни были проведены через Великие ворота – крепость в месте, где хребты Большого Кавказа ближе всего подступают к берегу моря. Но тогда у военачальника Синая в войске не было ни вооруженной пиками или хотя бы длинными мечами пехоты ни тяжеловооруженной конницы. Хазарская кавалерия была в средних или легких, в разведотрядах, доспехах. Хорезмскую тяжеловооруженную конницу, воины которой, как и другие неиудейские наемники, проживали в торговом городе Хазар, против единоверцев принципиально не использовали, чтобы не создавать затруднительных ситуаций для самих бойцов этих отрядов. Как и у других народов Великой Степи, излюбленной тактикой хазар было заманить превосходящего по силе противника вглубь собственной территории, которая чем дальше, тем меньше предоставляла ему возможностей запастись провиантом или хотя бы чистой водой.

Поэтому Синай оставил Беленджер, жители которого частично ушли в город Хазар, частично укрылись в окрестных горах. Арабские войска, закрепившись в Беленджере, не выдвигались дальше. Синай, отправив разъезды по окрестностям города, убедился, что арабы дожидаются подкреплений. Укрепив северный берег Сулака и построив заградительную линию между нижним течением Сулака и восточным притоком Терека, Синай расположился в степи между Сулаком и Тереком, которой было достаточно для маневра хазарской конницы. В то же время на подходе была пехота из Готии, граничившей с хазарской Керчью. Войско остготов было не слишком большое, но оно позволило бы, вооруженное пиками и тяжелыми доспехами, какое-то время сдерживать натиск арабской конницы, закрепившись на определенном участке. Это было важно на местности с большим количеством рек, затруднявших быстрые перемещения конницы на дальние расстояния для совершения глубоких маневров. В ситуации, когда при царском дворе были сильны кланы, требовавшие изменить систему подготовки конницы, сделав ее более «духовной» (и при этом передать снабжение от радханитов к везиру, что однажды уже пытались сделать, пользуясь тем, что у не слишком часто наведывающихся в столицу караванщиков не было там большой поддержки, но ситуация с поставками настолько ухудшилась, что пришлось отменить такое решение), падение старой столицы, Семендера, могло дать в руки этой партии решающие аргументы.

И вот спустя четыре месяца стало очевидно, что еще одна «Великая армия» вновь решила попробовать на крепкость Хазарию. Сначала голубиная почта доставила сведения о появлении войска размером 60000 бойцов и десятка мощных метательных машин на Апшероне. Дело принимало дурной оборот, потому что в сочетании с осадными башнями, стоявшими в Беленджере, неприятель мог, если бы удалось взять Семендер и разгромить армию Синая при Тереке, направиться к Атылу и взять его. До распутицы в степи к северу от Кумы было еще долго. Потом сведения об огромной армии прошли от дружественных жителей поселения у крепости Великих Ворот. И вот уже два дня разъезды легкой кавалерии докладывали Синаю о том, что с юго-юго-востока движется огромная армия. Сначала Синай предполагал, что арабские войска форсируют Сулак ближе к Беленджеру и нанесут основной удар между Сулаком и Тереком. Но потом оказалось, что опытные инженерные части, приставленные к осадным и метательным машинам, готовятся к возведению переправы через Сулак. Пришлось перегруппировывать войска, перебрасывая наиболее сильную часть конницы и готскую пехоту к востоку. Ночью перед битвой солдаты, как было принято, одели лучшие свои одежды, держались бодро. Коням на головах закрепили по длинному перу хищных степных птиц. На рассвете Синай был на своем пятнистом серо-белом скакуне перед основной частью войска, на востоке.

- Воины Хазарии! Не буду держать долгих речей, вы не впервые громите этого неприятеля. В этот раз враг не просто вступил в Землю обетованную, но и взял Беленджер. Виноградники, которые наши люди выращивали десятилетия, разграблены. Но степные соколы налетят на противника. Он вначале попробует хазарской сабли. Битва будет непростой и многие, среди которых, возможно, буду и я, погибнут. Знайте же, что каган прямо сейчас молится за нас в своих покоях в Священном городе, и будет молиться до тех пор, пока не станет известно, что враг разгромлен! Истина на нашей стороне!

