Солнце уже давно перевалило за середину небосвода, когда Спец получил сообщение, что вертолет прибудет только утром. Он крайне эмоционально и очень недипломатично отозвался о Карузо и с удрученным видом побрел к товарищам. Гном и Малыш сидели в полной боевой готовности у входа в небольшой и не очень глубокий грот, который они нашли относительно недавно. Он был невелик по размерам и заканчивался глухим завалом. Прямо перед входом валялись остатки каких-то старых механизмов. Гном предположил, что тут была шахта, а останки механизмов – это оборудование, которое не смогли вывезти, когда поняли, что шахта бесперспективна. Завал, похоже, тоже они устроили. Гном разглядел на стенах следы искусственной выработки. Вход явно расширяли. Пещера показалась удобной. Лежек крупного зверя не обнаружено, пещера глухая, проход со стороны спины закрыт завалом, а вход хоть и широкий, но вполне может быть перекрыт даже двумя стрелками.

– Печальные новости, парни, – сказал Спец, подходя ближе. – Вертолет будет только завтра утром. Нам предстоит еще одна веселая ночь. Предлагаю ночевать в этой пещере.

– Вот суки, – зло огрызнулся Гном.

– Может, заподозрили чего? – Малыш посмотрел на командира.

– Может, и заподозрили, только все равно отступать поздно. Как ты там говоришь? Матч состоится при любой погоде.

– Все верно, тренер, состоится. Что делать будем?

– Будем к ночевке готовиться. Здесь место козырное, заночуем тут. Только дрова нужны.

– Еще бы вход заложить, – задумчиво произнес Малыш. – Но у нас времени нет.

– Нет, – согласился Спец. – Но давайте решать проблемы по мере поступления. Я там повыше два дерева видел. Сухостой. Берем инструмент – и вперед.

– Садист ты, тренер, – беззлобно проворчал Малыш. – Я столько даже в интернате не работал.

– Тяжело в лечении – легко в гробу, – оптимистично отозвался командир.

– И пошляк, – мрачно подытожил Гном, доставая пилу. – И шутки у тебя плоские.

– Не дрейфь. Это сухостой. Завалим быстро. Главное, вниз спустить.

– Спустимся – подамся на лесозаготовки. Все выгодней, и шкура целее, – проворчал Малыш.

– Все, кончай базар. У нас работы до темноты выше крыши.

Заготовки дров прошли на удивление быстро. Деревья действительно были сухими, росли недалеко. Несколько выверенных ударов топором, могучий рывок – и дерево лежит. Попилили сучья – и можно тащить, а кое-где и просто сбросить. Словом, все донесли и сложили внутри пещеры. Значительно дольше провозились с заготовкой более мелкого хвороста. До наступления сумерек Спец уже сложил костры и даже оборудовал закрытые позиции на случай, если нападающим взбредет в голову завязать перестрелку, для этих целей были выбраны естественные ниши в стенах пещеры, которые укрепили камнями, взятыми из завала.

Когда строительные работы были закончены и Малыш принес в большом походном мешке воду, чуткое ухо Гнома уловило какое-то шевеление по ту сторону завала. Он знаком призвал товарищей соблюдать тишину и позвал командира. Тот оставил Малыша наблюдать за входом, а сам, приложив ухо к холодным камням, превратился в слух. Сначала он ничего не слышал, потом послышалось шуршание, а еще немного погодя донеслись приглушенные голоса.

– В тыл выходят, гады, – одними губами прокомментировал Гном.

– Возможно, но что-то не так, – точно так же ответил Спец. – Они между собой разговаривают, а может, не они еще. Прячемся. Ждем, пока выйдут все. Гранаты приготовить, без команды не стрелять.

В томительном ожидании прошел час. Солнце скрылось за вершинами. Из воздуха начал уходить зной. Небо потемнело, постепенно превращаясь в фиолетовое. Малыш, оставшийся прикрывать вход, заметно нервничал, но костра не разжигал, ожидая команды.

Шум с другой стороны явно усилился. Голоса доносились ясно, и принадлежали они сбежавшим туристам. Основной звук шел из правой стороны завала. Неожиданно оттуда вывалился большой камень и покатился вниз. За ним еще один. Из стены вырвался электрический луч.

– Кажись, зашаталось, есть проход, – оповестил голос из-за стены.

– Чего орешь, дурень? – оборвал его другой. – Сейчас все завалится на фиг или эти сбегутся. Не отмашемся.

– Не шипи, – отозвался первый. – Зови Паука и свет дай. Не вижу ни черта.

Опять тишина. Звук осыпающихся камней. Шуршание, тихие ругательства. Потом довольный голос шепотом известил:

– Я был прав. Этот карман завал почти не затронул. Тут до выхода рукой подать. Только свет еще дай. Темно, как у негра в дупле…

– Везет тебе, Крот, ты везде был, все видел. Держи мой фонарь, он еще работает. Помой потом, ведь в дупло полезешь. Только наружу сам не вылезай. Я Рахмана кликну.

– Отвянь, Бригадир. Пещеры – моя стихия, я их сердцем чую. Давай лом и зови Паука, сейчас выход будет.

Через несколько секунд послышались глухие удары по камню.

– Это туристы, тренер, – шепнул проницательный Гном.

– Вижу. Только еще разобраться надо, что это за туристы. Хотя, похоже, живые. Им свет нужен. Без команды не стрелять.

– Бригадир, есть проход, – донеслось справа. – Вижу свет! Где Паук?

– Замыкает, с Максом возится. Говорит, угрозы не чует.

Из-за стены послышалось натужное сопение, и по камням скатился полуголый, грязный, как свинозавр, худосочный турист с ломом в руке. Он наспех осмотрелся, что-то сказал и тут же полез наверх разбрасывать камни, расширяя проход.

Через несколько минут в пещеру влез командир туристов. Сразу за ним выскочил долговязый парень, который и организовал памятный побег. Пока он настороженно осматривался, из ниши выпал еще один. Такой же полуголый и донельзя грязный.

– Все целы? – спросил Бригадир.

– Целы, – отозвался последний.

– Всем стоять, – скомандовал долговязый. – Здесь кто-то есть.

Он и командир туристов сразу выдвинулись вперед и, выхватив нож и саблю, стали пристально всматриваться в полумрак грота.

– Отгадал, противный, сдаюсь.

Спец вышел из укрытия. В туристов ударило два мощных луча фонарей. В пещере стало светло как днем. Туристы зажмурились, прикрыв глаза рукой.

– Стойте, где стоите, и не дергайтесь. Любое резкое движение – и мы стреляем. Оружие на пол. Живо!

Бригадир положил руку на плечо Рахману и произнес:

– Не нервничай, мы все поняли. На пол так на пол.

Он положил свою саблю перед собой. То же сделал и Макс, а Крот бросил лом. Последним нехотя, медленно и очень аккуратно положил свой нож Рахман.

– Молодцы, теперь отойдите в сторону, к другой стенке. Вот так. А теперь рассказывайте, какими судьбами тут очутились.

– А ты не знаешь? – удивился Бригадир. – Твоими стараниями и очутились. Ты лучше расскажи – где остальные? Всех убил?

– Я никого не убивал и убивать не собираюсь, – зло ответил Спец. – Ты, командир, идиот, раз повелся на трюки этого сумасшедшего, но это дело прошлое. Важнее знать, кто вы такие сейчас. Или, может, что вы такое?

– Вот те на! Целый день в нас пушкой тыкал, а тут познакомиться решил?

– Тише, Бригадир, – вступил в разговор Рахман. – Он хочет знать, люди мы еще или уже нет. Так?

Спец кивнул.

– Люди мы, люди. Настоящие, живые. Света не боимся. Только грязные и замерзли очень. Нам бы у костра погреться да пожрать еще. Со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. Еда есть?

– Есть консервов немного, к костру проходите. Только по одному. Ты первый.

Спец указал на Крота и кинул наручники Бригадиру.

– Надень на него. Связанными побудете. Пока я не смогу убедиться, что вы люди.

Крот подошел, боязливо озираясь. Бригадир щелкнул наручниками. Гном, держа под прицелом, сопроводил Крота к огню. Там связал ему ноги и взял следующего. Усадив таким образом всех к костру, бандиты роздали туристам по банке консервов. Стволов при этом не опускали.

– Полегче, полегче, – сказал Спец, наблюдая, как голодные парни поглощают нехитрую пищу. – Остыньте, а то животы схватит. Скоро котелок поставим, кашу сделаем.

– Где остальные? – резко спросил Бригадир.

– Больше нет никого. Были, да все вышли, – просто ответил Спец.

– Ты всех убил?

– Повторяю для тупых. Я никого не убивал и не собирался. Это ты своих убил, когда обвал устроил, вернее, ты их бросил. Я тогда спас, но не уберег.

– Ты столкнулся с тварями? – вступил в разговор Рахман.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Неживые, твари. Судя по тому, сколько вас осталось, ты с ними встречался.

– Да уж, – согласился Спец, – ночка была не из легких. Ваших Дрона и Баламута убил Боцман. А Дока Санек забрал, он живой был, а стал тварью. Так что я вас развязывать пока погожу, понаблюдаю. У меня и так всего двое осталось. Расскажите теперь – как вы дошли?

– Твоего Абрека убил я, – спокойно отвечал Рахман. – А троих наших забрали они. Развяжи нас, твари близко. Вам самим не справиться.

– Ничего, посидите. Мы ту ночь пережили и эту переживем. Развяжу, когда пойму, что вы – не они.

– Развяжет он, как же! – возмутился Бригадир. – Он Боцмана убил, как комара прихлопнул. А в пещеру повел, чтобы шлепнуть было сподручнее.

– Угомонись, вы тоже не ангелы. Вон Абрека замочили, – устало проговорил Спец. – Боцмана твоего я не убивал, только ранил. Пуля навылет, кость не задета. Больно, согласен, но от такого не умирают. А вот если бы я его тогда шлепнул, мои люди целыми, может быть, остались бы, да и твои тоже.

– Да пошел ты!

– Ты бы сам рот свой закрыл. Не в том положении, чтобы тявкать. Пристрелю, рука не дрогнет. Я теперь ученый, да и терять нечего.

– Тебя как зовут? – спокойно спросил Рахман.

– Зовите меня Спец. Так не ошибетесь.

– Так вот, Спец, ты не до конца понимаешь опасность. Ты, конечно, крут без меры, раз сумел выжить, но второй раз удача может не улыбнуться. Ты ночевку устроил возле разрисованного камня, там, где моя палатка стояла?

– Нет, – ответил Спец озадаченно. – Но я приволок его в свой лагерь.

– Зачем?

– Не знаю. Так показалось правильно. А ты откуда про камень знаешь? Санек про него тоже говорил.

– Так это я его нашел и расписал. Это была защита, оберег. Ты правильно сделал, что его к себе приволок. Иначе бы они разорвали вас в клочья.

– Почему это?

– Рисунки там непростые. Они тварей ослабляют. Кстати, в этой пещере тоже есть знаки, только слабые. Не помогут. Я могу обновить. Если успею, то переночуем относительно безопасно.

Спец пристально посмотрел на Рахмана и произнес:

– Второй раз ты меня не проведешь. Я дважды на одни грабли не наступаю.

– Я и не думаю, просто хочу жить. Если я поставлю охранные знаки, твари в пещеру не войдут. Вон парни тоже не верили поначалу. Теперь даже Бригадир на себе рисунок сделал.

Бригадир угрюмо кивнул и продемонстрировал свежий шрам. Спец задумался и сказал:

– Хорошо в твоих словах есть смысл, но я подстрахуюсь. Ты будешь привязан за ноги, плюс у тебя к спине прикреплена граната. На гранате леска. За леской я. Попытаешься сбежать – я дерну, ты взорвешься.

– Хорошо, только мне нужен мой нож.

– А вот это дудки. Ножа не дам.

– Я без ножа не могу, да и потом, я для тебя только с ножом угрозы не представляю. Вас трое. У вас автоматы.

– Ладно, дам я тебе твой нож. Но только объясняй каждый шаг, чтобы я все видел. Я буду очень внимательно следить.

Спец отдал Рахману свою разгрузку. Спрятал в одном из карманов гранату с привязанной к предохранительному кольцу леской. Эту леску Спец держал в свободной руке. К ногам привязали веревки, за которые держали соответственно Малыш и Гном, разошедшиеся в разные стороны. Спец передал Рахману нож, и тот, не обращая никакого внимания на веревки, принялся внимательно обследовать пол и стены. Он нашел остатки старых выбитых знаков и подновил их. Кроме того, нанес несколько новых символов. Для этого использовал горящую головешку, сухой спирт, масло и глину. Пока его рисунки горели, он пел на неизвестном языке, все больше напоминая свихнувшегося пещерного шамана. Как ни странно, природа отзывалась на звук его песни: то в такт ему закричит птица, то завоет ветер, да и огонь горел странно, не по правилам, а в соответствии с тональностью загадочной мелодии. Потом все стихло. Рахман устало опустил плечи и пошел к остальным пленникам.

– Стой! – скомандовал Спец. – Положи нож. Теперь аккуратно сними куртку. Теперь иди к Гному, он снимет веревки. Руки за головой.