Синай выкрикивал фразы, и когда увидел ярость и решительность в глазах сильных всадников, за которыми внимательно наблюдал, быстро закончил речь. Нельзя было терять времени.

Арабские инженеры соорудили три переправы через Сулак и войско неприятеля начало переправу. Хазарская конница, славившаяся скоростью, сгруппировалась и нанесла удары по всем трем точкам, разгромив все переправы, причем растянутый западный фланг арабской армии удалось обойти, переправившись юго-западнее, и порядочно потрепать. Однако потери все же были крайне невелики по сравнению с общей численностью воинов.

Тогда на реке появились большие плоты неприятеля из мощных бревен, прямо посреди которых установили катапульты. Синай рассматривал плоты и что-то в картине ему не нравилось.

- Ядра!

Военачальник повернулся к издавшему этот возглас полковому доктору, потом посмотрел на плоты. Перед тем, как катапульта сделала выстрел невысокий человечек поднял горящий факел и аккуратно приблизил его к ядру. Раздался стон распрямляющегося дерева и ядро, искрясь, со свистом полетело в сторону укреплений на северном берегу.

- К пехоте! Скорее! Рассредоточиться, каждому выбрать одного готского командира и быстро ввести его в курс дела с порошком из страны Син: это не магия, это яркий, но не особо опасный огонь для цирковых выступлений. Защититься от взрыва можно даже деревянным щитом.

Синай еще несколько лет назад читал сводки о том, что в Китае для увеселений используется быстрогорящий и взрывающийся порошок. Рано или поздно его появление ожидалось именно с юга – вряд ли восточные соседи хазар, кочевые племена будут использовать сложные механизмы, требующие участия группы подготовленных особым образом людей, а вот к арабам через Индию порошок вполне мог попасть. Кроме того, было известно, что персы давно «играли с огнем» и вполне могли изобрести что-то подобное. В свою очередь, константинопольский флот был замечен на Черном море с испытаниями таинственной горючей смеси, о чем рассказали черкесы с побережья. Готская пехота жила в дремучих горных крепостях на своем полуострове и наверняка была суеверной, как это часто бывает с небогатыми народами.

Первое ядро упало на землю и через секунду вспыхнуло ярким шаром и разорвалось, извергая снопы искр. Синай внимательно наблюдал за результатом. Хотя нескольких пехотинцев обдало пламенем, а у одного явно повредило ноги, но никаких серьезных увечий взрыв не нанес. Но что случилось в их рядах! Один человек завопил, похоже, про колдовство. Синай видел этот раскрытый рот и идиотически вытращенные глаза. Командир ударил глупца, пытаясь предотвратить панику, но было поздно. Пехотинцы начали кричать, бросать пики, снимать доспехи и бросаться из укреплений в северном направлении.

- Собрать все пики и доспехи! Отойти к северу на шесть парсангов и построиться двумя рядами по четыре всадника!

- Командующий, с северо-запада движется арабская конница! Похоже, они прошли через срединный перевал!

Это было невообразимо. Срединный перевал плотно контролировался аланами, самым мощным племенным союзом на Кавказе. И уж кого-кого, а арабов пропускать через центр своих земель они вряд ли были заинтересованы. Но так или иначе, они прошли. Результат можно было видеть своими глазами. Пехота побежала теперь на юго-восток.

- Прикрыть пехоту! Обороняясь с северо-запада и юга, отступать в к семендерской косе, где построить вал и занять оборону!

Вечер встретил войско без тяжелых потерь, но в крайне невыгодном для степняков положении: на узком плоском морском перешейке, зажатом в единственной точке выхода огромной армией. Отступить по морю было невозможно: небольшое количество судов красного (Атыл) и синего (Дон) караванов за один рейд не погрузили бы и десятой части войска, а с полной нагрузкой оказались бы в крайне угрожаемом положении по отношению к флоту неприятеля, тоже весьма малом, но без нагрузки становившимся куда более маневренным.