Гном снял веревки, проводил к костру и связал ноги. Рахман сел рядом с Бригадиром и произнес:

– Послушай, Спец. Я знаю, что вам пришлось нелегко, но и мы тоже не просто так гуляли. Вымотались, замерзли, проголодались. Тут вы еще стволами в лицо тычете. Пойми же, мы не враги.

– За всех не говори, – буркнул Бригадир.

– По крайней мере не сейчас, – поправился Рахман. – У нас сейчас одна общая задача – живыми уйти. Ты же видишь, что мы люди. Света не боимся, на вас не бросаемся. Развяжи ребят. Вам же безопаснее.

– То, что вы на людей не кидаетесь, еще не делает вас людьми. Санек тоже сначала не бросался. У костра с нами сидел, кушал и даже от тварей отбивался. А потом взял да и убил Морро и Дока увел.

– Санек все же переродился. – Рахман обратился к Бригадиру. – Я говорил тебе, убить его надо. Вот тебе твой гуманизм как оборачивается.

Рахман заинтересованно посмотрел на Спеца и спросил:

– А как он выглядел? Как ушел? Что говорил? Не упоминал Жнеца или других имен странных? Постарайся вспомнить, это важно.

Спец задумался, опустил автомат на колени. Так посидел несколько секунд, закрыв глаза.

– Нет, ничего не помню. Помню, что его Боцман сначала схватил, но потом бросил. Мы его обратно в круг занесли, он без сознания был, долго в себя не приходил. Когда очнулся, молчал. Спирт пил и молчал. А потом взял Морро и ушел. Я больше ничего не помню. Может, ты помнишь, Гном?

– Нет, мы его отсадили. С ним Док был и Морро. Он там бредил, но что бормотал – я не разбирался. Да, когда уходил, заявил, что Паук нам подарок сделал, камень этот самый. Если бы не он, то красная карточка всем давно. И все.

– Так он двоих забрал?

– Нет, только Морро. Дока потом увел, когда туман был.

– Так на вас туман пустили, а вы еще живы?! Только Дока забрали, и все?

– Ну, пришлось попотеть.

– Снимаю шляпу, ты настоящий воин. Железная воля. Колдовство очень сильное. Волю подавляет. Камень, конечно, ослабил, но все же. Немудрено, что от вас на время отстали, сил не осталось. Но не волнуйся, сегодня заявятся.

– Обнадеживает, – сказал Спец. – А ты откуда все знаешь? Может, ты казачок засланный?

– Ты, казачок, благодаря мне тут сидишь. Я тот камень нашел и в оберег превратил, силой напитал. Да еще боги тебя, дурака, любят. Нужен ты им для чего-то, раз надоумили этот камень на стоянку приволочь. Ходил бы ты сейчас у Санька в рабстве…

– Ну действительно, – вступил Крот. – Вы что, не видите, что мы не враги? Развяжите или расстреляйте к чертовой матери! Надоело все!

Спец ничего не ответил. Он молча наблюдал за туристами, не убирая ствола в сторону. Гном, как бы утратив интерес к новым постояльцам пещеры, сменил Малыша на боевом посту. Малыш же к туристам не пошел, а занял позицию в укрытии, оставляя, впрочем, их в секторе обстрела. Молчаливая пауза затянулась.

– Есть движение, – тихо сообщил Гном через некоторое время.

Малыш тут же переключил свое внимание на вход. Спец осторожно, как бы нехотя, переместился ближе к Гному. Из-за огненной дымки донеслись звуки падающих камней.

– Эй! – Рахман пытался привлечь внимание ближе всех сидящего Малыша. Тот вопросительно посмотрел в его сторону.

– Верх контролируй, потолок, понизу они не прорвутся. Сверху попрут, там знаков нет. Передай своим.

Малыш кивнул и, в два шага преодолев расстояние до командира, что-то шепнул ему на ухо. Спец бросил короткий взгляд на туристов, потом тихо приказал Гному, и тот быстро сместился вглубь пещеры. На месте, где сидел Гном, Спец разместил рюкзак, на который накинул свою разгрузку. Сам же сдвинулся в сторону и затаился. Долго ждать не пришлось, снаружи послышался мерзкий голос Санька:

– Вы здесь? Недалеко ушли. Я искал пониже. Признаться, вы меня обманули.

Отраженный эхом голос, казалось, бил прямо в мозг, вызывая приступы паники.

– А вы решили от меня в пещере укрыться? Зря, Гена, зря. Я тут живу. Гора – мой дом, здесь тебя даже брать неинтересно.

Со всех сторон послышался противный металлический смех.

– Давай так, Гена, я тебе дам фору. Часа четыре хватит? Обещаю раньше не стартовать. Убежите – вы выиграли. Я даже золотишка подброшу. Ну а нет – так хоть повеселимся.

Спец знаком приказал всем молчать и приготовить фонари.

– Что молчишь? Али уснул? Так не спи, не надо.

Спец неожиданно врубил фонарь, направив луч в потолок. То же сделал и Гном. Яркий электрический луч высветил на неосвещенном прежде участке потолка две человекообразные фигуры. Автоматы полыхнули пламенем. Звонко щелкнули пули. Тени быстро соскользнули вниз, где были встречены автоматной очередью Малыша. Жуткий вопль резанул по ушам. Твари выпрыгнули наружу прямо через огонь. Одна из них по пути ухватила с собой приготовленный Спецом муляж. Снаружи раздался взрыв и еще один душераздирающий вопль, потом все стихло.

– Пригодилась задумка! – довольно произнес Спец, демонстрируя намотанную на палец леску. – Только разгрузку жалко. Где я такую еще найду? Под себя делал.

– Это был Морро, – грустно произнес Гном. – Это он был. Друг. Я узнал его. А я еще надеялся…

– И, по-моему, Каа, – вмешался Крот. – Похоже на него. Голова так же болталась… Ну тот, который разгрузку твою забрал.

– Кто бы то ни был, это уже не он. – Спец взял большую охапку дров. – Гном, прикрой. Малыш, за верхом последи.

– Не бойся, – спокойно сказал Рахман. – Они уже отошли.

– А ты откуда знаешь?

– Чую, ты одного достал, они отошли. Недалеко, но отошли. И ненадолго. Думаю, минут на сорок. Сейчас своего сожрут и вернутся.

– Вернутся – встретим.

– Надо потолок закрыть.

– Как?

– Не знаю. Я туда не долезу.

– А если мне на плечи встанешь?

– Тогда почти все закрою.

– Хорошо. Вы, похоже, чистые. Иначе зачем тебе про потолок предупреждать было. Я бы проворонил. Я вас развяжу, но приглядывать буду.

Спец вместе с Гномом быстро освободили пленников.

– Я тебе все равно не доверяю, – сказал Спец Рахману. – Всегда на мушке держать буду. Учти и приступай.