Противник мог бы взять Семендер, приставив к охране входа на перешеек и пятую часть армии, но было очевидно, что все войско на завтра готовится к штурму косы. Не осталось сомнений, что цель похода – столица кагана, город Атыл. Тогда противник не мог оставлять за собой серьезных группировок, таких как армия Синая.

Кавалерия, лишившаяся свободы маневра, приуныла. Синай стал готовить отряды к переправе частично на кораблях, частично вплавь через пролив. Он вспомнил иронические замечания Ханукки, любившего плавание, в адрес хазарской кавалерии, действовавшей в районе Великой реки, на берегу моря, которое все соседи и даже китайцы называют Хазарским, и при этом бойцы которой в большинстве своем не любят и не умеют плавать. Противник, естественно, расставил посты между Семендером и косой, чтобы воспрепятствовать возможной переправе, но, честно говоря, он мог бы так и не беспокоиться.

Зато пехота, поставленная в безвыходное положение, и, одновременно, вновь вооруженная, окопавшаяся, с бурдюками, наполненными водой, готовилась тушить огненные шары, осознав, что это вовсе не магия, на удивление успокоилась и деловито располагалась к обороне.

Синай за ночь в пяти местах перекопал перешеек земляным валом, заставив участвовать в земляных работах всех без исключения с поочередным отдыхом не более 4 часов. За ночь же по северным рукавам Терека были доставлены деревья и деревянные балки а так же доски, которые удалось только найти в Семендере и окрестностях. Из них были наспех сколочены плоские муляжи караванных судов и выставлены на рейд так, чтобы со стороны флота противника не было заметно подмены. В это время реальная эскадра судов начала переправлять кавалерию на материк к северу от Терека.

Неприятель начал штурм утром с обстрела «магическими» шарами. Но это не привело ни к чему. Большинство шаров отскакивало от вала, те, что удавалось забросить за вал, быстро тушились и производили лишь массу дыма. Затем на вал ринулась кавалерия, но оказалось, что там их ожидает стена пик – те, что удалось сохранить, и копий, которые использовали легковооруженные всадники хазар. Тогда на штурм пошла пехота противника. Понеся средние потери, готская пехота отступила ко второму оборонительному рубежу. Когда неприятель попытался использовать катапульты, сделала вылазку легкая хазарская конница и две из машин разломала полностью, а еще две серьезно повредила. В это время удачно атаковали конные лучники противника, осознав, что у штурмовых орудий беречь уже некого.

Так с переменным успехом ситуация развивалась до полудня, когда войско отступило за последний рубеж, но переправлено «на материк» было еще не более половины воинов. И тут к Синаю подбежал кормчий одного из судов красного каравана.

- Командующий, огромный флот!

- ??

- Мы никогда такого не видели. Больше сотни кораблей. Паруса полосатые.

- Это рус. Значит, Ханукке удалась его очередная авантюра, сказал командующий, улыбаясь.

Царская игра

Ханукка вырулил к пристани царского острова и отпустил весла. Лодка плавно заскользила вдоль мостков. Не дожидаясь, пока мальчишка – портовый рабочий остановит ее и привяжет к металлическому кольцу, ханукка с несвойственной степенному караванщику и отцу пятерых детей прытью вскочил на мостки, с них перепрыгнул на пристань и стремительно направился к массивным крепостным воротам, защищавшим вход в сады. Через них дорога шла в столовую дворца, где ему и была назначена встреча с царем. Действующий, в отличие от кагана, жившего в районе храмов, памятников, кладбищ и библиотеки, правитель, как это у него водится, решил поговорить в неформальной обстановке.

Политика Хазарской державы со стороны, вероятно, воспринималась так, будто она только и озабочена внешними делами: войны с арабами, остановившие натиск этого огромного вала людей, отношения с Восточным Римом, строящиеся практически на равных. Хазария в действительности состояла из трех очень компактных «партий». Первая это собственно Хазары – кочевое воинственное племя с востока, внутри которого действовали кланы разной степени влиятельности, соотношение сил между которыми и определяло политику царя. Сюда же отнесем некоторые присоединившиеся близкие по культуре племена, основные из которых – барсилы, савиры и баланджары, чьи кланы во внутренней политической борьбе нередко говорили решающее слово за счет сплоченности. Вторая - это радханиты, странствующие иудейские караванщики, к которым относился и сам Ханукка. Непосредственной политической власти в Хазарии у них не было, свое влияние радханиты проводили за счет прекрасной организации торговых путей. Радханиты впервые ввели на неспокойных просторах Азии систему станций со сменными лошадями и вьючным скотом, позволявшую отслеживать перемещающиеся по тысячекилометровым путям между Европой и Китаем грузы, за адекватные средства договариваться об их проводке с вождями племен и племенных союзов континента, систему страхования купцами отправляемых по торговым путям радханитов грузов и систему денежных переводов по предъявлению документа во всех торговых постах от Кыйоба до страны уйгуров. Радханиты не имели каких-то особых объединений. Выраставшие в их среде караванщики, начиная с легендарного Шимона-караванщика, по преданию бывшего невероятно жестким и принципиальным в деле человеком, постоянно занимавшимся созданием новых торговых путей и способов улучшения их работы, отличались большой силой духа, бесстрашием и умением буквально посреди пустыни создать цивилизацию. Другие люди, слабее духом, просто не смогли бы вести дела на землях постоянно меняющихся племенных объединений Азии. Предания гласят, что радханиты произошли от торговцев, следовавших по Азии за войсками Искандера Великого, но возможно, что основной их костяк составили выходцы из Израиля после разрушения римлянами храма – наиболее упорные в борьбе, те, которые так и не смогли примириться с властью Рима и ушедшие на Восток. Большой победой радханитов было привлечение молодого тюркского племени хазар, вдохновленных рассказами об обретении евреями Земли обетованной. Будучи увлечены потоком народов, переселявшихся из центра Азии, из-за засухи в степи и начавшихся от этого конфликтов, хазары осели на Северном Кавказе, где оказались среди массы местных племен, найти свое место среди которых и даже занять ведущие позиции помогло вдохновение воинов Заветом Отца множества. Третьей силой Хазарии были племенные объединения многочисленных народов Кавказа и земель Великой реки. Держась на торговых путях и торговых принципах, Хазарские тудуны – наместники царя в землях племен не стремились к их завоеванию и покорению. Содержание и управление покоренным военным путем племенем, точнее – тем, что от него останется, ляжет тяжким бременем на казну, а оценка работы тудунов делалась по состоянию дохода от факторий по подвластной им части державы за вычетом расходов на аппарат управления. Воевать все равно приходилось, но хазары не могли, в силу собственной малочисленности, наседать на племена и уничтожать их или изгонять с насиженных земель. Ни одна из трех основных сил Хазарии не могла взять верх над другими, и это, с одной стороны, гарантировало устойчивость, с другой – не давало ни одной силе развиться по-максимуму, показать все, на что она способна.

Хазария была невероятно успешна в перенаправлении угрожающих ей сил – как внутренних, так и внешних. Мусульман она использовала на севере, а наиболее талантливых представителей северных народов – на юге, хорезмийцев на западе, а выходцев с запада – на востоке. Это была политика Великой Степи, когда ты можешь быть уверен только в себе, а противник может появиться с любой стороны: не сопротивляйся давящей на тебя силе, а перенаправь ее на другого оппонента.

Пройдя через ряд покоев, украшенных прекрасным шелком, поставляемым караваном желтого маршрута – самым богатым предприятием радханитов, и пройдя через ритуал окуривания священным пламенем костра, Ханукка предстал перед царем, окруженным свитой дешевых льстецов в невероятно дорогих одеждах. Караванщик, хорошо относясь к царю, бывшему человеком крутого нрава (в действительности это была традиционная для хазарской власти игра: каган хороший, но он далеко, а царь плохой, его боятся все наемники и даже в хазарском войске, состоявшем из невероятных задавак), терпеть не мог его окружение. Их постоянные разговоры о величии империи, ставшей третьим подобием Рима – и масса напыщеннейших эпитетов – были ни чем иным как способом обосновать собственное вопиющее безделие. В караванах никто не ест свой хлеб зря, там все люди закаленные, смело идущие на риск, за то их и уважают вожди самых разных племен. А этих отправь за стены города – и все, через неделю ни следа не найдешь и не услышишь о них ничего.