– Мне нужна веревка, можно тонкую, и жидкость горючая. Веревку надо пропитать, закрепить на потолке и поджечь. Надо, чтобы рисунок сохранился. Для этого можно использовать смолу с деревьев, опилки и сухой спирт. Надо все это как-то размешать, чтобы получилась клейкая и горючая субстанция, чтобы к потолку прилипла. Можно масло туда добавить, если есть. Жир.

– Это можно из консервов наковырять, – подключился Крот.

– А еще порох из патронов добавить, – внес рацпредложение Макс.

– Хорошая идея. Теперь надо подумать, как все это смешать.

– Ты с пластидом работать умеешь? – неожиданно спросил Спец.

– Нет. Что это?

– Взрывчатка.

– Нет, не пойдет. Мне выжечь надо, а не взорвать.

– Дурень, она без детонатора не взрывается, а горит хорошо. И мажется, как пластилин. Намазал, поджег – вот тебе и рисунок. У меня осталось немного, могу дать.

– Отлично, тогда, может, и успеем. Давай свою взрывчатку.

Он обернулся к своим товарищам и сказал:

– Крот, Макс, мне нужна смола. На ее основе надо сделать эту горючую субстанцию, только быстро. Бригадир, возьми Малыша и заделайте дырку, через которую мы влезли. Только чтобы воздух проходил. Они могут там полезть. Надо, чтобы мы это услышали. Гном, отдай мне мой нож! Это принципиально. Я без него не могу работать.

Гном посмотрел на командира, тот кивнул, и Гном вернул нож Рахману, который принял оружие с благоговением. Поднес клинок ко лбу, к груди, к глазам, потом поцеловал и только после этого убрал в специальный карман на брюках.

– Давай показывай, как с твоей взрывчаткой работать.

Следующие несколько десятков минут прошли в напряженной работе. Крот с Максом сотворили нечто вязкое и горючее, расплели веревку на тонкие нити и обработали своим составом. Получилось немного, но Рахман сказал, что должно хватить. Бригадир, отправившийся вместе с Малышом замуровывать проход, соорудили целую систему ловушек для непрошеных гостей. Спец раскатал пластид на тонкие колбаски, которыми Рахман разукрашивал потолок, стоя на могучих плечах Гнома. Используя веревки и пластид, Рахман начертал на потолке три больших знака, один из которых был похож на беременную рогатую лошадь, второй состоял из нескольких прерывистых палочек, закрытых сверху и снизу треугольниками, а третий был разновидностью свастики, только немного более сложной.

Закончив, Рахман потребовал факел и поджег свои рисунки, выкрикивая резкие непонятные слова. Сотворенные им знаки вспыхивали ярко и горели в полном соответствии с тональностью произносимых фраз. Гипнотическую торжественность момента прервал камень, вылетевший из темноты и чуть не попавший Гному в голову, за ним последовал второй.

– В укрытие, – скомандовал Спец, открыв беспорядочную стрельбу в сторону, откуда летели булыжники.

Все кинулись в укрытие. Только Гном с раскачивающимся на его шее Рахманом памятником стояли на проходе, не обращая внимания на летящие с огромной силой снаряды, и Спец, палящий наугад в темноту. Так продолжалось недолго. Средних размеров камень попал Гному в живот. Тот шумно выдохнул и свалился как подкошенный. Сверху упруго приземлился Рахман. Он схватил Гнома за шиворот и поволок вглубь, к укрытию. Протащить смог метра полтора, когда еще один булыжник угодил ему точно в лоб. Потеряв сознание, он рухнул около Гнома. Брошенная Спецом граната ненадолго отвлекла нападавших и позволила Бригадиру и Малышу оттащить товарищей в безопасное место. Бригадир подхватил автомат Гнома и бросился на подмогу Спецу. Создав необходимую плотность огня, они смогли отойти за выступ. Обстрел возобновился.

– Их так просто не возьмешь! – прокричал Бригадир в ухо. – Надо головы рубить.

– Знаю, – ответил Спец. – И нечего так орать.

– У нас две сабли было. Где они?

– Вон стоят. – Спец указал на небольшую нишу метрах в двух от входа.

– Надо забрать. Сейчас артподготовка закончится, они и попрут. Прикрой.

Спец швырнул еще одну гранату. Его примеру последовал Малыш. Две вспышки выхватили брызнувшие врассыпную тени. Бригадир, воспользовавшись заминкой, схватил сабли и вернулся назад. Он бросил палаш Малышу.

– Руби, как полезут. Это эффективнее.

Он ехидно усмехнулся в лицо Спецу.

– Извини, но тебе не досталось.

– Без сопливых скользко, – ответил тот, доставая «глок». – Сам своей зубочисткой ковыряйся. Я таких…

Что именно он с такими делал, Бригадир не услышал, поскольку в этот момент в пещеру влетело большое бревно, разбросав основной костер. Следом с потолка рухнули двое. Перепачканные кровью и грязью лица перекошены ненавистью и злобой. Нечеловеческие, хищные глаза, почти лишенные белков, нашли Бригадира и Спеца. Твари были быстры. Чудовищно быстры. Они атаковали словно две размытые тени, но Спец и Бригадир были готовы. Пистолетная пуля притормозила вырвавшегося вперед монстра, вторая откинула его назад. Этого хватило Бригадиру, чтобы нанести сильный удар саблей. В голову он, к своему сожалению, не попал, тварь успела закрыться рукой. Это неожиданное препятствие изменило направление удара, и каленая сталь, перерубив кисть, врезалась в район ключицы, где благополучно и застряла. Для любого живого существа эта рана была бы смертельной, но для демонического создания это не стало существенным препятствием и даже не притормозило его. Оставшейся рукой тварь выбила саблю и атаковала, вынудив Бригадира на шаг, потом еще на один. И вот уже он вынужден уходить перекатом. Дальнейших атак не последовало, в дело вступил Малыш, который метким предупредительным выстрелом в голову обозначил серьезность своих намерений. Тварь, в прямом смысле слова хорошенько пораскинув мозгами, выпала в осадок. Но праздновать победу было еще рано. Вторая тварь активно наседала на Спеца, которому приходилось очень туго. Пистолет у него выбили, ножа достать не успел. Тварь прижала его к стене и пыталась рвать на части. Ситуация была близка к критической. Бригадир, не раздумывая, бросился на помощь. Мощным ударом ноги он отшвырнул тварь от Спеца и, не давая тому опомниться, продолжил атаку, однако преуспел не очень. Сильные, очень сильные руки оторвали его от земли. Бригадир извернулся и ударил тварь ногой в грудь. Помогло слабо. Существо разжало одну руку, и Бригадир шлепнулся на землю, больно ударившись головой и на секунду потеряв сознание. Когда очнулся, он понял, что его волокут за ногу к выходу. Нельзя сказать, чтобы его это обрадовало, но сделать ничего не мог. Почему-то вспомнилось, что его телом завладеть не удастся. Эта мысль странным образом приободрила. Бригадир собрался и ударил ногой по запястью. Тварь, видимо, не ожидала такого подвоха и на мгновение выронила свою добычу. Впрочем, это дало лишь короткую передышку. Невероятно быстро существо перехватило ногу и продолжило свой путь. Но тут на спину монстру прыгнул Спец, увлекая его за собой на землю. Они покатились по полу и остановились прямо посредине знака, нарисованного Рахманом. Вдруг почти невидимые линии вспыхнули странным зеленым огнем. Тварь завизжала как ошпаренная, закрутилась, потом вскочила и бросилась наутек, не разбирая дороги. Темнота снаружи завопила, завыла различными голосами. Потом все стихло.

– Я думал – все, конец, – сказал Бригадир, протягивая Спецу руку. – Спасибо, что помог.

– И тебе спасибо, – сказал Спец, принимая руку. – Без тебя меня бы на лоскуты порвали.

Спец встал. Мужчины посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Как там Гном? И этот, шаман рыжий… Как его? Рамзан?

– Рахман.

– Жить будут, тренер, – отозвался Малыш. – Оба в нокауте, но уже отходят.

Рахман открыл глаза, быстро огляделся, как бы пересчитывая присутствующих, немного задержал взгляд на останках твари, ощупал наливающуюся на лбу огромную шишку и изрек:

– Все живы? Я что-то пропустил?

– Ничего серьезного, – сообщил словоохотливый Крот. – Пока ты тут во сне рога отращивал, сюда ворвались две твари. Напали на Бригадира и Спеца. Одну успокоили, а вторая ушла. Быстро так, бегом.

– А как они прошли?

– По потолку, как и в прошлый раз.

– Значит, не успел… Не успел, говорю, контур полностью закрыть. Теперь они могут пройти, но только там, где не закончил. Надо этот участок осветить на постоянку. А что со вторым? Почему убег?

– Он со Спецом полежать решил, но потом загорелся. Обматерил всех и умчался.

– Рахман, а что эта за фишка со знаками? Эта тварь на знак попала. Знак загорелся, и она сбежала. Что это?

– В том-то и фокус. Они через знаки пройти не могут, больно им очень. Этот, который в знак попал, скорее всего, сгорел. Так что они до утра вряд ли сунутся, но потолок надо контролировать. Там только один участок остался.

– Давайте пожрем лучше. Кто-то кашу обещал, – вспомнил Крот.

Чехарда событий последних дней, бесконечные погони, драки, потери, мистика, крушение всех жизненных установок и основ восприятия действительности притупили чувство страха и опасности. На протяжении последних дней смерть всегда была рядом и уже не воспринималась как что-то необычное. Грань между реальностью и вымыслом стерлась окончательно. Единственной надежной опорой и ориентиром в этом мире оставались его старшие товарищи, которым он после подводной одиссеи стал верить безоговорочно. Если Бригадир и Рахман сказали, что опасности нет, значит, можно расслабиться. А еще голод. Жуткий, всепоглощающий голод, мешающий думать о чем-либо постороннем, кроме еды. Несчастная банка консервов лишь раздразнила аппетит, поэтому при первой возможности Крот заговорил о хлебе насущном:

– Уже часа три как обещали, а пока только развлекаемся. То смолу выковыриваем, то граффити рисуем. Я жрать хочу.

– И то верно, тренер, – поддержал Малыш. – Мы когда в интернате были, знаешь, как нас кормили?! А на сборах еще талоны давали. И все потому, что понимали: голодный спортсмен – не боец.

– Хорошо, – согласился Спец. – Мы с Бригадиром восстанавливаем костры, а вы кашу варите.

Следующие полтора часа прошли в приятной суете. Рахман разделал труп твари и выбросил его за пределы пещеры, обновил обережные знаки, установил свет. Малыш и Крот приготовили еду. Классифицировать получившееся блюдо было невозможно. Проголодавшиеся парни не стали мудрствовать лукаво, а просто сварили крупу и вывалили в нее все консервы. Малыш хотел было возразить, но Кроту и Максу было не до гастрономических изысков. В итоге Малыш просто не успел что-либо сделать. Первая порция еды была уничтожена почти мгновенно. Малыш и Гном с отеческой снисходительностью наблюдали за туристами, жадно поглощающими странное варево. Вторая порция готовилась уже избирательно. Гном сделал рис с рыбой, получилось очень даже съедобно.

Насытившись, Крот протяжно зевнул, потянулся и спросил осоловевшим голосом:

– А че, нам сегодня спать полагается? Я бы не отказался. На завтра силы накопить надо, а без здорового сна это нереально. Все уважающие себя богатыри так поступают. Ибо мудр народ. Сон недаром богатырским называют. Нет, я серьезно, если они сегодня больше не сунутся, может, караул определим, а остальные баиньки?

Макс зябко поежился.

– Не хотел бы я проснуться с перегрызенной глоткой.

– Как раз с перегрызенной не проснешься.

– Ну, тогда конечно. Успокоил. Тогда буду спать спокойно. Как говорил великий мыслитель Задолбалбей ибн Бином, мир им обоим, «Кто рано встает, у того хлеб не встает». Ну, в смысле вставать надо с петухами, в смысле рано, чтобы хлеб замесить. Может, я что-то неправильно перевел, не обессудьте. Будет моя смена – трясите сильнее.

Сказав это, Макс вытянулся во весь рост и немедленно засопел. Крот последовал его примеру. Гном и Малыш уснули чуть позже, получив добро от командира. Гном передал свое оружие Бригадиру. Рахман от оружия отказался, ограничившись саблей.

– Как вы дальше думаете? – поинтересовался Бригадир, после того как Спец подробно рассказал о событиях прошлой ночи.

– Думаю, что раз Барин всю эту кашу заварил, то он не даст нам просто уйти отсюда, – ответил Спец, помолчав. – Тем более без Санька. А за Санька он будет мстить всем, и вы не исключение. Уйти так же, как и пришли, не получится. Там вас встретят. Перекрыто все. Да и по его земле незамеченными не прошмыгнете. Предлагаю с нами, мы на завтра вертолет ждем. Я с Барином связался, сказал, что у нас завал, есть раненые, мол, вертолет нужен. Просили на сегодня – пришлют только завтра. Думаем захватить и свалить на нем.

– Куда?

– Пока без деталей, но думаю немного отсидеться – и на Украину, там сейчас такое начнется…

– А что там? – удивился Рахман.