Царь сидел, повернувшись боком к прибывшему Ханукке.

- А вот и наш питатель опасных хищников – сказал кто-то из свиты.

«Оторвать бы тебе язык, бездельник» - подумал Ханукка.

- Что происходит на Северо-Западе? Почему возникла угроза Кыйобу? Мы направляли тебя на Альмен не для того, чтобы там появилось осиное гнездо. Царь как всегда высказывался в крайне гневной манере.

- Разве? А для чего же?

Отвечать царю вопросом на вопрос было не просто невежливо, но крайне опасно. Однако Ханукка знал, что других караванщиков, особенно для северо-западного, речного, направления, в Хазарии в ближайшее время не найдут.

- Мы больше двух сотен лет сдерживаем натиск арабов, приютив, тем не менее, множество иноверцев-мусульман. И мы никак не ожидали, что с направления, которым ты занимаешься, возникнет новая угроза, причем следовать она будет именно из места, которым ты занимался вплотную – из Альмена.­­­ Вы оба с Синаем ходите такие напыщенные, как будто вы спасли Священный город.

- Это мы и сделали, повелитель.

- Это? Другая, причем большая часть варварской шайки, чем та, которую ты сюда притащил, вышла с Альмена и едва не взяла наш центр торговли с немцами, славянами и франками, Кыйоб. Причем спас случай, и в следующий раз они могут его взять. Не исключено, что сделают это, даже если мы пошлем туда всю эту армию Синая, который тоже хорош, ради защиты готской пехоты чуть не угробил всех. «Более лояльная» часть этой ватаги из преисподней грабит сейчас Закавказье и южный берег моря. Они разорили виноградники, посевы, перерезали скот. Говорят, они режут людей как скот. И в этом всем обвиняют нас.

«Собственно, в этом нас и раньше обвиняли» - подумал Ханукка.

- Было бы предпочтительнее, чтобы арабы взяли Атыл?

- Молчать! Я достаточно шел на поводу у вашей лавочки, и караванщики совсем сели на шею Хазарии. Отовсюду стоны, а вы только богатеете.

Между прочим, бестолочь Синай и без всяких русов уже переправил большую часть армии к Куме.

Итак, повелеваю! Перевести варваров, успевших осесть в Альмене, в новый квартал торгового города Хазара, рядом с мусульманами. Больше никого из них в Альмен и окрестности не пускать. Построить крепость, чтобы предотвратить им дальние подходы к озеру…

- Повелитель! Мы совершим большую ошибку. Нельзя препятствовать столь мощной силе, надо скорее ее приучить…

- Последний раз говорю, МОЛЧАТЬ – взревел царь – привлечь к исполнению все ресурсы компании «Караван красного маршрута» и пять тысяч хорезмийцев, ответственный – караванщик Ханукка.

Далее. Обеспечить оборону Кыйоба, для чего перебросить тысячу хазарской конницы и семь тысяч венгерской в район между Днепром и Доном. Ответственный – командующий Синай. Все. Торжественный прием окончен.

Будет много патриотов

- Армия негодует. Все пересказывают, как выскочка Синай приказал защищать бестолковую готскую пехоту, как благородные отпрыски лучших родов Великой Державы умирали, чтобы спасти этих презренных трусов.

Вся Держава стонет. На площадях люди собираются. Но дух народа поднимется. Исконная чистота, самый сильный народ, который не знал поражений …

Яакоб чуть не на лай перешел, поперхнулся, руки у него затряслись.

Исаак с прищуром и легкой улыбкой посмотрел на него.

- Друг мой, ты сделал все, как я просил?

- Наши ребята, горящие желанием защитить Великую Хазарию от предающей ее нечисти, готовы к любой работе на благо Родины…

Исаак сделал останавливающий жест рукой.

- Назови мне, что и где вы распространите.