– А ты не знаешь? Война там. Настоящая. Бойцов вербуют только в путь! Ну а где война, там зашхериться раз плюнуть. Никто не найдет. Давайте вместе. Там ксивы новые справим. Я через казачков знакомых все организую. Все будет в шоколаде.

– Предложение заманчивое, – ответил Бригадир. – Я и сам на эту тему думал, ну в смысле про Украину. Но все же зачем так радикально? Неужели Барин и за Уралом достанет?

– Если найдет, то достанет. Тут много ума не надо, только деньги, а они у него есть. На полк таких, как мы, хватит. Он жадный, но на нас экономить не станет. Для него сейчас понты дороже.

– Охоту можно остановить, убив самого охотника, – изрек Рахман.

– Согласен. – Спец с сожалением посмотрел на кружку и на пустой мешок-флягу. – Эх, сейчас бы чайку, да покрепче.

Он немного помолчал задумчиво и произнес:

– Барина я сам убью, у меня с ним свои счеты. Но теперь с ним открыто воевать – чистое самоубийство. Для победы сейчас надо отступить и потеряться. Потом, когда расслабится, я верну должок. Я долги всегда возвращаю.

Взгляд Спеца в одно мгновение стал холодным, жестоким, глаза приобрели стальной отблеск.

– Да уж, наслышан. – Бригадир поморщился. – Тобой детей пугают.

– Правильно, пусть пугают. – Спец криво усмехнулся. – В том-то и фишка. Привирают, конечно, но суть одна. За каждую подлость придется ответить, око за око. И никто не спасется, независимо от обстоятельств.

– А дети? Они тоже око за око? Ты же целыми семьями вырезал!

– И такое было, – не стал отпираться Спец. – Не часто, но было. Сволочи должны знать, что если они обрекли на смерть много людей, то их род будет отвечать. Весь, целиком, включая женщин, детей и даже собак.

– Что ты такое несешь? При чем тут дети?

– При том, что их папаши или мамаши сволочи. От осинки не родятся апельсинки, они такими же вырастут. Да и потом, как это ни при чем?! Они жируют на чужих костях! – Спец повысил голос. – Да что тебе объяснять, ты не терял по пятнадцать друзей из-за того, что какая-то командная мразь вертушку не дала, проверяющих из Москвы на ней катала. Или оружие, нам присланное и очень нужное, чехам продавали. Ты не терял, а я терял! А у них тоже дети, семьи. Или менты, которые наркоту крышуют. Они тоже не достойны? Сколько детей угробили! А их дети за бугром учатся, бабушек на перекрестках сбивают, миллионы в казино проигрывают. Где деньги взяли? На крови. Заслуживают смерти? По мне – да! За то, что папаша сотворил, вся семья достойна смерти. Вся. Они не имеют права жить. Никто. Свое гнилое семя по планете им нельзя разбрасывать. Я могу тебе перечислить всех, кого я уничтожил. Поименно. Если среди них хоть один достойный будет, я пойду и ментам сдамся. Но нет таких.

– А Боцман? Он в чем виноват? Может, я чего не знаю?

– Я устал повторять: я Боцмана не убивал. Я не ангел, но Боцмана на меня не вешай. Ранил – да. Так надо было. Иначе бы крови больше пролилось. Может, мои хлопцы и перестарались, не знаю, но я его не убивал. Мы за ним с Доком пришли, но его уже на месте не было. Видимо, уполз куда-то.

– То есть ты из самых гуманных соображений стрелял.

– Пуля по касательной прошла. Кость не была задета. Кровопотеря приемлемая, от таких ран не умирают.

– От ран не умирают. Лучше сразу прибить одного, чем пытаться объяснить, чего хочешь. Если папа урод, то дети должны умереть. Мне одному это слух режет? – Бригадир, все больше распаляясь, обратился к Рахману.

– Не вижу противоречий, – ответил тот. – Все логично. И к тебе это имеет непосредственное отношение.

– Как это?

– А так. Если бы ты меня тогда послушал и убил Санька, многие были бы живы, включая, возможно, и Боцмана. Ты мне тогда не поверил, а вернее, не захотел поверить, еще вернее – не смог убить, проявил слабость, и вот результат. Санек все равно мертв, а вместе с ним и многие другие.

– Это совсем другое! – возмутился Бригадир.

– Это все то же. Про ответственность. Сделал один – отвечают все. Вопрос в том, может ли отвечать только человек или вся система. Я думаю, что может отвечать и система. Род – это система. Самая древняя и самая верная система. Род сотворил – род отвечает. Все верно.

– А при чем тут Санек?

– А при том, что была общность. Система. Ты ее лидер. Ты принял решение – ответили все. И ты это знаешь, как бы сам себя ни оправдывал.

– Но я…

– Расслабься. Мы все с этим живем. У воина нет другого пути. А ты воин. Мной, кстати, тоже детей пугали, и было за что. Я городами вырезал.

– Не понял. – Спец поправил автомат. – Это какими еще городами?

– Долгая история. Бригадир расскажет. Он, кажется, поверил, что я не вру.

– Так и мне расскажи. Я не тороплюсь. А после увиденного я в черта лысого поверю.

– Про то, что ты кого-то там вырезал, ты не рассказывал, – проворчал Бригадир. – Расскажи. Самому интересно послушать, что за монстр ты такой. Только ты первый нам расскажи, почему тебя мясником прозвали.

Бригадир повернулся к Спецу и посмотрел на него, не скрывая враждебности. Рахман молчал и рассеянно смотрел в костер. Пауза затягивалась, напряжение нарастало. Спец как бы невзначай расстегнул кобуру и сел поудобней. Бригадир также изменил положение корпуса, сместив точку концентрации внимания внутрь пещеры.

– Я гляжу, вы решили опять тварей покормить, – сказал Рахман. – Свежее решение. Они сожрать вас сейчас не могут, так хоть негативной энергией подкачаются. Молодцы. Запомните, это не вы, это вас в агрессию толкают. Любая ваша эмоция – им подпитка!

Он пошевелил палкой в углях, подняв столб разноцветных искр. Огонь вспыхнул ярче. Замысловатые тени бросились врассыпную.

– Я расскажу свою историю. Она тебе покажется сказкой. Им тоже показалась. Но сначала расскажи ты. Иначе Бригадир себя сожрет.

Спец бросил оценивающий взгляд на Рахмана, потом на Бригадира.

– Хорошо, расскажу. А то мы действительно друг друга передушим, не время сейчас. Только рассказывать особенно нечего. Мясником меня прозвали журналисты. История громкая была, сейчас перевирают много. А началось все в девяносто шестом. Я тогда только вуз окончил. Молодой был, зеленый. Спортом профессионально занимался. Боевое самбо. У нас в секции один чеченец был. Дружили мы с ним. Ну я так думал. Он меня к себе пригласил. Я рисовал хорошо, гравировки делал. На памятниках подрабатывал. Он и пригласил. Говорит, заодно и денег поднимем. Я повелся. Там меня схватили – и в рабство. Он же и продал. Я у них почти полгода… Наши искали. Местные прятали. Все. Даже дети. Я дважды бежал. Дважды местные ловили. Как скотину в стойло загоняли. Да я скотиной для них и был. Третий раз повезло – на своих вышел. Сразу в контрактники пошел. Подготовился, время было. Подобрал людей, выбрал момент и посетил аул. Вернул должок. Со всеми рассчитался. Никто не ушел. С тех пор и понеслось. Потом повзрослел, поумнел. Война – она быстро учит…

– С Чечней как раз вопросов к тебе нет. Плавали, знаем. Ты нам про свои подвиги в Питере расскажи.

– Да ты, я смотрю, мой фанат! Всю биографию знаешь. Хочешь про Питер – слушай про Питер. Там было так. После Чечни я в ментовке в Питере работал. По наркоте. Команда хорошая подобралась, из старых. Мы накрыли несколько сетей. На главных бенефициаров вышли. Ими, как догадываешься, власть держащие были. По ним работать не дали. Подставили и уволили вместе с Лехой и Славкой. Не посадили, потому как знали слишком много, а убить не смогли. Пытались, но не смогли. Тупо подставили и слили, но я не в обиде. В ту пору всю страну слили, как в унитаз, – что мы? Крови тогда много пролилось. Наших прилично полегло, но шваль мы капитально проредили. Из Питера нам надо было срочно уезжать – уж слишком многим мы поперек горла встали. Мы тогда в Красногорловку поехали, у Лехи там сестра была, к ней и поехали. А Красногорловка – это моногород. То есть вокруг одного предприятия построен. Этот завод олигарх местный захватил. Из бандитов, естественно. Он его решил обанкротить, оборудование на металлолом, людей – на свалку истории. Обычная по тем временам ситуация. В то время еще идеалы коммунизма не все забыли, в справедливость верили да и бороться могли, еще не все рабами стали. В общем, сцепились за завод. Директора своего выбрали, все по закону. Они же акционеры. Бандюганы приехали, всех разогнали. Кого-то убили. А менты, естественно, на стороне олигархата. Люди плачут, а что сделаешь? К нам пошли, умоляли. Мы дружину организовали, завод отбили. Все опять заработало, все довольны. Кризис миновал. Нас трижды убить пытались. Три бригады полегло, отбились. А потом новое руководство спелось с олигархом и продало ему всех. Нас однажды собрали и всех отравили. Гадость какую-то подсыпали, а потом добили. Леху и Славку тоже убили. И бабу Лехину: жениться осенью собрались. Лехина сестра, кстати, и убила. Ей там пообещали что-то. То ли сына вылечить, то ли еще чего, не суть. В общем, погибло человек двадцать. Я выжил по абсолютной случайности. Не было меня там просто. Меня искали, но не нашли. Менты и власти, как положено, все прикрыли. Мол, отравились водкой несколько человек. Все всё подписали и забыли. Потом еще долго добивали несогласных, устраивали пожары, ДТП. Я вернулся через год – завод уже распилили. Сестру Лехину кинули, людей выгнали, нищета, пьянство. Но я вернулся не помогать, мне этих людей не жалко. Это было общее предательство. Тогда почти все согласились. По крайней мере, все промолчали. Я мстить пришел. Я помнил всех, кто организовывал, кто уговаривал, кто исполнял, даже тех, кто дела закрывал, кто Леху со Славкой в печке сжег и в пропавшие без вести записал. Всех. В мой расширенный список сорок два человека вошло. За месяц все легли. А самые основные – вместе с семьями. Пришлось повозиться, конечно, особенно с директором и ментом главным. Один всех своих во Францию вывез, другой в Италию. Да и с олигархом местным тяжко пришлось. Я его сынка последнего только три года назад утихомирил. Он мне вендетту объявил. На людях и сходняках такие речи толкал, мамой клялся. А сам откупиться пытался, на коленях ползал. Сливал всех, кого знал, мразь. Это с его подачи газетчики на меня накинулись, во враги народа записали. Это они и погоняло придумали, главным злом объявили. А я не против, я для них и есть Зло.

– Я слышал другие истории, – произнес Бригадир недоверчиво.

– А от кого слышал-то? От журналюг или от ментов? Так им всем меня заказали. Или в ориентировке вычитал? Так я те ориентировки читал. Процентов на семьдесят вранье. На меня все повесили, даже свои преступления. Прежде всего свои преступления. Я для этого самая удобная кандидатура.

– Ну, в общем-то от них и слышал, – согласился Бригадир.

– То-то и оно. А дальше сам думай. Ты спросил, я ответил. Я не ангел, за мной много дел, но все, кого я упокоил, были того достойны. Может, и попался кто, но это случайно.

– А кто решает, кто чего достоин?

– В данном случае я. Я нашему правосудию не верю. А ты? Я по-любому чище, даже если и пристрелил кого ненароком. А за дела свои отвечу, возможно, очень скоро. Там все видят. Но я не боюсь. Я знаю, что прав. Теперь твоя история, Рахман.

– Но… – Бригадир не унимался.

– Подожди, я ответил. Дай послушать.

– Он прав, – подхватил Рахман. – У меня история похожа. Не знаю, с чего начать.

– Попробуй с самого начала. Не ошибешься, – предложил Спец.