- Картинку, где Синай, по своей непроходимой глупости обороняя готов, подставляет под взрывы магических ядер хазарскую конницу, а на обратной стороне записан «его приказ» защищать готскую пехоту любой ценой, «если хоть один гот погибнет – будет казнен каждый десятый хазарский конник» – в Священном городе и на Царском острове. У нас много сторонников среди священников, а вот в гвардии одного нашего сторонника поругали, но не донесли на него, что уже хорошо.

Картинку, где богомерзкий Ханукка набрал себе гарем из ужасных северных звероженщин, у одной из которых скулы шире бедер, другая тощая и длинная как жердь, а третья вся черная и в итоге совокупляется с обезьяной, а от знатных хазарок воротит нос и Ханукка идет на лодке-драконе вместе с ужаснейшими северными варварами, обожравшись с ними настойки из ядовитых грибов. На другой стороне – Ханукка построил себе новый особняк и прячет в его подвале горы золота, в то время как на благоугодных иудеев, прибывающих из стран, где религия наша подвергается гонениям, у государства нет денег. Распространяем повсеместно. Один из караванщиков желтого маршрута, увидев эту картинку, ударил нашего сторонника, сказал, что Ханукка из рабов делает свободных богачей, а твой патрон из свободных хочет сделать ничтожеств и рабов, и сбросил его в реку с набережной Хазара. Мы уже подали прошение к начальнику стражи об установлении порядка.

Желваки на шее Исаака задвигались. Казалось, это движение управляется какой-то особой ритмикой его организма, несинхронной никакому другому движению его тела.

Яаков буйно жестикулировал, на лице его проступало, буквально набрасываясь на окружающих, богатое разнообразие эмоций. Сам он считал, что живет вместе со своим народом и своей страной, который, как музыкант на струне, играет на нем песню своей ранимой и великой души.

- Только с вами, господин, у нашего народа есть надежда на то, чтобы подняться с колен. Чтобы сбросить с себя скаредную и злокозненную мерзость, поразившую самое сердце нашей любимой Родины.

- Я знаю, ты верен нашему делу и мы… и государство ценит тебя за это, Яаков. Иди же. У нас много работы.

- Да, господин.

После того, как Яаков вышел и аккуратно закрыл за собой дверь, Исаак достал из сундучка пергаментный свиток и начал читать. Заметив что-то в свитке, он резко нахмурился.

- Сара!

Нет ответа

- Сара!! Подойдите, пожалуйста, ко мне.

В дверь заглянула помощница писца. Это была очень скромная по поведению женщина, больше похожая на девочку, худенькая и с прозрачной кожей. Исаак нанимал к себе на работу только людей из благородных хазарских семей, обычно обедневших. Посмотрев на нижнюю часть лица писца, Сара тут же опустила глаза и замерла, как будто перестала дышать воздухом.

- Подойдите, пожалуйста, ко мне – сказал Исаак, мягко и делая большие паузы между каждым словом.

Медленной, неестественной походкой девушка поплелась к большому столу.

- Что это Сара? – сказал Исаак в той же манере, указывая на документ.

- Где? Извините, я не вижу – сказала Сара.

- Вот – с металлическим оттенком в голосе сказал писец и наклонил голову девушки прямо к пергаменту, так что та носом почти уперлась в кожу, испещренную красивой, но выглядящей несколько однообразно вязью. – Я не могу все время учить, содержать, вытаскивать и защищать перед самим господином великим везиром толпу жалких бездельников и недоучек – сказал Исаак, обходя стол с наклонившейся над ним девушкой. К концу фразы голос писца немного повысился.

- Сара, сделайте одолжение, не вставайте – сказал Исаак, когда Сара попыталась выпрямиться, и стукнул ее по спине.

- Скотина! Исаак достал небольшую кожаную плетку из-за пояса и начал стегать девушку, приподняв подол ее платья и постепенно все увеличивая силу удара. – Скотина, скотина, скотина! Скотина, скотина, скотина!

По щеке Сары скатилась одинокая слезинка. Писец сделал еще несколько ударов, вздрогнул, поморщился, затем плюнул, попав на волосы девушки, уложенные в модную в последнее время в столице прическу.

- Пора нанести решающий удар по этим ублюдкам. Пришло время очистить Землю Обетованную.

На обложке Невидимый Град Китеж. С картины худ. К. Горбатова