– Ладно. Я с детства воином рос, меня так готовили. Все наше поселение нурманы вырезали. Отец меня спрятал. Щенка наказал охранять, а сам… Я видел, как он лег. Меня найти не сумели: княжич с дружиной малой подоспел. Он меня и нашел, а я на него с ножом кинулся. Пять лет мне было. Вот с тех пор я в походах, с ножа ел, с шелома пил. В семь лет взял первого ворога стрелой. В десять – саблей. Потом дружина. До воеводы дорос. Дальше школа особая, там витязей готовили. Бою с колдунами обучали. Потом служба. Ранение. Когда до службы сделался немощен, а до слов вызрел, стал отроков учить. Оставил их как-то – князь позвал. Вернулся, гляжу – лежат все отроки мои, некоторые даже мечей не достали. Остальные как стояли, так и легли, спина к спине. А мечи учебные в основном. Глаза открыты. Смотрят на мир наивно и с обидой. Как бы спрашивают: «За что?» Я тогда мечи собрал – и в погоню. Седмицу по следам бежал. Настиг. Это княжич был с малым десятком, а с ним послы заморские да монахи, служки бога нового иудейского. И колдовством за версту несет. Видать, мои увидали, что не положено было. Их всех и порешили. Я дождался момента подходящего да и все палатки посетил – и послов, и монахов. Всех. Последним к княжичу зашел. Всем мечам отроков моих тризные ножны подобрал. А на выходе меня стрелами побили. Но не убили, а к князю повезли. Тот меня изменником объявил, но сразу убивать не стал. Хотел, чтобы я оклемался, а уж потом с меня здорового шкуру содрать. В темницу бросили. Уже непосредственно перед казнью из поруба меня Кощей вытащил, он многих тогда освободил. Там и тати известные были. Но у него свой суд. Я тогда не понимал какой. Он многих освободил, но еще больше казнил. И князя нашего, и постельничего его, и казначея, и бояр родовитых. Не всех, но многих. И княгиню, что князь из-за моря привез, и, почитай, всех, кто с ней приехал, проповедников заморских, менестрелей, купцов и даже девок дворовых. Книги, имущество сжег, ближника Велеса убил, жрицу Макоши и еще несколько служителей рангом пониже. Я на тот момент не понимал ничего, дурной был. Защищать их бросился. На самого Кощея. Чистое самоубийство. Но он меня убивать не стал. Разоружил – и все, отпустил. Сказал, что я волен делать, что мне заблагорассудится. Разрешил участие в его суде принимать. Все по Кону. Я многое тогда узнал, глаза раскрылись. Одного не понял: как я раньше этого не видел. И не только я. Люди как допустили. Как нелюди стали элитой общества и все добровольно под их ярмо пошли. Кощей ушел – я остался. Вопросы стал задавать, до Великого Князя дошел. А он меня убить и приказал. Меня волхвы спасли, а Яга выходил. К Кощею направил. А Князь и Церковь меня пособником Кощея назвали, абсолютным Злом, по-вашему. Вот, собственно, и все.

– Красивая история. А где города вырезанные? Пока только про палатку слышал.

– Города позже были, когда я у Кощея на службе был. Особенно когда Хранителем стал. Наша задача основная – людей от скверны хранить. Иногда приходилось создавать целые санитарные зоны. Случалось убивать и здоровых, чтобы зараза не распространилась. Доводилось роды целые вырезать, и детей, и женщин беременных. Чтобы кровь эта дальше не распространялась. У колдунов и нелюдей – у них по крови все. Ну и народ кричит: «За что дитя невинное?» Кричит, конечно, не народ, а тот, кто знает, что оно не невинное и что из него монстр вырастет, но используют это в проповедях своих.

– Так ты воин Света или воин Тьмы?

– Не может быть воина Света или воина Тьмы, не бывает. Чушь это. Это как невинная проститутка или святой садист. Такие примеры есть, но это их так называют люди. К реальности никак не относится. Воин есть воин. Если он не использует для своей победы всех своих качеств, как достоинств, так и недостатков, он не может быть эффективным. Он может быть лишь солдатом, а не воином, оружием, а не орудием. Воин ни на что не жалуется, ни о чем не жалеет, его жизнь – бесконечный долг. А долг не может быть плохим или хорошим. Хранитель – это прежде всего воин. Нас зовут, когда совсем плохо. Умоляют, каются, а потом проклинают, когда угроза миновала. Называют убийцами, безжалостными, дикими, так всегда. Сначала зовут, потом предают, когда понимают, что зло в них самих или в их близких. Боятся, пытаются убить. Не получается. Тогда разжалобить хотят. А воин не знает жалости. Он видит скверну и убивает ее. И не суть важно, кто ее носитель. Мы не судим о вкусе конфеты по обертке. Понять это могут немногие, а принять – почти никто… Оттого и хулят, обвиняют, сочиняют небылицы. Наветы и осуждения – излюбленная месть глупцов. Такой у них способ казаться умнее, лучше. Человек слаб, а хочет быть, вернее казаться, сильным. Обычный человек всегда жалеет себя, а потому и других. А воин не может быть слабым. Он не испытывает жалости к себе, а потому и к другим. Человек труслив, он боится одиночества, смерти. Воин смерти не боится, он ее ждет, он к ней готовится всю жизнь. Само осознание неизбежности смерти заставляет его жить осмысленно, искать эту самую жизнь. Собственно, смерть для воина – главное событие в его жизни. Ведь именно она требует от него четкого понимания – достойны ли его цели его бытия. Ведь любая цель может оказаться последней. Поэтому воин должен выбирать такие цели, чтобы в момент смерти ему не было стыдно за свой выбор. Это и есть путь воина в небесные чертоги. Его мера. Его мост. У вас обоих есть эта искра, есть дух. Только в голове все криво…

– Красиво сказал, – подытожил Спец. – Душу греет. Но подожди, какая дружина, какой Кощей? Какой из тебя воин? Тебе лет двадцать пять от силы, ты и в армии наверняка не служил.

– И ты туда же. Я же предупреждал, что не поймешь.

– Так объясни.

– Опять… Ладно… Я воин. Был убит в этих местах давным-давно, только душа осталась вот в этом Кинжале. Паук, в чьем теле я сейчас пребываю, меня впустил к себе. Теперь я вместо него.

– Так ты один из них?

– Нет. Я – человек, они – нет. Это сущности из мира Нави. Вы их бесами называете. Верховодит ими сущность высокого порядка. Санек у нее на побегушках. Хотя сейчас это уже не Санек, а демон довольно высокого уровня. Сейчас их главный ищет себе подходящее тело. Если он возродится, мало никому не покажется. Я с ним не справлюсь. Поэтому я хочу его укротить до того, как он выберет тело. Других шансов у меня нет. Так понятно?

– Понятно. – Спец выразительно посмотрел на Бригадира, но, не найдя у него поддержки, продолжил: – И как ты его успокоить собираешься?

– Еще не знаю, но вам лучше уходить. Идея с вертолетом мне не нравится, но лучшей у меня нет.

– А ты что, не с нами?

– Нет, Бригадир, я не зря про воинов разглагольствовал. Мой долг – бороться с Навью. Пока тварь окончательно не возродится, у меня есть шанс. Я не могу уйти с вами.

– Я тебе помогу.

– Нет, Бригадир, я сам. Ты только помешаешь. Не обижайся, ты не знаешь этого мира. Я сам.

– Странный ты. Но выбор твой.

– Во сколько завтра вертолет?

– Часов в девять, не раньше. Вряд ли они по темноте вылетят.

– Тогда я вас покину на рассвете, вы без меня справитесь.

– Справимся, – заверил Спец. – Тем более что нас уже шестеро.

– Тогда я спать, у меня завтра дел много. Вам того же советую. Разбуди вон Крота или Макса, пусть дежурят. Твари сегодня вряд ли уже сунутся, но на всякий случай присмотреть надо. Они завтра на марше нападут, так что сегодня выспаться надо. Сами решайте, я спать.

С этими словами Рахман растянулся прямо на полу и закрыл глаза.